Исследование, проведенной в Канаде, показало, что дети, забывшие тот язык, который они постоянно слышали в первые месяцы своей жизни, все равно реагируют на него также, как. Громкая новость начала года о том, что страны Прибалтики стали рекордсменами по поставкам пива в Россию, на поверку оказывается «раздутой». Забытые тайны золотого языка обложка книги. ЮНЕСКО в Атласе языков мира причислила белорусский язык к группе «уязвимых, ослабленных», т.е. близких к исчезновению. белорусского, русского, польского и еврейского (идиш).
Как называется, когда слово вертится на языке, а вспомнить не можешь?
Каждый новый язык открывает нам новые грани мира и даёт новые понимания устройства мира. Утрата каждого языка — это утрата особого видения мира, свойственного этому языку, утрата пониманий, заключённых в этом языке и культуре, выраженной на нём. Известно, что великие цивилизации вырастали из многокультурности и многоязычия — будь то Римская империя, Византия или Китай. Читайте также Назван самый малочисленный народ России Многоязычие — это наше национальное достояние. Задача государства и всех его граждан — сохранять, а не разбазаривать это достояние. Мы до сих пор мало знаем о происхождении человеческого языка. Исследование устройства и функционирования языков мира — один из путей к пониманию того, как зародился язык.
Каждый новый язык даёт нам знания, которые могут приблизить нас к ответу на вопрос, как люди заговорили. При этом всегда есть вероятность того, что ключ к ответу скрыт в неисследованном исчезнувшем языке. Теперь о том, как можно сохранить язык, у которого осталось всего несколько носителей. Мировой опыт даёт нам некоторые удачные примеры сохранения исчезающих языков, а иногда и возрождения языков исчезнувших. Самым эффективным способом обучения языку детей в ситуации, когда в семьях язык естественным образом от родителей к детям уже не передается, показал себя метод «языковых гнёзд». Находясь в яслях или детском саду, ребёнок слышит вокруг себя только речь на языке, который уже не используется его родителями.
В результате дома ребенок усваивает «большой» язык, на котором говорят его родители, а в яслях и детском саду — исчезающий язык своего этноса. Впервые этот метод был применен для поддержки языка маори в Новой Зеландии в конце 1970-х годов и дал хороший результат. Теперь методом языковых гнезд активно пользуются на разных континентах для поддержки исчезающих языков например, саамских языков в Норвегии, Швеции и Финляндии и для возрождения исчезнувших мэнского языка в Великобритании.
На ее территории издревле проживали представители многих наций и национальностей. В освобожденном от польской оккупации Минске 31 июля 1920 г. В Декларации регламентировалось равноправие четырех государственных языков в БССР - белорусского, русского, польского и еврейского идиш. Хотя на гербе четыре языка, в качестве государственных использовались лишь два, на которых все и печаталось - идиш и белорусский. Первое награждение состоялось в декабре 1924 г.
Скачать aymara. Интересно, что говорящие на этом языке думают о времени иначе, чем все остальные: лингвистический и жестовый анализ показал, что они представляют прошлое как находящееся перед ними, а будущее как за ними. Балти,Индия, Пакистан - Неизвестное количество говорящих осталось. Скачать balti. Хотя с 1948 года английский и урду имели большее влияние, многие слова, характерные для тибетских диалектов, были сохранены в честь корней языка. Баскский язык, Испания, Франция - осталось 660 000 говорящих. Скачать basque. Лингвистически не связанный с каким-либо известным живым языком в мире, баскский язык классифицируется как изолированный язык. Он также считается единственным доиндоевропейским языком в Европе, отпечатком языкового ландшафта континента в неолитический период. Говорящих на нем можно найти в Баскском автономном районе, испанской провинции Наварра и в департаменте Пиренеи Атлантические во Франции. Скачать belarusian. Хотя оценочное число говорящих варьируется от одного исследования к другому, общий консенсус в том, что большинство белорусов говорят по-русски дома, причем половина из них способна читать и говорить на обоих языках в равной степени. Бретонский язык, Франция - осталось 250 000 говорящих. Скачать breton. Несмотря на увеличение числа детей, посещающих двуязычные классы, язык по-прежнему классифицируется как «сильно подверженный опасности». Бретонский язык относится к кельтской группе индоевропейской семьи языков, весьма близкий к валлийскому, корнскому особенно к последнему и родственный галльскому. Чокто, Соединенные Штаты Америки - 9 500 говорящих. Скачать choctaw. Письменный язык Чокто был разработан в начале 19 века, чему способствовала цивилизационная программа Соединенных Штатов. Корнский язык, Англия - неизвестное количество говорящих осталось. Скачать cornish. В 2010 году ЮНЕСКО переклассифицировало корнский язык из «вымершего» в «находящийся под угрозой исчезновения», так как после усилий по его возрождению число говорящих на нем в настоящее время растет. Корнский язык англ. Cornish, в русских текстах встречаются варианты корнуэльский и корнваллийский — язык корнцев, входящий в бриттскую ветвь кельтской группы индоевропейской языковой семьи. Гуарани, Парагвай, Аргентина, Бразилия - неизвестное число говорящих осталось. Скачать guarani. Принадлежит к ветви тупи-гуарани языковой семьи тупи. Ирландский гэльский, Ирландия - осталось 440 000 говорящих. Скачать irish. На этом языке говорят на всех уровнях общества как в сельских, так и в городских районах Ирландии, его ближайшими родственниками являются шотландский гэльский и мэнский гэльский. Один из двух наряду с английским государственных языков Ирландской Республики. По официальным данным ирландского правительства 2004 , в Ирландской Республике насчитывается 1 570 894 человека, владеющих ирландским языком. Из них 339 541 использует ирландский язык в повседневном общении; 155 039 прибегают к нему примерно раз в неделю; 585 300 — реже; 459 657 — почти никогда, а 31 357 не ответили на вопрос о частоте использования языка. Однако многие активисты ирландского языка и профессиональные лингвисты ставят эти данные под сомнение. Многие оценивают число носителей, использующих язык в повседневном общении, всего в 65 000 человек.
