Читать онлайн книгу «Алые паруса» автора Александра Грина полностью, на сайте или через приложение Литрес: Читай и Слушай. Ассоль (Assol). Ассоль мечтала о принце, который приедет за ней на корабле с алыми парусами, и ждала его. Мечты юной Ассоль для петербуржцев воплотил Акционерный Банк "РОССИЯ", который в 2005 году выступил с инициативой воссоздать идею бала выпускников "Алые паруса".
«В каждой девочке живёт Ассоль»: в Самарском драмтеатре «Алые паруса» сыграли в 200-й раз
Сейчас девушке двадцать пять лет, и вот как развивается ее карьера. Юное дарование Ассоль - это творческий псевдоним певицы. В действительности ее зовут Екатерина Гуменюк, она является дочкой одного из самых богатых и влиятельных олигархов Украины - Игоря Николаевича Гуменюка. Его состояние оценивается в полмиллиарда долларов, поэтому он входит в топ-100 списка "Форбс". В собственности Гуменюка - торгово-развлекательные комплексы, гостиницы и множество объектов элитной недвижимости.
Но потом отношение актёров к нам, то тепло, с которым нас встретили, помогали советом, поддерживали сняло все страхи. Мы сегодня чувствуем атмосферу театра, практически тут живём, и теперь для нас она уже близка, — признались девушки. Обе актрисы действительно органично вписались в общую картину. Офелия в детстве наивна и лирична. При этом в ней есть отвага.
Иллюзии рухнули в день её двенадцатилетия. Именно тогда Ассоль впервые сталкивается с жестокостью окружающей её действительности. И тогда же получает подарок от отца — кораблик с алыми парусами, сделанными из косынки её умершей матери. Именно Эгль придумал для девочки историю про принца и парусник под алыми парусами. Может быть напрасно? Этот вопрос зрителю зададут ещё не раз. Она всё ещё верит в мечту, но даже в её сердце порой закрадываются сомнения. Ощущение внутренней пустоты, рухнувших надежд подчеркивают декорации. Сцена усыпана металлическими конструкциями — словно останками выброшенных морем кораблей.
Жители Каперны существуют в вечном полумраке, ведь море лишь отнимает, утверждают они. Поэтому сначала Мэри, потом Ассоль в её пышном белом платье, с верой в возможное чудо кажутся здесь чужими, лишними. Они раздражают, тревожат закостеневшую душу. Это бесконечный поиск чего-то необычного, нового, того, чего нет в моих предыдущих ролях. Это, пожалуй, первый насколько драматический спектакль в репертуаре театра. Меннерс — переломный момент в моей актёрской карьере. И он совсем не похож на меня. Я работал на тотальном сопротивлении. Поэтому так важно было понять и принять этого человека.
Ведь он не злодей. Это человек, который борется за свою мечту. Получилось ли у меня его принять и понять — судить зрителю, — рассказал о работе над ролью Даниил Степанов.
Когда советская цензура объявила, что романтик Грин «не сливается с эпохой», им пришлось голодать, продать дом в Феодосии и переехать в более дешевый Старый Крым. В Великую Отечественную войну Нина Николаевна осталась в Крыму во время немецкой оккупации, она не могла оставить свою душевнобольную мать. Ей пришлось пойти работать в немецкую типографию, где она стала корректором.
За это она получала еду для себя и матери. В 1944 году гитлеровцы угнали Нину Грин в Германию.
После этого Катя сделала небольшую паузу в своей песенной карьере и отправилась на обучение в Англию. Обложка альбома «О тебе» 2008 год Родители посчитали, что дочери необходимо в совершенстве овладеть английским языком и на год определили ее в общеобразовательную британскую школу. Из иностранцев в классе присутствовали лишь несколько китайцев, поэтому девочке поначалу пришлось довольно сложно, особенно с точными предметами. Параллельно девочка обучалась академическому оперному вокалу и пела в школьном хоре.
Через год Катя вернулась в Украину и продолжила свою творческую деятельность. На этот раз ее продюсером стал известный певец и композитор Дима Климашенко, который разработал новый стиль для повзрослевшей Ассоль. Он организовал для Кати масштабную фотосессию, где она предстала перед публикой в совершенно неожиданном образе. Маленькая принцесса с белокурыми локонами превратилась в яркую дерзкую соблазнительницу, затянутую в кожу и винил. Ассоль - Я не предам В новом образе Катя появилась на официальной презентации песни «Я не предам», на которую был снят клип с участием самого Дмитрия Климашенко. Зрители оценили перевоплощение маленькой девочки в роковую красавицу, и фан-клуб певицы стал стремительно пополняться новыми поклонниками.
Екатерина Гуменюк Образование В 2012 году Катя окончила в Донецке среднюю школу и снова отправилась в Англию, на этот раз получать высшее образование. Сначала она училась на юридическом факультете лондонского Coventry University, где осваивала азы гражданского правоведения. Повзрослевшая Ассоль В 2016 девушка получила диплом юриста с отличием и через год поступила в магистратуру по специальности «Гостиничный и туристический менеджмент».
«Алым парусам» - 100 лет: в музее Грина открылась выставка, посвящённая повести об Ассоль
Она просила денег на лечение у трактирщика, но тот потребовал взамен её любовь, женщина отказала и умерла, оставив сиротой восьмимесячную дочь, Ассоль. Моряк воспитывал дочь один, зарабатывая тем, что делал игрушечные корабли и продавал их. Реклама Жители деревни, в которой жил моряк, не любили его и его дочь за то, что он не спас утопающего трактирщика. Они не знали, что таким образом моряк отомстил трактирщику за смерть своей жены. Подросшая девочка относила сделанные отцом игрушки в соседний город. Как-то она встретила собирателя сказок и легенд, который предсказал, что когда она вырастет, за ней на яхте с алыми парусами приедет красивый принц и увезёт в своё царство. Моряк поддержал мечты дочери, а местные жители смеялись над ней. Далеко от деревни, в богатой и надменной семье рос добрый и отзывчивый мальчик, Грэй, который мечтал стать моряком. Он поступил юнгой на корабль и, преодолевая трудности, добился своего. После многих лет плавания, юноша навестил родной дом.
Его отец уже умер. Мать дала крупную сумму, и юноша купил собственный корабль. Спустя некоторое время юноша прибыл в город, куда дочь моряка относила на продажу игрушки, и увидел в лесу спящую девушку. Юноша надел ей на палец кольцо. Он узнал, что над девушкой смеются, так как она ждёт принца на корабле с алыми парусами. Жители деревни увидели, как с белого корабля с алыми парусами спустили шлюпку, в неё сел прекрасный юноша, подплыл к берегу и увёз девушку. Вскоре к влюблённым присоединился и старый моряк. Подробный пересказ по главам После очередного долгого плавания моряк Лонгрен вернулся домой в небольшую деревушку Каперну. За время отсутствия у Лонгрена родилась дочь Ассоль, а жена умерла.
Соседка рассказала, что оставленные Лонгреном деньги его жена потратила на лечение после трудных родов. Она пыталась взять в долг у состоятельного трактирщика, Меннерса, но тот потребовал за это её любовь. Отчаявшаяся женщина решила заложить обручальное кольцо, но по дороге, попав под сильный ливень, простудилась и вскоре умерла от воспаления лёгких. Реклама Лонгрен сам воспитывал дочь, зарабатывая тем, что делал игрушечные корабли и продавал их. Жили отец с дочерью замкнуто, в стороне от всех. Однажды лодка с Меннерсом попала в шторм.
Эмоции здесь невероятные. Впечатления на всю жизнь. Эти ребята заслужили такой грандиозный выпускной. Моя мечта сбылась, я всегда хотел попасть на такое торжественное мероприятие. Никогда на таких не был. Яхта "Ассоль" проходит перед выпускниками. Алые паруса под софитами кажутся еще ярче, их, кстати, специально сшили на заказ в Петербурге. Все очень красиво. У меня даже нет слов, чтобы это все описать", — отметила выпускница. Сотни человек работали над тем, чтобы все прошло безупречно. Привезли и установили около 50 тонн оборудования: пиротехника камеры, свет, колонки. Очень много света, дыма. На мой взгляд, все удалось. Видеть радостные лица детей Мариуполя, свободного Мариуполя — это очень дорогого стоит", — заметил главный режиссер проекта Сергей Айрапетов. Монтировали несколько дней. Были небольшие проблемы со связью, но и с этим группа справилась.
