God-level choice Obito, come and inherit Hokage (1).
Хаширама и мадара шип
| Почему Мадара проиграл Хашираме, если он был гением? | Просмотрите доску «мадара и хаширама» пользователя Юличка в Pinterest. |
| Мадара и Хаширама | Автор: Kau_Del_Toro Фандом: Naruto Персонажи: Мадара Учиха/Хаширама Сенджу Рейтинг: G Жанры: Пропущенная сцена, Юмор Размер: Мини | 5 Кб Статус: Закончен События: Фик о второстепенных героях. |
| НАРУТО СЕНСЕЙ МАДАРЫ И ХАШИРАМЫ I АЛЬТЕРНАТИВНЫЙ СЮЖЕТ НАРУТО I НАРУТО АЛЬТЕРНАТИВНЫЙ СЮЖЕТ | Видео | Молодые Хаширама и Мадара продолжают тайно видеться и тренироваться друг с другом. |
| #хаширама и мадара | Discover more posts about hashirama senju, madara uchiha, naruto, hashimada, and hashirama x madara. |
| Сильнейшая пара. Глава 28 | It may not be an intentional placement for the boys, Madara and Hashirama are loving fathers to their new child and Tenzou and Obito befriend the kid from the other side of the fence. |
Как мадара выжил после боя с хаширамой
He accidentally frees it, and it turns him evil. Her story is one of great complexity. Она не ососбо доверяет людям и вообще старается с ними не контактировать ,т. Но вот девушка влюбляется в одного парня..
Хаширама и Тобирама. Тобирама девушка и Мадара. Изуна Учиха и Мадара. Мадара 18. Мадара и Сакура 18. Мадара и его девушка. Мадара и ОЖП.
Мадара фанфики. И Саске. Итачи и изуна. Шип Наруто и Мадара 18. Наруто Саске и Мадара. Саске Учиха и Наруто Узумаки. Клан Учиха изуна. Изуна и Саске. Изуна Узумаки. Мадара Учиха и Сакура любовь 18.
Тобирама и Итачи. Тобирама и изуна. Изуна Хаширама и Тобирама. Мадара селфцест. Шип Тобирама и Мадара 18. Мадара и Наруто шип арт. Мадара и Наруто 18. Сакура Харуно и Мадара. Мадара и Сакура шип. Мадара Учиха и Сакура Харуно.
Индра Мадара Саске. Менма Учиха Узумаки. Менма и Обито. Менма Узумаки и Обито. Орочимару и Мадара. Хаширама и Мадара Орочимару. Наруто Мадаpа и Оpотимаpу. Фем Мадара. Мадара и фем Мадара. Наори Учиха и Мадара.
Пейн и Мадара яой. Пейн и Мадара шип. Мадара яой. Пейн и Итачи яой. Мадара и Мито любовь. Мито Мадара Хаширама. Мито Узумаки и Мадара Учиха. Тобирама Хаширама Минато и Мадара. Тобирама Сенджу и Саске. Наруто Кагуя и Мадара.
Кагуя Мадара и Обито. Тобирама и фем Мадара. Фем Мадара и хашимара18. Fem Мадара и Хаширама. Фем Хаширама Сенджу 18. Мадара и Хаширама. Хаширама и Мадара шип 18.
В прошлом они неоднократно сражались друг с другом, и их последняя битва была такой же напряженной, как и все предыдущие. В ходе боя Мадара смог использовать свой Шаринган, чтобы скопировать многие дзюцу Хаширамы, включая его технику Высвобождения дерева. В один из моментов битвы Хаширама смог использовать свою технику освобождения дерева, чтобы сковать Мадару с помощью деревянной тюрьмы. Казалось, что Мадара побежден, и Хаширама даже предложил ему сдаться и объединиться. Однако Мадара отказался и вскоре умер. Как же Мадара инсценировал свою смерть? По одной из версий, он использовал дзюцу для создания своего клона, а затем поменялся с ним местами прямо перед тем, как Хаширама запечатал его в деревянной тюрьме. Это позволило бы Мадаре совершить побег, пока Хаширама считал, что успешно поймал его.
Я приведу пример здесь. Минато разработал расенган, который всем известен, но на его разработку у него ушло 3 года. Наруто создал расенсюрикен примерно за 6 дней. Значит, Наруто был бы гением, если бы смог побить рекорд Минато? Мы знаем, что Наруто не так умен, как Минато, но ему удалось разработать ниндзюцу, которого не смог Минато, был бы он тогда гением? Мадара проиграл Хашираме не потому, что они были гениями или кем-то в этом роде, а потому, что мокутон-дзюцу было чрезвычайно мощным. Мокутон настолько силен, что даже Кьюби не смог пробить защиту Хаширамы. Хаширама был намного сильнее Мадары и имел больше чакры, чем он. Тогда только Кишимото знает. Итак, почему Хаширама был таким могущественным? Ну, потому что Кишимото так хотел.
Сильнейшая пара. Глава 28
И единственный способ унять, усмирить собственную боль заключается в чужой боли. Ты сжимаешь запястья брата и смотришь в его пустые, изуродованные глазницы. И захлебываешься в собственном безумии, уже слабо осознавая, что делаешь. Ты валишь брата на футон, жадно впиваешься губами в его податливые губы, чувствуешь вкус вашей общей крови. Крови, которая течет в венах вашего клана. Тебе неожиданно хочется убить своего брата, выпить его досуха, дышать воздухом из его легких, взять его всего. Распороть горло — для это вполне подойдет катана — набирая крови в ковш ладоней, свежей, алой крови, и пить ее, пить, упиваясь солоноватым вкусом, пить, чувствуя себя убийцей. Умыться его кровью, промыть ей глаза, дарованные тебе братом, смешаться с ним в одно целое, чтобы не было этой досадной преграды из кожи и костей между вами. Ты бы снял эту кожу с себя и с брата и приник к нему как можно теснее, действительно оголенным телом, чувствуя каждый сосуд на своем и его теле, превращаясь в единый комок плоти и нервов.
В единое целое. Ты покрываешь поцелуями грудь брата и думаешь о том, что хотел бы проломить его грудную клетку и достать сердце, забрать его, прикоснуться губами к еще трепещущей живой плоти, чувствовать, как бьется на ладони этот маленький орган и ощущать это биение целую вечность. Ты разводишь бедра брата, сжимая пальцы на его коже до алых следов, и думаешь только том, как нежна под этой досадной оболочкой покровных клеток его плоть, как хочется тебе обладать им до конца. С лица твоего брата ни на секунду не сходит робкая, виноватая улыбка, словно он извиняется за то, что ты делаешь сейчас, словно это его вина, и он осознает ее. Глядя на его улыбку, хочется плакать от боли, но ты не плачешь. Ты, глава клана Учиха, борешься со своим безумием. И не можешь плакать. Потому прижимаешься к брату теснее и чувствуешь, как член медленно преодолевает сопротивление узких девственных мышц.