Некорректное использование кейго, считают ревнители чистоты языка, может в конечном итоге отрицательно повлиять на фундаментальные принципы японского общества. Умение выразить скромность и смирение в иерархическом японском обществе являются едва ли не ключевым. Ошибки могут привести к публичному позору. В изменении языка традиционно настроенные японцы винят, прежде всего, различные телевизионные программы, комиксы-манга и общий упадок уровня образования.
Енохианский язык или Забытый язык Ангелов
| В Музее русского быта "ПО СУСЕКАМ" проходит выставка "ДВА СЛОВА НА ЗАБЫТОМ ЯЗЫКЕ" | МосКультУРА | Язык написания: английский. Перевод на русский: А. Бурцев (Забытый язык); 2021 г. — 1 изд. |
| Не только латинский: 5 мертвых языков, на которых никто не говорит | Новые данные о языках были получены по итогам Всероссийской переписи населения от 2021 года. |
Енохианский язык или Забытый язык Ангелов
Crowd Games и команда энтузиастов добавили в настольную игру «Забытые моря» озвучку на русском языке. такое заявление сделала правительственная комиссия Японии по вопросам культуры. У нас много постановлений по изучению бурятского языка, а почему про эвенкийский и сойотский язык забывают? Кроме того, чтобы не забыть язык следует регулярно общаться с его носителями, пусть и через интернет, надо читать газеты, смотреть фильмы и телепередачи на русском. Покинув страну вашего первого языка уже в зрелом возрасте, вы легко сможете вернуть утерянные разговорные навыки, повторно погрузившись в язык некоторое время спустя. Забытые языки — это не просто часть прошлого.
Енохианский язык или Забытый язык Ангелов
Самыми распространёнными языками в России по владению оказались русский, английский, татарский, чеченский и башкирский. Взрослые люди скорее забудут язык, если они получили травматический опыт. выставка работ Яны Волковой и Дмитрия Беляева - символические ключи, помогающие услышать пару слов про себя настоящего, свой род и свой. Пришел «стресс» и забыта «инфлюэнца»: «Яндекс» рассказал об изменениях в русском языке за последние 100 лет. В Декларации регламентировалось равноправие четырех государственных языков в БССР — белорусского, русского, польского и еврейского (идиш).
В Музее русского быта "ПО СУСЕКАМ" проходит выставка "ДВА СЛОВА НА ЗАБЫТОМ ЯЗЫКЕ"
| Как и зачем возрождают мертвые языки сегодня — Нож | Новости. Краеведение. |
| «Забытый язык» - скачать книгу - НТВ-ПЛЮС | Главная» Новости» Новости латвии на делфи на русском языке. |
| «Я не помню, как это по-русски»: почему забывается родной язык после переезда за границу | Покинув страну вашего первого языка уже в зрелом возрасте, вы легко сможете вернуть утерянные разговорные навыки, повторно погрузившись в язык некоторое время спустя. |
| В Музее русского быта "ПО СУСЕКАМ" проходит выставка "ДВА СЛОВА НА ЗАБЫТОМ ЯЗЫКЕ" | МосКультУРА | В истории человечества были сотни устных языков, которые со временем были почти забыты и от которых сейчас остались лишь ничтожное число носителей. |
| ИСЧЕЗА́ЮЩИЕ ЯЗЫКИ́ | Очень часто получается так, что молодое поколение забывает какие-то особо трудные редкие звуки, которых нет в доминирующем языке, и начинает заменять их другими. |
Голландский подросток забыл родную речь после операции и заговорил на иностранном языке
выставка работ Яны Волковой и Дмитрия Беляева - символические ключи, помогающие услышать пару слов про себя настоящего, свой род и свой. Новости. Аватар. Фатима Алиева. 15 октября 2021 г., 18:52. В Ярославской области в сельской почте обнаружили забытые письма начала 20-го века. Забытые тайны золотого языка обложка книги. В Сызрани студенты стали переводчиками родного, но забытого языка. В Массачусетском технологическом институте разработали нейросеть, которая поможет лингвистам расшифровать давно забытые языки.