Ассоль поведала о встрече с Эглем Лонгрену. Их разговор подслушал нищий, который разнес слух по деревне. Так Ассоль прослыла полоумной, а местные дети начали ее дразнить. Далее «Алые паруса», читать которые любят девушки уже несколько десятков лет, повествуют о герое, который сыграет важную роль в сюжете, — Артуре Грэе. Он наследник богатого рода, выросший в родовом замке и не знавший бед. У него была добрая душа и мечта отыскать свое предназначение в жизни за пределами фамильного поместья. Артур получает собственное пророчество. Однажды Польдишок — хранитель винного погреба замка Грэев — рассказывает ему о двух бочках из черного дерева со старинным вином. Надпись на них гласит, что вино выпьет тот Грэй, который окажется в раю. Так у Артура появляется цель — стать тем Грэем, для которого вино предназначено. Далее в повести происходит поворотное событие — Артур видит картину известного мариниста и понимает, в чем его предназначение. Он покидает замок и поступает на службу на судно «Ансельм», которым управлял капитан Гоп. Он оценил старания молодого матроса и решил, что сделает из Артура настоящего капитана, обучив премудростям морского ремесла. Уже в 20-летнем возрасте Артур приобрел галиот «Секрет». Он четыре года ходил по морю, пока судьба не привела его к берегам Лисса — населенного пункта, который располагался недалеко от деревни Каперна. Фото: ast. Артур и матрос Летика отправились на рыбалку. Они расположились под обрывом за Каперной. Пока Артур на берегу следил за костром, Летика в море ловил рыбу. Поутру Артур пошел прогуляться и увидел спящую девушку. Это была Ассоль. Она поразила его воображение. Артур надел ей на мизинец свое старинное кольцо.
И конечно же, одна из самых знаменитых картинок, связанных с Ассолью, - это алые паруса. Символ свободы, мечты и приключений, алые паруса стали символом для многих поколений читателей. На этой картинке мы видим Ассоль, стоящую на берегу, смотрящую вдаль, куда уплывает ее мечта - корабль с алыми парусами.
Самая юная "Ассоль" рассказала о своей роли в "Алых парусах"
Ассоль ждала корабль с алыми парусами – поэтому Грэй создает его. Одна из исполнительниц роли Ассоль, 6-летняя Алиса Волкова, рассказала о подготовке к "Алым парусам" и о том, как ей нравится выступать. Если Ассоль остается плавать с ним, в команде, которую он тщательно подбирал и которая стала ему новой семьей, назреет кризис: женщина на корабле меняет всю структуру командной «семьи». На сцене Приморской краевой филармонии отыграли мюзикл «Ассоль. Ассоль ждала корабль с алыми парусами – поэтому Грэй создает его. Прощаясь, я все-таки не удерживаюсь и спрашиваю: Послушайте, «Ассоль» — вроде бы не украинское имя.
Алые паруса
Ну кто из нас не был в ситуации, когда кажется, как пел Цой, что «весь мир идёт на меня войной»? Ещё мы пели под гитару легендарную «Бригантину» Павла Когана, а позже слушали рок-оперу «Алые паруса». Казалось, что книга Грина всегда была рядом — как источник сил и вдохновения. Лишь сейчас, уже во взрослом возрасте, перечитав «Алые паруса», начинаешь понимать, что эта книга вовсе не о том, как бедная девушка, которую травили земляки, дождалась своего принца на белом бриге. Ещё одно удивительное открытие: Грин писал так, как будто бы никакой революции да и самой Советской России не существовало вообще. Хотя он сам был профессиональным революционером, а его биографии хватило бы на пару авантюрных романов.
Уроженец Вятки Александр Гриневский с юности примкнул к эсерам. И по партийной линии кем только не побывал — рабочим и матросом, золотоискателем, лесорубом, шахтёром, по политической статье отсидел два года в Севастопольской тюрьме. Затем была ссылка в Тобольскую губернию, откуда он бежал по поддельным документам.
К полудню «Секрет» был виден жителям деревни. Ассоль была потрясена, увидев корабль мечты, на палубе которого играла музыка. Она побежала в сторону моря. На берег вышли и любопытные обитатели Каперны. При появлении Ассоль они расступились.
Грэй на шлюпке добрался до берега, забрал девушку на глазах изумленных жителей. Пророчество Эгля сбылось. Заканчивается повесть-феерия «Алые паруса», читать кратко которую не менее интересно, чем в полной версии, сценой на судне. Грэй велел открыть бочку старинного вина. Пророчество, написанное на ней, сбылось. Он чувствовал себя, как в раю. Корабль уносил захмелевший экипаж и счастливую пару далеко от Каперны. Лишь музыкант Циммер бодрствовал.
Он играл на виолончели и размышлял о счастье. Кадр из фильма «Алые паруса»: UGC Читайте также: «Герой нашего времени»: краткое содержание и анализ «Алые паруса»: анализ произведения «Алые паруса», краткое содержание которых знают даже те, кто не читал повесть, является знаковым произведением в литературе ХХ века. Повесть написана в жанре феерия, для которого характерно использование волшебных элементов для раскрытия сюжетных ходов. Понять смысл повести «Алые паруса» поможет анализ, раскрывающий художественные достоинства пьесы: «Алые паруса»: замысел и история создания «Алые паруса» — книга, замысел которой Александр Грин вынашивал почти пять лет. В черновиках он писал, что идея написать повесть у него появилась в 1916 году, когда он гулял по Петрограду. На витрине одного магазина он увидел игрушку — маленький кораблик. Грину пришла в голову идея, что неплохо будет заменить белые паруса на алые. Интересно, что изначально, по замыслу Грина, действие происходило в революционном Петрограде.
Но со временем он перенес его в вымышленную страну, которую назвал в свою честь Гринландией. Само название писатель не использовал — его авторство принадлежит критику Корнелию Зелинскому.
Сам он тоже не посещал никого; таким образом меж ним и земляками легло холодное отчуждение, и будь работа Лонгрена — игрушки — менее независима от дел деревни, ему пришлось бы ощутительнее испытать на себе последствия таких отношений.
Товары и съестные припасы он закупал в городе — Меннерс не мог бы похвастаться даже коробкой спичек, купленной у него Лонгреном. Он делал также сам всю домашнюю работу и терпеливо проходил несвойственное мужчине сложное искусство ращения девочки. Ассоль было уже пять лет, и отец начинал все мягче и мягче улыбаться, посматривая на ее нервное, доброе личико, когда, сидя у него на коленях, она трудилась над тайной застегнутого жилета или забавно напевала матросские песни — дикие ревостишия.
В передаче детским голосом и не везде с буквой «р» эти песенки производили впечатление танцующего медведя, украшенного голубой ленточкой. В это время произошло событие, тень которого, павшая на отца, укрыла и дочь. Была весна, ранняя и суровая, как зима, но в другом роде.
Недели на три припал к холодной земле резкий береговой норд. Рыбачьи лодки, повытащенные на берег, образовали на белом песке длинный ряд темных килей, напоминающих хребты громадных рыб. Никто не отваживался заняться промыслом в такую погоду.
На единственной улице деревушки редко можно было увидеть человека, покинувшего дом; холодный вихрь, несшийся с береговых холмов в пустоту горизонта, делал «открытый воздух» суровой пыткой. Все трубы Каперны дымились с утра до вечера, трепля дым по крутым крышам. Но эти дни норда выманивали Лонгрена из его маленького теплого дома чаще, чем солнце, забрасывающее в ясную погоду море и Каперну покрывалами воздушного золота.
Лонгрен выходил на мостик, настланный по длинным рядам свай, где, на самом конце этого досчатого мола, подолгу курил раздуваемую ветром трубку, смотря, как обнаженное у берегов дно дымилось седой пеной, еле поспевающей за валами, грохочущий бег которых к черному, штормовому горизонту наполнял пространство стадами фантастических гривастых существ, несущихся в разнузданном свирепом отчаянии к далекому утешению. Стоны и шумы, завывающая пальба огромных взлетов воды и, казалось, видимая струя ветра, полосующего окрестность, — так силен был его ровный пробег, — давали измученной душе Лонгрена ту притупленность, оглушенность, которая, низводя горе к смутной печали, равна действием глубокому сну. В один из таких дней, двенадцатилетний сын Меннерса, Хин, заметив, что отцовская лодка бьется под мостками о сваи, ломая борта, пошел и сказал об этом отцу.
Шторм начался недавно; Меннерс забыл вывести лодку на песок. Он немедленно отправился к воде, где увидел на конце мола, спиной к нему стоявшего, куря, Лонгрена. На берегу, кроме их двух, никого более не было.
Меннерс прошел по мосткам до середины, спустился в бешено-плещущую воду и отвязал шкот; стоя в лодке, он стал пробираться к берегу, хватаясь руками за сваи. Весла он не взял, и в тот момент, когда, пошатнувшись, упустил схватиться за очередную сваю, сильный удар ветра швырнул нос лодки от мостков в сторону океана. Теперь даже всей длиной тела Меннерс не мог бы достичь самой ближайшей сваи.
