Author of Filonov, Pavel Filonov, Pavel Filonov, Dnevnik, Pavel Nikolaevich Filonov, Pavel Filonov, ochevidets nezrimova, Analiticheskoe iskusstvo, Pawel Filonow und seine Schule (German Edition).

Павел Николаевич Филонов родился в 1883году в Москве,в многодетной семье рязанских мещан Николая Иванова, бывшего дворового графа Головина, «бесфамильного», и его законной супруги, Любови Николаевны, бывшей намного его моложе. Павел I — сын Петра III и Екатерины II — императором стал в 42 года. Похожие. Следующий слайд. Павел Николаевич Филонов. Живопись в моей голове Ridero. Мемориальная доска гласит: «В этом доме с 1919 по 1941 год жил и работал художник Павел Николаевич Филонов».

В Москве открылась выставка с работами советского художника-авангардиста Павла Филонова

Вернувшись из путешествия, он три раза пытался стать учеником Академии Художеств, и все неудачно. В 1908 году все же был принят вольнослушателем в школу при Академии. Спустя два года покинул школу. В 1910 году Павел Филонов участвует в художественной выставке, организованной «Союзом молодежи». Принимает участие в различных мероприятиях этой организации вплоть до 1914 года.

За это время им было написано много замечательных картин. В 1913 году занимается созданием декораций для трагедии «Владимир Маяковский» в одном из Петербуржских театров. Осенью 1916 года Филонов попал в пекло Первой Мировой Войны.

Как выражался сам Филонов опять-таки на своём трудном языке : «Художник не может действовать в чистом разрешении заранее известной старой формой, это обязывает форму быть точной по отношению анализа в объекте, как звук, нота, буква, цифра, слово, речь»… Первичное слово, освобождённое от культурных коннотаций, — вот что ищут художники. Пролетарий, человек труда, желает говорить о себе и своих товарищах на честном рабочем языке. Но такого языка — нет. Мы все существуем внутри культуры и пользуемся её шаблонами, а кто-то может сказать «пользуемся клише» или даже «штампами» для выражения своих даже искренних эмоций.

И ничего, живу, здоров» Павел Филонов Выражать себя через присвоение чужого словаря свойственно человеку вообще, а искусство этим пользуется постоянно — совсем не сегодняшний откровенный приём постмодерна впервые разрешил заимствование. Совсем не первым отметил Мандельштам, что «не одно сокровище, быть может, минуя внуков, к правнукам уйдёт». Вовсе не первым Эдгар Дега советовал молодому художнику до 20 лет копировать картины в Лувре, и лишь потом юношу можно будет допустить до рисования первых набросков самостоятельно. Это даже не традиция, это просто условие диалога внутрикультуры: мы живём в образном мире и само понятие образов сформировано всей культурой до нас, наши эмоции лишь добавляют к уже существующему образному ряду своё, никак не отменяя прежнее. Платон считал, что наши знания есть лишь «припоминания» того, что уже знает наше сознание по причине причастности к общему эйдосу, то есть причастности к единому замыслу мира, где все явления и сущности сконцентрированы воедино. Увидеть вещь как бы впервые, освободить слово от словарных значений и опуститься вниз, к его корневой системе, заставить слово и вещь быть «самими собой» — вне культурного понимания — возможно ли это в принципе? Практически одновременно с Платоновым и Филоновым художник Клее провозглашает своей целью спуститься от «кроны дерева искусства» к «его корням».

Оставим в стороне тот очевидный, увы, факт, что, спускаясь от кроны культуры к её корням, творцы неизбежно находили там язычество, а как развивались их отношения с языческими идолами — легко узнать из истории 30-х годов. Но сейчас речь об ином. Очищая слово и линию от неизбежных культурных коннотаций «этот образ подобен тому образу» , пролетарские мастера вынуждены были — без преувеличения — пересмотреть словарь. Так возникает неудобная, трудно читаемая фраза Платонова, в которой писатель всякое слово ставит не потому, что принято называть этим словом явление, а взвешивая слово — подходит ли корневая система данного слова к тому, что видит глаз, ощущает язык, чувствует кожа. Возникает как бы первичный протоязык, на котором до Платонова никто и не говорил, да и после него говорить не будет: ведь, следуя завету писателя, его собственное понимание слова тоже надо забыть, чтобы затем опять искать первичное значение. Все мы пользуемся шекспировскими, бальзаковскими, мопассановскими и микеланджеловскими характеристиками не потому, что абсолютно верим им, но потому, что образы явлений — такие же объективные данности культуры, как сами явления. Яблоко Сезанна, яблоко сада Гесперид, яблоко Ньютона уже столь же природны, как яблоко, висящее на ветке, — и природа культуры в большей степени даже, нежели природа естественная, формирует наше сознание.

Но что если отказаться от культуры, сквозь которую мы смотрим на природу, и что если охарактеризовать яблоко так, словно ни греческих мифов, ни картин Сезанна не существует? Что если попробовать найти слова для эмоций, которые испытываешь к женщине, не прибегая к определению «любовь», которое использовали Данте, Петрарка и Маяковский, нагружая эту эмоцию моральными императивами и фантазиями? Что если, пользуясь первичным словарём, предельно честно и ответственно охарактеризовать происходящее в организме при виде особы противоположного пола? И будет ли такая скрупулёзно фактографическая характеристика отвечать представлениям окружающих о любви? Окружающие невольно, в силу принадлежности к культуре пользуются словами «мне невозможно без неё жить», «она свет моих очей», «она воплощение красоты», но этот набор заклинаний ничего не значит для героя Платонова; ответственный герой Платонова скажет нечто исходя из точной фактографии. Так появился знаменитый персонаж Платонова, освобождённый от привнесённых извне как считает сам писатель определений явлениям, от культурных клише и флёра чужих эмоций. Надо не стесняться того, что мы понимаем своим естественным разумом, —надо лишь следовать своей способности понимать.