В МТИ нейросеть научилась расшифровывать забытые языки
На карте показан примерный район их расселения. Он пишет: «теперь там живет всего несколько семей, которые, впрочем, теперь уже совершенно забыли свою речь и приняли как язык, так и образ жизни русских». Он опубликовал свои материалы через 30 лет после возвращения. В 1894 году человек пишет о 1860-м, что «они совершенно забыли свою речь». В 1900-м году Владимир Иохельсон пишет: «У тех же самых юкагиров через несколько десятков лет язык может исчезнуть, а само племя прекратит существование частично вымерев, а частично растворившись в окрестных племенах». Прошло 40 лет, а ничего не меняется, языкам начинают пророчить гибель через несколько десятков лет. Через пять лет после этого Елена Маслова, питерский лингвист: «Большинство юкагиров старшей возрастной группы владеет двумя или тремя языками, причем первым является юкагирский. Смотрим на даты.
Прошло 135 лет с пророчества Майделя о том, что юкагирский язык уже практически исчез. И каждый следующий исследователь с удивительным упорством пророчит ту же самую гибель. Еще один пример — командорские алеуты. Проходит почти сто лет, мой покойный шеф Георгий Алексеевич Меновщиков, на тех же Алеутских островах в 1965 году записывает материалы этого языка и пишет: «Алеутский язык все еще используется, но только старшим поколением. Молодые алеуты и алеуты среднего возраста почти полностью перешли на русский язык». Прошло 20 лет, и мы с моим коллегой оказались на тех же Командорских островах, записывали тот же самый алеутский язык и застали ровно ту же самую картину: несколько пожилых женщин все еще каким-то чудом помнят свой родной язык. Молодежь уже на нем не говорит, среднее поколение ничего не понимает, и только знание всех этих предыдущих цитат удержало мою руку от того, чтобы написать ту же самую фразу: «Пройдет 20 лет, и алеутский язык исчезнет».
Что происходит, собственно? Это нельзя объяснить просто ошибкой, что исследователи невнимательны, что-то не увидели. Откуда такая систематическая ошибка? Век за веком, десятилетие за десятилетием ситуация описывается одним и тем же способом — пожилые люди помнят, молодежь не говорит. Проходит 20, 40, 100 лет — ситуация не меняется. Что происходит? Любопытно, что те же самые люди, этнографы и лингвисты, которые эти самые пророческие цитаты публикуют, они же в тот же самый момент, находясь в тех же самых поселках и стойбищах, записывают замечательные языковые материалы, прекрасные этнографические материалы, публикуют подробные словари, подробные грамматики.
Записывают сказки, мифы, легенды, рассказы, этнографические материалы… Как у них в голове это уживается? Вроде как материалы я собираю, но при этом я пророчу этому языку и этому народу гибель. Странным образом культуры и языки оказываются гораздо более живучими, чем ожидалось. Им пророчат гибель, а они все не помирают. И мы постоянно вынуждены подправлять пессимистические прогнозы своих предшественников. Мне кажется, что этот парадокс нельзя просто игнорировать, нельзя объяснить простой ошибкой, у него должно быть какое-то другое объяснение. Любопытный пример: Майкл Краусс опубликовал в 1982 году книгу фольклорных текстов на языке индейцев ияк, есть такой язык на Аляске.
Он трогательно посвятил ее памяти последнего носителя этого языка, с портретом на обложке, с биографией, с описанием — что это последний человек, знавший язык, все, больше нет. Прошло несколько лет и выясняется, что еще остаются люди в других поселках, которые помнят язык. Те самые «несколько пожилых женщин». Эта фраза блуждает из одной книжки в другую. Первое объяснение, которое можно привлечь: данные о состоянии языков, которые получают исследователи, отражают не реальность, а некоторый стереотип. Когда я спрашиваю носителей языка в поселке «Кто у вас и как говорит на этом языке? Причем, у этого стереотипа есть две стороны.
Во-первых, это ожидание самого исследователя. Исследователь 20го столетия, который приезжал «в поле» изучать эти самые исчезающие языки, приезжал туда с определенными представлениями. Он приезжал изучать язык и культуру народов «пока не поздно». Это напутствие Шегрена Матиасу Кастрену «пока еще можно что-то записать, ты должен поехать туда и записать как можно больше». Вот это «пока еще можно записать» есть некая риторическая фигура всей европейской лингвистики, всей европейской диалектологии, этнографии и фольклористики на протяжении всего 20-го столетия. Европейские исследователи, работающие на этих территориях, все время старались найти самую удаленную деревню, самого замшелого дедушку — вот он-то, конечно, будет носителем настоящей традиции! А эти молодые — они были не нужны.
Сам этот стереотип поиска самых старых, самых архаичных, подлинных культурных элементов заставляет людей в своем сознании психологически разделять на пожилых, которые все знают, и на всех остальных, которые не знают ничего. Если лучшие знатоки — это старики, значит, дети знают хуже, а значит, мы присутствуем при исчезновении изучаемого явления. Дальше все факты, которые подтверждают это ожидание, тщательно собираются, каталогизируются и документируются. А все факты, которые им противоречат, игнорируются или не замечаются. Вторая сторона этого вопроса — ожидание самих носителей. Самих людей, говорящих на этом языке. Очень часто бывает, что среднее поколение утверждает, что оно забыло язык, а через несколько лет, когда старшее поколение умирает, и они оказываются старшим поколением, оказывается, что они вполне способны объясняться на этом языке.
