героини драмы А. Островского «Гроза».
Монолог Катерины из пьесы «Гроза» Островского «Отчего люди не летают!..» (текст)
Уж он и теперь поговаривает иногда: «У меня свои дети, за что я чужим деньги отдам? Через это я своих обидеть должен! Значит, сударь, плохо ваше дело. Кабы я один, так бы ничего! Я бы бросил все да уехал. А то сестру жаль. Он было и ее выписывал, да матушкины родные не пустили, написали, что больна. Какова бы ей здесь жизнь была — и представить страшно. Уж само собой. Нешто они обращение понимают! Как же вы у него живете, сударь, на каком положении?
Да ни на каком. То есть через год разочтет, как ему будет угодно. У него уж такое заведение. У нас никто и пикнуть не смей о жалованье, изругает на чем свет стоит. Нешто ты мою душу можешь знать? А может, я приду в такое расположение, что тебе пять тысяч дам». Вот ты и поговори с ним! Только еще он во всю свою жизнь ни разу в такое-то расположение не приходил. Что ж делать-то, сударь! Надо стараться угождать как-нибудь.
В том-то и дело, Кулигин, что никак невозможно. На него и свои-то никак угодить не могут; а уж где ж мне? Кто ж ему угодит, коли у него вся жизнь основана на ругательстве? А уж пуще всего из-за денег; ни одного расчета без брани не обходится. Другой рад от своего отступиться, только бы унялся. А беда, как его поутру кто-нибудь рассердит! Целый день ко всем придирается. Тетка каждое утро всех со слезами умоляет: «Батюшки, не рассердите! Голубчики, не рассердите! Да нешто убережешься!
Попал на базар, вот и конец! Всех мужиков переругает. Хоть в убыток проси, без брани все-таки не отойдет. А потом и пошел на весь день. Одно слово: воин! Еще какой воин-то! А вот беда-то, когда его обидит такой человек, которого не обругать не смеет; тут уж домашние держись! Что смеху-то было! Как-то его на Волге на перевозе гусар обругал. Вот чудеса-то творил!
А каково домашним-то было! После этого две недели все прятались по чердакам да по чуланам. Что это? Никак, народ от вечерни тронулся? Проходят несколько лиц в глубине сцены. Пойдем, Шапкин, в разгул! Что тут стоять-то? Кланяются и уходят. Эх, Кулигин, больно трудно мне здесь, без привычки-то. Все на меня как-то дико смотрят, точно я здесь лишний, точно мешаю им.
Обычаев я здешних не знаю. Я понимаю, что все это наше русское, родное, а все-таки не привыкну никак. И не привыкнете никогда, сударь. Отчего же? Жестокие нравы, сударь, в нашем городе, жестокие! В мещанстве, сударь, вы ничего, кроме грубости да бедности нагольной не увидите. И никогда нам, сударь, не выбиться из этой коры! Потому что честным трудом никогда не заработать нам больше насущного хлеба. А у кого деньги, сударь, тот старается бедного закабалить, чтобы на его труды даровые еще больше денег наживать. Знаете, что ваш дядюшка, Савел Прокофьич, городничему отвечал?
К городничему мужички пришли жаловаться, что он ни одного из них путем не разочтет. Городничий и стал ему говорить: «Послушай, — говорит, — Савел Прокофьич, рассчитывай ты мужиков хорошенько! Каждый день ко мне с жалобой ходят! Много у меня в год-то народу перебывает; вы то поймите: не доплачу я им по какой-нибудь копейке на человека, у меня из этого тысячи составляются, так оно; мне и хорошо! А между собой-то, сударь, как живут! Торговлю друг у друга подрывают, и не столько из корысти, сколько из зависти. Враждуют друг на друга; залучают в свои высокие-то хоромы пьяных приказных, таких, сударь, приказных, что и виду-то человеческого на нем нет, обличье-то человеческое потеряно. А те им за малую благостыню на гербовых листах злостные кляузы строчат на ближних. И начнется у них, сударь, суд да дело, и несть конца мучениям. Судятся, судятся здесь да в губернию поедут, а там уж их и ждут да от радости руками плещут.
Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается; водят их, водят, волочат их, волочат, а они еще и рады этому волоченью, того только им и надобно. Я было хотел все это стихами изобразить… Борис. А вы умеете стихами? По-старинному, сударь. Поначитался-таки Ломоносова, Державина… Мудрец был Ломоносов, испытатель природы… А ведь тоже из нашего, из простого звания. Вы бы и написали. Это было бы интересно. Как можно, сударь!
Попробовать нешто теперь? Хочет бежать. Какая я была резвая! Я у вас завяла совсем. Варвара Ты думаешь, я не вижу? Такая ли я была! Я жила, ни об чем не тужила, точно птичка на воле. Маменька во мне души не чаяла, наряжала меня, как куклу, работать не принуждала; что хочу, бывало, то и делаю. Знаешь, как я жила в девушках? Вот я тебе сейчас расскажу. Встану я, бывало, рано; коли летом, так схожу на ключок, умоюсь, принесу с собой водицы и все, все цветы в доме полью. У меня цветов было много-много. Потом пойдем с маменькой в церковь, все и странницы,--у нас полон дом был странниц; да богомолок. Так до обеда время и пройдет. Тут старухи уснуть лягут, а я по саду гуляю. Потом к вечерне, а вечером опять рассказы да пение. Таково хорошо было! Да ведь и у нас то же самое. Да здесь все как будто из-под неволи. И до смерти я любила в церковь ходить! Точно, бывало, я в рай войду и не вижу никого, и время не помню, и не слышу, когда служба кончится. Точно как все это в одну секунду было. Маменька говорила, что все, бывало, смотрят на меня, что со мной делается. А знаешь: в солнечный день из купола такой светлый столб вниз идет, и в этом столбе ходит дым, точно облако, и вижу я, бывало, будто ангелы в этом столбе летают и поют. А то, бывало, девушка, ночью встану -- у нас тоже везде лампадки горели -- да где-нибудь в уголке и молюсь до утра. Или рано утром в сад уйду, еще только солнышко восходит, упаду на колена, молюсь и плачу, и сама не знаю, о чем молюсь и о чем плачу; так меня и найдут. И об чем я молилась тогда, чего просила, не знаю; ничего мне не надобно, всего у меня было довольно. А какие сны мне снились, Варенька, какие сны!
То есть эта сцена — кульминация пьесы. Все действие происходит в прогулочной галерее на берегу Волги, обстановка не меняется. Варвара очень точно прогнозирует поведение Катерины и советует Борису не попадаться ей на глаза от греха подальше. В 4 действии общается все семейство Кабановых, причем Катерина на пределе, а Тихон невольно еще больше мучает ее своими шутками.
