читайте последние и свежие новости на сайте РЕН ТВ: Волочкова назвала себя преемницей Майи Плисецкой Москве подарят скульптуру легендарной балерины. А еще именно Плисецкая первой из советской балетной касты стала своей среди отечественных (и не только) интеллектуалов.
Майя Плисецкая. ЛИНИЯ ЖИЗНИ Интервью Канал Культура
Майя Михайловна мечтала, чтобы музыку ее мужа слушали очень внимательно, так что не спешите уйти из этой комнаты: здесь есть возможность прочувствовать любовь Плисецкой и Щедрина. Вообще судьба балерины связана с преследованиями. Сначала посадили мать, расстреляли отца. После за ней самой долгие годы следили спецслужбы СССР: об этом она часто рассказывала в своих интервью, их как раз услышите в каждом «окошке» этой комнаты не стесняйтесь, прислоняйте ухо и слушайте. Таких «глазков» в комнате около семи, за каждым определенный объект. Например, где-то спрятана личная чашка Плисецкой, в другом «окошке» — шляпа от Пьера Кардена любимый кутюрье балерины , в третьем Майя завязывает пуанты, а в четвертом расчесывает свою рыжую копну волос. Чтобы увидеть инсталляцию, надо подняться по красной лестнице — символу творческой судьбы балерины. Только с девятой ступени а всего их 11 можно увидеть макет главного театра России, а если точнее, его исторический зал с блестящей люстрой и маленькой балериной на сцене, в которой нетрудно узнать Майю Михайловну. К сожалению, перформанс с настоящими актерами будет идти всего пару дней: 17 декабря и еще два дня дата пока неизвестна , в обычные дни вместо балерин будут голограммы.
Плисецкая часто говорила, что при всем внешнем лоске ее жизни как звезды российского балета единственной, кто выступил на всех правительственных концертах она долгое время прожила в коммунальной квартире.
Мы там с Родионом Константиновичем столько про себя нового узнали! Мне нравилось в ней это отсутствие всякой претензии. Она, которая как никто умела принимать самые красивые позы на сцене, в жизни их старательно избегала. Точно так же легко обходилась без нарядов haute couture, парадных лимузинов, дорогих интерьеров — всего того, что ей полагалось по праву планетарной звезды и дивы. Единственная роскошь, в которой Майя не могла себе отказать, — духи. Вначале любила Bandit de Robert Piguet и долго хранила им верность. Потом, когда духи перекупили американцы и, как ей показалось, изменили классическую рецептуру, перешла на Fracas той же марки. Пронзительный, тревожащий, драматичный аромат с душной нотой туберозы. Я отчетливо слышал его, когда она приглашала меня на свои чествования в разные посольства, где ей вручали очередные правительственные ордена.
Можно было не видеть, где она находится, но нельзя было не уловить аромат Fracas. Она была где-то близко, совсем рядом. По заведенному ритуалу все приглашенные, покорно внимавшие речам послов и других начальников, напоминали мне тот самый кордебалет из первого акта «Анны Карениной», который предварял своим танцем выход главной героини на заснеженный московский перрон. Собственно, мы и были этим самым кордебалетом, уже не слишком молодым, но приодевшимся и приосанившимся по случаю праздника нашей Королевы. А она, как всегда, была самой молодой и красивой. Для нее это был слишком незначительный эпизод, но для меня он значил много. Моя подруга Катя Белова, сотрудничавшая с журналом «Радио и ТВ», предложила подготовить репортаж со съемок балета «Чайка» в Большом театре. Ты же хочешь с ней познакомиться? Я согласился. Время было мутное, неопределенное.
Никто не верил, что эти старчество и ветхость, которые нами правили, когда-нибудь кончатся. Кто не исхитрился уехать по израильской визе или фиктивному браку, те пили по-черному, кляня на своих кухнях советскую власть и престарелых начальников. Лишь изредка всеобщую апатию и мертвенную скуку взбадривали новости на культурном фронте: то очередной скандал в Театре на Таганке, то бегство премьера Большого театра Александра Годунова, то санкционированные отъезды писателя Василия Аксенова и дирижера Кирилла Кондрашина, то разгром книги балетного критика Вадима Гаевского «Дивертисмент». Но все это были новости, что называется, «для узкого круга». А так — озимые взошли, урожай убрали, план перевыполнили, погода на завтра… В дурной бесконечности одних и тех же новостей, озвученных официальными голосами Игоря Кириллова и Веры Шебеко, главных дикторов программы «Время», было что-то даже завораживающее, иллюзорное и изнурительное. Почти по Кальдерону! При этом повсюду бушевали страсти, которые спустя семь лет вырвутся наружу и снесут всю эту помпезную, но шаткую и гнилую конструкцию. Главным сюжетом в Большом была, конечно же, война, которую с переменным успехом вели его знаменитые солисты против своего худрука Юрия Григоровича. Если не вдаваться в тягостные подробности, то суть конфликта заключалась в следующем: Григорович, как прирожденный советский диктатор, хотел безоговорочного подчинения всех и вся. Никаких других хореографов, никаких рискованных экспериментов, никаких импровизаций и отступлений от заданного им канона.
В середине семидесятых он решительно делает ставку на молодых исполнителей, оттеснив от главных ролей своих признанных и постаревших звезд. Звезды, как им и полагается, взбунтовались и пошли ходить по кабинетам Старой площади, благо у каждого были свои высокие покровители. Конфликт удалось на какое-то время замять: кому-то бросив кость в виде обещания собственной постановки, кому-то разрешив индивидуальные гастроли на Западе, а от кого-то откупившись новой жилплощадью или гаражом для заграничного авто. Разные способы были утихомирить обиды и творческую неудовлетворенность. Но было понятно, что все это ненадолго и впереди всех ждут новые битвы и бои. Плисецкая была в самой гуще этих сражений. Григоровича ненавидела люто. Даже имени его спокойно произносить не могла. Список его преступлений был нескончаем, но ничего конкретного припомнить сейчас не могу. Думаю, больше всего ее терзало то, что именно она когда-то была главным инициатором перехода Григоровича из Кировского балета в Большой.
