Мы должны на ходу разрабатывать наше русское суверенное цивилизованное мировоззрение и на ходу его имплементировать в образование, в науку", – заявил Дугин. Выступление философа и политолога Александра Дугина на Петербургском международном экономическом форуме – 2023 (ПМЭФ). Сессия: Горизонт-2040: Россия на карте мира. Новости общества.
Философ Дугин рассказал, какой должна стать Россия
Об этом в беседе с заявил доктор политических наук, российский философ и публицист, лидер Международного Евразийского движения Александр Дугин. заключил Александр Дугин. Философ Александр Дугин в интервью «Известиям» объяснил, почему СВО — одно из самых крупных в истории России наступлений на коллективный Запад. Мы позвали главного и самого известного русского современного философа Александра Дугина, чтобы пройтись по важнейшим вопросам нашего бытия. в России было захвачено в 90-е годы врагами, которые установили над ним — над всем нашим обществом — внешнее управление, — написал в ТГ-канале философ Александр Дугин.
«Нам нужен атакующий реализм»
И в этой борьбе с украинской бесовщиной никакие аргументы о том, что на новых территориях лучше, города строят, вообще не будут действовать — им, во-первых, не покажут, во-вторых, они не поверят. Пока человек одержим бесом, что ему говорить? Что объяснять, например, в стельку пьяному человеку? Не иди на проезжую часть — тебя там собьют? Но он туда идет, потому что ноги идут. Он не соображает, он не слышит ничего. А одержимость бесом — это еще страшнее. Она лишает всякого критического мышления, ничего не оценивает, ничего не видит, ничему не верит.
Одержимые живут в абсолютно иллюзорном мире, где материальный фактор сам превращается в некое бесовское стремление. Мы им говорим — вот комфорт, вот удобство, вот благосостояние, а они — нет, вы нам врете, материальный фактор — это когда русского надо убить, москалю выколоть глаза, сжечь его, вот тогда это будет материальный фактор. Где-то там в Мариуполе строят дома и в них живут припеваючи бывшие граждане Украины — в это просто никто не поверит. Даже если они это увидят, не поверят. Пока мы не свернем шею военно-политической машине, ничего не изменится, никакие аргументы никто слушать не будет. Они долго жили на Украине, причем после Майдана, подвергались соответствующей обработке. Они сложные, с ними, наверное, как-то по-особенному нужно себя вести?
Конечно, к ним нужен подход, но сейчас, признаться, не до них. Существование России стоит под вопросом. Нет, я понимаю, что это важно, но, если не будет России, не будет ни этих людей, ни других людей, никаких людей. Мы в столице живем в некой замороженности, а на самом деле на фронте — в Запорожье, Херсоне, на Донбассе — идет кровавая битва за историю. Мы ходим по улицам, катаемся на самокатах, а под нами вся земля под асфальтом пропитана кровью и болью тех людей, которые за нас сражаются. Люди, которые недавно оказались внутри России, хотя бы понимают, за что всё это. Это они должны нам объяснить, что происходит.
Мы им ничего не может сказать, потому что Россия, в общем-то, тоже виновата в том, что допустила все это. Когда Украина начала вести себя абсолютно русофобски, почему все не прекратили, когда это можно было? Мы совершили такое количество ошибок в отношении Украины за последние 30 лет, что на нас часть вины лежит. А люди, которые живут на новых территориях, видели все сами, они сами сделали свой выбор, это они — наши учителя, они гораздо более пробужденные. Это война, в которой они первыми проснулись и пробудили Россию. Мы должны отнестись к ним предельно внимательно и с любовью, но это они должны вести нас вперед ко Львову. Я думаю, что не им нужна наша поддержка, а нам нужна их поддержка.
Люди новых территорий — это наш авангард, который нам показывает путь. А что касается наших социальных обязательств перед ними, мне кажется, мы их выполняем. Если плохо, то перед своим старым населением мы их еще хуже выполняем. Сейчас такая ситуация, когда мы преодолеваем тот кошмар, в который наша страна рухнула в конце 80-х. Это общая трагедия. Мы должны восстановить единство нашей Империи — это просто исторический долг и за это можно и нужно заплатить любую цену вообще. Не будет Империи — не будет России, не будет нас, не будет не только будущего, но даже прошлого.
Если мы побеждаем Запад на Украине, то тогда мы подтверждаем делами, что мы — полюс суверенной цивилизации, полюс многополярного мира, мы сохраняем свое настоящее, свое будущее и свое прошлое.
И вот сейчас, мне кажется, мы просто в шоке. Наша политическая система, столкнувшись с этой самой возможностью такой субъектности, посмотрите, как заведомо обреченных либералов, которые размахивали плакатиками, детишки слабоумные, школьники бегали за Навального признан в России экстремистом и террористом , но мы этому очень жестко противодействовали. За этим стоял Запад, но народ-то просто плевать хотел на это копошение. Этого никто и не заметил. Как и арест Навального. А вот Пригожин — это совсем другое. Значительная часть его лозунгов — это то, что живет в нашем народе. И это было, конечно, очень серьезно. Сейчас возникает момент, если мы обращали такое большое внимание на нейтрализацию не особенно опасной угрозы в лице либералов, которые поддержки в нашем обществе никакой не имеют, какие-то городские дети, часть интеллигенции, - абсолютно не народная сила.
А вот Пригожин заявил себя как сила. Причем совершенно суверенная и имеющая определенные симпатии народа. От него отвернулись многие, я думаю, подавляющее большинство во время мятежа. Показав, что народ не за мятеж. Но народ за то, о чем Пригожин говорил. И власть сейчас находится в некоторое растерянности. Можно исключить всякую суверенность, бить по всякой суверенности. Но тогда мы просто проиграем войну. На фронте реальность, война рождает сильных людей. И с ними надо нам иметь дело.
И чем больше их будет, тем быстрее победа. Но одновременно второй момент. Эти сильные люди — это совсем другое. Они не действуют по команде. С ними надо как-то по-другому. Власть не знает. Потому что таких сильных людей до последнего момента, неуправляемых, если угодно, или частично управляемых, не появлялось. Что, теперь без сильных людей нам дальше двигаться? Тоже не ответ. Всех их искоренить и всякую свободу, волю, мужество просто заведомо заклеймить?
Но и это тоже не выход. Подавить Пригожина и подавить «Вагнер», уничтожить? Это на самом деле сделать их позицию гораздо более весомой. На мой взгляд, это не цирк, как вы сказали, а колебание, неопределенность. Я думаю, что правильным сценарием для власти было бы: четко зафиксировать, что это был мятеж, осудить подобного рода действия и противодействовать им заведомо и всегда, во имя сохранения империи. Но понимая, что придут они, скорее, справа, имею в виду — от патриотов, левых и правых патриотов, а не от либералов. Значит, мы уже находимся вообще в контексте только патриотизма, где выбирается — это патриотизм или другой. А либерализма в этом мятеже вообще не было. Они просто купили билеты, наняли свои «Джеты» и сбежали. Либералы в этой ситуации сбежали в большей степени, чем после начала СВО.
Вначале ломанулась из России пятая колонна, а тут уже шестая колонна, следующая, уже системные либералы задрожали и, боясь мести и справедливости, понимая, что они насилуют справедливость, они не нашли ничего лучшего, чем сбежать. Это серьезно, либерализма уже в этом случае не было. И на месте власти, категорически осудив сам факт мятежа, исключив такую модель разговора с государством, какая бы сила ни была, какими бы справедливыми их требования ни были, это надо исключить. Одновременно я бы послушал, что хотели сказать. Уже понятно, что хотели сказать. Послание мятежа очевидно. Что в нашем обществе существует фундаментальный дефицит справедливости. Сказать: ах, так? Мы вас уничтожим, а справедливости будет еще меньше или столько же, близко к нулю, справедливости в нашем обществе, давайте говорить правду, это так. Мол, все свалить на них.
