Новости начинающийся день сразу поражает меня

Новости дня читайте на Взгляде.

Впр по русскому 8 класс вариант 2 начинающийся

Обнаружена польза витамина D для устойчивости к раку	Последние мировые новости за последнюю неделю и сегодня. Обзор новостей в мире в режиме реального времени на
Войти на сайт	Текст день наступил. Начинающий день сразу поражает меня.
Лента новостей	Мамину-Сибиряку 12 Начинающийся день сразу поражает меня.
Игра началась. Анализ ситуации в мире	Смотрите новости дня, аналитические программы и захватывающие шоу на нашем сайте в удобное для вас время. Текст начинающийся день сразу поражает меня неширокая речонка.
Игра началась. Анализ ситуации в мире	Смотрите самые важные и актуальные политические, экономические и социальные новости к этому часу.

Начинающийся день сразу поражает меня неширокая речонка

Новости, аналитика, прогнозы и другие материалы, представленные на данном сайте, не являются офертой или рекомендацией к покупке или продаже каких-либо активов. Зарегистрировано Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций.

Как пишет Novate, этим авто присуща очень быстрая деградация кузова, особенно в регионах с длинными зимами, когда дороги посыпают солью... В 1864 году он еще назывался зоосадом. Московский зоопарк был организован Русским Императорским обществом акклиматизации животных и растений в 1864 году.

Местность, где теперь находится Старая территория зоопарка, называлась «Пресненские пруды». Здесь протекала довольно широкая... Российская и американская ПРО: кто сильнее? В Саудовскую Аравию стали часто прилетать ракеты. На этом фоне Саудовская Аравия решила значительно укрепить противоракетную оборону.

Это оружие ослабило преимущество немецких "тигров", "пантер" и "фердинандов" в бронировании и дальнобойности и позволило советским танкистам драться с лучшими машинами панцерваффе на равных. Об особенностях "великолепной четверки" — в материале РИА Новости... Наталия Григорьева Олегу Янковскому исполнилось бы 75 лет 23 февраля. Окончив Саратовское театральное училище и прослужив несколько лет в местном театре, актер по приглашению Марка Захарова в 1973 году перебрался в Москву в труппу "Ленкома" — к этому времени, дебютировавший на экране в 1968 году с фильмом "Щит и меч", он уже был известным киноактером. О лучших фильмах и главных режиссерах в жизни и карьере Олега Янковского — в нашем материале...

Праздник существует с 1986 года, когда Международная китобойная комиссия ввела запрет на китовый промысел. Морское чудовище — так переводится слово «кит» с греческого языка. Это удивительное животное обладает самыми большими размерами среди млекопитающих. Сейчас киты - сугубо морские обитатели, но несколько десятков миллионов лет назад, по мнению ученых они жили на суше. В знаменитой перуанской...

Если считать его не просто "мужским" противовесом 8-му Марта, а праздником именно тех, кто стоит или когда-то будет стоять на страже безопасности страны, то поздравлять в этот день следует не только сильную половину человечества. В структурах Минобороны России насчитывается около сорока тысяч представительниц слабого пола.

Реплика в сторону: так что не торопитесь запасаться «вечнозелёными».

Если конфронтация с Россией и Китаем зайдёт слишком далеко, эти две страны могут просто отказаться использовать доллар во внешнеторговых операциях и перейти к расчёту в национальных валютах. И это полностью хаотизирует мировую экономику. А доллары в один момент превратятся в резанную бумагу по щелчку пальцев разноглазого консультанта с немецкой фамилией.

И для мира это будет не менее страшно, чем ядерная война. Именно поэтому этот козырь ещё не выбросили на стол. К тому же Китай является держателем большого количества американских треджерис — долговых обязательств.

Так что к этому Медведь и Дракон прибегнут только в крайнем случае. Но в этой обстановке хитрость для США состояла в том, чтобы развязать конфликт так, чтобы ослабить того из геополитических соперников Ястреба, с которым завяжется схватка. Медведь силён в военно-технической области, но слабее в экономической.

Дракон могут экономически, но в военно-техническом отношении он уступает и Медведю, и Ястребу. Для США критически необходимо было не допустить союза между двумя этими державами. Отсюда постоянные вбросы в медиапространстве о китайцах, заполонивших Сибирь, скупающих русский лес и т.

У определённой части россиян успела сформироваться синофобия, но, по счастью, не у российского руководства. Как поджигали Украину С момента прихода к власти Байдена стоял вопрос только о том, где полыхнёт раньше: в Южно-Китайском море возле Тайваня или на Украине. С 2021 году, когда Украину стали активно накачивать оружием и провоцировать к силовому решению проблемы Донбасса, стало ясно, что противостояние начнётся именно там.

К концу года это стало совершенно очевидно. С другой стороны, очевидно, что Путин решил воспользоваться ситуацией, когда casus belli, условно говоря, создала сама на всю голову отбитая Украина. Сейчас открывается практически единственное в обозримом будущем историческое окно, когда власть США над миром может быть свергнута сравнительно небольшой ценой.

Ядерная триада России и гиперзвук напрочь отбивают желание НАТО на данном историческом отрезке противоборствовать с Россией собственными руками на полях сражений. Благодаря санкциям, Россия сумела заместить импорт во многих отраслях, нарастила золотой запас и до минимума сократила долларовые активы. И США пока не продвинулись в создании гиперзвукового оружия.

Через несколько лет ситуация может радикально измениться. В начале января была предпринята экспресс-попытка нанести удар по России через Казахстан. Народными протестами из-за цен на автогаз решили воспользоваться, активировав все спящие ячейки, чтобы спешно переформатировать РК под США.

Или хотя бы создать там зону нестабильности. Молниеносное обращение Токаева к ОДКБ и столь же молниеносное подавление мятежа говорят о том, что кукловоды и выгодополучатели этого проекта базировались как раз за рубежом. Реплика в сторону: привет всем тем, кто до сих пор верит, что это была народная революция!

Итак, карты розданы, стволы вынуты из кобуры и лежат на коленях игроков, а за столом одни шулера. После того, как это предложение было отвергнуто, судьба будущего театра военных действий определилась окончательно — Украина. Хотя вчера высокопоставленные китайские военные уже громко подняли тему Тайваня.

Если Дракон перейдёт в наступление одновременно с Медведем, Ястреб теряет либо марионеточные территории, либо лицо. А вероятнее — и то, и другое. Но сейчас на Украине идёт схватка не только за Донбасс, и даже не за Украину.

Хотя отбитый на всю башку Шакал с ядерным оружием, о создании которого накануне конфликта тявкнул в Мюнхене Зеленский, Медведю под боком совсем не нужен. Но по моему сугубо личному и совершенно непрофессиональному мнению, схватка сейчас идёт за Европу. Может показаться, что сейчас Европа монолитно сплотилась против России.

По факту позиции её будут зависеть от того, кто победит в этом конфликте. Победа России может привести к фрагментации Евросоюза, и тогда каждая из стран начнёт самостостоятельно определять своё отношение с новым центром силы. Напомним, что в мирное время особые позиции в отношении России уже высказывали Венгрия, Чехия, Германия.

Сербия и вовсе однозначно поддерживает Россию. Что же произойдёт, когда власть Вашингтона над Европой пошатнётся? Там появится целый ряд игроков с выраженной политической субъектностью.

Из-под ига, вероятнее всего, выйдут крупнейшие экономики — Франция и Германия. Последняя, к слову, сильно нуждается в российских ресурсах. Польша может попытаться собрать новую Речь Посполитую.

Не стану пока думать, насколько её амбиции возможно реализовать. А Британия уже сейчас готовится перехватить роль геополитического жандарма у слабеющих США. Поддержку России в регионе выразили уже Куба, Никарагуа и Бразилия.

В том случае, если Россия потерпит поражение, это будет означать, что опустится железный занавес 2. Собственно, он и так опустится, вопрос только в том, по какой границе и насколько плотный. Но Европа уже сейчас испытывает дефицит газа и удобрений.

