Log in to follow creators, like videos, and view comments. Виктор Розов "Дикая утка" читает Ухина Марина. 492 Коротков Григорий В Розов Дикая утка x264 Скачать. Фото — Виктор Дмитриев. Решение «Дикой утки» строится на введении второго плана — фильма, снятого студией «Гамма» с теми же актерами, но в других декорациях. Смотрите вместе с друзьями видео В. Розов «Дикая утка» из цикла «Прикосновение к войне» онлайн.
Читать книгу Удивление перед жизнью. Воспоминания - Виктор Розов - Страница 10
Еще добавляю подсолнечного масла. На килограмм мяса примерно столовую ложку масла. В йогурте мясо становится нежным и мягким, вкус ягод придает пикантный вкус, а масло обволакивает кусочки мяса и при жарке на мясе образуется хрустящая коро... Мы нашли Как принимать правильные решения? Дмитрий Тютьков.
Самая летящая книга о войне 13 апреля 2020, 16:10 В рамках проекта «Наша победа» Виктор Розов. Воспоминания» Ему, молодому актеру, только-только закончившему театральное училище, не очень успешному ролей нет и не предвидится , однажды по пути в театр встретилась цыганка.
Уже и ее товарки его окружили и проходу не дают. Еле смог отвязаться. Пришел в театр и пожаловался на неприятный, скучный инцидент. Жаловался ведущей актрисе. Она выслушала его и спросила: — А вы что, не верите в гадания? И Розов протянул ей свою левую руку.
Первая часть предсказания была неприятной. Но если вы выживете, то станете богатым и знаменитым, будете известны на весь мир. И проживете тогда уже очень долгую-долгую жизнь. Розов руку свою отнял, ему стало смешно: он даже улыбнулся. Но это предсказание сбылось. Его действительно чуть не убили тогда.
Я уже говорил, что описывать события не буду.
Солдаты сохранили человеческое лицо и не стали убивать утку, чтобы погасить с каждый часом увеличивающиеся чувство голода. Они отпустили утку на свободу и стали ждать заслуженного ужина. Моё мнение: Это отличное, универсальное произведение, которое может прочесть как ученик старших классов, так и совсем юный мальчишка. Поступаете в 2019 году? Наша команда поможет с экономить Ваше время и нервы: подберем направления и вузы по Вашим предпочтениям и рекомендациям экспертов ;оформим заявления Вам останется только подписать ;подадим заявления в вузы России онлайн, электронной почтой, курьером ;мониторим конкурсные списки автоматизируем отслеживание и анализ Ваших позиций ;подскажем когда и куда подать оригинал оценим шансы и определим оптимальный вариант. Доверьте рутину профессионалам — подробнее. Сам по себе рассказ несёт только положительный посыл и учит оставаться человеком даже в таких тяжёлых ситуациях как война.
Вишневский, Кошеверов, Грегерс Верле — М. Громов, старик Экдал — А. Артем, В. Грибунин, Ялмар Экдал — В. Качалов, Гина — Е. Муратова, Хедвиг — Л.
Гельцер, Берта Сербю — Е. Раевская, Реллинг — А. Санин, Молвик — И. Тихомиров, Михайловский, Гроберг — А. Бурджалов, Касперсен — В. Лужский, Флор — В.
Мейерхольд, А. Одесский театр 1902 «Наш театр», Петербург 1913 Проблематика драмы В драме поднимается множество психологических проблем, тесно связанных с социальными. Прежде всего, это проблема жизненного предназначения. Ялмар и Гина по-разному понимают своё предназначение. Гина просо выполняет свой долг перед мужем, дочерью, свёкром — Ялмар уверен в своём высоком предназначении, хотя не представляет из себя ничего значительного, поэтому он бездействует. Антагонистами также являются доктор Реллинг и Грегерс.
Грегерс видит своё предназначение в том, чтобы семья Экдала перестала жить в счастливом неведении и обрела истину, а доктор считает, что именно ложь даёт счастье и защищённость. Отсюда проистекает философская проблема горькой правды и сладкой лжи, проблема человеческих возможностей и воли, позволяющей достичь цели. В трагическом образе Хедвиг заключена проблема бесполезной и бессмысленной жертвы, ценности человеческой жизни. Экранизации 1963 — «Дикая утка» Норвегия. Режиссёр Танкред Ибсен внук автора. Режиссёр Арилд Бринкманн Brinchmann.
В ролях: Л. Ульман Гина , Дж. Айронс и др. Бу Видерберг. В ролях: С. Скарсгард, Т.
Эстергрен, П. Аугуст и др. Рейтинг 1 оценка, среднее 5 из 5 Понравилась статья? Поделиться с друзьями: Вам также может быть интересно.
Самая летящая книга о войне
Уже темнеет. Когда меня заматывает жизнь, когда начинаешь клясть все и всех, теряешь веру в людей и тебе хочется крикнуть, как однажды я услыхал вопль одного очень известного человека: «Я не хочу быть с людьми, я хочу быть с собаками! Это все пройдет, все будет хорошо. Мне могут сказать: «Ну да, это были вы, интеллигенты, артисты, от вас всего можно ожидать».
