Алексея Карамазова. краткое содержание романа Фёдора Михайловича Достоевского по главам и частям, подробный и доходчивый пересказ доступен для прочтения на нашем сайте. Проповедуя русское христианство и полемизируя с европейским рационализмом, автор романа–теодицеи «Братья Карамазовы» подспудно развертывает скрытую смысловую альтернативу.
Нет комментариев
- Что скажете о пересказе?
- Экранизация 🎥
- «Братья Карамазовы»
- Сейчас в библиотеке приложения уже почти двадцать интерактивных произведений
- Поиск по сайту
Почему роман «Братья Карамазовы» стал роковым для Достоевского?
Единственное лекарство от разрушительного влияния этих идей писателю виделось в следовании принципам христианской нравственности, через которые и спасаются такие милые его сердцу герои, как Алеша и Митя Карамазовы. По свидетельству А. Мы же в нашей книге основное внимание уделим таким главнейшим частям «Братьев Карамазовых» с точки зрения их идейного содержания, как разговор Ивана Карамазова с чертом и рассказанная им же брату Алеше Легенда о Великом инквизиторе. Мы также остановимся на образе старика Карамазова и его прототипической связи с отцом писателя. Заодно будет рассмотрен вопрос о влиянии на Достоевского творчества знаменитого маркиза де Сада, которое особенно проявилось в последнем романе писателя, но ощутимо и в других его произведениях. И, наконец, стоит рассмотреть вопрос, каким мыслился Достоевскому второй том «Братьев Карамазовых». Ведь тот роман, который мы имеем, это лишь первый том задуманной дилогии, где никакие сюжетные линии еще не были завершены. Замысел романа «Братья Карамазовы» восходит еще к «Житию великого грешника». Но еще в 1862 году, заявив в редакционном предисловии к напечатанному во «Времени» «Собору Парижской Богоматери» В. Определенный же и более конкретный характер мысль Достоевского о создании романа-эпопеи дантовского типа о воскрешении погибающего человека получила в годы завершения Львом Толстым «Войны и мира», которую многие критики определяли как образец нового русского национального эпоса. К концу 1870-х годов замысел «Жития великого грешника» превращается в замысел двухтомного или даже трехтомного романа о нравственном скитальчестве Алексея Карамазова и его братьев.
Алеша воспитывается в качестве послушника в монастыре, откуда уходит в мир. Решающее влияние на формирование фабулы романа оказало знакомство Достоевского на каторге в Омском остроге с дворянином Дмитрием Ильинским, несправедливо обвиненным и осужденным за отцеубийство. Он стал прототипом Дмитрия Карамазова. История же мнимого отцеубийства стала основой сюжета романа. В 1871 году в журнальном варианте третьей главы второй части романа «Бесы» Ставрогин рассказывал Даше Шатовой о «бесе», который его посещает: «Я опять его видел… Сначала здесь, в углу, вот тут, у самого шкафа, а потом он сидел все рядом со мной, всю ночь, до и после моего выхода из дому… Вчера он был глуп и дерзок. Это тупой семинарист, самодовольство шестидесятых годов, лакейство мысли, лакейство среды, души, развития, с полным убеждением в непобедимости своей красоты… ничего не могло быть гаже. Я злился, что мой собственный бес мог явиться в такой дрянной маске. Никогда еще он так не приходил… Я знаю, что это я сам в разных видах, двоюсь и говорю сам с собой. Но все-таки он очень злится; ему ужасно хочется быть самостоятельным бесом и чтоб я в него уверовал в самом деле. Он смеялся вчера и уверял, что атеизм тому не мешает».
Здесь уже предвосхищен «кошмар Ивана Карамазова» — разговор с чертом. В Тобольске, лет двадцать назад, вроде истории Иль ин ского. Два брата, старый отец, у одного невеста, в которую тайно и завистливо влюблен второй брат. Но она любит старшего. Но старший, молодой прапорщик, кутит и дурит, ссорится с отцом. Отец исчезает… Старшего отдают под суд и осуждают на каторгу… Брат через 12 лет приезжает его видеть. Сцена, где безмолвно понимают друг друга… День рождения младшего. Гости в сборе. Думают, что удар. Конец: тот возвращается.
Этот на пересыльном. Его отсылают. Младший просит старшего быть отцом его детей. Убил младший, а подумали на старшего. А мотив, почему младший подставляет старшего, — соперничество из-за невесты. Непосредственную же работу над романом Достоевский начал только в 1878 году. Первоначально события романа были отнесены к 1850-м годам, к дореформенному времени, что больше соответствует реальным обстоятельствам дела Ильинского, осужденного в 1847 году, еще до судебной реформы. Достоевский также учитывал, что мнимый отцеубийца был осужден на двадцатилетнюю каторгу. Местом преступления сначала был избран Тобольск, настоящая родина Ильинского. Однако Тобольск Достоевский знал мало, был лишь там проездом в Сибирь и обратно.
Да и писателю очень важно было перенести действие в Европейскую Россию, показать Оптину пустынь. Поэтому в «Братьях Карамазовых» вымышленный город Скотопригоньевск списан с реальной Старой Руссы, где Достоевский подолгу задерживался в последние годы жизни. Дочь писателя Л. Достоевская, перечитывая роман уже взрослой, легко узнала в нем «топографию Старой Руссы. Дом старика Карамазова — это наша дача с небольшими изменениями; красивая Грушенька — молодая провинциалка, которую мои родители знали в Старой Руссе. Купец Плотников был излюбленным поставщиком моего отца. Ямщики — Андрей и Тимофей — наши любимые ямщики, возившие нас ежегодно на берег Ильменя, где осенью останавливались пароходы». Самое название городка — Скотопригоньевск — навеяно тем обстоятельством, что на центральной Торговой площади Старой Руссы, на берегу упомянутой в романе заболоченной речки Малашки , находился Конный рынок, где шла оживленная торговля скотом. Писатель П. Мартьянов так излагал в своих воспоминаниях обстоятельства дела прототипа Дмитрия Карамазова: «Присланный за отцеубийство дворянин был подпоручик Ильин в действительности — Ильинский.