Своими руками она привела его к власти. И поначалу танцевала все заглавные партии в его балетах: Хозяйка Медной горы в «Каменном цветке», Мехмене Бану в «Легенде о любви», Аврора в новой версии «Спящей красавицы»... Но справедливости ради стоит признать, что Плисецкая не была его балериной. Для пластического языка Григоровича требовался другой женский тип. Ему не нужна была prima ballerina assoluta с апломбом, характером и харизмой. Ему больше подходила самоотверженная техничка, готовая разодрать себя на части, чтобы угодить ему, выполняя все головоломные комбинации. Такой была Нина Тимофеева, ставшая эталонной исполнительницей всех главных женских партий в его спектаклях. К тому же балеты Григоровича в большей степени были ориентированы на мужской состав труппы. По своей природе они были предельно маскулинны, и женщине там отводилась вспомогательная, служебная роль. А потом появилась Наталья Бессмертнова — балерина с иконописным лицом послушницы, железной волей и стальным носком.
Она завладеет вакантным местом жены и музы. И вот уже на премьеру новой редакции «Лебединого озера» — главного русского балета, который Плисецкая танцевала больше двадцати лет подряд, — поставили не ее, а Бессмертнову. И хотя начальство спектакль не примет, обвинив Григоровича в упадничестве и велев переделать финал, это был первый сигнал, что расстановка сил в Большом театре изменилась. За Майей оставались ее балеты, ее мировое имя, ее престижная гримерка рядом со сценой. Ее нельзя было выгнать из Большого — позолоченная медаль с профилем Ленина и звание народной СССР еще какое-то время будут служить ей защитой. Но она знала, как легко соорудить из всего этого почетную ветеранскую резервацию, где лишь изредка — не чаще одного-двух раз в месяц — ей бы позволяли выходить на сцену, где ветшали ее спектакли, куда никогда не звали западных продюсеров и директоров фестивалей, куда под страхом увольнения не пускали молодых перспективных артистов. С 1973 года ее ни разу не пригласят принять участие в гастролях Большого театра на Западе. Расчет был один: рано или поздно она сама задохнется в душном, спертом воздухе резервации, сама уберется из театра под смешки недругов и шепот штатных балетоведов: «Плисецкая кончилась». Она сопротивлялась. Билась, бунтовала.
Пыталась спастись то в хореографии Ролана Пети, то в свободном танце Мориса Бежара. Кидалась на защиту балетов, которые ей посвящал Родион Щедрин, как будто речь шла о детях, которых у них никогда не было. Эпопею с «Анной Карениной» я мог наблюдать в бинокль с четвертого яруса, история «Чайки» разворачивалась у меня на глазах. Лапина, всесильного председателя Гостелерадио, было принято решение сделать телевизионную версию нового балета и показать его в прайм-тайм, хотя, кажется, таких слов тогда не знали. Можно лишь догадываться, чего стоило М. В ход пошло все: и имя Чехова, и авторитет Щедрина в качестве председателя Союза композиторов России, и ее собственная юбилейная дата. В результате к Большому театру подогнали автобус, напичканный аппаратурой, в зале расставили камеры, а в центре партера на три съемочных дня воцарилась серьезная дама Елена Мачерет. Мне ее представили как опытного режиссера. Хотя, кажется, достаточно было одного взгляда на ее крашенную хной шевелюру и скучное выражение лица, чтобы сразу догадаться: «Чайка» с этой дамой никуда не полетит. Но это было понятно мне, притаившемуся в партере, а вот что видела Плисецкая на сцене, недовольно жмурившая глаза от направленных на нее софитов, не знаю.
Может, как всегда, понадеялась, что ее энергия и страсть пересилят любую серость и мрак? Что музыка «Чайки» заставит воспарить даже самых безнадежных? Что ее руки, ее божественные руки, удержат хрупкий спектакль от бездны забвения, куда кануло уже столько ее великих балетов? А может, как всегда, ей было просто некогда вглядываться в чьи-то физиономии, просчитывать чьи-то козни, ждать удара в спину. Уже много позднее я понял, что, несмотря на все разочарования и обиды, Майя была доверчивым и даже в чем-то очень наивным человеком. Пусть каждый занимается своим делом, рассудила она. Она не будет диктовать, давить, лезть, указывать, как надо. Ей бы сейчас Нину Заречную станцевать и не сбиться. Осознание надвигающейся катастрофы пришло, когда она села у монитора, чтобы посмотреть отснятый материал. Я видел только ее спину.
Вначале как у первоклассницы, в предвкушении первого сентября. Потом спина стала испуганно-недоуменной, словно ее окатили ледяной водой. Потом гневной, готовой к немедленному резкому отпору. И наконец, сломленной, сдавшейся, несчастной. Какое-то время все испуганно молчали, хотя на экране кто-то еще продолжал мельтешить и прыгать. Майя подняла голову, обвела всех присутствующих невидящим взглядом больных, воспаленных глаз и медленно произнесла: «Нет, Боря, красоты тут уже не будет». Надо было видеть, как она, молча, поднялась по служебному мостику, соединявшему зал со сценой, как отчаянно запахнулась в черный карденовский халат, как пересекла сцену с видом трагической героини, провожаемая нашими испуганными взглядами. При чем тут Чехов? Федра, Медея, Антигона — вот ее репертуар, вот подлинный масштаб. Только сейчас я начинаю понимать, как она мучилась от несоответствия, несообразности собственного дара и той реальности, которая предлагалась ей в качестве ежедневных обстоятельств, представлений о том, как надо и должно быть, и той картинки, которую увидела на мутном экране монитора.
Потом, действительно, все как-то смонтировали, затемнили, где надо, подложили музыку. Получилось прилично. Сама Майя в красивом платье выступила перед началом, объяснив, почему она выбрала «Чайку» для балета. Откуда взялась эта странная, размытая пластика, которую она придумала? Оказалось, что все из детства, из военной юности. Это память о тех беззвучных диалогах, которые велись через стекло вагонов на бесконечных перронах и полустанках. Когда слова не значили ничего, но в запасе оставались два-три заветных жеста, улыбки, взгляды, способные выразить и радость, и горе, и надежду. Ими тогда и обходились. И Майя их тут же показала. Эту забытую азбуку разлук, встреч, прощаний, которую помнила только она одна.