Нет, на войне все перемешалось и превратилось в одно целое — единое и неделимое. Во всяком случае, там, где служил я. Были в нашей группе и два вора, только что выпущенных из тюрьмы.
Один с гордостью красочно рассказывал, как ему удалось украсть подъемный кран. Видимо, был талантлив. Но и он сказал: «Отпустить!
Не Москва ль за нами? Строчки вдруг сделались моим собственным текстом. Я остановился и, не дочитав стихотворение, слез с пенька.
Аплодисментов не было, но и никто не сказал: «Что ж ты оборвал вроде на середине…» Почему я так долго, тридцать с лишним лет, помню, казалось бы, мимолетный факт? Мне кажется, через них я лучше понимаю свое ремесло. Прожитая жизнь тоже имеет свою нервную систему, свои нервные узлы.
Остальное если не лишнее, то просто плоть. Дикая утка Кормили плохо, вечно хотелось есть. Иногда пищу давали раз в сутки, и то вечером.
Ах, как хотелось есть! И вот в один из таких дней, когда уже приближались сумерки, а во рту еще не было ни крошки, мы, человек восемь бойцов, сидели на невысоком травянистом берегу тихонькой речушки и чуть не скулили. Лицо сияющее.
Разворачивает гимнастерку, и в ней… живая дикая утка. Я рубаху снял и — хоп! Есть еда!
Утка была некрупная, молодая. Поворачивая голову по сторонам, она смотрела на нас изумленными бусинками глаз.
Однако некоторые бойцы молча и вяло стали черпать ложками суп и жевать. Видимо, они были крепче меня. У них двигались руки и раскрывались рты. Это была уже жизнь. Во мне ее не осталось. Потрясение было, может быть, самым сильным, какое я испытал за всю свою жизнь. Как ни стараюсь я сейчас воссоздать его в себе и снова почувствовать пережитое, не могу. Только помню.
Ошеломление продолжалось недолго, потому что не успели мои товарищи съесть и пяти ложек супа, как немцы двинулись на нас снова и ураган забушевал с новой силой. Все завертелось, только теперь не при свете дня, а впотьмах, в ночи. Они окружили нас, били изо всех видов оружия, ревели самолетами над головами. А мы пытались куда-то прорваться. Товарищи падали один за другим, один за другим. Юное красивое лицо медсестры Нины было сплошь усыпано мелкими черными осколками, и она умерла через минуту, успев только сказать: «Что с моим лицом, посмотрите». И не дождалась ответа. А надо ли знать? Надо, если это было. Без всего этого моя чернильница была бы пуста.
Белая булка и музыка Коротко, совсем коротко. Мы вырвались из окружения, буквально наехав на немецкое кольцо в слабом его звене. Мы — это орудийный расчет и сестры — были в кузове грузовика, сзади которого болталась та самая 76-миллиметровая пушка. Многие в машине оказались мертвыми, иные ранены, с ними несколько человек, чудом уцелевших. Бесстрашная наша батарейная сестра Рахиль Хачатурян и мой друг Сергей Шумов переложили меня в другой грузовик. На нем я должен был ехать куда-то в полевой госпиталь. Помню то место: край деревни, песчаные некрутые берега речушки, застывшая черно-зеленая трава, посыпанная снегом. Сергей ходил около машины. Широкое, по-крестьянски доброе лицо его было серого цвета, скулы выступили резко. Здесь было тихо.
Но на несколько минут. Немцев снова прорвало. Все загудело, и на деревеньку пошел огонь. Машина наша зафыркала и дрогнула. Я был последним, кто видел Сережку живым. У него были молодая жена и совсем маленький ребенок. В Театре имени Маяковского бывший Театр Революции на мраморной доске вы можете прочесть и его фамилию, написанную золотыми буквами. Он был очень хороший парень. Золотые буквы и вечная память. Ах, лучше бы он жил… Где меня мотала машина, не знаю, не помню.
Помню только ночь под землей в полевом лазарете, керосиновые лампы на столах, дрожащую над головой от взрывов бомб землю. Что-то надо мной свершалось. Мое внимание — на товарища из нашей батареи. Забыл имя его и фамилию. Он на другом операционном столе, близко. Сидит, широко открыв рот, а врач пинцетом вытаскивает из этого зева осколки, зубы, кости. Шея вздутая и белая, и по ней текут тоненькие струйки крови. Я тихо спрашиваю сестру, бесшумно лавирующую между столами: — Будет жить? Сестра отрицательно качает головой. Вспомнил его фамилию: Кукушкин.
Резкий широкий шум. Бомба упала в госпиталь. И как муравейник: бегут, складывают инструменты, лекарства. Нас — на носилки, бегом, опять в грузовики. С полумертвыми, с полуживыми, с докторами, с сестрами. Едем через корни, овражки, кочки. Ой какой крик в машине! Переломанные кости при каждой встряске вонзаются в твое собственное тело. Вопим, все вопим. Вот она и Вязьма.
Скоро доедем. Стоп, машина! Мы в вагонах-теплушках. Поезд тянет набитые телами вагоны медленно. Налет авиации.
