Новости бернард шоу книги

Бернард Шоу и его новеллы. Уже двадцать лет бывший пасторский дом в Айот-Сент-Лоуренсе, приобретенный Шоу в 1906 году, пустует без хозяина. Бернард Шоу Собрание – покупайте на OZON по выгодным ценам с быстрой доставкой! Бонусы, скидки и акции на миллионы товаров. Огромный ассортимент и настоящие отзывы покупателей! В книге представлена беллетризованная биография великого ирландского драматурга, лауреата Нобелевской премии по литературе Джорджа Бернарда Шоу, автора полусотни пьес, многочисленных критических статей, эссе и публицистических книг. Пьесу Бернарда Шоу «Пигмалион» можно прочесть на одном дыхании, настолько она лёгкая для восприятия и увлекательная.

Бернард Шоу читать все книги автора онлайн бесплатно без регистрации

Лучшие книги Бернарда Шоу: список из 10 шт. биографа Хескета Пирсона (1887 - 1967). Благодаря мастерству автора и активному участию самого героя в написании книги, рассказ о жизни и творчестве стал уникальной биографией.
Джордж Бернард Шоу — Литература все книги автора. Юмористическая проза. Государственный муж.
Бернард Шоу: filaretuos — LiveJournal Джордж Бернард Шоу — известный британский (ирландский и английский) писатель, романист, драматург, лауреат.
Винтаж: Бернард Шоу. Полное собрание пьес (комплект из 6 книг) Читать книги автора Бернард Шоу, онлайн бесплатно можно без регистрации на сайте.

Две страсти Бернарда Шоу

Его Галатея — это уличная торговка цветами Элиза Дулитл. Профессор пытается исправить язык девушки, которая говорит на кокни. Таким образом девушка становится похожей на благородную женщину. Этим Шоу пытается сказать, что люди отличаются только внешне. Взгляды Шоу изменились после Первой мировой войны, которую он не одобрял. Его первой работой, написанной после войны, была пьеса «Дом, где разбиваются сердца» 1919. В этой пьесе появился новый Шоу — юмор остался прежним, но его вера в гуманизм поколебалась. Ранее Шоу поддерживал постепенный переход к социализму, но сейчас он видел правительство под руководством сильного человека. Для него диктаторство было очевидным.

Под конец жизни его надежды также умирали. Так, в пьесе «Миллиарды Буянта» англ. Buoyant Billions, 1946—1948 , его последней пьесе, он говорит, что не стоит надеяться на массы, которые выступают, как слепая толпа, и могут выбирать себе в правители таких людей, как Гитлер. В 1921 году Шоу завершил работу над пенталогией « Назад к Мафусаилу », в которую вошли пять пьес, и которая начинается в Эдемском саду и кончается через тысячу лет в будущем. В этих пьесах утверждается, что жизнь совершенствуется с помощью попыток и ошибок. Сам Шоу считал эти пьесы шедевром, но критики были другого мнения. После «Мафусаила» была написана пьеса « Святая Иоанна » 1923 , которая считается одной из его лучших работ. Пьеса получила мировую известность и приблизила автора к Нобелевской премии 1925 год.

В пьесе «Женева» 1938 автор утверждал мысль, что люди должны развивать технологию продления жизни для того, чтобы они могли развивать мудрость, которая понадобится им для самоуправления. У Шоу есть и пьесы в психологическом жанре, иногда соприкасающиеся даже с областью мелодрамы «Кандида» и др. Автор создавал пьесы до конца своей жизни, но только некоторые из них стали такими же удачными, как его ранние работы.

These beautiful books make perfect gifts or a treat for any book lover. This edition has a preface by Oscar-winning actress Judi Dench. Pygmalion was first performed in 1914 and was an instant hit which then inspired the hit musical and award winning film, My Fair Lady.

Если вы нашли желаемую книгу, пропишите в названии поста [Найдено], а в самом посте укажите ссылку на комментарий с ответом или укажите название книги. Это будет полезно и интересно тем, кого также заинтересовала книга; «Посоветуйте книгу» — пикабушники с удовольствием порекомендуют вам отличные произведения известных и не очень писателей; «Самиздат» — на ваш страх и риск можете выложить свою книгу или рассказ, но не пробы пера, а законченные произведения.

Для конкретной критики советуем лучше публиковаться в тематическом сообществе «Авторские истории». Частое несоблюдение правил может в завлечь вас в игнор-лист сообщества, будьте осторожны.

В течение последующих шести лет Ш. Отказавшись идти на уступки цензуре, Ш. Двухтомный сборник «Пьесы приятные и неприятные» "Plays Pleasant and Unpleasant" вышел в год их свадьбы. Уже в первых своих пьесах Ш. В «приятных» же пьесах «Оружие и человек» "Arms and the Man", 1894 , «Кандида» "Candida", 1897 , «Избранник судьбы» "The Man of Destiny", 1897 и «Поживем увидим» "You Never Can Tell", 1899 — предпринимается попытка показать превосходство реализма над натурализмом. В оперном третьем акте, озаглавленном «Дон Жуан в аду» и часто исполнявшемся отдельно, «комедия нравов превращается в космическую драму», как писала критик Марджери Морган «Майор Барбара» "Major Barbara" , социальная сатира, также написанная в 1905 г, представляет собой напряженный интеллектуальный спор между религиозными убеждениями и мирскими амбициями, между ханжеством и искренностью.

В «Пигмалионе» "Pygmalion", 1913 сатирическому осмеянию подвергается социальная манерность, способствующая усилению классовых различий. Во время первой мировой войны Ш. После этой публикации Ш. В 1916 г. В послевоенной пьесе «Дом, где разбиваются сердца» "Heartbreak House" Ш. В этой трагикомедии политика и экономика сочетаются с сюрреалистическим видением мира «Назад к Мафусаилу» "Back to Methuselah", 1922 , наиболее неоднозначная и сложная пьеса Ш.

В 1930 году, 29 сентября, Джордж Бернард Шоу отказался принять титул пэра.

Появился новый механим кеширования 31.05 - Библиотека переехала на новый сервер 02.10 - Заработала система рассылки новостей! На этой странице вы найдёте список последних книг Бернарда Шоу. Жизнь Бернарда Шоу была долгой. Великий ирландский и британский драматург и писатель прожил 94 года, написал более ста книг.

Полное собрание сочинений : Т. 1- / Б. Шоу Волокита; Маленькие драмы

Бернард Шоу - все книги автора | Бесплатная библиотека Оставить комментарий. Шоу Бернард (yes@).
Шоу Бернард - Электронная Онлайн Библиотека Лучших Книг - Скачать Бесплатно - - О музыке. Говоря о газетных статьях великого Бернарда Шоу (1856—1950) на музыкальные темы, автор подробной биографии писателя Хескет Пирсон рискует утверждать: «В первый и последний раз за всю историю английской критики человек.
Бернард Шоу. Мастер острого словца Биография и список книг и произведений (в том числе доступны и электронные книги для онлайн чтения) Бернард Шоу (Bernard Shaw) на

Последние издания книг Бернарда Шоу

Бернард Шоу. Английские маффины (Кристи, Уайльд, Оруэлл, Вудхаус и другие). Книги автора. Обложка Шоу Бернард. Полное собрание пьес в шести томах. список всех книг автора издательства АСТ. Книги онлайн» Облако тегов» Бернард Шоу.