Такой подход к миру неизбежно приводит к тому, что понятия добра и зла теряют своё значение. Ведь добро и зло мы познаём не только опытным путём,но через априорные знания, данные нам культурой. Допустим, порезать палец — зло, и это мы узнали опытным путём; если быть осмотрительным, то палец не порежешь и зла избежишь. Но как квалифицировать явление смерти, которая объективна? Для христианина смерть — зло, которое надо преодолеть, но для наблюдателя естественного течения события допустим, биолога смерть злом не является. Впрочем, биолог, вероятно, отнесётся к смерти своих близких как ко злу, поскольку в данном пункте естественное течение событий перешло в область эмоциональную, духовную; в этот момент в нём заговорит усвоенный вместе с культурой набор эмоций — любовь, сострадание, память и т. Трудно будет сказать над гробом матери «нарушение дыхательных функций, объективно возникшее…» и т.

Но если культурные эмоции убрать из сознания как вторичные? Что должен переживать человек, живущий вне культурных коннотаций? Как охарактеризовать голод в Африке? Эти смерти далеко, нами буквально не пережиты; голод никем специально не устроен, просто в Африке мало еды. Это событие — зло или добро? Или просто течение событий? И вообще, что есть мораль вне опыта?

Как определить, события на плоту «Медузы» картину Жерико — это призыв к чему и во имя чего? Святой Себастьян кисти Мантеньи, в которого вонзают стрелы, почему он не кричит, хорошо ли это? Эти вопросы, кажущиеся нелепыми в контексте христианской истории искусства, становятся безответными, если убрать определённую коннотацию морали. Название более чем актуально для грядущей бойни народов, направляемой королями. Изображён кроваво-красный интерьер, тёмная комната, освещённая багряными отблесками, в которой молчаливые создания с лысыми черепами и дикими взглядами пьют вино. Сегодня, когда мы знаем о последовавшей бойне, можно фантазировать, что данная картина суть пророчество; мешает этому предположению, что во многих лицах зритель может узнать автопортрет художника — тот же широкий лоб, те же ввалившиеся щёки, из-под бровей сверлящие зрителя глаза. Перед нами какая-то богемная вечеринка в мастерской, какая-то сакральная трапеза, в которой столы цвета запекшейся крови и иссиня-чёрное вино в стаканах, лихорадочный румянец щёк и дикие взгляды — всё вместе наводит на мысль о шабаше, о чёрной мессе.

И одновременно в картине нет ни намёка на обличение войны. Эти странные существа и среди них сам художник справляют тризну по миру — и они, кажется, веселятся. Картина завораживает неотвратимой силой жизни, в течении которой нет ни добра, ни зла — всё идёт так, как идёт, повинуясь напору витальных сил. Вот так и война наступает — неотвратимо. Безразличие к дефинициям добро—зло и поражает, и притягивает. И это безразличие оставляет в зрителях ощущение неразгаданной загадки, в то время как отгадки в принципе не существует.

Тогда огромная выставка Филонова, смонтированная, с выпущенным каталогом, простояла почти год! Свои работы Филонов не продавал. Учеников, которые образуют объединение "Мастера аналитического искусства", учил бесплатно. Более того, отдавал им заказы. Так, иллюстрации к финскому эпосу "Калевала" делали его ученики, о степени своего участия в этом проекте Филонов ничего не говорил. Художник буквально жил впроголодь, отказываясь брать деньги даже от жены, которую страстно любил, - брал взаймы, всегда отдавая деньги. Фото: Пресс-служба Зарядья В 1931-м друзья договорились о заказе для него в "Изогизе" на картину на производственную тему, одновременно упрашивая Филонова принять заказ. Он работал над полотном о заводе "Красный путиловец" с октября 1931 по май 1932, в итоге картину возвратили автору без объяснений. Аскет, бессребреник, человек феноменальной воли, Филонов воспроизводил в своей жизни тип средневекового мастера Человек, который в "Декларации Мирового расцвета" написал: "Я художник мирового расцвета - следовательно только пролетарий", - не только не вписался в "иконостас" мастеров соцреализма, но был фактически фигурой non grata советского искусства.

