Она посвящена годовщине освобождения Ленинграда от блокады. Дети во время блокады Ленинграда. С 27 января по 26 февраля проходил VIII Смотр-конкурс творческих работ учащихся образовательных учреждений «Блокадный Ленинград глазами современных детей», посвященный 77-летию полного освобождения Ленинграда от фашисткой блокады. 80 лет со дня снятия блокады Ленинграда и 81 лет со дня прорыва блокадного кольца вокруг непокорённого города. Её сестры, став взрослее, вернулись в родной город, а бабушка навсегда запомнила все ужасы блокады и не смогла вернуться в Ленинград.
Please wait while your request is being verified...
Доставая одежду с веревки, я упала с табуретки. Раздался грохот, и я испугалась, что сейчас разбужу папу. Но он почему-то не проснулся. Потом пришли мама и тетя, заголосили... Я не понимала, почему они плачут. Мне было всего пять лет, и я не могла понять, что папа умер, да еще и у меня на глазах.
Папу куда-то унесли, а я все говорила всем, чтобы не плакали, что он скоро проснется... В мае 1942 года умерла мама. Опять все плакали, и я снова ничего не поняла. Кроме одного, что ни мамы, ни папы у меня больше нет, и я осталась совсем одна... И папу и маму похоронили где-то на Волковском кладбище.
Так, в шесть лет я осталась круглой сиротой, совсем больная и голодная. Тетя отдала меня в детский дом — я уже умирала, а там хоть как-то кормили. Я помню, меня привели в большую, светлую комнату. Посреди комнаты лежал большой ковер, а вокруг него сидели дети. На ковре было очень много игрушек, и дети с ними играли.
Дети были все очень тихие, никто не задирался, все молча играли в свои игрушки, каждый сам с собой. Я села и тоже стала играть... Игрушки в блокадном Ленинграде спасали детям жизнь — и маленьким, и тем, кто постарше. Когда дети играли, они забывали о войне. Дети даже брали игрушки с собой на работу, чтобы те не погибли во время бомбежки.
У одного мальчика над станком висела клетка с чижиком. Как только начиналась бомбежка, он хватал клетку, быстро относил ее в бомбоубежище, а сам бежал на крышу — тушить пожары... В детском доме я пробыла совсем недолго: мне было так плохо, что буквально на следующий день я попала в больницу. Очнулась я уже в больнице — одна, в темноте, не понимая, где я. Было темно, страшно, над дверью тускло горела синяя лампочка.
Я начала плакать. Пришла нянечка, стала меня утешать, говорила, что я здесь не одна, что я болею, что обо мне знают и не оставят меня, что в этой комнате еще много кроватей, и на них тоже лежат дети. С тех пор я боюсь темноты... В эвакуации - После больницы меня взяла к себе тетя. Потом отправили уже с другим детским домом в эвакуацию.
Из Ленинграда нас вывезли осенью 1942 года по «Дороге жизни». Сначала везли на машине, потом на барже по Ладоге. Над головами носились немецкие самолеты, но мы к ним уже привыкли и не обращали внимания: разбомбят, так разбомбят... Я о самолетах не думала, я боялась одного - потерять галоши и свой чемоданчик с вещами. Потом нас долго везли на поезде, и немцы обстреливали и бомбили вагоны.
Во время бомбежек поезд останавливался, мы выбегали и прятались в лесу. Во время обстрелов заползали под полки.
Права на контент канала РИА Новости сохраняются за правообладателями в полном объеме. Размещение Контента на Rutube не является предоставлением пользователям Rutube или иным лицам, получающим доступ к Контентному содержимому канала РИА Новости, права использования контента канала РИА Новости каким-либо способом лицензии. Условия открытых лицензий не применяются к контенту канала РИА Новости.
Умерла, когда 50 лет было: сердце больше не выдержало, давление поднялось, парализовало прямо в трамвае. Боря ее с остановки на руках принес. После техникума Зоя Алексеевна уехала в Тамбов, где всю жизнь проработала на химическом предприятии: мастером, начальником цеха. На пенсии вместе с мужем перебрались в Омск, к дочери. Все война, будь она проклята.
Я больная вся, Боря, братик мой, уже умер. К маме на могилку в Ленинград, наверное, уже не съезжу. Но дочке, внуку показала — не забудут. В названии каждой — страшное слово «блокада»: — Внучка присылает: рассекретили все, наконец, — объясняет Нина Семеновна Махотина, председатель секции блокадников Омской городской общественной организации ветеранов. Чтобы знали. Немного нас осталось-то — на весь город 150 блокадников. Кто из дому уже не выходит, кто говорить не способен, кто просто не помнит. Это мне семь было, когда эвакуировали, а Валентину Кобылкину, например, два. Остались в голове вода и детский рев: есть хотели, плакали, а какой-то добрый человек ходил, их по головкам трепал. Или Татьяна Балякина — ее годовалой возле мертвой матери подобрали, что она может вспомнить?