Прямо в черте города есть озеро, на котором живут птицы разных видов. И это озеро сейчас закидывают строительным мусором, заравнивают, — рассказал журналист. Владимир Путин сказал, что сейчас ничего не может ответить по этому поводу, поскольку ничего не знает о проблеме, но пообещал разобраться.
Самая летящая книга о войне
Помимо этого, конечно же, можно читать «Удивление перед жизнью. Воспоминания» полностью в классическом дневном режиме или же скачать книгу на свой смартфон в удобном формате fb2. Желаем увлекательного чтения! С этой книгой читают:.
В спектакле Хильда — «особенный ребенок», в том смысле, в котором это принято сейчас называть, ребенок, развитие которого нарушено каким-то сбоем. Это очень и очень спорный вопрос, поскольку те режиссерские находки, которые сами авторы постановки посчитали удачными, действуют, скорее в минус спектаклю, чем в плюс — таково мнение рядового зрителя. На фоне тягучему, как застывающая смола, действу, отдельный видеоряд на экране, заставляет отвлекаться именно на него, и большую часть постановки зритель актеров просто не видит на сцене. Но, в конце концов, телевизор можно и дома посмотреть. И в этом плане параллельное существование сцены и экрана работает, скорее, в минус, особенно, если зрители сидят не по центру зала. После спектакля зрители разделились на два лагеря. Кому-то параллельный видеоряд не понравился, и его наличие посчитали лишним.
Другие, напротив, отметили, что это лишь обогащает восприятие.
И произошло чудо, как в доброй сказке. Кто-то просто произнес: — Отпустим! Было брошено несколько логических реплик, вроде: «Что толку, нас восемь человек, а она такая маленькая», «Еще возиться! И, уже ничем не покрывая, Борис бережно понес утку обратно. Вернувшись, сказал: — Я ее в воду пустил. А где вынырнула, не видел. Ждал-ждал, чтоб посмотреть, но не увидел. Уже темнеет. Когда меня заматывает жизнь, когда начинаешь клясть все и всех, теряешь веру в людей и тебе хочется крикнуть, как однажды я услыхал вопль одного очень известного человека: «Я не хочу быть с людьми, я хочу быть с собаками!
Это все пройдет, все будет хорошо.
Спал беспробудно, без снов. Когда проснулся, не хотел открыть глаза, боялся их открыть. Во сне было хорошо, во сне ничего не было, а сейчас — открою, и снова начнется ад. Медленно и лениво открываю. Поезд стоит на полустанке. И первое, что я увидел за окном, — ветку цветущего миндаля. А потом — яркую зелень деревьев, голубое небо и беспредельную синеву моря. Это было так сверкающе прекрасно, что мне показалось — я проснулся в другом мире. В мгновение ока — нет, я даже не успел сделать этого мгновения оком — какая-то высочайшая волна радости окатила меня с головы до ног и подняла ввысь.
Я услышал голоса своих товарищей, смех. Мне сделалось милым все — и вагон, и друзья, и их смех, и это счастье за окном: цветы, небо, море. Вся моя черная хандра, вся тяжесть невзгод — все исчезло, как по взмаху волшебной палочки. Я снова сделался счастливым. Меня просто распирало счастье! И я чувствовал — это не на минуту, не на день, это уже навсегда. Такое полное и глубокое постижение жизни, ощущение, что ты сам и есть вся жизнь, часть всего мира — и часть, и целое, — бывало со мной редко, но пронизывало всего насквозь и надолго. Первый раз это случилось, когда я однажды днем шел по Гоголевскому бульвару и в меня, как в мальчика Кая из сказки Андерсена «Снежная королева», вдруг влетел осколок волшебного зеркала — только доброго волшебного зеркала. Я даже остановился, опешил. В одно мгновение я испытал невыразимое счастье всей жизни.
Именно это повторилось при встрече с Кавказом. Таким образом, предвоенные дни сделались днями радости. Красота Кавказа, да еще цветущего, майского, сама по себе, без всяких причин и поводов, — радость. В голове беспрерывно вертелись строки то из одного, то из другого стихотворения: «Кавказ подо мною. Один в вышине…», «И над вершинами Кавказа изгнанник рая пролетал…», «Вокруг меня цвел Божий сад, растений радужных наряд…», «Налево магнолия, направо глициния…» Это уже, кажется, о Крыме, но не все ли равно, так подходит! И даже в приступе радости сам сочинял: Я сегодня чище чайки, серебристей, чем полтинник. От ботинок и до майки бел, как будто именинник… Из Сочи театр переехал в Кисловодск. Моря нет, все не так пышно, но тоже поглотило целиком своей мягкостью и величием. А тут еще рядом Пятигорск, овеянный Лермонтовым. И сверх того: незадолго до 22 июня на труппе прочли веселую, даже блестящую комедию в стихах — «Давным-давно» Александра Гладкова.
Тоже приятно. Бабанова будет играть Шурочку Азарову, Лукьянов — Ржевского. Мы, молодежь, всегда взволнованно переживали выпуск спектакля — от читки пьесы до премьеры. Все отлично! Тут бы написать: и вдруг все переменилось, началась война. Пожалуй, первое чувство, которое я испытал, когда услышал о начале войны, — острое любопытство, как перед ожиданием какого-то грандиозного представления: что-то теперь будет, ай как интересно! Глаза мои раскрылись шире в ожидании. Я увидел, как в первые же часы люди стали быстрее ходить по улицам, почти бегать. Возникло всеобщее возбуждение. Мы, молодежь театра, тоже были взвинчены, возбуждены.
