Борис Юльевич Кагарлицкий * — российский социолог, публицист, автор книг и статей, кандидат политических наук. На фото Кагарлицкий Борис Юльевич. Кагарлицкий Борис Юльевич. Kagarlitskiy Boris Yulievich. Категория: Общественные деятели, Эксперты.
Политическая деятельность
- Борис Кагарлицкий | ВКонтакте
- Гособвинение запросило 5,5 года колонии социологу Борису Кагарлицкому - Российская газета
- Не по пути с Грудининым
- Основная информация
Антивоенные уголовные дела
Борис Юльевич Кагарлицкий — российский социолог и политолог, специалист в области политической теории и социальной истории.[1]. Интернет-издание «Рабкор» сообщило об этапировании своего главного редактора Бориса Кагарлицкого (признан СМИ-иноагентом) в Сыктывкар. Настоящий материал (информация) произведен, распространен и (или) направлен иностранным агентом Кагарлицким Борисом Юльевичем, либо касается деятельности иностранного агента Кагарлицкого Бориса. 25 июля был арестован Борис Кагарлицкий (признан иностранным агентом) – левый социолог, придерживающийся социал-демократических, оппортунистических взглядов. Кагарлицкий Борис Юльевич – директор Института глобализации и социальных движений. Борис Кагарлицкий* – российский социолог, левый публицист, видеоблогер, кандидат политических наук.
Социолога Бориса Кагарлицкого внесли в реестр террористов и экстремистов
Марксизм, что особенно важно, научился приспосабливаться к национальной специфике разных стран, образуя разные гибриды — такие, как маоизм в Китае или теология освобождения в Латинской Америке. По мнению Бориса Кагарлицкого, партия левых в мире еще не доиграна, и доигрывать ее будут, вероятно, страны периферии — в том числе пресловутый «глобальный Юг». В то же время и страны «центра» не имеют возможности отмахнуться от марксизма, поэтому легально преподают его в вузах, но стараются не выпускать на улицы. В вопросе «уличного» активизма социолог Кагарлицкий еще к середине 2000-х годов и особенно в 2010-е выработал достаточно ясную позицию. Он осознавал, что традиционные партийные структуры — и в России, и в остальном мире — во многом превращаются в экспонат, теряя очки на фоне популизма. Кроме того, он пристально следил за стихийными протестами левого толка, которые устраивала европейская молодежь, разительно похожая на парижских бунтарей 1968 года.
Из совокупности этих наблюдений утверждается идея сочетания «партийной» борьбы с борьбой уличной — причем не факт, что именно «старые» партии в XXI веке будут претендовать на роль авангарда. Кагарлицкий позитивно оценивал те горизонтальные и сетевые структуры, где может даже не быть единого центра — такие организации, как Движение безземельных крестьян в Бразилии или движение сапатистов в Мексике. Никто, впрочем, не станет утверждать и тем более Кагарлицкий , что горизонтальность и демократические принципы борьбы гарантируют протестам автоматический успех; социологу ясно лишь то, что форм борьбы за свои права должно быть несколько и их следует умело комбинировать. Но Кагарлицкий — не революционер, а ученый. Он считает, что для роста активности масс в постсоветскую эпоху возникли серьезные препятствия, которые необходимо преодолеть.
Одно из главных препятствий — инертность общества, его принципиальная аполитичность. Интересы человека ограничиваются пределами квартиры и девизом «Не выходи из комнаты, не совершай ошибку». Впрочем, сегодня упрекать общество в инертности было бы уже аморально. Так или иначе, в любую эпоху человеку никто не мешает добывать знания, а это уже полшага к пониманию собственных прав и возможностей. То, что явно может быть поставлено Кагарлицкому в заслугу, — это создание марксистского ресурса «Рабкор», а также вклад в популяризацию идей Маркса.
Важно, что с самого начала он был обителью плюрализма, потому что наряду с «леваками» туда могли приглашать и либералов: идеи не должны бояться друг друга, они должны сталкиваться и конкурировать. Всегда вооруженный аргументами, Кагарлицкий привык даже не спорить, а просто беседовать, задавая оппоненту вопросы. Он и сам никогда не боялся острых вопросов. Новые вызовы и старые параллели Последние события в мире раскололи не только левое движение, но и общество как таковое. Кто-то заговорил о сравнениях с Первой мировой, хотя любые аналогии, как известно, хромают.
Борис Кагарлицкий — которому никогда не были присущи громкие лозунги и радикальные популистские заявления — рассматривает события в Украине как классический периферийный конфликт. Он никогда не допускал публичных оценок российской внешней политики, хотя явно ее не поддерживал и не поддерживает. При этом не только он, но и многие другие марксисты искренне полагают, что битва условного буржуазного Нью-Йорка с условным буржуазным Шанхаем еще одним претендентом на роль нового гегемона сегодня ведется на окраинах агонизирующей цивилизации силами отстающих держав — старый рецепт, проверенный временем. Сколько продлится этот конфликт, куда приведет кризис и даст ли он импульс для рождения нового миропорядка — вопросы более чем праздные, потому что ученые не умеют гадать на хрустальном шаре. Заметим, что в 2014 году Борис Кагарлицкий поддержал создание ДНР и ЛНР — и в этом взгляде тоже прослеживалась сугубо марксистская, антиимперская логика.
В то же время он ни при каких обстоятельствах не рассматривал военный конфликт как что-либо позитивное и даже прагматически нужное. Более того, Кагарлицкий пришел к выводу о тупиковости любых военных конфликтов: их эра, по словам ученого, закончилась, поскольку никто от них не выигрывает. По всей видимости, он просчитался. Беда в том, что Кагарлицкий мыслит рационально, а политические элиты — нет. Увы, не все происходящее поддается логике.
Когда Бориса Кагарлицкого в очередной раз арестовали, он проявлял удивительный и почти странный оптимизм. Вероятно, все дело в диалектичности его мышления: раз в стране и в мире глубочайший политический кризис, значит, за ним неизбежно последует выход. Вооруженные конфликты, ужесточение «правил игры» внутри страны и за ее пределами подталкивают людей изучать марксистскую литературу, переоткрывать заново не только Маркса, но и Ленина, и даже Че Гевару. В то же время факт остается фактом: видный социолог ближайшие 5 лет проведет в заключении, и если это часть нашей реальности, значит, нам пора о многом задуматься. Вместо постскриптума.
