Крузо начинает подозревать Пятницу в желании сбежать с острова, однако туземец доказывает свою преданность Робинзону. Пятница один из главных героев Дэниел Дефо Роман 1719 года Робинзон Крузо. Современные Робинзон Крузо и Пятница пытаются выжить на заброшенном острове Гили Мено недалеко от острова Бали в Индонезии. Парадокс, но «Робинзон Крузо», которого благодаря детскому пересказу Корнея Чуковского знало большинство советских людей — это совершенно иная книга, чем та, что написал Дефо. Крузо начинает подозревать Пятницу в желании сбежать с острова, однако туземец доказывает свою преданность Робинзону.
Робинзон и Пятница нашего времени
Робинзон и Пятница строят лодку. Романы его, из которых только «Робинзон Крузо» привился на литературной почве всех народов, стали школой английского характера. Оно написано как автобиография морского путешественника и плантатора Робинзона Крузо, желавшего ещё более разбогатеть скорым и нелегальным путём. Спасатели сбросили с самолета «Робинзону Крузо» и двум «Пятницам» воду, еду и рацию для того, чтобы установить с ними связь.
Краткое содержание романа «Робинзон Крузо»
Крузо начинает подозревать Пятницу в желании сбежать с острова, однако туземец доказывает свою преданность Робинзону. Цитата из книги «Робинзон Крузо». Отношения пятницы с Робинзон Крузо был предметом академического анализа.[6][7][8][9][10].
Робинзон Крузо. Даниэль Дефо
Оказавшись жертвой кораблекрушения, Крузо был выброшен на необитаемый остров, где ему пришлось провести 28 лет в полном одиночестве. Книга повествует о мужестве и воле к жизни, упорстве и мудрости, о дружбе и неиссякаемом оптимизме. Главные герои Робинзон Крузо — моряк. Житель необитаемого острова. Пятница — дикарь, спасенный Крузо от лап каннибалов. Капитан корабля — вернул Робинзона домой в знак благодарности за дарованную свободу. Глава 1 Робинзон с детства бредил морем. Он мечтал о морских путешествиях, чем вызывал недовольство своих родителей.
Страсть к морю с возрастом лишь усиливалась. Мать устала слезно просить сына одуматься и задуматься о более скромном существовании. Отец отказывался принимать подобный выбор. Он видел сына важным чиновником, но никак не моряком. Робинзону было искренне жаль их, но отказываться от мечты он не собирался. Первое сентября 1651 года изменило его жизнь навсегда. Встретив своего приятеля в г.
Гулль они отправляются на корабле его отца в Лондон. Глава 2 Первый день в море оставил после себя не самые лучшие воспоминания. Корабль штормило. Робинзон страдал от морской болезни. У него кружилась голова. Его постоянно тошнило. Боевой настрой окончательно упал.
Робинзон пообещал себе, что как только его нога коснется земли, он вернется к родителям и навсегда забудет о своем желании покорять морские просторы. Буря стихла. Море перестало казаться зловещим. Робинзон на радостях напился, моментально забыв о данном себе обещании. Непогода вернулась на девятый день их плавания. Корабль не выдержал разыгравшейся стихии. Корпус треснул по швам.
Команде чудом удалось спастись на шлюпке, брошенной с борта проходившего мимо судна. Глава 3 Лондон подарил Робинзону полезное знакомство. Пожилой капитан позвал его в плавание, в Гвинею. От него он перенял азы корабельного мастерства, пригодившиеся ему в дальнейшем. В Африке ему удалось неплохо навариться на обмене различных побрякушек местным аборигенам на золото. Капитан вскоре умер. Робинзон самостоятельно отправился по проторенному маршруту.
Экспедиция оказалась провальной. На экипаж напали турки. Два года рабства. Лишь на третий год Робинзону удается бежать из плена. С собой он прихватил мальчика Ксури. Доплыв до незнакомого им острова, герои начинают исследовать его. Глава 4 Дикари, живущие на острове, оказались вовсе не злодеями.
Робинзону быстро удалось найти с ними общий язык и даже подружиться. За то, что он презентовал им убитого леопарда и льва, они в знак благодарности пополнили им запасы еды и питьевой воды. На острове им пришлось находиться почти месяц, пока их не заметил проплывающий мимо португальский корабль. Они подобрали горе-путешественников и забрали с собой в Бразилию, куда держало путь их судно. Глава 5 В Бразилии Робинзон нашел себе занятие по душе. Он занялся выращиванием сахарного тростника. Поначалу было тяжело, но со временем бизнес стал приносить свои плоды во многом благодаря соседям-плантаторам.
Они помогали и делом, и советом. Его новые друзья любили слушать истории про путешествия. Однажды они предложили ему вспомнить былые времена и еще раз съездить в Гвинею за золотым песком. Собрав команду, Робинзон отправляется в путь. На двенадцатый день, как они отплыли от берегов Бразилии, корабль попал в сильный шторм. Вся команда вынуждена была покинуть судно и пересесть в шлюпку. Хлюпкое суденышко перевернулось.