В 1930 году, 29 сентября, Джордж Бернард Шоу отказался принять титул пэра.

Хотелось бы остановиться на очерке о Бернарде Шоу из книги известного государственного и политического деятеля Англии Уинстона Черчилля «Мои великие современники», в котором автор, размышляя об истоках мировоззрения Шоу, касался и обстоятельств его жизни. Бернард Шоу (George Bernard Shaw, 1856-1950). биографа Хескета Пирсона (1887 - 1967). Благодаря мастерству автора и активному участию самого героя в написании книги, рассказ о жизни и творчестве стал уникальной биографией.

Рейтинг книг Бернарда Шоу

Мы благополучно добрались до нее, но вскоре я заметил, что удача больше не сопутствует мне. Через несколько дней после нашего прибытия я увидел на улице даму, которая была чем-то расстроена. Я подошел к ней, чтобы предложить помощь, и узнал свою жену. Она потребовала объяснений, но я ничего не мог ответить, понимая, какой грубой и непостижимой должна показаться ей правда.

В отчаянии я пробормотал, что Лепорелло ей все расскажет, а сам ускользнул, едва он заговорил с ней. Как только я скрылся, этот мошенник, опасаясь, что в случае нашего примирения ему придется вернуться со мной в Бургос, показал ей составленный им когда-то список моих побед — там значились тысяча и три женщины в одной Испании и множество в других странах, где я никогда не бывал. Эльвира, которая считала ложью всякую правду обо мне, отнеслась к этой немыслимой цифре — тысяча и три — с полным доверием.

Среди прочих в этом списке стояли имена шести женщин, которые были страстно влюблены в меня, и еще пятнадцати, которым я сделал два-три комплимента. Все остальное было выдумкой, причем многие имена слуга списал из конторских книг своего отца, владельца винной лавки. Сделав все возможное, чтобы окончательно рассорить меня с моей женой, Лепорелло попросту удрал от нее.

Я же удалился в свой загородный дом и попытался развлечься в обществе крестьян. Их простота сначала занимала меня, но вскоре стала действовать удручающе. К тому же невезение продолжало меня преследовать.

Однажды, прогуливаясь по выгону, я столкнулся лицом к лицу с дочерью командора, все еще одетой в глубокий траур, который был ей совсем не к лицу, и с бедным Оттавио, шедшим за ней по пятам. К счастью, при дневном свете она меня не узнала, и я мог бы пройти мимо, сказав несколько вежливых фраз и незаметно обменявшись знаками с Оттавио, но тут неизвестно откуда появилась моя жена и в бешенстве принялась осыпать меня бранью. Если бы она хоть немного владела собой, она первым же словом выдала бы меня невесте Оттавио донне Анне.

Но она совсем обезумела, о чем я заявил вслух; тогда она бросилась бежать, что-то громко выкрикивая, а я последовал за ней. Скрывшись таким образом от Анны и понимая, что я ничем не в силах помочь Эльвире, я поспешил домой. В тот вечер по случаю свадьбы двух моих арендаторов я пригласил к себе на танцы знакомых крестьян, которые от души веселились на моих коврах, пользуясь моей мебелью и моим винным погребом.

Если бы не это обстоятельство, я бы тотчас уехал. Теперь же я решил уехать на другой день рано утром. А пока надо было переодеться и полюбезнее принять моих гостей.

Когда их первое смущение улеглось, они повели себя довольно шумно и буйно, но скоро мое внимание отвлекло появление трех масок, в которых я сразу узнал мою жену, Анну и Оттавио. Разумеется, я притворился, что они мне незнакомы, приветствовал их и продолжал танцы. Спустя некоторое время Оттавио ухитрился передать мне записку, сообщая, что Анна внезапно вспомнила мой голос, отыскала Эльвиру и рассказала ей о своих обидах.

Они сразу же подружились и настояли на том, чтобы пойти ко мне в масках и обличить меня в присутствии гостей. Оттавио не удалось отговорить их, и он мог предложить только одно: если я попробую бежать, он преградит мне путь со шпагой в руке, но постарается подыграть мне в той мере, в какой сможет это сделать под бдительным оком Анны. К этому времени мое терпение истощилось.

Я приказал Лепорелло зарядить пистолеты и держать их наготове. Затем я присоединился к танцующим, пригласив невесту, хотя до сих пор предпочитал держаться от нее подальше, так как жених был склонен к ревности, а она явно поддавалась роковому очарованию, которое помимо воли исходило от меня. Я попробовал пройтись с ней в менуэте, но из этого ничего не получилось.

Тогда мы попытались вальсировать. Но и это оказалось не по силам сельской красотке. Зато когда заиграли контрданс, она принялась плясать с таким пылом, что мне скоро пришлось найти ей кресло в одной из соседних комнат.

Я заметил, что две прекрасные маски с большим волнением следили за нашим уходом. Тогда я повернулся к девушке и, впервые заговорив с ней en grand seigneur, [9] приказал ей беспрекословно выполнять все, чего от нее потребуют. Затем я подошел к двери, закрыл ее и стал ждать.

Вскоре вбежал Лепорелло и начал умолять меня ради всего святого подумать о том, что я делаю, — гости уже начали перешептываться. Я велел ему дать девушке денег в награду за ее послушание. Он повиновался, и я сказал ей повелительным тоном: «Теперь вопи, как сто чертей».

Она медлила, но Лепорелло, видя, что я не шучу, ущипнул ее за руку, и она завопила не как сто, а как тысяча чертей. В следующую минуту дверь рухнула под напором жениха и его друзей, и мы все беспорядочной толпой устремились назад в зал. Если бы не Оттавио, который, взяв на себя руководство событиями, размахивал шпагой и читал мне нравоучения, они могли бы набраться смелости и напасть на меня.

Я сказал ему, что если девушку кто и обидел, так это Лепорелло. Тут разразилась такая буря угроз и обвинений, что я на миг растерялся. Потом, вне себя от гнева, я бросился на них и, конечно, наделал бы бед, если бы Оттавио не продолжал упрямо преграждать мне дорогу.

Наконец Лепорелло вытащил пистолеты, мы кинулись к двери, и он пустился бежать сломя голову. После некоторого колебания я последовал за ним; мы взяли лошадей на ближайшей почтовой станции и благополучно прибыли в Севилью. Некоторое время затем я жил спокойно.