Чему поучиться у Кагарлицкого Рассматривая опыт Бориса Кагарлицкого как в философском, так и в самом житейском измерении, мы можем поучиться у него нескольким важным вещам.
Однако там они лежали без движения до начала "перестройки", когда возник интерес к нашей стране, до этого тратить деньги на перевод уже надоевшего на Западе "самиздата" не решались даже издательства левой ориентации. Первым интерес к Кагарлицкому проявил издатель Робер Блекборн. Вожделенной мечтой Кагарлицкого долгое время была Дойчеровская премия. Ее учредитель - Айзек Дойчер, один из основателей марксистской социологии, был кумиром Бориса. Мечта материализовалась, когда книга "Мыслящий тростник" удостоилась почетной премии. Книгу публикует издательство "Версо", журнала?. Специально для этого издания Борис Юльевич пишет дополнительную главу, охватывающую период ранней перестройки. Книга стала "хитом сезона 1988-1989 гг" в категории историко-исторических работ, попав во все соответствующие магазины Европы.
Кагарлицкий стал неожиданно богатым. Кагарлицкий вошел в него вместе с известными теперь Сергеем Станкевичем, Михаилом Шнейдером? В марте 1989 г. Среди 13 членов Координационного совета - Кагарлицкий. Это безусловно время наивысшего расцвета фронта - он был практически единственной политической организацией, выступившей в поддержку, атакованной официальной прессой, Ельцина на выборах Съезда народных депутатов. Одним из главных оппонентов социалистического большинства фронта, лидером которого был безусловно Борис, в то время была "Демократическая фракция", одним из лидеров которой был - Михаил Астафьев. МКНС был переименован во Всероссийский комитет за социалистическую партию. В том же году Кагарлицкий окончательно переквалифицировался из лифтера в политического деятеля - по необходимости. Домоуправа раздражали интервью Бориса канадскому и французскому телевидению под лестницей вверенного ему в руководство дома.
Кагарлицкий теряет работу. Материалы о "неформалах" помещают даже такие солидные издания, как "Таймс" и "Файненшил таймс". Борис Юльевич "в моде". Он кокетливо заявляет "что это его не радует, так как слава портит, мешает творческому росту". Создание соцпартии занимает у Кагарлицкого большую часть 1990 г. Он делегат подготовительной конференции 9-10 июня в Ленинграде и учредительного съезда 21-24 июня. Другим занятием Кагарлицкого в этом году были выборы в Моссовет. С избранием в него в марте 1990 г. Избранный от блока "Демократическая Россия", Борис Юльевич еще до выборов знал, что его главная задача бороться в Моссовете с правыми представителями движения, представляемыми Гавриилом Поповым, в победе которых никто не сомневался.
Вместе со своими сторонниками-социалистами Владимиром Кондратьевым и Юрием Храмовым Кагарлицкий выходит из "ДемРоссии" и произносит на сессии Моссовета, избирающей первого московского мэра, историческую речь??? Он заявил, что фракция социалистов голосовать за Попова не будет. Нарушается жестко насаждаемое единство демократов. Кагарлицкий считает, что, если в Моссовете у него был какой-либо авторитет, то приобрел его он именно после этого "путча". Либеральный правый западнический путь для Кагарлицкого был неприемлем. Опять он встал против течения. В Моссовете он стал лидером фракции "Московские левые". Московские акции Борис Юльевич совмещает с многочисленными поездками - Кузбасс, Самара… Он устанавливает связи, консультирует стачкомы. На его взгляд, именно 1989-1990 гг.
Политики, "прозревшие в 1991 и 1992 годах, на его взгляд, "сильны лишь задним умом". Кагарлицкий пишет книгу "Прощай, перестройка! Кагарлицкий стал одним из. Тогда же он заявляет: "Проблема не в том, чтобы сменить государственную идеологию коммунистов на государственную идеологию антикоммунистов, а в том, чтобы создать условия для мирного сосуществования различных идеологий. Запад не менее идеологизирован, чем мы, но там эти условия созданы, а у нас нет". Августовские события 1991 г. Кагарлицкий предпринимает попытки создания "партии конкретных интересов - интересов наемных работников… партии политического обслуживания организаций социальной защиты населения". Кроме Кагарлицкого в нее вошли: главный редактор газеты Московских профсоюзов "Солидарность", в недавнем прошлом анархо-синдикалист Андрей Исаев, уже упоминавшийся В. Активно поддерживал группу председатель Моссовета Николай Гончар.
В ноябре был создан Московский, а 18 января 1992 г. Российский оргкомитеты партии. В оба попал Борис Кагарлицкий. Развитие событий в стране Борис Юльевич оценивает отрицательно: "Плюрализм власти и вакуум оппозиции. Плюрализм почему-то переместился в исполнительную власть - чего быть не должно. При этом в обществе он отсутствует - нет альтернатив данной исполнительной власти.
По сути это единственный орган сохраняющий дееспособность.
При желании они сейчас без больших усилий и риска могут завершить пригожинский переворот, только уже в свою пользу. Если, конечно, есть желание и решимость. Это мы скоро выясним. А упало, Б пропало, кто остался на трубе? В очередном списке иноагентов от Минюста обнаруживаю хорошего знакомого и товарища Михаила Тимонова. Судя по всему, его главная «вина» в том, что он распространял материалы, связанные с другими иноагентами. Например, обсуждал инициативы своих коллег по Московской городской думе — Бесединой или Ступина, которых иноагентами назначили ранее.
Или приходил к нам на Рабкор поговорить о столичной муниципальной политике. Обещал ещё о поездках по Африке рассказать, но это впереди. В общем, логика роста численности иноагентов совершенно неумолимая. Это что-то вроде распространения заразы. Пообщался с иноагентом, сам стал иноагентом. И потом рискуешь заразить тех, с кем общаешься ты. Так скоро у нас счет уже не на сотни и тысячи пойдет, а на миллионы.