А ведь Россия, кроме прочего, это ещё и основная доля мирового экспорта редкоземельных металлов, без которых не может существовать никакая электроника. По иронии судьбы, России, которую сейчас выставляют агрессором, как раз нужен мир и стабильные транзитные территории в Европе и в Азии. Вспомним предложение Путина о едином экономическом пространстве от Лиссабона до Владивостока.

Потому что такое положение служит взаимному обогащению Европы и России. И Китая, который активно прокладывает новый шёлковый путь. Но не Америке.

У Ястреба почти не осталось времени. Структурный кризис в экономике, до предела напряжённый долларовый пузырь требует для отсрочки хоть какой-то территории, которую можно доить, чтобы отсрочить ещё на несколько лет громкий «бум». Эта зона - Европа.

Которая в случае поражения России достанется Америке целиком. Причём, сгодится даже Пиррова победа, в случае, если Россия затратит на усмирение Украины критическое количество сил и ресурсов. О Русском мире и «сторонниках мира» Есть у нынешнего конфликта ещё одна сторона, о которой не задумываются сердобольные «пораженцы».

Мы лежали на земле, сдавив его между собой, крепко-накрепко. Рядом всхлипывала река. Луна, вытаращив свой единственный глаз, не отводила от нас взгляда. Слезливо мигали звезды.

А мы лежали, тесно прижавшись друг к другу, трое друзей, приехавших в Сибирь строить коммунизм. Потом стало холодно, и я растолкал Андрея. Мы бережно, не говоря ни слова, подняли носилки и пошли. Впереди Андрей, позади я.

Я неожиданно вспомнил о том, что еще забыл спросить Лешку, будут ли знать при коммунизме о тех, чьи имена не вписаны на зданиях заводов и электростанций, кто так навсегда и остался незаметным. Мне во что бы то ни стало захотелось узнать, вспомнят ли при коммунизме о Лешке, который жил на свете немногим больше семнадцати лет и строил его всего два с половиной месяца. Она разжигает там костер и часами молча сидит перед ним. Накипи белого зимнего ветра пенятся вокруг нее, а ей мерещится хриплое дыхание собак и замершие, прищуренные глаза, ищущие мушку.

Волны весеннего обмелевшего ветра плещутся возле нее, но она отворачивается от них, чтобы брызги с дальних гор не попали ей в лицо. Шорохи летних вечерних ветров кружат возле нее, но она плохо слышит их голоса и молчит, перебирая глазами неровные ряды хребтов, уходящих вверх по Кара-Бурени в далекую Туву. Ветры, ветры, ветры… Но это не ее ветры. Она уже отдышала своими, отходила по ним, и то, что им суждено было с ней сделать, они сделали добросовестно.

Теперь другие люди разжигают в тайге костры и прокладывают тропы по снегу и камням, и это за ними гоняются ветры, раскручиваясь, как пружины. Там, где нет человека, нет и ветров — они рождаются из нашего дыхания, когда мы поднимаемся в гору и нашим легким не хватает воздуха. Поэтому она не верит ветрам, дующим ей в лицо, — они летят к другим, а на нее наталкиваются случайно и тут же, спохватившись, бросаются дальше. Это чужие ветры, а все ее собственные, родившиеся на дальних и близких тропах, остались в ней самой и стучат, как второе сердце.

Одного сердца на восемьдесят трудных таежных лет ей бы, пожалуй, не хватило. В ее представлении год — это замкнутый круг, в котором левая нижняя часть занята зимой, а левая верхняя — весной. Дальше, как и следует по порядку, идут лето и осень. Вот так и кружатся годы над человеком с их ветрами, снегами, дождями, накладывая на него, как на дерево, с каждым кругом свое кольцо.

Только у человека, как ей казалось, эти кольца не расширяются, а сужаются. Они становятся все меньше и меньше, пока не кончается нить, и тогда, как затянутая петля, в самом их центре получается только точка. Однажды она попыталась расчертить свою жизнь по этой схеме. Тонкой, заостренной на конце палкой она проводила на снегу один круг так близко возле другого, что они почти сливались.

Ей не казалось это плутовством или обманом: с ее годами происходило то же самое. Каждую осень она уходила в тайгу, и все шло по раз и навсегда заведенному порядку — на ее лице прибавлялись морщины, в горах прибавлялись тропы, в жизни прибавлялись годы. Морщины разрисовали ее лицо, как карту, на которой все меньше и меньше остается белых пятен, тропы, как нити, сшивали горы, а годы, как раны, делали ее тело все тяжелей и болезненней. Но она не смогла бы охать над ним в кровати и каждую осень уходила в тайгу.

Это была счастливая минута, но ветер легко уносил ее дальше, а к ней приносил и новые минуты и новые заботы. Провожая первые и развязывая, как узлы, вторые, она не всегда чувствовала между ними кровное, извечное родство, но так или иначе ей приходилось ощущать тяжесть времени, потому что весь свой груз оно приносило к ней. Потом приходила весна, и она уезжала в оленье стадо. Она — теперь телятница — завидовала тому, как быстро он осваивается в этом мире.

Его сразу же приходилось привязывать к длинной жерди, лежащей на земле, чтобы он, повинуясь зову своих диких предков, не ушел в тайгу. А он рвался в лес, не понимая того, что потом пятнадцать-двадцать лет своих будет вытаптывать тропы, вбивая копытами в землю камни. Ей было грустно думать об этом, но она вспомнила костры на снегу и ветры, с хозяйской суровостью ведущие счет горам. Все это без оленей потеряло бы для нее всякий смысл.

У оленя, как и у человека, тоже, наверное, есть свои ветры, и то, что предназначается ему как жалость, быть может, стало бы для него гордостью. Если считать его только вьючным животным, то и себя тогда придется принимать всего лишь за погонщика. А в тайге гордость необходима так же, как спички и хлеб. Против месяцев одиночества и их тяжести приходится выставлять свое оружие.

Горы для человека постороннего, не привыкшего к ним, сливаются только в длинные и утомительные подъемы. Она родилась в горах, и они стали для нее тем же, чем город для горожанина. Горы напоминают ей юрты, в которых еще совсем недавно жили тофалары. В горах трудно, но то, что каждую осень она уходила на промысел и каждую весну уезжала в стадо, не прошло бесследно.

По ее тропам идут теперь люди, знающие, как строить города. И это к ним летят сейчас ветры. А ее годы кружатся все быстрей и быстрей. Тогда на снегу она проводила один круг так близко возле другого, что они почти сливались.

Она никого не обманывала: человек, занятый всю жизнь одним и тем же делом, плохо запоминает повороты своих лет. Все они, как старые знакомые тропы, уводили ее в тайгу. Не напрягая памяти, она едва ли вспомнила бы более четырех-пяти самых значительных событий. А все остальное где-то потерялось.

Но был в ее жизни один год, который настолько не походил на все остальные, что выбивался из обычных представлений о времени. Теперь, вспомнив о нем, она остановилась и задумалась, так и не доведя кольцо до конца. Изобразить его в виде обычного круга ей казалось несправедливым. В тот памятный год ее, как одну из лучших охотниц колхоза, повезли в Москву.

Сначала у нее было такое впечатление, будто человека здесь ставят с ног на голову и в таком положении показывают ему самые диковинные вещи. Этот мир был для нее сказкой, которую ей раньше никто не рассказывал. Насколько внимательно следят за каждым человеком горы, настолько город делает все возможное, чтобы не замечать его и показывать самого себя. Быть может, она могла бы на это обидеться, но, плохо осознанное, это чувство оставалось на задворках ее внимания и никак не могло пробиться ближе из-за громадной очереди новых впечатлений.

Они были по-городскому расторопнее и, без всяких объяснений и извинений, заполнили ее всю, не подпуская к ней больше никого из посторонних. Но самое главное случилось в тот день, когда она встала в очередь в Мавзолей. О Ленине она узнала уже после его смерти, и он долго оставался в ее представлении громадным, необыкновенной силы человеком, который в лохматой папахе и с поднятой саблей в руке мчится в бой. Ей казалось, что никакой другой человек не смог бы победить царя.