Это значит, сударь, что вам наследства вашего не видать никогда. Да нет, этого мало, Кулигин! Он прежде наломается над нами, надругается всячески, как его душе угодно, а кончит все-таки тем, что не даст ничего или так, какую-нибудь малость. Да еще станет рассказывать, что из милости дал, что и этого бы не следовало. Уж это у нас в купечестве такое заведение. Опять же, хоть бы вы и были к нему почтительны, нешто кто ему запретит сказать-то, что вы непочтительны? Ну да. Уж он и теперь поговаривает иногда: «У меня свои дети, за что я чужим деньги отдам? Через это я своих обидеть должен! Значит, сударь, плохо ваше дело. Кабы я один, так бы ничего! Я бы бросил все да уехал. А то сестру жаль. Он было и ее выписывал, да матушкины родные не пустили, написали, что больна. Какова бы ей здесь жизнь была — и представить страшно. Уж само собой. Нешто они обращение понимают! Как же вы у него живете, сударь, на каком положении? Да ни на каком. То есть через год разочтет, как ему будет угодно. У него уж такое заведение. У нас никто и пикнуть не смей о жалованье, изругает на чем свет стоит. Нешто ты мою душу можешь знать? А может, я приду в такое расположение, что тебе пять тысяч дам». Вот ты и поговори с ним! Только еще он во всю свою жизнь ни разу в такое-то расположение не приходил. Что ж делать-то, сударь! Надо стараться угождать как-нибудь. В том-то и дело, Кулигин, что никак невозможно. На него и свои-то никак угодить не могут; а уж где ж мне? Кто ж ему угодит, коли у него вся жизнь основана на ругательстве? А уж пуще всего из-за денег; ни одного расчета без брани не обходится. Другой рад от своего отступиться, только бы унялся. А беда, как его поутру кто-нибудь рассердит! Целый день ко всем придирается. Тетка каждое утро всех со слезами умоляет: «Батюшки, не рассердите! Голубчики, не рассердите! Да нешто убережешься! Попал на базар, вот и конец! Всех мужиков переругает. Хоть в убыток проси, без брани все-таки не отойдет. А потом и пошел на весь день. Одно слово: воин! Еще какой воин-то! А вот беда-то, когда его обидит такой человек, которого не обругать не смеет; тут уж домашние держись! Что смеху-то было! Как-то его на Волге на перевозе гусар обругал. Вот чудеса-то творил! А каково домашним-то было! После этого две недели все прятались по чердакам да по чуланам. Что это? Никак, народ от вечерни тронулся? Проходят несколько лиц в глубине сцены. Пойдем, Шапкин, в разгул! Что тут стоять-то? Кланяются и уходят. Эх, Кулигин, больно трудно мне здесь, без привычки-то. Все на меня как-то дико смотрят, точно я здесь лишний, точно мешаю им. Обычаев я здешних не знаю. Я понимаю, что все это наше русское, родное, а все-таки не привыкну никак. И не привыкнете никогда, сударь. Отчего же? Жестокие нравы, сударь, в нашем городе, жестокие! В мещанстве, сударь, вы ничего, кроме грубости да бедности нагольной не увидите. И никогда нам, сударь, не выбиться из этой коры! Потому что честным трудом никогда не заработать нам больше насущного хлеба. А у кого деньги, сударь, тот старается бедного закабалить, чтобы на его труды даровые еще больше денег наживать. Знаете, что ваш дядюшка, Савел Прокофьич, городничему отвечал? К городничему мужички пришли жаловаться, что он ни одного из них путем не разочтет. Городничий и стал ему говорить: «Послушай, — говорит, — Савел Прокофьич, рассчитывай ты мужиков хорошенько! Каждый день ко мне с жалобой ходят! Много у меня в год-то народу перебывает; вы то поймите: не доплачу я им по какой-нибудь копейке на человека, у меня из этого тысячи составляются, так оно; мне и хорошо! А между собой-то, сударь, как живут! Торговлю друг у друга подрывают, и не столько из корысти, сколько из зависти. Враждуют друг на друга; залучают в свои высокие-то хоромы пьяных приказных, таких, сударь, приказных, что и виду-то человеческого на нем нет, обличье-то человеческое потеряно. А те им за малую благостыню на гербовых листах злостные кляузы строчат на ближних. И начнется у них, сударь, суд да дело, и несть конца мучениям. Судятся, судятся здесь да в губернию поедут, а там уж их и ждут да от радости руками плещут. Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается; водят их, водят, волочат их, волочат, а они еще и рады этому волоченью, того только им и надобно.