По решению суда, за дурное поведение он был приговорен к разжалованию в рядовые, а по обвинению в отцеубийстве, за неимением достаточных доказательств, суд полагал оставить его в сильном подозрении. Сам Достоевский следующим образом описал Д. Ильинского в «Записках из Мертвого дома»: «Только в остроге я слышал рассказы о самых страшных, о самых неестественных поступках, о самых чудовищных убийствах, рассказанные с самым неудержимым, с самым детски веселым смехом. Особенно не выходит у меня из памяти один отцеубийца. Он был из дворян, служил и был у своего шестидесятилетнего отца чем-то вроде блудного сына. Поведения он был совершенно беспутного, ввязался в долги. Отец ограничивал его, уговаривал; но у отца был дом, был, хутор, подозревались деньги, и — сын убил его, жаждая наследства. Преступление было разыскано только через месяц. Сам убийца подал заявление в полицию, что отец его исчез неизвестно куда. Весь этот месяц он провел самым развратным образом.
Наконец, в его отсутствие, полиция нашла тело. На дворе, во всю длину его, шла канавка для стока нечистот, прикрытая досками. Тело лежало в этой канавке. Оно было одето и убрано, седая голова была отрезана прочь, приставлена к туловищу, а под голову убийца подложил подушку. Он не сознался; был лишен дворянства, чина и сослан в работу на двадцать лет. Все время, как я жил с ним, он был в превосходнейшем, в веселейшем расположении духа. Это был взбалмошный, легкомысленный, нерассудительный в высшей степени человек, хотя совсем не глупец. Я никогда не замечал в нем какой-нибудь особенной жестокости. Арестанты презирали его не за преступление, о котором не было и помину, а за дурь, за то, что не умел вести себя. В разговорах он иногда вспоминал о своем отце.
Такая зверская бесчувственность, разумеется, невозможна.
И чуть не забыл — Снегиревы! Вот она — «достоевщина» во всей красе. Униженные, оскорбленные, жалкие, нищие, больные.
И как же они — в хорошем смысле — мучают душу читателя! А сцена похорон — да, уж в отношении надрывов ФМД силен как никто. Очень хорошо вышли ребята, особенно Илюша и Коля Красоткин — образ говорящий и перспективный. В итоге получаем не столько роман с разбросанными по нему философскими вопросами, сколько несколько действительно «сильных» вопросов, вокруг которых обернут сюжет.
Иногда это очень заметно, однако именно за глубину вопросов и надрывы поставить что-то меньше «десятки» не могу в принципе. С другой стороны, сам факт того, что большая часть поднятых тем так или иначе касается православия, если не отпугнет, то может быть не понята целой прослойкой читателей, а жаль. Могу посоветовать то же, что и всегда, если речь касается произведений, затрагивающих какую-либо религию: рассматривайте данные вопросы не в рамках конкретного течения, а как нравственные и общечеловеческие. Все-таки Достоевский, я думаю, размышлял не только в одной плоскости.
И задумайтесь тогда сами, стоит или нет Высшая Гармония той самой, пресловутой, слезинки. У каждого уважающего себя автора должен быть свой magnum opus. Стыдно признаться, но все эти годы главного романа Федора Михайловича я-то и не читал. Но теперь несоответствие закрыто.
Мне есть чем поделиться. То, что Достоевский отлично разбирается в психике человека и рисует его во всех метаниях, порывах и проявлениях общеизвестно. Но, как оказалось, и его политические, социальные, религиозные построения не устарели ничуть. Читаешь рассуждения брата Ивана о природе человека, о нейронных ансамблях, которые предопределяют все его действия — и вот тебе вся суть современного нейрофизиологического детерминизма.
Знакомишься с повестью о Великом Инквизиторе — и вот он, знакомый вопрос, о свободе личности и общественном благе, который мы имеем счастье решать и все не можем решить до сих пор: взять тот же Telegram — мириться с блокировкой или обходить? Религиозная философия Достоевского, его рассуждения о Боге и Христе, Дьяволе и Черте не кажутся глупыми человеку, который остро переживает бессмысленность собственной жизни и относительность моральных норм, систем ценностей. И хотя концепции Христа как образца нового человека, по которому надо померить всех, не одна сотня лет — она по-прежнему работает. Так уж устроен мозг человека — ему нужны авторитеты, ему нужен контекст, ему нужна надежная опора в этом мире и при трезвом рассмотрении организованная религия не кажется однозначным злом.
Для многих людей это отличный формат восприятия действительности и ругать его все равно, что ругать старые, но рабочие рецепты в еде, медицине или спорте — да, свет клином на них не сошелся; да, жизнь сложнее; да, они не абсолютны и есть современная наука с её достижениями; но в своей области эти вековые рецепты работают, и их можно успешно применять, если вы не атеистичный догматик — что само по себе нехорошо и свидетельствует лишь о вашей иррациональности, некой альтернативной форме мистицизма, который отрицает всю метафизику разом только из ценностных соображений состояние ничуть не лучше агрессивной религиозности. Структура романа построена точно, хотя первые страницы до автобиографии старца Зосимы дались тяжело не считая крутейшего Великого Инквизитора. Но зато потом Федор Михайлович разгоняется и создает настоящий детективный триллер, которому позавидовал бы Дэвид Финчер. Особенно поражает богатство тонов и характеров: так, наряду с общей мрачной канвой истории, основными героями романа и их проблемами, Достоевский населяет тело романа множеством второстепенных персонажей.