Со временем ей пришлось изменить свое представление о нем, и все-таки она не до конца верила портретам Ленина: ей все казалось, что люди путают его с кем-то другим, тоже, быть может, очень уважаемым и мудрым человеком, который живет сам по себе. Когда ее пригласили в школу и попросили рассказать ребятишкам о старых недобрых временах, она поднялась, долго молчала, словно собираясь с мыслями, и наконец тихо, с чувством сказала: — Ленин хорошо думали и хорошо делали. Теперь ребятишкам ладно стало и старикам ладно стало. Она подняла голову и прислушалась, но никто ничего не сказал, и тогда она решительно, словно поставив точку, добавила: — Вот… Это означало, что не надо много говорить о том, что для человека свято и неоспоримо.

Из нехитрого жизненного опыта она знала: всякие излишества тем и вредны, что от них, как от головокружения, земля вертится сразу во все стороны. И вот теперь она идет к Ленину. Медленно и осторожно, словно боясь разбудить спящего, движется молчаливая очередь. Это молчание сотен людей кажется глубоким и сильным, будто специально для него отведена вся Красная площадь.

Сама она испытывает новое, неведомое ей в горах чувство: а правда ли, что это случится, неужели ничто не помешает и через час, через полтора она увидит Ленина. Дом у него хороший, — думает она. За последние годы всякое проявление заботы она привыкла связывать с колхозом, и даже город, поколебавший многие ее представления о мироустройстве, так и остался для нее большим колхозом, председателем которого очень долго был Ленин. Она знает, что значит хороший председатель.

Когда его нет, то колхоз — как богатая тайга, в которой позволяют промышлять браконьерам. На следующий год там ничего не будет. Но дальше думать об этом уже поздно. Она вдруг замечает, что люди впереди нее, чтобы замедлить шаги, начинают ставить шире ноги.

Она воспринимает это как некий обряд, который можно и не исполнять. Видно, шаманы раньше были всюду. И она останавливается, чтобы лучше рассмотреть Ленина. Ее легонько подталкивают, но она, не оборачиваясь, с досадой говорит: — Ты иди, я, однако, маленько побуду.

Мне шибко сказать надо. Ей кажется, что Ленин совсем незаметно кивает ей головой. Видно, за долгие годы ему надоели длинные бессловесные очереди, и теперь он рад случаю поговорить с человеком, который пришел к нему не из любопытства, а по делу. Правда, оно не слишком важное и с успехом могло бы решиться где-то в другом месте, но она, как паспорт, все-таки принесла его сюда.

И снова ей кажется, что Ленин опять кивает головой: мол, знаю, это совсем маленькая народность в Саянах, которой раньше предрекали вымирание. Она смотрит на задумчивое, загруженное заботами лицо Ленина и, кивая сама себе, говорит: — Ты, однако, себя береги. Ты один, ты не давай из себя много человек делать. После этого, заторопившись, она выходит.

Ей кажется, что большой и непонятный город теперь стал ей ближе, словно она приобщилась к одному из его таинств. Она поняла, что тот, у кого она только что побывала, — это не бог, на которого молятся, а друг, благодарность к которому бьется вместе с сердцем. И это совсем не плохо, если человек не всегда чувствует работу своего сердца. Значит, оно нормальное и здоровое.

С тех пор прошло много лет. Говорят, что для каждого человека время имеет свой рисунок. Для поэта оно — еще не написанное, самое лучшее стихотворение, для матери — ее совсем уже взрослые дети. Это понятно: мы ждем от будущего то, чего нам не хватает в настоящем.

Но для нее с тех пор как она вернулась из Москвы, время постепенно стало терять свою роковую силу, которой она его раньше наделяла. Случилось что-то непонятное: оно обрело реальность и спустилось со своих заоблачных высот на землю к человеку. Теперь она, уходя на промысел, почти физически ощущала каждый день, и он, как сума, стал для нее тем, что необходимо наполнить чем-то полезным и ценным. И если раньше ей казалось, что человек, не поспевая, гонится за временем, а оно, не обращая на него внимания, все крутится и крутится, то сейчас они идут рядом только потому, что человек помогает времени не отстать.

Что-то случилось. Наверное, самым величайшим ученым был тот, кто рядом с одним человеком открыл другого, который ведет за собой время. И этим ученым был для нее Ленин. Недавно из Москвы вернулся ее сын.

Теперь это проще — сел и полетел. Когда он кончил рассказывать обо всем, что видел и слышал, она позвала его на улицу и там, как великую тайну, шепотом спросила: — А скажи, Ленин не постарел? Ее сын, не понимая, забормотал: — Что? Что ты говоришь?

Он, опешив, замотал головой: нет, нет, все такой же. И она успокоилась. Все правильно: он, победивший время, стал сильнее его. Она снова и снова выходит на солнечный день, и солнце без труда высвечивает спокойное и мудрое лицо старухи, постигшей смысл жизни.

Ее гладят весенние ветры… Вокруг нее кипят зимние ветры… А потом улетают дальше. Это уже не ее ветры. Шли годы, и на глобус все больше и больше оседала пыль, — она завалила весь земной шар, как еще один вид атмосферных осадков, сквозь которые с трудом проступали его голубая и коричневая окраски: по Нилу и Амазонке текли теперь мутные, грязные воды, над Кордильерами и Кавказом постоянно висели серые туманы. Волга почти совсем пересохла, а на равнинные, плодородные прежде земли всюду наступали пески.

То, что раньше было параллелями и меридианами, теперь напоминало морщины — старческие морщины вдоль и поперек лица, которое многое повидало, совершив не одно кругосветное путешествие. Книжный шкаф стоял у высокого окна, настолько высокого, что оно доходило до самого Северного полюса — до Северного полюса маленького глобуса, забытого на книжном шкафу. Только окно и скрашивало существование глобуса: в него была видна широкая городская улица, на которую падали снега и дожди и по которой, сменяя друг друга, уходили и возвращались времена года. Весной вдоль тротуаров рядами стояли зеленые и большеголовые, одинаково подстриженные, как суворовцы, тополя; летом улицу заливало солнце, которое прерывали только короткие ночи и короткие дожди; осень, добрая и чуть грустная, была похожа на лоточницу на углу, продающую фрукты, а зиму, словно опасный перекресток, люди торопились пересечь чуть ли не бегом.

Глобус, этот маленький макет Земли, старался во всем подражать планете: когда по комнате ходили и книжный шкаф вздрагивал от шагов мелкой дрожью, глобус медленно вращался вокруг своей оси, стараясь быть верным хотя бы во временах года — летом в окно выглядывала Африка, знойный полдень Земли, а весной — Южная Америка. Он вращался очень медленно и осторожно, словно боясь, как бы на книжный шкаф не вытекла какая-нибудь небольшая река Европы или не сорвался и не утонул в Тихом океане какой-нибудь одинокий остров. Глобус не имел права потерять ни одной капли воды и ни одной частицы земли, он был крохотным шариком, сотворенным по образу и подобию планеты, шариком, на котором должна быть видна каждая родинка. Шли годы, а он все стоял и стоял на книжном шкафу и, словно в зеркало с тысячекратным уменьшением, смотрел в окно.

Казалось, он видел самого себя — все было то же самое, только в других измерениях. Прошлое, стекая вниз, образовало подставку, на которой глобус обрел устойчивость, а будущее застыло внутри — как неоткрытое, загадочное вещество. Со временем подставка становилась все больше и больше, а глобус, будто шар, из которого неслышно выходит воздух, постепенно сжимался. Всякая жизнь — это песочные часы, которых перед нами нет: прожитое стекает вниз, будущее остается наверху, а то, что проходит через узенькое горлышко между двумя колбами, — это и есть настоящее — вот оно уже упало, повинуясь закону земного притяжения.