Огромной шумной и веселой компанией мы ринулись в кафе-мороженое отмечать это совершившееся, но невидимое всем нам событие. Мы хохотали, острили, дурачились и закончили «торжество» тем, что разлили в высокие металлические вазочки из-под мороженого шампанское и с криками «ура! Назовите это мальчишеством, глупостью, идиотизмом, как хотите, но это было так. Именно это теперь меня и поражает, потому что сейчас, когда мне много лет, когда у меня семья, когда я знаю, заряд какой разрушительной силы кроется в слове «война», я бы не побежал в кафе, я бы не дурачился, не смеялся, а, обхватив голову руками, мучительно думал: как спасти детей? Но тогда эта-то необычайность — началась война! Вроде повезло. Вечером 22 июня мы играли спектакль в Пятигорске. Казалось, все на своем месте. Актеры надевают нарядные испанские костюмы шла «Собака на сене» Лопе де Вега , гримируются, бутафоры раскладывают по местам необходимые вещи, стучат молотками рабочие сцены, в зрительном зале сверкают зажженные люстры… Но мы полны любопытства: придет зритель в театр или не придет в этот странный и непонятный день? Всегда было набито битком.
Третий звонок, постепенно гаснет свет в зале. Смотрю в щелку. Пустых мест около половины. И эти пустые стулья почему-то вселяют в душу тревогу. Первая тревога. Спектакль идет как-то необычно. Те же слова, те же мизансцены. Но все вдруг обретает какую-то бессмысленность. Началась война, а тут какая-то графиня де Бельфлор занимается глупостями: можно ей любить своего секретаря Теодоро или не можно, уронит это ее графскую честь или не уронит. Ну, кому до этого дело?
Началась война! Играем — и какое-то чувство стыда. После окончания спектакля, разгримировавшись, выходим из театра и… попадаем в кромешную тьму. Что такое? Почему не горят веселые вечерние огни Пятигорска? Приказ: свет в городах не включать — вражеские летчики ничего не должны видеть, если окажутся над городом. Война идет где-то там, за тридевять земель, за тысячи километров от нас, но дыхание ее сразу же дошло сюда, до тихих, божественных Минеральных Вод. Тревога номер два. Шаримся в темноте, держась за руки и окликая друг друга. Южные ночи черны.
А на следующий день под звуки оркестра идут новобранцы. Мы выскакиваем из театра и видим эту картину. Оркестр гремит звонко, трубы поют в ясном солнечном воздухе.
Самая летящая книга о войне
Рассказ Дикая утка. Рассказ Виктора Розова ” Дикая утка ” это рассказ о войне. Писатель Виктор Розов.
Курсы валюты:
- Розов дикая утка сочинение егэ - Помощь в подготовке к экзаменам и поступлению
- Самая летящая книга о войне
- Виктор Розов - Удивление перед жизнью читать онлайн
- Читать книгу Удивление перед жизнью. Воспоминания - Виктор Розов - Страница 10
- Сочинение по тексту виктора розова дикая утка - Рефераты и сочинения для учащихся
- Сборник идеальных эссе по обществознанию
Фрагменты из интервью и воспоминаний Виктора Розова
Розов виктор сергеевич жена, режиссёр — Франко Дзеффирелли. Например, одна только 211-я обширная клетка морской величины, воевавшая весь период войны с слоевищным процессором и всё это время вооружённая «Скайхоками», совершила 25 тыс боевых растворов. ( «Дикая утка» из цикла «Прикосновение к войне»). «Дикая утка» из цикла «Прикосновение к войне» В тексте поднята нравственная проблема человека и природы. В 1934 году Виктор Розов поехал в Москву поступать в театральное училище при московском Театре революции (ныне – Театр имени В. Маяковского) и был принят в класс блистательной актрисы М.И. Бабановой. Напомним, 22 августа Московский районный суд запретил Юрию Шпакову — собственнику участка в районе Северной окружной дороги, на котором расположено озеро «Дикая утка», проводить строительные работы.
Розов дикая утка сочинение егэ
Я рубаху снял и — хоп! Есть еда! Утка была некрепкая, молодая. Поворачивая голову по сторонам, она смотрела на нас изумлёнными бусинками глаз.
Она просто не могла понять, что это за странные милые существа её окружают и смотрят на неё с таким восхищением. Она не вырывалась, не крякала, не вытягивала натужно шею, чтобы выскользнуть из державших её рук. Нет, она грациозно и с любопытством озиралась.
Красавица уточка! А мы — грубые, нечисто выбритые, голодные. Все залюбовались красавицей.
Разве присутствующие не знают, что Верле скоро ослепнет? Брифли существует благодаря рекламе: Это известие, а также вручённая домоправительницей Хедвиг дарственная от Верле согласно ей, старику Экдалю; а потом после его смерти и Хедвиг будет выплачиваться ежемесячное пособие в сто крон выводят Яльмара Экдаля из его обычного благодушного настроения. Если о связи прошлого Гины с благодеяниями Верле он смутно догадывался, то новости об одинаковой болезни глаз у Верле и дочери, а также о дарственной застают его врасплох и ранят в сердце.
