После провала похода Краснова на Петроград Керенский бежал из Гатчины в матросской форме. Таким эпизодом мог стать поход генерала Краснова на Петроград в конце октября 1917 года.
Как Керенский и Краснов пытались отбить Петроград
| Белый атаман Краснов | Поход казачьих частей под командованием генерала П.Н. Краснова и при участии министра-председателя Временного правительства А.Ф. Керенского на Петроград для подавления Октябрьского восстания и восста. |
| Выступление Керенского — Краснова | Поход Керенского и Краснова на большевицкий Петроград. |
| КЕРЕНСКОГО – КРАСНОВА ВЫСТУПЛЕНИЕ 1917 • Большая российская энциклопедия - электронная версия | Начать последний бросок на Петроград Керенский и Краснов намечали на 30 октября, предварительно получив ожидаемые от Ставки подкрепления. |
| Разгром мятежа Керенского — Краснова и ликвидация Ставки старой армии - Страница 10 | Поход Краснова — Керенского на Петроград — попытка восстановления власти Временного правительства во время Октябрьской революции, организованная. |
| Как Керенский и Краснов пытались отбить Петроград: swinopes — LiveJournal | Поход казачьих частей под командованием генерала П.Н. Краснова и при участии министра-председателя Временного правительства А.Ф. Керенского на Петроград для подавления. |
КЕ́РЕНСКОГО – КРАСНО́ВА ВЫСТУПЛЕ́НИЕ 1917
И Краснов приказал отступать. Советская сторона за день боя потеряла убитыми более 400 человек Казаки — 3 убитых и 28 раненых. Вскоре в Гатчину явились представители матросов и железнодорожников заключить перемирие и начать переговоры. Другого выхода не осталось. Окружение Керенского лихорадочно пыталось использовать эту передышку.
Хваталось за соломинки. Савинков помчался в польский корпус, Войтинский — в Ставку, искать ударные батальоны, верховный комиссар Станкевич — в Петроград, искать соглашения между большевиками и другими партиями социалистов. А казаки вырабатывали с матросами свои соглашения. Первым пунктом мира потребовали прекратить в Петрограде преследования офицеров и юнкеров, дать полную амнистию.
На полном серьезе казаки обсуждали вариант «Мы вам — Керенского, а вы нам — Ленина. И замиримся». И на полном серьезе пришли к Краснову доложить, что скоро им для такого обмена привезут Ленина, которого они тут же около дворца повесят. Впрочем, и матросы тогда Ленина не шибко боготворили.
Откровенно называли «шутом гороховым» и заявляли: «Ленин нам не указ. Окажется Ленин плох — и его вздернем». Керенский, видя такой оборот дела — многие казаки склоняются к тому, чтобы выдать его; святое дело, «потому что он сам большевик», — в панике обратился к Краснову. Генерал, пожав плечами, сказал: «Как ни велика ваша вина перед Россией, я считаю себя не вправе судить вас.
За полчаса времени я вам ручаюсь». И Керенский бежал. Нелепая фигура исчезла с исторической арены уже навсегда. Переговоры, перемирие — все кончилось само собой.
В Гатчину вошла 20-тысячная большевистская армия из солдат, матросов, красногвардейцев и буквально растворила в себе горстку казаков. Начался общий бардак Пришедший Финляндский полк привычно потребовал Краснова к себе на расправу. Но стоило генералу наорать и обматерить два десятка вооруженных делегатов, они пулей вылетели вон из его кабинета. А потом приелали командира, который извинялся и просил разрешения разместить полк на ночлег, потому что с дороги, мол, устали.
Хамы, привычные бесчинствовать над бессловесными и покорными, они сами становились овечками, получая отпор. И матросский командующий Дыбенко, отгоняя оголтелых подчиненных от офицеров, поучал «корниловцев» «Товарищи, с ними надо умеючи. В морду их, в морду! Ворвавшись в штаб Краснова, объявил всех арестованными.
На него с руганью наскочил, требуя извинений, подъесаул Ажогин, председатель дивизионного комитета донцов. Муравьев опешил. Поругались, помирились. Кончилось тем, что Муравьев сел с казаками обедать и напился, вспоминая общих фронтовых знакомых.
Прикатил сам Троцкий. И тоже прибежал к Краснову. Потребовал, чтобы тот приказал отстать от него какому-то казаку, прилипшему как банный лист.
Подтянули пару казачьих сотен из Новгорода. Сообщили из Луги, что 1-й осадный «полк» в 88 человек поддержал правительство и грузится в эшелон. И все. Ни о каких корпусах, дивизиях даже слышно не было. В ночь на 28-е 480 казаков пошли на Царское Село с гарнизоном 16000. Разоружили заслоны по дороге и наткнулись на первую линию обороны, открывшую огонь. Ударили из пушки — большевики держатся, пулеметами ощетинились.
Лишь когда 30 казаков атаковали в обход — побежали. В Царском Селе выкатился толпой весь гарнизон, замитинговал. К ним поехали 9 казаков дивизионного комитета. Полдня митинговали вместе. Приехал Керенский, попытался речи произносить. Кое-кого уговорили разоружиться. Но большинство, почуяв слабость казаков, решили их перебить. Стали к атаке готовиться. Заметив это, казаки попросили Керенского отъехать назад и выкатили две пушки. Едва солдатня, паля из винтовок, пошла «на ура» — дали два выстрела шрапнелью.
И вся многотысячная масса в панике разбежалась, давя друг дружку и угоняя поезда на Петроград. Царское Село заняли. Простояли в нем следующий день, надеясь хоть на какую-нибудь подмогу. Пришли только несколько подразделений из их же корпуса, бронепоезд из Павловска да из Петрограда несколько бежавших юнкеров, учебная сотня оренбургских казаков — даже без винтовок, с одними шашками. Осадный полк, двигавшийся из Луги, перехватили матросы и обстреляли. Полк разбежался. И офицеры-корниловцы, и казаки кляли Керенского, обманувшего их нереальными прожектами. Приехавший Савинков предложил Краснову арестовать Керенского и возглавить движение самому. Краснов отказался, считая это некрасивым. И бесполезным.
Утром 30. Дорогу уже преграждали сплошные линии окопов. И занимали их уже не разложившиеся солдаты-тыловики. Не менее 6 тыс. От развернувшихся 630 казаков они не побежали. Наоборот, сами то и дело лезли в атаки. Выручало преимущество казаков в артиллерии. Она подбила один броневик и осаживала большевиков, заставляя держаться на расстоянии. Краснов решил продержаться до вечера.
Прибытие в Петроград войск, верных Правительству, могло бы дат результат при пассивности войск, восставших против Вр. Правительства, признак этого — крайняя вялость и нерешительность большевиков. Если кандидатура Кишкина неприемлема, то в таком случае можно просить Вр. Если главковерх Керенский предлагает передать должность Вам, то я во имя горячей любви к Родине умоляю Вас разрешить мне передать об этом Временному Правительству, с которым есть у меня связь. Вас же — не останавливать отданных распоряжений о движении войск, назначенных в Петроград. Я убежден, что при надлежащей организации все обойдется без особых кровопролитий, зато будет сохранен в неприкосновенности фронт, и Вам, как будущему Главковерху, не придется считаться с весьма тяжелыми»... Тут Черемисов вновь перебивает своего собеседника... Прав, в Петрограде уже нет... Через два часа мне будет крайне необходимо Вас вызвать». Больше к аппарату Черемисов не подходил и дальнейших переговоров с Духониным не вел, хотя последний «всю ночь» поджидал вызова. Непосредственно перед разговором с Духониным, Черемисов имея беседу с ген. Балуевым в 11 час. Информировав главнокомандующего Западным Фронтом о положении дел в Петербурге «Вр. Главнокомандующий Северным фронтом предлагал своему коллеге по Западному фронту «во избежание анархии» объединить деятельность обоих фронтов. На Северном фронте пока спокойно, — добавлял Черемисов, — но резолюция фронтовых организаций будет «не в пользу Временного Правительства прежнего состава», хотя я «захват власти, советами» также «у большинства не встречает сочувствия». Балуев ответил резко: «очень жаль, что ваши войска участвуют в политике, мы присягали Вр. Балуев сейчас же передал в Ставку свой разговор с Черемисовым и просил Духонина «быстрыми и решительными действиями» удержать «Главкосева в должных границах» 174. Совершенно очевидно, что Черемисов проводит определенную политику — ту именно, к которой склонялись местные представители «революционной демократии» в лице правительственных комиссаров и руководителей войсковыми комитетами; поэтому Черемисов и не желал осведомления членов Правительства в Петербурге до тех пор, пока не будет принято окончательное «решение» по соглашению с Главковерхом. Касаясь этого эпизода, Милюков считал без колебаний версию Черемисова «измышлением». Черемисов дал «лживый ответ» о согласии Керенского на отмену распоряжения о посылке войск; Черемисов «продолжал лгать», утверждая, что невозможно вызвать Керенского для непосредственной беседы с Духониным. Он «тут же курсив мой, С. Во всяком случае мотивировку с Кишкиным Черемисов не придумывал — она была ему внушена опасениями Савицкого и других. Как будто в этом сомнений быть не может. Также бесспорно и то, что вызов Керенского с кв. Барановского к прямому проводу мог грозить Керенскому большими осложнениями — в Псков было передано уже распоряжение В. В воспоминаниях напечатанных в эмигрантском «Голосе России», совершенно умалчивая о своем распоряжении отменить продвижение войск и о переговорах с Духониным, Черемисов так излагал версию о готовности Керенского отказаться от власти. Около 12 час. Выслушав Черемисова, Керенский пригласил его в соседнюю комнату очевидно при разговоре кто-то присутствовал и сказал следующее: «Я решил сдать верховное командование вам, затем ехать в Петроград и отказаться от должности первого министра. Прошу вас, генерал, сказать мне свое мнение, но только совершенно откровенно, не стесняясь». Черемисов в «воспоминаниях», конечно, отказывается от верховного командования и убеждает Керенского в невозможности производить какие-либо перемены в момент кризиса. Затем я высказал мнение, что... Керенский «согласился» с этими доводами и решил ехать в Могилев. Черемисов ушел будто бы спать и на другой только день, в 10 ч. С большой очевидностью выступает стилизация этих воспоминаний в определенном духе, но и Керенский не отрицает, что Черемисов рекомендовал ему ехать в Ставку — избавиться скорее от беспокойного гостя главнокомандующему Северным фронтом во всяком случае хотелось. Может быть, и нет необходимости разбираться во всех контроверсах, вольных и невольных ошибках обоих мемуаристов. Не мог говорить Черемисов в 9 час. Зачем Черемисову надо было говорить во втopoй свой приход к Керенскому, что Краснов был и уже уехал? В воспоминаниях он утверждает, что вообще не знал о приезде Краснова, и что последний случайно оказался в Штабе, проезжая ночью через Псков. Это уже неверно 175. В Штабе, по словам Черемисова, Краснов встретился с Войтинским. Краснов и Войтинский убедили де Керенского в Могилев не ехать, а начать немедленно военные действия против большевиков. Минуя всю эту мемуарную неразбериху, можно установить один незыблемый факт — посылка войск с фронта в Петербург была приостановлена после приезда Керенского в Псков. Факт, сам по себе заставляющий с большой осторожностью относиться к утверждениям о «вымысле» Черемисова. Для того, чтобы реконструировать то, что могло произойти на квартире Барановского, следует уяснить себе психологическое состояние самого Керенского. Почти все наблюдения того времени — и дружественные Керенскому и ему враждебные, отмечают депрессию Керенского в предоктябрьские дни. Нет в том ничего удивительного. Человеческие нервы не из железа. Керенскому пришлось пережить слишком много в кипучем котле революции от февраля до октября. И каких дней! К тому же в начале октября, — свидетельствует Станкевич, — Керенский был «опасно болен». Милюков, любящий употреблять в отношении Керенского более сильные выражения в «России на переломе» полагает, что «глава правительства находился в каком-то паталогическом состоянии паралича воли» 176. Отъезд Керенского из Петербурга мало соответствовал внешнему эффекту этого выезда. Как ни привычны были уже нервы к бессонным ночам, последняя ночь к вечеру 25-го должна была сказаться на упадочном настроении главы Правительства. И, вероятно, не так далеко был от истины Черемисов в описании встречи с Керенским: «вид у Керенского разбитый, он лежит на кушетке. Через 3—4 часа Черемисов застает Керенского в том же положении: «Он по-прежнему лежал на кушетке, по-видимому, совершенно разбитый моральным потрясением пережитого в Петрограде и длинной дорогой в автомобиле». До какой степени доходила в эти дни нервность Верховного, показывает рассказ одного из тех «друзей», кто помог впоследствии Керенскому скрыться от ареста в Гатчине. Я имею в виду с. Вейгер-Ведемейстера, ушедшего из партии и приблизившегося к советской власти. Но этому ренегату не было никаких оснований измышлять эпизод, о котором он рассказывает в очерке «С Керенским в Гатчине». Уже в Гатчине27-го Керенскому подана была телеграмма от Духонина. Прочитав ее; Керенский, «вставший во время чтения со словами: «все пропало», безжизненно опустился на кресло. Все недоумевали, что означает состояние Керенского, так как Духонин заявлял «о поддержке Вр. Маленький эпизод, только что рассказанный, достаточно ярко изображает расшатанность нервной системы Керенского. У людей с такой болезненной нервной чувствительностью приступы упадка и подъема настроений чрезвычайно быстро сменяются. Черемисову, вероятно, не так трудно было воздействовать на Керенского. Тут и аргумент «от Кишкина» мог сыграть свою роль. Оснований для подозрительного отношения к Кишкину, казалось бы, у министра-председателя не было. Но за Кишкиным, ведь, стоял Милюков, памятный по своему вмешательству в период корниловского кризиса, когда им была выдвинута кандидатура ген. Алексеева в руководители Правительством. За Милюковым вся партия к. Кишкин должен был на короткое время заменить Керенского, а теперь он стал «диктатором»... Может быть, казаки, руководствуемые столь подозрительным в глазах Керенского Советские, выступят — тогда будет реакция. Только присутствие Керенского уравновешивало весы, только под бдительным надзором Керенского реакционная по существу сила могла послужить делу демократии. Все это, конечно, в большей или меньшей степени мои догадки. В Пскове Керенский должен был почувствовать, свое одиночество. В воспоминаниях, написанных в период слишком еще близкий к пережитым событиям, автор не называет имен по соображениям полицейского характера, умалчивает о тех «друзьях», с которыми он виделся и с которыми советовался. Не говорит он и о Войтинском. Когда произошла их встреча в Пскове? И чрезвычайно важно одно показание Черемисова, сделанное в более позднем разговоре по юзу с Духониным. Керенский согласился тогда со мной и отменил