8. Почему Лидия Михайловна решилась на игру в «замеряшки» со своим учеником? 8. Почему Лидия Михайловна решилась на игру в «замеряшки» со своим учеником? Лидия Михайловна решилась играть с учеником в "замеряшки", чтобы доказать, что учитель прежде всего человек, такой же человек, как и все. Лидия Михайловна решилась на игру в "замеряшки", потому что решила что так, она сможет помочь герою "заработать" деньги, ведь, если он их честно выиграет, он их возьмёт. Во время игры Лидия Михайловна могла выдавать себя как поддерживающую и мотивирующую фигуру.
«Уроки французского» В. Распутин. Для сочинения любого формата
Получите быстрый ответ на свой вопрос, уже ответил 1 человек: Почему Лидия Михайловна решилась на игру в. Лидия Михайловна решилась на игру в "замеряшки", потому что решила что так, она сможет помочь герою "заработать" деньги, ведь, если он их честно выиграет, он их возьмёт. Лидия Михайловна играла азартно и шумно, герой увидел её совсем другими глазами. Почему так пристально следил за игрой рассказчик? 8. Почему Лидия Михайловна решилась на игру в «замеряшки» со своим учеником?
Остались вопросы?
Игра в «замеряш-ки» была для нее способом выйти из зоны комфорта и попробовать что-то новое и запретное. Кроме того, она могла использовать эту игру, чтобы убедить себя в своей привлекательности и желательности для молодого человека. В целом, Лидия Михайловна решилась на игру в «замеряш-ки» из-за своей жажды новых ощущений и желания испытать себя в необычной ситуации.
Все это способствует развитию его критического и творческого мышления, а также способности применять полученные знания на практике. Наконец, игра замеряшки помогает развить у ученика умение работать в команде. В процессе игры, ученику необходимо сотрудничать с другими участниками команды, слушать и уважать их мнение, а также договариваться и принимать общие решения. Это способствует развитию его социальных навыков и умения эффективно взаимодействовать с другими людьми.
Таким образом, игра замеряшки, выбранная Лидией Михайловной, имеет важное значение для развития ученической самооценки. Она помогает ученику почувствовать свою важность, развивает активность, самостоятельное мышление и умение работать в команде. Постепенное формирование самостоятельности ученика Одной из причин, почему Лидия Михайловна решилась на игру «замеряшки» со своим учеником, было постепенное формирование самостоятельности ученика. Игра позволяет детям развивать логическое мышление, учиться решать задачи самостоятельно и принимать решения на основе полученных данных. Это помогает ученику развивать его навыки самостоятельности и ответственности. Во время игры, Лидия Михайловна предлагает ученику гадать, какой предмет длиннее или короче, а также какой из них больше или меньше по размеру.
Ученик должен сравнить предметы, использовать линейку для измерения и приложить все свои умственные усилия, чтобы дать правильный ответ. Таким образом, ученик самостоятельно учится анализировать и сравнивать информацию, что формирует его способность делать выводы и принимать решения. Игра «замеряшки» также помогает развивать у ученика творческое мышление. Ученик не только измеряет предметы, но и может предлагать свои варианты задач и играть вместе с Лидией Михайловной. Таким образом, ученик не только пользуется своими знаниями во время игры, но и активно включается в процесс обучения и развития. Выводя ученика на игру «замеряшки», Лидия Михайловна стимулирует его стремление к самостоятельности, развивает его умственные способности и творческое мышление.
Игра помогает ученику стать активным участником процесса обучения и формирования его личности. Развитие навыков самоорганизации Одно из важнейших преимуществ игры в замеряшки, которую Лидия Михайловна решилась провести со своим учеником, заключается в развитии навыков самоорганизации. Эта игра требует от ребенка планирования своего времени и ресурсов, а также умения распределить их эффективно.
Знала ли она, что директор ей этого не простит? Видя, что все ее попытки помочь своему ученику ни к чему не приводят, следующий решительный шаг учителя — игра на деньги с мальчиком. В игре мальчик видит ее совсем другой — не строгой тетенькой, а простой девчонкой, не чуждой игре, азарту, восторгу. Она не побоялась этого, так как ее вело искренне желание помочь мальчику, возможно, было реализовать, только дав ему ощущение справедливости и честности полученных денег. В данном случае, путем честной игры в «пристенок».
То, что директор ей этого не простит, она, возможно не знала, так как он появился совершенно не ожидано, она этого не предвидел... Почему Лидия Михайловна играла на деньги?
A: Тарас Бульба — это герой повести Леси Украинки. Он был сильным, мужественным и добрым человеком.
Он был очень внимательным и заботливым к своей жене. Он любил ее и никогда не делал ей зла. Также он был очень добрым и заботливым к своим сыновьям.
Уроки французского - Распутин
Мне нужно было вернуть людям то добро, которое в свое время они сделали для меня". Лидия Михайловна выбрала для отдельных занятий именно рассказчика, потому что она понимала, что он талантливый мальчик, но его учёбе может помешать постоянное чувство голода. Это может направить его на ложный путь. Она помогла герою стать уверенней, смелее, поверить в свои силы, занятия французским стали доставлять ему удовольствие. Лидия Михайловна решилась играть с учеником в "замеряшки", чтобы доказать, что учитель прежде всего человек, такой же человек, как и все, и может иногда себе позволить подобное, и, конечно же, из жалости к мальчику, ведь честно выигрываю у неё в замеряшки, мальчик чувствовал, что это его деньги, свои, заработанные. Лидия Михайловна поступила очень честно и самотверженно. Учительница поддавалась мальчику, рассказчик это прекрасно видел.
Поэтому он пристально смотрел за игрой, он не хотел , чтобы ему давали деньги из жалости. Лидия Михайловна понимает, что знание предмета, которое дает учитель, - это ещё не всё. Самое главное — это нравственные качества. А научить нравственным качествам нельзя — можно лишь помочь им развиться, но для этого необходим талант человечности, который и отличает настоящего педагога. Истинный смысл игры герой рассказа понял гораздо позже. Может уже тогда, когда решил написать этот свой рассказ.
