Последнее интервью Юрия Шатунова в «ЧП» от 20 июня 2022 года. О сервисе Прессе Авторские права Связаться с нами Авторам Рекламодателям Разработчикам Условия использования Конфиденциальность Правила и безопасность Как работает YouTube Тестирование новых функций.
Людмила Улицкая*
А сегодня Украина сможет стать полноценным самостоятельным национальным государством. Я думаю, что настало для этого время - самое время! Она также заявила, что Украине давно пора проложить с Россией не только государственные, но и культурные границы: «Американцы, по-моему, не собираются уменьшать помощь Украине, насколько я поняла, отваливают какие-то миллиарды. В любом случае я надеюсь, что Украине удастся себя отстоять, и наконец, совершится исторический факт созидания национального украинского государства, на украинской земле, с украинским народом, с украинским языком, и с украинской культурой. Я от души вам этого желаю. И вот эта сегодняшняя ситуация приведёт к тому, что Украина, как национальное государство, завершится, наконец, и границы между Россией и Украиной проложатся не только в географическом, но и в культурном отношении, чего я вам от души желаю.
То есть проблема на самом деле реализации украинской нации, чтобы она сплотилась вокруг языка, вокруг культуры и отмежевалась от российской. Это проблема, которой не 10 лет и не 100 лет, а много столетий. И что же? Когда-то Москва отделилась от Киевской Руси, а теперь настало время, когда Киев должен отделиться от московской Руси, вероятно, так». Но я читала только его выступления.
Во-первых, мне нравится, что он не политик, что он человек из другой профессии. Мне лично он симпатичен.
Она заявила, что в России не перестали продавать ее книги, но выставили на прилавки в запечатанном виде. Гонорары, по ее словам, «идут на Украину». В Германии писательнице присудили премию Ремарка. В 2019 году она выступала против решения правительства Украины объявить украинский государственным языком. Улицкая назвала этот шаг неразумным, ведь жители страны говорили по-русски.
Когда эту премию получила Алексиевич, то в России писатели просто попадали в обморок и впали в негодование: «Как это так! Ей дали, а Набокову не дали! То есть, эта премия за идеалы человечества, она не про литературу, строго говоря. В отличие, например, от Букеровской английской премии — вот она про литературу. И список букеровских лауреатов — это всегда совершенно точно литературный факт. Хотя и там есть нюансы: гораздо важнее попасть в шорт-лист, чем получить первую премию. Но когда речь заходит о первом месте, начинаются колоссальные интриги. Так в Англии, так и у нас. И то, что я трижды была в шорт-листе русского Букера, для меня гораздо ценнее, чем то, что однажды я ее получила. Людмила Улицкая. Мне дали ее лет пятнадцать тому назад, когда на стенах Будапешта еще были видны шрамы от выстрелов, сделанных во время подавления восстания 56-го года. Но город дал мне — русскому еврею — свою премию. Для меня это значило полную победу культуры над политикой. А у самой меня складывается грустное ощущение, что я не догоняю. Но, на самом деле, все упирается в то, что в жизни каждого из нас всегда есть задача. Иногда мы не отдаем себе отчёт в том, в чем она состоит. Но чаще начинаем отвечать прежде, чем успеваем понять и принять этот вызов. В моем случае, я совершенно точно знаю, что написала все свои большие книги. Я его придумала, он висит где-то в воздухе, но напишет его уже кто-нибудь другой, не я. Мне 75 лет, времени объективно мало. Это не половина жизни у меня впереди, и не треть, а маленький кусочек остался. Поэтому я хотела бы какие-то маленькие задания себе давать и — даю, и выполняю. Я очень радуюсь. Мне по-прежнему интересно и нравится работать. Но роман — это четыре года ты ни о чем другом думать не можешь — и во сне думаешь. Наяву разговариваешь с кем-то абсолютно о других вещах и все равно об этом думаешь. Он тебя съедает полностью. Я не умею по-другому работать. Другие — могут. Например, Борис Акунин в ответ на вопрос как он работает, недавно гениально ответил: два часа утром. Я, конечно, не поверила: за два часа просто нельзя столько произвести. Но вообще, какая должна быть внутренняя дисциплина, чтобы со всем своим творческим вдохновением в два часа уложиться?! Значит — решила я — во все остальное время он думает! А у меня, видимо, просто меньше мощности, я так не могу. Когда я пишу большую книжку, я там с потрохами, целиком, а в жизни меня нет. Хорошо, если этого люди не замечают, потому что я, находясь физически с ними, вообще-то отсутствую. А отсутствовать я больше не хочу, хочу посмотреть по сторонам, порадоваться жизни, сколько осталось. Это «радование» ко мне не так уж давно пришло: я в молодые годы была большой мизантроп, мне всё не нравилось, все не