перевозку войск... Итак, возможно, что Войтинский присутствовал при втором разговоре Керенского с Черемисовым. При его колеблющейся позиции до переговоров в ту же ночь с Гецем он не мог внушить Керенскому веру в поддержку со стороны «революционной демократии»; напротив, он мог своими сомнениями, которые выражал в разговоре с Толстым и которые повторяли дневные, уже известные нам впечатления в рядах руководителей псковской «революционной демократии» от сообщения о назначении Кишкина, возбудить колебания у Керенского; у самого Войтинского не было доверия к «коалиционному» Правительству — по отметке в дневнике ген. Болдырева первая речь нового правительственного комиссара на северном фронте 15 октября была переполнена выражением этого недоверия. Возможно, что Керенский и не высказывался прямо за отмену приказа о посылке войск — в состоянии психической прострации говорил он неопределенно; могла повториться сцена, аналогичная той, которая произошла в августе при злосчастной беседе с неудачным «посланцем» ген. Если меня спросят: посылал ли Керенский Львова в Ставку — я определенно отвечу: нет. Но, если меня спросят: мог ли Корнилов считать, что Львов является от имени Керенского — я также, без колебаний, отвечу: да. Правда, Львов был человек очень недалекий, а Черемисов, по общему признанию, был не только хорошим военным, но и обладал трезвым и прозорливым умом... Но в интересах Черемисова было понять колебания Керенского в сторону приближения их к своей позиции. Не чуждо было Керенскому и некоторое злоупотребление словами о готовности уйти от власти. Иногда здесь сказывалась поза, иногда эти слова должны быть отнесены к приемам тактики. Во все критические моменты подобная аргументация выдвигалась в целях воздействия на собеседников — еще более естественной была она в псковской беседе, когда упадок духа мог придавать ей оттенок полной искренности. Подобному объяснению противоречит лишь определенное свидетельское показание Кроника о заявлении Войтинского в ночном заседании псковского комитета, что он санкционировал отмену распоряжения о посылке войск. Колебания Керенского подтверждает еще один документ, воспроизводящий юзовский разговор — неясный в силу какой-то недоговоренности или пропуска по небрежности редакции, но это единственный документ из всей серии, опубликованной в «Красном Архиве», который в своем начале как то непонятно обрывается. На другой день ген. Барановскому удалось снестись с пор. Данилевичем в Петербурге, хотя провод формально и был занят уже большевиками. А Ставка мне наговорила массу небылиц... Пусть он Керенский идет на открытое сопротивление, иного выхода нет, иначе он будет чернью уничтожен. Она еще вчера домогалась иметь его, во что бы то ни стало»... Если бы только не доброта и мягкость, вот ужас»... Можно предположить, не без основания, что Вонтинский должен был прийти к Керенскому после разговора с Гоцем и осведомить его о изменившемся положении, как осведомил он утром ген. И не так уже, по-видимому, не прав был Черемисов по существу, когда утверждал, что самоопределившийся Войтинский и прибывший в Псков ген. Краснов вернули Керенскому энергию. Так же, как в деле Корнилова, Керенский очень скоро и очень прочно забыл о своих колебаниях в часы упадка духа. Для некоторых современников уже тогда почти не являлось сомнений в том, что Керенский сам остановил движение войск к Петрограду. Так со слов Вырубова, приехавшего из Ставки, записано у меня в дневнике 4 декабря 1917 г. Впечатление Вырубова, очевидно, было впечатлением всей Ставки, хотя в официальном уведомлении 26-го Ставки нач. Однако, передать распоряжение с подтверждением приказа о движении на Петроград не удалось, так как у аппаратов Революционным Комитетом, сформировавшимся в Пскове, были поставлены особые дежурные члены этого Комитета. На копии документа, напечатанной в «Красном Архиве» имеется пометка, надо думать, сделанная Черемисовым 178 : «Распоряжение об отмене движения войск на Петроград сделано с согласия главковерха, который приехал в Псков не после отмены, а до нее. Второе распоряжение о посылке 3-го кон. Лукирский за своей подписью, воспроизведенной в журнале, сделал со своей стороны пояснение: «Доложено наштаверху т. Духонину было на основании сообщенного мне генквартсевом т. Барановским , как присутствовавшим при встрече Главковерха Керенского с Главкосевом Черемисовым. Сам я лично при встрече и разговоре не присутствовал. О приезде Главковерха я узнал после отмены распоряжения». У него помечен разговор, не вошедший в число лент переговоров по прямому проводу, впоследствии напечатанных. Выходило по его словам, что Керенский действительно «склонялся» к назначению Черемисова верховным главнокомандующим и согласился на предложение последнего поехать в Ставку для проверки настроения армии 179. Краснов, а вместе с ним и его воспоминания, пользоваться которыми приходится с очень большой осторожностью. И не только потому, что написаны они романистом, склонным воспроизводить в более или менее художественной форме былые переживания. Печатались воспоминания уже тогда, когда «корнетское предприятие, лихое на первый взгляд, но по существу представлявшее непродуманную авантюру» так охарактеризовал Черемисов гатчинский поход закончилось крахом. Невольно настороженно относишься к мемуаристу, который в двух вариантах своих воспоминаний при разных политических условиях в России и эмиграции дал две в корень противоположные версии о конце гатчинской «авантюры». Краснов должен был повести первые отряды на помощь Правительству. Судьбе угодно было, — замечает Керенский, — связать «мою последнюю попытку спасти государство от большевистского разгрома с 3-им конным корпусом — тем самым, который был двинут под командой Крымова ген. Корниловым против Вр. Судьба здесь не при чем, так как части 3-го корпуса были назначены самим Правительством, т. Верховным Гланокомандующим без предварительного сговора с Черемисовым очевидно потому, что эти части, «деморализованные» корниловским выступлением все же считались наиболее крепкими в смысле своего антибольшевизма 180. Экстренный вывоз частей именно третьего корпуса отчетливо показывает, как необдуманно все делалось в эти дни в правительственных кругах. Третий корпус был разбросан по всему северному фронту. В этом факте ген. Краснов усматривает проявление злого умысла. Он рассказывает, как в сентябре он делал энергичные попытки оставить корпус для поддержки Правительства в ближайших окрестностях Петербурга. Сочувствовал такому решению и Полковников, обещавший «осторожно нащупать» у Керенского. Но в силу того, что «советы» настаивали на удалении корпуса из окрестностей Петербурга, последний был направлен в распоряжение Черемисова. Самое распыление корпуса по фронту, произошло, очевидно, не по какому-либо преднамеренному «злому умыслу» 181 , а естественным путем — казаков приходилось отправлять то туда, то сюда в предвидении беспорядков на фронте. В Петербурге об этом не думали, когда назначали всем полкам 1-ой Донской дивизии двинуться на помощь Правительству. Как раз 24-го четыре полка указанной дивизии были уже направлены в Ревель «для расформирования пехотной дивизии, отказавшейся исполнять боевые приказы». И тут же ночью, 25-го, Дитерихсу по собственной инициативе приходилось разъяснять, что выбор полков всецело предоставляется на усмотрение Главкосева, «если нет возможности точно, исполнить телеграмму в отношении первой дивизии » — «обстановка так складывается, что необходима быстрота распоряжений». Краснов мог собрать только 10 сотен, слабого состава по 70 человек, т. Вследствие отсутствия командира первой дивизии, бывшего в отпуску, командование принял на себя сам Керенский 182 , намереваясь сосредоточить свои «войска в Луге» и оттуда идти походом, чтобы «не повторять ошибки Крымова! Краснов едет в Псков. Попадает туда в 3 часа ночи, застает Лукирского спящим, будит его и требует разъяснения от начальника штаба, как надлежит ему поступить при двух взаимно противоречащих приказаниях. Тут первая неувязка, потому что Лукирский ждал Краснова, как сообщал он только что Духонину. С другой стороны, Лукирский совершенно не был осведомлен о приезде Керенского и о разговорах Черемисова — он узнал об этом post factum, на другой день от Барановского. Черемисова Краснов, по его словам, застал бодрствующим — на заседании военно-рев. Разговор их закончился якобы репликой Главкосева: «Я вам искренне советую остаться в Острове и ничего не делать. Поверьте, так будет лучше». Пылающий энергией Краснов идет отыскивать Войтинского. Последний ему таинственно передает, что Керенский в Пскове, и рекомендует направиться к Главковерху, отказываясь, однако, его сопровождать: «нам неудобно идти вместе». У дверей дома, где остановился Керенский, раздается звонок. Кто кого убедил? Кто кого «обманул»? На чьей стороне было самовнушение? Краснов ли, думавший лихим налетом захватить Петербург? Корниловым против адвоката Керенского, кумира толпы и другое — идти с этим кумиром против Ленина, который далеко не всем солдатам нравится. Или Керенский вместе с Барановским и, может быть, Войтинским, уверявший Краснова, что не только все части его корпуса будут собраны и двинуты под его начальством на Петербург, но он будет усилен и 37-й пехотной дивизией, и 1-й кавал. Я отбрасываю в сторону патетическую словесность воспоминаний Краснова, которой он объясняет, почему во имя Родины он пошел к ненавистному Керенскому. Эти позднейшие резиньяции исторической цены не имеют. Краснов не учитывал тогда обстановки. Реальное он ощутил только тогда, когда остался в полном одиночестве со своими семьюстами казаков под Гатчиной 184. Гатчинский поход В 5 ч. Черемисов , — спрашивал Духонин утром Лукирского. Одновременно, за подписью Керенского, был опубликован общий приказ, обращенный к армии:... Этот приказ вызвал некоторое недоумение. Так комиссар юго-западного фронта Иорданский 185 , сообщая Вырубову пом. Ставки о спокойствии на фронте «большинство за Вр. Правительство» и о подготовке посылки отряда с целью хотя бы «морального удовлетворения», говорил: «Одна фраза приказа возбуждает недоумение — о возможности образования нового правительства; если это означает готовность идти на компромисс с Петроградом, то это ошибка, лозунгом должно быть восстановление Правительства и созыв Учред. Собрания в назначенный срок... Мы смотрим на положение, как на неизбежный момент ликвидации большевизма, и были бы совершенно выбиты из колеи, если бы повторились полумеры 3—5 июля». Милюков «Россия на переломе» также видит в той фразе, которая вызвала недоумение на юго-западном фронте, намек на «переговоры», которые якобы велись Керенским накануне большевистского восстания о создании однородного социалистического правительства. Ниссель мало, конечно; разбиравшийся в подоплеке русской политической жизни того времени и повторявший в значительной степени информацию, которую получал от своих русских собеседников, остался в убеждении, что Керенский все время до переворота и после переворота лично находился в секретных сношениях с Лениным и Троцким и поэтому оказывал сопротивление тем активным действиям против большевиков, которые ему предлагались. Ниссель знает даже, что именно большевики содействовали выезду Керенского из России, снабдив его фальшивым паспортом! Борьба с большевистским захватом власти должна была идти под флагом: революционной демократии, а не Временного Правительства. Итак, подписав два приказа, Керенский вместе с Красновым направился в Остров — стоянку штаба третьего корпуса. При чтении воспоминаний Керенского можно узнать, что только его «личное присутствие среди войск устранило... Двинувшиеся из Острова под «рев и угрозы разнузданной солдатчины эшелоны» пролетели жел. Быстрота действий помешала вновь Духонину непосредственно переговорить с Керенским, хотя соответственная депеша была отправлена Лукирским с офицером на автомобиле 187. К вечеру эшелоны были под Лугой. Здесь Керенский узнал о захвате Зимнего Дворца. Если бы в то утро 26-го я уже знал о захвате большевиками Временного Правительства, я наверное не остановился бы на этом слишком рискованном плане». Конечно, и в Луге было не поздно изменить план, но дело в том, что сообщение, полученное через ген. Барановского, показалось тогда «невероятным» — Керенский решил, что это известие было сфабриковано большевистскими агентами 188. Без выстрела на рассвете 27-го захвачена была Гатчина. Прибывшие из Петербурга войска многочисленные, в представлении Керенского, с артиллерией, блиндированными автомобилями; две роты и команда матросов — в изображении Краснова без боя разбежались 189. Местные войсковые части были пассивны и нейтральны. Окрыленный первым успехом Керенский требует дальнейшего немедленного наступления. Краснов предпочел бы задержаться в Гатчине до прибытия помощи. Все-таки в Царском Селе гарнизон исчисляется в 16 тыс. Но «гражданская война — не война. Ее правила иные, в ней — решительность и натиск». Так рассуждает в мемуарах ген. Краснов, назначенный командующим всеми вооруженными силами петербургского района. В 2 часа ночи Краснов двинулся на Царское Село. Двинулся о осторожностью, где можно «разговаривал», вступая в соглашение с цепями противников. Отказавшись от военно-технического руководства вооруженными силами и следуя своему правилу: «не вмешиваться» в распоряжения лиц, которым поручено выполнение той или иной задачи, Керенский остался в Гатчине. Там ему, однако, не сиделось, и он скоро же поехал в самую гущу «сосредоточения правительственных войск». Краснов объяснил Главковерху, что задержка вызвана малочисленностью наступающего отряда и лучшей, чем он думал, организованностью обороны Царского Села: «все торгуемся», — сказал он. Краснов попросил Керенского не оставаться на поле сражения, так как это мешает операции и волнует офицеров 190. Подобная просьба показалась Керенскому «очень странной и непонятной», но он все понял, когда заметил в окружении Краснова «несколько слишком хорошо» ему «известных фигур» от Совета Союза Каз. Войск, приславшего делегацию 191 ,— «тогда новый тон и новая манера генерала мне стали слишком понятны». Керенский вернулся в Гатчину. Здесь посетил его Савинков, и это появление «сразу с быстротой молнии осветило» Керенскому «все новое положение в отряде». Приезд этих «политиков» и «патриотов» не предвещая ничего хорошего и «не мог пройти даром для успеха, как выражается Керенский, моего предприятия». Подозрительность Керенского была возбуждена. Время шло. Царское еще не было взято. Тогда, под вечер, Керенский снова идет в отряд, с «твердым решением вмешаться в самые военные действия».
