Робинзон Крузо провел на острове целых 28 лет, а Александр Селькирк — почти пять.
Виртуальная выставка одной книги "Д. Дефо «Робинзон Крузо»"
Ежедневные публикации за сегодня Наш сайт - ваш источник юмора! Все опубликованные материалы являются произведениями народного творчества. Администрация shutok.
Как это поможет в финале конференции? Правильно, никак. Можно еще долго рассказывать о цифрах статистики, но лучше изучите их самостоятельно.
Обыграет за счет двух факторов: игровой дисциплины и игры Андерса Нильссона. Этого должно хватить. Иначе, весь сезон можно будет в очередной раз записывать в «плохо». Сергей Зубков.
Он был совершенно прав. Провизии у нас было мало. Ее еле хватало на четверых, а если приедут гости, они уничтожат все наши запасы в неделю, и мы будем обречены на голодную смерть. Поручите это нам троим, мы сейчас же возьмемся за работу и высеем все зерно, какое вы можете уделить для посева. Потом дождемся урожая, уберем хлеб, и, если его окажется достаточно для прокормления новых людей, тогда я и отец Пятницы отправимся за ними. Если же они приедут на этот остров сейчас, им грозит лютый голод, а это может вызвать у них раздоры и взаимную ненависть. Благоразумная предусмотрительность этого человека пришлась мне по вкусу.
Я увидел, что он и в самом деле заботится о моем благе и предан мне всем сердцем. Нужно было немедленно привести его совет в исполнение. Тотчас же мы вчетвером принялись за распашку нового поля. Мы усердно разрыхляли почву насколько это возможно при деревянных орудиях , и через месяц, когда наступило время посева, у нас был большой участок тщательно распаханной земли, на котором мы высеяли двадцать два бушеля ячменя и шестнадцать бушелей риса, то есть все зерно, какое я мог выделить на посев. Теперь, когда нас четверо, дикари могли быть нам страшны лишь в том случае, если бы они нагрянули в очень большом количестве. Мы не боялись дикарей и свободно бродили по всему острову. А так как все мы мечтали только о том, как бы нам скорее уехать отсюда, каждый из нас охотно трудился для осуществления этой мечты.
Во время своих скитаний по острову я отмечал деревья, пригодные для постройки корабля. Испанец и Пятница с отцом принялись рубить эти деревья. Я показал им, с какими неимоверными трудностями я вытесывал каждую доску из цельного древесного ствола, и мы стали все вместе заготовлять новый запас досок. Мы натесали их около дюжины. То были крепкие дубовые доски тридцати пяти футов длины, двух футов ширины и от двух до четырех дюймов толщины. Всякому ясно, сколько тяжелого труда было вложено в эту работу. В то же время я старался по возможности увеличить свое маленькое стадо.
Для этого двое из нас ежедневно ходили ловить диких козлят, так что вскоре у нас прибавилось до двадцати голов. Затем нам предстояло еще одно важное дело: надо было позаботиться о заготовлении изюма, так как виноград уже начал созревать. Мы собрали и насушили его в огромном количестве. Наравне с хлебом изюм составлял наше основное питание. Мы все очень любили изюм. Право, я не знаю более вкусной и питательной пищи. Подошло время жатвы.
Урожай риса и ячменя был недурен. Правда, мы ждали, что он будет лучше, но все же он оказался настолько обилен, что теперь мы могли прокормить хоть пятьдесят человек. Мы получили урожай сам-десят. Этого количества должно было с избытком хватить не только на прокормление всей нашей общины до следующего урожая - с таким запасом провианта мы могли смело пуститься в плавание и добраться до любого берега Южной Америки. Куда же ссыпать весь рис и ячмень? Для этого нужны были большие корзины, и мы тотчас же принялись их плести, причем испанец оказался искуснейшим мастером этого дела. Теперь, когда у меня было достаточно мяса и хлеба для прокормления ожидаемых гостей, я разрешил испанцу взять лодку и ехать за ними.
Я строго наказал ему не привозить ни одного человека, не взяв с него клятвенного обещания, что он не только не сделает мне никакого зла, не нападет на меня с оружием в руках, но, напротив, будет защищать меня от всех неприятностей. Эту клятву они должны были изложить на бумаге, и каждый должен был подписаться под ней. В ту минуту я как-то забыл, что у испанцев, потерпевших крушение, не было ни перьев, ни чернил. С этими наставлениями испанец и старый дикарь отправились в путь на той самой пироге, на которой они были привезены на мой остров. Как весело мне было снаряжать их для этого плавания! Ведь за все двадцать семь лет моего заключения на острове я впервые мог надеяться на то, что вырвусь отсюда на волю. Я дал этим людям обильные запасы изюма и хлеба, чтобы хватило для них и для наших будущих гостей.
Наконец я усадил их в пирогу и пожелал им доброго пути. Прощаясь, я условился с ними, что, когда они будут везти в своей пироге испанцев, они поднимут флаг в открытом море, чтобы я мог издали признать их пирогу. Отчалили они при свежем ветре в день полнолуния, в октябре. К сожалению, я не могу указать более точную дату, так как, потеряв однажды верный счет дней и недель, я уже не мог восстановить его. Прошло довольно много времени после отъезда моих путешественников. Я поджидал их со дня на день. Мне казалось, что они запаздывают, что уже дней восемь назад им следовало бы вернуться на остров.
Вдруг произошел один непредвиденный случай, какого еще никогда не бывало за все годы моего пребывания на острове. Как-то на рассвете, когда я еще спал крепким сном, вбегает ко мне Пятница и громко кричит: Я вскочил, мигом оделся, перелез через ограду и выбежал в рощу которая, к слову сказать, так разрослась, что в ту пору ее можно было, скорее, назвать лесом. Я до такой степени забыл об опасности, что, против обыкновения, не захватил с собою никакого оружия. Я был твердо уверен, что это возвращается испанец со своими друзьями. Каково же было мое удивление, когда я увидел в море, милях в пяти от берега, незнакомую лодку с треугольным парусом! Лодка держала курс прямо на остров и, подгоняемая сильным попутным ветром, быстро приближалась. Шла она не со стороны материка, а от южной оконечности острова.
Словом, это была совсем не та лодка, которую мы столько дней ожидали. На всякий случай надо было подготовиться к обороне. Я предложил Пятнице спрятаться в роще и внимательно проследить за находящимися в лодке людьми, так как нам неизвестно, враги они или друзья. Затем я вернулся домой, захватил подзорную трубу и при помощи лестницы взобрался на вершину горы, чтобы, не будучи замеченным, осмотреть всю окрестность; так поступал я всегда, когда опасался нападения врагов. Не успел я взобраться на гору, как тотчас же увидел корабль. Он стоял на якоре у юго-восточной оконечности острова, милях в восьми от моего жилья. От берега до него было не более пяти миль.
Корабль был, несомненно, английский, да и лодка, как я теперь мог убедиться, оказалась английским баркасом. Не могу выразить, какие разнообразные чувства вызвало во мне это открытие! Моя радость при виде корабля, притом английского, радость ожидания близкой встречи с моими соотечественниками значит, с друзьями была выше всякого описания. Вместе с тем какая-то тайная тревога, которую я не мог объяснить, заставляла меня быть настороже. Прежде всего я задал себе вопрос: ради чего английский купеческий корабль зашел в эти места, лежавшие, как мне было известно, в стороне от всех торговых путей англичан? Я знал, что его не могло пригнать бурей, так как за последнее время не было бурь. Если даже на корабле действительно находились англичане, мне все-таки не следовало до поры до времени показываться им на глаза, так как было весьма вероятно, что они явились сюда не с добром.