Так возник платоновский «сокровенный человек» — существо, лишённое привычных представлений о добре и зле. Это не плохой человек, слово «плохой» вообще для Платонова не имеет смысла; но это и не хороший человек, поскольку и слово «хороший» тоже бессмысленно. Парадоксально то, что писатель с фамилией Платонов выступал именно против основного принципа философа Платона, против того, что всякая вещь содержит в себе идею, создавшую эту вещь. Писатель Платонов именно эту первоначальную идею вещи словно бы не замечает. Он видит всё впервые. Вот перед нами мир: существуют яблоко, любовь или стул — и человек, пользующийся этими данностями, хочет понять явления исходя из своего, ему одному известного опыта. Человек не лукавит, он честен перед миром, он анализирует свои ощущения, подбирает точные слова, их описывая, — и не хочет знать чужих мнений на сей предмет. Такой подход к миру неизбежно приводит к тому, что понятия добра и зла теряют своё значение. Ведь добро и зло мы познаём не только опытным путём,но через априорные знания, данные нам культурой. Допустим, порезать палец — зло, и это мы узнали опытным путём; если быть осмотрительным, то палец не порежешь и зла избежишь. Но как квалифицировать явление смерти, которая объективна? Для христианина смерть — зло, которое надо преодолеть, но для наблюдателя естественного течения события допустим, биолога смерть злом не является. Впрочем, биолог, вероятно, отнесётся к смерти своих близких как ко злу, поскольку в данном пункте естественное течение событий перешло в область эмоциональную, духовную; в этот момент в нём заговорит усвоенный вместе с культурой набор эмоций — любовь, сострадание, память и т. Трудно будет сказать над гробом матери «нарушение дыхательных функций, объективно возникшее…» и т. Но если культурные эмоции убрать из сознания как вторичные? Что должен переживать человек, живущий вне культурных коннотаций? Как охарактеризовать голод в Африке? Эти смерти далеко, нами буквально не пережиты; голод никем специально не устроен, просто в Африке мало еды. Это событие — зло или добро? Или просто течение событий? И вообще, что есть мораль вне опыта? Как определить, события на плоту «Медузы» картину Жерико — это призыв к чему и во имя чего? Святой Себастьян кисти Мантеньи, в которого вонзают стрелы, почему он не кричит, хорошо ли это? Эти вопросы, кажущиеся нелепыми в контексте христианской истории искусства, становятся безответными, если убрать определённую коннотацию морали. Название более чем актуально для грядущей бойни народов, направляемой королями. Изображён кроваво-красный интерьер, тёмная комната, освещённая багряными отблесками, в которой молчаливые создания с лысыми черепами и дикими взглядами пьют вино. Сегодня, когда мы знаем о последовавшей бойне, можно фантазировать, что данная картина суть пророчество; мешает этому предположению, что во многих лицах зритель может узнать автопортрет художника — тот же широкий лоб, те же ввалившиеся щёки, из-под бровей сверлящие зрителя глаза. Перед нами какая-то богемная вечеринка в мастерской, какая-то сакральная трапеза, в которой столы цвета запекшейся крови и иссиня-чёрное вино в стаканах, лихорадочный румянец щёк и дикие взгляды — всё вместе наводит на мысль о шабаше, о чёрной мессе. И одновременно в картине нет ни намёка на обличение войны. Эти странные существа и среди них сам художник справляют тризну по миру — и они, кажется, веселятся. Картина завораживает неотвратимой силой жизни, в течении которой нет ни добра, ни зла — всё идёт так, как идёт, повинуясь напору витальных сил. Вот так и война наступает — неотвратимо. Безразличие к дефинициям добро—зло и поражает, и притягивает. И это безразличие оставляет в зрителях ощущение неразгаданной загадки, в то время как отгадки в принципе не существует. Годом раньше «Пира королей» написана не менее странная вещь — «Перерождение интеллигента», картина тем более актуальная сегодня, когда часто говорят о том, что интеллигенция не понимает народа. На картине изображён человек очевидно, интеллигент — он в шляпе , словно попадающий в зазеркалье, его начинает корчить и ломать, его образ множится. И вот, спустя несколько трансформаций, персонаж интеллигент снова становится статуарной фигурой. Однако за время мутаций облик его никакого изменения не претерпел — перед нами снова человек в шляпе. Ради чего была эта, напоминающая мясорубку мутация, ради чего было калейдоскопическое изменение, если ничего не поменялось? В чём состоит «перерождение» интеллигента - художник, вероятно, не знает и сам. Он написал вихрь перекореживший человека, а ради чего это было — неизвестно. Самый приём — изображение фигуры, распадающейся на многие иные фигуры — буквально схоже с приёмом, применённым Марселем Дюшаном в его программной вещи Дюшан писал её несколько лет «Обнаженная, спускающаяся по лестнице. Если сопоставить эти произведение Дюшан закончил свою вещь годом раньше, в 1912 поражает идентичность высказывания— смысл картины только в одной: цельного образа бытия более не существует: по сути, написана антиикона. Следующий по времени холст — уже военной поры. Филонов называет «Перерождение человека», в нём тема зеркал, внутрь которых попадает герой, доходит до крещендо. Здесь сюжет ясен — в город входит крестьянин при желании можно его адресовать к картинам Венецианова и укоренить в русскую живопись XIX века и в городе с ним происходит чудо. В покривившемся квартале, где дома словно рассыпанные кубики, этот крестьянин сперва превращается в горожанина, меняет платье, а затем его облик начинает троиться, перед нами уже три человека, с единым торсом, но бесчисленным множеством рук-ног — и с тремя головами. Три головы странного мутанта похожи на Велимира Хлебникова, Маяковского и Кручёных. То, что в итоге мутаций пред нами возникает справа фигура поэта Владимира Маяковского, у меня сомнений не вызывает. Если это так и моя догадка верна: из русского крестьянина и крепостной доли возник пролетарий и творец Маяковский, — то перед нами программный труд по воспитанию пролетарского сознания. Но, глядя на все эти мутации, невозможно сказать, чем же конечный продукт трансформаций отличается от расходного материала. Чем человек нового мира принципиально лучше крестьянина, пущенного в переделку? Ответить на этот вопрос невозможно в принципе, поскольку герой Филонова никак не показывает нам характер. У него вообще нет никакого характера — он продукт мира, он строит новый мир, он ложится в удобрение этого нового мира, а хорошо это или плохо, он не знает. Его сила имеет не осознанную природу, иначе говоря, рождена не сознанием, но волей и упорством в существовании, и оценить, чем хорошо такое упорство, невозможно. Так и герой Платонова, «сокровенный человек» Пухов, «на гробе жены варёную колбасу резал» не потому, что он плохой или бесчувственный человек, но потому, что «естество своё берёт», — и у писателя Платонова, пристально вглядывающегося в мир явлений, нет осуждения такой естественности; писатель анализирует явления первичные, смотрит безоценочно. Сила жизни в данном существе заложенная, такова, что никакие внешние критерии не справляются. И хотя такой анализ выглядит нетактичным по отношению к художнику, чьей задачей жизни было творить вне контекстов, но говорить о первичном словаре понятий Платонова или о протолюдях Филонова вне контекста современной им культуры — неправильно. Именно одновременно и это существенно возникают лабораторные попытки исследовать феномен как бы «первичного» сознания.

Павел Филонов — непризнанный критиками гений-художник: биография и лучшие картины

Павел Николаевич Филонов скончался от истощения в первую же блокадную зиму — 3 декабря 1941 года. Хотя в настоящее время изобразительное и литературное наследство Павла Николаевича Филонова (1883-1941) пристально исследуется, особенно российскими специалистами, его искусство все еще продолжает окружать тайна. Павел Николаевич обжаловал решение о своём исключении и даже добился успеха, но вскоре, поняв, что в Академии учиться ему больше нечему, оставил учёбу добровольно. Павел Николаевич Филонов. Год. 1926-1928. Павел Филонов, борясь за жизнь и личную свободу, получил в Москве и Санкт-Петербурге начальное и минимальное специальное образование, рано избрав путь художника. Павел Филонов родился в 1883 году в крестьянской семье, которая перебралась в Москву тремя годами ранее.

Из Википедии — свободной энциклопедии

К 140 летию русского и советского художника Павла Филонова
"Русский вернисаж. Из частных коллекций"
Филонов: истории из жизни, советы, новости, юмор и картинки — Все посты | Пикабу
Работы художника П. Филонова
Павел Филонов

Филонов Павел

3 декабря 1941 года. Художник, поэт, один из лидеров русского авангарда; основатель, теоретик, практик и учитель аналитического искусства. Картины и биография Филонова Павла Николаевича в социальной сети коллекционеров и дилеров живописи Артхив. Павел Николаевич Филонов родился в рабочей семье, как сам говорил, «рязанских мещан». Павел I — сын Петра III и Екатерины II — императором стал в 42 года. В 1912 вышла статья Павла Филонова «Канон и закон», в которой художник выступил оппонентом кубизма и изложил свое видение искусства.

