сцена изнасилования в художественном фильме.

Госдума готовится рассмотреть законопроект о запрете сцен насилия в кино уже в следующем году На весенней. Название фильма Бена Янга вторит красивейшему альбому Кейт Буш, но это обманка: нас ждёт ломовое, «грязное» кино о безумной парочке, которая в свободное время (впрочем, рабочего у них нет) ловит случайных попутчиц, привязывает их в кровати, насилует, а потом убивает. Наш новый документальный фильм о сексуализированном насилии в Казахстане, снятый при поддержке Структуры «ООН-женщины» в Казахстане. В фильме Михаэля Ханеке героиню Наоми Уоттс насилуют, изощренно над ней издеваются, а затем жестоко убивают. Кузнецова заявила, что сцена изнасилования ее героини в фильме «Груз 200» не показалась ей сложной.

Лучшие фильмы про абьюз: топ-10

В фильме "Сволочи" насилия и жестокости тоже хватает с головой. фильм призрак изнасиловал 2 года назад. Фильм вышел ещё в мае, но эпизод только сейчас набрал резонанс. В сцене Каха насилует пьяную девушку, уснувшую в машине после ресторана. Свои переживания Тим Рот выразил в фильме «Зона военных действий, где присутствуют сцены насилия отцом своей юной дочери.

Фильмы про изнасилование

Возможно потому, что мало кто хочет браться за такие тяжелые темы. Именно поэтому я решила взяться за этот проект, который призван показать, что против насилия есть средства борьбы. Самое главное — не надо молчать», — подчеркнула Сандугаш Рахимжанова. В каждом эпизоде сериала указаны контакты «горячих линий», по которым пострадавшие могут получить помощь. Насилие не имеет пола Существует ли женский абьюз? Такое расхождение в статистике оттого, что в нашем законодательстве рассматриваются, в первую очередь, случаи физического насилия. Эмоциональное и психологическое насилие видимых следов на теле не оставляет, но душевные увечья могут копиться очень долго, вызывать системные нарушения здоровья, которые могут довести даже до суицида», — сказала в интервью Службе новостей Динара Кусаин. В ней показывается история мужчины, который из-за психологического насилия со стороны жены находится на грани эмоционального срыва. Это позволяет создать ощущение реальности, жизненности. Каждая серия длится не более 10-11 минут, что делает ее удобной для размещения в интернете, доступной для просмотра и восприятия. Наша целевая аудитория — это молодые люди, которые активно пользуются гаджетами», — пояснила продюсер Сандугаш Рахимжанова.

В художественных сценах роли исполнили актеры казахстанских театров и выпускники Казахского национального университета искусств. Наряду с актерами в фильме приняли участие реальные казахстанские эксперты, которые ежедневно в своей работе, в общественной и благотворительной деятельности помогают тем, кто оказался в трудной жизненной ситуации.

Новости Войти ТопНарода » Рейтинги » Фильмы » Насилие Насилие Женщины долго шли к самостоятельности в принятии решений, получению образования, выбору одежды и партнера в семейной жизни. Однако в нашем списке лучших фильмов про насилие над женщинами эти права и свободы жестоко попираются.

Как утверждает актриса в своих мемуарах, странности в поведении мэтра начались ещё тогда: он нередко долго смотрел на неё немигающим взглядом, даже разговаривая с другими людьми, и становился раздражительным, когда видел, что она кокетничает с другими мужчинами. Хендерн написала: Однажды он попытался меня поцеловать, когда мы остались вдвоём в его лимузине. Это был ужасный, просто ужасный момент. Но тогда я чувствовала, что ничего не могу сделать: в то время просто не существовало термина «сексуальные домогательства и преследования», а он был куда более важной персоной, чем я». Альфред Хичкок и Типпи Хедрен. Фотосессия Филипа Хальсмана на съёмках фильма «Птицы».

На съёмках ситуация только усугубилась: режиссёр обустроил гримёрку Хендерн в соседней от своего кабинета комнате.

Впрочем, в этом вопросе стоит уточнить термин «демонстрация». Во времена постмодернизма под словом «демонстрация» иногда понималось прямое осуществление насилия я имею в виду область искусства 90-х годов с практикой «прямого действия». Это осуществление одновременно играло двоякую роль: с одной стороны, оно пыталось нащупать «края» реальности, с другой — осуществить идею дереализации реальности до конца что заведомо невозможно. Я был инициатором и активным практиком этой тенденции. В искусство эта тенденция мало что привнесла, но оказалась провидческой в области политики. Вообще, на протяжении всех 90-х годов модернизационный политический импульс сохранялся исключительно в сфере современного изобразительного искусства и поэтому был маргинальным , все политические партии погрязли в мракобесии, черносотенстве и ревизионизме. Искусства в 90-е годы в России было крайне мало эта ситуация сохраняется до сих пор. В той мере, в какой искусство является частью политики, насилие для него играет важную роль. Речь опять же идет о реальном физическом насилии здесь и сейчас.

В изобразительном искусстве оно выражается, например, в том, что зритель должен прийти к назначенному сроку в определенное место — вне всякого сомнения, это есть насилие в чистом выражении. Наиболее передовые художники эту проблему делают одной из центральных в своем творчестве. Однако потенциальное увеличение художественного производства может существенно снизить этот аспект насилия что в современной России кажется почти фантастическим. Что же касается образов насилия, то здесь нет проблемы, о которой стоило бы размышлять. Это область «работы» продюсеров и спекулянтов. Михаил Рыклин, философ 1. В советские времена писалось много пропагандистских работ об эскалации насилия в кино и на телевидении западных стран. Канон показа насилия сформировался на Западе давно, и, на мой взгляд, ничего сенсационного в последнее время там не происходит. Напротив, после 11 сентября появились новые табу на демонстрацию насилия на экране. Ничего подобного местным «бандитским сериалам» в мире не наблюдается: это уникальный постсоветский феномен.

Создается впечатление, что в последние годы буквально сбывается утверждение советского агитпропа о том, что недопустимый уровень насилия на экране существует, но реализует его не заокеанский дядя, а прямые наследники этого агитпропа. Я не представлял и не представляю себя в роли цензора. Что-то мне может не нравиться, но в то же время об этом бывает интересно писать: импульсы времени иногда проходят через чудовищную дрянь, на какое-то время она преломляет их лучше всего. Выводить шлаки из организма — наш интеллектуальный долг; приемлемо все, что способствует этому, — насильственное и ненасильственное, плохое и хорошее. Главный предмет моего интереса с самого начала — террор и, главное, специфика разных террористических логик, их несводимость друг к другу. Только постоянный интерес к этому сюжету позволяет мне быть последовательным противником насилия. Дмитрий Светозаров, режиссер 1-3. Современная христианско-атеистическая цивилизация продолжает демонстрировать свою ханжескую суть и двойные стандарты нравственности. Пресловутая РС — политкорректность — в результате несложной этимологической игры превращается в политес, то есть обычную вежливость — понятие условное и к нравственности отношения не имеющее. ХХ век явил миру примеры гомерического массового насилия, возведенного в систему — цена человеческой жизни на тоталитарной бирже реально упала до нуля.