Мы уже пошли не этим путем. Президент, когда объявил амнистию Пригожину, он уже пошел не этим путем. И вот это мне кажется важным. Мы понимаем, что за этим стояли очень серьезные вещи. Логично было бы, как все умные и тонкие правители истории делали, когда тот, кто бросает им серьезные экзистенциальный вызов, они падают, их идеология часто берется на вооружение самими правителями. Победа над Пригожиным будет — просто внять тому, чего он хотел. Индивидуально он сейчас уже суверенной фигуры не представляет, а его послание имеет значение. Истеричный крик «больше справедливости! Да, больше справедливости. И все.
И тогда мятеж остается мятежом без посланий. С мятежниками без посланий уже можно действовать как угодно. Потому что они нарушают самый главный принцип — во время ведения войны да и вообще в любой ситуации бросают вызов носителю суверенной власти. Это недопустимо. А вот послание мы возьмем сами. И скажем: больше справедливости в стране. Сколько можно? Либералы показали себя совершенно неадекватно. Те, кто показал себя хорошо, прекрасно, давайте им воздадим справедливость, давайте честно воздадим справедливость. А нечестных давайте подвинем.
Не надо даже кувалдой нечестных и несправедливых, давайте просто их подвинем. Часто они живут нечестно, красуются нечестно. Нечестно не только действуют, но и оформляют это все. Они кичатся своим нечестно нажитым капиталом, нечестно заработанными позициями. Пусть хотя бы для проформы внешне мы перестанем гордиться свинством. Как можно быть в ситуации воюющей страны VK Fest или олигархом, или Моргенштерном признан иноагентом? Очевидно, что все эти явления должны быть отправлены куда-то в Литву или через Верхний Ларс куда-нибудь подальше от нашей страны. В нашей стране подобного рода вещей просто быть не должно. А мы это выставляем напоказ в самой оскорбительной для народа форме. Если эта страна воюет, давайте все воевать.
Милонов — депутат. Все говорили: он такой человек несерьезный. А он пошел на фронт. Вот место депутата — на фронте. Место олигарха — в поддержке армии. Тогда он перестает быть олигархом, становится просто российским патриотом. Да, у него много денег. Мы даже не будем спрашивать — откуда. Но если ты бросил их все на победу, значит, ты молодец. Уже справедливость восторжествовала.
И не надо тебя наказывать: где ты их взял? В 90-е годы честным способом ни одного рубля в этой ситуации в ранней истории Российской Федерации заработать было невозможно. Поэтому они все нечестные. Просто кто более подлый и успешный, тот много этих нечестных рублей приобрел. Было так, а сейчас по-другому. Сейчас Родина требует. Мне кажется, надо дельную амнистию. Да, у нас много несправедливости, но мы амнистируем предыдущую несправедливость во имя нынешней и будущей справедливости. Панкин: - Выборочно? Дугин: - Нет.
Помогаешь фронту, впустил войну в себя — все, ты реабилитирован. А вот если ты продолжаешь, ты сам себя выбрал. Не мы выбираем хороших олигархов, олигархи сами должны пройти некоторый тендер на то, чтобы оставаться в российской власти. Власть должна быть поставлена перед новым тендером — как ты помог фронту? Помог этим и этим? Пусть ты скромный человек и даешь милостыню тайно. Тоже не страшно. Но кто знает, тот… Не надо всенародный тендер, просто надо его проводить. И надо за слова отвечать. Есть такая Синеокая, претендовавшая на статус философа в Париже Независимого института философии, во имя осуждения СВО и борьбы с путинским режимом.
Эта Синеокая хотела стать директором Института философии Академии наук в России в 2019 году. Она не философ. Такой агент Сороса средней руки. Грета Тунберг, открытое общество, либеральное ницшеанство — вот чем она занималась. Но кто-то ее протащил в Академию наук в 2019 году, просто накануне СВО. Абсолютное ничтожество с интеллектуальной точки зрения становится членкором РАН, потом претендует на то, чтобы захватить наш институт. Когда это не получается, она открывает на деньги Сороса, Ходорковского Независимый институт философии уже в Париже. Надо посмотреть не только на ее пример, как происходит бегство агентуры среди интеллектуалов из России, но посмотреть, кто остался. Точно так же и со всеми остальными. Кто-то ее сделал членкором РАН, кто-то ее провел, понимая, что это не философ.
Философия при всей сложности все-таки имеет какие-то критерии. Никаких заслуг, ничего. Тем не менее, членкор. Кто-то продвигал подобного рода фигуры, которые сейчас осуществляют либеральную каминг-аут. И в экономике то же самое, еще в большей степени. И в финансах, в правительстве, среди некоторых глав субъектов федерации очень мало. В основном все присягнули СВО и проходят этот тендер. То, что происходит, вектор нашего общества прекрасен. Но какое количество, какой груз, какое бремя предательств и анти-России мы имеем в себе, вот это сейчас ужасающие объемы открываются. Потому что, куда ни копни, начинается: а кто это сделал, а что было на предыдущем этапе, кто это готовил?
СВО стало таким глобальным пробным камнем, на котором сейчас определяется, кто элита, а кто нет. Кто русский, а кто не русский. Россия и анти-Россия - сейчас внутри нашего государства проходит процесс разделения. Так нам казалось, что то ли Россия, то ли анти-Россия. До СВО было не поймешь, кто это. А сейчас идет процесс сепарации. Это глубинный процесс, он идет в народе. Народ и есть Россия. Но элита на самом деле была очень скользкой, неопределенной, двусмысленной. То ли она Россия, то ли она анти-Россия.
А сейчас все становится на свои места. И поэтому мне кажется, что в этом направлении надо двигаться. Панкин: - Я называю действия Пригожина военным мятежом и военным преступлением. В какой момент ошиблись мы и российская власть, которая допустила подобный марш? Дугин: - Мне представляется, что то, что военный мятеж стал возможным, это результат не просто технических ошибок — недосмотрели, недоконтролировали. Гораздо более глубокие вещи.
По его словам, эта цивилизация отрицает все традиционные ценности. При этом он подчеркнул, что Россия выступает на противоположной стороне. Но у нас есть регионы, у нас есть народы, которые принадлежат к другим традициям, другим религиям. Они должны уважать наши традиционные русские ценности, знать их, считаться с ними», — отметил Дугин.