Доброта учителя осталась с ним на всю жизнь, он невольно на нее равнялся. Но, если судить по тому, как написан рассказ, можно сделать вывод, что главный герой далеко не сразу понял разумом, что его учитель является настоящим человеком и ее хитрая игра была показателем всей широты ее доброй души. Show likes Gulmira Kudratova 9 Jul 2021 at 12:50 am Рассказ очень понравился. Интересная, немного грустная история о послевоенном времени рассказывает о жизни 11 летнего мальчика, которого отправили учиться в школу в райцентр. Рассказ о том, как зёрна добра, брошенные в детскую душу, по истечении лет проросли в искреннюю теплоту и глубокую признательность зрелого человека. Лидия Михайловна приехала в далёкий сибирский городок с тёплой Кубани, чтобы преподавать французский язык в местной школе.
Лидия Михайловна была не просто учителем французского языка в классе, где учился герой, но и классным руководителем. Именно поэтому она интересовалась детьми больше, чем другие учителя. Конечно, мальчик не мог не стать объектом пристального внимания учительницы. Во-первых, потому что французский язык был единственным предметом, по которому у героя была четвёрка. Все остальные дисциплины он знал на отлично. А во-вторых, очень болезненный вид и бедная одежда свидетельствовали о том, что мальчик испытывал трудности.
И вот однажды наступил тот момент, когда Лидия Михайловна узнала, что герой играет со старшими ребятами на деньги. Конечно, учительница могла поступить так, как от неё требовал учительский долг: сообщить обо всём директору или педагогическому коллективу. И тогда недостойное поведение мальчика разбирали бы перед всей школой, после чего, вероятнее всего, последовало бы позорное изгнание. Но Лидия Михайловна поступила иначе. Она поступила так, как ей подсказывало её доброе сердце. Поняв, что мальчик не примет от неё открытой помощи, она решила действовать хитростью.
Лидия Михайловна нарушила все педагогические законы, отважившись играть с героем на деньги. Она понимала, что идёт на огромный риск, который оправдывался тем, что это был единственный способ помочь голодному ребёнку. К сожалению, директор школы не разделял мнения учительницы о подобного рода помощи. В его понимании игра на деньги с учеником — невиданное преступление. Василий Андреевич называет поступок учительницы растлением и совращением. В рассказе мне понравилась учительница французского языка, Лидия Михайловна, которая не осталась равнодушной к судьбе способного деревенского мальчика и, как умела, помогала ему выжить в суровое послевоенное время.
А когда вскрылась история с азартной игрой, она, не задумываясь, взяла всю вину на себя и покинула школу, сказав мальчику, что его никто не будет наказывать за эту историю. Из рассказа я узнала, как жили люди после войны и как тяжело было учиться детям в те годы. Произведение учит доброте и состраданию и показывает, как это важно для каждого человека. Show likes Zuleykha Orazgeldieva 9 Jul 2021 at 1:28 am Произведения Валентина Распутина ,, Уроки французского,, оставил у меня хорошие впечатления. Мне очень понравилось рассказ. В этом рассказе действие разворачивается в мрачных декорациях послевоенного времени - мальчик, которого отправили одного учиться в школу вдалеке от родителей начинает самостоятельную жизнь, полную лишений и испытыний.
Мальчишка был довольно умный, стеснительный но гордый. Наверняка эти качества и привыкли внимание Лидию Михайловну. Она уведела в мальчике старание хотя сначала не дала виду. У главного героя действительно не удалось с французским языком но мне показалось что Лидия Михайловна хотела ему помочь.
Она имела привычку внимательным образом осматривать почти каждого из нас». Подчеркните в тексте самое главное, характеризующее учителя. Забота о детях, материнское начало, внимательность. Покормить ребёнка. Ребята зачитывают качества Лидии Михайловны. Приём ловушки — А почему вы не подчеркнули интерес к азартным играм? Азартные игры, на деньги учителя с учеником всегда считались безнравственным поступком. У неё был выбор — не играть? Учитель поставил цель — помочь ребёнку любыми средствами, чтобы мальчик смог купить себе молока и хлеба. Зачитаем концовку рассказа: «И больше я её никогда не видел. Среди зимы, уже после январских каникул, мне пришла на школу по почте посылка. Когда я её открыл, достав опять топор из-под лестницы, — аккуратными, плотными рядами в ней лежали трубочки макарон. А внизу в толстой ватной обёртке я нашёл три красных яблока. Раньше я видел яблоки только на картинках, но догадался, что это они». Символ душевной щедрости. Мальчик узнал, что он не одинок, что есть на свете доброта, отзывчивость, любовь.
Я легко запоминал слова и обороты, быстро переводил, прекрасно справлялся с трудностями правописания, но произношение с головой выдавало все мое ангарское происхождение вплоть до последнего колена, где никто сроду не выговаривал иностранных слов, если вообще подозревал об их существовании. Я шпарил по-французски на манер наших деревенских скороговорок, половину звуков за ненадобностью проглатывая, а вторую половину выпаливая короткими лающими очередями. Лидия Михайловна, учительница французского, слушая меня, бессильно морщилась и закрывала глаза. Ничего подобного она, конечно, не слыхивала. Снова и снова она показывала, как произносятся носовые, сочетания гласных, просила повторить — я терялся, язык у меня во рту деревенел и не двигался. Все было впустую. Но самое страшное начиналось, когда я приходил из школы. Там я невольно отвлекался, все время вынужден был что-то делать, там меня тормошили ребята, вместе с ними — хочешь не хочешь — приходилось двигаться, играть, а на уроках — paботать. Но едва я оставался один, сразу наваливалась тоска — тоска по дому, по деревне. Никогда раньше даже на день я не отлучался из семьи и, конечно, не был готов к тому, чтобы жить среди чужих людей. Так мне было плохо, так горько и постыло! Хотелось только одного, мечталось об одном — домой и домой. Я сильно похудел; мать, приехавшая в конце сентября, испугалась за меня. При ней я крепился, не жаловался и не плакал, но, когда она стала уезжать, не выдержал и с ревом погнался за машиной. Мать махала мне рукой из кузова, чтобы я отстал, не позорил себя и ее, я ничего не понимал. Тогда она решилась и остановила машину. Хватит, отучился, поедем домой. Я опомнился и убежал. Но похудел я не только из-за тоски по дому. К тому же еще я постоянно недоедал. Осенью, пока дядя Ваня возил на своей