Интрига местного масштаба 6 букв. Форма непосредственного волеизъявления граждан, выражающаяся в голосовании по наиболее значимым вопросам общегосударственного, регионального или местного масштаба 10 букв. ИСТОРИКА. Школьный историк Виктор Тришкин. @historian_trishkin 1.5k. Патриотический канал учителя истории.
Знаменские юнкоры взяли интервью у известного писателя-историка (видео)
| Обзор выступлений основных докладчиков на I Съезде историков России | Все новости Коррупция Мошенничество Депутаты и чиновники Криминал Судьи. |
| Новости истории и археологии | С лекцией об историках-архивистах выступила Бендик Наталья Николаевна, кандидат исторических наук, генеральный директор ООО «Бизнес-Архив». |
Лекторий «Историки об историках»
Имя музы истории — Клио — произошло от греческого слова «прославляю». И действительно, первые хроники, летописи, биографии посвящались, в основном, прославлению правителей. Вскоре «историей» стали называть вообще всякий рассказ о каком-либо случае, событии, происшествии, действительном или вымышленном. В Древней Греции слово «история» означало любое знание, получаемое путём исследования, а не только собственно историческое знание в современном смысле.
В Советском Союзе изучение истории тесно связывалось с марксистско-ленинской философией и было в значительной степени идеализировано.
Я не помню, чтобы я использовал вот эту аббревиатуру — СВО. Я называл войну войной или говорил — вторжение, нападение. Я эти эвфемизмы не признаю, они, мне кажется, творят над сознанием еще большее насилие. Война не пройдет незамеченной для общества.
Хотя я знаю, что очень многие люди в России до сих пор пытаются от этого как-то отгородиться. И все эти разговоры — а что случилось? И я понимал, что дальше будет только хуже. Причем об экономическом положении, инфляции, курсе доллара я думал в последнюю очередь, волновало меня абсолютно не это. Я понимал, что социально-политическая обстановка будет раскаляться, будет становиться все более непримиримой.
Придется либо отмалчиваться до какого-то момента, когда это будет возможно, либо проявлять лояльность, рано или поздно этого потребуют от всех, а от школьных учителей совершенно точно. У нас же история воспринимается инструментально, не дидактически, а именно как идеологический инструментарий. И когда пришло это осознание, стало абсолютно невыносимо жить. Это была такая жестокая депрессия и желание сделать хоть что-нибудь... Хотя я не понимал, что делать.
У меня на этот момент была норвежская виза, я уехал в Норвегию, пробыл там полгода. И когда стало понятно, что семья из-за проблем с выдачей виз ко мне присоединиться не сможет, я начал искать другую работу, и вот нашел ее здесь, в школе в Черногории. У нее сейчас три филиала, тот, в котором я работаю, находится в Херцог Нови и называется Adriatic Novi. Это новая школа, она открыта в этом году, буквально этим летом. Коллектив собран с нуля, буквально со всей России.
Мы запустились и работаем. У нас учатся дети с первого по девятый класс. Это школа для русских детей, русскоязычная школа.
В ходе лекции слушатели узнали о фактах искажения истории Якутии, также историк выделил яркие примеры необъективной трактовки исторических событий XVII века. Например, одним из распространенных факторов искажения является недостаточное ознакомление с фундаментальными трудами историков и архивными первоисточниками. Также, историк подчеркнул, что постоянно в литературе и в медиа происходит подмена исторических понятий.
Результатом коллективный труда, во-первых, стал сборник документов «Штурм Перекопа в зеркале исторической памяти». Книга адресована не только профессионалам, но и всем, кто интересуется историей нашей страны. Работа над сборником связала федеральные архивы Москвы и Самары с музеем города-героя Севастополем.
Знаменские юнкоры взяли интервью у известного писателя-историка (видео)
Историк местного. Копанев Николай Александрович. Историкик. Историки. Когда я был молодым студентом-историком после распада Советского Союза, у меня были иллюзии, что страна изменится. Историк рассказал о последствиях конфликта на юго-востоке Украины 2014 года.
Геополитика
| Лекторий «Историки об историках» | Снеговик оказался иноагентом: историки выяснили, что снежная баба нам ближе, чем её «коллега». |
| В ответе за правду: Дмитрий Мезенцев принял участие в работе форума историков | не фотошоп. Андрей Юрьевич Кравчук. |
| Историки Башкортостана обсудили общую историю с коллегами из Татарстана | 20 мая на сцене МАУК «ЦД и НТ городского округа Эгвекинот» состоялась премьера спектакля «Расследование местного масштаба» по пьесе Татьяны Комылиной. |
Новости истории и археологии
Местные СМИ пишут, что за атакой стоит Израиль. Историк местного масштаба. Александр Николаевич Афанасьев, 1826-1871. Когда я был молодым студентом-историком после распада Советского Союза, у меня были иллюзии, что страна изменится. Главная» Новости» Историк спицын последние выступления. Ответ на вопрос кроссворда или сканворда: Историк местного масштаба, 7 букв, первая буква К. Найдено альтернативных определений — 15 вариантов.
Новости истории сегодня
Статья "Памяти местного историка А.А. Дмитриева", опубликованная в газете "Пермские губернские новости" в годовщину смерти А.А. Дмитриева. Грандиозное по масштабам сражение завершилось тяжелым поражением ордынцев. Интрига местного масштаба 6 букв. Форма непосредственного волеизъявления граждан, выражающаяся в голосовании по наиболее значимым вопросам общегосударственного, регионального или местного масштаба 10 букв. Историка местного масштаба называют краеведом.