Таким образом, вопрос о непосылке войск выходит далеко за пределы какой-то личной интриги ген. Войтинский, сложив уполномочия, юзотелеграммой уведомил о своей отставке комиссара ВРК в Петербурге, который говорил с ним вечером из захваченного повстанцами штаба военного округа. Не отрицал факта и сам Войтинский при позднейшем допросе у большевиков, пояснив, что он послал свой отказ, не зная, что ЦИК первого созыва дезавуировал съезд и избранный им второй ЦИК: «получив более точную информацию, я поспешил взять свое заявление об отставке назад, так как считал недопустимым уклониться от участия в борьбе, начатой ЦИК первого состава». Вернемся теперь к беседе Керенского с Черемисовым. На ней завязался узел, который надо распутать. Три мемуариста — Керенский, Черемисов, Краснов, противоречат друг другу. Их свидетельские показания идут в разрез с документами, дошедшими до нас в виде переговоров по прямому проводу между Могилевым и Псковом 172. По рассказу Керенского, уже в первом разговоре, т. Удивляет спокойствие, с которым импульсивный Главковерх встретил такое роковое известие. Он будто бы только спросил Черемисова: «Вы видели ген. Краснова, он разделяет ваше мнение? Краснов с минуты на минуту приедет ко мне из Острова. Невольно возникает вопрос, если распоряжение Черемисова дано было еще до приезда Керенского, как могло оно не дойти до Войтинского? Слова Керенского решительно опровергаются официальным документом: нач. В последовавшей затем беседе Духонина с самим Черемисовым на вопрос первого, чем вызвана такая отмена, Черемисов отвечает: «это сделано с согласия Главковерха, полученного мною от него лично». Далее идет еще более сенсационное: «Временное Правительство — прежнего состава, информирует Черемисов, — уже не существует: власть перешла в руки революционного комитета. Сегодня вечером кто-то, по-видимому правые элементы, назначили ген. Керенский от власти устранился и выразил желание передать должность главковерха мне. Вопрос этот, вероятно, будет решен сегодня же. Благоволите приказать от себя, чтобы перевозка войск в Петроград, если она производится на других фронтах, была прекращена». Не имеете ли Вы что передать ему? Черемисов старается окончить разговор, ссылаясь на то, что его давно уже ждут, — он вызовет Духонина часа через полтора, чтобы сообщить «решение некоторых вопросов». Тем не менее, Духонин пытается убедить Черемисова: «Временное Правительство еще существует. Прибытие в Петроград войск, верных Правительству, могло бы дат результат при пассивности войск, восставших против Вр. Правительства, признак этого — крайняя вялость и нерешительность большевиков. Если кандидатура Кишкина неприемлема, то в таком случае можно просить Вр. Если главковерх Керенский предлагает передать должность Вам, то я во имя горячей любви к Родине умоляю Вас разрешить мне передать об этом Временному Правительству, с которым есть у меня связь. Вас же — не останавливать отданных распоряжений о движении войск, назначенных в Петроград. Я убежден, что при надлежащей организации все обойдется без особых кровопролитий, зато будет сохранен в неприкосновенности фронт, и Вам, как будущему Главковерху, не придется считаться с весьма тяжелыми»... Тут Черемисов вновь перебивает своего собеседника... Прав, в Петрограде уже нет... Через два часа мне будет крайне необходимо Вас вызвать». Больше к аппарату Черемисов не подходил и дальнейших переговоров с Духониным не вел, хотя последний «всю ночь» поджидал вызова. Непосредственно перед разговором с Духониным, Черемисов имея беседу с ген. Балуевым в 11 час. Информировав главнокомандующего Западным Фронтом о положении дел в Петербурге «Вр. Главнокомандующий Северным фронтом предлагал своему коллеге по Западному фронту «во избежание анархии» объединить деятельность обоих фронтов. На Северном фронте пока спокойно, — добавлял Черемисов, — но резолюция фронтовых организаций будет «не в пользу Временного Правительства прежнего состава», хотя я «захват власти, советами» также «у большинства не встречает сочувствия». Балуев ответил резко: «очень жаль, что ваши войска участвуют в политике, мы присягали Вр. Балуев сейчас же передал в Ставку свой разговор с Черемисовым и просил Духонина «быстрыми и решительными действиями» удержать «Главкосева в должных границах» 174. Совершенно очевидно, что Черемисов проводит определенную политику — ту именно, к которой склонялись местные представители «революционной демократии» в лице правительственных комиссаров и руководителей войсковыми комитетами; поэтому Черемисов и не желал осведомления членов Правительства в Петербурге до тех пор, пока не будет принято окончательное «решение» по соглашению с Главковерхом. Касаясь этого эпизода, Милюков считал без колебаний версию Черемисова «измышлением». Черемисов дал «лживый ответ» о согласии Керенского на отмену распоряжения о посылке войск; Черемисов «продолжал лгать», утверждая, что невозможно вызвать Керенского для непосредственной беседы с Духониным. Он «тут же курсив мой, С. Во всяком случае мотивировку с Кишкиным Черемисов не придумывал — она была ему внушена опасениями Савицкого и других. Как будто в этом сомнений быть не может. Также бесспорно и то, что вызов Керенского с кв. Барановского к прямому проводу мог грозить Керенскому большими осложнениями — в Псков было передано уже распоряжение В. В воспоминаниях напечатанных в эмигрантском «Голосе России», совершенно умалчивая о своем распоряжении отменить продвижение войск и о переговорах с Духониным, Черемисов так излагал версию о готовности Керенского отказаться от власти. Около 12 час. Выслушав Черемисова, Керенский пригласил его в соседнюю комнату очевидно при разговоре кто-то присутствовал и сказал следующее: «Я решил сдать верховное командование вам, затем ехать в Петроград и отказаться от должности первого министра. Прошу вас, генерал, сказать мне свое мнение, но только совершенно откровенно, не стесняясь». Черемисов в «воспоминаниях», конечно, отказывается от верховного командования и убеждает Керенского в невозможности производить какие-либо перемены в момент кризиса. Затем я высказал мнение, что... Керенский «согласился» с этими доводами и решил ехать в Могилев. Черемисов ушел будто бы спать и на другой только день, в 10 ч. С большой очевидностью выступает стилизация этих воспоминаний в определенном духе, но и Керенский не отрицает, что Черемисов рекомендовал ему ехать в Ставку — избавиться скорее от беспокойного гостя главнокомандующему Северным фронтом во всяком случае хотелось. Может быть, и нет необходимости разбираться во всех контроверсах, вольных и невольных ошибках обоих мемуаристов. Не мог говорить Черемисов в 9 час. Зачем Черемисову надо было говорить во втopoй свой приход к Керенскому, что Краснов был и уже уехал? В воспоминаниях он утверждает, что вообще не знал о приезде Краснова, и что последний случайно оказался в Штабе, проезжая ночью через Псков. Это уже неверно 175. В Штабе, по словам Черемисова, Краснов встретился с Войтинским. Краснов и Войтинский убедили де Керенского в Могилев не ехать, а начать немедленно военные действия против большевиков. Минуя всю эту мемуарную неразбериху, можно установить один незыблемый факт — посылка войск с фронта в Петербург была приостановлена после приезда Керенского в Псков. Факт, сам по себе заставляющий с большой осторожностью относиться к утверждениям о «вымысле» Черемисова. Для того, чтобы реконструировать то, что могло произойти на квартире Барановского, следует уяснить себе психологическое состояние самого Керенского. Почти все наблюдения того времени — и дружественные Керенскому и ему враждебные, отмечают депрессию Керенского в предоктябрьские дни. Нет в том ничего удивительного. Человеческие нервы не из железа. Керенскому пришлось пережить слишком много в кипучем котле революции от февраля до октября. И каких дней! К тому же в начале октября, — свидетельствует Станкевич, — Керенский был «опасно болен». Милюков, любящий употреблять в отношении Керенского более сильные выражения в «России на переломе» полагает, что «глава правительства находился в каком-то паталогическом состоянии паралича воли» 176. Отъезд Керенского из Петербурга мало соответствовал внешнему эффекту этого выезда. Как ни привычны были уже нервы к бессонным ночам, последняя ночь к вечеру 25-го должна была сказаться на упадочном настроении главы Правительства. И, вероятно, не так далеко был от истины Черемисов в описании встречи с Керенским: «вид у Керенского разбитый, он лежит на кушетке. Через 3—4 часа Черемисов застает Керенского в том же положении: «Он по-прежнему лежал на кушетке, по-видимому, совершенно разбитый моральным потрясением пережитого в Петрограде и длинной дорогой в автомобиле». До какой степени доходила в эти дни нервность Верховного, показывает рассказ одного из тех «друзей», кто помог впоследствии Керенскому скрыться от ареста в Гатчине. Я имею в виду с. Вейгер-Ведемейстера, ушедшего из партии и приблизившегося к советской власти. Но этому ренегату не было никаких оснований измышлять эпизод, о котором он рассказывает в очерке «С Керенским в Гатчине». Уже в Гатчине27-го Керенскому подана была телеграмма от Духонина. Прочитав ее; Керенский, «вставший во время чтения со словами: «все пропало», безжизненно опустился на кресло. Все недоумевали, что означает состояние Керенского, так как Духонин заявлял «о поддержке Вр. Маленький эпизод, только что рассказанный, достаточно ярко изображает расшатанность нервной системы Керенского. У людей с такой болезненной нервной чувствительностью приступы упадка и подъема настроений чрезвычайно быстро сменяются. Черемисову, вероятно, не так трудно было воздействовать на Керенского. Тут и аргумент «от Кишкина» мог сыграть свою роль. Оснований для подозрительного отношения к Кишкину, казалось бы, у министра-председателя не было. Но за Кишкиным, ведь, стоял Милюков, памятный по своему вмешательству в период корниловского кризиса, когда им была выдвинута кандидатура ген. Алексеева в руководители Правительством. За Милюковым вся партия к. Кишкин должен был на короткое время заменить Керенского, а теперь он стал «диктатором»... Может быть, казаки, руководствуемые столь подозрительным в глазах Керенского Советские, выступят — тогда будет реакция. Только присутствие Керенского уравновешивало весы, только под бдительным надзором Керенского реакционная по существу сила могла послужить делу демократии. Все это, конечно, в большей или меньшей степени мои догадки. В Пскове Керенский должен был почувствовать, свое одиночество. В воспоминаниях, написанных в период слишком еще близкий к пережитым событиям, автор не называет имен по соображениям полицейского характера, умалчивает о тех «друзьях», с которыми он виделся и с которыми советовался. Не говорит он и о Войтинском. Когда произошла их встреча в Пскове? И чрезвычайно важно одно показание Черемисова, сделанное в более позднем разговоре по юзу с Духониным. Керенский согласился тогда со мной и отменил перевозку войск... Итак, возможно, что Войтинский присутствовал при втором разговоре Керенского с Черемисовым. При его колеблющейся позиции до переговоров в ту же ночь с Гецем он не мог внушить Керенскому веру в поддержку со стороны «революционной демократии»; напротив, он мог своими сомнениями, которые выражал в разговоре с Толстым и которые повторяли дневные, уже известные нам впечатления в рядах руководителей псковской «революционной демократии» от сообщения о назначении Кишкина, возбудить колебания у Керенского; у самого Войтинского не было доверия к «коалиционному» Правительству — по отметке в дневнике ген. Болдырева первая речь нового правительственного комиссара на северном фронте 15 октября была переполнена выражением этого недоверия. Возможно, что Керенский и не высказывался прямо за отмену приказа о посылке войск — в состоянии психической прострации говорил он неопределенно; могла повториться сцена, аналогичная той, которая произошла в августе при злосчастной беседе с неудачным «посланцем» ген. Если меня спросят: посылал ли Керенский Львова в Ставку — я определенно отвечу: нет. Но, если меня спросят: мог ли Корнилов считать, что Львов является от имени Керенского — я также, без колебаний, отвечу: да. Правда, Львов был человек очень недалекий, а Черемисов, по общему признанию, был не только хорошим военным, но и обладал трезвым и прозорливым умом... Но в интересах Черемисова было понять колебания Керенского в сторону приближения их к своей позиции. Не чуждо было Керенскому и некоторое злоупотребление словами о готовности уйти от власти. Иногда здесь сказывалась поза, иногда эти слова должны быть отнесены к приемам тактики. Во все критические моменты подобная аргументация выдвигалась в целях воздействия на собеседников — еще более естественной была она в псковской беседе, когда упадок духа мог придавать ей оттенок полной искренности. Подобному объяснению противоречит лишь определенное свидетельское показание Кроника о заявлении Войтинского в ночном заседании псковского комитета, что он санкционировал отмену распоряжения о посылке войск. Колебания Керенского подтверждает еще один документ, воспроизводящий юзовский разговор — неясный в силу какой-то недоговоренности или пропуска по небрежности редакции, но это единственный документ из всей серии, опубликованной в «Красном Архиве», который в своем начале как то непонятно обрывается. На другой день ген. Барановскому удалось снестись с пор. Данилевичем в Петербурге, хотя провод формально и был занят уже большевиками. А Ставка мне наговорила массу небылиц... Пусть он Керенский идет на открытое сопротивление, иного выхода нет, иначе он будет чернью уничтожен. Она еще вчера домогалась иметь его, во что бы то ни стало»... Если бы только не доброта и мягкость, вот ужас»... Можно предположить, не без основания, что Вонтинский должен был прийти к Керенскому после разговора с Гоцем и осведомить его о изменившемся положении, как осведомил он утром ген. И не так уже, по-видимому, не прав был Черемисов по существу, когда утверждал, что самоопределившийся Войтинский и прибывший в Псков ген. Краснов вернули Керенскому энергию. Так же, как в деле Корнилова, Керенский очень скоро и очень прочно забыл о своих колебаниях в часы упадка духа. Для некоторых современников уже тогда почти не являлось сомнений в том, что Керенский сам остановил движение войск к Петрограду. Так со слов Вырубова, приехавшего из Ставки, записано у меня в дневнике 4 декабря 1917 г. Впечатление Вырубова, очевидно, было впечатлением всей Ставки, хотя в официальном уведомлении 26-го Ставки нач. Однако, передать распоряжение с подтверждением приказа о движении на Петроград не удалось, так как у аппаратов Революционным Комитетом, сформировавшимся в Пскове, были поставлены особые дежурные члены этого Комитета. На копии документа, напечатанной в «Красном Архиве» имеется пометка, надо думать, сделанная Черемисовым 178 : «Распоряжение об отмене движения войск на Петроград сделано с согласия главковерха, который приехал в Псков не после отмены, а до нее. Второе распоряжение о посылке 3-го кон. Лукирский за своей подписью, воспроизведенной в журнале, сделал со своей стороны пояснение: «Доложено наштаверху т. Духонину было на основании сообщенного мне генквартсевом т. Барановским , как присутствовавшим при встрече Главковерха Керенского с