Однажды вечером моя жена увидела меня из окна, но я отделался от нее несколькими любезностями, а йотом закутал Лепорелло в свой плащ и послал его к ней вместо себя. Будучи, подобно большинству ревнивых женщин, слишком эгоистичной, чтобы заподозрить, что она мне просто неприятна, она распространила слух, что я отправил ее с Лепорелло, желая в ее отсутствие поухаживать за служанкой, — утверждение, для которого не было никаких оснований, но которому почти все поверили. Теперь я подхожу к странному происшествию, которое привело к мдей смерти.

В тот же самый вечер Лепорелло, убежав от Эльвиры, встретился со мной на площади возле статуи командора, о которой я уже говорил в связи с надписью и муниципальным советом. Во время нашей беседы я случайно засмеялся. К моему изумлению, командор, или, вернее, статуя командора, тотчас выразил недовольство столь неприличным нарушением спокойствия.

Лепорелло, отчетливо слышавший слова статуи, пришел в такой ужас, что, возмущенный его трусостью, я наконец заставил его подойти к пьедесталу и прочесть надпись, — так я часто направлял пугливую лошадь к предмету, вызывавшему у нее страх. Но надпись не успокоила бедного малого, и, когда я, желая свести дело к шутке, потребовал, чтобы он пригласил статую домой поужинать с нами, он принялся убеждать меня, что истукан в самом деле кивнул в знак согласия. Во мне проснулось любопытство.

Внимательно глядя на статую, я медленно и отчетливо спросил ее, придет ли она на ужин. Статуя ответила «да» странным, каменным голосом, но не поблагодарила за приглашение, что удивило меня еще больше, так как командор, человек старых традиций, всегда был щепетилен до мелочей в вопросах этикета. Я решил было, что заболеваю или схожу с ума; но потом, поскольку Лепорелло тоже слышал голос — подумал, что сплю и все это мне снится.

Я находил только два правдоподобных объяснения случившемуся. Мы ничего не ели с самого утра, и, возможно, от голода у нас начались галлюцинации, которыми мы заразили друг друга. А может быть, кто-то просто подшутил над нами.

Я решил проверить это, вернувшись сюда на следующий день и тщательно осмотрев место. Пока же мы поспешили домой и набросились на ужин. Вскоре, к большому моему огорчению, в столовую ворвалась моя жена и вместо обычных упреков стала бессвязно призывать меня изменить образ жизни.

Сначала я отвечал ей ласково, затем начал посмеиваться над ее истерическими страхами, желая успокоить. В конце концов, вне себя от возмущения, она выбежала из комнаты, но сразу же с воплями кинулась обратно и исчезла в направлении кухни. Лепорелло пошел посмотреть, что ее так напугало, и тут же вернулся, охваченный паническим страхом.

Он, задыхаясь, пробормотал что-то о статуе и попытался запереть дверь. Затем раздался громкий стук. Я подумал, что дом горит и сторож пришел предупредить нас, — право же, ни один смертный, кроме сторожа, не способен стучать с такой силой.

Я открыл дверь и увидел на пороге статую. Нервы мои не выдержали, и я отшатнулся, не произнеся ни слова. Статуя вошла за мной в комнату.

Ее походка от долгого сидения на спине лошади была довольно неуклюжей, а поступь сотрясала дом с такой силой, что казалось, вот-вот пол проломится и статуя рухнет в подвал, — впрочем, я нисколько не был бы огорчен этим, несмотря на солидный счет за ремонт дома. Предлагать статуе сесть не имело смысла: ни один стул в доме не выдержал бы ее тяжести. Не теряя времени, она заговорила, и от звука ее голоса меня бросило в дрожь.

Я пригласил ее к ужину, сказала она, и вот она явилась. Разумеется, я мог только ответить, что я очень рад, и, извинившись за то, что мы сели, не подождав ее, я велел Лепорелло накрыть стол заново, не совсем понимая, как может есть истукан, высеченный из каменной глыбы. Статуя сказала, что не будет беспокоить нас, но сама приглашает меня на ужин, если у меня хватит смелости пойти с ней.

Не будь я так испуган, я бы вежливо отказался. Но тут я вызывающе заявил, что готов сделать что угодно и пойти куда угодно. Лепорелло исчез, однако я слышал, как под столом стучат его зубы.

Тогда статуя попросила меня дать ей руку, что я исполнил, по-прежнему пытаясь держаться как герой. Когда ее каменная рука схватила мою, у меня вдруг заломило в висках и в спине, голова закружилась и я почувствовал томительную слабость. Я покрылся испариной, потерял способность координировать свои движения; предметы стали двоиться у меня в глазах, и я пошатнулся, точно страдал локомоторной атаксией.

Перед глазами плясали какие-то странные видения. Мне чудилось, что статуя бессмысленно кричит; «Да, да! Тут статуя ступила на подгнившую доску, и пол не выдержал.

Я пролетел вниз около двадцати пяти футов, потом мое тело отделилось от меня и понеслось к центру вселенной. Я вскрикнул и обнаружил, что я мертв и нахожусь в аду. Здесь он впервые сделал паузу.

Волосы у меня уже пять минут стояли дыбом. Я бы дорого дала, чтобы осмелиться закричать или выпрыгнуть из вагона. Но я только спросила, заикаясь, что же представляет собой то место, которое он сейчас упомянул.

Вы меня понимаете? Достаточно сказать, что я обнаружил там общество, состоявшее главным образом из людей вульгарных, истеричных, грубых, слабых, никчемных и полных самых лучших намерений — они поддерживали славу этого места, причиняя и себе, и друг другу столько неприятностей, сколько было в их силах. Мне они были скучны и противны; я тоже им не слишком нравился.

Князь Тьмы не джентльмен. Его осведомленность и проницательность поистине удивительны, но он ничем не превосходит тех, кто ее окружает. Он делал вид, будто ему нравится мое общество и беседы со мной; я со своей стороны был вежлив и старался, чтобы он не почувствовал моего превосходства.

Тем не менее я понимал, что сердечность наших отношений ему тягостна так же, как и мне. И вот как-то раз один из его приближенных явился ко мне, и, заверив меня в своем уважении, которое якобы не позволяет ему слушать, как за моей спиной меня оскорбляют, сообщил, что Князь публично назвал мое появление здесь ошибкой и пожелал мне отправиться ко всем святым и вкусить небесного блаженства. Это были очень сильные выражения, и я сразу же пошел к Князю и передал ему то, что слышал.

Сначала он ответил весьма грубо — эта манера разговаривать меня всегда раздражала, — что мой осведомитель лжец; когда же я отверг это объяснение, он нехотя извинился и стал убеждать меня, что, во-первых, пожелал мне попасть на небеса только потому, что, по его искреннему убеждению, мне было бы там лучше, хотя сам он и не разделяет моих вкусов, а во-вторых, мое появление в его владениях действительно было ошибкой, ибо командор, которого он назвал старым каменным болваном, ввел их в заблуждение относительно моей персоны и все были обмануты в своих ожиданиях. Я спросил, по какому праву он в таком случае задерживает меня здесь. Он ответил, что вовсе меня не задерживает, и спросил, кто или что препятствует мне отправиться куда я хочу.

