Полиция Майами расследует дело о смерти обладателя Кубка Гагарина в составе «Салавата Юлаева» Константина Кольцова.
В полиции Майами назвали вероятную причину смерти бывшего хоккеиста Кольцова
Причина смерти Константина Кольцова в сообщении клуба не называлась. Стала известна причина смерти 42-летнего белоруса. Как сообщает пресс-служба "Салавата Юлаева", Кольцов умер из-за оторвавшегося тромба. «Салават Юлаев» не подтверждал информацию о том, что оторвавшийся тромб стал причиной смерти ассистента главного тренера Константина Кольцова, заявили в пресс‑службе уфимского клуба. Что известно о смерти тренера «Салавата Юлаева» Кольцова? Во вторник сообщалось, что экс-хоккеист уфимского "Салавата Юлаева" Константин Кольцов, в последнее время работавший в команде тренером, скончался на 43-м году жизни. В полицейском управлении округа Майами-Дейд сообщили РИА Новости, что занимаются расследованием самоубийства Константина Кольцова, который занимал должность ассистента главного тренера ХК "Салават Юлаев".
В «Салавате Юлаеве» не подтвердили появившуюся в СМИ информацию о причине смерти Кольцова
происшествия, константин кольцов, майами, новости беларуси, хк салават юлаев, сша. Полиция Майами назвала вероятную причину смерти экс-хоккеиста Кольцова. Сегодня утром стало известно о смерти титулованного хоккеиста, тренера «Салавата Юлаева» Константина Кольцова. Причиной гибели тренера хоккейного клуба «Салават Юлаев» Константина Кольцова, вероятнее всего, стало самоубийство. Трагическая новость о кончине Константина Кольцова, ассистента главного тренера хоккейного клуба «Салават Юлаев», потрясла болельщиков и спортивное сообщество По данным, полученным от полицейских органов округа Майами-Дейд во Флориде, причиной смерти. Прошла неделя со дня смерти Константина Кольцова, а история по-прежнему окутана мраком.
Стала известна причина гибели тренера «Салавата Юлаева» Кольцова в США
С 2022 года он работал помощником тренера в «Салавате Юлаеве». Также 19 марта в Москве скончался 52-летний спортивный комментатор и журналист Василий Уткин. Самые важные и оперативные новости — в нашем телеграм-канале «Ямал-Медиа».
Также игрок выступал за череповецкую "Северсталь", казанский "Ак Барс", "Спартак", минское "Динамо" и подмосковный "Атлант". Кольцов также был главным тренером белорусских клубов "Брест" и "Динамо" из Молодечно, которые выступают в республиканском чемпионате. Минута молчания Как сообщили ранее в пресс-службе КХЛ, во вторник два матча второго раунда Кубка Гагарина начнутся с минуты молчания в память о Константине Кольцове. Это произойдет перед встречей магнитогорского "Металлурга" с московским "Спартаком" и перед поединком питерского СКА и "Автомобилиста" Екатеринбург.
По информации следствия, утром 18 марта полиция Бэл-Харбора, а также пожарные службы спасения были направлены в курортный отель St. Никаких подозрений в совершении преступления нет», — сообщил представитель полиции. В заявлении отмечалось, что он вписал себя в историю команды, с которой выиграл чемпионат России и Кубок Гагарина.
Сообщается, что в память о Константине Кольцове болельщики приносят цветы и свечи к центральному входу «Уфа-Арены». А каждый матч в эти дни начинались с минуты молчания. Кольцов скоропостижно скончался в ночь на 19 марта. Была информация, что он разбился в ДТП, однако позже в появилась другая версия — оторвался тромб, что привело к мгновенной смерти. Вечером 19 марта американская пресса выдала неожиданную информацию о гибели Кольцова. Издание Yahoo News, ссылаясь на местную полицию, сообщило, что правоохранителей Майами вызвали в отель St. Regis Bal Harbour Resort в связи с гибелью мужчины. Умышленных следов преступления они не нашли, поэтому будут вести дело в связи с возможным суицидом Кольцова, тело которого нашли вблизи отеля.
Шокирующая потеря для КХЛ. Что известно о смерти тренера «Салавата Юлаева» Кольцова?
Причиной смерти тренера «Салавата Юлаева» стал суицид Причиной смерти помощника тренера «Салавата Юлаева» Кольцова стало самоубийство Фото: Telegram-канал хоккейного клуба "Салават Юлаев" Помощник главного тренера хоккейного клуба «Салават Юлаев» в Уфе, бывший нападающий Национальной хоккейной лиги «Питтсбург Пингвинз» Константин Кольцов совершил самоубийство. Начато расследование очевидного самоубийства. Никаких подозрений в совершении преступления нет», — сказал представитель окружной полиции.