Я долго прислушивался, не донесутся ли с той стороны крики или песни дикарей. Наконец мне наскучило ждать. Я оставил свои ружья под лестницей и взобрался на вершину холма.
Высовывать голову было опасно. Я спрятался за этой вершиной и стал смотреть в подзорную трубу. Дикари теперь вернулись к своим лодкам.
Их было не менее тридцати человек. Они развели на берегу костёр и, очевидно, готовили на огне какую-то пищу. Что они готовят, я не мог рассмотреть, видел только, что они пляшут вокруг костра с неистовыми прыжками и жестами, как обычно пляшут дикари.
Робинзон Крузо. Глава 22: Робинзон беседует с Пятницей и поучает его
Всех было одиннадцать человек. Трое из них были, очевидно, привезены сюда в качестве пленников, потому что я не заметил при них никакого оружия и мне показалось, что у них связаны ноги. Я видел, как пять человек, выскочившие на берег первыми, вытаскивали их из лодки. Один из пленников, видимо, о чем-то просил: движения его рук выражали и страдание, и мольбу, и отчаяние. Очевидно, он совсем потерял голову. Двое других тоже умоляли о чем-то и тоже воздевали руки к небу, но, в общем, были как будто спокойнее и не так бурно выражали свое горе.
Я смотрел на них и ничего не понимал. Вдруг Пятница крикнул мне: - О Робин Крузо! Смотри: белые человеки тоже кушают человеков, как дикие! Я все еще не понимал, что происходит перед моими глазами, но весь дрожал от ужаса при мысли о том, что сейчас совершится кровавое дело. Мне даже показалось, что один из разбойников занес над головою своей жертвы какое-то оружие, вроде тесака или шпаги.
Вся кровь застыла у меня в жилах: я был уверен, что несчастный свалится мертвым. Как я жалел в ту минуту, что со мной нет испанца и старика дикаря! Я заметил, что ни у кого из разбойников не было с собой ружья. Но обстоятельства сложились иначе. Разбойники, очевидно, не имели намерения убивать своих пленников.
Застращав их и поиздевавшись над ними, злодеи разбежались по острову, желая, вероятно, осмотреть местность, где они очутились. Пленников они оставили на присмотр двух своих товарищей. Но те, должно быть, были пьяны: как только остальные ушли, оба они забрались в лодку и мгновенно уснули. Таким образом, пленники остались одни. Но вместо того чтобы воспользоваться предоставленной им свободой, они сидели на песке, озираясь по сторонам в безысходном отчаянии.
Это напомнило мне первый день моего пребывания на острове. Точно так же и я сидел тогда на берегу, дико озираясь кругом, и тоже считал себя погибшим. Я был уверен тогда, что меня растерзают хищные звери, вскарабкался на дерево и провел там всю ночь. Вообще нет таких ужасов, которые не мерещились бы мне в первое время. А между тем как безмятежно прожил я все эти годы!
Но ничего этого я тогда не предвидел. Так точно и эти трое несчастных приходили в отчаяние, не зная, что избавление близко. Робинзон встречается с капитаном английского судна Разбойники прибыли на остров во время прилива. Покуда они глумились над пленниками, которых они привезли, а потом бродили по незнакомому острову, прошло очень много времени: начался отлив, и лодка очутилась на мели. В ней, как уже сказано, оставалось два человека, которые вскоре уснули.
Через час один из них проснулся и, увидев, что лодка стоит на земле, попробовал протащить ее к воде по песку, но не мог. Тогда он стал звать остальных. Те прибежали и принялись помогать ему, но лодка была такая тяжелая, а песок был такой мокрый и рыхлый, что у них не хватило силы спустить ее на воду. Тогда они, как истые моряки - а моряки, как известно, самый беззаботный народ во всем мире и никогда не думают о будущем, - бросили лодку и снова ушли гулять. Перед тем как уйти, один из них громко сказал другому: - Да брось ее, Джек!
Охота тебе руки мозолить! Вот будет прилив, она и всплывет. Это было сказано по-английски. Значит, они и вправду были мои земляки. Покуда они не ушли, я то сидел, притаившись, за оградой крепости, то наблюдал за ними с вершины холма.
До начала прилива оставалось не меньше десяти часов. Значит, все это время их лодка пролежит на песке. Вечером, когда станет темно, я выйду из своего тайника, подкрадусь к этим матросам поближе, буду следить за каждым их поступком, за каждым движением, и, может быть, мне даже удастся подслушать, о чем они будут говорить. А пока не стемнело нужно было готовиться к бою. Теперь у меня был более сильный и опасный противник, чем прежде, и готовиться следовало более тщательно.
Я долго возился с ружьями, чистил и заряжал их, а потом приказал Пятнице, который к этому времени сделался под моим руководством очень метким стрелком, вооружиться с ног до головы. Я взял себе два охотничьих ружья, а ему дал три мушкета. Остальное оружие мы тоже распределили между собою. Нужно сказать, что в этих доспехах у меня был очень воинственный вид. На мне была моя грубая куртка из козьего меха и огромная мохнатая шапка, у бедра торчала обнаженная сабля, за поясом были два пистолета, на каждом плече по ружью.
Как уже сказано, я решил не предпринимать ничего, пока не стемнеет. Но часа в два, когда солнце стало припекать особенно сильно, я заметил, что матросы ушли в лес и не вернулись. Вероятно, их сморила жара, и они уснули в тени. Их пленникам было не до сна. Несчастные понуро сидели под каким-то громадным деревом, удрученные своей горькой участью.
Расстояние между ними и мной было не больше четверти мили. Их никто не стерег, и я решил, не дожидаясь вечера, пробраться к ним и побеседовать с ними. Мне не терпелось узнать, что они за люди и почему они здесь. Я отправился к ним в том диковинном наряде, который я только что описал. За мною по пятам шагал Пятница.
Он тоже был вооружен с головы до ног, хотя и не казался таким страшилищем, как я. Я подошел к трем пленникам совсем близко они сидели ко мне спиной и не могли видеть меня и громко спросил их по-испански: - Кто вы такие, сеньоры? Они вздрогнули от неожиданности, но, кажется, перепугались еще больше, когда увидели, какое страшилище к ним подошло. Никто из них не ответил ни слова, и мне показалось, что они собираются убежать от меня. Тогда я заговорил по-английски.
Может быть, вы найдете друга там, где меньше всего ожидаете встретить его. Я англичанин и хочу вам помочь. Вы видите: нас только двое; у нас есть оружие и порох. Говорите же прямо: чем мы можем облегчить вашу участь, какое с вами случилось несчастье?
Голова у меня закружилась, ноги задрожали, меня затошнило, я чуть не упал. Всякий раз, когда на корабль налетала большая волна, мне казалось, что мы сию минуту утонем. Всякий раз, когда корабль падал с высокого гребня волны, я был уверен, что ему уже никогда не подняться. Тысячу раз я клялся, что, если останусь жив, если нога моя снова ступит на твёрдую землю, я тотчас же вернусь домой к отцу и никогда за всю жизнь не взойду больше на палубу корабля. Этих благоразумных мыслей хватило у меня лишь на то время, пока бушевала буря. Но ветер стих, волнение улеглось, и мне стало гораздо легче.