Знает все о родной сторонушке - слово из 7 букв
Книга выпущена под редакцией: к. Башелеишвили РФ ; д. Гасанова РФ ; к. Маскевич РБ.
Исхаков, И. Измайлов и А. Аксанов приняли участие в работе Круглого стола «Актуальные вопросы истории татар Приуралья: от Средних веков к Новому времени», прошедшего в стенах Чекмагушевского историко-краеведческого музея.
Председатель Круглого стола, известный чекмагушевский исследователь-краевед Рамиль Наилевич Хабиров рассказал о достижениях чекмагушевских краеведов, об исследованиях городища «Кала-Тау» и презентовал книгу «Тайны городища Кала-Тау» автор И. Заместитель главы администрации Чекмагушевского района Республики Башкортостан Светлана Фларисовна Шакирова поблагодарила участников Круглого стола за актуализацию исследований истории деревень Чекмагушевского района, передала слова поддержки главы администрации Чекмагушевского района Реканса Фанилевича Ямалеева, поделилась своей мечтой превратить Кала-Тау в объект туристического центра и попросила казанских ученых помощи в поисках упоминания об этом средневековом городе. Руководитель Центра исследований истории Золотой Орды и татарских ханств Института истории им. Миргалеев от имении всей делегации поблагодарил организаторов за приглашение и вручил издания Института истории.
Вы утверждаете, что информационные войны "союзников" против СССР начались буквально в первые дни мира. А есть ли тому свидетельства? В нем говорится о деятельности англо-американской разведки в советской зоне оккупации сразу после передачи западной части Берлина под управление союзников в июле 1945 года. Так вот расследование преступлений показало, что их организовывали именно наши союзники: "Отдельные английские и американские офицеры в провокационных целях помогают бандитам доставать красноармейское обмундирование.
Из этой среды англо-американские агенты пытаются вербовать шпионов для работы в органах разведки союзников... Обещая материальное вознаграждение, он предложил "достать ему документы одного русского генерала или Героя Советского Союза". Из документов видно, кому был выгоден миф о "бесчинствах" советских военнослужащих и кто стоял за его распространением с целью дискредитации Красной Армии, в том числе выступая с громкими обвинениями в печати и по радио. А главное, какой знакомый "почерк" прослеживается, если сравнить события 1945 года с современной ситуацией... Помните Александра Твардовского? Еще одна острая тема Второй мировой - это трофеи. На западе это называют "разнузданным мародерством". Елена Сенявская: 26 декабря 1944 года был издан приказ НКО СССР об организации приема и доставки посылок от красноармейцев, офицеров и генералов действующих фронтов в тыл страны.
Следуя этому документу, полагалась только одна посылка в месяц, солдату - весом 5 кг, офицеру - 10 кг, генералу - 16 кг. При этом право отправить посылку семье предоставлялось не всем подряд, а лишь военнослужащим передовых частей, "хорошо исполняющим службу", в качестве поощрения, с письменного разрешения командования воинской части. Также командование от своего имени высылало посылки семьям раненых и погибших солдат и офицеров. И вся процедура отправки, и содержание посылки были четко регламентированы. Те вещи, которыми она укомплектовывалась, солдат не выискивал среди брошенного на дорогах барахла, не подбирал в оставленных домах и тем более не отнимал у мирного населения, как утверждают некоторые западные историки. Командование предоставляло к его услугам специальный склад, куда свозилось бесхозное имущество, признанное трофейным и выделенное в специальный "посылочный фонд", откуда и выдавались по строго установленной квоте "товары широкого потребления", а если быть точнее, первой необходимости. Отрез ткани, кусок мыла или швейные иглы, высланные в посылке на родину, были реальной помощью семьям, оставшимся без кормильца в голодной, раздетой, разоренной немецкими оккупантами стране. Но ведь были и роскошные кабриолеты Steyr 220 или легендарные "хорьхи"?
Чтобы информация о переезде никуда не просочилась. Схватить могли бы даже на границе. Игорь с супругой — неграждане Латвии, поэтому для них выезд был беспрепятственным, виза понадобилась только дочери. Собрали необходимые вещи и поехали в Россию.
Помогли деньги, которые Игорю Гусеву удалось собрать благодаря простым жителям Латвии. Как только он понял, что нужно бежать, бросил клич в соцсетях с просьбой финансово помочь его семье. Причину не рассказал, но обещал сообщить позже. Теперь сообщает — собирал на переезд и первое время жизни в России.
Поскольку на новом месте у него ничего нет. Это было невероятно. Мой авторитет оказался настолько неожиданно высоким, что люди мне оказали помощь, не спрашивая на что, - до сих пор поражается собеседник. Причем, говорит, что помогали ему даже совершенно чужие люди, а вот некоторые считавшиеся своими не то, что не помогли, отвернулись, некоторые даже просили не приходить к ним в гости.
Чтобы не дай бог никто не увидел. Вот эти напудренные очаровательные личики с накрашенными губками, глазками, этими вот щёчками, а под ними мы видим истину -звериные морды волков с поросячий носиками или прогнившие, прокаженные физии. Маски сняты и каждый показывает на что он способен", - говорит историк. Семью Гусевых приютил в своем доме батюшка в деревне Козино под Звенигородом, с которым Игорь познакомился незадолго до побега.
А квартиру в Риге пришлось бросить, рассчитывая продать ее после переезда. Может быть и сгущаю, но не хотелось на своей шкуре это проверять. Тем более, я же вижу, что постоянно кого-то задержвивают, возбуждаются уголовные дела. А в своих книгах я позволял себе говорить такие вещи, за которые сегодня за ушко и на солнышко.