Я был удивлен и поинтересовался, почему, если в аду действительно царит такая свобода, все черти не отправились на небо. Смысл его ответа заключался в следующем: черти не уходят на небо по той же причине, по какой ваши соотечественники, играющие на скачках, не слишком часто слушают по понедельникам популярные концерты, хотя они могут так же свободно посещать их, как и вы. Но тут дьявол любезно выразил надежду, что мне небеса придутся по вкусу.

Он предупредил меня, что обитатели небес бесчувственны, спесивы и педантичны, а все их разговоры и развлечения невыносимо скучны. Во всяком случае, я могу узнать их поближе и, если они мне не понравятся, вернуться обратно. Он всегда будет рад меня видеть, хотя я и не совсем тог человек, которого он представлял себе но описанию командора.

Он добавил, что с самого начала был против истории со статуей, ибо люди уже выросли из такой чепухи и продолжать заниматься подобными вещами в наше время — значит просто сделать из ада посмешище. Я согласился с ним и откланялся. Он обрадовался моему отбытию, но все же мое доброе мнение значило для него много, и он попросил меня не слишком строго судить их, пребывающих здесь, внизу.

У них, разумеется, есть свои недостатки, сказал он, но что ни говори, а настоящую дружбу, чувства и привязанности, здоровый, честный, благотворный юмор и невинную любовь к развлечениям я могу найти только у них. Я откровенно сказал ему, что все-таки возвращаться не намерен и что он слишком умен, чтобы не признать моей правоты. Ему это польстило, и мы расстались вполне дружески.

Его вульгарность меня страшно раздражала, но он и не скрывал ее, и его популярность нельзя считать совсем уж незаслуженной. С тех пор я странствовал больше, чем принято среди тех, кто находится в моем положении. Когда кто-нибудь из нас оказывается в кругу родственных душ, у него возникает почти непреодолимое искушение остаться с ними навсегда.

Однако некоторым все еще не удается отыскать такой круг. И кое-кто из них — например, я сам — не потерял поэтому интереса к земле и время от времени навещает ее. Из-за этого нас считают чудаками; на самом же деле привидения — это безумцы того света, как вы выражаетесь.

Для меня это просто любимое занятие, которому, впрочем, я предаюсь не слишком часто. Теперь я ответил на ваши вопросы о том, кто я и больно ли мне было умирать. Вы удовлетворены?

Она вновь надела траур и до сорока с лишним лет стойко оплакивала свои утраты, а потом вышла замуж за шотландца-пресвитериаиина и покинула Испанию. Эльвира, обнаружив, что ее брак со мной закрыл перед ней двери приличного общества, вернулась на время в свой монастырь. Потом она изо всех сил старалась снова выйти замуж, но почему-то не сумела, не знаю почему, ведь она была красивой женщиной.

В конце концов ей пришлось зарабатывать на жизнь уроками пения. Деревенская девушка, имя которой я забыл, вскоре прославилась на всю округу как искусная прачка. Дона-Жуана ди Тенорио до сих пор хорошо помнят.

О вас написана величайшая из пьес и величайшая из опер. Я хотел бы посмотреть, как это выглядит на сцене. Но скажите, дают ли они правильное представление о моей личности?

Но показано ли в них, что сам я никогда не влюблялся, что я всячески старался напомнить им об их долге и непреклонно противостоял всем их уловкам? Это объяснено? Скорей наоборот, мне кажется.

Как прочно клевета пристает к репутации человека! И я известен и внушаю отвращение как распутник, хотя заслуживаю этого меньше, чем кто-либо другой. Вы очень популярны.

Все были бы ужасно разочарованы, если бы узнали правду. Жены моих друзей, когда я отказывался бежать с ними и даже угрожал рассказать обо всем их мужьям, если они не перестанут преследовать меня, называли меня рыбой и бесчувственным чурбаном. Вероятно, вы с ними согласны?

Затем… не знаю, что сделалось со мной, но с другой стороны это был все-таки не обыкновенный мужчина. Я протянула к нему руку и сказала: — Вы были правы: это были не настоящие женщины. Если бы они уважали себя, они никогда не решились бы соблазнять мужчину, но я… я… я… люблю… — Я остановилась, парализованная удивлением, сверкнувшим в его глазах.

Конечно, я не сказала бы этого, если бы вы не были привидением. А так — я просто не могла удержаться. Если бы вы жили в этом мире, я прошла бы двадцать миль ради того, чтобы только взглянуть на вас, и я заставила бы вас полюбить меня, несмотря на всю вашу холодность.

Слово в слово, если не считать того, что они говорили по-испански! Постойте, вы хотите робко обвить руками мою шею, спросить, люблю ли я вас хоть немного, и тихо поплакать на моей груди. Бесполезно: моя шея и грудь давно уже стали прахом в земле Севильи.

А если вы когда-нибудь решите проделать это с кем-нибудь из своих современников, то помните, что не каждый высокий мужчина, у которого вы повиснете на шее, в состоянии выдержать ваш вес, хотя он в этом и не признается. Еще один вопрос, прежде чем поезд остановится. Когда вы были живы, вы так же не сомневались в своем обаянии, как и теперь?

Разумеется, нет: от рождения я был застенчив. Но бесконечные признания укрепили во мне благоприятное представление о моей наружности, которая, разрешите вам напомнить, только отравляла мое существование. Поезд остановился; он поднялся и прошел сквозь дерево и стекло двери.

Мне же пришлось ждать, пока проводник ее отопрет. Я опустила окно, чтобы в последний раз увидеть и услышать его. Мы встретимся снова — в вечности.

Кто знает, встретимся ли мы когда-нибудь? Надеюсь, что да. Дороги в рытвинах и ухабах, специально чтобы ломать ноги; пропыленные живые изгороди, канавы с дохлыми собаками, колючий бурьян и тучи ядовитых мух, дети, терзающие какую-нибудь бессловесную тварь, понурый, измученный непосильным трудом и преждевременно состарившийся батрак, злобный бродяга, навозные кучи с их ужасным запахом, придорожные камни от гостиницы до гостиницы, от кладбища до кладбища, — тяжело шагая, я прохожу мимо всего этого, пока не обнаруживаю вдали телеграфный столб или семафор, указывающий на то, что благословенный, спасительный поезд уже близко.

Путь от деревенской улицы к железнодорожной станции равносилен скачку через пять столетий — от жестокой тупой тирании Природы над Человеком к упорядоченной, продуманной и организованной власти Человека над Природой. И все же на прошлой неделе я позволил своему другу Генри Солту и его жене уговорить себя «приехать и пожить до понедельника» среди холмов Суррея. Солт, во многих отношениях человек весьма умный, помешан на сельской жизни и владеет домом в дыре, носящей название Тилфорд, по Фарнемской дороге, куда он время от времени удаляется и где живет, питаясь местными грибами и сочиняя статьи, превозносящие такого рода питание, местную погоду и прелести данного времени года в противовес лондонской скученности.