В вашем клане вопрос кровосмешения всегда стоял очень остро. Отношения между родственниками никак нельзя было обойти, ведь от каждого разбавления крови Учиха возможность получить шаринган все сильнее снижалась. Потому чаще всего браки заключались между родственниками столь дальними, что не несли в себе большой опасности. Но сейчас ты не думаешь об этом, лишь покрываешь поцелуями лицо брата и прижимаешь его теснее к себе, чувствуя струящуюся по его бедрам кровь и думая, что не хочешь ничего, кроме этих ощущений. Кроме чувств сжавшихся вокруг тебя мышц, кроме тихих стонов брата. За свои шестнадцать лет ты не раз спал с женщинами, но сейчас, занимаясь сексом со своим братом, думаешь, что это ощущение кажется самым безумным из всех, что ты когда-либо испытывал, но остановиться не можешь. Твой брат слабо стонет при каждом движении, и по его напряженному телу ты понимаешь, насколько болезненны испытываемые им ощущения. Губы его кривятся от боли, и теперь улыбка кажется вымученной.
Ты покрываешь поцелуями его лицо, как делала когда-то давно в детстве ваша мама. Может быть, отзываясь на эту ласку, может быть, просто боль переходит во что-то иное, но тело, лежащее под тобой, расслабляется, и стоны приобретают несколько другую тональность. Тебе кажется, что до конца твоего безумия остается лишь чуть-чуть, и тогда ты с похожим на рык стоном грубо в последний раз толкаешься в тело брата, чувствуя, как разум застилается наслаждением. Ты слышишь слабый и жалобный вскрик брата, осознаешь, что он вцепляется в твои плечи и всхлипывает от ощущений. Ты мягко касаешься губами его виска и прикрываешь глаза. Твой брат всегда недолюбливал женщин. За месяц до того, как тебе должно исполниться восемнадцать, клан Сенджу предлагает вам перемирие. Ты сидишь на полу и раз за разом вспоминаешь спокойный голос Хаширамы Сенджу.
Ты понимаешь, что хочешь этого, и глава клана Сенджу больше никогда не покинет твоих мыслей. Ты думаешь о том, что не должен хотеть подписания этого договора, и перед лицом старейшин доказываешь - ваш клан должен быть независим. Нельзя заключать мир с людьми, в бою с которыми проливали кровь ваши предки, и в битве с которыми погибли твои родители и многие другие твои соклановцы. Но старейшины уповают на то, что ты еще слишком молод, чтобы принимать столь ответственные решения и, в конце концов, ты с негодованием соглашаешься. Но душа твоя полна ликования. В тот момент, когда ваши руки соединяются в рукопожатии на глазах обоих кланов, тебе хочется кричать. Хочешь, я отдам всю свою кожу тебе, чтобы ты мог порезать ее на ошметки? Это будет гораздо более совершенный напиток, чем кровь виноградных ягод.
Хочешь этого, Хаширама Сенджу? Хочешь, я вырву свои глаза, спасенные жертвой моего брата, и подарю тебе их? Ты сможешь целовать мои зрачки и держать глазные яблоки на ладони. И именно в этот момент клянешься себе, что Хаширама станет твоим. В ту ночь ты спишь без сновидений, потому что сознание твое задурманено алкоголем. Несколько следующих месяцев ты проводишь бок о бок со старшим Сенджу в бесконечных битвах с вашими, теперь уже общими, врагами и в не менее бесконечных тренировках в короткие моменты перемирия. С каждым днем ты узнаешь Хашираму Сенджу все ближе и ближе. Теперь ты знаешь, какими бывают его глаза в пылу боя, как они темнеют от боли и светлеют от радости.
Тебе кажется, что твоя одержимость этим человеком переходит все границы. В один из дней, вернувшись домой из очередного похода, ты валишь брата на футон, впиваясь поцелуем в губы, и стаскиваешь с его глаз повязку, которую сам одел на него на следующий день после того, как переспал с ним первый, и до этого момента последний раз. Сейчас он пытается закрыть свои глаза ладонями, скрыть свое уродство, зная, что обычно это зрелище неприятно тебе и не вызывает ничего, кроме отторжения и воспоминаний о том, чем ты обязан брату. Но сейчас все по-другому, и ты силой отводишь руки от его лица. Стискивая запястья, так что кости готовы хрустнуть и сломаться. Ты целуешь его и понимаешь, что на самом деле не его губы ты хочешь чувствовать на своих губах, и не его тело хочешь ощущать рядом с собой. Ты целуешь его грубо и жадно, терзая губы в кровь и распаляясь от собственной грубости и душевной боли. Ты царапаешь его бедра, оставляя на них следы собственных пальцев и ногтей, рывком разводишь его ноги, едва не разрывая мышцы, потому что брат смеет сопротивляться тебе.
Ты бьешь его, стараясь стереть с губ эту чертову виноватую улыбку. Ты грубо вбиваешься в его тело, рвешь его и снова не даешь себе заплакать, потому что это будет признанием твоего бессилия. Ты чувствуешь себя до безумия слабым просто потому, что осознаешь, даже если ты снимешь с себя кожу, ты не сможешь стать ближе к своему брату, что между вами навечно выросла стена твоего безумия. Ты кончаешь в его тело и брезгливо отстраняешься, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота. От взгляда на покрытое следами твоих пальцев и ногтей, подтеками крови и спермы тело твоего брата тебя мутит. Ты торопливо накидываешь на себя кимоно и уходишь в сад, чтобы там упасть на траву и впиться ногтями в свою грудь, чувствуя, как пухнет, разрастается в твоем солнечном сплетении гулкая сосущая пустота. Ты царапаешь свою кожу, словно надеясь добраться до этой пустоты, вытащить ее из собственной плоти, из собственного тела, из собственной души. Твой брат неподвижно лежит на футоне, похожий на сломанную игрушку.
Если бы ты мог сейчас подойти и присесть рядом с ним на корточки, ты бы почувствовал его боль. Если бы у него были глаза, ты увидел бы в них отчаянье, сгустившееся до такой степени, что его можно потрогать руками. Но ты не присядешь рядом, потому что ты лежишь в саду, пытаясь выцарапать ногтями пустоту из своей груди. Ты не заглянешь в его глаза потому что теперь они в твоих глазницах. Ты мог бы подойти к зеркалу и увидеть все это, но пустота в груди не дает тебе даже подняться. Уже полчаса вы ищете изъяны в собственном искусстве владения катаной на одной из полян посреди леса. Вчера ты узнал, что у главы клана Сенджу есть наследник. Наверное, ты был единственным, кто еще не знал об этом.
