Керенский, бежавший из Петрограда, возглавил поход корпуса генерала П. Н Краснова на столицу. Поход казачьих частей под командованием генерала П.Н. Краснова и при участии министра-председателя Временного правительства А.Ф. Керенского на Петроград для подавления. Поэтому «Комитет спасения» приказал, не дожидаясь начала наступления войск Керенского-Краснова, выступить немедленно.
Керенский проспал шанс победить в Первой мировой и избежать Гражданской войны
На какое-то время восставшим удалось захватить телефонную станцию и отключить Смольный, арестовать часть комиссаров ВРК и начать разоружение красногвардейцев. Однако основная масса войск Петроградского гарнизона к восстанию не присоединилась. Уже к 1100 29 октября силы ВРК отбили телефонную станцию и превосходящими силами окружили Инженерный замок. Окончательно выступление было подавлено к утру 30 октября. Также утром 30 октября силы генерала Краснова вступают в бой на Пулковских высотах с кронштадтскими матросами и красногвардейцами, имеющими десятикратное преимущество в численности. Сам генерал Краснов П. Во время Второй мировой войны генерал Краснов присоединился к сотрудничавшим с Германией казачьим формированиям, по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР повешен 16 января 1947 года.
Черемисов должен был идти на заседание местного ВРК. Он обещал Керенскому окончательно его информировать после выяснения обстановки на заседании и прислать ген. Краснова, который во главе 3-го корпуса должен был двигаться на Петроград и который ожидался в Пскове «с минуты на минуту». История не располагает объективными методами психологического анализа — как отгадать потаенные мысли и выяснить внутренние мотивы, побуждающие человека действовать в определенном направлении? Черемисов считался ставленником революционной демократии и даже числился среди первых кандидатов на пост верховного главнокомандующего в корниловские дни 165. Его кандидатуру выдвигали и позже, так как в ЦИК полагали уместным на верховном военном посту видеть военного специалиста. Против Черемисова в своей газете в предоктябрьские дни вел ожесточенную кампанию Бурцев, обвиняя его в слишком «дружественном» отношении к большевикам 166. О таком сочувствии не приходится и говорить — в последующих неоднократных переговорах с представителями фронтовых организаций главнокомандующий Северным фронтом в октябрьские дни слишком определенно всегда подчеркивал безнадежность позиции большевиков и их полную изоляцию среди остальной демократии. Генерал, если даже не сочувствующий большевистскому перевороту, то косвенно его принявший, не мог бы через три дня выразиться так, как выразился Черемисов 28 октября в разговоре по прямому проводу со своим подчиненным и приятелем, командующим 12-й армии ген.
Сообщая ему, что «большевики хотя и захватили в свои руки власть, но осуществить ее не могут» в силу общего саботажа «во всех министерствах и административных учреждениях все служащие при появлении большевиков расходятся» , Черемисов спрашивает: «а имеются какие-либо сведения о немцах берлинских? Сама судьба Черемисова дает ответ — с приходом большевиков к власти он не разделил карьеры ген. Бонч-Бруевича и одним из первых был арестован новым главковерхом Крыленко. В «петербургской передряге» Черемисов мог склоняться к той полу-нейтральной позиции, которой отмечалась тактика значительной части революционной демократии и которая соответствовала в значительной степени настроениям фронта; к тому же и личные наблюдения в Петербурге могли тянуть весы в эту сторону — «передряга» должна была, по его представлению, сама собой прийти к естественной кончине. До приезда Керенского Черемисов был уже информирован о положении дел в Петербурге ген. Их разговор был лаконичен: «правительство лишено остатков власти и возможно покушение на захват самого правительства», — сообщает Багратуни. До свидания». Ясно, Временное Правительство никакой с и л о й не располагает. Не желая вмешиваться в «передрягу», Черемисов, конечно, мог руководиться и непосредственным интересом фронта.
Положение Северного фронта было угрожающим со стороны возможного наступления немцев и очень непрочным в смысле настроений некоторых частей армии. Северный фронт, по выражению ген. Нисселя, был «le plus mauvais de tous». Гражданская война на фронте грозила окончательным развалом армии. А тогда? Болдыреву 1-го ноября, — «немцы сметут Россию с карты Европы». Черемисов, умевший так или иначе ладить с фронтовыми организациями и держать их в пределах все же внешней дисциплины 167 , желал предупредить «братоубийственные распри», которые должны были «гибельно отразиться на оперативной стороне дела». Распоряжение Главковерха о снятии войск с фронта, сделанное не по соглашению с местным командованием и вопреки предположениям, которые выяснились на совещании в Петербурге 23-го, вносили ненужное и преждевременное нарушение порядка на фронте. Одним «революционным карьеризмом» тактику ген.
Черемисова, пагубную по своим последствиям, объяснить нельзя 168. На его позицию могла повлиять и дальнейшая информация, полученная в Пскове и смутившая даже правительственного комиссара фронта Войтинского. По получении ночной телеграммы Керенского и войскового старшины Грекова о вызове в Петербург первой донской казачьей дивизии из Острова Войтинский безоговорочно телеграфно 25-го санкционировал выступление: «пусть злобствуют против казаков окопавшиеся в тылу дезертиры, — заканчивал свою телеграмму комиссар Северного фронта, — но казаки свой долг перед родиной исполнят до конца». Войтинский выполнил свой формальный долг, но, как видно из последовавшего затем разговора его по прямому проводу с пом. Толстым, он полон был сомнений. Далее Войтинский поясняет, что вопрос о применении вооруженной силы сводится к одному — «является эта мера актом самозащиты смелых людей, группирующихся вокруг Керенского, или же здесь Демократия отстаивает определенным методом свое положение от посягательств. В зависимости от решения этого основного вопроса стоит все. Если в Петрограде вы политически изолированы, то никакими усилиями не удастся создать, вам поддержку на фронте». Тут же Войтинский поясняет: «в сегодняшних вечерних газетах имеются указания на то, что определенные фракции Съезда советов высказались против разрешения конфликта вооруженной силой.
Этот вотум дает... Ссылки на Временное Правительство, как я убедился сегодня, не производят впечатления». Кишкин «готов был принять... Я получил впечатление, что Вр. В процитированном разговоре Войтинский упоминает, между прочим, что «воинские эшелоны идут, но, кажется, главкосев решил их остановить, считая эту попытку уже потерпевшей неудачу». Когда происходил этот знаменательный разговор? Очень важно определить, хоть приблизительно, время. Разговор оканчивался фразой Толстого: «Дума в полном составе направилась сама в Зимний Дворец». Следовательно разговор происходил не раньше 11 час.
Запомним этот час. Войтинский ответил, в конце концов, Толстому положительно — на его поддержку Петербург рассчитывать может. Пытался ли он воздействовать в этом смысле на Черемисова, как о том просил Толстой, мы не знаем — очевидно этого воздействия не могло быть до первой беседы Керенского с Черемисовым. Колебания Войтинского продолжались и после разговора с Толстым — они кончились только тогда, когда Войтинский переговорил с Гоцом и от него непосредственно получил подтверждение о позиции, которую занял ЦИК. Гоц мог его информировать только ночью после ухода с. Подтверждение можно найти в письме некоего инженера Кроника 170 , посланном в особую следственную Комиссию ВРК. Кроник рассказывает об объединенном заседании псковских воинских организаций, на котором выступал Войтинский с докладом, что он считает посылку войск в Петербург необходимой и что он запросил по этому поводу армию. Дело происходило днем. Вечером, на том же собрании, помощник Войтинского, Савицкий заявил, что «так как из Петербурга получены странные сведения о назначении Кишкина, Пальчинского и Рутенберга на ответственные посты, то комиссариат северного фронта решил пока воздержаться от посылки войск».