Он не сомневался, что день, проведенный в Тилфорде, превратит меня из ненавистника деревенской жизни в ее поклонника, и, поскольку с ним очень приятно гулять и беседовать если бы он только, как разумный человек, ограничивал свои прогулки набережной Темзы , — я в конце концов пошел на эксперимент и даже согласился подняться на вершину якобы живописного холма, именуемого Хайндхед, и полюбоваться оттуда склонами Южного побережья, Портсмутской дорогой лично я предпочитаю тот ее конец, который ближе к Найтсбриджу и главным образом тем местом, где были повешены три человека, убившие кого-то, кто уговорил их прогуляться с ним но холмам. Когда я в воскресенье утром отправился на вокзал Ватерлоо, поднявшись — вопреки всякому обыкновению — в семь утра, Лондон был чист, свеж и сух. Я раскрыл книгу, старательно избегая смотреть в окно от остановки до остановки, и читал до тех пор, пока, миновав огромное кладбище, мы не прибыли в Фарнем.

За городом, как всегда, лил дождь. Я спросил, как пройти в Тилфорд, и узнал, что надо идти той же дорогой еще мили четыре. Я боялся обидеть Солта, проявив недоверие к его деревенскому раю, а потому не взял с собой зонта, и рай, конечно, воспользовался этим упущением.

Не знаю, что представляют собой склоны Южного побережья, но что касается суррейских дорог, то могу со всей Ответственностью заявить, что на них склонов предостаточно, и самых крутых. Между Фарнемом и Тилфордом находится не меньше пяти холмов и ни одного виадука. И я влезал на них на все по очереди, ступая на носки, и плелся вниз, ступая на пятки, и каждый мой шаг создавал болотца, полные грязно-желтой жижи.

По мере того как пейзаж становился все менее цивилизованным, дождь припускал все сильнее; моя книга превратилась в бумажную массу, а краска с ее переплета окрасила мою серую куртку в алый цвет. Какие-то птицы водонепроницаемой породы неудержимо хохотали надо мной, и я наконец-то понял, почему на птиц так рьяно охотятся. Затем дорога свернула в сосновый бор, украшенный роскошным ковром из мокрого мха и надписями, предупреждавшими, что это частное владение и посторонним вход в него строго запрещен под угрозой судебного преследования.

Право же, стоит проехать тридцать миль ради того, чтобы какой-то самодур помещик заставил вас повернуть обратно. Рукава у меня уже насквозь промокли и липли к запястьям, как холодный компресс. Я растопырил руки, чтобы по возможности избежать неприятного ощущения, посмотрел вниз на свои негнущиеся колени, и с полей моей шляпы на них тотчас обрушилась целая пиита дождевой воды и черной краски.

Я расхохотался так, как, должно быть, хохотали колесуемые преступники при втором повороте колеса. Еще одна-две мили утомительной ходьбы по колено в грязи, и я подошел к окраине деревни, где стремительно несла свои воды небольшая речка, через которую был перекинут мост наподобие готической арки, так что лошади сначала напрягали все силы, чтобы втащить на него повозку, а потом на скользком крутом спуске — чтобы затормозить ее. Это и был Тилфорд, селение, насколько я мог судить, совершенно необитаемое, если не считать одного человека, чей угрюмый взгляд яснее всяких слов спрашивал: какого черта мне здесь надо?

Тут меня ждал подъем еще на один холм, между молитвенным домом и церковью, а затем — открытый участок дороги, где дождь и ветер могли напоследок исхлестать меня без всяких помех. Солт ошибается, полагая, что живет в Тилфорде, — на самом деле он живет значительно дальше, и я уже собирался повернуть назад, пока еще был в состоянии добраться до Лондона, но тут он приветствовал меня с порога своего дома восторженным возгласом: «А вот и он! Не успел я опомниться, как моя одежда уже наполняла кухню паром, а я сам, облачившись в какое-то одеяние, принадлежавшее шурину Солта, многообещающему поэту, чья фигура не очень похожа на мою, набивал желудок плодами последних изысканий хозяина дома в области местной грибологии.

Одежда моя высохла быстро. Вскоре я снова надел ее. Она стала на два дюйма короче и уже, но зато была теплой и даже пересушенной.

Тем не менее я отчаянно расчихался, и миссис Солт поспешила достать пузырек с камфарным спиртом. Не зная силы этого лекарства, я неосторожно принял полную ложку, отчего чуть не умер, но, придя в себя, почувствовал, по крайней мере, полную уверенность в том, что бациллы инфлюэнцы выдержать его никак не могли. Затем, когда дождь перестал, мы пошли прогуляться но дороге, которая вилась среди холмов, походивших под пасмурным небом на кучки мокрого торфа.

Наконец мы выбрались на возвышенность, где болото сменилось мягким зыбучим песком и кустиками вереска, уже высушенного пронизывающим ветром с Северного моря. С подветренной стороны от нас лежал Френшемский пруд, похожий на водохранилище, только без насосной станции; при каждом порыве ветра дрожь пробирала его сверху донизу, покрывая поверхность рябью. Я посочувствовал ему и украдкой посмотрел на Солта; неужели его не обескуражила невыразимая унылость этого пейзажа?

Но он привык к нему и по пути домой принялся строить планы завтрашней экскурсии на Хайндхед. Одно упоминание об этом вызвало у меня новый приступ чихания. Но я решительно отказался от второго приема камфары, и миссис Солт, далеко не исчерпавшая своих ресурсов, угостила меня черносмородиновым джемом с кипятком, что мне даже понравилось.

На следующее утро я встал в восемь, чтобы полюбоваться солнцем и послушать пение птиц. Но оказалось, что я поднялся раньше их; и я не видел солпца и не слышал ни единой птицы, пока не вернулся в Лондон. Солт ликовал, потому что дул северо-восточный ветер, исключавший всякую возможность дождя.

После завтрака мы двинулись но холмам к Хайндхеду сквозь туман, превращавший коров в мамонтов, а гряды холмов — в горные цепи. Когда мы отошли достаточно далеко от какого-либо пристанища, начался дождь. Солт заявил, что это пустяки и никакой дождь долго не выдержит северо-восточного ветра.

Но этот дождь выдержал. Когда, спотыкаясь и скользя по канавам, которые Солт именовал тропинками, хотя на самом деле это были русла горных потоков, стремительно наполнявшиеся мутной водой, мы наконец добрались до Хайндхеда ничем не отличавшегося от всех остальных торфяных кучек , из-за тумапа мы не могли различить не только Южного побережья, по даже друг друга. Я увидел место, где были повешены те трое, и, не стану отрицать, испытал известное мстительное удовлетворение при мысли о том, что некогда хоть один человек понес здесь справедливую кару.