Все утро ты проводишь в лагере Сенджу, обсуждая тактику будущего нападения на вражеские кланы, а потом видишь ее. Женщину, с которой каждую ночь делит постель Хаширама. Она мила, вежлива и дружелюбна, как и положено жене главы клана. Но, глядя на нее и на маленького пухлощекого мальчишку лет пяти, ты думаешь только о том, что они принадлежат Хашираме. Принадлежат так, как хотел бы принадлежать ему ты. Глядя в глаза этой женщины, ты видишь ее лежащей под своим мужем с рассыпавшимися по подушке смоляными волосами, с искаженным страстью лицом. Глядя на этого ребенка, ты понимаешь, что это его сын, что он для Хаширамы значит гораздо больше, чем просто определенное количество миллилитров спермы, пущенных в его мать, и уж, тем более, гораздо больше, чем глава бывшего клана-противника. Внезапно ты ловишь себя на мысли что ненавидишь эту женщину.
Но тебе хватает силы, чтобы сдержать эти чувства в себе. Ты чувствуешь боль в щеке и тут же падаешь. Не стоило задумываться о чем-то постороннем в битве с Сенджу.
Ты сидишь на полу и смотришь в лицо своего младшего брата, на его изуродованные глазницы, на расчерченные алыми кровавыми подтеками щеки.
Сейчас на его лице застыло выражение человека, который отдал все, что имел, но ничуть не жалеет об этом. И только глядя в его лицо, ты понимаешь, что ничего не кончилось. Ты понимаешь это после того, как у тебя темнеет в глазах, и сознание взламывается беспощадным светом твоего безумия. И единственный способ унять, усмирить собственную боль заключается в чужой боли.
Ты сжимаешь запястья брата и смотришь в его пустые, изуродованные глазницы. И захлебываешься в собственном безумии, уже слабо осознавая, что делаешь. Ты валишь брата на футон, жадно впиваешься губами в его податливые губы, чувствуешь вкус вашей общей крови. Крови, которая течет в венах вашего клана.
Тебе неожиданно хочется убить своего брата, выпить его досуха, дышать воздухом из его легких, взять его всего. Распороть горло — для это вполне подойдет катана — набирая крови в ковш ладоней, свежей, алой крови, и пить ее, пить, упиваясь солоноватым вкусом, пить, чувствуя себя убийцей. Умыться его кровью, промыть ей глаза, дарованные тебе братом, смешаться с ним в одно целое, чтобы не было этой досадной преграды из кожи и костей между вами. Ты бы снял эту кожу с себя и с брата и приник к нему как можно теснее, действительно оголенным телом, чувствуя каждый сосуд на своем и его теле, превращаясь в единый комок плоти и нервов.
В единое целое. Ты покрываешь поцелуями грудь брата и думаешь о том, что хотел бы проломить его грудную клетку и достать сердце, забрать его, прикоснуться губами к еще трепещущей живой плоти, чувствовать, как бьется на ладони этот маленький орган и ощущать это биение целую вечность. Ты разводишь бедра брата, сжимая пальцы на его коже до алых следов, и думаешь только том, как нежна под этой досадной оболочкой покровных клеток его плоть, как хочется тебе обладать им до конца. С лица твоего брата ни на секунду не сходит робкая, виноватая улыбка, словно он извиняется за то, что ты делаешь сейчас, словно это его вина, и он осознает ее.
Глядя на его улыбку, хочется плакать от боли, но ты не плачешь. Ты, глава клана Учиха, борешься со своим безумием. И не можешь плакать. Потому прижимаешься к брату теснее и чувствуешь, как член медленно преодолевает сопротивление узких девственных мышц.
В вашем клане вопрос кровосмешения всегда стоял очень остро. Отношения между родственниками никак нельзя было обойти, ведь от каждого разбавления крови Учиха возможность получить шаринган все сильнее снижалась. Потому чаще всего браки заключались между родственниками столь дальними, что не несли в себе большой опасности. Но сейчас ты не думаешь об этом, лишь покрываешь поцелуями лицо брата и прижимаешь его теснее к себе, чувствуя струящуюся по его бедрам кровь и думая, что не хочешь ничего, кроме этих ощущений.
Кроме чувств сжавшихся вокруг тебя мышц, кроме тихих стонов брата. За свои шестнадцать лет ты не раз спал с женщинами, но сейчас, занимаясь сексом со своим братом, думаешь, что это ощущение кажется самым безумным из всех, что ты когда-либо испытывал, но остановиться не можешь. Твой брат слабо стонет при каждом движении, и по его напряженному телу ты понимаешь, насколько болезненны испытываемые им ощущения. Губы его кривятся от боли, и теперь улыбка кажется вымученной.
Ты покрываешь поцелуями его лицо, как делала когда-то давно в детстве ваша мама. Может быть, отзываясь на эту ласку, может быть, просто боль переходит во что-то иное, но тело, лежащее под тобой, расслабляется, и стоны приобретают несколько другую тональность. Тебе кажется, что до конца твоего безумия остается лишь чуть-чуть, и тогда ты с похожим на рык стоном грубо в последний раз толкаешься в тело брата, чувствуя, как разум застилается наслаждением. Ты слышишь слабый и жалобный вскрик брата, осознаешь, что он вцепляется в твои плечи и всхлипывает от ощущений.
Ты мягко касаешься губами его виска и прикрываешь глаза. Твой брат всегда недолюбливал женщин. За месяц до того, как тебе должно исполниться восемнадцать, клан Сенджу предлагает вам перемирие. Ты сидишь на полу и раз за разом вспоминаешь спокойный голос Хаширамы Сенджу.
Ты понимаешь, что хочешь этого, и глава клана Сенджу больше никогда не покинет твоих мыслей. Ты думаешь о том, что не должен хотеть подписания этого договора, и перед лицом старейшин доказываешь - ваш клан должен быть независим. Нельзя заключать мир с людьми, в бою с которыми проливали кровь ваши предки, и в битве с которыми погибли твои родители и многие другие твои соклановцы. Но старейшины уповают на то, что ты еще слишком молод, чтобы принимать столь ответственные решения и, в конце концов, ты с негодованием соглашаешься.
Но душа твоя полна ликования. В тот момент, когда ваши руки соединяются в рукопожатии на глазах обоих кланов, тебе хочется кричать. Хочешь, я отдам всю свою кожу тебе, чтобы ты мог порезать ее на ошметки? Это будет гораздо более совершенный напиток, чем кровь виноградных ягод.
Хочешь этого, Хаширама Сенджу? Хочешь, я вырву свои глаза, спасенные жертвой моего брата, и подарю тебе их? Ты сможешь целовать мои зрачки и держать глазные яблоки на ладони. И именно в этот момент клянешься себе, что Хаширама станет твоим.