Узенькое-узенькое горлышко, способное пропускать лишь песчинки, но это горлышко песочных часов и песчинки падают, падают, а мы по своим ходикам и будильникам определяем только время суток — время обеда, время сна, время работы. Хозяин комнаты, тот самый человек, который когда-то мальчишкой учил по глобусу географию, заводил будильник всегда на одно и то же время, чтобы перед работой успеть послушать утренние последние известия. Он включал радиоприемник, искал нужную ему волну, и в комнате, как в центре земного шара, раздавались голоса из самых разных стран и с разных континентов. Диктор называл страны — казалось, что это не диктор, а сама планета Земля объясняет маленькому глобусу, стоящему на книжном шкафу, что случилось на ее территории, что случилось на его территории за последние сутки.

Человек ходил по комнате, из радиоприемника звучали голоса, и глобус вздрагивал от шагов и голосов — от тревожных шагов и тревожных голосов. Потом человек уходил на работу, а глобус, опершись на подставку, застывал перед окном: солнце поднималось и опускалось, дни, как спички, вспыхивали и гасли, и люди торопились туда и обратно: человеку всегда приходится возвращаться — домой, на работу, к исходным рубежам, к своей нулевой отметке. Человек возвращался, снова включал радиоприемник и слушал вечерние известия. Земля, как роженица, страдала от боли и мечтала о счастье, и все это доносилось сюда, в небольшую комнату, по которой тревожными шагами ходил человек и где на книжном шкафу стоял маленький глобус.

Но однажды человек стал искать на книжном шкафу какую-то книгу и увидел глобус. Рассказ Баранкин, будь человеком - Валерий Медведев Кому нужна мораль в любви? Мораль — выдумка слабых, жалобный стон неудачников. Для этого всегда нужен ещё кто-то.

Никогда не следует мельчить то, что начал делать с размахом. Странно, как много человек думает, когда он в пути. И как мало, когда возвращается. Кто объясняется, тот уже оправдывается.

Определённость никогда не причиняет боли. Боль причиняет лишь всякое «до» и «после». Велик человек в своих намерениях, да слаб в их осуществлении. С книгами вообще странная штука: с годами они становятся все важней.

Конечно, они не способны заменить все, но проникают в тебя глубже, чем что-либо иное. От оскорбления еще можно защититься, от сострадания никак. Старое, как мир, заурядное ночное отчаяние — накатывает вместе с темнотой и с ней же исчезает. Стар лишь тот, кто уже ничего не чувствует.

Что бы там с вами ни стряслось — не переживайте. На свете не так уж много вещей, из-за которых стоит переживать. Ночь — она все преувеличивает. Любовь, Жоан, это не тихая заводь, чтобы млеть над своим отражением.

В ней бывают свои приливы и отливы. Свои бури, осьминоги, остовы затонувших кораблей и ушедшие под воду города, ящики с золотом и жемчужины. Жемчужины, правда, очень глубоко. Самое невероятное приключение в наши дни — это спокойная, тихая, мирная жизнь.

Какие странные пути выбирает иногда чувство, которое мы зовём любовью... Разум дан человеку, чтобы он понял: жить одним разумом нельзя. Люди живут чувствами, а для чувств безразлично, кто прав. Лилиан Дюнкерк Кто хочет удержать — тот теряет.

Кто готов с улыбкой отпустить — того стараются удержать. Борис Волков Я не ухожу, просто иногда меня нет... Лилиан Дюнкерк У меня такое чувство, будто я оказалась среди людей, которые собираются жить вечно. Во всяком случае, они так себя ведут.

Их настолько занимают деньги, что они забыли о жизни. Лилиан Дюнкерк Всегда найдутся люди, которым хуже тебя. И таких людей, ради которых это стоило бы делать, тоже почти нет. Борис Волков Ты считаешь, что я бросаю на ветер свои деньги, а я считаю, что ты бросаешь на ветер свою жизнь.

Лилиан Дюнкерк Неужели, чтобы что-то понять, человеку надо пережить катастрофу, боль, нищету, близость смерти?! Лилиан Дюнкерк Некоторые люди уходят слишком поздно, а некоторые — слишком рано, надо уходить вовремя… Жерар Фейерверк погас, зачем рыться в золе? Лилиан Дюнкерк На самом деле человек по-настоящему счастлив только тогда, когда он меньше всего обращает внимание на время, и когда его не подгоняет страх. Никогда нельзя начать сначала: то, что происходит, остаётся в крови.

И ни жертвы, ни готовность ко всему, ни добрая воля — ничто не может помочь: такой мрачный и безжалостный закон любви. И нет ничего окончательного. Лидия Морелли — От судьбы никому не уйти, — сказал он нетерпеливо. И никто не знает, когда она тебя настигнет.

Какой смысл вести торг с временем? И что такое, в сущности, длинная жизнь? Длинное прошлое. Наше будущее каждый раз длится только до следующего вздоха.

Никто не знает, что будет потом. Каждый из нас живет минутой. Все, что ждет нас после этой минуты, только надежды и иллюзии. Клерфэ Как ни странно, но, пока ты помнишь о беспрестанном падении, ещё ничего не потеряно.

Видимо, жизнь любит парадоксы; когда тебе кажется, будто всё в абсолютном порядке, ты часто выглядишь смешным и стоишь на краю пропасти, зато когда ты знаешь, что всё пропало, — жизнь буквально задаривает тебя. Ты можешь даже не шевелить пальцем, удача сама бежит за тобой, как пудель. Ведь ты уходишь — разве этого недостаточно? Всегда приходится быть быком.

Но думаешь, что ты матадор. Женщины, созданные искусством, потому так прекрасны, что всё случайное в них отброшено. Просто счастливы нынче только коровы. Крохи разума, которым наделен человек, для того и даны, чтобы понять: жить одним только разумом не получается.

Бухгалтepши пpинимали oт нeгo пoдаpки нe с oбычным жeнским вoстopгoм, а с каким-тo pаздpажeниeм, смутным нeдoвepиeм внутpи. И eсли гoвopили o нём, чтo oн чeлoвeк милый и дoбpый, тo тoжe с каким-тo pаздpажeниeм - будтo нeпpиятнo былo чувствoвать на сeбe eгo дoбpoту. И вoт, выpажая этo скpытoe pаздpажeниe, eму частo, как бы шутя, гoвopили: - Аpсeний, ну чтo ты? И oн oтвeчал всeгда: - Ничeгo...

Этo злилo. Начинали затeм пoдкалывать. Нo oн пpoстo стoял и мoлчал, как будтo смeялись нe над ним, а над стeнoй. Однажды, пoмню, пoвeлo нас искушeниe.

Укpали мы в шутку у нeгo из стoла кoшeлёк. Уж думали: pазвoпится, pазжалуeтся - а мы тoгда eму кoшeлёк oтдадим, мoл, в кopидope нашли. Так нeт... Нo и виду дажe нe пoдал.

С тeм дoмoй и ушёл - как будтo ничeгo и нe случилoсь. И мы тoжe слeгка oт этoгo пepeпугались. А oн тoлькo нepвный какoй-тo слeгка стал, да пo oбeдам нe хoдит в стoлoвую а oна, замeчу, была у нас на на завoдe дeшёвoй, нo вoвсe нe бeсплатнoй. И тoлькo пoглядывал на нас как-тo скpытнo, будтo пoнимал в глубинe, чтo укpали имeннo мы.

Кoшeлёк, скажу я к слoву, сeбe забpал. Хpанил дo вpeмeни в тумбoчкe, дo вpeмeни. Сплю в кpoвати - и чувствую чтo-тo нe тo. Снится мнe, чтo сoсeд мoй, бухгалтep Аpсeний, сидит за стoлoм и бoтинки свoи жуёт.

А как пpoсыпаюсь, пoнимаю вдpуг: в стoлoвую нe хoдит, нepвный, щёки впали. Бoжe ты мoй! Какиe мы дуpаки! А oн oтвeчаeт дo стpаннoсти спoкoйнo и пpямo: - Нeт, - гoвopит, - кoшeлёк пoтepял, а дoма пpoдукты закoнчились.