Собрание выделило из себя «северо-западный революционный комитет», целью которого было противодействовать распоряжениям верховного командования о посылке войск. На заседании уже этого специального комитета — поздно вечером, ближе к ночи — Войтинский доложил, что он слагает свои полномочия в виду того, что из трех запрошенных армий только одна XII высказалась за посылку войск на помощь Правительству 171. Тут же он передал, — прибавляет Кроник, — что говорил с гр. Толстым по прямому проводу по поводу про движение войск, но «это дело прошлое. Теперь им, в согласии с Черемисовым, сделано распоряжение о приостановлении движения всех эшелонов». Однако, на следующий день Войтинский появился на заседании в «совершенно ином настроении» и занял прежнюю свою позицию, объявив, что подчиняется требованиям только ЦИК, который настаивает на посылке войск. Таким образом, вопрос о непосылке войск выходит далеко за пределы какой-то личной интриги ген. Войтинский, сложив уполномочия, юзотелеграммой уведомил о своей отставке комиссара ВРК в Петербурге, который говорил с ним вечером из захваченного повстанцами штаба военного округа. Не отрицал факта и сам Войтинский при позднейшем допросе у большевиков, пояснив, что он послал свой отказ, не зная, что ЦИК первого созыва дезавуировал съезд и избранный им второй ЦИК: «получив более точную информацию, я поспешил взять свое заявление об отставке назад, так как считал недопустимым уклониться от участия в борьбе, начатой ЦИК первого состава».
Вернемся теперь к беседе Керенского с Черемисовым. На ней завязался узел, который надо распутать. Три мемуариста — Керенский, Черемисов, Краснов, противоречат друг другу. Их свидетельские показания идут в разрез с документами, дошедшими до нас в виде переговоров по прямому проводу между Могилевым и Псковом 172. По рассказу Керенского, уже в первом разговоре, т. Удивляет спокойствие, с которым импульсивный Главковерх встретил такое роковое известие. Он будто бы только спросил Черемисова: «Вы видели ген. Краснова, он разделяет ваше мнение? Краснов с минуты на минуту приедет ко мне из Острова.
Невольно возникает вопрос, если распоряжение Черемисова дано было еще до приезда Керенского, как могло оно не дойти до Войтинского? Слова Керенского решительно опровергаются официальным документом: нач. В последовавшей затем беседе Духонина с самим Черемисовым на вопрос первого, чем вызвана такая отмена, Черемисов отвечает: «это сделано с согласия Главковерха, полученного мною от него лично». Далее идет еще более сенсационное: «Временное Правительство — прежнего состава, информирует Черемисов, — уже не существует: власть перешла в руки революционного комитета. Сегодня вечером кто-то, по-видимому правые элементы, назначили ген. Керенский от власти устранился и выразил желание передать должность главковерха мне. Вопрос этот, вероятно, будет решен сегодня же. Благоволите приказать от себя, чтобы перевозка войск в Петроград, если она производится на других фронтах, была прекращена». Не имеете ли Вы что передать ему?
Черемисов старается окончить разговор, ссылаясь на то, что его давно уже ждут, — он вызовет Духонина часа через полтора, чтобы сообщить «решение некоторых вопросов». Тем не менее, Духонин пытается убедить Черемисова: «Временное Правительство еще существует. Прибытие в Петроград войск, верных Правительству, могло бы дат результат при пассивности войск, восставших против Вр. Правительства, признак этого — крайняя вялость и нерешительность большевиков. Если кандидатура Кишкина неприемлема, то в таком случае можно просить Вр. Если главковерх Керенский предлагает передать должность Вам, то я во имя горячей любви к Родине умоляю Вас разрешить мне передать об этом Временному Правительству, с которым есть у меня связь. Вас же — не останавливать отданных распоряжений о движении войск, назначенных в Петроград. Я убежден, что при надлежащей организации все обойдется без особых кровопролитий, зато будет сохранен в неприкосновенности фронт, и Вам, как будущему Главковерху, не придется считаться с весьма тяжелыми»... Тут Черемисов вновь перебивает своего собеседника...
Прав, в Петрограде уже нет... Через два часа мне будет крайне необходимо Вас вызвать». Больше к аппарату Черемисов не подходил и дальнейших переговоров с Духониным не вел, хотя последний «всю ночь» поджидал вызова. Непосредственно перед разговором с Духониным, Черемисов имея беседу с ген. Балуевым в 11 час. Информировав главнокомандующего Западным Фронтом о положении дел в Петербурге «Вр. Главнокомандующий Северным фронтом предлагал своему коллеге по Западному фронту «во избежание анархии» объединить деятельность обоих фронтов. На Северном фронте пока спокойно, — добавлял Черемисов, — но резолюция фронтовых организаций будет «не в пользу Временного Правительства прежнего состава», хотя я «захват власти, советами» также «у большинства не встречает сочувствия». Балуев ответил резко: «очень жаль, что ваши войска участвуют в политике, мы присягали Вр.
Балуев сейчас же передал в Ставку свой разговор с Черемисовым и просил Духонина «быстрыми и решительными действиями» удержать «Главкосева в должных границах» 174. Совершенно очевидно, что Черемисов проводит определенную политику — ту именно, к которой склонялись местные представители «революционной демократии» в лице правительственных комиссаров и руководителей войсковыми комитетами; поэтому Черемисов и не желал осведомления членов Правительства в Петербурге до тех пор, пока не будет принято окончательное «решение» по соглашению с Главковерхом. Касаясь этого эпизода, Милюков считал без колебаний версию Черемисова «измышлением». Черемисов дал «лживый ответ» о согласии Керенского на отмену распоряжения о посылке войск; Черемисов «продолжал лгать», утверждая, что невозможно вызвать Керенского для непосредственной беседы с Духониным. Он «тут же курсив мой, С. Во всяком случае мотивировку с Кишкиным Черемисов не придумывал — она была ему внушена опасениями Савицкого и других. Как будто в этом сомнений быть не может. Также бесспорно и то, что вызов Керенского с кв. Барановского к прямому проводу мог грозить Керенскому большими осложнениями — в Псков было передано уже распоряжение В.
В воспоминаниях напечатанных в эмигрантском «Голосе России», совершенно умалчивая о своем распоряжении отменить продвижение войск и о переговорах с Духониным, Черемисов так излагал версию о готовности Керенского отказаться от власти. Около 12 час. Выслушав Черемисова, Керенский пригласил его в соседнюю комнату очевидно при разговоре кто-то присутствовал и сказал следующее: «Я решил сдать верховное командование вам, затем ехать в Петроград и отказаться от должности первого министра. Прошу вас, генерал, сказать мне свое мнение, но только совершенно откровенно, не стесняясь». Черемисов в «воспоминаниях», конечно, отказывается от верховного командования и убеждает Керенского в невозможности производить какие-либо перемены в момент кризиса. Затем я высказал мнение, что... Керенский «согласился» с этими доводами и решил ехать в Могилев. Черемисов ушел будто бы спать и на другой только день, в 10 ч. С большой очевидностью выступает стилизация этих воспоминаний в определенном духе, но и Керенский не отрицает, что Черемисов рекомендовал ему ехать в Ставку — избавиться скорее от беспокойного гостя главнокомандующему Северным фронтом во всяком случае хотелось.
Может быть, и нет необходимости разбираться во всех контроверсах, вольных и невольных ошибках обоих мемуаристов. Не мог говорить Черемисов в 9 час. Зачем Черемисову надо было говорить во втopoй свой приход к Керенскому, что Краснов был и уже уехал? В воспоминаниях он утверждает, что вообще не знал о приезде Краснова, и что последний случайно оказался в Штабе, проезжая ночью через Псков. Это уже неверно 175. В Штабе, по словам Черемисова, Краснов встретился с Войтинским. Краснов и Войтинский убедили де Керенского в Могилев не ехать, а начать немедленно военные действия против большевиков. Минуя всю эту мемуарную неразбериху, можно установить один незыблемый факт — посылка войск с фронта в Петербург была приостановлена после приезда Керенского в Псков. Факт, сам по себе заставляющий с большой осторожностью относиться к утверждениям о «вымысле» Черемисова.
Для того, чтобы реконструировать то, что могло произойти на квартире Барановского, следует уяснить себе психологическое состояние самого Керенского. Почти все наблюдения того времени — и дружественные Керенскому и ему враждебные, отмечают депрессию Керенского в предоктябрьские дни. Нет в том ничего удивительного. Человеческие нервы не из железа. Керенскому пришлось пережить слишком много в кипучем котле революции от февраля до октября. И каких дней! К тому же в начале октября, — свидетельствует Станкевич, — Керенский был «опасно болен». Милюков, любящий употреблять в отношении Керенского более сильные выражения в «России на переломе» полагает, что «глава правительства находился в каком-то паталогическом состоянии паралича воли» 176. Отъезд Керенского из Петербурга мало соответствовал внешнему эффекту этого выезда.