Счастливое довоенное время почти стерлось из памяти Нины Семеновны, тогда — Нины Осиной: ходила в садик с младшей сестренкой Галей, по выходным всей семьей — в парк или в цирк. Жили на Лабораторном проспекте: комната в деревянном двухэтажном доме на восемь семей, общий коридор, туалет на улице. Отец работал на Ленинградском металлическом заводе имени Сталина. Мама, ткачиха по профессии, хозяйничала дома, обшивала семью. А их прямо с дороги вернули — война началась. Завод сразу на военное положение поставили, сотрудников там и поселили, так что не скоро мы его увидели. Маму отправили на Лужский рубеж рыть противотанковые рвы. Приходила еле живая, руки в кровавых мозолях — ничего, кроме лопат и ломов, у них не было. Уже 29 июня началась эвакуация детей из Ленинграда. Правда, проводили ее по довоенным планам, разработанным на случай угрозы со стороны Финляндии: южные районы области, которые тогда включали в себя и нынешнюю Новгородчину, считались наиболее безопасными.
Нину и Галю отправили с группой на станцию Хвойная. Как обстрел начинается, нас воспитатели кого за руки, кого на руки хватают: «Ребятишки, бежим в лес». Потом до родителей слухи стали доходить, что мы в опасности, и мамы приехали. Это нам повезло, считай: пишут, что с 29 июня по 27 августа из Ленинграда было эвакуировано 395 091 детей, а возвращено только 175 400. Куда делись, никто не знает, и могилок не осталось. Книги о блокаде дома у Нины Семеновны Детей усадили на подводы, которые выделил сельсовет, матери шли рядом. Как выяснилось позже, они въехали в город почти последними: на следующий день, 8 сентября 1941 года началась блокада. Ели «черную сметану» — землю пополам с сахаром Дом, где жили Осины, находился неподалеку от завода «Арсенал», где изготавливали минометы. И бомбили квартал особенно часто. Жить в доме было невозможно: окна выбиты, да и пожар мог вспыхнуть в любую минуту.
Мужчин к тому времени уже забрали на фронт. Поэтому женщины вырыли во дворе большую землянку на всех. Стащили в нее оставшиеся кровати, сколотили нары, установили чугунную буржуйку. Мы же не сразу доходягами стали. Что-то сначала даже варили. Руки Нины Семеновны Карточки выдавали на хлеб, на крупу, на масло, на мясо. Только ни масла, ни мяса не было, да и крупа быстро исчезла. И так тоже ели: земля жирная, мы с ребятишками называли ее «черная сметана». Папа иногда прибегал, приносил немного хлеба — у него карточка была на 400 граммов. Нам-то с Галей по 125 полагалось, маме — 200.
Причем, все субъекты федерации на нее претендуют, а она приехала к нам сюда. Сейчас мы начинаем с Чудова. Дальше у нас будет Малая Вишера, все школы Великого Новгорода. Главный герой работ — легендарная полуторка. Именно на таких автомобилях доставлялось продовольствие в осажденный Ленинград, на ней же эвакуировались сотни тысяч его жителей.
Каждый рисунок сопровождает аудиорассказ авторов о том, какие семейные истории и произведения о Великой Отечественной войне вдохновили их на создание картины. Их можно услышать, перейдя по ссылке в QR-коде. Рассказывает куратор проекта «Дорога жизни» Семен Федосенко: — Ребята сами обрабатывали дневники, кто-то воспоминания членов своей семьи, которые были блокадниками, либо участвовали в эвакуации по «Дороге жизни». Затем они написали небольшие тексты, и кто-то сам, кто-то с помощью других ребят их озвучили.
«Как же я буду жить без мамы...»: страшные дневники детей блокады
Учителя работали по двум планам. Первый предназначался на «обычный школьный день», второй — «на случай бомбежки». Ленинградская система образования с честью выдержала этот сложный период. Дети были обучены всему необходимому и подготовлены к любому повороту сценария. Население Ленинграда голодало и замерзало. Но наступил Новый Год — праздник, который ждал каждый ребенок, даже в те суровые дни. Учителя совершили настоящий подвиг — были организованы праздничные елки с подарками, театрализованными представлениями и сытным обедом.
Говорит, что по поводу этой даты состоится праздничный салют; она обязательно пойдет на набережную». Хоть Ленинград до боли нам родной, Сибири все должны мы поклониться, она нам стала Родиной второй», — эти строки бердской поэтессы Нинель Вайвод увековечены на стеле, установленной в память о непокоренном Ленинграде в Новосибирске. Валентина Андреевна Юровская с двумя сестрами и мамой прожили в блокадном городе полтора года. Она помнит, как пришла похоронка на отца.