нравились, и только с годами, благодаря отчасти раку, который я пережила и, слава богу, выскочила, у меня сейчас совершенно изменилось отношение к проживанию дня, минуты, часа. И радость от этого проживания. И я должна была это сделать. Потому что при полном ощущении, что ничего сделать нельзя, есть еще ощущение, что ничего не делать хуже. Вот и полезла. Ничего особенного не произошло: Пушкинское метро от меня в 10 минутах, доехала, постояла 15-20 минут, это имело абсолютно нулевой эффект. Даже интересно, до какой степени прохожие не обращали внимания на эту маленькую группку старых придурков. Покрепче духом, в том числе? Просто так сложилось конкретно в этот раз. Во мне нет никакого ворчания, мне нравится и ваше поколение и те два, что за вами выросли. Самое существенное — мы, в нашем поколении, друг без друга просто не выживали. Жизнь была так устроена, что для того, чтобы пойти к врачу, надо было попросить подружку с посидеть с ребенком. Для того, чтобы достать билет в Ленинград, надо было позвонить двоюродной сестре твоей знакомой, чтобы она тебе билет купила. Быт был чрезвычайно сложен: я приходила в мясную лавку в подвал, где у меня был знакомый мясник, и всегда покупала шесть кусков мяса: Раде, Наташе, Тане, Диане, Ире, — потому что я не каждый день туда ходила, да и ни черта не было. Эти шесть кусков мяса я притаскивала домой, и дальше шла раздача. Социальность была гораздо выше, чем сейчас. И степень зависимости — дружеской, любовной — была гораздо более высокая, чем в теперешней жизни. Сейчас все по-другому. Вы друг за друга держитесь только по личному выбору, никакой бытовой надобности нет: можно позвонить и вызвать бебиситера к ребенку, мясо — на дом, мужа — на час холодильник починить, да что угодно. А я не хочу выходить из привычного своего мира и прежних отношений. Это создает невероятный жизненный комфорт: я чувствую себя окруженной Великой китайской стеной друзей. Это на эмпатии все работает. В этом ничего плохого нет. Вот когда человек не может позвонить по телефону в Скорую помощь, и к нему не приедут помогать, спасать, лечить — это плохо. Как ты думаешь, мне управиться самой или все-таки звать врача? Вокруг меня есть люди, которым я абсолютно доверяю и передоверяю решение многих своих вопросов. И они решаются вручную, с затратой огромного количества усилий, что позволяет мне испытывать дикое удовольствие. А это чрезвычайно важная вещь — чувствовать себя включённым в социум положительным образом. Я считаю, что все эти похорошения — на самом деле декорации дурного вкуса. Успокойся, это городу нужно: это пространство для гуляния, эти сияющие тротуары скользкие — все имеет гораздо более благообразный вид, чем пятьдесят лет назад». Я думаю, что здесь большое значение имеет то, что называется в биологии импринтинг: первые картинки, первые запахи, первые ощущения, зрительные образы — все то, что с нами остаётся навсегда и что нам нравится на протяжении всей жизни. Именно поэтому так много людей вспоминает о своем тяжелом детстве с умилением — это было время открытия мира и счастья. И это осталось внутри, в виде отпечатка. Тут я ничем не отличаюсь. Москва моей памяти — другая. Знаешь, я недавно шла от метро Пушкина к памятнику Юрию Долгорукому, под хвостом которого был устроен некий балаган, где я должна была выступать. Маршрут этот я знаю 70 лет. У господина в каждой руке было по девочке. Девочки мне казались довольно невзрачными, но, когда они выросли, оказалось, что господином был Александр Вертинский, а девочками — две его дочки: Настя и Марианна. Рядом со школой помню аптеку, которая стояла на том месте, где сейчас новый Пушкинский сквер. Я помню, как памятник Пушкину стоял на другой стороне, напротив себя нынешнего. Я иду дальше и узнаю каждый дом, в котором у меня были друзья. Все это выглядит иначе, да и все умерли, никого нет. Но я помню их поименно. Например, Витя Новацкий в Малом Гнездниковском переулке, к которому ходили все театральные люди, художники, музыканты, потому что не было человека, который лучше бы знал культуру авангарда и театр. Его квартира в знаменитом доме Нирнзее — тайна мекка московской интеллигенции. В соседнем доме жила Мария Сергеевна Павлова, когда-то — секретарь дирекции Малого театра, еще до того — актриса. Фамилия ее девичья — Муханова. Если дешифровать, то выйдет, что Мухан — это как Набоков или Шахновский, как вся русская знать, произошедшая из татарских корней триста лет назад. Это всё их потомки. Они здесь родились, выросли, умерли. Это все — город. Он живет и стареет вместе со своей историей. Старый, стареющий город, сохраняющий свои сюжеты — это органично. Сегодняшняя Москва не наследует никакому своему прошлому. На всем небольшом отрезке моего пути я нашла не изменившимся только Елисеевский магазин.