полуторке хлеб в Заготзерно, стоявшее неподалеку от райцентра, еду мне присылали довольно часто, примерно раз в неделю. Но вся беда в том, что мне ее не хватало. Ничего там не было, кроме хлеба и картошки, изредка мать набивала в баночку творогу, который у кого-то под что-то брала: корову она не держала. Привезут — кажется много, хватишься через два дня — пусто. Я очень скоро стал замечать, что добрая половина моего хлеба куда-то самым таинственным образом исчезает. Проверил — так и есть: был — нету. То же самое творилось с картошкой. Кто потаскивал — тетя Надя ли, крикливая, замотанная женщина, которая одна мыкалась с тремя ребятишками, кто-то из ее старших девчонок или младший, Федька, — я не знал, я боялся даже думать об этом, не то что следить. Обидно было только, что мать ради меня отрывает последнее от своих, от сестренки с братишкой, а оно все равно идет мимо. Но я заставил себя смириться и с этим. Легче матери не станет, если она услышит правду. Голод здесь совсем не походил на голод в деревне. Там всегда, и особенно осенью, можно было что-то перехватить, сорвать, выкопать, поднять, в Ангаре ходила рыба, в лесу летала птица. Тут для меня все вокруг было пусто: чужие люди, чужие огороды, чужая земля. Небольшую речушку на десять рядов процеживали бреднями. Я как-то в воскресенье просидел с удочкой весь день и поймал трех маленьких, с чайную ложку, пескариков — от такой рыбалки тоже не раздобреешь. Больше не ходил — что зря время переводить! По вечерам околачивался у чайной, на базаре, запоминая, что почем продают, давился слюной и шел ни с чем обратно. На плите у тети Нади стоял горячий чайник; пошвыркав гольного кипяточку и согрев желудок, ложился спать. Утром опять в школу. Так и дотягивал до того счастливого часа, когда к воротам подъезжала полуторка и в дверь стучал дядя Ваня. Наголодавшись и зная, что харч мой все равно долго не продержится, как бы я его ни экономил, я наедался до отвала, до рези и животе, а затем, через день или два, снова подсаживал зубы на полку. Однажды, еще в сентябре, Федька спросил у меня: — Ты в «чику» играть не боишься? На деньги. Если деньги есть, пойдем сыграем. Пойдем так, хоть посмотрим. Увидишь, как здорово. Федька повел меня за огороды. Мы прошли по краю продолговатого, грядой, холма, сплошь заросшего крапивой, уже черной, спутанной, с отвисшими ядовитыми гроздьями семян, перебрались, прыгая по кучам, через старую свалку и в низинке, на чистой и ровной небольшой поляне, увидели ребят. Мы подошли. Ребята насторожились. Все они были примерно тех же лет, что и я, кроме одного — рослого и крепкого, заметного своей силой и властью, парня с длинной рыжей челкой. Я вспомнил: он ходил в седьмой класс. Больше на меня не обращали внимания, я отошел в сторонку и стал наблюдать. Играли не все — то шестеро, то семеро, остальные только глазели, болея в основном за Вадика. Хозяйничал здесь он, это я понял сразу. Разобраться в игре ничего не стоило. Каждый выкладывал на кон по десять копеек, стопку монет решками вверх опускали на площадку, ограниченную жирной чертой метрах в двух от кассы, а с другой стороны, от валуна, вросшего в землю и служившего упором для передней ноги, бросали круглую каменную шайбу. Бросать ее надо было с тем расчетом, чтобы она как можно ближе подкатилась к черте, но не вышла за нее, — тогда ты получал право первым разбивать кассу. Били всё той же шайбой, стараясь перевернуть. Перевернул — твоя, бей дальше, нет — отдай это право следующему. Но важней всего считалось еще при броске накрыть шайбой монеты, и если хоть одна из них оказывалась на орле, вся касса без разговоров переходила в твой карман, и игра начиналась снова. Вадик хитрил. Он шел к валуну после всех, когда полная картина очередности была у него перед глазами и он видел, куда бросать, чтобы выйти вперед. Деньги доставались первым, до последних они доходили редко. Наверное, все понимали, что Вадик хитрит, но сказать ему об этом никто не смел. Правда, и играл он хорошо. Подходя к камню, чуть приседал, прищурившись, наводил шайбу на цель и неторопливо, плавно выпрямлялся — шайба выскальзывала из его руки и летела туда, куда он метил. Быстрым движением головы он забрасывал съехавшую челку наверх, небрежно сплевывал в сторону, показывая, что дело сделано, и ленивым, нарочито замедленным шагом ступал к деньгам. Если они были в куче, бил резко, со звоном, одиночные же монетки трогал шайбой осторожно, с накатиком, чтобы монетка не билась и не крутилась в воздухе, а, не поднимаясь высоко, всего лишь переваливалась на другую сторону. Никто больше так не умел. Ребята лупили наобум и доставали новые монеты, а кому нечего было доставать, переходили в зрители. Мне казалось, что, будь у меня деньги, я бы смог играть. В деревне мы возились с бабками, но и там нужен точный глаз. А я, кроме того, любил придумывать для себя забавы на меткость: наберу горсть камней, отыщу цель потруднее и бросаю в нее до тех пор, пока не добьюсь полного результата — десять из десяти. Бросал и сверху, из-за плеча, и снизу, навешивая камень над целью. Так что кой-какая сноровка у меня была. Не было денег. Мать потому и отправляла мне хлеб, что денег у нас не водилось, иначе я покупал бы его и здесь. Откуда им в колхозе взяться? Все же раза два она подкладывала мне в письмо по пятерке — на молоко. На теперешние это пятьдесят копеек, не разживешься, но все равно деньги, на них на базаре можно было купить пять поллитровых баночек молока, по рублю за баночку. Молоко мне наказано пить от малокровия, у меня часто ни с того ни с сего принималась вдруг кружиться голова. Но, получив пятерку в третий раз, я не пошел за молоком, а разменял ее на мелочь и отправился за свалку. Место здесь было выбрано с толком, ничего не скажешь: полянка, замкнутая холмами, ниоткуда не просматривалась. В селе, на виду у взрослых, за такие игры гоняли, грозили директором и милицией. Тут нам никто не мешал. И недалеко, за десять минут добежишь. В первый раз я спустил девяносто копеек, во второй — шестьдесят. Денег было, конечно, жалко, но я чувствовал, что приноравливаюсь к игре, рука постепенно привыкала к шайбе, училась отпускать для броска ровно столько силы, сколько требовалось, чтобы шайба пошла верно, глаза тоже учились заранее знать, куда она упадет и сколько еще прокатится по земле. По вечерам, когда все расходились, я снова возвращался сюда, доставал из-под камня спрятанную Вадиком шайбу, выгребал из кармана свою мелочь и бросал, пока не темнело. Я добился