Монолог Катерины ("Гроза") (найдено 80 песен)
Катерина мечтает о земном рае, который представляется ей в молитвах восходящему солнцу, утреннем посещении ключей, в светлых образах ангелов и птиц. Позднее, в трудную минуту жизни, Катерина посетует: «Кабы я маленькая умерла, лучше бы было. Глядела бы я с неба на землю да радовалась всему. А то полетела бы невидимо, куда захотела. Вылетела бы в поле и летала бы с василька на василек по ветру, как бабочка». Несмотря на свою мечтательность и восторженность, Катерина еще с детства отличалась правдивостью, смелостью и решительностью: «Такая уж я зародилась горячая! Я еще лет шести была, не больше, так что сделала! Обидели меня чем-то дома, а дело было к вечеру, уж темно, я выбежала на Волгу, села в лодку, да и отпихнула ее от берега. На другое утро уж нашли, верст за десять! Выступая всей жизнью своей против деспотизма и черствости, Катерина доверяется во всем внутреннему голосу совести и одновременно пытается преодолеть тоску по утраченной душевной гармонии. Когда Варвара вручает ей ключ от калитки, через которую можно выйти на тайное свидание, душа ее полна смятения, она мечется, как птица в клетке: «В неволе-то кому весело!
Кроме того, Катерина сравнивает себя с птицей. Девушке не хватает свободы, ее душат рамки, которые поставила свекровь. Монолог из второго действия, в котором молодая женщина размышляет брать ей ключ или не брать, также помогает лучше представить характер героини Островского. Перед Катериной трудный выбор. В девушке борются разум и сердце.
Первый подсказывает сохранить верность мужу, а вот душа жаждет свидания с Борисом. Говоря другими словами, девушка выбирает между тем продолжать ли ей жить по старым устоям или же выйти за рамки, скинуть с себя гнет повседневности. Ключ, будто огнем, обжигает руки героини. Девушка понимает, что уже не сможет отказаться от любимого человека, что решится на измену, в этом разговоре с собой она пытается найти оправдание своему поступку.
А знаешь: в солнечный день из купола такой светлый столб вниз идет, и в этом столбе ходит дым, точно облако, и вижу я, бывало, будто ангелы в этом столбе летают и поют. А то, бывало, девушка, ночью встану -- у нас тоже везде лампадки горели -- да где-нибудь в уголке и молюсь до утра. Или рано утром в сад уйду, еще только солнышко восходит, упаду на колена, молюсь и плачу, и сама не знаю, о чем молюсь и о чем плачу; так меня и найдут. И об чем я молилась тогда, чего просила, не знаю; ничего мне не надобно, всего у меня было довольно. А какие сны мне снились, Варенька, какие сны!
Или храмы золотые, или сады какие-то необыкновенные, и все поют невидимые голоса, и кипарисом пахнет, и горы и деревья будто не такие, как обыкновенно, а как на образах пишутся. А то, будто я летаю, так и летаю по воздуху. И теперь иногда снится, да редко, да и не то. Варвара А что же? Я умру скоро. Варвара Полно, что ты! Нет, я знаю, что умру. Ох, девушка, что-то со мной недоброе делается, чудо какое-то! Никогда со мной этого не было.
Что-то во мне такое необыкновенное. Точно я снова жить начинаю, или... Варвара Что же с тобой такое? А вот что, Варя: быть греху какому-нибудь! Такой на меня страх, такой-то на меня страх! Точно я стою над пропастью и меня кто-то туда толкает, а удержаться мне не за что. Хватается за голову рукой. Варвара Что с тобой? Здорова ли ты?
Лучше бы я больна была, а то нехорошо. Лезет мне в голову мечта какая-то. И никуда я от нее не уйду. Думать стану -- мыслей никак не соберу, молиться -- не отмолюсь никак. Языком лепечу слова, а на уме совсем не то: точно мне лукавый в уши шепчет, да все про такие дела нехорошие.