Поэтому я не чувствую себя в Берлине, в Германии одинокой. Есть некоторое количество друзей, которые давно живут в Германии. Это не значит, что я не скучаю по дому, это не значит, что я не скучаю по Москве, по моим московским друзьям. Надо сказать, что я даже не уехала сама, меня вывез сын. Мы как-то с мужем еще размышляли, а тут приехал мой старший сын и сказал: «Быстренько собирайтесь, поехали». Он правильно на самом деле рассудил, хотя я очень скучаю по Москве, по дому, по некоторому количеству оставленных в Москве друзей. Вы знаете, я должна сказать, что я в большой степени все еще нахожусь дома. Мне не хватает моего книжного шкафа, я пытаюсь сейчас какие-то книжечки добыть и поставить в пустой книжный шкаф. Мне на самом деле не хватает Москвы, не хватает моего московского окружения. Я попытаюсь на этом месте не буксовать, а как-то принимать жизнь такой, какая она есть. Здесь у меня есть некоторое количество друзей, возможно, что появятся и новые. В конце концов, ситуация, в которой оказалась я, далеко не худшая. Я знаю, что сегодня огромное количество беженцев, у которых нет дома, никаких возможностей к существованию. Им гораздо хуже, и об этом я все время помню. Количество людей с русским языком, которые ходят по берлинским улицам, сегодня очень велико. Насколько я знаю, русские сейчас наводнили Европу, их достаточно много и в Париже, и в Сербии, и в Израиле. Что делать? Это нормальная человеческая реакция, в ней ничего патологического, опасного или безнравственного я не вижу. Это естественное желание человека сохранить свою жизнь, сохранить свою семью. Мне кажется, что я уже получила это, в каком-то списке я уже была упомянута… Это не имеет никакого значения. Время так сильно изменилось: сегодня нажимаешь на кнопку, у тебя выскакивает ровно то, чего ты хочешь почитать. Поэтому я думаю, что это скорее рекламная акция для автора, чем запретительная мера. Поэтому не думаю, что они чего-то добьются этим, не думаю. Может быть, из библиотек изымут книжки… Все-таки моя молодость пришлась на те времена, когда каждая напечатанная на машинке или отксерокопированная, или привезенная с Запада книжка была на вес золота, и мы передавали ее с рук на руки и читали. Потом, когда эти книжки появились на прилавках, оказалось, что все, кому было это интересно, их уже прочитали, а те, кому это не интересно, их не прочитают никогда. Поэтому все зависит от того, хотим мы получать информацию или нет. Сегодня информация гораздо более доступна, чем во времена моей молодости, поэтому хотим знать — будем знать. О том, возможно ли сегодня издание в Германии российских книг и авторов В Германии сто лет тому назад в Берлине было около 70 русских издательств — 70! Сегодня, конечно, такого нет, но тем не менее что-то будет, какая-то русская веточка будет, несомненно. Она, собственно говоря, уже и есть, она даже и была, потому что русскоязычная газета существовала. Отчасти это пророссийские издания, потому что Россия тоже финансирует какие-то издания здесь. Я думаю, что русская литература какое-то время просуществует, как она существовала в 1920-е годы — в изгнании. Кроме того, сегодня очень быстро делаются переводы, и эта дорожка от русского языка к международным разным площадкам стала гораздо более короткой. Это внушает надежду.
Провокатор со стажем Улицкая снова «не ожидала» российской реакции
Думая, что разговаривает с главой офиса Зеленского Андреем Ермаком, она заявила, что не считает людьми патриотично настроенных российских журналистов, писателей и общественных деятелей. Она также согласилась с тем, что Украина имеет право изгнать всех русских из Крыма в случае захвата полуострова. Комментируя сообщения о «преследовании» артистов, которые поддерживают террористический киевский режим, в Министерстве иностранных дел России заявили, что всех, кто его поддерживает, нужно судить. Ранее «ФедералПресс» писал, что грозит правнучке Чкалова за призывы нанести ядерный удар по Москве.
В человеческом обществе немножко поменялись измерения. Сегодня самым сильным человеком может оказаться самый хитрый, самый умный, может быть, самый жестокий. Иногда — самый подлый. Во всяком случае тот, кто имеет такую харизму, что люди ему добровольно подчиняются. Это не ген рабства.
В этом есть, если хотите, биологическая предрасположенность. Скажем, в древние времена рабами были те, кого захватили во время военных действий. Это было вынужденное рабство, они не могли освободиться до смерти. В наше время рабство — это нечто другое. Рабство, безусловно, существует, но не обусловливается одним геном. Почему в России, да и в Украине, да и на всем бывшем постсоветском пространстве большинство так панически боится власти и, боясь, ее презирает? Думаю, что сегодня у каждой страны есть своя собственная, персональная проблема. То, что вы сказали — безусловно, так.