того, что из десяти бросков три или четыре угадывали точно на деньги. И наконец наступил день, когда я остался в выигрыше. Осень стояла теплая и сухая. Еще и в октябре пригревало так, что можно было ходить в рубашке, дожди выпадали редко и казались случайными, ненароком занесенными откуда-то из непогодья слабым попутным ветерком. Небо синело совсем по-летнему, но стало словно бы уже, и солнце заходило рано. Над холмами в чистые часы курился воздух, разнося горьковатый, дурманящий запах сухой полыни, ясно звучали дальние голоса, кричали отлетающие птицы. Трава на нашей поляне, пожелтевшая и сморенная, все же осталась живой и мягкой, на ней возились свободные от игры, а лучше сказать, проигравшиеся ребята. Теперь каждый день после школы я прибегал сюда. Ребята менялись, появлялись новички, и только Вадик не пропускал ни одной игры. Она без него и не начиналась. За Вадиком, как тень, следовал большеголовый, стриженный под машинку, коренастый парень, по прозвищу Птаха. В школе я Птаху до этого не встречал, но, забегая вперед, скажу, что в третьей четверти он вдруг, как снег на голову, свалился на наш класс. Оказывается, остался в пятом на второй год и под каким-то предлогом устроил себе до января каникулы. Птаха тоже обычно выигрывал, хоть и не так, как Вадик, поменьше, но в убытке не оставался. Да потому, наверно, и не оставался, что был заодно с Вадиком и тот ему потихоньку помогал. Из нашего класса на полянку иногда набегал Тишкин, суетливый, с моргающими глазенками мальчишка, любивший на уроках поднимать руку. Знает, не знает — все равно тянет. Вызовут — молчит. Он шлепал своими глазенками: — Я помнил, а пока вставал, забыл. Я с ним не дружил. От робости, молчаливости, излишней деревенской замкнутости, а главное — от дикой тоски по дому, не оставлявшей во мне никаких желаний, ни с кем из ребят я тогда еще не сошелся. Их ко мне тоже не тянуло, я оставался один, не понимая и не выделяя из горького своего положения одиночества: один — потому что здесь, а не дома, не в деревне, там у меня товарищей много. Тишкин, казалось, и не замечал меня на полянке. Быстро проигравшись, он исчезал и появлялся снова не скоро. А я выигрывал. Я стал выигрывать постоянно, каждый день. У меня был свой расчет: не надо катать шайбу по площадке, добиваясь права на первый удар; когда много играющих, это не просто: чем ближе тянешься к черте, тем больше опасности перевалить за нее и остаться последним. Надо накрывать кассу при броске. Так я и делал. Конечно, я рисковал, но при моей сноровке это был оправданный риск. Я мог проиграть три, четыре раза подряд, зато на пятый, забрав кассу, возвращал свой проигрыш втройне. Снова проигрывал и снова возвращал. Мне редко приходилось стучать шайбой по монетам, но и тут я пользовался своим приемом: если Вадик бил с накатом на себя, я, наоборот, тюкал от себя — так было непривычно, но так шайба придерживала монету, не давала ей вертеться и, отходя, переворачивала вслед за собой. Теперь у меня появились деньги. Я не позволял себе чересчур увлекаться игрой и торчать на полянке до вечера, мне нужен был только рубль, каждый день по рублю. Получив его, я убегал, покупал на базаре баночку молока тетки ворчали, глядя на мои погнутые, побитые, истерзанные монеты, но молоко наливали , обедал и садился за уроки. Досыта все равно я не наедался, но уже одна мысль, что я пью молоко, прибавляла мне силы и смиряла голод. Мне стало казаться, что и голова теперь у меня кружится гораздо меньше. Поначалу Вадик спокойно относился к моим выигрышам. Он и сам не оставался внакладе, а из его карманов вряд ли мне что-нибудь перепадало. Иногда он даже похваливал меня: вот, мол, как надо бросать, учитесь, мазилы. Однако вскоре Вадик заметил, что я слишком быстро выхожу из игры, и однажды остановил меня: — Ты что это — загреб кассу и драть? Ишь шустрый какой! А Птаха подпел: — Кто тебе сказал, что так играют на деньги? За это, хочешь знать, бьют маленько. Больше Вадик не давал мне шайбу раньше себя и подпускал к камню только последним. Он хорошо бросал, и нередко я лез в карман за новой монетой, не прикоснувшись к шайбе. Но я бросал лучше, и если уж мне доставалась возможность бросать, шайба, как намагниченная, летела точно на деньги. Я и сам удивлялся своей меткости, мне надо бы догадаться придержать ее, играть незаметней, а я бесхитростно и безжалостно продолжал бомбить кассу. Откуда мне было знать, что никогда и никому еще не прощалось, если в своем деле он вырывается вперед? Не жди тогда пощады, не ищи заступничества, для других он выскочка, и больше всех ненавидит его тот, кто идет за ним следом. Эту науку мне пришлось в ту осень постигнуть на собственной шкуре. Я только что опять угодил в деньги и шел собирать их, когда заметил, что Вадик наступил ногой на одну из рассыпавшихся по сторонам монет. Все остальные лежали вверх решками. В таких случаях при броске обычно кричат «в склад! Я подошел к нему и попытался сдвинуть его ногу с монеты, но он оттолкнул меня, быстро схватил ее с земли и показал мне решку. Я успел заметить, что монета была на орле, — иначе он не стал бы ее закрывать.
Ее поступок я оцениваю очень высоко. Ей стало жаль одинокого и голодного мальчишку, который очень сильно нуждался в помощи. Учительница горбила пальцы, что ее и выдало. Мальчик хотел честной победы, поэтому следил за тем, чтобы женщина не жульничала.
Почему Лидия Михайловна решилась на игру в «замеряшки» со своим учеником? Как вы
| Уроки французского - Распутин | Почему Лидия Михайловна решилась на игру в "замеряшки" со своим учеником? |
| Почему Лидия Михайловна решилась на игру в (замеряшки) со своим учеником? — Спрашивалка | 8. Почему Лидия Михайловна решилась на игру в замеряшки со своим учеником? |
| В. Г. Распутин. «Уроки французского» (1973). 6 класс - Год Литературы | Лидия Михайловна предложила ему сыграть и просила не выдавать ее директору, квартира которого была за стенкой. |
| Урок литературы по теме "Уроки французского" – уроки жизни. 6-й класс | Что выдавало её во время игры? Ответ эксперта. Лидия Михайловна решилась на игру в «замеряшки» со своим учеником, потому что она видела, как мальчик голодает, но отказывается принимать прямую помощь. |
| Произведение "Уроки французского". Вопрос: Почему Лидия Михайловна решилась на игру в "замеряшки"? | Почему русский народ дал первому месяцу года название просинец? |
Другие вопросы:
- ГДЗ по литературе 6 класс Коровина, Полухина Валентин Григорьевич Распутин
- Новая викторина - каждый день!