Главкосевом Черемисовым. Сам я лично при встрече и разговоре не присутствовал. О приезде Главковерха я узнал после отмены распоряжения». У него помечен разговор, не вошедший в число лент переговоров по прямому проводу, впоследствии напечатанных. Выходило по его словам, что Керенский действительно «склонялся» к назначению Черемисова верховным главнокомандующим и согласился на предложение последнего поехать в Ставку для проверки настроения армии 179. Краснов, а вместе с ним и его воспоминания, пользоваться которыми приходится с очень большой осторожностью. И не только потому, что написаны они романистом, склонным воспроизводить в более или менее художественной форме былые переживания. Печатались воспоминания уже тогда, когда «корнетское предприятие, лихое на первый взгляд, но по существу представлявшее непродуманную авантюру» так охарактеризовал Черемисов гатчинский поход закончилось крахом. Невольно настороженно относишься к мемуаристу, который в двух вариантах своих воспоминаний при разных политических условиях в России и эмиграции дал две в корень противоположные версии о конце гатчинской «авантюры». Краснов должен был повести первые отряды на помощь Правительству. Судьбе угодно было, — замечает Керенский, — связать «мою последнюю попытку спасти государство от большевистского разгрома с 3-им конным корпусом — тем самым, который был двинут под командой Крымова ген. Корниловым против Вр. Судьба здесь не при чем, так как части 3-го корпуса были назначены самим Правительством, т. Верховным Гланокомандующим без предварительного сговора с Черемисовым очевидно потому, что эти части, «деморализованные» корниловским выступлением все же считались наиболее крепкими в смысле своего антибольшевизма 180. Экстренный вывоз частей именно третьего корпуса отчетливо показывает, как необдуманно все делалось в эти дни в правительственных кругах. Третий корпус был разбросан по всему северному фронту. В этом факте ген. Краснов усматривает проявление злого умысла. Он рассказывает, как в сентябре он делал энергичные попытки оставить корпус для поддержки Правительства в ближайших окрестностях Петербурга. Сочувствовал такому решению и Полковников, обещавший «осторожно нащупать» у Керенского. Но в силу того, что «советы» настаивали на удалении корпуса из окрестностей Петербурга, последний был направлен в распоряжение Черемисова. Самое распыление корпуса по фронту, произошло, очевидно, не по какому-либо преднамеренному «злому умыслу» 181 , а естественным путем — казаков приходилось отправлять то туда, то сюда в предвидении беспорядков на фронте. В Петербурге об этом не думали, когда назначали всем полкам 1-ой Донской дивизии двинуться на помощь Правительству. Как раз 24-го четыре полка указанной дивизии были уже направлены в Ревель «для расформирования пехотной дивизии, отказавшейся исполнять боевые приказы». И тут же ночью, 25-го, Дитерихсу по собственной инициативе приходилось разъяснять, что выбор полков всецело предоставляется на усмотрение Главкосева, «если нет возможности точно, исполнить телеграмму в отношении первой дивизии » — «обстановка так складывается, что необходима быстрота распоряжений». Краснов мог собрать только 10 сотен, слабого состава по 70 человек, т. Вследствие отсутствия командира первой дивизии, бывшего в отпуску, командование принял на себя сам Керенский 182 , намереваясь сосредоточить свои «войска в Луге» и оттуда идти походом, чтобы «не повторять ошибки Крымова! Краснов едет в Псков. Попадает туда в 3 часа ночи, застает Лукирского спящим, будит его и требует разъяснения от начальника штаба, как надлежит ему поступить при двух взаимно противоречащих приказаниях. Тут первая неувязка, потому что Лукирский ждал Краснова, как сообщал он только что Духонину. С другой стороны, Лукирский совершенно не был осведомлен о приезде Керенского и о разговорах Черемисова — он узнал об этом post factum, на другой день от Барановского. Черемисова Краснов, по его словам, застал бодрствующим — на заседании военно-рев. Разговор их закончился якобы репликой Главкосева: «Я вам искренне советую остаться в Острове и ничего не делать. Поверьте, так будет лучше». Пылающий энергией Краснов идет отыскивать Войтинского. Последний ему таинственно передает, что Керенский в Пскове, и рекомендует направиться к Главковерху, отказываясь, однако, его сопровождать: «нам неудобно идти вместе». У дверей дома, где остановился Керенский, раздается звонок. Кто кого убедил? Кто кого «обманул»? На чьей стороне было самовнушение? Краснов ли, думавший лихим налетом захватить Петербург? Корниловым против адвоката Керенского, кумира толпы и другое — идти с этим кумиром против Ленина, который далеко не всем солдатам нравится. Или Керенский вместе с Барановским и, может быть, Войтинским, уверявший Краснова, что не только все части его корпуса будут собраны и двинуты под его начальством на Петербург, но он будет усилен и 37-й пехотной дивизией, и 1-й кавал. Я отбрасываю в сторону патетическую словесность воспоминаний Краснова, которой он объясняет, почему во имя Родины он пошел к ненавистному Керенскому. Эти позднейшие резиньяции исторической цены не имеют. Краснов не учитывал тогда обстановки. Реальное он ощутил только тогда, когда остался в полном одиночестве со своими семьюстами казаков под Гатчиной 184. Гатчинский поход В 5 ч. Черемисов , — спрашивал Духонин утром Лукирского. Одновременно, за подписью Керенского, был опубликован общий приказ, обращенный к армии:... Этот приказ вызвал некоторое недоумение. Так комиссар юго-западного фронта Иорданский 185 , сообщая Вырубову пом. Ставки о спокойствии на фронте «большинство за Вр. Правительство» и о подготовке посылки отряда с целью хотя бы «морального удовлетворения», говорил: «Одна фраза приказа возбуждает недоумение — о возможности образования нового правительства; если это означает готовность идти на компромисс с Петроградом, то это ошибка, лозунгом должно быть восстановление Правительства и созыв Учред. Собрания в назначенный срок... Мы смотрим на положение, как на неизбежный момент ликвидации большевизма, и были бы совершенно выбиты из колеи, если бы повторились полумеры 3—5 июля». Милюков «Россия на переломе» также видит в той фразе, которая вызвала недоумение на юго-западном фронте, намек на «переговоры», которые якобы велись Керенским накануне большевистского восстания о создании однородного социалистического правительства. Ниссель мало, конечно; разбиравшийся в подоплеке русской политической жизни того времени и повторявший в значительной степени информацию, которую получал от своих русских собеседников, остался в убеждении, что Керенский все время до переворота и после переворота лично находился в секретных сношениях с Лениным и Троцким и поэтому оказывал сопротивление тем активным действиям против большевиков, которые ему предлагались. Ниссель знает даже, что именно большевики содействовали выезду Керенского из России, снабдив его фальшивым паспортом! Борьба с большевистским захватом власти должна была идти под флагом: революционной демократии, а не Временного Правительства. Итак, подписав два приказа, Керенский вместе с Красновым направился в Остров — стоянку штаба третьего корпуса. При чтении воспоминаний Керенского можно узнать, что только его «личное присутствие среди войск устранило... Двинувшиеся из Острова под «рев и угрозы разнузданной солдатчины эшелоны» пролетели жел. Быстрота действий помешала вновь Духонину непосредственно переговорить с Керенским, хотя соответственная депеша была отправлена Лукирским с офицером на автомобиле 187. К вечеру эшелоны были под Лугой. Здесь Керенский узнал о захвате Зимнего Дворца. Если бы в то утро 26-го я уже знал о захвате большевиками Временного Правительства, я наверное не остановился бы на этом слишком рискованном плане». Конечно, и в Луге было не поздно изменить план, но дело в том, что сообщение, полученное через ген. Барановского, показалось тогда «невероятным» — Керенский решил, что это известие было сфабриковано большевистскими агентами 188. Без выстрела на рассвете 27-го захвачена была Гатчина. Прибывшие из Петербурга войска многочисленные, в представлении Керенского, с артиллерией, блиндированными автомобилями; две роты и команда матросов — в изображении Краснова без боя разбежались 189.
Как Керенский и Краснов пытались отбить Петроград
Позже Савинков прямым текстом предлагал Краснову арестовать Керенского, поскольку его имя отталкивает от антибольшевистского движения потенциальных сторонников. Оборону Петрограда возглавил ВРК, который 26 окт. (8 нояб.) предписал железнодорожникам не допускать продвижения войск на Петроград (в результате те немногие части, которые спешили на помощь Краснову, были задержаны). Главной причиной неудачи похода А. Ф. Керенского – П. Н. Краснова была слабость выделенных для этого сил – как в материальном, так и в моральном аспектах. Телеграммы за подписью Духонина, Краснова, Барановского, Богаевского и других Верховному Главнокомандующему Керенскому А. Ф. с донесениями о продвижении войск в октябрьские дни. Заранее обречённый на поражение поход казаков Краснова на Петроград в октя. Телеграммы за подписью Духонина, Краснова, Барановского, Богаевского и других Верховному Главнокомандующему Керенскому А. Ф. с донесениями о продвижении войск в октябрьские дни.
Белый атаман Краснов
| Поход керенского краснова на петроград кратко | Даже генерал Краснов при его монархизме и неприязни к Керенскому— Краснов возглавляет поход на Петроград. |
| Белый атаман Краснов | Выступление Керенского — Краснова, Мятеж Керенского — Краснова (26 октября (8 ноября) — 31 октября (13 ноября) 1917) — поход казачьих частей 3-го кавалерийского корпуса под командованием министра-председателя Временного правительства А. Ф. |
| Выступление Керенского — Краснова — Википедия | Поход казачьих частей под командованием генерала П.Н. Краснова и при участии министра-председателя Временного правительства А.Ф. Керенского на Петроград для подавления Октябрьского восстания и восста. |
| КЕРЕНСКОГО – КРАСНОВА ВЫСТУПЛЕНИЕ 1917 • Большая российская энциклопедия - электронная версия | По расчетам «Комитета спасения», в тот момент, когда войска Керенского — Краснова начнут наступление на Петроград с фронта, его силы будут готовы нанести согласованный удар с тыла. |
| 1917. ЦАРСКОЕ СЕЛО. ПОХОД КРАСНОВА-КЕРЕНСКОГО НА ПЕТРОГРАД | Керенскому, — это лишь немногие причины поражения антибольшевистского похода на Петроград». |
50 лет назад умер глава Временного правительства Керенский
Неудачное наступление войск генерала Краснова (подготовленное Керенским) на Петроград. Выступление Керенского — Краснова, Мятеж Керенского — Краснова (26 октября (8 ноября) — 31 октября (13 ноября) 1917) — поход казачьих частей 3-го кавалерийского корпуса под командованием министра-председателя Временного правительства А. Ф. Краснова 8-13 ноября (26-31 октября) 1917 г., первая попытка внутренней и внешней контрреволюции вооруженной силой захватить Петроград и свергнуть провозглашенную в России Советскую власть. Была проведена встреча Краснова с Войтинским, Керенским и генералом-квартирмейстером Северного фронта В. Барановским. Телеграммы за подписью Духонина, Краснова, Барановского, Богаевского и других Верховному Главнокомандующему Керенскому А. Ф. с донесениями о продвижении войск в октябрьские дни.
Как Керенский и Краснов пытались отбить Петроград
Поэтому для похода на Петроград Краснов смог собрать только несколько сотен 9-го и 10-го Донских казачьих полков. Неудачное наступление войск генерала Краснова (подготовленное Керенским) на Петроград. Краснов вернулся на должность командира 1-го корпуса (интересно, что 9 сентября, не снимая Краснова, Керенский назначил командиром корпуса П.Н. Врангеля; в конечном итоге Краснов остался в занимаемой должности). Заранее обречённый на поражение поход казаков Краснова на Петроград в октя.
Как был разгромлен антисоветский мятеж Керенского
Встав на сиденье автомобиля, он вынул часы и объявил, что дает им 3 минуты, чтобы сложить оружие, после чего артиллерия откроет огонь. Царское Село было, таким образом, взято без единого выстрела... По словам Краснова, все происходило не столь легко и быстро: солдаты не желали боя, но и отдавать оружие не спешили, у некоторых его пришлось отбирать енисейцам, использовавшим замешательство стрелков. Совершенно иначе были настроены солдаты, стоявшие у парка.
Они строились в цепь и пытались охватить фланги казаков. Со стороны Павловска также наступала цепь и вела огонь батарея. Донские орудbя выехали вперед и с расстояния в версту дали gо толпе 2 выстрела.
Никакого сопротивления больше не было, солдаты бросились бежать. Шестнадцатитысячный царскосельский гарнизон не смог остановить несколько сотен казаков. Именно в это время в Царское Село прибыл комиссар В.
Станкевич, увидевший толпы отступавших солдат. Начав с разговоров в первой попавшейся кучке солдат, мы перешли к речам. Тотчас собралась толпа.
Слушают внимательно, даже поддакивают. Я кончил призывом не слушать большевиков и поддержать правительство в его стремлении дать народу честный мир. Учредительное собрание и землю.
Но едва я замолчал, уверенный в успехе, как какой-то пожилой солдат плюнул и со злобой неизвестно на кого начал кричать, что теперь уж он ничего не понимает... Все говорят и все по-разному... Один хочет этого, другой хочет того...
Всякий со своими программами, партиями... В сумерках 28 октября Царское Село было занято. Несколько тысяч не успевших бежать солдат гарнизона укрылось в казармах.
Они отказались сдавать оружие, но никаких враждебных действий не предпринимали, объявив о своем нейтралитете. Почти без сопротивления была занята железнодорожная станция Александровская, радиостанция — одна из самых мощных в России, телеграф. До часа ночи Краснов оставался на окраине города, устанавливая связь с частями корпуса, а затем переехал со штабом в служительский дом дворца Марии Павловы здесь его штаб размещался и в сентябре.
Две сотни казаков расположились тут же во дворе. Вечером 28 октября в Царское приехал американский журналист Джон Рид. Я спрашивал их, за кого они.
Конечно, Керенский провокатор, но, думается нам, нехорошо по русским людям стрелять в русских людей». В помещении начальника станции дежурил приветливый солдат... Казаки пришли рано утром.
Они взяли в плен двести-триста человек наших и человек двадцать пять убили... По соседству с нами сидел французский офицер... Хороша гражданская война!
Все, что угодно, только не дерутся... У выхода из вокзала стояло двое солдат с примкнутыми штыками. Их окружало до сотни торговцев, чиновников и студентов.
Вся эта толпа набрасывалась на них с криками И бранью. Солдаты чувствовали себя неловко, как несправедливо наказанные дети... Мы пошли по улицам.
Редкие фонари давали мало света, прохожих почти не было. Над городом нависло угрожающее молчание, нечто вроде чистилища между раем и адом, политически ничейная земля. Только парикмахерские были ярко освещены и набиты посетителями да у бани стояла очередь: дело было в субботу вечером, когда вся Россия моется и чистится...
Чем ближе мы подходили к цворцовому парку, тем пустыннее становились улицы. Перепуганный священник показал нам, где помещается Совет, и торопливо скрылся. Совет находился во флигеле одного из великокняжеских дворцов, напротив парка.