Поэтому решил не искушать судьбу. Хотя финансово достаточно крепко стол на ногах — мои книги продавались, я читал лекции, проводил экскурсии. Но вот это ощущение медленного удушения… Как в старой Испании, где была смертная казнь - удушение через такое специальное иезуитское устройство под названием гаррота. И вот такая гаррота сейчас на горле нашей русской общины Латвии.
И это медленное удушение будет продолжаться", - уверен собеседник. Гусев подчеркивает, что по-прежнему любит Латвию, латышей, коих у него в друзьях много, но "адекватные латыши тоже как правило сидят тише воды ниже травы, боятся быть обвиненными в нелояльности - это сегодня самое страшное обвинение". После лекций к нему подходили люди называли последней надеждой, светочем, это было очень приятно и ответственно, "но с другой стороны я не хотел становиться сакральной жертвой". Русская душа оттаивает от простого общения "Я сейчас живу я в очаровательном месте - стал деревенским жителем, мы под городом Звенигородом у местного священника в доме.
Проведен IV Форум архивистов, историков и краеведов города Симферополя и Республики Крым
| 26.04.2024 Литературный час «Писатель, историк, солдат» в Наримановском отделе | 20 мая на сцене МАУК «ЦД и НТ городского округа Эгвекинот» состоялась премьера спектакля «Расследование местного масштаба» по пьесе Татьяны Комылиной. |
| Историк местного масштаба: как его называют и чем он занимается | Смотрите видео на тему «Историк Из Белой Церкви» в TikTok. |
| О масштабах репрессий | ИА Красная Весна | По словам директора ИРИ РАН Юрия Петрова, в общей сложности над проектом трудятся более 400 историков из академических и высших учебных заведений, а также музеев и ведущих архивных хранилищ. |
| Глобальным перекрёстком назвал Казахстан известный британский историк | Специальную награду «ПолитПросвет» получил историк Владислав Аксенов за книгу «Война патриотизмов: пропаганда и массовые настроения в России периода крушения империи». |
Из города в город: кочевая выставка татарского художника стартовала в Петропавловске
Назаренко, первым выявил дату основания села Стефанидинододар 21 июля 1828 г. Назаренко, однако, внезапно сменил свое мнение на счет даты основания села и начал доказывать, что им выведена более научно обоснованная дата 1830 г. Он призвал современных жителей села отметить 190-летний юбилей в 2020 г. Для понимания отношений этих двух краеведов с местными жителями показательна риторика В. Наконец, поддержавший А.
Мирошниченко краевед Д. Зенюк решил вывести журнальную дискуссию на административный уровень, заявив, что попросит власти «официально утвердить 21 июля 2 августа по новому стилю 1828 г. Мирошниченко и Д. Зенюк обратились к самим жителям села Стефанидинодар.
Согласно официальным документам, 22 сентября 2018 г. Стефанидинодар Азовского района. Согласно заявителям данных писем — 21 июля 1828 года» пунктуация сохранена [29]. Установление исторических дат голосованием заинтересованных в них непрофессионалов выглядит откровенно новаторским методом.
Использование подобного хода в дискуссии возмутило В. Назаренко, он обратился к вышестоящим властям, и в итоге был созван круглый стол, на который, наконец, пригласили достаточно авторитетного профессионального историка, начальника отдела археологии Азовского музея-заповедника А. Он предложил датировать основание Стефанидинодара не 1828 г. В той же статье указано, что самим жителям села «не понравилось, что кто-то хочет отменить решение, принятое на сходе», а еще они «приняли сторону своего земляка» [31].
И в итоге местные депутаты выступили с таким решением снова обращаем внимание на риторику : «Оставить без изменения ранее вынесенное решение, так как оно отражает мнение жителей села, озвученное на сельском сходе 22 сентября 2018 г. Как мы видим, важнее оказались не историческая правда и не научная дискуссия, а мнение местных жителей, многие из которых, вероятно, вообще были не в курсе критики утвержденной ими даты профессиональным историком. Мы бы хотели обратить внимание и на другие детали этой истории. Прежде всего, отметим, что дискуссия между местными краеведами велась преимущественно не на страницах «Донского временника» или, тем более, научных журналов, но в местной, даже не областной, а районной азовской прессе.
Таким образом, о какой-то профессиональной редактуре и, тем более, рецензировании их работ не шло и речи. Привлечение к спору местных жителей также и администрации, взаимные обвинения в нарушении профессиональной этики и общий градус дискуссии так же свидетельствуют, что данный спор быстро перестал быть научным. Как нам представляется, началась битва амбиций, спор за право считаться первооткрывателем даты основания села Стефанидинодар. Об этом свидетельствует и крайне пафосная риторика обеих сторон.
Так, выход в «Донском временнике» и двух азовских газетах пяти статей двух авторов о Стефанидодаре А. Зенюк совершенно серьезно именуют «исследовательским ажиотажем» [33]. Назаренко называет неточности при описании хода подготовки этих статей «коверканием историографии» [34]. Самое же ироничное, что при этом с научной точки зрения между всеми спорящими различий вообще нет: все они признают, что земля, на которой вскоре возникло поселение, была куплена Стефанидой Похвисневой в 1828 г.
Таким образом, все сводится к формальному вопросу о том, что считать основанием села, и кто, в зависимости от итогов этого выбора, будет считаться первооткрывателем данной даты, А. Мирошниченко или В. Выходит, что, хотя в данном случае краеведы действительно занимались исследованием, выявили новые факты в архивных материалах, вовлекаемых в научный оборот, а не сочинили их, значительная часть их деятельности оказалась откровенно контрпродуктивна и свелась к борьбе самолюбий. А еще из данного примера хорошо видна ограниченность тех «историй поселения», которые ориентируются исключительно на местного читателя, жаждущего фактов или легенд об истории родного локуса.