- Список предметов
- Почему Лидия Михайловна решилась на игру в «замеряшки» со своим учеником? Как вы
- Почему Лидия Михайлорешила решилась на игру в замеряшки со... -
- Герои и прототипы
Почему Лидия Михайловна решилась на игру в «замеряшки» со своим учеником? Как вы…
Почему Лидия Михайловна решилась на игру в "замеряшки" со своим учеником? Лидия Михайловна хотела помочь своему ученику,но он прямой помощи не принимал,поэтому она решила сначала просто позаниматься с ним,а потом и этот способ помочь мальчику не ,Лидия Михайловна решилась-она съыграет с мальчиком в новую. Во время игры Лидия Михайловна могла выдавать себя как поддерживающую и мотивирующую фигуру.
Задание МЭШ
Какие ассоциации вызывает у вас это слово? Напишите слова-ассоциации в рабочей тетради. I стадия: вызов — Посмотрите внимательно на эпиграф и название нашего урока и подумайте, в чём нам предстоит разобраться? Формулируем цель урока Кто? Может быть, их несколько? О чём свидетельствуют данные цитаты?
Дети называют черты характера героя — Какое время показано в рассказе? Что вы знаете о нём? Война принесла много горя, лишила детства ребят, разрушила города и сёла, голод. Зачитываем качества героя. Зачитаем описание Лидии Михайловны: «Она сидела передо мной аккуратная вся, умная и красивая, красивая в одежде, и в своей женской молодой поре… Глаза у неё косили и смотрели словно бы мимо, но мы к тому времени уже научились распознавать, куда они смотрят… Лидии Михайловне тогда было, наверное, лет двадцать пять или около того; я хорошо помню её правильное и потому не слишком живое лицо с прищуренными глазами, тугую, редко раскрывающуюся до конца улыбку и совсем чёрные, коротко остриженные волосы.
Но при всём этом не было видно в её лице жестокости…, а было какое-то осторожное, с хитринкой, недоумение, относящееся к ней самой и словно говорящее: интересно, как я здесь очутилась и что я здесь делаю? Доброта, внешняя скромность, неприметность, аккуратная — заполняем таблицу. Распутин посвятил его Анастасии Прокопьевне Копыловой. В 1973 году Распутин пишет один из своих лучших рассказов «Уроки французского». Всё это происходило со мной.
Вторая часть служит завязкой, описывая лишения и трудности, которые приходится преодолевать главному герою в чужом городе. Кульминация происходит в четвёртой части, когда голодающий герой отказывается принимать еду от своей учительницы — это становится поворотным моментом повести, выводящим отношения персонажей на новый уровень. Трагическая развязка наступает в тот момент, когда директор школы из-за недоразумения увольняет учительницу. Финал приводит сюжетную линию к логичному завершению, рассказывая о дальнейшей судьбе героев. В основе конфликта произведения «Уроки французского» лежит постоянная борьба человека с несовершенством окружающего мира. Писатель показывает нам, как трудные времена могут губительно влиять на людей, принося им одни несчастья, и то, как человек может пережить их.
Именно поэтому рассказчик вспоминает Лидию Михайловну с душевной теплотой и трепетом. С помощью мнения главного героя выражается и авторская позиция относительно действий учительницы: он уважает ее желание помочь ребенку.
Лидия Михайловна играет с мальчиком на деньги, желая помочь ему в денежном плане. Делает она это для того, чтобы он мог пережить трудные для себя времена. Мнение директора не совпадает с оценкой поступка учительницы главным героем. Автор дает право читателю самому выбирать позицию.
Он очень серьезный человек... В комнате было много книг, на тумбочке у окна стоял большой красивый радиоприемник; с проигрывателем - редкое по тем временам, а для меня и вовсе невиданное чудо. Лидия Михайловна ставила пластинки, и ловкий мужской голос опять-таки учил французскому языку... В школе у нее были проблемы с французским языком. Она поступила на французский факультет и доказала себе, что может освоить французский язык: "... Она привыкла жить в городе: "... Я же городской человек... В Сибирь она приехала, чтобы работать учителем: "... А у нас на Кубани яблоки бывают. Ох, сколько сейчас там яблок. Я нынче хотела поехать на Кубань, а приехала почему-то сюда... Поеду к себе на Кубань, - сказала она, прощаясь... Иной paз полезно забыть, что ты учительница, - не то такой сделаешься бякой и букой, что живым людям скучно с тобой станет. Для учителя, может быть, самое важное - не принимать себя всерьез, понимать, что он может научить совсем немногому... В детстве она была отчаянной, озорной девочкой. Во взрослом возрасте ей по-прежнему хочется прыгать и скакать: "...
Почему главный герой отказывался от помощи Лидии Михайловны?
- Поступок Лидии Михайловны в рассказе “Уроки французского” – сочинение на тему
- Почему Лидия Михайловна решилась на игру в (замеряшки) со своим учеником?
- Почему Лидия Михайловна решилась на игру в? Найдено ответов: 15
- Почему Лидия Михайловна решилась на игру замеряшки со своим учеником: основные причины и выгоды
- Почему главный герой отказывался от помощи Лидии Михайловны?
Почему Лидия Михайловна решилась на игру замеряшки со своим учеником причины и выгоды
Что выдавало ее во время игры? Почему так пристально следил за игрой рассказчик? Чего он боялся? Как это его характеризовало? Кто ответит 60 баллов!!!!!!
Я считаю, что Лидия Михайловна поступила, как человек милосердный и сострадательный.
Ее поступок я оцениваю очень высоко. Ей стало жаль одинокого и голодного мальчишку, который очень сильно нуждался в помощи. Учительница горбила пальцы, что ее и выдало.
Таким образом, игра в замеряшки, которую Лидия Михайловна решилась провести со своим учеником, дает ему возможность развить важные навыки самоорганизации, ответственности и творческого мышления. Самостоятельное принятие решений Почему Лидия Михайловна решилась на игру замеряшки со своим учеником? Решение преподавателя было вызвано несколькими причинами. Во-первых, игра замеряшки позволяет активизировать ученика, развить его интерес к учебному процессу.