Как ни привычны были уже нервы к бессонным ночам, последняя ночь к вечеру 25-го должна была сказаться на упадочном настроении главы Правительства. И, вероятно, не так далеко был от истины Черемисов в описании встречи с Керенским: «вид у Керенского разбитый, он лежит на кушетке. Через 3—4 часа Черемисов застает Керенского в том же положении: «Он по-прежнему лежал на кушетке, по-видимому, совершенно разбитый моральным потрясением пережитого в Петрограде и длинной дорогой в автомобиле». До какой степени доходила в эти дни нервность Верховного, показывает рассказ одного из тех «друзей», кто помог впоследствии Керенскому скрыться от ареста в Гатчине. Я имею в виду с. Вейгер-Ведемейстера, ушедшего из партии и приблизившегося к советской власти. Но этому ренегату не было никаких оснований измышлять эпизод, о котором он рассказывает в очерке «С Керенским в Гатчине». Уже в Гатчине27-го Керенскому подана была телеграмма от Духонина. Прочитав ее; Керенский, «вставший во время чтения со словами: «все пропало», безжизненно опустился на кресло.
Все недоумевали, что означает состояние Керенского, так как Духонин заявлял «о поддержке Вр. Маленький эпизод, только что рассказанный, достаточно ярко изображает расшатанность нервной системы Керенского. У людей с такой болезненной нервной чувствительностью приступы упадка и подъема настроений чрезвычайно быстро сменяются. Черемисову, вероятно, не так трудно было воздействовать на Керенского. Тут и аргумент «от Кишкина» мог сыграть свою роль. Оснований для подозрительного отношения к Кишкину, казалось бы, у министра-председателя не было. Но за Кишкиным, ведь, стоял Милюков, памятный по своему вмешательству в период корниловского кризиса, когда им была выдвинута кандидатура ген. Алексеева в руководители Правительством. За Милюковым вся партия к.
Кишкин должен был на короткое время заменить Керенского, а теперь он стал «диктатором»... Может быть, казаки, руководствуемые столь подозрительным в глазах Керенского Советские, выступят — тогда будет реакция. Только присутствие Керенского уравновешивало весы, только под бдительным надзором Керенского реакционная по существу сила могла послужить делу демократии. Все это, конечно, в большей или меньшей степени мои догадки. В Пскове Керенский должен был почувствовать, свое одиночество. В воспоминаниях, написанных в период слишком еще близкий к пережитым событиям, автор не называет имен по соображениям полицейского характера, умалчивает о тех «друзьях», с которыми он виделся и с которыми советовался. Не говорит он и о Войтинском. Когда произошла их встреча в Пскове? И чрезвычайно важно одно показание Черемисова, сделанное в более позднем разговоре по юзу с Духониным.
Керенский согласился тогда со мной и отменил перевозку войск... Итак, возможно, что Войтинский присутствовал при втором разговоре Керенского с Черемисовым. При его колеблющейся позиции до переговоров в ту же ночь с Гецем он не мог внушить Керенскому веру в поддержку со стороны «революционной демократии»; напротив, он мог своими сомнениями, которые выражал в разговоре с Толстым и которые повторяли дневные, уже известные нам впечатления в рядах руководителей псковской «революционной демократии» от сообщения о назначении Кишкина, возбудить колебания у Керенского; у самого Войтинского не было доверия к «коалиционному» Правительству — по отметке в дневнике ген. Болдырева первая речь нового правительственного комиссара на северном фронте 15 октября была переполнена выражением этого недоверия. Возможно, что Керенский и не высказывался прямо за отмену приказа о посылке войск — в состоянии психической прострации говорил он неопределенно; могла повториться сцена, аналогичная той, которая произошла в августе при злосчастной беседе с неудачным «посланцем» ген. Если меня спросят: посылал ли Керенский Львова в Ставку — я определенно отвечу: нет. Но, если меня спросят: мог ли Корнилов считать, что Львов является от имени Керенского — я также, без колебаний, отвечу: да. Правда, Львов был человек очень недалекий, а Черемисов, по общему признанию, был не только хорошим военным, но и обладал трезвым и прозорливым умом... Но в интересах Черемисова было понять колебания Керенского в сторону приближения их к своей позиции.
Не чуждо было Керенскому и некоторое злоупотребление словами о готовности уйти от власти. Иногда здесь сказывалась поза, иногда эти слова должны быть отнесены к приемам тактики. Во все критические моменты подобная аргументация выдвигалась в целях воздействия на собеседников — еще более естественной была она в псковской беседе, когда упадок духа мог придавать ей оттенок полной искренности. Подобному объяснению противоречит лишь определенное свидетельское показание Кроника о заявлении Войтинского в ночном заседании псковского комитета, что он санкционировал отмену распоряжения о посылке войск. Колебания Керенского подтверждает еще один документ, воспроизводящий юзовский разговор — неясный в силу какой-то недоговоренности или пропуска по небрежности редакции, но это единственный документ из всей серии, опубликованной в «Красном Архиве», который в своем начале как то непонятно обрывается. На другой день ген. Барановскому удалось снестись с пор. Данилевичем в Петербурге, хотя провод формально и был занят уже большевиками. А Ставка мне наговорила массу небылиц...
Пусть он Керенский идет на открытое сопротивление, иного выхода нет, иначе он будет чернью уничтожен. Она еще вчера домогалась иметь его, во что бы то ни стало»... Если бы только не доброта и мягкость, вот ужас»... Можно предположить, не без основания, что Вонтинский должен был прийти к Керенскому после разговора с Гоцем и осведомить его о изменившемся положении, как осведомил он утром ген. И не так уже, по-видимому, не прав был Черемисов по существу, когда утверждал, что самоопределившийся Войтинский и прибывший в Псков ген. Краснов вернули Керенскому энергию. Так же, как в деле Корнилова, Керенский очень скоро и очень прочно забыл о своих колебаниях в часы упадка духа. Для некоторых современников уже тогда почти не являлось сомнений в том, что Керенский сам остановил движение войск к Петрограду. Так со слов Вырубова, приехавшего из Ставки, записано у меня в дневнике 4 декабря 1917 г.
Впечатление Вырубова, очевидно, было впечатлением всей Ставки, хотя в официальном уведомлении 26-го Ставки нач. Однако, передать распоряжение с подтверждением приказа о движении на Петроград не удалось, так как у аппаратов Революционным Комитетом, сформировавшимся в Пскове, были поставлены особые дежурные члены этого Комитета. На копии документа, напечатанной в «Красном Архиве» имеется пометка, надо думать, сделанная Черемисовым 178 : «Распоряжение об отмене движения войск на Петроград сделано с согласия главковерха, который приехал в Псков не после отмены, а до нее. Второе распоряжение о посылке 3-го кон. Лукирский за своей подписью, воспроизведенной в журнале, сделал со своей стороны пояснение: «Доложено наштаверху т. Духонину было на основании сообщенного мне генквартсевом т. Барановским , как присутствовавшим при встрече Главковерха Керенского с Главкосевом Черемисовым. Сам я лично при встрече и разговоре не присутствовал. О приезде Главковерха я узнал после отмены распоряжения».
У него помечен разговор, не вошедший в число лент переговоров по прямому проводу, впоследствии напечатанных. Выходило по его словам, что Керенский действительно «склонялся» к назначению Черемисова верховным главнокомандующим и согласился на предложение последнего поехать в Ставку для проверки настроения армии 179. Краснов, а вместе с ним и его воспоминания, пользоваться которыми приходится с очень большой осторожностью. И не только потому, что написаны они романистом, склонным воспроизводить в более или менее художественной форме былые переживания. Печатались воспоминания уже тогда, когда «корнетское предприятие, лихое на первый взгляд, но по существу представлявшее непродуманную авантюру» так охарактеризовал Черемисов гатчинский поход закончилось крахом. Невольно настороженно относишься к мемуаристу, который в двух вариантах своих воспоминаний при разных политических условиях в России и эмиграции дал две в корень противоположные версии о конце гатчинской «авантюры». Краснов должен был повести первые отряды на помощь Правительству. Судьбе угодно было, — замечает Керенский, — связать «мою последнюю попытку спасти государство от большевистского разгрома с 3-им конным корпусом — тем самым, который был двинут под командой Крымова ген.
