В «Темных аллеях», которые сам Бунин считал наиболее совершенным своим созданием, поистине совершенства достигает бунинское искусство стилиста: выразительность чувственной детали, оригинальность ПСИХОЛОГИЗМА. В рассказе Ивана Бунина " Тёмные аллеи" (1938г.), написанном 68-летним писателем, довольно зрелый по тем временам герой-дворянин читает юной крепостной девушке Надежде, своей недолгой возлюбленной, стихи ёва " Обыкновенная повесть" (1842г.
"Темные аллеи" — как Бунин рассказывал о России через женщин
Темные аллеи, Иван Бунин. Вот такие вот «темные аллеи» проходили через жизнь Ивана Алексеевича Бунина. итоговая в творчестве Бунина, она как бы вобрала в себя всё, о чем писал, размышляя о любви, он ранее. Завершая анализ «Темных аллей» Бунина, необходимо отметить, что весь цикл рассказов объединен единой композиционной структурой. В рассказе Ивана Бунина " Тёмные аллеи" (1938г.), написанном 68-летним писателем, довольно зрелый по тем временам герой-дворянин читает юной крепостной девушке Надежде, своей недолгой возлюбленной, стихи ёва " Обыкновенная повесть" (1842г. Быть может, блистательные «Темные аллеи», цикл из тридцати восьми рассказов, который называют «энциклопедией любви».
История цикла рассказов
- "Тёмные аллеи" Ивана Бунина: alindomik — LiveJournal
- Иван Бунин - Темные аллеи: читать рассказ онлайн, текст полностью - РуСтих
- Буктрейлер «Темные аллеи» (к юбилею И. А. Бунина)
- Темные аллеи (Бунин Иван) - слушать аудиокнигу онлайн
- Книги, о которых говорят: «Тёмные аллеи» - ReadRate
Иван Бунин: Том 7. Рассказы 1931-1952. Темные аллеи
Его спектакли неоднократно попадали в лонг-лист премии «Золотая маска». Тёмные аллеи" Сколько оттенков у любви? Иван Бунин в своём сборнике рассказов пишет, что любовь — это наваждение, которое редко заканчивается счастьем или служение чувству, которое не станет взаимным.
Бунина «Тёмные аллеи» В книге Ивана Бунина «Тёмные аллеи» сорок рассказов, все они — о любви мужчины и женщины. Писал их не страстны В книге Ивана Бунина «Тёмные аллеи» сорок рассказов, все они — о любви мужчины и женщины. Писал их не страстный молодой человек, захваченный всем понятным инстинктом, а опытнейший писатель, первый русский лауреат Нобелевской премии по литературе. Когда начал писать, ему было 67 лет. Когда завершил, исполнилось 74. И в самом конце, перед кончиной в 1953 году, добавил еще две новеллы. Бунину, продолжающему писать о безумной любви и ее последствиях, было 83.
Ничего старческого в «Тёмных аллеях» нет. Сознание влюбленных воссоздано с такой ясностью и энергией желания, что сразу делаешь неправильный вывод: у автора все только начинается. Приступая к чтению последней книги Бунина, стоит знать следующее. На вас обрушится красота русского слова, сорок сюжетов о любовных катастрофах и мысль об эпизодичности и краткосрочности счастья. О радости соединения тел и душ, за которым следует острая — иногда непереносимая — боль обязательной разлуки. А потом ты, утратив главное, погружаешься в воспоминания. Настоящее время становится сценой печального театра, на которой тени минувших встреч разыгрывают только один спектакль. Финал в нем известен заранее. Есть он.
Есть она. Вместе им быть не суждено. От этой бунинской книги вера в счастье пропасть может. Правда, может появиться уверенность в неограниченной силе литературы. Безымянный рассказчик и его столь же безымянная возлюбленная на поезде устремляются в наши места, тогда почти пустынные — Геленджик, Сочи, потом Гагры. Как они хотят, как любят друг друга! Беда лишь в том, что у возлюбленной есть муж. Он — офицер, он подозревает, наверное, он не поверил, что жене так нужно на море, так необходимо… Влюбленные упиваются близостью на берегу Черного моря, она дрожит от сочетания счастья и беззакония. Муж-офицер искал, шел по пятам, не догнал и не перенес.