И тем не менее, на протяжении всего христианского двухтысячелетия мы видели, что христианские страны почти всегда на протяжении своей истории вели те или иные войны, иногда наступательные, иногда оборонительные. Поэтому, на мой взгляд, представлять христианство как только пацифизм любой ценой, не совсем верно. Второй момент: что я имею в виду относительно готовности убивать? Во-первых, кстати, как правило, я говорю о том, что убивать и умирать, и начинаю даже — умирать и убивать… — Я вас процитировал. Поверьте мне, что я внимательно читал и даже не вырывал из текста, из контекста. Сейчас я объясню, что я имел в виду. Я просто полагаю, что убеждения человека, его принадлежность к цивилизации, к стране, к церкви, к религии и даже к политической идеологии соизмеримы с ценностью жизни. И только тогда, когда ценность жизни вкладывается как обоснование, как залог наших собственных идей и взглядов, когда мы готовы отстаивать свою правоту, рискуя свою жизнью… — Или вынуждены? Потому что, на мой взгляд, мужчина — это принципиально воин. Конечно, он стремится избежать этого, я не предлагаю заниматься террором, я не предлагаю убивать всех подряд… — Уже хорошо. Есть люди какие угодно — есть террористически настроенные люди… Поэтому я считаю, что человеческая жизнь — это плата за глубину и серьезность наших убеждений. И если мы не готовы, например, за нашу политическую идею — за либерализм, к примеру, в вашем случае или за патриотизм, к примеру, в моем — пожертвовать собой при крайней необходимости, и если мы, когда нашим взглядам, нашим идеям, нашим странам, нашим общностям, которые мы представляем, грозит серьезная экзистенциальная опасность, не готовы за это вступить в бой, а бой — это все-таки всегда готовность… — Вы говорите о самозащите, по сути дела, если так уж говорить простыми, внятными словами. Но я еще хочу сказать, что грань между защитой и нападением очень тонка. Нет такой армии, которая готова только защищаться. Нет таких идеологических, политических, социальных — любых учений, которые только говорят: «Оставьте нас в покое, мы будем только защищать себя». Дело в том, что война никогда не может ориентироваться исключительно на оборону. Война должна учитывать нападение как превентивную форму обороны и так далее. Но при этом я полагаю, что ответственен тот, кто понимает цену жизни, кто ответственен по отношению к своим высказываниям, к своим идеям, к своим взглядам, к своим политическим, религиозным, философским, идеологическим позициям, кто понимает, что за все придется платить. За все. И эта готовность, на мой взгляд, платить не только своей жизнью подчас для людей это проще даже — принести себя в жертву, чем убить другого человека , но и жизнью врага, а это очень важно, потому что враг не должен рассматриваться как какой-то технический элемент… Враг — это человек, и способность убить человека подчас труднее, и готовность к этому подчас более сложная, чем способность умереть и пожертвовать собой. Вы говорите, что атлантизм, глобализм или олигархический либерализм… И дальше вы говорите, что «должен быть уничтожен вот этот враг безжалостно, иначе он уничтожит нас». Опять призыв к насилию, на мой взгляд. И, следовательно, выходит, что их всех, если следовать вашей логике, нужно уничтожить безжалостно. Как вы себе это представляете? Я ни в одном месте не говорю, что надо уничтожать либералов. Я не говорю, что надо уничтожать американцев. У вас даже есть статья, которая называется «Либералов — к стене». Дело в том, что, обратите внимание, я очень точно слежу за своими выражениями. Бороться, уничтожать либерализм, атлантизм, гегемонию, олигархию… — США. Не против государства направлена эта ярость, это сопротивление. Это очень серьезно. Это комплекс. Уничтожить — это значит физически покончить с этим. Если я скажу «надо уничтожить атлантистов, надо уничтожить либералов»… — Американцев. Если бы я сказал… — Но вы так не говорите? В том-то и дело. Я говорю о собирательных понятиях. Это идеологическая борьба. Американцы могут быть сегодня носителями этой атлантической гегемонии. В другом случае, если они пойдут по пути изоляционизма или как «правые» политики, например, Рон Пол или Бьюкенен, предлагают, они просто превратятся в мгновение ока либо в наших союзников, либо, как минимум, в безразличную нам силу. Поэтому ни к Америке… Те же самые либералы на самом деле: пока они навязывают свою идеологию, они чрезвычайно опасны. Это совершенно разные вещи. Еще один враг России — это так называемая российская «пятая колонна», о которой вы пишете так: «Опасность нашей «пятой колонны» не в том, что они сильны, они абсолютно ничтожны, а в том, что они наняты самым большим «крестным отцом» современного мира — США. Поэтому они эффективны. Они работают, их слушают, им все сходит с рук, потому что за ними стоит мировая власть». Вы бы не могли для меня и для наших зрителей раскрыть: а кто такие эта вот «пятая колонна»? Может быть, фамилии даже какие-нибудь назовете? Кто они такие, которые наняты США? Потому что эта группа людей, которая доминировала в 90-е годы, определяя идеологию, политику и основные тренды нашей российской политики, сегодня, после реформ Путина, начиная с 2000 года, они стали ядром оппозиции. Причем оппозиции, которая критикует власть, государство и Путина исключительно за патриотическую направленность этой позиции.
Большое интервью Александра Дугина 20 октября 2022
Новикова и А. Дугина можно увидеть во втором блоке программы. Смотрите вместе на Первом канале. Администрация сайта не несёт ответственности за содержание размещаемых материалов. Все претензии направлять авторам.
И в образовании этот исламский фактор все больше дает о себе знать», — обозначил известный российский философ. Россия сейчас движется в этом же направлении. Спикер обратил внимание на закон о защите традиционных ценностей, в котором традиционные ценности русской цивилизации в корне отличаются от ориентиров Запада. Философ сказал, что исламский мир внедрил свои собственные цивилизационные установки в систему образования. В этих странах ислам является важнейшей частью интеллектуального, особенно гуманитарного образования.
Но тех, кто сделал эту ситуацию возможной, кто ей способствовал, и кто не смог ее предотвратить, а когда все началось, был неспособен адекватно отреагировать, с этими надо прощаться резко. Такое решение укрепит позиции верховный власти и восстановит пошатнувшееся уважение к ней, веру в силу настоящего Суверена. При этом следует теперь обратить внимание на ту обобщенную программу, которую наспех обнародовал Пригожин: обществу остро не хватает справедливости, чести, мужества и ума со стороны элит. До такой степени не хватает, что это вызывает уже самый настоящий взрыв. Так почему бы эту идею не взять на вооружение самой власти? Путин сейчас да и всегда находится в том положении, что он это может сделать и у него это точно получится. Итак: - ротация элит,.