Выводит наивного, но по своему прекрасного и благородного Колю Красоткина — тринадцатилетнего социалиста, фрагменты с которым отличнейшая комедия, раскрывающая другую сторону дарования «мрачного» автора; или сцену с белой горячкой брата Ивана, в которой ему видеться куртуазный черт — теперь понятно, чем мог вдохновляться Булгаков, когда рисовал свою нечесть в «Мастере и Маргарите». Финальная сцена в зале суда, когда сторона обвинения и защиты поочередно интерпретируют убийство старшим братом Митенькой своего отца — это такой must read мировой литературы, что ради нее одной стоит читать эту, возможно, не для всех приятную книгу — вот один из источников вдохновения культового «Расемона» Акиры Куросавы, который с молоду был большим фанатом нашего мэтра. Композиция «Братьев» настолько сложна и многогранна, что видит бог, чтобы охватить её нужно писать не отзыв, а многостраничную диссертацию, чем слава господу занимаются на филфаках и без меня. Сюжет же настолько увлекателен и динамичен, что в какой-то момент ты просто уходишь в книжный запой и просыпаешься от беспощадной протрузии в шейном отделе, которая напоминает о 4-х часовом книжном марафоне прострелом в плече и острой головной болью.
Увы, такова цена по-настоящему увлекательного чтения. Основная тема романа сформулирована достаточно ясно по тексту и повторена многократно: это с одной стороны атомизация, размежевание людей, которые «позабыли братство» и утонули в индивидуализме; а с другой поиски некоей экзистенциальной опоры, которая позволяет человеку жить в этом несправедливом, злом мире и оставаться человеком в т. И знаете что? Достоевский находит убедительные ответы на все поставленные вопросы!
Где явно, где полунамеком, он выводит образ мысли и чувств Нового Человека, и хотя ни один из героев романа не является идеальным, и даже в самых светлых из них разворачивается борьба при жизни, как у Алеши, или после смерти, как у Зосимы , в душе читателя запечатляется целевое состояние, к которому следует прийти, чтобы на земле больше не было зла, а люди забыли о своих глупостях и ошибках, и жили так, как должны были бы жить все это время, если бы в своих эгоизмах не забыли того, что было им предначертано. Читатели не любящие экзальтацию будут морщить носики и не понимать текст: здесь много надрывов, истерик, крови, метаний, падений и взлетов... Но те, кто воспитан на аниме, наверное, проникнутся находками автора, как проникся ими я сам. Подход Достоевского к персонажам и истории узнаваем, в нем много авторских штампов, много морализаторства и мармеладничанья, но господа — таков авторский метод, таков стиль Федора Михайловича, и то, что среднестатистический обыватель не то, что не чувствует, но даже помыслить такого не может ничуть не умаляет достоинств романа.
Наоборот, благодаря невероятной концентрации мыслей и чувств Достоевский — это как поход души в баню. Открытый финал и брат Алеша, который не смотря на свои метания сумел сохранить внутренний стержень и чистоту, и полюбил обоих братьев а также Лизаньку, Грушеньку, Катерину Ивановну, мальчиков и др. И хотя автор не успел реализовать всех своих замыслов и подобно Гоголю отошел в мир иной не закончив вторую часть запланированного цикла, одной этой книги было бы достаточно, даже если бы Достоевский за всю жизнь не написал бы более ничего. Я в восхищении.
Оценка: 10 [ 3 ] stas-no , 13 декабря 2021 г. Очень жаль, что замысел всего произведение автор не успел воплотить см. Писать на такие вещи «отзывы» странновато. Адекватными отзывами могут быть только отклики и комментарии кого-нибудь близкого по уровню или духу как Легенда о Великом Инквизиторе В.
Оценка: 10 [ 4 ] bubnov1959 , 8 июля 2021 г. После прочтения романа не покидает светлое впечатление о его героях: все-таки они гораздо лучше, чем казалось в начале.. И эта книга о Счастье и как быть счастливым. И об учителе — старце Зосиме и его ученике Алеше.
Они и учат нас быть счастливыми. Я благодарен Федору Михайловичу за эти образы настоящих героев, которыми, при всем богатстве остального, так бедна наша классическая литература. А как трогательны мальчишки, хулиганистые в начале, но болезнь и смерть бедного мальчика Илющи, делает их добрее и отзывчивее.