Конечно, государство — это инструмент, который общество придумало для обслуживания себя. Но дело в том, что у государства есть прирожденное качество: оно постоянно начинает расти, укрепляя самое себя. Власть хочет сохраниться, поэтому делает все, чтобы стать вечной, несменяемой. Этот закон, к сожалению, работает во всех странах. Демократические законы — более жесткие и организованные, чем в наших странах... Вопрос, на самом деле, зрелости общества — когда люди делаются гражданами, и это рабское сознание заменяется на сознание гражданина, то общество гораздо лучше реагирует, взаимодействуя с государством. Это наша общая проблема, общая беда. Человек больших энциклопедических знаний.
Он мне когда-то сказал: «Знаешь, все руководители во всех странах мира всегда плохие, хорошие туда не попадают». Хочу спросить вас: почему наверх, во власть в наших странах, да и в мире тоже попадают самые хитрые, пронырливые, менее образованные, менее знающие? Почему хорошие практически никогда не оказываются там, где должны быть — наверху? Наверное, вы помните эксперимент академика Сахарова, который как раз и выступал за то, чтобы страной правили профессионалы. К сожалению, общество оказалось к этому не готово — и в первую очередь оказались не готовы те властные структуры, которые в это время существовали. Я думаю, что это некоторая идеальная ситуация, к которой мы должны стремиться, и которая мало у кого реализуется. Конечно, власть должна принадлежать профессионалам: экономистам, антропологам, педагогам — всем тем, кто работает с общественными проблемами. Существуют очень мощные фильтры, и эти фильтры мы знаем по своей юности.
Как правило секретарем комсомольской организации выбирали не того, кто получше других, а того, кто этого хотел. Хотел этого обычно карьерист, человек, который понимал, что он не может конкурировать в зоне науки, профессии. Думаю, что эта проблема на самом деле — фильтр, который отчасти мы сами и выстраиваем. Я не знаю людей мощных, сильных, честных, не тронутых коррупцией, которым бы очень хотелось идти во власть. Потому что власть — это значит отдать себя на служение. В идеале. Идея, что государство нужно для того, чтобы служить обществу, развеялась, и ни в коей мере не пользуется популярностью. Скорее, цивилизационный процесс, и связан он с тем, что цивилизация разных культур очень неравномерна.
Вашей большой и дружной семье,всем вашим подписчикам я желаю большого счастья,здоровья,мира и добра. Очень люблю смотреть ваши зарисовки и про дачу, и про отдых, и про моду. Вы и ваш супруг прекрасная пара, большие труженики. У мужа золотые руки.
Здоровья Вам и Вашей семье желаю. Я не так давно стала смотреть Ваши видео, они мне нравятся, как будто я сама побывала у Вас в гостях и заодно отдохнула на море.
Вашей большой и дружной семье,всем вашим подписчикам я желаю большого счастья,здоровья,мира и добра. Очень люблю смотреть ваши зарисовки и про дачу, и про отдых, и про моду. Вы и ваш супруг прекрасная пара, большие труженики. У мужа золотые руки. Здоровья Вам и Вашей семье желаю.
Я не так давно стала смотреть Ваши видео, они мне нравятся, как будто я сама побывала у Вас в гостях и заодно отдохнула на море.
30 глав АСТ: большое интервью с Людмилой Улицкой
В эксклюзивном интервью Радио «Комсомольская правда» писатель Людмила Улицкая рассказала, почему называет себя графоманом, тяжело ли творческому человеку в пандемию, запрём ли мы себя добровольно в цифровом концлагере, теряют ли знания и образование. Улицкая заявила, что крымчан нужно принудительно изгнать в Россию, после того как Украина вернёт полуостров. Людмила Улицкая — за Украину. Писательница Улицкая в разговоре с пранкерами оправдала теракты Киева в России.
Людмила Улицкая*
Так было принято, так положено. Вот именно так, как рассуждают Акунин — Быков — Улицкая. Если хочешь вписаться в систему, то будь добр принять правила игры. Это будет и социальным лифтом, и путём к успеху.
Ту же литературу назвали индустрией и так её обустроили, так стандартизировали. Улицкая — не частный человек, а система, особый конвейер корпорации по выверту и отмене. Они всей душой с Украиной, потому что та продвинулась существенно вперёд в общем деле их проекта.
И чем больше ада там, чем больше костров, смертей, факельных шествий, тем им милей, ведь это пламя, этот ужас воспринимают как очистительные. Чем качественнее всё будет выжжено вокруг, тем больше шансов установить на пустом месте нечто иное и никак не связанное с прежним. Та же Улицкая не только носитель совершенно определённых догм и обладатель специфической оптики, но она формировала здесь новый канон, утверждаясь, совершенно необоснованно, в ранге того самого классика.