Погиб весь экипаж, кроме Робинзона с большим трудом добравшимся до берега. Глава 6 Утром, открыв глаза после бессонной ночи, проведенной на дереве, Робинзон увидел, что его корабль встал почти у берега. Вплавь ему удается добраться до него. Используя запасные мачты он сооружает плот, чтобы перевезти с корабля самые необходимые для выживания вещи. С грехом пополам он добирается на нем до необитаемого острова на котором кроме диких зверей и птиц никого не было. Еще двенадцать раз после этого сновал он до корабля за оставшимися вещами, пока буря не унесла остатки судна на дно. Облюбовав себе на скате холма неплохое местечко для постройки жилища, Робинзон начинает обустраиваться на новом месте.
Глава 7 Палатку пришлось обнести частоколом, чтобы ненароком дикие звери не забрели полакомиться куском свежего мяса.
Существует байка, что судьбу фильма определил сам Никита Сергеевич Хрущев. Якобы это он отправился с высокими гостями из Эфиопии в цирк на Цветном бульваре, где как раз выступала Маргарита Назарова со своими питомцами. Эфиопского императора и его свиту поразило мастерство дрессировщицы... Когда-то выражение Стива Джобса: "мы сделали что-то чудесное для ваших рук", сопровождающее выход первого iPhone, в точности отражала первоначальную идею создания смартфона - идею его эргономичности. Интересно, думала ли компания Samsung когда-нибудь, что первый Galaxy Note станет тем, во что он превратился сейчас?
Galaxy S24 - самый маленький из последних... Углубишься в игровой лор — и потеряешь интерес аудитории, которая никогда не держала в руке джойстик. Пойдешь на поводу у сторонней публики и заново переизобретешь сюжет — моментально потеряешь самого лояльного зрителя, который только ради названия готов купить билет в кино. Сериалу "Фоллаут", кажется, удалось нащупать золотую середину — авторы многосерийных приключений в постапокалиптическом мире взяли за основу...
Сведения, содержащиеся в анекдотах, историях, карикатурах, стишках и картинках являются вымышленными; совпадения имен и названий - случайными. Все материалы доступны для перепечатки в СМИ только с обязательной ссылкой на источник - www.
Но это наша жизнь». После чего авторами заготовлено ещё несколько сюжетных поворотов, которые лишь усилят напряжение и не позволят зрительскому вниманию ослабнуть вплоть до самого финала. Оставляющего, кстати, великий простор для сиквелов; в отличие от множества других продолжений, «Пассажиров 2» было бы по-настоящему любопытно увидеть. Фрагмент из фильма «Пассажиры» Режиссёр Мортен Тильдум прославился в Европе благодаря «Охотникам за головами», которые стали самым кассовым фильмом в летописи норвежского кинематографа, а не столь давно получил оскаровскую номинацию за «Игру в имитацию». Его дебют у голливудского мейджора вышел столь ярким в первую очередь потому, что это кино не про спецэффекты как бы ни настаивала реклама , а про человеческие отношения — просто в относительно экзотической оболочке. В Робинзона, попавшего на привычный необитаемый остров, с каждым годом поверить сейчас всё труднее, но достаточно оказалось изменить ряд параметров, подстроив историю под современные требования, и вышло так, что вечный сюжет о беспросветном одиночестве по-прежнему работает, волнует и увлекает. При всей прямолинейности картины здесь есть немало украшающих её очаровательных виньеток. Вот, например, инженер-механик второго класса обнаруживает, что при всём многообразии выбора в столовой ему доступен только чёрный кофе: социальное расслоение земляне везут с собой даже на новую планету. А вот он прикармливает роботов-уборщиков как собачек — довольно мило выходит и трогательно.
Вот какой стала знаменитая «Пятница», из фильма «Робинзон Крузо»
| Робинзон Крузо краткое содержание | Анекдот 102762 Первый, кто начал радоваться пятнице, был Робинзон Крузо. » Анекдоты» Анекдот. |
| Робинзон Крузо и Пятница 4К Выживание на необитаемом острове | Так получилось что пленник (Пятница) бежал к жилищу Робинзона Крузо, он сначала испугался, но потом увидел что за пленником бегут два дикаря, и Робинзон Крузо решил помочь пленнику. |
Пятница, о которой мечтает каждый Робинзон
Роман Даниэля Дефо "Робинзон Крузо" стал поистине новаторским произведением своего времени. Спустя несколько лет после того, как Робинзон вместе с Пятницей вернулся в Англию, они снова отправляются в путешествие. Роман Даниэля Дефо "Робинзон Крузо" стал поистине новаторским произведением своего времени. Елена Смирнова Памятник Робинзон Крузо и Пятница, Тобольск Январь 2023 6 17. Спустя несколько лет после того, как Робинзон вместе с Пятницей вернулся в Англию, они снова отправляются в путешествие. Робинзон Крузо.