В это время семья Карамазовых впервые собирается вместе. Дмитрий опаздывает. Алёша выходит вместе со старцем. Фёдор Павлович ведёт себя словно шут, постоянно рассказывая истории и анекдоты, и прося за это прощение. Старец оставляет их и выходит к собравшимся бабам, слушает их истории и благословляет. На обратном пути беседует с маловерной помещицей Хохлаковой, дочери которой, Лизе, стало лучше после его молитв. В келье в это время обсуждают религиозную статью Ивана. Появляется Дмитрий. Между ним и отцом сразу возникает скандал из-за наследства и Грушеньки. Старец его останавливает, и все расходятся. В монастыре, куда всех пригласил на обед игумен, происходит ещё один скандал, на этот раз между Фёдором Карамазовым и Петром Миусовым. В доме Карамазова живут только они с Иваном. Во флигеле проживают ещё и слуги: старый Григорий с женой и их приёмный сын Павел Смердяков. Павел был сыном городской юродивой Лизаветы Смердящей, умершей при родах, и по слухам его отцом был Фёдор Карамазов. Григорий отмечал его странности в детстве, а после отправил учиться на повара в Москву, вернувшись откуда тот остался служить Карамазову. Дмитрий перехватывает Алёшу по пути к дому отца и рассказывает ему историю про спасение отца Катерины из любви к ней, а также про свою нынешнюю любовь к Грушеньке. Он просит Алёшу объяснить всё Катерине, а также признаться, что украл у неё три тысячи рублей. В доме Карамазова Фёдор, Иван, Алёша и Смердяков с Григорием спорят о религии, после чего отец наедине с сыновьями задумывается о бессмертии. Ворвавшийся в поисках Грушеньки Дмитрий избивает отца. Алёша идёт к Катерине Ивановне, где застаёт и Грушеньку. Между женщинами происходит скандал, в ходе которого Катерина понимает, что собой представляет Грушенька. Алёша передаёт слова Дмитрия и получает письмо от Лизы, в котором та признаётся ему в любви. Старец Зосима находится при смерти. Алёша снова заходит к отцу, которому уже лучше. По пути к Хохлаковой мальчик на улице бросает в него камни и кусает, не объясняя причины. У Хохлаковой Алёша объясняется с Лизой по поводу её письма. В гостиной Катерина Ивановна ему и Ивану объявляет, что всегда будет любить Дмитрия.
Она глубоко взволновала Достоевского, и 24 марта 1878 года он отвечал своему корреспонденту: «Скажу, что, в сущности, совершенно согласен с этими мыслями. Их я прочел как бы за свои: сегодня я прочел их анонимно В. Я нарочно ждал его, чтобы прочесть ваше изложение идей мыслителя, т. Это нам дало прекрасных два часа. Он глубоко сочувствует мыслителю». И в заключение писатель торжественно заявляет: «Мы здесь, т. Изучив систему Федорова, Соловьев писал автору: «Прочел я вашу рукопись с жадностью и наслаждением духа… «Проект» ваш я принимаю безусловно и без всяких разговоров… Пока скажу только одно, что со времени появления христианства Ваш «проект» есть первое движение вперед человеческого духа по пути Христову. Я, со своей стороны, могу только признать вас своим учителем и отцом духовным». В чем же заключалось учение, очаровавшее двух таких людей, как Достоевский и Соловьев? Люди живут в разъединении, и их духовные силы парализованы враждой и борьбой. Нужно уничтожить распрю между государствами, народами, классами, нужно создать бесклассовое общество, единую семью, братство. И тогда объединенное человечество сможет выполнить свое великое призвание. Все живущие сыны направят свои силы на единственную задачу — воскрешение умерших отцов. Когда человечество превратится в одну семью, оно завершит дело Христа на земле. Христос своим воскресением указал нам путь; человеческому братству все будет возможно; оно, действительно, станет владычествовать над землей и управлять стихиями. Наука и техника преобразят мир. Тогда смертоносная сила природы сделается живоносной, рождение будет заменено воскрешением, любовь половая любовью сыновней. Если человечество объединится в любви, не будет катастрофического конца света и Страшного Суда. Наш земной мир без потрясений эволюционно превратится в Царство Божие. Во всей мировой философии нет построения более загадочного и дерзновенного. Федоров говорит о религии как о реальной космической силе, преображающей мир, ста—вит христианину грандиозную практическую задачу — всеобщего воскресения, требует полного осуществления человеческого творчества, религиозного, социального, научного и технического и пламенно верит, что Царство Божие явится завершением богочеловеческого процесса. В странном проекте Федорова Достоевский встретил смелое выражение многих своих смутных чаяний и робких надежд. Его идеи «единства», «семейственности» и «братства», его вера в религиозный смысл истории и в преображение мира любовью нашли в учении московского философа блестящее подтверждение. Его пленил практический, деловой характер «проекта»; запомнилась фраза о том, что «для нынешнего века слово отец — самое ненавистное». Федоров призывал сынов у воск решению отцов; в центре «Братьев Карамазовых» стоит отцеубийапво: сыновья смертельно ненавидят отца. Преступление, ответственность за которое падает на Сме рдякова, Ивана и Дмитрия, становится символом отпадения человечества от всеединства. Сыновству по крови противоставляется сыновство по духу Алеша -. Он уходит из монастыря в мир и кладет первое основание будущему человеческому братству речь: на могиле Ильюши. Он тоже, как и Федоров, верит в «воскресение реальное, буквальное, личное» здесь на земле. Вот почему среди черновых заметок к роману мы встречаем такие записи: «Воскресение предков»… «Воскресение предков зависит от нас». Под влиянием Федорова Достоевский развил тему отцеубийства как последний смысл мировой трагедии. Momento о романе. NB по поводу провонявшего Филарета. Статью Льва Толстого о школьном современном обучении в «От. Первые наброски посвящены «детской теме». Автор посещает школы и приюты, читает педагогические