Двери были заперты, в окнах темно... Мы направились к императорскому дворцу, вдоль огромных и тёмных садов. Фантастические павильоны и орнаментальные мосты смутно маячили сквозь ночной мрак; слышно было мягкое журчание фонтана Вдруг, разглядывая смешного металлического лебедя , выплывавшего из искусственного грота, мы неожиданно заметили, что за нами следят.
Человек шесть дюжих вооружённых солдат подозрительно и пристально приглядывались к нам с соседнего газона. Я двинулся к ним и спросил: «Кто вы такие? Все они казались очень утомлёнными, да, конечно, так оно и было: долгие недели непрерывного митингования даром не проходят.
Солдаты неуверенно переглядывались. Мы прошли под аркой огромного Екатерининского дворца, вошли за ограду и спросили, где здесь штаб... В Царском Селе кипят политические страсти...
Керенский войдет в город к восьми часам... Полковник, видимо, колебался. Видите ли, большинство солдат нашего гарнизона большевики.
Сегодня после боя они ушли в Петроград и увели артиллерию. Можно сказать, что ни один солдат за Керенского не встанет, Но многие из них вовсе не хотят драться. Что до офицеров, то почти все они уже перешли к Керенскому или просто ушли».
У нас упали сердца, потому что в наших мандатах удостоверялась наша глубокая революционность. Полковник откашлялся. Поэтому если вы хотите видеть бой, то я прикажу отвести вам комнату в офицерской гостинице.
Приходите ко мне завтра в 7 часов утра, я дам вам новые пропуска». Мы не поверили, что здесь будет какой-либо бой… Полковник любезно послал своего ординарца проводить нас на станцию. Ординарец был южанин.
Он родился в Бессарабии в семье французских эмигрантов. Но я так долго не видал моей бедной матери… Целых три года…» Мчась в Петроград сквозь холод и мрак, я видел через окно вагона кучки солдат, жестикулирующих вокруг костров. На перекрёстках стояли группы броневиков.
Их водители перекрикивались между собой, высовывая головы из башенок. Всю эту тревожную ночь по холодным равнинам блуждали без предводителей команды солдат и красногвардейцев. Они сталкивались и смешивались между собой, а комиссары Военно-революционного комитета торопились от одной группы к другой, пытаясь организовать оборону.
Один из жителей Царского оставил свой рассказ о том, что npoисходило в городе в эти дни. Многие обыватели потчевали казаков папиросами, угощали их чаем. Группа местных жителей устроила для них подписку, давшую около 50 тысяч.
Относительно своих политических взглядов они заявляли, что эта сторона их не интересует. Мы пришли для того, чтобы постоять за свои «права ». Что именно подразумевали они под словом « права» — трудно было решить.
Как только казаки заняли вокзал, они захватили стоявший на станции воинский поезд с эшелоном, присоединившийся к большевикам. Казаки быстро обезоружили эшелон и расставили на вокзале караулы. Ночью казачий караул поймал трех солдат с узлами, в которых были награбленные вещи.
Через несколько часов грабители были расстреляны». У Краснова было слишком мало сил, чтобы контролировать Царское Село, город он занял в целях «политических». Из Торопца — 2 сотни Донского полка заканчивают погрузку и сегодня отправляются.
Из Новгорода отправлена 1 сотня Донского полка. Из Витебска предложено грузить 29 октября Приморский драгунский полк. По донесению коменданта станции Ревель, к погрузке 13-го и 15-го Донских полков не приступали.
На ст. Ревель дежурят члены военно-революционного комитета, которые заявляют, если составы для этой перевозки будут поданы, то все станционные агенты будут арестованы. Организовать оборону они еще действительно не успели.
Дыбенко, прибывший 28 октября в Пулково с отрядом матросов, застал там мало организованные толпы солдат и рабочих: «На лицах вопрос: что делать, куда идти, какие будут приказания?.. Керенский занял Царское Село, и мы отступили в Пулково, — говорили они, — а теперь не знаем, что делать... Распоряжений мы ниоткуда не получаем».
Гвардейские полки без сопротивления отступают из Царского... Задержать уходящих нет возможности». Антонов-Овсеенко сообщает, что в штабе у Нарвских ворот 28 октября, после известия о потере большевиками Гатчины, царила полная неразбериха: никто не имел информации о происходящем, связи не было.
Пулково занимали части 3-го стрелкового полка, но на них надеяться не приходилось: «стрелки колеблются, офицерство предательствует». Яковлев В. Это было под Александровской II Вперед.
Автор был их свидетелем. Вдоль железнодорожных путей станции Александровская со стороны Петрограда продвигался небольшой отряд красногвардейцев. Под вечер путевой обходчик, пришедший с перегона железной дороги, сообщил красногвардейцам о том, что передовой казачий разъезд продвигается по направлению к Александровской со стороны Гатчины; причем казаки находятся всего в трех километрах от станции, у Соболевского моста.
Внезапно прогремел выстрел из трех орудий, установленных на платформах. Стреляли прямой наводкой по вокзалу и зданию водокачки. От взрывов станция и прилегающая территория окутались огнем и дымом.
Командующим всеми частями под Петроградом был назначен левый эсер подполковник М. Муравьев, его помощником — В. Антонов-Овсеенко, начальником штаба — полковник П. Вальден, комиссаром — К. Орджоникидзе, Д. Мануильского, С.
Воскова, В. Слуцкую и др. В ночь на 29 октября 11 ноября под руководством «Комитета спасения родины и революции» в Петрограде вспыхнул юнкерский мятеж, но в течение 29 октября 11 ноября и утра 30 октября 12 ноября был подавлен. Утром 30 октября 12 ноября войска Краснова 9 неполных сотен казаков, 18 орудий, броневик и бронепоезд начали наступление в районе Пулкова и после многочасового боя были остановлены.
Эта претензия на государственность была одной из причин, по которой у Краснова не сложились отношения с Деникиным. Антон Иванович небезосновательно усмотрел в этом стремление к сепаратизму, что для него, сторонника «единой и неделимой России», было неприемлемо. Второй причиной было то, что Краснов искал помощь не у союзников по Антанте, а у... Император Вильгельм II, которому атаман обещал нейтралитет казаков, обеспечил военные поставки Всевеликому Войску Донскому, за которые казаки расплачивались продовольствием. Капитуляция Германии в Первой мировой войне поставила Краснова в тяжелое положение. Ему пришлось идти на объединение с Добровольческой армией Деникина, который в феврале 1919 года добился его отставки. Атаману пришлось уехать за границу. В 1920-х годах Краснов был одним из лидеров «Братства русской правды» — организации, рассчитывавшей свергнуть большевиков при помощи пропаганды и диверсионно-террористических методов. Девиз организации «Мы незримы, но мы везде» оказался верным только в первой части. Отчеты БРП звучали громко, но даже в эмиграции многие считали, что «Братство» больше рассказывает об успехах, чем их добивается. В 1930-х годах деятельность организации была свернута из-за отсутствия финансирования. Гитлеровцы были заинтересованы в привлечении русских эмигрантов. И тут настало время того самого выбора, о которым мы уже говорили. Деникин сотрудничать с немцами категорически отказался. Краснов — с радостью согласился. Это не было формальным согласием. Да поможет Господь немецкому оружию и Гитлеру! Пусть совершат они то, что сделали для Пруссии русские и в 1813 г. Позиция Краснова многих подталкивала к сотрудничеству с нацистами. К концу 1941 года в составе гитлеровских войск действовали: 444-я казачья сотня в составе 444-ой охранной дивизии, 1-я казачья сотня 1-го армейского корпуса 18-й армии, 2-я казачья сотня 2-го армейского корпуса 16-й армии, 38-я казачья сотня 38-го армейского корпуса 18-й армии и 50-я казачья сотня в составе 50-го армейского корпуса той же армии. Осенью 1942 года в Новочеркасске с разрешения немецких властей прошёл «казачий сход», на котором был избран штаб Войска Донского. Формирование крупных казачьих частей для войны СССР шло за счёт привлечения населения Дона и Кубани, недовольного советской властью, набора из числа советских военнопленных, а также за счёт дополнительного притока из эмигрантской среды. Сформировались два крупных объединения казаков-коллаборационистов: Казачий стан и 600-й полк донских казаков. Последний потом станет основой 1-й казачьей кавалерийской дивизии СС, а затем — 15-го казачьего кавалерийского корпуса СС под командованием Гельмута фон Паннвица. С фюрером до конца Краснов стал автором текста казачьей присяги, которая звучала так: «Обещаюсь и клянусь Всемогущим Богом, перед Святым Евангелием в том, что буду Вождю Новой Европы и Германского Народа Адольфу Гитлеру верно служить и буду бороться с большевизмом, не щадя своей жизни до последней капли крови. Все законы и приказания, от поставленных Вождем Германского Народа Адольфа Гитлера начальников отданные, по всей силе и воле исполнять буду.
Брусилову принять командование округом на себя, но тот отказался , борьба за власть могла бы закончиться для большевиков катастрофой. Достаточно обратиться к конкретным сведениям из истории противоборства сил большевиков и их противников за власть, чтобы убедиться в явной пристрастности данной и прямо противоположной точек зрения. Вот некоторые наиболее сущест-венные из этих фактов. Известие о решающих событиях в Петрограде ночью с 24 на 25 руководители московских большевиков получили около 12 часов дня 25 октября. Вскоре было созвано совместное заседание Московского областного бюро, городского и окружного комитетов РСДРП б , на котором был создан партийный центр по руководству восстанием — семерка в составе: И. Сту-кова, В. Яковлевой, О. Пятницкого, М. Владимирского и В. Соловьева от этих трех органов , Е. Ярославского и Б. Ко-зелева соответственно от Военной организации и профсоюзов. Центр наделялся диктаторскими полномочиями: решения его были обязательны для всех партийных организаций и большевиков, входивших в Советы рабочих и солдатских депутатов. В тот же день намечалось созвать объединенный пленум Советов рабочих и солдатских депутатов в Москве эти два Совета существовали раздельно и на нем избрать Советский центр по руководству восстанием — ВРК. Но время не ждало и потому уже до пленума Совета партийный центр предпринял ряд шагов, направленных к взятию власти: установил караулы большевистски настроенных солдат у почтамта и телеграфа хотя эта мера как и в Петрограде не помешала противникам большевиков свободно пользоваться связью для координации действий , по его указанию были закрыты редакции буржуазных газет. Тогда же от большевистской фракции Совета рабочих депутатов в районы города была направлена телефонограмма о приведении в готовность всего боевого аппарата, установлении дежурства членов исполкомов районных Советов, но оговаривалось, что без директив центра никаких действий не предпринимать. В свою очередь, от Московского губернского Совета в уездные города пошло указание создавать на местах пятерки, «обладающие всей властью». От Московского областного бюро были разосланы соответствую-щие зашифрованные указания в города области, объединявшей 13 центральных губерний страны. В 6 часов вечера собрался объединенный пленум Московских Советов. На нем большинством в 394 голоса против 106 при 23 воздержавшихся была принята большевистская резолюция по текущему моменту и избран ВРК из 7 членов и 6 кандидатов, из которых 8 большевиков, 2 меньшевика и 3 объединенца. Эсеры войти в его состав отказались. Чтобы овладеть Кремлем, представлявшим собой одновременно и крепость, которая господствовала стратегически над городом, и арсенал с оружием, столь необходимым для красногвардейцев и для плохо вооруженных запасных полков гарнизона, ВРК назначил туда своих комиссаров и усилил его охрану еще одной ротой революционно настроенных солдат. Но попытка вывезти из Кремля оружие не удалась, так как крепость была блокирована отрядами юнкеров. Воздерживаясь от открытых наступательных действий в центре города, где перевес сил был на стороне противника, Московский ВРК использовал методы борьбы, только что успешно апробированные большевиками Петрограда. Сообщая в районы города полученную утром 25 октября радиотелеграмму о низвержении правительства и переходе власти в руки Петроградского ВРК, Московский Военно-революционный комитет дал им директиву перейти к «самочинному выступлению под руководством районных центров», в целях «осуществления фактической власти Советов района, занимать комиссариаты». Тогда же, очевидно, чтобы усыпить бдительность противника и выиграть время для мобилизации всех своих сил, ВРК вступил в переговоры со штабом округа. Командующий войсками округа полковник Рябцев по другим данным его фамилия — Рябцов пошел на них, преследуя аналогичные цели, так как имел сведения о переброске Ставкой войск с фронта в Москву и надеялся с их прибытием одним ударом покончить с восставшими. Таким образом, беспредметно далее дискутировать вопрос, какая из сторон совершила большую ошибку, участвуя в переговорах в надежде тактически переиграть друг друга. Фактор времени эффективнее сумели использовать большевики, которые мобилизовали свои силы и получили подкрепление не только из городов Подмосковья, но из Петрограда, Минска и других мест. Их же противники в основном должны были довольствоваться сообщениями из ставки, а также от главкомов Западного и Юго-Западного фронтов о посылке на помощь им верных правительству войсковых частей. Так, 28 октября Рябцев получил следующую депешу от начальника штаба ставки Духонина: «Для подавления большевистского мятежа посылаю в Ваше распоряжение гвардейскую бригаду с артиллерией с Юго-Западного фронта. Начинает прибывать в Москву 30 октября с Западного фронта артиллерия с прикрытием…» Одновременно городскому голове В. Рудневу приходит телеграмма от главкома Западного фронта: «На помощь против большевиков в Москву движется кавалерия. Испрашиваю разрешение ставки послать артиллерию…» Сведения о движении этих войск с мест поступали в Московский Совет и его Военно-революционный комитет. Вязьме по Александровской ж. Тот же адресат сообщал и о том, что от Малоярославца двигаются те казаки, которые громили Совет в Калуге. Эти казаки, арестовавшие в преддверие большевистского выступления членов Калужского Совета, по печати были хорошо известны москвичам и легко представить, какое впечатление должно было произвести данное известие, просочившееся руководителям московского восстания через телеграмму в адрес нейтрального ВИКЖеля. Вести такого рода сторонникам Временного правительства, которых возглавлял специально прибывший с этой целью утром 27 октября из Питера министр продовольствия внефракционный социал-демократ С. Прокопович, придавали уверенность в успехе. Но опережая развитие событий, заметим, что обещанная помощь им так и не пришла, если не считать сведений о том, что 30 октября на Брянском вокзале Москвы высадились ударники из одноименного города.
Лекции по советской истории. Часть 7. События 1918-го до Гражданской войны
Троцкий лично побывали на Путиловском заводе для проверки подготовки артиллерийских орудий и бронепоезда для борьбы с мятежниками. В тот же день Троцкий прямо с заседания Петросовета лично отбыл на Пулковские высоты, туда же прибыл П. Ленин провёл совещание с членами ВРК, выступал на собрании полковых представителей гарнизона. Каждый завод, район, воинская часть получили конкретные задания по обороне Петрограда.