Конечно, христианство — это мирная религия. И тем не менее, на протяжении всего христианского двухтысячелетия мы видели, что христианские страны почти всегда на протяжении своей истории вели те или иные войны, иногда наступательные, иногда оборонительные. Поэтому, на мой взгляд, представлять христианство как только пацифизм любой ценой, не совсем верно. Второй момент: что я имею в виду относительно готовности убивать? Во-первых, кстати, как правило, я говорю о том, что убивать и умирать, и начинаю даже — умирать и убивать… — Я вас процитировал. Поверьте мне, что я внимательно читал и даже не вырывал из текста, из контекста. Сейчас я объясню, что я имел в виду. Я просто полагаю, что убеждения человека, его принадлежность к цивилизации, к стране, к церкви, к религии и даже к политической идеологии соизмеримы с ценностью жизни. И только тогда, когда ценность жизни вкладывается как обоснование, как залог наших собственных идей и взглядов, когда мы готовы отстаивать свою правоту, рискуя свою жизнью… — Или вынуждены? Потому что, на мой взгляд, мужчина — это принципиально воин. Конечно, он стремится избежать этого, я не предлагаю заниматься террором, я не предлагаю убивать всех подряд… — Уже хорошо. Есть люди какие угодно — есть террористически настроенные люди… Поэтому я считаю, что человеческая жизнь — это плата за глубину и серьезность наших убеждений. И если мы не готовы, например, за нашу политическую идею — за либерализм, к примеру, в вашем случае или за патриотизм, к примеру, в моем — пожертвовать собой при крайней необходимости, и если мы, когда нашим взглядам, нашим идеям, нашим странам, нашим общностям, которые мы представляем, грозит серьезная экзистенциальная опасность, не готовы за это вступить в бой, а бой — это все-таки всегда готовность… — Вы говорите о самозащите, по сути дела, если так уж говорить простыми, внятными словами. Но я еще хочу сказать, что грань между защитой и нападением очень тонка. Нет такой армии, которая готова только защищаться. Нет таких идеологических, политических, социальных — любых учений, которые только говорят: «Оставьте нас в покое, мы будем только защищать себя». Дело в том, что война никогда не может ориентироваться исключительно на оборону. Война должна учитывать нападение как превентивную форму обороны и так далее. Но при этом я полагаю, что ответственен тот, кто понимает цену жизни, кто ответственен по отношению к своим высказываниям, к своим идеям, к своим взглядам, к своим политическим, религиозным, философским, идеологическим позициям, кто понимает, что за все придется платить. За все. И эта готовность, на мой взгляд, платить не только своей жизнью подчас для людей это проще даже — принести себя в жертву, чем убить другого человека , но и жизнью врага, а это очень важно, потому что враг не должен рассматриваться как какой-то технический элемент… Враг — это человек, и способность убить человека подчас труднее, и готовность к этому подчас более сложная, чем способность умереть и пожертвовать собой. Вы говорите, что атлантизм, глобализм или олигархический либерализм… И дальше вы говорите, что «должен быть уничтожен вот этот враг безжалостно, иначе он уничтожит нас». Опять призыв к насилию, на мой взгляд. И, следовательно, выходит, что их всех, если следовать вашей логике, нужно уничтожить безжалостно. Как вы себе это представляете? Я ни в одном месте не говорю, что надо уничтожать либералов. Я не говорю, что надо уничтожать американцев. У вас даже есть статья, которая называется «Либералов — к стене». Дело в том, что, обратите внимание, я очень точно слежу за своими выражениями. Бороться, уничтожать либерализм, атлантизм, гегемонию, олигархию… — США. Не против государства направлена эта ярость, это сопротивление. Это очень серьезно. Это комплекс. Уничтожить — это значит физически покончить с этим. Если я скажу «надо уничтожить атлантистов, надо уничтожить либералов»… — Американцев. Если бы я сказал… — Но вы так не говорите? В том-то и дело. Я говорю о собирательных понятиях. Это идеологическая борьба. Американцы могут быть сегодня носителями этой атлантической гегемонии. В другом случае, если они пойдут по пути изоляционизма или как «правые» политики, например, Рон Пол или Бьюкенен, предлагают, они просто превратятся в мгновение ока либо в наших союзников, либо, как минимум, в безразличную нам силу. Поэтому ни к Америке… Те же самые либералы на самом деле: пока они навязывают свою идеологию, они чрезвычайно опасны. Это совершенно разные вещи. Еще один враг России — это так называемая российская «пятая колонна», о которой вы пишете так: «Опасность нашей «пятой колонны» не в том, что они сильны, они абсолютно ничтожны, а в том, что они наняты самым большим «крестным отцом» современного мира — США. Поэтому они эффективны. Они работают, их слушают, им все сходит с рук, потому что за ними стоит мировая власть». Вы бы не могли для меня и для наших зрителей раскрыть: а кто такие эта вот «пятая колонна»? Может быть, фамилии даже какие-нибудь назовете? Кто они такие, которые наняты США? Потому что эта группа людей, которая доминировала в 90-е годы, определяя идеологию, политику и основные тренды нашей российской политики, сегодня, после реформ Путина, начиная с 2000 года, они стали ядром оппозиции.
Дугин объяснил, кто и зачем устроил "сетевую атаку" на любимого философа Путина
| Александр Дугин рассказал о традиционных ценностях в России | Философ Александр Дугин в интервью «Известиям» объяснил, почему СВО — одно из самых крупных в истории России наступлений на коллективный Запад. |
| Александр Дугин рассказал, какой должна стать Россия - Немецкий Дом Республики Татарстан | Александр Дугин дал первое интервью после 40 дней молчания. |
| Дугин под прицелом | Журналист Анатолий Кузичев организовал интервью с философом Александром Дугиным, с которым они: обсудили Русскую цивилизацию, СВО и Западный мир; — обозначили. |
Интервью с лидером "Евразийского движения" Александром Дугиным
| Александр Дугин о двух сценариях для России после мятежа: самый ужасный – оставить все как есть | Об этом он рассказал в эксклюзивном интервью изданию 60-летний Александр Дугин является известным советским и российским философом, политологом и общественным деятелем. |
| Дугин объяснил, кто и зачем устроил "сетевую атаку" на любимого философа Путина | Царьград | Дзен | Дмитрий Новиков и Александр Дугин не смогли воздержаться от полемики. |
| Философ Дугин назвал новое интервью Путина историческим событием | ОТР | ГлавноеАналитикаАлександр Дугин. Как ликвидировать Вторую Польшу и победить себя. |
Александр Дугин: «Падаль покидает Россию сама и порциями»
Чтобы точнее разобраться, мы обратились к основателю российской школы геополитики, автору учебников по геополитике профессору Александру Дугину. Мы должны на ходу разрабатывать наше русское суверенное цивилизованное мировоззрение и на ходу его имплементировать в образование, в науку", – заявил Дугин. Интервью с лидером "Евразийского движения" Александром Дугиным.
Философ Дугин: Речь Путина можно считать началом последней битвы добра со злом
Дугин считает, что настоящий День России впереди, и это день Победы в СВО, а пока что у граждан страны «нет Дня России». Пост Дугин завершил призывом приблизить этот день. читайте последние и свежие новости на сайте РЕН ТВ: Дугин призвал скорее сформировать суверенное русское мировоззрение Как киевский. Александр Дугин в личном Телеграм-канале объяснил, кто и зачем устроил "сетевую атаку" на любимого философа Путина Ивана Ильина.
Александр Дугин. Как ликвидировать Вторую Польшу и победить себя
| Александр Дугин прояснил детали, как украинские спецслужбы получили данные на Дарью Дугину | Рассылка новостей. |
| Большое интервью Александра Дугина 20 октября 2022: petrpavelhram — LiveJournal | Философ Александр Дугин в интервью «Известиям» объяснил, почему СВО — одно из самых крупных в истории России наступлений на коллективный Запад. |
«Холодный факт»: Дугин раскрыл опасность событий в Дагестане для России
Пусть и сейчас она вдохновляет сынов нашей Отчизны на подвиг», — сказал знаменитый политолог. Незадолго до смерти Дарья Дугина дала последнее интервью Напомним, машина Дарья Дугиной была взорвана в районе Можайского шоссе. Есть версии, что целью был ее отец — девушка просто случайно решали взять его авто. После трагедии Александра Гельевича увезли в больницу, где с ним до сих пор работают медики, помогая прийти в себя.
ФСБ по горячим следам. Уже опубликована предварительная информация о подозреваемых в теракте. Следственные мероприятия продолжаются.
Фото: соцсети, кадры из программы.
Я вас представил как философа. Вы бы еще что-нибудь добавили к этому? Лаконичное и точное. Вы знаете, мы с вами совсем мало знакомы, но зато очень давно. Я помню, много лет тому назад, не помню точно, когда, но, мне кажется, больше 10 точно, может быть, 15, вы приходили ко мне домой. Мы с вами проговорили, мне кажется, часа полтора, потом вы ушли.
И я до сих пор задаюсь вопросом: а почему вы пришли? Почему вы захотели со мной говорить? Мы с вами вроде придерживаемся довольно разных взглядов. Что вас заинтересовало? Я вам оставил, когда я приходил, если вы помните, целую кучу книг, за это время, за эти 11 -12 лет она выросла в два раза. Но в любом случае я просто полагаю, что в нашем обществе можно иметь разные позиции. Наши позиции полярны по большинству вопросов, но мне представляется, что аргументированность позиций сейчас гораздо важнее, чем какую позицию мы занимаем.