Она устало отмахнулась. Не сейчас! Мне же материал в редакцию надо сдавать. С этим аргументом спорить было бессмысленно. Репортаж про съемки «Чайки» ушел в печать без интервью с Плисецкой.
Плисецкая как воплощение классического гламура. Особого энтузиазма у начальства эта идея не вызвала. Разумеется, смущал солидный возраст модели, который противоречил всем законам маркетинга и российским представлениям о том, что возможно в глянце. Никакие аргументы про великое имя и национальную гордость не действовали. То есть «нет» впрямую никто не говорил, но и «да» — тоже. По счастью, нашелся еще один энтузиаст «вечных ценностей» и давний поклонник Майи Михайловны, тогдашний вице-президент Альфа-банка Александр Гафин, который взялся финансировать эту затею. Дальше встал вопрос: а кто фотограф? Хотелось, чтобы это имя можно было поставить в один ряд с легендарными Ричардом Аведоном или Сесилом Битоном, которые снимали Плисецкую в эпоху ее славы. Сошлись на Беттине Реймс, прославленном фотографе семидесятых-восьмидесятых годов, чьей специализацией долгое время были женщины с прошлым. Впрочем, в ее портфолио имеются и серьезные государственные мужи, и транссексуалы Булонского леса, и проститутки Пляс Пигаль, и тайные притоны Шанхая, и священные места Палестины. Сама Плисецкая никаких условий не выставляла, о райдере, которым так любят хвастать звезды нашего шоу-бизнеса, слыхом не слыхивала. Попросила только взять что-нибудь в бутике своего старого друга Пьера Кардена. Стилист Мартина де Ментон, конечно, слегка поморщилась: ну при чем тут Карден? Но спорить не стала. Причуды звезды — закон. Мы приехали в студию на Руа-де-Сесиль в квартале Марэ. Какие-то переходы, тупички, маленькие комнатки. У Беттины бесконечные помощники, ассистенты, агенты. Она — звезда. Один из самых высокооплачиваемых фотографов в мире. Она умеет себя подать. Выучка и осанка бывшей манекенщицы, свитер грубой вязки прямо на голое тело или рок-н-ролльная майка, кожаные брюки байкерши. При виде нас она картинно распахивает руки и громко восклицает: «O, Maya! Майя отзывается на эти приветствия довольно прохладно, давая сразу понять, что ее экстатическими вскриками не возьмешь. Деловито интересуется, где гримировальный стол, и, кажется, даже не замечает приготовленного для нее огромного букета бледно-зеленых роз. Беттина переключается на Щедрина. Нет, нет, никого постороннего не должно быть на съемке. Это таинство, это обряд. Щедрин послушно удаляется, заручившись моим обещанием, что вечером я верну Майю Михайловну в целости и сохранности. Мы остаемся втроем: она, гримерша по имени Беки Пудр и я — должен же был им кто-то переводить. Приглядываюсь к Беки. Хорошенькая, вертлявая. С гривой крашеных волос, рассыпанных по плечам. Почему-то босиком. Пятки розовые, как у младенца. А профиль мужской. С тяжелым боксерским подбородком. Так это же мужик и есть! Типичный транс, к тому же, как выясняется, еще и страстный балетоман. Майя смотрит на себя в зеркало хмуро. Про свое лицо она знает все. И могла бы сама быстренько загримироваться что, кстати, предлагала мне, пока мы ехали в такси , но покорно подчиняется Беки. Та порхает вокруг нее. Они понимают друг друга без перевода. Стоит ей приподнять строгую бровь, как Беки бросается ее подрисовывать и удлинять. А если Майя подожмет недовольно губы, как гример уже предлагает на выбор с десяток разных тюбиков с помадой. И все так четко, слаженно, точно, будто всю жизнь только и делает, что гримирует народную артистку Плисецкую. Дальше примерка. Все хиты грядущей осени. Вместе с Мартиной мы на два голоса пытаемся объяснить, что в нынешнем сезоне основные цвета самые упаднические. На их фоне яркими пятнами выделялись только платья от Cardin. На винтажные драгоценности даже не взглянула. Спустились на первый этаж в студию к Беттине. Целая процессия: Мартина, Майя, Беки, парикмахер. Там уже все готово к съемке. Таинственная полутьма озвучена трагическим голосом Марии Каллас. За месяц до фотосессии я написал Беттине, что Плисецкая — это Каллас в балете. И вот теперь великая дива надрывается во всех динамиках, чтобы создать нужную атмосферу. Каллас тут же вырубили. Она уже поняла, что модель не из легких. Адажиетто из Пятой симфонии, — советую я. Пока выверяли и корректировали свет, нашли Малера. Плисецкая не умеет позировать, то есть сидеть на одном месте, намертво вперившись в объектив фотокамеры. Она живет, движется. Ей надо много пространства. Ее руки, не находя себе места, сами подчиняются музыке. Похоже, ей нет дела и до невольных зрителей, обступивших пятачок, залитый ярким студийным светом, да еще усиленный экранами из фольги. Было даже что-то мистическое в нестерпимом серебряном сиянии и этой странно, неправдоподобно помолодевшей женщине, которая танцевала одними руками. Ни одной минуты покоя, ни одной неподвижной секунды. Жесты, как оборванные лепестки или кружащие листья. Один, другой, третий… Я же помню, как она танцевала все это в балете «Гибель розы» с Александром Годуновым. Как билась и затихала ее Rose Malade, превратившись в невесомый розовый лоскут. И как ее руки метались, ощупывая пустоту в предсмертном усилии последних объятий. И звук, этот звук мертвой тишины, когда было слышно только, как липкие от пота тела бьются друг о друга в безмолвной схватке, после которой наступит конец света. Собственно, он и наступал, когда закрывался золотой занавес с советскими гербами и обалдевший зал еще долго не мог прийти в себя, не веря, что все это не привиделось ему во сне. Ни одна самая великая фотография, ни одна кинопленка в мире не смогут этого передать. И даже сейчас, в полутьме парижской фотостудии, где не было ни сцены, ни оркестра, а вместо публики — лишь группа случайных зрителей, Плисецкая продолжала этот свой