Как люди все ждали, что война и блокада закончатся, но, казалось, что осаде врага не будет конца. Мама работала на заводе, и ей выдавали карточки на нее и дочерей. И сестры рассказывали, как она отрезала по маленькому кусочку от пайка каждой дочери, чтобы выжить самой и спасти их. И женщине это удалось: семью вывезли на большую землю, в Сибирь. И уже здесь в 1943 году мама Валентины Андреевны умерла. Девочки попали в детский дом… — Нам никогда не забыть того ужаса, который мы испытывали во время бомбежек в Ленинграде. У каждой семьи был собран чемодан необходимых вещей: немного еды, вода. Когда объявляли: «Воздушная тревога! Когда вражеский налет заканчивался, шли домой.
На похоронах церемоний никаких не было. Могильщики брали покойников за плечи, ноги и кидали в большой котлован», — добавил Владимир Евсеев. Человеческая доброта и жертвенность Лидия Семина родилась 17 сентября 1926 года в Ленинграде. Папа умер незадолго до войны, — рассказала женщина. В 1943 году мы строили баррикады около Московских ворот, ожидая нападения врагов, за что получили статус участников войны. Я получила все возможные медали, связанные с этими временами». В ее воспоминаниях много событий, связанных с человеческой добротой и жертвенностью. Один из них обратил внимание на мои прохудившиеся валенки. Утром я нашла их подшитыми, залатанными и пригодными для носки. Я поняла, что это сделал он, симпатичный добрый молодой человек, который потом не вернулся из разведки, — написала Лидия Семина. Он отдал ей свой паек, довел до дома и этим спас ее от ранней смерти». Сейчас ей 93 года, а когда началась война, было всего 13. Спать ложились одетыми и, когда случалась воздушная тревога, мать уводила нас в бомбоубежище. Вой сирен раздирал душу, — рассказала женщина. Наш огород находился на Пороховых. Очень большой он был. Помню, как над нами под огнем зениток очень быстро и очень низко пролетел немецкий самолет, сбрасывая листовки. Между грядок бежали красноармейцы и с криком «Не трогать! Несмотря на тревоги и обстрелы, жители ходили в кино, посещали Театр музыкальной комедии. Первый поход Людмила Кордакова родилась 2 мая 1933 года. На момент начала блокады ей было 8 лет. Ее семья жила на улице Рубинштейна, совсем рядом с Невским проспектом. В марте 1942 года Людмила Кордакова и ее сестра Алла впервые в том году вышли на улицу. Я говорю о нем Аллочке, но она не хочет останавливаться и движется дальше.
Накануне войны никто не мог предположить о тех трудностях и трагических потерях, что придётся пережить людям в годы войны, хотя трудности всегда сотрясали нашу страну. Время сталинских репрессий уничтожало интеллегенцию, свобода слова преследовалась. Для мирных людей война была полной неожиданностью, перечеркнувшей все надежды на счастье. Мой папа закончил институт и работал инженером-гидротехником, продолжив семейную традицию моего деда и прадеда. В войну он руководил оборонными работами под Ленинградом, во время которых получил воспаление лёгких и умер в 27 лет. Мама осталась одна с пятилетним ребёнком на руках и перенесла все ужасы и тяготы блокадных дней города. Своей жизнью я обязан, конечно, только маме, её мужеству, стойкости и любви ко мне. Для меня это были годы сплошного ужаса и очень долгого ожидания конца этих испытаний.
В Бердске взглянули на блокаду Ленинграда глазами детей
Дневники 1941-1945 20 ноября 1941-го: Чем ты был, Ленинград? На улицах веселье и радость. Мало кто шел с печальным лицом. Все, что хочешь, можно было достать. Вывески «горячие котлеты», «пирожки, квас, фрукты», «кондитерские изделия» — заходи и бери, только и дело было в деньгах. Прямо не улица, а малина.
И чем ты стал, Ленинград? По улицам ходят люди печальные, раздраженные. Едва волочат ноги. Посмотришь на разрушенные дома, на выбитые стекла — и сердце разрывается. Прочитаешь вывеску и думаешь: «Это было, а увидим ли опять такую жизнь?
Ленинград был городом веселья и радости, а стал городом печали и горя. Раньше каждый хотел в Ленинград — не прописывали. Теперь каждый хочет из Ленинграда — не пускают. Почти все не спали. Начали рассказывать свои сны.