Понемногу я начал привыкать к морю. Правда, я ещё не совсем отделался от морской болезни, но к концу дня погода прояснилась, ветер совсем утих, наступил восхитительный вечер. Всю ночь я проспал крепким сном. На другой день небо было такое же ясное. Тихое море при полном безветрии, все озарённое солнцем, представляло такую прекрасную картину, какой я ещё никогда не видал. От моей морской болезни не осталось и следа. Я сразу успокоился, и мне стало весело. С удивлением я оглядывал море, которое ещё вчера казалось буйным, жестоким и грозным, а сегодня было такое кроткое, ласковое. Тут, как нарочно, подходит ко мне мой приятель, соблазнивший меня ехать вместе с ним, хлопает по плечу и говорит: — Ну, как ты себя чувствуешь, Боб? Держу пари, что тебе было страшно.
Признавайся: ведь ты очень испугался вчера, когда подул ветерок? Хорош ветерок! Это был бешеный шквал. Я и представить себе не мог такой ужасной бури! Ах ты, глупец! По-твоему, это буря? Ну, да ты в море ещё новичок: не мудрено, что испугался… Пойдём-ка лучше да прикажем подать себе пуншу, выпьем по стакану и позабудем о буре. Взгляни, какой ясный день! Чудесная погода, не правда ли? Чтобы сократить эту горестную часть моей повести, скажу только, что дело пошло, как обыкновенно у моряков: я напился пьян и утопил в вине все свои обещания и клятвы, все свои похвальные мысли о немедленном возвращении домой.
Как только наступил штиль и я перестал бояться, что волны проглотят меня, я тотчас же позабыл все свои благие намерения. На шестой день мы увидели вдали город Ярмут. Ветер после бури был встречный, так что мы очень медленно подвигались вперёд. В Ярмуте нам пришлось бросить якорь. Мы простояли в ожидании попутного ветра семь или восемь дней. В течение этого времени сюда же пришло много судов из Ньюкасла. Мы, впрочем, не простояли бы гак долго и вошли бы в реку вместе с приливом, но ветер становился все свежее, а дней через пять задул изо всех сил. Так как на нашем корабле якоря и якорные канаты были крепкие, наши матросы не выказывали ни малейшей тревоги. Они были уверены, что судно находится в полной безопасности, и, по обычаю матросов, отдавали все своё свободное время весёлым развлечениям и забавам. Однако на девятый день к утру ветер ещё посвежел, и вскоре разыгрался страшный шторм.
Даже испытанные моряки были сильно испуганы. Я несколько раз слышал, как наш капитан, проходя мимо меня то в каюту, то из каюты, бормотал вполголоса: «Мы пропали! Мы пропали! До сих пор я не испытывал страха: я был уверен, что эта буря так же благополучно пройдёт, как и первая. Но когда сам капитан заявил, что всем нам пришёл конец, я страшно испугался и выбежал из каюты на палубу. Никогда в жизни не приходилось мне видеть столь ужасное зрелище. По морю, словно высокие горы, ходили громадные волны, и каждые три-четыре минуты на нас обрушивалась такая гора. Сперва я оцепенел от испуга и не мог смотреть по сторонам. Когда же наконец я осмелился глянуть назад, я понял, какое бедствие разразилось над нами. На двух тяжело гружённых судах, которые стояли тут же неподалёку на якоре, матросы рубили мачты, чтобы корабли хоть немного освободились от тяжести.
Кто-то крикнул отчаянным голосом, что корабль, стоявший впереди, в полумиле от нас, сию минуту исчез под водой. Ещё два судна сорвались с якорей, буря унесла их в открытое море. Что ожидало их там? Все их мачты были сбиты ураганом. Мелкие суда держались лучше, но некоторым из них тоже пришлось пострадать: два-три судёнышка пронесло мимо наших бортов прямо в открытое море. Вечером штурман и боцман пришли к капитану и заявили ему, что для спасения судна необходимо срубить фок-мачту. Ему очень не хотелось рубить мачту, но боцман стал доказывать, что, если мачту оставить, корабль пойдёт ко дну, — и капитан поневоле согласился. А когда срубили фок-мачту, грот-мачта[2] стала так сильно качаться и раскачивать судно, что пришлось срубить и её. Наступила ночь, и вдруг один из матросов, спускавшийся в трюм, закричал, что судно дало течь. В трюм послали другого матроса, и он доложил, что вода поднялась уже на четыре фута.
Все к помпам! Но матросы растолкали меня и потребовали, чтобы я не отлынивал от работы. Нечего делать, я подошёл к помпе и принялся усердно выкачивать воду. В это время мелкие грузовые суда, которые не могли устоять против ветра, подняли якоря и вышли в открытое море. Увидев их, наш капитан приказал выпалить из пушки, чтобы дать им знать, что мы находимся в смертельной опасности. Услышав пушечный залп и не понимая, в чём дело, я вообразил, что наше судно разбилось. Мне стало так страшно, что я лишился чувств и упал. Но в ту пору каждый заботился о спасении своей собственной жизни, и на меня не обратили внимания. Никто не поинтересовался узнать, что случилось со мной. Один из матросов стал к помпе на моё место, отодвинув меня ногою.
Все были уверены, что я уже мёртв. Так я пролежал очень долго. Очнувшись, я снова взялся за работу. Мы трудились не покладая рук, но вода в трюме поднималась всё выше. Было очевидно, что судно должно затонуть. Правда, шторм начинал понемногу стихать, но для нас не предвиделось ни малейшей возможности продержаться на воде до той поры, пока мы войдём в гавань. Поэтому капитан не переставал палить из пушек, надеясь, что кто-нибудь спасёт нас от гибели. Наконец ближайшее к нам небольшое судно рискнуло спустить шлюпку, чтобы подать нам помощь. Шлюпку каждую минуту могло опрокинуть, но она всё же приблизилась к нам. Увы, мы не могли попасть в неё, так как не было никакой возможности причалить к нашему кораблю, хотя люди гребли изо всех сил, рискуя своей жизнью для спасения нашей.
Мы бросили им канат. Им долго не удавалось поймать его, так как буря относила его в сторону. Но, к счастью, один из смельчаков изловчился и после многих неудачных попыток схватил канат за самый конец. Тогда мы подтянули шлюпку под нашу корму и все до одного спустились в неё. Мы хотели было добраться до их корабля, но не могли сопротивляться волнам, а волны несли нас к берегу. Оказалось, что только в этом направлении и можно грести. Не прошло и четверти часа, как наш корабль стал погружаться в воду. Волны, швырявшие нашу шлюпку, были так высоки, что из-за них мы не видели берега. Лишь в самое короткое мгновение, когда нашу шлюпку подбрасывало на гребень волны, мы могли видеть, что на берегу собралась большая толпа: люди бегали взад и вперёд, готовясь подать нам помощь, когда мы подойдём ближе. Но мы подвигались к берегу очень медленно.
Только к вечеру удалось нам выбраться на сушу, да и то с величайшими трудностями. В Ярмут нам пришлось идти пешком. Там нас ожидала радушная встреча: жители города, уже знавшие о нашем несчастье, отвели нам хорошие жилища, угостили отличным обедом и снабдили нас деньгами, чтобы мы могли добраться куда захотим — до Лондона или до Гулля. Неподалёку от Гулля был Йорк, где жили мои родители, и, конечно, мне следовало вернуться к ним. Они простили бы мне самовольный побег, и все мы были бы так счастливы! Но безумная мечта о морских приключениях не покидала меня и теперь. Хотя трезвый голос рассудка говорил мне, что в море меня ждут новые опасности и беды, я снова стал думать о том, как бы мне попасть на корабль и объездить по морям и океанам весь свет. Мой приятель тот самый, отцу которого принадлежало погибшее судно был теперь угрюм и печален. Случившееся бедствие угнетало его. Он познакомил меня со своим отцом, который тоже не переставал горевать об утонувшем корабле.
Узнав от сына о моей страсти к морским путешествиям, старик сурово взглянул на меня и сказал: — Молодой человек, вам никогда больше не следует пускаться в море. Я слышал, что вы трусливы, избалованы и падаете духом при малейшей опасности. Такие люди не годятся в моряки. Вернитесь скорее домой и примиритесь с родными. Вы сами на себе испытали, как опасно путешествовать по морю. Я чувствовал, что он прав, и не мог ничего возразить. Но всё же я не вернулся домой, так как мне было стыдно показаться на глаза моим близким. Мне чудилось, что все наши соседи будут издеваться надо мной; я был уверен, что мои неудачи сделают меня посмешищем всех друзей и знакомых. Впоследствии я часто замечал, что люди, особенно в молодости, считают зазорными не те бессовестные поступки, за которые мы зовём их глупцами, а те добрые и благородные дела, что совершаются ими в минуты раскаяния, хотя только за эти дела и можно называть их разумными. Таким был и я в ту пору.
Воспоминания о бедствиях, испытанных мною во время кораблекрушения, мало-помалу изгладились, и я, прожив в Ярмуте две-три недели, поехал не в Гулль, а в Лондон. Глава 3 Робинзон попадает в плен. Правда, мне пришлось бы работать больше, чем я привык, зато в конце концов я научился бы мореходному делу и мог бы со временем сделаться штурманом, а пожалуй, и капитаном. Но в ту пору я был так неразумен, что из всех путей всегда выбирал самый худший. Так как в то время у меня была щегольская одежда и в кармане водились деньги, я всегда являлся на корабль праздным шалопаем: ничего там не делал и ничему не учился. Юные сорванцы и бездельники обычно попадают в дурную компанию и в самое короткое время окончательно сбиваются с пути. Такая же участь ждала и меня, но, к счастью, по приезде в Лондон мне удалось познакомиться с почтенным пожилым капитаном, который принял во мне большое участие. Незадолго перед тем он ходил на своём корабле к берегам Африки, в Гвинею. Это путешествие дало ему немалую прибыль, и теперь он собирался снова отправиться в те же края. Я понравился ему, так как был в ту пору недурным собеседником.
Он часто проводил со мною свободное время и, узнав, что я желаю увидеть заморские страны, предложил мне пуститься в плавание на его корабле. Вы будете на корабле моим гостем. Если же вы захватите с собой какие-нибудь вещи и вам удастся очень выгодно сбыть их в Гвинее, вы получите целиком всю прибыль. Попытайте счастья — может быть, вам и повезёт. Так как этот капитан пользовался общим доверием, я охотно принял его приглашение. Отправляясь в Гвинею, я захватил с собой кое-какого товару: закупил на сорок фунтов стерлингов[5] различных побрякушек и стеклянных изделий, находивших хороший сбыт у дикарей. Эти сорок фунтов я добыл при содействии близких родственников, с которыми состоял в переписке: я сообщил им, что собираюсь заняться торговлей, и они уговорили мою мать, а быть может, отца помочь мне хоть незначительной суммой в первом моем предприятии. Эта поездка в Африку была, можно сказать, моим единственным удачным путешествием. Конечно, своей удачей я был всецело обязан бескорыстию и доброте капитана. Во время пути он занимался со мной математикой и учил меня корабельному делу.
Ему доставляло удовольствие делиться со мной своим опытом, а мне — слушать его и учиться у него. Путешествие сделало меня и моряком и купцом: я выменял на свои побрякушки пять фунтов и девять унций[6] золотого песку, за который по возвращении в Лондон получил изрядную сумму. Итак, я мог считать себя богатым промышленником, ведущим успешную торговлю с Гвинеей. Но, на моё несчастье, мой друг капитан вскоре по возвращении в Англию умер, и мне пришлось совершить второе путешествие на свой страх, без дружеского совета и помощи. Я отплыл из Англии на том же корабле. Это было самое несчастное путешествие, какое когда-либо предпринимал человек. Однажды на рассвете, когда мы после долгого плавания шли между Канарскими островами и Африкой, на нас напали пираты — морские разбойники. Это были турки из Салеха. Они издали заметили нас и на всех парусах пустились за нами вдогонку. Сначала мы надеялись, что нам удастся спастись от них бегством, и тоже подняли все паруса.
Но вскоре стало ясно, что через пять-шесть часов они непременно догонят нас. Мы поняли, что нужно готовиться к бою. У нас было двенадцать пушек, а у врага — восемнадцать. Около трёх часов пополудни разбойничий корабль догнал нас, но пираты сделали большую ошибку: вместо того чтобы подойти к нам с кормы, они подошли с левого борта, где у нас было восемь пушек. Воспользовавшись их ошибкой, мы навели на них все эти пушки и дали залп. Турок было не меньше двухсот человек, поэтому они ответили на нашу пальбу не только пушечным, но и оружейным залпом из двух сотен ружей. К счастью, у нас никого не задело, все остались целы и невредимы. После этой схватки пиратское судно отошло на полмили[7] и стало готовиться к новому нападению. Мы же, со своей стороны, приготовились к новой защите. На этот раз враги подошли к нам с другого борта и взяли нас на абордаж, то есть зацепились за наш борт баграми; человек шестьдесят ворвались на палубу и первым делом бросились рубить мачты и снасти.
Мы встретили их ружейной стрельбой и дважды очищали от них палубу, но всё же принуждены были сдаться, так как наш корабль уже не годился для дальнейшего плавания. Трое из наших людей были убиты, восемь человек ранены. Нас отвезли в качестве пленников в морской порт Салех, принадлежавший маврам. Я горько заплакал: мне вспомнилось предсказание отца, что рано или поздно со мной случится беда и никто не придёт мне на помощь. Я думал, что именно меня и постигла такая беда. Увы, я не подозревал, что меня ждали впереди ещё более тяжёлые беды. Так как мой новый господин, капитан разбойничьего судна, оставил меня при себе, я надеялся, что, когда он снова отправится грабить морские суда, он возьмёт с собою и меня. Я был твёрдо уверен, что в конце концов он попадётся в плен какому-нибудь испанскому или португальскому военному кораблю и тогда мне возвратят свободу. Но скоро я понял, что эти надежды напрасны, потому что в первый же раз, как мой господин вышел в море, он оставил меня дома исполнять чёрную работу, какую обычно исполняют рабы. С этого дня я только и думал о побеге.
Но бежать было невозможно: я был одинок и бессилен. Среди пленников не было ни одного англичанина, которому я мог бы довериться. Два года я протомился в плену, не имея ни малейшей надежды спастись. Но на третий год мне всё же удалось бежать. Мой господин постоянно, раз или два в неделю, брал корабельную шлюпку и выходил на взморье ловить рыбу. В каждую такую поездку он брал с собой меня и одного мальчишку, которого звали Ксури. Мы усердно гребли и по мере сил развлекали своего господина. А так как я, кроме того, оказался недурным рыболовом, он иногда посылал нас обоих — меня и этого Ксури — за рыбой под присмотром одного старого мавра, своего дальнего родственника. Однажды мой хозяин пригласил двух очень важных мавров покататься с ним на его парусной шлюпке. Для этой поездки он заготовил большие запасы еды, которые с вечера отослал к себе в шлюпку.
Шлюпка была просторная. Хозяин ещё года два назад приказал своему корабельному плотнику устроить в ней небольшую каюту, а в каюте — кладовую для провизии. В эту кладовую я и уложил все запасы. Я сделал всё, что мне было приказано: вымыл палубу, поднял на мачте флаг и на другой день с утра сидел в шлюпке, поджидая гостей. Вдруг хозяин пришёл один и сказал, что его гости не поедут сегодня, так как их задержали дела. Затем он велел нам троим — мне, мальчику Ксури и мавру — идти в нашей шлюпке на взморье за рыбой. Вот тут-то снова пробудилась во мне давнишняя мечта о свободе. Теперь у меня было судно, и, как только хозяин ушёл, я стал готовиться — но не к рыбной ловле, а к далёкому плаванию. Правда, я не знал, куда я направлю свой путь, но всякая дорога хороша — лишь бы уйти из неволи. Старик согласился со мною и вскоре принёс большую корзину с сухарями и три кувшина пресной воды.
Я знал, где стоит у хозяина ящик с вином, и, покуда мавр ходил за провизией, я переправил все бутылки на шлюпку и поставил их в кладовую, как будто они были ещё раньше припасены для хозяина. Кроме того, я принёс огромный кусок воску фунтов пятьдесят весом да прихватил моток пряжи, топор, пилу и молоток. Все это нам очень пригодилось впоследствии, особенно воск, из которого мы делали свечи. Я придумал ещё одну хитрость, и мне опять удалось обмануть простодушного мавра. Его имя было Измаил, поэтому все называли его Моли. Вот я и сказал ему: — Моли, на судне есть хозяйские охотничьи ружья. Хорошо бы достать немного пороху и несколько зарядов — может быть, нам посчастливится подстрелить себе на обед куликов. Хозяин держит порох и дробь на корабле, я знаю. И он принёс большую кожаную сумку с порохом — фунта полтора весом, а пожалуй, и больше, да другую, с дробью, — фунтов пять или шесть. Он захватил также и пули.
Всё это было сложено в шлюпке. Кроме того, в хозяйской каюте нашлось ещё немного пороху, который я насыпал в большую бутыль, вылив из неё предварительно остатки вина. Запасшись, таким образом, всем необходимым для дальнего плавания, мы вышли из гавани, будто бы на рыбную ловлю. Я опустил мои удочки в воду, но ничего не поймал я нарочно не вытаскивал удочек, когда рыба попадалась на крючок. Надо отойти подальше в море. Быть может, вдали от берега рыба будет лучше клевать. Не подозревая обмана, старый мавр согласился со мною и, так как он стоял на носу, поднял парус. Я же сидел за рулём, на корме, и, когда судно отошло мили на три в открытое море, я лёг в дрейф[9] — как бы для того, чтобы снова приступить к рыбной ловле. Затем, передав мальчику руль, я шагнул на нос, подошёл к мавру сзади, внезапно приподнял его и бросил в море. Он сейчас же вынырнул, потому что плавал, как пробка, и стал кричать мне, чтобы я взял его в шлюпку, обещая, что поедет со мною хоть на край света.
Он так быстро плыл за судном, что догнал бы меня очень скоро ветер был слабый, и шлюпка еле двигалась. Видя, что мавр скоро догонит нас, я побежал в каюту, взял там одно из охотничьих ружей, прицелился в мавра и сказал: — Я не желаю тебе зла, но оставь меня сейчас же в покое и скорее возвращайся домой! Ты хороший пловец, море тихое, ты легко доплывёшь до берега. Поворачивай назад, и я не трону тебя. Но, если ты не отстанешь от шлюпки, я прострелю тебе голову, потому что твёрдо решил добыть себе свободу. Он повернул к берегу и, я уверен, доплыл до него без труда. Конечно, я мог взять с собой этого мавра, но на старика нельзя было положиться. Когда мавр отстал от шлюпки, я обратился к мальчику и сказал: — Ксури, если ты будешь мне верен, я сделаю тебе много добра. Поклянись, что ты никогда не изменишь мне, иначе я и тебя брошу в море. Мальчик улыбнулся, глядя мне прямо в глаза, и поклялся, что будет мне верен до гроба и поедет со мной, куда я захочу.
Говорил он так чистосердечно, что я не мог не поверить ему. Покуда мавр не приблизился к берегу, я держал курс в открытое море, лавируя против ветра, чтобы все думали, будто мы идём к Гибралтару. Но, как только начало смеркаться, я стал править на юг, придерживая слегка к востоку, потому что мне не хотелось удаляться от берега. Дул очень свежий ветер, но море было ровное, спокойное, и потому мы шли хорошим ходом. Когда на другой день к трём часам впереди в первый раз показалась земля, мы очутились уже миль на полтораста южнее Салеха, далеко за пределами владений марокканского султана, да и всякого другого из африканских царей. Берег, к которому мы приближались, был совершенно безлюден. Но в плену я набрался такого страху и так боялся снова попасть к маврам в плен, что, пользуясь благоприятным ветром, подгонявшим моё судёнышко к югу, пять дней плыл вперёд и вперёд, не становясь на якорь и не сходя на берег. Через пять дней ветер переменился: подуло с юга, и так как я уже не боялся погони, то решил подойти к берегу и бросил якорь в устье какой-то маленькой речки. Не могу сказать, что это за речка, где она протекает и какие люди живут на её берегах. Берега её были пустынны, и это меня очень обрадовало, так как у меня не было никакого желания видеть людей.
Единственное, что мне было нужно, — пресная вода. Мы вошли в устье под вечер и решили, когда стемнеет, добраться до суши вплавь и осмотреть все окрестности. Но, как только стемнело, мы услышали с берега ужасные звуки: берег кишел зверями, которые так бешено выли, рычали, ревели и лаяли, что бедный Ксури чуть не умер со страху и стал упрашивать меня не сходить на берег до утра. Но, может быть, при дневном свете мы увидим людей, от которых нам придётся, пожалуй, ещё хуже, чем от лютых тигров и львов. Мне было приятно, что мальчишка ведёт себя молодцом. Чтобы он и впредь не унывал, я дал ему глоток вина. Я последовал его совету, и всю ночь мы простояли на якоре, не выходя из лодки и держа наготове ружья. До самого утра нам не пришлось сомкнуть глаз. Часа через два-три после того, как мы бросили якорь, мы услышали ужасный рёв каких-то огромных зверей очень странной породы какой — мы и сами не знали. Звери приблизились к берегу, вошли в речку, стали плескаться и барахтаться в ней, желая, очевидно, освежиться, и при этом визжали, ревели и выли; таких отвратительных звуков я до той поры никогда не слыхал.
Ксури дрожал от страха; правду сказать, испугался и я. Но мы оба ещё больше испугались, когда услышали, что одно из чудовищ плывёт к нашему судну. Мы не могли его видеть, но только слышали, как оно отдувается и фыркает, и угадали по одним этим звукам, что чудовище огромно и свирепо. Мы только отпустим канат подлиннее и отойдём подальше в море — звери не погонятся за нами. Но едва я произнёс эти слова, как увидел неизвестного зверя на расстоянии двух весел от нашего судна. Я немного растерялся, однако сейчас же взял из каюты ружье и выстрелил. Зверь повернул назад и поплыл к берегу. Невозможно описать, какой яростный рёв поднялся на берегу, когда прогремел мой выстрел: должно быть, здешние звери никогда раньше не слышали этого звука. Тут я окончательно убедился, что в ночное время выходить на берег нельзя. Но можно ли будет рискнуть высадиться днём — этого мы тоже не знали.
Стать жертвой какого-нибудь дикаря не лучше, чем попасться в когти льву или тигру. Но нам во что бы то ни стало нужно было сойти на берег здесь или в другом месте, так как у нас не осталось ни капли воды. Нас давно уже мучила жажда. Наконец наступило долгожданное утро. Ксури заявил, что, если я пущу его, он доберётся до берега вброд и постарается раздобыть пресной воды. А когда я спросил его, отчего же идти ему, а не мне, он ответил: — Если придёт дикий человек, он съест меня, а вы останетесь живы. В этом ответе прозвучала такая любовь ко мне, что я был глубоко растроган. А если явится дикий человек, мы застрелим его, и он не съест ни тебя, ни меня. Я дал мальчику сухарей и глоток вина; затем мы подтянулись поближе к земле и, соскочив в воду, направились к берегу вброд, не взяв с собой ничего, кроме ружей да двух пустых кувшинов для воды. Я не хотел удаляться от берега, чтобы не терять из виду нашего судна.
Я боялся, что вниз по реке к нам могут спуститься в своих пирогах[10] дикари. Но Ксури, заметив ложбинку на расстоянии мили от берега, помчался с кувшином туда. Вдруг я вижу — он бежит назад. Оказалось, он убил какого-то зверька, вроде нашего зайца, только шерсть у него была другого цвета и ноги длиннее. Мы оба были рады этой дичи, но я ещё больше обрадовался, когда Ксури сказал мне, что он отыскал в ложбине много хорошей пресной воды.
Подошло время жатвы. Урожай риса и ячменя был недурен. Правда, мы ждали, что он будет лучше, но все же он оказался настолько обилен, что теперь мы могли прокормить хоть пятьдесят человек. Мы получили урожай сам-десят. Этого количества должно было с избытком хватить не только на прокормление всей нашей общины до следующего урожая - с таким запасом провианта мы могли смело пуститься в плавание и добраться до любого берега Южной Америки.
Куда же ссыпать весь рис и ячмень? Для этого нужны были большие корзины, и мы тотчас же принялись их плести, причем испанец оказался искуснейшим мастером этого дела. Теперь, когда у меня было достаточно мяса и хлеба для прокормления ожидаемых гостей, я разрешил испанцу взять лодку и ехать за ними. Я строго наказал ему не привозить ни одного человека, не взяв с него клятвенного обещания, что он не только не сделает мне никакого зла, не нападет на меня с оружием в руках, но, напротив, будет защищать меня от всех неприятностей. Эту клятву они должны были изложить на бумаге, и каждый должен был подписаться под ней. В ту минуту я как-то забыл, что у испанцев, потерпевших крушение, не было ни перьев, ни чернил. С этими наставлениями испанец и старый дикарь отправились в путь на той самой пироге, на которой они были привезены на мой остров. Как весело мне было снаряжать их для этого плавания! Ведь за все двадцать семь лет моего заключения на острове я впервые мог надеяться на то, что вырвусь отсюда на волю. Я дал этим людям обильные запасы изюма и хлеба, чтобы хватило для них и для наших будущих гостей.
Наконец я усадил их в пирогу и пожелал им доброго пути. Прощаясь, я условился с ними, что, когда они будут везти в своей пироге испанцев, они поднимут флаг в открытом море, чтобы я мог издали признать их пирогу. Отчалили они при свежем ветре в день полнолуния, в октябре. К сожалению, я не могу указать более точную дату, так как, потеряв однажды верный счет дней и недель, я уже не мог восстановить его. Прошло довольно много времени после отъезда моих путешественников. Я поджидал их со дня на день. Мне казалось, что они запаздывают, что уже дней восемь назад им следовало бы вернуться на остров. Вдруг произошел один непредвиденный случай, какого еще никогда не бывало за все годы моего пребывания на острове. Как-то на рассвете, когда я еще спал крепким сном, вбегает ко мне Пятница и громко кричит: Я вскочил, мигом оделся, перелез через ограду и выбежал в рощу которая, к слову сказать, так разрослась, что в ту пору ее можно было, скорее, назвать лесом. Я до такой степени забыл об опасности, что, против обыкновения, не захватил с собою никакого оружия.
Я был твердо уверен, что это возвращается испанец со своими друзьями. Каково же было мое удивление, когда я увидел в море, милях в пяти от берега, незнакомую лодку с треугольным парусом! Лодка держала курс прямо на остров и, подгоняемая сильным попутным ветром, быстро приближалась. Шла она не со стороны материка, а от южной оконечности острова. Словом, это была совсем не та лодка, которую мы столько дней ожидали. На всякий случай надо было подготовиться к обороне. Я предложил Пятнице спрятаться в роще и внимательно проследить за находящимися в лодке людьми, так как нам неизвестно, враги они или друзья. Затем я вернулся домой, захватил подзорную трубу и при помощи лестницы взобрался на вершину горы, чтобы, не будучи замеченным, осмотреть всю окрестность; так поступал я всегда, когда опасался нападения врагов. Не успел я взобраться на гору, как тотчас же увидел корабль. Он стоял на якоре у юго-восточной оконечности острова, милях в восьми от моего жилья.
От берега до него было не более пяти миль. Корабль был, несомненно, английский, да и лодка, как я теперь мог убедиться, оказалась английским баркасом. Не могу выразить, какие разнообразные чувства вызвало во мне это открытие! Моя радость при виде корабля, притом английского, радость ожидания близкой встречи с моими соотечественниками значит, с друзьями была выше всякого описания. Вместе с тем какая-то тайная тревога, которую я не мог объяснить, заставляла меня быть настороже. Прежде всего я задал себе вопрос: ради чего английский купеческий корабль зашел в эти места, лежавшие, как мне было известно, в стороне от всех торговых путей англичан? Я знал, что его не могло пригнать бурей, так как за последнее время не было бурь. Если даже на корабле действительно находились англичане, мне все-таки не следовало до поры до времени показываться им на глаза, так как было весьма вероятно, что они явились сюда не с добром. Уж лучше мне и впредь оставаться на острове, чем довериться подозрительным людям и очутиться в руках каких-нибудь разбойников или убийц! Стоя на горе, я продолжал следить за приближавшейся к острову лодкой.
Вдруг она сделала крутой поворот и пошла вдоль берега по направлению к бухточке, где я когда-то приставал с плотами. Очевидно, сидевшие в лодке высматривали, где бы лучше пристать. Они не заметили бухточки, а причалили в другом месте, в полумиле от нее. Я был счастлив, что они высадились именно там, ибо, если бы они вошли в бухточку, они очутились бы, так сказать, у порога моего жилья и - кто знает! Люди вышли на берег, и я мог убедиться, что это действительно англичане, по крайней мере большинство из них. Одного или двух я, правда, принял за голландцев, но я ошибся, как оказалось потом. Всех было одиннадцать человек. Трое из них были, очевидно, привезены сюда в качестве пленников, потому что я не заметил при них никакого оружия и мне показалось, что у них связаны ноги. Я видел, как пять человек, выскочившие на берег первыми, вытаскивали их из лодки. Один из пленников, видимо, о чем-то просил: движения его рук выражали и страдание, и мольбу, и отчаяние.
Очевидно, он совсем потерял голову. Двое других тоже умоляли о чем-то и тоже воздевали руки к небу, но, в общем, были как будто спокойнее и не так бурно выражали свое горе. Я смотрел на них и ничего не понимал. Вдруг Пятница крикнул мне: - О Робин Крузо! Смотри: белые человеки тоже кушают человеков, как дикие! Я все еще не понимал, что происходит перед моими глазами, но весь дрожал от ужаса при мысли о том, что сейчас совершится кровавое дело. Мне даже показалось, что один из разбойников занес над головою своей жертвы какое-то оружие, вроде тесака или шпаги. Вся кровь застыла у меня в жилах: я был уверен, что несчастный свалится мертвым. Как я жалел в ту минуту, что со мной нет испанца и старика дикаря! Я заметил, что ни у кого из разбойников не было с собой ружья.
Но обстоятельства сложились иначе. Разбойники, очевидно, не имели намерения убивать своих пленников. Застращав их и поиздевавшись над ними, злодеи разбежались по острову, желая, вероятно, осмотреть местность, где они очутились. Пленников они оставили на присмотр двух своих товарищей. Но те, должно быть, были пьяны: как только остальные ушли, оба они забрались в лодку и мгновенно уснули.
Обеспеченные необходимыми припасами, они не изменили своей привычке: почти все свое время моряки играли, вначале на деньги, а потом на различные участки острова.
Так прошло три года. И только в 1703 на Мас-а-Тьерра появился Александр Селькирк, 26 летний шотландский моряк, служивший боцманом на галере "Сенк пор", который повздорил с капитаном и сошел на берег "по собственному желанию". Именно так записано в судовом журнале. Селькирк был высажен на необитаемый остров, входящий в архипелаг Хуана Фернандеса, где он и провел более четырех лет в полном одиночестве. Именно его история послужила источником вдохновения Даниэлю Дефо, и он написал замечательную книгу с длинным названием: "Жизнь и удивительные приключения Робинзона Крузо, моряка из Йорка, прожившего двадцать восемь лет в полном одиночестве на необитаемом острове у берегов Америки близ устья реки Ориноко, куда он был выброшен кораблекрушением, во время которого весь экипаж корабля, кроме него, погиб, с изложением его неожиданного освобождения пиратами, написанные им самим". Книга принесла всемирную известность не только своему автору Даниэлю Дефо, прототипу главного героя Александру Селькирку, но и самому архипелагу.
Она находится на высоте 550 м над уровнем океана. На ней установлена мемориальная доска в честь Робинзона.
Виртуальная выставка одной книги "Д. Дефо «Робинзон Крузо»"
Пятница из Робинзона Крузо. Робинзон Крузо на острове с пятницей. лохотрон. фантоций робинзон крузо дзинь-дзинь. Найдите в тексте Д. Дефо «Робинзон Крузо» описание морального состояния главного героя, когда он узнал, что спасся после кораблекрушения. Крузо и Пятница освобождают капитана и помогают ему вернуть контроль над судном. Читать бесплатно онлайн по главам Robinson Crusoe. Книга Даниэля Дефо о приключениях Робинзона Крузо Роман 1719 года. И еще не совсем свежие новости от Робинзона. За Пятницей приходит суббота, а значит новый игровой день.
Беседа Робинзона Крузо и Пятницы о Боге
Смотрите видео на тему «фильм пятница робинзон крузо» в TikTok (тикток). Уж, сколько анекдотов про этого Пятницу. 25 апреля 1917 года впервые был опубликован роман Даниеля Дефо «Робинзон Крузо».
Робинзон и Пятница нашего времени
У него на острове было три дома. Два возле берега, чтобы увидеть если мимо будет проплывать корабль, а другой дом в центре острова, где росли виноград и лимоны. Прбыв на острове 25 лет он заметил на северном берегу острова человеческие следы и кости. Чуть позже на том же берегу он увидел дым от костра, взобравшись на холм, Робинзон Крузо разглядел в подзорную трубу дикарей и двух пленных. Одного они уже ели, а другой ждал своей участи.
Но вдруг пленный побежал в сторону дома Крузо, за ним побежали два дикаря. Это обрадовало Робинзона и он побежал им навстречу. Робинзон Крузо спас пленного, назвав его Пятница. Пятница стал сожителем и работником Робинзона.
Еще два года спустя к ним на остров подплыла лодка с английским флагом. На ней было трое пленных, их вытащили из лодки и оставили на берегу, а другие пошли осматривать остров. Крузо и Пятница подошли к пленным. Их капитан рассказал, что его корабль взбунтовался и зачинщики бунта решили оставить капитана, его помощника и пассажира на этом, как они думали, необитаемом острове.
Крузо был настолько уверен в ее надежности, что решил опробовать ее и объехать на ней вкруговую остров. Опрометчивое решение чуть не привело к трагедии. Лодка чуть было не оказалась в открытом море. Течение было настолько сильным, что еще немного и ее бы унесло. Лишь благодаря тому, что течение ослабло, удалось вернуться домой, чему отважный моряк был несказанно рад.
За десять лет жизни на острове он стал для него совсем родным. Очередным творением рук Робинзона стала курительная трубка. Он по праву гордился собой. Глава 16 Шел одиннадцатый год пребывания на острове. Запасы пороха исчерпали себя.
Не желая оставаться без мясной пищи, Крузо пробует приручить горных коз. Схватив пару особей, он начинает морить их голодом, чтобы быстрее приручились и привыкли к человеку. Полтора году ушло у него на то, чтобы его козы расплодились до большого стада. Ему пришлось построить для них целый загон. Зато проблема с недостатком мяса была решена.
Теперь он сыт, одет и счастлив, иногда ощущая себя чуть ли не королем. Вот только вместо слуг были одни животные. Все понимающие, но безмолвные. Глава 17 Удивлению Робинзона не было предела, когда во время очередной прогулки по острову, он увидел на песке отпечаток человеческой ноги. Это стало для него открытием.
Он не понимал, откуда здесь мог появиться человек. Ему стало страшно. Вдруг это дикари? Три дня он ломал голову над этой загадкой. Сон пропал, на улицу выходить стало опасно.