Но точно знаем одно: никогда не станет ионагентом тот, кто сидит в бункере и ни с кем, кроме как после двухнедельного карантина не общается. Так что меры предосторожности принимаются правильные и обоснованные. Недавно зашел в зоомагазин купить еду для кота Степана и обнаружил, что привычные корма исчезают с полок. К несчастью, самую лучшую пищу для кошек и собак делают не в России. Импортозамещение, конечно, идет полным ходом, но тут опять беда: некоторые виды отечественного корма, к которому привык Степан, тоже пропали. Видимо нет необходимых продуктов. В магазине меня обнадежили: европейские фирмы исчезают с рынка, зато приходят южнокорейские.
Если бы у меня была собака, я бы поостерегся давать ей лакомства, приготовленные корейцами. Мало ли для чего они там собак откармливают? Но у меня кот, так что моральной проблемы вроде бы нет. Однако есть другая беда: корейские корма ему категорически не нравятся. Отворачивается и уходит. Привык, видите ли, к европейской кухне. Но в общем, поворот на Восток совершается.
Когда других вариантов не станет, даже Степану придется к корейской кухне привыкать. Обсуждая последствия пригожинского мятежа, большинство комментаторов обращает внимание на то, что теперь в голову любого военного, контролирующего 10-15 тысяч штыков, может закрасться известный слоган «можем повторить! На самом деле, однако, всё немного сложнее. Мятеж Пригожина стал катастрофой для власти именно потому, что ЧВК Вагнер создавалась в значительной мере как раз как средство предотвращения подобных мятежей. Конечно, первоначально основное значение имели иные задачи: надо было заниматься разными сомнительными операциями в Африке и в Сирии, делать то, за что государство как минимум не хотело брать ответственность.
Достаточно охарактеризовать некоторые ключевые эпизоды его эволюции и дать критическую оценку наиболее важных идейно-политических вопросов, которые он затрагивает. Несмотря на определенные колебания, неизбежные для любого образованного, думающего автора, Кагарлицкий на всем протяжении последней четверти века оставался верен нескольким основным положения своего мировоззрения.
Эти общие черты характерны для мелкобуржуазного демократа и противоположны ориентирам революционного марксиста: нежелание бороться за идейную ясность, поощрение интеллектуальной аморфности и путаности — под видом "широты" взглядов; отказ от борьбы за построения независимой политической партии рабочего класса; вместо этого — стремление собрать вокруг себя как можно больше разношерстной радикализованной публики при неизменной ориентации на поддержку тех или иных слоев правящей элиты бюрократии или буржуазии ; подмена пролетарского интернационализма фразами о "солидарности" в духе морального сочувствия или организационной координации при общем стремлении к союзу с национально-ориентированными реформистами; всегдашний субъективизм оценок и дух группового сотрудничества вместо стремления к открытому и принципиальному выражению своей позиции. Для того чтобы понять, каким образом сформировались основы мировоззрения Бориса Кагарлицкого как ведущего "легального" левого политика постсоветской России, необходимо кратко рассмотреть, какие процессы происходили в общественно-политической жизни Советского Союза в 1970-х — начале 1980-х годов прошлого века. В СССР этот период принято называть брежневским "застоем", хотя само это понятие, вполне здравое по своему общему смыслу, требует более конкретного описания. Причина этого лежала в самих успехах советской экономики и соответствующим технологическим и организационным усложнением всего народно-хозяйственного механизма. Методы бюрократического командования и "планирования", дававшие относительные результаты на примитивном уровне экономического развития 1920-1930-х годов, не могли более обеспечивать дальнейшего движение вперед, — причем это справедливо как в отношении количественных показателей роста, так и применительно к качеству продукции, особенно потребительских товаров. Невозможно говорить об экономическом кризисе в СССР 1970-х годов в том смысле, который приложим, например, к 1990-м годам, когда происходило масштабное падение производства, закрытие и банкротство целых отраслей промышленности и выброс на рынок труда десятков миллионов работников, ставших в одночасье ненужными. В позднебрежневский период кризис выражался скорее в общей стагнации, в исчерпанности прежних форм и методов хозяйствования, в накоплении диспропорций, — что представляло собой громадную угрозу, но само по себе не делало еще советскую экономику фатальным банкротом.
В социальной сфере продолжалось проведение мер в интересах широких слоев трудящихся. Условия труда носили относительно "цивилизованный" характер, если учитывать интенсивность и продолжительность рабочего дня и гарантированный оплачиваемый отпуск. Значительная доля семей могла перебраться в дешевое и относительно комфортное городское жилье. Словом, именно в этот период жизнь советского общества впервые стала обретать "нормальный" характер, а суровые тяготы и страдания поколений, прошедших годы индустриализации и коллективизации, а затем войны и первых послевоенных лет ушли, казалось, навсегда в прошлое. Однако в духовной атмосфере и культурной жизни 1970-х годов — несмотря на очевидные и весьма значительные достижения в литературе, кино и театре — кризис ощущался весьма остро и имел наиболее выраженный характер. Он проявлялся во все большем массовом отчуждении от официально декларируемых целей, в разочаровании тем сортом "социализма", который строился под руководством привилегированной партийной номенклатуры. Сама она все глубже погружалась в пучину цинизма и коррупции.
Хрущевская "оттепель", казалось, открыла дорогу десталинизации, очищения социализма от "деформаций" периода "культа личности" и возрождения форм советского народовластия. Увы, эти надежды оказались быстро похоронены самой бюрократией, испытывавшей смертельный страх перед эгалитаристскими устремлениями советского народа, стремившегося демократизировать формы управления партией и государством. Жестокое подавление событий в Новочеркасске в 1962 году показало, что бюрократия будет беспощадно карать любой протест против ее властных привилегий, а ввод советских войск в Прагу в 1968 году окончательно похоронил надежды на то, что лицо "реального социализма" имеет более гуманный характер по сравнению с эпохой Сталина. Идеологический кризис сталинизма В общественном мнении резко усилились брожение и фрустрации. Значительная часть интеллигенции повернула в сторону отказа от самой социалистической перспективы в пользу примирения с буржуазной цивилизацией, притягательность которой усилилась благодаря эпохе послевоенного экономического бума и социальных реформ на Западе. Этот сдвиг главным образом и можно рассматривать в качестве основного вектора тех духовных перемен, которые происходили в эпоху "застоя". Рука об руку с этим шла активизация сил, делавших ставку на русский национализм.