У неё появлялись последователи и ученики, тут же средствами массированного пиара и продвижения входившие в моду. Они в том числе подвизались на ниве национальных вопросов с расчёсыванием реальных или мнимых травм и обид. Деколонизация и борьба с русскими колониализмом — это вообще сейчас магистральная тема, которая обладает эффектом ржавчины, разъедающей общество.
Дальше приходили расчёсыватели личных травм, мало отличимые друг от друга, страдающие в отечественной огромности, несуразности и атмосфере «насилия», которая давит на них могильной плитой и не даёт раскрыться. Это целая грибница, которая разрослась здесь в предельно комфортных условиях. Эта грибница стремилась к монопольной власти во всех сферах, и особенно духовных, где глушила всё живое, выдворяя любое инакомыслие на маргинальную периферию.
Все для того, чтобы кардинально изменить человека, чтобы он мать свою не узнал и родных не помнил. Ничего не помнил, а только насыщался той пылью, которую столбом производила Улицкая и те, кто ей под стать. Народ для разврата собрался.
Имя им легион… Что вы думаете по поводу покушения на Прилепина?
А тогда не такие свирепые люди были и не так воспитаны солдаты были. Поэтому поверю, легко могу эту картину себе представить». Улицкая уверена, что в России информацию «даже при большой информационной свободе» граждане получают не всю. Но из России она уезжать не желает, даже несмотря на домик в итальянской деревне. В конце интервью Улицкая вспомнила про Немцова, убитого «под стенами Кремля», и заявила, что Россия должна извиняться перед Украиной.
Интервью Улицкой до степени смешения похоже на откровения народной артистки России Лии Ахеджаковой, которая в последнее время стала ярой русофобкой.
Для того, чтобы совершаюсь какое-то движение, чтобы была эта «движуха», надо, чтобы была какая-то неудовлетворенностью жизнью. А сегодня слишком много нам выдано. Поэтому, чего хотеть? Той самой внутренней свободы? Ну она есть. Если хочешь ее иметь — пожалуйста, читай что хочешь, это твоя свобода.
Сама же поездка в Карабах просто перевернула мой взгляд на мир. Другие интервью Людмилы Улицкой — Судьба меня прежде близко к войне не ставила. А тут я вдруг увидела многокилометровые развалины домов, руины, торчащие из земли железяки, полусожженные машины, трактора и покрытые плодами гранатовые деревья — а убирать урожай некому. Нет людей. В одном месте торчит из разрушенного дома сохранившаяся печь, а в другом — чудом выжившая посреди руин мечеть. Мы долго ехали сквозь эту апокалиптическую картинку. А потом приехали «на позиции»: окоп, помост, смотровая щель. Мальчики-солдаты, с виду подростки, у меня внук такого возраста, — каждого могут ночью убить случайным выстрелом. И того, который через полкилометра отсюда, с другой стороны, вражеской, такого же восемнадцатилетнего, тоже могут убить. Им бы во дворе в «войнушку» играть, с деревянными ружьями, а они по правде убивают. Им разрешили. Это чувство словами не описать. Хочется каждого схватить и унести отсюда в нормальную жизнь, чтоб учился, книги читал, на гитаре бренчал, за девушками бегал. Но я помню «Лисистрату» Аристофана. А это, Катя, пятый век до нашей эры, между прочим: там тоже идет война — греков с персами. И эту войну женская забастовка останавливает. Это очень хорошая история. Ну или, во всяком случае — тема для размышлений. Знаешь, на самом деле война длится не тридцать лет и не сто пятьдесят, а с тех пор, как первый Каин убил первого Авеля, но сегодня на карте не клочок земли, который два враждующих брата не могут поделить, а элементарное выживание рода человеческого. Соображение не новое, но когда видишь разгроханную землю и живых мальчиков, которые могут сегодня-завтра убить или умереть, хочется кричать: «Вы с ума сошли, остановитесь! И немного поплакали. Свежий пример — «Марш матерей», во многом благодаря которому две девочки, сидевшие в СИЗО по делу «Нового величия», оказались дома. Мне кажется важным, что женщины, пришедшие на этот марш, объединились не из-за единства политических взглядов, а на том просто основании, что они — женщины, мамы. И вышли за своих детей. Таких, мне кажется, не остановить ничем. Это — новая для России сила. Как у Пастернака: «Что сравнится с женскою силою? Как она безумно смела! С 1904 года в России не было и трех лет, когда бы не убивали мужчин: начиная с русско-японской войны — война и репрессии, репрессии и война. За эти сто лет, из-за постоянной убыли лучших, сильных, храбрых, погибающих в войнах и конфликтах мужчин, вышло так, что женщины в России оказались гораздо более высокого качества и самих их — больше. Пока мужчины гибли в войнах и лагерях, на женские плечи падали все