И, оказалось, что все были схожие, так как все видели во сне хлеб или другую пищу. Но голодают не все. У продавщиц хлеба всегда остается килограмма два-три в день, и они здорово наживаются. Накупили всего и денег накопили тысячи. Объедаются и военные чины, милиция, работники военкоматов и другие, которые могут взять в специальных магазинах все, что надо.
И едят они так, как мы ели до войны. Хорошо живут повара, зав. Что он нам несет — тайна, покрытая мраком. А этот суп хуже воды, но голод не тетка, и мы тратим талоны на такую бурду. В комнате только и слышно, что об еде.
Люди все жалуются и плачут. Что-то с нами будет? Выживу ли я в этом аду? Лера Игошева, 14 лет: «Ели, редко глядя друг другу в глаза» Осталась в блокадном городе с мамой и папой. Отец погиб голодной смертью.
Лера вместе с мамой выбралась из Ленинграда в 1942 году по Дороге жизни. В дневнике Лера пишет слова «Мама» и «Папа» только с большой буквы. Дневники 1941-1945 15 октября 1941-го: Вот уже много дней, как я думаю о Фимке. Думаю, когда ложусь спать. Лежа с закрытыми глазами, я представляю его себе, вижу снова школу, вспоминаю различные случаи.
Глупая, какая я глупая. Я думаю, где он сейчас, что с ним? Мне он уже несколько раз приснился, и все в таких снах, что в действительности ничего такого не может быть... Дома она приберет все, помоет, как простая хозяйка, а потом оденется лучше и идет на работу, как прекрасная дама. Да, он очень большой эгоист во всем.
Он отказывается от дежурства, хочет все как-то получше, от меня же требует беспрекословного повиновения и, в то же время, любви и простоты. Как и другие физические страдания, его нельзя передать полностью на словах или в письме: его надо испытать. Это страшное чувство: хочется есть. Хочется есть что-нибудь — хлеб, картошку, дуранду, мясо, сахар, шоколад — лишь бы есть, лишь бы побольше.
Но моя собеседница помнит нары в два яруса и главное — жмых, который выдавали рабочим: черную массу, оставшуюся после выжимки масла из семечек. Сама, наверное, оформлять документы пошла. Забросили узел в грузовик, нас на него посадили. Понимаю, что надо маму подождать, а сказать не могу: сил нет ни говорить, ни плакать. Поехали уже, и тут женщина какая-то как закричит! Видим — мама наша бежит за машиной. Падает, поднимается, снова бежит. Но остановились, подобрали. А папа, потом его сестра рассказывала, нас искал. И уже никто не подсказал, умерли, наверное, все в доме. Больше мы его так и не увидели: пропал без вести при прорыве блокады. Я и сейчас не понимаю: как танк может без вести пропасть? Хотя военком сказал, что на Ленинградском фронте земля горела, не только железо. Танкист А. Петров Эвакуированных везли сначала по Ладоге, потом по железной дороге. Не все добрались живыми. В поезде кормили, и не все могли удержаться, чтобы не съесть сразу тарелку пустого супа. После блокадной пайки это было смертельно для голодных людей. Петровых распределили в Курганскую область, в деревню Прудки Макушинского района. Ее на склад взяли зерно охранять, работать она не могла. Смешно, конечно: какой из нее охранник — маленькая, худенькая, еле ходила. Но пожалели люди добрые. Зерно нам разрешили есть, кашу из него запаривали. До 1946 года прожили, окрепли маленько. Жили сначала в общежитии — 12 семей в комнате, где Петровым выделили одну кровать на троих. Через год дали комнатку размером 10 метров в финском домике. Адрес отпечатался в памяти Зои Алексеевны: правый берег Невы, Веселый поселок, дом 55. Бутылку подберем, сдадим, пять рублей получим — вот и хлеб. Мама без выходных, без отпуска работала. На заводе талоны на одежду и обувь давали, нас одевала, а себе юбку сшила из того одеяла, что в эвакуацию с собой брали. Я хотела работать после 8-го класса пойти, она сказала — «учись». Мы с Борей оба техникумы закончили — вытянула нас. Умерла, когда 50 лет было: сердце больше не выдержало, давление поднялось, парализовало прямо в трамвае. Боря ее с остановки на руках принес. После техникума Зоя Алексеевна уехала в Тамбов, где всю жизнь проработала на химическом предприятии: мастером, начальником цеха. На пенсии вместе с мужем перебрались в Омск, к дочери. Все война, будь она проклята. Я больная вся, Боря, братик мой, уже умер. К маме на могилку в Ленинград, наверное, уже не съезжу. Но дочке, внуку показала — не забудут. В названии каждой — страшное слово «блокада»: — Внучка присылает: рассекретили все, наконец, — объясняет Нина Семеновна Махотина, председатель секции блокадников Омской городской общественной организации ветеранов. Чтобы знали. Немного нас осталось-то — на весь город 150 блокадников. Кто из дому уже не выходит, кто говорить не способен, кто просто не помнит. Это мне семь было, когда эвакуировали, а Валентину Кобылкину, например, два.
