Эпиграфом к роману М. Булгакова “Мастер и Маргарита” являются слова Мефистофеля (дьявола) – одного из персонажей драмы И. Гете “Фауст”. В «Мастере и Маргарите» червонцы были, конечно, волшебные — они сыпались с потолка Варьете, и только при использовании по назначению оказывалось, что их не существует. Я решил поразмыслить на тему эпиграфа к Роману Я открываю Гёте, и о, мистика! — этой строфы не нахожу! Роман Михаила Афанасьевича Булгакова «Мастер и Маргарита» был впервые опубликован в журнале «Москва» в 1966 году, спустя двадцать шесть лет после смерти автора. Эпиграф романа Булгакова «Мастер и Маргарита» взят из поэмы Гете «Фауст» неслучайно.
Философский анализ романа М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита»
Социальный механизм такой травли в МиМ описан точнейшим образом! По указанию ЦК идёт волна осуждающих поведение поэта — предателя собраний. Наиболее рьяные из Союза требуют лишить Пастернака гражданства и выслать из страны. Из-за опубликованного на Западе стихотворения Пастернака «Нобелевская премия» в феврале 1959 г. Где-то люди, воля, свет, А за мною шум погони, Мне наружу хода нет… Темный лес и берег пруда, Ели сваленной бревно. Путь отрезан отовсюду. Наиболее удобный выход отделаться от слишком известного и на Западе поэта! И как ранее Булгаков отказался покинуть родину, от выезда в письме Хрущову Пастернак решительно отказывается: «Покинуть Родину для меня равносильно смерти.
Я связан с Россией рождением, жизнью, работой». Это случай, когда история сама сопоставила: Булгаков — Мастер — Пастернак. Сами собой сюда прибавляются и другие имеНиколай Гумилёв, Осип Мандельштам, застрелившийся Маяковский... Всех не перечислишь! В 1964 г. В 1966 забрезжило ни при Сталине, ни при Хрущове невероятное: «протащить» в печать МиМ, философская сатира которого била не только по сталинским годам, —- но и далее, соответственно сохранению правительственных "перегибов". Отметим истины ради, что всегда чуткий к веяниям «сверху» теперь главный редактор «Нового мира» Конст.
Симонов в своё время решительно отказался печатать «Доктора Живаго» тогда С-ов был редактором «Нового мира» : «Нельзя давать трибуну Пастернаку! Не захотел Симонов тогда оказаться в положении - "Враг под крылом редактора", - можно редактора понять. В самом деле! Предвидеть репрессии за «Живаго» было нетрудно, и стоило ли из-за другого сомнительного романа рисковать всем журналом?! В 1957 году не стоило, а в 1966 за «Мастера и Маргариту» уже можно было и побороться. Знали ли Симонов и Вулис, что перевод эпиграфа принадлежит самому Булгакову? Скорее всего знали от вдовы писателя Елены Сергеевны Булгаковой.
Тогда, с одной стороны, подпись была излишней: ведь роман уже подписан. С другой стороны, не стоило лишний раз ставить ещё и под переводом фамилию автора... Без переводчика даже лучше: как сам Гёте подписал. Так даже не подписывание эпиграфа сработало на руку автору романа. Гёте — это огромное и трудно переоценимое влияние на мировую культуру как творчеством, так и универсализмом личности. Для себя Булгаков оставил эпиграф на языке оригинала: не успел? Скорее, другое!
Именно немецкий подлинник — как бы рукой самого Гёте! Отсюда насколько богаче и сложнее видится смысл романа?! Так исторически выходит, что всегда и во всех странах светская литература рассуждала добре и зле, Свете и Тьме с полного неодобрения официальной государственной цензуры и церкви:спайка эта в разные времена называлась — Святая инквизиция, - Святейший синод 1721—1917 или коммунистическая идеология —- нет существенной разницы. Высмеиваемая ещё Пушкиным российская жесткая Духовная цензура Святейшего синода в 1912 г. Констант Романова «Царь Иудейский». В правительственных газетах К. Когда царская кровь поэту не помогла, что говорить о обычных сочинителях!
После 1905 цензура в России резала все затрагивающие вопросы веры произведения. Народ не должен рассуждать: народу должно только исполнять обряды. С изменением внешней обрядовой формы положение это, как мы выше уже видели, не только не ослабело, но чудовищно вздулось в России советской. В истинно демократическом государстве размышления активные и публичные рассуждения граждан о природе добра и зла должны бы являться опорой демократии этого государства. Когда же свободная мысль одинаково душилась в старом и душится новом обществе тогда... Тогда новое общество выступает не антиподом, но наследником всего худшего в обществе старом. Это философское положение через мытарства самого Булгакова и имя опального Пастернака становилось живой и до слёз актуальной темой.
Вот какова может быть цена одного Имени... Которое читающие просто домыслили. А что в этом во всём —- в сопутствующей славе гения травле —- такого особенного?! Ничего особенного: за отгораживающим СССР от остального мира "железным занавесом" всё происходило так же. Занавес для того и существовал, чтобы в СССР действия вырождающейся западной буржуазии прямо не сопоставляли с поступками наших вождей. Например, в оные годы, когда в маленьком Веймаре автор «Фауста» Гёте мимоходом писал эпиграмму, —- в какой-то европейской стране уходил в отставку министр. Нельзя быть министром, когда над тобой смеётся половина мира!
Вот какова иногда бывает сила четырёх строчек! В свою время, власть имущие осмеянные и церковь на Гёте в печати кидались люто. Но ведь изучавший философию в Германии Борис Пастернак-то всё это о Гёте должен был знать знал лучше всех: переводить «Фауста» в сталинское время, —- сам по себе уже Поступок! Добротный дореволюционный перевод «Фауста» Н. Холодковского переиздавался после 1917-го даже роскошно. Значит, особой нужды в новом переводе не было. Так что, если роман МиМ начинается с гётевского эпиграфа и кому перевод этого эпиграфа приписали одинаково значимо.
Из дореволюционных переводов «Фауста» рассмотрим два наиболее значимые. Есть выдающиеся переводы — Фета только дореволюционные издания и переиздававшийся после 1917-го и более доступный перевод Ник. Холодковского 1858 -1921 , профессора зоологии Военно-медицинской академии и переводчика по призванию. В юности поражённый неохватным универсализмом личности Гёте, после первого в 1878 г. Универсализм мышления переводимого поэта заставлял Холодковского особенно чётко обозначить в русском переводе сквозные мотивы и скрепляющие текст противопоставленные слова — антонимы: истина — не истина, ложь; свет — добро; ложь — зло и т. Русский язык немецкому не созвучен. Перевод Холодковского нельзя назвать дословным, но можно быть уверенным: если у Гёте —- этот смысл, тот же и у Холодковского.