Пятница крузо картинка (41 фото)
Несомненно одно: в глазах каннибалов каннибализм не есть преступление, их разум не находит ничего предосудительного в этом обычае, и совесть не упрекает их за него. Они грешат по неведению и, совершая свой грех, не бросают этим вызова божественной справедливости, как делаем мы, когда грешим. Для них убить военнопленного — такая же обыкновенная вещь, как для нас зарезать быка, и человеческое мясо они едят так же спокойно, как мы баранину». Эти размышления привели меня к неизбежному выводу, что я был неправ, произнося свой строгий приговор над дикарями-людоедами, как над убийцами. Теперь мне было ясно, что они не более убийцы, чем те христиане , которые убивают военнопленных или, — что случается ещё чаще, — предают мечу, никому не давая пощады, целые армии, даже когда неприятель положил оружие и сдался. А потом ещё мне пришло в голову, что, каких бы зверских обычаев ни придерживались дикари, меня это не касается.
Меня они ничем не обидели, так за что же мне было их убивать? С тех времён самое имя испанца внушает ужас всякой человеческой душе, исполненной человеколюбия и христианского сострадания, как будто Испания такая уж страна, которая производит людей, неспособных проникнуться христианскими правилами, чуждых всякому великодушному порыву, не знающих самой обыкновенной жалости к несчастным, свойственной благородным сердцам. I debated this very often with myself thus: How do I know what God himself judges in this particular case? It is certain these people do not commit this as a crime; it is not against their own consciences reproving, or their light reproaching them. They do not know it to be an offence, and then commit it in defiance of divine justice, as we do in almost all the sins we commit.
They think it no more a crime to kill a captive taken in war, than we do to kill an ox; nor to eat human flesh, than we do to eat mutton. When I had considered this a little, it followed necessarily, that I was certainly in the wrong in it; that these people were not murderers in the sense that I had before condemned them in my thoughts, any more than those Christians were murderers, who often put to death the prisoners taken in battle; or more frequently, upon many occasions, put whole troops of men to the sword, without giving quarter, though they threw down their arms and submitted. Что является спасением для одного, губит другого;.. Припав лицом к земле, он опять поставил себе на голову мою ногу, как уже делал это раньше, и вообще всеми доступными ему способами стирался доказать мне свою бесконечную преданность и покорность и дать мне понять, что с этого дня он будет мне слугой на всю жизнь. Я понял многое из того, что он хотел мне сказать, и в свою очередь постарался объяснять ему, что я им очень доволен.
Тут же я начал говорить с ним и учить отвечать мне. Прежде всего я объявил ему, что его имя будет Пятницей , так как в этот день неделя я спас ему жизнь. Затем я научил его произносить слово «господин» и дал понять, что это мое имя;.. At last he lays his head flat upon the ground, close to my foot, and sets my other foot upon his head, as he had done before; and after this, made all the signs to me of subjection, servitude, and submission imaginable, to let me know how much he would serve me as long as he lived. I understood him in many things, and let him know I was very well pleased with him.
In a little time I began to speak to him, and teach him to speak to me; and first, I made him know his name should be Friday, which was the day I saved his life; and I called him so for the memory of the time; I likewise taught him to say Master, and then let him know that was to be my name;.. Оовокеки ходят туда и говорят там О! Из всего этого я заключил, что обман практикуется духовенством даже среди самых невежественных язычников и что искусство облекать религию тайной, чтобы обеспечить почтение народа к духовенству, изобретено не только в Риме , но, вероятно, всеми религиями на свете… … I began to instruct him in the knowledge of the true God. I asked him, if ever he went thither to speak to him? He said, No, they never went that were young men; none went thither but the old men; whom he called their Oowookakee, that is, as I made him explain it to me, their religious, or clergy; and that they went to say O!
By this I observed, that there is priestcraft even amongst the most blinded ignorant Pagans in the world; and the policy of making a secret religion, in order to preserve the veneration of the people to the clergy, is not only to be found in the Roman, but perhaps among all religious in the world… … их варварские обычаи меня не касаются; это — несчастное наследие, перешедшее к ним от предков, проклятие, которым их покарал господь. Но если господь их покинул, если в своей премудрости он рассудил за благо уподобить их скотам, то во всяком случае меня он не уполномочивал быть их судьёю, а тем более палачом. И, наконец, национальные пороки не подлежат отмщению отдельных людей. Словом, с какой точки зрения ни взгляни, расправа с людоедами не моё дело. Ещё для Пятницы тут можно найти оправдание: это его исконные враги; они воюют с его соплеменниками, а на войне позволительно убивать.
Ничего подобного нельзя сказать обо мне». Теперь мой остров был заселён, и я считал, что у меня изобилие подданных. Часто я не мог удержаться от улыбки при мысли о том, как похож я на короля. Во первых, весь остров был неотъемлемою моей собственностью, и, таким образом, мне принадлежало несомненное право господства. Во-вторых, мой народ был весь в моей власти: я был неограниченным владыкой и законодателем.
Все мои подданные были обязаны мне жизнью, и каждый из них в свою очередь, готов был, если б понадобилось, умереть за меня. Замечательно также, что все трое были разных вероисповеданий: Пятница был протестант, его отец — язычник и людоед, а испанец — католик.
Вас много, общий труд неизмеримо легче. Дружными усилиями вы создадите себе прекрасную жизнь. Живите, как братья, помогайте друг другу, вы будете щедро вознаграждены изобилием тех даров, которые вам даст природа. Я уверен, что вы легко обеспечите не только свою жизнь, но и накопите излишки для торговли.