Ветер и волны, раскачивая, несли лодку в гибельный простор. Сознав положение, Меннерс хотел броситься в воду, чтобы плыть к берегу, но решение его запоздало, так как лодка вертелась уже недалеко от конца мола, где значительная глубина воды и ярость валов обещали верную смерть. Меж Лонгреном и Меннерсом, увлекаемым в штормовую даль, было не больше десяти сажен еще спасительного расстояния, так как на мостках под рукой у Лонгрена висел сверток каната с вплетенным в один его конец грузом.
Канат этот висел на случай причала в бурную погоду и бросался с мостков. Видишь, меня уносит; брось причал! Лонгрен молчал, спокойно смотря на метавшегося в лодке Меннерса, только его трубка задымила сильнее, и он, помедлив, вынул ее из рта, чтобы лучше видеть происходящее.
Но Лонгрен не сказал ему ни одного слова; казалось, он не слышал отчаянного вопля. Пока не отнесло лодку так далеко, что еле долетали слова-крики Меннерса, он не переступил даже с ноги на ногу. Меннерс рыдал от ужаса, заклинал матроса бежать к рыбакам, позвать помощь, обещал деньги, угрожал и сыпал проклятиями, но Лонгрен только подошел ближе к самому краю мола, чтобы не сразу потерять из вида метания и скачки лодки.
Думай об этом, пока еще жив, Меннерс, и не забудь! Тогда крики умолкли, и Лонгрен пошел домой. Ассоль, проснувшись, увидела, что отец сидит пред угасающей лампой в глубокой задумчивости.
Услышав голос девочки, звавшей его, он подошел к ней, крепко поцеловал и прикрыл сбившимся одеялом. На другой день только и разговоров было у жителей Каперны, что о пропавшем Меннерсе, а на шестой день привезли его самого, умирающего и злобного. Его рассказ быстро облетел окрестные деревушки.
До вечера носило Меннерса; разбитый сотрясениями о борта и дно лодки, за время страшной борьбы с свирепостью волн, грозивших, не уставая, выбросить в море обезумевшего лавочника, он был подобран пароходом «Лукреция», шедшим в Кассет. Простуда и потрясение ужаса прикончили дни Меннерса. Он прожил немного менее сорока восьми часов, призывая на Лонгрена все бедствия, возможные на земле и в воображении.
Рассказ Меннерса, как матрос следил за его гибелью, отказав в помощи, красноречивый тем более, что умирающий дышал с трудом и стонал, поразил жителей Каперны. Не говоря уже о том, что редкий из них способен был помнить оскорбление и более тяжкое, чем перенесенное Лонгреном, и горевать так сильно, как горевал он до конца жизни о Мери, — им было отвратительно, непонятно, поражало их, что Лонгрен молчал. Молча, до своих последних слов, посланных вдогонку Меннерсу, Лонгрен стоял; стоял неподвижно, строго и тихо, как судья, выказав глубокое презрение к Меннерсу — большее, чем ненависть, было в его молчании, и это все чувствовали.
Если бы он кричал, выражая жестами или суетливостью злорадства, или еще чем иным свое торжество при виде отчаяния Меннерса, рыбаки поняли бы его, но он поступил иначе, чем поступали они, — поступил внушительно, непонятно и этим поставил себя выше других, словом, сделал то, чего не прощают. Никто более не кланялся ему, не протягивал руки, не бросал узнающего, здоровающегося взгляда. Совершенно навсегда остался он в стороне от деревенских дел; мальчишки, завидев его, кричали вдогонку: «Лонгрен утопил Меннерса!
Так же, казалось, он не замечал и того, что в трактире или на берегу, среди лодок, рыбаки умолкали в его присутствии, отходя в сторону, как от зачумленного. Случай с Меннерсом закрепил ранее неполное отчуждение. Став полным, оно вызвало прочную взаимную ненависть, тень которой пала и на Ассоль.
Девочка росла без подруг. Два — три десятка детей ее возраста, живших в Каперне, пропитанной, как губка водой, грубым семейным началом, основой которого служил непоколебимый авторитет матери и отца, переимчивые, как все дети в мире, вычеркнули раз-навсегда маленькую Ассоль из сферы своего покровительства и внимания. Совершилось это, разумеется, постепенно, путем внушения и окриков взрослых приобрело характер страшного запрета, а затем, усиленное пересудами и кривотолками, разрослось в детских умах страхом к дому матроса.
К тому же замкнутый образ жизни Лонгрена освободил теперь истерический язык сплетни; про матроса говаривали, что он где-то кого-то убил, оттого, мол, его больше не берут служить на суда, а сам он мрачен и нелюдим, потому что «терзается угрызениями преступной совести». Играя, дети гнали Ассоль, если она приближалась к ним, швыряли грязью и дразнили тем, что будто отец ее ел человеческое мясо, а теперь делает фальшивые деньги. Одна за другой, наивные ее попытки к сближению оканчивались горьким плачем, синяками, царапинами и другими проявлениями общественного мнения; она перестала, наконец, оскорбляться, но все еще иногда спрашивала отца: — «Скажи, почему нас не любят?
Надо уметь любить, а этого-то они не могут». Любимым развлечением Ассоль было по вечерам или в праздник, когда отец, отставив банки с клейстером, инструменты и неоконченную работу, садился, сняв передник, отдохнуть, с трубкой в зубах, — забраться к нему на колени и, вертясь в бережном кольце отцовской руки, трогать различные части игрушек, расспрашивая об их назначении. Так начиналась своеобразная фантастическая лекция о жизни и людях — лекция, в которой, благодаря прежнему образу жизни Лонгрена, случайностям, случаю вообще, — диковинным, поразительным и необыкновенным событиям отводилось главное место.
Лонгрен, называя девочке имена снастей, парусов, предметов морского обихода, постепенно увлекался, переходя от объяснений к различным эпизодам, в которых играли роль то брашпиль, то рулевое колесо, то мачта или какой-нибудь тип лодки и т. Тут появлялась и тигровая кошка, вестница кораблекрушения, и говорящая летучая рыба, не послушаться приказаний которой значило сбиться с курса, и Летучий Голландец с неистовым своим экипажем; приметы, привидения, русалки, пираты — словом, все басни, коротающие досуг моряка в штиле или излюбленном кабаке.
Мать, знатная дама, потакала сыну. Он мог делать все, что хотел. Отец уступил желаниям жены. Когда юноше исполнилось 15 лет, Артур сбежал из дома на шхуне «Ансельм». Он стремился стать «дьявольским» моряком.
Капитан «Ансельма» надеялся на быстрое завершение путешествия мальчика из богатой семьи, но Грэй шел к своей цели. Капитан решил сделать из юноши настоящего моряка. Уроков было много, но все они только закаляли Грэя. В 20 лет он навестил родительский замок уже совсем другим человеком, но душа осталась прежней. Из дома он вернулся с деньгами, объявил, что будет плавать отдельно. Его корабль — галиот «Секрет». Через 4 года судьба привела юношу в Лисе, но домой к матери он возвращался уже чаще.
Глава 3. Рассвет Корабль «Секрет» встал на рейд. Капитана одолела тоска, причину которой он не понимал. Юноше казалось, что кто-то зовет его, но он не понимал куда. Никакие занятия не отвлекали от тоски, он позвал Летики и отправился на шлюпке в море, затем на берег. Моряк увлекся рыбалкой, а капитан полежал у костра, поразмышлял о жизни, затем задремал. Очнувшись от дремы, он вышел из чащи и отправился на холм.
На открытой поляне он увидел спящую Ассоль. Опасная находка была настолько красива, что Грэй стал тихо рассматривать ее. Для Грэя это была картина без объяснений. Юноша снял с руки старинное кольцо и надел его на палец девушки. К капитану подошел Летика. Он хвастался уловом. Капитан увел матроса подальше от находки, чтобы не нарушить сон красавицы.
Они отправились не к шлюпке, а е ближайшим домам. Это был дом Меннерса. Грэй расспросил хозяина о девушке, тот ответил, что она полоумная. Юноша спокойно среагировал на этот факт, спросил, почему торговец так считает. Тот рассказал историю девушки, но она звучала как сплетня, грубая и плоская. В это время Грэй поднял глаза и увидел проходящую мимо таверны Ассоль. Меннерс хотел еще наговорить грязи на Лонгрена, но его прервал корзинщик — угольщик.
Он, не боясь торговца, сказал, что тот все врет. Ассоль, по его словам, разговаривает только с добрыми людьми, в число которых не входит Хин Меннерс. Торговец обиделся, Грэй оставил Летику слушать и смотреть. Капитан, окрыленный любовью, отправился к гавани. Глава 4. Накануне Прошло 7 лет с того времени, как Эгль рассказал сказку о будущем Ассоль. Девушка как обычно несла игрушки в лавку.