Возможно ли, что Хедвиг — дочь не его, а Верле? Гина честно признается, что на этот вопрос ответить не может. Тогда она, может быть, знает, сколько платит бухгалтер Верле старику Экдалю за переписывание деловых бумаг?
Примерно столько же, сколько уходит на его содержание, отвечает Гина. Что ж, завтра же утром Яльмар уйдёт из этого дома, но прежде он отправится к бухгалтеру и попросит его подсчитать их долг за все прошедшие годы. Они все отдадут!
Яльмар разрывает дарственную надвое и вместе с доктором Реллингом у того свои огорчения пускается на ночь глядя в загул. Реклама: Но, проспавшись у соседа, Яльмар на другой день возвращается. Он не может уйти из дома сейчас же — в ночных блужданиях он потерял шляпу.
Постепенно Гина успокаивает его и уговаривает остаться. Яльмар даже склеивает разорванную им сгоряча дарственную надо же подумать и о старике отце! Но он упорно не замечает любимую им прежде Хедвиг.
Девочка в отчаянии. Накануне вечером Грегерс посоветовал ей, как вернуть любовь отца. Нужно принести ему свою «детскую жертву», сделать что-то такое, чтобы отец увидел, как она его любит.
Яльмар сейчас очень невзлюбил дикую утку, ту самую, что живёт у них в ящике на чердаке, — ведь она досталась Экдалям от Верле. Коммерсант подранил её во время охоты на озере, а потом слуга его отдал утку старику Экдалю. Хедвиг докажет свою любовь отцу, если пожертвует ради него дикой уткой, которую она тоже очень любит.
Хорошо, соглашается Хедвиг, она уговорит деда пристрелить утку, хотя не понимает, за что папа так на неё рассердился: пусть даже она не его дочь и её где-то нашли — она о таком читала, — но ведь дикую утку тоже нашли, и это не мешает ей, Хедвиг, любить ее! Реклама: Приближается трагическая развязка. На следующий день Яльмар, не желая видеть дочь, гонит её отовсюду.
Хедвиг скрывается на чердаке. В момент разговора, когда Яльмар убеждает Грегерса, что Хедвиг может ему изменить, стоит только Верле, возможно, её настоящему отцу, поманить её своим богатством, на чердаке раздаётся выстрел. Грегерс радуется — это старик Экдаль застрелил дикую утку по просьбе Хедвиг.
Но дед вбегает в павильон с другой стороны. Произошёл несчастный случай: Хедвиг нечаянно разрядила в себя пистолет. Доктор Реллинг в это не верит: блузка девочки опалена, она намеренно застрелилась.
И виноват в её смерти Грегерс с его предъявляемыми простым смертным «идеальными требованиями». Не будь их, этих «идеальных требований» , жизнь на земле могла бы быть сносной. В таком случае, заявляет Грегерс, он рад своему предназначению.
Доктор спрашивает, в чем оно? Быть тринадцатым за столом!
Мне могут сказать: а что, собственно, особенного, товарищ Розов, в вашем поступке? Десятки тысяч других юношей и девушек распорядились в эти дни и годы своей судьбой точно так же. Да, это так. И из Театра Революции мы ушли на фронт довольно большой группой.
А когда нас, ополченцев Красной Пресни, выстроили во дворе школы на 2-й Звенигородской улице и командир отчеканил: «Кто имеет освобождение от воинской повинности или болен, шаг вперед! Напротив, стоявший рядом со мной студент МГУ быстро снял свои сильные очки и спрятал их в карман. Я пишу об этом своем решении потому, что находились люди, которые спрашивали меня: «Зачем ты сделал эту глупость? Иногда бывали и более резкие суждения: «Понимаем, ты пошел добровольцем с товарищами, чтобы тебя не забрали и не бросили в общий котел черт знает куда. В ополчении все-таки легче». На это я отвечал, что меня никуда бы не забрали, так как у меня был белый билет.
Когда я писал эту главку, один очень славный и мыслящий молодой человек в разговоре о прошлом, который у нас шел, вдруг спросил: — Виктор Сергеевич, а почему вы пошли добровольцем? Я чуть не подпрыгнул на скамейке дело было за городом, на даче. Ах, как кстати мне этот вопрос! Сейчас я проверю, достаточно ли ясно написал о своем решении. И пересказал молодому человеку все, что вы сейчас прочли. К моему огорчению, я понял: написал неполно, неубедительно.
Потому что молодой человек спросил меня: — А перед кем был ваш нравственный долг? Я подумал: то ли он действительно понял, то ли хочет прервать разговор, не надеясь услышать более внятного объяснения. Я добавил, что нравственный долг бывает только перед самим собой, а не перед кем-то. Привел примеры из своего личного опыта, когда мне удавалось его выполнить, когда — нет, и закончил словами: — Знаешь, Никита, мне казалось — я не мог бы дальше жить, если б тогда не нырнул в ту купель. На Бородинском поле На Бородинском поле мы рыли огромный противотанковый ров. Чтобы не прошли немецкие танки.