Этот возврат людей, которые занимают слой старшего поколения, возврат их к традиционной культуре, описан в этнографии очень хорошо и давно. Куда мы идем, когда нам надо что-то узнать про нашу русскую традицию? К бабушкам. Они специалисты, они знают, какую травку надо пить «от живота», какую — «от головы». Они помнят, когда надо праздновать Пасху, знают, как яйца красить, потому что они — носители традиций. То, что они, ваши бабушки — это дети комсомолок 20-х годов, и никакого прямого преемствования этих традиций у них быть не могло, это мы как-то забываем, мы идем к старикам за традициями. Примерно то же самое происходит и с языками.
Человек, достигший определенного возраста, занимает освободившуюся поколенческую нишу в данном сообществе. Функция, роль пожилых людей — это роль носителя традиций. Переходя в эту возрастную категорию, хотят они того или нет, они занимают некоторую социальную нишу. От них ждут знаний. Он вам ответит: «Конечно, старики». Почему старики? Потому что старикам положено знать традиции.
Думаю, что сходный процесс происходит и с языками, хотя и не так очевидно. В какой-то момент отношение человека к своей собственной языковой способности, изменение собственной оценки со стороны окружающих, оказывается важным. Вот вам ситуация: когда один язык быстро, в катастрофических темпах сдвига, уступает место другому, естественно, что всякое следующее поколение говорит на родном языке несколько хуже предыдущего. Причем, этот факт осознается и старшими и младшими. Например, среднее поколение Б и старшее поколение А: поколение Б знает, что говорит хуже, чем это в принципе возможно, потому что у них перед глазами есть образец поколения А. Поэтому они стараются говорить поменьше, особенно при старших, используют максимально доминантный язык. Когда они сравнивают себя с поколением А, они утверждают, что говорят на языке плохо.
И то же самое скажет про них любой житель этого поселка, потому что есть в поселке более правильный, более богатый язык поколения А. Если провести в этот момент опрос, то нам скажут, что среднее поколение знает язык «на троечку». Проходит 10-20 лет, поколение Б становится старше. Одновременно они становятся и лучшими знатоками данного языка, просто потому, что других нет, лучше них уже никто не говорит. Их языковая компетенция, вообще-то, всегда была достаточна для того, чтобы на этом языке общаться, но им мешал вот этот комплекс «лингвистической неполноценности»: есть старшие, которые будут над нами смеяться, если мы откроем рот и будем говорить как-то не так. Теперь этот психологический гнет исчезает. Они лучше всех.
Они — лучшие носители, они — старики. Конечно, этот механизм не может действовать бесконечно, однако его наличие существенно замедляет процесс языковой «смерти». Это уже не простая арифметика. Как считали раньше? Когда нынешние 40-летние станут 60-летними, язык будет едва живой, а когда 60-летними станут нынешние 20-летние, через 40 лет язык умрет. Простая арифметика. Так вот, эта арифметика не работает, потому что там существуют гораздо более тонкие и сложные механизмы этой постепенной передачи языка из поколения в поколение.
Этот язык может быть вытеснен в пассивную зону — на нем могут перестать говорить, но продолжают его понимать. И, если появляется кто-то, кто на этом языке говорить умеет, они будут его понимать. Лет 12 назад одна моя аспирантка занималась мариупольскими греками. Там, как нам казалось, происходил тот самый процесс. Молодое поколение мариупольских греков совершенно не говорит на греческом языке, все говорят только по-русски. Среднее поколение что-то понимает, но не очень, а пожилые люди, конечно, хорошо говорят по-гречески. И в какой-то момент, опрашивая пожилую женщину, носителя языка, задавая ей строго по нашей методике вопросы: «А как такой-то говорит по-гречески?
А потом подпрыгнул я, когда она привезла мне эти материалы, и мы обсуждали ее будущую диссертацию. Бабушка сказала ей: «Молод он еще по-гречески говорить! И с этой бабушкой и со всеми остальными. И выяснилась совершенно фантастическая картина: молодое поколение, пока они «молодеци», находится в подчинении бабушек и слышит этот греческий язык так, как полагается его слышать «молодецам». Параллельно слышат русский. Маленькими детьми они все понимают по-гречески, потому что бабушки с ними постоянно разговаривают на нем. И они понимают и по-русски.
Когда они становятся подростками, в подростковой культуре этих поселков существует большое количество греческих считалок, дразнилок всякого рода, неприличных стишков, которые эти подростки с наслаждением друг другу рассказывают. Думаю, что все присутствующие понимают, о чем я говорю, если вспомнят свои подростковые годы, какие именно малопристойные частушки и стишки, дразнилки, загадки и поговорки сообщали друг другу, будучи подростками. Оказывается, что этих выученных греческих текстов плюс выученного в детстве естественным путем, немного подзабытого, но тем не менее, греческого языка, вполне достаточно. Молодые пары образуют новые семьи. Обязательным является строительство дома. Они его строят, селятся там — и с этого момента они имеют право говорить по-гречески. А раньше — ни-ни, только по-русски.