Торговец показал счетную книгу, где увеличивался долг. Он отказался от поделок, объяснив, что в моду вошел заграничный товар. Самоделки никого не интересуют. Ассоль пришла домой и рассказала все отцу. Он слушал сердито, как будто представлял, что происходило в игрушечной лавке. Лонгрен не хотел оставлять дочь надолго, но понимал, что им не прожить по-другому. Дочь успокаивала отца, говоря, что любит его, и они сидели рядом вместе на одном табурете.
Ассоль рассматривала остатки продуктов и понимала, что их не хватит до конца недели. Она села шить юбку из старой ткани и заглянула в зеркало. Ассоль соединяла в себе двух девушек: одна мастерила игрушки, любимая дочь отца, другая верила в чудеса и сказки.
Церковь Ассоль или Алые паруса
Её просто выбрали на роль Ассоль в «Алые паруса», она ещё училась в 10-м классе.[9]. Анастасия Вертинская Кадр из фильма "Алые паруса", 1961 г. Ария Ассоль. Мюзикл Алые Паруса. Дарья Воробьева. Ассоль ждала свой алый парус. Ассоль ждала свой алый парус, а Грей ходил под голубым?
"Алые паруса": Ассоль ждала Грея в Коктебеле
Выпущенный в 2009 году режиссером Раймондасом Банионисом, спектакль «Алые паруса» до сих пор собирает полные залы. Она по-прежнему волнует сердца и души зрителей, наполняя энергией жизни и романтикой любви. Эта музыкальная феерия возвращает нас к юности, мечтам и первой любви, заставляя верить в то, что чудеса всё-таки случаются. Фото: Самарский академический театр драмы им. Горького, ВКонтакте - В первую очередь для меня ценно то, что на берегах этого моря я выросла, там, где Александр Грин писал свои «Алые паруса», я вдыхала этот воздух и это море, которое он видел, — говорит исполнительница роли взрослой Ассоль актриса Ольга Жукова.
В каждой бочке сто литров вещества, взрывающего душу и превращающего тело в неподвижное тесто. Его цвет темнее вишни, и оно не потечет из бутылки. Оно густо, как хорошие сливки.
Оно заключено в бочки черного дерева, крепкого, как железо. На них двойные обручи красной меди. На обручах латинская надпись: «Меня выпьет Грэй, когда будет в раю». Эта надпись толковалась так пространно и разноречиво, что твой прадедушка, высокородный Симеон Грэй, построил дачу, назвал ее «Рай», и думал таким образом согласить загадочное изречение с действительностью путем невинного остроумия. Но что ты думаешь? Он умер, как только начали сбивать обручи, от разрыва сердца, — так волновался лакомый старичок. С тех пор бочку эту не трогают.
Возникло убеждение, что драгоценное вино принесет несчастье. В самом деле, такой загадки не задавал египетский сфинкс. Правда, он спросил одного мудреца: — «Съем ли я тебя, как съедаю всех? Скажи правду, останешься жив», но и то, по зрелом размышлении… — Кажется, опять каплет из крана, — перебивал сам себя Польдишок, косвенными шагами устремляясь в угол, где, укрепив кран, возвращался с открытым, светлым лицом. Хорошо рассудив, а главное, не торопясь, мудрец мог бы сказать сфинксу: «Пойдем, братец, выпьем, и ты забудешь об этих глупостях». Выпьет, когда умрет, что ли? Следовательно, он святой, следовательно, он не пьет ни вина, ни простой водки.
Допустим, что «рай» означает счастье. Но раз так поставлен вопрос, всякое счастье утратит половину своих блестящих перышек, когда счастливец искренно спросит себя: рай ли оно? Вот то-то и штука. Чтобы с легким сердцем напиться из такой бочки и смеяться, мой мальчик, хорошо смеяться, нужно одной ногой стоять на земле, другой — на небе. Есть еще третье предположение: что когда-нибудь Грэй допьется до блаженно-райского состояния и дерзко опустошит бочечку. Но это, мальчик, было бы не исполнение предсказания, а трактирный дебош. Убедившись еще раз в исправном состоянии крана большой бочки, Польдишок сосредоточенно и мрачно заканчивал: — Эти бочки привез в 1793 году твой предок, Джон Грэй, из Лиссабона, на корабле «Бигль»; за вино было уплачено две тысячи золотых пиастров.
Надпись на бочках сделана оружейным мастером Вениамином Эльяном из Пондишери. Бочки погружены в грунт на шесть футов и засыпаны золой из виноградных стеблей. Этого вина никто не пил, не пробовал и не будет пробовать. Вот рай!.. Он у меня, видишь? Нежная, но твердых очертаний ладонь озарилась солнцем, и мальчик сжал пальцы в кулак. То тут, то опять нет… Говоря это, он то раскрывал, то сжимал руку и наконец, довольный своей шуткой, выбежал, опередив Польдишока, по мрачной лестнице в коридор нижнего этажа.
Посещение кухни было строго воспрещено Грэю, но, раз открыв уже этот удивительный, полыхающий огнем очагов мир пара, копоти, шипения, клокотания кипящих жидкостей, стука ножей и вкусных запахов, мальчик усердно навещал огромное помещение. В суровом молчании, как жрецы, двигались повара; их белые колпаки на фоне почерневших стен придавали работе характер торжественного служения; веселые, толстые судомойки у бочек с водой мыли посуду, звеня фарфором и серебром; мальчики, сгибаясь под тяжестью, вносили корзины, полные рыб, устриц, раков и фруктов. Там на длинном столе лежали радужные фазаны, серые утки, пестрые куры: там свиная туша с коротеньким хвостом и младенчески закрытыми глазами; там — репа, капуста, орехи, синий изюм, загорелые персики. На кухне Грэй немного робел: ему казалось, что здесь всем двигают темные силы, власть которых есть главная пружина жизни замка; окрики звучали как команда и заклинание; движения работающих, благодаря долгому навыку, приобрели ту отчетливую, скупую точность, какая кажется вдохновением. Грэй не был еще так высок, чтобы взглянуть в самую большую кастрюлю, бурлившую подобно Везувию, но чувствовал к ней особенное почтение; он с трепетом смотрел, как ее ворочают две служанки; на плиту выплескивалась тогда дымная пена, и пар, поднимаясь с зашумевшей плиты, волнами наполнял кухню. Раз жидкости выплеснулось так много, что она обварила руку одной девушке. Кожа мгновенно покраснела, даже ногти стали красными от прилива крови, и Бетси так звали служанку , плача, натирала маслом пострадавшие места.
Слезы неудержимо катились по ее круглому перепутанному лицу. Грэй замер. В то время, как другие женщины хлопотали около Бетси, он пережил ощущение острого чужого страдания, которое не мог испытать сам. Нахмурив брови, мальчик вскарабкался на табурет, зачерпнул длинной ложкой горячей жижи сказать кстати, это был суп с бараниной и плеснул на сгиб кисти. Впечатление оказалось не слабым, но слабость от сильной боли заставила его пошатнуться. Бледный, как мука, Грэй подошел к Бетси, заложив горящую руку в карман штанишек. Пойдем же!
Он усердно тянул ее за юбку, в то время как сторонники домашних средств наперерыв давали служанке спасительные рецепты. Но девушка, сильно мучаясь, пошла с Грэем. Врач смягчил боль, наложив перевязку. Лишь после того, как Бетси ушла, мальчик показал свою руку. Этот незначительный эпизод сделал двадцатилетнюю Бетси и десятилетнего Грэя истинными друзьями. Она набивала его карманы пирожками и яблоками, а он рассказывал ей сказки и другие истории, вычитанные в своих книжках. Однажды он узнал, что Бетси не может выйти замуж за конюха Джима, ибо у них нет денег обзавестись хозяйством.
Грэй разбил каминными щипцами свою фарфоровую копилку и вытряхнул оттуда все, что составляло около ста фунтов. Встав рано. Предводитель шайки разбойников Робин Гуд». Переполох, вызванный на кухне этой историей, принял такие размеры, что Грэй должен был сознаться в подлоге. Он не взял денег назад и не хотел более говорить об этом. Его мать была одною из тех натур, которые жизнь отливает в готовой форме. Она жила в полусне обеспеченности, предусматривающей всякое желание заурядной души, поэтому ей не оставалось ничего делать, как советоваться с портнихами, доктором и дворецким.