танец-судьбу, танец-ворожбу, танец-гипноз. Она станцевала для нас и «Розу», и своего неумирающего «Лебедя», и бежаровскую «Аве Майя», и что-то еще, чему нет названия. Это нереально. Она великая, просто великая! Снимали часа три с коротким перерывом на ланч. Под конец лицо Беттины стало пепельного цвета, а на ее майке с затертой надписью Rolling Stones выступили темные круги. Она впивалась в глазок фотокамеры так, будто перед ней проплывал синий линкольн со смертельно раненным Кеннеди или падали башни Trade Center. В ее стонах и криках была какая-то ненужная экзальтация, которая Плисецкую раздражала. Она не любила нервных женщин с громкими, командирскими голосами. Не любила противоречивых указаний. Не любила, когда в сотый раз спрашивают, удобно ли ей, хорошо ли ей. А когда все закончилось, она, смыв грим и переодевшись в свой черный плащик Zara, достала из сумочки несколько старых фото: Одетта, Одиллия, Кармен. Аккуратным почерком отличницы она поставила на каждом снимке свой автограф специально для таких случаев припасенным серебряным фломастером и раздала фотографии всем участникам съемки. Больше всего переживала Беки. Пока Плисецкая подписывала фото, она ходила кругами по комнате и жестами показывала на себя. Да, можно, все можно… Майя даже приписала по-английски: With Love. От избытка чувств Беки целует подаренное фото, а потом опускается на колено и, как предписывает балетный ритуал, едва касаясь, подносит руку Плисецкой к своим губам, сопровождая поцелуй долгим, страстным взглядом. Мы вышли на предвечернюю Руа-де-Сесиль с нагруженными сумками. Накрапывал парижский дождик. Заказанное такси поджидало нас на соседней улице, где можно было припарковаться. Пришлось довольно долго скользить по скользкой брусчатке. Майя ее побаивалась. Один раз в Риме каблук застрял между булыжниками — все закончилось для нее тяжелым переломом и двумя операциями. Поэтому мы идем очень осторожно. Наверное, со стороны наш променад похож на какой-то медленный, церемонный танец, что-то вроде гавота. Уже в машине по дороге в отель она вдруг спросила: — Вы знаете, когда я поняла, что это был он? Так женщины не могут, только мужчины. И даже чаще в Петербурге, где в Мариинском театре с завидной регулярностью шли новые произведения Р.
Майя отзывается на эти приветствия довольно прохладно, давая сразу понять, что ее экстатическими вскриками не возьмешь. Деловито интересуется, где гримировальный стол, и, кажется, даже не замечает приготовленного для нее огромного букета бледно-зеленых роз. Беттина переключается на Щедрина. Нет, нет, никого постороннего не должно быть на съемке. Это таинство, это обряд. Щедрин послушно удаляется, заручившись моим обещанием, что вечером я верну Майю Михайловну в целости и сохранности. Мы остаемся втроем: она, гримерша по имени Беки Пудр и я — должен же был им кто-то переводить. Приглядываюсь к Беки. Хорошенькая, вертлявая. С гривой крашеных волос, рассыпанных по плечам. Почему-то босиком. Пятки розовые, как у младенца. А профиль мужской. С тяжелым боксерским подбородком. Так это же мужик и есть! Типичный транс, к тому же, как выясняется, еще и страстный балетоман. Майя смотрит на себя в зеркало хмуро. Про свое лицо она знает все. И могла бы сама быстренько загримироваться что, кстати, предлагала мне, пока мы ехали в такси , но покорно подчиняется Беки. Та порхает вокруг нее. Они понимают друг друга без перевода. Стоит ей приподнять строгую бровь, как Беки бросается ее подрисовывать и удлинять. А если Майя подожмет недовольно губы, как гример уже предлагает на выбор с десяток разных тюбиков с помадой. И все так четко, слаженно, точно, будто всю жизнь только и делает, что гримирует народную артистку Плисецкую. Дальше примерка. Все хиты грядущей осени. Вместе с Мартиной мы на два голоса пытаемся объяснить, что в нынешнем сезоне основные цвета самые упаднические. На их фоне яркими пятнами выделялись только платья от Cardin. На винтажные драгоценности даже не взглянула. Спустились на первый этаж в студию к Беттине. Целая процессия: Мартина, Майя, Беки, парикмахер. Там уже все готово к съемке. Таинственная полутьма озвучена трагическим голосом Марии Каллас. За месяц до фотосессии я написал Беттине, что Плисецкая — это Каллас в балете. И вот теперь великая дива надрывается во всех динамиках, чтобы создать нужную атмосферу. Каллас тут же вырубили. Она уже поняла, что модель не из легких. Адажиетто из Пятой симфонии, — советую я. Пока выверяли и корректировали свет, нашли Малера. Плисецкая не умеет позировать, то есть сидеть на одном месте, намертво вперившись в объектив фотокамеры. Она живет, движется. Ей надо много пространства. Ее руки, не находя себе места, сами подчиняются музыке. Похоже, ей нет дела и до невольных зрителей, обступивших пятачок, залитый ярким студийным светом, да еще усиленный экранами из фольги. Было даже что-то мистическое в нестерпимом серебряном сиянии и этой странно, неправдоподобно помолодевшей женщине, которая танцевала одними руками. Ни одной минуты покоя, ни одной неподвижной секунды. Жесты, как оборванные лепестки или кружащие листья. Один, другой, третий… Я же помню, как она танцевала все это в балете «Гибель розы» с Александром Годуновым. Как билась и затихала ее Rose Malade, превратившись в невесомый розовый лоскут. И как ее руки метались, ощупывая пустоту в предсмертном усилии последних объятий. И звук, этот звук мертвой тишины, когда было слышно только, как липкие от пота тела бьются друг о друга в безмолвной схватке, после которой наступит конец света. Собственно, он и наступал, когда закрывался золотой занавес с советскими гербами и обалдевший зал еще долго не мог прийти в себя, не веря, что все это не привиделось ему во сне. Ни одна самая великая фотография, ни одна кинопленка в мире не смогут этого передать. И даже