традиционные женские заботы плюс заботы по содержанию и защите семьи, которые обычно несут мужчины. В этом смысле западная феминистическая повестка у нас совершенно ожидаемо не была понята: она не состыковывалась с потребностями российских женщин. Западным феминисткам хотелось, чтобы женщины, так же, как и мужчины, работали, принимали участие в общественной, социальной и рабочей жизни. А наши женщины, замученные двойной нагрузкой, мечтали как раз иметь положение, против которого на Западе так протестовали. Впервые я столкнулась с этим, на грани комического, непониманием в 80-е, когда американские феминистки приехали в СССР и стали говорить о том, что их волнует, а наши их вообще не поняли. Те феминистки требовали разрешить аборты там они были запрещены , настаивая на свободе женщины заводить ребенка, когда она хочет, а русские девочки сидели и кивали: «Да-да, аборт — это ужасно, обезболивания никакого, просто по живому дерут». Вопросы и ответы были прямо перпендикулярны другу, а проблемы практически ни в чем не совпадали: одних беспокоило одно, других — другое. Но вообще я не сторонник феминистических идей, хотя и получила несколько лет назад премию имени Симоны де Бовуар. На награждении я оказалась в компании ярых феминисток, жутко агрессивных, — не самая приятная для меня компания. Женщины по всему миру объединяются и выступают против вещей, которые прежде считались в порядке вещей и даже воспринимались как, например, завоевания сексуальной революции. Прямо начиная с дела Вайнштейна, которое было своего рода спусковым крючком всей этой кампании. Знаешь, люди, которые в кино или театре немного побывали со стороны кулис, прекрасно знают, что режиссеры и продюсеры от баб отбиваются: молодые или немолодые актрисы в своем страстном желании получить роль обычно ни перед чем не останавливаются и готовы на все. И уж я не знаю, какая здесь пропорция между негодяями-мужчинами, которые жаждут воспользоваться девичьей слабостью и желанием построить карьеру, и женщинами, готовыми глотку перерезать себе, подружкам и конкуренткам, для того, чтобы получить роль и оказаться в удачном месте. Я все-таки немножко в театре постояла и кое-что знаю про него, мне вся эта история смехотворна. Речь про индустрию украшения женщины. Все настроено на то, чтобы женщина с каждым годом становилась все более привлекательной и сексапильной. Мода заточена на этот сексапильный облик как раз с 60-х годов прошлого века, о которых ты говоришь как о времени сексуальной революции. Знаешь, что было ее символом? Конечно, была. Кожаная, из кожаного дивана лично мною сооружённая: я содрала старую обшивку и сделала себе кожаную мини-юбку, первую у нас в округе. Но не в этом дело. Дело в том, что эти голенькие ножки, которые открывает мини-юбка до сих пор находятся в противофазе с теми, которые прикрывают шароварами или длинными платьями адепты другого культурного кода. Есть совершенно гениальный эпизод у Стриндберга: начало XX века, муж умирает от желания развестись, так как семейная жизнь не складывается. Но вот он спускается к завтраку, чтобы сообщить жене о скором разводе, они садятся и тут… она делает одно-единственное движение: слегка приподнимает юбку так, что становится видна часть ноги, крошечный кусочек — где-то внизу около ступни. Он смотрит на эту ножку и понимает, что развестись он не может. Я думаю, очень полезно смотреть, как изменилась за XX век вся эта гендерная история. Хотя глобально две важные стратегии по-прежнему живы и правят миром. Вторая — в русле маховика индустрии красоты. Она направлена на то, чтобы женщина выглядела все более и более сексуально привлекательной, зовущей — взять хотя бы то, сколько женщины тратят денег, сил и времени на косметику, одевание, белье; я тут видела бюстгальтеры за полторы тысячи евро, прямо обалдела. Согласно этой стратегии, максимально продемонстрировавшая себя женщина — косметика, отсутствие одежд — как будто говорит: вы на меня обратите внимание, а я уж сама выберу, кто мне из вас понравится. Эти две стратегии абсолютно противоречат друг другу. Но кажется, победила та, при которой женщина — выбирает. Ведь выбирает она, по сути, из тех, кто выбрал ее. Но все это прекрасно сочетается: с одной стороны феминистки суровы и жаждут равноправия, с другой — им хочется быть выбранными. Здесь масса дико смешных вещей, но вот тебе актуальная проблема культурной антропологии: как в этих новых обстоятельствах растить детей, девочек, например? Как их ориентировать? Покупать им белорозовые платьица или спортивные костюмы? Кроссовки или лакированные туфельки? Например, мою внучку Марьяну ее мама всегда наряжала очень по-девчачьи, но теперь она подросла