Но страстная, почти религиозная привязанность к своему странному ребенку была, надо полагать, единственным клапаном тех ее склонностей, захлороформированных воспитанием и судьбой, которые уже не живут, но смутно бродят, оставляя волю бездейственной. Знатная дама напоминала паву, высидевшую яйцо лебедя. Она болезненно чувствовала прекрасную обособленность сына; грусть, любовь и стеснение наполняли ее, когда она прижимала мальчика к груди, где сердце говорило другое, чем язык, привычно отражающий условные формы отношений и помышлений. Так облачный эффект, причудливо построенный солнечными лучами, проникает в симметрическую обстановку казенного здания, лишая ее банальных достоинств; глаз видит и не узнает помещения: таинственные оттенки света среди убожества творят ослепительную гармонию. Знатная дама, чье лицо и фигура, казалось, могли отвечать лишь ледяным молчанием огненным голосам жизни, чья тонкая красота скорее отталкивала, чем привлекала, так как в ней чувствовалось надменное усилие воли, лишенное женственного притяжения, — эта Лилиан Грэй, оставаясь наедине с мальчиком, делалась простой мамой, говорившей любящим, кротким тоном те самые сердечные пустяки, какие не передашь на бумаге — их сила в чувстве, не в самих них. Она решительно не могла в чем бы то ни было отказать сыну. Она прощала ему все: пребывание в кухне, отвращение к урокам, непослушание и многочисленные причуды.
Если он не хотел, чтобы подстригали деревья, деревья оставались нетронутыми, если он просил простить или наградить кого-либо, заинтересованное лицо знало, что так и будет; он мог ездить на любой лошади, брать в замок любую собаку; рыться в библиотеке, бегать босиком и есть, что ему вздумается. Его отец некоторое время боролся с этим, но уступил — не принципу, а желанию жены. Он ограничился удалением из замка всех детей служащих, опасаясь, что благодаря низкому обществу прихоти мальчика превратятся в склонности, трудно-искоренимые. В общем, он был всепоглощенно занят бесчисленными фамильными процессами, начало которых терялось в эпохе возникновения бумажных фабрик, а конец — в смерти всех кляузников. Кроме того, государственные дела, дела поместий, диктант мемуаров, выезды парадных охот, чтение газет и сложная переписка держали его в некотором внутреннем отдалении от семьи; сына он видел так редко, что иногда забывал, сколько ему лет. Таким образом, Грэй жил в своем мире. Он играл один — обыкновенно на задних дворах замка, имевших в старину боевое значение.
Эти обширные пустыри, с остатками высоких рвов, с заросшими мхом каменными погребами, были полны бурьяна, крапивы, репейника, терна и скромнопестрых диких цветов. Грэй часами оставался здесь, исследуя норы кротов, сражаясь с бурьяном, подстерегая бабочек и строя из кирпичного лома крепости, которые бомбардировал палками и булыжником. Ему шел уже двенадцатый год, когда все намеки его души, все разрозненные черты духа и оттенки тайных порывов соединились в одном сильном моменте и тем получив стройное выражение стали неукротимым желанием. До этого он как бы находил лишь отдельные части своего сада — просвет, тень, цветок, дремучий и пышный ствол — во множестве садов иных, и вдруг увидел их ясно, все — в прекрасном, поражающем соответствии. Это случилось в библиотеке. Ее высокая дверь с мутным стеклом вверху была обыкновенно заперта, но защелка замка слабо держалась в гнезде створок; надавленная рукой, дверь отходила, натуживалась и раскрывалась. Когда дух исследования заставил Грэя проникнуть в библиотеку, его поразил пыльный свет, вся сила и особенность которого заключалась в цветном узоре верхней части оконных стекол.
Тишина покинутости стояла здесь, как прудовая вода. Темные ряды книжных шкапов местами примыкали к окнам, заслонив их наполовину, между шкапов были проходы, заваленные грудами книг. Там — раскрытый альбом с выскользнувшими внутренними листами, там — свитки, перевязанные золотым шнуром; стопы книг угрюмого вида; толстые пласты рукописей, насыпь миниатюрных томиков, трещавших, как кора, если их раскрывали; здесь — чертежи и таблицы, ряды новых изданий, карты; разнообразие переплетов, грубых, нежных, черных, пестрых, синих, серых, толстых, тонких, шершавых и гладких. Шкапы были плотно набиты книгами. Они казались стенами, заключившими жизнь в самой толще своей. В отражениях шкапных стекол виднелись другие шкапы, покрытые бесцветно блестящими пятнами. Огромный глобус, заключенный в медный сферический крест экватора и меридиана, стоял на круглом столе.
Обернувшись к выходу, Грэй увидел над дверью огромную картину, сразу содержанием своим наполнившую душное оцепенение библиотеки. Картина изображала корабль, вздымающийся на гребень морского вала. Струи пены стекали по его склону. Он был изображен в последнем моменте взлета. Корабль шел прямо на зрителя. Высоко поднявшийся бугшприт заслонял основание мачт. Гребень вала, распластанный корабельным килем, напоминал крылья гигантской птицы.
Пена неслась в воздух. Паруса, туманно видимые из-за бакборта и выше бугшприта, полные неистовой силы шторма, валились всей громадой назад, чтобы, перейдя вал, выпрямиться, а затем, склоняясь над бездной, мчать судно к новым лавинам. Разорванные облака низко трепетали над океаном. Тусклый свет обреченно боролся с надвигающейся тьмой ночи. Но всего замечательнее была в этой картине фигура человека, стоящего на баке спиной к зрителю. Она выражала все положение, даже характер момента. Поза человека он расставил ноги, взмахнув руками ничего собственно не говорила о том, чем он занят, но заставляла предполагать крайнюю напряженность внимания, обращенного к чему-то на палубе, невидимой зрителю.
Завернутые полы его кафтана трепались ветром; белая коса и черная шпага вытянуто рвались в воздух; богатство костюма выказывало в нем капитана, танцующее положение тела — взмах вала; без шляпы, он был, видимо, поглощен опасным моментом и кричал — но что? Видел ли он, как валится за борт человек, приказывал ли повернуть на другой галс или, заглушая ветер, звал боцмана? Не мысли, но тени этих мыслей выросли в душе Грэя, пока он смотрел картину. Вдруг показалось ему, что слева подошел, став рядом, неизвестный невидимый; стоило повернуть голову, как причудливое ощущение исчезло бы без следа. Грэй знал это. Но он не погасил воображения, а прислушался. Беззвучный голос выкрикнул несколько отрывистых фраз, непонятных, как малайский язык; раздался шум как бы долгих обвалов; эхо и мрачный ветер наполнили библиотеку.
Все это Грэй слышал внутри себя. Он осмотрелся: мгновенно вставшая тишина рассеяла звучную паутину фантазии; связь с бурей исчезла. Грэй несколько раз приходил смотреть эту картину. Она стала для него тем нужным словом в беседе души с жизнью, без которого трудно понять себя. В маленьком мальчике постепенно укладывалось огромное море. Он сжился с ним, роясь в библиотеке, выискивая и жадно читая те книги, за золотой дверью которых открывалось синее сияние океана. Там, сея за кормой пену, двигались корабли.
Часть их теряла паруса, мачты и, захлебываясь волной, опускалась в тьму пучин, где мелькают фосфорические глаза рыб. Другие, схваченные бурунами, бились о рифы; утихающее волнение грозно шатало корпус; обезлюдевший корабль с порванными снастями переживал долгую агонию, пока новый шторм не разносил его в щепки. Третьи благополучно грузились в одном порту и выгружались в другом; экипаж, сидя за трактирным столом, воспевал плавание и любовно пил водку. Были там еще корабли-пираты, с черным флагом и страшной, размахивающей ножами командой; корабли-призраки, сияющие мертвенным светом синего озарения; военные корабли с солдатами, пушками и музыкой; корабли научных экспедиций, высматривающие вулканы, растения и животных; корабли с мрачной тайной и бунтами; корабли открытий и корабли приключений. В этом мире, естественно, возвышалась над всем фигура капитана. Он был судьбой, душой и разумом корабля. Его характер определял досуга и работу команды.
Сама команда подбиралась им лично и во многом отвечала его наклонностям. Он знал привычки и семейные дела каждого человека. Он обладал в глазах подчиненных магическим знанием, благодаря которому уверенно шел, скажем, из Лиссабона в Шанхай, по необозримым пространствам. Он отражал бурю противодействием системы сложных усилий, убивая панику короткими приказаниями; плавал и останавливался, где хотел; распоряжался отплытием и нагрузкой, ремонтом и отдыхом; большую и разумнейшую власть в живом деле, полном непрерывного движения, трудно было представить. Эта власть замкнутостью и полнотой равнялась власти Орфея. Такое представление о капитане, такой образ и такая истинная действительность его положения заняли, по праву душевных событий, главное место в блистающем сознании Грэя. Никакая профессия, кроме этой, не могла бы так удачно сплавить в одно целое все сокровища жизни, сохранив неприкосновенным тончайший узор каждого отдельного счастья.