Тpи дня нe eл. Да я хoть как-нибудь пoмoг бы! Тeбe самoму eсть нужнo. А я и пoгoлoдать мoгу дo заpплаты.

Нeужeли гoлoдать лучшe? Кoгда у мeня два гoда назад хулиганы кoшeлёк вытащили, я и вовce нeдeлю нe eл, - отвeчaл он мнe и жaлобливо хлопaл глaзaми. И тут во мнe вcё cоpвaлоcь. Зaхотeлоcь кpичaть, pугaтьcя, — и опять нe понятно: то ли нa ceбя, то ли нa нeго; нeпонятно зa что дaжe.

Исправьте лексическую ошибку подобрав к выделенному слову пароним задание 5 егэ практика Новости. Первый канал Тогда вокруг, среди разбитых зданий, клочьями висел туман, но теперь, в семь утра, рассвело, и он начал таять. Вдоль дороги по двое, по трое подстраивались к очереди ещё люди, которых приманил в город праздник и базарный день. Мари Краймбрери Специалист отметил, что накануне был самый солнечный за февраль день — звезда была видна горожанам 5,4 часа.

Новости дня И дo кoнцa cвoиx днeй нe зaбыл oн вocтopгoв, иcпытaнныx им пepeд кapтинaми вceми зaбытoгo зaxoлycтнoгo живoпиcцa Пepcaнoвa, кoтopыe oн eщe мaльчикoм видeл кoгдa-тo в Чyгyeвe. Новости дня То были самые прекрасные дни моей жизни.

Нач нающийся день сразу пор жает меня - 82 фото

Текст 1 Начинающийся день сразу поражает меня. Результаты хранятся в истории 7 дней. Разметка результатов: красным цветом обозначаются ненужные знаки препинания. Текст 1 Начинающийся день сразу поражает меня.

Нач нающийся день сразу пор жает меня

Начинающий день сразу поражает меня неширокая речонка	Текст начинающийся день сразу поражает меня неширокая речонка.
Начинающий день сразу поражает меня	Журналисты программы "Вести-Приволжье" и ведущий Александр Фирстов собрали самые актуальные и важные новости Нижегородского региона к этому утру.
Рубрика «В мире». Новости. Первый канал	Журналисты программы "Вести-Приволжье" и ведущий Александр Фирстов собрали самые актуальные и важные новости Нижегородского региона к этому утру.
Начинающий день сразу	Первый канал: Новости – все видео онлайн в хорошем качестве.
Впр по русскому 8 класс вариант 2 начинающийся	Текст день наступил. Начинающий день сразу поражает меня.

Меня поражает начинающийся день - фото сборник

Главная» Новости» Это был действительно прекрасный день такие дни не часто случаются в марте впр. Бунину 54 текст Начинающийся день сразу поражает меня. ЧТО МОЖЕТ БЫТЬ КРУЧЕ? И казалось бы, причём тут профессор Ива.

Знаете, что больше всего меня поражает?

РИА Новости 2024 | ВКонтакте	Сегодня утром после четырёх дней беспрерывного анализа новостей я достигла такой степени дзена, что мой дух ушёл в астрал и ненадолго завис над шариком.
Начинающийся день сразу поражает меня неширокая речонка	Сегодня утром после четырёх дней беспрерывного анализа новостей я достигла такой степени дзена, что мой дух ушёл в астрал и ненадолго завис над шариком.
Начинающий день сразу поражает меня	Текст начинающийся день сразу поражает меня неширокая речонка.
Начинающий день сразу поражает меня	Бунину 54 текст Начинающийся день сразу поражает меня.
"Вести-Приволжье.Утро". Новости начала дня 25 апреля 2024 года	Незабываемый подвиг нескошенный луг. Начинающийся день сразу поражает меня неширокая речонка.

Лента новостей

Новости дня читайте на Взгляде. В этот день жертв трагедии ежегодно вспоминают во всем мире. расскажет, как произошла катастрофа, как развивались события после нее и как сейчас живет зона отчуждения. Сегодня утром после четырёх дней беспрерывного анализа новостей я достигла такой степени дзена, что мой дух ушёл в астрал и ненадолго завис над шариком.

Нач нающийся день сразу пор жает меня

Пока Пьер пребывал в забытьи солнце поднявшись из-за туч. Пока Пьер пребывал в забытьи солнце. Пока Пьер пребывал в забытьи солнце поднявшись текст. Пока Пьер пребывал в забытьи гдз.

На берегу расположилось несколько рыбаков, приехавших из ближайших сёл. На песчаной отмели, возле коряги, выброшенной когда-то ветром, сидит один из них. Снасть его незатейлива и надёжна. Он цепляет на крючок кусочек сырой раковой шейки и закидывает наживку на середину реки. Грузик у него тяжелее обыкновенного.

Он плавно и плотно ложится на дно, и вода хорошо его обтекает, не сдвигая с места. Закинув удочки, рыболов в течение некоторого времени неотрывно смотрит на гибкий прутик, воткнутый в песок. И вот прутик начинает дёргаться и трястись. Вскоре на песке появляется несколько рыбёшек.

Таким миром невозможно не наслаждаться.

Голивец 18 Чем дальше, тем лес становился гуще. И деревья поднимали свои мохнатые вершины выше и выше. Это был настоящий дремучий ельник, выстилавший горы на протяжении сотен вёрст. Здесь и снегу выпало больше. Под этой тяжестью сильно гнулись боковые ветви, протянувшиеся зелёными лапами к узкому просвету дороги.

Сани катились под навесом ветвей, точно по тёмному коридору. Дорога повернула на полдень и забирала всё круче и круче, огибая 3 большие горы, теснившие её сильнее с каждым шагом вперёд. Прежнего дремучего леса уже не было. Он заметно редел, особенно по горам. Деревья с полуночной стороны были совсем голые.

Ветер студёный их донимал. Бегут сани, стучит конское копыто о мёрзлую землю, мелькают 2 по сторонам хмурые деревья. Мамину-Сибиряку 19 Перед самым выходом в океан мы брали уголь в бухте лежавшего на море одинокого каменного островка. На этом островке был небольшой городок, построенный рыцарями крестоносцами, впоследствии служивший тайным пристанищем для морских пиратов, названный по-средневековому пышно и трескуче. И лежал он над самой бухтой, а вокруг простиралось море — , просторное, ослепительно синее, манящее, с яркими зайчиками, бегавшими по волнам.

Над морем весь день дул с африканского берега упругий тёплый ветер, изредка пошевеливая 3 на кораблях кормовые флаги, а на берегу — перистые листья финиковых пальм. С парохода была видна набережная, освещённая солнцем. Городок был белый-белый, точно из сахара, весь в густейшей зелени апельсиновых садов, таинственный, потому что никто из нас не мог побывать в нём. Из всего экипажа на берег съезжает 2 всегда помощник капитана. Соколову-Микитову 20 Белую ночь мы встречаем в старинной келье монастыря на Соловках.

Всюду тишина: во дворе монастыря и внутри келий. Всё, кажется, спит на острове, лишь одна белая ночь сияет. Очарованием пропитаны розовое небо на северо-западе, и пурпурные контуры дальних туч, вздымающихся за горизонтом, и жемчужные чешуйки лёгких облаков. Морской ветер, влетая 3 в окно, растекается 2 по келье пряным запахом водорослей. Нельзя не насладиться такой ночью!

Тихо выходим. За воротами поворачиваем направо и идём сначала вдоль озера, а затем лесом — к морю. Чайки, похожие на нерастаявшие льдинки, спят на воде. Море как стекло. В его зеркальности отражены и клюквенная полоса на горизонте, и облака, и мокрые чёрные камни.

То шинель зашивал редким солдатским стежком, то тихонько точил топор о гладкий, подобранный у дороги голыш, а то просто строгал большим самодельным складным ножом какую-нибудь чурку. Много таких предметов, выстроганных старшим сержантом Николаем Харитоновым, гуляло по рукам бойцов в роте сапёров. В первые дни войны Харитонов строил на подступах к Днепру бетонные укрепления. А когда немецкие танки прорвались из степи к великой реке, он оказался среди тех, кому поручили взорвать знаменитую Днепровскую плотину. Он видел, как стеганули в голубое небо зловещие облака взрывов.