Великий отрицатель формы, цвета и голода

В выставочном зале Медиацентра парка «Зарядье» к 140-летию художника Павла Филонова (1883–1941) открылась выставка его работ. Хотя в настоящее время изобразительное и литературное наследство Павла Николаевича Филонова (1883-1941) пристально исследуется, особенно российскими специалистами, его искусство все еще продолжает окружать тайна. Павел Николаевич Филонов родился 8 (21) января 1883 года в Москве в семье мещанина, то есть в семье, формально по сословной принадлежности выше, чем. Сервис электронных книг ЛитРес предлагает скачать книгу Павел Николаевич Филонов. Павел Николаевич Филонов родился в 1883году в Москве,в многодетной семье рязанских мещан Николая Иванова, бывшего дворового графа Головина, «бесфамильного», и его законной супруги, Любови Николаевны, бывшей намного его моложе. Да и сам Павел Николаевич еще в 1912 году в своей статье "Канон и закон" пишет о том, что в отличие от кубистов он, обобщая, анализирует частное, стремится ее постичь, не отрываясь от природы вещей.

История живописи: Павел Филонов

Проверить свои знания о стратегических наступательных операциях Великой Отечественной войны -Ленинградско-Новгородской, Белорусской, Крымской участники диктанта должны были за 45 минут в 25 вопросах. Всего на территории города Сочи Диктант Победы написали более 3 тысяч человек. Узнать свои результаты каждый из них сможет на официальном сайте диктантпобеды.

Сборник посвящен памяти Евгения Федоровича Ковтуна 1928-1996 , внесшего значительный вклад в изучение современного русского искусства и творческого наследия П. Хотя в настоящее время изобразительное и литературное наследство Павла Николаевича Филонова 1883-1941 пристально исследуется, особенно российскими специалистами, его искусство все еще продолжает окружать тайна. Знаменательно то, что творчество Филонова высоко ценят в России, а на Западе - меньше. Отчасти это происходит потому, что большинство его картин находится в Русском музее, поскульку сам Филонов считал себя глубоко русским человеком и хотел, чтобы русский народ стал законным владельцем его наследия, а отчасти - из-за философской полифоничности его искусства, которая во многом совпадает с русским менталитетом. Если современникам Филонова, таким как Василий Кандинский, Каземир Малевич, Александр Родченко и Владимир Татлин, посвящены многочисленные публикации, выставки и конференции, то Филонову повезло меньше, и все еще есть серьезные пробелы в изучении его биографии и эстетического развития, самыми серьезными из которых являются: так и не выясненные истоки стиля мастера, отсутствие точной хронологии его картин его собственные «удлиненные» даты - особенная проблема для исследователей , интерес художника к анатомии и хирургии и его интерпретация православной традиции.

Вопросы большой сложности - происхождение искусства мастера, то есть источники и ресурсы творчества, сформировавшие его тематическое и стилистическое развитие, о которых он почти не упоминает в своих письмах и дневниках. Это особенно досадно, поскольку видимые разнобразные оттенки влияния на его творчество работ Босха, Брейгеля, Кранаха, Микеланджело, Леонардо да Винчи - только предположения, редко поддержанные документальными свидетельствами. При оценке места Филонова в истории русского авангарда мы должны напоминать общие места, которые, поскольку они общие, часто исключаются из серьезного обсуждения. Филонов был фанатически убежден, что «аналитическое искусство» - единственно законная, революционная система, и он высказывал свои аргументы и мнения, чтобы продвигать и вводить в действие эту систему. Даже в те времена, когда политический конформизм и уравниловка достигли вершины, Филонов рвался спорить со Сталиным и НКВД, а на своих лекциях он даже смел противостоять диктату Карла Маркса, о чем позже вспоминал Григорий Серый: «Маркс говорил... А Филонов говорит... Образ Филонова также сопровождают многочисленные легенды, такие как, например, его пребывание в сумасшедшем доме на попечении Владимира Бехтерева[3] и что для него не было различия между процессами живописи и рисунка - «я пишу инком»[4].

Разрешение этих вопросов осложнено молчанием самого Филонова относительно своей личной жизни «я не люблю говорить о жизни своей» [5], но, несмотря на опасность ошибки, один из наших авторов, Александр Лозовой, пробует поднять завесу, предугадывая или, временами, предполагая то, о чем «молчал» Филонов. Кроме этого, главные теоретические термины Филонова - «аналитическая живопись», «формула» и «сделанность» - все еще не поддаются окончательному определению, несмотря на его усилия объяснить и распространить мировой расцвет своего мировоззрения. Даже дневники Филонова и его жены лишь слегка приоткрывают внутренний мир художника и его путь в искусстве.