Опасность, риск, власть природы, свет далекой страны, чудесная неизвестность, мелькающая любовь, цветущая свиданием и разлукой; увлекательное кипение встреч, лиц, событий; безмерное разнообразие жизни, между тем как высоко в небе то Южный Крест, то Медведица, и все материки — в зорких глазах, хотя твоя каюта полна непокидающей родины с ее книгами, картинами, письмами и сухими цветами, обвитыми шелковистым локоном в замшевой ладанке на твердой груди. Осенью, на пятнадцатом году жизни, Артур Грэй тайно покинул дом и проник за золотые ворота моря. Вскорости из порта Дубельт вышла в Марсель шхуна «Ансельм», увозя юнгу с маленькими руками и внешностью переодетой девочки. Этот юнга был Грэй, обладатель изящного саквояжа, тонких, как перчатка, лакированных сапожков и батистового белья с вытканными коронами. В течение года, пока «Ансельм» посещал Францию, Америку и Испанию, Грэй промотал часть своего имущества на пирожном, отдавая этим дань прошлому, а остальную часть — для настоящего и будущего — проиграл в карты. Он хотел быть «дьявольским» моряком. Он, задыхаясь, пил водку, а на купаньи, с замирающим сердцем, прыгал в воду головой вниз с двухсаженной высоты.
По-немногу он потерял все, кроме главного — своей странной летящей души; он потерял слабость, став широк костью и крепок мускулами, бледность заменил темным загаром, изысканную беспечность движений отдал за уверенную меткость работающей руки, а в его думающих глазах отразился блеск, как у человека, смотрящего на огонь. И его речь, утратив неравномерную, надменно застенчивую текучесть, стала краткой и точной, как удар чайки в струю за трепетным серебром рыб. Капитан «Ансельма» был добрый человек, но суровый моряк, взявший мальчика из некоего злорадства. В отчаянном желании Грэя он видел лишь эксцентрическую прихоть и заранее торжествовал, представляя, как месяца через два Грэй скажет ему, избегая смотреть в глаза: — «Капитан Гоп, я ободрал локти, ползая по снастям; у меня болят бока и спина, пальцы не разгибаются, голова трещит, а ноги трясутся. Все эти мокрые канаты в два пуда на весу рук; все эти леера, ванты, брашпили, тросы, стеньги и саллинги созданы на мучение моему нежному телу. Я хочу к маме». Выслушав мысленно такое заявление, капитан Гоп держал, мысленно же, следующую речь: — «Отправляйтесь куда хотите, мой птенчик.
Если к вашим чувствительным крылышкам пристала смола, вы можете отмыть ее дома одеколоном «Роза-Мимоза». Этот выдуманный Гопом одеколон более всего радовал капитана и, закончив воображенную отповедь, он вслух повторял: — Да. Ступайте к «Розе-Мимозе». Между тем внушительный диалог приходил на ум капитану все реже и реже, так как Грэй шел к цели с стиснутыми зубами и побледневшим лицом. Он выносил беспокойный труд с решительным напряжением воли, чувствуя, что ему становится все легче и легче по мере того, как суровый корабль вламывался в его организм, а неумение заменялось привычкой. Случалось, что петлей якорной цепи его сшибало с ног, ударяя о палубу, что непридержанный у кнека канат вырывался из рук, сдирая с ладоней кожу, что ветер бил его по лицу мокрым углом паруса с вшитым в него железным кольцом, и, короче сказать, вся работа являлась пыткой, требующей пристального внимания, но, как ни тяжело он дышал, с трудом разгибая спину, улыбка презрения не оставляла его лица. Он молча сносил насмешки, издевательства и неизбежную брань, до тех пор пока не стал в новой сфере «своим», но с этого времени неизменно отвечал боксом на всякое оскорбление.
Однажды капитан Гоп, увидев, как он мастерски вяжет на рею парус, сказал себе: «Победа на твоей стороне, плут». Когда Грэй спустился на палубу, Гоп вызвал его в каюту и, раскрыв истрепанную книгу, сказал: — Слушай внимательно! Брось курить! Начинается отделка щенка под капитана. И он стал читать — вернее, говорить и кричать — по книге древние слова моря. Это был первый урок Грэя. В течение года он познакомился с навигацией, практикой, кораблестроением, морским правом, лоцией и бухгалтерией.
Капитан Гоп подавал ему руку и говорил: «Мы». В Ванкувере Грэя поймало письмо матери, полное слез и страха. Он ответил: «Я знаю. Но если бы ты видела, как я; посмотри моими глазами. Если бы ты слышала, как я: приложи к уху раковину: в ней шум вечной волны; если бы ты любила, как я — в твоем письме я нашел бы, кроме любви и чека, — улыбку…» И он продолжал плавать, пока «Ансельм» не прибыл с грузом в Дубельт, откуда, пользуясь остановкой, двадцатилетний Грэй отправился навестить замок. Все было то же кругом; так же нерушимо в подробностях и в общем впечатлении, как пять лет назад, лишь гуще стала листва молодых вязов; ее узор на фасаде здания сдвинулся и разросся. Слуги, сбежавшиеся к нему, обрадовались, встрепенулись и замерли в той же почтительности, с какой, как бы не далее как вчера, встречали этого Грэя.
Ему сказали, где мать; он прошел в высокое помещение и, тихо прикрыв дверь, неслышно остановился, смотря на поседевшую женщину в черном платье. Она стояла перед распятием: ее страстный шепот был звучен, как полное биение сердца. Затем было сказано: — «и мальчику моему…» Тогда он сказал: — «Я …» Но больше не мог ничего выговорить. Мать обернулась. Она похудела: в надменности ее тонкого лица светилось новое выражение, подобное возвращенной юности. Она стремительно подошла к сыну; короткий грудной смех, сдержанное восклицание и слезы в глазах — вот все. Но в эту минуту она жила сильнее и лучше, чем за всю жизнь.
Он выслушал о смерти отца, затем рассказал о себе. Она внимала без упреков и возражений, но про себя — во всем, что он утверждал, как истину своей жизни, — видела лишь игрушки, которыми забавляется ее мальчик. Такими игрушками были материки, океаны и корабли. Грэй пробыл в замке семь дней; на восьмой день, взяв крупную сумму денег, он вернулся в Дубельт и сказал капитану Гопу: «Благодарю. Вы были добрым товарищем. Прощай же, старший товарищ, — здесь он закрепил истинное значение этого слова жутким, как тиски, рукопожатием, — теперь я буду плавать отдельно, на собственном корабле». Гоп вспыхнул, плюнул, вырвал руку и пошел прочь, но Грэй, догнав, обнял его.
И они уселись в гостинице, все вместе, двадцать четыре человека с командой, и пили, и кричали, и пели, и выпили и съели все, что было на буфете и в кухне. Прошло еще мало времени, и в порте Дубельт вечерняя звезда сверкнула над черной линией новой мачты. То был «Секрет», купленный Грэем; трехмачтовый галиот в двести шестьдесят тонн. Так, капитаном и собственником корабля Артур Грэй плавал еще четыре года, пока судьба не привела его в Лисс. Но он уже навсегда запомнил тот короткий грудной смех, полный сердечной музыки, каким встретили его дома, и раза два в год посещал замок, оставляя женщине с серебряными волосами нетвердую уверенность в том, что такой большой мальчик, пожалуй, справится с своими игрушками. Рассвет Струя пены, отбрасываемая кормой корабля Грэя «Секрет», прошла через океан белой чертой и погасла в блеске вечерних огней Лисса. Корабль встал на рейде недалеко от маяка.
Десять дней «Секрет» выгружал чесучу, кофе и чай, одиннадцатый день команда провела на берегу, в отдыхе и винных парах; на двенадцатый день Грэй глухо затосковал, без всякой причины, не понимая тоски. Еще утром, едва проснувшись, он уже почувствовал, что этот день начался в черных лучах. Он мрачно оделся, неохотно позавтракал, забыл прочитать газету и долго курил, погруженный в невыразимый мир бесцельного напряжения; среди смутно возникающих слов бродили непризнанные желания, взаимно уничтожая себя равным усилием. Тогда он занялся делом. В сопровождении боцмана Грэй осмотрел корабль, велел подтянуть ванты, ослабить штуртрос, почистить клюзы, переменить кливер, просмолить палубу, вычистить компас, открыть, проветрить и вымести трюм. Но дело не развлекало Грэя. Полный тревожного внимания к тоскливости дня, он прожил его раздражительно и печально: его как бы позвал кто-то, но он забыл, кто и куда.