Он видел, как в это утро, не таясь, не отворачивая лиц, рыдали закалённые, мужественные люди, уничтожая лучшее создание своего ума и рук, чтобы не оставить его врагу. Строитель стал солдатом-сапёром. Проникая в маленькое окошко, вмазанное в стену за печкой, на которой мы спали, он золотым мечом пронзал полумрак под белёным потолком чистенькой хатки и упирался прямо мне в лицо. Как это часто бывает на военных ночлегах, проснувшись, не сразу поймёшь, где ты и как сюда попал. Потом вспомнился неудачный вчерашний полёт в липком мартовском тумане, белые дымки зенитных разрывов, развёртывавшихся над головой, растерзанное крыло самолёта, закушенная до крови губа и узкие остекленевшие от напряжения глаза лётчика в косом зеркальце, тяжёлый шлепок о снежную поляну… И вдруг — люди в грязных, замурзанных, но родных армейских полушубках и ушанках, бегущие по глубокому и талому снегу к обломкам нашей машины.

И сразу слабость, сковавшая всё тело. Артиллеристы с чисто гвардейским гостеприимством поделились с гостями, свалившимися на них прямо с неба, своими запасами, перевязали, как умели, голову лётчику, разбитую при падении, отвели нас в какую-то лесную хатку и, сдав на попечение хозяйки, пожилой, дородной и статной женщины, простились с нами, обещав радировать в штаб фронта наши координаты. Они сделали для нас всё, что могли, так как с наступлением темноты полк самоходчиков должен был уже входить в прорыв. Мы с лётчиком отказались от ужина. Едва дождавшись, пока хозяйка постелет нам на печи душистой яровой соломы, тотчас же заснули.

Вот что было вчера. Тяжёлый танк, ища брода через ручей, набрёл гусеницей на заложенную в снег мощную противотанковую мину-тарелку. Однако, по счастливой случайности, мина попала между шпор траков. Её зажало недостаточно сильно, и она не взорвалась. Вынуть же из-под гусениц мину, вмёрзшую в слежавшийся весенний снег и землю, казалось невозможным.

Вот это-то дело и вызвался добровольно совершить Николай Харитонов. Он потребовал, чтобы все отошли подальше от танка, и начал действовать. Лёг на землю, сбросил рукавицы и ногтями очень осторожно стал потихоньку выгребать из-под гусеницы крепкий снег. Он проработал так четырнадцать часов. Харитонов нёс за ручку разряжённую мину-тарелку, бросил её у костра.

И тут же упал без чувств на руки товарищей. Он сбросил и подложил под себя шинель, скинул ремень гимнастёрки. И всё же ему было жарко, он обливался потом. Промокшая от пота гимнастёрка сверху заиндевела, льнула и липла к телу. Сердце билось, как будто он поднимал невероятную тяжесть, дыхание перехватывало, перед глазами плыли круги.

А он всего-навсего лежал ничком на земле и тихонько скрёб ногтями снег. Пальцы сапёра окостенели, их мучительно ломило. Когда руки совсем теряли чувствительность, он отогревал их подмышками, засовывал под рубаху, а потом опять окапывал снег у мины. Уже стихла метель, облака затянули небо, пропали звёзды и лес зашумел протяжно, добродушно, по-весеннему тревожно и звонко, когда у костра увидели, что из-под горы медленно, шатаясь из стороны в сторону, поднимается человек в наброшенной на плечи шинели. Поднявшись по этим ступеням к самому пьедесталу, старый музыкант обращался лицом на бульвар, к дальним Никитским воротам, и трогал смычком струны на скрипке.

У памятника сейчас же собирались дети, прохожие, чтецы газет из местного киоска, — и все они умолкали в ожидании музыки, потому что музыка утешает людей, она обещает им счастье и славную жизнь. Футляр от своей скрипки музыкант клал на землю против памятника, он был закрыт, и в нём лежал кусок чёрного хлеба и яблоко, чтобы можно было поесть, когда захочется. И вдруг нам стало страшно. Мы остановились и положили носилки на землю. Андрей взял Лешку за руку.

Он держал ее и смотрел на меня. Лешка не двигался. Я не поверил. Я медленно опустился перед Лешкой и взял его за руку. Она была послушной и мягкой и уже не пульсировала.

Мы поднялись одновременно. Мы не кричали и не плакали. Мы стояли караулом с обеих сторон возле Лешки и молчали. Я смотрел в ту сторону, где спал город, и я думал о том, что сегодня нам придется отправить Лешкиной матери телеграмму; которая сразу, одним ударом, собьет ее с ног, а через несколько дней придет письмо от Лешки. И она много раз будет приниматься за него, прежде чем дочитает до конца.

Я помню все, помню до боли ярко и точно все мелкие линии подробностей, но я не помню сейчас, кто из нас первый лег рядом с Лешкой. Мы лежали на земле, сдавив его между собой, крепко-накрепко. Рядом всхлипывала река. Луна, вытаращив свой единственный глаз, не отводила от нас взгляда. Слезливо мигали звезды.

А мы лежали, тесно прижавшись друг к другу, трое друзей, приехавших в Сибирь строить коммунизм. Потом стало холодно, и я растолкал Андрея. Мы бережно, не говоря ни слова, подняли носилки и пошли. Впереди Андрей, позади я. Я неожиданно вспомнил о том, что еще забыл спросить Лешку, будут ли знать при коммунизме о тех, чьи имена не вписаны на зданиях заводов и электростанций, кто так навсегда и остался незаметным.

Мне во что бы то ни стало захотелось узнать, вспомнят ли при коммунизме о Лешке, который жил на свете немногим больше семнадцати лет и строил его всего два с половиной месяца. Она разжигает там костер и часами молча сидит перед ним. Накипи белого зимнего ветра пенятся вокруг нее, а ей мерещится хриплое дыхание собак и замершие, прищуренные глаза, ищущие мушку. Волны весеннего обмелевшего ветра плещутся возле нее, но она отворачивается от них, чтобы брызги с дальних гор не попали ей в лицо. Шорохи летних вечерних ветров кружат возле нее, но она плохо слышит их голоса и молчит, перебирая глазами неровные ряды хребтов, уходящих вверх по Кара-Бурени в далекую Туву.

Ветры, ветры, ветры… Но это не ее ветры. Она уже отдышала своими, отходила по ним, и то, что им суждено было с ней сделать, они сделали добросовестно. Теперь другие люди разжигают в тайге костры и прокладывают тропы по снегу и камням, и это за ними гоняются ветры, раскручиваясь, как пружины. Там, где нет человека, нет и ветров — они рождаются из нашего дыхания, когда мы поднимаемся в гору и нашим легким не хватает воздуха. Поэтому она не верит ветрам, дующим ей в лицо, — они летят к другим, а на нее наталкиваются случайно и тут же, спохватившись, бросаются дальше.

Это чужие ветры, а все ее собственные, родившиеся на дальних и близких тропах, остались в ней самой и стучат, как второе сердце. Одного сердца на восемьдесят трудных таежных лет ей бы, пожалуй, не хватило. В ее представлении год — это замкнутый круг, в котором левая нижняя часть занята зимой, а левая верхняя — весной. Дальше, как и следует по порядку, идут лето и осень. Вот так и кружатся годы над человеком с их ветрами, снегами, дождями, накладывая на него, как на дерево, с каждым кругом свое кольцо.

Только у человека, как ей казалось, эти кольца не расширяются, а сужаются. Они становятся все меньше и меньше, пока не кончается нить, и тогда, как затянутая петля, в самом их центре получается только точка. Однажды она попыталась расчертить свою жизнь по этой схеме. Тонкой, заостренной на конце палкой она проводила на снегу один круг так близко возле другого, что они почти сливались. Ей не казалось это плутовством или обманом: с ее годами происходило то же самое.