Думал, наверное, болельщики помнят и ценят его вклад. Прости за все. Царствия небесного»; «Что за новости с утра?!
Как же тяжело это слышать. Спи спокойно, Константин Евгеньевич»; «Не верится… Как же так? Родным и близким сил и терпения пережить это горе»,— сокрушаются пользователи Сети.
И действительно, должно казаться смешным желание Кольцова, плохо справлявшегося с «абсолютом» и едва понаслышке знакомого с Гегелем, развивать смутно сознаваемые им идеи этого философа об искусстве, жизни, природе и религии. Но что сам Кольцов, не шутя, воображал себя адептом этой философии и с чужого голоса, кстати и некстати, толковал о ее терминах, плохо их понимая, доказывается его письмами, где, например, попадаются выражения вроде «олицетворение мощной воли до невозможности» из письма к Жуковскому и др. Всего же лучше на это указывает отрывок из дневника известного профессора Никитенко, который мы приведем здесь.
Они его развратили. Бедный Кольцов начал бредить субъектами и объектами и путаться в отвлеченностях гегелевской философии. Он до того зарапортовался у меня, что мне стало больно и грустно за него… Неученый и неопытный, без оружия против школьных мудрствований своих наставников и покровителей, он, пройдя сквозь их руки, утратил свое драгоценнейшее богатство: простое, искреннее чувство и здравый смысл…» Дошло даже до того, что бывшие у Никитенко знакомые заподозрили Кольцова в нетрезвости, чего, конечно, совсем не было. Разумеется, не много нужно было проницательности, чтобы раскусить, как понимает Кольцов философию, и находить смешною его новую роль в воронежском обществе, где, как мы видели, было немало людей образованных и начитанных. Но, повторяем, немногие свободны от искушений тщеславного чувства. И Кольцов был не прочь выставить себя в качестве философа, близкого друга и единомышленника людей, с которыми он жил в Петербурге и Москве, Такая заносчивость Кольцова, естественно, отдалила от него прежних воронежских приятелей.
Некоторые из них, завидовавшие поэту и клеветавшие на него, были сами виноваты в размолвке, но во многих случаях, как, например, в истории разрыва с добрым и симпатичным Кашкиным, его первым учителем и благодетелем, несомненна вина Кольцова; он впоследствии, как мы знаем, даже мелочно отомстил Кашкину, посвятив Серебрянскому стихотворение, которое прежде было посвящено книгопродавцу. Обиженные заносчивостью прасола местные стихотворцы отплатили ему тонкою местью: они пригласили поэта в свое собрание, где прочитали басню одного из них Волкова «Чиж-подражатель». В этой басне, очевидно намекавшей на Кольцова, изображалась скромная птичка, услаждавшая слушателей своим простым чиликаньем;[9] но она попала в барские хоромы, где распевали очень ученые птицы. Чиж тоже захотел петь «по-ученому» — и только всех насмешил. Такие отношения не могли располагать к мягкости ни ту, ни другую сторону, и несправедливо пишет поэт Белинскому про своих прежних друзей: «С моими знакомыми расхожусь помаленьку, наскучили мне их разговоры пошлые… Я хотел с приезда уверить их, что они криво смотрят на вещи, ошибочно понимают; толковал так и так. Они надо мною смеются, думают, что я несу им вздор… Я повернул себя от них на другую сторону… Таким образом, все идет ладно; а то что в самом деле из ничего наживать себе дураков — врагов».
Таким образом, отношения Кольцова с окружающими обострялись, и нам самим приходилось немало слышать от некоторых старожилов-воронежцев о том, что поэт зазнался и обижал своих прежних приятелей. И эти свидетельства вполне сходятся с указаниями из других источников. Чтобы понять размолвку поэта с отцом, обнаружившуюся в это время с большой силой, нужно иметь в виду суровый характер старика и патриархальные обычаи в его доме. Василий Петрович был настоящим «кремнем». Он не терпел противоречий, а сын часто позволял их себе и даже критиковал действия отца, причем впоследствии обыкновенно оправдывались предсказания молодого Кольцова. Старик не мог легко этого переваривать: «Ты не мешайся в мои дела, не учи!