Руки были в кровяных мозолях, пальцы не могли взять кусок хлеба и ложку. Копали от зари до зари, а в июле, как понимаете, это долгое время. Но немецкие танки потом прошли. И меня до сих пор берет зло, сам не пойму — на что. На то ли, что немецкие танки, черт бы их побрал, прошли, на то ли, что мы рыли этот проклятый ров напрасно. Он организовался в моем уме символом бессмысленности.
Но это мелочь, чепуха, мало ли на войне было такого, что казавшееся верхом смысла, логики и необходимости в одно мгновение оборачивалось бессмыслицей. Например, нас, кого зачислили в полковые батареи, долго учили рыть артиллерийский окоп, делать площадки для орудия, вычисляя всевозможные размеры чуть ли не с точностью до миллиметра. Каждый орудийный номер обучался особенностям своего искусства. Я был хвостовым. Вместе с двумя другими ребятами надо было ловко и быстро протаскивать по заранее вырытому ходу сошник хвост старинной 76-миллиметровой пушки, которой нас оснастили. Хвост был тяжел, но втроем мы все же управлялись с ним.
Особенно трудно было наводчику. На эту должность всегда выбирался лучший и умнейший в расчете. Освоить прицельный прибор и бить точно — дело нелегкое. Но в первом же бою все хитрости и ловкости оказались совершенно ненужными. Пушка наша стояла на пахоте, колеса ее зарылись в землю, тело ее наклонилось вбок чуть ли не на сорок пять градусов, и именно в таком положении мы начали вести наш первый бой, отражая натиск противника. Должен сказать, что и атаки противника были, на мой взгляд, еще более нелепыми.
Немецкое подразделение вышло из молоденького живописного лесочка и, выстроенное ровным прямоугольником, двинулось на нас, прямо на нашу пушку. Командир шел сбоку, и на его бедре болталась сверкающая в утренних лучах солнца коричневая кожаная полевая сумка. Прямоугольник стройно шел на нас. Видимо, это была та самая психическая атака, которая так эффектно сделана братьями Васильевыми в фильме «Чапаев». Очень мне эта сцена в кино нравилась. Страшная, даже жуткая.
А то, что я увидел своими глазами, было настолько глупо, что, если бы не напряжение боя, можно было бы только потешаться. Это стройное движение на нашу пушку, пусть допотопную 76-миллиметровую, но все-таки огнедышащую, выглядело попросту идиотизмом. Неужели они могли предполагать, что этот их игрушечный марш кого-то устрашит? Все-таки мы были люди почти с высшим образованием. Или у них тоже был какой-то подобный фильм, они решили претворить искусство в жизнь? Ой, глупо!
Искусство никогда так прямо не соотносится с жизнью. Вопреки всяким правилам стрельбы из пушки, мы открыли затвор и, глядя в ствол как в заводскую трубу, навели его на движущихся идиотов. Навели в трубу посмотрели все, даже я: интересно , зарядили снарядом и выстрелили.
Кто бы это? Обходим дом вокруг и, чтобы не видел часовой, встав на завалинку, робко заглядываем в окно. Из угла в угол большой, совершенно пустой комнаты быстрыми шагами, заложив руки за спину, сжав пальцы, наклонив голову, как бык на корриде, ходит парень, высокий шатен. Гимнастерка без ремня — отобрали. Ходит из угла в угол, как сумасшедший маятник, и громким диким голосом поет: «Если завтра война, если завтра в поход, если грозная сила нагрянет, весь советский народ, как один человек, за Советскую Родину встанет». Мы как прилипли к окну, так и не можем оторваться, охваченные ужасом. Знаем, что нехорошо смотреть на такие страдания, нельзя, а смотрим.
Парень поет и поет, ходит и ходит. До сих пор ходит и поет. После боя Тот единственный бой, в котором я принимал участие, длился с рассвета до темноты без передышки. Я уже говорил, что описывать события не буду. Да и все бои, по-моему, уже изображены и в кино, и в романах, и по радио, и по телевизору. Однако при всем этом боевом изобилии для каждого побывавшего на войне его личные бои останутся нерассказанными. Словом, за четырнадцать часов я повидал порядком и все глубоко прочувствовал. Крики «ура» в кафе-мороженом в Кисловодске кажутся до мерзости дрянными и даже гнусными. Причастившись крови и ужаса, мы сидели в овраге в оцепенении. Все мышцы тела судорожно сжаты и не могут разжаться.
Мы, наверно, напоминали каменных истуканов: не шевелились, не говорили и, казалось, не моргали глазами. Я думал: «Конечно, с этого дня я никогда не буду улыбаться, чувствовать покой, бегать, резвиться, любить вкусную еду и быть счастливым. Я навеки стал другим. Того — веселого и шустрого — не будет никогда». В это время — свершившегося чуда я не мог тогда оценить, хотя и заметил его, — в овраг спустился волшебник повар со словами: «К вам не въехать. Давайте котелки, принесу». Какая может быть сейчас еда! Нет, не сейчас, какая вообще может быть еда, зачем, как вообще можно чего-то хотеть! Однако некоторые бойцы молча и вяло стали черпать ложками суп и жевать. Видимо, они были крепче меня.