Когда мы отправились обратно, Солт был в наилучшем расположении духа. Дождь при северо-восточном ветре привел его в такой восторг, который может сравниться лишь с восторгом астронома, открывшего новую комету. Миссис же Солт из всего этого сделала вывод, что я должен приехать еще раз.

Дождь мешал ей не больше, чем если бы она была уткой; и я невольно начал прикидывать, не является ли в действительности ее костюм для прогулок хитроумным купальным костюмом. Она была в отличном настроении, хотя даже овцы жалобно блеяли, глядя на небо, а корова, которую я дружески похлопал но спине, проходя мимо, была так пропитана дождевой влагой, что мне в рукав ударила струйка воды и брызги долетели до самой подмышки. Миссис Солт во время нашей прогулки говорила главным образом о добродушии своего пса Неро, за которым Солт тем временем зорко следил, неукоснительно пресекая его попытки подойти к овцам.

Пока мы добрались до дому, в моей одежде накопилось в три раза больше воды, чем накануне. Когда я снова надел ее, могло показаться, что я, ввиду крайней нужды, воспользовался гардеробом своего младшего брата. Незачем описывать мой обратный путь в Фарнем после обеда.

Всю дорогу шел дождь, но я, по крайней мере, приближался к Лондону. Я побывал в новых местах и отдохнул, и я уверен, что недели через две мне удастся избавиться от последствий того и другого. И если мой опыт предостережет какого-нибудь лондонца, соблазненного чрезмерно восторженными описаниями весенней прелести холмов Суррея, значит, мои мучения были не напрасны.

К сожалению, я отнюдь не уверен, что столь же широкой известностью пользуется ее продолжение, написанное покойным сэром Уолтером Безантом, [10] который искренне торжествовал в уверенности, что отомстил за эту мораль заблудшему норвежскому еретику. И мне никак невозможно поместить здесь сей шедевр без нарушения авторского права. К тому же я вынужден с прискорбием сознаться, что не помню оттуда ни единого слова и могу лишь косвенно воспроизвести отдельные эпизоды, написав рассказ, в котором следует их продолжение.

Стало быть, я и сам знаю не более читателя — это плохое оправдание, но лучшего у меня нет. Нора не доехала до вокзала. Она чувствовала всей душой, что не имеет права спасаться бегством от смерти дочери и злого языка Кристины.

Она велела кучеру скорей повернуть назад и отвезти ее в тот самый дом, который она только что покинула; в ней росло, ширилось, разгоралось, пылало негодование, которое она начала испытывать, когда поняла, с какой легкостью могут люди, вроде Крогстада, заразить пагубным духом страха и безысходности одинокую, беззащитную девушку и довести ее до самоубийства. Нора знала, что эти люди не виноваты — что ее возмущение может лишь повредить им и ей самой. Собственно говоря, она уже растратила все свое возмущение и ту безрассудную смелость, которую в нем черпала: ей незачем было теперь назидательно напоминать себе, что это горькое и ядовитое чувство: она вкусила его и отринула с отвращением.

Но у нее была горячая кровь; и время от времени потрясение при виде вопиющей несправедливости распаляло эту кровь и возбуждало гнев вопреки разуму, умудренпому опытом. Когда она выходила из кареты, какой-то мужчина нехотя отступил от дверей ее дома. В банке, где он служил, его не узнали бы в этом грубом, мешковатом плаще и широкополой шляпе; но она не усомнилась: он всегда приходил к ней переодетый.

И продолжала, трогательно стараясь смягчить свою суровость: — Что вы здесь делаете? Я действительно решила уехать; но по дороге на вокзал передумала и вернулась. На то есть причина.

Ступайте наверх: я только скажу фру Крог, что оставляю квартиру за собой. Едва дверь отворили, Крогстад повиновался. Ему было неловко перед кучером, горничной и фру Крог, которая вышла им навстречу, сгорая от удивления и любопытства.

Горничная поднялась вместе с ним наверх и стала зажигать газовый рожок; он стоял к ней спиной, притворяясь, будто рассматривает книги на полке, все время, пока она задергивала занавеси и растапливала погасший камин. Когда она, наконец, ушла, он спял плащ и вновь превратился в почтенного банковского служащего, если судить по платью. Но вид у него был робкий и смиренный: он слонялся по комнате, поглаживая гладко выбритую верхнюю губу, словно расправлял несуществующие усы.

Когда вошла Нора, он заулыбался и угодливо помог ей снять длинпое дорожное пальто. Его подобострастие явно было ей неприятно, и он, почувствовав это, слегка втянул голову в плечи. Сегодня мне невыносимо видеть вас и вам подобных.

Мне необходимо с кем-нибудь поговорить.

Ответ Литературы в нашей библиотеке по этой теме очень мало. Объединив эту и следующую тему по постановке пьесы "Дом, где разбиваются сердца" можем предложить следующий список литературы: Деннингхаус Ф. Кривоногова, С. Левый фабианизм: социальные идеи и взгляд в будущее : На примере обществ.

Я его не пью. Тридцать сверхмодных костюмов? Но облачись я в такую одежду, те, чье общество я так старательно избегаю, немедленно пригласили бы меня на обед. Они опасны. Сегодня у меня есть возможность приобрести все это, но я ничего не покупаю точно так же, как когда был бедным. К тому же я наделен воображением. Сколько я себя помню, стоило мне лечь в постель и закрыть глаза, я становился тем, кем мне хотелось, и делал все, что мне заблагорассудится. К чему тогда мне жалкая роскошь Бонд-стрит, мне, Джорджу-Бернарду Сардонапалу? Благодаря одному из приятелей он наконец сумел пробиться в газеты сперва как художественный критик, потом как музыкальный, ну и, наконец, как театральный обозреватель. Но главным образом, стал известен как журналист, который подписывался инициалами Дж. Он написал книгу о Вагнере «Совершенный вагнерианец», где превратил легенду о Нибелунгах в манифест социализма. Присущий ему иронический стиль ощущается в первых же его статьях: «Чтобы меня услышали, — писал он, — мне пришлось корчить из себя полоумного, что-то вроде королевского шута, которому дозволено больше, чем остальным». Слава драматурга пришла к нему в конце 19-го века после издания сборников пьес, к которым он писал изумительные пространные теоретические предисловия. По мере того, как благодаря богатству воображения, оригинальности мысли и блеску остроумия рос драматург Бернард Шоу, в сознании английской публики возникал совсем непохожий на него персонаж, которого сам Шоу обозначал как Дж. Этот Дж. Похоже, всю свою жизнь Шоу полагал, что ради его собственных интересов и из чувства долга он обязан говорить англичанам всю горькую и неприкрытую правду; всем своим творчеством он надсмехался над ними. С необъяснимым постоянством Шоу внушал американцам весьма нелестные для них истины: «Я очень старался не писать ни единого учтивого слова о Соединенных Штатах. В итоге они меня обожают и будут обожать до тех пор, пока в порыве сентиментальности, присущей старикам-маразматикам, я не выскажу что-то лестное в их адрес, и тогда они заподозрят во мне банального бумагомарателя и немедленно от меня отвернутся». Впрочем, трудно даже вообразить, как сильно сарказм Шоу переделал английского зрителя, а театр Бернарда Шоу освободил умы от викторианского образа мысли. Мысль его целенаправлена и глубока. Он борется за свои идеи, а не за утверждение собственной личности. Сентиментальность — вот кто истинный враг. Это могло быть девизом Шоу. Сентиментальный — не тот, кто испытывает истинные и сильные чувства, а тот, кто пользуется притворными чувствами, дабы скрыть подлинную страсть. В то время, когда Шоу начал писать, люди почти не осмеливались открыто называть себя жадными, сладострастными, амбициозными или жестокими. Пороки в респектабельном обществе прикрывались маской добродетели. Но порок, облеченный сентиментальностью, так же опасен, как яд, покрытый сахарной глазурью. Низшие и высшие сходны в одном: у них нет предрассудков, нет моральных устоев. Низшие не возвышаются до морали, высшие до нее не снисходят». Делайте, что вам угодно, — похоже, говорит Шоу, — но не противьтесь соблазнам, бросайте женщин, если нет выхода, убивайте мужчин, но только ясно отдавайте себе отчет в том, что именно вы делаете, и не пытайтесь доказать, что совершаете нечто иное.