Последний потом станет основой 1-й казачьей кавалерийской дивизии СС, а затем — 15-го казачьего кавалерийского корпуса СС под командованием Гельмута фон Паннвица. С фюрером до конца Краснов стал автором текста казачьей присяги, которая звучала так: «Обещаюсь и клянусь Всемогущим Богом, перед Святым Евангелием в том, что буду Вождю Новой Европы и Германского Народа Адольфу Гитлеру верно служить и буду бороться с большевизмом, не щадя своей жизни до последней капли крови.
Все законы и приказания, от поставленных Вождем Германского Народа Адольфа Гитлера начальников отданные, по всей силе и воле исполнять буду. В чем да поможет мне Господь Бог Всемогущий. В заключение сей клятвы целую Слово и Крест Спасителя моего. Уже отгремела Сталинградская битва, а атаман весной 1943-го в журнале «На казачьем посту» писал так: «Идите в германские войска, идите с ними и помните, что в Новой Европе Адольфа Гитлера будет место только тем, кто в грозный и решительный час последней битвы нелицемерно был с ним и германским народом». Краснов был последователен в своей линии. Уже после того, как немцев разбили на Курской дуге, атаман, до того не занимавший официальной должности, стал начальником Главного управления казачьих войск Имперского министерства восточных оккупированных территорий. Антипартизанские акции на территории Белоруссии, участие в подавлении Варшавского восстания, карательные акции в Югославии, многочисленные акты насилия в отношении мирного населения — казаки, воевавшие на стороне Гитлера, замарались в крови по шею. После того, как в 1944 году состоялось неудачное покушение на Гитлера, Петр Краснов поспешил отправить фюреру телеграмму: «Казачьи войска, перешедшие на сторону Германии, с глубоким негодованием и возмущением узнали о гнусном и подлом покушении на Вашу жизнь. В чудесном спасении Вашем они видят великую милость всемогущего Бога к Германии и казакам, Вам присягнувшим, и залог полной победы Вашей над злобным, жестоким и не стесняющимся в средствах борьбы врагом. Живите многие годы, наш Вождь Адольф Гитлер».
С лета 1944 года немцы стали перебрасывать казаков в Италию для борьбы с местными партизанами. В феврале 1945 года туда приехал Краснов. Он надумал создать в Италии «казачью республику» — разумеется, с самим собой во главе. На это атаман рассчитывал получить разрешение у Гитлера. Казаки начали выгонять из занятых ими деревушек местное население, переименовывая населенные пункты на свой манер. Приговор обжалованию не подлежит Наверное, маниакальное упорство, с которым Краснов до последнего хранил верность нацистам, и заставило союзников принять решение о выдаче казаков Советскому Союзу. Рассказы о том, что выданные в Лиенце в мае 1945 года казаки были поголовно расстреляны или сгинули в ГУЛАГе, — неправда. Большинство из тех, кто был осужден, в 1955 году были амнистированы в соответствии с Указом Президиума Верховного совета СССР «Об амнистии советских граждан, сотрудничавших с оккупационными властями в период Великой Отечественной войны». В 1990-х эти «ветераны», до того помалкивавшие о своих подвигах, стали с удовольствием беседовать с журналистами. Хорошо хоть, не дошло до придания им того статуса, которые на Украине получили бандеровцы, а в Латвии и Эстонии — бывшие эсэсовцы.
С Красновым и другими предводителями казаков, воевавших на стороне Третьего Рейха, поступили жестко. На процессе, состоявшемся 15-16 января 1947 года, им был вынесен смертный приговор. Атаман заслужил ее, как никто другой. По сию пору делаются попытки добиться реабилитации Краснова.
Трудно сказать, по какой причине.
Точно не из-за Корнилова. Скорее всего, генерал планировал тихо и спокойно слинять за границу, когда вся эта кутерьма уляжется, и не портить себе резюме политическими выступлениями. А может и наоборот, присматривался к большевикам, надеясь на то, что и у них ему найдется место. Так или иначе, Черемисов отказал Керенскому в его просьбе выделить войска, сославшись на их отсутствие. Но тут помог комиссар Северного фронта Войтинский — бывший большевик.
Войтинский вплоть до 1917 года оставался верным большевиком, но после возвращения Ленина в Россию и публикации Апрельских тезисов он не принял новую радикальную платформу и перешел к меньшевикам. Причем был ближе к правым меньшевикам. Он сумел договориться с Красновым и уговорить его помочь Керенскому, к которому тот не питал особо теплых чувств. Краснову удалось собрать около 600 казаков, хотя в советской историографии пишется о 5000 которые выдвинулись в Гатчину и, заняв ее, направились в Царское село, которое также без особого сопротивления было взято под контроль. Реклама Туда же явился и Савинков, который пытался уговорить жившего там Плеханова вернуться в политику и придать антибольшевистскому движению мощный импульс своим пока еще громким именем.
1917 :: Мятеж Керенского - Краснова...
| Поход генерала Краснова на Петроград | Позже Савинков прямым текстом предлагал Краснову арестовать Керенского, поскольку его имя отталкивает от антибольшевистского движения потенциальных сторонников. |
| Поход Керенского-Краснова на Петроград | Президентская библиотека имени Б.Н. Ельцина | Поэтому «Комитет спасения» приказал, не дожидаясь начала наступления войск Керенского-Краснова, выступить немедленно. |
| Поход генерала Краснова на Петроград. | | Поход казачьих частей под командованием генерала П.Н. Краснова и при участии министра-председателя Временного правительства А.Ф. Керенского на Петроград для подавления. |
КЕ́РЕНСКОГО – КРАСНО́ВА ВЫСТУПЛЕ́НИЕ 1917
Доставленный в Петроград Краснов вскоре был отпущен под «честное слово» не поднимать больше оружия против Советской власти. После провала похода Краснова на Петроград Керенский бежал из Гатчины в матросской форме. Основная статья: Поход Керенского — Краснова на Петроград. Заранее обречённый на поражение поход казаков Краснова на Петроград в октя.
КЕ́РЕНСКОГО – КРАСНО́ВА ВЫСТУПЛЕ́НИЕ 1917
Поход Краснова — Керенского на Петроград — попытка восстановления власти Временного правительства во время Октябрьской революции, организованная. Телеграммы за подписью Духонина, Краснова, Барановского, Богаевского и других Верховному Главнокомандующему Керенскому А. Ф. с донесениями о продвижении войск в октябрьские дни. Ликвидация авантюры Керенского-Краснова Наступление войск Керенского — Краснова подняло дух контрреволюционных элементов внутри Петрограда. Поход на Петроград завершился провалом. Керенский бежал, а Краснов попал к большевикам в плен. Поход на Петроград завершился провалом. Керенский бежал, а Краснов попал к большевикам в плен.
Как Керенский и Краснов пытались отбить Петроград
Бывший командующий Петроградским военным округом Г. Полковников смещённый с этой должности Временным правительством 25 октября 7 ноября объявил себя командующим «войсками спасения» и своим приказом запретил частям округа исполнять приказы ВРК. На какое-то время мятежникам удалось захватить телефонную станцию и отключить Смольный, арестовать часть комиссаров ВРК и начать разоружение красногвардейцев, однако основная масса войск Петроградского гарнизона к мятежу не присоединилась. Уже к 1100 29 октября силы ВРК отбили телефонную станцию и превосходящими силами окружили Инженерный замок. Окончательно выступление было подавлено к утру 30 октября 12 ноября. Краснов очень рассчитывал на присоединению к мятежу расквартированных в Петрограде 1-го и 4-го казачьих полков, но они после длительных колебаний и митингов поддались агитации большевистских агитаторов и перешли на сторону Советской власти. Новость об этом оказала сильное деморализующее влияние на части Краснова. Боевое столкновение[ править править код ] Общее командование войсками, направленными на подавление выступления Керенского — Краснова, с 30 октября 12 ноября 1917 осуществлял М.
Муравьёв , который 27 октября 9 ноября 1917 вошёл в штаб Петроградского ВРК , 28 октября 10 ноября 1917 был назначен начальником обороны Петрограда, а 29 октября 11 ноября 1917 — главнокомандующим войсками Петроградского военного округа. Помощником Муравьёва был В. Антонов-Овсеенко , начальником штаба фактически руководившим боем — полковник П. Вальден в то время он был выборным командиром 2-го гвардейского стрелкового резервного полка в Царском Селе , комиссаром — К. К началу решающего сражения революционные войска, сосредоточенные непосредственно на передовых позициях, насчитывали 10-12 тыс. Они были разделены на 2 отряда: Пулковский во главе с полковником Вальденом входившими в отряд матросами командовал П. Дыбенко и Красносельский, который возглавляли офицеры-большевики Ф.