Так появилась картина «Восход солнца на реке, протекающей подле Рамони». Зарабатывал он росписями на заказ. Однако вскоре этого стало мало: Филонов мечтал быть профессиональным художником. К экзамену Филонов подготовил портфолио: целый месяц трудился над рисунком гипсовых скульптур и портретом сторожа малярной мастерской — «первым портретом упорной долговременной работы», как писал в автобиографии. Однако вступительные испытания в Академию художник провалил. Помимо портфолио нужно было сдать экзамен: написать обнаженную натуру. Он никогда раньше этого не делал, и ему не хватило техники и знания анатомии. Чтобы восполнить пробелы, в том же 1903 году Павел Филонов поступил в частную мастерскую живописца Льва Дмитриева-Кавказского. Академик был заядлым путешественником, поэтому его студенты сначала изучали экзотических животных и птиц, а только потом пробовали рисовать человека. Дмитриев-Кавказский требовал от работ детальности и точности пропорций. Павел Филонов вдохновился его историями и тоже решил отправиться в поездку. Следующим летом Филонов поехал в Иерусалим через Афон. Денег у художника было немного, поэтому по пути он брался за любую работу: рисовал этикетки для папирос и мыла, копировал иконы, писал портреты попутчиков. На пароходе недалеко от Константинополя художник встретил жертв еврейских погромов. Филонов вспоминал: «На палубе обратил внимание среди давки и тесноты на еврея, вроде бы не очень старого, но поседевшего, и девочку лет 7-8. Она лежала на мокрых, кажется, веревках. Эта встреча вдохновила художника на создание картины «Поклонение волхвов». Он закончил это полотно только в 1912 году. После путешествия Павел Филонов дважды безуспешно пробовал поступить в Академию Художеств. В 1908 году его наконец зачислили вольнослушателем с характеристикой «за исключительное знание анатомии». Филонов прилежно занимался: он перестал брать заказы, переехал для экономии в комнату поменьше и сосредоточился на учебе. Сокурсница художника Варвара Бубнова вспоминала: «Филонов был беден, но как будто не замечал этого. Однажды я была у него. Он жил на верхнем этаже старого доходного дома. В его крохотной комнате помещалась только кровать. Дверь выходила прямо на последнюю площадку «черной» лестницы. На ней стоял его стол — большой, кухонный». На втором курсе Павел Филонов постепенно отошел от академизма. Художник начал экспериментировать с цветами: натурщики на холсте становились зелеными, а их руки, по выражению сокурсника Петра Бучкина, «поголубели как ручьи». Работы Филонова заинтересовали его сокурсника Вольдемара Матвейса, который организовал «Союз молодежи» — общество художников-экспериментаторов. Преподаватели эксперименты Филонова не одобряли. А в 1910 году художника и вовсе исключили «за то, что своими работами развращал товарищей». Поводом стала проделка Филонова: в ночь перед выставкой с участием президента Академии Художеств он тайно раскрасил свою картину «Натурщик» в сине-лиловый цвет. Павел Филонов опротестовал свое исключение, но через несколько недель, когда его восстановили, «добровольно вышел» сам. Аналитическое искусство Филонова: первые картины После ухода из академии Павел Филонов переехал в деревню Ваганово. Его сестра Евдокия Глебова вспоминала: «Почему он выбрал эту деревню — не знаю. Я была у него там. Жил он в небольшой темной избе, с маленьким окошком, с соответствующей обстановкой. Была осень — сыро, холодно… Как он мог там работать? В темноте, с керосиновой лампой? Зимой 1910 года Филонов закончил картину «Головы». Ее представили на второй выставке «Союза молодежи» как «Картину без названия». Среди лиц он изобразил и себя в левом нижнем углу.

Сам художник запрещал продавать свои картины, считая их достоянием пролетариата. Филонов — «… наиболее сильный из известных мне примеров человеческой одержимости. Филонов был исступленно предан своему искусству. Он жил аскетично, нередко голодал - не потому, что не мог заработать, а потому, что не хотел зарабатывать себе живописью. Вёл он себя нетерпимо, не соглашался ни на малейшие компромиссы. Судя по воспоминаниям его сестры, Евдокии Николаевны Глебовой, обстановка его мастерской - она же жилище - была самая спартанская. К другим художникам он относился в лучшем случае критически, а чаще - просто не признавал. Опять же из-за своей одержимости он не мог не отвергать все иные художественные школы и направления. Только свою живопись он считал подлинной, свою манеру считал революционной. Он не щадил своего здоровья, не щадил близких, не замечал никаких лишений; единственное, к чему была устремлена вся его натура, - живопись. Работать, писать, рисовать, стоять у холста, искать новые приёмы, способы - это, и только это, было способом его существования, это было жизнью...

Прекрасный и страдальческий Павел Филонов

В 18 лет окончил в Петербурге живописно-малярные мастерские, получив свидетельство на звание моляра-уборщика. По окончании обучения Филонов до 20 лет работал маляром-декоратором интерьеров в составе бригады Н. Рубцова, находящейся во введении конторы двора принцев Ольденбургских, членов Императорской семьи. Пребывание на росписях дома в имении Рамонь под Воронежем, в образцово устроенном поместье, благотворно повлияло на мировосприятие будущего художника, приоткрыло ему общинный уклад жизни крестьянства, приблизило к пониманию органической основы жизни. Природа плодородных черноземных земель пробудила отклик в душе юноши, и в память о закатах в Рамоне появились его первые пейзажи маслом. Ремесленный характер исполнительских работ не мог долго утолять проснувшуюся потребность Филонова в творчестве. В 1903—1908 он занимался в частной студии академика-гравера Л. Дмитриева-Кавказского для подготовки к экзаменам в Академию художеств. За годы обучения он совершил путешествия на лодке по рекам Шексне и Волге, и проявил при этом сильный характер и недюжинную физическую силу, пройдя на веслах в одиночку часть пути от Рыбинска до Казани.

Рисовал с натуры архитектуру старых русских городов и часто расплачивался за постой заказными портретами «по рублю за штуку». В 1907-1909 дважды совершил паломническую поездку в Палестину с заездом на Афон, изучал христианские древности, писал копии икон; побывал на Кавказе и посетил православный монастырь в Новом Афоне, делал этнографические этюды. В 1908—1910 вольнослушателем обучался в Императорской Академии художеств. Академическая школа рисования и особенно уроки Г. Ционглинского, его любовь к рисунку мастеров итальянского Возрождения Леонардо да Винчи, Микеланджело — и высокая профессиональная оценка им искусства Гольбейна, оказали определяющее значение в становлении Филонова. С академических пор, при всех стадиальных стилевых изменениях, творческим кредо для Филонова всегда оставалось стремление к поразительной точности рисунка и умение придать значимость каждому прикосновению карандаша к листу бумаги. В апреле 1910, вскоре после завершения выставки, последовало исключение из Академии. Проступок Филонова больше состоял в своеволии — в классе он позволил себе писать натурщиков не по академическим канонам, а как французский фовист — чистыми красками; так многие студенты экспериментировали лишь дома.

В объяснительной записке ректору, Филонов впервые сформулировал свое понимание искусства. Он сумел убедить профессоров Академии в искренности своих творческих поисков и их заключение о том, что Филонов «своими работами развращает учеников» было отменено, его восстановили.

У него были последователи, подражатели, копиисты, но силы филоновской «сделанности» достигнуть трудно.