В ту ночь ты спишь без сновидений, потому что сознание твое задурманено алкоголем. Несколько следующих месяцев ты проводишь бок о бок со старшим Сенджу в бесконечных битвах с вашими, теперь уже общими, врагами и в не менее бесконечных тренировках в короткие моменты перемирия. С каждым днем ты узнаешь Хашираму Сенджу все ближе и ближе. Теперь ты знаешь, какими бывают его глаза в пылу боя, как они темнеют от боли и светлеют от радости.
Тебе кажется, что твоя одержимость этим человеком переходит все границы. В один из дней, вернувшись домой из очередного похода, ты валишь брата на футон, впиваясь поцелуем в губы, и стаскиваешь с его глаз повязку, которую сам одел на него на следующий день после того, как переспал с ним первый, и до этого момента последний раз. Сейчас он пытается закрыть свои глаза ладонями, скрыть свое уродство, зная, что обычно это зрелище неприятно тебе и не вызывает ничего, кроме отторжения и воспоминаний о том, чем ты обязан брату. Но сейчас все по-другому, и ты силой отводишь руки от его лица.
Стискивая запястья, так что кости готовы хрустнуть и сломаться. Ты целуешь его и понимаешь, что на самом деле не его губы ты хочешь чувствовать на своих губах, и не его тело хочешь ощущать рядом с собой. Ты целуешь его грубо и жадно, терзая губы в кровь и распаляясь от собственной грубости и душевной боли. Ты царапаешь его бедра, оставляя на них следы собственных пальцев и ногтей, рывком разводишь его ноги, едва не разрывая мышцы, потому что брат смеет сопротивляться тебе.
Ты бьешь его, стараясь стереть с губ эту чертову виноватую улыбку. Ты грубо вбиваешься в его тело, рвешь его и снова не даешь себе заплакать, потому что это будет признанием твоего бессилия. Ты чувствуешь себя до безумия слабым просто потому, что осознаешь, даже если ты снимешь с себя кожу, ты не сможешь стать ближе к своему брату, что между вами навечно выросла стена твоего безумия. Ты кончаешь в его тело и брезгливо отстраняешься, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота.
От взгляда на покрытое следами твоих пальцев и ногтей, подтеками крови и спермы тело твоего брата тебя мутит. Ты торопливо накидываешь на себя кимоно и уходишь в сад, чтобы там упасть на траву и впиться ногтями в свою грудь, чувствуя, как пухнет, разрастается в твоем солнечном сплетении гулкая сосущая пустота. Ты царапаешь свою кожу, словно надеясь добраться до этой пустоты, вытащить ее из собственной плоти, из собственного тела, из собственной души. Твой брат неподвижно лежит на футоне, похожий на сломанную игрушку.
Если бы ты мог сейчас подойти и присесть рядом с ним на корточки, ты бы почувствовал его боль. Если бы у него были глаза, ты увидел бы в них отчаянье, сгустившееся до такой степени, что его можно потрогать руками. Но ты не присядешь рядом, потому что ты лежишь в саду, пытаясь выцарапать ногтями пустоту из своей груди. Ты не заглянешь в его глаза потому что теперь они в твоих глазницах.
Ты мог бы подойти к зеркалу и увидеть все это, но пустота в груди не дает тебе даже подняться. Уже полчаса вы ищете изъяны в собственном искусстве владения катаной на одной из полян посреди леса. Вчера ты узнал, что у главы клана Сенджу есть наследник. Наверное, ты был единственным, кто еще не знал об этом.
Все утро ты проводишь в лагере Сенджу, обсуждая тактику будущего нападения на вражеские кланы, а потом видишь ее. Женщину, с которой каждую ночь делит постель Хаширама. Она мила, вежлива и дружелюбна, как и положено жене главы клана. Но, глядя на нее и на маленького пухлощекого мальчишку лет пяти, ты думаешь только о том, что они принадлежат Хашираме.
Принадлежат так, как хотел бы принадлежать ему ты. Глядя в глаза этой женщины, ты видишь ее лежащей под своим мужем с рассыпавшимися по подушке смоляными волосами, с искаженным страстью лицом. Глядя на этого ребенка, ты понимаешь, что это его сын, что он для Хаширамы значит гораздо больше, чем просто определенное количество миллилитров спермы, пущенных в его мать, и уж, тем более, гораздо больше, чем глава бывшего клана-противника.
Мадара и цунаде любовь. Мадара и цунаде любовь 18. Мадара и цунаде и Итачи. Хаширама Мадара и Тобирама.
Хаширама и изуна. Тобирама и изуна Мадара и Хаширама. Мадара Синигами. Мадара и Тобирама поцелуй. Мадара и ино. Fem Мадара. Мадара и fem!
Фем Тобирама Сенджу и Мадара. Тобирама изуна и Мадара. Фем Мадара и изуна. Тобирама и Хаширама шип 18. Мадара Тобирама и Хаширама и Обито. Тобирама Сенджу и Сакура. Тобирама и Обито.
Мадара и Обито. Фанфики Обито и фем Мадара. Изуна и Обито. Микото Учиха и Мадара. Мадара и Микото. Мадара и Изуми. Мадара Учиха яой.
Мадара и Итачи 18. Хаширама и Мадара яой 18. Хаширама и Мадара слэш. Мадара Учиха и Сарада любовь. Мадара и Сарада любовь поцелуй. Фем Мадара и Хаширама. Фем Обито и Мадара.
Мадара Учиха и Саске. Наруто Хаширама и фем Мадара. Менма Учиха. Менма и Мадара. Менма Узумаки и Мадара Учиха шип. Саске Учиха и Кагуя. Мадара и Кагуя шип.
Мадара и Кагуя любовь. Наруто и Мадара шип. Мадара и маленький Наруто. Изуна Учиха и Саске. Мадара и изуна. Мадара и Саске. Хаширама и Тобирама.
Тобирама девушка и Мадара. Изуна Учиха и Мадара. Мадара 18. Мадара и Сакура 18. Мадара и его девушка. Мадара и ОЖП. Мадара фанфики.
И Саске.
Индра Мадара Саске. Менма Учиха Узумаки. Менма и Обито. Менма Узумаки и Обито. Орочимару и Мадара. Хаширама и Мадара Орочимару. Наруто Мадаpа и Оpотимаpу.
Фем Мадара. Мадара и фем Мадара. Наори Учиха и Мадара. Пейн и Мадара яой. Пейн и Мадара шип. Мадара яой. Пейн и Итачи яой. Мадара и Мито любовь.