Искупался на сочинском пляже, побрился, надел чистое белье, выпил шампанского и кофе, выстрелив «себе в виски из двух револьверов». Это рассказ «Кавказ». Другой повествователь вспоминает, как двадцать лет назад был репетитором в подмосковной дачной усадьбе. Обедневшая дворянская семья, дочь-художница. Дневная жара, ночной холод, теплый плед, комары, река, первое растворение друг в друге. Слова о вечности, ощущение «нестерпимого счастья»: «и он опять прижимал к губам ее руки, иногда как что-то священное целовал ее грудь». Но — мать-истеричка: «сбежишь с ним, застрелюсь, повешусь, брошусь с крыши! Стоит объяснить странное название нашей рецензии. Любовь — взрыв, озарение, взлет, упокоение в пропасти… При чем здесь «революция и эмиграция»?
За скобками — месть большевикам, которых автор считал губителями самой прекрасной в мире страны. Многие рассказы создавались во время Второй мировой войны Бунин осознал ее как Отечественную, иначе посмотрел на Советский Союз , но следов кипящей современности нет в книге. Большинство историй происходят в царской России. Да, любовь — взрыв. В этом, собственно, все и дело. Любовь вырывает человека из обыденности, со всей его недоумевающей душой вытаскивает из прежней жизни, разбивает об острые камни неуловимых чувств старое сердце и как будто вставляет новое, готовое начать с начала, стартовать с нуля.
Герой недоумевает, как она могла видеть в темноте, как могла почувствовать его присутствие. Читатель же вправе недоумевать, как он сам «почувствовал» ее присутствие в этой обители. Рассказ о «странной любви» занимает основное место в художественном мире произведения, а то, что было потом без нее - умещается в нескольких фразах.
Эту мысль можно объяснить особенностями жанра. Новелла - небольшой по объему жанр повествовательной литературы, приближающийся к повести или рассказу. Как правило, это произведение с острым, захватывающим сюжетом. Для новеллы характерно наличие так называемого поворотного пункта. В «Чистом понедельнике» таким пунктом является уход героини в монастырь. Эта художественная особенность помогает нам понять идейное содержание текста. Главные события новеллы выпадают на Прощеное воскресенье и Чистый понедельник. В Прощеное воскресенье люди просят прощения и сами прощают обиды. Для героини же этот день становится днем прощания с мирской жизнью, в которой она не нашла смысла и гармонии.
В первый день поста - Чистый понедельник - люди начинают очищаться от скверны, которая затуманивает их души. Таким образом, чистый понедельник - это черта, за которой начинается новая жизнь. Так решается тема любви на страницах новеллы И. Бунина «Чистый понедельник», где писатель раскрывается как человек удивительного таланта, тонкий психолог, умеющий передать состояние раненной любовью души. В отечественной литературе до И. Бунина не было, на наш взгляд, писателя, в творчестве которого мотивы любви, страсти, чувства - во всех оттенках и переходах - играли бы столь значительную роль. Любовь - «легкое дыхание», посетившее мир и готовое в любой миг исчезнуть, - она является лишь «в минуты роковые». Писатель отказывает ей в способности длиться - в семье, в браке, в буднях. Короткая, ослепительная вспышка, до дна озаряющая души влюбленных, приводит их к критической грани, за которой гибель, самоубийство, небытие.
Позднему И. Бунину близость любви и смерти, их сопряженность представлялась частным проявлением общей катастрофичности бытия, непрочности самого существования. Все эти издавна близкие ему темы «Всходы новые», «Чаша жизни», «Легкое дыхание» наполнились новым, грозным содержанием после великих социальных катаклизмов, потрясших Россию и весь мир. Мир любви, счастья И. Бунин выстраивает как мир, противоположный обыденности. Леонова-художника, критика и публициста нельзя полностью понять, не учитывая литературно-художественный, культурный и философский контексты эпохи, в которой шло формирование личности писателя и ее последующая эволюция» [4, С. Стиль И. Бунину свойственна максимальная насыщенность образной детали, символичность образов, особенная ритмическая и музыкальная организация прозы. Проблема личности в творчестве прозаика существует как проблема смысла индивидуального бытия, не всегда объясняемая какой-либо общественно-идеологической целью или социально-политической программой действования.
Очень важной для художественного мира И. Бунина представляется категория памяти - не только драгоценного дара, но изнурительного бремени, труда, который и служит у писателя мерилом ценности человека, его личностной значимости. В творчестве И. Бунина реализуется поистине трагедийная концепция любви как чувства всепоглощающего, неодолимого, инстинктивного, любви как высшей формы человеческого существования. Излюбленный жанр писателя - рассказ, в котором синтезируется поэтическое и прозаическое, лирическое и эпическое, субъективное и объективное. В целом, для поэтики И. Бунина характерен единый лирический пафос. В творческом методе писателя, с одной стороны, преобладает ориентация на реализм, с другой, - ориентация на импрессионизм, на собственное впечатление, стремление запечатлеть лишь мгновение из неостановимого потока жизни, поиск новых форм и композиций, недосказанность, ослабленность роли сюжета, часто основанного не на логическом, а на ассоциативном принципе, незаконченность, тяготение к цикличности и пр. Итак, «Темные аллеи» - знаковое произведение в творчестве И.