Я думаю, что вы достаточно убедительно, внятно излагаете либеральную точку зрения. И мне представляется, что люди, которые обладают аргументацией независимо от их позиций, будут гораздо более содержательно общаться друг с другом, даже если они стоят на противоположных точках зрения, чем те люди, которые с пеной у рта доказывают свою правоту, не будучи, по сути дела, еще в ней глубоко уверенными, так часто бывает. Это болезнь неофитов — когда они сталкиваются с каким-то новым учением, они стараются быть святее Папы Римского, сразу друг друга укоряют. Вы знаете, я помню ваше рассуждение относительно борьбы воды и суши, атлантизм, эти все вещи. И я помню, что меня несколько насторожила ваша точка зрения, что неизбежен конфликт между ними и что неизбежна даже война. Учитывая, что… как один мой коллега в таком патриотическом раже сказал, что Россия может превратить Соединенные Штаты в груду радиоактивного пепла. Но, правда, забыл добавить, что и обратное верно — что Соединенные Штаты могут превратить Россию в груду радиоактивного пепла, и, собственно, именно поэтому, вероятно, и не было войны до сих пор, что обе стороны понимали это.
Вы по-прежнему считаете, что война между этими двумя сторонами — будем говорить, Россия и Америка, между сушей и водой, — неизбежна? Она может иметь разные формы. Но это основа геополитики. Это не мое личное, персональное мнение. Есть такая дисциплина — геополитика, создали ее англосаксы, это Хэлфорд Маккиндер. Потом ее развили немцы — Карл Хаусхофер, потом ее подхватили русские, евразийцы — Петр Савицкий. А сейчас она преподается просто во всех странах.
И вся она основана на конфликтологической схеме о том, что существуют две несоизмеримые цивилизации, два фундаментальных типа человечества — цивилизация моря, атлантизм, сегодня представленный Америкой, и цивилизация суши, представленная традиционно Россией или Хартлендом — «сердцевинной землей». И между ними идет позиционная борьба. Иногда эта борьба, которая происходит всегда, достигает горячей фазы, иногда холодной фазы, иногда определенное смягчение, сглаживание этих противоречий, но она есть всегда. Более того, я считаю, чем больше мы будем готовы и будем осознавать структурный, системный, не случайный, не связанный с событиями, с теми или иными относительными обстоятельствами характер этого противостояния, тем больше есть шансов избежать «холодной войны». Именно, на мой взгляд, с этим и была связана программа ядерного оружия в Советском Союзе. Поскольку в противном случае при противостоянии систем… Тогда, в советское время, эта борьба суши и моря определялась под идеологическим знаком, до этого была конкуренция империй, сейчас это противостояние демократических государств, но, тем не менее, смысл этого противостояния не меняется. Так вот, если мы хотим избежать «горячей войны», мы должны быть готовы к тому, о чем говорил как раз Дмитрий Киселев — уничтожить Америку.
Она готова уничтожить нас, и эта взаимная готовность снимает, на мой взгляд, риск и опасность «горячей войны». До какого-то момента. Пока не начался в 90-е годы существенный перекос в их пользу, и в гонке вооружений они достигли очень серьезного преимущества по отношению к нам. И в 90-е годы эта асимметрия создала впечатление, что Россия через одно — два десятилетия настолько отстанет от Запада, что не сможет гарантировать взаимное уничтожение. А тогда… — Да, и что Запад может не удержаться. Все, мы становимся беззащитными. И проба нас, на мой взгляд, на эту слабость — это все 90-е годы, потому что после распада Советского Союза началась Чечня, сепаратизм в которой поддерживал Запад, потом битва за постсоветское пространство.
Но как выяснилось за последние 14 лет, или, может быть, даже раньше это началось, или, может быть, позже, но сегодня мы готовы к тому, чтобы объявить зону геополитической ответственности. Конечно, мы не нападаем на США, мы не можем продвинуть наши базы… — Это невозможно без того, чтобы начать Третью мировую войну. То есть мы не продвигаем наши военные базы ближе к их территориям… — Подождите, а как это можно сделать? Там никто их не примет, вы же понимаете, это совершенно другая ситуация. И это была симметричная система. Я не сторонник таких эскалаций конфликтов, но есть зоны ответственности, зоны цивилизации суши и цивилизации моря, которые, в общем-то, достаточно органичны и понятны. И вот здесь спор как раз становится болезненным.
Если мы попытаемся как бы усилить наше военное присутствие на Кубе, это будет вызов, просто вызов. Но точно так же и киевский переворот является вторжением американцев в нашу зону.
Акме политической философии, к которой я шел очень постепенно, через много разных учений и теорий. Постепенно Четвертая политическая теория отлилась в такую довольно простую модель, которую вы сейчас изложили.
Суть ее вы уже изложили. И именно потому, что это был уже результат жизненный, жизни внутри политической философии, глубокого исследования и самой политологии, и политических наук, и философии как таковой, и философии истории, социологии, психологии, онтологии, религиоведения — это все стало такими составляющими нитями, которые привели к Четвертой политической теории. Именно благодаря тому, что это синтез моего мировоззрения, эта книга получила очень широкое распространение. Не у нас — в силу застоя и такой атрофии, ментального коллапса того самого.
У нас тоже было несколько изданий. Но в мире — я не сделал ни одного жеста, чтобы облегчить перевод — перевели на все европейские языки, включая датский, венгерский, греческий, сербский, польский, чешский. Она есть на иранском, на турецком, в Китае сейчас переводят, на арабский переводят. Она есть на множестве языков, потому что то, что вы сейчас сказали, можно изложить в одной фразе.
Это ее суть. Есть три главные политические идеологии. Сейчас победил либерализм. И оставшись одним, этот либерализм на самом деле всех остальных пытается «загнать» в фашизм и в коммунизм или приравнять, чтобы никто его не смел трогать.
И когда мы соглашаемся с тем, что мы коммунисты или фашисты, мы подыгрываем либералам, которые уже знают, как обращаться с двумя политическими теориями, тоже западными, тоже атеистическими и материалистическими, как и сам либерализм. И легко бьют карту нации или расы, или государства — в случае национализма. Или карту класса своей картой, своим субъектом — индивидуумом, которому обещают всякие блага: карьера, успех, продвижение, полная свобода. В этом смысл этой стратегии.
Так вот либерализм не способен отстоять себя, если он не осуществляет опыт редукции, не говорит, что «мы имеем дело с фашизмом», достает фотографию Гитлера, приклеивает на лоб любой критике либерализма, если она справа, и на этом заканчиваются все диалоги. Сразу: «ты сторонник газовых камер, сторонник уничтожения шести миллионов евреев, отвечаешь лично за холокост, тебе слова не давали». Кто-то говорит: «Я же просто за то, что мужчина и женщина должны составлять семью». Тебе отвечают: «Ты нацист, ты сжег всех возможных, кого только можно было».
И приблизительно с такой же логикой, чуть помягче, обращаются либералы с коммунистами. Им говорят: «Социальная справедливость». Они достают фотографию из ГУЛАГа, показывают Сталина, говорят: «Мы это уже проходили, это тоталитаризм, это насилие, социальная справедливость вот чем кончается, поэтому вы покушаетесь на самое главное, на свободу, на права человека, и вон отсюда». Это некий диалектический момент, когда Четвертая политическая теория предлагает бороться с либерализмом за совершенно другие, находящиеся вне европейского модерна политические идеалы.