Если у Гёте речи Мефистофеля увертливо софистично темны,- — софизм этот не только сохранён, но почти отмечен указательной галочкой в переводе. Вот источник эпиграфа —- сцена разоблачения мнимого пуделя — первое явление Мефистофеля доктору Фаусту: Ф а у с т. Как звать тебя? Часть вечной силы я Всегда желавший зла, творивший лишь благое. Кудряво сказано; а проще — что такое? Ответ Фауста ироничен: если Фауст чёрту не верит, то почему должен верить ему читатель?! Я отрицаю всё — и в этом суть моя.
Затем, что лишь на то, чтоб с громом провалиться, Годна вся эта дрянь, что на земле живет... Короче всё, что злом ваш брат зовёт, -- Стремленье разрушать, дела и мысли злые Вот это всё — моя стихия.
Это же поколение приписало Воланду импозантность. В таком прочтении роман пришёл и в 1980-е — в виде комментариев к новым изданиям. В 1990-е роман воспринимался как эпатаж и вызов — сцены с обнажённой Маргаритой на балу вошли сразу в несколько театральных постановок. В результате к началу 2000-х роман очень резко оценили несколько отечественных богословов — в частности, Николай Константинович Гаврюшин и Михаил Михайлович Дунаев. В их работах встречались рассуждения о том, что Булгаков — поклонник сатанизма, а его роман — чёрная месса с принесением в жертву барона Майгеля.
Однако, когда были опубликованы черновики романа и письма Булгакова, эта версия быстро начала рассыпаться. Современные трактовки, среди которых можно отметить книгу диакона Андрея Кураева, — это попытки понять зашифрованное христианское послание Булгакова, помещённое во внешне сатанинскую упаковку. Явное и неявное в «Мастере и Маргарите» Рассуждая о романе Булгакова, нужно внимательно проследить все авторские оговорки и «говорящие» детали, — сделать неявное явным. В одном из писем 1930 года Михаил Афанасьевич отмечает: «Я пишу роман о дьяволе». То есть, его книга с самого начала не предполагала положительных героев. Уже на первых страницах, встречаясь с Берлиозом и Бездомным на Патриарших прудах, Воланд произносит фразу: «Так вы — атеисты? Эта деталь не только лишает иностранного профессора всякой вальяжности, но прямо относит нас к евангельской истории о гадаринском бесноватом.
Там визжит стадо свиней, в которое вселяются бесы. Более того, Воланд хром и у него разные глаза — медик Булгаков не мог не знать, что сочетание таких симптомов — признак сифилиса. И Мастер, и Маргарита в романе не улыбаются, а неоднократно «скалят зубы» — это не только говорит об авторском отношении к ним. Такая же улыбка была у колдуна из гоголевской «Страшной мести». Герои не симпатичны, а просто одержимы. Посмертие Мастера в романе Булгакова также не слишком привлекательно. Там мы видим пейзаж, явно заимствованный из сна Маргариты, который она видела перед встречей с Азазелло — речка, мостик, баня, «кричащее безмолвие».
Мастер в этом сне был «человеком с больными глазами». А вечно зацветающие вишни, зацвести которым не суждено, — намёк на бесплодие Маргариты. Об этом она рассказывает мальчику, мимо окна которого пролетала: «Жила-была тётя, у неё не было детей, и она стала злая». Обращаясь к Мастеру, Маргарита здесь произносит фразу: «Прогнать меня ты уже не сможешь», — так не говорят о любимой женщине. В посмертии звучит музыка Шуберта. В одной из ранних редакций романа этот момент прописан подробнее — там упомянут романс Шуберта «Чёрные скалы — вот мой приют», который басом поёт Воланд. Не всё в порядке и с хронологией посмертия: Булгаков упоминает, что со времени Иешуа здесь прошло «12000 лун», тогда как на самом деле от времени Христа до первой трети XX века, когда разворачивается московская линия романа, прошло 22000 лун; по этому поводу существуют расчёты самого писателя.
Сам же «Фауст» — с «Пролога на небесах», в котором Мефистофель выпрашивает себе подопытного Фауста, и Бог разрешает ему коснуться души и тела героя. Эта ситуация напоминает сюжет ветхозаветной «Книги Иова» с той разницей, что там Бог касаться души праведника дьяволу не разрешал. В «Книге Иова» есть ключевой момент, ради которого она, возможно, и была включена в канон Писания. В момент, когда мучения праведника достигают наивысшей точки, приходят его друзья и начинают уговаривать его покаяться в каких-то несуществующих грехах, за которые его, якобы наказали. В конце концов, Иов прогоняет их.
Иешуа Га-Ноцри «Факт — самая упрямая в мире вещь». Воланд «Что-то случится непременно, потому что не бывает так, чтобы что-нибудь тянулось вечно». Маргарита «Мы говорим с тобой на разных языках, как всегда, но вещи, о которых мы говорим, от этого не меняются». Воланд «Он не заслужил света, он заслужил покой».
Мастер «…они — люди как люди. Ну, легкомысленны… ну, что ж… и милосердие иногда стучится в их сердца… обыкновенные люди… в общем, напоминают прежних… квартирный вопрос только испортил их…» Воланд «... Иешуа Га-Ноцри и Пилат «Что бы делало твоё добро, если бы не существовало зла, и как бы выглядела земля, если бы с неё исчезли тени? Оно, как и многие фразы из книги, противоречит всем законам логики. Мастер, один из главных героев, в порыве безумия сжигает собственную рукопись.
Котам почему-то всегда говорят «ты», хотя ни один кот еще ни с кем не пил брудершафта! Часть 2, Глава 24 Поздравляю вас, гражданин, соврамши! Часть 1, Глава 12 Я не сказал — отдай, я сказал — покажи. Часть 2, Глава 26. Кирпич ни с того ни с сего никому и никогда на голову не свалится. Что бы делало твое добро, если бы не существовало зла? Часть 2. Глава 29. Следуйте старому мудрому правилу, — лечить подобное подобным. Часть 1, Глава 7 Свежесть бывает только одна — первая, она же и последняя. Часть 1, Глава 18. И вот она сперва много плакала, а потом стала злая… — Маргарита. Часть 2, Глава 21.
Михаил Булгаков. Мастер и Маргарита
Я часть той силы, что всегда желает зла И всегда творит добро. В библиотеке Булгакова был прозаический перевод «Фауста» А. Соколовского 1902 с пометами Булгакова, однако эпиграф взят не оттуда. Лосев указал, что эпиграф ближе всего к переводу Д.