Лидия Михайловна знает, что дети лучше запоминают информацию, когда они вовлечены в игровую форму обучения. Во-вторых, игра замеряшки дает возможность ученику самостоятельно принимать решения. Когда дети имеют возможность самостоятельно действовать и принимать решения, это способствует развитию их самостоятельности, логического мышления и умения адаптироваться к новым ситуациям. Таким образом, Лидия Михайловна решилась на игру замеряшки со своим учеником, потому что она понимает, что такой подход способствует активизации ученика, развитию его интереса и способностей, а также помогает ему научиться самостоятельно принимать решения. Комплексное развитие ученика Почему же Лидия Михайловна выбрала игру «замеряшки» для взаимодействия со своим учеником? Одна из причин в том, что данная игра позволяет развивать у ученика навыки измерения и сопоставления разных величин. Ученик учится сравнивать длину или вес предметов, а также оценивать, какой предмет больше или меньше.
Таким образом, игра «замеряшки» способствует развитию математических навыков и логического мышления. Кроме того, игра «замеряшки» позволяет развивать мелкую моторику и координацию движений. Ученик должен аккуратно работать с предметами и правильно их располагать на месте. Это тренирует мелкую моторику и помогает ученику осознавать свое тело и движения. Еще одна выгода от игры «замеряшки» заключается в том, что она способствует развитию коммуникативных навыков. Ученик и учитель обмениваются информацией о разных предметах, их свойствах и легко находят общий язык. Таким образом, игра помогает ученику научиться выражать свои мысли и идеи, учиться слушать и взаимодействовать с другими людьми.
Преимущества игры «замеряшки»: Развитие математических навыков и логического мышления Развитие мелкой моторики и координации движений Развитие коммуникативных навыков Таким образом, игра «замеряшки» выбрана Лидией Михайловной как один из инструментов для комплексного развития ученика.
Почему Лидия Михайловна решилась на игру в «замеряш-ки» со своим учеником? Распутин «Уроки французского» Ответ от учителя Лидия Михайловна, переживая кризис среднего возраста и чувствуя себя неудовлетворенной своей жизнью, решила нарушить рутину и добавить остроты в свою жизнь. Она была привлечена к своему ученику, Распутину, его молодостью, энергией и необычным образом жизни.
Cтраница 121 учебник по литературе Коровина 6 класс 2 часть
Лидия Михайловна, решившись на игру в «заме-ряшки» со своим учеником, вероятно, имела несколько причин для такого поступка. 8. Почему Лидия Михайловна решилась на игру в замеряшки со своим учеником? Получите быстрый ответ на свой вопрос, уже ответил 1 человек: Почему Лидия Михайловна решилась на игру в. Почему Лидия Михайловна стала играть с учеником в игре на деньги. Вопрос: Почему Лидия Михайловна решилась на забаву в "замеряшки"?
Почему Лидия Михайловна решилась на игру в «замеряшки» со своим учеником? Как вы…
Трудно сказать, как решилась мать отпустить меня в район райцентр у нас называли районом. Жили мы без отца, жили совсем плохо, и она, видно, рассудила, что хуже уже не будет — некуда. Учился я хорошо, в школу ходил с удовольствием и в деревне признавался за грамотея: писал за старух и читал письма, перебрал все книжки, которые оказались в нашей неказистой библиотеке, и по вечерам рассказывал из них ребятам всякие истории, больше того добавляя от себя. Но особенно в меня верили, когда дело касалось облигаций. Их за войну у людей скопилось много, таблицы выигрышей приходили часто, и тогда облигации несли ко мне. Считалось, что у меня счастливый глаз. Выигрыши и правда случались, чаще всего мелкие, но колхозник в те годы рад был любой копейке, а тут из моих рук сваливалась и совсем нечаянная удача. Радость от нее невольно перепадала и мне. Меня выделяли из деревенской ребятни, даже подкармливали; однажды дядя Илья, в общем-то скупой, прижимистый старик, выиграв четыреста рублей, сгоряча нагреб мне ведро картошки — под весну это было немалое богатство. И все потому же, что я разбирался в номерах облигаций, матери говорили: — Башковитый у тебя парень растет. Ты это… давай учи его.
Грамота зря не пропадет. И мать, наперекор всем несчастьям, собрала меня, хотя до того никто из нашей деревни в районе не учился. Я был первый. Да я и не понимал, как следует, что мне предстоит, какие испытания ждут меня, голубчика, на новом месте. Учился я и тут хорошо. Что мне оставалось? Едва ли осмелился бы я пойти в школу, останься у меня невыученным хоть один урок, поэтому по всем предметам, кроме французского, у меня держались пятерки. С французским у меня не ладилось из-за произношения. Я легко запоминал слова и обороты, быстро переводил, прекрасно справлялся с трудностями правописания, но произношение с головой выдавало все мое ангарское происхождение вплоть до последнего колена, где никто сроду не выговаривал иностранных слов, если вообще подозревал об их существовании. Я шпарил по-французски на манер наших деревенских скороговорок, половину звуков за ненадобностью проглатывая, а вторую половину выпаливая короткими лающими очередями.
Лидия Михайловна, учительница французского, слушая меня, бессильно морщилась и закрывала глаза. Ничего подобного она, конечно, не слыхивала. Снова и снова она показывала, как произносятся носовые, сочетания гласных, просила повторить — я терялся, язык у меня во рту деревенел и не двигался. Все было впустую. Но самое страшное начиналось, когда я приходил из школы. Там я невольно отвлекался, все время вынужден был что-то делать, там меня тормошили ребята, вместе с ними — хочешь не хочешь — приходилось двигаться, играть, а на уроках — paботать. Но едва я оставался один, сразу наваливалась тоска — тоска по дому, по деревне. Никогда раньше даже на день я не отлучался из семьи и, конечно, не был готов к тому, чтобы жить среди чужих людей. Так мне было плохо, так горько и постыло! Хотелось только одного, мечталось об одном — домой и домой.
Я сильно похудел; мать, приехавшая в конце сентября, испугалась за меня. При ней я крепился, не жаловался и не плакал, но, когда она стала уезжать, не выдержал и с ревом погнался за машиной. Мать махала мне рукой из кузова, чтобы я отстал, не позорил себя и ее, я ничего не понимал. Тогда она решилась и остановила машину. Хватит, отучился, поедем домой. Я опомнился и убежал. Но похудел я не только из-за тоски по дому. К тому же еще я постоянно недоедал. Осенью, пока дядя Ваня возил на своей полуторке хлеб в Заготзерно, стоявшее неподалеку от райцентра, еду мне присылали довольно часто, примерно раз в неделю. Но вся беда в том, что мне ее не хватало.