Взяв себя в руки, он решил обезопасить себя и жилище. Построил дальний загон для коз, куда перегнал всех животных. Вокруг дома насадил деревьев, которые через несколько лет должны стать густым лесом. Дикарям не под силу будет отыскать его среди ивняка, разросшегося сплошной стеной. Глава 18 Спустя два года после обнаружения следов на берегу, Робинзон, исследуя западную часть острова, натыкается на еще более страшную находку.
Вокруг пепелища, оставленного после разжигания костра, всюду валялись остатки недавнего пиршества. Это было человеческие черепа и кости. Судя по всему, дикари-людоеды частенько здесь бывали. С тех пор, как он сделал для себя это открытие, Крузо старался не привлекать к себе излишнее внимание, предпочитая отсиживаться на своей территории. На западную часть он больше ни ногой.
В поисках угля он натыкается на огромную пещеру. Она могла стать неплохим убежищем в случае нападения. Самые ценные вещи, включая порох и оружие, для подстраховки он перенес туда. Глава 19 Прошло 24 года. В один из дней недалеко от своего жилища, Крузо увидел высоко вздымающееся пламя костра.
Схватив бинокль и взобравшись на дерево, чтобы получше рассмотреть происходящее, он снова увидел дикарей, устроивших настоящее кровавое пиршество. На этот раз он уже не так боялся людоедов, пообещав себе, что если еще раз увидит их, то убьет всех. Посреди ночи Робинзона разбудил неожиданно раздавшийся пушечный выстрел, свидетельствующий о тревоге. Моряк догадался, что сигнал идет с корабля. Всю ночь он жег костер, чтобы его заметили люди, нуждающиеся в помощи.
Утром, рассматривая берег острова в бинокль, ему удалось увидеть лишь остатки разбившегося о камни судна. Глава 20 Крузо предположил, что из всей команды в живых не осталось никого. Исследуя берег, он обнаружил тело молодого юнги. Парень был мертв. Подплыв к разбитому кораблю, он увидел бегающую в отчаянии по судну собаку.
Она оказалась единственной, кому удалось выжить. Прихватив с корабля полезные на его взгляд вещи, он возвращается домой. Прошло еще два года. Надежда уехать отсюда не покидала его. Одному осуществить побег с острова было не под силу.
Робинзон решил, что ему нужен компаньон. Для этого ему необходимо освободить очередную жертву, забрав ее у каннибалов. Глава 21 Так в его жизни появился Пятница. Такое имя новому другу он дал неслучайно. Именно в пятницу он спас его неминуемой гибели.
Это был юноша лет двадцати шести от роду. Высокий, сильный, миловидный. С его появлением Крузо перестал чувствовать себя одиноким и несчастным. Пятница стал ему не только верным слугой, но и прекрасным товарищем. Он сшил для него одежду.
Научил произносить отдельные слова, понимать в каких случаях отвечать да, а когда говорить нет. Глава 22 Дикарь был хорошим учеником. Он быстро усваивал новый материал. Научился есть мясо животных, познакомился с вареной пищей. Когда Пятница стал более-менее сносно выражаться, он поделился с Робинзоном ценными сведениями, обозначив территориально их местонахождение.
Находились они в районе Карибских островов рядом с которыми живут дикие племена. Если двигаться в западном направлении, то там можно встретить белых людей, жестоких и бородатых. Доплыть до них можно на лодке, при условии, что она будет раза в два больше обычной пироги, иначе счастья не видать. Глава 23 Дикарь рассказал о жи Вокруг пепелища, оставленного после разжигания костра, всюду валялись остатки недавнего пиршества. Глава 23 Дикарь рассказал о живущих на материке семнадцати белых людях.
Однажды их корабль разбился у самого берега. Туземцы спасли их и оставили жить на острове. Робинзон заподозрил друга в предательстве, предположив, что он хочет сбежать к ним, но вскоре понял, что ошибся на его счет. Пятница не раз доказывал ему свою преданность и глупо было делать поспешные выводы. Он сам предложил ему помочь с возвращением домой.
Друзья начали мастерить лодку. Ровно месяц ушел у них на ее строительство. Робинзон оснастил ее рулем и парусом, установил мачту. Осталось дождаться хорошей погоды и в добрый путь. Глава 24 Осуществлению планов помешал очередной визит дикарей.
На этот раз их пленниками стали три человека в числе которых оказался отец Пятницы и испанец.
В 1805 году капитан промыслового судна высадил охотника на острове Беринга «для караулу наловленного промысла» и обещал вернуться за ним через два месяца. Остров Беринга, где провёл 7 лет русский охотник Яков Миньков Но корабль сбился с курса и не смог найти обратной дороги, а бедному охотнику пришлось выживать одному на северном острове с суровым климатом. Он жил в оставленной кем-то маленькой рыболовной хижине, ловил рыбу. Для зимовок Яков Миньков построил себе юрту. Вопреки всем трудностям, северному робинзону удалось выжить, дождаться проходившей мимо острова шхуны и спастись. В 1812 году Яков Миньков вернулся домой. Добровольный робинзон Одним из самых известных в мире добровольных робинзонов стал новозеландец Том Нил.
В 1957 году он поселился на пустынном коралловом острове Суворова посреди Тихого океана его открыл русский путешественник Михаил Лазарев, который плыл на корабле «Суворов». Том Нил подготовился к жизни на острове. Он взял с собой большой запас горючего, спичек, одеял, мыла, привёз кур и свиней, семена злаков. Меню робинзона дополняли рыба, яйца морских черепах и орехи кокосовых пальм. В 1960 году на остров Суворова неожиданно прибыл американский корабль. Том Нил был совсем не рад встрече и отказался от предложенных ему американских газет и журналов. После 9 лет робинзонады Нил ненадолго приехал на родину, чтобы издать свою книгу «Остров для себя», а в 1967 году снова вернулся на остров Суворова. И только в 1977 году уже совсем пожилым человеком добровольный робинзон навсегда покинул свой остров и перебрался на Большую землю.
Источник и фото: pgbooks.
Включайте выпуск! Я постарался сделать его в формате "театр ума", то есть это не просто начитка, а насыщенное звуками и музыкой повествование, чтобы вы могли представить себе картину происходящего и погрузиться в историю. Поставьте лайк, если зашло, напишите коммент с советом автору, как лучше делать историю. В первом выпуске вы узнаете историю появления главного героя книги Д.
«Робинзон Крузо»: краткое содержание, анализ произведения Дефо
Робинзон Крузо начинает вести дневник, из которого читатель узнаёт, что ему всё-таки удалось смастерить из «железного дерева» лопату. На неделе семь Пятниц у Крузо, И всего лишь одна аркебуза. «Пассажиры» — отличный сюрприз под конец года, высокобюджетное развлечение с необычайно аскетичным сюжетом, удавшаяся попытка сделать космический блокбастер из истории про нового Робинзона Крузо.
Робинзон Крузо /2 серия/ Робинзон и Пятница (2002) 1080р
И правда вся эта история напоминает Робинзона Крузо и его повесть о том, как он выживал на острове вместе с Пятницей. Робинзон беседует с Пятницей и поучает его. 25 апреля 1917 года впервые был опубликован роман Даниеля Дефо «Робинзон Крузо».