и я вижу, как сама она выбирает моду, исключающую половую или сексуальную маркировку: джинсы, кроссовки. Да и мы все вокруг стали носить одинаковые куртки с капюшонами. Если и есть отличие — так в том, на какую сторону пуговицы застегиваются. Я так и одеваюсь. Мама моя приходила в ужас, когда я надевала свою кожаную мини-юбку, сверху — купленную в комиссионном магазине защитного цвета армейскую американскую рубашку, подпоясывалась и вставала на 15-сантиметровые шпильки. Я считала, что очень круто одета. Я шла по улице и на меня оборачивались, но мама хваталась за голову. А потом как-то все утихло. Я очень спокойно теперь одеваюсь, хотя и не надеваю на себя ничего случайного. И есть, разумеется, вещи, которые я не надену никогда. Я пару раз его надела, очень была собой довольна, а потом — повесила в шкаф и оно провисело до тех пор, пока я не отдала его какой-то более молодой или более озабоченной нарядами подружке. Меня лет 20 тому назад впервые в жизни пригласили на прием во французское посольство. И все мои подруги забегали: кто-то несет туфли, кто-то — брошку, колготки какие-то суперские. Мой муж смотрит на всю эту суету и говорит: «Люся, это они должны одеваться, те, для которых написан дресс-код. А мы — художники. Мы можем ходить в том, в чем нам хочется». Андрей, конечно, гений. Эта фраза меня раз и навсегда освободила от идеи, что я надену то, что мне не нравится вместо того, в чем мне удобно и комфортно. Маленькое черное платье? Да никогда в жизни! И меня это и не волнует, и не беспокоит. Идея всеобщего политкорректного равенства, которая во всей этой истории постоянно вылезает, мои скромные шансы совершенно уничтожила: русскоязычной женщине-писательнице Нобелевскую премию уже дали, это была Светлана Алексиевич.
«С другими уехавшими не общаюсь совершенно» — писательница Людмила Улицкая
Писательница Людмила Улицкая охотно дает интервью и высказывается по разным вопросам, но беседа с автором и ведущим передачи "Детский недетский вопрос" (полный вариант доступен на одноименном YouTube-канале), кажется, доставила ей особое удовольствие. Издательство АСТ приостановило выплаты по всем договорам писательнице Людмиле Улицкой после ее заявлений о переводе средств на Украину. Живущий, как и Улицкая, сейчас в Берлине Андрей Шашков поговорил с живым классиком о том, почему она уехала именно сюда, чего ей больше всего не хватает из прошлой, московской жизни и как она переживает новости последних месяцев. Писательница Людмила Улицкая рассказала о том, почему произведение «Чума» было опубликовано спустя 42 года после его создания, о ее новой книге и о своем отношении к прозе. Писательницу Улицкую начали «отменять» из-за её скандального интервью пранкерам Улицкую лишили звания и начали убирать её книги из магазинов за поддержку ВСУ A. Об этом сообщает ТАСС.
«Воевать и убивать»: Писательница Улицкая призналась в ненависти к России
Каждый человек живет в том времени, которое он себе выбирает. Я ощущаю, что я этого порога в ХХI век не перешагнула, я живу в прошлом, честно говоря, я и с ним еще не разобралась. И пока мы не разберемся с прошлым, трудно себе представить, как мы будем жить в «новом» времени. Вас нет на фейсбуке. Как Вы относитесь к феномену социальных сетей и их влиянию на современный мир?
Вот этом как раз и есть новая реальность, и я не спешу в ней присутствовать. Информационный поток мне кажется слишком напряженным, мощным, и меня он просто сносит. Я стараюсь скорее ограничить его, чем в него войти. Социальные сети — новая реальность жизни, новый механизм коммуникации.
Они, может быть, лучше всего описывают новую цивилизацию — нравится нам это или не нравится. В эссе «Своя комната» Вирджиния Вулф пишет: «У каждой женщины, если она собирается писать, должны быть средства и своя комната». А что, по Вашему мнению, нужно современной женщине, чтобы стать писательницей? У каждой женщины, даже если она не собирается писать, должна быть своя комната.
И средства для существования нужны каждой женщине и каждому мужчине, даже если они не собираются писать. Первое и необходимое условие для писательства — графомания, то есть любовь к процессу письма. Я встречала писателей, не обладающих никаким дарованием, кроме дара графомании. А вот среди людей, которые процесса письма не любят, писателей не бывает никогда.
А что надо, чтобы стать писателем — мужчине и женщине требуется, я думаю, одно и то же. Только не спрашивайте, что именно. Вы говорили о том, что иногда задаетесь вопросом, почему идея того или иного романа пришла в голову Вам, а не мужчине. Откуда возникли такие мысли?
Вы считаете, что мужчина смог бы лучше воплотить идею или ему легче было бы писать?