У них природное знание греческого языка существовало с рождения, оно в пассиве где-то было, в спящем состоянии. Но его достаточно, чтобы начать говорить. А начав говорить, они становятся тем самым старшим поколением, которое единственное помнит греческий язык. Понятная история, да? Второе обстоятельство, которое нужно учитывать кроме поколенческой психологии, это то, что язык — очень гибкая система, которая постоянно меняется и постоянно адаптируется. Процесс этого языкового сдвига, наверное, можно представить в виде двух параллельных тенденций. С одной стороны, языковое сообщество сдвигается в своей речи по некоторой шкале языковых вариантов: от более традиционного к слегка англизированному, если речь идет об английском языке, как доминантном, или русифицированном, если речь идет о русском языке.
Дальше — к сильно русифицированному. Наконец, к почти стандартному русскому, который мало чем отличается от стандартного русского. Какие-то минимальные элементы традиционного языка он сохраняет. Эти языковые варианты представляют собой некий континуум, который распределяется по языковым поколенческим группам. Самая традиционная форма — это та форма, на которой говорит старшее поколение. Самая «англизированная» или «русифицированная» — это та, на которой говорит младшее поколение. Сами эти варианты тоже меняются.
Вот тут это описано для языка тиви, Австралия. Автор работы выделяет несколько форм этого языка. Она называет их «традиционный тиви», «менее традиционный тиви», «современный тиви». Довольно красивые грамматические описания того, чем традиционный отличается от современного, не буду останавливаться. Но любопытно то, что каждый следующий вариант, каким бы англизированным он ни был, в сознании носителей будет оставаться языком тиви. Он может уже воспринять очень много из английского. Он может уже много потерять из традиционного тиви, но, тем не менее, он будет оставаться «нашим языком тиви».
Он будет оставаться «языком предков», именно в кавычках. Нашим традиционным языком, не зависимо от того, как далеко он отошел от традиционной нормы. Вот другой язык из Австралии — язык дирбал. Ему повезло, в 1972 году грамматику этого языка опубликовал замечательный австралийский лингвист Роберт Диксон, а в 1985 году Аннет Шмидт поехала туда и описала дирбал молодых людей, дирбал молодого поколения. Оказалось, что это два очень непохожих друг на друга языка. Но для самой группы это был тот же самый язык. Как бы далеко ни зашли изменения, группа продолжала трактовать это как свой язык.
Что за изменения были? В лингвистике это называется «структурная интерференция» или «выравнивание двух систем». Что имеется в виду? Например, в рецессивном языке есть три способа выражения одного и того же смысла. Можно сказать «У меня — много детей», можно сказать «Я имею много детей» и можно сказать «Я — многодетный». А в доминантном языке есть только одно выражение этого смысла — второе: «Я имею много детей». Что будет происходить, когда эти два языка столкнутся в одном сознании, человек станет двуязычным и будет постоянно говорить то на одном, то на другом языке?
Постепенно те формы выражения, которые не подкреплены аналогичными формами в доминантном языке, будут уходить у него в пассив. Он будет забывать, что можно сказать «У меня — много детей» и можно сказать «Я — многодетный». Он будет говорить в полном соответствии с грамматикой своего языка и с правилами своей грамматики «Я имею много детей». Что изменится? Изменится разнообразие. Раньше он мог сказать это тремя способами, а теперь говорит только одним. Так формируется этот «современный тиви», современный язык молодого поколения.
Не то чтобы они совершали какие-то ошибки, но в их языке остаются только те элементы, аналогии которым есть в доминантном языке. Это касается не только грамматики, это касается и фонетики. Очень часто получается так, что молодое поколение забывает какие-то особо трудные редкие звуки, которых нет в доминирующем языке, и начинает заменять их другими. Интонации становятся другими. Очень много слов заимствуются из доминантного языка в рецессивный. И постепенно грамматика рецессивного языка становится не отличимой от грамматики доминантного языка, фонетика у него точно такая же, интонация у него точно такая же. Слова почти все русские, некоторые элементы остаются, но в сознании носителя он по-прежнему остается «нашим традиционным языком».
Это интересная лингвистическая проблема, но перед социолингвистикой она ставит очень сложную задачу. Она ставит задачу ответить на вопрос: тождественен ли язык самому себе в процессе изменений, и если он тождественен, то до какого предела? В какой момент мы уже не можем сказать, что это — язык тиви? Или язык чукчей, чукотский? Это же уже совсем русский язык с какими-то элементами вставки из чукотского. Сколько может пройти? Ведь языки и в обычной жизни меняются.
Без всякого языкового сдвига. Старофранцузский не похож на современный французский, древний английский не похож на современный английский, язык «Повести временных лет» или язык «Слова о полку Игореве» без перевода нам сегодня непонятен, однако мы же знаем, что это русский язык. Где ставить границу, в какой момент говорить, что тождество языка уже нарушено? Под воздействием языкового сдвига изменение языка происходят гораздо быстрее — это не сотни и не тысячи лет, это десятки лет, а то и просто одно поколение. Но дает ли это нам право считать «современный язык тиви» языком тиви или это какой-то другой язык? Я покажу вам пример из собственного опыта. Я занимался эскимосскими языками на Чукотке много лет, и вот вам история моя, собственная.
Сначала — некоторая преамбула. Я работал на этой территории в 70-80-е годы, дети уже по-эскимосски практически не говорили, пользовались, в основном, русским. В разговорах со своими родственниками, плохо говорящими по-русски, были вынуждены волей-неволей понимать отдельные простейшие высказывания на русском языке. Это иногда приводило и к попыткам этих детей говорить на «бабушкином языке». Как правило, это были очень короткие фразы, обычно просто набор этих высказываний. И вот некоторые из них приведены на слайде. В ряде случаев попытки детей говорить с бабушками на их языке приводили к несколько другому результату.
