Новости Луганска. Руина распадается в крови. Руина распадается в крови. 23 мая 2015, 13:56 В мире, Донецк, СНГ, Харьков.
Деиндустриализация Руины
Как результат? Если кратко, единственный смысл существования проекта Украина? В ходе этой борьбы «страна победившей гидности» должна погибнуть, при этом нанести России максимальный урон. Но главное, сделать невозможным создание «Большой Евразии» от Лиссабона до Владивостока. Англосаксы традиционно ведут на континенте политику «разделяй и властвуй», стремятся расколоть континент на враждующие военно-политические блоки. Однако Украина не оправдала надежд своих западных кураторов. Спровоцировать Россию на агрессию не удалось. Киевский режим оказался хитрым, вороватым и трусоватым. Настало время переходить к запасному плану. И вот тут могут пригодиться силы территориальной обороны, набранные из националистов и ветеранов АТО. Вполне возможен сценарий, при котором в результате ухудшения социально-экономической обстановки на Украине произойдёт военный переворот при молчаливом согласии западных партнёров.
Толчком к нему может послужить политический скандал или крупная провокация в Донбассе, очередное поражение ВСУ. Зеленский будет объявлен врагом народа и агентом Кремля. На него спишут все неудачи и провалы. Классический козёл отпущения, которого никому не жаль. К власти придёт какой-нибудь «комитет национального спасения» из военных и национал-патриотов под лозунгами защиты отечества и войны до победного конца. Скорее всего, такой переворот не признают даже страны Евросоюза, не говоря уже о России и Китае. Но задача легитимации и не ставится. Едва ли такой режим будет устойчив. Внутри хунты начнется неминуемая борьба за власть, разные группы станут выдвигать своих «гэтьманов». Местные элиты попытаются стать самовластными царьками и начнут брать столько власти, сколько смогут унести.
При этом отряды территориальной обороны, привязанные к своим областям, превратятся в аналоги феодальных армий и начнут войну за остатки ресурсов. Как говаривал Мао Дзедун, «винтовка рождает власть». Настоящая цель этого сценария? Это создаст огромные проблемы как для России, так и для ЕС. Ослабит их обоих одновременно, что даст США дополнительные конкурентные преимущества. Вооруженные банды неизбежно начнут совершать набеги на сопредельные государства, хлынет поток беженцев, оружия, наркотиков. Огромное Сомали в центре европейского континента. Добавим сюда 15 атомных энергоблоков, которые необходимо брать под контроль. Самое удивительное, что подобное в истории Украины уже было. Гражданская война 1918—1921 гг.
Выручили большевики, сумевшие быстро навести порядок.
Эти развалины получили исторический термин — "руины". На карте современного мира можно найти множество следов древних цивилизаций, которые характеризуют наших предков как людей с пытливым умом и тягой к великим свершениям и красоте. Что такое руина?
Согласно словарю терминов и понятий, руины — это развалины или обвал какого-либо строения или места поселения людей. Эти остатки жилых и нежилых сооружений часто представляют архитектурную и историческую ценность. Наибольшее число их сохранилось на территориях древних Греции, Рима, Египта, Византии, стран Азии и американского континента.
Но даже тогда «Северный поток-2» не сможет начать работу благодаря упомянутой газовой директиве ЕС. Так что газовая директива ЕС стала ударом для этого проекта более мощным, чем проблемы с прокладкой труб по дну Балтики. Более того, Германии теперь приходится считаться с растущей критикой «Северного потока-2» в ЕС. Поляки неоднократно инициировали изменения в законодательстве ЕС, призванные снизить зависимость от газа из России. Эти реалии могут заставить Германию смириться, возможно, даже с «замораживанием» проекта.
Дефолт и последующий социально-политический кризис создадут исключительно благоприятные условия для завершения программы господина Путина по установлению контроля над всей Украиной.
К тому же в последнее время подозрительно активизировался господин Янукович, в отношении которого начата мощная кампания по имиджевой реабилитации», — предостерегает Илларионов. Это глубокое заблуждение, совершенно неадекватное восприятие реального состояния дел. Мировые цены на нефть могут упасть и до 20 долларов за баррель, такое уже бывало, но у РФ сохраняются приличные золотовалютные резервы, российская экономика состоит не только из нефтянки и газодобычи.