В этой карикатуре мы видим Робинзона Крузо, одетого в рваную одежду с разбросанными на нем пальмами и песчаными дюнами, а также его верного товарища, островитянина по имени Пятница, с широкой улыбкой и стрелами в руках. Их выражения лиц и позы выводят нас из серьезной истории о выживании на необитаемом острове в мир веселья и смеха. Эта карикатура отлично передает юмористический подтекст романа и позволяет нам насладиться прекрасным сочетанием приключений и комедии.
Теперь он стоял не дальше мили от того места, где я ночевал. Волны, очевидно, не разбили его: он держался на воде почти прямо.
Я тотчас же решил пробраться на корабль, чтобы запастись провизией и разными другими вещами. Спустившись с дерева, я ещё раз осмотрелся кругом. Первое, что я увидел, была наша шлюпка, лежавшая по правую руку, на берегу, в двух милях отсюда — там, куда её швырнул ураган. Я пошёл было в том направлении, но оказалось, что прямой дорогой туда не пройдёшь: в берег глубоко врезалась бухта, шириною в полмили, и преграждала путь. Я повернул назад, потому что мне было гораздо важнее попасть на корабль: я надеялся найти там еду.
После полудня волны совсем улеглись, и отлив был такой сильный, что четверть мили до корабля я прошёл по сухому дну. Тут снова у меня заныло сердце: мне стало ясно, что все мы теперь были бы живы, если бы не испугались бури и не покинули свой корабль. Нужно было только выждать, чтобы шторм прошёл, и мы благополучно добрались бы до берега, и я не был бы теперь вынужден бедствовать в этой безлюдной пустыне. При мысли о своём одиночестве я заплакал, но, вспомнив, что слезы никогда не прекращают несчастий, решил продолжать свой путь и во что бы то ни стало добраться до разбитого судна. Раздевшись, я вошёл в воду и поплыл.
Но самое трудное было ещё впереди: взобраться на корабль я не мог. Он стоял на мелком месте, так что почти целиком выступал из воды, а ухватиться было не за что. Я долго плавал вокруг него и вдруг заметил корабельный канат удивляюсь, как он сразу не бросился мне в глаза! Канат свешивался из люка, и конец его приходился так высоко над водой, что мне с величайшим трудом удалось поймать его. Я поднялся по канату до кубрика.
Корабль стоял на твёрдой песчаной отмели, корма его сильно приподнялась, а нос почти касался воды. Таким образом, вода не попала в корму, и ни одна из вещей, находившихся там, не подмокла. Я поспешил туда, так как мне раньше всего хотелось узнать, какие вещи испортились, а какие уцелели. Оказалось, что весь запас корабельной провизии остался совершенно сухим. А так как меня мучил голод, то я первым делом пошёл в кладовую, набрал сухарей и, продолжая осмотр корабля, ел на ходу, чтобы не терять времени.
В кают-компании я нашёл бутылку рома и отхлебнул из неё несколько хороших глотков, так как очень нуждался в подкреплении сил для предстоящей работы. Прежде всего мне нужна была лодка, чтобы перевезти на берег те вещи, которые могли мне понадобиться. Но лодку было неоткуда взять, а желать невозможного бесполезно. Нужно было придумать что-нибудь другое. На корабле были запасные мачты, стеньги и реи.
Из этого материала я решил построить плот и горячо принялся за работу. Кубрик-помещение для матросов в носовой части корабля. Выбрав несколько брёвен полегче, я выбросил их за борт, обвязав предварительно каждое бревно канатом, чтобы их не унесло. Затем я спустился с корабля, притянул к себе четыре бревна, крепко связал их с обоих концов, скрепив ещё сверху двумя или тремя дощечками, положенными накрест, и у меня вышло нечто вроде плота. Меня этот плот отлично выдерживал, но для большого груза он был слишком лёгок и мал.
Пришлось мне снова взбираться на корабль. Там разыскал я пилу нашего корабельного плотника и распилил запасную мачту на три бревна, которые и приладил к плоту. Плот стал шире и гораздо устойчивее. Эта работа стоила мне огромных усилий, но желание запастись всем необходимым для жизни поддерживало меня, и я сделал то, на что при обыкновенных обстоятельствах у меня не хватило бы сил. Теперь мой плот был широк и крепок, он мог выдержать значительный груз.
Чем же нагрузить этот плот и что сделать, чтобы его не смыло приливом? Долго раздумывать было некогда, нужно было торопиться. Раньше всего я уложил на плоту все доски, какие нашлись на корабле; потом взял три сундука, принадлежавших нашим матросам, взломал замки и выбросил все содержимое. Потом я отобрал те вещи, которые могли понадобиться мне больше всего, и наполнил ими все три сундука. В один сундук я сложил съестные припасы: рис, сухари, три круга голландского сыру, пять больших кусков вяленой козлятины, служившей нам на корабле главной мясной пищей, и остатки ячменя, который мы везли из Европы для бывших на судне кур; кур мы давно уже съели, а немного зерна осталось.