Пётр I, реформируя алфавит, то выкидывал её, для простоты заменяя на «I» и «В», то возвращал вновь. Так же поступали и его преемники. Затем снова последовали отмена в 1799 году и очередное восстановление в правах в 1802-м, а через несколько лет — в 1857-м — её опять собрались отменить, но потом сменили гнев на милость. Так оно и вышло. Что ж, не самый худший конец. Наверное, потому, что она выполняла в русской орфографии совершенно особую задачу.
Её прародительницей также была финикийская буква «йод» j , которая относится к согласным. Когда букву «I» использовали для счёта, она имела значение цифры 10. Вот почему в русском языке её стали называть «i-десятеричное». Так буква «I» вошла во все языки восточных славян: русский, украинский и белорусский. В русском языке она тоже присутствовала, но быстро вышла из употребления, так как в нём почти не встречалось слов, где её можно было использовать.
Какие-то тексты, какие-то словари, какие-то минимальные грамматические описания. Уже в 60-е годы на основании этих письменных данных один американский лингвист написал подробную грамматику этого языка, она была опубликована.
В 90-е годы один из представителей этой группы флорида, получив лингвистическое образование, поднял все эти материалы, в том числе и грамматику своего предшественника, выучил язык по этим учебникам, женился. Начал с женой разговаривать на этом языке, вокруг них образовалось некоторое количество семейных пар, 5-6 семей, и они восстановили язык настолько, что их дети выучили язык флорида так, как его положено учить во младенчестве. Вот вам ответ на вопрос «Исчезают ли языки? Долгин: Я задам вопрос. Мы вполне помним разные истории с попытками записи языков, в том числе и в логике фольклорных материалов, почему в истории лингвистики как знак именно статья Сводеша? Почему именно в лингвистике эта статья стала толчком? Вахтин: Во-первых, языками бесписьменными лингвисты стали заниматься довольно поздно.
Работы по этому поводу были в России в 1910-е — 1920-е годы, работы по этому поводу примерно в это время были в США, но, пожалуй, и все. Да, африканисты работали в Африке, но это были экзотические исследования. Лингвистический мейнстрим был совсем другой. Тогда это грамматика, позже стала формальная грамматика, не важно. Почему Сводеш? Статью Сводеша никто не заметил. Потом, когда уже в 70-е — 90-е годы об этом стали писать широко, ее выкопали.
Сказали: а, вон Сводеш еще в 1948 году про это написал! Это сплошь и рядом бывает в науке — кто-то обращает внимание на какое-то явление, его полностью игнорируют, а оказывается, что он просто опережает свое время. Я бы так ответил. Долгин: То есть, иными словами, исследования были, но они были несколько «не в мейнстриме», но при этом какая-то комплексная «инфекция» началась Сводешем, когда ее заметили, а всерьез стали изучать когда? В 60-е годы? В 70-е? Вахтин: В 10-е, 20-е, 40-е, 60-е 20-го века.
Никому не приходило в голову, что эти языки могут исчезнуть. Какой-нибудь Эдвард Сепир или Владимир Богораз, или кто-то еще ездили к этим племенам и описывали их культуры. Богораз писал прямым текстом, что культура исчезнет, но им не приходило в голову, что исчезнет язык. Сводеш, пожалуй, первый собрал эти восемь кейсов, как бы мы сейчас сказали, и опубликовал их. Дело не в том, что это стало мейнстримом, дело в том, что эти языки, действительно, стали исчезать. И вот тогда эту проблему заметили, и тогда это стало главным направлением современной лингвистики. Долгин: Понятно.
Осенью прошлого года у нас был небольшой цикл по современной исторической лингвистике, была лекция Павла Кошевого по изучению американских языков, он вдохновенно рассказывал о деятельности по их записи. Теперь и русский опыт понятен. Еще вопросы: место контакта — в голове человека, эта логика понятна. Но в то же время существуют и территориально-функциональные места контактов языковых, где возникает проблема понимания, и возникает необходимость даже смутного понимания другого языка — торговые точки, административные учреждения. То есть мы понимаем, где в 18-19-20 веке происходил этот контакт, происходила необходимость понимания, нахождения какого-то языка общения. То есть, контакт не только в головах? Вахтин: Если говорить о коммуникации, то, конечно, для того, чтобы началась коммуникация между двумя людьми, не имеющими одного общего языка, нужно, чтобы они встретились, это понятно.
Но я говорю о контакте языковых систем. Когда две языковые системы начинают влиять друг на друга, это может происходить только в одной голове. И нигде в другом месте. Нет способа, чтобы английский толковый словарь повлиял на русский толковый словарь, стоя рядом на полке. Слова из одного не перебегут в другой, нет такого механизма. Заимствования могут появиться только в голове у носителя русского языка, когда он слышит английское слово. Если он его принимает, оно появляется, если нет, то оно не появляется.