РИА Новости
Они обожествляли медленно разрушающиеся дворянские усадьбы и писали о них стихи, чтобы в России возник большой нарратив, связанный с прошлым. Раньше этого не было. И теперь, когда по Фукуяме мы знаем, что история закончилась, ее больше нет, руина — это источник меланхолии. Эти постоянно саморазрушающиеся вещи говорят нам о нашей бренности, они так же конечны, как человек, и поэтому не лишены антропоморфности, и их обаяние именно в этом. Руины — это не только остатки античных мраморов, не только церкви с осыпающимися фресками. Это и любой заброшенный завод, любая брошенная в тайге или в степи машина, которая гниет и разваливается, это любой долгострой, который стоит посередине города и потихоньку ветшает, незаселенный. Но красоту этих объектов нужно увидеть. Елена Фанайлова: А почему, когда производили Калининский проспект, не думали про Венецианскую хартию?
Юрий Аввакумов: А потому что там не было статуса исторического памятника. Елена Фанайлова: То есть это исторический центр по представлению горожан, но в архитектурном смысле ценности нет. Юрий Аввакумов: Даже шире — культурном смысле. Потому что дом может быть никакой, но его посещал Ленин — и он благодаря этому сохранился. И многие доски вешали, лишь бы сохранить дом… На меня самое большое архитектурное впечатление уже давно произвел поход в Метрополитен в нерабочий день. Он показал иконы, потерявшие цвет, живопись, в которой были потеряны красящие слои, и так далее. Я даже не знал, что то, что мы знали в живописи, что составляет фонд исторической живописи, — это настолько руины.
Мы входим в музей, и картины там как будто вчера написаны, а они могут быть вчера залачены, но не написаны. А уж тем более в нынешнее время, когда принудительная реставрация не имеет права быть. Но она действительно была в XIX веке, когда шедевры легко переписывались чуть ли не целиком, что раскрывается и раскрывается до сих пор. Елена Фанайлова: Шёнле говорит о том, что и до эпохи мирискусников подход русской культуры в целом был таким, что давайте все перестроим, перекрасим… Юрий Аввакумов: Замечательный город — Сан-Джиминьяно, объект культурного наследия ЮНЕСКО, там стоит жилых 14 башен, которыми горожане мерились, у кого выше, тот богаче. Этих башен еще в начале XIX века было 72, и от них ничего не осталось, разобрали на кирпичики. Масса итальянских городов, которыми мы восхищаемся, были все в башнях, но когда через город проходил путь паломников, он процветал, когда путь менял свое направление, город хирел, и башни разрушались. И никто их не считал.
Елена Фанайлова: Что мы вкладываем в наше романтическое созерцание руин, в чем их красота? В отношении, в восприятии руин есть градация Константин Львов: Мне кажется, что в отношении, в восприятии руин есть градация. Есть отношение людей Ренессанса к античным руинам, и это восхищение и желание взять на вооружение, взять за образец. Есть романтическое отношение к руинам, оно меланхоличное — как было прекрасно, а нынче уже наступил Чугунный век или что-то в этом роде. Есть советское, российское отношение, что руины — это запустение, они не пригодны для жилья. Что касается меланхолии руин, то на меня очень яркое впечатление произвело местечко Пустыня де Рец под Парижем, поместье, которое купил незадолго до Французской революции виконт Монвиль, немного просветитель, немного масон, немного мизантроп и меланхолик. Он стал обустраивать поместье, где было всего по чуть-чуть: татарская палатка, китайский павильон, египетская пирамида использовалась как холодильник, храм античного бога...
Но самое главное — его усадьба, поместье, и его дом назывался "Колонна-руина", со специально запроектированными трещинами. Он, видимо, сам руководил строительством, одного архитектора нет, но называют и Булле , и Томаса Джефферсона , который у него гостил. Монвиль в ходе революции умудрился продать это англичанину, и тот долго судился с французскими властями и уже после реставрации Бурбонов отсудил все-таки дом. Когда дом остался без хозяина, все это начало хиреть, а сейчас потихоньку восстанавливается. Есть мнение, что или Мельников видел этот дом живьем в 1924 году, когда был на Парижской выставке, или это известное историкам архитектуры строение, потому что "Колонна-руина" недвусмысленно напоминает дом Мельникова. Дом Мельникова тоже отчасти строился из того, что было под рукой, в фундаменте заложены ненужные трамвайные рельсы, и так далее. И это архитектурное решение со множеством окон — для экономии кирпичей.