Искры взаимного недовольства глубоко таились в их душах и при случае вспыхивали ярким пожаром. Как отец не щадил сына, так и поэт не жалел отца, причем видел его насквозь. Когда в 1839 году сын снова задумался об издании своих стихов, отец явился горячим поборником этого предприятия, но не потому, что оно являлось общественным делом, вкладом в сокровищницу искусства, а потому, что от этого «большой барыш» выйдет. Старик рассказывал в торговых рядах, что сын «написал такой важный песенник, что ему обещают царскую награду и вызывают в Питер… В Питер ехать — много надо денег, но это дело даст большой капитал…» Так прошло два года. Хотя материальное положение поэта не было плохим, но нравственные дрязги, размолвки с окружающими, натянутые отношения с отцом, тяжбы и вся эта борьба в области мелких житейских интересов утомляли душу… Его манил иной мир, — мир, где вращались его литературные друзья. Давно живу я в нем и гляжу вон, как зверь… Тесен мой круг, грязен мой мир, горько жить мне в нем, и я не знаю, как я еще не потерялся в нем давно… Какая-нибудь добрая сила невидимо поддерживает меня от падения.
И если я не переменю себя, то скоро упаду…» Затем, вспоминая о времени, проведенном им среди милых людей в 1838 году, когда его муза была так производительна, он дальше говорит: «А здесь кругом меня другой народ: татарин на татарине, жид на жиде… Судебные дела, услуги, прислуги, угождения, посещения, брань и расчеты, брани и ссоры… И для чего пишу? Для вас, для вас одних, а здесь я за писание терплю одни оскорбления…» Отчего же Кольцов не разорвал совсем с этою опротивевшею ему обстановкой? Что этому мешало?
Закрыть Данная ссылка временно не работает Мы добавляем новые разделы и новый функционал, мы очень стараемся, но не все еще успели добавить или временно убираем страницы, с которыми возникли некоторые проблемы, для доработки. Скоро данная ссылка будет активна. Спасибо за понимание!
Глава V. Последние годы жизни Кольцова
Юлия Михайлова, бывшая жена тренера «Салавата Юлаева» Константина Кольцова, назвала причину смерти экс-супруга. Полиция Майами считает, что причиной смерти ассистента главного тренера уфимского "Салавата Юлаева" является самоубийство. Первый тренер скончавшегося в США экс-хоккеиста Кирилла Кольцова Владислав Остапенко рассказал о своих предположениях относительно причин трагедии. По сообщениям североамериканских правоохранителей, причиной смерти стал могло быть самоубийство.
Известна причина смерти тренера «Салавата Юлаева» Константина Кольцова
За свою карьеру он играл за множество хоккейных клубов, среди них — новокузнецкий "Металлург", "Ак Барс", "Спартак" и "Питтсбург Пингвинз". Позже он работал тренером, в том числе в тренерском штабе минского "Динамо". В последние годы Кольцов был помощником главного тренера уфимского "Салават Юлаева". Подпишитесь, чтобы получать все новости оперативно в Viber Telegram.
Так он говорил про лучшую пору своей жизни… Но теперь: Догорели огни, облетели цветы, Непроглядная ночь, как могила, темна! Глубокий разлад, таившийся в жизни Кольцова, о котором мы уже говорили, обнаруживался все яснее и яснее.
Отвыкнув в столицах, среди интересных и прекрасных людей, действовавших в благородной сфере слова, от мелких забот своей несимпатичной торгашеской профессии, Кольцов начинает довольно брезгливо относиться к ней; а между тем дела в руках старика из-за отсутствия сына, по обыкновению, пришли в беспорядок, и последнему следовало бы тем с большею энергией взяться за них… Он сначала и брался, и поправлял, но делал это уже с плохо скрываемым пренебрежением, что вызывало неудовольствие отца и обостряло отношения его с сыном. Были и еще обстоятельства, отвлекавшие Кольцова как от его торговых занятий, так и от литературы, а именно бесконечные тяжбы, которые ему приходилось вести с крестьянами и лицами других сословий… И какое грустное зрелище представлял поэт в роли сутяжника! Своих земель для корма скота и посевов у Кольцовых не было, и они должны были арендовать степи у крестьян и соседних владельцев, что и порождало, при непокладистости старика Кольцова, бесчисленные тяжбы. Впрочем, некоторые из этих тяжб возбуждал уже и сам сын. Во многих из них дело, как говорится, было «не чисто», и к чести поэта следует сказать, что он ими тяготился.
