«Назад в деревню» — тезис, когда-то озвученный Основателем ЛДПР, сегодня становится «основой фундаментальной плиты» в политике партии», — заявил лидер ЛДПР.
Как я переехала в деревню, научилась топить печь и доить козу
Антон признался, решение о переезде в деревню было не из легких, супруга долго сомневалась. Услышав рассказ Андрея о новых переселенцах в деревни, трудностях, с которыми они сталкиваются (совсем не только в Псковской области), мы обратились за комментариями к депутату местного законодательного собрания Льву Шлосбергу. Местные жители к энтузиастам отнеслись поначалу с недоверием: ведь молодежь, как правило, стремится вырваться из деревни. РИА Новости поговорило с теми, кто променял городскую жизнь на собственное хозяйство и физический труд. В деревню Языковку я добирался на попутках и даже с помощью МЧС.
Из города в деревню: как бросить мегаполис, построить дом в деревне и стать счастливым
Новости из деревни, испорченный видео ролик и больше про Персика. В деревню Языковку я добирался на попутках и даже с помощью МЧС. Смотрите видео на тему «Приехала Из Города В Деревню» в TikTok.
Ни туалета, ни перспектив: нужно ли спасать российскую деревню
Но, к счастью, Нурулле помогают его друзья из Кукмора, которым он сам когда-то помогал. Например, его друг Рафинад привозит еду каждую неделю по списку, который дает ему Нурулла. В ту ночь был сильный ветер, я был в отчаянии, но я увидел домик, в котором горел свет. Так мы с ним и познакомились, теперь мы друзья», — рассказал Рафинад Хузин. Единственный житель деревни сам обеспечивает себя всем необходимым. Он колет дрова на зиму, топит печь, ходит на родник за водой, летом выращивает овощи и занимается пчеловодством. В доме у него все обустроено, есть телевизор, телефон и интернет.
Камиль Хайруллин в Султаново родился. Но в 18 лет его потянуло в город. В Санкт-Петербурге он окончил университет, открыл собственное дело, сколотил состояние. А спустя 42 года неожиданно вернулся на родину. Картина дня.
За два года поставили дом, сейчас живём и постепенно его достраиваем и обустраиваем. Трудностей мы никаких не боялись, уехали окончательно в мае 2021-го. Фото: Из личного архива Екатерины Терентьевой Необычным для меня в деревне оказался ритм жизни. Долго не могла привыкнуть, что можно никуда не бежать и медленно ходить. Менталитет местных также отличался, пришлось подстраиваться под их уклад жизни. Из бытовых трудностей столкнулись с менее быстрым интернетом и перебоями с электричеством. За 2,5 года в деревне мы научились видеть живой мир вокруг себя. Стали радоваться каждому дню и замечать всё прекрасное. Огромным плюсом оказалась независимость от городских обстоятельств. Например, во время ковида. Дети тут счастливы, могут свободно гулять. Люди намного проще в плане общения и дружбы, в них меньше корысти и злобы. Ещё в деревне меньше соблазна тратиться в магазине на ненужный товар, тут более чистые вода и воздух, здоровое питание — у нас свои овощи, фрукты, мясо и яйца. Меньше сидим в телефонах, постоянно на открытом воздухе. До переезда были проблемы со здоровьем, тут они прошли. Мы постоянно работаем то в огороде, то в доме, продаём свою продукцию, держим кур и коз, разводим рыбу в пруду, так что дни пролетают незаметно. Стали больше проводить времени с детьми, со временем обосновались тут, и появились друзья, хобби. Сейчас понимаем, что уже не сможем вернуться в город и сидеть в тесной квартире. Фото: Из личного архива Екатерины Терентьевой Переезд в родовое поместье стал целью хозяйка родового поместья «Славное» «Решение жить на природе, наверное, родилось вместе со мной». И хотя до своего выпуска из университета я была почти стопроцентной горожанкой, никогда всерьёз не готовилась жить дальше в городе. Думала, что стану переводчиком, буду много путешествовать и жить, где понравится, но однозначно поближе к морю. Всё это были, так сказать, предварительные розовые мечты. Ещё в университете я познакомилась с книгами В. Мегре из серии «Звенящие кедры России», в 2000 году в этой серии вышла книга «Сотворение», где впервые была озвучена идея про родовые поместья.