В годы войны он еще больше напоминал руину, потому что от взрыва бомбы, попавшей в Театр Вахтангова, там вылетели все стекла, и всю войну этот дом простоял с выбитыми окошечками. И чтобы не умереть от холода, он собрал супрематическую печь, которая там сейчас есть. Елена Фанайлова: Меня глубоко тревожит во всей этой истории страшное недовольство архитекторов моего поколения и чуть старше полным отсутствием реставрации на территории нашей родины. Привозят фотографии прекрасных разрушенных усадеб, церквей и говорят: "Что с этим делать? И еще — "нам не дают строить, как мы хотим, нас загоняют в советские нормативы". Юра, откуда в среде бумажных архитекторов интерес к руинам, к Пиранези все были им больны, просто все , к этому полю вопросов? Это ведь шире, чем просто говорить про руины.
Это какая рефлексия на предшествующий исторический период архитектурной мысли, который в определенной смысле соотносил себя с руинами. Восстановить Сталинград или Ленинград — это святое, это другая история. Но руины другого порядка, связанные с церковной жизнью, с дореволюционным периодом, такие руины нам не нужны.
Но и само это событие, как показали пермские историки, было «изобретено» [25]. По другой ее версии, получается, что «отнюдь не только высокие идеалы» «побуждали людей становиться революционерами, уходить в лес, бороться против существующего строя» [27]. Кудрина с описанием подоплеки мотовилихинской революции [28] читаются как современная новостная лента. Завод — прекрасный образец дореволюционной промышленной архитектуры — чуть-чуть виднелся с парковой скамейки. Центр Перми, с его Красной и Зеленой линиями маршрутами экскурсий , отмеченными на асфальте, непустующими кафе и оживлением на Эспланаде, остался в двадцати километрах.
Пермь, расширяясь, включила в себя и Мотовилиху — когда-то отдельный промышленный город. Но здесь нас окружала совсем другая Пермь — Пермь окраинная, сочетающая разнородные остатки другой, закончившейся эпохи: помпезный дом культуры, в котором арендуют комнаты различные фирмы, двухэтажные сталинские жилые дома с уцелевшими неподалеку дровяниками, здание диорамы — памятник тому, чего не было. Не будет, наверное, большой ошибкой сказать, что «фейковая» деревня Хохловка олицетворяет «наследие», центр Перми в период «Белых ночей» — постиндустриальное «переизобретение» промышленного города, а Мотовилиха — такую городскую периферию, где бесполезно делать условный центр современного искусства из отслужившего свое условного речного вокзала [29]. Эти различия дают нам возможность активнее примерить на себя историю осмысления упадка и ее самого лакомого куска — руин, которая сложилась в западной урбанистике и гуманитаристике в целом. Руины, «призраки», аффект и мы Эпизод с недавней поездкой в Пермь важен мне для того, чтобы подчеркнуть следующее. Многое из написанного в последнее время о памяти, руинах, призраках, меланхолии диссонирует с настроением, в котором многие из нас сегодня пребывают. Я имею в виду, в частности, тревожное ожидание перемен к худшему. К примеру: через несколько дней после описанной экскурсии культурный ландшафт Перми поменялся — сняли с поста инициатора пермского культурного проекта Марата Гельмана, что скажется, так или иначе, на работе пермских, да и не только пермских, коллег [30].
Все важнее становятся разговоры, благодаря которым можно не только «сверить часы», но и разделить эмоции друг друга, вглядевшись в заряженные фантасмагорией места. В частности, в места, использованные тенденциозным историческим нарративом для формирования нужной для власти исторической идентичности. Мы же, пусть бегло и пунктирно, но иначе пытаемся выстроить нарратив места и всего города, не скрывая друг от друга его противоречий. Как это сделать, если мы вступаем в контакт с прошлым тех или других мест лишь во время визита. Посещение мест, имеющих историческую ценность, не отделимо от переживаний одинокого путника-паломника-туриста. Репрезентации таких мест подчиняются всегда уже имеющимся сценариям, в которых видение, мысли и чувства автора преобладают. Как писать о городской памяти так, чтобы голоса других тоже были слышны? Как учесть самые неожиданные и невидимые сообщества и сети, которые данное место только проявляет, узлом которых является?
Как писать, принимая в расчетдругих, — ведь твой одиночный взгляд точно что-то упустит? Гулять и смотреть не то же самое, что быть так или иначе включенным — сначала в создание места, потом в его переделку, которая часто совершается не по плану, а сама собой, просто потому, что центр активности переместился куда-то еще. Визуальное наслаждение примечательным местом упускает прежде всего глубинные и продолжительные ритмы окраин, включающие традиции, восприятие которых мало совместимо с кратким исследовательски-туристским набегом. К примеру, во время нашей экскурсии в Мотовилиху я ушла фотографировать сталинские дома и дровяники. Теперь к теплым воспоминаниям о фестивале «Белые ночи» все время примешивается зрелище серьезного мужика в просторных шортах и шлепанцах, уютно расположившегося с сигареткой на крыльце своей двухэтажной «сталинки» солнечным субботним утром. Привычные абстракции — «модернистский проект», «индустриализация» и ее «закат», «постсоциализм», «авторитаризм», — которыми напичкана моя голова, столкнулись тем утром с чем-то совсем иным. Никакой «кровавый режим» не помешает этому сосредоточенному пермяку радоваться выходному, сигарете, подружке, праздности, предвкушаемой рыбалке. Он не любит богачей-начальников, признает, что производство, частью которого он остается, — неэффективно, но «людям же надо где-то работать».
Мы говорили всего-то минут десять. Записав за три визита в Пермь июнь 2011-го, 2012-го и 2013 года десятки разговоров с «креативщиками» и преподавателями, волонтерами на фестивале и горничными в гостинице, я «споткнулась» об этого мужчину, который своими спокойствием и непроницаемостью напомнил мне о важности длительного проникновения в жизнь тех, у кого также есть право определять собой город. Одна шестая суши, там столько вот народу, и ничего не можем сделать. Достаточно трех цифр. Я финансист, я же все понимаю — такие недра, такие возможности, но горстка людей, которые нами управляют, она не может все это связать, и мы не можем ничего сделать, хотя вроде работящие, здоровые, нормальные мужики» [31]. Так один пермяк описывает пермские «эмблемы», ссылаясь по очереди на названия известной пермской балетной труппы, производимой в Мотовилихе системе реактивной артиллерии и сети магазинов, принадлежавшей бывшему пермскому губернатору [32]. Невозможность долговременного планирования и необходимость осознать новые правила интеллектуальной игры, кажется, лишает тех, кто сегодня пишет в России о работе городской памяти, традиционных для этого поля созерцательности и меланхоличности. Необходимость артикуляции своеобразного аффектароссийских интеллектуалов а в этом я вижу главную задачу «настоящего момента» приводит к любопытным разворотам нашей рефлексии свежих концептуальных движений.
К примеру, сейчас есть большой интерес к нерепрезентативной теории [33]. С обсуждаемыми здесь руинами и упадком это концептуальное движение связано весьма прямо. На руины как следы упадка мы смотрим, обладая воплощенной памятью [34] и преследуемые призраками [35]. Память и ее материализации представляют интересный случай коллизий между репрезентируемым и нерепрезентируемым. Все это чудесно, и английская коллега, начав с этой точки, может написать поэтичное географическое повествование, к примеру, о прогулке по английскому постиндустриальному ландшафту вместе с местным краеведом, который знает, какими тропами ходили тут прежде [36]. Что-то помнится, что-то забывается, и географ смущен упрямством памяти своего спутника, который не хочет смиряться с тем, что шахта и тропинки, по которым ходили шахтеры, — все это в прошлом. Автор, показывая, что не все репрезентируется, проблематизирует столкновение разных версий памяти об одном месте. У нас же многие подобные руины лежат неописанными, ничего тем самым в нашем общем опыте не представляя.
Конструирование «позитивных» репрезентаций, запрос на которые понятен и объясним, сопровождается тем, что целый пласт промышленной истории физически и символически повис в воздухе: современное состояние многих цехов и иных промышленных сооружений надежно спрятано от любопытствующих глаз заборами и пропускной системой у нас ко многим «руинам» тоже нужен пропуск , что, с одной стороны, способствует воспроизводству мифов о промышленной мощи страны, а с другой, мешает бывшим рабочим культивировать продуктивную ностальгию. Чтобы проиллюстрировать, до какой степени нагружено нашими сегодняшними противоречивыми эмоциями это исследовательское поле, которое в свою очередь репрезентирует драматичные процессы и события, предлагаю читателю всмотреться в одну из фотографий Роберта Полидори [37]. Ее настроением — меланхолией утраты и запустения — проникнуты и многие научные, особенно искусствоведческие, тексты, в которых конечно, верно пишут о том, что руины — и старые, и новые — способствуют рефлексии отношений между прошлым и настоящим. Однако этот ход мысли наталкивается на неосознанное сопротивление с моей стороны, в основе которого два допущения. Первое состоит в том, что с энтузиазмом видеть красоту в руинах можно, когда основания той социальной и политической жизни, в которую наблюдатель включен, достаточно прочны. Мне кажется, именно прочность оснований и вытекающая из них свобода от разговоров о возможных последствиях неизбежного и наступающего бунта против авторитарного порядка — та грань, которая отделяет друг от друга постсоветских и постиндустриальных созерцателей руин. Второе мое допущение: нерепрезентируемое сегодня — это не только и даже не столько то, что связано с работой аффекта, а то, о чем лучше помолчать. Нерепрезентируемое — это подвергнутое внутренней цензуре, навыки которой кто-то вспоминает, а кто-то осваивает с нуля.
А что не развивается, то деградирует, а значит, планка образованности неуклонно снижается. Культура отдается на откуп интеллигенции, профессуре. Так было всегда, но сегодняшний разрыв огромен: кто может на вскидку назвать победителей прошлого "Букера" и представителей России на биеннале в Венеции? О том, что культуру нужно спасать от политики, говорит и директор Эрмитажа Михаил Пиотровский. Нам нужно спасать не только саму культуру, нам нужно спасать культурные отношения между нашими странами! Спасать от политиков, которые сейчас живут в условиях конфронтации. Культура — это тот мост, который должен быть взорван последним. Пока нет настоящей войны, культура должна работать.
Разумеется, они важны, однако для России сегодня, в силу попыток давления извне, становятся актуальными новые задачи. Растет приоритет развития культуры внутри страны и для россиян. Делается ставка на индивидуальность, поддерживаются почти забытые проекты. Особенно это заметно для узкой ниши промысловых игрушек в регионах. На днях в Липецке прошел Всероссийский фестиваль мастеров, которые представляли авторские игрушки и поделки.
Кроме домов, люди возводили величественные храмы, в которых поклонялись своим богам, пирамиды и невероятные строения, кажущиеся на первый взгляд бессмысленными. Не многие из них сохранились до наших дней. Эти развалины получили исторический термин — «руины». На карте современного мира можно найти множество следов древних цивилизаций, которые характеризуют наших предков как людей с пытливым умом и тягой к великим свершениям и красоте.
Ведущая Fox News Ингрэм назвала три страны, которые превратили Европу в руины
Сами можете понять, кому и зачем нужна эта игра. Из-за того, что за наше с вами внимание ежедневно борются СМИ, реклама, быт и миллион других факторов, на культуру как таковую времени практически не остается. А что не развивается, то деградирует, а значит, планка образованности неуклонно снижается. Культура отдается на откуп интеллигенции, профессуре. Так было всегда, но сегодняшний разрыв огромен: кто может на вскидку назвать победителей прошлого "Букера" и представителей России на биеннале в Венеции? О том, что культуру нужно спасать от политики, говорит и директор Эрмитажа Михаил Пиотровский. Нам нужно спасать не только саму культуру, нам нужно спасать культурные отношения между нашими странами! Спасать от политиков, которые сейчас живут в условиях конфронтации. Культура — это тот мост, который должен быть взорван последним.
Пока нет настоящей войны, культура должна работать. Разумеется, они важны, однако для России сегодня, в силу попыток давления извне, становятся актуальными новые задачи. Растет приоритет развития культуры внутри страны и для россиян. Делается ставка на индивидуальность, поддерживаются почти забытые проекты.
Что такое руина? Согласно словарю терминов и понятий, руины — это развалины или обвал какого-либо строения или места поселения людей. Эти остатки жилых и нежилых сооружений часто представляют архитектурную и историческую ценность. Наибольшее число их сохранилось на территориях древних Греции, Рима, Египта, Византии, стран Азии и американского континента. Основным материалом для постройки зданий служил камень известняк, в зависимости от местности проживания людей.