Может быть, религиозные, традиционные, постмодернистские, локальные, глобальные. И чтобы найти эту четвертую позицию, откуда можно было бы атаковать либерализм не из европейского проигравшего прошлого. Не как наследники коммунизма и дискредитировавшего себя реально криминальными практиками фашизма. А чтобы начать как бы заново это противостояние либерализму.
Если есть тезис — может быть и антитезис. Кто-то говорит: «Как хорошо! Права человека, гражданское общество! Свобода слова — там».
Дальше гей-браки, аборты и семья из пяти человек одного пола плюс козел. И еще этим пяти человекам плюс козлу надо давать право усыновления детей в такое просто козлиное сообщество первертов на самом деле. И что это является тезисом, это признак или мерило прогрессивности, на это можно и нужно отвечать — на этот тезис — определенным антитезисом. Например: «Нет, не пойдет, мы не согласны».
Что касается субъекта. Субъект — вещь такая довольно сложная. Когда субъект определяется, определяется некий центр этой политической теории. Думая над тем, как подвергнуть субъекты классической политической идеологии деконструкции, я конечно же обратился к Хайдеггеру, который занимался деконструкцией западноевропейского субъекта на уровне философии, и применил его принцип, который является результатом и откровением этой альтернативы, как Бытие или Dasein, и применил это к политике.
Вы скажете, что это очень сложно. Но если бы это было очень сложно, разве бы мою книгу переводили бы на все языки? Согласитесь, имела бы она такое фундаментальное влияние, когда сейчас уже, наверное, несколько десятков книг написано: где-то критических, где-то наоборот апологетических, развивающих, толкующих эту теорию в мире? Но это только начало, недавно начался этот процесс.
Так вот Dasein — это некая путеводная звезда. По какому направлению пойти? Не просто сразу мгновенно защищать какой-нибудь премодернистский тип устройства — монархию или религиозное общество, теократию или империю. Все это вполне возможно, но тоже должно быть сопряжено с различием цивилизаций, с учетом разного рода обществ.
И дальше все становится сложнее. Отвергнуть довольно просто, а утвердить альтернативу сложно. Dasein — это для более глубокой критики западноевропейского субъекта, для более глубокого уровня деколонизации. И моя теория ведет нас напрямую к теории многополярного мира.
И каждый Dasein, каждое историческое Бытие в каждой культуре само подсказывает те решения, как организовывать субъект Четвертой политической теории, который не может быть заведомо всем предложен. И тем не менее, с сохранением важности всего того, что я говорил, есть более простой ход: Dasein есть народ. Вот у Хайдеггера есть такая фраза: Dasein существует через народ, по-народному. Народ является, если угодно, той средой, в которой Dasein присутствует.
Но народ не как общество, не как класс, не как совокупность индивидуумов, не как население, не как люди. А народ как культурно-историческая общность судьбы. Вот это народ. Народ, который считает себя носителем определенной судьбы, определенного языка, определенной мысли, определенной идеи.
И он определен не только прошлым, но и будущим. Волеизъявление как будет происходить? На демократических рельсах? Каждый народ, каждая традиция, каждая цивилизация, каждый Dasein организован по-разному.
Но насколько я представляю на основании исторического опыта, начиная с опыта афинской демократии, очень редко когда репрезентативная представительская демократия действительно соответствует этому принципу соучастия. Органичная или прямая демократия, органическая демократия — да, прямая демократия в небольших коллективах, в земских областях, в ограниченных общинах, где каждый друг друга знает, там принцип коллективного решения действует по-настоящему, и он прекрасен. Но как только мы поднимемся на более высокий уровень, когда расстояние между компетенцией при принятии решений и самим реальным коллективом увеличивается, здесь открывается поле для махинаций, ложных репрезентаций. Здесь олигархи, обман и отчуждение.
В некоторых случаях, когда речь идет о цивилизациях, о больших огромных державах, государствах, континентах, как говорили евразийцы, конечно, демократия должна приобретать иной характер. Здесь возможны тоже, в зависимости от той или иной культуры, религиозные институты, которые могут включаться в это волеизъявление. Причем это волеизъявление народа неслучайно Vox populi vox Dei — волеизъявление народа на самом деле тесно связано с оракулами. Сам народ поодиночке часто может не знать, что он хочет, а когда он собирается вместе, в каких-то особых ритуалах, он может это знать, может знать то, чего он не знает, он становится оракулом.
Сквозь него проходят некоторые более глубокие токи бытия. Вот это тоже очень важный момент, что народ — это не совокупность индивидуумов. Он нечто большее. Вероятно, его вовремя не задали Ницше, это бы много поменяло.
Вы уже сказали, что либерализм загоняет в фашизм теории, недружественные ему, от которых он чувствует опасность. Я хочу поставить точку, размежевать окончательно понятия. У нас в общественно-политическом пространстве сейчас, информационном пространстве очень много говорят о результатах фашизма и очень мало о его реальных истоках — единого диагноза нет. Кто-то Ницше называют предтечей, заложившим философскую базу.
Кто-то Хайдеггера называет певцом фашизма в Германии. Редко, но упоминают про общество Туле, которое питалось эзотерикой и оккультными теориями. Сами представители Туле и уж тем более Ницше не представляли, чем закончится их «поиск Атлантиды» и рассуждения об арийской расе. Учитывая, что Dasein — это трансцендентальное понятие, а еще и немецкое, что должно стать неким предохранителем для последующих поколений, знаком, что трактовать это понятие начали неправильно?
И разный идеологический генезис. У нас при отсутствии политической культуры и такого некоторого супер-ангажированного некоторыми политическими событиями, в частности нашей Великой Отечественной войной, мы не можем говорить об этом спокойно, поэтому мы говорим об этом неспокойно. А когда мы говорим неспокойно, мы уже не говорим на философском уровне, мы уже хотим кого-то осудить. Поэтому о фашистах говорить чрезвычайно трудно в России.
И решения, которые о фальсификации истории, другие вещи — понятно, почему они делаются. Но они же на самом деле выглядят-то очень жалко. Потому что с идеями надо бороться идеями, а не запретами. А если идей нет, то можно запретить, но это не будет эффективно, только больший интерес породит.
Совершенно преступным является нацистский режим. И преступным абсолютно является либеральный режим, который строится на опыте рабства, превосходстве одних государств над другими. Сотни тысяч людей — больше — было во время «арабской весны» уничтожено с подачи Запада. Хиллари Клинтон просто кичилась тем, что она уничтожила Ливию и осуществила геноцид.
Либерализм — это кровавая форма тоталитарного режима, который должен быть осужден так же, как фашизм. Готов ли я нести ответственность за искажение Четвертой политической теории, когда она будет воплощаться? Мы видим уже сейчас, что евразийство, которое, на мой взгляд, блистательно и глубоко, и прекрасно в своей теории, оно превратилось в такую не в преступную, но просто такую отталкивающую чиновническую рутину. Евразийский союз как братство народов, которые идут к своей духовной цели, осмысляя в единстве миссию своего пути сквозь историю, вот что такое Евразийский союз — узы, которые скрепляют цивилизации и народы, — он превратился сегодня в какую-то чиновничью недействующую организацию, где толкутся бессмысленные серые люди, которые понятия не имеют ни о каком евразийстве.
Я уже вижу результат вырождения и отчуждения своих идей. Об ответственности мыслителя за реализацию его идеи вопрос очень острый. Вот Эрнст Юнгер. Если говорить о том, кто вдохновил национал-социалистов в большей степени, чем Хайдеггер это смешно.