Мито Мадара Хаширама. Мито Узумаки и Мадара Учиха. Тобирама Хаширама Минато и Мадара. Тобирама Сенджу и Саске. Наруто Кагуя и Мадара. Кагуя Мадара и Обито. Тобирама и фем Мадара. Фем Мадара и хашимара18.
Fem Мадара и Хаширама. Фем Хаширама Сенджу 18. Мадара и Хаширама. Хаширама и Мадара шип 18. Мадара и Хаширама любовь. Мадара и Хината шип. Учиха Мадара и Харуко любовь. Мадара Хьюга.
Мадара и Хината. Мадара Хаширама Yaoi. Саске и Хината любовь. Мито Узумаки и Хаширама Сенджу. Мито Узумаки и Хаширама. Хаширама Сенджу и Мито Узумаки арт. Мадара Учиха и Наруто Узумаки яой. Мадара и Тобирама.
Шип Тобирама и изуна 18. Мадара Учиха и Сакура любовь. Мадара и Сакура фанфики. Фем Наруто и Мадара. Fem Мадара и Наруто. Наруто Мадара и изуна. Мадара Индра Сарада. Индра и Тобирама.
Сын Мадары и Хаширамы. Сарада и Итачи и Мадара. Мадара Учиха и Сарада. Сарада и Итачи. Тоби Обито Мадара. Мадара и Обито шип арт. Тоби и Мадара.
мадара и тобирама
В этом фф Сакура была рождена ещё тогда когда Хаширама уже основал коноху. всем привет!! я решила создать свой фанфик, надеюсь вам понравится, read story мадара и тобирама by user user177151178835. Читать онлайн Мадара — Додзинси по. Мадара был тронут поступком Хаширамы и наконец согласился на заключение мира.[35]. Учиха Мадара и Харуко. Фф Мадара и ОЖП 18. Хаширама, спотыкаясь, подошел к Мито Узумаки, которая использовала свое фуиндзюцу, чтобы запечатать Кьюби внутри себя, как только Мадара потерял контроль.
Комменты посетителей
- Идеи на тему «Мадара и Хаширама» (23) | мадара учиха, наруто, наруто шипуден
- Поиск переводов
- Мадара Учиха/Хаширама Сенджу
- Сильнейшая пара. Глава 28
- НАРУТО СЕНСЕЙ МАДАРЫ И ХАШИРАМЫ I АЛЬТЕРНАТИВНЫЙ СЮЖЕТ НАРУТО I НАРУТО АЛЬТЕРНАТИВНЫЙ СЮЖЕТ | Видео
- ФФ «как стригли Мадару и Хашираму» | Наруто/Боруто[RU] Aminoッ😎 Amino
Фанфики с участием: "Хаширама Сенджу/Мито Узумаки"
Фем Мадара и Хаширама 18. Хаширама резко наклонился, перегибаясь через Мадару, и тот почувствовал, как живота коснулась горячая мокрая грудь. 1 хокаге против учихи 4. лучший сайт для чтения 65 - 621 Хаширама и Мадара бесплатно онлайн. Хаширама стоит с белым полотенцем слабо повязанном на бедрах и изучающе разглядывает меня. Молодые Хаширама и Мадара продолжают тайно видеться и тренироваться друг с другом.
Почему Учиха Мадара так и не смог победить Сенджу Хашираму?
У него такое забавное лицо... Замолкаю лишь тогда, когда его коленка с силой протискивается у меня между ног. Теперь моя очередь веселиться… Его влажный живот, кажется, намертво прилип к моему… Горячо… Протиснув руку между моей спиной и стенкой, он начал водить пальцами вдоль позвоночника, а сам наклонил голову и принялся облизывать мою шею… От черного зрачка сами собой отделились запятые… Задрав подбородок, смотрю вверх, сканируя потолок. Глупо и бессмысленно.
А тело словно парализовано. И в голове пусто-пусто. Он приподнимает мои руки и прижимается к груди так, что мои подмышки накрывают его покатые плечи.
Наверно выглядит так, слово это я его обнимаю. Он меня тискает и от каких-либо движений мои кисти безвольно болтаются, словно чужие. Тяжело дыша, Хаширама тянется к моему лицу, пытается поймать губы.
А я вообще никак не реагирую. Словно нахожусь в другой комнате. И это все не со мной происходит.
С кем-то другим. А я, просто наблюдая со стороны… Это что, шок? Но всему наступает предел.
Когда мое полотенце, а оно — слава Богам — было еще на мне, поползло вниз, я дернулся и ухватил его рукой. Словно только что проснувшийся человек, ошарашено хлопаю глазами. Об меня трется голый Хаширама, а в мой пах упирается что-то твердое… Ужасная картина.
Отталкиваю его, не менее удивленного, и быстро, почти бегом, скрываюсь в раздевалке. Обернуться страшно. Словно там я увижу развращенное чудовище, которое вот-вот закатится победным хохотом… Почему всегда так?
Какой бы перевес не был на моей стороне, за Хаширамой остается победа. Почему сегодня в итоге не он, а я испытываю сжигающий стыд и смущение? Все должно быть наоборот.
Будто ничего не было. Редкостная скотина. Хоть бы вид подал, ради приличия… Я теперь стараюсь не оставаться рядом с ним наедине.
Боюсь не его, а себя. Словно снова впаду ступор, безмолвно позволив этому извращенцу делать все, что захочется… Но он свел наше общение до минимума. Так что я бы мог чувствовать себя спокойно, но почему-то не получается.
Даже немного обидно, что он так быстро отступился. Пришел с утра к выводу, что последние дни все мои мысли сводятся к Хашираме. А этот ублюдок даже не косится в мою сторону.
Можно выбрать сотню других путей, но я выбрал этот… Крадусь как вор, и сердце бьется оглушительно громко… Могут услышать. Это все потому, что я чувствую, как бьется его. Где-то рядом… Вот та самая дверь… Дотрагиваюсь до нее лбом.
Вздрагиваю от прикосновения к самому себе. Вот так, под дверью, стоять и ловить едва слышные вздохи. Вжавшись плечом в стену, совершать толчки в собственную сжатую в кулак ладонь.
Скрипеть зубами, сдерживая стоны… И красные глаза просто выедает от похоти и желания. Просто обессилено сползаю на пол. Хорошо, что никто не видит… Хотя если честно — плевать.
Покажись тут кто сейчас, просто убью и все. Поднимаюсь, а ноги-то едва держат… Смотрю на свою влажную руку и почему-то злюсь. Вытираю ее о край кимоно.
К черту, все равно стирать. Скрип двери… Это он. Весь помятый, взлохмаченный и раскрасневшийся.
А глаза глядят насмешливо. Задохнувшись от такой наглости, отталкиваю его от себя. Черт, ну что за самовольный тип?!