Идеи Филонова вызывали интерес у учащихся АХ, во время каникул Филонов занимался с группой студентов в стенах АХ июнь—октябрь 1925. К 1926 под руководством Филонова возник «Коллектив мастеров аналитического искусства. Школа Филонова» 1927—1930, формально до 1932 , о чём свидетельствует заказ на оформление зала Дома печати и спектакля по комедии Н.

Гоголя «Ревизор» в постановке И. На представлении в Доме печати мог состояться один из последних контактов Филонова с Маяковским, присутствовавшим на спектакле. По количеству участников и объёму выполненных работ проект МАИ для Дома печати — самый масштабный ансамбль русского авангарда.

Филонов осуществлял руководство, часто помогал всем отстающим от графика, но формально не участвовал в проекте, и его имени нет среди участников выставки в Доме печати; в составе МАИ он не экспонировался и на других выставках 1928—1929, 1930. Во время конфликта между членами МАИ май 1930 произошёл раскол, и Филонов вышел с группой единомышленников из состава коллектива. Примерно с этого времени начался отсчёт самых ожесточённых публичных дискуссий о личности и творчестве художника, подробности которых стали известны благодаря сохранившейся части его дневника 1930—1939.

В 1927 произведения Филонова были включены в экспозицию новейших течений Русского музея, подготовленную Пуниным. Решение ГРМ провести персональную выставку Филонова не было осуществлено в полной мере: экспозиция из более двухсот произведений провисела в залах в период с осени 1929 до декабря 1930, но так и не была открыта для публики. Состоялось несколько общественных просмотров и обсуждений неоткрытой выставки.

Хотя каталог и был выпущен, но в нём была заменена статья В. Аникеевой, согласованная с Филоновым. Открывать выставку было официально запрещено, в художественной жизни СССР это стало первым случаем идеологического вмешательства.

Негативный эффект от всей истории был несколько сглажен руководством музея предоставлением на выставке «Художники РСФСР за 15 лет» 16 июня 1932 — февраль 1933 в Ленинграде отдельного зала для восьмидесяти произведений Филонова, и для тридцати произведений — в Москве. Полученный заказ издательства «Academia» на оформление финского народного эпоса «Калевала» Филонов передал группе художников, сохранившей за собой название «Школа Филонова». В 1931—1933 он вёл общее руководство иллюстрированием книги и в память о коллективной работе написал картину «Ударники аналитического искусства» с абстрагированными портретами своих учеников 1933.

За успехом книги последовало приглашение участвовать в выставках: «Выставка портрета» март 1933. Ленинградский областной дом художника ; «Выставка художников-туристов» май—июнь 1933. Ленинградский дом учёных.

Однако занятая Филоновым открытая критическая позиция на общих собраниях Горкома художников 1934—1935 способствовала его дальнейшей изоляции, и он был вынужден даже прервать визиты учеников к себе домой. При полном безденежье в 1930—1938 художник получал редкие заказы по искусству. Оформив работу на имя своего пасынка П.

Серебрякова, Филонов вместе с ним выполнил карту звёздного неба под маятником Фуко для Музея антирелигиозной пропаганды находился в Исаакиевском соборе , в реалистической манере писал портреты, в том числе вождей. Продолжал работать по методу «аналитического искусства» «Первая симфония Шостаковича»; «Лики». Когда в 1938 были репрессированы оба пасынка художника, сослан его друг большевик Н.

Глебов-Путиловский, парализована жена, основное время художника было отдано заботам о ней. Он продолжал работать и после большого перерыва, несколько произведений Филонова были показаны в экспозиции «Выставка живописи и скульптуры ленинградского Горкома художников» 16 марта — 16 апреля 1941. Дом искусств им.

Выражением высочайшего морального авторитета Филонова в художественных кругах довоенного Ленинграда может служить косвенное свидетельство его почитания. После его смерти в первые месяцы блокады Ленинграда, по ходатайству сестёр и при помощи учеников и Горкома художников, он был погребён в гробу в отдельной могиле на Серафимовском кладбище, слева от входа в храм Св. Серафима Саровского.

Литература: Павел Николаевич Филонов. Praha, 1966; Павел Николаевич Филонов. Из истории русского авангарда П.

Мислер, Д. Аналитическое искусство. Под ред.

Очевидец незримого.

Ведь то же самое может быть и с учёным... Важны результаты, важно открытие, добытая истина... Вроде бы всё так, но, почему-то уже без всяких доводов, мне по-прежнему несимпатична, неприятна одержимость. Иногда, перебирая рисунки Филонова, я мысленно благодарю его - и возмущаюсь, вспоминаю его жизнь и отвергаю её всей душой, и не могу понять, прав он или неправ и имел ли вообще человеческое право на это?.. Ковтун Е.

Начиная с 1925 года, вокруг П. Филонова сложилась группа из нескольких десятков учеников и последователей, которых он называл «Мастера аналитического искусства» МАИ. Филонов делил «… художников на две категории: у одних - «видящий» глаз, у других - «знающий». Первые замечают в предмете только видимые или только невидимые его особенности. А вторые связывают воедино видимое и невидимое, предметное и беспредметное. Дают «формулу предмета».

Портрет Евдокии Глебовой сестра художника , 1915. Если в 1903 году его не принимают в Академию Художеств из-за плохого знания анатомии, то в 1908 он взят вольнослушателем «исключительно за знание анатомии». Но академию он так и не закончил — некогда, надо было делать новую живопись. Но потом началась мировая война, мобилизованный Филонов воевал на румынском фронте, а после Февральской революции, став лидером солдатско-матросского движения полка, был выбран председателем Исполнительного военно-революционного комитета Придунайского края. Но зато потом, после того, как Филонов с честью передал знамена Балтийской дивизии председателю ревкома в Петрограде Н. Животные, 1930. Потом он наконец смог работать в полную силу, создавать свою «аналитическую живопись».

Он требовал от своих последователей рисовать не лицо человека, а его мышление и психологию. Добиваться того, чтобы в рисунке цветка зритель видел «как берут и поглощают усики корней соки почвы, как эти соки бегут по клеточкам древесины вверх, как они распределяются в постоянной реакции на свет и тепло, перерабатываются и превращаются в анатомическую структуру ствола и ветвей, в зеленые листья, в белые с красным цветы». Авангард часто раздражает обывателя своей «повторимостью» - «Эка фигня, так и я нарисую». Ударники, 1935 Про полотна Филонова такого не скажет самый самовлюбленный человек. Даже самые огромные свои картины он вырисовывал тонкой кисточкой, тщательно выписывая каждую деталюшечку. Сложность его картин потрясает даже полного профана, в каждом полотне — штук десять параллельных сюжетов, спрятанных один в другом.