Бунина, своеобразный итог его жизни. Это, на наш взгляд, книга, в которой писатель проявился наиболее ярко - как стилист, как литератор, как философ.
Она села на ноги, сразу оборвав рыдания, тупо раскрыла мокрые лучистые глаза: — Правда? Через два дня он был уже в Кисловодске. Днем работал у художника и дома, вечера нередко проводил в дешевых ресторанах с разными новыми знакомыми из богемы, и молодыми, и потрепанными, но одинаково приверженными бильярду и ракам с пивом… Неприятно и скучно я жил!
Этот женоподобный, нечистоплотный художник, его «артистически» запущенная, заваленная всякой пыльной бутафорией мастерская, эта сумрачная «Столица»… В памяти осталось: непрестанно валит за окнами снег, глухо гремят, звонят по Арбату конки, вечером кисло воняет пивом и газом в тускло освещенном ресторане… Не понимаю, почему я вел такое жалкое существование, — был я тогда далеко не беден. Но вот однажды в марте, когда я сидел дома, работая карандашами, и в отворенные фортки двойных рам несло уже не зимней сыростью мокрого снега и дождя, не по-зимнему цокали по мостовой подковы и как будто музыкальнее звонили конки, кто-то постучал в дверь моей прихожей. Я крикнул: кто там? Я подождал, опять крикнул — опять молчание, потом новый стук. Я встал, отворил: у порога стоит высокая девушка в серой зимней шляпке, в сером прямом пальто, в серых ботиках, смотрит в упор, глаза цвета желудя, на длинных ресницах, на лице и на волосах под шляпкой блестят капли дождя и снега; смотрит и говорит: — Я консерваторка, Муза Граф.
Слышала, что вы интересный человек, и пришла познакомиться. Ничего не имеете против? Довольно удивленный, я ответил, конечно, любезностью: — Очень польщен, милости прошу. Только должен предупредить, что слухи, дошедшие до вас, вряд ли правильны: ничего интересного во мне, кажется, нет. И, войдя, стала, как дома, снимать перед моим серо-серебристым, местами почерневшим зеркалом шляпку, поправлять ржавые волосы, скинула и бросила на стул пальто, оставшись в клетчатом фланелевом платье, села на диван, шмыгая мокрым от снега и дождя носом, и приказала: — Снимите с меня ботики и дайте из пальто носовой платок.
Я подал платок, она утерлась и протянула мне ноги. Сдерживая глупую улыбку удовольствия и недоумения, — что за странная гостья! От нее еще свежо пахло воздухом, и меня волновал этот запах, волновало соединение ее мужественности со всем тем женственно-молодым, что было в ее лице, в прямых глазах, в крупной и красивой руке, — во всем, что оглянул и почувствовал я, стаскивая ботики из-под ее платья, под которым округло и полновесно лежали ее колени, видя выпуклые икры в тонких серых чулках и удлиненные ступни в открытых лаковых туфлях. Затем она удобно уселась на диване, собираясь, видимо, уходить не скоро. Не зная, что говорить, я стал расспрашивать, от кого и что она слышала про меня и кто она, где и с кем живет?
Она ответила: — От кого и что слышала, неважно. Пошла больше потому, что увидела на концерте. Вы довольно красивы. А я дочь доктора, живу от вас недалеко, на Пречистенском бульваре. Говорила она как-то неожиданно и кратко.
Я, опять не зная, что сказать, спросил: — Чаю хотите? Только поторопите коридорного, я нетерпелива. Я сел, она обняла меня, не спеша поцеловала в губы, отстранилась, посмотрела и, как будто убедившись, что я достоин того, закрыла глаза и опять поцеловала — старательно, долго. В номере было уже совсем темно, — только печальный полусвет от фонарей с улицы. Что я чувствовал, легко себе представить.
Откуда вдруг такое счастье! Молодая, сильная, вкус и форма губ необыкновенные… Я как во сне слышал однообразный звон конок, цоканье копыт… — Я хочу послезавтра пообедать с вами в «Праге», — сказала она. Воображаю, что вы обо мне думаете. А на самом деле вы моя первая любовь. Ученье свое я, конечно, вскоре бросил, она свое продолжала кое-как.