Но западные киноинтеллектуалы до сих пор способны обсуждать кадр препарирования глаза из «Андалузского пса», закрывая глаза на тот факт, что в ряде районов Европы овощи до сих пор, возможно, произрастают на остатке пепла жертв Дахау и Аушвица. Кондратьев , которым закидали врага в Великую Отечественную… До сих пор спорят: двадцать или тридцать миллионов? Десяток миллионов божьих тварей туда или сюда — разве это вопрос для России? Но только ленивый не пнет кинематограф за пропаганду насилия, развращающего и провоцирующего нашего девственного зрителя. В 1873 году NB! Достоевский писал в «Дневнике писателя»: «Какие уж тут нравы добрые, когда народ пьян с утра до вечера…» В какой-то степени я марксист — бытие определяет сознание. Насилие на экране — вторично. У него, насилия, сложнейшие исторические, политиче- ские, психологические, этнические да-да! Насилие — для меня это безусловно — «basic instinct». Гениальность Фрейда заключается, на мой взгляд, прежде всего в том, что он сформулировал истину: истоки душевного нездоровья кроются в подавлении основных инстинктов.

Прошлый век явил доказательства крушения всех и всяческих табу. Основной инстинкт вырвался на свободу. Любая, в том числе христианская, мораль есть система вполне элементарных нравственных запретов. Поэтому мы можем говорить о крушении системы христианских нравственных ценностей. Для меня интересно лишь то произведение искусства, которое исследует душу человека. Или — еще точнее — душевное подполье. То есть истинно глубокую правду о человеке. Как тут избежать такого феномена, как инстинкт насилия? Во имя беспощадной правды о человеке искусство имеет право на его показ. Если же речь идет о неискусстве, о спекуляции на низменных инстинктах, то это за рамками обсуждения.

Тут ответ, как выразился бы Владимир Вольфович, «однозначен». Братья Гонкур мечтали о создании литературой «новой оптики», которая позволила бы по-новому взглянуть на человека. От себя добавлю — и внутрь. И оказалось — чем глубже, тем страшнее. И еще от себя, про оптику: это ведь гонкуровское «предчувствие кинематографа». Призрак кино. Убежден, катарсиса в искусстве можно достичь через потрясение. Эмоциональный шок. Для того чтобы его добиться, художнику все разрешено. Подчеркну: художнику.

Впрочем, общество должно обладать законной возможностью ограничивать его, художника, аудиторию. Тут важное слово — «законной». Для того чтобы писать мудрые законы, надобны мудрые законотворцы. Где их взять? Вопрос риторический. Понимаю, что впадаю в противоречие. Однако художник обязан помнить об особенностях национальной аудитории. Если говорить о России, то в силу понятных исторических обстоятельств она в существенной своей части состоит из «нравственных имбецилов». Про «не убий» они услышали только-только и то от священнослужителей, еще недавно служивших в известных органах. Поэтому не стоит уподобляться «святой простоте» той старушки, которая подкинула сухого хворосту в плохо разгоравшийся костер Яна Гуса.

На искусство ХХI века я смотрю печально. Оно увлечено внешним. Театр — все больше в поисках праформ, исследует ритуальную колыбель сценического искусства. Литература и кинематограф, наоборот, все дальше удаляются в виртуальную реальность. То есть все дальше от человека. Современное искусство откровенно депсихологизируется. То есть дегуманизируется. К чему это приведет, для меня очевидно. Павел Финн, сценарист 1. Чтобы ответить на первый вопрос, надо, как минимум, иметь определение того, что такое насилие.

Если под «насилием» понимать, скажем, пытку или казнь, то, конечно, в прошлом — например, в средние века — оно было куда изощреннее, чем в наше время. Но, безусловно, понятие «насилие» шире. Война — насилие, любая несвобода — насилие, диктатура — насилие… Наконец, смерть — не что иное, как насилие… Насилие проявляется на улице, в быту, в воспитании, в половых, семейных, служебных отношениях. Даже в отношениях человека с самим собой. Что такое «воля», как не одна из форм насилия? Словом, насилие — соль той неизбежной трагедии, название которой — человеческое существование. Именно поэтому для искусства — и, начиная с великих греков, в первую очередь для драматургии, — насилие, как и возмездие, на мой взгляд, обязательно. Извините за терминологию: насилие — базис, а нравственность, мораль, любовь к добру — надстройка. Но жестокость художника может быть оправдана только тогда, когда ее результатом становятся сострадание, очищение и выбор. Видимо, существует какая-то эволюция способов и форм изображения насилия — от прошлого к настоящему.

Но эта тема меня мало интересует. И не с закономерным развитием, а скорее с закономерными торможениями культуры, понятыми как проявление эсхатологической сути времени и истории, связана фетишизация насилия. Которая всегда — и не без справедливости — будет защищаться словами Фрейда о том, что мечты и искусство служат для освобождения от навязчивых идей. Все, не являющиеся эстетическими феноменами. Достоевский говорил, что «искусство должно производить эффект». Как тут обойтись без изображения насилия? Александр Хван, режиссер «На плечо! Еще в конце XIX века проявилась потребность художников использовать все более интенсивные средства воздействия на публику. В музыке произошла так называемая эмансипация диссонанса, обозначенная Дебюсси, явленная Стравинским и Прокофьевым, доведенная до абсурда Шёнбергом и другими нововенцами; музыка вообще впервые расслоилась на филармоническую и «легкую», к которой почему-то относится и джаз. Что происходило в изобразительном искусстве и литературе, мы все помним.