Хаустов и В. Сахаров [4] , освобождённые 25 октября из « Крестов », где они содержались под следствием в связи с их участием в июльских событиях [12]. Утром 30 октября 12 ноября войска Краснова, поддерживаемые артиллерией и бронепоездом, начали наступление в районе Пулкова. К этому времени революционные силы были сосредоточены на трёх участках: на правом, у Красного Села,— балтийские матросы под командованием П. Дыбенко; в центре Пулковских высот — красногвардейцы под командованием К. Еремеева; на левом, у Пулкова, — революционные солдаты под командованием В. Отряды, выделенные в резерв, находились в районе Колпина , Ораниенбаума и в тылу пулковских позиций.
Революционные войска поддерживали артиллерийская батарея, располагавшаяся у Пулковской обсерватории орудия удалось доставить с одного из кронштадтских фортов усилиями Ф. Раскольникова , три броневика и блиндированный поезд путиловцев под командой А. Зайцева, курсировавший по Николаевской железной дороге. Главный удар Краснов наносил по центральному боевому участку, в надежде, что отряды красногвардейцев не выдержат сильного натиска казаков и оставят занимаемые позиции. Однако красногвардейцы, успешно отбив все атаки противника, после многочасового боя сами перешли в решительную контратаку [8]. Краснов ждал подкреплений, но они не подходили, хотя Керенский обещал, что на помощь вот-вот подойдут части 33-й и 3-й Финляндских дивизий.
Вечером 28 октября Станкевич доложил о результатах своей поездки на заседании бюро Комитета спасения. После его доклада было решено отложить выступление до понедельника. Но восстание началось в воскресенье, за день до намеченной даты, когда отряд Краснова еще стоял на отдыхе в 25 верстах от столицы.
Причины переноса сроков восстания до сих пор до конца не понятны. По словам Станкевича, на этом настоял Полковников, у которого были сведения о том, что большевики готовятся в воскресенье разоружить юнкерские училища. Возможно, причиной этого стал арест одного из членов бюро, у которого нашли подробный план действий на случай выступления. В четыре часа утра 29 октября юнкера заняли Инженерный замок, где и расположился штаб Полковникова. Одновременно был захвачен Михайловский манеж с находившимися здесь броневиками. После этого небольшой отряд из 75 юнкеров в сопровождении одного броневика был отправлен для захвата Центральной телефонной станции. Под видом смены караула юнкера проникли внутрь здания и разоружили находившихся на станции солдат. Сразу же после этого были отключены телефоны Смольного и других центральных советских учреждений. Но это стало последним успехом восставших.
Большевики сориентировались очень быстро. Уже к десяти часам все юнкерские училища были окружены красногвардейцами и солдатами. Только Владимирское училище выдержало настоящую осаду и было занято лишь к двум часам дня. Дольше всего держались юнкера, занимавшие телефонную станцию. Они отстреливались до последнего и только к вечеру сдались превосходящим силам противника. В Петрограде начались страшные расправы. Случаи садистских издевательств над живыми и мертвыми принимали такие извращенные формы, что это невозможно изложить на бумаге. Можно лишь гадать, как развивались бы события, если бы выступление юнкеров совпало, как и предполагалось, с движением отряда Краснова на Петроград. Но к тому времени, когда отряд был готов выступить в поход, восстание в столице было уже подавлено.
За день пребывания в Царском Селе отряд Краснова сумел пополнить свои силы. К нему присоединились неполная сотня лейб-гвардии Сводного казачьего полка, конная батарея из двух полевых орудий, которую привел из Павловска полковник граф Ребиндер тот самый, который успел прославиться в июльские дни , и несколько десятков юнкеров из Гатчины и Петрограда. Самым серьезным приобретением был бронепоезд, угнанный накануне несколькими офицерами Гатчинской авиационной школы с Балтийского вокзала в Петрограде. В конечном счете в распоряжении Краснова оказалось 630 конных казаков, менее сотни пехотинцев преимущественно офицеров и юнкеров , 18 орудий, броневик "Непобедимый" и бронепоезд. Наступило 30 октября, день, которому суждено было стать решающим в истории последней попытки свергнутого премьера вернуть себе власть. С утра было довольно холодно, шел дождь, но ближе к полудню небо очистилось от облаков, и стало как-то почти по-летнему солнечно. С рассветом отряд Краснова выступил в направлении Пулковских высот, где, по сведениям разведки, укрепились большевики. Не доходя до расстояния винтовочного выстрела, казаки спешились и продолжали двигаться рассыпным строем. Сам Краснов расположился на северной окраине деревни Редкое Кузьмино, откуда была возможность наблюдать весь театр военных действий.
Наступление на центральном участке довольно скоро застопорилось — артиллерия противника заставила казаков зарыться в землю. Пушки отряда Краснова отвечали редким огнем, экономя снаряды. Гораздо лучше обстановка сложилась на левом фланге. Здесь наступающих мог поддержать своим огнем бронепоезд, и потому Краснов направил туда неполную сотню лейб-гвардии Сводного казачьего полка. Противник располагал на этом участке фронта многократно превосходящими силами. Но при первых же залпах бронепоезда солдаты разбежались, а находившийся с ними офицер сдался в плен. Эта нежданная победа крайне воодушевила молодого хорунжего, командовавшего сотней. Он попросил у Краснова разрешения атаковать находившуюся впереди деревню. Однако азарт оказался сильнее привычки подчиняться приказу, и сотня поскакала в атаку.
Корнилов признавал, что у него действительно был разговор со Львовым, который передал ему предложения Керенского по переформированию правительства, но что он лишь высказал свою точку зрения на них. В ответ на это Корнилов издал обращение, в котором вновь называл заявления о "мятеже" и "заговоре" ложью и подробно разъяснял свои разногласия с Керенским. Отказавшись сдать должность Верховного главнокомандующего, он решил использовать направленные по договоренности с Временным правительством к Петрограду войска для давления на него: "Я решил выступить открыто и, произведя давление на Временное правительство, заставить его: 1 исключить из своего состава тех министров, которые, по имеющимся у меня сведениям, были предателями родины, и 2 перестроиться так, чтобы стране была гарантирована сильная и твердая власть". Опять-таки, по формальным основаниям это чистой воды мятеж. Читать объявление Верховного главнокомандующего Обращение к народуВоззвание к казакам СвернутьПодробнее Поход 3-го конного корпуса. Гибель генерала Крымова Керенский позже все время упирал на то, что никакого выступления большевиков не было, а значит, движение войск к Петрограду было безосновательным и незаконным, опуская при этом тот факт, что войска были вызваны к Петрограду по запросу Временного правительства. Действительно, "большевики, получив сведения об агитации офицеров и боясь стать жертвой провокации, сами приняли меры, чтобы никаких выступлений не состоялось", — писал Павел Милюков.
ТАСС вообще складывался на редкость спокойно. Рабочие и солдаты избегали всего, что походило бы на демонстрацию. Буржуазия, боясь беспорядков, сидела по домам. Улицы стояли пустынными. Могилы февральских жертв на Марсовом поле казались забытыми", — писал Лев Троцкий. Вот только Корнилов об этом не знал. Связь корпуса со Ставкой была прервана.
Корнилов объяснял позже, что "не принял особых мер для поддержания связи, потому что корпус направлялся в Петроград по требованию Временного правительства, и он не мог предвидеть такого положения дел, что связь его со Ставкой будет прервана приказом правительства же". Генерал Крымов был вызван Керенским в Петроград. Чтобы "извлечь" Крымова из среды его войск, к нему был отправлен его друг, полковник Сергей Самарин, работавший в военном кабинете Керенского. Крымову были даны гарантии личной безопасности, после чего он выехал в Петроград и предстал перед Керенским около полудня 31 августа 13 сентября. Что именно было сказано во время разговора Керенского с Крымовым, установить невозможно, показания Керенского на этот счет явно не правдивы. Можно со значительной долей уверенности говорить, что как минимум часть разговора проходила на повышенных тонах, а Крымов в какой-то момент произнес: "Мне больно слышать, что вы подозревали меня в каком-то умысле, тогда как я всю жизнь мою посвятил Родине". Через несколько часов после этого разговора Крымов должен был явиться на допрос к главе созданной для расследования дела Корнилова комиссии, однако он поехал на квартиру к другу, где выстрелил себе в сердце.