Исследователь человеческой души, провидец, создатель духовного моста между земным и вечным. Великого русского писателя Федора Михайловича Достоевского называют также лучшим психологом и психоаналитиком своей поры, сравнивая с австрийским современником Зигмундом Фрейдом. Сам основатель психоанализа говорил, что место литератора в одном ряду с Шекспиром, а «его «Братья Карамазовы» — величайший роман из всех, когда-либо написанных. Узнать подробности «Дом, где разбиваются сердца» — пьеса про пороки современного общества, которые кустисто расцветают перед зрителями, заставляя поёжиться от осознания, в каком мире ты живёшь и вспомнить собственные пороки. Сам Бернард Шоу признавался, что написал её под впечатлением от произведений Антона Чехова, может быть, поэтому пьеса имеет подзаголовок: «Фантазия в русском стиле на английские темы». Хотя на самом деле темы-то не английские, а общемировые. Профессия миссис Уоррен, 1894 Цитата: «Для меня в жизни нет ни красоты, ни романтики. Жизнь есть жизнь, и я беру ее такой, как она есть» Пьеса «Профессия миссис Уоррен», написанная Бернардом Шоу в 1894 году, на сцене впервые была поставлена только через семь лет из-за цензурного запрета. Одной из главных героинь драматург сделал бывшую проститутку, чем вызвал бурное осуждение английского общества. Но Шоу остался верен себе и менять ничего не стал — по его твёрдому убеждению, люди из «низших» слоёв общества необязательно плохие. Однако Виви, поначалу очарованная её поступком, разочаровывается и оставляет мать. Виви полная противоположность миссис Уоррен. Она честная и прямолинейная, бескомпромиссная, со своими взглядами и целями на жизнь, умная и целеустремлённая. Такого персонажа Шоу создал впервые — не только рассуждающего о лицемерии окружающего его общества, но и действительно ушедшего от него, чтобы жить совсем другой жизнью — честной и праведной с точки зрения героини. Святая Иоанна, 1923 Цитата: «Значит, в каждом столетии новый Христос должен умирать в муках, чтобы спасти тех, у кого нет воображения? Драматург написал её в 1923 году — тогда же она была поставлена. И произвела на зрителей эффект разорвавшейся бомбы, а для самого Шоу стала финансово наиболее удачной из его произведений.

"Всегда говорите правду — нет ничего смешнее". Юмор и реализм в пьесах Бернарда Шоу

Бернард Шоу читать все книги автора онлайн бесплатно без регистрации Никогда не понимала зачем целый день повторять одни и те же новости, оказывается, что аудитория сильно меняется в течение дня и перетекает. После начала 2000-ных крупных исследований и измерений в теории не проводилось.
Эксклюзивная книга Джордж Бернард Шоу Избранные произведения в кожаном переплете Письма» Информация о книге: описание, содержание, в каких магазинах можно купить, скачать, читать.
Джордж Бернард Шоу Джордж Бернард Шоу (1856, Дублин, Ирландия — 1950, Хартфордшир, Англия) — ирландский драматург, писатель, романист и лауреат Нобелевской премии по литературе (1925).

Бернард Шоу - все книги автора в библиотеке fb2.top

Джорджа Бернарда называют самым цитируемым писателем мира, рекордсменом по опубликованным в разных сборниках афоризмам, мудрым мыслям и анекдотам притом, что сам он признавался: «Мой способ шутить — это говорить правду. На свете нет ничего смешнее». В серии «Лауреаты Нобелевской премии» можно познакомиться не только с пьесами, но и с один из пяти написанных Шоу романов. В данном переводе он назван «Карьера одного борца», в Википедии же упомянут под названием «Профессия Кашеля Байрона» 1886. В сборнике, наряду с самой известной пьесой «Пигмалион», опубликована драма «Святая Иоанна» 1923 , которая считается одной из лучших работ Шоу.

Коуни Майкл - Закованный разум Кто о чем, а болящий патриот как обычно все к «жопе» сводит. И голос хороший, и микрофон тоже. Условия нелёгкие. Тут это многие поймут.

This edition has a preface by Oscar-winning actress Judi Dench. Pygmalion was first performed in 1914 and was an instant hit which then inspired the hit musical and award winning film, My Fair Lady. It tells the story of Eliza Doolittle and Henry Higgins, who tries to elevate a feisty flower girl out of her working-class roots and into high society.

А примерно в середине 80-х женился на Джейн Паттерсон, романтические отношения с которой уже продолжались много лет. Первая книга Бернарда Шоу вышла в 1886 году. Это был роман «Профессия Кашеля Байрона», который не имел коммерческого успеха. Это же касается и последующих романов и пьес Шоу. Более успешна была его карьера критика в различных изданиях, на которой он проработал до 1894 года. Первый же настоящий успех писателю пришел в 1894 году, после постановки его пьесы «Оружие и человек». Критики были не в восторге от этой работы, зато публика приняла ее весьма благосклонно. Последующие работы писателя по-разному воспринимались критиками и обществом, но в начале 20-го века за Бернардом Шоу закрепилась репутация одного из лучших драматургов. Успехи на литературном поприще не мешали Шоу активно заниматься политикой. Он стоял у истоков создания лейбористской партии и несколько раз баллотировался на выборные должности. С началом Первой мировой войны ответственность за ее развязывание он возложил на все стороны конфликта. Затем он приветствовал приход Сталина и Гилера, а с началом Второй мировой войны был обвинен в разжигании пораженческих настроений. Впоследствии, как и Томас Манн стал одним из интеллектуальных лидеров, призывавших США открыть второй фронт. Тем не менее Бернард Шоу был в первую очередь драматург. Его пьесы завоевывали театральные помосты разных стран и пользовались все большей популярностью. Одна из самых популярных работ писателя 1912 года — «Пигмалион» долгое время не ставилась в Англии. Лишь спустя два года удалось создать театральную постановку в Великобритании. Пьеса «Святая Иоанна» 1923 года, стала переломной в творчестве писателя.