Ничего там не было, кроме хлеба и картошки, изредка мать набивала в баночку творогу, который у кого-то под что-то брала: корову она не держала. Привезут — кажется много, хватишься через два дня — пусто. Я очень скоро стал замечать, что добрая половина моего хлеба куда-то самым таинственным образом исчезает. Проверил — так и есть: был — нету. То же самое творилось с картошкой. Кто потаскивал — тетя Надя ли, крикливая, замотанная женщина, которая одна мыкалась с тремя ребятишками, кто-то из ее старших девчонок или младший, Федька, — я не знал, я боялся даже думать об этом, не то что следить. Обидно было только, что мать ради меня отрывает последнее от своих, от сестренки с братишкой, а оно все равно идет мимо. Но я заставил себя смириться и с этим. Легче матери не станет, если она услышит правду. Голод здесь совсем не походил на голод в деревне.
Там всегда, и особенно осенью, можно было что-то перехватить, сорвать, выкопать, поднять, в Ангаре ходила рыба, в лесу летала птица. Тут для меня все вокруг было пусто: чужие люди, чужие огороды, чужая земля. Небольшую речушку на десять рядов процеживали бреднями. Я как-то в воскресенье просидел с удочкой весь день и поймал трех маленьких, с чайную ложку, пескариков — от такой рыбалки тоже не раздобреешь. Больше не ходил — что зря время переводить! По вечерам околачивался у чайной, на базаре, запоминая, что почем продают, давился слюной и шел ни с чем обратно. На плите у тети Нади стоял горячий чайник; пошвыркав гольного кипяточку и согрев желудок, ложился спать. Утром опять в школу. Так и дотягивал до того счастливого часа, когда к воротам подъезжала полуторка и в дверь стучал дядя Ваня. Наголодавшись и зная, что харч мой все равно долго не продержится, как бы я его ни экономил, я наедался до отвала, до рези и животе, а затем, через день или два, снова подсаживал зубы на полку.
Однажды, еще в сентябре, Федька спросил у меня: — Ты в «чику» играть не боишься? На деньги. Если деньги есть, пойдем сыграем. Пойдем так, хоть посмотрим. Увидишь, как здорово. Федька повел меня за огороды. Мы прошли по краю продолговатого, грядой, холма, сплошь заросшего крапивой, уже черной, спутанной, с отвисшими ядовитыми гроздьями семян, перебрались, прыгая по кучам, через старую свалку и в низинке, на чистой и ровной небольшой поляне, увидели ребят. Мы подошли. Ребята насторожились. Все они были примерно тех же лет, что и я, кроме одного — рослого и крепкого, заметного своей силой и властью, парня с длинной рыжей челкой.
Я вспомнил: он ходил в седьмой класс. Больше на меня не обращали внимания, я отошел в сторонку и стал наблюдать. Играли не все — то шестеро, то семеро, остальные только глазели, болея в основном за Вадика. Хозяйничал здесь он, это я понял сразу. Разобраться в игре ничего не стоило. Каждый выкладывал на кон по десять копеек, стопку монет решками вверх опускали на площадку, ограниченную жирной чертой метрах в двух от кассы, а с другой стороны, от валуна, вросшего в землю и служившего упором для передней ноги, бросали круглую каменную шайбу. Бросать ее надо было с тем расчетом, чтобы она как можно ближе подкатилась к черте, но не вышла за нее, — тогда ты получал право первым разбивать кассу. Били всё той же шайбой, стараясь перевернуть. Перевернул — твоя, бей дальше, нет — отдай это право следующему. Но важней всего считалось еще при броске накрыть шайбой монеты, и если хоть одна из них оказывалась на орле, вся касса без разговоров переходила в твой карман, и игра начиналась снова.
Вадик хитрил. Он шел к валуну после всех, когда полная картина очередности была у него перед глазами и он видел, куда бросать, чтобы выйти вперед. Деньги доставались первым, до последних они доходили редко. Наверное, все понимали, что Вадик хитрит, но сказать ему об этом никто не смел. Правда, и играл он хорошо. Подходя к камню, чуть приседал, прищурившись, наводил шайбу на цель и неторопливо, плавно выпрямлялся — шайба выскальзывала из его руки и летела туда, куда он метил. Быстрым движением головы он забрасывал съехавшую челку наверх, небрежно сплевывал в сторону, показывая, что дело сделано, и ленивым, нарочито замедленным шагом ступал к деньгам. Если они были в куче, бил резко, со звоном, одиночные же монетки трогал шайбой осторожно, с накатиком, чтобы монетка не билась и не крутилась в воздухе, а, не поднимаясь высоко, всего лишь переваливалась на другую сторону. Никто больше так не умел. Ребята лупили наобум и доставали новые монеты, а кому нечего было доставать, переходили в зрители.
Мне казалось, что, будь у меня деньги, я бы смог играть. В деревне мы возились с бабками, но и там нужен точный глаз. А я, кроме того, любил придумывать для себя забавы на меткость: наберу горсть камней, отыщу цель потруднее и бросаю в нее до тех пор, пока не добьюсь полного результата — десять из десяти. Бросал и сверху, из-за плеча, и снизу, навешивая камень над целью. Так что кой-какая сноровка у меня была. Не было денег. Мать потому и отправляла мне хлеб, что денег у нас не водилось, иначе я покупал бы его и здесь. Откуда им в колхозе взяться? Все же раза два она подкладывала мне в письмо по пятерке — на молоко. На теперешние это пятьдесят копеек, не разживешься, но все равно деньги, на них на базаре можно было купить пять поллитровых баночек молока, по рублю за баночку.