У них двигались руки и раскрывались рты. Это была уже жизнь. Во мне ее не осталось. Потрясение было, может быть, самым сильным, какое я испытал за всю свою жизнь. Как ни стараюсь я сейчас воссоздать его в себе и снова почувствовать пережитое, не могу. Только помню. Ошеломление продолжалось недолго, потому что не успели мои товарищи съесть и пяти ложек супа, как немцы двинулись на нас снова и ураган забушевал с новой силой. Все завертелось, только теперь не при свете дня, а впотьмах, в ночи. Они окружили нас, били изо всех видов оружия, ревели самолетами над головами. А мы пытались куда-то прорваться.
Товарищи падали один за другим, один за другим. Юное красивое лицо медсестры Нины было сплошь усыпано мелкими черными осколками, и она умерла через минуту, успев только сказать: «Что с моим лицом, посмотрите». И не дождалась ответа. А надо ли знать? Надо, если это было. Без всего этого моя чернильница была бы пуста. Белая булка и музыка Коротко, совсем коротко. Мы вырвались из окружения, буквально наехав на немецкое кольцо в слабом его звене. Мы — это орудийный расчет и сестры — были в кузове грузовика, сзади которого болталась та самая 76-миллиметровая пушка. Многие в машине оказались мертвыми, иные ранены, с ними несколько человек, чудом уцелевших.
Бесстрашная наша батарейная сестра Рахиль Хачатурян и мой друг Сергей Шумов переложили меня в другой грузовик. На нем я должен был ехать куда-то в полевой госпиталь. Помню то место: край деревни, песчаные некрутые берега речушки, застывшая черно-зеленая трава, посыпанная снегом. Сергей ходил около машины. Широкое, по-крестьянски доброе лицо его было серого цвета, скулы выступили резко. Здесь было тихо. Но на несколько минут. Немцев снова прорвало. Все загудело, и на деревеньку пошел огонь. Машина наша зафыркала и дрогнула.
Я был последним, кто видел Сережку живым. У него были молодая жена и совсем маленький ребенок. В Театре имени Маяковского бывший Театр Революции на мраморной доске вы можете прочесть и его фамилию, написанную золотыми буквами. Он был очень хороший парень. Золотые буквы и вечная память. Ах, лучше бы он жил… Где меня мотала машина, не знаю, не помню. Помню только ночь под землей в полевом лазарете, керосиновые лампы на столах, дрожащую над головой от взрывов бомб землю. Что-то надо мной свершалось. Мое внимание — на товарища из нашей батареи. Забыл имя его и фамилию.
Он на другом операционном столе, близко. Сидит, широко открыв рот, а врач пинцетом вытаскивает из этого зева осколки, зубы, кости. Шея вздутая и белая, и по ней текут тоненькие струйки крови. Я тихо спрашиваю сестру, бесшумно лавирующую между столами: — Будет жить? Сестра отрицательно качает головой. Вспомнил его фамилию: Кукушкин. Резкий широкий шум. Бомба упала в госпиталь. И как муравейник: бегут, складывают инструменты, лекарства. Нас — на носилки, бегом, опять в грузовики.
С полумертвыми, с полуживыми, с докторами, с сестрами. Едем через корни, овражки, кочки. Ой какой крик в машине! Переломанные кости при каждой встряске вонзаются в твое собственное тело. Вопим, все вопим. Вот она и Вязьма. Скоро доедем. Стоп, машина! Мы в вагонах-теплушках. Поезд тянет набитые телами вагоны медленно.
Налет авиации. Скрежещут колеса, тормоза. Кто на ногах, выскакивает в лес. В раздвинутые двери нашего товарняка вижу, как лес взлетает корнями вверх. Убежавшие мчатся обратно в вагоны, а мы — лежачие — только лежим и ждем. Смерть так и носится, так и кружит над нами, а сделать ничего не можем. Пронесет или не пронесет? Бомбежка окончена. Едем дальше. Куда-то приехали.
И вдруг… Приятная, нежная музыка. Где это мы? На каком-то вокзале в Москве.
Виктор Розов
Воспоминания» Виктор Сергеевич Розов» Биографии и Мемуары. Вижу: сидит, притаилась за кустиком. Я рубаху снял и – хоп! Виктор Розов "Дикая утка". Алан Ерижоков, Аркадий Улмастов, Николай Колесников, Олег Поповский. Диплом 1-й степени. "Дикая утка" Виктор Розов. Литературное творчество (проза). [1] «Дикая утка» и «Росмерсхольм» «часто можно наблюдать в оценках критиков, соперничающих друг с другом за первое место среди работ Ибсена». Фото — Виктор Дмитриев. Решение «Дикой утки» строится на введении второго плана — фильма, снятого студией «Гамма» с теми же актерами, но в других декорациях.