Примерно тогда же появилось и кино. Названия самых заметных немых фильмов — «Нетерпимость», «Большое ограбление поезда», «Сломанные побеги», «Стачка» — говорят сами за себя. Кино родилось на пике объединения человечества и явления его в качестве стихийной силы, способной преобразовать мир подобно геологическому процессу. Произошло это глобальное явление под знаком буржуазности. Тогда же, кстати, случилась и первая мировая война… Два этих параллельных процесса — родовых мук единого человечества которых, кстати, оно, не дай Бог, может и не выдержать и потребность «творцов» охватывать все большую аудиторию, воздействуя на нее все более сильными средствами, — и породили необходимость использовать тему насилия в главном искусстве ХХ века — кинематографе. Парадокс в том, что на новом рубеже веков кинематографическое насилие снова смогло стать смешным — фильмы Тарантино или Бениньи тому пример. Я пишу «снова», потому что до этого был Чаплин. Для меня абсолютно неприемлемо ни в искусстве, ни в жизни наслаждение чужим страданием, его смакование — то, что называется садизмом. Понятие «драматургия» связано прежде всего с понятием «конфликт». Главная тема моих фильмов — страсть, данная свыше как призвание и выводящая тем самым моих героев за рамки обыденности.

Без насилия тут не обойтись. Тофик Шахвердиев, режиссер 1. Сегодня драки на киноэкране все чаще воспринимаются не как мордобой, а как балет. Зритель, понимая, что ему показывают имитацию насилия, следит, с каким артистизмом эта имитация осуществляется. Герой ловко наносит удары из самых неудобных положений, а многочисленные враги никак не могут справиться с ним, и это не может не радовать публику.

Звезду фильма «Отряд самоубийц» обвинили в изнасиловании

Ей предписано воздерживаться от совершения в отношении актера определенных действий. На своей странице в Instagram актер рассказал, что в 2018 году состоял с Магнуссон в «коротких романтических отношениях», после чего модель настойчиво пыталась выйти с ним на связь и угрожала. По словам актера, Магнуссон угрожала обнародовать «сфабрикованные, отвратительные слухи» о нем, если он не согласится выполнить ряд ее требований, в том числе дать ей денег, помочь заручиться связями в Голливуде и попасть в «Википедию».

Дело в том, что зло живописно. Появившись на экране, оно разматывается само по себе, приковывая внимание зрителей. И потому изображение насилия, попав в поп-культуру, лишается философского базиса, зато обретает невероятную привлекательность просто на уровне картинки.

То есть тема насилия выпадает из рук культуры. Если мы согласимся, что есть много поводов для отчаяния — и это правильная позиция, — то изображение насилия в культуре не может быть ограничено. Поп-культура исповедует ту же безграничность, совершенно не понимая, ради чего это делается. То есть существует разрешение, но нет понимания. Главная беда в том, что культура сегодня все больше становится коммерческим проектом и естественно теряет некоторые ценностные ориентиры.

Она перестает быть самодостаточной, в нее идут вливания. И в результате может сместиться само понятие «культура». Так что вопрос не в том, какую дозу насилия можно привнести в культуру, а в том, насколько сама культура может устоять в координатах современного мира. То есть надо беспокоиться по поводу насилия, совершаемого по отношению к самой культуре. Если это насилие будет настолько жестоким, что уничтожит культуру, мы окажемся в другом мире с другим представлением о человеке и т.

Если культура устоит — тогда не все потеряно. Ответ тут открытый, может случиться и так, и так. Мы живем в рискованном мире. Это некорректный вопрос. Дело в том, что когда человек талантливый, связывать его любыми цензурными представлениями о том, что такое добро и зло, невозможно, неправильно.

А если человек неталантливый, он всегда работает на внешний эффект и, следовательно, его тоже никак не свяжешь. Но, с другой стороны, фантазмы, которые возникают порой у людей в связи с детьми, это реальность, так же как огромное количество изнасилований и прочих эксцессов. Вопрос опять-таки в том, хотим ли мы скрыть или обнаружить действительное состояние человеческой природы. Природа человеческая содержит в себе любые возможности насилия, в том числе и по отношению к детям. Просто можно показать это одним, или третьим, или десятым образом.

Вообще я думаю, что любые рецепты и ограничения по отношению к культуре изначально некорректны, потому что она все время меняет геометрию своего крыла. И мы все время оказываемся в положении людей, которые описывают ситуацию вчерашнего дня. Мы никогда не знаем, что произойдет завтра. У меня есть роман «Страшный суд» — там огромное, запредельное количество насилия. И это сделано сознательно, потому что только в чрезмерности, в давлении насилия на насилие может возникнуть момент катарсиса, преодоления… Так что я всего этого не боюсь.

Я считаю, что страшнее — лицемерить по поводу природы человека. Если мы будем объявлять, как вся русская литература, что человек хорош, а обстоятельства плохи, то мы нанесем непоправимый вред. Неправильный диагноз ведет к смерти. Русская литература поставила неправильный диагноз и кормила нас пирожными гуманизма. Так что у нас у всех теперь болят зубы… Другое дело, что существует и проблема, так сказать, социальная.

Если на ТВ все время идут попсовые фильмы о насилии, то в нашей стране, где очень низкий рейтинг человеческой жизни, подобные фильмы ее рейтинг еще больше снижают. Западный человек от этого некоторым образом защищен, у него есть какие-то моральные обязательства по отношению к себе и другим. Не потому, что его человеческая природа лучше, а потому, что она находится под большим контролем. У нас человеческая природа не контролируется, нет никаких моральных институций — внутренних и внешних, — которые способны ее обуздать. И люди думают, что показ насилия на ТВ дает им карт-бланш на реальное насилие в жизни.

Если говорить абстрактно, можно махнуть рукой: ну и ладно. Но если это касается людей близких или родных, то как ладно?! Ничего не ладно! Но это уже дилемма не столько культурная, сколько полицейская. Наша сегодняшняя озабоченность темой насилия — свидетельство страшного морального вакуума в русском обществе.

Потому что здесь любой негативный момент работает на усиление цинизма, коррупции, страшных человече- ских извращений. Следовательно, это не только культурная проблема, но и проблема состояния социума. Яма, в которой мы находимся, очень глубока. Раньше мы думали, что до верха пять метров, а оказалось — сто двадцать пять. И решений нет.

Если бы были решения, можно было бы сказать: потерпим и вылезем. Но все может развалиться, и страна может довольно быстро перестать существовать. Ситуация тревожная. С другой стороны, поскольку культура все больше коммерциализируется, насилие на ТВ остановить практически невозможно. Остановишь его на ТВ, оно в большей степени вылезет в жизни.

Возможно, переживание насилия на экране — это какая-то своеобразная мастурбация сознания. Однако некоторых после мастурбации тянет к изнасилованию. Тут все зависит от общества. Наше общество иногда, промастурбировав, ложится спать. А иногда выбегает на улицу.