сочинения. Среди «оравы детей» возникает образ Алеши Карамазова. Очень знаменательно, что он назван еще «идиотом». Алеша генеалогически связан с князем Мышкиным. Он наследует от него идуо основания братства детей. Автор еще неясно различает характер его деятельности «приемные дети», школа , но уже задумывает «заключить» его на много лет послушником в монастыре. Заметка о «провонявшем Филарете» — относится к замыслу главы «Тлетворный дух». Задуман уже и Коля Красоткин, и рассказ о том, как он пролежал между рельсами под вагоном: автор хочет справиться, возможен ли этот факт? На втором плане появляется образ осужденного на каторгу Мити Карамазова. План романа ясен автору в самых общих чертах; конкретизируются отдельные детали, наводятся «справки», собирается «фактический» материал. Он впервые выступает наставником русской молодежи и учителем жизни. Работая над темой «отцов и детей», автор пытается точно определить свою позицию. Дети ни в чем не виноваты, вся ответственность падает на отцов. Но в том беда, что молодежь несет в себе ложь всех двух веков нашей истории… По—моему, вы ничем не виноваты. Вы лишь дети того же «общества», которое вы теперь оставляете и которое есть «ложь со всех сторон»… Какие же возможности открыты для молодого русского поколения? Достоевский ясно видит два пути: один — ложный, другой — истинный. Ложный ведет в «европеизм», истинный — в народ. Во—вторых, надо, например, уверовать и в Бога». Под видом нравоучения студентам Достоевский излагает идеологический план своего будущего романа. В трагедии детей виноваты отцы, которые — «ложь со всех сторон». Таким растленным отцом будет представлен Федор Павлович Карамазов. Два пути, открывающиеся перед детьми, определяют собой судьбу двух его сыновей: Иван уйдет в «европеизм», в «отвлеченное царство общечеловека», он оторвется от почвы и потеряет веру; Алеша пойдет в народ и уверует в народную святыню — Христа. Идеологическая схема «отцов и детей» готова; антитеза «общечеловека» Ивана и русского послушника Алеши определилась окончательно. Я тоже стала на колени рядом с мужем, хотела его спросить, что именно сказал доктор а он, как я узнала потом, сказал Ф. Я тоже рыдала». Любовь дополняет рассказ матери. По дороге мы много плакали, гладили маленький белый гробик, покрытый цветами». Он как-то особенно любил Алешу, почти болезненною любовью, точно предчувствуя, что его скоро лишится. Судя по виду, Ф. Чтобы несколько успокоить Ф. Соловьева, посещавшего нас в эти дни нашей скорби, уговорить Ф. Соловьевым уезжает в Оптину Пустынь. Работа над романом была прервана трагическим событием в семейной жизни писателя: 16 мая умер его любимчик — трехлетний сын Алеша. Любовь Достоевская рассказывает в своих воспоминаниях: «У Алексея был странный, овальный, почти угловатый лоб, головка яйцеобразной формы… У него сделались судороги, на утро он проснулся здоровый, попросил свои игрушки в кроватку, поиграл минуту и вдруг снова упал в судорогах». Бедный ребенок унаследовал эпилепсию отца. Анна Григорьевна описывает горе писателя. И вместе с именем вся отеческая нежность, все неосуществившиеся надежды на светлое будущее сына переносятся на юного героя романа. Достоевскому суждено было пережить это тяжелое испытание, чтобы величайшее из его созданий сделало бессмертным его любовь и муку. Анна Григорьевна сообщает, что в главе «Верующие бабы» Федор Михайлович запечатлел «многие ее сомнения, мысли и даже слова». Личное горе писателя выливается в жалобах и причитаниях жены извозчика, ищу щей утешения у старца Зосимы. По сыночку мучусь, отец, по сыночку. Последний сыночек оставался, четверо было у нас с Ники тушкой, да не стоят у нас детушки, не стоят, желанный, не стоят… Последнего схоронила, и забыть его не могу. Вот точно он тут передо мною стоит, не отходит. Душу мне иссушил. Посмотрю на его бельишко, на рубашоночку, аль на сапожки и взвою… Разложу, что после него оста лось, всякую вещь его, смотрю и вою… И хотя бы я только взглянула на него лишь разочек, только один разочек на него мне бы опять поглядеть и не подошла бы к нему, не промолвила, в углу бы притаилась, только бы минуточку единую повидать, по слыхать его, как он играет на дворе; придет, бывало, крикнет своим голосочком: «Мамка, где ты? Материнская любовь воскрешает об раз умершего младенчика; конкретность ее бдения граничит с чудом. Тоска отца по любимому сыну усиливает эмоциональный тон рассказа о детях; описание смерти Илюшечки и скорби капитана Снегирева навсегда пронзает сердце незабываемой болью. В этом «мучительстве» нельзя не почувствовать личной муки автора. Он давно уже в на бросках к «Атеизму» и к «Житию вели кого грешника» собирался изобразить монастырь. Оптина Пустынь, в которую он поехал с В. К их мудрому руководству обращал ся Гоголь; с ними сотрудничал в деле издания аскетических сочинений известный славянофил Ив. Константин Леонтьев подолгу живал в обители. Бывал в ней и Лев Толстой. Монастырь сиял на всю Россию своею святостью. О старце Амвросии — подвижнике, чудотворце и исцелителе — в народе слагались легенды. В Оптиной Пустыни Достоевский нробыл двое суток. Амвросием, — пишет Анна Григорьевна, — Ф. Старец Зосима в романе трогательно утешает несчастную мать. Анна Григорьевна думает, что Достоевский вложил в его уста слова, сказанные ему лично отцом Амвросием: «И не утешайся, и не надо тебе утешаться, — говорит Зосима, — не утешайся и плачь… И надолго еще тебе сего великого материнского плача будет, но обратится он под конец тебе в тихую радость и будут горькие слезы твои лишь слезами тихого умиления и сердечного очищения, от грехов спасающего. А младенчика твоего помяну за упокой; как звали-то? Из Оптиной Пустыни Достоевский вернулся утешенный и с вдохновением приступил к писанию романа. Автор мотивирует уход героя в монастырь: «Прямолинейность юности. Может быть, — подействовали на юношеское