В гениальном романе "Мастер и Маргарита" есть глубокий смысл, который передаётся через слова персонажей. Какие цитаты автора оказались бессмертными и актуальными даже сейчас? О правде Цитаты Булгакова имели скрытый смысл. Булгаков считал, что сила в правде. Как ни подавай ситуацию под выгодным углом, любую ложь можно опровергнуть фактами. Всегда будут оставаться люди, которым не важно, как рассказана та или иная история.
Они всегда будут обращать внимание на то, как события происходили на самом деле. О разном восприятии одинаковых вещей Михаил Булгаков через высказывания героев говорил о тайных смыслах жизни. По мнению автора "Мастера и Маргариты", у каждого человека своё восприятие той или иной ситуации. Например, бедный и богатый смотрят на одну и ту же вещь под разными углами. Когда в жизни происходят неприятности, одни люди сдаются и опускают руки, а другие находят, как из них выбраться.
Опасения Ивана Николаевича полностью оправдались: прохожие обращали на него внимание и оборачивались. Вследствие этого он решил покинуть большие улицы и пробираться переулочками, где не так назойливы люди, где меньше шансов, что пристанут к босому человеку, изводя его расспросами о кальсонах, которые упорно не пожелали стать похожими на брюки. Иван так и сделал и углубился в таинственную сеть Арбатских переулков и начал пробираться под стенками, пугливо косясь, ежеминутно оглядываясь, по временам прячась в подъездах и избегая перекрестков со светофорами, шикарных дверей посольских особняков. И на всем его трудном пути невыразимо почему-то мучил вездесущий оркестр, под аккомпанемент которого тяжелый бас пел о своей любви к Татьяне.
Глава 5. Было дело в Грибоедове Старинный двухэтажный дом кремового цвета помещался на бульварном кольце в глубине чахлого сада, отделенного от тротуара кольца резною чугунною решеткой. Небольшая площадка перед домом была заасфальтирована, и в зимнее время на ней возвышался сугроб с лопатой, а в летнее время она превращалась в великолепнейшее отделение летнего ресторана под парусиновым тентом. Дом назывался «домом Грибоедова» на том основании, что будто бы некогда им владела тетка писателя — Александра Сергеевича Грибоедова. Ну владела или не владела — мы того не знаем. Помнится даже, что, кажется, никакой тетки-домовладелицы у Грибоедова не было... Однако дом так называли. Более того, один московский врун рассказывал, что якобы вот во втором этаже, в круглом зале с колоннами, знаменитый писатель читал отрывки из «Горя от ума» этой самой тетке, раскинувшейся на софе, а впрочем, черт его знает, может быть, и читал, не важно это! Или: «Пойди к Берлиозу, он сегодня от четырех до пяти принимает в Грибоедове...
Всякий, входящий в Грибоедова, прежде всего знакомился невольно с извещениями разных спортивных кружков и с групповыми, а также индивидуальными фотографиями членов МАССОЛИТа, которыми фотографиями были увешаны стены лестницы, ведущей во второй этаж. На дверях первой же комнаты в этом верхнем этаже виднелась крупная надпись «Рыбно-дачная секция», и тут же был изображен карась, попавшийся на уду. На дверях комнаты N 2 было написано что-то не совсем понятное: «Однодневная творческая путевка. Обращаться к М. Следующая дверь несла на себе краткую, но уже вовсе непонятную надпись: «Перелыгино». Потом у случайного посетителя Грибоедова начинали разбегаться глаза от надписей, пестревших на ореховых теткиных дверях: «Запись в очередь на бумагу у Поклевкиной», «Касса», «Личные расчеты скетчистов»... Прорезав длиннейшую очередь, начинавшуюся уже внизу в швейцарской, можно было видеть надпись на двери, в которую ежесекундно ломился народ: «Квартирный вопрос». За квартирным вопросом открывался роскошный плакат, на котором изображена была скала, а по гребню ее ехал всадник в бурке и с винтовкой за плечами. Пониже — пальмы и балкон, на балконе — сидящий молодой человек с хохолком, глядящий куда-то ввысь очень-очень бойкими глазами и держащий в руке самопишущее перо.
Подпись: «Полнообъемные творческие отпуска от двух недель рассказ-новелла до одного года роман, трилогия. У этой двери также была очередь, но не чрезмерная, человек в полтораста. Всякий посетитель, если он, конечно, был не вовсе тупицей, попав в Грибоедова, сразу же соображал, насколько хорошо живется счастливцам — членам МАССОЛИТа, и черная зависть начинала немедленно терзать его. И немедленно же он обращал к небу горькие укоризны за то, что оно не наградило его при рождении литературным талантом, без чего, естественно, нечего было и мечтать овладеть членским МАССОЛИТским билетом, коричневым, пахнущим дорогой кожей, с золотой широкой каймой, — известным всей Москве билетом. Кто скажет что-нибудь в защиту зависти? Это чувство дрянной категории, но все же надо войти и в положение посетителя. Ведь то, что он видел в верхнем этаже, было не все и далеко еще не все. Весь нижний этаж теткиного дома был занят рестораном, и каким рестораном! По справедливости он считался самым лучшим в Москве.
И не только потому, что размещался он в двух больших залах со сводчатыми потолками, расписанными лиловыми лошадьми с ассирийскими гривами, не только потому, что на каждом столике помещалась лампа, накрытая шалью, не только потому, что туда не мог проникнуть первый попавшийся человек с улицы, а еще и потому, что качеством своей провизии Грибоедов бил любой ресторан в Москве, как хотел, и что эту провизию отпускали по самой сходной, отнюдь не обременительной цене. Поэтому нет ничего удивительного в таком хотя бы разговоре, который однажды слышал автор этих правдивейших строк у чугунной решетки Грибоедова: — Ты где сегодня ужинаешь, Амвросий? Арчибальд Арчибальдович шепнул мне сегодня, что будут порционные судачки а натюрель. Виртуозная штука! Ты хочешь сказать, Фока, что судачки можно встретить и в «Колизее». Но в «Колизее» порция судачков стоит тринадцать рублей пятнадцать копеек, а у нас — пять пятьдесят! Кроме того, в «Колизее» судачки третьедневочные, и, кроме того, еще у тебя нет гарантии, что ты не получишь в «Колизее» виноградной кистью по морде от первого попавшего молодого человека, ворвавшегося с театрального проезда. Нет, я категорически против «Колизея», — гремел на весь бульвар гастроном Амвросий. Оревуар, Фока!
Да, было, было!.. Помнят московские старожилы знаменитого Грибоедова! Что отварные порционные судачки! Дешевка это, милый Амвросий! А стерлядь, стерлядь в серебристой кастрюльке, стерлядь кусками, переложенными раковыми шейками и свежей икрой? А яйца-кокотт с шампиньоновым пюре в чашечках? А филейчики из дроздов вам не нравились? С трюфелями? Перепела по-генуэзски?