Так что рецептов нет. Насилие меня не слишком интересует, вернее, не интересует вообще. Это печальное и неизбежное качество низших форм организации жизни, биологиче-ских форм; также оно свойственно человеку в наиболее примитивных формах его развития. Я имею в виду физическое либо социальное насилие. Насилие как элемент любого противостояния, как конфликтная энергия, стимулирующая движение, насилие двигательного импульса по отношению к неподвижному, инертному и косному, революционная энергия любого развития — это интересно.

Конкретные формы, которые насилие принимает у людей — проламывание голов, массовые казни или бытовые драки, — интереса и воодушевления не вызывают. Тараканы приятнее, они не так агрессивны, как люди. Насилие неизбежно в кино и в любой реализованной драматургии. Драматургия состоит из конфликтов, конфликт обозначается насилием разной степени — илимама кричит на ребенка, или маньяк кормит маму детскими глазками. Демонстрация в искусстве жестоких сцен насилия с целью задеть и шокировать обывателя — вещь хорошая.

Чем обывателя ни шокируй, чем ни обостряй его этическое чувство — все хорошо. Коммерческая спекуляция насилием с целью вытащить побольше денег из карманов слаборазвитых, агрессивных подростков — грех. Олег Ковалов, режиссер, киновед 1. В одном из номеров журнала «Советский экран» за 1927 год можно найти удивительный материал — дискуссию под названием «Кровь на экране». Дискуссию об этике изображения насилия открывает в журнале видный специалист в этой области Семен Михайлович Буденный, который отделался, впрочем, несколькими пустопорожними высказываниями… Интересно, что позже в массовое сознание внедрялись прямо противоположные образы «нашего», якобы сплошь милого, доброго и целомудренного кинематографа и американского, насыщенного несусветной жестокостью.

Так что дискуссия о насилии в кино стара, как сам кинематограф… Как ни странно, более жестокого и натуралистичного кинематографа, чем советский, в 20-е годы в мире действительно просто не было — «буржуазная цензура» не пропустила бы на экраны и сотой доли тех зверств, которые живописали отечественные ленты о революции. Немецкие цензоры делали купюры в фильме «Броненосец «Потемкин», и даже советские вырезали из ленты А. Роома «Бухта смерти» кадр с детским трупиком в помойном ведре. С изображением насилия вообще сплошь связаны парадоксы и загадки. Пластические искусства с древнейших времен пришли к изображению «ню», пропитанному эротикой, но, скажем, гноящиеся язвы или отсеченные конечности так никогда и не стали популярным предметом изображения.

Общество не испытывало особой потребности в подобных произведениях. Авангардизм, конечно, жил по иным законам, но они, его законы, и должны быть «перпендикулярными» по отношению к некоей «норме». В общем же, в «мире Маркса» спрос рождает предложение, и цензурные запреты не мешали распространению порнографии, но как-то ничего не слышно о тиражировании и нелегальном распространении материалов, связанных с насилием. Может быть, это происходило оттого, что насилие и так пронизывало всю «легальную» культуру, включая пропагандистскую и патриотическую? Архивы сохранили интереснейшие ответы советских детей 20-х годов об их «круге чтения».

Оказывается, детки обожали смаковать описания садистических пыток, которыми подвергали партизан или комсомольцев «враги пролетариата». Интересно, что кинематограф, кажется, единственный вид культуры, словно созданный для изображения насилия. В самом бытовании его на экране есть какая-то тайна — дозы его допустимого изображения просто невозможно формализировать. Анджею Мунку, скажем, достаточно было показать мертвую руку, выпроставшуюся из-под рогожи, накрывающей трупы, — и в одном лишь равнодушном жесте возницы, когда он кнутовищем закидывает руку в повозку, была выражена вся кошмарная реальность концлагеря. Кажется, это самый натуралистиче- ский кадр фильма «Пассажирка» — вроде бы подтверждающий расхожее убеждение, что намек на нечто чудовищное в искусстве будто бы сильнее его прямого изображения.

Но вот в японском фильме самурай делает себе харакири, бьют фонтаны крови, а из распоротого живота с шумом выходит воздух — и мы ясно видим, что в этом случае пресловутый «намек» был бы просто неуместен. Оно словно не поддается классификации. Полицейский волтузит Чарли — это явное насилие. Чарли дает сдачу — это уже самозащита. Полицейские разгоняют демонстрантов — это классовая борьба.

Партизанка Марютка стреляет в возлюбленного, белого поручика, — это «выполнение революционного долга». В фильме Роберто Росселлини «Рим — открытый город» нацисты пытают подпольщика — обматывают ему руки тряпками, обливают бензином и, поджигая, превращают их в два пылающих факела. Кадры вызывают ужас, но… их «проводят» по ведомству «антифашизма», а не изображения насилия. Оценивая сцены насилия на экране, цензура и общество применяют двойные стандарты, и эти критерии логически объяснить трудно. Не проясняет дело и официальный документ Госкино от 20 октября 1999 года.

Его формулировки — образец умозрительной, бессодержательной и беспомощной казуистики. Так, в фильмах, разрешенных для зрителей «старше восемнадцати лет», «явное и реалистическое изображение насилия может быть показано, если оно не дается со всеми подробностями и чрезмерной жестокостью». А где границы этой «чрезмерности»? Строго запрещаются «неоправданные подробности сцен садизма и чрезмерного опять! Еще бы — на дырку в черепе «неприятно смотреть».

То ли дело — бравый молодец, целящийся из револьвера прямо в зал: стреляй, родимый! Великие режиссеры ХХ века — от Феллини до Тарковского — не позволяли зрителю отвести глаза от скверны насилия. Их морализм был не в том, чтобы обеспечить ему, зрителю, душевный комфорт во время просмотра, а в том, чтобы заставить его пережить чужую боль как свою собственную. Здесь режиссеры следовали этическим постулатам религиозной культуры: не шарахаемся же мы от классических полотен, где крестные муки изображены порой с беспощадными подробностями — например, у Грюневальда. Художественная ткань многих значительных лент содержит в себе разнообразные отсылки к образам и мотивам общечеловеческой мифологии.

Неизбежно возникающая тема крестного пути делает изображение страдания очистительным, и кощунственно запрещать здесь самые жестокие сцены. Яркий пример подобного фильма, появившегося совсем недавно и пронизанного религиозными реминисценциями, «Человек без прошлого» Аки Каурисмяки. И другие лучшие наши режиссеры-современники — от Германа до Кустурицы — живут этой традицией. Как и положено в гуманистической культуре, в их лентах нет ни заигрывания с насилием, ни стремления чем-либо его оправдать — оно вызывает отвращение, а его жертвам мы сострадаем. Всё же традиции великого бытийного кино словно бы пересыхают.