сейчас, в полутьме парижской фотостудии, где не было ни сцены, ни оркестра, а вместо публики — лишь группа случайных зрителей, Плисецкая продолжала этот свой танец-судьбу, танец-ворожбу, танец-гипноз. Она станцевала для нас и «Розу», и своего неумирающего «Лебедя», и бежаровскую «Аве Майя», и что-то еще, чему нет названия. Это нереально. Она великая, просто великая! Снимали часа три с коротким перерывом на ланч. Под конец лицо Беттины стало пепельного цвета, а на ее майке с затертой надписью Rolling Stones выступили темные круги. Она впивалась в глазок фотокамеры так, будто перед ней проплывал синий линкольн со смертельно раненным Кеннеди или падали башни Trade Center. В ее стонах и криках была какая-то ненужная экзальтация, которая Плисецкую раздражала. Она не любила нервных женщин с громкими, командирскими голосами. Не любила противоречивых указаний. Не любила, когда в сотый раз спрашивают, удобно ли ей, хорошо ли ей. А когда все закончилось, она, смыв грим и переодевшись в свой черный плащик Zara, достала из сумочки несколько старых фото: Одетта, Одиллия, Кармен. Аккуратным почерком отличницы она поставила на каждом снимке свой автограф специально для таких случаев припасенным серебряным фломастером и раздала фотографии всем участникам съемки. Больше всего переживала Беки. Пока Плисецкая подписывала фото, она ходила кругами по комнате и жестами показывала на себя. Да, можно, все можно… Майя даже приписала по-английски: With Love. От избытка чувств Беки целует подаренное фото, а потом опускается на колено и, как предписывает балетный ритуал, едва касаясь, подносит руку Плисецкой к своим губам, сопровождая поцелуй долгим, страстным взглядом. Мы вышли на предвечернюю Руа-де-Сесиль с нагруженными сумками. Накрапывал парижский дождик. Заказанное такси поджидало нас на соседней улице, где можно было припарковаться. Пришлось довольно долго скользить по скользкой брусчатке. Майя ее побаивалась. Один раз в Риме каблук застрял между булыжниками — все закончилось для нее тяжелым переломом и двумя операциями. Поэтому мы идем очень осторожно. Наверное, со стороны наш променад похож на какой-то медленный, церемонный танец, что-то вроде гавота. Уже в машине по дороге в отель она вдруг спросила: — Вы знаете, когда я поняла, что это был он? Так женщины не могут, только мужчины. И даже чаще в Петербурге, где в Мариинском театре с завидной регулярностью шли новые произведения Р. Щедрина: и оперы, и балеты. А в родном Большом ничего. Одна только «Кармен-сюита», да и та лишь в бенефисы Светланы Захаровой, которые случались очень редко. Обида на Большой не давала ей покоя. Могу этого даже не заметить. Но когда речь идет о Щедрине, меня начинает душить ярость. По странной ассоциации вспоминала в такие моменты Лилю Брик, как та тиранила Щедрина, заставляя его быть то личным водителем, то писать музыку для фильма о Маяковском, хотя это совсем не входило в его планы, и т. На этом и поссорились, как потом выяснилось, навсегда. Щедрин эту тему никогда не поддерживал, а только напряженно молчал. И вообще разрыв с Лилей, не первый и не последний в череде других разрывов и расставаний, был, похоже, для них обоих особенно мучителен. Только Майя со свойственным ей чувством «несравненной правоты» пыталась все объяснить и оправдать, а Щедрину, человеку закрытому и сдержанному, любой разговор на эту тему был неприятен. Так и с Большим. Мы никогда не говорили с ней о том, как она пережила день, когда узнала, что вместе с группой солистов ее вывели на пенсию. Как потом выяснилось, к этому приказу приложила свою руку Раиса Максимовна Горбачева. Без ее участия в судьбах отечественного балета эта акция никогда бы не состоялась так поспешно и так беспардонно. Майя приняла удар стойко. К счастью, ее тогда же позвали возглавить «Театро лирико националь» в Испании. Боль и обиду глушила работой. Лучшее средство от всех депрессий. Потом были все ее грандиозные юбилеи, концерты, получасовые овации, президентские награды и речи. Но когда я предложил записать телевизионную программу в обновленном Большом театре после ремонта, наотрез отказалась. Я к нему не имею никакого отношения. Лучше где-нибудь в другом месте.
День памяти Майи Плесецкой: три года как ушла популярная балерина
Свой внутренний идеал. Работа, как рассказывает режиссер, настоящий эксперимент. К формату «театр одного актёра» наша публика и сами действующие лица пока привыкают. В работе над спектаклем о жизни и творчестве легендарной русской балерины Майи Плисецкой принимали участие все молодые и талантливые. А музыкальное сопровождение организовал оркестр народных инструментов Колледжа искусств имени Валерия Гергиева.
Незадолго до смерти Майи Плисецкой вышло переиздание двух предыдущих книг «Читая жизнь свою...
Майя Плисецкая: "Очень счастлива, что сейчас уже не танцую и живу жизнью мужа" Это интервью мы записывали к её дню рождения... Послушайте, что она рассказала радио "Комсомольская правда" о жизни в Германии и своей жизни с Родионом Щедриным. Майа Михайловна родилась в Москве 20 ноября 1925 года. Была единственной дочерью и старшим ребенком в семье высокопоставленного чиновника и актрисы. Братья Майи Плесецкой Александр умер в 1985-м и Азарий также связали свою жизнь с балетом. Когда будущей балерине было 7 лет, ее отца Плисецого Михаила Эммануиловича отправили на службу на остров Шпицберген, где он руководил угольной концессией и генконсульством.
Спустя 5 лет репрессирован и расстрелян в 1938 году. Мать великой танцовщицы советские кинозрители знали под именем РаМессерер. В семье родились трое детей. Увлекавшаяся танцами, Рахиль Михайловна заразила этой страстью и дочку. Но счастье длилось не долго - в 1937 году отца Майи Михайловны арестовали, обвинив в шпионаже. А на следующий год пришли и за ее мамой.