Десять с полтиной! Да джаз, да вежливая услуга! А в июле, когда вся семья на даче, а вас неотложные литературные дела держат в городе, — на веранде, в тени вьющегося винограда, в золотом пятне на чистейшей скатерти тарелочка супа-прентаньер? Помните, Амвросий? Ну что же спрашивать! По губам вашим вижу, что помните. Что ваши сижки, судачки! А дупеля, гаршнепы, бекасы, вальдшнепы по сезону, перепела, кулики? Шипящий в горле нарзан?!
Но довольно, ты отвлекаешься, читатель! За мной!.. В половине одиннадцатого часа того вечера, когда Берлиоз погиб на Патриарших, в Грибоедове наверху была освещена только одна комната, и в ней томились двенадцать литераторов, собравшихся на заседание и ожидавших Михаила Александровича. Ни одна свежая струя не проникала в открытые окна. Москва отдавала накопленный за день в асфальте жар, и ясно было, что ночь не принесет облегчения. Пахло луком из подвала теткиного дома, где работала ресторанная кухня, и всем хотелось пить, все нервничали и сердились. Беллетрист Бескудников — тихий, прилично одетый человек с внимательными и в то же время неуловимыми глазами — вынул часы. Стрелка ползла к одиннадцати. Бескудников стукнул пальцем по циферблату, показал его соседу, поэту Двубратскому, сидящему на столе и от тоски болтающему ногами, обутыми в желтые туфли на резиновом ходу.
Ведь заседание-то назначено в десять? Мне всегда как-то лучше работается за городом, в особенности весной. Радость загорелась в маленьких глазках Штурман Жоржа, и она сказала, смягчая свое контральто: — Не надо, товарищи, завидовать. Естественно, что дачи получили наиболее талантливые из нас... Бескудников, искусственно зевнув, вышел из комнаты. Начался шум, назревало что-то вроде бунта. Стали звонить в ненавистное Перелыгино, попали не в ту дачу, к Лавровичу, узнали, что Лаврович ушел на реку, и совершенно от этого расстроились. Наобум позвонили в комиссию изящной словесности по добавочному N 930 и, конечно, никого там не нашли. Ах, кричали они напрасно: не мог Михаил Александрович позвонить никуда.
Далеко, далеко от Грибоедова, в громадном зале, освещенном тысячесвечовыми лампами, на трех цинковых столах лежало то, что еще недавно было Михаилом Александровичем. На первом — обнаженное, в засохшей крови, тело с перебитой рукой и раздавленной грудной клеткой, на другом — голова с выбитыми передними зубами, с помутневшими открытыми глазами, которые не пугал резчайший свет, а на третьем — груда заскорузлых тряпок. Возле обезглавленного стояли: профессор судебной медицины, патологоанатом и его прозектор, представители следствия и вызванный по телефону от больной жены заместитель Михаила Александровича Берлиоза по МАССОЛИТу — литератор Желдыбин. Машина заехала за Желдыбиным и, первым долгом, вместе со следствием, отвезла его около полуночи это было на квартиру убитого, где было произведено опечатание его бумаг, а затем уж все поехали в морг. Вот теперь стоящие у останков покойного совещались, как лучше сделать: пришить ли отрезанную голову к шее или выставить тело в Грибоедовском зале, просто закрыв погибшего наглухо до подбородка черным платком? Да, Михаил Александрович никуда не мог позвонить, и совершенно напрасно возмущались и кричали Денискин, Глухарев и Квант с Бескудниковым. Ровно в полночь все двенадцать литераторов покинули верхний этаж и спустились в ресторан. Тут опять про себя недобрым словом помянули Михаила Александровича: все столики на веранде, натурально, оказались уже занятыми, и пришлось оставаться ужинать в этих красивых, но душных залах. И ровно в полночь в первом из них что-то грохнуло, зазвенело, посыпалось, запрыгало.
И тотчас тоненький мужской голос отчаянно закричал под музыку: «Аллилуйя!! Покрытые испариной лица как будто засветились, показалось, что ожили на потолке нарисованные лошади, в лампах как будто прибавили свету, и вдруг, как бы сорвавшись с цепи, заплясали оба зала, а за ними заплясала и веранда. Заплясал Глухарев с поэтессой Тамарой Полумесяц, заплясал Квант, заплясал Жуколов-романист с какой-то киноактрисой в желтом платье. Плясали: Драгунский, Чердакчи, маленький Денискин с гигантской Штурман Джоржем, плясала красавица архитектор Семейкина-Галл, крепко схваченная неизвестным в белых рогожных брюках. Плясали свои и приглашенные гости, московские и приезжие, писатель Иоганн из Кронштадта, какой-то Витя Куфтик из Ростова, кажется, режиссер, с лиловым лишаем во всю щеку, плясали виднейшие представители поэтического подраздела МАССОЛИТа, то есть Павианов, Богохульский, Сладкий, Шпичкин и Адельфина Буздяк, плясали неизвестной профессии молодые люди в стрижке боксом, с подбитыми ватой плечами, плясал какой-то очень пожилой с бородой, в которой застряло перышко зеленого лука, плясала с ним пожилая, доедаемая малокровием девушка в оранжевом шелковом измятом платьице. Оплывая потом, официанты несли над головами запотевшие кружки с пивом, хрипло и с ненавистью кричали: «Виноват, гражданин! Зубрик два! Фляки господарские!! Грохот золотых тарелок в джазе иногда покрывал грохот посуды, которую судомойки по наклонной плоскости спускали в кухню.
Словом, ад. И было в полночь видение в аду. Вышел на веранду черноглазый красавец с кинжальной бородой, во фраке и царственным взором окинул свои владения. Говорили, говорили мистики, что было время, когда красавец не носил фрака, а был опоясан широким кожаным поясом, из-за которого торчали рукояти пистолетов, а его волосы воронова крыла были повязаны алым шелком, и плыл в Караибском море под его командой бриг под черным гробовым флагом с адамовой головой. Но нет, нет! Лгут обольстители-мистики, никаких Караибских морей нет на свете, и не плывут в них отчаянные флибустьеры, и не гонится за ними корвет, не стелется над волною пушечный дым. Нет ничего, и ничего и не было! Вон чахлая липа есть, есть чугунная решетка и за ней бульвар... И плавится лед в вазочке, и видны за соседним столиком налитые кровью чьи-то бычьи глаза, и страшно, страшно...