Мы не расставались, жили, как молодожены, ходили по картинным галереям, по выставкам, слушали концерты и даже зачем-то публичные лекции… В мае я переселился, по ее желанию, в старинную подмосковную усадьбу, где были настроены и сдавались небольшие дачи, и она стала ездить ко мне, возвращаясь в Москву в час ночи. Никак не ожидал я и этого — дачи под Москвой: никогда еще не жил дачником, без всякого дела, в усадьбе, столь непохожей на наши степные усадьбы, и в таком климате. Все время дожди, кругом сосновые леса. То и дело в яркой синеве над ними скопляются белые облака, высоко перекатывается гром, потом начинает сыпать сквозь солнце блестящий дождь, быстро превращающийся от зноя в душистый сосновый пар… Все мокро, жирно, зеркально… В парке усадьбы деревья были так велики, что дачи, кое-где построенные в нем, казались под ними малы, как жилища под деревьями в тропических странах. Пруд стоял громадным черным зеркалом, наполовину затянут был зеленой ряской… Я жил на окраине парка, в лесу.
Бревенчатая дача моя была не совсем достроена, — неконопаченые стены, неструганые полы, печи без заслонок, мебели почти никакой. И от постоянной сырости мои сапоги, валявшиеся под кроватью, обросли бархатом плесени. Темнело по вечерам только к полуночи: стоит и стоит полусвет запада по неподвижным, тихим лесам. В лунные ночи этот полусвет странно мешался с лунным светом, тоже неподвижным, заколдованным. И по тому спокойствию, что царило всюду, по чистоте неба и воздуха, все казалось, что дождя уже больше не будет.
Но вот я засыпал, проводив ее на станцию, — и вдруг слышал: на крышу опять рушится ливень с громовыми раскатами, кругом тьма и в отвес падающие молнии… Утром на лиловой земле в сырых аллеях пестрели тени и ослепительные пятна солнца, цокали птички, называемые мухоловками, хрипло трещали дрозды. К полудню опять парило, находили облака и начинал сыпать дождь. Перед закатом становилось ясно, на моих бревенчатых стенах дрожала, падая в окна сквозь листву, хрустально-золотая сетка низкого солнца. Тут я шел на станцию встречать ее. Подходил поезд, вываливались на платформу несметные дачники, пахло каменным углем паровоза и сырой свежестью леса, показывалась в толпе она, с сеткой, обремененной пакетами закусок, фруктами, бутылкой мадеры… Мы дружно обедали глаз на глаз.
Перед ее поздним отъездом бродили по парку. Она становилась сомнамбулична, шла, клоня голову на мое плечо. Черный пруд, вековые деревья, уходящие в звездное небо… Заколдованно-светлая ночь, бесконечно-безмолвная, с бесконечно-длинными тенями деревьев на серебряных полянах, похожих на озеро. В июне она уехала со мной в мою деревню, — не венчаясь, стала жить со мной как жена, стала хозяйствовать. Долгую осень провела не скучая, в будничных заботах, за чтением.
Из соседей чаще всего бывал у нас некто Завистовский, одинокий, бедный помещик, живший от нас верстах в двух, щуплый, рыженький, несмелый, недалекий — и недурной музыкант. Зимой он стал появляться у нас чуть не каждый вечер. Я знал его с детства, теперь же так привык к нему, что вечер без него был странен. Мы играли с ним в шашки, или же он играл с ней в четыре руки на рояли. Перед Рождеством я как-то поехал в город.
Возвратился уже при луне. И, войдя в дом, нигде не нашел ее. Сел за самовар один. Гулять ушла? Их нету дома с самого завтрака.
И так же внезапно очнулся через час — с ясной и дикой мыслью: «Да ведь она бросила меня! Наняла на деревне мужика и уехала на станцию, в Москву, — от нее все станется! Но может быть, вернулась? Стыдно прислуги… Часов в десять, не зная, что делать, я надел полушубок, взял зачем-то ружье и пошел по большой дороге к Завистовскому, думая: «Как нарочно, и он не пришел нынче, а у меня еще целая страшная ночь впереди! Неужели правда уехала, бросила?
Да нет, не может быть! И он бесшумно, в валенках, появился на пороге кабинета, освещенного тоже только луной в тройное окно: — Ах, это вы… Входите, входите, пожалуйста… А я, как видите, сумерничаю, коротаю вечер без огня… Я вошел и сел на бугристый диван. Потом почти неслышным голосом: — Да, да, я вас понимаю… — То есть, что вы понимаете? И тотчас, тоже бесшумно, тоже в валенках, с шалью на плечах, вышла из спальни, прилегавшей к кабинету, Муза. И села на другой диван, напротив.
