Новолетие, Славянский Новый год В связи с наступлением осени и нового года заканчивались многие работы в поле и начинались засидки (Фото: Alena Root, по лицензии ).
Костры для предков и дары страшному Деду. Как отмечали Новый год на Руси
Главные славянские праздники Древние славяне начинали новый год с дня весеннего равноденствия. Новый Год не христианский праздник как, скажем, Рождество. Сведений о праздновании восточными славянами Нового года в дохристианские времена не сохранилось. И сегодня староверы считают, что праздник Славянского Новолетия гораздо важнее Нового года.
Карачун и дерево мёртвых: тёмная сторона Нового года
Древние славяне праздновали начало Нового года в день появления новой луны в период весеннего равноденствия. С надеждой на потепление от движения солнца славяне-язычники с большим размахом отмечали праздник. Так, что новый год точнее новолетие отмечалось у славян с 21 (1 по древнему стилю) марта и нам оно сейчас больше известна, как " Масленица ". Для детей в возрасте 3–4 лет на славянский Новый год проводили обряд посвящения в воинство и крестьянство. У славян Солнцеворот еще назывался Коляда — по имени одного из главных славянских богов, бога солнца Коляды, чье рождество отмечали в день после ночи зимнего солнцестояния (вторая ночь Йоля – 21 декабря), когда солнце «повернулось на лето». С надеждой на потепление от движения солнца славяне-язычники с большим размахом отмечали праздник.
Новый год — языческий праздник?
В Древней Руси счет времени велся по лунно-солнечному календарю. Исследователи утверждают, что новый год у славян начинался примерно с 20-х чисел марта. Природа возрождалась после зимы, начинался посевной сезон. Значит, и новолетие, то есть Новый год. Праздник отмечали ярко и бурно на Масленицу, во второй половине марта: именно тогда наступало время первого равноденствия. Зимой славяне отмечали праздник Коляда. Торжество длилось 12 дней — с 25 декабря по 6 января. Число 12 почитали особо. Жрецы использовали его в различных праздничных ритуалах: судили о будущем урожае по двенадцати снопам, пользовались водой из двенадцати колодцев для особых гаданий, двенадцать дней горел священный огонь на все время празднования Коляды. Славяне считали, что 26 декабря день начинает прибавляться в свете и зарождается новое солнце, которое может подарить радость жизни и другие земные богатства.
Главным украшением праздника были новогодние песни и колядование.
При этом дети и молодежь, чьей обязанностью является подготовка костра, сами утаскивали у хозяев, которые ничего не дали, пни, сухие деревья, рухлядь и т. В сочельник с наступлением полночи зажигали костер. Назывался он бадняк. Этот громадный костер поддерживался до Крещения. Возле него собирались старики с вином, они пили и угощали друг друга. Молодежь же пела и плясала, так что около костра оказывалось больше людей, чем на литургии в церкви. Это обрядовое действо несет на себе явственные следы переосмысления и преобразования языческих костров. От них остались громадные размеры, общественный если можно так выразиться характер действий, обращенность их в Космос.
Остались действия, связанные с проводами «вестников к предкам», но из культовых они превратились в развлекательные, где мировоззренческий слой совершенно утрачен, проводы как таковые забыты. Старики мирно встречают праздник вином и беседой. Ритуальные песнопения и круговые танцы перешли в молодежную среду со свойственными новому времени песнями и плясками, и культовые действа превратились в развлекательные. К языческой древности восходят обрядовые действа вокруг возжигания священного огня — бадняка. Именно в них отчетливее проявляется языческая символика. При различии в вариантах свойственные обрядности действа выражены у южных славян весьма отчетливо. В соответствии со старинным обычаем срубить дерево для бадняка следовало с соблюдением культовых норм. Бадняк почитается как святыня. От него ждут помощи при затруднениях, от него зависят плодородие, удача, счастье, успех, процветание.
Бадняк срубали рано утром, перед восходом Солнца. Срубать его полагалось старейшему в семье. Перед тем как срубить его, домакин глава семьи наклоняет его к востоку, осыпает житом, а в некоторых местах преломляет над ним специально для этого испеченный калач, и половина его съедается, а другая остается на пне от срубленного бадняка, что воспринимается как нечто вроде жертвы срубленному дереву. В некоторых местностях бадняк называют святым «свети бадньаче» , домакин обращается к нему, поздравляя с Сочельником, с Рождеством и поясняет: «Отнесем тебя в дом. Весьма существенно для понимания сути ритуальных действ вокруг бадняка то обстоятельство, что верхушке бадняка придается вид бороды и он приобретает антропоморфный облик. Следует отметить также, что верхняя часть бадняка, с бородой, вынимается из очага, хранится до будущего года и кладется в Сочельник в очаг снизу, под принесенный бадняк. Домакина с бадняком встречают с хлебом и корчагой вина. В очаг бадняк кладется бородой к востоку. Домакин посыпает его пшеницей или разным зерном и поливает вином.