О боги, боги мои, яду мне, яду!.. И вдруг за столиком вспорхнуло слово: «Берлиоз!! И пошли вскакивать, пошли вскакивать. Да, взметнулась волна горя при страшном известии о Михаиле Александровиче. Кто-то суетился, кричал, что необходимо сейчас же, тут же, не сходя с места, составить какую-то коллективную телеграмму и немедленно послать ее. Но какую телеграмму, спросим мы, и куда? И зачем ее посылать? В самом деле, куда? И на что нужна какая бы то ни было телеграмма тому, чей расплющенный затылок сдавлен сейчас в резиновых руках прозектора, чью шею сейчас колет кривыми иглами профессор?
Погиб он, и не нужна ему никакая телеграмма. Все кончено, не будем больше загружать телеграф. Да, погиб, погиб... Но мы то ведь живы! Да, взметнулась волна горя, но подержалась, подержалась и стала спадать, и кой-кто уже вернулся к своему столику и — сперва украдкой, а потом и в открытую — выпил водочки и закусил. В самом деле, не пропадать же куриным котлетам де-воляй? Чем мы поможем Михаилу Александровичу? Тем, что голодными останемся? Да ведь мы-то живы!
Натурально, рояль закрыли на ключ, джаз разошелся, несколько журналистов уехали в свои редакции писать некрологи. Стало известно, что приехал из морга Желдыбин. Он поместился в кабинете покойного наверху, и тут же прокатился слух, что он и будет замещать Берлиоза. Желдыбин вызвал к себе из ресторана всех двенадцать членов правления, и в срочно начавшемся в кабинете Берлиоза заседании приступили к обсуждению неотложных вопросов об убранстве колонного Грибоедовского зала, о перевозе тела из морга в этот зал, об открытии доступа в него и о прочем, связанном с прискорбным событием. А ресторан зажил своей обычной ночной жизнью и жил бы ею до закрытия, то есть до четырех часов утра, если бы не произошло нечто, уже совершенно из ряду вон выходящее и поразившее ресторанных гостей гораздо больше, чем известие о гибели Берлиоза. Первыми заволновались лихачи, дежурившие у ворот Грибоедовского дома. Слышно было, как один из них, приподнявшись на козлах прокричал: — Тю! Вы только поглядите! Вслед за тем, откуда ни возьмись, у чугунной решетки вспыхнул огонечек и стал приближаться к веранде.
Сидящие за столиками стали приподниматься и всматриваться и увидели, что вместе с огонечком шествует к ресторану белое привидение. Когда оно приблизилось к самому трельяжу, все как закостенели за столиками с кусками стерлядки на вилках и вытаращив глаза. Швейцар, вышедший в этот момент из дверей ресторанной вешалки во двор, чтобы покурить, затоптал папиросу и двинулся было к привидению с явной целью преградить ему доступ в ресторан, но почему-то не сделал этого и остановился, глуповато улыбаясь. И привидение, пройдя в отверстие трельяжа, беспрепятственно вступило на веранду. Тут все увидели, что это — никакое не привидение, а Иван Николаевич Бездомный — известнейший поэт. Он был бос, в разодранной беловатой толстовке, к коей на груди английской булавкой была приколота бумажная иконка со стершимся изображением неизвестного святого, и в полосатых белых кальсонах. В руке Иван Николаевич нес зажженную венчальную свечу. Правая щека Ивана Николаевича была свеже изодрана. Трудно даже измерить глубину молчания, воцарившегося на веранде.
Видно было, как у одного из официантов пиво течет из покосившейся набок кружки на пол. Поэт поднял свечу над головой и громко сказал: — Здорово, други! Послышались два голоса. Бас сказал безжалостно: — Готово дело. Белая горячка. А второй, женский, испуганный, произнес слова: — Как же милиция-то пропустила его по улицам в таком виде? Это Иван Николаевич услыхал и отозвался: — Дважды хотели задержать, в скатертном и здесь, на Бронной, да я махнул через забор и, видите, щеку изорвал! Осипший голос его окреп и стал горячей. Слушайте меня все!
Он появился! Ловите же его немедленно, иначе он натворит неописуемых бед! Что он сказал? Кто появился? Здесь из внутреннего зала повалил на веранду народ, вокруг Иванова огня сдвинулась толпа. Кто убил? Не разглядел я фамилию на визитной карточке... Помню только первую букву «Ве», на «Ве» фамилия! Какая же это фамилия на «Ве»?
Иван рассердился. Вульф ни в чем не виноват! Во, во... Так не вспомню! Ну вот что, граждане: звоните сейчас в милицию, чтобы выслали пять мотоциклетов с пулеметами, профессора ловить. Да не забудьте сказать, что с ним еще двое: какой-то длинный, клетчатый... А я пока что обыщу Грибоедова... Я чую, что он здесь! Иван впал в беспокойство, растолкал окружающих, начал размахивать свечой, заливая себя воском, и заглядывать под столы.
Тут послышалось слово: «Доктора! Вы расстроены смертью всеми нами любимого Михаила Александровича... Мы все это прекрасно понимаем. Вам нужен покой. Сейчас товарищи проводят вас в постель, и вы забудетесь... А ты лезешь ко мне со своими глупостями! Судорога исказила его лицо, он быстро переложил свечу из правой руки в левую, широко размахнулся и ударил участливое лицо по уху. Тут догадались броситься на Ивана — и бросились. Свеча погасла, и очки, соскочившие с лица, были мгновенно растоптаны.
Иван испустил страшный боевой вопль, слышный к общему соблазну даже на бульваре, и начал защищаться. Зазвенела падающая со столов посуда, закричали женщины. Пока официанты вязали поэта полотенцами, в раздевалке шел разговор между командиром брига и швейцаром. Я сам понимаю, на веранде дамы сидят. Человек в белье может следовать по улицам Москвы только в одном случае, если он идет в сопровождении милиции, и только в одно место — в отделение милиции! А ты, если швейцар, должен знать, что, увидев такого человека, ты должен, не медля ни секунды, начинать свистеть. Ты слышишь? Ополоумевший швейцар услыхал с веранды уханье, бой посуды и женские крики. Кожа на лице швейцара приняла тифозный оттенок, а глаза помертвели.
Ему померещилось, что черные волосы, теперь причесанные на пробор, покрылись огненным шелком. Исчезли пластрон и фрак, и за ременным поясом возникла ручка пистолета. Швейцар представил себя повешенным на фор-марса-рее. Своими глазами увидел он свой собственный высунутый язык и безжизненную голову, упавшую на плечо, и даже услыхал плеск волны за бортом. Колени швейцара подогнулись. Но тут флибустьер сжалился над ним и погасил свой острый взор. Это в последний раз. Нам таких швейцаров в ресторане и даром не надо. Ты в церковь сторожем поступи.