К этому знаменательному дню в Степановской сельской библиотеке прошло мероприятие под названием «Блокада Ленинграда глазами детей». На мероприятие пришли учащиеся 2 класса. Блокада Ленинграда — страшный и тяжелый период, незабываемая страница в истории города, в истории страны, которая вызывает особое уважение к мужеству его жителей. За 900 дней блокада унесла жизни около 800 тысяч человек, не пощадив никого.
Постепенно становилось все тяжелее, перестали ходить трамваи, появились продуктовые карточки, начался голод, от которого умирали тысячи людей. Владислав Григорьевич подростком выходил на дежурство в местный штаб: когда он впервые там появился, увидел в коридоре тела умерших людей. Он забирался на стол у телефона, чтобы его не кусали крысы, и передавал информацию. Кроме этого Григорьев входил в Местную противовоздушную оборону МПВО , члены которой занимались ликвидацией последствий артобстрелов и ударов немецкой авиации. Рассказы участников Великой Отечественной войны, защищавших Ленинград Мстислав Владимирцов: "Мы погнали немцев до Нарвы" Мстислав Владимирцов отправился в ленинградский военкомат, даже не получив повестку — она полагалась ему только через год. Но его друзья и одноклассники были призваны, и Мстислав, самый младший в классе, пошел вместе с ними. Я бесился, кусался, но меня не брали: "Ждите своей очереди". И я присягу принимал только в январе 43-го года. А рвался раньше. Но они все погибли, и я бы там же был", — рассказывал ветеран. Поделиться Фронтовик рассказал, как воевал на ленинградском направлении Фронтовик рассказал, как воевал на ленинградском направлении Мстислав Борисович признавался, что во время блокады не раз чувствовал себя словно уже побывавшем на том свете. У него и его мамы была возможность эвакуироваться, но они решили, что никуда не поедут от могилы отца. Мама Мстислава блокаду не пережила. Сам же Владимирцов оказался на фронте в 17 лет. Потом вернулись на формировку. Аркадий Забежинский: хотел бы поменяться местами с погибшим другом Аркадию Давидовичу Забежинскому в минувшем году исполнился 101 год. Несмотря на солидный возраст, ветеран сохранил ясный ум и во время интервью РЕН ТВ даже просил не задавать ему стандартных вопросов, так как сам он "нестандартный". Аркадий Давидович родился в городе Великие Луки. В школу пошел в Ленинграде, причем сразу во второй класс. Учился хорошо, особенно любил физику и математику. В 1939-м поступил в институт, а через год его призвали в армию, и он прослужил шесть лет, включая четыре фронтовых года. Сначала Аркадий был в пехоте, потом — в артиллерии. По его признанию, у него были проблемы со здоровьем, но он не стал говорить о них в военкомате. И считает, что армия помогла ему стать настоящим мужчиной. Поделиться Ветеран Забежинский рассказал о фронтовых годах Ветеран Забежинский рассказал о фронтовых годах Аркадий Давидович признавался, что невозможно рассказать обо всех сражениях, в которых он участвовал: "Я служил в "катюшах". Нас направляли на самые опасные участки — там, где было очень тяжело, нас бросали туда, потому что нужно было либо остановить, либо прорвать. Поэтому во время войны было очень, так сказать, ярко". По словам ветерана, чувства страха у него не было — он его "исключил". Но что я себе сказал: "Я вижу, что война будет длинной и тяжелой. Очень многие погибнут. Погибну и я, может быть. Но если я останусь жив, то тогда мне не должно быть стыдно за то, что я остался в живых". Вот это был мой принцип, который я сформулировал в самом начале войны и которому я твердо следовал на протяжении всей войны", — делился Аркадий Давидович. Но Евгений погиб за 33 дня до конца войны. Немецкий истребитель его… Таких друзей у меня больше не было", — рассказал герой войны. Аркадий Давидович признался в интервью, что подумал тогда — если бы у него была возможность поменяться с другом местами, он бы ни одной минуты не сомневался. Николай Григорьев: спасся от обстрела благодаря пчеле Николаю Фомичу Григорьеву в апреле 2023 года исполнилось 100 лет. Его призвали ряды Красной армии в 1942-м. Стрелок Григорьев воевал на Юго-Восточном фронте, под Белгородом, оборонял Ленинград и служил в разведке на Карельском перешейке, был трижды тяжело ранен. После одного из ранений его родители получили похоронку на сына, а сам Николай в это время был в госпитале в Армении. Оттуда ему удалось передать весточку родным — письмо о том, что он жив, боец написал сам, левой рукой. Так, был случай, когда он лежал в окопе, а рядом стояла избушка. И вдруг над Николаем Фомичом начала кружить пчела. Он понял, что, видимо, в избушке есть улей, а значит и мед, которым можно накормить солдат. И как раз тогда, когда Николай Фомич добрался до избушки, в окоп попал немецкий снаряд — двое товарищей погибли. Самого Николая Николаевича, получается, спасли избушка и пчела.