Войска, направленные на подавление выступления Керенского-Краснова, возглавляет левый эсер Муравьёв М. Ленин и Троцкий лично руководят подавлением выступления. На месте событий находился также глава Центробалта Дыбенко П. После переговоров Дыбенко с казаками Керенский бежит.
Центром восстания стал Инженерный замок, а основной вооружённой силой — размещавшиеся в нём юнкера Николаевского инженерного училища. Смещённый большевиками командующий Петроградским военным округом Полковников Г. На какое-то время восставшим удалось захватить телефонную станцию и отключить Смольный, арестовать часть комиссаров ВРК и начать разоружение красногвардейцев.
Белогвардейщина. Параллельная история Гражданской войны
Программа Корнилова и его приезды в Петроград – Государственное совещание – Визит Бориса Савинкова в Ставку – Открытый конфликт Керенского и Корнилова – Поход третьего конного корпуса к Петрограду – Гибель генерала Крымова – Миссия генерала Алексеева – Следствие. Неудача выступления Керенского-Краснова, как и другие самые первые попытки антибольшевистского сопротивления (восстание юнкеров в Петрограде, московское восстание и уличные бои) отчётливо показали отсутствие чёткого понимания происходящих событий у. После провала похода Краснова на Петроград Керенский бежал из Гатчины в матросской форме. Поход Керенского—Краснова и юнкерский мятеж в столице. Поход Краснова — Керенского на Петроград — попытка восстановления власти Временного правительства во время Октябрьской революции, организованная.
Поход генерала Краснова на Петроград
Октябрьская революция явилась для России закономерным и ожидаемым событием. Непопулярное Временное правительство во главе с А. Керенским не имело поддержки в народных массах и с каждым днём все больше теряло рычаги управления страной. Деморализованная армия уже не являлась надёжным оплотом для правительства, более того, многие запасные пехотные части и матросы представляли прямую угрозу для него. Фронт трещал по швам, толпы вооружённых дезертиров наводнили деревни, а митинги и забастовки рабочих стали привычной и неотъемлемой частью повседневной жизни городов. В сложившейся ситуации требовались жёсткие и решительные меры по наведению порядка в стране и реализация реальной программы демократических преобразований. Ни того, ни другого Временное правительство сделать не смогло.
Можно с полной уверенностью сказать, что власть в стране могла достаться любой организованной и решительной силе, в результате чего 25 октября 1917 г. Большинство воинских команд, находящихся в это время в столице, заявили о нейтралитете и стремились дистанцироваться от внутреннего конфликта. Единственной вооружённой силой, на которую могли положиться члены Временного правительства, были казаки 3-го кавалерийского корпуса, боеспособность которых, да и морально-политическое состояние продолжало оставаться на должном уровне. Корпус, состоявший из 50 эскадронов и имевший 23 орудия, представлял значительную силу и мог переломить ситуацию. Но после неудачного военного похода генерала Л. Корнилова на Петроград в августе 1917 г.
В относительной близости к Петрограду находилась 1-я Васильев Максим Викторович — ассистент кафедры связей с общественностью ПсковГУ Донская казачья дивизия 9-й, 10-й, 13-й и 15-й Донские полки , Уссурийская конная дивизия Уссурийский, 1-й Нерчинский и 1-й Амурский казачьи полки и неказачий приморский драгунский полк , шесть казачьих батарей пять донских и одна Амурская , двухсотенный уссурийский казачий дивизион. Вся эта сила располагалась в различных местах. Так, 13-й и 15-й Донские полки были в Ревеле, Уссурийский дивизион и четыре сотни казаков 10-го Донского полка — в Новгороде, сотни Уссурийского и 1-го Нер-чинского полков в Старой Руссе, Витебске, Осташкове и Торопце. В Острове, где располагался штаб корпуса, было всего 18 сотен казаков Донского, Амурского и Нерчинского полков и 16 орудий3. В самом Петрограде были расположены три Донских казачьих полка 1-й, 4-й и 14-й , общая численность которых составляла 2,5 тыс. В Павловске находилась 6-я гвардейская Донская батарея, в Гатчине, Петергофе, Красном селе, Ораниенбауме располагались незначительные казачьи подразделения, общая численность которых составляла 820 человек4.
К концу октября 1917 г. Каледин предлагал командующему Петроградским военным округом, полковнику Г. Полковникову вывести донские полки из столицы. А 20 октября военный министр А. Верховский отдал распоряжение начальнику штаба Северного фронта генералу С. Лукомскому о смене казачьих полков в Петрограде по причине их большевизации5.
Но это распоряжение так и не было выполнено, донские казаки трёх полков продолжали оставаться в Петрограде. С началом вооружённого выступления в Петрограде в ночь с 24 на 25 октября А. Керенский отдал приказ о направлении на подавление беспорядков находившихся в столице донских полков. Но казаки остались в своих казармах, проигнорировав данный приказ. Той же ночью с 24 на 25 октября полковник Г. Полковников разослал телеграммы на имя Керенского и командующего Северным фронтом генерала В.
Черемисова, в которых сообщал, что «. Уличных выступлений и беспорядков нет, но идёт планомерный захват учреждений, вокзалов, аресты. Никакие приказы не выполняются. Юнкера сдают караулы без сопротивления, казаки, несмотря на ряд приказаний, до сих пор из своих казарм не выступали»6. В седьмом часу утра А. Керенским была передана ещё одна телеграмма командующему 3-м кавалерийским корпусом генералу П.
Краснову и командующему Северным фронтом В. Черемисову о немедленной отправке в Петроград всех полков 1-й Донской казачьей дивизии со своей артиллерией по железной дороге, а в случае невозможности сделать это — походным маршем. Краснов тотчас отдал распоряжение о дислокации частей в район Луги, откуда предполагалось идти на столицу в походном порядке. Но генерал В. Черемисов поспешил отменить распоряжение П. Краснова, и тем сделал немедленное движение на Петроград невозможным.
Уже погружённые к 8 часам вечера сотни были по приказу Главкосева вновь выгружены. На станции был получен приказ Черемисова отправить находившиеся в Острове эшелоны вместо севера на юг, т. Краснов в последующем писал: «Глухая осенняя ночь. Пути Островской станции заставлены красными вагонами. В них лошади и казаки, казаки и лошади. Кто сидит уже второй день, кто только что погрузился.
На станции санитары, врачи и две сестры Проскуровского отряда. Просят, чтобы им разрешено было отправиться с первыми эшелонами, чтобы быть при первом деле. Казаки кто спит в вагонах, кто стоит у открытых ворот вагона и поёт вполголоса свои песни. Вдоль пути шмыгают тёмные личности, но их мало слушают. Большевики не в фаворе у казаков, и агитаторы это чуют»7. Эшелоны с казаками продолжали стоять без движения.
Для прояснения ситуации генерал Краснов направился в Псков в штаб Северного фронта, где в четвёртом часу ночи был принят В. Во время аудиенции Главкосев повторил Краснову свое распоряжение — отправить Уссурийскую дивизию в Марцен, а Донскую выгрузить и сосредоточить на старых квартирах под Островом. На недоуменный вопрос Краснова, как соотносится это с приказанием Верховного главнокомандующего — идти на Петроград, Черемисов ответил: «Верховного правительства нет, оно разогнано в Петрограде большевиками, Верховный главнокомандующий скрылся неизвестно куда, и вам надлежит исполнять только мои приказания, как главнокомандующего». На просьбу Краснова отдать это распоряжение письменно Черемисов ответил пожатием плеч и с видом сожаления простился, дав на прощание уже не приказание, а добрый совет: «Оставаться в Острове и ничего не делать»8. Не приняв совета командующего Северным фронтом, П. Краснов встретился с комиссаром В.
Войтинским, от которого узнал, что в Псков прибыл А. В своих мемуарах генерал оставил следующие строки о ночных событиях в Пскове: «Месяц лукавым таинственным светом заливал улицы старого Пскова. Романическим средневековьем веяло от крутых стен и узких проулков. Мы шли.
Ее должно было принять Учредительное собрание. По этой конституции Россия была бы республикой президентской. И очень вероятно, что Учредительное собрание выбрало бы именно Керенского. И он получал бы президентские полномочия на 4 или 5 лет - законным путем. После окончания Второй мировой позиция Керенского — анстисовесткая. Его взгляды ближе к позиции генерала Деникина: мы за Красную армию, которая победила нацизм, но мы за то, чтобы она повернула штыки в сторону Сталину. Но Красная армия штыки не повернула, и Деникин в 1947-м уже предлагает бросать бомбы на Советы. Он говорит, что СССР не изменился, страна представляет опасность для мира. И начинает выступать как организатор нового блока антисоветского. Пытается собрать вокруг себя тех, кто и против царизма, и против советской власти. Ведет контакты с националистами. Говорит, что СССР должен быть конфедеративным — и получает симпатии со стороны эмигрантов-националистов. И ведет линию на сплачивание вокруг себя эмигрантов. Но при том для многих эмигрантов остается слабой одиозной фигурой - все эти годы. Не использовавший свой шанс осенью 1917-го. И сплотить вокруг себя в конце 1940-х не смог. И говорит, что, если бы перенесся в 1917-й год, то он расстрелял бы Керенского - то есть самого себя. За беспечность. Он же написал учебник Истории России. Четверть учебника посвящена 1917 году и ему самому. Делая исторически й экскурс, он постоянно подчеркивает, что русский народ - демократ, русские - не рабы. Право собственности и уважением личности для русских типично. А вот самодержавие и большевизм давили и душили свободного русского человека.
В частности, 27 октября на общем митинге 176-го запасного пехотного полка в Красном Селе благодаря решительным действиям военного комиссара И. Левенсона, несмотря на противодействие полкового комитета, была принята резолюция о выступлении всего полка на защиту Петрограда [7]. К нему присоединился соседний 171-й запасной пехотный полк. Лениным для руководства обороной Петрограда и ликвидацией мятежа. Днём Ленин прибыл в штаб Петроградского военного округа , где находилось командование революционных сил, и фактически возглавил его работу. Для непосредственного руководства боевыми действиями революционных войск был создан военный штаб в составе Н. Подвойского, В. Антонова-Овсеенко, К. Еремеева, К. Мехоношина, П. Дыбенко и др. Был выработан план действий, согласно которому Петроград объявлялся на осадном положении; приводились в полную боевую готовность отряды Красной гвардии, все силы и средства, находившиеся в Петрограде, Гельсингфорсе, Выборге, Кронштадте, Ревеле, на Балтийском флоте и Северном фронте; на ближайших подступах к Петрограду создавались оборонительные рубежи, принимались срочные меры к тому, чтобы не допустить подхода с фронта частей, вызванных Керенским на помощь [8]. По личному указанию Ленина Центробалт направил на Неву боевые корабли, чтобы прикрыть силы большевиков корабельной артиллерией [9]. Совместно с представителями Военно-морского революционного комитета Ленин разработал план расстановки военных кораблей на Неве; в Кронштадте формировались дополнительные отряды моряков. Ленин провёл совещания с представителями партийных организаций, фабзавкомов крупнейших заводов, районных Советов, профсоюзов и воинских частей. В ночь на 29 октября 11 ноября Ленин и Л. Троцкий лично побывали на Путиловском заводе для проверки подготовки артиллерийских орудий и бронепоезда для борьбы с мятежниками. В тот же день Троцкий прямо с заседания Петросовета лично отбыл на Пулковские высоты , туда же прибыл П. Ленин провёл совещание с членами ВРК, выступал на собрании полковых представителей гарнизона. Каждый завод, район, воинская часть получили конкретные задания по обороне Петрограда. Они строили баррикады, устанавливали проволочные заграждения, рыли окопы и были готовы в любой момент поддержать войска, находившиеся на передовых позициях [8]. По призыву большевиков на оборону Петрограда выступили 2 тыс. Всего против частей Керенского — Краснова большевики сумели направить значительные силы: от 10 до 12 тысяч вооружённых красногвардейцев, около 10 000 матросов и 4000—5000 солдат. Центром восстания стал Инженерный замок , а основной вооружённой силой — размещавшиеся в нём юнкера Николаевского инженерного училища. Бывший командующий Петроградским военным округом Г. Полковников смещённый с этой должности Временным правительством 25 октября 7 ноября объявил себя командующим «войсками спасения» и своим приказом запретил частям округа исполнять приказы ВРК. На какое-то время мятежникам удалось захватить телефонную станцию и отключить Смольный, арестовать часть комиссаров ВРК и начать разоружение красногвардейцев, однако основная масса войск Петроградского гарнизона к мятежу не присоединилась. Уже к 1100 29 октября силы ВРК отбили телефонную станцию и превосходящими силами окружили Инженерный замок.
Утром 27 октября Керенский получил из Петрограда сведения о готовящемся восстании. Выступить в поддержку правительства должны были Николаевское, Константиновское, Владимирское и Павловское училища. На рассвете 27 октября первый эшелон прибыл на станцию Гатчина-товарная. Здесь Краснова уже ждали пробившиеся из Новгорода 2 сотни 10-го Донского полка и 2 орудия. В то же время в Гатчину прибыли и большевистские войска, которые только начали выгружаться из вагонов. На Балтийской станции строилась рота Измайловского запасного полка и команда матросов всего 360 человек. Краснов, приказав выдвинуть вперед орудие, предложил солдатам сдаться, что они и сделали. Примерно то же самое произошло и на Варшавской станции: там казакам сдалась рота Семеновского запасного полка с 14 пулеметами. Конвоировать такое количество пленных казаки не могли в силу своей малочисленности, кроме того, в большинстве солдаты и тем более офицеры вовсе не были убежденными большевиками: «Да мы что! Мы ничего! Нам что прикажут, мы то и делаем», — говорили они. Поэтому пленных разоружили и отпустили. Гатчина была объявлена на военном положении, был назначен комендант, учрежден военный суд. Поддержание порядка в городе взяла на себя гатчинская школа прапорщиков, но принять участие в двнжеииИЖорпуса на Петроград начальство школы отказалось. Из Гатчины Керенский обратился с приказом к войскам петроградского гарнизона: «... Приказываю всем частям Петроградского военного округа, по недоразумению и заблуждению примкнувшим к шайке изменников родины и революции, вернуться, не медля ни часу, к исполнению своего долга". Со своим приказом к петроградскому гарнизону обратился и П. Краснов: «Граждане, солдаты, доблестные казаки... Немедленно присылайте своих делегатов ко мне, чтобы я мог знать, кто изменник свободе и родине и кто нет, и чтобы не пролить случайно невинной крови». Эти два приказа были отпечатаны и разбрасывались над Петроградом с аэропланов офицерами гатчинской авиационной школы. Столь быстрый мирный захват Гатчины показал, что власть большевиков еще не успела прочно утвердиться. Дело заключалось не только в том, что большевикам не хватило времени организовать отпор наступлению Керенского. Солдатские массы вели себя пассивно: они объявляли о своем неучастии в «братоубийственной войне» или поддерживали того, на чьей стороне была сила. Слухи о наступлении Керенского - Краснова произвели в столице сильное впечатление. Комиссар при Ставке В. Станкевич, находившийся в эти дин в Петрограде, пишет о том, что, когда «грянуло» известие о приближении Керенского с войсками, «начались оживленные попытки организации борьбы с большевиками. Эти же слухи отразились крайним упадком настроения у большевиков... Бонч-Бруевич говорит, что «в Смольном, после восторженных ликований... Огромные коридоры его опустели, и только небольшая кучка товарищей должна была вести и руководить действиями военного штаба". Подобное впечатление сложилось и у П. Дыбенко : «По тону разговора с товарищем Подвойским было видно, что в Смольном нервничают; незнание, где и что творится, создавало ложное представление. Не было и не чувствовалось еще полной уверенности в благоприятном для нас исходе борьбы... Подвойский писал о состоянии петроградского гарнизона: «Приказ. По сейчас это уже превратилось в свою противоположность: солдаты привыкли сами решать, что им делать следует, а что не следует. Мой приказ по войскам Петроградского гарнизона — выступить против Керенского был выполнен только частью полков, большинство же отказалось пойти