Случай по тем временам героический. Ей дали 8 лет тюрьмы, - рассказывала Майя Плисецкая. Девочку удочерила тетя - балерина Большого. Маму Майя Плисецкая увидела только за два месяца до начала войны, а 21 июня 1941 она дебютировала в выпускном концерте в сопровождении оркестра Большого театра на сцене его филиала. На следующий день началась Великая Отечественная войны. В эвакуации в Свердловске Плисецкая год не могла заниматься балетом, так как первоначальная информация о переезде Большого в сегодняшний Екатеринбургоказалась ошибочной на тот момент, когда пути назад не было.
Испугавшись, что так можно потерять профпригодность, Майа вернулась в Москву. Усилия и риск получили результат — в апреле 1943-го ее официально приняли в труппу Большого театра. Сначала танцевала в кордебалете. В это время и появился номер всей ее жизни «Умирающий лебедь», подготовленный для «сборных» концертов. Своим лучшим, непревзойденным педагогом Плисецкая считала АгриппинуВаганову. И всегда называла незаживающей раной свое решение не ехать к Вагановой в Ленинград, после того, как педагог была вынуждена тужа вернуться.
После того, как балерина заменила заболевших прим и станцевала отрепетированную с Вагановой роль Маши в Щелкунчике, ей постепенно стали давать интересный репертуар.
Скромная кровать. В гостиничных номерах сегодня кровати часто длиннее и шире. Прикроватные тумбочки, незамысловатые светильники. Понимаешь, что Майя Михайловна спала с левой стороны. Здесь, в тумбочке, стоит пара очень женских шкатулок.
А справа - фотография Родиона Щедрина. Там все по-мужски аскетично. Два неодинаковых кресла, витражи с фотографиями хозяев квартиры. От молодых и задорных, до взрослых и задумчивых. Посередине витража фото гениальной Лили Брик, той самой музы Владимира Маяковского, в доме которой Майя Плисецкая и Родион Щедрин и познакомились осенью 1955 года. Даже по расположению фото видно их отношение к Лилии Юрьевне… Туалетный столик с тремя зеркалами.
Два флакона с парфюмом, кисточка для макияжа. На манекенах пара строгих костюмов покойной хозяйки квартиры. Фрак Родиона Щедрина. А вот стильный до изящности кроя костюм Пьера Кардена, в котором Майя Плисецкая танцевала гениальный балет "Анна Каренина". На шкафу три объемных чемодана с ними в разное время гениальная танцовщица разъезжала по миру. Чемоданы старого фасона, без современных, удобных колесиков.
В её пластике танцевальное искусство достигло высокой гармонии [4]. С самого начала своей сценической жизни балерина проявила редкий талант трагедийной актрисы. Обладая неиссякаемым интересом ко всему новому, она не боялась сценических экспериментов. Также известна своим феноменальным творческим долголетием [20].
После ухода со сцены Галины Улановой в 1960 году стала прима-балериной Большого театра. Хотя и танцевала в некоторых балетах Юрия Григоровича , постепенно встала в оппозицию главному балетмейстеру Большого театра, с годами деление на «партию Григоровича» и «партию Плисецкой» только усиливалось. Спустя несколько лет она выбрала «Анну Каренину» для своего балетмейстерского дебюта и сама вышла на сцену уже в главной роли. Плодотворно сотрудничала с Морисом Бежаром , поставившим для неё балеты « Айседора » 1976, театр де ла Монне [21] , «Леда» 1978, партнёр — Хорхе Донн , там же и « Болеро » начиная с 1978 года , « Курозука » 1995, новая версия балета 1988 года, партнёр — Патрик Дюпон , Дворец Шайо [22] и номер «Ave Maya» 1995 [23].
Пробовала себя в жанре фламенко , участвуя в постановках хореографа Хосе Гранеро «Астурия» 1991 и «Мария Стюарт». Выступала в качестве балетмейстера, поставив в Большом театре такие балеты Родиона Щедрина как « Анна Каренина » 1972, совместно с Натальей Рыженко и Виктором Смирновым-Головановым , « Чайка » 1980 и « Дама с собачкой » 1985 , исполнив в них главные женские партии.
Какой подарок Майя Плисецкая хранила всю жизнь
Именно здесь юная Майя впервые появилась на сцене в небольшой роли в оперной постановке Александра Даргомыжского «Русалка». Спектакль о жизни великой русской балерины Майи Плисецкой — дебют студента режиссёрского факультета ГИТИСа Сослана Коцлова. Майя Плисецкая скончалась 2 мая 2015 года от обширного инфаркта. А если Майя подожмет недовольно губы, как гример уже предлагает на выбор с десяток разных тюбиков с помадой. Майя Плисецкая скончалась 2 мая 2015 года от обширного инфаркта. Легендарная балерина Майя Плисецкая, ушедшая из жизни шесть лет назад, до сих пор не похоронена.
Мир сегодня скорбит скончалась Майя Плесецкая
После горьких новостей 2 мая в некоторых городах России приняли решение увековечить память великой балерины. В Тольятти, например, к ноябрю 2015 года будет создан музей имени Майи Плисецкой. Его планируется организовать в хореографической школе ее имени осенью, когда будет отмечаться 90-летие балерины. В спортивной среде на смерть музы балета откликнулись представители самого танцевального из всех соревновательных видов — синхринисты.
Постепенно эмоции стали заглушать мудрость и доверие. Майя Плисецкая превратилась в послушную, кроткую жену. Она почти никогда не перечила мужу.
А он, в свою очередь, вытаскивал её из разных передряг Плисецкая отличалась рассеянностью и простодушием. Её можно было легко обмануть. Щедрин после очередных майиных проколов всё улаживал, решал, разруливал. За это она была ему очень благодарна. Любовь длиною в жизнь... В тяжёлые 90-е пара решила уехать из России.
Поселились в Мюнхене. Иногда отдыхали в Латвии. В Россию приезжали работать.
В мае 2021 года будет шесть лет, как умерла великая российская балерина Майя Плисецкая. Артистку обожали и боготворили на Родине, и за рубежом, а сама она запретила устраивать свои пышные похороны.
Майя Плисецкая скончалась на 90-м году жизни, и, согласно завещанию балерины, никто не проводил официальных похорон — с выносом гроба, прощанием в театре. Скромная церемония прошла в Германии, только близкие были допущены на нее.
Борис Праздников — массажист Большого театра, якобы получил от Плисецкой в подарок кольцо с бриллиантом.
Еще один громкий роман, который приписывают Плисецкой, — с Робертом Кеннеди. Они родились в один год, в один день. Что же это было?
Флирт — не флирт. Зов — не зов… Но тяга — была. Со мною Роберт Кеннеди был романтичен и возвышен».
Но не секрет, что Щедрин много раз уходил от супруги. Самый известный его роман со знаменитой актрисой Марией Шелл. Из-за него она чуть было не покончила с собой.
Плисецкая же писала о Щедрине так: «Мы были с ним совсем одной масти — рыжей. Может, сама природа решила обручить нас крепче обычного?.. Брежневу против реабилитации Сталина.
Имея литовское гражданство часто, часто ездила в Литву. Там у нее неподалёку от Тракайского замка имелась дача. Умерла Майя Плисецкая от обширного инфаркта миокарда 2 мая 2015 года в Мюнхене, на 90-м году жизни.
Согласно завещанию, ее прах после смерти мужа будет соединён воедино с его прахом и развеян над Россией. Подготовила Россинская Светлана Владимировна, гл. Плисецкая М.
Я, Майя Плисецкая. Тринадцать лет спустя: Сердитые заметки в тринадцати главах. Читая жизнь свою….
О ней: 1. Жданов Л. Майя Плисецкая: Фотоальбом.
Львов-Анохин Б. Рославлева Н. Майя Плисецкая.
Шадрина Н.
О Майе Плисецкой
Братья Майи Плесецкой Александр (умер в 1985-м) и Азарий также связали свою жизнь с балетом. Братья Майи Плесецкой Александр (умер в 1985-м) и Азарий также связали свою жизнь с балетом. Нормальное интервью Майи Плисецкой.(не нужно требовать от танцовщицы, сверх особенных умственных способностей) Во многом даже согласен. С Родионом Щедриным Майя Плисецкая была знакома несколько лет, но вступать с ним в близкие отношения балерина не спешила. "Уход из жизни великой балерины Майи Михайловны Плисецкой — невосполнимая утрата для отечественной культуры. Солистка Большого театра Союза ССР Майя Плисецкая в роли Одетты в балете Петра Чайковского «Лебединое озеро».
Студент ГИТИСа Сослан Коцлов представил премьеру в Цхинвале
Именно она познакомила племянницу с балетом. Эту квартиру, первую и самую любимую, на улице Тверской Майя Плисецкая купила вместе со своим мужем Родионом Щедриным, когда уже была известна на весь мир. Левое крыло здания, достроенное уже после войны, предназначалось для артистов. Плисецкая и Щедрин прожили в этом доме до 1991 года, а после того, как балерина ушла из Большого театра, переехали в Мюнхен. Продавать или сдавать квартиру они не стали и, каждый раз возвращаясь в Москву, останавливались именно в ней.
Кроме того, Майя Плисецкая говорила, что «второй раз родиться не выйдет, как ни старайся» ни у кого. Поэтому, как бы ни было тяжело — а она знала всю сложность такого состояния не понаслышке — призывала: «свое живи! При этом сама легенда русского искусства смело смотрела в будущее и признавалась, что любит все новое.
Он удержал меня на плаву. Родион писал мне балеты. Он дарил идеи. Он вдохновлял. Это уникально. Это редкость. Потому что он редкий. Он уникальный. Я таких людей, как он просто не знаю. Таких целостных, таких самостоятельных по мысли, таких талантливых, даже гениальных», — делилась Плисецкая. Родион Щедрин и Майя Плисецкая прожили вместе более 50 лет Источник: Legion-media Щедрину удавалось мириться с непростым характером Плисецкой. Она могла поругаться с мужем, но быстро отходила от ссор. Композитор окружил любимую женщину вниманием и заботой: он преподносил ей цветы, но лучшими подарками всегда были произведения, написанные для нее. Бриллианты балерину так не прельщали. Как признавалась позднее Плисецкая в интервью, Щедрин никогда не давал поводов для ревности, хотя он был эффектным и статным мужчиной. Она посвятила много времени мужу и восхваляла его музыку, хотя не могла понять, как же он создает эти гениальные произведения. А у него их нет. Честное слово. Потому что он особенный. Потому что он гений. Я вообще думаю, если б наша встреча не состоялась, меня могло б давно уже на свете не быть», — говорила Майя Михайловна. Плисецкая искренне восхищалась мужем. Поскольку Щедрин слишком любил родину, во времена советской власти он не осмелился уехать. Майя, повидавшая много стран по работе, это прекрасно понимала. Они первыми получили литовские паспорта, так как у них была дача неподалеку от Тракайского замка, но жили в Мюнхене. Майя Михайловна поехала в Германию, потому что у ее супруга было там музыкальное издательство.
Для того чтобы девочка не оказалась в детском доме, ее удочерила родная тетя Суламифь Мессерер, которая танцевала в Большом театре. Именно она познакомила племянницу с балетом. Эту квартиру, первую и самую любимую, на улице Тверской Майя Плисецкая купила вместе со своим мужем Родионом Щедриным, когда уже была известна на весь мир. Левое крыло здания, достроенное уже после войны, предназначалось для артистов. Плисецкая и Щедрин прожили в этом доме до 1991 года, а после того, как балерина ушла из Большого театра, переехали в Мюнхен.
Кем была Майя Плисецкая, звезда русского балета, – агентом КГБ или английской шпионкой?
Однажды Майя Михайловна сказала – «Целью моей жизни был танец; цель достигнута – я танцевала!». В работе над спектаклем о жизни и творчестве легендарной русской балерины Майи Плисецкой принимали участие все молодые и талантливые. поражает своей скромностью. Прах народной артистки СССР, балерины Майи Плисецкой до сих пор не упокоен и хранится дома у ее вдовца, 87-летнего композитора Родиона Щедрина. Действительно, будучи поклонником Майи Плисецкой, я уже около десяти лет собирал фотоматериалы о любимой артистке. Все новости по тегу: «Майя Плисецкая».
Семейные несчастья, любовь и блистательная карьера: главное о жизни Майи Плисецкой
От одного дяди после того, как во время его дежурства разбомбили дом, другой дядя нашёл только руку — и узнал. Двоюродные братья умерли на фронте. Вторая мировая сильно проредила и Мессереров, и Плисецких... Неправильная балерина Взрослая Плисецкая всегда была немного неправильной. Критиковала моду учить балету с дошкольного возраста: к сорока годам будут убиты все суставы сама танцевала до самой смерти в возрасте в весьма преклонном, по общим меркам. Критиковала репетиции «до упаду», считая их скорее позёрством, опасным, опять же, для суставов, и горячо спорила с начальством, которое от неё таких репетиций требовало. На сцене не любила повторов и если могла что-то изменить, не мешая работе остальных — меняла, если не каждый раз, то часто. Могла выйти на сцену то так, то этак.
Режиссёрам приходилось смиряться. Она часто флиртовала с мужчинами, а до брака ещё и завела роман с российским персом пятью годами моложе: приезжала к нему в коммунальную квартиру на личном автомобиле с шофёром. Надолго и серьёзно она вышла замуж за композитора Родиона Щедрина — и все вокруг утверждали, что она ему изменяет. Среди любовников называли Роберта Кеннеди, Андрея Миронова и многих других. В тридцать-тридцать пять балерины обычно рожают ребёнка: именно в таком возрасте карьера танцовщицы заканчивается. Плисецкая на вопросы о ребёнке тоже отвечала: когда танцевать закончу. Но не заканчивала.
Танцевать ей нравилось больше, хотя муж иногда заговаривал о детях. Всё такое же немного неправильное Плисецкую привлекало. Хобби у неё было — собирать необычные, забавные фамилии. Высматривала их в газетных заметках, в титрах фильмов. Но выбор продуктов, которые составляли её рацион, шокировал бы современных любительниц худеть. Плисецкая исключала из еды мясо, яйца, паслёновые, молочные продукты — и притом спокойно ела мучное и жирную селёдку. Селёдку она вообще обожала!
На сцене Мариинского театра почтили память Майи Плисецкой тремя спектаклями «Спартака» На сцене Мариинского театра почтили память Майи Плисецкой тремя спектаклями «Спартака» 23 ноября 2022, 09:20 To view this video please enable JavaScript, and consider upgrading to a web browser that supports HTML5 video Фото и видео: телеканал «Санкт-Петербург» Мариинский театр вспоминает великую артистку — Майю Плисецкую. На сцене театра дали сразу три спектакля «Спартак» в постановке Леонида Якобсона, которые посвятили памяти выдающейся танцовщицы. Как рассказал исполняющий обязанности заведующего балетной труппой Мариинского театра Юрий Фатеев, традиционно Майю Плисецкую принято вспоминать за роль умирающего лебедя и в Кармен-сюите — это ее знаменитые партии, которые были вписаны в историю как российского, так и мирового балета.
Черная спина несравненного Гергиева и его длинные, нервные, какие-то страдающие пальцы. Бизе — Р. Щедрина, которая была создана специально для Майи. Моя соседка кричит звонким голосом: «Щедрин — браво! Нет, кажется, нет.
Кульминацией концерта стало легендарное «Болеро» М. Оно сопровождалось видеозаписью выступления Майи Михайловны в постановке Мориса Бежара 1975 года. Оркестр аккомпанировал великой балерине, танцующей на экране. Что такое «Болеро» Плисецкой? Это двадцать пружинящих минут босиком на полупальцах тогда Майе исполнилось пятьдесят , это светлое обтягивающее трико на ее тонком теле, предстающем в невообразимых позах за это бежаровское «Болеро» в СССР было запрещено на два долгих года , это ее лисьи глаза, постояно меняющие выражение, и ее густые рыжие волосы, убранные в хвост.
Это сложные изгибы и движения, лишенные, кажется, всякой логики. То резко вскинутые руки, то вдруг поникшее безвольное тело. История рождения «Болеро» замечательно описана самой Майей Михайловной в автобиографической книге «Я, Майя Плисецкая»: «…Музыкальная легенда повествует, что у Равеля, писавшего «Болеро» по заказу танцовщицы Иды Рубинштейн, не хватало времени. И потому композитор — в спешке — бесконечно повторял свою испанистую мелодию, лишь меняя на ней оркестровый наряд. Так говорят.
Сама в это не верю. Но танцовщикам Равель задал задачу!.. Бежаровские эпизоды назывались, «по случаю»: «Краб», «Солнце», «Рыба», «Б. Имя «Солнце» дали распростертые, как лучи, руки с раскрытыми пальцами, словно возносящие молитву небесному светилу… Имя «Краб» тоже шло от рук, превращавшихся — внезапно — в клешни и впивавшихся крестообразно в собственные ребра… «Б. Она была тогда самой знаменитой женщиной планеты, и манеры ее походки и жестикуляции переплавились Бежаром в хореографический образ.
Перед каждым появлением мелодии у Равеля два такта ритмического отыгрыша. На эти два такта Бежар укрощал фейерверк своей фантазии и стократно повторял простую формулу пружинистых приседаний на плие. В этот момент самое время припомнить танцовщице, какой эпизод следует дальше — «Кошка» там или «Венгерка»?.. Приседаешь, приседаешь — и панически стараешься вспомнить, что теперь, что следующее?.. Училось «Болеро» трудно.
Она завещала соединить её прах с прахом мужа и развеять над Россией. К счастью, Родион Константинович жив. Ему 89 лет. Он живёт в Германии, но иногда приезжает в Россию. Родину композитор любит по-прежнему. Только вот по состоянию здоровья навещает родные места не так часто, как раньше.
Щедрин и Плисецкая были вместе в горе и радости, они вместе боролись с трудностями, вместе радовались успехам друг друга. Их знакомство состоялось в 1955 году, в доме Лили Брик. Двадцатидевятилетняя балерина почти не обратила внимания на двадцатидвухлетнего начинающего композитора. Лишь через три года шапочного знакомства они поняли, что влюблены. Умели и работать, и отдыхать Умели и работать, и отдыхать В течение их семейной жизни главным, пожалуй, был не балет, а музыка Щедрина. Премьеры, концерты, сочинения - разговоры об этом велись постоянно.