Едва ли стороннему жителю Ростовской области, не говоря уже о России или мире в целом, принципиально важно, было основано село Стефанидинодар население по переписи 2010 г. Разумеется, микроистория и «новая локальная история» могут придавать универсальную ценность и изучению самых маленьких поселений. Так, С. Румянцева приводят слова Л.
Репиной, согласно которым научная региональная история должна быть «эффективным инструментом исторического познания» [35]. Однако, как видно из случаев В. Гладченко, А. Назаренко, рассчитанные исключительно на местного читателя «истории поселений» рискуют вообще перестать быть инструментом познания, превратившись даже не в инструменты конструирования важных для жителей локуса мифов, но в инструменты доказательства авторских концепций, ориентированных исключительно на социальный успех, а не на научное исследование.
Именно поэтому, переходя от примеров очевидно проблемных «историй поселений» к примерам более удачным, мы считаем нужным начать с нарратива, лишенного столь явно выраженных недостатков и не вызвавшего серьезной критики, при этом написанного не профессиональным историком и ориентированного на местного читателя — чтобы понять, насколько успешным будет такой текст. Граф «Наш Константиновск» [36]. Исследования В. Граф востребованы примерно той же целевой аудиторией, что и работы предыдущих рассмотренных нами авторов.
Три ее книги приведены на официальном сайте Константиновского района в числе публикаций по местной истории [37]. Статью к ее юбилею опубликовал «Донской временник» [38]. В то же время ее работы не слишком востребованы в среде профессиональных историков. Впрочем, о ней упоминает известная исследовательница донской церкви А.
Шадрина в статье с характерным названием-пожеланием «Краевед должен быть историком! Согласно А. Шадриной, В. Граф «замечательный константиновский краевед», но «ее поэтичные краеведческие эссе значительно выиграли бы, если бы автор указывал источники, из которых черпал информацию» [40].
Собственно, уже из этого ясно, почему более разбирающегося в исторической науке читателя нарратив В. Граф едва ли удовлетворит: сведений об источниках информации в нем мало, и поэтому он обычно не проверяем. Между тем, в нем есть серьезные ошибки и умолчания, но об этом мы подробнее напишем далее. Как мы уже видели, книга «Аксайский район: история и современность» представляла собой слабо систематизированную компиляцию, а А.
Назаренко предпочли созданию единого нарратива многочисленные газетные статьи. Фрагментарность повествования характерна и для В. Граф: фактически ее книга — это сборник статей, прежде публиковавшихся в местной прессе. Последовательного описания Константиновска в ней нет: вместо этого статьи сгруппированы по трем разделам: «Константиновск исторический», «Константиновск живописный» и «Константиновск литературный» [41].
В принципе, подобное деление логически обосновано, и его можно было бы назвать удачным, если бы не крайне неочевидное членение конкретных материалов по разделам: так, статьи об истории районной журналистики включены в исторический раздел, а статьи о георгиевских кавалерах из семьи Дукмасовых — в раздел литературный при этом об их литературном творчестве в тексте упоминаний нет, только о военных подвигах [42]. Рецензирования или научной редактуры книга, судя по всему, не проходила. Для нас важно, что в одной из этих статей, о константиновском краеведе В. Крюкове, В.
Граф высказывает свое мнение об общих вопросах краеведения. Однако дальнейшие рассуждения В. Граф соответствуют логике конструирования локального мифа и не имеют ничего общего с реальным историческим исследованием: «Люди хотят знать о тех местах, где они родились и выросли. Это патриоты своей малой Родины, любящие свой край» [44].
Как мы видим, ключевым качеством даже не краеведа, а КРАЕВЕДА снова становится местный патриотизм и любовь к родному локусу, а вот о необходимости для него научного профессионализма и стремления к объективности В. Граф ничего не пишет. И это не случайно. Далее в тексте краеведение уже прямо рассматривается как «средство нравственного воспитания молодежи», которое «прививает любовь к Родине, воспитывает уважение к ее истории, к мирному и ратному труду дедов и отцов, формирует мировоззрение патриота и гражданина» [45].
Это едва ли не идеальная иллюстрация к утверждению С. Маловичко и С. Румянцевой о том, что так называемая «местная история» является «социально ориентированным историописанием», связанным с «потребностями в поиске локальной идентичности», и не должна относиться к исторической науке. Однако, в отличие от разобранных выше авторов, социально ориентированный подход к истории в случае с В.
Граф не означает, что исследовательница «создает» мифические артефакты прошлого или пытается навязывать читателю социально значимые для родного локуса исторические даты. Но при этом и собственно историческое исследование, выявление достоверности описываемых фактов для В. Граф, по-видимому, не является принципиально значимым. Она в большинстве случаев ограничивается тем, что приводит информацию по различным источникам и литературе, не проводя ее научной критики, что естественным образом ведет к неточностям и спорным местам.
Например, исследовательница пишет: «Народный герой Дона Степан Тимофеевич Разин, как известно, родился в Черкасске в семье донского казака» [46]. Однако в действительности точное место рождения С. Разина неизвестно: помимо Черкасска местом его рождения различные авторы называют Пять изб и Зимовейскую, причем преобладающим является именно последний вариант [47]. Далее в Константиновске обнаруживается связанный с С.
Разиным артефакт: В. Граф не «создает» его сама, но указывает, что, по мнению ростовского журналиста В. Моложавенко, «в городе Константиновске еще сохранилась груша из сада, посаженного сыном Степана на подворье Макаровых по улице Карташова» [48]. Обратившись к первоисточнику, мы можем увидеть, что В.