на фронт под предлогом необходимости защиты Петрограда». Запасной Волынский полк был послан в Пулково, но, поскольку оно «было под обстрелом», вернулся и принял резолюцию: «гарнизон Петрограда должен решительно сказать и Царскому Селу, и Смольному: и и шагу вперед, ни одной капли крови. Договаривайтесь о власти открыто при свете гласности и под контролем всего гарнизона... Подобные сведения, попадавшие к Керенскому от постоянно прибывавших юнкеров, офицеров и гражданских лиц, заставляли его настаивать на немедленном движении вперед. Краснов, настроенный более скептически, видевший, что обещанного подкрепления еще нет, решил задержаться в Гатчине до следующего дня и дождаться хотя бы своих эшелонов. Один из них атаковал застрявший броневик большевиков «Непобедимый». Команда броневика бежала, и машина была доставлена казаками вечером во двор гатчинского дворца. Офицеры авиационной школы взялись починить броневик и составить его экипаж. К вечеру 27 октября «армия, идущая на Петроград», состояла из 3 сотен 9-го Донского полка, 2 сотен 10-го Донского полка, 1 сотни 13-го Донского полка, 30 человек енисейцев — всего 480 человек; в «армии» было 8 пулеметов, 16 конных орудий, броневик и 2 аэроплана. Подкрепление так и не подходило. Ночью с 26 на 27 октября начальник штаба Верховного главнокомандующего Духонин по распоряжению Керенского приказал командованию Северного фронта выделить из состава 12-й армии пехотный отряд — преимущественно ударные батальоны — с артиллерией и присоединить его к III-му конному Kopnyсу. Однако вечером 27 октября Черемисов телеграфировал командующему 12-й армии, что «посылать войска не надо». Переброска войск происходила с огромными трудностями. Несмотря на отданное мною Ваше приказание насухвойску начальнику сухопутных войск — авт. Не снимая ответственности с генералов, саботировавших приказы Верховного главнокомандующего, нужно помнить о сложнейших условиях, в которых им приходилось действовать. Например, «насухвойск» генерал Хенриксон сообщал Керенскому: «Телеграммой... Сегодня, 27 октября, получена телеграмма наштасева... Такие частые перемены и отмены отданных распоряжений не могут не действовать разлагающе не войска и делают управление ими невозможным, особенно при наступивших трудных обстоятельствах. Учитывая увеличивающуюся возможность производства противником десанта и местную политическую обстановку, считаю единственным и необходимейшим условием сохранения порядка и удержания фронта оставление на местах всех подчиненных мне войск, в том числе и бригады 1-й Донской дивизии,... Выступление из Гатчины было назначено на 2 часа ночи 28 октября. На площади перед дворцом генерал Краснов провел смотр, после которого сотни потянулись в сторону Царского Села. Шли еще «по-мирному», без походного охранения и разведки, только с передовой заставой. О том, что царскосельский гарнизон сочувствует большевикам, но настроен не слишком воинственно, Петр Николаевич знал от «перебежчиков» и от своей супруги, Лидии Федоровны, жившей тогда в Царском у подруги детства Краснова, жены артиллерийского генерала. Краснов просто позвонил ей по телефону. Казачий дивизионный комитет выехал к стрелковой цепи и убедил солдат не оказывать сопротивления. Часть солдат сдала оружие и была отпущена, часть — отступила к Царскому Селу. Около 6 часов утра из Царского выступила на позицию пулеметная команда 3-й роты Украинского батальона. По пути пулеметчики встретили разоруженные отступающие роты 3-го стрелкового полка. У деревни Перелесино 3 роты того же полка и пулеметная команда заняли позицию поперек дороги. Вновь начались переговоры: стрелкам предложили сдать оружие, на размышление им было дано 15 минут. Солдаты, посовещавшись, заявили, что сражаться они не будут, но оружия не сдадут. В это время к ним подошел броневик. Началась вялая перестрелка. Краснов выдвинул; вперед 2 спешенные сотни и 3 батареи, которые открыли огонь ло царскосельским казармам, но стрелки на этот раз держались. Наступал психологический момент, от которого зависел дальнейший ход событий. Положение спасли 30 енисейцев, которые обошли цепи стрелков. Солдаты отступили, 1 рота сдалась. Многотысячная толпа солдат собралась на подступах к Царскому Селу. Вновь начались переговоры: дивизионный казачий комитет встретился с делегатами гарнизона офицерами. К делегатам подъехал генерал Краснов и предложил им сдаться. Часть солдат - около полка — последовала этому совету и сдала оружие. Остальные стали отходить к царскосельскому парку. Все это время Керенский, остававшийся в Гатчине, торопил Краснова и неоднократно посылал ему подобные записки:«Считаю необходимым закончить занятие Царского Села в кратчайший срок». Не получая ответа, Керенский с адъютантами и какими-то «экспансивными дамами» сел в автомобиль и направился к Царскому Селу. С вышки метеорологической обсерватории он в бинокль следил за действиями правительственных войск и остался очень недоволен их пассивностью. Подъехав к генералу, Керенский упрекнул его за медлительность. Объяснения Краснова, как показалось Керенскому, «носили туманный характер и были лишены смысла». Более того, Краснов, по словам Керенского, предложил отступить и занять Царское Село на следующий день сам Краснов вспоминал, что за несколько минут до приезда Керенского он говорил Савинкову , что собирается продолжать наступление: «Или мы победим, или погибнем; но если пойдем назад, погибнем наверное». Керенский якобы отверг это предложение и отдал письменный приказ о наступлении. Только заметив в окружении генерала нескольких членов Совета казачьих войск среди них, видимо, и Савинкова , стремившихся «использовать Ленина для свержения Керенского», премьер-министр, по собственному признанию, наконец понял причину «фатального промедления». Действительно Б. Савинков , который все это время находился при корпусе, а впоследствии был утвержден Керенским в качестве комиссара отряда и начальника обороны Гатчины, занял очень двусмысленную позицию. Краснов вспоминал,что, вероятно, под влиянием разговоров с офицерами и казаками Савинков предложил ему «убрать» Керенского, арестовать его и самому стать во главе движения. О том же пишет и Станкевич: «От окружающих Краснова мы узнали, что Савинков ведет усиленную агитацию против Керенского среди отряда». Савинков и Станкевичу доказывал, «что нет никаких шансов, чтобы казаки пошли в наступление под его Керенского -авт. Сам Савинков сообщал, что перед пулковским боем к нему «вероятно, с ведома Краснова» пришел председатель дивизионного комитета есаул Ажогин и заявил, что казаки драться за Керенского не согласны. Дивизионный комитет, по словам есаула, постановил в случае победы под Пулковом и свержения большевиков потребовать, чтобы Керенский ушел в отставку, а в случае отказа арестовать его. Решено было, что Савинков предложит сформировать новое правительство жившему в Царском Селе Г. Савинков подготовил 2 варианта постановления: согласно первому Керенский отказывался от власти, во втором содержался приказ об аресте министра-председателя. Плеханов согласился составить правительство в случае удачного завершения похода и исправлял текст постановления об аресте Керенского. По предложению Савинкова Ажогин распорядился приставить казачий караул к премьер-министру, однако знаменитый террорист подчеркивал, что инициатива свержения Керенского исходила всецело от казаков, а не от него. Краснов никак не реагировал на пропаганду Савинкова: арестовать Керенского, по его словам, было «нечестно, неблагородно, не по-солдатски». Естественно, генерал не был поклонником Керенского: «Он разрушил армию... Но гораздо более опасными врагами России Краснов считал большевиков. Генерал сделал свой выбор:«... Его буду ненавидеть и проклинать, но служить и умирать пойду за Россию». Краснов прекрасно понимал всю серьезность сложившейся ситуации и вряд ли был склонен в столь опасный для страны момент заниматься политическими интригами. О корректном отношении генерала к Керенскому пишет и В. Станкевич; «Краснов не говорил ни слова о недостатках Керенского и упоминал только, что Керенский слишком торопит его... Выслушав отчет Краснова, Керенский в сопровождении генерала и енисейцев подъехал к толпящимся в 2 верстах от Царского колеблющимся солдатам. Встав на сиденье автомобиля, он вынул часы и объявил, что дает им 3 минуты, чтобы сложить оружие, после чего артиллерия откроет огонь. Царское Село было, таким образом, взято без единого выстрела...