Долгин: Ну да, но, скорее, по итогам коммуникации с этим носителем другого языка. Вахтин: Конечно. Потому что, чтобы два языка оказались в одной голове, их надо выучить, а для этого должна происходить коммуникация. Долгин: И еще вопрос. Все-таки, советская национальная политика — это отдельная, довольно сложная история, но она исходно была такой аффирмативной — утверждающей малые народы, приписывающей к национальным территориальным образованиям. Почему вдруг в 50-60-е годы… Я услышал мысль, что примерно в это время в разных странах такое происходило, но в каждом случае есть какая-то своя внутренняя логика. Я пытаюсь понять, за счет какой логики именно в тот момент, а не в 40-е и не в 70-е это возникло, при том, что у части этих народов были свои национальные территориальные образования, это были легитимные языки, не языки враждебно-буржуазные, за которые могли наказать.
Но — почему? Вахтин: На вопрос «почему? Но одну вещь скажу: советская национальная языковая политика ни в коем случае не была однородной. Советская национальная языковая политика 20-х годов не имеет ничего общего с советской национальной политикой 30-40-х годов. А они обе ничего общего не имеют с политикой 50-60-х годов. Это синусоида. Причем их две, очень любопытных.
Одна синусоида: «Мы поддерживаем малые языки» — «Нет, мы всех учим русскому языку». Могу показать по датам, где это происходило. Вторая синусоида в противофазе: «Мы хотим изучать родной язык» — «Нет, мы хотим изучать русский». Эти две линии почти никогда в истории нашего отечества не совпадают. Пример: 20-е годы, вся политика, направленная на национальное строительство, говорит, что нужно поддерживать малые языки. По всей стране школы, учителя, учебники готовятся, бешеные деньги в это вбухиваются. В 1927-1929 годах выходил журнал, он назывался «Просвещение удмуртов».
Весь этот журнал наполнен стонами учителей, что удмурты не хотят учить свой язык, который они отлично знают. По программе им положен удмуртский язык, потому что такова политика, а они хотят учить русский. Проходит 20 лет. Государство отчаивается: в стране 150 языков как минимум, и никак не возможно вести полноценное школьное образование на 150 языках, и государство отказывается от этой идеи. Это примерно 1936-1937-1938 годы, когда сворачивается эта политика. Везде начинается русский язык, конкурсы на лучшее сочинение по-русски и так далее, русский везде. Проходит какое-то время, и носители этих языков начинают замечать, что их дети перестают говорить на родном языке.
Они начинают бить в набат — «Верните в школы родной язык! Наступают 50-е годы, в эти школы возвращается родной язык. Сам не понимаю, почему, но это факт. Долгин: Если бы это было в 30-40-е, то было бы понятнее. Вахтин: На самом деле, речь товарища Хрущева на XX съезде всем известна, но известна ее закрытая часть, которую все знают. А открытую часть, которая была опубликована во всех газетах, никто не читал. А там, между прочим, написано, что в течение ближайших 20 лет все советские люди должны говорить по-русски и только по-русски.
А все дети должны обучаться в интернатах, независимо от их национальности. Это была политика партии 1956 года. Программная речь Хрущева. Понятно, что это тоже быстро кончилось, потому что это был перегиб, «волюнтаризьм», как его потом назвали. Вопрос: Спасибо за очень интересную лекцию. Вы сказали, что среднее поколение не разговаривает на языке, а почему? Какие причины?
Вахтин: Они не разговаривают на языке, как мне кажется, по двум причинам. Если мы имеем дело с этой ситуацией, которую я вам рисовал, то причина в том, что на одном языке они уже не разговаривают толком, а на другом — еще. Это такое «полуязычное поколение». Каждый индивидуальный человек, конечно, на каком-то из двух языков говорит полноценно. Но как у поколения — у них нет одного общего языка. Кто-то лучше говорит по-русски, а кто-то — по-чукотски. Поэтому коммуникация между ними нарушается.
Это первое. С кем они могут говорить? С ровесниками. С ровесниками у них нет полноценного языка. С детьми — посмотрите по схеме. Дети полноценно говорят на доминантном языке, а они так не могут. И дети над ними смеются.
Очень часто бывает, когда совсем маленьких детей вывозят в другую страну, они осваивают там язык как родной и потом начинается мучение. Видел картинку в Германии: мама и девочка лет 11 идут по улице, кто-то на немецком обращается к маме с просьбой показать дорогу, и ребенок говорит: «Мам, молчи, я сама скажу». Ребенок стесняется маминого «кривого» немецкого, и мама, естественно, тоже. И вот эта ситуация здесь. Со своими родителями ровно та же ситуация, только с другим языком. Родители-то хорошо помнят родной язык, а среднее поколение — не очень, они стесняются говорить на нем с родителями. Я думаю, что в этом дело.
Продолжение вопроса: У меня была такая ситуация: у моей подруги мать — хранительница мальтийского языка, она заслуженный ремесленник или как-то так это называется. Когда моя подруга Тамара стала работать с текстами по определенным категориям, мать ей сказала, что не нужно с этими текстами работать, пока она находится в фертильном возрасте. Как только она перейдет в старшее поколение, тогда она может этим заниматься. Вахтин: А какая была мотивация? Продолжение вопроса: Мотивация не объяснена. Просто мать так сказала. Вахтин: Тогда это очень похоже на мариупольских греков, да.