воображение его эта сила и слава — он видел, как стекались особенно бабы и шумливые. Герой из нового поколения. Захотел и сделал». Мистик ли? Такой, коли раз уверует, то уверует совсем, бесповоротно. Мечтатель и поэт уверует с условием, по—лютерански… Он понял, что знание и вера — разное и противоположное, что если есть другие миры и если правда, что человек бессмертен, т. Есть и чудо. И он жаждал чуда. Но тут старец в святости, в святыне». Это рассуждение о других мирах переносится в романе в поучения старца Зосимы и превращается в экстатическое переживание Алеши. Беседа Алеши с детьми задумана очень широко. Maxime du Camp, отрицательное, нет положительное, положительна Россия — христиане». О книге Иова в окончательной редакции говорит не Алеша, а старец Зосима. Первоначально Алеша задуман был таким же философом, как и Иван. Подбираются заметки для описания монастыря и его быта; материалом для него служат книга инока Парфения и личные впечатления автора от Оптиной Пустыни. Он записывает: «Старчество, инок Парфений». Зосима носит еще имя Макария; образ его не окончательно отделился от фигуры странника Макара Долгорукого «Подросток». Молчали, затаив злобу, хотя важные лица. Один постник, другой полуюродивый». Эти два врага Зосимы в романе сливаются в одно лицо — Ферапонта. Иван Карамазов появляется в черновых записках под названиями «ученый», «ученый брат», «убийца». Идейная концепция романа уже создана; настоящий отцеубийца не Смердяков, а безбожник Иван. Автор записывает: «Ученый брат, оказывается, был у старца прежде». В романе мы не находим никаких следов этого первоначального замысла. Возможно, что автор хотел поставить идейных противников Зосиму и Ивана в более тесную связь, как он сделал это в «Бесах» встреча архиерея Тихона со Ставрогиным. Спор в келье старца планируется иначе, чем в окончательном тексте. Иван защищает свой тезис: «Есть ли такой закон природы, чтобы любить человечество? Это — закон Божий. Закона природы такого нет. Ему возражает Миусов — сторонник теории разумного эгоизма. Вот запись этого диалога: «Он убийца утверждает, что нет закона и что любовь лишь существует из веры в бессмертие. Я в высшей степени не согласен. Любовь к человечеству лежит в самом человеке, как закон природы. Все молчат. Как определить, где предел? Предел, когда я врежу человечеству.
Популярные записи
- 1. Тайна хронологии
- Осанна в горниле сомнений
- ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
- Купить книги в - Магазин научной книги
- Нет комментариев
- Суд над Россией: Осмысление финала романа Федора Михайловича Достоевского «Братья Карамазовы
«Роман „Братья Карамазовы“ осознанно писался как завещание»
Роман «Братья Карамазовы» стал итогом творчества Фёдора Михайловича Достоевского, при этом многие идеи, образы и эпизоды возникли задолго до начала работы над произведением. Чувствовалось, что Пушкина комментирует именно автор «Братьев Карамазовых». Роман "Братья Карамазовы". Вопросы автор ставит через братьев Карамазовых.
Книгу рекомендует кинокритик, продюсер Лев Карахан
- Достоевский Федор - Братья Карамазовы
- - А если они всё-таки горят?.. – Журнал «Родная Кубань»
- Федор Достоевский - Братья Карамазовы.
- Достоевский Федор - Братья Карамазовы
«Братья Карамазовы»: воскрешение великих грешников •
«Братья Карамазовы» — это последний роман Ф. М. Достоевского, который автор писал 2 года. У мобильного приложения для интерактивного чтения «Живые страницы» появилось обновление — его библиотека пополнилась романом Федора Достоевского «Братья Карамазовы». В семье Карамазовых три брата: старший Дмитрий, ненавидящий отца, средний Иван, задумывающийся над философскими вопросами и юный праведник Алеша. Тем не менее «Братья Карамазовы» являются художественно завершенным произведением. Достоевский Федор Михайлович Братья Карамазовы.
Сергачев о любимой книге: «Братья Карамазовы». Много религии, истории, запутанная история»
Евангелие от Иоанна, гл. XII, ст. От автора Начиная жизнеописание героя моего, Алексея Федоровича Карамазова, нахожусь в некотором недоумении. А именно: хотя я и называю Алексея Федоровича моим героем, но, однако, сам знаю, что человек он отнюдь не великий, а посему и предвижу неизбежные вопросы вроде таковых: чем же замечателен ваш Алексей Федорович, что вы выбрали его своим героем?
Что сделал он такого? Кому и чем известен? Почему я, читатель, должен тратить время на изучение фактов его жизни?
Последний вопрос самый роковой, ибо на него могу лишь ответить: «Может быть, увидите сами из романа». Ну а коль прочтут роман и не увидят, не согласятся с примечательностью моего Алексея Федоровича?
В мире, где красота замутнена нечистыми помыслами людей, такой герой беспомощен, хотя и прекрасен. Но «красота спасет мир! Каждый характер, как бы сложен он ни был, у Достоевского предстает некой частью одной, почти безграничной картины — это картина многогранной человеческой души, и в этой душе идет нескончаемая битва добра и зла.
На самом деле это ведь довольно очевидная цитата: именно так называет Себя Христос в Откровении Иоанна Богослова: «Я есмь альфа и омега, начало и конец». Один Он для христианской культуры и для Достоевского есть причина и конечная цель всех вещей. И Достоевский показывает, как в глубине любого человека кроме того, который намеренно сделал себя мелким, отказавшись от любых других целей, кроме самообеспечения, и упорно держится за свою «поверхность», настаивает на своей мелкости проявляется Христос — не расколотый, конечно, целый, но иногда запертый слишком глубоко, так что, кажется, и не добраться, и все же в один миг могущий, если Ему только будет позволено, охватить все уровни человека, до самой поверхности. Именно такие моменты — преображение Раскольникова, речь к Алеше в тюрьме Дмитрия Карамазова — оказываются самыми мощными трансформирующими читателя моментами в тексте.