И с вызовом глядя на меня, подносит свои мокрые, липкие пальцы ко рту и облизывает. Меня трясет. Уйти, скорей уйти… -Только не вздумай снова убежать.
Недовольно дергаю плечом. Взять сейчас и отделать тебя в твоей же комнате?! Скалюсь и тяну его за рукав.
Да, он твой брат... Хаширама жестом прервал меня и обратился к Тобираме. Мадара, извини!!!
Я надменно фыркнул в ответ и, все же вывернувшись из рук Хаширамы, направился в дом. Ну, то, что я, как всегда, проигнорировал лестницу и полез в окно, уточнять, я думаю, не стоит. Как и то, что попасть из сада в гостиную мне удалось далеко не с первого раза.
Когда я, кое-как зацарапавшись на подоконник, наконец-то грохнулся с него на пол в доме, ко мне тут же подлетел наш помощник. Я жестом приказал ему молчать и принюхался. Вцепившись в болтающиеся, словно консервная банка на ветру, доспехи на нашем секретаре, я дошлепал до кухни и рухнул на стул.
Чашка ароматного напитка тут же материализовалась у меня на столе и я с небывалым удовольствием принялся, обжигаясь, жадно поглощать пахучую темную жидкость. Позади меня раздался флегматично-зловредный голос Тобирамы. Я машинально обернулся на звук.
Представшая передо мною картина вызвала легкое ощущение дежавю. Несколько минут назад я сам, точно так же, как сейчас Хаширама, тщетно пытался попасть своим пьяным организмом в распахнутое окно. Ну и, как и у Хаширамы, у меня плохо получалось.
Тобирама только насмешливо фыркнул и демонстративно отошел дальше от подоконника. Хаширама сверкнул глазами и принялся за новую попытку вскарабкаться в окно. На этот раз ему даже удалось забросить правую ногу на подоконник...
Вам всем там, что, плевать на мои мучения?! Я-было дернулся в сторону окна. Но, не устояв на ногах, я снова осел на стул с чувством свое полной никчемности.
Наш секретарь, решив помочь начальству, тоже ринулся-было к подоконнику. Но, его остановил Тобирама. Или она у вас в саду для декорации?!
Из сада послышалось недовольное ворчание. Затем скрипнула давно позаброшенная дверь на лестницу. Спустя еще пару мгновений, в гостиную спустился и сам Хаширама.
Подойдя к нам, он, сощурившись, глянул на брата. Умная мысль! Нам еще работать!
Ну — молодцы! С чего столько шуму?! Помощник выполнил приказ Тобирамы и неловко пристроил свою долговязую фигуру у краешка стола.
Я хмыкнул. Мы, как могли, полдня сдерживали их, стараясь отослать по домам. Стадион-то официально откроют только через две недели...
Там мелочи, конечно, но, все же!.. В общем — толпа все прибывала. Домой, естественно, никто не ушел.
По мере распространения слухов, к вечеру к воротам стадиона стянулись все. Мы не знаем, что делать! Расходиться они отказываются категорически, — Тобирама тоже вздохнул.
Вас-то они послушают? Я имею ввиду — он безопасен и годен для эксплуатации? Мы с Хаширамой переглянулись.
Я согласно кивнул. А участники... Теперь переглянулись Тобирама и наш секретарь.
Немного помолчав, они тоже согласились, что это — лучший выход. Мадара, ты с нами?
На земле лежал шиноби. Он был высок, с большой гривой черных волос. Его звали Учиха Мадара — Легенда мира шиноби. В этот момент он разговаривал со своим старым другом — Хаширамой Сенджу, которого все называют Богом мира шиноби. Из-за моей глупости мы стали врагами.
Ты даже не знаешь, обо что спотыкаешься и почему падаешь, но сдерживаешь недостойный вскрик испуга просто потому, что ты — лидер клана. А лидер клана не имеет права вскрикивать, даже если в момент падения ему кажется, что он летит в бесконечную, давящую темноту, лишенную малейших проблесков света. Седзи распахиваются с тихим стуком в тот момент, когда ты замираешь на краю расстеленного футона, поджимая под себя ноги и рвано дыша сквозь судорожно стиснутые зубы. Сейчас ты больше похож на животное, чем на человека, твоим разумом до конца овладела обжигающая, слепая боль. Действительно «слепая». Ты отбиваешься от ласковых прикосновений брата. Тебе неприятны касания его теплых, мягких рук, которые, в отличие от твоих, не истерты до мозолей постоянными тренировками. Тебя зовут Мадара Учиха, тебе шестнадцать лет, и ты глава своего клана. Твое имя означает «дефект», или же «пятно позора».
Его дал тебе при рождении целитель, читавший твою судьбу по звездам. Ты не знал, что он сказал тогда твоим родителям, и не помнишь из своего детства ничего, кроме отблеска алого закатного луча в темных глазах своей матери, но это имя преследовало тебя своим роком постоянно, заранее определяя твою судьбу. Ты бьешься в руках брата, которые сейчас кажутся тебе гораздо более сильными. Или же просто ты чересчур слаб для того, чтобы сопротивляться. И затихаешь лишь после того, как он придавливает тебя к постели своим телом, не давая шевелиться. В этот момент ты почти рефлекторно чувствуешь его изучающий взгляд, направленный в твои опустевшие, слепые глаза. Ты подсознательно ненавидишь его, задаваясь лишь одним вопросом, почему именно ты, а не он. И находишь ответ лишь в том, что он сильнее. Младшие всегда получаются лучше старших, и ты сейчас ненавидишь его за это.
Ты проводишь в молчании несколько дней, отвергая еду молчаливыми движениями руки и с трудом сдерживая рвущийся из горла крик. Тебе кажется, что ты сходишь с ума и что безумие твое белого цвета. Что оно белее снега и холоднее льда. И уже ни одна печка не согреет тебя в этом давящем, режущем душу холоде. И что бы не сойти с ума окончательно и хоть сколько-нибудь отвлечься от своего безумия ты начинаешь думать о Хашираме Сенджу. Ты познакомился с ним два года назад, в тот день, когда времена суток равны между собой. Это был один из редких дней перемирия, и оба клана оплакивали мертвых и лечили раненых, пользуясь временной передышкой. Все утро ты вместе с братом провел в лесу, у подножия огромного старого дерева на берегу озера, то шутливо носясь друг за другом по сверкающей на солнце от росы траве, то проводя время в бесчисленных тренировках. На обратном пути ты останавливаешься, услышав за ближайшими деревьями чьи-то голоса и звук, безошибочно распознанный тобой как звон оружия.