Раньше эти деревни жили обособлено, женились и выходили замуж за жителей соседних сел. Женщина рассказывает, что в деревню начали заезжать люди, которые тут раньше жили. Они удивлялись, что в Лупачах еще есть живая душа, и охотно делились с Вероникой семейными историями. А потом начали безвозмездно отдавать ей документы на дома. Люди верят, что Вероника сохранит родное местечко. Сейчас у нее документы на восемь домов. Одной из проблем Лупачей остается электричество. На всю деревню дают пять киловатт, а этого катастрофически не хватает. Нет здесь стабильной сотовой связи, потому что вышки далеко. Но, может, это и преимущество для гостей — полное погружение в природу без гаджетов. Молитва спасла Лупачи Восстановить родословную удалось благодаря церковным архивам, которые сохранились в храмах Деречина и Руды Яворской. В интернете Вероника познакомилась с односельчанкой, которая жила под Киевом. Та нашла данные, что два брата служили у Суворова, а за взятие Измаила им даровали дворянские титулы и эти земли. Во время Великой Отечественной войны Лупачи могли быть стерты с лица земли. Фашистские каратели сожгли соседнюю Великую Волю и расстреляли мирных жителей. Такая участь ждала Лупачи.
Новости из деревни
Ирине было скучно и некуда пойти: в радиусе 100 км нет ни кафе, ни кинотеатра. Детей нечем занять после школы: репетиторов нет, кружков мало, добираться неудобно. Даже за покупками приходилось ездить в соседний город, потому что в сельских магазинах не было привычного ассортимента товаров. Разрушенная семья, 2 000 000 рублей долга, обесценившиеся иномарка и коттедж, автосервис, который некому продать. Жилья в городе у Дениса и Ирины тоже не осталось. До переезда несколько лет собирались: искали место, приобретали инструменты, выбирали подходящую машину. Все сбережения — 300 тысяч рублей — вложили в покупку старого деревенского дома и отечественного автомобиля. Дмитрий на собственном огороде В деревне машину эксплуатируют так, тут не до автосервисов С местом не прогадали.
Все сразу понимают, что в селе должна быть чистая вода и нормальный интернет, потому что видят, как это монетизировать. Школы перестанут закрываться, потому что сельские дети останутся в деревне и в классах будет достаточное количество учеников. Этот процесс восстановления идет, но медленно. А эффект мы, возможно, сможем увидеть только через 10—15 лет. Где найти бюджет на развитие деревни Гузель: Все зависит от человека, который ищет бюджет, но краудфандинг — первое, что дает независимость. Регистрация НКО или потребительского кооператива тоже может помочь привлечь деньги, но, как правило, весь некоммерческий сектор сосредоточен в крупных городах — в деревнях нет таких экспертов. Но их развитие должно стать одной из стратегических задач государства: есть потенциал и большие территории. Я верю, что спасти деревни может только локальное производство , поэтому предпринимательство — то, чему мне хотелось бы научить людей в селе. В общественном центре мы планируем сделать образовательное пространство, где подростки узнают про основы планирования и потенциал деревни: буквально под ногами лежит продукт, который можно продать. Когда у людей есть работа и совместный досуг, разительно повышается качество жизни. Я буду считать проект удачным, когда в Малом Турыше появятся еще предприниматели и местные будут знать, что завтра работа никуда не денется, а инфраструктура развивается, потому что жители трудятся вместе. Тогда я смогу пойти в следующую деревню и помочь другим людям. Надежда: Все зависит от того, кто и зачем ищет. Чтобы привлекать федеральное финансирование, местная администрация может участвовать в конкурсах по благоустройству и развитию территорий. Это серьезная помощь и импульс к преображению места — так, например, у меня с коллегами получилось сделать в городе Гавриловом Посаде в Ивановской области. Местные жители могут искать