Придётся, по-видимому, каким-то народам тоже двинуться по этому пути, по пути переселения, поиска дома и новых корней каких-то, но что с этим поделаешь? В частности, речь шла о покушении на Захара Прилепина. Вован и Лексус под видом Ермака заявили писательнице: «У нас есть такое желание, есть уничтожать всех этих пропагандистов кремлёвских». Это вообще человек, который не стоит даже обсуждения, ну, просто не стоит обсуждения, это мусор. Она[Дарья Дугина] молодая женщина, могла бы жить. Но её установка и точка зрения, и поддержка ее отца, она, конечно, вызывает только недоумение и горечь. Они были идейными людьми, они служили своей идее, они за неё заплатили жизни. В каком-то смысле это жертвы идеи.
Значит, идеи мне не нравятся, но они последовательные люди — несут ответственность и за свою идею, и за свою жизнь». В магазинах продают их запечатанными в пакеты прозрачные, но пока что продают. Нет таких людей, которым война бы эта нравилась, в моем окружении нет точно! Улицкая заявила, что война должна помочь Украине отделиться от «московской Руси» «Я думаю, что эта война поможет Украине как государству, определиться, встать на ноги, найти свое место в европейском сообществе, и стать от России гораздо более независимой, чем это предполагала вся предшествующая история. И большая часть истории Украины все-таки связана с тем, что она была под властью то поляков, то литовцев, то еще каких-то других государств.
Все мои подруги и друзья принимают участие в волонтерском движении, и я тоже. А это значит, что те проблемы, которые не хочет брать на себя государство, берет на себя общество. Это очень хороший сигнал. Поэтому я лично концентрирую свое внимание на этой стороне жизни, а не на том, какие бредовые законы пишет наша Госдума. Разве нет? Их практически не было. Я два или три года работала на государство, еще не будучи писателем. И до сегодняшнего дня я не получала от государства никаких наград, ни копейки денег, никаких, так сказать, пряников и конфет. И если бы оно захотело что-то дать, я бы вряд ли это приняла. Боюсь быть в долгу. Когда тебе что-то дают, то от тебя чего-то и ожидают. В такой ситуации находятся мои друзья, которые работают в театрах, в кино, зависят от государственного финансирования. У них коллективы, у них постановки, у них государственные деньги. Мне никакого финансирования не нужно, но при этом я не могу осуждать людей, которые молчат или крепко молчат. Но я им не завидую. В России все сценарии пишутся задним числом. Предсказать невозможно, все закрыто. Информацию даже при большой информационной свободе мы получаем не всю. Честно говоря, я не очень интересуюсь тем, что там на верхах происходит. Знаете, это уже было в 1905 году в России. А тогда не такие свирепые люди были и не так воспитаны солдаты были. Поэтому поверю, легко могу эту картину себе представить. И не только ведь у нас могут стрелять. Есть масса примеров из Латинской Америки, просто у нас логика жизни сделалась логикой жизни третьего мира, что очень печально. Но тут ничего не поделаешь. В Африке тоже стреляют. У меня в Италии есть место, где жить. Это домик в деревне, я там уже 10 лет провожу какое-то время.
В блогосфере над ним посмеиваются. Особенно достаётся серии из 20 написанных им полотен с изображением... Табуретки Красулина. Также у него есть скромная двушка в Пушкино до 8 млн рублей. Входил, например, в совет директоров АО "Международный центр" строительное предприятие бизнесмена Руслана Байсарова, имеющего сына от Кристины Орбакайте. У него есть гражданство США. Каких взглядов придерживается — неизвестно, но, когда развернулась специальная военная операция, эмигрировал в Израиль. У братьев остаётся приличная недвижимость в Москве: четырёхкомнатная квартира в сталинке на Ленинградском проспекте около 50 млн рублей и хоромы в объекте культурного наследия в отреставрированном доходном доме Блиновых в Старосадском переулке около 60 млн. Старший брат в своё время купил почти полгектара земли в подмосковной деревне Рахново это престижное Новорижское направление, территория заповедника "Завидово". Сейчас там посёлок с коттеджами из бруса в скандинавском стиле оценивают до 45 млн рублей.
Улицкая, Сорокин и Ерофеев заявили, что не имеют отношения к финансированию ВСУ
Издательство АСТ объявило о приостановке авторских выплат писательнице Людмиле Улицкой, которая призналась, что отправляет гонорары ВСУ, подробнее на ФедералПресс. Людмила Улицкая — все последние новости на сегодня, фото и видео на Рамблер/новости. Позже в своих интервью Людмила Улицкая будет называть развод сильным поступком, который определил ее жизнь. Писатель Людмила Улицкая дала большое интервью в программе «Гордон» на украинском телеканале 112. бизнес последние новости, сплетни шоу бизнеса, российские звезды, новости шоубизнеса.
Людмила Улицкая
Единственным мотивом добровольно участвовать в спецоперации могло стать отсутствие работы, заявила писательница Людмила Улицкая. Вечерняя Москва. Людмила Улицкая — живой классик отечественной литературы и одна из лучших писательниц наших дней.