«Как же я буду жить без мамы...»: страшные дневники детей блокады
У детей блокадного Ленинграда было свое особенное детство, непохожее на других. В школе с. Заветное проходил конкурс рисунков «Блокада Ленинграда глазами детей». Ученики, прослушав лекцию и просмотрев презентацию, попытались в своих рисунках передать атмосферу трагедии, боли, испытаний, утрат того тяжелого времени. Лента новостей ДНР. Официально. 12 октября в МБУ "Анадольский СДК" оформлена выставка детских рисунков "Блокадный Ленинград глазами ребёнка" посвящённая 80-летию полного освобождения Ленинграда от фашистской блокады.
Восемь месяцев испытаний
- Как выживали дети в блокадном Ленинграде
- Блокада глазами девчонки
- ЕЖЕДНЕВНО С РДШ БЛОКАДА
- Дети и блокада
Дети и блокада
Накануне Дня воинской славы, посвященного снятию блокады Ленинграда, в Комсомольском Доме культуры состоялась выставка рисунков «Блокада глазами детей». 18 января 1944 года была прорвана блокада Ленинграда – Самые лучшие и интересные новости по теме: Блокада, война, дети на развлекательном портале В память об этом дне, 27 января в социально-реабилитационном отделении прошёл просмотр кинофильма «Блокада Ленинграда глазами детей».
Чтобы помнили: блокада глазами ребенка
Мне, рожденной и живущей в мирное время, сложно представить, как мои сверстники не только выжили в таких неимоверных условиях, но и смогли продолжить своё обучение». Да, потому что наши предки воевали. Мы должны помнить о блокаде и делать все, чтобы война не повторилась». За чтением проводили долгие блокадные дни». Конечно, имеем.
Каждая семья во время войны потеряла кого-то из близких. Наши деды и прадеды — Победители! А значит и в нас течет кровь победителей! Говорит, что по поводу этой даты состоится праздничный салют; она обязательно пойдет на набережную».
Хоть Ленинград до боли нам родной, Сибири все должны мы поклониться, она нам стала Родиной второй», — эти строки бердской поэтессы Нинель Вайвод увековечены на стеле, установленной в память о непокоренном Ленинграде в Новосибирске. Валентина Андреевна Юровская с двумя сестрами и мамой прожили в блокадном городе полтора года. Она помнит, как пришла похоронка на отца. Как люди все ждали, что война и блокада закончатся, но, казалось, что осаде врага не будет конца.
При этом они оставались детьми — любопытными, изобретательными, часто безрассудно смелыми — когда были силы отправляться исследовать родной, но изменившийся до неузнаваемости город. Кого-то из них смогли вывезти в эвакуацию, кто-то пережил вместе со старшими все 900 дней и ночей. Кто-то не пережил… Практически у каждого из блокадных детей кто-нибудь из родных лежит в братских могилах, и блокадные даты для них — не просто отметки в календаре, а личная боль, память и гордость.
Те, кто прошел через Блокаду, очень не любят выбрасывать попусту продукты. И многие из их детей, те, кто слушал рассказы о том страшном и героическом времени, никогда не бросят на пол хлеб и по-особенному вглядываются в лица людей на блокадных фотографиях.
Я осталась с бабушкой и дедушкой. Жили мы на Васильевском острове, в Гавани. Снабжение стало возможным только по воздуху или через Ладожское озеро. Многократно начали снижать нормы выдачи продуктов, а выдача хлеба сократилась до 125 граммов. Это был блокадный хлеб — черный, тяжелый, с суррогатами. Начались морозы. Холодно и голодно.
Дедушка был очень высокий, крупный. Все время говорил: «Таня, я есть хочу, свари мне фикус». Этот цветок рос в изголовье его кровати и был очень высоким. Бабушка долго отказывалась, а потом все-таки сварила. Он съел и говорит: «Вот теперь я усну». На следующий день дедушка умер. Мы с бабушкой на саночках отвезли его к месту, где складывали всех мертвых. Бабушка все говорила: «Держи его ноги, они почему-то сваливаются», а я боялась. Мы с бабушкой остались вдвоем.