В психиатрическую. Через четверть часа чрезвычайно пораженная публика не только в ресторане, но и на самом бульваре и в окнах домов, выходящих в сад ресторана, видела, как из ворот Грибоедова Пантелей, швейцар, милиционер, официант и поэт Рюхин выносили спеленатого, как куклу, молодого человека, который, заливаясь слезами, плевался, норовя попасть именно в Рюхина, давился слезами и кричал: — Сволочь! Шофер грузовой машины со злым лицом заводил мотор. Рядом лихач горячил лошадь, бил ее по крупу сиреневыми вожжами, кричал: — А вот на беговой! Я возил в психическую! Кругом гудела толпа, обсуждая невиданное происшествие; словом, был гадкий, гнусный, соблазнительный, свинский скандал, который кончился лишь тогда, когда грузовик унес на себе от ворот Грибоедова несчастного Ивана Николаевича, милиционера, Пантелея и Рюхина. Глава 6. Шизофрения, как и было сказано Когда в приемную знаменитой психиатрической клиники, недавно отстроенной под Москвой на берегу реки, вошел человек с острой бородкой и облаченный в белый халат, была половина второго ночи. Трое санитаров не спускали глаз с Ивана Николаевича, сидящего на диване.
Тут же находился и крайне взволнованный поэт Рюхин. Полотенца, которыми был связан Иван Николаевич, лежали грудой на том же диване. Руки и ноги Ивана Николаевича были свободны. Увидев вошедшего, Рюхин побледнел, кашлянул и робко сказал: — Здравствуйте, доктор. Доктор поклонился Рюхину, но, кланяясь, смотрел не на него, а на Ивана Николаевича. Тот сидел совершенно неподвижно, со злым лицом, сдвинув брови, и даже не шевельнулся при входе врача. Он был совершенно здоров... С постели взяли? Дрался с кем-нибудь?
И еще кое-кого... Рюхин сконфузился до того, что не посмел поднять глаза на вежливого доктора. Но тот ничуть не обиделся, а привычным, ловким жестом снял очки, приподняв полу халата, спрятал их в задний карман брюк, а затем спросил у Ивана: — Сколько вам лет? Разве я сказал вам что-нибудь неприятное? А на тебя в особенности, гнида! Здесь Рюхин всмотрелся в Ивана и похолодел: решительно никакого безумия не было у того в глазах. Из мутных, как они были в Грибоедове, они превратились в прежние, ясные. Вот чепуха какая! Зачем же мы, в самом деле, сюда-то его притащили?
Нормален, нормален, только рожа расцарапана... Иван Николаевич покосился недоверчиво, но все же пробурчал: — Слава те господи! Нашелся наконец хоть один нормальный среди идиотов, из которых первый — балбес и бездарность Сашка! Тот вспыхнул от негодования. Вот уж, действительно, дрянь! Посмотрите на его постную физиономию и сличите с теми звучными стихами, который он сочинил к первому числу! А вы загляните к нему внутрь — что он там думает... Рюхин тяжело дышал, был красен и думал только об одном, что он отогрел у себя на груди змею, что он принял участие в том, кто оказался на поверку злобным врагом. И главное, и поделать ничего нельзя было: не ругаться же с душевнобольным?!
Схватили, связали какими-то тряпками и поволокли в грузовике! Не голым же мне по Москве идти? Надел что было, потому что спешил в ресторан к Грибоедову. Врач вопросительно посмотрел на Рюхина, и тот хмуро пробормотал: — Ресторан так называется. Какое-нибудь деловое свидание? Ах да, да нет! Композитор — это однофамилец Миши Берлиоза! Рюхину не хотелось ничего говорить, но пришлось объяснить. Он его нарочно под трамвай пристроил!
Он такие штуки может выделывать, что только держись! Он заранее знал, что Берлиоз попадет под трамвай! Какие же меры вы приняли, чтобы поймать этого убийцу? Та вынула лист и стала заполнять пустые места в его графах. Взял я на кухне свечечку... Санитары почему-то вытянули руки по швам и глаз не сводили с Ивана. Тут факт бесповоротный. Он лично с Понтием Пилатом разговаривал. Да нечего на меня так смотреть!
Верно говорю! Все видел — и балкон и пальмы. Был, словом, у Понтия Пилата, за это я ручаюсь. Вдруг часы ударили два раза.
Что бы делало твое добро, если бы не существовало зла, и как бы выглядела земля, если бы с нее исчезли тени? Я не сказал — отдай, я сказал — покажи. Удачные моменты надо уметь ловить и пользоваться ими.
Вино какой страны вы предпочитаете в это время дня? Хорошо, хорошо, готов молчать. Я буду молчаливой галлюцинацией. С желтыми цветами я вышла, чтоб ты наконец нашёл меня… Помилуйте…разве я позволил бы себе налить даме водки? Это чистый спирт! Каждому воздастся по его вере. Люди, как люди.
Любят деньги, но ведь это всегда было… Человечество любит деньги, из чего бы те ни были сделаны, из кожи ли, из бумаги ли, из бронзы или золота. Ну, легкомысленны… ну, что ж… обыкновенные люди… в общем, напоминают прежних… квартирный вопрос только испортил их… Я надломлен, хочу в бронированную камеру. Нет документа, нет и человека. Ваше присутствие на похоронах отменяется. Я не знаю, кто подвесил твой язык, но подвешен он хорошо. Меня сломали, мне скучно, и я хочу в подвал. Каждый украшает себя, чем может.
Я — часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо. Меня охватила грусть перед дальней дорогой. Не правда ли, мессир, она вполне естественна, даже тогда, когда человек знает, что в конце этой дороги ждет счастье? Аннушка уже купила подсолнечное масло, и не только купила, но даже и разлила. Так что заседание не состоится. Ну, чего не знаем, за то не ручаемся. Единственное, что он сказал, что в числе человеческих пороков одним из самых главных он считает трусость.
От «Идиота» — к «Мастеру и Маргарите»
При первом же появлении (в романе «Мастер и Маргарита») повествует первую главу из Романа (об Иешуа и Пилате). — Михаил Булгаков «Мастер и Маргарита». «Мастер и Маргарита» – блистательный шедевр, созданный Михаилом Булгаковым, завораживающая мистическая дьяволиада, обнажающая вечные темы любви, борьбы добра со злом, смерти и бессмертия. Судьба романа «Мастер и Маргарита» так же трагична, как и судьба его главных героев.
Что значит эпиграф к роману Мастер и Маргарита?