Филонов Павел Николаевич

Авангард часто раздражает обывателя своей «повторимостью» - «Эка фигня, так и я нарисую». Ударники, 1935 Про полотна Филонова такого не скажет самый самовлюбленный человек. Даже самые огромные свои картины он вырисовывал тонкой кисточкой, тщательно выписывая каждую деталюшечку. Сложность его картин потрясает даже полного профана, в каждом полотне — штук десять параллельных сюжетов, спрятанных один в другом. Каждый — со своими героями и тончайшей проработкой деталей. Все эти полотна с человечески глядящими собаками и грустящими лошадьми самобытны до инопланетности и этим заставляют вспомнить другого мастера, так же революцией рожденного, выкормленного и брошенного — Андрея Платонова. По большому счету, Филонов — это Платонов в живописи. Лица, 1940.

Непохожий не на кого, не становящийся ни в один ряд. Потерявший звездолет и обрусевший пришелец, пугающий и завораживающий. Как Платонов, Филонов пел космос революции всем своим существом, и этим оказался ей не нужным. После запрета филоновской выставки в Русском музее в 1930 году художник выпал отовсюду. Реально голодал от безденежья, но не брал заказов и отказывался продавать работы.

То был один из самых плодотворных периодов его творческой жизни. Знаменитые картины «Мужчина и женщина», «Россия после 1905-го года», «Пир королей» именно оттуда. Попробовал он себя и книжной иллюстрации, правда, не очень удачно. Во время Первой мировой войны Филонов продолжал творить, пока не был мобилизован в армию. До своего призыва он успел написать такие свои работы, как «Германская война» и «Цветы мирового процветания». Осенью 1916 года он был направлен на румынский фронт, но провоевал недолго — после Февральской революции его избрали в дивизионный комитет, а затем и вовсе отправили в Петроград. Советская власть, казалось бы, сняла препоны к творческой деятельности — она на первых порах лояльно относилась к подобным художникам, считавшимся революционерами от искусства. В 1919 году в Зимнем дворце на Первой государственной свободной выставке произведений искусства Филонов представил свой цикл из двадцати двух работ под общим названием «Ввод в мировой расцвет». Произведения его оценил по достоинству сам нарком просвещения Анатолий Луначарский — человек образованный, с широким кругозором. Он сказал, что Филонова трудно понять, но в будущем он станет гордостью страны. Надо сказать, что и сам Филонов был очарован социалистической романтикой. В 1920-х годах он пишет одну за другой картины на революционную тематику: «Формула петроградского пролетариата», «Формула периода 1905-1921 годов» и так далее. В 1923 году художник выступил с «Декларацией мирового расцвета», где он развил свои идеи, базируясь на прежних принципах, которым оставался верен до самого конца своей жизни. Власть его продолжала привечать, дала ему мастерскую в Академии художеств, право обучать студентов и даже предложила сделать профессором, но тот отказался от такой чести. По воспоминаниям, он был очень терпеливым педагогом, способным по многу раз объяснять и простые, и сложные вещи ученикам. Филонов со своими учениками оформлял Дом печати в Москве, рисовали декорации к спектаклям театров и к творческим вечерам Владимира Маяковского. В 1929 году ожидалась персональная выставка — желанная мечта любого художника. Но к тому времени руководство государства стало закручивать гайки, в том числе и в сфере искусства. Социалистический реализм провозглашался единственно верным стилем, в котором должны были творить все — художники, скульпторы, литераторы, композиторы и прочие представители творческих профессий. Филонов вновь стал испытывать нужды. Он принципиально не продавал свои картины, хотя ему порой предлагали за них большие деньги. По его словам, «картины — это мои дети, а детей не продают». Зарабатывал он лишь тем, что создавал на заказ. Так, в 1935 году для морского клуба он написал большой портрет Сталина размером семь квадратных метров.

Провал спектакля был оглушительным. Критики обрушились на режиссера-новатора. Досталось и костюмам. Пестрые, составленные из лоскутов тканей разного цвета и рисунка, они были «говорящими» и сразу выдавали род занятий персонажей. Почтмейстер был увешан письмами с печатями, купцы, приходящие к Хлестакову, носили под бородой икону, а на поясе амбарный замок, у врача за ухом был шприц, в руках грелка, на поясе касторка и клизма. Не только критики ругали спектакль — Ильф и Петров сатирически изобразили его в романе «Двенадцать стульев», изменив название: «Театр Колумба закрывает сезон спектаклем «Женитьба». Женихи были очень смешны, в особенности — Яичница. Вместо него выносили большую яичницу на сковороде. На моряке была мачта с парусом»… Среди редкостей на выставке в Мраморном — эскизы декораций к опере Вагнера «Нюрнбергские мейстерзингеры» из Музея истории Петербурга. Премьера состоялась в начале тридцатых годов в Малом оперном театре. Работая над декорациями, Глебова следовала аналитическому методу построения образов, которому учил Филонов. Но проявила и свою индивидуальность — прежде всего духовность образов, нежность красок, в сочетаниях которых словно таится отблеск райских чертогов. На одном из листов — кроны деревьев, обобщенные, сотканные из разных красок. И кажется, они движутся, меняются на глазах, растут, будто волшебные кристаллы. Известно, что Филонов побывал на премьере и ученицу хвалил, особенно за изображение панорамы Нюрнберга, «написанную по принципу сделанной картины». Не так давно в Мариинском театре состоялась премьера «Нюрнбергских мейстерзингеров» с декорациями Елены Вершининой. Интересно сравнить с работой Глебовой. Многие ученики Филонова впоследствии отошли от его метода, искали и находили свой путь в искусстве. МАИ формально просуществовало до 1932 года, а неформальное общение самых преданных учеников с учителем продолжалось до 1941 года.