В высших эшелонах советской бюрократии оформилось несколько центров, которые со второй половины 1960-х годов настойчиво и целенаправленно покровительствовали неофициальным формам проявления русского национализма, — как это хорошо показано в недавно вышедшей книге Н. Разумеется, русский национализм с самого начала был неотъемлемым элементом сталинизма как идеологии национальной бюрократической элиты, однако с конца 1960-х годов эта тенденция стала все более открыто выступать как нечто самостоятельное, в полном отрыве от идей социализма. Что касается более широких слоев, то возможность социалистического обновления еще продолжала до известной степени служить путеводной нитью, а с началом "перестройки" даже получила новый временный импульс. Но все же в целом это было больше настроением, бессознательной привычкой, специфическим проявлением национальной психологии, нежели действительно осознанным пониманием исторического процесса и его всемирных альтернатив. К сожалению, характерной чертой советского общества в том виде, каким он вышел из кровавой трагедии Большого террора, — когда были физически уничтожены несколько поколений социалистической интеллигенции и рабочих, — было то, что живая связь с историей революции Октября 1917 года и ее политическими основами оказалась утрачена. Советские люди в широком смысле слова перестали осознавать "связь времен" и в результате этого стали маловосприимчивы к угрозе реставрации капитализма — перспективе, все более открыто проповедовавшейся не только прозападными диссидентами 1970-1980-х годов, но и, более косвенным образом, элитными отрядами самой бюрократии. Стоит напомнить, что Мих.
Лифшиц, одна из крупнейших фигур советской теоретической мысли, еще в конце 1960-х годов говорил о "засилье либерала" в среде партийно-государственной элиты. Усиление прозападно-либеральных и националистических тенденций объективно выступало в качестве двуединого процесса, в рамках которого происходил поворот в сторону от идей социализма. Необходимость выработки жизнеспособной альтернативы сталинизму слева в условиях этих господствующих тенденций стала как никогда острой. Объективно на карте стояло само существование Советского Союза. Но именно в этот период те оппозиционные силы и течения в СССР, которые считали себя социалистическими, переживали глубокий кризис. Наиболее значимой и символичной фигурой в этом отношении был историк Рой Медведев, с которым Кагарлицкий был лично знаком и который, по словам Кагарлицкого, оказал на него существенное влияние на рубеже 1970-80-х годов. Рой Медведев Выступив на арену общественно-политической борьбы в период хрущевской "оттепели", Рой Медведев занял вскоре место ведущего представителя социалистической оппозиции официальному сталинизму.
Однако эта оппозиция радикальным образом отличалась от той Левой оппозиции, которая существовала в СССР в 1920-30-е годы и была связана с интернациональной программой Октября 1917 года. При всех драматических особенностях ее эволюции как массового течения в партии, она в целом ориентировалась на Льва Троцкого и его идеи. Если левая оппозиция двух первых послереволюционных десятилетий рассматривала сталинизм как отрицание наиболее фундаментальных принципов и целей революции, то в 1960-е годы оппозиция номенклатуре слева, по существу, не выходила за рамки "генеральной линии", представляя собой лишь наиболее левый фланг официальной государственной идеологии. Взгляды Роя Медведева, сформировавшиеся в целом в период после "эпохи 1937 года", с самого начала впитали в себя ряд основных догматов сталинизма — прежде всего признание поражения троцкизма 1920-30-х годов исторической неизбежностью и ориентация на строительство социализма "сначала" в национальных рамках, чему соответствовало стремление к созданию "сильного" государства. Важной составляющей этой общей ориентации был русский национализм, хотя в случае Роя Медведева он принимал — по крайней мере, поначалу — достаточно просвещенную форму. Не представляя собой какого-либо решительного разрыва со сталинизмом, Р. Медведев оказался неспособен выработать по-настоящему самостоятельную и, стоить добавить, марксистскую линию в момент усилившего брожения и дифференциации в среде советской интеллигенции и политических диссидентов.
Его работы того времени показывают, до какой степени он, по существу, шел по пути последовательной капитуляции перед сталинизмом и русским национализмом. Так, полемизируя в середине 1970-х годов с Солженицыным, с его в то время уже окончательно оформившимся креном в сторону крайних форм русского национализма, Рой Медведев в целом признавал законность общего направления мысли автора "Архипелага ГУЛАГ". Медведев заявлял, что "национальная жизнь русского народа, как это ни странно, затруднена гораздо больше, чем, скажем, армянского, грузинского или узбекского народов" [1]. Продолжая размышлять на эту тему, он утверждал, что "наблюдающееся ослабление русских национальных начал не является в настоящее время ни закономерным, ни прогрессивным" [2], после чего задавался вопросом: "Каким образом следовало бы способствовать не только сохранению, но и развитию национальной самобытности русского народа? Медведева также и на признание общественно-значимой роли православной церкви. Между тем исторически православие было прежде всего связано с деспотическим государством, преданно обслуживало интересы абсолютной монархии и воплощало все самое отсталое и реакционное, что было в русском обществе. Не удивительно, что к концу 1970-х годов Р.
Медведев уже в значительной степени отошел от своей роли левого диссидента и стал открыто поддерживать "прогрессивные" течения в сталинистском аппарате, идентифицируя их в определенный период с именем Ю. Он завязал также тесные связи с некоторыми кругами в КГБ — теми, которые позднее патронировали М. Все это были слои высшей советской элиты, которые со все большей нервозностью и опасением относились к советской политике в том виде, как она проводилась в годы позднего Брежнева. В целом путь, по которому пошло развитие мировоззрения Р. Медведева, — начиная, по крайней мере, с периода "оттепели" — привел его уже в постветское время к активной поддержке политики В. Путина и неумеренным восторгам по отношению к мэру Москвы Ю. Злая ирония истории состоит в том, что нашедший свой путь примирения с новым русским капитализмом Рой Медведев был среди тех, кто в 1970-е годы вообще отрицал саму возможность капиталистической реставрации.