финансирование для своих инициатив через краудфандинг. В прошлом году мы собрали 100 тысяч рублей на локальное ягодное производство в селе Пеники в Ленинградской области. Там, где есть крупные градообразующие предприятия, гораздо больше возможностей. Жители и администрация также могут предлагать бизнесу формы участия в жизни поселения. Но именно предлагать и разделять ответственность, а не просить помощи. В остальном специалист, решивший работать с деревнями, явно не ищет легких путей. Когда приезжаешь в село, нужно искать новые методы работы, по-другому общаться с людьми, и не все ощущают себя комфортно в такой среде. Сейчас я больше сфокусировалась на благоустройстве и обучении по этому направлению: провожу образовательные воркшопы для муниципалитетов, разрабатываю проекты благоустройства с командами архитекторов и собираю социально-экономическую модель там, где есть потенциал для развития. Мы часто встречаемся с жителями и спрашиваем их о проблемах и только затем готовим идеи к реализации. Жители всегда лучше знают, что им нужно. Почему не стоит рассчитывать только на волонтеров Гузель: Волонтеры и активисты, как правило, приезжают на короткий срок, но на развитие деревни нужны деньги, время и сообщество местных жителей. Если их нет, у добровольцев кончается запал и проекты останавливаются, поэтому в основе должен быть все-таки работающий вместе с населением бизнес. Если честно, я не очень верю в благотворительные инициативы : можно приехать и сделать с детьми сайт, но где они будут применять эти навыки? Им нужна возможность использовать знания с потенциалом трудоустройства, тогда это вселяет надежду. Надежда: Чтобы любой процесс жил и развивался, у него должно быть топливо. Самое стабильное топливо — это деньги. Поэтому в развитии регионов, как и во всем остальном, действует принцип — монетизируй или погибнешь, хоть и не сразу. Даже у самых мощных волонтерских проектов деятельность сходит на нет после кризиса мотивации кроме программ от крупных корпораций с финансированием.
Непосредственная улыбка дежурного вновь уступает место серьезности. Близко посаженные серые глаза и сросшиеся брови могли бы усилить эффект сказанного, если бы не совсем детская прическа: голова острижена почти под ноль, а челочка не тронута. Так мамы подстригают маленьких мальчиков. На пятачке между КПП и курилкой импровизированный автопарк: в центре классический "бобик", протюнингованный надписью "Полиция". Венец коллекции - старый уазик. Местами в заплатах, с окнами, привинченными проволокой к дверям, и без номерных знаков. В активной эксплуатации. Сегодня мы должны ехать по вызовам. Приходите послезавтра, - сообщает нам участковый. Выхожу в курилку, мимо меня проезжает полицейский "бобик". Бензина нет, - уточняет на всякий случай участковый. Так что, сами видите, делать здесь совершенно нечего. Разглядываю из-за его широкой спины кабинет. Из задымленной комнаты раздается дружный гогот. Небольшой кабинет занят четырьмя столами. На шкафу пристроена прокопченная репродукция "Военный совет в Филях". На сейфе - кружка с ручкой в форме кастета. Следователь постукивает пальцами по столу, лейтенант печатает какой-то рапорт, второй участковый перекладывает бумаги из одного угла в другой. Положение спасают два классических маргинальных силуэта, появляющихся в дверном проеме. Один в высокой черной шапке с ожогом на лице, другой - босой бородач. Ну, давай бумажки заполнять, - встречает их по-отечески участковый. Разве что чая не предлагает. Много водки, говорю, да. В разговор включается лейтенант: - Петушков, чего опять забухал? Тебя же на фиг по-хорошему выселять надо. Два предупреждения-то есть. Косится с интересом на мой блокнот и добавляет: - Ладно, иди. Но в следующий раз точно отсюда отправим по прописке. Звучит это у него заботливо. Участковый дописывает объяснительную сам. Офигеть можно... На крыльце курит следователь. Вся его