Вопрос: Скажите, что сейчас с русским языком? Что ему грозит? Вахтин: Коротко: с ним все хорошо, ему ничего не грозит. Долгин: Каковы ваши прогнозы относительно возможности формирования фактически разных русских языков — «украинского русского», «молдавского русского», с разными нормами и так далее. Вахтин: Почему «прогнозы»? Из моего собственного опыта история: в течение многих лет я жил в украинской деревне летом, у нас там дом. И первую пару лет я радовался — как я хорошо понимаю по-украински!
Пока я не сообразил, что это они со мной по-русски говорят. Конечно, есть местные всякие варианты, этот ужасный «суржик», на котором говорят. Но если серьезно отвечать… Б. Долгин: Я не про «суржик». Я про то, что уже фактически становится языковой нормой в рамках СМИ. Вахтин: Есть интересные работы по «эстонскому русскому». Там имеются вполне определенные грамматические, интонационные, лексические отличия.
Но он пока не очень далеко ушел. Почему мы в этом смысле отстаем от английского — исследователи насчитывают в мире 53 английских языка, 53 разных нормы английского. Уж про британский английский, канадский английский я уже и не говорю. Мы до этого пока не дошли просто потому, что наша империя была устроена по-другому. У них империя заморская, и эти территории, очень быстро отвалившись, образовали самостоятельные страны. А у нас территория непрерывная, процесс ее распада происходит очень медленно и болезненно, потому что не понятно, где заканчивается Россия и начинается колония. В Англии понятно — она заканчивается тут, а Египет — это другая страна.
А у нас Тува — это другая страна или все-таки Россия? А Якутия — это другая страна, или Россия? Этот процесс идет у нас гораздо медленнее по чисто географическим причинам, но он идет. Долгин: Еще вопрос. Вы описывали ситуацию вполне сознательной языковой политики, исходящей от государства или каких-то сознательных сил общества. Но язык смещать можно и другим образом, наоборот, с вытеснением близких синонимов к как бы доминирующему языку или наоборот, выделением тех, которые отличаются, в общем, с растождествлением языков. Я даже не только про сербский и хорватский.
Вахтин: Да, я понимаю. Это возможно на уровне лексики, потому что только на этом уровне это осознается. А грамматические конструкции не осознаются носителями, если у носителей нет специального образования. Я не знаю, какую грамматическую конструкцию я использую, говоря на родном языке. У меня нет языка для описания, какую грамматическую конструкцию я использую, если я не получил специального образования. Поэтому осознаваться это может только на уровне лексики. Да, сербохорватский пример — классический.
Когда сербско-хорватско-боснийский отличается только одной интонацией, одним словом, которое тут принято говорить, а тут — не принято, с точки зрения внешнего наблюдателя, это абсолютно один язык. А с точки зрения самих этих групп, это разные языки. Но это возможно только на уровне лексики, повторю. Слова — да, а вот грамматические конструкции — нет. Чтобы сознательно «расподобить» грамматику — это надо быть лингвистом. Долгин: Или в школьные учебники нужно внести «нежелательные» формы, я говорю про украинский сейчас… Н. Вахтин: Но это не процесс расподобления одного языка, это процесс расподобления отдаления украинской нормы литературной от литературной русской нормы.
Похожая ситуация была в Белоруссии, где было две разные системы письменности: одна называлась «тарашкевица», а другая называлась «наркомовка». Одна изо всех сил приближала белорусский к польскому, а другая изо всех сил приближала белорусский к русскому. Они конфликтовали там все 20-е годы, пока не победила «наркомовка». Письменность, не произношение, только система письма, буквы. Эти писали «скорее» как по-польски, а эти — как по-русски. Это бывает, конечно. Через школы это возможно сделать.
Это возможно на орфографии, на словах, на системе письма, но это невозможно на грамматических конструкциях, если над этим не поработали лингвисты. Долгин: А ситуация, когда язык скорее знает молодежь, нежели старшее поколение — она ведь тоже бывает? И к молодежи обращаются как к авторитету? Вахтин: Я был бы признателен вам за какие-нибудь примеры. Мне ничего в голову не приходит. Долгин: Во-первых, с тем же украинским языком: некоторая часть старшего поколения знает язык хуже, чем часть культурной молодежи. Вахтин: Погодите.
Тут имеет место некоторая подмена. Вы недаром употребили слово «культурная молодежь». Пожилые и молодые одного культурного уровня, если при этом пожилых учили в школе русскому языку, а молодых — уже нет, тогда я понимаю. Но это не естественный процесс. Это через школу. А то, что молодые образованные ребята с высшим образованием в Минске или Киеве говорят по-белорусски или по-украински лучше своих родителей — это естественно.
Этот механизм как бы блокирует возможность использовать слова из родного языка — это отвлекает, когда пытаешься говорить на незнакомом языке.
И из-за такой «блокировки» прежние знания восстанавливаются не сразу. Что касается студентов, которые свободно говорили на двух языках — они были практически не подвержены подобному эффекту. Вывод: забывание слов родного языка грозит лишь тем, кто только начал изучать второй язык. Таким образом, на начальной стадии человеку стоит волевым усилием, САМОМУ отметать самые «подручные» слова на своем языке и стараться выражать мысли только на новом.