Этот вопрос возникает потому, что само убийство от читателей романа скрыто и появляется возможность спекулировать на эту тему. Есть даже ряд работ, которые пытаются доказать, что убил Дмитрий, ведь о том, что преступление на руках Смердякова, мы знаем только с его слов, а он, как известно, был человеком с болезненной фантазией... Существует и немало театральных постановок, где, по замыслу режиссеров, все четыре брата оказываются на скамье подсудимых. И это как бы убеждает нас в мысли, что убить Федора Павловича мог каждый и что убили его все. Убил Федора Павловича Смердяков, и Достоевский сделал все, чтобы у читателя не осталось сомнений по этому поводу, но поскольку Смердякова нельзя отнести к плоским, неглубоким героям, то у него, естественно, появляются сочувствующие и защитники.
И это, с точки зрения замысла автора, хорошо — плохо, когда защитникам нужно непременно погрешить против истины и сказать, что впечатливший их герой такого не делал, даже если его вина падет при этом на других. Идея-то была в том, что и убившего можно полюбить, оправдать в своем сердце и защищать от небытия, — и именно потому, что свалить на него всю вину невозможно, ибо каждый из братьев внес в происшедшее свою лепту. Но это вовсе не значит, что каждый мог бы убить. Валентин Никулин в роли Смердякова в экранизации «Братьев Карамазовых» Никто не мог бы убить, кроме Смердякова, — но Смердяков не мог бы убить без Иванова внутреннего согласия на смерть «гада» хотя сам Иван при этом не только не убил бы, но и всегда защитил бы — он только в самой глубине души хотел оставить за собой место, где он мог бы желать беспрепятственно, думая, что это безопасно, что оттуда ничто не придет в реальность: «вот такой у меня глубокий и свободный ум, в котором я все могу допустить». Смердяков не мог бы убить без Митиной безудержной хотя все же ограниченной словесной и физической агрессии, не скрываемой, выставляемой напоказ «вот такое у меня открытое и безудержное сердце, которого я не хочу сковывать всякими условностями».
Смердяков не мог бы убить без Алешиной забывчивости, без его поглощенности «единственным человеком на земле», его дорогим старцем, которым Алеша заслонил себе поначалу и Бога, и близких. То есть да, у Достоевского каждый из братьев виноват в смерти отца — но его мысль гораздо глубже и тоньше мысли его прямолинейных интерпретаторов. Достоевский изображает в романе двух страдающих детей: Илюшечку и Лизу Хохлакову. Ну еще заброшенных в первые годы жизни мальчиков Карамазовых, Пашу Смердякова, которому оплеуху дали за «неправильный вопрос», но вы же явно не о таких страданиях спрашиваете, правильно? И если спросить читателя о страдающих в романе детях, даже Лизу вспомнит далеко не каждый, потому что далеко не каждый воспринимает ее в этом качестве.
И почему роман совсем не дает адекватных рассказам Ивана картин? Достоевский очень тонко показывает здесь, что реальность совсем не такова, какой ее представляют в тенденциозных подборках «фактов». Она гораздо сложнее, многограннее, в ней невозможно поделить человечество на две группы: обиженных и обидевших — и расстрелять обидевших, усовершенствовав тем самым человечество, как пытается заставить признать Алешу Иван. И Ивану не автору! А вот у Достоевского в романе при том, что он весь — протест против детских страданий каждый обиженный оказывается еще и обидчиком.
Илюша — безусловный страдалец романа, на чьей мученической смерти созидается новое братство, но он же и Колю Красоткина ножичком в бок ткнул, и Алеше палец до кости прокусил, и в других детей камнями кидал, и собаку Жучку убил, накормив хлебом с булавкой. Достоевский показывает не разделяющую, а связующую нас вину друг перед другом, потому что вина и обида — последнее, что нас ощутимо связывает, если мы-таки почти достигли своей цели и уединились друг от друга. Как Достоевский раскрывает глубинные смыслы самых жутких рассказанных историй про детишек Ивановой, о затравленном собаками мальчике, и Лизиной, о распятом мальчике , как в глубине каждого страдающего образа неизменно появляется образ Христов — и для чего Достоевский это делает с читателем, — об этом я писала подробно в книге «Священное в повседневном», она есть в сети , а в кратком интервью это в полноте пересказать невозможно, конечно. Он подчеркивает: антропология Достоевского — исключительно мужская антропология, а «женщина может быть интересна лишь как стихия и атмосфера, в которой протекает судьба мужчины, судьба личности по преимуществу». Согласны ли вы с этим утверждением философа?
Взгляд Достоевского сосредоточен на мужчине потому, что мужчина у него — становящаяся личность, в то время как женщина — изначально личность состоявшаяся, совершенная. Женщина изначально находится там, куда мужчина поднимается с великим усилием. Женщина у Достоевского — божество и место присутствия божества, она часто раненое и поруганное божество Соня в «Преступлении и наказании» , но таков и есть Бог в христианстве — Тот, Кто пришел все отдать и был за это опущен на самое дно иерархии тогдашнего мира. Заметим, что роман начинается с того, что все свадьбы Федора Павловича Карамазова совершались «увозом», а центральная романная сцена — увоз Грушеньки в Мокрое обманным женихом и опознание ею там жениха истинного. То есть женщина у Достоевского — дыхание, сердце и объятие божества в жизни мужчины, маркирующая момент его приближения к нуминозному, оказывающемуся так страшно разоблачительным именно потому, что оно все отдает с полной любовью и не защищается — хотя издалека представляется высоким и недоступным.