Морозы крепчали. Стекла вылетели во время бомбежки и обстрелов. Окна забили фанерой, завесили одеялом. Топлива не было, темно, одна коптилка. Мы вместе ходили за водой, хлебом. Бабушка боялась оставлять меня одну. Идти было трудно, повсюду слежавшийся снег, сугробы. Бабушка стала слабеть, часто отдыхала. Спали одетыми вместе в одной кровати, она прижимала меня к себе, чтобы было теплее.
Ночью во время бомбежек вставали и шли в бомбоубежище. В одну из ночей она меня не будила, чтобы встать, а я радовалась, что можно поспать. К утру, когда повернулась к ней, она как-то резко от меня отстранилась. Я стала ее тормошить — не просыпалась и была холодной. Бабушка была мертвой. Было очень страшно. В комнате холод, мрак, грязь. Я кое-как перебралась через нее, свалилась с кровати и спряталась в шкафу, который стоял в коридоре. Я пролежала там трое суток, пока меня не подобрали отряды МПВО и перевезли в квартиру, где были подобраны дети, такие же, как я.
Я долго болела — не могла оправиться от дистрофии. Потом туберкулез, глухота. Но я все-таки выжила, хотя и сейчас еще страдаю от последствий голода. Почти все мы стали инвалидами. Миндель И. Москвы Новогодняя елка сорок второго года Теперь, спустя столько лет, я с удивлением вспоминаю этот странный праздник. Все, чем одарили тогда меня, десятилетнего, и тысячи моих сверстников, везли по ладожскому льду. И называли эти подарки грузом особого назначения. И берегли, как снаряды и другие боеприпасы.
Но об этом вычитал в книгах позже.
Учителя совершили настоящий подвиг — были организованы праздничные елки с подарками, театрализованными представлениями и сытным обедом. Учащиеся нашей школы были очень поражены рассказом одной Ленинградской девочки о новогодней ёлке 1942 года. Правда, я почти не слушала пьесы: все думала об обеде. Обед был замечательный. Дети ели медленно и сосредоточенно, не теряя ни крошки.
Они знали цену хлебу. На обед дали суп-лапшу, кашу, хлеб и желе, все были очень довольны.
Воспоминания детей о жизни в блокадном Ленинграде
Еще одна жительница блокадного Ленинграда Елена Тихомирова присоединилась к обсуждению по видеосвязи. Рассказываем истории пяти детей, переживших блокаду Ленинграда и замученных в концлагерях. По многочисленным просьбам тех, кто читает наш канал, сегодня хочу продолжить цикл публикаций о блокадном Ленинграде. Блокада Ленинграда продолжалась 872 дня – город был взят в окружение 8 сентября 1941 года, а полностью освободить его удалось 27 января 1944 года.
Троицкие школьники приняли участие в конкурсе «Блокадный Ленинград глазами детей»
Блокада… Это слово известно каждому ленинградцу и петербуржцу с детства. По всей стране и за ее пределами оно тоже известно, но с пояснением: блокада Ленинграда. Жителям города на Неве пояснения не нужны, они обычно пишут это слово, как и все, со строчной буквы, но произносят с большой. Бессмертная память.
Чечина; художник-оформитель М.
Выдавали хлеб по талончикам. Мама принесла и говорит: «Дай, Женя, мне кусочек». И умоляюще смотрит на меня. А я не дала. Не дала я кусочка хлеба!
Сколько лет мамы нет, а до сих пор не могу себе этого простить. Теперь-то я понимаю, что она нарочно, зная мой характер, подсунула мне, как я на это буду реагировать. Мама села перешивать воротник от зимнего пальто, а мы с Люсей спать легли. На утро проснулись: «Мама! Умерла… — плачет Евгения Афанасьевна. Мама умерла 31 января 1943 года.
Люся пошла в ЖАКТ, сообщила о ее смерти. Маму зашили в одеяло — ватное, коричневое в клетку, как сейчас помню, и вынесли во двор в сарай дворницкая , куда собирали все трупы с округи. Потом, по мере наполнения, грузили на машины и вывозили за город и там штабелями жгли. Сестра Люся совсем слегла — у нее начался кровавый понос. Евгения пошла в столовую, которая располагалась в подвале дома, взяла по талону супа. Заходя в подъезд с кастрюлькой, услышала со второго этажа крик соседки: «Женя, Женя, иди сюда!
Дурная была… Захожу с этим супом. Лиля выплеснула не то с горшка, не то с таза воду и орет приказным тоном: «Переливай суп! А Вера на диване. Мертвая и… вся обструганая. А у Лили, ее сестры, белки глаз кроваво-красные. Соседка тетя Паша случайно вышла, увидела меня и закричала мне: «Женя, беги отсюда!