В некоторых местностях в бадняке провертывается отверстие, и туда сыплют пшеницу, льют вино, масло и мед. К бороде бадняка подносят калач и поливают ее вином. Бадняк целует сначала домакин, а затем остальные члены семьи. И каждый отламывает, откусывает от поставленных возле бадняка калача, сахара, разных овощей и фруктов. Считается, что таинственная, сверхъестественная сила бадняка таким образом передается людям. Свидетельством тому служит и обращение к бадняку домакина: «Я тебя вином и пшеницей, а ты мне всяким добром и успехом». Изобразив на бадняке знак креста, добавляет: «Дай нам Бог в изобилии хлеба, масла и вина, живым здоровье, а мертвым покой». После ужина ударяли по бадняку кочергой со словами: «Да будет столько скота, сколько искр». Полагалось в течение всех Святок давать домашнему скоту больше корма.
Особо следует выделить локальный обычай, восходящий к глубокой языческой древности. Домакиня садится на край очага, и домочадцы обходят очаг вокруг него. Действо это является поздней пережиточной формой отправления вестника к предкам. Разумеется, мировоззренческая основа его давно уже утрачена, и оно исполняется в силу традиции. Но он служит еще одним доказательством обращенности Сочельника к священным предкам. С общинными средневековыми кострами соотносится древний шотландский обычай «сжигание ведьмы» в общинном высоком костре, а также сжигание чучела «демона» в крещенском костре у греков. Члены местного клана, выстроенные в боевом порядке, под предводительством волынщиков направлялись к заранее подготовленному костру. Позади колонны в небольшой тачке везли чучело, изображавшее старую женщину или ведьму, которую опрокидывали в костер. Положение о переходе языческих ритуалов на демонические существа, нечисть, ведьм, нищих и т.
Особенно показательны в этом смысле Святки. Характерно самое название их — «погани дни». Связано оно, по-видимому, с древним представлением о том, что ко времени зимнего солнцеворота злые духи приобретают особую силу и активность. Показательно в этом смысле локальное название Святок — «караконджови дни». Возможно, что на это представление наслоилось и позднейшее переосмысление, связанное с тем, что Святки в христианское время были яркой реставрацией язычества. Широкое распространение получило поверье о господстве на Святках, в новогодние дни в особенности, «неведомой и нечистой силы». В «страшные вечера» она приобретает особую власть и всячески старается причинить зло людям, нанести ущерб хозяйству. В Сербии старики опасались вечерами даже выходить из дома. Для рождественско-новогоднего ряжения характерны образы чертей, привидений, кикимор и т.
Широкое распространение получили «страшные маски», зачастую в длинной белой рубахе с длинными рукавами. В изображении черта обращает на себя внимание косматость, хохлатость, но без рогов — непременной принадлежности в христианском изображении. Косматость, хохлатость вызывает ассоциации с изображением облика Костромы-Кострубоньки в весенне-летней обрядности — персонажей антропоморфного облика в действах, направленных на медиацию сил природы. Черненое лицо вызывает аналогии с маской смерти и изображением принадлежности к «иному миру». Существенная параллель содержится в сообщении о святочном ряжении в «демонов» у русских старожилов Восточной Сибири. На протяжении истории религии, начиная с Древнего Шумера, происходило переосмысление прежних божеств в демонов. И в рождественско-новогоднем ряжении налицо переосмысленные на протяжении христианской эпохи образы языческих божеств в демонов, чертей, ведьм, кикимор и т. Генетические корни этого вида ряжения явственнее проявляются в аналогичном ему ряжении ветлужских старообрядцев. В прежнее время старухи на святках являлись на беседы наряженными шишиморами: одевались в шоболки рваную одежду и с длинной заостренной палкой садились на полати, свесив ноги с бруса, и в такой позе пряли.