Я посмотрел на ее валенки, на колени под серой юбкой, — все хорошо было видно в золотистом свете, падавшем из окна, — хотел крикнуть: «Я не могу жить без тебя, за одни эти колени, за юбку, за валенки готов отдать жизнь! Он трусливо сунулся к ней, протянул портсигар, стал по карманам шарить спичек… — Вы со мной говорите уже на «вы», — задыхаясь, сказал я, — вы могли бы хоть при мне не говорить с ним на «ты». Сердце у меня колотилось уже в самом горле, било в виски. Я поднялся и, шатаясь, пошел вон. С девятнадцати лет.
Жил когда-то в России, чувствовал ее своей, имел полную свободу разъезжать куда угодно, и не велик был труд проехать каких-нибудь триста верст. А все не ехал, все откладывал. И шли и проходили годы, десятилетия. Но вот уже нельзя больше откладывать: или теперь, или никогда. Надо пользоваться единственным и последним случаем, благо час поздний и никто не встретит меня.
И я пошел по мосту через реку, далеко видя все вокруг в месячном свете июльской ночи. Мост был такой знакомый, прежний, точно я его видел вчера: грубо-древний, горбатый и как будто даже не каменный, а какой-то окаменевший от времени до вечной несокрушимости, — гимназистом я думал, что он был еще при Батые. Однако о древности города говорят только кое-какие следы городских стен на обрыве под собором да этот мост. Все прочее старо, провинциально, не более. Одно было странно, одно указывало, что все-таки кое-что изменилось на свете с тех пор, когда я был мальчиком, юношей: прежде река была не судоходная, а теперь ее, верно, углубили, расчистили; месяц был слева от меня, довольно далеко над рекой, и в его зыбком свете и в мерцающем, дрожащем блеске воды белел колесный пароход, который казался пустым, — так молчалив он был, — хотя все его иллюминаторы были освещены, похожи на неподвижные золотые глаза и все отражались в воде струистыми золотыми столбами: пароход точно на них и стоял.
Это было и в Ярославле, и в Суэцком канале, и на Ниле. В Париже ночи сырые, темные, розовеет мглистое зарево на непроглядном небе, Сена течет под мостами черной смолой, но под ними тоже висят струистые столбы отражений от фонарей на мостах, только они трехцветные: белое, синее, красное — русские национальные флаги. Тут на мосту фонарей нет, и он сухой и пыльный. А впереди, на взгорье, темнеет садами город, над садами торчит пожарная каланча. Боже мой, какое это было несказанное счастье!
Это во время ночного пожара я впервые поцеловал твою руку и ты сжала в ответ мою — я тебе никогда не забуду этого тайного согласия. Вся улица чернела от народа в зловещем, необычном озарении. Я был у вас в гостях, когда вдруг забил набат и все бросились к окнам, а потом за калитку. Горело далеко, за рекой, но страшно жарко, жадно, спешно. Там густо валили черно-багровым руном клубы дыма, высоко вырывались из них кумачные полотнища пламени, поблизости от нас они, дрожа, медно отсвечивали в куполе Михаила-архангела.
И в тесноте, в толпе, среди тревожного, то жалостливого, то радостного говора отовсюду сбежавшегося простонародья, я слышал запах твоих девичьих волос, шеи, холстинкового платья — и вот вдруг решился, взял, замирая, твою руку… За мостом я поднялся на взгорье, пошел в город мощеной дорогой. В городе не было нигде ни единого огня, ни одной живой души. Все было немо и просторно, спокойно и печально — печалью русской степной ночи, спящего степного города. Одни сады чуть слышно, осторожно трепетали листвой от ровного тока слабого июльского ветра, который тянул откуда-то с полей, ласково дул на меня. Я шел — большой месяц тоже шел, катясь и сквозя в черноте ветвей зеркальным кругом; широкие улицы лежали в тени — только в домах направо, до которых тень не достигала, освещены были белые стены и траурным глянцем переливались черные стекла; а я шел в тени, ступал по пятнистому тротуару, — он сквозисто устлан был черными шелковыми кружевами.
У нее было такое вечернее платье, очень нарядное, длинное и стройное. Оно необыкновенно шло к ее тонкому стану и черным молодым глазам. Она в нем была таинственна и оскорбительно не обращала на меня внимания. Где это было? В гостях у кого?