Ты узнал бы его из тысячи других многоголосых звучаний, но сейчас он кажется тебе враждебным и неприятным, точно так же, как и чужие голоса. Ты предупреждающе сжимаешь руку брата, легким усилием воли заставляя запятые шарингана вынырнуть из твоих зрачков. Первым, что видишь, являются знаки клана Сенджу на одежде незнакомцев, и лишь потом ты обращаешь внимание на то, что дерущиеся юноши не на много старше тебя. Вернее, что один из них твой ровесник, а второй — старше на несколько лет, и что черты их лиц очень схожи, давая тебе понять, что ты видишь перед собой братьев. Ты разглядываешь их, затаив дыхание, словно бы делая что-то постыдное, и боясь, что они заметят тебя. Волосы одного из дерущихся белы, как снег, и ты невольно отмечаешь, что катаной он владеет несколько хуже тебя, что тут же вселяет в твою душу некоторую самоуверенность. Впрочем, гораздо больше твой взгляд привлекает другой юноша, чьи длинные темные волосы при каждом выпаде рассыпаются по плечам, отражая солнечные блики. Глядя на него, ты почему-то понимаешь, что это глава клана Сенджу, и точно знаешь, что не ошибся, потому сильнее стискиваешь руку брата в своей ладони. Осознание того, что этот юноша, который старше тебя всего на несколько лет, уже является главой клана-противника, болезненно ранит тебя.
Ты чувствуешь, что брат, прижавшийся к твоему плечу, встревожен и пытается понять причину твоего интереса к этому темноволосому Сенджу. Эта причина проста. Движения старшего Сенджу гипнотизируют тебя, завораживают твой взгляд своей грациозностью, своей силой. Ты не можешь отвести взгляда от его смуглой кожи, золотистой в солнечном свете, от черных глаз, от чуть искривленных в напряжении губ. Когда Сенджу скрываются с поляны, ты тянешь брата за руку, и вы направляетесь домой. Всю оставшуюся дорогу ты молчишь и не слышишь ничего из того, что говорит тебе младший брат. Ты думаешь лишь о темноволосом главе клана Сенджу. В эту ночь тебе снится его спокойное, сосредоточенное лицо и длинные волосы, рассыпавшиеся по доспехам. На следующий день ты постигаешь Мангекью шаринган.
В тот день, когда все, в чьих жилах течет кровь Учиха, преклоняют перед тобой колени, ты думаешь лишь о том, что сделал еще один шаг, чтобы достигнуть того Сенджу. Ты узнаешь его имя в тот же день и повторяешь про себя, сидя на футоне и поджав под себя ноги. Брат не тревожит тебя, он понимает, что произошло что-то важное. Не только для тебя, но и для вас обоих. А ты сидишь и шепчешь его имя, словно это может помочь тебе найти разгадку. Хаширама Сенджу. Ваша встреча лицом к лицу происходит через несколько дней после того, как ты становишься главой клана. Хаширама Сенджу спокоен и невозмутим, а ты не можешь отвести взгляд от его лица, жадно впитывая в себя каждое движение, малейшую мимику, оттискивая все это в своей памяти. Он улыбается и изучающе смотрит на тебя своими темными глазами.
Губы его расслаблены, и ты невольно вспоминаешь, как они были напряжены во время боя, свидетелями которого были лишь вы с братом и лес. Сейчас пределом твоих мечтаний является битва с Хаширамой. Ты мечтаешь даже не о том, чтобы победить его, а о том, как будут точны и уверенны его движения, и как весь окружающий вас мир сузится до размеров вашей одной-единственной маленькой, но такой огромной битвы. Ты сгибаешься от боли, снова окунувшись с головой в свое ледяное безумие, осознавая, что теперь Сенджу навсегда останется для тебя недосягаемым. Ты стискиваешь пальцами покрывало так, что белеют костяшки пальцев на твоих и без того бледных руках, и понимаешь, что больше никогда не «увидишь» в его глазах даже долю уважения, хоть намек на равенство между вами. Лишь почувствуешь, возможно, его полный жалости взгляд, направленный на тебя. И это знание вгрызается в твою душу подобно голодному псу, заставляя тебя кусать губы в кровь, и лишь скулить как раненное животное. Ты снова погружаешься в свое белое безумие, и уже ничего не может отвлечь тебя. Кажется, что ты распят на снегу, и что лед ласкает твое обнаженное тело.
Распахиваешь глаза и не можешь даже пошевелиться в хватке стиснувших руки ледяных оков. И внезапно осознаешь, что смерть твоя будет медленна и похожа на сон. Видишь рядом своего палача, но лицо его закрыто капюшоном темно-алого, как кровь, плаща. Это единственное яркое пятно, которое есть в этой заснеженной пустыне, в этом царстве снега и льда. В мороз кровь из твоих порезов течет быстрее, и ты чувствуешь, как тебя покидает тепло жизни. Ты видишь, как кровь покрывается тонкой пленкой льда, и думаешь, что нет ничего прекраснее сочетания алого и белого. Крови и снега. Тебе кажется, что смерть твоя похожа на сон. Что снежинки, падающие на твои черные волосы, тихо напевают тебе какую-то странную песню, по мелодии своей напоминающую колыбельную.
Твой палач бережно приподнимает тебя и укладывает твою голову на свои колени, закрытые алой тканью. Ты смотришь на его смуглые руки, так четко выделяющиеся на фоне алого балахона и белого снега, и чувствуешь, как медленно, словно замерзая, застывают твои зрачки. Ты засыпаешь, но каждый удар ножа принуждает тебя снова просыпаться, снова надрывать горло в беззвучном крике. А твой палач гладит тебя по волосам, касается ладонью лба, будто проверяя, нет ли жара. На самом деле ты знаешь, что он всего лишь интересуется, достаточно ли остыла твоя кожа. Ты медленно засыпаешь, снег уже не тает на твоей коже, и ты все тише и тише вздрагиваешь от очередного удара ножом, до тех пор, пока не затихаешь совсем. Капюшон падает с лица твоего палача, и ты видишь знакомое смуглое лицо в обрамлении прямых темных волос. Твоя смерть имеет лицо Хаширамы Сенджу. Но, не успев осознать это, ты умираешь… … чтобы очнуться через несколько минут в руках брата от собственного крика.
Ты быстро и рвано хватаешь ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба. В действительности же так и есть, но твоя вода это твое безумие, а ты вовсе не рыба. Ты Учиха Мадара, ты Лидер своего клана, и тебе шестнадцать лет.
626 - Хаширама и Мадара 2
Им завладела лишь одна личность — Хаширама Сенджу, глава клана Сенжу, он единственный человек, способный сравниться со мной. 621 Хаширама и Мадара. Прочитано Закладка Жалоба Настройки. Просмотрите доску «Хаширама и Мадара яой 18+» пользователя Дейдарочка~ в Pinterest. части одного цикла. Мадара и Хаширама в детстве и их младшие братья. Без труда уклонившись, Хаширама мощный ударом в голову вырубил Мадару.