Под воздействием природных условий и разрушений во время военных столкновений строения постепенно становились непригодными для использования.
Воевали с трех сторон сами казаки при поддержке польских, русских, турецких войск и татарских орд. Каждая из империй поддерживала своих креатур, так что одновременно страной управляли два-три, а то и четыре гетмана, и еще отдельно — кошевой атаман Запорожской Сечи. Война шла за контроль не только над территорией, но и населением: огромные потоки беженцев перемещались с правого на левый берег и дальше на «Слободскую Украину». Эта русская земля, где позже возникли Харьков, Ахтырка и Сумы, со временем так плотно заселилась украинцами, что гетман Левобережья просил царя передать её под его непосредственное управление. Все стороны пытались завлекать людей к себе льготами и посулами, а то и угрозами, поджогами и проч.
Широко практиковался «сгон» людей с чужих территорий на свою, что подрывало экономическую базу противника. Да и сами украинцы по своему желанию часто меняли место жительства в погоне за лучшими условиями. Ожидать независимости в такой ситуации было нельзя. Речь шла уже только о том, кто и с какими потерями сможет консолидировать под своей властью большую часть страны — и что после этого останется на ней живого. Здесь безусловное преимущество было на стороне Москвы, поскольку с ней украинцев сближали православная вера, самоназвание русская земля и отчасти язык. Польша же упорно отказывалась уравнять в правах православных с католиками и лютеранами и оставалась адресатом ненависти подавляющей части и народа, и элиты.
Однако и переход под руку Москвы имел свою цену, причем немалую. Прежде всего, ограничивалась украинская автономия, ведь Москва «всегда хотела быть централизованной державою, а не федеративною». Её единство должно было поддерживаться не только верховной властью, как это было в Речи Посполитой. Важно было установить единство законов, экономики, культуры.
Ну еще бы. Пока есть валюта — надо покупать. А то завтра ее станет еще меньше. Правда, эта радостная новость почему-то не понравилась владельцам ресурса и они решили выпилить статью. Но кэш Гугля, как известно, помнит всё. Тем временем граждане Руины начинают самостоятельно добывать себе пропитание. Так, мать двоих детей пошла на грабеж, чтобы прокормить их. А кто-то тем временем грабит аптеки.
Новости руины
Бер Илья Леонидович, Общество с ограниченной ответственностью «ЛИЗА НОРМ», Региональная общественная правозащитная организация «Союз «Женщины Дона», признаны в РФ иностранными агентами. Авторские новости. Такое заявление в разговоре с журналистами сделал депутат Европарламента от партии «зеленых» Райнхард Бютикофер. Антимайдан новости Новости за 24 часа. что такое ретеллинги: рассказываем и приводим примеры. Дорогая Венди Э. К. Уайз, Битва за Лукоморье Роман Папсуев и другие авторы, которые обратились к старым сказкам в качестве основы. Нифига подобного. Руина это дед старше 30, который после работы пошел катать под пивас с юнцами и не понимает чего они говорят. Владимир Путин заканчивает реализацию проекта «Руина-2» по установлению контроля над всей территорией Украины.
Новая Руина
| Руина Украины: вымираты... | Как сообщает РИА Новости, показательным примером стала история наемника, профессионального военного Харрисона Астудильо, который был ликвидирован в марте 2024. |
| Терминология. Что такое руина? - Новости, статьи и обзоры | На украинской территории творится масса беззаконий, общественники и журналисты, наряду с прочими испытывают на себе стальные клыки свидомой власти. Постоянными нападениями на представителей СМИ, остающимися в большинстве своём безнаказанными, решили. |
| «Руины режима» возникнут только в двух случаях | Ответ: Руина — останки разрушенной постройки, см. руины. |
«Руины режима» возникнут только в двух случаях
Руина — это период после окончания войны, когда страна или область находится в состоянии социально-экономического кризиса. Добро пожаловать на канал РИА Новости (23469114) на RUTUBE. «Руины режима» могут возникнуть только в двух возможных ситуациях.