В 1974 году, например, он писал, что "перемены, которые произошли в нашей стране после Октября, необратимы" [5]. Чуть позднее в том же году он говорил об общественном сознании, "которое уже сложилось у нашего народа и которое не повернуть ни капитализму, ни к древнему православию" [6]. Такова была степень исторической слепоты и идейной путаницы, которой отличался даже такой нерядовой представитель левого диссидентства как Рой Медведев! Его эволюция как общественного деятеля является лучшим доказательством неотвратимого действия той закономерности, что любые попытки построить левую альтернативу сталинизму, не признавая исторической правоты троцкизма, обречены на провал и идейное перерождение. Медведева, пошел дальше влево. Однако вместо возвращения к политическим истокам русской революции — что требовало поворота в сторону восстановления ориентиров и принципов "троцкистской" оппозиции 1920-х годов, — он оказался под влиянием разнообразных "модных" в то время на Западе леворадикальных течений. Среди них, правда, был и троцкизм, однако лишь в лице его реформистских фракций, которые к тому времени порвали всякую реальную связь с революционным марксизмом и на свой лад искали примирения со сталинизмом, социал-демократией и профсоюзными бюрократиями.
Это широкое явление, у которого Кагарлицкий заимствовал некоторые свои идеи, получило название паблоизма. Мы пока ограничимся только общей констатацией, а более полную характеристику паблоизма как международного феномена дадим позже. Начав оппозиционную деятельность в конце 1970-х годов, будучи еще студентом, Кагарлицкий вскоре привлек внимание КГБ и был подвергнут репрессиям за "антиобщественную деятельность". По существу, вся его жизненная карьера была вмиг сломана "ежовыми рукавицами" тоталитарной бюрократии. Как обычно, она била налево с гораздо большей свирепостью, чем направо. В 1982 году он был арестован в числе группы из семи человек, связанных с изданием социалистических журналов "Варианты" и "Левый поворот" вскоре переименованного в "Социализм и будущее". Они были обвинены в "антисоветской пропаганде" и создании антисоветской организации, но почти все избежали суда после заступничества руководителей западных компартий и согласия "раскаяться".
Автор анонимной рецензии, написанной в те же годы, писал, что основополагающую идею круга единомышленников, к которому принадлежал Кагарлицкий, можно было сформулировать так: "Реформы сверху под давлением снизу". По свидетельству одного современного исследования, группа предпочитала относить себя к "еврокоммунистам", сочетая это с идеями левой социал-демократии и западных "новых левых" [7]. В коллективном ответе на вопросы французского журнала "Альтернативы" члены редакции "Вариантов" заявляли, что хотя "с современной властью не может быть никакого сближения", все же в отдаленной перспективе можно надеяться на то, что при достаточно остром кризисе властвующий блок расколется и определенная его часть пойдет на сотрудничество с оппозицией. При этом они ссылались на опыт Чехословакии 1968 года, Испании после 1976 года, Бразилии после 1978 года, Польши в 1980-1981 гг. Эта политическая концепция самым недвусмысленным образом порывала с одним из фундаментальнейших постулатов марксизма, а именно, что социализм может стать результатом лишь независимой и самостоятельной политической мобилизации рабочего класса. Эта мобилизация реализуется в виде борьбы за построения революционной партии пролетариата. Группа, к которой принадлежал Кагарлицкий, противопоставила этому идею давления на бюрократию снизу и слева, ожидая, что именно по инициативе самой привилегированной касты начнется возрождение социализма.
Другим словами, рабочий класс сбрасывался со счетов в качестве революционной социальной силы. Скорее, он должен был своей пассивной поддержкой придать необходимый политический вес тем силам, которые стремились "убедить" бюрократию в выгодах "демократического социализма". Это была, по существу, глубоко реформистская концепция. Но всякий реформизм неизбежно связан с национальным государством, в рамках которого проводятся реформы, а потому всякий реформизм по определению национально ориентирован. В итоге программа Кагарлицкого свелась к отказу от революционного интернационализма в пользу "реалистичной" тактики борьбы за частичные уступки и реформы сверху. Вся последующая политическая биография Кагарлицкого есть постоянное воспроизведение, с небольшими вариациями, этой самой перспективы, в которой реформистская "тактика" навсегда и полностью вытеснила революционную "стратегию". В 1981 году Кагарлицкий обобщает свои исторические взгляды и через призму этого формулирует свое политическое кредо в книге Диалектика перемен написанной под псевдонимом В.
В ней он излагает историю развития социалистических идей в России и их применение на практике, от создания социал-демократической партии и победы Октябрьской революции до наших дней. Эта книга — наряду с другой, написанной позднее в 1980-е годы под названием Мыслящий тростник The Thinking Reed , — стала как бы политической визитной карточкой Кагарлицкого, в особенности в кругах леворадикальной интеллигенции на Западе. Обе книги были переведены на английский язык и опубликованы издательством Verso Press, а за одну из них он получил премию Исаака Дойчера. Диалектика перемен дает представление о том, какого сорта идеологическую альтернативу Кагарлицкий попытался предложить марксизму или, в определенном смысле, троцкизму. Он писал, что среди левых сегодня троцкисты являются наиболее идеологически ориентированной группой. Среди всех радикальных течений они наиболее последовательно отвергают реформизм, рассматривая себя в качестве выразителя революционной воли рабочего класса и бескомпромиссных защитников чисто социалистической политики. Однако, продолжал он, в той степени, в какой рабочий класс в промышленных демократиях не выказывает какой-либо реальной революционной роли, троцкисты остаются небольшой группой с ограниченным влиянием на массы.