Насилие изображается сегодня как иррациональная стихия, как необходимейший компонент социальной и политической жизни, словом, как «повивальная бабка истории», — здесь мы пятимся к формуле Маркса.

Альфред Хичкок и Типпи Хедрен. Фотосессия Филипа Хальсмана на съёмках фильма «Птицы». На съёмках ситуация только усугубилась: режиссёр обустроил гримёрку Хендерн в соседней от своего кабинета комнате.

Ее опыт был настолько шокирующим, что мозг актрисы защитил ее от воспоминаний о нем и стер подробности сразу же. Меня просто вырубило. Помню только крик «снято» и себя, лежащую на полу. А костюмер уже прикрывает меня курткой.

Героиню в фильме жестоко насилуют, что не нравится американским кинодивам. Согласилась на роль 64-летняя француженка Изабель Юппер. Когда актрису спрашивают о съемках в этом фильме, она предпочитает говорить не о самих съемках, а о профессионализме: Эти сцены минималистичны. Но в такой роли, как эта, где женщину подвергают насилию, очень сложно об этом рассказывать, никак не намекнув на акт насилия… Я актриса и не испытываю неловкости, если по сценарию должна раздеться пред камерой. Так как Изабель никогда не делится впечатлениями от съемок в этой сцене, то можно предположить, что воспоминания о ней ей неприятны. Несмотря на это за роль девушки, потерявшей ребенка, Генсбур получила приз Каннского фестиваля.

Сцены насилия в Фильме 03 Tereza Palmer

Вайнштейна приговорили к 23 годам тюремного заключения в 2020 году за два преступления на сексуальной почве: принуждение к оральному сексу ассистента продюсера в 2006 году, а также изнасилование актрисы третьей степени в 2013 году. Сцены изнасилования в фильмах: 25 отвратных кадров. «Быть женщиной — наказание»: пять самых страшных казахстанских фильмов о насилии. Насилие в новостях, насилие в бесконечных криминальных хрониках, насилие в телесериалах российского производства. Популярная голливудская актриса Кира Найтли (Keira Knightley), в одном из своих интервью, пожаловалась на регулярные изнасилования в фильмах.

10 киносцен с поразительным насилием

Актриса стойко переносила все тяготы съемок и ни разу не пожаловалась, но фильм дался ей невероятно тяжело. Уоттс не любит рассказывать о своих съемках в этой картине, а если и говорит, то примерно так: Я чувствовала ужас и отвращение. Помимо моего очевидного отношения к этому фильму, съемки в нем были ужасающим опытом… «Обвиняемые», Джоди Фостер Описанная в картине сцена изнасилования Сары Тобиас в баре тремя негодяями была настолько ужасна, что на роль героини не могли найти актрису. Джоди Фостер эта роль принесла первый «Оскар» и тяжелую моральную травму. Сегодня Фостер признается, что во время съемок «Обвиняемых» бравировала, когда говорила, что ей нипочем игра в такой сцене. Ее опыт был настолько шокирующим, что мозг актрисы защитил ее от воспоминаний о нем и стер подробности сразу же.

Меня просто вырубило. Помню только крик «снято» и себя, лежащую на полу. А костюмер уже прикрывает меня курткой. Героиню в фильме жестоко насилуют, что не нравится американским кинодивам.

Первая — изнасилование Алекс, которая только что узнала о своей беременности. Девушка рано уходит с вечеринки, на которой ее парень ведет себя как придурок. Она спускается в метро и видит человека, нападающего на трансвестита-проституку.

Он переключает внимание на Алекс и очень жестоко насилует ее в сценах, на которые очень тяжело смотреть. Когда парень Маркус и его друг Пьер видят, что Алекс увозят на скорой помощи, они решают начать охоту на извращенный гомосексуальный преступный мир Парижа, дабы отыскать виновного Солитера. Когда друзья думают, что нашли его, гомосексуалист хватает Маркуса и пытается его изнасиловать. Пьер берет огнетушитель и жестоко разбивает голову насильника. К сожалению, это оказывается не Солитер. Весь фильм — сплошное разрушение душ. Моей сестре!

Они уезжают на каникулы, и Елена, потрясающе красивая, отдает девственность более взрослому мужчине, в то время как пухлая и непривлекательная Анаис проливает горькие слезы. Мать узнает о сексуальных отношениях Елены и собирается отвезти ее домой. Они останавливаются в деревенский области в надежде найти ночлег. Внезапно, откуда ни возьмись, появляется мужчина с топором и убивает Елену, затем душит ее мать. Анаис бежит в лес, однако мужчина настигает ее и насилует. Когда прибывает полиция, Анаис отрицает акт насилия. Вихрь жестокого насилия наступает внезапно и застает зрителя врасплох.

Многие считают, что такое окончание фильма — уловка режиссера Кэтрин Брейлетт, так как она исчерпала идеи о концовке фильма. Однако, есть мнение, что этот конец как нельзя лучше подходит для истории. Заводной апельсин 1971 Фильм, который породил термин «ультранасилие» и определенно ему соответствует. Алекс — жуликоватый юный преступник, который резвится со своими помощниками the droogs , разрушая все на своем пути. В начале фильма Алекс с приятелями выпивают «молоко плюс» и идут на дело. Сначала избивают старого бродягу, затем дерутся с конкурирующей бандой. Но это все отходит на второй план.

Они крадут автомобиль и едут по сельской местности к дому писателя Ф. Они вламываются в дом и избивают писателя до потери сознания. Самое тревожное в этом нападении — насколько Алекс наслаждается происходящим. Он упивается насилием женщины и его пение — не только акт ультранасилия, но и акт полного и безоговорочного унижения. Рекомендуем посмотреть: Кино бывает запрещенным и разрешенным. Нередко в одних странах запрещаются такие фильмы, которые в других признаются шедеврами... Здесь вы увидите список запрещенных к показу фильмов, которые содержат не самые приятные сцены.

* По версии редакции «Блокнота»

Кадры из фильма Принуждение
Сцены насилия в Фильме 03 Tereza Palmer
Жестокий контент
Сцены изнасилования в кино: 25 мерзких фильмов. Boys vs Girls: Игра для двои‪х‬ 9+
«Последнее танго в Париже», Мария Шнайдер

Фильм с изнасилованием 12-летней актрисы вызвал скандал на фестивале некоммерческого кино в США

На данный момент только восемь штатов приняли законы об обязательном исследовании всех находящихся в лабораториях анализов. В подробностях этой запутанной дилеммы американской криминалистики и решили разобраться создатели фильма. После фестивального проката его обещают залить на YouTube-канал общественной организации Think Olga. Фильм об уличном харассменте в Бразилии.