Расчеты отца Кольцова на «стишки» сына как на средство обделывать делишки оправдались историей многих из этих тяжб. Знакомые поэта «сиятельные» литераторы снабжали его горячими рекомендательными письмами и лично ходатайствовали как перед местными властями, так и перед столичными, когда дела доходили до Сената и министерств. Многие из рекомендательных писем оказывали желанное действие; но, с одной стороны, покровительство сильных людей приводило к тому, что отец и сын с большею легкостью затевали тяжбы, рассчитывая на могучую протекцию титулованных предстателей, а с другой, — даже эти ходатайства не избавляли поэта от волокиты и часто позорных и тяжелых для его самолюбия сцен. Всякому известно, какими условиями было обставлено хождение по делам в доброе старое время. Если и теперь еще некоторые из столоначальников воображают себя олимпийскими божествами и наивно полагают, что не они должны служить обществу, а общество создано для них; если вместо того, чтоб облегчать всеми мерами ход громоздкой государственной машины, подобные деятели считают самою главною ролью в этой машине роль тормозов, то про чиновников времени Кольцова и говорить нечего.
Сколько унижений приходилось выносить поэту! Чиновники не хотели видеть в нем уже известного народного поэта, песнями которого восторгались Жуковский, князья Одоевский и Вяземский и которому критик Белинский пророчил долговечную славу; для них Кольцов был только «мещанин», обязанный выжидать в передних и выслушивать бесцеремонное «тыканье». Эти обстоятельства добавляли немало горечи в жизнь Кольцова. В письме к кн. Одоевскому поэт рисует, например, такую сцену.
Пришел он к управляющему палатою государственных имуществ, Карачинскому, узнать по поводу дела, испытавшего уже всякие мытарства и благополучно разрешившегося во всех инстанциях. Остановка была только за Карачинским. Кольцов объяснил, что вовсе не по «всяким» местам шляется, а был у губернатора, где никому бывать не стыдно. Так, ни с чем не раз уходил поэт от управляющего, а дело было важное и крупное. Тогда он обратился к одному знакомому чиновнику, служившему у Карачинского.
Тот обещал доложить и сказал прасолу: — Принеси-ка ему свою книжку: он сам науку любит и знает! Кольцов отнес книжку. Новое свидание было мягче прежних, но опять вышла запинка. Очень характерная подробность и, может быть, касается не только чиновников того времени. Из-за этой «щекотливости» немало бывает «отписок» и бесплодного бумагомарания.
Много приходилось писать прасолу по поводу тяжебных дел и иногда «коленопреклоненно» благодарить высоких благодетелей. Судебные «закорючки», вызвавшие в 1840 году последнюю поездку Кольцова в столицы, вероятно, немало досаждали знатным покровителям поэта, как это, например, он сам полагает про Жуковского. Надо, однако, правду сказать, письма Кольцова к этим лицам составлены замечательно тактично и умно: в них так переплетаются интересы чисто литературные с предметом просьбы, так прекрасно, хотя и преувеличенно, рассказывается о тяжелых обстоятельствах поэта и его семьи; в них, наконец, сквозит порою так задушевно и сердечно выраженная лесть, что нужно быть очень грубым и жестким человеком, чтобы отказать в просьбах.
В Reuters передают, что полицейские после проверки не обнаружили признаков насилия и заключили, что Кольцов убил себя сам. Ранее появлялись сведения о том, что у спортсмена оторвался тромб, но пресс-служба «Салавата» назвала эти сведения преждевременными. Напомним, о его смерти стало известно накануне. Также стало известно, что «Салават Юлаев» после разбора вылета клуба из Кубка Гагарина принял решение не продлевать контракт с тренером.
И если я не переменю себя, то скоро упаду…» Затем, вспоминая о времени, проведенном им среди милых людей в 1838 году, когда его муза была так производительна, он дальше говорит: «А здесь кругом меня другой народ: татарин на татарине, жид на жиде… Судебные дела, услуги, прислуги, угождения, посещения, брань и расчеты, брани и ссоры… И для чего пишу? Для вас, для вас одних, а здесь я за писание терплю одни оскорбления…» Отчего же Кольцов не разорвал совсем с этою опротивевшею ему обстановкой?