Моложавенко не указывает, откуда ему известно, что данная груша была посажена сыном С. Разина, но часть информации об этом сыне ему сообщил хозяин участка, на котором росла эта груша, да и вообще очерк В. Моложавенко о С. Разине полон приводимых совершенно серьезно рассказов неких «старожилов» о казненном триста лет назад атамане [49].
Считает уместным приводить информацию, полученную от местных жителей, без указания на ее явную неподтвержденность и сама В. В итоге статья В. Граф о С. Разине по уже знакомым нам лекалам четко увязывает фигуру легендарного атамана с Константиновском, вовлекая его в локальную память: именно тут, якобы, растет груша, посаженная его сыном, а краевед соседней станицы нашел легендарный разинский клад.
Но общий уровень достоверности приводимых сведений, мягко говоря, сомнителен, а самыми слабыми оказываются как раз те, которые работают на вовлечение С. Разина в историческую память локуса, хотя В. Граф лично ничего не выдумывает, но просто цитирует и пересказывает работающие в пользу ее нарратива тексты. Не менее любопытна статья В.
Граф о П. Она написана куда более точно в историческом отношении, а связь фигуры П. Краснова с Константиновском бесспорна: он сам писал в предисловии к роману «Амазонка пустыни», что «предлагаемый роман написан в марте 1918 года в станице Константиновской, на земле Войска Донского» [51]. Однако П.
Краснов является одной из наиболее спорных фигур донской истории из-за службы А. Гитлеру в годы Великой Отечественной войны. Соответственно, проблема вовлечения его фигуры в локальную память достаточно неоднозначна в моральном плане: он может позиционироваться и как герой Первой Мировой войны, и как крупнейший казачий коллаборант Второй Мировой войны, осужденный на смертную казнь. Граф вместо разрешения этой проблемы просто от нее уходит, рассматривая П.
Краснова исключительно как писателя, и вовсе не касаясь его биографии после марта 1918 г. В итоге связанная с историей места неоднозначная, но знаменитая историческая фигура упрощается, сводясь к бесспорно положительным сторонам своей деятельности, и Константиновск обретает не противоречивого государственного и военного деятеля, а известного писателя, связанного с городом. Мы видим, что, если В. Назаренко выступают преимущественно «создателями» мифов об истории локуса, на более или менее достоверной основе выстраивая социально ориентированные историографические конструкты, то В.
Граф выступает в роли «кодификатора»-потребителя подобных конструктов, не отделяя их в своем тексте от более достоверных историографических конструктов, созданных профессиональными историками, и полученной лично эксклюзивной информации. На наш взгляд, ее книга наиболее ценна именно там, где она оказывается источником, а не литературой: в статьях о современных краеведах и писателях Константиновска, которых автор знает лично. При этом конструирование мифа в данном случае произошло неосознанно, исключительно потому, что автор не владеет методологией исторической науки: В. Граф просто свела воедино обнаруженную ей информацию о Константиновске, сделав акцент на социально значимых, но не всегда достоверных и всегда трактуемых патриотически сюжетах.
Сочинение «историй поселений» непрофессиональными авторами для местной аудитории регулярно в итоге оказывается не исследованием, а мифотворчеством. Отметим, что П. Аваков и А. Шадрина в своих текстах в «Донском временнике» пришли к частично схожим с нашими выводам.
Так, П. Аваков пишет о «краеведческой склонности к гиперболизации местных реалий» в смысле их возвеличивания [53]. Шадрина отмечает в качестве типичных для многих современных краеведов черт неумение выстраивать композицию нарратива и превращение его в «перечень документов или сведений из ранее опубликованных изданий»; опору не на архивные первоисточники, но на более ранние книги; отказ от проставления сносок на источники информации, что делает ее непроверяемой [54]. С учетом многочисленности разного рода «историй поселений», предлагаемых современному читателю, проблема мифотворчества об истории локуса куда важнее, чем может показаться на первый взгляд.
Во-первых, нарративы, подобные разобранным выше, создают у своих читателей совершенно ложные представления о нормальности некритического подхода к источнику информации и даже о допустимости его подлога. Яркие примеры этого уже не у самих авторов «историй поселения», но у их поклонников мы видели выше: Ю. Трущелев, М. Джунько и Э.
Сокольский фактически говорят о неважности исторической достоверности мифа об истории Аксая, созданного В. Гладченко, апеллируя к социальной востребованности этого мифа. Во-вторых, подобные нарративы ведут к своеобразному обесцениванию истории и как повествования, и как науки: событие из истории локуса оказывается возможным сконструировать на заведомо недостаточной источниковой базе, а затем «доказать» его не научными, а общественно-политическими методами. Тут лучшим примером может служить то, что дату основания села Стефанидинодар в итоге определяли сельские депутаты, которые не учли замечаний профессионального историка А.
А тенденции к субъективности и социальной ангажированности повествований о прошлом, на наш взгляд, оказываются опасны уже не столько для «истории поселений», сколько для российской исторической науки в целом. Подход исследователей-любителей внезапно выглядит очень близким к тем методологическим новациям В. Мединского, которые вызывают критику у многих профессиональных историков. Напомним, что, по мнению А.
Юрганова, В. Мединский желает «подчинить науку актуальностям современного идеологического сознания» [55]. Согласно С.