Видно, Лиля уже тронулась умом… Даже не помню, как я с этим супом со второго этажа сбежала вниз, в нашу квартиру. Сам факт, как я принесла, не помню. Но кастрюля стояла дома. Мы остались с Люсей вдвоем. Я сама пошла в ЖАКТ к начальнице. Не знаю, откуда у меня это вылезло в 9 лет, но я, примерная и послушная, взрослому человеку, да еще на такой должности, заявила с порога, стукнув со всей силы кулаком по столу: «Есть у нас Советская власть?!
По итогу меня отправили в детдом, а Люсю — в ремесленное училище. Наверное, она сразу в больницу попала, но я этого не знаю.
Хоронить было негде или просто не хватало сил, мертвых просто выносили на улицу, иногда во что-нибудь завернув. Весной, когда сошел снег, трупы на улицах были кругом. Казалось, весь город мертв. Сначала было очень страшно, но потом привыкли.
В декабре 1942 года нас эвакуировали. Мы переплывали через Ладогу, пробивая себе путь сквозь лед. Я не знаю, что было страшнее: переправляться или остаться в городе. Здесь негде было спрятаться, мы были как на ладони, а обстрелы продолжались. Каждый выстрел, казалось, был предназначен именно для нас. Даже когда все стихло, они эхом отдавались в моей голове.
Мы эвакуировались в Костромскую область в деревню Власово, где жила моя вторая бабушка — папина мама. Здесь было чуть спокойнее, но голод был во всей стране. В деревне стало не так страшно, но ужас тех дней в блокаде останется моим вечным кошмаром». Эта история моей бабушки Тереховой Галины Львовны, в девичестве Григорьевой, ей было всего 9 лет, когда началась война, и она больше года прожила в блокадном Ленинграде. Её сестры, став взрослее, вернулись в родной город, а бабушка навсегда запомнила все ужасы блокады и не смогла вернуться в Ленинград. Ее дядя не эвакуировался, но остался жив, и умер спустя годы после войны.
Отца она больше никогда не видела.
Я играла в магазин: нарезала газеты на «карточки» и подавала их «продавцу» сквозь «окошко» спинку стула со словами: «Дайте мне много-много хлеба! Нам выдавали на день кусочек хлеба, который приходилось делить на три раза — на завтрак, обед и ужин. Мама выдавала один из кусочков, а остальное прятала.
Взрослые ходили к сгоревшим Бадаевским складам, собирали там землю, пропитанную сахаром, растворяли ее в воде, отстаивали и поили сладкой «бадаевской» водичкой детей. Очень скоро в доме отключили свет, тепло, водопровод, канализацию. Стало темно и холодно. Ночью закрывали окна черными шторами для светомаскировки.
Свечей уже не было — к тому времени их съели. Для освещения использовали коптилку — крохотный фитилек в баночке с какой-то горючей жидкостью. В углу комнаты была большая красивая печка, но топить ее было уже нечем, дров не было. Всем в жилконторе выдали печки-«буржуйки».
Топили «буржуйку», чем попало, выставляя трубу в форточку. Все тепло вылетало наружу. В комнате все равно было холодно, только рядом с печкой было чуть теплее. Она остывала быстро.
Готовить на ней все равно было нечего, можно было только чайник с водой подогреть. Первая блокадная зима была лютая. За водой мама куда-то ходила с саночками или топила снег. Транспорт весь встал, вмерзнув в лед.
Мама с папой ходили на работу пешком и очень уставали. Я сидела дома с тетей, болела и мерзла под одеялом. Секунды блокадного времени - В нашей комнате висела черная тарелка - радио. Оно не выключалось ни днем, ни ночью.
Радио очень поддерживало ленинградцев. Работающее радио означало, что город жив, что есть надежда. Когда не было трансляций, из тарелки постоянно раздавались мерные звуки метронома. Если ритм метронома убыстрялся, это означало приближение воздушной тревоги.
На всю жизнь мне запомнился этот стук... Как только по радио раздавался сигнал тревоги, мы бежали в соседний дом, в бомбоубежище. Если не успевали добежать до начала обстрела, укрывались в подворотне дома. Там стояли девушки из противопожарной обороны, которые уже не выпускали на улицу никого.
Мы, дети, принимали в войне самое деятельное участие. Мы быстро научились различать по звуку, вражеские или наши самолеты летают над городом. Распознавали снаряды и бомбы, которые летели на нас от немцев. Зажигательных бомб «зажигалок» мы не боялись.
Мальчишки или девушки из команды ПВО тушили их на крыше песком или водой, иногда сбрасывая вниз на землю. Огромные фугасные бомбы были гораздо страшнее: они падали вниз с оглушительным свистом, при попадании обрушивая сразу весь дом. На всю жизнь я запомнила скрещивающиеся в небе лучи прожекторов, все эти бомбежки, обстрелы, разрушенные дома и пожары...