Беда троцкистов не в том, что они слишком революционны, а в том, что они недостаточно диалектически понимают революцию. Ссылки на диалектику имеют здесь, конечно, насквозь спекулятивный характер. Под разговоры про диалектику можно удобно проталкивать самые оппортунистические идеи, которые кажутся "ближе к жизни". Вообще, элементы интеллектуального и политического шарлатанства уже тогда были присущи методу аргументации Кагарлицкого. Например, он попытался развить теорию "революционного реформизма", находя ее истоки в работах самого Маркса и говоря о существовании "откровенно реформистских тем" в Капитале, таких как рассмотрение английского фабричного законодательства. Оказывается, с точки зрения Кагарлицкого, что Парижская Коммуна вызвала сильнейший кризис у Маркса. Под давлением активистов рабочего движения он, видите ли, был вынужден делать все больше и больше уступок старому утопическому социализму.
Итогом стало то, что Маркс якобы отверг свои до того научные и по существу реформистские концепции. Затем в Диалектике перемен Кагарлицкий взял под свою защиту Мильерана, французского социалиста, который стал министром в кабинете Вальдека-Руссо и был единодушно осужден всеми революционными социалистами своего времени, став символом предательства рабочего движения. Поставив вопрос о том, как добиться того, чтобы отдельные реформы могли перерасти из этапов улучшения системы до ее замены новым строем, Кагарлицкий заявил, что этот вопрос был решен Жоресом. При этом Кагарлицкий противопоставил Жореса Розе Люксембург. Если первого он назвал "реалистом", то Люксембург — "революционным романтиком". После этого Кагарлицкий заявил, что к концу жизни реформистом стал и Ленин. Об этом якобы свидетельствует работа Ленина Детская болезнь левизны в коммунизме, где Ленин, по мысли Кагарлицкого, защищал парламентаризм и необходимость сотрудничества с реформистскими профсоюзами.
Однако апофеозом можно считать рассуждения Кагарлицкого о Народных фронтах 1930-х годов. Сталинистскую политику поддержки Народных фронтов он считает лучом света в царстве сталинистской системы. Эта линия содержала много "конструктивных элементов". Речь идет о том, что компартии должны были не только вступать в альянс с социал-демократами, но также и защищать каждый дюйм буржуазной демократии от фашизма и буржуазной реакции. Впервые, по мнению Кагарлицкого, был выдвинут лозунг критической поддержки социал-демократических реформ. Между тем этот альянс ГПУ с буржуазной демократией пришелся как раз на тот период, когда в СССР была проведена самая кровавая в мировой истории бойня революционеров. В целом, если рассматривать книгу Кагарлицкого объективным образом, то есть с точки зрения условий того времени, когда происходил процесс внутреннего разложения идеологических и политических институтов сталинизма, то приходится признать, что это была попытка создать некое центристское движение, направленное против независимого движения рабочего класса.
Примечания: 1. Медведев, Р. Медведев, Солженицын и Сахаров. Два пророка. Там же, с. Москва, пр. А для чего к дому пристраивают крыльцо?
И как через крыльцо удобней входить в Дом, так и через Предисловие легче входить в Книгу. Кроме того, крыльцо -- это своеобразная визитная карточка Дома, а предисловие -- визитная карточка Книги. Несомненное преимущество предисловия в том, что оно короче. И его, соответственно, легче прочесть. И нередко предисловия бывает достаточно, чтобы опытный читатель смог определить: стоит ли читать труд автора. Наверное, для усиления интереса было бы нелишне, чтобы предисловие к книге Б. Караглицкого написал Е.
Гайдар или В. Мне, в основном разделяющему оценки и видение происходящих в России или точнее сказать с Россией? Попытаюсь, тем не менее, помочь потенциальному читателю, выделив те особенности книги и ее автора, которые противопоставляют их множеству аналогичных монографий и публикаций. Эта книга не просто труд аналитика и публициста, черпающего суждения и оценки из газетных статей и политологических книг. Изощренный читатель всегда отличит академического политолога от человека, знающего политику не понаслышке. В данной книге рефлексия собственной политической деятельности автора, бывшего деятеля левого социалистического фланга, российского "неформального" движения времен Московского Народного Фронта, лидера Социалистической партии, одного из активистов Партии Труда, бывшего депутата Моссовета и т. Но не того "профессионального революционера" или "профессионального реформатора", сделавшего политическую активность способом бизнеса, которому все равно какую партию "лепить" и какие программы писать, лишь бы "навар" был погуще и гонорары повыше.
Мне, например, не хватает фантазии, чтобы представить Кагарлицкого придворным аналитиком, спичрайтером или имиджмейкером какого-нибудь Мавроди хотя некоторые из его бывших сподвижников зарабатывали деньги именно таким образом. Или в роли советника нижегородского плейбоя в ранге вице-премьера, типа Немцова. Для некогда "христианского демократа" и патриота Аксючица такие метаморфозы возможны, для Кагарлицкого, мне кажется, -- нет. И дело даже не только в его принципиальности или порядочности, а в том, что идеи для Кагарлицкого -- нечто большее, чем просто инструмент пропаганды или убаюкивания собственной совести. Кагарлицкий не "прагматик", имея в виду тот новый смысл этого слова, в которое новое поколение российских политиков оборачивают цинизм, полную беспринципность и идейную всеядность. Автор книги стоял у истоков зарождения российской политики как таковой. Под зарождением политики я имею в виду тот момент, когда понятия "политика" и "политика КПСС" перестали быть синонимами.
Многих из ныне действующих на политической арене лиц он знал или знает лично и знает им действительную цену. Автор не особенно стесняется в характеристиках, но эта не та беспардонность и безапелляционность, характеризующая многих авторов политологических и публицистических книг, для которых существует лишь два мнения: свое собственное и неправильное. Резкость Кагарлицкого в большинстве случаев представляется обоснованной и оправданной, будь то характеристики резидентов МВФ в России или думских оппозиционеров из КПРФ. Хотя оценки, скажем, правозащитников Ковалева и Якунина мне показались незаслуженно комплиментарными, трудно сочетающимися с их реальной политической и этической траекторией последних лет. Я объясняю эту неточность характеристик авторским опытом личного общения. Не призываю читателя верить Кагарлицкому на слово везде и во всем -- он субъективен и не особенно скрывает своих симпатий и пристрастий. Но я хотел бы обратить внимание на то, что субъективность, которая у нас слывет чуть ли не ругательством или, по меньшей мере, синонимом предвзятости, антиподом "объективности", есть в данном случае не недостаток, но достоинство анализа и оценок автора.