Митя Карамазов — удивительный герой, дважды оказавшийся способным увидеть божественное в незащищающейся любви — и преклониться.
Оно по-прежнему - слово среди слов. В общем рассказ движется между двумя пределами: между сухоосведомительным, протокольным, отнюдь не изображающим словом и между словом героя. Но там, где рассказ стремится к слову героя, он дает его с перемещенным или измененным акцентом дразняще, полемически, иронически и. Между этими двумя пределами слово рассказчика движется в каждом романе. Влияние двух пределов наглядно раскрывается даже в названиях глав: одни названия прямо взяты из слов героя но, как названия глав, эти слова, конечно, переакцентуируются ; другие даны в стиле героя; третьи носят деловой осведомительный характер; четвертые, наконец, литературно-условны.
Вот пример для каждого случая из «Братьев Карамазовых»: гл. IV второй книги «Зачем живет такой человек» слова Дмитрия ; гл. II первой книги «Первого сына спровадил» в стиле Федора Павловича ; гл. I первой книги «Федор Павлович Карамазов» осведомительное название ; гл. VI пятой книги «Пока еще очень неясная литературно-условное название. Оглавление к «Братьям Карамазовым» заключает в себе, как микрокосм, все многообразие входящих в роман тонов и стилей.
Ни в одном романе это многообразие тонов и стилей не приводится к одному знаменателю. Нигде нет слова-доминанты, будь то авторское слово или слово главного героя. Единства стиля в этом смысле нет в романах Достоевского. Что же касается постановки рассказа в его целом, то он, как мы знаем, диалогически обращен к герою. Ибо сплошная диалогизация всех без исключения элементов произведения - существенный момент самого авторского замысла. Рассказ там, где он не вмешивается, как чужой голос, во внутренний диалог героев, где он не вступает в перебойное соединение с речью того или другого из них, дает факт без голоса, без интонации или с интонацией условной.
Сухое осведомительное, протокольное слово - как бы безголосое слово, сырой материал для голоса. Но этот безголосый и безакцентный факт дан так, что он может войти в кругозор самого героя и может стать материалом для его собственного голоса, материалом для его суда над самим собою. Своего суда, своей оценки автор в него не вкладывает. Поэтому-то у рассказчика нет кругозорного избытка, нет перспективы. Таким образом, одни слова прямо и открыто причастны внутреннему диалогу героя, другие - потенциально: автор строит их так, что ими может овладеть сознание и голос самого героя.. Итак, в произведениях Достоевского нет окончательного, завершающего, раз и навсегда определяющего слова.
Поэтому нет и твердого образа героя, отвечающего на вопрос - «кто он? Здесь есть только вопросы - «кто я? Но и эта вопросы звучат в непрерывном и незавершенном внутреннее диалоге. Слово героя и слово о герое определяются незакрытым диалогическим отношением к себе самому и к другому. Авторское слово не может объять со всех сторон, замкнуть и завершить извне героя и его слово. Оно может лишь обращаться к нему.
Все определения и все точки зрения поглощаются диалогом, вовлекаются в его становление. Заочного слова, которое, не вмешиваясь во внутренний диалог героя, нейтрально и объективно строило бы его завершенный образ, Достоевский не знает. Твердого, мертвого, законченного, безответного, уже сказавшего свое последнее слово нет в мире Достоевского. Проблемы творчества Достоевского. Достоевского 1821 — 1881. Иван Карамазов, беседуя со своим братом Алешей, монахом-послушником, говорит о том, что он не приемлет Бога, который допускает в этом мире страдания невинных детей ради некой «высшей гармонии».
Он поясняет свою позицию так: «Понимаешь ли ты это, когда маленькое, существо, еще не умеющее даже осмыслить, что с ним делается, бьет себя в подлом месте, в темноте и в холоде, крошечным своим кулачком в надорванную грудку и плачет своими кровавыми, незлобивыми, кроткими слезками к «боженьке», чтобы тот защитил его, — понимаешь ли ты эту ахинею, друг мой и брат мой, послушник ты мой божий и смиренный, понимаешь ли ты, для чего эта ахинея так нужна и создана! Без нее, говорят, и пробыть бы не мог, человек на земле, ибо не познал бы добра и зла. Для чего познавать это чертово добро и зло, когда это столько стоит? Да весь мир познания не стоит тогда этих слезок ребеночка к «боженьке»... Пока еще время, спешу оградить себя, а потому от высшей гармонии совершенно отказываюсь. Не стоит она слезинки хотя бы одного только того замученного ребенка, который бил себя кулачонком в грудь и молился в зловонной конуре неискупленными слезами своими к «боженьке»!
«Роман „Братья Карамазовы“ осознанно писался как завещание»
Замысел будущих «Братьев Карамазовых» появился задолго до первых черновиков — для Достоевского типично возвращаться по кругу к важным для него идеям. демистификация чуда, ангелов и демонов. Сервис электронных книг ЛитРес предлагает скачать бесплатно «Братья Карамазовы», Федора Достоевского в форматах fb2, txt, epub, pdf или читать онлайн! Оставляйте и читайте отзывы о книге на ЛитРес! Роль евангельских образов в художественной концепции романа Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы». Закажите книгу «Братья Карамазовы» от автора Достоевский Федор Михайлович ISBN: 978-5-389-01463-3, с доставкой и по низкой цене.
Почему роман «Братья Карамазовы» стал роковым для Достоевского?
Роман "Братья Карамазовы" является последним, и финальным романом автора. Автор рассматривает романы писателя как высказывание своего рода библейского пророка, посланца Бога, обличающего пороки и недостатки своих современников. Роман Ф. М. Достоевского "Братья Карамазовы" – произведение незаконченное.