Научные интересы Зинаиды Леонидовны были выражены в ее монографии «Гражданская война в Дальневосточном крае». Василий Петрович опубликовал более 60 работ, самыми известными из которых являются «Очерки революционного движения в Приморье» и «В огне борьбы». Кроме научной и административной работы, историки-архивисты активно занимались народным просвещением: читали лекции и проводили беседы по истории Хабаровского края и Дальнего Востока.
Работа над сборником связала федеральные архивы Москвы и Самары с музеем города-героя Севастополем. В уникальном издании можно найти научно-техническую, военно-историческую документацию и произведения живописного искусства. Авторам необходимо было решить сложную задачу - соединить техническую документацию с общечеловеческими, общеисторическими событиями, которые интересны и доступны всем.
Долма Салтыжетеповна активно участвовала в подготовке книг и сборников по истории Дальнего Востока в эпоху революционных преобразований и восстановительного периода после окончания Гражданской войны. Научные интересы Зинаиды Леонидовны были выражены в ее монографии «Гражданская война в Дальневосточном крае».
Василий Петрович опубликовал более 60 работ, самыми известными из которых являются «Очерки революционного движения в Приморье» и «В огне борьбы».
Историк местного масштаба - фото сборник
Использование материалов в печатных изданиях согласовывается по почте welcome russiancouncil.
Книга А. Скорика оказалась очень удачным научным исследованием: она востребована другими учеными и на нее ссылаются многие современные исследователи казачества, как в монографиях [72] , так и в научных статьях [73]. Скорику безусловно удалось создать «историю поселения», достойную считаться научной. Гораздо сложнее с ее социальной востребованностью.
Крайне любопытно уже небольшое буквально две страницы предисловие А. Королева, главы Милютинского района, к разбираемой книге [74]. С одной стороны, сам факт подобного предисловия демонстрирует очевидное внимание властей к созданию книги об их локусе. С другой стороны, очень показательна специфическая риторика: хотя чиновник и признает книгу А. Скорика «достойной», далее он отмечает, что в ней есть «вещи спорные, даже нелицеприятные» [75].
Как мы видим, «спорностью» для представителя местного локуса оказывается не фальсификация исторических фактов и событий, но как раз их «нелицеприятное», беспристрастное описание. А в конце предисловия А. Королев вообще впал в характерную для историков-любителей при описании своего края специфическую экзальтацию «гиперболизацию местных реалий», по П. Авакову : «Так с Богом, друзья! Познаем неоценимую мудрость наших предков, чтобы нам самим сегодня не оплошать» [76].
Итак, логичное предложение А. Скорика социально ориентировать историю не через создание мифов о ней, а через получение из нее уроков в интерпретации профессионала само стало мифологизироваться: по мнению главы Милютинского района, читатель книги донского историка должен был искать в ней не просто уроки прошлого, но «неоценимую мудрость предков». А буквально через год после выхода книги, в 2016 г. В ответ ему были рекомендованы четыре книги Н. Приходько и книга А.
Скорика [78]. При этом рекомендации книг Н. Приходько сопровождались комплиментарными описаниями «самобытное начало краеведческого поиска, попытка осмыслить прошлое и настоящее слободы Маньково-Березовской и окрестных хуторов»; «достоверность исторических фактов, доступный язык очерков и рассказов, колорит бесхитростного сельского быта привлекли внимание вдумчивых читателей, знатоков и любителей истории родного края» [79]. В случае же с А. Скориком даже его фамилия употреблена в неверном склонении «книга профессора НПИ А.
Скорик» [80]. А на сайте местной библиотеки в разделе «Краеведение» вообще до сих пор выложены данные всего одной книги за авторством Н. Приходько [81]. Зато в подразделе «Гордость нашего района» есть краткая биография Н. Приходько, в которой сказано: «Его книги внесли неоценимый вклад в историю нашего района и зародили у читателей интерес к истории родного края» [82].
Информации о А. Скорике и его книге на этом сайте мы не обнаружили поиск там не работает. И нам остается констатировать, что попытка А. Скорика написать научно-популярную, а не краеведческую «историю поселения» увенчалась в лучшем случае частичным успехом. Он написал успешную научную книгу мы не сравнивали специально, но, судя по данным eLibrary, эта книга с 52 цитированиями на декабрь 2022 г.
Это и понятно: его исследование содержит много вовлекаемой в научный оборот информации, на его страницах постоянно встречаются ссылки на архивные материалы Российского государственного военно-исторического архива, Российского государственного военного архива, Государственного архива Российской Федерации, Государственного архива Ростовской области и Центра документации новейшей истории Ростовской области. Но в глазах основных потребителей краеведческих работ, местных библиотекарей, журналистов и чиновников, книга А. Скорика в лучшем случае встала в ряд с многочисленными книгами Н. В свою очередь, книги Н. Приходько по-прежнему воспринимаются как полноценные «истории поселения», их обсуждают на чтениях памяти самого краеведа, несмотря на их разгромную критику профессиональным историком.
И, как нам кажется, это во многом связано со специфическими особенностями книги А. Скорика, которые делают эту работу интересной для относительно подготовленного читателя, но мешают воспринимать ее читателю массовому. Мы видели выше, что начало книги вполне популярно, однако далее автор начал подробно объяснять специфику своего исследования, его аспекты и свой авторский подход к проблеме «истории поселения». И в итоге введение А. Скорика к книге получилось научным с небольшими вкраплениями авторских эмоциональных отступлений: исследователь раскрыл «актуальность темы», «хронологические рамки исследования», «территориальные рамки исследования», «исследовательскую цель», «исследовательские задачи» и т.
При этом его введение, подобно всей книге, весьма монументально, и больше любой статьи В. Назаренко или Д. Зенюка в местной прессе — или его по объему можно сравнить с любым из трех разделов книги В. Граф «Наш Константиновск», включающих несколько очерков. Безусловно, в рамках представлений о научном стиле А.
Скорик пишет очень популярно и занимательно. Однако читатель, ориентирующийся на очерки указанных выше краеведов в местной прессе, едва ли будет читать развернутое введение теоретико-методологического плана. И та же самая проблема присуща всей книге: занимательные и эмоциональные части в ней перемежаются с сугубо научными. Например, после забавного сюжета о прозвищах казачьих станиц милютинцев дразнили «свинячим паспортом», после того как их станичный атаман, напившись, требовал паспорт у свиньи следует чрезвычайно подробное и детализированное описание того, как звали первых граждан Милютинской станицы и из каких станиц шло переселение в нее новых жителей [84]. В связи с этим примером, кстати, возникает и другой вопрос: насколько читателями «историй поселений», которые, как мы видели выше, обычно пишутся с позиций местного патриотизма, востребована информация об обидной дразнилке исторических жителей своего локуса?
И вообще, нужна ли им местами неприглядная и почти всегда неброская история повседневности? Приятно связывать со своим локусом С. Разина или хотя бы П. Краснова, но будет ли социально востребована даже изложенная популярным языком информация о том, что в истории станицы определенную роль сыграл генерал Н. Маслаковец, абсолютно неизвестный широкой публике [85]?
И в итоге выходит, что А. Королев говорил о «спорности» книги А. Скорика совсем не зря: на фоне основной массы панегирических «историй поселений» эта книга выглядит весьма своеобразно уже потому, что вместо красивых мифов об истории локуса предлагает правду, порой очень подробную, порой неприятную, и почти всегда менее завлекательную, чем необоснованные домыслы краеведов-любителей о почтовой станции, где останавливался А. Пушкин, груше, которую посадил сын С. Разина, или хотя бы о том, что наконец выявлена точная дата основания описываемого поселения.
Подведем итог. Скорика представляет собой редкую попытку переосмыслить жанр «истории поселения», сблизив его с исторической наукой, но сохранив социальную ориентированность и популярность. Сама по себе книга в итоге получилась безусловно удачной и востребованной в научном сообществе, но общественного резонанса, рецепции реформы жанра другими авторами не произошло. Более того, предыдущие нарративы по истории Милютинской станицы, созданные Н. Приходько и содержащие в себе все типичные недостатки традиционных краеведческих «историй поселения», остались востребованы местными жителями.
Как нам представляется, это обусловлено спецификой созданного А. Скориком исследования: у него получилась все же действительно научная книга, к тому же очень масштабная, требующая внимания читателя, готовности читать, наряду с популярно изложенными местами, целые страницы сухого научного текста и разбирать, после эффектных сюжетов, сюжеты менее эффектные или даже откровенно малопривлекательные, но важные для истории локуса. Поэтому вполне логично, что историки читают и ссылаются на эту книгу, но большая часть обычной аудитории «историй поселений» не видит ее преимуществ перед «литературно-художественным» нарративом Н. И все же опыт А. Скорика показывает, что профессиональный историк способен хотя бы предложить альтернативу творениям местных краеведов, которая составит им конкуренцию на сайтах местных администраций и библиотек.
Последний текст, который мы рассмотрим, вышел в Краснодаре в 2022 г. На обложке книги «Станица Троицкая: история и судьбы» стоят две фамилии: А. Дюкарева и А. Шамара [86]. Однако, как ясно из самого текста, непосредственным автором книги был профессиональный историк, кандидат исторических наук А.
Дюкарев, а А. Шамара, уроженец станицы и директор Кубанской нефтегазовой компании, был автором идеи и всячески содействовал в написании книги [87]. Мы акцентируем внимание на этом факте не для того, чтобы поставить под сомнение атрибуцию книги в качестве творения двух людей: А. Шамара не дожил до ее выхода и вынесение его фамилии на обложку выглядит, на наш взгляд, морально правильным жестом, а степень его вклада в предварительную исследовательскую работу могла быть такой, что, хотя текст написан другим человеком, можно говорить о соавторстве. Для нас важнее другое: данная книга выделяется из числа других «историй поселений» именно тем, что ее идея была предложена патриотом своего локуса, однако к реализации этой идеи он привлек историка-профессионала.
Любопытно и то, что в предисловии А. Дюкарева и обращении к читателям А. Шамары содержатся разные взгляды на создаваемую ими историю локуса. Шамара адресует книгу своим одностаничникам и обращается к ним с уже хорошо знакомых нам позиций местного патриотизма: «Эта книга — назидание будущим поколениям, святой долг которых — сберечь историю своей малой родины, подарить ей новое дыхание» [88]. Вполне традиционны для краеведа-любителя и сложные отношения А.
Шамары с историческими фактами: «Многие исторические факты уже трудно подтвердить, многие события разными источниками и очевидцами трактуются по-разному» [89]. Дюкарев явно рассчитывает на более широкую аудиторию, подчеркивая, что пытался написать не просто «хронику одного поселения», но «разглядеть отражение глобальных исторических событий в судьбах конкретных людей, жителей кубанской станицы Троицкой» [90]. Весьма любопытна и его попытка возвести кубанскую региональную краеведческую традицию к дореволюционным временам, поставив у ее основания классиков местной историографии Я. Кухаренко, И. Попко, П.
Короленко, Ф. Щербину [91]. В результате в общих чертах А. Дюкарев выстраивает свой нарратив так же, как и А. Скорик: это хронологическое описание повседневности казачьей станицы.