Русские писатели смотрели на жизненные события, характеры и стремления людей, озаряя их евангельской истиной, мыслили категориями Православия, и не только в прямых публицистических выступлениях проявлялось это, но и в самом художественном творчестве. Питало душу, воспитывало слово Божие, пример святых подвижников православной церкви, чья жизнь была отражена в «Житиях Святых». В наши дни церковь отделена от государства, и все учебные заведения стали сугубо светскими. Как вернуть педагогическому воспитанию его высокий изначальный смысл? Как, не нарушая основной закон Конституции, напомнить подрастающему поколению о святых нравственных нормах, как озарить светом Евангельских истин душу растущей личности? На мой взгляд, это можно сделать через уроки литературы. Предмет литература когда-то М. Горький назвал предметом человековедения, а сами уроки литературы, русской словесности А. Твардовский определил как уроки нравственного прозрения. Прозреть — значит увидеть ранее не виденное. Только литература и как факт существования духовно-нравственной жизни общества, и как школьный предмет остается, может быть, единственной нравственной опорой, чистым источником, питающим духовную жизнь людей. Учителю на уроке необходимо ставить нравственную задачу: через соотношение с евангельскими истинами закрепить в сознании, душе учащегося важные нравственные заповеди: не согреши, не лукавь, не иди на сделку со своей совестью. Это заповеди, которые не противоречат ни одной другой религии. Возникает вопрос: почему же литература должна преподаваться все-таки через православный аспект? Ответ очевиден: классическая литература создавалась на традициях предшествующих веков, традиции же эти были освящены идеалами Православия. Толстого применимы к поступкам героев романа «Война и мир». А что хорошо? Что нужно любить, а что ненавидеть? Этой мерой христианского, православного необходимо измерять сегодня и отечественную классику. Работая в старших классах, на уроках литературы пытаюсь рассматривать через изучаемое произведение такие христианские понятия, как грех, добродетель, смирение, искушение. Пьесу А. Островского «Гроза» можно считать своеобразной энциклопедией православной жизни. Что такое грех? Как понимать страх Божий? Как объяснить, что такое «лукавый смущал» или «гиена огненная»? Все эти вопросы возникают в процессе прочтения пьесы. Пьеса «Гроза» показывает кризис нравственных устоев тогдашнего общества, в котором старшее поколение утрачивало понимание этических норм морали. Островский сумел почувствовать приближающуюся катастрофу. На уроке по пьесе Островского «Гроза» рассматривается через православный аспект причина трагедии главной героини. Вместе с учащимися мы прослеживаем душевную травму Катерины с момента ее рассказа о жизни в доме матери. Отмечают ребята не только поэтичность героини, её мечтательность, но и гордыню, присущую Катерине. Учащиеся замечают, что и молитва Катерины не всегда была глубокой, а поверхностной. В монологе героини о доме преобладают представления о народной христианской религиозности, которые и являются общим фоном действия практически для всех без исключения персонажей этого произведения. Так, в девичестве «до смерти я любила в церковь ходить! Точно, как все это в одну секунду было. Главное событие пьесы — измену Катерины — не только Марфа Кабанова, но и сама Катерина воспринимают в качестве греха, требующего покаяния которое состоялось и наказания. Без раскаяния Катерина в шестом явлении хочет, но не может молиться: она, согласно ремарке автора, «подходит к стене и опускается на колени, потом быстро вскакивает: — Ах! Языком лепечу слова, а на уме совсем не то: точно мне лукавый в уши шепчет, да все про такие дела нехорошие». Анализируя суету свидания, мы с учениками наблюдаем за душевными муками порядочной, чистой женщины, не устоявшей перед искушением. Результатом работы над драмой «Гроза» стало сочинение. Одна из учениц пишет: «Мне страшно было читать признание героини. Человек не спасает душу, а продолжает губить. Отсюда — один шаг до последней погибели — самоубийства. Когда-то Катерина хотела взлететь до неба, жалея, «… отчего люди не летают так, как птицы»?.. Своим грехом она сама обрезает себе крылья и летит в смертельном полете, но не к Богу, не к небу, а в обрыв, в пропасть преисподнюю. Да, люди, действительно свободны в своем выборе. Ведь перед Богом каждый отвечает за себя сам». При изучении романа Ф. Достоевского «Преступление и наказание» необходимо знать притчу о воскресении Лазаря, которая помогает учащимся осознать идейный смысл произведения, понять, в чем преступление и наказание Раскольникова, какие евангельские заповеди нарушают герои романа. Накануне рокового дня главному герою приснился сон — крик его растревоженной совести. Он увидел себя семилетним мальчиком. Он велел их чтить и любить, они будущее человечество…» — эти слова произносит Раскольников в первом разговоре с Соней после чтения ею Евангелия. Последствия властолюбия и индивидуализма столь глобальны, что писатель для проведения своей мысли обращается к текстам Священного Писания. Достоевский тщательно и подробно анализирует душевное состояние героя. Ребята говорят о том, что создается впечатление, что писатель материализовал страдания Раскольникова. Нравственные и физические муки свидетельствуют о том, что помраченная грехом человеческая природа хочет вернуть свое первоначальное состояние, воссоединиться с Творцом, от которого она отпала.