Каждую осень она уходила в тайгу, и все шло по раз и навсегда заведенному порядку — на ее лице прибавлялись морщины, в горах прибавлялись тропы, в жизни прибавлялись годы. Морщины разрисовали ее лицо, как карту, на которой все меньше и меньше остается белых пятен, тропы, как нити, сшивали горы, а годы, как раны, делали ее тело все тяжелей и болезненней. Но она не смогла бы охать над ним в кровати и каждую осень уходила в тайгу. Это была счастливая минута, но ветер легко уносил ее дальше, а к ней приносил и новые минуты и новые заботы. Провожая первые и развязывая, как узлы, вторые, она не всегда чувствовала между ними кровное, извечное родство, но так или иначе ей приходилось ощущать тяжесть времени, потому что весь свой груз оно приносило к ней.

Потом приходила весна, и она уезжала в оленье стадо. Она — теперь телятница — завидовала тому, как быстро он осваивается в этом мире. Его сразу же приходилось привязывать к длинной жерди, лежащей на земле, чтобы он, повинуясь зову своих диких предков, не ушел в тайгу. А он рвался в лес, не понимая того, что потом пятнадцать-двадцать лет своих будет вытаптывать тропы, вбивая копытами в землю камни. Ей было грустно думать об этом, но она вспомнила костры на снегу и ветры, с хозяйской суровостью ведущие счет горам.

Все это без оленей потеряло бы для нее всякий смысл. У оленя, как и у человека, тоже, наверное, есть свои ветры, и то, что предназначается ему как жалость, быть может, стало бы для него гордостью. Если считать его только вьючным животным, то и себя тогда придется принимать всего лишь за погонщика. А в тайге гордость необходима так же, как спички и хлеб. Против месяцев одиночества и их тяжести приходится выставлять свое оружие.

Горы для человека постороннего, не привыкшего к ним, сливаются только в длинные и утомительные подъемы. Она родилась в горах, и они стали для нее тем же, чем город для горожанина. Горы напоминают ей юрты, в которых еще совсем недавно жили тофалары. В горах трудно, но то, что каждую осень она уходила на промысел и каждую весну уезжала в стадо, не прошло бесследно. По ее тропам идут теперь люди, знающие, как строить города.

И это к ним летят сейчас ветры. А ее годы кружатся все быстрей и быстрей. Тогда на снегу она проводила один круг так близко возле другого, что они почти сливались. Она никого не обманывала: человек, занятый всю жизнь одним и тем же делом, плохо запоминает повороты своих лет. Все они, как старые знакомые тропы, уводили ее в тайгу.

Не напрягая памяти, она едва ли вспомнила бы более четырех-пяти самых значительных событий. А все остальное где-то потерялось. Но был в ее жизни один год, который настолько не походил на все остальные, что выбивался из обычных представлений о времени. Теперь, вспомнив о нем, она остановилась и задумалась, так и не доведя кольцо до конца. Изобразить его в виде обычного круга ей казалось несправедливым.

В тот памятный год ее, как одну из лучших охотниц колхоза, повезли в Москву. Сначала у нее было такое впечатление, будто человека здесь ставят с ног на голову и в таком положении показывают ему самые диковинные вещи. Этот мир был для нее сказкой, которую ей раньше никто не рассказывал. Насколько внимательно следят за каждым человеком горы, настолько город делает все возможное, чтобы не замечать его и показывать самого себя. Быть может, она могла бы на это обидеться, но, плохо осознанное, это чувство оставалось на задворках ее внимания и никак не могло пробиться ближе из-за громадной очереди новых впечатлений.

Они были по-городскому расторопнее и, без всяких объяснений и извинений, заполнили ее всю, не подпуская к ней больше никого из посторонних. Но самое главное случилось в тот день, когда она встала в очередь в Мавзолей. О Ленине она узнала уже после его смерти, и он долго оставался в ее представлении громадным, необыкновенной силы человеком, который в лохматой папахе и с поднятой саблей в руке мчится в бой. Ей казалось, что никакой другой человек не смог бы победить царя. Со временем ей пришлось изменить свое представление о нем, и все-таки она не до конца верила портретам Ленина: ей все казалось, что люди путают его с кем-то другим, тоже, быть может, очень уважаемым и мудрым человеком, который живет сам по себе.

Когда ее пригласили в школу и попросили рассказать ребятишкам о старых недобрых временах, она поднялась, долго молчала, словно собираясь с мыслями, и наконец тихо, с чувством сказала: — Ленин хорошо думали и хорошо делали. Теперь ребятишкам ладно стало и старикам ладно стало. Она подняла голову и прислушалась, но никто ничего не сказал, и тогда она решительно, словно поставив точку, добавила: — Вот… Это означало, что не надо много говорить о том, что для человека свято и неоспоримо. Из нехитрого жизненного опыта она знала: всякие излишества тем и вредны, что от них, как от головокружения, земля вертится сразу во все стороны. И вот теперь она идет к Ленину.

Медленно и осторожно, словно боясь разбудить спящего, движется молчаливая очередь. Это молчание сотен людей кажется глубоким и сильным, будто специально для него отведена вся Красная площадь. Сама она испытывает новое, неведомое ей в горах чувство: а правда ли, что это случится, неужели ничто не помешает и через час, через полтора она увидит Ленина. Дом у него хороший, — думает она. За последние годы всякое проявление заботы она привыкла связывать с колхозом, и даже город, поколебавший многие ее представления о мироустройстве, так и остался для нее большим колхозом, председателем которого очень долго был Ленин.

Она знает, что значит хороший председатель. Когда его нет, то колхоз — как богатая тайга, в которой позволяют промышлять браконьерам. На следующий год там ничего не будет. Но дальше думать об этом уже поздно. Она вдруг замечает, что люди впереди нее, чтобы замедлить шаги, начинают ставить шире ноги.

Она воспринимает это как некий обряд, который можно и не исполнять. Видно, шаманы раньше были всюду. И она останавливается, чтобы лучше рассмотреть Ленина. Ее легонько подталкивают, но она, не оборачиваясь, с досадой говорит: — Ты иди, я, однако, маленько побуду. Мне шибко сказать надо.

Ей кажется, что Ленин совсем незаметно кивает ей головой. Видно, за долгие годы ему надоели длинные бессловесные очереди, и теперь он рад случаю поговорить с человеком, который пришел к нему не из любопытства, а по делу. Правда, оно не слишком важное и с успехом могло бы решиться где-то в другом месте, но она, как паспорт, все-таки принесла его сюда. И снова ей кажется, что Ленин опять кивает головой: мол, знаю, это совсем маленькая народность в Саянах, которой раньше предрекали вымирание. Она смотрит на задумчивое, загруженное заботами лицо Ленина и, кивая сама себе, говорит: — Ты, однако, себя береги.

Ты один, ты не давай из себя много человек делать. После этого, заторопившись, она выходит. Ей кажется, что большой и непонятный город теперь стал ей ближе, словно она приобщилась к одному из его таинств. Она поняла, что тот, у кого она только что побывала, — это не бог, на которого молятся, а друг, благодарность к которому бьется вместе с сердцем. И это совсем не плохо, если человек не всегда чувствует работу своего сердца.

Значит, оно нормальное и здоровое. С тех пор прошло много лет. Говорят, что для каждого человека время имеет свой рисунок. Для поэта оно — еще не написанное, самое лучшее стихотворение, для матери — ее совсем уже взрослые дети. Это понятно: мы ждем от будущего то, чего нам не хватает в настоящем.

Но для нее с тех пор как она вернулась из Москвы, время постепенно стало терять свою роковую силу, которой она его раньше наделяла. Случилось что-то непонятное: оно обрело реальность и спустилось со своих заоблачных высот на землю к человеку. Теперь она, уходя на промысел, почти физически ощущала каждый день, и он, как сума, стал для нее тем, что необходимо наполнить чем-то полезным и ценным. И если раньше ей казалось, что человек, не поспевая, гонится за временем, а оно, не обращая на него внимания, все крутится и крутится, то сейчас они идут рядом только потому, что человек помогает времени не отстать. Что-то случилось.