Пряху копыл они ставили меж ног; на пряху кудель привязывали и привертывали толстую, завертками пряжу на свою длинную палку. Старухи, одетые в рванье, вызывают ассоциации с масленичным поездом, проезжающим по деревне к горе, с сидящими в санях ряжеными, изображающими оборванцев, со старухой на передних санях. Ассоциации возникают и с толпой старух и оборванцев в весеннее-летней обрядности, направленной на медиацию сил природы. Длинные же палки с заострением на конце вызывают ассоциации с палицами — орудием ритуального умерщвления стариков, сохранявшимися в скандинавских храмах еще в позднее Средневековье, с одной стороны, и с палками — атрибутами похоронных игр, с другой. Самое же прядение, навязывание на длинную палку толстой пряжи вызывает ассоциации с древнеиндоевропейскими представлениями о прядении нити жизни и обрыве ее, означающем смерть того, чья нить обрывается. Этот вид ряжения в свете изложенного предстает как одна из разновидностей преобразования ритуала проходов вестников к священным предкам в знаковые и символические формы. Так, обычай умерщвления стариков приобретает фарсовое претворение в карнавальных действах. Знаковое выражение преображения культа предков в этом виде ряжения предстает весьма выразительно. Толстая пряжа на длинной палке означает долгую жизнь.
Палочные удары, обрушивающиеся на девушек за их насмешки и хватание за ноги, означающее, по-видимому, тщетность попытки вывести старуху из собственного дома, свидетельствуют о переосмыслении и преобразовании языческого обычая. Произошло перемещение действий с прежних объектов ритуала. Старшее поколение, отправляющееся к священным предкам ради благополучия молодых, решительными действиями пресекает их попытки осуществить неразумные действия. Подобные перемещения действий с объекта языческой обрядности на субъект — на отправителей обряда — яркое воплощение получили в карнавале. В завершении его сжигается чучело. Избранный на время карнавала «король» «царь» предстает в шутовском обличье. На протяжении карнавала он является объектом шуточного поклонения, с одной стороны, и издевок под конец его — с другой. По завершении же карнавала он тихо, украдкой благополучно возвращается домой, восвояси. Для понимания языческой сущности прежних, переосмысленных персонажей «кикиморы» особенно существенны как архаическая форма демонических карнавальных персонажей.
Отражение переосмысления прежних сверхъестественных языческих существ в кикимор содержится в средневековых документах. Сообщаемость миров, не ощутимые внешними проявлениями связи между священными предками и их земными потомками, покровительство их из «иного мира» — все это представления, составляющие один из краеугольных камней древнеиндоевропейского миропонимания. Вошли они и в средневековое языческое мировоззрение европейских народов. Ушедшие в «иной мир» представлялись приобщенными к сонму священных предков, наподобие тех, в чьем окружении «пил с богами» ведийский первопредок Яма. Духовные взаимосвязи с ними доступны были лишь высшим жрецам. При деградации древних языческих представлений прежние обожествленные образы превращаются в демонические, в «нечистую силу». Жрецы же и волхвы преображаются в колдунов. Из позднего средневекового документа кикимора предстает как неопределенный «нечистый дух», в старинном ряжении — как образ устрашающей старухи. Такое переосмысление принципиально идентично другим карнавальным образам демонических персонажей.
Представление же об особой силе, об особом разгуле «нечисти» в Святки, — это, по-видимому, переосмысленное восприятие древнего языческого верования: в новогодние и другие важнейшие календарные периоды, связанные со сменой склонений Солнца или Луны, предки-небожители возвращаются к своим потомкам и присутствуют там на протяжении культовых действ. Очевидное выражение получило это в белорусских «дзядах». Наиболее архаическим явлением святочно-новогодней обрядности являются игрища ряженых в «умруна» или в «умрана», в «мертвеца», в «смерть». Уже самое название этих игрищ — в смерть, в умирание, заставляет задуматься о правильности наименования их в литературе покойницкими играми: название это несет оттенок предстоящей смерти, а не произошедшей. Сравнительный анализ наиболее архаических вариантов этих игрищ убеждает в том, что в них в драматизированно-игровой форме предстают ритуальные действа, совершавшиеся в языческой древности вокруг еще живых, а не мертвых объектов ритуала. Особенно показательно в этом смысле игрище в «смерть», разыгрывавшееся в глухих селениях на Ветлуге. Самое оформление облика ряженого «мертвецом» содержит весьма архаические, красноречиво говорящие об истоках образа элементы: «Мужчина надевает рубашку белую, штаны белые, онучи белые, лапти новые с веревками, перевитыми, как у живого подчеркнуто мною. Из убранства «мертвеца» следует выделить рубашку, штаны и онучи белого цвета — архаического цвета траура, причем одежда крестьянская, подпоясанная пояском, а не в виде савана что распространено в различного рода карнавальных действах при изображении покойников или смерти ; лапти новые — архаический элемент традиционной похоронной обрядности. Самое же главное для понимания сущности образа — перевязь лаптей, как у живого: в похоронной обрядности элемент «наоборот» играет первостепенную роль — вспомним хотя бы круговую чашу, которая пускается влево, а не направо, как на праздничном пиршестве, круговые танцы, идущие влево «коло наопак» у южных славян и т.