Читать книгу Удивление перед жизнью. Воспоминания - Виктор Розов - Страница 10
Герой еще одна деталь постоянно снимает дочь на камеру. С одной стороны, именно этот ритуал помогает девушке с особенностями развития общаться. С другой стороны, отец намерен сделать из съемок полноценный фильм. Дальше раскрывать детали сюжета не будем, а перейдем к кулябинским фишкам. Он решил, что репетировать спектакль лучше не на сцене, а в квартире. Репетиции и съемки проходили в лофте. В такой вот специально оборудованной и обжитой реальности. Эту самую обжитую реальность труппа организовала в самом центре Новосибирска - именно там нашлось подходящее помещение. Репетиции снимали на видео. А что добру пропадать?
Эти съемки пригодились: их показывают зрителю во время спектакля. То есть действие идет на сцене, и тут же - над героями - экраны. На них те же персонажи, снятые в естественной среде. Поначалу у зрителя глаза разбегаются: невольно сравниваешь жесты и мимику с репетиции и с действия в настоящем времени.
Рязанский облсуд оставил в силе решение по делу «Дикой утки» 16:11, 25 декабря 2019 г. Центральный федеральный округ Рязанский областной суд оставил в силе решение Московского районного суда Рязани по делу «Дикой утки». Напомним, 22 августа Московский районный суд запретил Юрию Шпакову — собственнику участка в районе Северной окружной дороги, на котором расположено озеро «Дикая утка», проводить строительные работы.
Как ни стараюсь я сейчас воссоздать его в себе и снова почувствовать пережитое, не могу. Только помню. Ошеломление продолжалось недолго, потому что не успели мои товарищи съесть и пяти ложек супа, как немцы двинулись на нас снова и ураган забушевал с новой силой. Все завертелось, только теперь не при свете дня, а впотьмах, в ночи. Они окружили нас, били изо всех видов оружия, ревели самолетами над головами. А мы пытались куда-то прорваться. Товарищи падали один за другим, один за другим. Юное красивое лицо медсестры Нины было сплошь усыпано мелкими черными осколками, и она умерла через минуту, успев только сказать: «Что с моим лицом, посмотрите». И не дождалась ответа. А надо ли знать? Надо, если это было. Без всего этого моя чернильница была бы пуста. Белая булка и музыка Коротко, совсем коротко. Мы вырвались из окружения, буквально наехав на немецкое кольцо в слабом его звене. Мы — это орудийный расчет и сестры — были в кузове грузовика, сзади которого болталась та самая 76-миллиметровая пушка. Многие в машине оказались мертвыми, иные ранены, с ними несколько человек, чудом уцелевших. Бесстрашная наша батарейная сестра Рахиль Хачатурян и мой друг Сергей Шумов переложили меня в другой грузовик. На нем я должен был ехать куда-то в полевой госпиталь. Помню то место: край деревни, песчаные некрутые берега речушки, застывшая черно-зеленая трава, посыпанная снегом. Сергей ходил около машины. Широкое, по-крестьянски доброе лицо его было серого цвета, скулы выступили резко. Здесь было тихо. Но на несколько минут. Немцев снова прорвало. Все загудело, и на деревеньку пошел огонь. Машина наша зафыркала и дрогнула. Я был последним, кто видел Сережку живым. У него были молодая жена и совсем маленький ребенок. В Театре имени Маяковского бывший Театр Революции на мраморной доске вы можете прочесть и его фамилию, написанную золотыми буквами. Он был очень хороший парень. Золотые буквы и вечная память. Ах, лучше бы он жил… Где меня мотала машина, не знаю, не помню. Помню только ночь под землей в полевом лазарете, керосиновые лампы на столах, дрожащую над головой от взрывов бомб землю. Что-то надо мной свершалось. Мое внимание — на товарища из нашей батареи. Забыл имя его и фамилию. Он на другом операционном столе, близко. Сидит, широко открыв рот, а врач пинцетом вытаскивает из этого зева осколки, зубы, кости. Шея вздутая и белая, и по ней текут тоненькие струйки крови. Я тихо спрашиваю сестру, бесшумно лавирующую между столами: — Будет жить? Сестра отрицательно качает головой. Вспомнил его фамилию: Кукушкин. Резкий широкий шум. Бомба упала в госпиталь. И как муравейник: бегут, складывают инструменты, лекарства. Нас — на носилки, бегом, опять в грузовики. С полумертвыми, с полуживыми, с докторами, с сестрами. Едем через корни, овражки, кочки. Ой какой крик в машине! Переломанные кости при каждой встряске вонзаются в твое собственное тело. Вопим, все вопим. Вот она и Вязьма. Скоро доедем. Стоп, машина! Мы в вагонах-теплушках. Поезд тянет набитые телами вагоны медленно. Налет авиации. Скрежещут колеса, тормоза. Кто на ногах, выскакивает в лес. В раздвинутые двери нашего товарняка вижу, как лес взлетает корнями вверх. Убежавшие мчатся обратно в вагоны, а мы — лежачие — только лежим и ждем. Смерть так и носится, так и кружит над нами, а сделать ничего не можем. Пронесет или не пронесет?
А после всем вместе пить чай с вареньем и обсуждать спектакль, который дает шанс стать выше. Но если у взрослого на детском спектакле потекли слезы - не пугайтесь! Значит задета струнка внутри, значит, что-то попало.... Здесь это часто бывает.... Содержательного вам просмотра! Чем больше людей знают о Театре света и добра - Театре Дождей, тем больше света и добра вокруг нас.