Они строили баррикады, устанавливали проволочные заграждения, рыли окопы и были готовы в любой момент поддержать войска, находившиеся на передовых позициях. По призыву большевиков на оборону Петрограда выступили 2 тыс. Юнкерское выступление в Петрограде 29 октября 11 ноября меньшевистско-правоэсеровский Комитет спасения Родины и революции поднял мятеж в Петрограде.
Центром восстания стал Инженерный замок, а основной вооружённой силой — размещавшиеся в нём юнкера Николаевского инженерного училища. Бывший командующий Петроградским военным округом Г. Полковников смещённый с этой должности Временным правительством 25 октября 7 ноября объявил себя командующим «войсками спасения» и своим приказом запретил частям округа исполнять приказы ВРК.
На какое-то время восставшим удалось захватить телефонную станцию и отключить Смольный, арестовать часть комиссаров ВРК и начать разоружение красногвардейцев, однако основная масса войск Петроградского гарнизона к восстанию не присоединилась. Уже к 1100 29 октября силы ВРК отбили телефонную станцию и превосходящими силами окружили Инженерный замок. Окончательно выступление было подавлено к утру 30 октября 12 ноября.
Боевое столкновение Общее командование войсками, направленными на подавление выступления Керенского — Краснова, с 30 октября 12 ноября 1917 осуществлял М. Муравьёв, который 27 октября 9 ноября 1917 вошёл в штаб Петроградского ВРК, 28 октября 10 ноября 1917 был назначен начальником обороны Петрограда, а 29 октября 11 ноября 1917 — главнокомандующим войсками Петроградского военного округа. Помощником Муравьёва был В.
Антонов-Овсеенко, начальником штаба фактически руководившим боем — полковник П. Вальден в то время он был выборным командиром 2-го гвардейского стрелкового резервного полка в Царском Селе , комиссаром — К. К началу решающего сражения революционные войска, сосредоточенные непосредственно на передовых позициях, насчитывали 10-12 тыс.
Они были разделены на 2 отряда: Пулковский во главе с полковником Вальденом входившими в отряд матросами командовал П. Дыбенко и Красносельский, который возглавляли офицеры-большевики Ф. Хаустов и В.
Сахаров, освобождённые 25 октября из «Крестов», где они содержались под следствием в связи с их участием в июльских событиях. Утром 30 октября 12 ноября войска Краснова, поддерживаемые артиллерией и бронепоездом, начали наступление в районе Пулкова. К этому времени революционные силы были сосредоточены на трёх участках: на правом, у Красного Села,— балтийские матросы под командованием П.
Дыбенко; в центре Пулковских высот — красногвардейцы под командованием К. Еремеева; на левом, у Пулкова, — революционные солдаты под командованием В. Отряды, выделенные в резерв, находились в районе Колпина, Ораниенбаума и в тылу пулковских позиций.
Революционные войска поддерживали артиллерийская батарея, располагавшаяся у Пулковской обсерватории орудия удалось доставить с одного из кронштадтских фортов усилиями Ф. Раскольникова , три броневика и блиндированный поезд путиловцев под командой А. Зайцева, курсировавший по Николаевской железной дороге.
Не обнаружив их там, он направляется в Псков. В Пскове находился штаб Северного фронта. Здесь для подавления большевистского сопротивления был сформирован отряд, состоявший из частей 3-го конного казачьего корпуса под командованием генерала Краснова. Несколько месяцев назад этот корпус шел с Крымовым свергать Керенского. Теперь Керенский приехал в Псков, чтобы просить этот корпус защитить его и силой оружия свергнуть большевиков в Петрограде. Несмотря на явное презрение казаков и офицеров корпуса к Керенскому, 3-й конный корпус выступил на Петроград. Ночью 27-го октября корпус прибыл в Гатчину. В Гатчину прибыли представители сформированного из противников большевиков "комитета спасения Родины и революции" и сообщили ему, что в Петрограде готовится выступление против большевиков. Выступление Краснова 28 октября казаки заняли Царское село. Генерал П.
Краснов и его казаки Генерал П. Краснов и его казаки Царскосельский 16-тысячный гарнизон сдался казакам Краснова почти без сопротивления. Надо заметить, что те последние дни октября 1917-го, для большевиков были днями тревоги и напряжения. Против них были настроены почти все политические партии и течения, которые существовали на тот момент в России. Даже некоторые социалистические партии меньшевики и правые эсеры в знак протеста покинули открытие в Смольном второго Всероссийского съезда Советов. Кроме того, новая власть нуждалась в защите. Да, в городе был военный гарнизон. Да, были сформированы рабочие "Красные гвардии". Но этого было мало. Защитники новой советской власти отличались от солдат и офицеров, побывавших на фронте и участвовавших в боях, низкой дисциплиной и низким боевым духом.
У некоторых отсутствовал опыт боевых действий. Поэтому, когда казаки Краснова заняли Царское село, видный большевик Николай Подвойский сказал: Положение таково, что либо они нас, либо мы их будем вешать. Ленин даже хотел, чтобы в устье Невы вошли линкоры, дабы они начали обстреливать из своих орудий по окрестностям , когда "красновцы" будут входить в столицу. Но корабли не могли войти в мелкое устье реки. Восстание юнкеров 29 октября началось антибольшевистское восстание юнкеров.
К началу решающего сражения революционные войска, сосредоточенные непосредственно на передовых позициях, насчитывали 10-12 тыс. Они были разделены на 2 отряда: Пулковский во главе с полковником Вальденом входившими в отряд матросами командовал П. Дыбенко и Красносельский, который возглавляли офицеры-большевики Ф. Хаустов и В. Сахаров [4] , освобождённые 25 октября из « Крестов », где они содержались под следствием в связи с их участием в июльских событиях [12]. Утром 30 октября 12 ноября войска Краснова, поддерживаемые артиллерией и бронепоездом, начали наступление в районе Пулкова. К этому времени революционные силы были сосредоточены на трёх участках: на правом, у Красного Села,— балтийские матросы под командованием П. Дыбенко; в центре Пулковских высот — красногвардейцы под командованием К. Еремеева; на левом, у Пулкова, — революционные солдаты под командованием В. Отряды, выделенные в резерв, находились в районе Колпина , Ораниенбаума и в тылу пулковских позиций. Революционные войска поддерживали артиллерийская батарея, располагавшаяся у Пулковской обсерватории орудия удалось доставить с одного из кронштадтских фортов усилиями Ф. Раскольникова , три броневика и блиндированный поезд путиловцев под командой А. Зайцева, курсировавший по Николаевской железной дороге. Главный удар Краснов наносил по центральному боевому участку, в надежде, что отряды красногвардейцев не выдержат сильного натиска казаков и оставят занимаемые позиции. Однако красногвардейцы, успешно отбив все атаки противника, после многочасового боя сами перешли в решительную контратаку [8]. Краснов ждал подкреплений, но они не подходили, хотя Керенский обещал, что на помощь вот-вот подойдут части 33-й и 3-й Финляндских дивизий. Тогда Краснов приказал отойти в Гатчину и ждать подкреплений там [2]. Под угрозой окружения казаки, бросив артиллерию, оставили Царское Село. Ещё до боя к мятежникам присоединился Борис Савинков — узнав в Петрограде о том, что Краснов занял Царское Село, Савинков со своим адъютантом под видом рабочих сумели миновать красногвардейские патрули и добраться до Царского Села, а затем и Гатчины, где находился Керенский. Савинков пытался убеждать казаков во что бы то ни стало продолжать борьбу с большевиками, но председатель казачьего комитета есаул Ажогин заявил ему, что если он приехал защищать и спасать Керенского, то его миссия напрасна. Ажогин сказал, что казаки готовы предложить формирование правительства Г. Плеханову , который в это время жил в Царском Селе, и попросил Савинкова переговорить с Плехановым. Переговоры состоялись, но результатов не дали [2]. Стремясь обеспечить подкрепления для Краснова, Савинков добрался до Пскова, в штаб Северного фронта, но штабные офицеры дали ему понять, что генерал Черемисов вряд ли отдаст чёткий приказ о поддержке Краснова, а если Савинков будет настаивать, дело вообще может дойти до его ареста. И к Черемисову Савинков уже не пошёл [2]. Между тем красновские казаки быстро договорились с прибывшими в Гатчину большевиками Дыбенко и Трухиным об условиях перемирия: «красные» пропускают казаков на Дон, а большевики арестовывают Керенского, сохраняют своё правительство, но не включают туда Ленина и Троцкого. Во время переговоров с казаками Дыбенко в шутку предложил им «обменять Керенского на Ленина», после чего Керенский, переодевшись матросом, бежал на автомобиле из расположения войск генерала Краснова. По воспоминаниям Троцкого, «Керенский бежал, обманув Краснова, который, по-видимому, собирался обмануть его.
Краснов писал: «Уже, кажется, и так физиономия Ленина достаточно хорошо определена, но русскому обществу этого мало. Ему нужно оправдать свою гнусность тем, что с Лениным нельзя бороться, потому что за ним стоят какие-то страшные силы: всемирный еврейский кагал, всемогущее масонство, демоны, бафомет, страшная сила бога тьмы, побеждающего истинного Бога. На ухо шепчут: Ленин — не Ульянов, сын саратовского дворянина. Русский не может быть предателем до такой степени…». Атаман Краснов в немецкой форме. Он создал Всевеликое Войско Донское как самостоятельное государство, отменил все постановления советской власти и Временного правительства, сформировал 17-тысячную армию. Краснов призвал бывших императорских офицеров присоединиться к нему, что значительно укрепило командный состав Донской армии. После своего избрания атаманом Краснов тут же написал германскому императору Вильгельму II и заверил его в том, что его казаки не воюют с Германией. Он надеялся на помощь немцев и полагал, что любой борец с большевиками — его союзник. Германия признала правительство Краснова и даже оказала ему военную помощь. Но подобные прогерманские наклонности был негативно восприняты в белом движении. Краснов разошелся с Деникиным, который продолжал ориентироваться на «союзников», и отказался от совместных действий в борьбе с большевиками. Однако после поражения Германии в войне ситуация изменилась. Донская армия оказалась на краю гибели, и Краснов все объединился с Добровольческой армией и под давлением Деникина вскоре ушел в отставку. Он уехал в армию Юденича в Эстонии и возглавил там армейскую газету. В 1920 году Краснов эмигрировал в Германию, а затем перебрался в Париж.
Белогвардейщина. Параллельная история Гражданской войны
Иоффе, в обстановке начавшегося большевистского восстания выяснилось, что «с разгромом корниловщины Керенский потерял те силы, которые могли бы противостоять левым радикалам, прежде всего большевикам, в случае их … попытки свержения Временного правительства: ведь правый фланг политического фронта, ударную силу которого составляли главным образом военные, оказался им, Керенским, разрушен». Уже в ходе II Съезда Советов на сторону большевиков перешли высланные Керенским части самокатчиков, стало также известно о нежелании Северного фронта участвовать в подавлении большевистского выступления. Все попытки Керенского в штабе Северного фронта организовать движение на Петроград хотя бы какой-то группы войск наталкивались на сопротивление командующего фронтом генерала В. Черемисов занял «нейтральную» позицию — он отказался снимать с фронта части для подавления большевистского восстания и заявил, что не гарантирует безопасности самого Керенского.
Он то отдавал приказ войскам грузиться в эшелоны для движения на Петроград, то отменял его, не желая, по его словам, «вмешиваться в петроградскую передрягу». Как пишет Г. Иоффе, комиссар Северного фронта В.
Войтинский с большим трудом сумел сговориться с командиром 3-го конного корпуса генералом П. Красновым после неудачного похода генерала Л. Корнилова на Петроград в августе 1917 г.
Об этом сообщили Керенскому, и он тут же присоединился к Краснову. Казаки, участвовавшие в августе в Корниловском выступлении, не испытывали особого желания воевать за дискредитировавшее себя правительство. По описанию историка русской революции Суханова Н.
Керенский протягивает руку офицеру-рассказчику, который вытянулся перед ним. Офицер продолжает стоять вытянувшись, с рукой под козырек. Керенский ставит на вид: «Поручик, я подаю вам руку».
Поручик рапортует: «Г. Верховный главнокомандующий, я не могу подать вам руки, я — корниловец»… Совершенная фантасмагория! Керенский идет на революционный Петербург во главе войск, недавно объявленных им мятежными.
Среди их командиров нет человека, который не презирал бы Керенского как революционера и губителя армии. Не вместе ли с большевиками отражал и шельмовал эти войска два месяца назад этот восстановитель смертной казни, этот исполнитель корниловской программы, этот организатор июньского наступления? Утром 26 октября 8 ноября Керенский отдал приказ о движении войск на Петроград.
Вечером первые эшелоны казаков проследовали через Псков на Гатчину. Для похода на Петроград Краснов собрал лишь около 10 сотен казаков 1-й Донской и Уссурийской дивизий, дислоцировавшихся в районе штаба корпуса в городе Остров, к которым позднее присоединилось около 900 юнкеров, несколько артиллерийских батарей и бронепоезд. Ставка верховного главнокомандующего во главе с генералом Духониным, командование фронтов и армий пытались бросить на помощь «мятежникам» новые силы, но большая часть вызванных войск отказалась выполнить приказ, встав на сторону советской власти или объявив нейтралитет; 13-й и 15-й Донские казачьи полки 3-го корпуса не были выпущены из Ревеля местным ВРК.
Основные силы «мятежников», однако, группировались в Гатчине, из-за чего в советских источниках выступление иногда называлось «гатчинским мятежом». В воскресенье 29 октября 11 ноября Краснов активных действий не предпринимал, оставаясь в Царском Селе и дав отдых казакам. В этот день в Петрограде произошло юнкерское восстание, завершившееся поражением.
В частности, 27 октября на общем митинге 176-го запасного пехотного полка в Красном Селе благодаря решительным действиям военного комиссара И. Левенсона, несмотря на противодействие полкового комитета, была принята резолюция о выступлении всего полка на защиту Петрограда. К нему присоединился соседний 171-й запасной пехотный полк.
Около 6 часов утра из Царского выступила на позицию пулеметная команда 3-й роты Украинского батальона. По пути пулеметчики встретили разоруженные отступающие роты 3-го стрелкового полка. У деревни Перелесино 3 роты того же полка и пулеметная команда заняли позицию поперек дороги. Вновь начались переговоры: стрелкам предложили сдать оружие, на размышление им было дано 15 минут.
Солдаты, посовещавшись, заявили, что сражаться они не будут, но оружия не сдадут. В это время к ним подошел броневик. Началась вялая перестрелка. Краснов выдвинул; вперед 2 спешенные сотни и 3 батареи, которые открыли огонь ло царскосельским казармам, но стрелки на этот раз держались.