Этот ячмень был перемешан с пшеницей; он очень пригодился бы мне, но, к сожалению, как потом оказалось, был сильно попорчен крысами. Кроме того, я нашёл несколько ящиков вина и до шести галлонов[12] рисовой водки, принадлежавших нашему капитану. Эти ящики я тоже поставил на плот, рядом с сундуками. Между тем, покуда я был занят погрузкой, начался прилив, и я с огорчением увидел, что мой кафтан, рубашку и камзол, оставленные мной на берегу, унесло в море. Теперь у меня остались только чулки да штаны полотняные, короткие до колен , которые я не снял, когда плыл к кораблю.
Это заставило меня подумать о том, чтобы запастись не только едой, но и одеждой. На корабле было достаточное количество курток и брюк, но я взял пока одну только пару, потому что меня гораздо больше соблазняло многое другое, и прежде всего рабочие инструменты. После долгих поисков я нашёл ящик нашего плотника, и это была для меня поистине драгоценная находка, которой я не отдал бы в то время за целый корабль, наполненный золотом. Я поставил на плот этот ящик, даже не заглянув в него, так как мне было отлично известно, какие инструменты находятся в нём. Теперь мне оставалось запастись оружием и зарядами.
В каюте я нашёл два хороших охотничьих ружья и два пистолета, которые я уложил на плоту вместе с пороховницей, мешочком дроби и двумя старыми, заржавленными шпагами. Я знал, что у нас на корабле было три бочонка пороху, но не знал, где они хранятся. Однако после тщательных поисков все три бочонка нашлись. Один оказался подмоченным, а два были сухи, и я перетащил их на плот вместе с ружьями и шпагами. Теперь мой плот был достаточно нагружен, и надо было отправляться в путь.
Добраться до берега на плоту без паруса, без руля — нелёгкая задача: довольно было самого слабого встречного ветра, чтобы все моё сооружение опрокинулось. К счастью, море было спокойно. Начинался прилив, который должен был погнать меня к берегу. Кроме того, поднялся небольшой ветерок, тоже попутный. Поэтому, захватив с собою сломанные весла от корабельной шлюпки, я спешил в обратный путь.
Вскоре мне удалось высмотреть маленькую бухту, к которой я и направил свой плот. С большим трудом провёл я его поперёк течения и наконец вошёл в эту бухту, упёршись в дно веслом, так как здесь было мелко; едва начался отлив, мой плот со всем грузом оказался на сухом берегу. Теперь мне предстояло осмотреть окрестности и выбрать себе удобное местечко для жизни — такое, где я мог бы сложить все своё имущество, не боясь, что оно погибнет. Я всё ещё не знал, куда я попал: на материк или на остров. Живут ли здесь люди?
Водятся ли здесь хищные звери? В полумиле от меня или немного дальше виднелся холм, крутой и высокий. Я решил подняться на него, чтобы осмотреться кругом. Взяв ружье, пистолет и пороховницу, я отправился на разведку. Взбираться на вершину холма было трудно.
Когда же я наконец взобрался, я увидел, какая горькая участь выпала мне на долю: я был на острове! Кругом со всех сторон расстилалось море, за которым нигде не было видно земли, если не считать торчавших в отдалении нескольких рифов да двух островков, лежавших милях в девяти к западу. Эти островки были маленькие, гораздо меньше моего. Я сделал и другое открытие: растительность на острове была дикая, нигде не было видно ни клочка возделанной земли! Значит, людей здесь и в самом деле не было!
Хищные звери здесь тоже как будто не водились, по крайней мере я не приметил ни одного. Зато птицы водились во множестве, все каких-то неизвестных мне пород, так что потом, когда мне случалось подстрелить птицу, я никогда не мог определить по виду, годится в пищу её мясо или нет. Спускаясь с холма, я подстрелил одну птицу, очень большую: она сидела на дереве у опушки леса. Я думаю, это был первый выстрел, раздавшийся в этих диких местах. Не успел я выстрелить, как над лесом взвилась туча птиц.
Каждая кричала на свой лад, но ни один из этих криков не походил на крики знакомых мне птиц. Убитая мною птица напоминала нашего европейского ястреба и окраской перьев, и формой клюва. Только когти у неё были гораздо короче. Мясо её отдавало падалью, и я не мог его есть. Таковы были открытия, которые я сделал в первый день.
Потом я воротился к плоту и принялся перетаскивать вещи на берег. Это заняло у меня весь остаток дня. К вечеру я снова стал думать, как и где мне устроиться на ночь. Лечь прямо на землю я боялся: что, если мне грозит нападение какого-нибудь хищного зверя? Поэтому выбрав на берегу удобное местечко для ночлега, я загородил его со всех сторон сундуками и ящиками, а внутри этой ограды соорудил из досок нечто вроде шалаша.
Беспокоил меня также вопрос, как я буду добывать себе пищу, когда у меня выйдут запасы: кроме птиц да двух каких-то зверьков, вроде нашего зайца, выскочивших из лесу при звуке моего выстрела, никаких живых существ я здесь не видел. Впрочем, в настоящее время меня гораздо больше занимало другое. Я увёз с корабля далеко не всё, что можно было взять; там осталось много вещей, которые могли мне пригодиться, и прежде всего паруса и канаты. Поэтому я решил, если мне ничто не помешает, снова побывать на корабле. Я был уверен, что при первой же буре его разобьёт в щепки.