Михаил Булгаков работал над романом «Мастер и Маргарита» двенадцать лет: с 1928 года и до февраля 1940-го, в несколько этапов, с перерывами и параллельно с другими текстами. Роман М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита» уникальность проблематики в том, что все проблемы завязаны на одной главной, обозначенной в эпиграфе, – проблеме добра и зла, если говорить шире – света и тьмы. «Ма́стер и Маргари́та» — роман Михаила Афанасьевича Булгакова, работа над которым началась, по одним данным, в 1928 году, по другим — в 1929-м.
Крылатые фразы из романа «Мастер и Маргарита» Булгакова
Вот прирожденное мое начало, Моя среда. Стремление Холодковского к взвешенной ясности понятий Пастернаком не оставлена без внимания. Но стиль признанного мастера ритма и метра и предтечи символистов Серебряного века Афанасия Фета оказался настолько близок Пастернаку, что последний заимствовал из его перевода целые удачно найденные фразы. Это нормально —- не имеет отношение к плагиату, когда речь идёт о переводе поэтических произведений большого формата. Можно сказать, что в таких случаях переводчики один за другим совершенствуют метод перевода: один работает во многих лицах.
Ориентируясь на перевод Фета, едва-ли возможно не знать фетовской фразы, что «Фауст» — «п р о п а г а н д а правды, света, разума». Взялся бы Пастернак за перевод не будучи с этим согласен?! В процессе работы одно из отвергнутых названий «Доктора Живаго» было — «Опыт русского Фауста», вероятно, показалось автору претенциозным. Отвергнуты были и более современные названия — «Свеча горела», и «Мальчики и девочки».
Не захватывали Всю тему целиком? А вот по аналогу с «доктором Фаустом» — «Доктор Живаго» - и не претенциозно, и указывает на все гётевские европейские отголоски темы. И вот здесь-то «Доктор Живаго — Фауст» начинает серьёзно перекликаться с ещё таящимся во тьме «ящика письменного стола» «Мастером и Маргаритой». Описываемое общее время сходно проявилось в обоих произведениях.
Вот М а с т е р спрашивает попавшегося в сумасшедший дом Ивана Бездомного: «Вы человек невежественный? Простите, может быть, впрочем, вы даже оперы «Фауст» не слыхали? Опера «Фауст» для Булгакова уже в «Белой гвардии» знак высокого уровня европейской культуры — разрушаемой в после революциной России культуры. Цепочка вопреки стараниям не уничтоженной культурной преемственности выглядит теперь так: Гёте — всё светское европейское и русское о Добре и Зле с русскими переводами "Фауста" —- Булгаков -— Пастернак.
Только пастернаковский Фауст—Живаго не пожелал заключать договора с властью тьмы: разработка известнейшей старинной темы пошла по принципу антитезы. Новый Фауст не вышел из своего кабинета: ведь услышал он совсем не песнь Воскресения Христова. Фауст - Живаго слышал кровавые лозунги - видел их зловещее воплощение. Имеются ввиду не столько знакомство, сколько черты поколения, «школы», культурного окружения.
Оба — и прозаик, и поэт — 1890 годов рождения в небогатых, но творческих интеллигентных семьях. Отец Пастернака —- художник, мать —- пианистка. Отец Булгакова —- очень своеобразный профессор Киевской духовной академии, считавший, что молитва по принуждению — не настоящая вера: не стоит детей заставлять. Пастернак профессионально занимался музыкой, окончил историко-филологический факультет Московского университета но за дипломом никогда не явился; после изучал философию в Германии, в Марбургском университете, от предложенной ему карьеры неокантианского философа в Германии отказался.
И всё начал с начала как поэт. Два брата матери Михаил Булгакова были известными врачами с прекрасной практикой в Москве и в Варшаве. Следовательно, при приложении личных усилий практика племяннику была обеспечена. Усилия Михаил приложил: в 1916 году окончив медицинский факультет Киевского университета, он получил диплом об утверждении «в степени лекаря — именование врача в Российской империи — с отличием со всеми правами и преимуществами, законами Российской Империи сей степени присвоенными».
И после многих на гражданской войне мытарств стал писателем. Тяга осмыслить в Слове своё бурное время оказалась превыше всего и у Пастернака, и у Булгакова. Воспитанные Серебряным веком, оба они переосмыслили его; оба приняли неизбежность обновления бездарно управляемого Николаем II и разваливающегося государства. Но оба не приняли пропагандируемую новой властью, якобы, неизбежных кровавых методов «обновления»: грозивших царством методов Полиграфов Шариковых и Швондеров.
Наконец, и Булгаков, и Пастернак в ущерб себе не кривили душой —- «не пожертвовали лицом ради положения», когда по своей обычной методе «купи — запугай — купи до конца» Сталин поочерёдно пытался сделать их «своими» — драматургом и поэтом. Ведь писатель, поэт и человек должен «Ни единой долькой Не отступаться от лица, Но быть живым, живым и только, Живым и только, до конца…» Они были лично знакомы знакомы —- драматург и поэт. В Дневнике Е. Булгаковой от 8 апреля 1935 г.
Вересаев в гостях у будущего лауреата Сталинской премии Конст. Сначала мы выпьем за Викентия Викентьевича, а потом за Булгакова! Вересаев, конечно, очень большой человек, но он -— законное явление. А Булгаков — незаконное!
Началась очередная травля "незаконного" Булгакова: лающие статьи, общие осуждающие писательской дискуссии, не являлись на которые либо на них возражали только очень смелые. Здесь надо оговориться: под роль безропотной жертвы Булгаков ни в коем случае не подходит. Булгаков выступает здесь в роли рыцаря, выехавшего на бой с противником посерьёзнее, чем ветряные мельницы. Образно говоря, Булгаков уже своим существованием бросал вызов этому Противнику, который снисходить с высот не имел привычки.
И в письме 1936 года к О. Фрейндберг от 1 окт. И обратное отражение! Уже в 1960 вдова писателя Е.
Булгакова запишет: «У моего брата есть экземпляр романа... Но это я ему послала с верным человеком, который передал ему из рук в руки. И брат как я ему это написала не может выпустить этого от себя. Чтобы не произошло что-нибудь похожее на Бориса Пастернака...
Во время последней болезни драматурга Пастернак расспрашивал о его состоянии «с чем-то гораздо большим, чем сочувственный интерес»; счёл нужным 22 февраля зайти и пробыл с больным наедине «довольно долго». Так помню приход Федина... Как будто по обязанности службы... После этого...
Пастернак вошёл... Булгакова Е. На другой день Пастернак звонил инициатору встречи В. Намекая, что Пастернак был поражён встречей с умирающим драматургом, Виленкин, к сожалению, не пересказывая разговор с Пастернаком конкретно, только от себя уклончиво комментирует: «К т о з н а е т, о чём Они говорили.
Может быть, о жизни и смерти... Трагических поводов для возникновения этой темы кругом было достаточно... О природе власти? О Тьме и Свете?