Цель моя состояла в том, чтобы побывать на Старой улице. И я мог пройти туда другим, ближним путем. Но я оттого свернул в эти просторные улицы в садах, что хотел взглянуть на гимназию. И, дойдя до нее, опять подивился: и тут все осталось таким, как полвека назад; каменная ограда, каменный двор, большое каменное здание во дворе — все также казенно, скучно, как было когда-то, при мне. Я помедлил у ворот, хотел вызвать в себе грусть, жалость воспоминаний — и не мог: да, входил в эти ворота сперва стриженный под гребенку первоклассник в новеньком синем картузе с серебряными пальмочками над козырьком и в новой шинельке с серебряными пуговицами, потом худой юноша в серой куртке и в щегольских панталонах со штрипками; но разве это я?
Старая улица показалась мне только немного уже, чем казалась прежде. Все прочее было неизменно. Ухабистая мостовая, ни одного деревца, по обе стороны запыленные купеческие дома, тротуары тоже ухабистые, такие, что лучше идти срединой улицы, в полном месячном свете… И ночь была почти такая же, как та. Только та была в конце августа, когда весь город пахнет яблоками, которые горами лежат на базарах, и так тепла, что наслаждением было идти в одной косоворотке, подпоясанной кавказским ремешком… Можно ли помнить эту ночь где-то там, будто бы в небе? Я все-таки не решился дойти до вашего дома.
И он, верно, не изменился, но тем страшнее увидать его. Какие-то чужие, новые люди живут в нем теперь. Твой отец, твоя мать, твой брат — все пережили тебя, молодую, но в свой срок тоже умерли. Да и у меня все умерли; и не только родные, но и многие, многие, с кем я, в дружбе или приятельстве, начинал жизнь, давно ли начинали и они, уверенные, что ей и конца не будет, а все началось, протекло и завершилось на моих глазах, — так быстро и на моих глазах! И я сел на тумбу возле какого-то купеческого дома, неприступного за своими замками и воротами, и стал думать, какой она была в те далекие, наши с ней времена: просто убранные темные волосы, ясный взгляд, легкий загар юного лица, легкое летнее платье, под которым непорочность, крепость и свобода молодого тела… Это было начало нашей любви, время еще ничем не омраченного счастья, близости, доверчивости, восторженной нежности, радости… Есть нечто совсем особое в теплых и светлых ночах русских уездных городов в конце лета.
Какой мир, какое благополучие! Бродит по ночному веселому городу старик с колотушкой, но только для собственного удовольствия: нечего стеречь, спите спокойно, добрые люди, вас стережет божье благоволение, это высокое сияющее небо, на которое беззаботно поглядывает старик, бродя по нагретой за день мостовой и только изредка, для забавы, запуская колотушкой плясовую трель. И вот в такую ночь, в тот поздний час, когда в городе не спал только он один, ты ждала меня в вашем уже подсохшем к осени саду, и я тайком проскользнул в него: тихо отворил калитку, заранее отпертую тобой, тихо и быстро пробежал по двору и за сараем в глубине двора вошел в пестрый сумрак сада, где слабо белело вдали, на скамье под яблонями, твое платье, и, быстро подойдя, с радостным испугом встретил блеск твоих ждущих глаз. И мы сидели, сидели в каком-то недоумении счастья. Одной рукой я обнимал тебя, слыша биение твоего сердца, в другой держал твою руку, чувствуя через нее всю тебя.
И было уже так поздно, что даже и колотушки не было слышно, — лег где-нибудь на скамье и задремал с трубкой в зубах старик, греясь в месячном свете. Когда я глядел вправо, я видел, как высоко и безгрешно сияет над двором месяц и рыбьим блеском блестит крыша дома. Когда глядел влево, видел заросшую сухими травами дорожку, пропадавшую под другими травами, а за ними низко выглядывавшую из-за какого-то другого сада одинокую зеленую звезду, теплившуюся бесстрастно и вместе с тем выжидательно, что-то беззвучно говорившую.
Тёмные аллеи
Аннотация к книге "Темные аллеи" Бунин И. А.: «Темные аллеи» И. А. Бунин считал лучшим своим произведением. В 2013 году исполняется 60 лет знаменитому сборнику рассказов Ивана Бунина «Тёмные аллеи». Иван Бунин в своём сборнике рассказов пишет, что любовь — это наваждение, которое редко заканчивается счастьем или служение чувству, которое не станет взаимным.
Тёмные аллеи
О некоторых особенностях языка И. Это выражается в использовании музыкальных средств языка по воспоминаниям Веры Муромцевой, писатель считал, что в «Тёмных аллеях» «каждый рассказ написан «своим ритмом», в своём ключе» 6 Новый мир. В «Тёмных аллеях» невероятно богат лексикон звуков, запахов, особенно цвета: «синевато-меловой», «чёрно-зеркальный», «разноцветно-яркий». Такие же неожиданные словосочетания Бунин находит для точного описания звуков: соловей поёт у него «старательно», лягушки «дремотно журчат», гармонь «рычит». То же — в передаче эмоций: «безнадёжно-счастливый», «блаженно-смертная». Характернейшая черта бунинского стиля — развёрнутые сравнения и неожиданные метафоры «плотная, как рыба, девка», «галки, похожие на монашенок» или странные сочетания иногда логически несовместимых слов, которые воздействуют на воображение читателя, рождая неожиданные образы «спрашивая всем чёрным раскрытием глаз и ресниц», «отдыхает от тайной внимательности к тому, как мы… говорим, переглядываемся», «красно чернели жёсткие волосы», «унизан щебетом», «во все глаза ждёт меня». Сюжет рассказов, как правило, динамичен: чаще всего автор в первых строках коротко указывает время и место действия, намечает возраст, профессию или социальное положение героя, иногда нет и того. Читатель оказывается погружён непосредственно в субъективный мир героя, переживающего или вспоминающего любовную встречу. В жанровом отношении «Тёмные аллеи» неоднородны — от рассказов, новелл и даже «маленького романа», как определял сам писатель жанр своей «Натали», до коротких сценок, анекдотов и чего-то вроде «стихотворений в прозе». Станислав Жуковский. Бессонная ночь.
Тверская областная картинная галерея Что на неё повлияло? И сам Бунин, и его исследователи называли множество претекстов Исходный текст, повлиявший на создание произведения или послуживший фоном для его создания. В ряде случаев претексты указаны прямо — начиная с названия цикла и одноимённого рассказа, который, по воспоминаниям Бунина, родился при перечитывании стихов Николая Огарёва Николай Платонович Огарёв 1813—1877 — поэт, публицист, революционер. В 1834 году был арестован за организацию вместе с Герценом революционного кружка и отправлен в ссылку в Пензенскую губернию. В 1856 году вышел первый сборник стихов Огарёва, в этом же году поэт эмигрировал в Великобританию, где вместе с Герценом возглавил Вольную русскую типографию и издавал журнал «Колокол». Был одним из создателей организации «Земля и воля», развивал идею крестьянской революции. Другие рассказы цикла вырастают вокруг стихов Якова Полонского Яков Петрович Полонский 1819—1898 — поэт. Служил в Комитете иностранной цензуры и Совете главного управления по делам печати. С 1860 года устраивал «пятницы» Полонского — встречи с учёными и деятелями культуры. Автор поэтических сборников «Гаммы» 1844 , «Стихотворения 1845 года», «Сазандар» 1849 , сборника рассказов 1859 , романов «Признания Сергея Чалыгина» 1867 , «Женитьба Атуева» 1869 , «Дешёвый город» 1879.
И сперва я думал, что это будет ряд довольно забавных историй. А вышло совсем, совсем другое». За всеми усадебными декорациями бунинских рассказов мерцает проза Тургенева, которую Бунин перечитывал в годы работы над «Тёмными аллеями» — результаты такого перечитывания наиболее заметны в «Русе» тургеневские «Фауст» и «Вешние воды» , в «Чистом понедельнике» «Дворянское гнездо». Главными бунинскими учителями можно с полным основанием назвать Льва Толстого и Антона Чехова обоих Бунин знал в юности, а в дальнейшем написал книги об их творчестве. Следы толстовской интроспекции можно найти в рассказе «Начало», который повествует о потере невинности — но не физической, а скорее духовной. Толстовские «Дьявол», «Отец Сергий» и «Крейцерова соната» — очевидный фон бунинских размышлений о проблемах пола. Рассказы Чехова, — например, «Дамой с собачкой» и «Дуэль» — составляют литературный фон «Кавказа». Откровенность и натурализм, с которым Бунин описывает физическую любовь, коренятся скорее не в русской традиции в которой до Бунина не было, как сетовал писатель, своего «Любовника леди Чаттерлей» Роман английского писателя Дэвида Лоуренса, опубликованный в 1928 году. Из-за откровенных сексуальных сцен был запрещён в Великобритании вплоть до 1960 года. Литература и литературный быт модернизма — что-то вроде антивлияния: с ними Бунин полемизирует и выясняет отношения, прежде всего в «Чистом понедельнике».