поза говорит о том, что ему доступны тайны внеземного порядка. А мне нет. Ко мне в телефон медленно переползает файл от пользователя "Алекс". На видео голые по пояс мужики неистово матерятся, пытаясь справиться с трупом. Вытащенное из воды тело лежит на траве с широко раскинутыми руками. Даже не пахнут. Он говорит это без вызова, скорее задумчиво. Мужики вешаются, женщины вены режут. Следователь грустно ухмыляется. То топор в голове, то нож в сердце. Недавно вышел тут один парень из тюрьмы - три года отсидел, а через три дня его приятель грохнул. Я постепенно теряю ощущение реальности. Пойди в Гугле почитай. Слоняемся по темным коридорам отделения. Дореволюционное здание с кладкой из красного кирпича и белыми резными наличниками на окнах напоминает купеческий дом. От КПП на второй этаж ведет широкая деревянная лестница. В коридоре второго этажа все время хлопают тяжелые двери - все отделение в непрерывном движении. Кабинет почти пустой. Начальник сидит за широким резным столом, аккуратно, по-школьному, сложив руки. Они немного дрожат. За его спиной суровый лик Рашида Нургалиева, на противоположной стене выцветший портрет Путина. Вообще работа опера - это не бегать и стрелять. Главное его оружие - ручка. Нормальный опер не тот, который догонит, а тот, который не даст возможности побежать. Начальник РОВД очень компактный: маленькие руки, маленькие аккуратные пальцы. Я десять лет в уголовном розыске, из меня информация очень трудно выходит. Вы же понимаете. Так сильно, что от нее отламывается колпачок. Знаете, тяжело работать в небольших городках. Здесь преступление может совершить твой одноклассник. И тогда приходится собираться с духом и объяснять человеку, что мы будем все решать только по закону. Завтра будет. В коридоре нас отлавливает майор в юбке - приветливая женщина со стальным голосом. Волосы аккуратно забраны назад, челка сбита в объемный кок. Начальница участковых - бывшая учительница географии. Мы и впрямь будто на уроке в школе: вопросы начинает задавать она. Участковых всего пять... В этот момент она чем-то напоминает доярку Бреднякову, которая никому не отдаст свое персональное проклятие: самой мало. За окном с грохотом проносится поезд. Время от времени в кабинет заглядывают другие ученики, то есть подчиненные. Ищут документы, звонят, советуются. Мы на вызов не можем даже полноценный наряд отправить. Сегодня в кафе, например, случится пьяная драка, двадцать человек начнут стульями кидаться - а поедет туда один дежурный. И не факт, что с табельным оружием. У нас под контролем квадрат сто на сто километров, и попробуй на вызов не выехать. А бензин строго лимитирован. Обойдя все отделение по кругу, возвращаемся на КПП. Понятых из вас сделаем заодно. В "бобике" очень тесно. Половину заднего сиденья занимает нетрезвый сонный мужчина. В зеркале заднего вида - хищный взгляд участкового. Я все пытаюсь разглядеть скорость на спидометре, но он мертв. Стремительно пролетев огромные синие буквы "Малышевское лесничество", мы выезжаем на берег широкой тихой реки, где безмятежно пасется стадо коров. Мой сосед покидает автомобильное сиденье. Под левой лопаткой на спине открывается филигранная прорезь. Свисающие куски грязного свитера - в крови. Оказывается, рядом со мной в машине все это время спал потерпевший. На воде мерно покачивается окровавленный полосатый матрац. Под ногами костер со следами продолжительной дегустации водки: "Зеленая марка", "Беленькая", "Журавли"... Давай по старинке, пиши: шестьсот метров от населенного пункта. Лицо у нас установлено, только найти осталось. Пойдет по сто пятнадцатой. Ну, все посмотрели? Трясемся по пыльной дороге. Но недолго. Нет, бензин не кончился, но зато у нас спущено колесо. Кругом лес, тишину нарушает только нервное бормотание участкового. Из багажника появляется домкрат - инструмент, который уже через несколько минут разваливается в руках полицейского.