Наверное, самым величайшим ученым был тот, кто рядом с одним человеком открыл другого, который ведет за собой время. И этим ученым был для нее Ленин. Недавно из Москвы вернулся ее сын. Теперь это проще — сел и полетел. Когда он кончил рассказывать обо всем, что видел и слышал, она позвала его на улицу и там, как великую тайну, шепотом спросила: — А скажи, Ленин не постарел?

Ее сын, не понимая, забормотал: — Что? Что ты говоришь? Он, опешив, замотал головой: нет, нет, все такой же. И она успокоилась. Все правильно: он, победивший время, стал сильнее его.

Она снова и снова выходит на солнечный день, и солнце без труда высвечивает спокойное и мудрое лицо старухи, постигшей смысл жизни. Ее гладят весенние ветры… Вокруг нее кипят зимние ветры… А потом улетают дальше. Это уже не ее ветры. Шли годы, и на глобус все больше и больше оседала пыль, — она завалила весь земной шар, как еще один вид атмосферных осадков, сквозь которые с трудом проступали его голубая и коричневая окраски: по Нилу и Амазонке текли теперь мутные, грязные воды, над Кордильерами и Кавказом постоянно висели серые туманы. Волга почти совсем пересохла, а на равнинные, плодородные прежде земли всюду наступали пески.

То, что раньше было параллелями и меридианами, теперь напоминало морщины — старческие морщины вдоль и поперек лица, которое многое повидало, совершив не одно кругосветное путешествие. Книжный шкаф стоял у высокого окна, настолько высокого, что оно доходило до самого Северного полюса — до Северного полюса маленького глобуса, забытого на книжном шкафу. Только окно и скрашивало существование глобуса: в него была видна широкая городская улица, на которую падали снега и дожди и по которой, сменяя друг друга, уходили и возвращались времена года. Весной вдоль тротуаров рядами стояли зеленые и большеголовые, одинаково подстриженные, как суворовцы, тополя; летом улицу заливало солнце, которое прерывали только короткие ночи и короткие дожди; осень, добрая и чуть грустная, была похожа на лоточницу на углу, продающую фрукты, а зиму, словно опасный перекресток, люди торопились пересечь чуть ли не бегом. Глобус, этот маленький макет Земли, старался во всем подражать планете: когда по комнате ходили и книжный шкаф вздрагивал от шагов мелкой дрожью, глобус медленно вращался вокруг своей оси, стараясь быть верным хотя бы во временах года — летом в окно выглядывала Африка, знойный полдень Земли, а весной — Южная Америка.

Он вращался очень медленно и осторожно, словно боясь, как бы на книжный шкаф не вытекла какая-нибудь небольшая река Европы или не сорвался и не утонул в Тихом океане какой-нибудь одинокий остров. Глобус не имел права потерять ни одной капли воды и ни одной частицы земли, он был крохотным шариком, сотворенным по образу и подобию планеты, шариком, на котором должна быть видна каждая родинка. Шли годы, а он все стоял и стоял на книжном шкафу и, словно в зеркало с тысячекратным уменьшением, смотрел в окно. Казалось, он видел самого себя — все было то же самое, только в других измерениях. Прошлое, стекая вниз, образовало подставку, на которой глобус обрел устойчивость, а будущее застыло внутри — как неоткрытое, загадочное вещество.

Со временем подставка становилась все больше и больше, а глобус, будто шар, из которого неслышно выходит воздух, постепенно сжимался. Всякая жизнь — это песочные часы, которых перед нами нет: прожитое стекает вниз, будущее остается наверху, а то, что проходит через узенькое горлышко между двумя колбами, — это и есть настоящее — вот оно уже упало, повинуясь закону земного притяжения. Узенькое-узенькое горлышко, способное пропускать лишь песчинки, но это горлышко песочных часов и песчинки падают, падают, а мы по своим ходикам и будильникам определяем только время суток — время обеда, время сна, время работы. Хозяин комнаты, тот самый человек, который когда-то мальчишкой учил по глобусу географию, заводил будильник всегда на одно и то же время, чтобы перед работой успеть послушать утренние последние известия. Он включал радиоприемник, искал нужную ему волну, и в комнате, как в центре земного шара, раздавались голоса из самых разных стран и с разных континентов.

Диктор называл страны — казалось, что это не диктор, а сама планета Земля объясняет маленькому глобусу, стоящему на книжном шкафу, что случилось на ее территории, что случилось на его территории за последние сутки. Человек ходил по комнате, из радиоприемника звучали голоса, и глобус вздрагивал от шагов и голосов — от тревожных шагов и тревожных голосов. Потом человек уходил на работу, а глобус, опершись на подставку, застывал перед окном: солнце поднималось и опускалось, дни, как спички, вспыхивали и гасли, и люди торопились туда и обратно: человеку всегда приходится возвращаться — домой, на работу, к исходным рубежам, к своей нулевой отметке. Человек возвращался, снова включал радиоприемник и слушал вечерние известия. Земля, как роженица, страдала от боли и мечтала о счастье, и все это доносилось сюда, в небольшую комнату, по которой тревожными шагами ходил человек и где на книжном шкафу стоял маленький глобус.

Но однажды человек стал искать на книжном шкафу какую-то книгу и увидел глобус. Рассказ Баранкин, будь человеком - Валерий Медведев Кому нужна мораль в любви? Мораль — выдумка слабых, жалобный стон неудачников. Для этого всегда нужен ещё кто-то. Никогда не следует мельчить то, что начал делать с размахом.

Странно, как много человек думает, когда он в пути. И как мало, когда возвращается. Кто объясняется, тот уже оправдывается. Определённость никогда не причиняет боли. Боль причиняет лишь всякое «до» и «после».

Велик человек в своих намерениях, да слаб в их осуществлении. С книгами вообще странная штука: с годами они становятся все важней. Конечно, они не способны заменить все, но проникают в тебя глубже, чем что-либо иное. От оскорбления еще можно защититься, от сострадания никак. Старое, как мир, заурядное ночное отчаяние — накатывает вместе с темнотой и с ней же исчезает.

Стар лишь тот, кто уже ничего не чувствует.

Цитаты Ленина. Цитаты Ленина о капитализме. Фразы про капитализм. Высказывание о капитализме. Джон Стейнбек цитаты.

Чем полезна ходьба. Как правильно ходить. Рекомендации при ходьбе. Польза ходьбы. Желание исчезнуть. Иногда цитаты.

Иногда хочется все высказать. Иногда нужно. Я поражен вашей неудачей. Поражена вашей нецдачкн. Поражены твоей неудачей Мем. Поражаюсь вашей неудачей.

Петербург Достоевского. Пришла пора оттепели снег начал быстро. Приближение весны текст. Цитаты Достоевского о Петербурге. На первом же свидании она поразила меня умом и дальновидностью. На первом свидании он поразил меня дальновидностью.

Поражаешь меня. Цитата на первом свидании она поразила меня умом и дальновидностью. Не широкая но бурная речонка. Неширокая речонка. Не широкая но глубокая речонка. Неглубокая и неширокая речонка.

Русские вперед русские назад. Причины быстрого поражения французов. Мотивирующие цитаты. Успех это способность. Счастье иметь семью. Счастье это.

А счастье это на кухне двое пьют чай. Семейное счастье юмор. Девчонки отрабатывают. Девочка отрабатывает. Спиши предложение. Текст с выделенными словами.

Общаться с ребенком. Карманный справочник. Сотни быстрых ответов. Цитаты Ленина о революции. Цитаты Ленина о борьбе. Цитаты Ленина о пролетариате.

Ленин высказывания о власти. Осложнения СД 1 типа. Профилактика осложнений сахарного диабета. Хронические осложнения СД. Осложнения СД 1 типа и 2 типа. Стихи о войне.

Стих ухожу на войну. Стихи про Россию и войну. У каждого есть люди исключения. У каждого человека есть люди исключения для них. Цитаты люди исключения. Статусы про войну.

Похожие новости: