В 1936-1941 гг. Уманский сначала поверенный в делах, а затем посол СССР в США. Период ситуативного сближения СССР и Германии, начавшийся с подписания 23 августа 1939 года советско-германского договора о ненападении, продолжался несколько месяцев. Дополнительная информация: Отношения Германии и Советского Союза, рассекречивание советских военных документов 1918-1941 и 2006 годов. Встреча Риббентропа и посла СССР в Германии Деканозова.
Как советские дипломаты хотели заключить мир с Германией еще в 1941 году
Речь идет об официальном дневнике посольства фашистской Германии в Москве, в котором зафиксированы события с 22 июня по 21 июля 1941 года. Список послов СССР в Германии (1922—1941) в Справочнике по истории Коммунистической партии и Советского Союза 1898—1991. В печати и в настроениях общественности Германии в отношении к Советскому Союзу, начиная с первых чисел мая 1941 года, наблюдаются некоторые новые моменты. Судьба так называемой Советской Колонии стала предметом переговоров между СССР и Германией при посредничестве дипмиссий Швеции и Болгарии. Посол СССР в Германии Деканозов передает Риббентропу вербальную ноту советского правительства о нарушениях границ СССР немецкими самолетами. «В середине апреля 1941 года посол направился в Германию, чтобы составить ясное представление о планах Гитлера и попытаться в приемлемой форме донести до него мысль, что поход против Советского Союза представляет большую опасность.
22 июня: За восемь дней до войны
Вполне очевидно, что в Кремле был определенный расчет на то, что Токио, имея Пакт о нейтралитете с СССР, с большей свободой действий сосредоточит свои военные усилия на завершении войны в Китае и противостоянии англосаксонским государствам. И хотя бы в первое время не будет допускать чреватых большой войной провокаций на советско-маньчжурской границе. По поводу реакции в Токио на заключение Пакта о нейтралитете Зорге 16 апреля сообщал: Для исторической церемонии необходимо было за месяц отработать строевой шаг, изготовить десятки штандартов и пошить тысячи комплектов формы «Отто Хоцуми Одзаки. Все присутствовавшие, в том числе Коноэ, были чрезвычайно рады заключению пакта. Коноэ немедленно позвонил об этом военному министру Хидэки Тодзио, который не высказал ни удивления, ни радости, ни гнева, но согласился с мнением Коноэ, что ни армия, ни флот, ни Квантунская армия не должны опубликовывать какое-либо заявление в отношении нового пакта. Во время обсуждения вопроса о последствиях пакта вопрос о Сингапуре даже не поднимался.
Главное внимание всех присутствовавших было сосредоточено на вопросе, как использовать пакт для ликвидации войны в Китае. Если Чан Кайши будет продолжать опираться на Америку, тогда было бы полезно обратиться еще раз к Америке с предложением достигнуть дружественного взаимопонимания с Японией в отношении Китая. Отто полагает, что вышеупомянутые пункты лягут в основу будущей внешней политики Японии. Коноэ заявил Отто, что он полагает, что между Мацуокой и Осимой имела место стычка в Берлине, так как Осима прислал телеграмму, в которой выражает недовольство поведением Мацуоки в Берлине. Фото: Wikimedia Commons.
Авторами записей, кроме Шуленбурга, также были Хильгер и германский военный атташе. Цитата из этого дневника: «Остановка у временной платформы. Станция, судя по всему, находится лишь в стадии строительства. Вдали виднеются два больших деревянных дома и красная кирпичная водонапорная башня. Все это похоже на дом отдыха". Вот эта самая водонапорная башня из красного кирпича, менее, чем в 100 метрах от моих владений: Кстати, пребывание в Костроме обошлось немцам в кругленькую сумму — 16 тыс. А вот это остатки деревянных корпусов, в одном из которых, возможно, был расквартирован посол фашисткой Германии Шуленбург с немецкими дипломатами: 01 июля 1941 года немцы были отправлены через Москву в Ленинакан, а затем уже на болгаро-турецкую границу. Следует отметить, что интернирование советских дипломатов сопровождалось задержаниями, пытками и унижениями со стороны гестапо и полиции, особенно досталась сотрудникам торгпредства в Берлине. Всего в обмене участвовало 140 человек с немецкой стороны и более 1000 — со стороны СССР.
По решительному настоянию СССР обмен был произведен по принципу «всех на всех», вопреки первоначальным планам немцев осуществить обмен исходя из арифметического подхода.
Ложь Шуленбурга была шита белыми нитками, что особенно бросалось в глаза, когда он сообщил, что Германия является всего лишь «заинтересованным наблюдателем» за событиями на Балканах и это при том, что Югославия и Греция к тому времени уже были оккупированы вермахтом и его союзниками и что концентрация германских войск у советской границы а, по данным советской разведки, в мае 1941 года их численность достигла уже почти 3 млн. Заключительная часть беседы Шуленбурга и Деканозова 5 мая приняла и вовсе интересный оборот. В ответ на вопрос Деканозова, известны ли германскому послу слухи о близящейся войне, которые циркулируют не только «в Берлине и Германии», но и Москве, тот вопреки очевидным фактам «ответил отрицательно». Однако далее, в явном противоречии со сказанным ранее заявил, что «уже получил указание из Берлина категорически опровергать всякие слухи о предстоящей войне между СССР и Германией», что сам он считает эти слухи «взрывчатым веществом», что их надо пресечь, «сломать им острие», и «в этом он видит свою задачу как посла в СССР». Однако, продолжал Шуленбург, «он не знает, что можно было бы предпринять, чтобы пресечь их. Он не думал об этом и не имеет на этот счет никаких указаний из Берлина и вообще ведет со мной этот разговор в частном порядке. Вмешавшись в разговор, Хильгер заявил, что, по его мнению, нужно, может быть, сделать что-либо в противовес последним заявлениям советского правительства. Шуленбург добавил, что, по его мнению, надо обдумать нам обоим этот вопрос и, встретившись еще раз за завтраком в Москве, обменяться взглядами».
На намек Деканозова, что такой важный вопрос лучше было бы решать путем прямого контакта с наркомом иностранных дел и советским правительством, ясного ответа со стороны Шуленбурга не последовало. На завтраке 9 мая Деканозов, доложивший перед этим о беседе с Шуленбургом Молотову и получивший от него соответствующие указания, выступил с предложением опубликовать совместное советско-германское коммюнике, «в котором, например, можно было бы указать, что с определенного времени распространяются слухи о напряженности советско-германских отношений и о назревающем якобы конфликте между СССР и Германией, что эти слухи не имеют под собой основания и распространяются враждебными СССР и Германии элементами». Шуленбург со своей стороны, ссылаясь на то, что согласование такого коммюнике может занять много времени, а «действовать надо быстро», предложил, чтобы Сталин по собственной инициативе обратился «с письмами к руководящим политическим деятелям ряда дружественных СССР стран, например, к Мацуоке, Муссолини и Гитлеру», в которых заявил бы, «что СССР будет и в дальнейшем проводить дружественную этим странам политику», а во второй части письма, адресованного Гитлеру, предложил бы также выступить с совместным коммюнике, содержащим опровержение слухов «по поводу якобы имеющегося обострения советско-германских отношений и даже якобы возможности конфликта между нашими странами. На это последовал бы ответ фюрера, и вопрос, по мнению Ш[уленбурга], был бы разрешен». Шуленбург высказал даже предположение, что для доставки в Берлин курьера с обращением Сталина Гитлер может выслать «специальный самолет». Он попросил доложить его соображения Молотову и предложил Деканозову еще раз встретиться и обсудить вопрос за завтраком. Предложение Шуленбурга было в высшей степени коварным. Его реализация могла не только дать немцам выигрыш во времени в их военных приготовлениях и автоматически парализовать действия советского правительства по укреплению обороны, но и иметь для СССР далекоидущие политические последствия. Тем самым Советский Союз продемонстрировал бы перед всем миром свою слабость и готовность следовать в фарватере политики Германии и Тройственного пакта.
Это, в свою очередь, дополнительно осложнило бы его и без того непростые отношения с Великобританией да и с США и в случае войны с Германией и ее союзниками могло грозить Советскому Союзу полной политической изоляцией. Но что еще хуже, СССР сам поставил бы себя в определенную зависимость от Германии, поскольку та получила бы возможность интерпретировать любое его действие как отступление от официального обещания проводить дружественную политику и тем самым оказывать давления на Москву для принуждения ее к серьезным уступкам, вплоть до территориальных, а то и использовать как повод для объявления войны. Естественно, на принятие предложения Шуленбурга советское правительство пойти не могло. На встрече 12 мая Деканозов сообщил германскому послу, что Сталин и Молотов в принципе не возражают против сделанного им предложения, но речь может идти лишь об обмене письмами с заранее согласованным содержанием, причем только между руководителями СССР и Германии, и что «Сталин считает, что г-ну Шуленбургу следовало бы договориться с Молотовым о содержании и тексте писем, а также о совместном коммюнике». Такое предложение явно не вписывалось в рамки запланированной немцами акции. Поэтому в ответ на сказанное Деканозовым Шуленбург заявил, что сделал свое предложение «в частном порядке», «не имея на это никаких полномочий», что он «не может продолжить этих переговоров в Москве с Молотовым, так как не имеет соответствующего поручения от своего правительства» и в настоящее время «сомневается даже, получит ли он такое поручение». Он вновь предложил, чтобы «Сталин сам от себя спонтанно обратился с письмом к Гитлеру» и чтобы Молотов, принимая Шуленбурга, «сам начал беседовать с ним, Шуленбургом, на эту тему» или чтобы Деканозову была дана «санкция здесь, в Москве», сделать «соответственные предложения в Берлине Вайцзеккеру или Риббентропу». После этих заявлений Шуленбург свернул обсуждение вопроса, являвшегося предметом встречи. Намеки же германского посла и Хильгера в конце беседы на то, что Шуленбург, который, как он сам подчеркнул, «всегда стремился к дружественным отношениям между нашими странами», в любой момент может быть заменен на посту посла кем-то другим, имеющим иную позицию, должны были подтолкнуть советскую сторону к мысли о том, что действовать нужно немедленно, пока Шуленбург все еще находится в Москве.
Нельзя не отметить, что позиция, занятая и озвученная Шуленбургом на последней встрече с Деканозовым, видимо, была заранее оговорена и затем еще раз подтверждена Берлином. Утром 12 мая, перед завтраком с советским послом, Шуленбург получил послание от Вёрмана, фактически представлявшее собой в завуалированной форме «инструкцию для беседы»: следует говорить, «что Вам не было дано никаких указаний относительно переговоров с Советами. Вы якобы будете ждать инициативы Советов для начала каких-то переговоров». Но инициативы советской стороны вплоть до Сообщения ТАСС от 13 июня 1941 года так и не последовало, как не последовало никакой реакции на это сообщение и со стороны германского руководства. Вышинским 28 мая и 14 июня 1941 года обсуждались лишь текущие вопросы. Относительно встречи Шуленбурга с Молотовым 22 мая Кёстринг доложил в Берлин: «Как мне по секрету сообщили, то, что он [Молотов] собирался сказать послу, имело такое второстепенное значение, что в голову приходит мысль: он просто хотел его снова увидеть и прозондировать почву… Вероятно, он ждет чего-то от противоположной стороны». Принципиальные вопросы, касавшиеся политики Германии и ее намерений в отношении Советского Союза, были заданы Молотовым Шуленбургу вечером 21 июня 1941 года, заданы прямо и в жесткой форме. Но сторонник «дружественных отношений» с Москвой ушел от ответа на них, сославшись на то, что «Берлин его совершенно не информирует», а слухам о близящейся войне он якобы «не может дать никакого объяснения». Через несколько часов, в 5.
Молотова, он ничего не знал», что «действие» германского правительства является для него «неожиданным», и что он даже считает его «неоправданным». Думается, что в комментариях эти слова германского посла не нуждаются. Этот вопрос важен для понимания того, кто находился на германской «передовой» в советской столице и можно ли было этим людям хоть в чем-то доверять. Фридрих Вернер граф фон дер Шуленбург 1875-1944 гг. В этой должности он создал в Закавказье агентурную сеть, действовавшую в интересах Германии, и руководил ее работой. После начала Первой мировой войны в должности офицера связи при турецкой армии он был направлен в Эрзурум, где сформировал и возглавил «грузинский легион» для борьбы в составе турецкой армии против российских войск на Закавказском фронте. В 1918 году, после заключения Брестского мира, Шуленбург в составе германской миссии вновь прибыл в Тифлис, где возглавил работу над германо-грузинским договором и декларацией о независимости Грузинской демократической республики, а в 1918 году занял пост официального представителя Германии в Грузии. Там до сих пор его почитают как одного из отцов самостоятельной грузинской государственности. В своей должности он прилагал активные усилия, направленные на то, чтобы оторвать Закавказье от России и установить над ним германский протекторат.
В 1922-1933 годах, будучи посланником в Иране, а затем в Румынии, Шуленбург продолжал курировать германскую агентурную сеть в Закавказье, а также руководил вербовкой представителей кавказской эмиграции на Ближнем, Среднем Востоке и в Европе. Впоследствии целый ряд его «подопечных» войдет в состав разведывательно-диверсионных подразделений вермахта «Тамара» и «Горец». В 1934 году Шуленбург вступил в нацистскую партию и в том же году был назначен германским послом в СССР. После начала войны и эвакуации персонала германского посольства на родину Шуленбург, вопреки часто встречающимся утверждениям, не отошел от дел. Он был назначен председателем «Российской комиссии» «Russlandgremium» внешнеполитического ведомства гитлеровской Германии. Задачей «комиссии» являлось оказание поддержки военным инстанциям и Министерству по делам оккупированных восточных территорий при формировании и осуществлении оккупационной политики, ведении пропаганды, а также при работе с советскими военнопленными. Шуленбургу нашлось применение и по «кавказской линии». В мае 1942 года в берлинском отеле «Адлон» он провел конференцию представителей кавказской эмиграции, после которой последовало формирование грузинского, азербайджанского, армянского и северокавказского «национальных комитетов» и соответствующих национальных формирований в составе вермахта. Считается, что «грузинский легион» в его втором издании, сформированный в Германии в годы войны, является непосредственным детищем Шуленбурга.
Под его руководством был сформирован «Кавказский комитет», в который вошли находившиеся в эмиграции представители послереволюционных буржуазных правительств республик Закавказья и Северного Кавказа. В докладной записке начальника Смерш В. Абакумова от 28 сентября 1943 года, в которой указывалось на роль Шуленбурга в создании этой организации, отмечалось: «Перед «Кавказским комитетом» была поставлена задача оказать всемерную помощь немцам в деле свержения советской власти и вооруженной борьбы с Красной армией, в отборе, подготовке и переброске в СССР агентуры немецких разведорганов из числа военнопленных кавказских национальностей со шпионско-диверсионными и повстанческими целями». Вслед за «Кавказским комитетом» при участии Шуленбурга был образован «Национально-Туркестанский комитет единства». Бывший посол оказывал консультационную помощь командованию вермахта при разработке и проведении операций на Северном Кавказе в 1942 году, при планировании им будущих операций в Закавказье и акций по провоцированию там антисоветских восстаний. Однако, связавшись с оппозицией, прочившей Шуленбурга на пост германского министра иностранных дел и рассчитывавшей путем свержения Гитлера и заключения сепаратного мира с западными державами спасти Германию от поражения и продолжить при их поддержке войну против СССР, бывший посол оказался в итоге на виселице в тюрьме Плётцензее в Берлине. Это придало ему впоследствии ореол борца с нацистским режимом, мученика и миротворца. Эрнст-Август Кёстринг 1876-1953 гг. В годы Первой мировой войны Кёстринг был адъютантом и доверенным лицом генерала Х.
В сентябре 1918 года Кёстринг в должности офицера связи прусского военного министерства получил назначение в Киев - столицу Украинской державы гетмана П. Скоропадского, которая находилась под протекторатом Германии. Его задачей являлось создание украинского военного министерства и содействие формированию украинской армии для борьбы с большевиками. После свержения Скоропадского именно Кёстринг организовал его тайный вывоз в Германию. После Первой мировой войны Кёстринг, оставаясь при Секте, возродившем германскую армию в лице рейхсвера, неоднократно выполнял «деликатные» поручения германских военных инстанций, в том числе по переправке в Советскую Россию турецкого генерала Энвера-паши, который со временем станет одним из руководителей басмачества в Средней Азии, а также по сбору сведений о Красной армии в период ее сотрудничества с рейхсвером. В 1931-1933 годах он являлся официальным представителем рейхсвера в Москве, а в октябре 1935 года занял пост военного атташе Германии в СССР - должность, как известно, предполагающую легальное ведение разведывательной работы в стране пребывания. В годы Великой Отечественной войны, после прорыва частей вермахта на Северный Кавказ Кёстринг в сентябре 1942 года был назначен «уполномоченным генералом по вопросам Кавказа» при командовании группы армий «А» и курировал вопросы проведения оккупационной политики на подконтрольной этой группе армий советской территории, а также вербовки в ряды вермахта представителей проживающих там народов. После Сталинградской битвы и отступления немцев с Северного Кавказа Кёстринг занял пост «инспектора тюркских частей» в составе сухопутных сил Германии, а с 1 января 1944 года и до конца войны командовал всеми добровольческими подразделениями вермахта. В его подчинении находилась также власовская «Русская освободительная армия» РОА.
Нельзя не отметить, что под началом Кёстринга находились и уже упоминавшиеся сотрудники германского посольства в Москве: Хэрварт фон Биттенфельд был прикомандирован к нему абвером в качестве «политического офицера» и занимался формированием из советских военнопленных и перебежчиков специальных подразделений для борьбы с партизанским движением на оккупированной территории СССР, а в 1944 году представлял вермахт на учредительной конференции власовского «Комитета освобождения народов России» КОНР ; Ашенбреннер курировал авиационные подразделения РОА. Сдавшись в плен американцами, Кёстринг был вывезен в США, где в течение нескольких месяцев «передавал дела», и по возвращении в Германию стал одним из первых генералов вермахта, освобожденных американцами из плена. Густав Хильгер 1886-1965 гг. В эти годы или позднее, занимая в Москве пост представителя металлообрабатывающей фирмы «Ф. В 1923 году он был введен в штат германского посольства в Москве, где считался главным экспертом по вопросам советской экономики.
Тем не менее факт нападения налицо. Шуленбург говорит, что он ничего не может добавить к имеющимся у него инструкциям. Он, Шуленбург, не имеет инструкций по поводу техники эвакуации сотрудников посольства и представителей различных германских фирм и учреждений. Выезд через западную границу невозможен, так как Румыния и Финляндия совместно с Германией тоже должны выступить. Шуленбург просит к проведению эвакуации германских граждан отнестись возможно лояльнее и заверяет, что сотрудники советского посольства и советских учреждений в Германии встретят со стороны германского правительства самое лояльное отношение по части эвакуации и просит сообщить, какое лицо будет выделено по осуществлению техники этого дела. Молотов заявляет Шуленбургу, что поскольку к сотрудникам советского посольства и советских учреждений в Германии будет проявлено лояльное отношение, на что т. Молотов надеется, то и в части германских граждан будет проявлено такое же отношение. Для осуществления эвакуации т.
Дипломат суровой поры
| Беседа наркома иностранных дел СССР В.М. Молотова с послом Германии в СССР Ф. Шуленбургом | В центре внимания находился советский посол Деканозов, целыми днями разгуливавший в пижаме и поглощавший в компании двух племянниц невообразимые количества водки и икры. |
| «Вероломно, без объявления войны…» | Рузвельт хотел предупредить Сталина о планируемом нападении Гитлера на Советский Союз. |
Дипломаты Наркомата обороны: накануне и в годы войны
| Июнь 1941 года. Интернированное посольство фашистской Германии в Костроме. | По распоряжению Советского правительства полпредство Союза Советских Социалистических Республик в Германии имеет честь сделать Германскому правительству следующее заявление: Народный комиссариат иностранных дел СССР вербальной нотой от 21. |
| Молчание Сталина. Почему он не выступил 22 июня 1941 года | Аргументы и Факты | Посол СССР в Германии Деканозов передает Риббентропу вербальную ноту советского правительства о нарушениях границ СССР немецкими самолетами. |
Смотрите также
- Германский посол успел вручить ноту до первых взрывов авиабомб
- Посольство РФ в Германии ответило Польше на слова о «выгоде» СССР от войны
- 37. ИМПЕРСКИЙ МИНИСТР ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ ГЕРМАНСКОМУ ПОСЛУ В МОСКВЕ
- Молчание Сталина. Почему он не выступил 22 июня 1941 года | Аргументы и Факты
«Вероломно, без объявления войны…»
Хильгер пишет: «В середине апреля 1941 года посол направился в Германию, чтобы составить ясное представление о планах Гитлера и попытаться в приемлемой форме донести до него мысль, что поход против Советского Союза представляет большую опасность. Через пять дней после рождения в Германии пришли к власти Адольф Гитлер и НСДАП (Национал-социалистическая немецкая рабочая партия); спустя восемь с половиной лет нацистская Германия напала на Советский Союз. 6 декабря посольство посетил первый английский посол в Москве после признания СССР Роберт Ходжсон, хорошо говоривший по-русски, так как более 30 лет провел в России. В 1953-54 Верховный комиссар СССР в Германии, чрезвычайный и полномочный посол СССР в ГДР. Посол СССР в Германии Деканозов передает Риббентропу вербальную ноту советского правительства о нарушениях границ СССР немецкими самолетами.
Посол СССР в африканских странах Георгий Тер-Газарянц скончался в возрасте 100 лет
Хотя нельзя не отметить, что в «обработке» советских представительств в Берлине немцам удалось добиться на этом направлении несомненного успеха. Как же на самом деле проходили беседы двух послов? Начнем с того, что Шуленбург встречался с Деканозовым в Москве не один, а три раза: 5 и 12 мая 1941 года по приглашению германского посла за завтраком на его квартире и 9 мая по приглашению советского посла за завтраком в особняке НКИД СССР на Спиридоновке. Во всех беседах принимали участие Хильгер и Павлов.
Немецкие записи состоявшихся бесед, как и упоминавшиеся выше записки Шуленбурга и Риббентропа, в германских архивах не представлены, зато имеются довольно подробные советские записи, которые позволяют составить ясное представление о том, что обсуждалось и чего добивалась германская сторона. Встреча 5 мая началась с того, что Шуленбург рассказал о своей встрече с Гитлером и сообщил о неудовольствии последнего политикой советского правительства, прежде всего на балканском направлении, которая создает впечатление, «что Советский Союз стремится препятствовать осуществлению Германией своих жизненных интересов, помешать стремлению Германии победить Англию». Далее он сообщил, что Гитлер якобы сказал ему, «что Германия не имеет на Балканах территориальных, политических интересов.
Она является только заинтересованным наблюдателем за развивающимися там событиями». В ответ же на жалобу посла на то, что циркулирующие «в Берлине и Германии слухи о предстоящем военном конфликте Советского Союза с Германией затрудняют его, Шуленбурга, работу в Москве», Гитлер якобы ответил, что он «в силу упомянутых действий советского правительства вынужден был провести мероприятия предосторожности на восточной границе Германии»45. Ложь Шуленбурга была шита белыми нитками, что особенно бросалось в глаза, когда он сообщил, что Германия является всего лишь «заинтересованным наблюдателем» за событиями на Балканах и это при том, что Югославия и Греция к тому времени уже были оккупированы вермахтом и его союзниками и что концентрация германских войск у советской границы а, по данным советской разведки, в мае 1941 года их численность достигла уже почти 3 млн.
Заключительная часть беседы Шуленбурга и Деканозова 5 мая приняла и вовсе интересный оборот. В ответ на вопрос Деканозова, известны ли германскому послу слухи о близящейся войне, которые циркулируют не только «в Берлине и Германии», но и Москве, тот вопреки очевидным фактам «ответил отрицательно». Однако далее, в явном противоречии со сказанным ранее заявил, что «уже получил указание из Берлина категорически опровергать всякие слухи о предстоящей войне между СССР и Германией», что сам он считает эти слухи «взрывчатым веществом», что их надо пресечь, «сломать им острие», и «в этом он видит свою задачу как посла в СССР».
Однако, продолжал Шуленбург, «он не знает, что можно было бы предпринять, чтобы пресечь их. Он не думал об этом и не имеет на этот счет никаких указаний из Берлина и вообще ведет со мной этот разговор в частном порядке. Вмешавшись в разговор, Хильгер заявил, что, по его мнению, нужно, может быть, сделать что-либо в противовес последним заявлениям советского правительства.
Шуленбург добавил, что, по его мнению, надо обдумать нам обоим этот вопрос и, встретившись еще раз за завтраком в Москве, обменяться взглядами»47. На намек Деканозова, что такой важный вопрос лучше было бы решать путем прямого контакта с наркомом иностранных дел и советским правительством, ясного ответа со стороны Шуленбурга не последовало. На завтраке 9 мая Деканозов, доложивший перед этим о беседе с Шуленбургом Молотову и получивший от него соответствующие указания, выступил с предложением опубликовать совместное советско-германское коммюнике, «в котором, например, можно было бы указать, что с определенного времени распространяются слухи о напряженности советско-германских отношений и о назревающем якобы конфликте между СССР и Германией, что эти слухи не имеют под собой основания и распространяются враждебными СССР и Германии элементами».
Шуленбург со своей стороны, ссылаясь на то, что согласование такого коммюнике может занять много времени, а «действовать надо быстро», предложил, чтобы Сталин по собственной инициативе обратился «с письмами к руководящим политическим деятелям ряда дружественных СССР стран, например, к Мацуоке, Муссолини и Гитлеру», в которых заявил бы, «что СССР будет и в дальнейшем проводить дружественную этим странам политику», а во второй части письма, адресованного Гитлеру, предложил бы также выступить с совместным коммюнике, содержащим опровержение слухов «по поводу якобы имеющегося обострения советско-германских отношений и даже якобы возможности конфликта между нашими странами. На это последовал бы ответ фюрера, и вопрос, по мнению Ш[уленбурга], был бы разрешен». Шуленбург высказал даже предположение, что для доставки в Берлин курьера с обращением Сталина Гитлер может выслать «специальный самолет».
Он попросил доложить его соображения Молотову и предложил Деканозову еще раз встретиться и обсудить вопрос за завтраком48. Предложение Шуленбурга было в высшей степени коварным. Его реализация могла не только дать немцам выигрыш во времени в их военных приготовлениях и автоматически парализовать действия советского правительства по укреплению обороны, но и иметь для СССР далекоидущие политические последствия.
Тем самым Советский Союз продемонстрировал бы перед всем миром свою слабость и готовность следовать в фарватере политики Германии и Тройственного пакта. Это, в свою очередь, дополнительно осложнило бы его и без того непростые отношения с Великобританией да и с США и в случае войны с Германией и ее союзниками могло грозить Советскому Союзу полной политической изоляцией. Но что еще хуже, СССР сам поставил бы себя в определенную зависимость от Германии, поскольку та получила бы возможность интерпретировать любое его действие как отступление от официального обещания проводить дружественную политику и тем самым оказывать давления на Москву для принуждения ее к серьезным уступкам, вплоть до территориальных, а то и использовать как повод для объявления войны.
Естественно, на принятие предложения Шуленбурга советское правительство пойти не могло. На встрече 12 мая Деканозов сообщил германскому послу, что Сталин и Молотов в принципе не возражают против сделанного им предложения, но речь может идти лишь об обмене письмами с заранее согласованным содержанием, причем только между руководителями СССР и Германии, и что «Сталин считает, что г-ну Шуленбургу следовало бы договориться с Молотовым о содержании и тексте писем, а также о совместном коммюнике». Такое предложение явно не вписывалось в рамки запланированной немцами акции.
Поэтому в ответ на сказанное Деканозовым Шуленбург заявил, что сделал свое предложение «в частном порядке», «не имея на это никаких полномочий», что он «не может продолжить этих переговоров в Москве с Молотовым, так как не имеет соответствующего поручения от своего правительства» и в настоящее время «сомневается даже, получит ли он такое поручение». Он вновь предложил, чтобы «Сталин сам от себя спонтанно обратился с письмом к Гитлеру» и чтобы Молотов, принимая Шуленбурга, «сам начал беседовать с ним, Шуленбургом, на эту тему» или чтобы Деканозову была дана «санкция здесь, в Москве», сделать «соответственные предложения в Берлине Вайцзеккеру или Риббентропу». После этих заявлений Шуленбург свернул обсуждение вопроса, являвшегося предметом встречи.
Намеки же германского посла и Хильгера в конце беседы на то, что Шуленбург, который, как он сам подчеркнул, «всегда стремился к дружественным отношениям между нашими странами», в любой момент может быть заменен на посту посла кем-то другим, имеющим иную позицию, должны были подтолкнуть советскую сторону к мысли о том, что действовать нужно немедленно, пока Шуленбург все еще находится в Москве49. Нельзя не отметить, что позиция, занятая и озвученная Шуленбургом на последней встрече с Деканозовым, видимо, была заранее оговорена и затем еще раз подтверждена Берлином. Утром 12 мая, перед завтраком с советским послом, Шуленбург получил послание от Вёрмана, фактически представлявшее собой в завуалированной форме «инструкцию для беседы»: следует говорить, «что Вам не было дано никаких указаний относительно переговоров с Советами.
Вы якобы будете ждать инициативы Советов для начала каких-то переговоров»50. Но инициативы советской стороны вплоть до Сообщения ТАСС от 13 июня 1941 года51 так и не последовало, как не последовало никакой реакции на это сообщение и со стороны германского руководства. Вышинским 28 мая и 14 июня 1941 года53 обсуждались лишь текущие вопросы.
Относительно встречи Шуленбурга с Молотовым 22 мая Кёстринг доложил в Берлин: «Как мне по секрету сообщили, то, что он [Молотов] собирался сказать послу, имело такое второстепенное значение, что в голову приходит мысль: он просто хотел его снова увидеть и прозондировать почву… Вероятно, он ждет чего-то от противоположной стороны»54. Принципиальные вопросы, касавшиеся политики Германии и ее намерений в отношении Советского Союза, были заданы Молотовым Шуленбургу вечером 21 июня 1941 года, заданы прямо и в жесткой форме. Но сторонник «дружественных отношений» с Москвой ушел от ответа на них, сославшись на то, что «Берлин его совершенно не информирует», а слухам о близящейся войне он якобы «не может дать никакого объяснения»55.
Через несколько часов, в 5. Молотова, он ничего не знал», что «действие» германского правительства является для него «неожиданным», и что он даже считает его «неоправданным»56. Думается, что в комментариях эти слова германского посла не нуждаются.
Этот вопрос важен для понимания того, кто находился на германской «передовой» в советской столице и можно ли было этим людям хоть в чем-то доверять. Фридрих Вернер граф фон дер Шуленбург 1875-1944 гг. В этой должности он создал в Закавказье агентурную сеть, действовавшую в интересах Германии, и руководил ее работой.
После начала Первой мировой войны в должности офицера связи при турецкой армии он был направлен в Эрзурум, где сформировал и возглавил «грузинский легион» для борьбы в составе турецкой армии против российских войск на Закавказском фронте. В 1918 году, после заключения Брестского мира, Шуленбург в составе германской миссии вновь прибыл в Тифлис, где возглавил работу над германо-грузинским договором и декларацией о независимости Грузинской демократической республики, а в 1918 году занял пост официального представителя Германии в Грузии. Там до сих пор его почитают как одного из отцов самостоятельной грузинской государственности.
В своей должности он прилагал активные усилия, направленные на то, чтобы оторвать Закавказье от России и установить над ним германский протекторат. В 1922-1933 годах, будучи посланником в Иране, а затем в Румынии, Шуленбург продолжал курировать германскую агентурную сеть в Закавказье, а также руководил вербовкой представителей кавказской эмиграции на Ближнем, Среднем Востоке и в Европе. Впоследствии целый ряд его «подопечных» войдет в состав разведывательно-диверсионных подразделений вермахта «Тамара» и «Горец».
В 1934 году Шуленбург вступил в нацистскую партию и в том же году был назначен германским послом в СССР. После начала войны и эвакуации персонала германского посольства на родину Шуленбург, вопреки часто встречающимся утверждениям, не отошел от дел. Он был назначен председателем «Российской комиссии» «Russlandgremium» внешнеполитического ведомства гитлеровской Германии.
Задачей «комиссии» являлось оказание поддержки военным инстанциям и Министерству по делам оккупированных восточных территорий при формировании и осуществлении оккупационной политики, ведении пропаганды, а также при работе с советскими военнопленными. Шуленбургу нашлось применение и по «кавказской линии». В мае 1942 года в берлинском отеле «Адлон» он провел конференцию представителей кавказской эмиграции, после которой последовало формирование грузинского, азербайджанского, армянского и северокавказского «национальных комитетов» и соответствующих национальных формирований в составе вермахта.
Считается, что «грузинский легион» в его втором издании, сформированный в Германии в годы войны, является непосредственным детищем Шуленбурга. Под его руководством был сформирован «Кавказский комитет», в который вошли находившиеся в эмиграции представители послереволюционных буржуазных правительств республик Закавказья и Северного Кавказа. В докладной записке начальника Смерш В.
Абакумова от 28 сентября 1943 года, в которой указывалось на роль Шуленбурга в создании этой организации, отмечалось: «Перед «Кавказским комитетом» была поставлена задача оказать всемерную помощь немцам в деле свержения советской власти и вооруженной борьбы с Красной армией, в отборе, подготовке и переброске в СССР агентуры немецких разведорганов из числа военнопленных кавказских национальностей со шпионско-диверсионными и повстанческими целями». Вслед за «Кавказским комитетом» при участии Шуленбурга был образован «Национально-Туркестанский комитет единства». Бывший посол оказывал консультационную помощь командованию вермахта при разработке и проведении операций на Северном Кавказе в 1942 году, при планировании им будущих операций в Закавказье и акций по провоцированию там антисоветских восстаний.
Однако, связавшись с оппозицией, прочившей Шуленбурга на пост германского министра иностранных дел и рассчитывавшей путем свержения Гитлера и заключения сепаратного мира с западными державами спасти Германию от поражения и продолжить при их поддержке войну против СССР, бывший посол оказался в итоге на виселице в тюрьме Плётцензее в Берлине. Это придало ему впоследствии ореол борца с нацистским режимом, мученика и миротворца. Эрнст-Август Кёстринг 1876-1953 гг.
В годы Первой мировой войны Кёстринг был адъютантом и доверенным лицом генерала Х. В сентябре 1918 года Кёстринг в должности офицера связи прусского военного министерства получил назначение в Киев - столицу Украинской державы гетмана П. Скоропадского, которая находилась под протекторатом Германии.
Его задачей являлось создание украинского военного министерства и содействие формированию украинской армии для борьбы с большевиками. После свержения Скоропадского именно Кёстринг организовал его тайный вывоз в Германию58. После Первой мировой войны Кёстринг, оставаясь при Секте, возродившем германскую армию в лице рейхсвера, неоднократно выполнял «деликатные» поручения германских военных инстанций, в том числе по переправке в Советскую Россию турецкого генерала Энвера-паши, который со временем станет одним из руководителей басмачества в Средней Азии, а также по сбору сведений о Красной армии в период ее сотрудничества с рейхсвером.
Тело Георгия Тер-Газарянца нашла в его квартире, расположенной в столичном районе Якиманка, его 61-летняя дочь. По предварительным данным, смерть наступила из-за сердечного приступа, признаков насильственной смерти на теле не обнаружили.
На информационном ресурсе dailystorm.
Минина и Д. Степана Бандеры», Украинская организация «Братство», Межрегиональное общественное объединение — организация «Народная Социальная Инициатива» другие названия: «Народная Социалистическая Инициатива», «Национальная Социальная Инициатива», «Национальная Социалистическая Инициатива» , Межрегиональное общественное объединение «Этнополитическое объединение «Русские», Общероссийская политическая партия «ВОЛЯ», Общественное объединение «Меджлис крымскотатарского народа», Религиозная организация «Управленческий центр Свидетелей Иеговы в России» и входящие в ее структуру местные религиозные организации:,Межрегиональное общественное движение «Артподготовка».
Пока Москва будет демонстрировать желание сохранить мир и даже пойти на уступки, полагали в Берлине, никаких срочных и решительных мер по подготовке к отражению германского нападения она принимать не будет. Германское посольство, по сути, отслеживало действия советского правительства и своими сообщениями подтверждало: все идет по плану, решительные меры не принимаются, Сталин надеется сохранить мир. Но одним этим далеко не исчерпывалась роль посольства в реализации германских замыслов. Есть все основания предполагать, что во время берлинского «отпуска» Шуленбург получил специальное задание: навязать советскому руководству мнение, что с Гитлером можно договориться, и побудить Кремль выступить с инициативой выяснения двусторонних отношений, что должно было дополнительно удерживать его от принятия мер по укреплению обороны и обеспечило бы Германии выигрыш времени. Действия посла по решению этой задачи должны были выглядеть как его личная инициатива, с которой он, естественно, не мог напрямую обратиться к Молотову или Сталину, а должен был действовать через посредников, но на достаточно высоком уровне. Тем более что случай для проведения такой акции подвернулся очень удобный. Деканозов сообщил Вайцзеккеру, что намеревается на Первомай уехать в Москву. Как свидетельствуют документы, это немедленно было доведено до сведения Шуленбурга, находившегося в тот момент в Берлине, и по возвращении в Москву Шуленбург направил Деканозову приглашение на завтрак.
Соответствующие инструкции, по всей видимости, были даны и Хильгеру, который, как заключит впоследствии в записке Молотову Деканозов, «очевидно, даже лучше усвоил указания из Берлина», чем сам посол. Прежде чем перейти к рассмотрению того, как проходили беседы Шуленбурга и Деканозова и чему они были посвящены, процитируем посвященный этому отрывок из воспоминаний Хильгера, на который также довольно часто можно найти ссылки в литературе. Более того, все указывало на то, что Сталин придерживался мнения, что концентрация германских войск на западной границе Советского Союза - это блеф, с помощью которого Гитлер готовит попытку принуждения Советского Союза к экономическим и территориальным уступкам… Тогда мне казалось, что мир, вероятно, еще можно спасти, если удастся побудить советское правительство взять на себя дипломатическую инициативу и втянуть Гитлера в переговоры, которые лишат его, хотя бы временно, предлога для военной акции против Советского Союза. Поэтому я считал необходимым донести до советского правительства, что положение очень серьезное и что нужно что-то предпринять, чтобы отвести военную угрозу. Поскольку советский посол в Берлине Деканозов находился в это время в Москве, я уговорил графа Шуленбурга пригласить на завтрак его и только что назначенного на пост руководителя германского отдела Комиссариата иностранных дел бывшего переводчика В. Павлова, про которого мы знали, что он пользуется особым доверием Сталина, чтобы попытаться через Деканозова открыть глаза советскому правительству. Мы с графом Шуленбургом прилагали активные усилия, чтобы объяснить русским, насколько серьезна ситуация, и агитировали их за то, чтобы советское правительство связалось с Берлином, пока что-нибудь не произошло. Но наши усилия оказались тщетными. Хотя мы с самого начала ясно дали понять, что действуем по собственной инициативе, он с приводящим в уныние упорством раз за разом переспрашивал, действуем ли мы по поручению имперского правительства. В противном случае, как он утверждал, он не сможет сообщить нашу точку зрения своему правительству.
Очевидно, он не мог себе представить, что мы сознательно подвергаем себя большой опасности, предпринимая попытку сохранить мир. Он, видимо, полагал, что мы действуем по указке Гитлера и пытаемся побудить Кремль сделать шаг, который будет противоречить советским интересам. Чем дольше мы беседовали с Деканозовым, тем больше убеждались, что он совершенно не верит в наши добрые намерения. Его поведение подтвердило мое мнение: Сталин считает, что Гитлер всего лишь блефует… Сталин, очевидно, считал, что ему не следует делать ничего, что позволило бы Гитлеру еще больше повысить требования, выслушать которые Сталин был готов». В отношении процитированного выше текста, не имеющего, в общем-то, ничего общего с тем, что в действительности имело место, сразу отметим, что в нем Хильгер не только явно преувеличил свою роль в попытке «открыть глаза советскому правительству» на угрозу войны, но и проболтался о политических целях и содержании заключительного этапа германской дезинформационной операции, представив их в качестве точки зрения Сталина. Хотя нельзя не отметить, что в «обработке» советских представительств в Берлине немцам удалось добиться на этом направлении несомненного успеха. Как же на самом деле проходили беседы двух послов? Начнем с того, что Шуленбург встречался с Деканозовым в Москве не один, а три раза: 5 и 12 мая 1941 года по приглашению германского посла за завтраком на его квартире и 9 мая по приглашению советского посла за завтраком в особняке НКИД СССР на Спиридоновке. Во всех беседах принимали участие Хильгер и Павлов. Немецкие записи состоявшихся бесед, как и упоминавшиеся выше записки Шуленбурга и Риббентропа, в германских архивах не представлены, зато имеются довольно подробные советские записи, которые позволяют составить ясное представление о том, что обсуждалось и чего добивалась германская сторона.
Встреча 5 мая началась с того, что Шуленбург рассказал о своей встрече с Гитлером и сообщил о неудовольствии последнего политикой советского правительства, прежде всего на балканском направлении, которая создает впечатление, «что Советский Союз стремится препятствовать осуществлению Германией своих жизненных интересов, помешать стремлению Германии победить Англию». Далее он сообщил, что Гитлер якобы сказал ему, «что Германия не имеет на Балканах территориальных, политических интересов. Она является только заинтересованным наблюдателем за развивающимися там событиями». В ответ же на жалобу посла на то, что циркулирующие «в Берлине и Германии слухи о предстоящем военном конфликте Советского Союза с Германией затрудняют его, Шуленбурга, работу в Москве», Гитлер якобы ответил, что он «в силу упомянутых действий советского правительства вынужден был провести мероприятия предосторожности на восточной границе Германии». Ложь Шуленбурга была шита белыми нитками, что особенно бросалось в глаза, когда он сообщил, что Германия является всего лишь «заинтересованным наблюдателем» за событиями на Балканах и это при том, что Югославия и Греция к тому времени уже были оккупированы вермахтом и его союзниками и что концентрация германских войск у советской границы а, по данным советской разведки, в мае 1941 года их численность достигла уже почти 3 млн. Заключительная часть беседы Шуленбурга и Деканозова 5 мая приняла и вовсе интересный оборот. В ответ на вопрос Деканозова, известны ли германскому послу слухи о близящейся войне, которые циркулируют не только «в Берлине и Германии», но и Москве, тот вопреки очевидным фактам «ответил отрицательно». Однако далее, в явном противоречии со сказанным ранее заявил, что «уже получил указание из Берлина категорически опровергать всякие слухи о предстоящей войне между СССР и Германией», что сам он считает эти слухи «взрывчатым веществом», что их надо пресечь, «сломать им острие», и «в этом он видит свою задачу как посла в СССР». Однако, продолжал Шуленбург, «он не знает, что можно было бы предпринять, чтобы пресечь их. Он не думал об этом и не имеет на этот счет никаких указаний из Берлина и вообще ведет со мной этот разговор в частном порядке.
Вмешавшись в разговор, Хильгер заявил, что, по его мнению, нужно, может быть, сделать что-либо в противовес последним заявлениям советского правительства. Шуленбург добавил, что, по его мнению, надо обдумать нам обоим этот вопрос и, встретившись еще раз за завтраком в Москве, обменяться взглядами». На намек Деканозова, что такой важный вопрос лучше было бы решать путем прямого контакта с наркомом иностранных дел и советским правительством, ясного ответа со стороны Шуленбурга не последовало. На завтраке 9 мая Деканозов, доложивший перед этим о беседе с Шуленбургом Молотову и получивший от него соответствующие указания, выступил с предложением опубликовать совместное советско-германское коммюнике, «в котором, например, можно было бы указать, что с определенного времени распространяются слухи о напряженности советско-германских отношений и о назревающем якобы конфликте между СССР и Германией, что эти слухи не имеют под собой основания и распространяются враждебными СССР и Германии элементами». Шуленбург со своей стороны, ссылаясь на то, что согласование такого коммюнике может занять много времени, а «действовать надо быстро», предложил, чтобы Сталин по собственной инициативе обратился «с письмами к руководящим политическим деятелям ряда дружественных СССР стран, например, к Мацуоке, Муссолини и Гитлеру», в которых заявил бы, «что СССР будет и в дальнейшем проводить дружественную этим странам политику», а во второй части письма, адресованного Гитлеру, предложил бы также выступить с совместным коммюнике, содержащим опровержение слухов «по поводу якобы имеющегося обострения советско-германских отношений и даже якобы возможности конфликта между нашими странами. На это последовал бы ответ фюрера, и вопрос, по мнению Ш[уленбурга], был бы разрешен». Шуленбург высказал даже предположение, что для доставки в Берлин курьера с обращением Сталина Гитлер может выслать «специальный самолет». Он попросил доложить его соображения Молотову и предложил Деканозову еще раз встретиться и обсудить вопрос за завтраком. Предложение Шуленбурга было в высшей степени коварным. Его реализация могла не только дать немцам выигрыш во времени в их военных приготовлениях и автоматически парализовать действия советского правительства по укреплению обороны, но и иметь для СССР далекоидущие политические последствия.
Тем самым Советский Союз продемонстрировал бы перед всем миром свою слабость и готовность следовать в фарватере политики Германии и Тройственного пакта. Это, в свою очередь, дополнительно осложнило бы его и без того непростые отношения с Великобританией да и с США и в случае войны с Германией и ее союзниками могло грозить Советскому Союзу полной политической изоляцией. Но что еще хуже, СССР сам поставил бы себя в определенную зависимость от Германии, поскольку та получила бы возможность интерпретировать любое его действие как отступление от официального обещания проводить дружественную политику и тем самым оказывать давления на Москву для принуждения ее к серьезным уступкам, вплоть до территориальных, а то и использовать как повод для объявления войны. Естественно, на принятие предложения Шуленбурга советское правительство пойти не могло. На встрече 12 мая Деканозов сообщил германскому послу, что Сталин и Молотов в принципе не возражают против сделанного им предложения, но речь может идти лишь об обмене письмами с заранее согласованным содержанием, причем только между руководителями СССР и Германии, и что «Сталин считает, что г-ну Шуленбургу следовало бы договориться с Молотовым о содержании и тексте писем, а также о совместном коммюнике». Такое предложение явно не вписывалось в рамки запланированной немцами акции. Поэтому в ответ на сказанное Деканозовым Шуленбург заявил, что сделал свое предложение «в частном порядке», «не имея на это никаких полномочий», что он «не может продолжить этих переговоров в Москве с Молотовым, так как не имеет соответствующего поручения от своего правительства» и в настоящее время «сомневается даже, получит ли он такое поручение». Он вновь предложил, чтобы «Сталин сам от себя спонтанно обратился с письмом к Гитлеру» и чтобы Молотов, принимая Шуленбурга, «сам начал беседовать с ним, Шуленбургом, на эту тему» или чтобы Деканозову была дана «санкция здесь, в Москве», сделать «соответственные предложения в Берлине Вайцзеккеру или Риббентропу». После этих заявлений Шуленбург свернул обсуждение вопроса, являвшегося предметом встречи. Намеки же германского посла и Хильгера в конце беседы на то, что Шуленбург, который, как он сам подчеркнул, «всегда стремился к дружественным отношениям между нашими странами», в любой момент может быть заменен на посту посла кем-то другим, имеющим иную позицию, должны были подтолкнуть советскую сторону к мысли о том, что действовать нужно немедленно, пока Шуленбург все еще находится в Москве.
Нельзя не отметить, что позиция, занятая и озвученная Шуленбургом на последней встрече с Деканозовым, видимо, была заранее оговорена и затем еще раз подтверждена Берлином. Утром 12 мая, перед завтраком с советским послом, Шуленбург получил послание от Вёрмана, фактически представлявшее собой в завуалированной форме «инструкцию для беседы»: следует говорить, «что Вам не было дано никаких указаний относительно переговоров с Советами. Вы якобы будете ждать инициативы Советов для начала каких-то переговоров». Но инициативы советской стороны вплоть до Сообщения ТАСС от 13 июня 1941 года так и не последовало, как не последовало никакой реакции на это сообщение и со стороны германского руководства. Вышинским 28 мая и 14 июня 1941 года обсуждались лишь текущие вопросы. Относительно встречи Шуленбурга с Молотовым 22 мая Кёстринг доложил в Берлин: «Как мне по секрету сообщили, то, что он [Молотов] собирался сказать послу, имело такое второстепенное значение, что в голову приходит мысль: он просто хотел его снова увидеть и прозондировать почву… Вероятно, он ждет чего-то от противоположной стороны». Принципиальные вопросы, касавшиеся политики Германии и ее намерений в отношении Советского Союза, были заданы Молотовым Шуленбургу вечером 21 июня 1941 года, заданы прямо и в жесткой форме. Но сторонник «дружественных отношений» с Москвой ушел от ответа на них, сославшись на то, что «Берлин его совершенно не информирует», а слухам о близящейся войне он якобы «не может дать никакого объяснения». Через несколько часов, в 5. Молотова, он ничего не знал», что «действие» германского правительства является для него «неожиданным», и что он даже считает его «неоправданным».
Думается, что в комментариях эти слова германского посла не нуждаются. Этот вопрос важен для понимания того, кто находился на германской «передовой» в советской столице и можно ли было этим людям хоть в чем-то доверять. Фридрих Вернер граф фон дер Шуленбург 1875-1944 гг. В этой должности он создал в Закавказье агентурную сеть, действовавшую в интересах Германии, и руководил ее работой. После начала Первой мировой войны в должности офицера связи при турецкой армии он был направлен в Эрзурум, где сформировал и возглавил «грузинский легион» для борьбы в составе турецкой армии против российских войск на Закавказском фронте. В 1918 году, после заключения Брестского мира, Шуленбург в составе германской миссии вновь прибыл в Тифлис, где возглавил работу над германо-грузинским договором и декларацией о независимости Грузинской демократической республики, а в 1918 году занял пост официального представителя Германии в Грузии. Там до сих пор его почитают как одного из отцов самостоятельной грузинской государственности. В своей должности он прилагал активные усилия, направленные на то, чтобы оторвать Закавказье от России и установить над ним германский протекторат.
Смотрите также
- Разгромить СССР за два-три месяца
- Июнь 1941 года. Интернированное посольство фашистской Германии в Костроме.
- Два человека, одна участь
- «Как сложились судьбы послов Германии и СССР после начала войны в 1941 году?» — Яндекс Кью
- «Вероломно, без объявления войны…» — Когита!ру
Как эвакуировали советское посольство из Германии
| Список послов России и СССР в Германии — Википедия | Посол СССР в Великобритании Майский И.М., генерал-лейтенант Голиков Ф.И. и контр-адмирал Харламов Н.М. Лондон, 1941 г. |
| Молчание Сталина. Почему он не выступил 22 июня 1941 года | Аргументы и Факты | Верховный Совет Союза Советских Социалистических Республик, заслушав сообщение Председателя Совета Народных Комиссаров СССР и Народного Комиссара Иностранных дел товарища Молотова Вячеслава Михайловича о ратификации договора о ненападении между. |
| Советская дипломатия в годы войны | В печати и в настроениях общественности Германии в отношении к Советскому Союзу, начиная с первых чисел мая 1941 года, наблюдаются некоторые новые моменты. |
| Июнь 1941 года. Интернированное посольство фашистской Германии в Костроме. | Как сложились судьбы послов Германии и СССР после начала войны в 1941 году? |
| Послы ссср в германии | Верховный Совет Союза Советских Социалистических Республик, заслушав сообщение Председателя Совета Народных Комиссаров СССР и Народного Комиссара Иностранных дел товарища Молотова Вячеслава Михайловича о ратификации договора о ненападении между. |
Третий Рейх соблюдал законы дипломатии больше, чем современная Голландия
Хроника объявления войны Германии Советскому Союзу 22 июня 1941 года. Параллельно со слухами о близости войны между Германией и Советским Союзом в Германии стали распространяться слухи о сближении. Как сложились судьбы послов Германии и СССР после начала войны в 1941 году? Дополнительная информация: Отношения Германии и Советского Союза, рассекречивание советских военных документов 1918-1941 и 2006 годов. С первого же дня войны советское руководство стало предпринимать все возможное, чтобы ВСЕ советские граждане, оказавшиеся в Германии и оккупированной Европе, были возвращены на Родину. На момент начала войны советских сотрудников посольства в Германии насчитывалось 325 человек вместе с семьями и еще около 700 человек командированных.
Запоздавший ответ Константину Симонову
Пару лет назад для коммерческих целей я приобрел несколько гаражных боксов, ранее принадлежавших одному из местных санаториев. Несколько боксов были соответствующим образом оборудованы и сданы в аренду для размещения автосервиса, а в одном из помещений 70 кв. Став собственником, я поинтересовался историей санатория и узнал очень интересные факты. Он был основан в 1938 году и изначально именовался Домом отдыха работников Костромского Льнокомбината. В послевоенные годы санаторий специализировался на лечении детей с заболеваниями дыхательных путей, имелось несколько скважин, где добывалась целебная минеральная вода для водолечения. Надо сказать, что он находится в черте города, в невероятно живописном месте, буквально утопая в зелени. Сейчас всё в запустении, больно смотреть на остатки былого советского размаха: пруд загажен, деревянные корпуса сгорели либо разрушены, капитальные строения эпохи застоя разграблены и находятся в весьма плачевном состоянии. Бассейн для детей на открытом воздухе: Здание водолечебницы: 22 июня 1941 года СССР и Германия вступили в смертельную схватку, но интерес обоих враждующих государств диктовал необходимость осуществления обмена посольств, что и было сделано по принципу "все на всех" в период с 13 по 23 июля 1941 года на болгаро-турецкой границе. Однако непосредственному обмену предшествовало взаимное интернирование работников дипломатических миссий воюющих сторон.