Нужно было отложить все другие дела и спешно заняться разгрузкой судна. Нельзя успокаиваться, пока я не свезу на берег все вещи, до последнего гвоздика. Придя к такому решению, я стал думать, ехать ли мне на плоту или отправиться вплавь, как в первый раз. Я решил, что удобнее отправиться вплавь. Только на этот раз я разделся в шалаше, оставшись в одной нижней клетчатой сорочке, в полотняных штанах и кожаных туфлях на босу ногу.
Как и в первый раз, я взобрался на корабль по канату, затем сколотил новый плот и перевёз на нём много полезных вещей. Во-первых, я захватил всё, что нашлось в чуланчике нашего плотника, а именно: два или три мешка с гвоздями большими и мелкими , отвёртку, дюжины две топоров, а главное — такую полезную вещь, как точило. Потом я прихватил несколько вещей, найденных мною у нашего канонира:[13] три железных лома, два бочонка с ружейными пулями и немного пороху. Потом я разыскал на корабле целый ворох всевозможного платья да прихватил ещё запасный парус, гамак, несколько тюфяков и подушек. Всё это я сложил на плоту и, к великому моему удовольствию, доставил на берег в целости.
Отправляясь на корабль, я боялся, как бы в моё отсутствие на провизию не напали какие-нибудь хищники. К счастью, этого не случилось. Только какой-то зверёк прибежал из лесу и уселся на одном из моих сундуков. Увидав меня, он отбежал немного в сторону, но тотчас же остановился, встал на задние лапы и с невозмутимым спокойствием, без всякого страха поглядел мне в глаза, словно хотел познакомиться со мной. Зверёк был красивый, похожий на дикую кошку.
Я прицелился в него из ружья, но он, не догадываясь об угрожавшей ему опасности, даже не тронулся с места. Тогда я бросил ему кусок сухаря, хотя это было с моей стороны неразумно, так как сухарей у меня было мало и мне следовало их беречь. Всё же зверёк так понравился мне, что я уделил ему этот кусок сухаря. Он подбежал, обнюхал сухарь, съел его и облизнулся с большим удовольствием. Видно было, что он ждёт продолжения.
Но больше я не дал ему ничего. Он посидел немного и ушёл. После этого я принялся строить себе палатку. Я сделал её из паруса и жердей, которые нарезал в лесу. В палатку я перенёс всё, что могло испортиться от солнца и дождя, а вокруг нагромоздил пустые ящики и сундуки, на случай внезапного нападения людей или диких зверей.
Вход в палатку я загородил снаружи большим сундуком, поставив его боком, а изнутри загородился досками. Затем я разостлал на земле постель, положил у изголовья два пистолета, рядом с постелью — ружье и лёг. После кораблекрушения это была первая ночь, которую я провёл в постели. Я крепко проспал до утра, так как в предыдущую ночь спал очень мало, а весь день работал без отдыха: сперва грузил вещи с корабля на плот, а потом переправлял их на берег. Ни у кого, я думаю, не было такого огромного склада вещей, какой был теперь у меня.
Но мне всё казалось мало. Корабль был цел, и, покуда не отнесло его в сторону, покуда на нём оставалась хоть одна вещь, которой я мог воспользоваться, я считал необходимым свезти оттуда на берег всё, что возможно. Поэтому каждый день я отправлялся туда во время отлива и привозил с собою всё новые и новые вещи. Особенно успешным было третье моё путешествие. Я разобрал все снасти и взял с собой все верёвки.
В этот же раз я привёз большой кусок запасной парусины, служившей у нас для починки парусов, и бочонок с подмокшим порохом, который я было оставил на корабле. В конце концов я переправил на берег все паруса; только пришлось разрезать их на куски и перевезти по частям. Впрочем, я не жалел об этом: паруса были нужны мне отнюдь не для мореплавания, и вся их ценность заключалась для меня в парусине, из которой они были сшиты. Теперь с корабля было взято решительно всё, что под силу поднять одному человеку. Остались только громоздкие вещи, за которые я и принялся в следующий рейс.
Я начал с канатов. Каждый канат я разрезал на куски такой величины, чтобы мне не было слишком трудно управляться с ними, и по кускам перевёз три каната. Кроме того, я взял с корабля все железные части, какие мог отодрать при помощи топора. Затем, обрубив все оставшиеся реи, я построил из них плот побольше, погрузил на него все эти тяжести и пустился в обратный путь. Но на этот раз счастье изменило мне: мой плот был так тяжело нагружен, что мне было очень трудно им управлять.
Когда, войдя в бухточку, я подходил к берегу, где было сложено остальное моё имущество, плот опрокинулся, и я упал в воду со всем моим грузом. Утонуть я не мог, так как это произошло неподалёку от берега, но почти весь мой груз очутился под водой; главное, затонуло железо, которым я так дорожил. Правда, когда начался отлив, я вытащил на берег почти все куски каната и несколько кусков железа, но мне приходилось нырять за каждым куском, и это очень утомило меня. Мои поездки на корабль продолжались изо дня в день, и каждый раз я привозил что-нибудь новое. Уже тринадцать дней я жил на острове и за это время побывал на корабле одиннадцать раз, перетащив на берег решительно всё, что в состоянии поднять пара человеческих рук.
Не сомневаюсь, что, если бы тихая погода продержалась дольше, я перевёз бы по частям весь корабль. Делая приготовления к двенадцатому рейсу, я заметил, что поднимается ветер. Тем не менее, дождавшись отлива, я отправился на корабль. Во время прежних своих посещений я так основательно обшарил нашу каюту, что мне казалось, будто там уж ничего невозможно найти. Но вдруг мне бросился в глаза маленький шкаф с двумя ящиками: в одном я нашёл три бритвы, ножницы и около дюжины хороших вилок и ножей; в другом ящике оказались деньги, частью европейской, частью бразильской серебряной и золотой монетой, — всего до тридцати шести фунтов стерлингов.
Я усмехнулся при виде этих денег. Всю кучу золота я охотно отдал бы за любой из этих грошовых ножей. Мне некуда тебя девать. Так отправляйся же на дно морское. Если бы ты лежал на полу, право, не стоило бы труда нагибаться, чтобы поднять тебя.
Но, поразмыслив немного, я всё же завернул деньги в кусок парусины и прихватил, их с собой. Море бушевало всю ночь, и, когда поутру я выглянул из своей палатки, от корабля не осталось и следа. Теперь я мог всецело заняться вопросом, который тревожил меня с первого дня: что мне делать, чтобы на меня не напали ни хищные звери, ни дикие люди? Какое жилье мне устроить? Выкопать пещеру или поставить палатку?
В конце концов я решил сделать и то и другое. К этому времени мне стало ясно, что выбранное мною место на берегу не годится для постройки жилища: это было болотистое, низменное место, у самого моря. Жить в подобных местах очень вредно. К тому же поблизости не было пресной воды. Я решил найти другой клочок земли, более пригодный для жилья.
Мне было нужно, чтобы жилье моё было защищено и от солнечного зноя и от хищников; чтобы оно стояло в таком месте, где нет сырости; чтобы вблизи была пресная вода. Кроме того, мне непременно хотелось, чтобы из моего дома было видно море. Как видите, мне все ещё не хотелось расставаться с надеждой. После долгих поисков я нашёл наконец подходящий участок для постройки жилища. Это была небольшая гладкая полянка на скате высокого холма.
От вершины до самой полянки холм спускался отвесной стеной, так что я мог не опасаться нападения сверху. В этой стене у самой полянки было небольшое углубление, как будто вход в пещеру, но никакой пещеры не было. Вот тут-то, прямо против этого углубления, на зелёной полянке я и решил разбить палатку. Место это находилось на северо-западном склоне холма, так что почти до самого вечера оно оставалось в тени. А перед вечером его озаряло заходящее солнце.
Прежде чем ставить палатку, я взял заострённую палку и описал перед самым углублением полукруг ярдов[14] десяти в диаметре. Затем по всему полукругу я вбил в землю два ряда крепких высоких кольев, заострённых на верхних концах. Между двумя рядами кольев я оставил небольшой промежуток и заполнил его до самого верха обрезками канатов, взятых с корабля. Я сложил их рядами, один на другой, а изнутри укрепил ограду подпорками. Ограда вышла у меня на славу: ни пролезть сквозь неё, ни перелезть через неё не мог ни человек, ни зверь.
Эта работа потребовала много времени и труда. Особенно трудно было нарубить в лесу жердей, перенести их на место постройки, обтесать и вбить в землю. Забор был сплошной, двери не было. Для входа в моё жилище мне служила лестница. Я приставлял её к частоколу всякий раз, когда мне нужно было войти или выйти.
Глава 7 Робинзон на новоселье. Еле справился я с этой работой. И сейчас же пришлось взяться за новую: разбить большую, прочную палатку. В тропических странах дожди, как известно, бывают чрезвычайно обильны и в определённое время года льют без перерыва много дней. Чтобы предохранить себя от сырости, я сделал двойную палатку, то есть сначала поставил одну палатку, поменьше, а над нею — другую, побольше.
Наружную палатку я накрыл брезентом, захваченным мною на корабле вместе с парусами. Теперь я спал уже не на подстилке, брошенной прямо на землю, а в очень удобном гамаке, принадлежавшем помощнику нашего капитана. Я перенёс в палатку все съестные припасы и прочие вещи, которые могли испортиться от дождей. Когда всё это было внесено внутрь ограды, я наглухо заделал отверстие, временно служившее мне дверью, и стал входить по приставной лестнице, о которой уже сказано выше. Таким образом, я жил, как в укреплённом замке, ограждённый от всяких опасностей, и мог спать совершенно спокойно.
Заделав ограду, я принялся копать пещеру, углубляя естественную впадину в горе. Пещера приходилась как раз за палаткой и служила мне погребом. Выкопанные камни я уносил через палатку во дворик и складывал у ограды с внутренней стороны. Туда же ссыпал я и землю, так что почва во дворике поднялась фута на полтора. Немало времени отняли у меня эти работы.
Впрочем, в ту пору меня занимали многие другие дела и случилось несколько таких происшествий, о которых я хочу рассказать. Как-то раз, ещё в то время, когда я только готовился ставить палатку и рыть пещеру, набежала вдруг чёрная туча и хлынул проливной дождь. Потом блеснула молния, раздался страшный удар грома. В этом, конечно, не было ничего необыкновенного, и меня испугала не столько самая молния, сколько одна мысль, которая быстрее молнии промелькнула у меня в уме: «Мой порох! Я с ужасом думал: «Один удар молнии может уничтожить весь мой порох!
А без него я буду лишён возможности обороняться от хищных зверей и добывать себе пищу». Странное дело: в то время я даже не подумал о том, что при взрыве раньше всего могу погибнуть я сам. Этот случай произвёл на меня такое сильное впечатление, что, как только гроза прошла, я отложил на время все свои работы по устройству и укреплению жилища и принялся за столярное ремесло и шитье: я шил мешочки и делал ящички для пороха. Нужно было разделить порох на несколько частей и каждую часть хранить отдельно, чтобы они не могли вспыхнуть все сразу. На эту работу у меня ушло почти две недели.
Всего пороху у меня было до двухсот сорока фунтов. Я разложил всё это количество по мешочкам и ящичкам, разделив его по крайней мере на сто частей. Мешочки и ящички я запрятал в расселины горы, в таких местах, куда не могла проникнуть сырость, и тщательно отметил каждое место. За бочонок с подмоченным порохом я не боялся — этот порох и без того был плохой — и потому поставил его, как он был, в пещеру, или в свою «кухню», как я мысленно называл её. Всё это время я раз в день, а иногда и чаще, выходил из дому с ружьём — для прогулки, а также для того, чтобы ознакомиться с местной природой и, если удастся, подстрелить какую-нибудь дичь.
В первый же раз как я отправился в такую экскурсию, я сделал открытие, что на острове водятся козы. Я очень обрадовался, но вскоре оказалось, что козы необычайно проворны и чутки, так что подкрасться к ним нет ни малейшей возможности. Впрочем, это не смутило меня: я не сомневался, что рано или поздно научусь охотиться за ними. Вскоре я подметил одно любопытное явление: когда козы были на вершине горы, а я появлялся в долине, все стадо тотчас же убегало от меня прочь; но если козы были в долине, а я на горе, тогда они, казалось, не замечали меня. Из этого я сделал вывод, что глаза у них устроены особенным образом: они не видят того, что находится наверху.
С тех пор я стал охотиться так: взбирался на какой-нибудь холм и стрелял в коз с вершины. Первым же выстрелом я убил молодую козу, при которой был сосунок. Мне от души было жаль козлёнка. Когда мать упала, он продолжал смирно стоять возле неё и доверчиво глядел на меня. Мало того, когда я подошёл к убитой козе, взвалил её на плечи и понёс домой, козлёнок побежал за мной.
Так мы дошли до самого дома. Я положил козу на землю, взял козлёнка и спустил его через ограду во двор. Я думал, что мне удастся вырастить его и приручить, но он ещё не умел есть траву, и я был принуждён его зарезать. Мне надолго хватило мяса этих двух животных. Ел я вообще немного, стараясь по возможности беречь свои запасы, в особенности сухари.
После того как я окончательно устроился в своём новом жилище, мне пришлось задуматься над тем, как бы мне скорее сложить себе печь или вообще какой-нибудь очаг. Необходимо было также запастись дровами. Как я справился с этой задачей, как я увеличил свой погреб, как постепенно окружил себя некоторыми удобствами жизни, я подробно расскажу на дальнейших страницах. Глава 8 Календарь Робинзона. Через шесть чёрточек я делал одну длиннее — это означало воскресенье; зарубки же, обозначающие первое число каждого месяца, я делал ещё длиннее.
Таким образом я вёл мой календарь, отмечая дни, недели, месяцы и годы. Перечисляя вещи, перевезённые мною с корабля, как уже было сказано, в одиннадцать приёмов, я не упомянул о многих мелочах, хотя и не особенно ценных, но сослуживших мне тем не менее большую службу. Так, например, в каютах капитана и его помощника я нашёл чернила, перья и бумагу, три или четыре компаса, некоторые астрономические приборы, подзорные трубы, географические карты и корабельный журнал. Всё это я сложил в один из сундуков на всякий случай, не зная даже, понадобится ли мне что-нибудь из этих вещей. Затем мне попалось несколько книг на португальском языке.
Я подобрал и их. Были у нас на корабле две кошки и собака. Кошек я перевёз на берег на плоту; собака же ещё во время моей первой поездки сама спрыгнула в воду и поплыла за мной. Много лет она была мне надёжным помощником, служила мне верой и правдой. Она почти заменяла мне человеческое общество, только не могла говорить.
О, как бы дорого я дал, чтобы она заговорила! Чернила, перья и бумагу я старался всячески беречь. Пока у меня были чернила, я подробно записывал всё, что случалось со мной; когда же они иссякли, пришлось прекратить записи, так как я не умел делать чернила и не мог придумать, чем их заменить. Вообще, хотя у меня был такой обширный склад всевозможных вещей, мне, кроме чернил, недоставало ещё очень многого: у меня не было ни лопаты, ни заступа, ни кирки — ни одного инструмента для земляных работ.