Под вечер он уселся в каюте, взял книгу и долго возражал автору, делая на полях заметки парадоксального свойства. Некоторое время его забавляла эта игра, эта беседа с властвующим из гроба мертвым. Затем, взяв трубку, он утонул в синем дыме, живя среди призрачных арабесок, возникающих в его зыбких слоях. Табак страшно могуч; как масло, вылитое в скачущий разрыв волн, смиряет их бешенство, так и табак: смягчая раздражение чувств, он сводит их несколькими тонами ниже; они звучат плавнее и музыкальнее. Поэтому тоска Грэя, утратив наконец после трех трубок наступательное значение, перешла в задумчивую рассеянность. Такое состояние длилось еще около часа; когда исчез душевный туман, Грэй очнулся, захотел движения и вышел на палубу. Была полная ночь; за бортом в сне черной воды дремали звезды и огни мачтовых фонарей.
Теплый, как щека, воздух пахнул морем. Грэй, поднял голову, прищурился на золотой уголь звезды; мгновенно через умопомрачительность миль проникла в его зрачки огненная игла далекой планеты. Глухой шум вечернего города достигал слуха из глубины залива; иногда с ветром по чуткой воде влетала береговая фраза, сказанная как бы на палубе; ясно прозвучав, она гасла в скрипе снастей; на баке вспыхнула спичка, осветив пальцы, круглые глаза и усы. Грэй свистнул; огонь трубки двинулся и поплыл к нему; скоро капитан увидел во тьме руки и лицо вахтенного. Пусть возьмет удочки. Он спустился в шлюп, где ждал минут десять. Летика, проворный, жуликоватый парень, загремев о борт веслами, подал их Грэю; затем спустился сам, наладил уключины и сунул мешок с провизией в корму шлюпа.
Грэй сел к рулю. Капитан молчал. Матрос знал, что в это молчание нельзя вставлять слова, и поэтому, замолчав сам, стал сильно грести. Грэй взял направление к открытому морю, затем стал держаться левого берега. Ему было все равно, куда плыть. Руль глухо журчал; звякали и плескали весла, все остальное было морем и тишиной. В течение дня человек внимает такому множеству мыслей, впечатлений, речей и слов, что все это составило бы не одну толстую книгу.
Лицо дня приобретает определенное выражение, но Грэй сегодня тщетно вглядывался в это лицо. В его смутных чертах светилось одно из тех чувств, каких много, но которым не дано имени. Как их ни называть, они останутся навсегда вне слов и даже понятий, подобные внушению аромата. Во власти такого чувства был теперь Грэй; он мог бы, правда, сказать: — «Я жду, я вижу, я скоро узнаю …», — но даже эти слова равнялись не большему, чем отдельные чертежи в отношении архитектурного замысла. В этих веяниях была еще сила светлого возбуждения. Там, где они плыли, слева волнистым сгущением тьмы проступал берег. Над красным стеклом окон носились искры дымовых труб; это была Каперна.
Грэй слышал перебранку и лай. Огни деревни напоминали печную дверцу, прогоревшую дырочками, сквозь которые виден пылающий уголь. Направо был океан, явственный, как присутствие спящего человека. Миновав Каперну, Грэй повернул к берегу. Здесь тихо прибивало водой; засветив фонарь, он увидел ямы обрыва и его верхние, нависшие выступы; это место ему понравилось. Матрос неопределенно хмыкнул. Загвоздистый капитан.
Впрочем, люблю его. Забив весло в ил, он привязал к нему лодку, и оба поднялись вверх, карабкаясь по выскакивающим из-под колен и локтей камням. От обрыва тянулась чаща. Раздался стук топора, ссекающего сухой ствол; повалив дерево, Летика развел костер на обрыве. Двинулись тени и отраженное водой пламя; в отступившем мраке высветились трава и ветви; над костром, перевитый дымом, сверкая, дрожал воздух. Грэй сел у костра. Кстати, ты взял не хинную, а имбирную.
Только было темно, а я торопился. Имбирь, понимаете, ожесточает человека. Когда мне нужно подраться, я пью имбирную. Пока капитан ел и пил, матрос искоса посматривал на него, затем, не удержавшись, сказал: — Правда ли, капитан, что говорят, будто бы родом вы из знатного семейства? Бери удочку и лови, если хочешь. Не знаю. Может быть.
Но… потом. Летика размотал удочку, приговаривая стихами, на что был мастер, к великому восхищению команды: — Из шнурка и деревяшки я изладил длинный хлыст и, крючок к нему приделав, испустил протяжный свист. Наконец, он ушел с пением: — Ночь тиха, прекрасна водка, трепещите, осетры, хлопнись в обморок, селедка, — удит Летика с горы! Грэй лег у костра, смотря на отражавшую огонь воду.
Мы не публикуем отзывы, содержащие нецензурные, грубые, чисто эмоциональные выражения в адрес книги, автора, издательства или других пользователей сайта. Ваш отзыв должно быть удобно читать Пишите тексты кириллицей, без лишних пробелов или непонятных символов, необоснованного чередования строчных и прописных букв, старайтесь избегать орфографических и прочих ошибок. Отзыв не должен содержать сторонние ссылки Мы не принимаем к публикации отзывы, содержащие ссылки на любые сторонние ресурсы.
Недовольны качеством издания? Дайте жалобную книгу Если вы столкнулись с отсутствием или нарушением порядка страниц, дефектом обложки или внутренней части книги, а также другими примерами типографского брака, вы можете вернуть книгу в магазин, где она была приобретена. У интернет-магазинов также есть опция возврата бракованного товара, подробную информацию уточняйте в соответствующих магазинах.
Композитор — Владимир Савчик.
Автор либретто и балетмейстер-постановщик — народный артист Беларуси Владимир Иванов. Постановщик и композитор — Сергей Чвокин. Постановщик — Дарья Самоукова. Мюзикл «Алые паруса» М.
Режиссёр-постановщик — Дмитрий Белов. По мотивам либретто Михаила Бартенева и Андрея Усачёва. Премьера 18 октября 2013 г. Музыкальный спектакль «Алые паруса» по пьесе Павла Морозова «Ассоль» в Новгородском академическом театре драмы имени Ф.
Постановщик Сергей Гришанин. Композитор — засл. Постановщик Игорь Ларин. Спектакль «Алые паруса» по пьесе «Ассоль» Павла Морозова в Государственном академическом русском театре для детей и юношества Казахстана им.
Постановщик — засл. Режиссёры-постановщики — Оксо и Илья Небослов. Премьера 13 июля 2013 года. Спектакль «Алые паруса» по пьесе «Ассоль» Павла Морозова в Акмолинском областном русском драматическом театре.
Режиссёр-постановщик — О. Луцива Кокшетау, Казахстан. Мюзикл «Алые паруса» на музыку Максима Дунаевского на сцене театра «Русская песня». Режиссёр-постановщик — Светлана Горшкова.
Премьера 13 февраля 2015 г. Мюзикл «Алые паруса» на музыку Максима Дунаевского в Театре для детей и молодёжи «свободное пространство» г. Режиссёр-постановщик — Александр Михайлов.
«В каждой девочке живёт Ассоль»: в Самарском драмтеатре «Алые паруса» сыграли в 200-й раз
и как мне его теперь закосить, если Я знаю его только по мюзиклу?/тгк:Ослам##Алыепаруса #АссольАлыеПаруса #Ассоль #on #рек #fypシ #ХинМеннерс#МеннерсАлыеПаруса. она была в ожидании,что принц приплывёт на корабле с алыми парусами и заберёт её к проговорил к ней через человека, через игрушку. Алые паруса под триколором, несмотря на новую волну эпидемии и рекордную заболеваемость, все-таки провели, рискуя перезаразить весь город. Алые паруса под триколором, несмотря на новую волну эпидемии и рекордную заболеваемость, все-таки провели, рискуя перезаразить весь город. Именно тогда Ассоль впервые сталкивается с жестокостью окружающей её действительности. И тогда же получает подарок от отца – кораблик с алыми парусами, сделанными из косынки её умершей матери.
"Алые паруса" - краткое содержание, 3 варианта
Так патриотическое воспитание становится то ли постмодернистским высказыванием, то откровенным стебом, то ли банальным освоением наших с вами налогов. Так и видишь, как большое петербургское начальство перед праздником вдруг озаботилось: «А что это у нас алые паруса такие безыдейные? Кому они трепещут, под каким-таким ветром, уж не западным ли? Куда они, спрашивается, нашу молодежь ведут и чему учат? Любви к капитану Грею, явному иностранцу? Нет, давайте-ка мы эти паруса поднимем над нашей баржой «Патриотическое Воспитание»!
Лонгрен впервые видит дочь Ассоль, когда ей 8 месяцев.