Маска на лице «мертвеца» — предмет особого исследования в аспекте знаковой сущности ее. Предварительно лишь заметим, что, по всей видимости, генезис антропоморфной маски связан с ритуалом проводов в «иной мир» и в традиционном ряжении маска на лице «мертвеца», как и в похоронной обрядности, восходит к этому ритуалу. Важнейший элемент оформления образа «мертвеца» — салазки. Они соотносятся как с формой отправления в «иной мир» на санках, так и называвшейся «посадить на саночки» ср. Вой, плач, причитания также соотносятся как с похоронной обрядностью, так и с ритуалом проводов на «тот свет». Значимость, придававшаяся ритуальному действу, проявляется в отражении общественного характера его. У всех у них в руках туго свитые жгуты, которыми они беспощадно хлещут парней из чужой деревни и приезжих девиц. Участие в игрище женатых мужиков особенно важно как проявление его прошлой ритуальной значимости и длительной трансформации в народной традиции, участие же в нем парней и приход всей этой ватаги ряженых на посиделки говорит о процессе перехода архаического ритуального действа на молодежную среду. Важнейшим для понимания языческой сущности действа атрибутом являются крепкие жгуты в руках «покойников».
Такие же детали, как переход отправления основного действия языческого ритуала, а также и орудия действия в нем, на самих «покойников», равно как и хлестание инодеревенских, являются следствием переосмыслений и позднейших привнесений в процессе трансформации языческого ритуального действа в драматизированно-игровое. Переход основного действа изжившего себя ритуала с объекта этого действа на молодежную среду и детей — типологическое явление истории традиции. Очень важные для понимания генетической сущности святочных игрищ в «умруна» сведения содержатся в варианте из «Этнографического бюро» В. Тенишева, введенные в научный оборот С. Обернутого в саван ряженого «покойником» вносят в избу. Особенно значительно в этой форме изображения «умруна» то, что туловище его изображал не один, а четверо или даже шестеро парней, один из которых запрокидывал голову вниз, изображая лицо мертвеца. Вошедшие в избу ряженые с «умруном» обращались к хозяевам: «На вашей могиле какого-то покойника нашли, не вашего ли прадедка? Все это рождает вопрос: не несут ли эти рудиментарные формы древнего языческого ритуала не только отражение общественного характера ритуального действа, но и того обстоятельства, что языческие «посланцы» отправлялись и в сопровождении свиты? К пониманию генезиса и функционального назначения святочных игр с «покойником» подошел В.
Чрезвычайно важные в этом смысле данные содержатся в материалах архива Русского географического общества, где содержится описание того, как в старину в Вологодской губернии на Святках «молодые робята и девки играли пахомом, имауком и всяко в церковной трапезе». Значимость языческого действа, перешедшего в христианскую обрядовую традицию, проявляется таким образом в существовавшем в давнишнее время разыгрывании драматизированного игрища в храмовой трапезной: как известно, на христианские храмы отчасти перешли функции языческих святилищ. Сообщение это вызывает постановку вопроса о генезисе и сущности игрищ в «умрана» в нескольких аспектах: А по аналогии с похоронными играми, где, в числе прочих действий существовало и обыкновение вынимать покойника из гроба, ставить его светить играющим зажженными свечами или лучинами; Б по аналогиям в святочных и похоронных играх мотива активного участия покойника как действующего лица в происходящих игрищах. Предваряя последующий сравнительный анализ игрищ в умруна с похоронными играми рассмотрением отдельных элементов игрищ с покойницкими мотивами, сразу же заметим: сопоставление игр ряженых с мотивами смерти и похоронных игр приводит к заключению о том, что в них, по существу, фигурируют не покойники, а еще живые люди, играющие активную роль в происходящем вокруг них ритуальном действе. При этом следует отметить противоречивые элементы в самих приемах оформления образа «умруна», свидетельствующие о длительной трансформации игрища в народной традиции, утрате и забвении первоначальной сущности основного действующего лица игрища. Поздние по общему оформлению игрища содержат весьма архаические элементы, способствующие пониманию генетических корней игрища. В нем лежащую на скамье или доске девицу, после разыгрывания причитаний и отпевания с зажженными свечами, выносят из избы и роняют в сугроб. Ряжение «в смерть» соотносится с похоронными играми и в том плане, что в нем допускались игрища вокруг настоящих покойников. Из разных вариантов игрищ ряженых с настоящим покойником особое внимание привлекает вариант, в котором, как и в похоронных играх, действие происходит вечером и ночью, расходятся же с игрищ на рассвете.