Актриса продолжает: Однажды он зашёл в гримёрку и начал меня лапать. Это не было сексуальным, это было чем-то извращённым… Чем больше я боролась с ним, тем более агрессивным он становился. Он угрожал мне — как будто что-то могло быть хуже, чем происходившее в тот момент. Его лицо покраснело от ярости, он посмотрел мне прямо в глаза и сказал: «Я разрушу твою карьеру». Ему удалось сделать это, но он не смог разрушить мою жизнь». На съёмках фильма «Марни» Общеизвестно, что изначально Хичкок планировал снимать Триппи Хендерн и в своих последующих фильмах, однако после «Марни» их контракт был расторгнут. Режиссёр был зол на актрису и негативно отзывался о ней в кругу коллег — во многом именно это служило причиной частых отказов других кинодеятелей.

Можете себе представить, какой была жизнь актрисы все это время. Шарлотта вспоминает о съемках этой картины как об одном из наиболее сложных моментов своей карьеры. От съемок в картине отказались Сергей Маковецкий и Евгений Миронов, а известные кинофестивали не согласились включить его в программу. В фильме героиня Кузнецовой становится жертвой милиционера-маньяка, который лишает ее девственности бутылкой водки, отдает для сексуальных утех уголовнику, держит в наручниках в квартире с сумасшедшей матерью и заставляет спать на кровати рядом с разлагающимся трупом. В интервью Юрию Дудю Кузнецова рассказала, что сниматься в «Грузе 200» было несложно. Но неприятно было, правда, дискомфорт был связан чисто с техническими моментами. Хуже всего, по словам Агнии, была необходимость обмазываться приманкой для мух. Жестокую и отвратительную сцену снимали две ночи и в общей сложности актрисе и ее партнеру Джо Престиа пришлось сыграть ее шесть раз. Белуччи признается, что сцена была тяжелой и в психологическом, и в техническом плане. Проще всего было сыграть в первом дубле, так как в остальных актриса знала, что произойдет и инстинктивно пыталась защититься.

Тарас Кузьмин в сериале «Обоюдное согласие». Фото: кадр из фильма Трое подозреваемых в изнасиловании Шамиль Хаматов , Тарас Кузьмин , Глеб Бочков , разумеется, ошеломлены, что они — подозреваемые. Один из них — бизнесмен, строящий курортный комплекс на месте любимого леса горожан, другой — коррумпированный чиновник-лицемер, третий — шурин чиновника без моральных предрассудков. При всей заявленной антипатичности они — обычные, заурядные; а не безусловные чудовища, ну разве что привычно воспринимающие женщин как существа второго сорта. Анна Снаткина в сериале «Обоюдное согласие». Фото: кадр из фильма Режиссер исследует вопросы, которые новая этика и феминизм, только-только перестающие у нас восприниматься как карикатурное увлечение сумасшедших бездельниц, давно вынесли в постоянную повестку. С какого момента эротическое взаимодействие перестает быть приятным и становится преступлением? Где граница между обоюдным согласием и изнасилованием, с учетом употребленного алкоголя и провалов в памяти? И как быть, простите, с заданными природой гендерными ролями? В 2022-м все неоднозначнее, чем у Говорухина в 1999-м. Помочь разобраться может третья сторона — свидетелей, но она часто предпочитает молчать, как героиня Анны Снаткиной , жена одного из насильников. Ширится круг преступников. Режиссер исследует вопросы, которые новая этика и феминизм давно вынесли в постоянную повестку.

Топ 10: киноизнасилования

На YouTube был опубликован документальный фильм о сексуальных преступлениях ХАМАСа, совершенных 7 октября и после него, в котором представлены показания выживших, осво. Сцена изнасилования в фильме «Девушка с татуировкой дракона» получилась на удивление натуралистичной и шокировала зрителей. София Коппола снимала кино при поддержке Присциллы Пресли и не хотела демонизировать Элвиса, но все же одну сцену физической агрессии она поместила в фильм. Она тут же заявила об изнасиловании в полицию, но после череды мучительных и унизительных допросов оказалось, что ей никто не верит.

Вышел сериал о жертве изнасилования, которой никто не поверил — и это очень важное высказывание

На плакатах были написаны имена женщин, обвинивших Полански в изнасиловании, а также фразы вроде «Мы прославляем насильников в кино». София Коппола снимала кино при поддержке Присциллы Пресли и не хотела демонизировать Элвиса, но все же одну сцену физической агрессии она поместила в фильм. Новости кино и сериалов. Очень страшное кино: 9 фильмов об изнасиловании и его последствиях. Одной группе показали неотредактированный фильм, а другой — версию, в которой все сцены насилия были вырезаны. Жестокие Сцены не в ошедшие в Фильм 03 Tereza Palmer(сцены насилия).

От Тарантино до «Игры в кальмара»: почему так много людей наслаждаются насилием на экране?

За неё кто-то переживает и любит её! Затем происходит половой акт. После произошедшего Серго шепчет изнасилованной девушке, что внутри её тела есть душа, которая должна контролировать её тело. Надо, чтобы душа с телом договорились между собой", — заявляет он и советует ей больше "не бухать". Другой фильм" В следующей сцене герои разговаривают с отцом девушки.

Ночью пьяная вышла из кафе! На стоянке блюёт! В машине засыпает вот в такой короткой юбке! Это хорошо, Каха её испортил, а если бы это сделал мимо проходящий бухой бздых?

Он добавляет, что это "однозначно любовь", так как его друг "с неё не слазил", как только он его "ни оттягивал". В ответ отец решает отправить девушку "в горы, в село к бабушке на перевоспитание". Из сюжета следует, что изнасилование — её первый сексуальный опыт. Многих удивило, что фильм с такой сценой получил прокатное удостоверение Минкульта РФ, был показан в кинотеатрах, а сейчас доступен на нескольких стриминговых платформах.

Одним из первых внимание к фрагменту с изнасилованием привлёк блогер Woodmark, выпустивший обзор на картину в своём YouTube-канале.

Фотосессия Филипа Хальсмана на съёмках фильма «Птицы». На съёмках ситуация только усугубилась: режиссёр обустроил гримёрку Хендерн в соседней от своего кабинета комнате.