Хайдеггер был совершенно на периферии этого движения, был очень критически настроен, но поддерживал именно исходя из ненависти к либерализму и коммунизму, что тоже можно понять — уж очень они отвратительны именно в своих глубинах. Также он критиковал свою собственную национал-социалистическую модель. Можно «Черные тетради» почитать — это критика фашизма, пожалуй, более глубокая и более основательная, чем все, что мы имеем со стороны. Это критика изнутри, критика очень обоснованная.
Хайдеггер ближе к Четвертой политической теории, чем к национал-социализму. Так вот настоящим идеологом, если говорить о национал-социализме, был конечно не Гитлер — он не был идеологом, он был прагматик — а Эрнст Юнгер в своем «Труженике», в «Der Arbeiter». Вот он как раз предвосхитил самые основные, на мой взгляд, стороны национал-социализма и технику, и такое вот возвращение к нехристианским стихиям, к мировоззрению чистого активного пессимизма или активного нигилизма. Но обратите внимание, что еще на первых этапах, когда его приглашали стать депутатом в партии Гитлера, он говорит: «Я с этими свиньями вообще, с ничтожествами, не сяду за один стол просто.
Вы меня с ублюдками хотите посадить». Еще не было ни газовых каких-то вот этих, ни концентрационных лагерей, ни преследований. И Юнгер оставался патриотом.
Но, обратите внимание, вспомним Бердяева, который говорил, что западное христианство подверглось секуляризации через капитализм, а продуктом секуляризации русского православного общества стала совершенно особая коллективистская идеология — коммунизм. Это тоже было извращённое христианство. Не хочу его оправдывать, но в этом случае Бердяев, на мой взгляд, очень проницательно заметил. Число абортов в загнивающем западе на порядок меньше, чем в православной России». Юрий сразу же: «Но на Западе люди живут в социальном плане лучше, чем когда-либо в православной России». То есть все термины здесь употребляют слушатели. И ещё: «Против кого объединился русский народ в 1917 году?
И ещё было сообщение такое: «Так давайте отмечать ещё событие 1812 года как день народа». У нас даже есть, по-моему, если не ошибаюсь, праздник, есть праздник победы на Куликовом поле. Чем больше исторических праздников и побед мы будем отмечать, тем лучше. Что касается 1917 года, это было очень сложное историческое время. На самом деле об этом уже множество писали люди в эмиграции. Я думаю, что самое глупое и неверное объяснение — это советское объяснение, которое у нас, к сожалению, доминировало, что когда марксисты пришли к власти, они сами переписали историю. Но, тем не менее, смысл событий 1917 года, которые мы, кстати, продолжаем отмечать. Мы так же как-то этот праздник — не праздник, но этот день мы сохраняем. На самом деле эти события требуют очень глубокого осмысления. Конечно, это было не объединение, а разделение русского народа.
Это трагизм. Это была братоубийственная борьба. Объединением белых и красных там и не пахнет. Наоборот, единый народ разделился на две части, которые сошлись между собой в междоусобной битве. Это была колоссальная трагедия. Но, по большому счёту, её глубинной причиной, оценки этих событий 1917 года ещё ждут своего часа. Слишком сильны сейчас, на мой взгляд, эмоции. Кто-то по инерции защищает большевизм, кто-то на него агрессивно нападает. Аргументы у тех, кто нападает, тоже в свою очередь делятся на полярные: либералы считают, что это было отклонение от буржуазного пути развития, патриоты считают, что это был заговор, и наоборот как раз со стороны тех же самых либералов и масонских структур есть множество объяснений. Что касается по поводу абортов, это и значит, что в нашей православной стране, где православие категорически запрещает убийства, у нас число абортов большое.
Значит, не всё хорошо. Что же касается… Какой был ещё вопрос? ДУГИН: Что касается социального, во-первых, мы не представляем себе, что мы платим за наше жильё и за многие вещи — это уже как раз советская традиция, одна из позитивных, которая осталась, — совсем не столько, сколько платят люди на Западе. На самом деле они чуть повыше. Но по большому счёту не так уж… Неслучайно сейчас, например, в Греции, в Италии, в Испании, в Португалии, в странах Южной Европы, которые находятся в тяжёлом положении, ситуация экономическая на самом деле гораздо хуже, чем в крупных российских городах. Конечно, если говорить о глубинке, в России ещё хуже живут. Но на самом деле Европа — далеко не панацея. Плюс средний класс там не растёт, а сжимается. Кризис фундаментально аффектирует европейскую экономику. Волны мигрантов разрушают социальную инфраструктуру.
И многие европейцы сейчас наоборот ориентируются на Россию. Они считают, что у нас чуть более консервативное общество, что мы отстали в определённом движении в сторону так называемых прав человека, либерализма и пропаганды такого, как они считают, прогрессивного образа жизни и мысли. Соответственно, в нас многие европейцы сегодня видят спасение для Европы. Просто не забывайте о других всё-таки. Мы говорим о том, что большинство у нас православные. Именно православие является той осью, вокруг которой скрепляется наше общество на протяжении тысячелетней истории. Соответственно, этому надо отдавать всегда приоритет. При этом, конечно, никого не надо обижать, никого не надо забывать. Но если мы будем слишком сильно постоянно говорить о мультиконфессиональности, о полиэтничности, мы упустим главное, мы просто упустим главное. У нас и так слабая православная идентичность.
Её надо укреплять, надо людям это напоминать, не обижать других. Потому что в противном случае совершенно естественное, легитимное, спокойное, дружелюбное утверждение и религиозной православной идентичности, и русской идентичности как основы нашего русского народа, нашего общества — оно на самом деле будет приобретать искажённые формы. Давайте просто не бояться. Мы русские православные люди. Мы большинство здесь. Он просто будет искать. Это его личная позиция. На индивидуальном уровне человек может придерживаться какой угодно… это выбор индивидуума. Богу и церкви не нужно насилие. Ни одна религия не должна насаждаться с помощью насилия.
Люди, которые верят в Бога, христиане, православные, они должны высказывать свою истину, они должны говорить, во что они верят и что для них есть истина, и что для поколения русских людей всегда было незыблемой истиной. Они должны её защищать самым спокойным, убедительным образом. Они не должны отказываться от своих убеждений. Но, конечно же, Богу не нужно насилие. Люди должны приходить к вере добровольно, самостоятельно, на основе своих собственных убеждений. ВОЛГИНА: Александр Гельевич, всё-таки в условиях современного мира, в условиях открытого мира какое событие или какие планы, какая идея способна объединить людей на созидание и так далее? Из ваших слов я понимаю, что это исключительно некое сплочение перед лицом врага, на которого указывают. Но и не только. На самом деле есть отрицательное, есть положительное. Любая идентичность, смотрите, даже с точки зрения логики Аристотеля, есть понятие закон тождества, первый закон «А есть А», второй закон — отрицания, закон нетождества, «А не есть не А».
На самом деле поэтому, когда мы говорим, кто мы, мы говорим в первую очередь, кем мы являемся, а потом — кем мы не являемся. Можно наоборот. И дело в том, что в любом утверждении, чем человек, вещь, народ, общество или страна является, всегда обязательно есть утвердительная, положительная часть и отрицательная часть. И здесь как раз мир открыт. Но посмотрите, как он открыт. Он открыт в сегодняшнем смысле как навязываемая всему миру западная американская модель. Это не открытость, а гегемония и империализм. Если бы у разных обществ, у разных народов, разных религий сегодня, в том числе тех народов, которые составляют подавляющее большинство человечества, спросили, каким они хотят видеть мир, мы увидели бы многообразие, полилог, такой разнообразный диалог китайцев, индусов, мусульман, русских. Потому что как только становится однополярный мир, он навязывает всем свою повестку дня. И вся гармония, всё многообразие стирается.