Две страсти Бернарда Шоу

На вопрос о том, какие 5 книг вы бы взяли с собой на необитаемый остров, драматург ответил, что взял бы 5 книг с чистыми страницами. Эту концепцию в 1974 году воплотило американское издательство Harmony Books, выпустив книгу под названием «Книга Ничто», которая состояла исключительно из 192 пустых страниц. Она нашла своего покупателя, и впоследствии издательство не раз переиздавало эту книгу. Шоу встретился с очень толстым джентльменом. Взглянув на худого Шоу, толстяк сказал: — У вас такой вид, что можно подумать, будто Англия голодает. Писатель был вегетарианцем и дожил до 94 лет. В 70 лет на вопрос «как вы себя чувствуете? В 90 лет на тот же вопрос он отвечал: «Прекрасно, больше меня никто не беспокоит: те врачи, которые меня пугали, что я не смогу прожить без мяса, уже умерли».

Доморощенный социалист Джордж Бернард Шоу родился в Дублине в семье торговца зерном и певицы.

Школу он не любил, правилам не подчинялся, но когда семья не смогла оплатить дальнейшее образование, начал работать по протекции дяди в агентстве по торговле недвижимостью и «обрел зрение». Он собирал квартплату у обитателей трущоб. Условия их жизни его сразили. А когда родительская семья развалилась, он уехал за матерью и сестрами в Лондон, где не вылезал из библиотек и силился зарабатывать критикой и колонками в газете. Идеями социализма был пропитан воздух. Шоу стал членом Фабианского общества, которое ратовало за создание социализма мирными целями, и на его заседаниях он познакомился с Шарлоттой Пейн-Таунсенд. Но говорить с «плюшкой» было весьма интересно. Они общались несколько лет, а потом произошла, по сути, комическая история.

Шарлотта пришла к нему, обеспокоенная его долгим отсутствием, и обнаружила дорогого Бернарда со сломанной ногой. В его квартире царил хаос, Шарлотта брезгливо присела на стул. Узнав, что он вегетарианец, мудрая дама вспылила: в вашем случае переломы не зарастут быстро! Надо питаться правильно, разнообразно… Он отшутился, но Шарлотта была настойчива: если сами не можете следить за собой, переезжайте ко мне, я возьму на себя эти труды! Он с минуту думал, а затем пробормотал, что молодой женщине не стоит себя компрометировать. Чтобы избежать досужих разговоров, надо пожениться! Шарлотта кивнула и велела прислуге собирать его вещи. Так в 1898 году и состоялся этот фантастический и невообразимый мезальянс.

Шоу было уже за сорок, он много писал, но с точки зрения общества был типичным неудачником, еле сводящим концы с концами, а также «социалистом, ирландцем, наглецом». Бернард Шоу возле своего дома в Хартфордшире. Тоже за сорок, не красавица, социалистка… Правда, в 34 года она стала обладательницей наследства всей семьи и была весьма богата. Они договорятся «на берегу», что в случае смерти Шоу она положит его матери пенсию. Мог ли кто предположить, что вскоре Бернарду Шоу будет рукоплескать вся Европа, он станет Нобелевским лауреатом, а имя его будут писать рядом с именем Шекспира? Перед свадьбой он писал актрисе Эллен Терри: «Моя прекрасная ирландка с зелеными глазами мне начала настолько нравиться, что влюбляться в нее было бы лишним... Но она меня не любит. Она умная женщина и знает цену своей неограниченной самостоятельности».

В итоге он относился к ней с понимающим терпением, особо не задумываясь о ее существовании и чувствах — так на кухне годами может стоять табуретка. Но однажды в одном из альбомов он найдет фото 22-летней Шарлотты. Ее красота потрясет его. Что могло ее так изменить?

Из-под пера Бернарда Шоу вышло пять романов, которые известны знатокам литературы и горячим поклонникам, около 60 пьес, среди них десяток гениальных, и, как было подсчитано, 250 тысяч писем. Казалось бы, о таком плодовитом человеке должно быть известно всё. На самом деле истинный Шоу успешно скрылся за своими афоризмами и политическими нравоучениями. В самом деле, трудно отыскать общее между торговцем зерном и певицей. Пара произвела на свет двух дочерей и сына, который застал уже вконец опустившегося и сильно пьющего отца. С малых лет Джордж Бернард мучительно подозревал, что его настоящий родитель — яркий музыкант по фамилии Ли, с которым беззаветно дружила матушка.

Родители отдали мальчика в заведение, где детей воспитывали в основном розгами и подзатыльниками. Бернард называл учителя «всеобщим врагом», а себя — застенчивым и трусливым. Позже он посвятил немало полемических строк системе образования. Бернард Шоу «Человек — как кирпич: обжигаясь, твердеет» Когда Шоу исполнилось 15, отношения между отцом и матерью совсем разладились. Джордж остался с отцом и пошел работать. У него был великолепный разборчивый почерк, поэтому он быстро перерос должность мелкого клерка. Одной из его обязанностей было собирать деньги с арендаторов, которые проживали в трущобах. Наблюдения, сделанные в тот период, пригодились ему при создании пьесы «Дома вдовца». Режиссеры Леонид Галлис, Галина Соколова, 1975 г. Чуть позже он покинул Ирландию почти на 30 лет.

По прибытии в Лондон молодой человек отказался от своего первого имени и стал зваться Бернардом Шоу.

Жанр: Драматургия: прочее Эта «легкая пьеса для маленького театра», как назвал ее автор в подзаголовке, была впервые поставлена 19 апреля 1911 г. С тех пор она неоднократно исполнялась различными английскими театрами. В Нью-Йорке впервые была исполнена актерами Театра комедии 16 сентября 1912 г. На сценических подмостках лондонских театров комедия появлялась как произведение анонимного автора.

Шоу Джордж Бернард

Бернард Шоу построил у себя на участке небольшое помещение для работы, и это помещение было не совсем обычным. Писательское место Бернарда Шоу Литература, Писатели, Писательство, Бернард Шоу. бесплатно читать книги онлайн. Скачать бесплатно книги Шоу Бернарда Джорджа в формате fb2, txt, epub, pdf, mobi, rtf или читать онлайн без регистрации. Джордж Бернард Шоу — известный британский (ирландский и английский) писатель, романист, драматург, лауреат.

Похожие новости:

Оцените статью
Добавить комментарий