Однако есть и ряд важных отличий между их исследованиями. Как мы видели, А. Скорик в принципе отказался от исторического мифотворчества, и его книга начинает описывать события с 1876 г. Троицкая станица немногим старше: она была основана в 1865 г. Но для А.
Шамары, очевидно, была очень важна преемственность с первыми черноморскими казаками, пришедшими на Кубань в конце XVIII в. Как видно из разобранных выше работ, краеведы-любители в подобной ситуации часто пытаются искусственно «удревнить» историю локуса, либо откровенно фальсифицируя ее, либо пытаясь придумать основания для доказательства более ранней даты. Отметим, что в случае с Троицкой станицей последний вариант был очевиден: она основана на территории военного поста русской армии и, соответственно, интерпретация этого поста как предшественника станицы добавило бы к ее истории несколько десятилетий [95]. Дюкарев пошел другим, куда более элегантным путем, не пытаясь связать станицу с типологически совершенно иным русским поселением на ее месте, однако и не разрушая локальный исторический миф: он начал свое повествование с конца XVIII в. Схожим образом А.
Дюкарев пытается встроиться и в другие локальные исторические мифы, ища в них зерно действительности и показывая их связь с реальной историей. Этому способствует еще одна особенность его текста. Выше мы видели, что А. Дюкарева интересуют «судьбы конкретных людей». Возможно, именно это позволило ему плодотворно сотрудничать с А.
Шамарой, при всем различии в подходах к истории: А. Шамара также считал, что «историю вершат люди», а «главное достояние станицы Троицкой — ее жители» [97]. В итоге книга А. Дюкарева, хотя и посвящена фактически истории повседневности, постоянно связывает историю станицы Троицкой со значимыми людьми. Только это не «внешние» по отношению к этой истории люди, знаменитость российского или хотя бы кубанского масштаба, а собственные локальные герои.
Разумеется, о подобных локальных героях пишет и А. Скорик, однако у него им уделено не так много места, и повествование о них, как и весь нарратив, носит объективно-научный характер [98]. Дюкарев, напротив, описывает локальный миф о предках, куда более эмоциональный и образный. Так, один из дореволюционных атаманов, Н. Кравчук, описывается по устным рассказам его внука: он «был коренастым казаком, не имевшим косой сажени в плечах, зато имевшим мускулистые руки с широкими ладонями, в которых он одинаково крепко держал и эфес казачьей шашки, и чепиги крестьянского плуга» [99].
В итоге, хотя нарратив А. Дюкарева, как и нарратив А. Скорика, неоднороден, и включает в себя как сухие научные описания и отрывки из документов, так и живые истории и воспоминания станичников, соотношение научных и популярных элементов в нем совсем иное, и популярные выражены куда более сильно. Аналогичный подход А. Дюкарев применяет и при описании наиболее сложных исторических сюжетов.
Они описаны очень эмоционально, а не научно-объективно, но эту эмоциональность задают приводимые рассказы самих станичников. Вот какими словами, например, описывается красный террор в годы Гражданской войны: «Весной при установлении советской власти, как рассказывала мама, созвали сход около церкви. По спискам выкрикивали фамилии и вырывали из толпы. Яма уже была готова. Обреченных станичников тут же расстреливали.
Тогда у нее забрали ребенка и кинули его в толпу, а ее расстреляли вместе с молодым мужем-казаком» [100]. Подобный подход в определенной мере снимает ответственность за «нелицеприятные» сюжеты нарратива с историка и перекладывает их на самих жителей локуса старшего поколения. Таким образом, если А. Скорик в своем нарративе о станице Милютинской смотрит на местный исторический миф извне, с позиции историка, то А. Дюкарев оказывается внутри местного мифа, фиксируя и транслируя его, но одновременно убирая откровенно фантастичные сюжеты и сопоставляя истории жителей с реальной историей России и Кубани.
Мы считаем уместным сравнить его с В.
Тогда же Юрия Дмитриева взяли под стражу по первому обвинению — в изготовлении детской порнографии. В Российском военно-историческом обществе говорят, что их экспедиция никак не связана с уголовным преследованием Дмитриева. Понимаете, мы совершенно здесь отдельно и вне этого контекста находимся. Непонятно, что там в связи с этим делом показывать. Мы просто работаем на этой территории, чтобы уточнить границы мемориального комплекса, плотность и, возможно, найти захоронения советских воинов».
То, что Сандармох во многом благодаря Дмитриеву стал символом государственных репрессий, раздражало власти Карелии. В последние годы они перестали участвовать в памятных мероприятиях. Никита Соколов, историк: «Мне, безусловно, кажется, что эти вещи связанные. Причем, связанные в рамках одной государственной исторической политики, которая в значительной степени направлена на обеление всего советского, включая такие части советского, которые обелять душевно здоровому человеку совершенно невозможно». Новые раскопки в Сандармохе начнутся уже в конце этой недели и продлятся до 5 сентября.
Кутузовой и Д. Кошелева, посвященного системе гражданской науки, на симпозиуме развернулась дискуссия, в которой приняли активное участие Н. Игнатова, А. Попов, П. Котов, А. Самарин, М. Под занавес работы симпозиума доктор географических наук В. Силин пригласил всех на экскурсию по выставке историко-географических карт, посвященных Российскому Северу, проводимую им в рамках конференции.
Историк местного масштаба: как его называют и чем он занимается
Международный российско-белорусский молодежный научный сборник включает в себя статьи молодых историков, сосредоточенных в своих исследованиях на осмыслении актуальных направлений изучения, исторической специфики. Главная» Новости» Историк спицын последние выступления. Историк Свистунов на примере Ирака показал опасность переданных ВСУ снарядов с обедненным ураном.