Наступал психологический момент, от которого зависел дальнейший ход событий. Положение спасли 30 енисейцев, которые обошли цепи стрелков. Солдаты отступили, 1 рота сдалась. Многотысячная толпа солдат собралась на подступах к Царскому Селу.
Вновь начались переговоры: дивизионный казачий комитет встретился с делегатами гарнизона офицерами. К делегатам подъехал генерал Краснов и предложил им сдаться. Часть солдат - около полка — последовала этому совету и сдала оружие. Остальные стали отходить к царскосельскому парку.
Все это время Керенский, остававшийся в Гатчине, торопил Краснова и неоднократно посылал ему подобные записки:«Считаю необходимым закончить занятие Царского Села в кратчайший срок». Не получая ответа, Керенский с адъютантами и какими-то «экспансивными дамами» сел в автомобиль и направился к Царскому Селу. С вышки метеорологической обсерватории он в бинокль следил за действиями правительственных войск и остался очень недоволен их пассивностью. Подъехав к генералу, Керенский упрекнул его за медлительность.
Объяснения Краснова, как показалось Керенскому, «носили туманный характер и были лишены смысла». Более того, Краснов, по словам Керенского, предложил отступить и занять Царское Село на следующий день сам Краснов вспоминал, что за несколько минут до приезда Керенского он говорил Савинкову , что собирается продолжать наступление: «Или мы победим, или погибнем; но если пойдем назад, погибнем наверное». Керенский якобы отверг это предложение и отдал письменный приказ о наступлении. Только заметив в окружении генерала нескольких членов Совета казачьих войск среди них, видимо, и Савинкова , стремившихся «использовать Ленина для свержения Керенского», премьер-министр, по собственному признанию, наконец понял причину «фатального промедления».
Действительно Б. Савинков , который все это время находился при корпусе, а впоследствии был утвержден Керенским в качестве комиссара отряда и начальника обороны Гатчины, занял очень двусмысленную позицию. Краснов вспоминал,что, вероятно, под влиянием разговоров с офицерами и казаками Савинков предложил ему «убрать» Керенского, арестовать его и самому стать во главе движения. О том же пишет и Станкевич: «От окружающих Краснова мы узнали, что Савинков ведет усиленную агитацию против Керенского среди отряда».
Савинков и Станкевичу доказывал, «что нет никаких шансов, чтобы казаки пошли в наступление под его Керенского -авт. Сам Савинков сообщал, что перед пулковским боем к нему «вероятно, с ведома Краснова» пришел председатель дивизионного комитета есаул Ажогин и заявил, что казаки драться за Керенского не согласны. Дивизионный комитет, по словам есаула, постановил в случае победы под Пулковом и свержения большевиков потребовать, чтобы Керенский ушел в отставку, а в случае отказа арестовать его. Решено было, что Савинков предложит сформировать новое правительство жившему в Царском Селе Г.
Савинков подготовил 2 варианта постановления: согласно первому Керенский отказывался от власти, во втором содержался приказ об аресте министра-председателя. Плеханов согласился составить правительство в случае удачного завершения похода и исправлял текст постановления об аресте Керенского. По предложению Савинкова Ажогин распорядился приставить казачий караул к премьер-министру, однако знаменитый террорист подчеркивал, что инициатива свержения Керенского исходила всецело от казаков, а не от него. Краснов никак не реагировал на пропаганду Савинкова: арестовать Керенского, по его словам, было «нечестно, неблагородно, не по-солдатски».
Естественно, генерал не был поклонником Керенского: «Он разрушил армию... Но гораздо более опасными врагами России Краснов считал большевиков. Генерал сделал свой выбор:«... Его буду ненавидеть и проклинать, но служить и умирать пойду за Россию».
Краснов прекрасно понимал всю серьезность сложившейся ситуации и вряд ли был склонен в столь опасный для страны момент заниматься политическими интригами. О корректном отношении генерала к Керенскому пишет и В. Станкевич; «Краснов не говорил ни слова о недостатках Керенского и упоминал только, что Керенский слишком торопит его... Выслушав отчет Краснова, Керенский в сопровождении генерала и енисейцев подъехал к толпящимся в 2 верстах от Царского колеблющимся солдатам.
Встав на сиденье автомобиля, он вынул часы и объявил, что дает им 3 минуты, чтобы сложить оружие, после чего артиллерия откроет огонь. Царское Село было, таким образом, взято без единого выстрела... По словам Краснова, все происходило не столь легко и быстро: солдаты не желали боя, но и отдавать оружие не спешили, у некоторых его пришлось отбирать енисейцам, использовавшим замешательство стрелков. Совершенно иначе были настроены солдаты, стоявшие у парка.
Они строились в цепь и пытались охватить фланги казаков. Со стороны Павловска также наступала цепь и вела огонь батарея. Донские орудbя выехали вперед и с расстояния в версту дали gо толпе 2 выстрела. Никакого сопротивления больше не было, солдаты бросились бежать.
Шестнадцатитысячный царскосельский гарнизон не смог остановить несколько сотен казаков. Именно в это время в Царское Село прибыл комиссар В. Станкевич, увидевший толпы отступавших солдат. Начав с разговоров в первой попавшейся кучке солдат, мы перешли к речам.
Тотчас собралась толпа. Слушают внимательно, даже поддакивают. Я кончил призывом не слушать большевиков и поддержать правительство в его стремлении дать народу честный мир. Учредительное собрание и землю.
Но едва я замолчал, уверенный в успехе, как какой-то пожилой солдат плюнул и со злобой неизвестно на кого начал кричать, что теперь уж он ничего не понимает... Все говорят и все по-разному... Один хочет этого, другой хочет того... Всякий со своими программами, партиями...
В сумерках 28 октября Царское Село было занято. Несколько тысяч не успевших бежать солдат гарнизона укрылось в казармах. Они отказались сдавать оружие, но никаких враждебных действий не предпринимали, объявив о своем нейтралитете. Почти без сопротивления была занята железнодорожная станция Александровская, радиостанция — одна из самых мощных в России, телеграф.
До часа ночи Краснов оставался на окраине города, устанавливая связь с частями корпуса, а затем переехал со штабом в служительский дом дворца Марии Павловы здесь его штаб размещался и в сентябре. Две сотни казаков расположились тут же во дворе. Вечером 28 октября в Царское приехал американский журналист Джон Рид. Я спрашивал их, за кого они.
Конечно, Керенский провокатор, но, думается нам, нехорошо по русским людям стрелять в русских людей». В помещении начальника станции дежурил приветливый солдат... Казаки пришли рано утром. Они взяли в плен двести-триста человек наших и человек двадцать пять убили...
По соседству с нами сидел французский офицер... Хороша гражданская война! Все, что угодно, только не дерутся... У выхода из вокзала стояло двое солдат с примкнутыми штыками.
Их окружало до сотни торговцев, чиновников и студентов. Вся эта толпа набрасывалась на них с криками И бранью. Солдаты чувствовали себя неловко, как несправедливо наказанные дети... Мы пошли по улицам.
Редкие фонари давали мало света, прохожих почти не было. Над городом нависло угрожающее молчание, нечто вроде чистилища между раем и адом, политически ничейная земля. Только парикмахерские были ярко освещены и набиты посетителями да у бани стояла очередь: дело было в субботу вечером, когда вся Россия моется и чистится... Чем ближе мы подходили к цворцовому парку, тем пустыннее становились улицы.
Перепуганный священник показал нам, где помещается Совет, и торопливо скрылся. Совет находился во флигеле одного из великокняжеских дворцов, напротив парка. Двери были заперты, в окнах темно... Мы направились к императорскому дворцу, вдоль огромных и тёмных садов.
Фантастические павильоны и орнаментальные мосты смутно маячили сквозь ночной мрак; слышно было мягкое журчание фонтана Вдруг, разглядывая смешного металлического лебедя , выплывавшего из искусственного грота, мы неожиданно заметили, что за нами следят. Человек шесть дюжих вооружённых солдат подозрительно и пристально приглядывались к нам с соседнего газона. Я двинулся к ним и спросил: «Кто вы такие? Все они казались очень утомлёнными, да, конечно, так оно и было: долгие недели непрерывного митингования даром не проходят.
Солдаты неуверенно переглядывались. Мы прошли под аркой огромного Екатерининского дворца, вошли за ограду и спросили, где здесь штаб... В Царском Селе кипят политические страсти... Керенский войдет в город к восьми часам...
Полковник, видимо, колебался. Видите ли, большинство солдат нашего гарнизона большевики. Сегодня после боя они ушли в Петроград и увели артиллерию. Можно сказать, что ни один солдат за Керенского не встанет, Но многие из них вовсе не хотят драться.
Что до офицеров, то почти все они уже перешли к Керенскому или просто ушли». У нас упали сердца, потому что в наших мандатах удостоверялась наша глубокая революционность.
Когда к власти пришли большевики, монархист Краснов возглавил восстание казаков. Поделиться: Петр Николаевич Краснов родился в 1869 году в Петербурге и происходил из авторитетного донского казачьего рода. Его прадед Иван Козьмич в Отечественную войну 1812 года сражался вместе с атаманом Платовым. А дед Петра Николаевича был первым в роду литератором. Видимо, от него будущий деятель Белого движения и унаследовал тягу к изящному слогу. Он отучился в Александровском кадетском корпусе и поступил в Первое военное Павловское училище, которое окончил с отличием. На службу Краснов был выпущен хорунжим и зачислен в Лейб-гвардии атаманский полк.
В тот же период он стал делать первые шаги в литераторстве. Сотрудничал со многими изданиями и был известен своими статьями о русско-японской войне. Об этом даже в своем дневнике упоминал Николай II. С началом Первой мировой войны Краснов тут же отличился — выбил неприятеля с его позиций на железнодорожной станции, за что получил Георгиевское оружие. На следующий год его уже удостоили ордена Святого Георгия. Вообще Петр Краснов отличался мужеством и храбростью, что помогло ему достаточно быстро сделать блестящую военную карьеру. Уже к середине 1915 года он стал начальником 2-й Сводной казачьей дивизии, а весной 1916 года одним из первых начал Луцкий прорыв. Краснов с белым генералом Деникиным. Источник: livejournal.
Сам Савинков сообщал, что перед пулковским боем к нему «вероятно, с ведома Краснова» пришел председатель дивизионного комитета есаул Ажогин и заявил, что казаки драться за Керенского не согласны. Дивизионный комитет, по словам есаула, постановил в случае победы под Пулковом и свержения большевиков потребовать, чтобы Керенский ушел в отставку, а в случае отказа арестовать его. Решено было, что Савинков предложит сформировать новое правительство жившему в Царском Селе Г. Савинков подготовил 2 варианта постановления: согласно первому Керенский отказывался от власти, во втором содержался приказ об аресте министра-председателя.
Плеханов согласился составить правительство в случае удачного завершения похода и исправлял текст постановления об аресте Керенского. По предложению Савинкова Ажогин распорядился приставить казачий караул к премьер-министру, однако знаменитый террорист подчеркивал, что инициатива свержения Керенского исходила всецело от казаков, а не от него. Краснов никак не реагировал на пропаганду Савинкова: арестовать Керенского, по его словам, было «нечестно, неблагородно, не по-солдатски». Естественно, генерал не был поклонником Керенского: «Он разрушил армию...
Но гораздо более опасными врагами России Краснов считал большевиков. Генерал сделал свой выбор:«... Его буду ненавидеть и проклинать, но служить и умирать пойду за Россию». Краснов прекрасно понимал всю серьезность сложившейся ситуации и вряд ли был склонен в столь опасный для страны момент заниматься политическими интригами.
О корректном отношении генерала к Керенскому пишет и В. Станкевич; «Краснов не говорил ни слова о недостатках Керенского и упоминал только, что Керенский слишком торопит его... Выслушав отчет Краснова, Керенский в сопровождении генерала и енисейцев подъехал к толпящимся в 2 верстах от Царского колеблющимся солдатам. Встав на сиденье автомобиля, он вынул часы и объявил, что дает им 3 минуты, чтобы сложить оружие, после чего артиллерия откроет огонь.
Царское Село было, таким образом, взято без единого выстрела... По словам Краснова, все происходило не столь легко и быстро: солдаты не желали боя, но и отдавать оружие не спешили, у некоторых его пришлось отбирать енисейцам, использовавшим замешательство стрелков. Совершенно иначе были настроены солдаты, стоявшие у парка. Они строились в цепь и пытались охватить фланги казаков.
Со стороны Павловска также наступала цепь и вела огонь батарея. Донские орудbя выехали вперед и с расстояния в версту дали gо толпе 2 выстрела. Никакого сопротивления больше не было, солдаты бросились бежать. Шестнадцатитысячный царскосельский гарнизон не смог остановить несколько сотен казаков.
Именно в это время в Царское Село прибыл комиссар В. Станкевич, увидевший толпы отступавших солдат. Начав с разговоров в первой попавшейся кучке солдат, мы перешли к речам. Тотчас собралась толпа.
Слушают внимательно, даже поддакивают. Я кончил призывом не слушать большевиков и поддержать правительство в его стремлении дать народу честный мир. Учредительное собрание и землю. Но едва я замолчал, уверенный в успехе, как какой-то пожилой солдат плюнул и со злобой неизвестно на кого начал кричать, что теперь уж он ничего не понимает...
Все говорят и все по-разному... Один хочет этого, другой хочет того... Всякий со своими программами, партиями... В сумерках 28 октября Царское Село было занято.
Несколько тысяч не успевших бежать солдат гарнизона укрылось в казармах. Они отказались сдавать оружие, но никаких враждебных действий не предпринимали, объявив о своем нейтралитете. Почти без сопротивления была занята железнодорожная станция Александровская, радиостанция — одна из самых мощных в России, телеграф. До часа ночи Краснов оставался на окраине города, устанавливая связь с частями корпуса, а затем переехал со штабом в служительский дом дворца Марии Павловы здесь его штаб размещался и в сентябре.
Две сотни казаков расположились тут же во дворе. Вечером 28 октября в Царское приехал американский журналист Джон Рид. Я спрашивал их, за кого они. Конечно, Керенский провокатор, но, думается нам, нехорошо по русским людям стрелять в русских людей».
В помещении начальника станции дежурил приветливый солдат... Казаки пришли рано утром. Они взяли в плен двести-триста человек наших и человек двадцать пять убили... По соседству с нами сидел французский офицер...
Хороша гражданская война! Все, что угодно, только не дерутся... У выхода из вокзала стояло двое солдат с примкнутыми штыками. Их окружало до сотни торговцев, чиновников и студентов.