Монолог Катерины из Грозы
Монолог Катерины (Действие 2, явление 10) – одна из ключевых сцен драмы А.Н. Островского «Гроза». Цитата из книги«Гроза» Александра Островского — «Катерина. Исполнитель: Островский Гроза, Песня: Монолог Катерины, Длина: 02:56, Размер: 2.69 МБ, Текст песни, Формат: mp3. №10374488. Монолог Катерины А. Н. Островский Гроза. В этой статье читайте текст монолога Катерины из пьесы «Гроза»: монолог перед смертью героини, начинающийся словами «Куда теперь?.».
Роль монологов Катерины в пьесе Островского «Гроза»
Монолог Катерины из грозы от чего люди не летают. Дорогие десятиклассники, чтобы не возникло недоразумений, выкладываю здесь монологи из пьесы ского "Гроза", которые вы должны выучить наизусть. Девушки учат следующий монолог Катерины. Монолог Катерины (Действие 2, явление 10) – одна из ключевых сцен драмы А.Н. Островского «Гроза».
Монолог Катерины
Так до обеда время и пройдет. Тут старухи уснуть лягут, а я по саду гуляю. Потом к вечерне, а вечером опять рассказы да пение. Таково хорошо было!
И до смерти я любила в церковь ходить! Точно, бывало, я в рай войду, и не вижу никого, и время не помню, и не слышу, когда служба кончится. Точно как все это в одну секунду было. Маменька говорила, что все, бывало, смотрят на меня, что со мной делается! А знаешь: в солнечный день из купола такой светлый столб вниз идет, и в этом столбе ходит дым, точно облака, и вижу я, бывало, будто ангелы в этом столбе летают и поют. А то, бывало, девушка, ночью встану — у нас тоже везде лампадки горели — да где-нибудь в уголке и молюсь до утра. Или рано утром в сад уйду, еще только солнышко восходит, упаду на колена, молюсь и плачу, и сама не знаю, о чем молюсь и о чем плачу; так меня и найдут. И об чем я молилась тогда, чего просила — не знаю; ничего мне не надобно, всего у меня было довольно. А какие сны мне снились, Варенька, какие сны! Или храмы золотые, или сады какие-то необыкновенные, и всё поют невидимые голоса, и кипарисом пахнет, и горы и деревья будто не такие, как обыкновенно, а как на образах пишутся. А то будто я летаю, так и летаю по воздуху. И теперь иногда снится, да редко, да и не то. А что же? Катерина помолчав. Я умру скоро.
Вот я тебе сейчас расскажу. Встану я, бывало, рано; коли летом, так схожу на ключок, умоюсь, принесу с собой водицы и все, все цветы в доме полью. У меня цветов было много-много. Потом пойдем с маменькой в церковь, все, и странницы,— у нас полон дом был странниц да богомолок. А придем из церкви, сядем за какую-нибудь работу, больше по бархату золотом, а странницы станут рассказывать: где они были, что видели, жития разные, либо стихи поют.
А то, будто я летаю, так и летаю по воздуху. И теперь иногда снится, да редко, да и не то … Лезет мне в голову мечта какая-то. И никуда я от нее не уйду. Думать стану — мыслей никак не соберу, молиться — не отмолюсь никак. Языком лепечу слова, а на уме совсем не то: точно мне лукавый в уши шепчет, да все про такие дела нехорошие.