Ряженые, улучив удобный момент, настоящего покойника потихоньку выносили в сарай или в клуню. Вместо него на лавку или на стол, в зависимости от того, где лежал покойник, ложился ряженый «покойником». Другой же ряженый залезал под эту лавку или под стол. Когда кто-либо из присутствующих, увидав движение усов «покойника» или какие-либо иные признаки жизни, восклицал: «Степан воскрес! Еще более существенные аналогии содержатся в дальнейшем развитии действий. Особо выделить здесь следует три момента. Реплика о воскресении содержит реминисценции идеи метемпсихоза. И, наконец, пожалуй, что самое важное: сидящий под столом ряженый вызывает ассоциации с устроителем «да и» южных славян, лежащим под столом во время «прощальной» трапезы в его честь. Иначе говоря, сущность этого обычая заключается в формальном отправлении основных моментов ритуала проводов в «иной мир» и поминальных действ, следующих за похоронами покойников, над пожилыми людьми, сами себе их устраивающими.
Принципиальное же различие между «поманой» «даей» «кумидом» и обычаем «на саночки» состоит в финале: «на саночках» остаются умирать, в то время как в «помане» устроитель ее, постояв на кладбище на приготовленной для себя могиле возле собственного памятника и отпировав на застланной скатертью могиле, благополучно возвращается домой вместе с остальными участниками ритуального действа. По всей видимости, и лежащий под столом со свечой в руках устроитель «да и», и «мертвец» на ложе вместо настоящего покойника с сидящим под столом ряженым по форме представляют собой переходное явление от сидящего за столом на прощальном пиршестве уходящего в «иной мир» к уложенному в ритуальной похоронной одежде на погребальном ложе покойнику, вокруг которого происходили ритуальные общественные сборы с их пиршествами и игрищами. Проявляются аналогии также и с мотивами украинских и балканских преданий об отказе от обычая отправления стариков на «тот свет», но, разумеется, в гораздо более опосредованной форме: в преданиях мудрого старца выводят с почетом из временного укрытия, в финале же игрищ «мертвец» пускается в пляс или проявляет себя другими недвусмысленными признаками жизни, подчас и вслед за собственными «поминками», разыгрывавшимися иногда и после ухода его «свиты» в другую беседку. Здесь мы видим некоторый диссонанс с традиционной похоронной обрядностью, в которой поминки происходят после похорон при участии хоронивших покойника. Что касается переодевания в женское платье одного из мужиков, составляющих «свиту», это может быть и рудиментом этапа трансформации ритуала проводов на «тот свет», имевшего место в прошлом, — перевода односельчан, достигших возрастного предела, в разряд, которому предстоит доживать жизнь на женской половине или в отдельном домике чешск. Оно может быть и следствием смещения знакового выражения сущности ритуала с основного объекта действий на отправителей ритуальных действ — явление, характерное для трансформированных языческих ритуальных действ на всем протяжении истории традиции христианской эпохи. Последнее тем более вероятно, что это лицо выступает в качестве центрального персонажа на «поминках». Смещения и синтез рудиментов языческих образов и ритуальных действ — типологическое явление истории народной традиции. Изложенные факты несут в себе дополнительные свидетельства в пользу положения о генезисе ряжения «умруном» как пережиточной формы ритуала проводов на «тот свет», некоторые элементы которого маска, салазки и др.
Сопоставление поздних вариантов игрищ с мотивами смерти и архаических обрядов дает весьма показательную картину трансформации символики вследствие утраты ритуальной сущности действа. Если в архаических вариантах ряжения «умруном» оформление костюма его строится таким образом, чтобы была ясна ритуальная сущность персонажа посредством оформления деталей, подчеркивающих, что образ ряженого представляет собой не мертвеца, а живого человека, передвигающегося на собственных ногах, то в поздних вариантах появляется гроб как элемент реквизита. Здесь наблюдается картина, аналогичная действам с похоронными мотивами в другие календарные сезоны, например, «похоронам Костромы», «похоронам кукушки» и т. Существенное значение для понимания генетической сущности игрищ в «смерть» имеет рассмотрение финальных действ. Особенно важна вариативность их на протяжении времени. Святочные игры с мотивами смерти не всегда можно с уверенностью интерпретировать в силу архаичности их основы и длительной трансформации в традиции. Образ его оформлялся главным образом вымазыванием белым. Финал ее — пляска «мертвеца» — имеет аналогии как в драматической, так и в устно-поэтической традиции. В еще более осложненной переосмыслениями и драматизацией форме этот мотив проявляется в народной драме «Маврух», разыгрывавшейся также на Святках на Русском Севере.