Просто, если о нем не написать на огромном красном билборде, кто-то предпочтет его не замечать. Для того и пишем о фильме «Три билборда на границе Эббинга, Миссури», чтобы вы его заметили. Четверых друзей-подростков он прямо с солнечной улицы отправляет в колонию для несовершеннолетних, где 18 месяцев превращаются в ад на всю жизнь. Ведь их насильники — это те, кто должен приглядывать за детьми, надзиратели. А это значит, что спасения ждать не откуда. И вопрос не в том, удастся ли им посадить тех, кто раньше заходил в тюрьму, как в собственный магазин деликатесов.

Во мне слишком сильна прививка отечественной литературы, ригористически осуждавшей насилие, — особую роль сыграли воззрения Льва Толстого. Потому мне кажется отвратительной картина Люка Бессона «Леон» — не могу заставить себя лить слезы над тяжелой судьбой и горькой участью дегенерата, сделавшего своей профессией убийство за деньги. Я прекрасно понимаю провокативный характер первой серии фильма Копполы «Крестный отец» — и все равно у меня нет желания разбирать, кто из изображенных бандитов «лучше». Все они — мерзкие пауки в одной банке. Точно так же я абсолютно не приемлю той доморощенной философии блатного патриотизма, что пронизывает фильм Алексея Балабанова «Война», и того «военно-спортивного» насилия, которое сказывается в «Звезде» Николая Лебедева. Бывший киновед, изображая войну, мог бы ориентироваться ина великие пацифистские ленты, прославившие отечественное искусство на рубеже 50-60-х годов, а не на нынешний кич компьютерного розлива. Я изображаю на экране историю ХХ века, и без показа обнаженного насилия обходиться здесь просто нечестно. Сами законы эстетики заставляли меня вводить в фильмы «Концерт для крысы» и «Темная ночь» устрашающее количество колющих и режущих предметов. С одной стороны, в этих образах всегда есть эротический подтекст, с другой — в них живут ассоциации, связанные с мифологическими мотивами заклания, жертвоприношения… Кроме того, насилие… киногенично: оно придает кинематографическим образам чувственную убедительность. Николай Лебедев, режиссер 1. Мне не кажется, что проблема изображения насилия стала столь насущной лишь сегодня. Только что вернулся из Италии, где в лучших музеях рассматривал знаменитейшие полотна, целиком посвященные не просто насилию, но его эстетизации и воспеванию. Юдифь отсекает голову Олоферну, и фонтаны крови заливают многометровое полотно. Давид радостно демонстрирует миру труп Голиафа. Повсюду на картинах окровавленные переплетенные тела библейских воинов. Бледные лики мертвецов. И что? Шок от созерцания насилия — способ достижения зрительского катарсиса. Хичкок говорил, что насилие на экране может вызывать нездоровую реакцию в смысле — желание подражать лишь у нездорового сознания. Когда в Лос-Анджелесе поймали серийного убийцу и выяснилось, что свою третью жертву он лишил жизни после просмотра «Психоза» и под впечатлением от этой картины, журналисты набросились на Хичкока с требованием комментариев. Хичкок в ответ поинтересовался: «А какой фильм он смотрел перед тем, как совершил второе убийство?.. История свидетельствует, что во времена самых жестоких режимов в искусстве зачастую царили спокойствие и благолепие. Посмотрите на светлоликих мадонн времен инквизиции. Или на иконы Рублева, написанные в черные и мрачные годы. Стало ли сегодняшнее искусство более жестким, чем прежде? Пожалуй, оно стало более откровенным. И показ насилия, как правило, оказывается скорее художественным стилем или вызовом обществу. Парадоксально, но факт: чем более толерантно, благополучно и гармонично общество, тем более откровенна демонстрация насилия в искусстве, им порожденном. Подозреваю, что это некая форма подсознательного замещения, высвобождения комплексов, реакция массового сознания на гармонизацию общественных отношений. Что же касается вопроса понимания природы насилия, то для меня он носит чисто теоретический характер. Человек соткан из добра и зла, из добродетели и порока, причем зло и порок изначально, по моему разумению, занимают в человеке главенствующее место. Цивилизация и культура искусственным образом привносят в человека добро и добродетель, законы морали и нравственности, но именно от этого человек как существо животное становится Человеком — существом духовным. Искусство играет в этом процессе важнейшую роль, но отнюдь не оттого, что показывает исключительно положительные образцы. Иногда показ чудовищного, варварского насилия способен куда более мощно и целительно повлиять на сознание, нежели демонстрация так называемых «добрых примеров». Искусство способно прививать добро с помощью того, что развивает чувство отвращения к злу. Горящая корова в фильме Тарковского об Андрее Рублеве. Эпизоды копрофагии в «Сало» Пазолини. В эти моменты я перестаю воспринимать искусство — для меня фильм превращается в грубую, жестокую и отвратительную имитацию реальности. Примерно те же чувства у меня вызывает мат, несущийся с экрана. Прием, призванный обезусловить условную реальность, у меня вызывает прямо противоположную реакцию — я начинаю видеть артистов, а не персонажей, и слышать текст, а не речь. Искусство, по моему убеждению, — это образ, а не прямое отражение. Я ненавижу и смертельно боюсь насилия в реальной жизни, поэтому все время думаю о нем в работе. В «Поклоннике», к примеру, рассказывается история неразвитого сознания, выпускающего в мир вполне реальных монстров. В этом фильме много насилия показываемого всегда отраженно , потому что он говорит о том, насколько насилие отвратительно. А вот насчет «Звезды» какой-то кровожадный критик, напротив, осуждающе высказался в духе, что, мол, камера «кокетливо» отводит взор от сцены убийства, тогда как мне важнее было показать ощущения молодого героя, впервые присутствующего при казни и ошеломленного увиденным, показать естественную реакцию здорового сознания на насилие и смерть — реакцию отвращения. Таким образом, как вы видите, я только и делаю, что говорю о различных формах и видах насилия, — так старая дева любит подробно порассуждать о сексе. Но вот отведать насилия в любой его форме в реальной жизни я не пожелал бы никому — ни зрителям, ни, разумеется, себе самому. Анатолий Осмоловский, художник «Заводной апельсин», режиссер Стэнли Кубрик 1. Искусство, несомненно, оказывает влияние на реципиентов. Но нет ничего общего между этим реальным влиянием и теми представлениями о нем, что бытуют в российской кинокритике и в широких слоях общества. Основная задача, которую преследует демонстрация насилия, заключается в том, чтобы анализировать агрессивные импульсы простых зрителей, а вовсе не в том, чтобы возбуждать их. Иными словами, речь идет об одном из факторов управления обществом. Настоящее насилие не может быть репрезентировано по определению, так как его конститутивной частью является