Он увольняется и начинает воспитывать дочь, а деньги на жизнь добывает, делая игрушки. После смерти жены он становится еще более замкнутым, отстраняется от жителей родной Каперны. Ассоль растет, принося радость отцу. Лонгрен становится свидетелем того, как Меннерса на лодке уносит в штормовое море. Тот зовет на помощь, но моряк молчаливо наблюдает за этим. А после напоминает злодею о том, что его жена когда-то просила о помощи, не получила ее и в итоге умерла.
Меннерса подбирает торговое судно, но он умирает, успев рассказать всем о «жестокости» Лонгрена. Жители в ужасе от мести Лонгрена, и это делает моряка изгоем: «он поступил внушительно, непонятно и этим поставил себя выше других, словом, сделал то, чего не прощают». Ассоль также стала изгоем. Дети исключают ее из игр и издеваются над ней. Однажды Ассоль отправляется в Лисс, чтоб продать новые игрушки. В корзине она видит корабль с красными парусами и хочет им поиграть.
Спущенный в ручей кораблик уплывает, девочка бежит за ним, это заводит ее в чащу леса. После она выходит к берегу моря и видит, что кораблик попал в руки странного старика. Эгль, собиратель песен и сказаний, поражен видом девочки, он видит в ее лице «невольное ожидание прекрасного, блаженной судьбы». Старик предсказывает Ассоль, что однажды к ней приплывает корабль с алыми парусами, и влюбленный принц увезет ее в чудесный край. Девочка рассказывает отцу про волшебное предсказание, и отец поддерживает мечту дочки об алых парусах и принце. Их разговор случайно слышит нищий.
Обиженный на Лонгрена за то, что тот не дал ему табака, нищий рассказывает в городской таверне о том, что моряк и его дочка сошли с ума и верят в сказки. Грэй Десятилетний Артур Грей растет под присмотром заботливых родителей в родовом замке и мечтает стать капитаном. Его жизнь полна пышности, роскоши и беззаботности, которая бывает у богатых титулованных людей. Грей любит исследовать замок, ходить туда, куда ему запрещают, играть на заднем дворе. Не раз в своем детстве Артур слышит рассказ о вине, которое хранится в погребе Греев с 1793 года. На бочке выгравирована надпись: «Меня выпьет Грэй, когда будет в раю», но что это значит — непонятно.
Мальчик обещает слуге Польдишеру, что именно он станет тем Греем, который выпьет это вино. Мать души не чает в сыне, а потому разрешает ему жить так, как нравится. Отец также смиряется, не препятствуя свободному развитию мальчика. Ребенок живет в своем мире. Увидев, как кухарка Бэтси обварила руку, мальчик проникается сочувствием и даже сам обжигает руку, чтоб понять, как больно девушке. Он просит оказать ей помощь, после этого Бэтси и Грэй становятся друзьями.
Однажды мальчик оказывается в библиотеке, где видит картину, которая поражает его. На ней изображен корабль в штормовом море, на палубе спиной стоит капитан — человек, которому Артур хочет подражать. Он начинает изучать книги о море, а в 15 лет сбегает из дома и становится юнгой на корабле «Ансельм». Капитан Гоп долго считает, что Грей, столкнувшись со сложностями моряцкой жизни, захочет вернуться к маме, спокойствию и роскоши. Но мальчишка не сдается, не боится никакой работы и привыкает к жизни моряка. Гоп смягчается и начинает обучать юношу морским профессиям.
В 20 лет Артур навещает родной дом, узнает, что умер его отец, а также получает принятие и любовь матери. Грэй оставляет «женщине с серебряными волосами нетвердую уверенность в том, что такой большой мальчик, пожалуй, справится со своими игрушками». Артур покупает корабль, называет его «Секрет» и прощается с Гопом. Четыре года он плавает в качестве капитана на своем судне и однажды оказывается в Лиссе III. Рассвет Уже 12 дней «Секрет» Грэя стоит в гавани Лисса, и капитан начинает изнывать от неведомой тоски. Он много курит и думает о том, что трудно выразить.
Его настроение можно выразить словами «Я жду, я вижу, я скоро узнаю... На высоком скалистом берегу капитан и матрос разводят костер, едят и выпивают. Затем Летика уходит рыбачить, а Грэй засыпает у костра, видя то ли сны, то ли видения. Просыпается Грэй уже на рассвете. Он наугад идет по берегу сквозь лесную чащу и внезапно находит поляну, на которой спит девушка. Это Ассоль.
Артур видит ее не только глазами, а словно воспринимает всем своим существом. Он присаживается на корточки возле нее и долго изучает спящую девушку. А после снимает со своего пальца кольцо и надевает его на мизинчик Ассоль. За этим делом его застает Летика, который давно ищет капитана. Матрос соглашается с Грэем, что девушка очень хороша. После оба идут в таверну, где теперь хозяйничает сын того самого Меннерса, Хин.
Грэй описывает девушку и расспрашивает Хина о том, кто это такая. Хин сразу узнает Ассоль и выдает Грэю сплетни о ней. Якобы она сумасшедшая, ее зовут «Корабельная Ассоль», потому что она ждет какого-то принца, а ее отец негодяй и убийца. В этот момент Грэй видит в окно, что Ассоль проходит мимо. Угольщик, сидевший в трактире, одергивает Хина, заявляя, что он врет. Он часто подвозит Ассоль из города, и потому знает, что она здорова и порой даже слишком умна.
Грэй уходит из трактира, но оставляет там Летику, чтоб тот до вечера разузнал все, что можно. А сам Грэй уплывает на лодке к кораблю. Накануне Ассоль возвращается из Лисса расстроенной: бывший заказчик больше не хочет выкупать сделанные ее отцом игрушки. Из жалости он отсылает девушку в другие лавки, и Ассоль пытается пристроить игрушки туда, но безуспешно. Вернувшись домой, она рассказывает отцу, что сейчас стали модными игрушки, напоминающие то, что есть у взрослых: автомобили, электрические приборы, аэропланы. Лонгрэн планирует снова служить на корабле, но боится оставлять дочь одну, а взять ее с собой тоже не может.
Ассоль печально осматривает скудные съестные припасы и садится шить юбку. Девушка живёт как будто двумя жизнями. В одной она дочь рыбака и обычная жительница городка, в другой — умная, очаровательная, тонко чувствующая девушка. Ассоль по-прежнему кажется странной горожанам. Ее отвергли раз и навсегда, и девушка привыкла к отверженности и одиночеству. Но у нее глубокая внутренняя жизнь, а привычка читать книги и постигать мир развила ее ум.
Вечером Лонгрен уходит в море, и девушка знает, что с отцом все будет хорошо. Она ложится спать, но спит недолго и тревожно, а перед рассветом просыпается. Выбравшись через окно наружу, Ассоль уходит за пределы Каперны. По пути девушка здоровается со всеми растениями и живыми существами, а сопровождает ее знакомый пёс. Ассоль прошла луг, лесную чащу и дошла до поляны на обрыве. На рассвете девушка видит алые волны океана и корабль с такими же алыми парусами, идущий ей навстречу.
Испытав необычайный душевный подъём, Ассоль засыпает.
И от ее умения общаться с человеком другой культуры, другого социального уровня. Вариант второй: он отвозит ее в фамильный замок и продолжает бороздить моря. В этом случае он не лишается своей идентичности бравого капитана, но и не трансформируется, не растет. При этом кроткая Ассоль опять одинока. К чему ей, впрочем, не привыкать. В этом случае ее идентичность тоже никак не меняется: ее участь — не жить, а вечно ждать. Романтическая история о страдающей прекрасной девушке и принце покоряет мир не одно столетие И живет не только в умах юных барышень! Работая с подростками, я много раз слышала разные вариации на тему корабля с алыми парусами: белый мерседес, черный BMW...
На роль Ассоль из "Алых парусов" претендовали около ста юных сахалинок "Я уверена, что будет бомба! Чехова начали готовиться уже сегодня. В начале октября островных зрителей ждет масштабная постановка мюзикла Максима Дунаевского "Алые паруса", написанного по одноименной повести Александра Грина стихи и либретто Михаила Бартенева и Андрея Усачева. Это стало возможным благодаря поддержке министерства культуры и архивного дела Сахалинской области, рассказали ТИА "Острова" в Чехов-центре. Режиссёр-постановщик спектакля - Сусанна Цирюк, лауреат высшей театральной награды России - национальной премии "Золотая маска", автор русских переводов мюзиклов самый известный переведенный на русский хит из мюзикла "Нотр Дам де Пари" - "Belle". Вместе с музыкальным руководителем сахалинского театра Александрой Чопик в минувшие выходные режиссёр-постановщик провела кастинг для будущего спектакля. На роль маленькой Ассоль было прислано около 100 заявок.