Фф мадара и хаширама
Если бы я сразу знал причину вашего отсутствия... Хаширама сам до прогула не додумался бы. Хаширама схватил меня за ворот кофты. Мои пьяные мозги, как на зло, вовремя включились и я очень четко услышал то, что не договорил этот мерзавец. Резкий испуг от настолько прямого намека на мое отношение к Хашираме быстро перешел в приступ злости и я с размаху заехал Тобираме в глаз. Брат Хаширамы не остался в долгу и тоже врезал мне так, что искры из глаз посыпались. Я, хоть у меня и троилось в глазах, резко крутанулся на месте, сбив Тобираму с ног. И тут же подскочил к нему, замахнувшись для нового удара. Но, мою руку сжали с немалой силой.
Я вздрогнул. Я же извинился! Да, он твой брат... Хаширама жестом прервал меня и обратился к Тобираме. Мадара, извини!!! Я надменно фыркнул в ответ и, все же вывернувшись из рук Хаширамы, направился в дом. Ну, то, что я, как всегда, проигнорировал лестницу и полез в окно, уточнять, я думаю, не стоит. Как и то, что попасть из сада в гостиную мне удалось далеко не с первого раза.
Когда я, кое-как зацарапавшись на подоконник, наконец-то грохнулся с него на пол в доме, ко мне тут же подлетел наш помощник. Я жестом приказал ему молчать и принюхался. Вцепившись в болтающиеся, словно консервная банка на ветру, доспехи на нашем секретаре, я дошлепал до кухни и рухнул на стул. Чашка ароматного напитка тут же материализовалась у меня на столе и я с небывалым удовольствием принялся, обжигаясь, жадно поглощать пахучую темную жидкость. Позади меня раздался флегматично-зловредный голос Тобирамы. Я машинально обернулся на звук. Представшая передо мною картина вызвала легкое ощущение дежавю. Несколько минут назад я сам, точно так же, как сейчас Хаширама, тщетно пытался попасть своим пьяным организмом в распахнутое окно.
Ну и, как и у Хаширамы, у меня плохо получалось. Тобирама только насмешливо фыркнул и демонстративно отошел дальше от подоконника. Хаширама сверкнул глазами и принялся за новую попытку вскарабкаться в окно. На этот раз ему даже удалось забросить правую ногу на подоконник... Вам всем там, что, плевать на мои мучения?! Я-было дернулся в сторону окна. Но, не устояв на ногах, я снова осел на стул с чувством свое полной никчемности. Наш секретарь, решив помочь начальству, тоже ринулся-было к подоконнику.
Но, его остановил Тобирама. Или она у вас в саду для декорации?! Из сада послышалось недовольное ворчание. Затем скрипнула давно позаброшенная дверь на лестницу. Спустя еще пару мгновений, в гостиную спустился и сам Хаширама. Подойдя к нам, он, сощурившись, глянул на брата. Умная мысль! Нам еще работать!
Ну — молодцы! С чего столько шуму?! Помощник выполнил приказ Тобирамы и неловко пристроил свою долговязую фигуру у краешка стола. Я хмыкнул. Мы, как могли, полдня сдерживали их, стараясь отослать по домам. Стадион-то официально откроют только через две недели... Там мелочи, конечно, но, все же!.. В общем — толпа все прибывала.
Домой, естественно, никто не ушел.
Так же под напором тех же советников и Данзо отдал приказ заключающийся в том, что никто в деревне не должен говорить Наруто, что в нем заключен Кьюби Наруто материт Кураму за решётку. Несмотря на почти полное повиновение закону, большинство жителей деревни невзлюбили Наруто из-за Кьюби, не считаясь с моим мнением о том, что он герой. Сейчас воскрешён Наруто Узумаки.
И все вы будете санинами, а то ставить бывших Хокаге и сильнейшего из Учих в джоунины как-то неправильно. После его слов из-под земли "вырос" Какузу. Точно я сражался с Какузу, но выиграл. Как он ещё жив остался?
Так сказать фальшивое бессмертие. Наруто, Хокаге почти у ворот деревни, ты же обещал её встретить!
Я думаю, можно с уверенностью сказать, что Хаширама был избит Мадарой, но просто продолжал исцелять взгляд в конце боя.
Хаширама выглядит почти полностью излеченным мадара кажется немного раненым, но я бы сказал, что он не был так травмирован, как хаширама раньше, и мадара технически победил хашираму и проиграл только из-за деревянного клона. Я не говорю, что Хаширама был уничтожен, но он не топтал Мадару так сильно, как люди думают, еще одна короткая заметка.
От автора: как человек, который во всём всегда ищет причину, я не могла просто написать историю про этих двоих в стиле "она влюбилась в него и изменила своему мужу", да и любимой мной драмы тогда бы не получилось в том откровенном смысле, как мне того хотелось, оттого и идея гибели Хаширамы с дальнейшим раскладом. Мне кажется, возвращение Мадары в деревню может объясняться решением принять последствия "по-взрослому", разумно, и в то же время я бы не хотела видеть в его мотивах одно лишь раскаяние: пусть им как и прежде двигает тонкий расчёт и желание власти, но с налётом горького опыта. А Мито... Мито была сильна именно рядом с Хаширамой.
С его уходом она бы наверняка погрузилась в смятение. Вот некоторые авторские соображения насчёт обоснуя. Зимние сумерки опускаются синим саваном на укутанную снегом деревню. Ослепительно белые крыши, белые улицы, белые от мороза лица спешащих домой, к очагу, прохожих постепенно окрашиваются в успокаивающе сиреневый с началом вечерних часов, незаметно погружаясь в синеватую темноту с приходом ночи. Теряя краски, всё замирает, стихает, удаляется вглубь. Обманчивое ощущение полного отсутствия движения затормаживает ум, притупляет эмоции, убаюкивает.
Если бы не ощутимый холод, Мито желала бы уснуть прямо здесь, на балконе, под бесшумное буйство снежинок, как будто зашедшихся в странно беспорядочном танце, и теперь, набрав мощь, увлекающих её за собой в мир несбыточных грёз, где хочется остаться жить навсегда. Несколько слоёв тончайшего шёлка, искусно украшенного немыслимыми причудами мастером росписи по ткани, едва ли сберегут её от потери тепла. И Мито не держит это тепло: она отпускает его по кончикам пальцев вниз с каждым выдохом без сожаления. Вечернее время суток зимой будто налагает запрет на суету. Мито знает, что завтра сомнения вновь вернутся к ней, чтобы терзать до заветного часа. Но теперь… но теперь… Что она чувствует?
Что думает?