Что этому мешало? Прежде всего, мы не должны забывать, что цитированные выше письма писались в состоянии аффекта, в те минуты, когда грусть подступала высокою волной и когда вдали мерещился снова лучезарный мир столиц… Из каких бы неопределенных элементов ни складывалось чувство любви или — скорее — привычки к родине, это чувство, несомненно, сильно, и с трепетом читаешь письма изгнанников, изнывающих на далекой чужбине по родимой стороне. Но в особенности сильно это чувство в представителях тех кругов общества, которые, так сказать, «насидели» свои места. Только у Чайльд-Гарольдов, испытавших все в жизни, исколесивших с тоскою все страны мира и нигде не нашедших себе приюта, ко всему одинаково равнодушных, — нет родины. Прасол все-таки любил свою родину, и ему нужно было много силы, чтобы оторваться от нее навсегда. Если бы судьба толкнула Кольцова, с его поэтическими стремлениями, в мир торгашей тогда, когда поэту было лет 18—20, то, вероятно, он с ужасом бы отвернулся от такой жизни… Но ему еще с детства пришлось втянуться в эту жизнь; она, по выражению Белинского, украдкою подошла к поэту и овладела им прежде, чем он успел увидеть ее безобразие… Кроме того, Кольцова никогда не покидал здравый смысл и менее всякого другого он способен был питать иллюзии насчет цены своего таланта на житейском рынке… Если еще и в наше время литератор слишком мало и неопределенно получает за свой труд, который не всегда даже прокармливает его, если и теперь писатель во многих случаях наверно может надеяться только на то, что его похоронят с венками, приличными речами и некрологом, то литературные занятия в то время еще менее могли гарантировать успех в материальном отношении. И Кольцов это хорошо видел; он знал, что Белинский — сам Белинский, перед которым прасол безгранично благоговел и которого считал громаднейшею литературною величиною, — не всегда имел уверенность в куске хлеба… Рассчитывать на заработок от стихотворений Кольцов не мог… «Что за них дадут? Пустяки: на сапоги, на чай, и только! Талант мой, надо правду говорить, особенно теперь, в решительное время, — талант мой — пустой… Несколько песенок в год — дрянь… Что, если в 40 лет придется нищенствовать?..
Все эти обстоятельства, а также и здравый смысл, не покидавший никогда Кольцова, заставили его отказаться от предложения Краевского, сделанного в 1840 году, принять заведование конторою «Отечественных записок» и от другого предложения — управлять книжною лавкою, основанною на акциях. Кольцов очень обрадовался, когда ему в сентябре 1840 года снова пришлось собраться в столицы. Нужно было опять ходатайствовать по двум крупным тяжбам, и, кроме того поэт сопровождал два гурта быков 300 голов на сумму до 12 тысяч рублей. Таким образом, поэт с песнями в кармане и в сопровождении стада быков вступил в первопрестольную. Это была его последняя поездка к друзьям. Мы уже знаем, с каким восторгом его ждал и встретил в Петербурге Белинский. От него прасол к декабрю 1840 года уехал в Москву. В Москве поэт прожил около трех месяцев. Самое важное тяжебное дело здесь он выиграл, другое же, менее серьезное, в Петербурге, проиграл.
В Москве поэт жил полною жизнью, как бы предчувствуя, что это его последние светлые дни… Он написал несколько стихотворений и отослал их Белинскому. Новый 1841-и год он встретил у Боткина в шумной и веселой компании с Кетчером, Грановским, Щепкиным, Сатиным и другими. Прошедший год, тебя я встретил шумно, В кругу знакомых и друзей! Но чем дальше шло время, и чем яснее сознавалась необходимость обратной поездки в Воронеж, тем мрачнее и мрачнее становилось на душе у поэта; тем чаще возникал у него вопрос: «Не остаться ли совсем в Петербурге? Отец, конечно, не выделил Кольцову денег, потому что в данное время у него не было наличных, да и сомнительно, чтобы поэт просил такую сумму, хорошо зная старика. Если он и писал об этом Белинскому, то не всегда был искренен, повествуя о распрях с отцом. Поэт хотел «разжалобить» своего друга… Он немножко хитрил, так как почти в то же самое время в письмах к Жуковскому, князьям Одоевскому и Вяземскому совсем в ином свете выставлял старика и свои отношения с ним. Прасолу хотелось порельефнее выразить перед Белинским свое желание жить вблизи него и свалить вину за неисполнение этого плана на других. Как бы то ни было, но наконец поэта в Москве, по его словам, «прохватил голод» и он уехал в Воронеж, кажется, при помощи друзей, снабдивших его деньгами.
Если до этого момента непосредственные причины резкой размолвки поэта с отцом и любимою прежде сестрою биографам Кольцова представляются не всегда ясными и о них приходится только догадываться, то теперь, после приезда поэта в Воронеж, этих причин оказалось слишком много.