Отказавшись от официальных торжеств, своё пятидесятилетие -— 10 февраля 1940 г. К 14 февраля он "юбилейно" сдаст перевод. Трудно не понять знаковый смысл этого поступка. И сразу после этого ещё один знаковый поступок: поэт Пастернак приходит травимому, замалчиваемому Мастеру Булгакову, — один из символически знаковых жестов, любимых поэтами вообще.
Заманчиво выглядит предположение литературоведов, что говорили этот знаковый пришедший и больной хозяин о булгаковских «Последних днях» — пьесе о Пушкине, где самого Пушкина не было. Судьба сама словно подпихивает это сравнение: отлучённый от сцены «незаконный» Булгаков умирал «Как беззаконная комета В кругу расчисленных светил» —- сам Пушкин его стих. И перед смертью напутствовал поэта -- последователя по духу.... Заманчиво, но говоримое на грани жизни и смерти чаще бывает по-чеховски скупо.
Но эти темы далеко не исчерпывают многослойного философского содержание произведения. Булгакову понадобился еще и эпиграф, чтобы "ввести" в текст философскую проблематику — тему противостояния добра и зла, а также "заявить" еще одного главного героя — Воланда. Эпиграф к роману, появившийся в 1938 году, взят из трагедии И. Гете "Фауст": …Так кто ж ты, наконец? Эпиграф предопределяет универсальный жанр, жанровую структуру романа М. Булгакова, его философско-этическую проблематику, трагическое звучание. Булгакова представляет собой в свернутом виде романный пролог…"1. Роман М.
Булгакова "Мастер и Маргарита" — это также, как и "Фауст" Гете, двухчастное произведение, свободно сочетающее в себе различные эпохи античную и современную , землю и небо, мир реальный и трансцендентный, сцены трагические и комические, фарсовые и возвышенно-лирические, также грандиозно архитектурно-композиционное здание романа и оригинальна его философская концепция.
Рукописи, как известно, не горят, и так сложилось, что впервые произведение вышло в свет только спустя 26 лет после смерти Михаила Булгакова. Сегодня же «Мастер и Маргарита» по праву считается одним из величайших романов мировой литературы.
Мы говорим с тобой на разных языках, как всегда, но вещи, о которых мы говорим, от этого не меняются. Несчастный человек жесток и черств. А все лишь из-за того, что добрые люди изуродовали его.
Колдовству, как известно, стоит только начаться, а там уже его ничем не остановишь. Трудный народ эти женщины! Человек без сюрприза внутри, в своем ящике, неинтересен.
Оскорбление является обычной наградой за хорошую работу. Что-то, воля ваша, недоброе таится в мужчинах, избегающих вина, игр, общества прелестных женщин, застольной беседы. Такие люди или тяжко больны, или втайне ненавидят окружающих.
Поймите, что язык может скрыть истину, а глаза — никогда!
Разъяснить на этот раз не с позиций марксизма-ленинизма, а с позиций православия. А причина в том, что такой подход начисто игнорирует всю художественную сторону произведения: систему образов, композицию, многочисленные реминисценции и культурные аллюзии. Остаётся голая схема, которую можно толковать как угодно, не оглядываясь на текст. Природа же истинно художественного произведения такова, что в нём нет лишнего, случайного - важно всё. В полной мере это относится и к эпиграфу. Булгаков сделал эпиграфом к роману, как будто сразу высказывая своё отношение к Воланду. Но понять эти слова можно только в контексте трагедии Гёте.
Почему Мефистофель так себя рекомендует? Действительно ли чёрт а точнее, злая сила, частью которой он является совершает благо для людей? А может, Мефистофелю надо просто привлечь Фауста, очаровать его, чтобы обмануть? Конечно же, Мефистофель лжёт; уточним: думает, что лжёт. Ты прекрасно! Вот теперь пора вспомнить, кто дал Мефистофелю право искушать доктора Фауста и чем это обернулось. Вспомним Пролог на небе. Дьявол уверяет, что человек - ничтожество; Бог убеждён в величии своего творения.
Доктору Фаусту суждено стать в этом споре олицетворением всего человеческого рода. Погубит он свою душу, предавшись низменным стремлениям, - прав дьявол; выстоит - прав Господь. А почему Бог спокойно отдаёт на испытание другого своего верного слугу - Иова - в знаменитой библейской истории? Не вызывает сомнений, что в Прологе на небе Гёте опирается на Книгу Иова. Там тоже идёт спор между Богом и сатаной о вере человека и о его верности Богу. Заметим: сатана может делать с Иовом только то, что Бог ему позволил. Господь дал, Господь и взял; да будет имя Господне благословенно! Правда, второе испытание - проказу, бывшую для древнего иудея не просто неизлечимой болезнью , а знаком немилости Божией, Иов выдержал с трудом.
Кажется, он восстаёт против Бога. Но стоило Господу заговорить с бунтовщиком, как тот, поражённый открывшимся ему величием Творца, смиряется и восславляет его. Стремясь посрамить Бога и погубить праведника, библейский сатана достиг прямо противоположного результата: засвидетельствовал силу Господа и помог Иову утвердиться в вере и обрести награду. Желая зла, совершил благо. Вернёмся теперь к Фаусту. Чего добился Мефистофель, стремясь погубить его душу и посрамить весь род человеческий?
Эпиграф к произведению мастер и маргарита. Значение эпиграфа в романе «Мастер и Маргарита
Непревзойденные цитаты культового романа полного приключений, загадок, иронии и бесконечной мудрости – Самые лучшие и интересные новости по теме: Лучшее, мастер и маргарита, цитаты на развлекательном портале Цитаты Маргариты из произведения «Мастер и Маргарита». Любимые цитаты из романа «Мастер и Маргарита». Название "Мастер и Маргарита" уже в самом начале заявляет темы творчества и любви — центральные темы в романе. Мастер и Маргарита — известный роман Михаила Булгакова. Написан в 1929—1940 годах, впервые опубликован в 1966 г. По сути, весь роман — это сборник цитат. Булгаков М.А. - Мастер и Маргарита - Значение эпиграфа в романе «Мастер и Маргарита».
9 непонятных слов из «Мастера и Маргариты»: что такое «примус», кто такой «регент» и не только
Мастер и Маргарита Роман М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита» можно назвать самым прелестным сочинением в русской литературе XX века. Роман «Мастер и Маргарита» – это видение Булгаковым причин нашей национальной трагедии. О романе «Мастер и Маргарита» «с последующим его разоблачением». В «Мастере и Маргарите» червонцы были, конечно, волшебные — они сыпались с потолка Варьете, и только при использовании по назначению оказывалось, что их не существует.