В устно-поэтической традиции аналогичный мотив нашел выражение в поговорках и загадках: «Чудак покойник: умер во вторник; стали гроб тесать, а он вскочил да и ну плясать». Положение подтверждается видимой трансформацией этой пословицы-загадки в фольклорной традиции: в сборнике В. Все изложенное говорит о том, что финальная пляска «мертвеца» в рассматриваемом варианте святочного игрища может быть и результатом смещения порядка языческих ритуальных действ при проводах на «тот свет», и символическим выражением перехода от умерщвления к знаковым формам выражения отхода от этой языческой формы обычая. Сущность святочных игрищ «в смерть» как рудиментарных форм языческого ритуала проводов на «тот свет» подтверждается эпилогом их, завершающим святочные игрища. Делали чучело из соломы и тряпок, покрывали его платками и, как покойника, провожали за деревню; причитали каждый по-своему, кто вопил по брате, кто по матери… доходили до конца деревни, чучело бросали, а платки разбирали их собственницы. Возвращаясь, устраивали вроде поминок, пекли в складчину блины и пр. Следует отметить еще одно существенное обстоятельство. Игрища в «умруна», в «мертвеца», «в смерть» и т. Также и наиболее архаичные формы похоронных игр известны в местностях, в которых зафиксировано бытование обычая отправления стариков на «тот свет» — в Подолии, в Буковине, в Закарпатье.
Обстоятельство это — еще одно свидетельство того, что и святочные игрища с мотивами смерти, и похоронные игры восходят к одному источнику. И в этом смысле особенно важны данные из Подолии: она давно известна как резервация славянских древностей, и в ней зафиксированы и рудименты ритуала проводов на «тот свет», и архаические варианты игрищ с мотивами смерти, и похоронных игр. Дополнительным аргументом в пользу высказанного положения может служить сопоставление локальных названий игрищ с мертвецкими мотивами, смерти и покойников. Игрища: в «умруна», в «умрана», «в смерть».
Например, два человека составляли собой «кобылку», на которую садился третий, и вся эта процессия с криком и шумом перемещалась по поселению. Парни также переодевались в быка, который гулял по деревне и пугал девиц, пока кто-то не «оглушал» его горшком. Новый год 1 января: долгая дорога к современности С принятием в Древней Руси христианства на эти территории распространилась новая, гражданская, дата Нового года — 1 марта. Долгое время, вплоть до 14-го века, «народный» и «церковный» праздник сосуществовали. В 1348 году православная церковь перенесла начало года на 1 сентября, согласно решению Никейского собора. Это, однако, не соответствовало устоявшемуся земледельческому календарю: если 1 марта ещё как-то можно было объяснить стартом работ в полях, то новая дата вызывала вопросы. Противоречие сохранялось, пока Иван III , политика которого заключалась в унификации жизни в стремительно расширявшемся государстве, окончательно не установил единую дату праздника. Почти два века подданные Московского царства отмечали Новый год 1 сентября, пока в 1700 году Пётр I не вернулся к языческому календарю. Российская империя встречала год уже в привычном для современного человека режиме — 1 января. И именно тогда распространяется в России всеми любимая ёлка как главный атрибут праздника. Русская хронология. Пропп В. Русские аграрные праздники. Рыбаков Б. Язычество Древней Руси. Лучшее за.
У славян Солнцеворот еще назывался Коляда — по имени одного из главных славянских богов, бога солнца Коляды, чье рождество отмечали в день после ночи зимнего солнцестояния вторая ночь Йоля — 21 декабря , когда солнце «повернулось на лето». Среди многих магических смыслов, празднование языческого Йоля-Солнцеворота напоминает нам о том, что каждый участвует в процессах, происходящих в мироздании. Йольский праздник длится 12 дней и 13 ночей: Начинается в ночь с 19 на 20 декабря — это Начальная или нулевая ночь Йоля. Затем Первая ночь или Материнская ночь. Вторая ночь или ночь Зимнего Солнцестояния. Третья ночь и последующие ночи, до Одиннадцатой ночи. Заключительная и самая волшебная Двенадцатая ночь Йоля или Новогодняя ночь - с 31 декабря на 1 января. В течении этих тринадцати ночей нет ни привычного времени, ни привычных границ, когда вершиться жребий богов. В эти дни проводят обряды, ритуалы и гадания. Солнцеворот — языческий славянский праздник.