Наконец, важный претекст книги — более раннее творчество самого Бунина «Жизнь Арсеньева» , «Солнечный удар» и др. Режиссёр Феликс Фальк. Польша, Беларусь, 1994 год. На обороте фотографии надпись Бунина: «Чехов и я — в его кабинете, в доме в Аутке, на окраине Ялты» Как она была опубликована?
Несмотря на то, что он получил Нобелевскую премию по литературе за роман «Жизнь Арсеньева», именно «Темные аллеи» сегодня самая востребованная, самая читаемая книга Бунина. Он глядел на мелькавшие подковы, сдвинув черные брови, и думал: «Да, пеняй на себя. Да, конечно, лучшие минуты. И не лучшие, а истинно волшебные! Что, если бы я не бросил ее? Какой вздор!
Был в числе организаторов неофициальной поэтической группы СМОГ. В советское время печатался... Первоначальное художественное образование Терешкович получил в частных студиях К. Экспонент выставок... Племянница шведского короля Адольфа Фридриха. Двоюродная племянница прусского короля Фридриха Великого. Одновременно с обучением в гимназии К.
Бунина «Темные аллеи», определяется философский смысл образной символики природы, имеющей экзистенциальное значение, рассматриваются изобразительно-выразительные приемы раскрытия философии природы, что позволяет выявить своеобразие индивидуально-поэтического мышления писателя в восприятии и изображении мира. Ключевые слова философия природы; образная символика; цикл рассказов Как ссылаться Миронова, Н. Theory of Linguistics. Бабореко А. Бунин: Жизнеописание. Смирнова А. Интертестуальность художественного дискурса как реализация культурно-интеграционных процессов. Вестник Московского городского педагогического университета. Теория языка. Языковое образование».
О чем рассказы в сборнике «Темные аллеи»
- Содержание
- Смысл произведения Темные аллеи
- История издания сборника рассказов И.А. Бунина «Темные аллеи» | Аболина | Библиотековедение
- О чем бунинские "Темные аллеи"?
- Бунин Иван - Темные аллеи
Темные аллеи. Бунин И. А.
| «Тёмные аллеи» Ивана Бунина | Предметом исследования является один из принципов циклиза-ции прозаических произведений – метажанр, рассмотренный на примере книги И. Бунина «Тёмные аллеи». |
| Иван Бунин: биография, книги, эмиграция, фото, личная жизнь | «Темные аллеи» появились в Собрании сочинений Бунина, которое выходило в 1966–1967 годах, и быстро полюбились советскому читателю. |
| Тёмные аллеи (Бунин) — | Рассказ "Тёмные аллеи" учит тому, что часто нужно идти навстречу своей любви, несмотря на преграды, общественное мнение и социальное положение. |
О чем бунинские «Темные аллеи»?
Сборник воспоминаний Ивана Бунина под названием «Темные аллеи» сам автор высоко оценивает как свое величайшее произведение. На этой странице вы можете прочитать онлайн книгу «Темные аллеи», автора Ивана Бунина. Сборник воспоминаний Ивана Бунина под названием «Темные аллеи» сам автор высоко оценивает как свое величайшее произведение. Иван Бунин в своём сборнике рассказов пишет, что любовь — это наваждение, которое редко заканчивается счастьем или служение чувству, которое не станет взаимным. Иван Бунин бесплатные аудиокниги слушать онлайн. Полные версии в библиотеке Темные аллеи для детей на ночь и родителей на сайте РуСтих Сказки.
#юбилей_книги_2023
Иван Бунин бесплатные аудиокниги слушать онлайн. Полные версии в библиотеке Благодарим за прочтение произведения Ивана Алексеевича Бунина «Темные аллеи»! Читать все произведения Ивана Бунина На главную страницу (полный список произведений). Темные аллеи, Иван Бунин. К работе над сборником Бунин приступил в 1937 году, а 1938 он написал и рассказ «Тёмные аллеи». «Настоящая любовь никогда не заканчивается браком», — писал Иван Бунин, чей цикл рассказов «Темные аллеи» до сих пор остается одной из самых популярных книг о любви. Добавить в мою библиотеку. Темные аллеи: 16+. Бунин, Иван Алексеевич.
«Темные аллеи»
- Темные аллеи
- Том 7. Рассказы 1931-1952. Темные аллеи: краткое содержание, описание и аннотация
- Урок 5: И. Бунин: позднее творчество. «Тёмные аллеи». «Жизнь Арсеньева»
- Аннотация к книге "Темные аллеи. Окаянные дни"
- Другие издания
- Тематика и проблематика рассказов