Это моя идентичность», — говорит наш слушатель. У нас в гостях Александр Дугин, лидер Международного евразийского движения. Продолжим через 4 минуты после информационного выпуска. Это программа «Пиджаки». Лидер Международного евразийского движения Александр Дугин у нас в гостях. Александр Гельевич, я вас прошу надеть наушники. Несколько вопросов от наших слушателей.
«Нам нужен атакующий реализм»
Александр Дугин в Новосибирске: «Россия бросила вызов глобальному Левиафану». Александр Дугин в личном Телеграм-канале объяснил, кто и зачем устроил "сетевую атаку" на любимого философа Путина Ивана Ильина. Интервью. Новости. Статьи. Реплики.
Дугин под прицелом
И здесь это традиционное общество, которое завершается на наших глазах и ещё оно живёт в нас, как фантомная боль, может быть по-разному расшифровано и воспринято. Либо мы идём в сторону модернизации, то есть либералы в этом отношении правильно говорят: если мы хотим двигаться в ту сторону, в которую двигается запад, нам надо повторить эти этапы — дикий капитализм, потом создание буржуазной нации… Н. Но у нас нет лет 300, мы их потеряли. И в этом отношении, если бы наши либералы были последовательны, они бы сказали, слушайте, сейчас у нас на часах современной России какая-то жёсткая форма Голландии XVI века или английская кромвельская эпоха XVII века, то есть нам ещё надо лет триста дикого европейского буржуазного национализма. Но наши либералы — тоже большевики. Они говорят, что никаких трёхсот лет России не надо. Всё у нас уже есть, национализм мы уже преодолели, и теперь нам надо сразу гражданское общество.
Поэтому мы сейчас находимся в некоторой растерянности. В обществе нет ясности в этом отношении. Либералы, которые должны были нам гарантировать, ну, хорошо, давайте не триста лет, давайте сто лет русского буржуазного национализма, а потом уже мы догоним Европу и перегоним, говорят, что надо догнать Европу сейчас. Сейчас прямо ломануться с гей-парадами, с теми результатами трёхсотлетней истории западноевропейского общества, которые мы прошли экстерном, причём за 90-е годы. Вот есть Чубайс, Гайдар, Маша Гайдар, и нам предлагается воспринимать этот коротенький период за триста лет. Я немножко хочу актуализировать нашу беседу, потому что сейчас что ни включи, что ни возьми в руки, питается из текущего.
А когда-то отовсюду были традиционные ценности. Мы не понимаем, что это такое. Никто не спорит. Но что сохранять? Я не понимаю, что мне предлагают сохранять. Причём когда обращаешься к этим людям и просишь их назвать, что хотелось бы сохранить, они начинают смущаться.
Православие, монархия, народность. Православие как доминация базовой религии, которая составила российскую идентичность, православие, которое становится нормативом мировоззрения. Монархия как наиболее характерная форма организации социально-политического традиционного общества не только в России, но и в европейских странах. И народность, как утверждение традиционных культурных форм быта, жизни и так далее. Не может такого быть, например, что я называю традиционным обществом что-то одно, а Петров называет что-то другое. Это единственный набор традиционных ценностей.
Мы можем учесть, кстати, что в нашей стране, которая была, есть и, надеюсь, будет империей, а не национальным государством и не либерально-гражданским обществом, кроме русских православных людей, составляющих ядро этой империи, проживают также представители других этносов и других конфессий. И конечно, когда они слышат про православие, монархию, народность, они ёжатся, потому что традиционное общество в их понимании — это не совсем то, что считаем мы, русские люди, создатели и творцы вместе с этими народами этой империи. Когда мы были сильны, все признавали наше право устанавливать свои нормативы.
Газета «Завтра» собрала наиболее емкие и резонансные комментарии, отметив, что Сатановский не только не извинился, но вдобавок оскорбил и заместителя председателя Совбеза России Дмитрия Медведева, назвав «мелким слабеньким дерьмом», а также предрёк распад России «где-то в 2030-е годы».
EADaily на фоне ближневосточного конфликта привлекли особо пристальное внимание к данному вопросу, — указывает газета. Такой скандал не последний в пуле Соловьёва. Дело в том, что многие замечают, что в этом пуле этнический перекос в огромных масштабах. В основном представители двух великих диаспоральных народов там обсуждают какова должна быть политика великой России.
И смех и грех. В том смысле, что это повод для шуток. Ну и ненормально это. Но сейчас будут скандалы, потому что отношения России и с Израилем и с Арменией сейчас ухудшаются.
И многим экспертам Соловьёва не удаётся балансировка — Россия или их этническая идентичность? Вот Сатановский сорвался. Он не последний». А вот как высказался по ситуации философ и политолог Александр Дугин: «Всё это было совершенно неизбежно.
Спикер Госдумы Вячеслав Володин 20 апреля призвал в своем телеграм-канале не превращать дискуссию вокруг ВПШ в политический скандал. Опасность возникает, когда наше общество допускает внутренние распри. Поэтому враги России стремятся расколоть нас изнутри. Мы не должны этого допускать. Важно не только пресекать подобные попытки, но и самим быть мудрее: не позволять навязывать нам разрушающую повестку и искусственные противоречия», — написал он. Встреча представителей других вузов, чьи студенты также выступили против присвоения ВПШ имени Ильина, прошла 21 апреля в Санкт-Петербурге.
В эфире он выразил уверенность в том, что «некие активисты» стали атаковать учебный центр, вовлекая в свою акцию студентов, «с подачи скоординированных публикаций на западе». Телеведущий также призвал стороны дискуссии «не собачиться». Встреча с ректором Днем 19 апреля представители инициативной группы сообщили , что руководство РГГУ опубликовало объявление о встрече ректора со студентами в группе истфака, однако через 15 минут анонс мероприятия был удален, а сама встреча перешла «в закрытый формат по записи». Иначе диалог превратится в нравоучительный монолог», — написали они.
Мечта стать Второй Польшей это константа украинского национализма. Потомки православных западно-русских крестьян и анархических казаков прыгали на Майдане, чтобы дорасти до польских панов. Они чувствовали себя историческими карликами и уродцами, и хотели исправить положение. Для шляхты они были мусором. И им было от этого горько. То, что они могли потерять территории, их нисколько не останавливало, ведь это вообще не их территории, так что пожертвовать Новороссией было допустимо. Главное было чтобы их хохломакакины прыжки были бы отмечены западным Господином. Паном Атлантистом. Новости партнеров Зеленский шут шутом, а фактически этого и добился. Запад узнал о своих преданных уродцах и милостиво потрепал по козлиным плечикам.
Дугин под прицелом
Идеолог Александр Дугин дал интервью каналу Metametrica, в котором рассказал о традиционных ценностях. Особое внимание Дугин уделил причинам, по которым Запад. Иван Панкин и российский философ Александр Дугин обсуждают как события последнего времени повлияют на судьбу России. Философ, политолог и социолог Александр Дугин на Петербургском международном экономическом форуме рассказал, какой должна стать будущая Россия. Добров в эфире (Новости с Петром Марченко). Журналист Анатолий Кузичев организовал интервью с философом Александром Дугиным, с которым они: обсудили Русскую цивилизацию, СВО и Западный мир; — обозначили.