Выгодно отличающие авторскую позицию от рыбьей беспристрастности иных литераторов. С исчезновением из вузовских программ философии, социально-политической теории даже в вульгарно-догматических вариантах МЛФ или многократно изруганного научного коммунизма приходится констатировать резкое падение методологического уровня подавляющего большинства постсоветских социально-политических работ. Авторы нередко демонстрируют журналистскую позитивистскую поверхностность, когда даже обилие импортных терминов и словечек не могут прикрыть смысловое убожество и бессодержательность текстов. А неуловимость сугубо российских проблем понятийным инструментарием, порожденным западными реалиями, объясняется заведомой иррациональностью и "неправильностью" "этой страны" и ее народа. С другой стороны, попытки заполнить возникший "методологический вакуум" разработками в русле сугубо отечественных теорий пассионарности Льва Гумилева или геополитических изысканий а-ля А. Дугин пока оказались практически бесплодными и скорее более запутывающими суть российской ситуации, нежели ее проясняющими. Книга Кагарлицкого не относится ни к жанру "переводы с английского", ни к паранаучным мистическим штудиям, несущим на себе отпечаток кондового провинциализма и непрофессионализма, появляющимся на лотках почти на каждом политическом мероприятии.
Книга написана в русле марксистской и неомарксистской традиций, которые официальные придворные аналитики и политологи поспешили объявить устаревшими. Но не того марксизма, который из-под палки "проходили" в вузах бывшие комсомольцы, а ныне министры и президенты банков. А марксизма как метода, как открытой системы, органично впитывающей все достижения передовой мировой социальной и, прежде всего, социалистической мысли. Для которой нет авторитетов кроме истины. И это тоже не недостаток, а достоинство автора и книги, которого он не стесняется, но скорее гордится. Да и в самом деле, стоит ли отказываться от марксистского метода, если он подтвердился "на все сто" в эпоху после 1989--91 гг. Причем даже самые кондовые, вульгарные в духе схем "Краткого курса" марксисты нередко оказывались точнее в анализе, оценках, предвидениях развития страны и ее экономики, нежели эрудированные вице-премьеры и их советники, любящие к месту и не к месту ввернуть цитату из Поппера, Милтона Фридмана или фон Хайека.
Вообще вся книга призвана объяснить, почему объективно выход из российского рукотворного тупика находится "слева". Автор относится к числу немногих отечественных аналитиков, которые достаточно хорошо знают мировой контекст происходящих в России процессов. Он лично знаком с рядом зарубежных исследователей и политиков. Поэтому книга выгодно отличается от многих аналогичных работ, в которых российская ситуация выглядит специфично, изолированно, уникально даже в тех своих аспектах, где она уникальной не является. Впрочем, от подкрепления своих ключевых позиций ссылками на Валлерстайна или других достаточно авторитетных авторов книга не проиграла бы. Хотя нестрогость самого жанра книги -- она и научная, и публицистическая -- позволяет избежать строгих канонов научных монографий. С авторской позицией, отдельными формулировками можно спорить.
Например, с неизбежностью имевшего место варианта трансформации общества. Можно говорить о вероятности того или иного варианта, но история всегда многовариантна и не терпит всякого рода "иного не дано".
Борис Кагарлицкий: «Вопрос собственности был и остаётся актуальным»
Кагарлицкий Борис Юльевич, 29.08.1958 года рождения, город Москва", – следует из реестра. Бори́с Ю́льевич Кагарли́цкий — российский учёный-социолог, оппозиционный общественный деятель, левый публицист, видеоблогер; кандидат политических наук. Социолога и публициста Бориса Кагарлицкого* начали этапировать в исправительную колонию для отбывания наказания, сообщил РИА Новости адвокат Сергей Ерохов. Бори́с Ю́льевич Кагарли́цкий — российский учёный-социолог, оппозиционный общественный деятель, левый публицист, видеоблогер; кандидат политических наук. Кагарлицкий Борис Юльевич родился 29 августа 1958 года, проживает в Москве, социолог, публицист, видеоблогер, политик левых взглядов, главный редактор интернет-СМИ «Рабкор».
Смотрите также
- Новости Республики Коми | Комиинформ
- Политолог, социолог, публицист
- Кагарлицкий Борис Юльевич
- Рассылка новостей
- Кагарлицкий, Борис Юльевич
Социолога Бориса Кагарлицкого внесли в реестр террористов и экстремистов
Кагарлицкий Борис Юльевич – биография. Kagarlitskiy Boris Yulievich. 28 августа 1958 года. Биография Кагарлицкий Борис Юльевич. Член Совета и Исполкома Партии труда, эксперт Федерации независимых профсоюзов России с 1993 г.; родился 28 августа 1958 г.; окончил ГИТИС в 1988 г.; 1987-1990 — обозреватель Агентства «ИМА-пресс». российский теоретик марксизма и социолог, который был политическим диссидентом в Советском Союзе и Российской Федерации.
Борис Кагарлицкий
В апреле 1982 года арестован по «Делу молодых социалистов» и год с небольшим провёл в Лефортовской тюрьме по обвинению в антисоветской пропаганде. Давал откровенные показания и в результате «сотрудничества со следствием» в апреле 1983 года был освобождён в порядке помилования. С 1983 по 1988 год Борис Кагарлицкий работал лифтёром, писал книги и статьи, публиковавшиеся на Западе, а с началом перестройки и в СССР. В годы перестройки участвовал в деятельности Московского народного фронта, состоял в его Координационном совете. В том же году его книга «Мыслящий тростник», вышедшая по-английски в Лондоне, получила в Великобритании Дойчеровскую мемориальную премию. С 1989 по 1991 год был обозревателем агентства ИМА-пресс. В 1992 — 1994 годах работал обозревателем газеты Московской федерации профсоюзов «Солидарность». В апреле 2002 года стал директором Института проблем глобализации, после его разделения в 2006 году возглавил Институт глобализации и социальных движений ИГСО. Председатель редакционного совета журнала «Левая политика».