Написал «Идеологию аналитического искусства и принцип сделанности». В 1915 выпустил свою единственную поэму «Пропевень о проросли мировой», которую сам и проиллюстрировал. В 1916—1918 был на фронте в Бессарабии. В 1919 участвовал в Первой государственной свободной выставке произведений искусства в Петрограде. В 1923 экспонировал свои работы на Выставке картин петроградских художников всех направлений. Недолгое время сотрудничал с Инхуком в Петрограде, где руководил отделом общей идеологии 1923. Тогда же опубликовал «Декларацию мирового расцвета». В 1925 основал коллектив Мастеров аналитического искусства МАИ, Школа Филонова , который уже в 1927 насчитывал 40 членов. Среди них: Т. Глебова, Б. Гуревич, П. Кондратьев, А. Порет, М. Цибасов, А.

Павел Филонов

Михаил Матюшин даже считал, что именно в стихах Филонов достал из бездн человеческого духа те огненные зерна, из которых и пророс его аналитический метод. Филонов и Хлебников, несмотря на их колоссальный размах и безудержную глубину, так навсегда и остались чудаковатыми маргиналами. Они стали маяками не для широких масс, а для избранных, свободных духом искателей настоящего живого творчества. Хлебников стал поэтом для поэтов, Филонов — художником для художников. В начале 1914 года Павел Николаевич со своими соратниками инициировал выход манифеста «Интимная мастерская живописцев и рисовальщиков «Сделанные картины»». В этой декларации Филонов развил идеи аналитического искусства и довел их до завершенного концепта. Суть его метода выражалась в пронзительном взгляде внутрь, в самую суть вещей.

По замыслу Филонова, художник должен был четко изображать каждый атом и органично вводить в него цвет, точно также как тепло входит в тело. Ведь именно так действует природа, выращивая мельчайшую частичку клетчатки и наделяя ее своим цветом. Удивительно, но Филонов, презрительно относившийся к академическому искусству, так и не влился в ряды авангардистов. Его отличала тяга к жесткому экспрессионизму немецкого образца, жутковатый трагизм и рефлексия, тогда как авангардисты равнялись на французский фовизм, кубизм и импрессионизм. Филонов был ближе к Кирхнеру, Нольде и в целом, к группе «Мост». В 1915 году Филонов написал полностью беспредметную картину «Цветы мирового расцвета», давшую начало его экспериментам в этом направлении.

Но не ради формы, не имеющей для мастера значения, а только ради цвета и его воздействия. Павел Николаевич считал любую форму несущественной, для него имел значение только цвет. Новая эра С 1916 по 1918 годы Филонов провел на фронтах Первой мировой войны, где втянулся в революционную деятельность и едва не вошел в ряды зарождающейся номенклатуры. Он обладал незаурядными деловыми качествами, а организаторские таланты и личная скромность Павла Николаевича всегда вызывали большое уважение у окружающих. Но чиновником он не стал и выбрал путь «чернорабочего от искусства». Оставив карьеру политика, он в 1918 году вернулся в Петроград и принял участие в грандиозной выставке, которая проходила в Зимнем дворце и демонстрировала художников всех направлений.

Филонов представлял картины, входящие в цикл «Ввод в мировой расцвет», среди которых особенно выделялись «Мать» и «Победитель города». В ней художник прожил до самой смерти. В начале двадцатых годов Филонов создал уникальную художественную школу — МАИ школа мастеров аналитического искусства. За преподавание он не брал никаких денег и полностью отдавался своему детищу. Вокруг мастера сплотился дружный коллектив верных последователей. Все были переполнены новыми идеями и смотрели в будущее с нескрываемым энтузиазмом.

В то время Павел Николаевич написал свои знаменитые работы «Формула весны» и «Живая голова». Мастера больше не приглашали на выставки, а если и вспоминали о нем, то только как пример упрямого художника-формалиста. Планируемая персональная выставка Павла Николаевича в 1929 году не состоялась. Руководство Русского музея побоялось показывать столь одиозного художника широким массам и ограничилось закрытым просмотром. Последнее десятилетие своей жизни Филонов влачил жалкое существование подпольного юродивого бессребреника, и только вглядываясь в его гениальные полотна можно почувствовать какие откровения посещали мастера и каких высот достигал его свободный дух. Умер Филонов 3 декабря 1941 года во время блокады.

Общественное Телевидение России - ОТР 5 897 подписчиков Подписаться 3 января 1941 года: блокадный Ленинград, в ледяной комнате в окружении сотен картин умер от истощения Павел Николаевич Филонов — уникальный художник-исследователь, лидер русского авангарда, создатель загадочного аналитического искусства. Смутьян холста, очевидец незримого, его интеллектуальные эксперименты были понятны лишь узкому кругу новаторов, а впоследствии оказали мощное влияние на мировую живопись.

Непохожий не на кого, не становящийся ни в один ряд.

Потерявший звездолет и обрусевший пришелец, пугающий и завораживающий. Как Платонов, Филонов пел космос революции всем своим существом, и этим оказался ей не нужным. После запрета филоновской выставки в Русском музее в 1930 году художник выпал отовсюду.

Реально голодал от безденежья, но не брал заказов и отказывался продавать работы. Ему было некогда этим заниматься — он творил лучший новый мир. Павел Николаевич Филонов умер от голода во время блокады Ленинграда, и похоронила его пережившая на несколько недель жена.

Уже после войны сестра художника Евдокия Николаевна Глебова, выполняя волю покойного, на саночках перевезла все его наследие в Русский музей. Весь Филонов, целиком, спрятан там — несколько работ в Третьяковке и считанные единицы в провинциальных музеях и частных собраниях не в счет. В постоянной экспозиции Русского музея представлено около десяти картин художника, основная же часть лошадей, налетчиков, петухов, рыб, ударников, козлов и волхвов хранится в запасниках.

Сейчас их достали и привезли в Зарядье. Надо быть дураком, чтобы не сходить посмотреть - когда еще такой шанс выпадет?

Какую цену он за это заплатил?

Павел Филонов загадочный мастер русского авангарда

Ну у Филонова в этом цикле все работы похожи). Павел Филонов, борясь за жизнь и личную свободу, получил в Москве и Санкт-Петербурге начальное и минимальное специальное образование, рано избрав путь художника. Дневниковые записи Павла Филонова, датируемые 1930–1939 годами, раскрывают личность автора, подчинившего свою жизнь неуклонному и бескомпромиссному осуществлению идеи.

Новости павел николаевич филонов

Комментарии