Новый год — языческий праздник?
Забегая вперед, заметим, что данный обычай дошел до наших дней, и мы его знаем как Прощёное Воскресенье. С наступлением первого дня нового года домашние позволяли себе встать чуть позже обычного, но после утреннего подъема начиналась рутинная работа по дому и подготовка к весеннему севу. Появление христианства на Руси В 988 году великий князь Владимир принял христианство от Византии. С этого момента на Руси было введено византийское летоисчисление. О каких-либо языческих праздниках в том числе и русских новогодних , кроме церковных, и речи быть не могло. На первых порах в Русской Православной церкви служили византийские священники, которые категорически отвергали все чуждые им языческие праздники и обряды древних славян. Колядование они стали считать «отвратительным беснованием в звериных образах», а главным праздником на Руси стало Рождество Христово, и праздновалось оно не 7 января, а 1 сентября.
Праздник этот не рассматривался собственно, как день рождения Христа, а символизировал явление всему народу Бога во плоти. Этот православный праздник в те далекие времена чаще всего называли Богоявлением. Новая христианская религия отрицала силу и великолепие, но прославляла беспросветную нищету, потому что именно в таком человеческом обличии пришел на землю Спаситель. Рождество символизирует откровение Бога во Христе и через Христа, Божественную благодать. Не роскошные жилища, а убогая пещера примет пришедшего к нам Создателя и Владыку. Таким нам показывается мощь и великолепие человеческих качеств: кроткое смирение, беспросветная нищета, присущая христианству кротость.
А с другой стороны - пагубность непомерной гордыни, несметного богатства, показного тщеславия и излишней роскоши. Почти всё население Руси отказалась принимать новое вероисповедание и вот почему. У славян главное значение уделялось устоявшимся народным традициям предков; Новая христианская религия отвергала благоустроенный быт и материальные ценности, а это было в диковинку для славян. Они испокон веков с утра до ночи трудились на своем подворном хозяйстве с целью приготовления съестных запасов на длинную зиму и создания уютной обстановки в крестьянском доме. Новая христианская церковь призывала их пожертвовать всем этим для искупления грехов, отказываться от материальных благ ради духовного совершенствования, потому что лишь находящийся в нужде и лишении человек способен возносить «правильную молитву» Богу. Отказавшиеся принять христианство славяне продолжали встречать языческий русский Новый год с приходом долгожданной весны.
Они соблюдали и обряды колядования, и широкую Масленицу, и другие языческие обычаи. Даже те немногие русские люди, кто сумел искренно поверить в Иисуса Христа, одновременно продолжали верить и в мохнатого домового, и в лесного лешего, и в речных русалок, в других древнеславянских сверхъестественных сущностей. Исключение составляли истинно верующие славяне, принявшие монашеский постриг или помогающие в церковных богослужениях. Они отмечали Богоявление с началом осени, и этот праздник отмечался не особым застольем, а ночным бдением и торжественным богослужением. Языческий Новый год и Русская православная церковь С завоеванием Константинополя турками османами кончилось на Руси и влияние Византийской церкви.
Да, это мешок. Но не с подарками, а с жертвоприношениями, которые Великий Старец Севера, символ Смерти, не дарит, а собирает с людей. Поэтому появление в вашем доме дедушки с бородой говорит о том, что в течение года вы что-то ему не доплатили.
Радоваться тут особо нечему. Так что, воспринимая Новый год как весёлый детский праздник, стоит смотреть немного глубже, тогда кое-что станет на свои места, откроется подлинный смысл древних ритуалов. Статья была опубликована в газете «МК Московский Комсомолец » 31 декабря 1998 г Владислав Тарасов Христианское отношение к языческому празднику: О традиции отмечать языческий праздник Многие древние языческие народы имели традиции связанные со священным деревом. Египтяне с древних времен украшали пальму на зимнее солнцестояние. Они возносили благодарность своим богам за урожай, за осадки, за все добрые дела, в которых боги проявили участие в минувший год. Они приносили богатые дары, восхваляя верховных духов. Кельты — самый воинствующий народ в Европе. Они обладали жестоким нравом.
И жестокими традициями. Они верили, что смерть наступает только тогда, когда у врага отрублена голова. Только тогда душа покидает этот мир. Ель была для кельтов обителью злых сил, которые помогают им в сражениях и налетах. Дерево жертвоприношений. Человеческих и животных жертв. Друиды развешивали на елях внутренности с тем, чтобы задобрить духов. Когда жертвоприношения стали запрещены, то на ветвях ели появились украшения, как знак уважения к покровительствующим духам.
Кельты считали, что недополучив свою порцию жертвоприношений, к ним придёт беда, чтобы получить новый труп. Поэтому кельты в праздничную ночь приносили ему в жертву одну юную девушку. Раздевали её и привязывали на морозе к столбу. Обледенелый труп считался хорошим знаком, принятым божеством. Древнегерманские племена верили в силу духов, которые, по их мнению, жили на верхушках вечнозеленых деревьев, так как ель круглый она не меняет свой окрас. А потому старались задобрить их, украсив священное дерево фруктами и орехами, наряжали ель прямо в лесу. Древние германцы 25 декабря в день зимнего солнцестояния, собирались перед елью и приносили перед ней жертвы.
Источник: pinterest. Этот сюжет очень часто описывался в художественной литературе, даже появление христианства на территории Руси не помешало жить этой традиции вплоть до наших дней.
Ряженые Ещё одной традицией, сохранившейся на долгое время и после принятия христианства, было ряжение. Эти игры были достоянием холостой деревенской молодёжи и носили иногда эротический характер — безусловно, в обрядовом смысле этого слова. Молодые люди чаще всего наряжались в стариков и старух, встречались и зооморфные образы. Главной целью таких переодеваний было веселье, чистое и животное. Молодёжь пугала стариков, вламывалась к ним в дом, устраивала хаос и, довольная, уходила восвояси. В Новый год древние славяне проводили множество игр, связанных с ряжением. Два человека составляли собой «кобылку», на которую садится третий — и вся эта процессия с криком и шумом перемещается по поселению. Новый год 1 января: долгая дорога к современности С принятием в Древней Руси христианства на эти территории распространилась новая, гражданская, дата Нового года, принятая в Византии — 1 марта. Долгое время «народный» и «церковный» праздник сосуществовали.
Многим прекрасно известно о древнегреческих, индийских, дальневосточных Богах. А какие же Боги были у славян? Как раз одним из них был наш любимый Дедушка Мороз. Еще в древних славянских сказках встречается этот персонаж. Там его описывают, как Бога Зимы и Мороза.
В произведениях ему в основном давали имя Морозко — дух-повелитель зимних холодов. Его представляли низкорослым седым стариком с бородой. Считалось, что он бегает по лесам, полям, селам и стучит. А от стука его наступают трескучие морозы, реки сковывает лед, на окнах появляются узоры. Считалось, будто с ноября по март он такой силы набирается, что в гневе может устроить лютую стужу, от которой даже ломалось железо.
Однако, несмотря на суровый характер, наказывал он только провинившихся. Бог Зимы со своими помощниками У восточных славян Бог Зимы и Мороза представлен, как богатырь, сковывающий воду «железными» морозами. В народе их называли калинниками от слова «калить». Все это пошло от обычаев, связанных с кузнецами. Были и другие имена: Дед Трескун, Зимник, Студенец.
Описывали Корочуна, как могучего сурового старика с седыми волосами и длинной бородой. Он ходил с посохом, в красивой теплой шубе. Стоит заметить, что цвет шубы был непременно белого или синего цвета, но никак не красного. Седовласого старика представляли босиком и без головного убора. В сопровождении его были волки и медведи.
Бог Корочун иногда упоминался, как отдельное божество, повелевающее морозами.
Костры для предков и дары страшному Деду. Как отмечали Новый год на Руси
Новолетие, Славянский Новый год В связи с наступлением осени и нового года заканчивались многие работы в поле и начинались засидки (Фото: Alena Root, по лицензии ). Языческий Новый год и Русская православная церковь. По сути, у славян год делился на зиму и лето и после весеннего равноденствия, когда Бог Ярило побеждал холод и снег, у них наступало новое лето или новолетие. Хорошенько запомните это, чтобы увязать древность этих данных с празднованием Нового Года некоторыми славянами в марте.
Славянский Новый год
Сведений о праздновании восточными славянами Нового года в дохристианские времена не сохранилось. Пережитки же язычества в ней рассмотрены автором в монографии «Языческая символика славянских архаических ритуалов». Главная» Новости» Славянский языческий праздник 7 января. Иначе выглядит языческий Новый Год древних славян. Следы дохристианских праздников остались в новогоднем торжестве, однако, полностью восстановить языческий Новый Год проблемно. С надеждой на потепление от движения солнца славяне-язычники с большим размахом отмечали праздник.