Немецкое посольство, включая посла графа фон дер Шуленбурга, было отослано из Москвы 23 июня 1941 года, и 24 июня было размещено...
Я сказал, что перед отъездом из Москвы получил указание В. Молотова в случае необходимости заняться этим делом, то есть постройкой бомбоубежища. Я спросил Гитлера, советует ли он мне строить бомбоубежище. Гитлер ответил, что нельзя успокаиваться. Зенитная артиллерия в Берлине представит сильную защиту от налетов, но все же 1-2 самолета смогут прорваться. Он добавил, что думает теперь построить во дворце Бельвю более солидное бомбоубежище, так как имеющееся там недостаточно надежно для пребывания в этом дворце больших государственных деятелей. Я понял это как намек на то, что такие лица ожидаются в недалеком будущем в Берлине.
Говоря о Тодте, Гитлер пришел в возбуждение как от качеств этого специалиста, так и плодов его работы. Он щелкнул пальцами и при этом сказал, что Тодт построил на заводе 22 000 бункеров и ни один из них не был поврежден, хотя они и находились под обстрелом. Разговор зашел об автострадах. Гитлер сказал, что до войны они ежегодно строили 1000 километров автострад, война этому помешала. Обратившись затем к Риббентропу, он спросил его, говорил ли тот со мной по политическим вопросам. Риббентроп ответил Гитлеру, что посол Деканозов спрашивал его, что известно Германскому правительству о намечающемся соглашении между Швецией и Финляндией по вопросу о слиянии внешнеполитической деятельности этих стран и что он, Риббентроп, ответил мне, что им об этом ничего неизвестно, Гитлер это выслушал молча и только кивнул головой. Далее Риббентроп сказал, обращаясь ко мне, что он примет меня для беседы на будущей неделе. На этом беседа окончилась.
Затем в комнату, где происходила беседа, впустили приехавших со мной сотрудников Полпредства и я представил их Гитлеру. После этого я, попрощавшись с Гитлером и Риббентропом, выехал обратно в Полпредство. Прием продолжался 35 минут. Идя на явное противодействие политике Гитлера, он попытался открытым текстом предупредить заместителя наркома иностранных дел о готовящейся войне. Деканозов доложил о том разговоре Молотову и заместителю главы советского правительства Лаврентию Берии, однако те посчитали сообщение явной провокацией. Молотов вызвал Шуленбурга посла Германии и спросил, почему немцы не отвечают на запрос СССР о стягивании своих войск к нашим границам. Тот ничего не мог сказать». Он сообщил, что это нападение начнется завтра.
То же радировал и генерал-майор Тупиков, военный атташе в Берлине. Этот тупой генерал утверждает, что три группы армий вермахта будут наступать на Москву, Ленинград и Киев, ссылаясь на свою берлинскую агентуру. Он нагло требует, чтобы мы снабдили этих врунов рацией… Но я и мои люди, Иосиф Виссарионович, твердо помним ваше мудрое предначертание — в 41-м году Гитлер на нас не нападет». А за полтора часа до этого, ровно в 4 утра, имперский министр иностранных дел И. Вручение этого меморандума явилось актом объявления войны». Деканозов был просто сражен услышанным. Сотрудник МИДа Германии доктор Шмидт, присутствовавший при этом, описывает данную сцену несколько иначе: «Я никогда не видел Риббентропа столь возбужденным, как за пять минут до прибытия Деканозова. Он нервно ходил туда и обратно по своему кабинету, подобно загнанному в клетку зверю… Деканозова ввели в кабинет, и он, вероятно, ни о чем не догадываясь, некстати протянул Риббентропу руку.
А для этих целей куда больше подходит фраза "напали вероломно, без объявления войны", чем "напали, предупредив, да ещё и выкатив список претензий, одна из которых — что мы захватили чуть больше стран, нежели договаривались изначально". Мифы войны. А 17 сентября 1939 года в войну с Польшей на стороне Германии вступила Красная армия. За неделю советские войска продвинулись вглубь соседней страны на 300 километров. Что ему докладывали по этому поводу органы государственной безопасности? Ответы на эти вопросы интересуют исследователей на протяжении нескольких десятилетий. За последние годы появилось большое количество публикаций по этой теме, издано большое количество документов, существуют разнообразные подходы в их оценке. C учетом того, что недавно были рассекречены новые материалы по этой проблеме, попытаемся еще раз проанализировать документы, доложенные Сталину накануне войны.
Пограничные укрепления Вначале упомянем о том, что Сталина дважды информировали о строительстве мощных укреплений на восточных границах Германии. Во-первых, нарком внутренних дел СССР Лаврентий Павлович Берия еще 1 августа 1940 года сообщил о полученных агентурных данных, согласно которым немцы вели на границе с СССР строительство полевых и долговременных укреплений. Было установлено, что в районе местечка Каркле, в 12 километрах к северу от Мемеля Клайпеды , располагалась береговая артиллерия. СССР и Великобритания: афганский формат переговоров и консультаций 1941 года Между тем в отношении советских дипломатов нацисты скрупулезно соблюдали принятые мировые нормы. Он работал переводчиком в советском диппредставительстве, а в дальнейшем переводил Сталину на нескольких конференциях с союзниками. В посольстве нас ждали с нетерпением. В 6 часов утра по московскому времени мы включили приемник, ожидая, что скажет Москва. Но все наши станции передали сперва урок гимнастики, затем пионерскую зорьку и, наконец, последние известия, начинавшиеся, как обычно, вестями с полей и сообщениями о достижениях передовиков труда.
Как дипломаты Германии и СССР добирались домой после начала Великой 22 июня года в 5 утра германский посланник в Москве Вернер фон Посол сожалел, что не мог сообщить об этом ранее, так как. Молотов направил В.
Конец сентября 1941 года был тяжелым временем для СССР: гитлеровская армия наступала на столицу, город находился в непосредственной близости от линии фронта.
Однако немецкая авиация не смогла нанести Москве значительного ущерба благодаря действенной системе противовоздушной обороны. Иностранные наблюдатели отмечали разительный контраст советской столицы в сравнении с европейскими городами, подвергшимися гитлеровской бомбардировке. Организаторы конференции предоставили возможность делегатам посетить промышленные предприятия, госпитали и научные учреждения Москвы.
Так, например, английские и американские дипломаты побывали в Центральном аэрогидродинамическом институте. Первая Московская конференция открылась 29 сентября 1941 года. Она проходила в здании народного комиссариата иностранных дел — в Спиридоновском дворце.
Особняк на Спиридоновке был построен по заказу Саввы Морозова архитектором Ф. Шехтелем в 1898 году. В разработке интерьеров принимал участие тогда еще молодой и малоизвестный художник М.
После революции дворец был национализирован и с 1938 года стал использоваться для приема иностранных делегаций Народным комиссариатом иностранных дел. Здесь проходят международные встречи на высшем уровне, в том числе в этом особняке в 1996 году состоялись заседания саммита Большой восьмерки. Шехтель, интерьеры — М.
На получасовом закрытом заседании были назначены члены шести совместных комитетов военного, военно-морского, авиационного, транспортного, сырьевого и комитета по поставкам медицинских материалов. Заседания конференции продлились три дня. Переговоры проходили достаточно успешно, запросы советской делегации свидетельствовали о решимости вести продолжительную войну с гитлеровской Германией.
22 июня: За восемь дней до войны
Запись обнародована в 2004 году. Перевод: Гитлер:... Мы сами не понимали - насколько хорошо это государство [СССР] было вооружено. Маннергейм: Нет, и мы не думали об этом. Гитлер: Нет, я тоже нет. Маннергейм: Даже во время Зимней войны мы не особенно задумывались над этим. Гитлер перебивает : Да.
Маннергейм: Теперь нет никаких сомнений в том, что все эти вооружения были у них и тогда. Гитлер: Безусловно. Это самые огромные вооружения, что могли бы себе представить люди. Ну, если бы кто-то сказал мне, что страна с... Гитлерa прервал звук открытия и закрытия дверей Если кто-то сказал мне, чтобы речь идёт о 35,000 танках, я бы ответил: "Ты с ума сошёл! Гитлер: Тридцать пять тысяч танков.
Другой голос в фоновом режиме: Тридцать пять тысяч! Гитлер: Мы уничтожили - уже к сегодняшнему дню - более 34,000 танков. Если бы кто-нибудь сказал мне,что у вас какой-нибудь страны есть 35,000 танков, я бы сказал: "Вы, батенька, преувеличиваете в два или в десять раз. Вы сумасшедший. Вы видите призраков". Я не счёл бы это возможным.
Ранее я говорил Вам, мы нашли заводы, один из них в Kраматорске, например. Только там два года назад было несколько сотен [танков]. Мы ничего не знали. Сегодня есть танковый завод, где в течение первой смены работают около 30000, а за сутки чуть более 60. Гигантские фабрики! Массы рабочих, которые, конечно, жили, как животные и...
Другой голос перебивает : В Донецкой области? Гитлер: В области Донца. Фоновый шум от стук чашек и тарелок. Маннергейм: Ну, если вы помните, у них было почти 20-25 лет свободы, чтобы вооружить себя... Гитлер: тихо перебивает Это было невероятно. Маннергейм: И всё-всё потрачено на вооружение.
Гитлер: Только на вооружение. Маннергейм: Только на вооружение! Гитлер: Вздыхает. Только что я сказал Вашему президенту [Рюти], что я даже представить себе этого не мог. Меня извиняет то, что у меня была идея, но я бы принял решение [о вторжении] так или иначе, потому что не было никакой другой возможности. И если б только этот кошмар, есть еще хуже!
Потому что война на два фронта - была бы невозможна - это сломало бы нас сразу. Сегодня мы видим это более очевидно, чем мы видели тогда. Я изначально хотел - уже осенью 1939 - провести кампанию на Западе, но плохая погода постоянно препятствовала нам. Знаете всё наше вооружение - это вооружение для хорошей погоды. Оно очень способное, очень хорошее, но, к сожалению, это вооружение для хорошей погоды. Мы увидели это во время войны.
Наше оружие естественно были сделано для Западного фронта, мы все так думали, и это было правдой, до сего времени, ну, это было наблюдение с давних времен: вы не можете воевать в зимнее время. Немецкие танки не были протестированы, например, на подготовку к зимней войне. Вместо этого, мы провели испытания, чтобы доказать, что невозможно вести войну зимой. Это другой подход [нежели советский]. Осенью 1939 года мы постоянно задумывались над этим вопросом. Я отчаянно хотел атаковать, и я твердо верил, что мы можем сокрушить Францию за шесть недель.
Тем не менее, мы столкнулись с вопросом, можно ли двигаться вообще - дождь шел непрерывно. И я знаю те французские области очень хорошо, я сам тоже не мог игнорировать мнение многих из моих генералов, что лобовым танковым ударом там не пройти, а наша авиация не может эффективно использоваться с наших аэродромов из-за дождя. Я знаю северную Францию сам. Вы знаете, я служил там в Великую войну, в течение четырех лет. Итак ,случилась задержка. Если бы я бы мог устранить Францию в 1939-ом , то ход мировой истории был бы изменён.
Но мне пришлось ждать до 1940 года. К сожалению, начинать раньше мая было невозможно. Только 10-го мая был первый хороший день - и 10-го мая я сразу атаковал. Я отдал приказ напасть между 8-ым и 10-ым. И то мы должны были проделать огромную переброску наших дивизий с востока на запад. Во время первой задачи в Норвегии мы столкнулись - сейчас я могу откровенно об этом сказать - с серьёзной бедой, а именно - слабостью, это Италия.
Во-первых, из-за ситуации в Северной Африке, во-вторых, в связи с ситуацией в Албании и Греции. Мы должны были помочь. Это означало для нас небольшую задержку, сначала - расщепление наших военно-воздушных сил, разделение наших танковых сил. И в то же время мы готовили танковый кулак на востоке. Мы должны были передать единовременно две дивизии, две дивизии и потом добавили 3-ю, которые мы были вынуждены пополнять непрерывно, вследствие больших потерь. Это было кровавое столкновения в пустыне.
Всё это было неизбежно, как видите. У меня был разговор с Молотовым. В то время, и это было абсолютно понятно, Молотов прибыл с решением начать войну, а я уклонился от решения начать войну, и уклонился с пониманием того, что предотвратить её невозможно. Его требования были ясно направлены на то, чтобы в конце концов править Европой. Уже к осени 1940 года мы постоянно сталкивались с вопросом: должны ли мы рассмотреть разрыв отношений [с СССР]? В то время я посоветовал финскому правительству затягивать переговоры, чтобы выиграть время потому, что я всегда боялся, что Россия нападёт на Румынию внезапно в конце осени, и займёт нефтяные поля.
А мы не были готовы в конце осени 1940 года. Если бы Россия действительно захватила румынские нефтяные поля, то Германия была бы потеряна. На это потребовалось бы всего 60 русских дивизий. В Румынии у нас, разумеется, в то время не было никаких значительных сил. Правительство Румынии обратилось к нам совсем недавно, и то что мы там сделали, было смешно. Мы только заняли нефтяные поля.
Конечно, с нашим вооружением мы могли бы начать войну в сентябре или октябре, но об этом не могло быть и речи. Естественно, переброска на восток была не в такой стадии. Конечно, первые подразделения пришлось бы расконцентрировать на западе. Во-первых, мы должны были позаботиться о вооружениях. У нас было много потерь во время нашей кампании на Западе.
Нельзя же рассматривать историю Польши на основе телесериала «Четыре танкиста и собака». Но оставим все эти, казавшиеся на тот момент бредовыми, планы и перейдем к фактам. А главный факт такой: первым лидером, предложившим перенести польско-германскую границу на запад, стал Иосиф Сталин в декабре 1941 года.
Майский подписал договор о восстановлении дипломатических отношений с руководителем польского правительства в изгнании Владиславом Сикорским. Это факт, это официальный документ и отрицать его со стороны Польши по крайней мере глупо. Но в Польше болезненно воспринимался, что естественно, вопрос о Восточных Кресах. Восточные Кресы — польское название территорий нынешней Украины часть Галиции, Западной Украины , Белоруссии Западная Белоруссия и Литвы, некогда входивших в состав Польши, — «восточная окраина». Так, Уинстон Черчилль выступал против чрезмерного ослабления Германии за счет отторжения богатых земель Силезии в пользу Польши. Однако Сталин убедил его, что Германии хватит собственных запасов топлива и без Силезии. Другими словами, Сталин последовательно проводил свою, однажды им намеченную линию на укрупнение Польши. Польские власти согласились депортировать немцев с земель, переданных Польше.
Их оказалось 4 млн человек! Польша расширила доступ к Балтийскому морю с 71 километра в 1939 году до 526 км после 1945 года и получила в свое полное владение бывший вольный город Данциг. Но рассказ был бы неполным без упоминания о размене людей.
На этом переговоры с Германией и закончились. По другой версии, болгарин все же донес предложения Кремля до Гитлера, но тот отверг их. Фюрер посчитал, что Брестский мир-2 на таких условиях ему невыгоден. Генералиссимус был готов воевать с Америкой? Второй раз Сталин запросил перемирия уже после нашего контрнаступления под Москвой. По версии известного писателя-историка и бывшего фронтовика Владимира Карпова, генералиссимус просто блефовал: ему нужна была передышка для того, чтобы перегруппировать части. Встреча якобы состоялась в оккупированном немцами Мценске в конце февраля 1942 года.
Сталин командировал туда первого зама наркома внутренних дел Меркулова, Германию представлял оберстгруппенфюрер СС Вольф, который весной 1945-го попытается договориться о сепаратном мире уже с американцами. СССР предложил немцам прекратить военные действия по всему фронту с 6 часов утра 5 мая 1942 года. А дальше согласно плану воевать мы будем уже вместе, только против Англии и США.
Берлин, 21 июня 1941 года Текст Меморандума полностью см. Там посол, являвшийся одновременно заместителем комиссара по иностранным делам, палачом и порученцем Сталина, был, подобно Молотову в Кремле, просто сражен услышанным.
Доктор Шмидт, присутствовавший при этом, описывает эту сцену следующим образом: «Я никогда не видел Риббентропа столь возбужденным, как за пять минут до прибытия Деканозова. Он нервно ходил туда и обратно по своему кабинету, подобно загнанному в клетку зверю… Деканозова ввели в кабинет, и он, вероятно ни о чем не догадываясь, некстати протянул Риббентропу руку. Мы сели и… Деканозов по поручению своего правительства начал излагать конкретные вопросы, требовавшие разъяснения. Однако едва он заговорил, как Риббентроп с окаменевшим лицом прервал его: «Теперь это неважно…» После этого надменный нацистский министр иностранных дел объяснил, какой вопрос теперь самый важный, вручил послу копию меморандума, который Шуленбург зачитывал в это время зачитывал в Москве Молотову и сообщил, что в данный момент немецкие войска предпринимают «военные контрмеры» на советской границе. Ошеломленный советский посол, по словам Шмидта, «быстро взял себя в руки и выразил глубокое сожаление» по поводу такого оборота событий, за что он возложил всю вину на Германию.
Затем «он встал, небрежно поклонился и покинул комнату, не подав руки». Таким образом, всю войну на Востоке в известной мере можно назвать превентивной… Мы решили… предупредить нападение Советской России и неожиданным ударом разгромить ее вооруженные силы.