осуществимость здесь и сейчас. На мой взгляд, после нынешней войны в Ираке у некоторых интеллектуалов произошло осознание, что право опирается исключительно на силу. Таким образом, осуществился возврат из «райского» времени постмодернизма с его расслабленностью, отсутствием принципиальности, веселой дурашливостью, доходящей иногда до дебильности, к гегелевской диалектике в широком смысле с ее жесткими оппозициями и бескомпромиссными формулировками. Естественно, что в политическом и эстетическом аспектах актуализируется марксизм, переоткрытие которого состоится в ближайшем будущем. Это положит начало осознанию нашего собственного российского места в актуальном мире, пониманию того, «в какой стране мы живем и что мы потеряли». Если же возвратиться к понятию «художественное изображение насилия», то основное здесь, на мой взгляд, эксплуатация человеческого восприятия, его банальности. Человек как зритель желает видеть насилие точно так же, как в качестве гражданина он желает быть управляемым. Это замкнутый процесс, поддерживающий сам себя. Все это имеет отношение к культурной индустрии, но в очень отдаленной степени к искусству. Таких «эстетических феноменов, связанных с демонстрацией насилия» нет и быть не может. И наоборот, все, что связано с культурной индустрией, для меня неприемлемо и неинтересно. Впрочем, в этом вопросе стоит уточнить термин «демонстрация». Во времена постмодернизма под словом «демонстрация» иногда понималось прямое осуществление насилия я имею в виду область искусства 90-х годов с практикой «прямого действия». Это осуществление одновременно играло двоякую роль: с одной стороны, оно пыталось нащупать «края» реальности, с другой — осуществить идею дереализации реальности до конца что заведомо невозможно. Я был инициатором и активным практиком этой тенденции. В искусство эта тенденция мало что привнесла, но оказалась провидческой в области политики. Вообще, на протяжении всех 90-х годов модернизационный политический импульс сохранялся исключительно в сфере современного изобразительного искусства и поэтому был маргинальным , все политические партии погрязли в мракобесии, черносотенстве и ревизионизме. Искусства в 90-е годы в России было крайне мало эта ситуация сохраняется до сих пор. В той мере, в какой искусство является частью политики, насилие для него играет важную роль. Речь опять же идет о реальном физическом насилии здесь и сейчас. В изобразительном искусстве оно выражается, например, в том, что зритель должен прийти к назначенному сроку в определенное место — вне всякого сомнения, это есть насилие в чистом выражении. Наиболее передовые художники эту проблему делают одной из центральных в своем творчестве. Однако потенциальное увеличение художественного производства может существенно снизить этот аспект насилия что в современной России кажется почти фантастическим. Что же касается образов насилия, то здесь нет проблемы, о которой стоило бы размышлять. Это область «работы» продюсеров и спекулянтов. Михаил Рыклин, философ 1. В советские времена писалось много пропагандистских работ об эскалации насилия в кино и на телевидении западных стран. Канон показа насилия сформировался на Западе давно, и, на мой взгляд, ничего сенсационного в последнее время там не происходит. Напротив, после 11 сентября появились новые табу на демонстрацию насилия на экране. Ничего подобного местным «бандитским сериалам» в мире не наблюдается: это уникальный постсоветский феномен. Создается впечатление, что в последние годы буквально сбывается утверждение советского агитпропа о том, что недопустимый уровень насилия на экране существует, но реализует его не заокеанский дядя, а прямые наследники этого агитпропа. Я не представлял и не представляю себя в роли цензора. Что-то мне может не нравиться, но в то же время об этом бывает интересно писать: импульсы времени иногда проходят через чудовищную дрянь, на какое-то время она преломляет их лучше всего. Выводить шлаки из организма — наш интеллектуальный долг; приемлемо все, что способствует этому, — насильственное и ненасильственное, плохое и хорошее. Главный предмет моего интереса с самого начала — террор и, главное, специфика разных террористических логик, их несводимость друг к другу. Только постоянный интерес к этому сюжету позволяет мне быть последовательным противником насилия. Дмитрий Светозаров, режиссер 1-3. Современная христианско-атеистическая цивилизация продолжает демонстрировать свою ханжескую суть и двойные стандарты нравственности. Пресловутая РС — политкорректность — в результате несложной этимологической игры превращается в политес, то есть обычную вежливость — понятие условное и к нравственности отношения не имеющее. ХХ век явил миру примеры гомерического массового насилия, возведенного в систему — цена человеческой жизни на тоталитарной бирже реально упала до нуля. Но западные киноинтеллектуалы до сих пор способны обсуждать кадр препарирования глаза из «Андалузского пса», закрывая глаза на тот факт, что в ряде районов Европы овощи до сих пор, возможно, произрастают на остатке пепла жертв Дахау и Аушвица. Кондратьев , которым закидали врага в Великую Отечественную… До сих пор спорят: двадцать или тридцать миллионов? Десяток миллионов божьих тварей туда или сюда — разве это вопрос для России? Но только ленивый не пнет кинематограф за пропаганду насилия, развращающего и провоцирующего нашего девственного зрителя. В 1873 году NB! Достоевский писал в «Дневнике писателя»: «Какие уж тут нравы добрые, когда народ пьян с утра до вечера…» В какой-то степени я марксист — бытие определяет сознание. Насилие на экране — вторично. У него, насилия, сложнейшие исторические, политиче- ские, психологические, этнические да-да! Насилие — для меня это безусловно — «basic instinct». Гениальность Фрейда заключается, на мой взгляд, прежде всего в том, что он сформулировал истину: истоки душевного нездоровья кроются в подавлении основных инстинктов. Прошлый век явил доказательства крушения всех и всяческих табу. Основной инстинкт вырвался на свободу. Любая, в том числе христианская, мораль есть система вполне элементарных нравственных запретов. Поэтому мы можем говорить о крушении системы христианских нравственных ценностей. Для меня интересно лишь то произведение искусства, которое исследует душу человека. Или — еще точнее — душевное подполье. То есть истинно глубокую правду о человеке. Как тут избежать такого феномена, как инстинкт насилия? Во имя беспощадной правды о человеке искусство имеет право на его показ. Если же речь идет о неискусстве, о спекуляции на низменных инстинктах, то это за рамками обсуждения. Тут ответ, как выразился бы Владимир Вольфович, «однозначен». Братья Гонкур мечтали о создании литературой «новой оптики», которая позволила бы по-новому взглянуть на человека.

Новости насилуют в фильме