Конечно, нет: мне нужна хорошая инфраструктура, сообщество. Я решила попробовать поменять в деревнях что-то самостоятельно — не для кого-то, а для себя. Сделать жизнь в регионах интересной, чтобы там были творческие мастерские, коворкинги, чтобы люди чем-нибудь интересовались, приезжала молодежь — сейчас население деревень очень взрослое, молодых совсем нет. Фото: seloonomoe Столкновение с реальной деревней Вскоре я познакомилась с создателем компании «Дымов» Вадимом Дымовым и уехала в Суздаль работать с региональными проектами во Владимирской области. Взаимодействовала с администрацией и чиновниками, фермерами и доярками, какое-то время работала в деревне Туртино с населением в 400 человек. Там я столкнулась с огромным разрывом: люди до сих пор живут во временах СССР, все новое для них — враждебно и страшно. Стало ясно, что самое сложное — это не разруха все можно починить и подлатать , а закостенелость, которая не дает развиваться. Я поняла, что людей нужно учить коммуникации, владению компьютером и другим навыкам, которые люди в городе давно освоили. Проект в Туртино был непростым, так как невозможно пытаться создавать культуру, если человек в селе просто-напросто голоден. Я поняла, что есть уровни, на которые мы повлиять не можем, а скорее даже не должны — базовые условия для людей все же должно обеспечить государство. В Суздале я прожила полгода, и это было непросто: оказалась в новой для себя абсолютно статичной среде. В какой-то момент поняла, что совсем перестала читать. А с кем мне в деревне обсуждать книги? В Петербурге можно прийти в «Подписные издания» на чашку кофе, поболтать, вдохновиться, среда сильно на тебя влияет. Рабочие вопросы еще можно решить, а вот социум — это, как оказалось, важно. Тогда я решила, что нельзя искусственно отрезать кусок своей жизни: город — это тоже часть меня, и свою деятельность нужно выстраивать с учетом этого. Я — не отшельник и не дауншифтер и не являюсь сторонником такого рода действий. Связь деревни с городом Я поняла, что моя роль — с любовью относиться и к городу, и к деревне и пытаться их соединить, помогать людям обмениваться информацией и навыками. В Петербурге я часто бываю — он мне много дает. Я знаю кучу людей, могу выйти на любой бренд, вопросы решаются быстро. Но и ко мне регулярно приезжают друзья: посмотреть на природу, поесть овощи с огорода и сметану от Володи — про нее ходят легенды по всей округе и обычный человек с улицы ее купить не может, нужно прийти несколько раз и уйти с пустыми руками, чтобы он тебя запомнил. Моя роль — с любовью относиться и к городу, и к деревне и пытаться их соединить, помогать людям обмениваться информацией и навыками Деревня Пеники в Ленинградской области — и проекты в ней Два года назад я регулярно стала посещать деревню Пеники в Ленинградской области — там у родственников моего молодого человека есть дом, к ним я часто приезжала. Сейчас же я здесь живу. Прежде чем начать что-то, я стараюсь ориентироваться на запросы людей: не просто говорить «будем делать так», а спрашивать, чего людям не хватает, что уже есть, чего они хотят, и работать уже с их запросом. Я стараюсь объединять администрацию, бизнес и жителей. Например, в прошлом году местные рассказали, что в лесу ного мусора, который привозят из Петербурга. Администрация помогла с вывозом мусора, местный завод «Балтийский берег» снабдил сильными мужчинами и своей продукцией для ужина, а Coop Garage всех накормил. Мы боялись, что никто не захочет убирать 15-летние залежи мусора в лесу, поэтому позвали фотографа Сережу Мисенко помочь нам. Обычно он снимает моделей в студии, а нас фотографировал полуобнаженными на свалке, стоя в грязи по колено. Съемка произвела фурор, и желающих оказалось очень много — кого-то пришлось записывать в лист ожидания. В день уборки городские приехали в красивых штанах и белых кроссовках, сельские, конечно, смотрели на них скептически. Работа была суровой: например, мы находили памперсы, которым по 10 лет и кто-то уходил блевать.
«Едим мясо раз в месяц»: переехавшая в деревню семья рассказала, как выживает на 5 тысяч
Сцены из деревенской жизни Навстречу Вербному воскресенью: как живёт деревня в ожидании чуда. Деревня Зехнова входит в ассоциацию самых красивых деревень и городков России. Мы приехали в деревню из Петербурга, живем здесь уже около восьми лет, и нам здесь очень нравится.
«В Москве стало невмоготу». Три истории семей, которые уехали из города в деревню навсегда
В деревню Ручки Максатихинского района Тверской области съехались более семисот молодых активных людей со всей страны. Нурулла Гайфутдинов из деревни Тямле Чишма Кукморского района республики уже 17 лет живет один в деревне. По словам супругов, в деревне им нравится, говорят, здесь ритм более размеренный, что дает определенный плюс, особенно когда ты делаешь акцент на воспитании детей.