«Где руины, где процветание» — Серенко о последствиях глобализации
Версия для печати Новости Руины В последние несколько дней киевской хунтой достигнуто еще несколько впечатляющих побед на ниве избавления от проктятой имперско-москальской промышленности. С 23 июля, в связи с отказом российских потребителей от продукции, в Полтавской области прекратил свою работу Кременчугский сталелитейный завод. Теперь настала очередь и Кременчугского автомобильного завода, выпускавшего прославленный «КрАЗ». Директор предприятия Николай Черныш заявил, что система существующих тарифных норм делает импорт автомобилей более выгодным, чем производство.
Сообщалось, что на их рассмотрение потребуется 4 месяца. Татьяна Леухина.
На красный свет любого кризиса всегда приходит талант, который дает моральную и этическую оценку происходящему. В начале прошлого века таких гениев появилась целая плеяда: Блок и Гумилев с гражданской лирикой, Есенин, описавший глобальный кризис деревни, Маяковский со товарищи, принесшие новые формы агитации окна РОСТА. Сегодня век гаджетов может каждому предоставить потенциальную возможность творческой самореализации. Но в большинстве случаев все ограничивается примитивом: фото еды, ног, техники. Ну и смайлики, куда же без них. А если нет гениев — приходят фанатики типа Энтео и начинают заменять настоящую культуру симулякрами — искусственной лжекультурой, где есть только одна правда, а все остальное не имеет права существовать. Отсюда и хулиганства на выставках, вандализм в Петербурге кому было плохо от Мефистофеля? И все эти фанатичные действия облекаются в сверхидею, которую якобы, по словам Энтео, поддерживает РПЦ. На последнюю автоматически набрасывается скандальная тень, что вполне логично. Сами можете понять, кому и зачем нужна эта игра. Из-за того, что за наше с вами внимание ежедневно борются СМИ, реклама, быт и миллион других факторов, на культуру как таковую времени практически не остается. А что не развивается, то деградирует, а значит, планка образованности неуклонно снижается. Культура отдается на откуп интеллигенции, профессуре.
Причем дальнейший текст не оставляет никаких сомнений в том, что имеется в виду: «Лишь при выполнении негативной программы — смене режима — имеют шанс заработать те механизмы, которые позволят добиваться уже позитивных целей. Поэтому, как это уже бывало в мировой истории, лозунг «Долой! И неизбежным, поскольку власть ведет себя таким образом, что эволюционный путь нашего развития представляется все менее вероятным». При этом автор не высказывает какие-то чрезмерно резкие или крамольные для своей среды мысли — это то, чем полны протестные аккаунты. Режим настолько ужасен, что его невозможно как-то исправить — его можно только «сменить». Вообще-то смена режима — как нам любезно уточняют, ничуть не эволюционным путем — и называется революцией. А люди, поддерживающие такую смену, называются революционерами. И если вы хотите поддержать революционное движение, вам стоит отдавать себе отчет, что оно выступает отнюдь не за укрепление законности и преодоление злоупотреблений. И любые разговоры о законности — или злоупотреблениях — являются только инструментом для достижения основной цели. Смены режима. Стоит обратить внимание и на еще один момент, который автор считает нужным затронуть в своем тексте: «обретение независимости отдельными регионами РФ вещь вполне возможная и не обязательно ужасная... Россия должна быть ассиметричной федерацией, принципиально готовой к выходу отдельных регионов из ее состава». Что же, позиция, согласно которой жители того или иного региона могут принять решение отложиться от государства, в которое он входит, «пусть люди сами решают», вполне возможна — хотя ее можно оспаривать. Но сейчас речь вообще не о ней.
Польские СМИ: Мы можем превратить «Северный поток-2» в руины
Издание Meduza отмечает, что РИА Новости «постоянно сообщает о том, как жители разных стран ЕС критикуют европейских политиков и власти Украины, беря за основу анонимные комментарии, оставленные на сайтах иностранных СМИ». RIA Novosti На других языках. Руины по всей Европе: Spiegel предупредил о последствиях остановки "Северного потока – 2".
«Порой “демократизация” и “свободизирование” превращают города в руины»
По словам Си Цзиньпина, руины древнего города Лянчжу являются демонстрацией 5000-летней истории китайской цивилизации и сокровищем мировых цивилизаций. ФОТО: РИА Новости/Артем Житенев. Владимир Путин заканчивает реализацию проекта «Руина-2» по установлению контроля над всей территорией Украины. Сирия была развитым государством,а теперь же сейчас и делают с УКраиной.