В 1995 году в Институте сравнительной политологии и проблем рабочего движения РАН под научным руководством доктора экономических наук, профессора С. Пронина защитил диссертацию на соискание учёной степени кандидата политических наук по теме «Политика профсоюзов и производственные конфликты в России 1990-е годы » специальность 23. Официальные оппоненты — доктор юридических наук О. Мартышин, доктор экономических наук А. Колганов и кандидат философских наук А. Ведущая организация — Московский государственный социальный университет. Преподаватель Московской высшей школы социальных и экономических наук. В августе 1987 года участвовал в организации первой конференции неформалов «Общественные инициативы в перестройке».
В сентябре 1987 года совместно с Александром Гришиным начал издавать самиздатский журнал «Свидетель» позже переименованный в «Левый поворот». Вскоре группа членов КСИ, придерживавшихся твёрдой социалистической ориентации, создаёт клуб «Социалистическая инициатива», лидерами которого стали Б. Кагарлицкий и Михаил Малютин. Летом 1988 года Б. Кагарлицкий становится одним из лидеров создающегося Московского народного фронта МНФ , где вместе с М. Малютиным вёл борьбу за социалистическую ориентацию новой организации.
Издавал подпольный журнал «Левый поворот» "Социализм и будущее" , участвовал в издании журнала «Варианты». В начале апреля 1982 года был арестован по делу так называемых "молодых социалистов" кроме него были арестованы Павел Кудюкин, Андрей Фадин, Юрий Хавкин, Владимир Чернецкий и другие, а позже - Михаил Ривкин. После письменного обещания не заниматься более антисоветской деятельностью был освобожден вместе с Кудюкиным, Фадиным и некоторыми другими в апреле 1983 года. В июле того же года выступал в качестве свидетеля на суде над Михаилом Ривкиным.
Хотя на суде Кагарлицкий заявил, что не считает контакты Ривкина с ним подпадающими под действие ст. Осенью 1986 г. В 1987-88гг. В 1989-1991 гг. В 1988-1989 гг. Летом 1989 г. В 1990-93 гг. С весны 1992 г. После фактического прекращения в 1995 г. В ноябре 2001 г.
Никогда не удастся создать "честную власть", реалистичный выход - сменяемость власти на основе конкуренции с жёстким ограничением сроков пребывания во власти. Можно ещё варианты предложить - случайный или обязательный выбор на госдолжности на короткий срок как назначение присяжных заседателей для первого случая и призыв в армию для второго, когда каждый обязан отработать два года на государственной или муниципальной должности - но это из области фантастики...
Уже в 1977 году проявил себя как левый диссидент, публиковался в самиздатовских журналах. Был участником подпольного социалистического кружка в Москве, в 1982-м был впервые арестован по делу этих «молодых социалистов». В молодости Б. Кагарлицкий носил бороду Год провел в Лефортово за антисоветскую пропаганду.
Был помилован. Работал почтальоном, лифтером, писал книги, которые публиковались на западе, а в перестроечное время и в Союзе. В 1988-м году книга Кагарлицкого «Мыслящий тростник», переведенная на английский язык и выпущенная в Великобритании, получила Дойчеровскую мемориальную премию. В биографии Кагарлицкого 80-х годов был период, когда он издавал самиздатовский журнал «Свидетель» потом его переименовали в «Левый поворот». Состоял в Координационном совете Московского народного фронта. Создал с соратниками клуб социальных инициатив, устраивал конференции политических неформалов, предлагавших свои пути проведения перестройки в стране.
В одной из конференций участвовали, например, В. Жириновский, А. Исаев, М. Малютин, В. Новодворская, С. Есть мнение, что курировал встречу-диалог Александр Яковлев, на тот момент главный идеолог страны.
В 1989 году Московский народный фронт, которым руководил политик, пытался выдвинуть его в народные депутаты СССР, но безрезультатно. В следующем году в составе блока «Демократическая Россия» стал депутатом Моссовета. Создал незарегистрированную Партию труда она существовала пять лет. Был одним из инициаторов создания «Левого фронта». Боролся за сильную социалистическую партию. Мнение Кагарлицкого интересует многих не только в стране, но и за рубежом В начале 90-х Кагарлицкий был обозревателем информационного молодежного агентства ИМА-пресс, ведущим сотрудником профсоюзной газеты «Солидарность», экспертом Федерации независимых профсоюзов РФ.
Социолог-иноагент Кагарлицкий* включён в список террористов и экстремистов
Апелляционный военный суд изменил наказание социологу Борису Кагарлицкому* со штрафа на реальное лишение свободы. Социолога Бориса Кагарлицкого* решением апелляционного суда снова отправили под арест. Прокуратура обжаловала приговор первой инстанции (штраф) и запросила л. Борис Юльевич Кагарлицкий * — российский социолог, публицист, автор книг и статей, кандидат политических наук. Политика - 12 декабря 2023 - Новости Москвы - Борис Кагарлицкий* (признан иноагентом, внесен в перечень террористов и экстремистов Росфинмониторинга) признан виновным по делу об оправдании терроризма и приговорен к пяти годам в колонии общего режима, пишет ТАСС.
«Кагарлицкий Борис Юльевич - биография и книги»
Кагарлицкий Борис Юльевич (1958) — журналист, публицист. Борис Юльевич Кагарлицкий (род,29 августа 1958,Москва) — российский социолог,левый публицист,кандидат политических наук,Биография Сын известного литературоведа и театроведа Ю, И, Кагарлицкого,Был студентом ГИТИСа,где его отец был профессором. Социолога и публициста Бориса Кагарлицкого* начали этапировать в исправительную колонию для отбывания наказания, сообщил РИА Новости адвокат Сергей Ерохов.