Александр Островский. Гроза. Монологи Катерины
Катерина. Да здесь все как будто из-под неволи. И до смерти я любила в церковь ходить! Отчего люди не летают? Монолог Катерины, "Гроза". Лауреат городского конкурса чтецов, в СПб, Дроздецкая Анастасия.
Отрывок наизусть гроза монолог катерины. Русск лит. класс, монологи из "Грозы" наизусть
И люди мне противны, и дом мне противен, и стены противны! Не пойду туда! Нет, нет, не пойду! Придёшь к ним, они ходят, говорят, а на что мне это? Ах, темно стало! И опять поют где-то!
Что поют? Не разберёшь… Умереть бы теперь… Что поют? Всё равно, что смерть придёт, что сама… а жить нельзя! Молиться не будут? Кто любит, тот будет молиться… Руки крест-накрест складывают… в гробу!
Да, так… я вспомнила. А поймают меня, да воротят домой насильно… Ах, скорей, скорей! Друг мой! Радость моя! Полное или частичное копирование материалов разрешено только при обязательном указании автора и прямой гиперссылки с разрешения администрации сайта.
Авторы не высылают ответы на размещённые на сайте вопросы.
И никуда я от нее не уйду. Думать стану — мыслей никак не соберу, молиться — не отмолюсь никак. Языком лепечу слова, а на уме совсем не то: точно мне лукавый в уши шепчет, да все про такие дела нехорошие.
И то мне представляется, что мне самое себе совестно сделается. Что со мной?
I lived or not grieve about what exactly the bird in the wild. Mama in me doted dress up me like a doll, not compelled to work ; I want to used to it and do. You know how I lived in a girl? I had a lot of colors , a lot.
Then go with mama to church, and all pilgrims - we house was full of pilgrims ; yes bogomolok. And coming out of the church , sit at any work more on velvet with gold, and the pilgrim will tell where they were, they saw the lives of different or poems sung. So before lunch time and passed. Then the old woman lay down to sleep , and I walk through the garden. Then for vespers , and again in the evening stories yes singing. Such was good!
Why, and we have the same thing. Yes, here everything seems out of bondage. And before his death, I loved to go to church! Exactly how this was one second.
Ну, да что думать о том, что будет! Вот я теперь тебя видела, этого они у меня не отымут; а больше мне ничего не надо. Только ведь мне и нужно было увидать тебя. Вот мне теперь гораздо легче сделалось; точно гора с плеч свалилась. А я все думала, что ты на меня сердишься, проклинаешь меня… Борис. Что ты, что ты! Да нет, все не то я говорю; не то я хотела сказать! Скучно мне было по тебе, вот что; ну, вот я тебя увидала… Борис. Не застали б нас здесь! Постой, постой! Что-то я тебе хотела сказать! Что-то нужно было сказать! В голове-то все путается, не вспомню ничего. Время мне, Катя! Погоди, погоди! Ну, что же ты сказать-то хотела? Сейчас скажу. Поедешь ты дорогой, ни одного ты нищего так не пропускай, всякому подай, да прикажи, чтоб молились за мою грешную душу. Ах, кабы знали эти люди, каково мне прощаться с тобой! Дай Бог, чтоб им когда-нибудь так же сладко было, как мне теперь. Прощай, Катя! Обнимает ее и хочет уйти. Злодеи вы! Эх, кабы сила! Дай мне поглядеть на тебя в последний раз. Смотрит ему в глаза. Ну, будет с меня! Теперь Бог с тобой, поезжай. Ступай, скорее ступай! Борис отходит несколько шагов и останавливается. Катя, нехорошо что-то! Не задумала ли ты чего? Измучусь я дорогой-то, думавши о тебе. Ничего, ничего! Борис хочет подойти к ней. Не надо, не надо, довольно! Борис рыдая. Ну, Бог с тобой! Только одного и надо у Бога просить, чтоб она умерла поскорее, чтобы ей не мучиться долго! Борис уходит.