Вся эта толпа набрасывалась на них с криками И бранью. Солдаты чувствовали себя неловко, как несправедливо наказанные дети... Мы пошли по улицам. Редкие фонари давали мало света, прохожих почти не было.
Над городом нависло угрожающее молчание, нечто вроде чистилища между раем и адом, политически ничейная земля. Только парикмахерские были ярко освещены и набиты посетителями да у бани стояла очередь: дело было в субботу вечером, когда вся Россия моется и чистится... Чем ближе мы подходили к цворцовому парку, тем пустыннее становились улицы. Перепуганный священник показал нам, где помещается Совет, и торопливо скрылся.
Совет находился во флигеле одного из великокняжеских дворцов, напротив парка. Двери были заперты, в окнах темно... Мы направились к императорскому дворцу, вдоль огромных и тёмных садов. Фантастические павильоны и орнаментальные мосты смутно маячили сквозь ночной мрак; слышно было мягкое журчание фонтана Вдруг, разглядывая смешного металлического лебедя , выплывавшего из искусственного грота, мы неожиданно заметили, что за нами следят.
Человек шесть дюжих вооружённых солдат подозрительно и пристально приглядывались к нам с соседнего газона. Я двинулся к ним и спросил: «Кто вы такие? Все они казались очень утомлёнными, да, конечно, так оно и было: долгие недели непрерывного митингования даром не проходят. Солдаты неуверенно переглядывались.
Мы прошли под аркой огромного Екатерининского дворца, вошли за ограду и спросили, где здесь штаб... В Царском Селе кипят политические страсти... Керенский войдет в город к восьми часам... Полковник, видимо, колебался.
Видите ли, большинство солдат нашего гарнизона большевики. Сегодня после боя они ушли в Петроград и увели артиллерию. Можно сказать, что ни один солдат за Керенского не встанет, Но многие из них вовсе не хотят драться. Что до офицеров, то почти все они уже перешли к Керенскому или просто ушли».
У нас упали сердца, потому что в наших мандатах удостоверялась наша глубокая революционность. Полковник откашлялся. Поэтому если вы хотите видеть бой, то я прикажу отвести вам комнату в офицерской гостинице. Приходите ко мне завтра в 7 часов утра, я дам вам новые пропуска».
Мы не поверили, что здесь будет какой-либо бой… Полковник любезно послал своего ординарца проводить нас на станцию. Ординарец был южанин. Он родился в Бессарабии в семье французских эмигрантов. Но я так долго не видал моей бедной матери… Целых три года…» Мчась в Петроград сквозь холод и мрак, я видел через окно вагона кучки солдат, жестикулирующих вокруг костров.
На перекрёстках стояли группы броневиков. Их водители перекрикивались между собой, высовывая головы из башенок. Всю эту тревожную ночь по холодным равнинам блуждали без предводителей команды солдат и красногвардейцев. Они сталкивались и смешивались между собой, а комиссары Военно-революционного комитета торопились от одной группы к другой, пытаясь организовать оборону.
Один из жителей Царского оставил свой рассказ о том, что npoисходило в городе в эти дни. Многие обыватели потчевали казаков папиросами, угощали их чаем. Группа местных жителей устроила для них подписку, давшую около 50 тысяч. Относительно своих политических взглядов они заявляли, что эта сторона их не интересует.
Мы пришли для того, чтобы постоять за свои «права ». Что именно подразумевали они под словом « права» — трудно было решить. Как только казаки заняли вокзал, они захватили стоявший на станции воинский поезд с эшелоном, присоединившийся к большевикам. Казаки быстро обезоружили эшелон и расставили на вокзале караулы.
Ночью казачий караул поймал трех солдат с узлами, в которых были награбленные вещи. Через несколько часов грабители были расстреляны». У Краснова было слишком мало сил, чтобы контролировать Царское Село, город он занял в целях «политических». Из Торопца — 2 сотни Донского полка заканчивают погрузку и сегодня отправляются.
Из Новгорода отправлена 1 сотня Донского полка. Из Витебска предложено грузить 29 октября Приморский драгунский полк. По донесению коменданта станции Ревель, к погрузке 13-го и 15-го Донских полков не приступали. На ст.
Ревель дежурят члены военно-революционного комитета, которые заявляют, если составы для этой перевозки будут поданы, то все станционные агенты будут арестованы. Организовать оборону они еще действительно не успели.
Керенский проспал шанс победить в Первой мировой и избежать Гражданской войны
Реклама Туда же явился и Савинков, который пытался уговорить жившего там Плеханова вернуться в политику и придать антибольшевистскому движению мощный импульс своим пока еще громким именем. Однако Плеханов 1917 год провалил. Будучи одним из главных заграничных идеологов, после возвращения он оказался у разбитого корыта и был отовсюду изгнан даже своими учениками. Плеханов отказался, не видя перспектив борьбы. К тому же у него обострился туберкулез, и через несколько дней он угодил в больницу. Тем временем большевики яростно готовились к обороне. Размах мероприятий был таков, словно на Петроград надвигались не 600 слабомотивированных казаков, а отборная миллионная армия. Большевики мобилизовали все имевшиеся у них силы либо на создание оборонительных укреплений, либо на Пулковские высоты, где планировалось встретить противника. Оно было обречено — большевики подавили восставших без особого труда.
На следующий день отряды Краснова предприняли попытку атаковать Пулковские высоты, где уже укрепились многократно превосходящие их революционные войска. Так и не дождавшись обещанных ранее Керенским подкреплений, казаки махнули на всё рукой и отошли в Гатчину.
Тогда остаются уже существующие и действующие фабрично-заводские комитеты, но их надо плотно связать с органами Советской власти. И таким образом это будет опосредованный через рабочих Советский контроль над производством. Надо было сделать так, чтобы интересы промышленников не вредили интересам Советской власти. Вопрос национализации возник, когда собственники отказались подчиняться фабзавкомам и, соответственно, Советской власти.
С середины декабря начинается серия локаутов, крупные предприятия закрываются. Таким образом, разрушилась стратегия действовать с помощью фабзавкомов и через рабочий контроль воздействовать на промышленность. Ничего не оставалось кроме того, как национализировать закрытые предприятия. Только таким способом можно было вернуть эти предприятия к жизни. Из этого видно, что изначально в экономической политике закладывались не идеологические принципы, а прагматические, целиком и полностью нацеленные на организацию работы промышленных предприятий. В первые дни вопрос о том, как будет проходить национализация, не стоял.
События были спрессованы и ситуация менялась с каждым днём. Национализация осени 1917 отличалась от национализации весны и лета 1918 года. Это были уже разные эпохи. Одновременно происходит саботаж в банковской сфере. Чиновники госбанка 17 декабря 1917 года объявляют забастовку. И это означает то же самое, что и с промышленностью, — крах всей экономической политики большевиков.
Решение принимается — одновременно начать национализацию промышленности и национализировать госбанк. И как только национализация была проведена, тут же начинается крах всей финансовой системы России. Потому что организовать движение финансовых средств в масштабах всей страны становится невозможно. Возникают проблемы с деньгами, жуткая гиперинфляция, и денежная система страны рушится. Большевики управляют предприятиями В декабре 1917 года экономическая концепция вынужденно изменилась. Волей-неволей пришлось иметь дело с национализацией, и надо было организовать управление национализированными предприятиями.
Это привело к бюрократизации всей экономической системы большевиков. Потому что во всех этих органах были практически одни и те же люди. В основном они были членами одной партии. До тех пор, пока большевики не стали в Советах единственной партией, слияния партии и государства не происходило. Это произошло только в июле 1918 года, и то не сразу. До VIII съезда, который прошёл в марте 1919 года, Советская власть не подменялась большевистской, но тенденции к этому были.
Позиции по войне Процессы, которые происходили в это время, носили объективный характер. Решения принимались не по идеологическим соображениям, а в основном по вынужденной необходимости. Говорить о том, что большевики подменяли политику идеологией, нельзя. Тем не менее факты об этом были. В первую очередь это касалось вопроса о заключении мира с Германией — отсюда видно, как проявлялась идеология. Позиция Троцкого — ни мира ни войны, армию распустить.
Он не отходил от своих идей «Перманентной революции», но понимал, что вести войну с Германией было невозможно. Поэтому его позиция заключалась в следующем: снять с себя любую ответственность за продолжение войны. В глазах мирового пролетариата большевики становятся жертвой, а Германия — агрессором. Такая ситуация должна была побудить рабочих всего мира к началу мировой революции. Его тактика заключалась в саботировании переговоров, и, когда будет выдвинут ультиматум, Советская делегация покинет Брест-Литовск, а развитие дальнейших событий будет на совести германского блока. Троцкий серьёзно блефовал.
На карту была поставлена судьба страны. Позиция Бухарина — это превращение империалистической войны в мировую революцию: ни в коем случае нельзя подписывать мир с Германией. В пользу такой позиции были исторические прецеденты — «Наполеоновские войны», — и это был очень сильный аргумент. Таким образом, позиция левых коммунистов полностью совпала с позицией левых эсеров. Позиция Ленина была такова, что надо добиться мира любым способом, чтобы передохнуть. Конечно, он называл этот мир похабным, но этот похабный мир был лучше, чем война.
Война требует больших ресурсов, а тогда они были нужны для восстановления страны. Главный аргумент Ленина в спорах о войне заключался в том, что нужно использовать мирную передышку для накопления сил. Как только будет возможность, этот мирный договор можно аннулировать. Кроме того, он делал ставку на революцию в Германии. Позиция Ленина оправдалась целиком и полностью. Брестский мир действовал с 3 марта до ноября 1918 года.
Те ресурсы, что страна потеряла по итогам заключения мира, она бы всё равно отстоять не смогла. Более того, если бы с позицией Ленина согласились первоначально, то потери были бы в три раза меньше. Территория, которую немцы оккупировали, примерно 300 тыс. Расхождение этих позиций принципиальное: оно показывает, что в партии не было единого мнения о том, как достичь победы социалистической революции. Управление и контроль Что касается представлений Ленина — мир любой ценой. Ради чего?
Все попытки Керенского в штабе Северного фронта организовать движение на Петроград хотя бы какой-то группы войск наталкивались на сопротивление командующего фронтом генерала В. Черемисов занял «нейтральную» позицию — он отказался снимать с фронта части для подавления большевистского восстания и заявил, что не гарантирует безопасности самого Керенского. Он то отдавал приказ войскам грузиться в эшелоны для движения на Петроград, то отменял его, не желая, по его словам, «вмешиваться в петроградскую передрягу».
Как пишет Г. Иоффе, комиссар Северного фронта В. Войтинский с большим трудом сумел сговориться с командиром 3-го конного корпуса генералом П.
Красновым после неудачного похода генерала Л. Корнилова на Петроград в августе 1917 г. Об этом сообщили Керенскому, и он тут же присоединился к Краснову.
Казаки, участвовавшие в августе в Корниловском выступлении, не испытывали особого желания воевать за дискредитировавшее себя правительство. По описанию историка русской революции Суханова Н. Керенский протягивает руку офицеру-рассказчику, который вытянулся перед ним.
Офицер продолжает стоять вытянувшись, с рукой под козырек. Керенский ставит на вид: «Поручик, я подаю вам руку». Поручик рапортует: «Г.
Верховный главнокомандующий, я не могу подать вам руки, я — корниловец»… Совершенная фантасмагория! Керенский идет на революционный Петербург во главе войск, недавно объявленных им мятежными. Среди их командиров нет человека, который не презирал бы Керенского как революционера и губителя армии.
Не вместе ли с большевиками отражал и шельмовал эти войска два месяца назад этот восстановитель смертной казни, этот исполнитель корниловской программы, этот организатор июньского наступления? Утром 26 октября 8 ноября Керенский отдал приказ о движении войск на Петроград. Вечером первые эшелоны казаков проследовали через Псков на Гатчину.
Для похода на Петроград Краснов собрал лишь около 10 сотен казаков 1-й Донской и Уссурийской дивизий, дислоцировавшихся в районе штаба корпуса в городе Остров, к которым позднее присоединилось около 900 юнкеров, несколько артиллерийских батарей и бронепоезд. Ставка верховного главнокомандующего во главе с генералом Духониным, командование фронтов и армий пытались бросить на помощь «мятежникам» новые силы, но большая часть вызванных войск отказалась выполнить приказ, встав на сторону советской власти или объявив нейтралитет; 13-й и 15-й Донские казачьи полки 3-го корпуса не были выпущены из Ревеля местным ВРК. Основные силы «мятежников», однако, группировались в Гатчине, из-за чего в советских источниках выступление иногда называлось «гатчинским мятежом».
В воскресенье 29 октября 11 ноября Краснов активных действий не предпринимал, оставаясь в Царском Селе и дав отдых казакам. В этот день в Петрограде произошло юнкерское восстание, завершившееся поражением. В частности, 27 октября на общем митинге 176-го запасного пехотного полка в Красном Селе благодаря решительным действиям военного комиссара И.
Левенсона, несмотря на противодействие полкового комитета, была принята резолюция о выступлении всего полка на защиту Петрограда. К нему присоединился соседний 171-й запасной пехотный полк. Лениным для руководства обороной Петрограда и ликвидацией мятежа.
Днём Ленин прибыл в штаб Петроградского военного округа, где находилось командование революционных сил, и фактически возглавил его работу. Для непосредственного руководства боевыми действиями революционных войск был создан военный штаб в составе Н. Подвойского, В.
Антонова-Овсеенко, К. Еремеева, К.
Смещённый большевиками командующий Петроградским военным округом Полковников Г. На какое-то время восставшим удалось захватить телефонную станцию и отключить Смольный, арестовать часть комиссаров ВРК и начать разоружение красногвардейцев.
Однако основная масса войск Петроградского гарнизона к восстанию не присоединилась. Уже к 1100 29 октября силы ВРК отбили телефонную станцию и превосходящими силами окружили Инженерный замок. Окончательно выступление было подавлено к утру 30 октября. Также утром 30 октября силы генерала Краснова вступают в бой на Пулковских высотах с кронштадтскими матросами и красногвардейцами, имеющими десятикратное преимущество в численности.
Сам генерал Краснов П.
Белый атаман Краснов
Выступление Керенского — Краснова, Мятеж Керенского — Краснова (26 октября (8 ноября) — 31 октября (13 ноября) 1917) — поход казачьих частей 3-го кавалерийского корпуса под командованием министра-председателя Временного правительства А. Ф. КЕРЕНСКОГО. Краснова 8-13 ноября (26-31 октября) 1917 г., первая попытка внутренней и внешней контрреволюции вооруженной силой захватить Петроград и свергнуть провозглашенную в России Советскую власть. Поэтому «Комитет спасения» приказал, не дожидаясь начала наступления войск Керенского-Краснова, выступить немедленно.