Молоко мне наказано пить от малокровия, у меня часто ни с того ни с сего принималась вдруг кружиться голова. Но, получив пятерку в третий раз, я не пошел за молоком, а разменял ее на мелочь и отправился за свалку. Место здесь было выбрано с толком, ничего не скажешь: полянка, замкнутая холмами, ниоткуда не просматривалась. В селе, на виду у взрослых, за такие игры гоняли, грозили директором и милицией. Тут нам никто не мешал. И недалеко, за десять минут добежишь. В первый раз я спустил девяносто копеек, во второй — шестьдесят. Денег было, конечно, жалко, но я чувствовал, что приноравливаюсь к игре, рука постепенно привыкала к шайбе, училась отпускать для броска ровно столько силы, сколько требовалось, чтобы шайба пошла верно, глаза тоже учились заранее знать, куда она упадет и сколько еще прокатится по земле. По вечерам, когда все расходились, я снова возвращался сюда, доставал из-под камня спрятанную Вадиком шайбу, выгребал из кармана свою мелочь и бросал, пока не темнело. Я добился того, что из десяти бросков три или четыре угадывали точно на деньги.
И наконец наступил день, когда я остался в выигрыше. Осень стояла теплая и сухая. Еще и в октябре пригревало так, что можно было ходить в рубашке, дожди выпадали редко и казались случайными, ненароком занесенными откуда-то из непогодья слабым попутным ветерком. Небо синело совсем по-летнему, но стало словно бы уже, и солнце заходило рано. Над холмами в чистые часы курился воздух, разнося горьковатый, дурманящий запах сухой полыни, ясно звучали дальние голоса, кричали отлетающие птицы. Трава на нашей поляне, пожелтевшая и сморенная, все же осталась живой и мягкой, на ней возились свободные от игры, а лучше сказать, проигравшиеся ребята. Теперь каждый день после школы я прибегал сюда. Ребята менялись, появлялись новички, и только Вадик не пропускал ни одной игры. Она без него и не начиналась. За Вадиком, как тень, следовал большеголовый, стриженный под машинку, коренастый парень, по прозвищу Птаха.
В школе я Птаху до этого не встречал, но, забегая вперед, скажу, что в третьей четверти он вдруг, как снег на голову, свалился на наш класс. Оказывается, остался в пятом на второй год и под каким-то предлогом устроил себе до января каникулы. Птаха тоже обычно выигрывал, хоть и не так, как Вадик, поменьше, но в убытке не оставался. Да потому, наверно, и не оставался, что был заодно с Вадиком и тот ему потихоньку помогал. Из нашего класса на полянку иногда набегал Тишкин, суетливый, с моргающими глазенками мальчишка, любивший на уроках поднимать руку. Знает, не знает — все равно тянет. Вызовут — молчит. Он шлепал своими глазенками: — Я помнил, а пока вставал, забыл. Я с ним не дружил. От робости, молчаливости, излишней деревенской замкнутости, а главное — от дикой тоски по дому, не оставлявшей во мне никаких желаний, ни с кем из ребят я тогда еще не сошелся.
Их ко мне тоже не тянуло, я оставался один, не понимая и не выделяя из горького своего положения одиночества: один — потому что здесь, а не дома, не в деревне, там у меня товарищей много. Тишкин, казалось, и не замечал меня на полянке. Быстро проигравшись, он исчезал и появлялся снова не скоро. А я выигрывал. Я стал выигрывать постоянно, каждый день. У меня был свой расчет: не надо катать шайбу по площадке, добиваясь права на первый удар; когда много играющих, это не просто: чем ближе тянешься к черте, тем больше опасности перевалить за нее и остаться последним. Надо накрывать кассу при броске. Так я и делал. Конечно, я рисковал, но при моей сноровке это был оправданный риск. Я мог проиграть три, четыре раза подряд, зато на пятый, забрав кассу, возвращал свой проигрыш втройне.
Снова проигрывал и снова возвращал. Мне редко приходилось стучать шайбой по монетам, но и тут я пользовался своим приемом: если Вадик бил с накатом на себя, я, наоборот, тюкал от себя — так было непривычно, но так шайба придерживала монету, не давала ей вертеться и, отходя, переворачивала вслед за собой. Теперь у меня появились деньги. Я не позволял себе чересчур увлекаться игрой и торчать на полянке до вечера, мне нужен был только рубль, каждый день по рублю. Получив его, я убегал, покупал на базаре баночку молока тетки ворчали, глядя на мои погнутые, побитые, истерзанные монеты, но молоко наливали , обедал и садился за уроки. Досыта все равно я не наедался, но уже одна мысль, что я пью молоко, прибавляла мне силы и смиряла голод. Мне стало казаться, что и голова теперь у меня кружится гораздо меньше.
Знает, не знает — все равно тянет. Вызовут — молчит. Он шлепал своими глазенками: — Я помнил, а пока вставал, забыл.
Я с ним не дружил. От робости, молчаливости, излишней деревенской замкнутости, а главное — от дикой тоски по дому, не оставлявшей во мне никаких желаний, ни с кем из ребят я тогда еще не сошелся. Их ко мне тоже не тянуло, я оставался один, не понимая и не выделяя из горького своего положения одиночества: один — потому что здесь, а не дома, не в деревне, там у меня товарищей много. Тишкин, казалось, и не замечал меня на полянке. Быстро проигравшись, он исчезал и появлялся снова не скоро. А я выигрывал. Я стал выигрывать постоянно, каждый день. У меня был свой расчет: не надо катать шайбу по площадке, добиваясь права на первый удар; когда много играющих, это не просто: чем ближе тянешься к черте, тем больше опасности перевалить за нее и остаться последним. Надо накрывать кассу при броске. Так я и делал.
Конечно, я рисковал, но при моей сноровке это был оправданный риск. Я мог проиграть три, четыре раза подряд, зато на пятый, забрав кассу, возвращал свой проигрыш втройне. Снова проигрывал и снова возвращал. Мне редко приходилось стучать шайбой по монетам, но и тут я пользовался своим приемом: если Вадик бил с накатом на себя, я, наоборот, тюкал от себя — так было непривычно, но так шайба придерживала монету, не давала ей вертеться и, отходя, переворачивала вслед за собой. Теперь у меня появились деньги. Я не позволял себе чересчур увлекаться игрой и торчать на полянке до вечера, мне нужен был только рубль, каждый день по рублю. Получив его, я убегал, покупал на базаре баночку молока тетки ворчали, глядя на мои погнутые, побитые, истерзанные монеты, но молоко наливали , обедал и садился за уроки. Досыта все равно я не наедался, но уже одна мысль, что я пью молоко, прибавляла мне силы и смиряла голод. Мне стало казаться, что и голова теперь у меня кружится гораздо меньше. Поначалу Вадик спокойно относился к моим выигрышам.
Он и сам не оставался внакладе, а из его карманов вряд ли мне что-нибудь перепадало. Иногда он даже похваливал меня: вот, мол, как надо бросать, учитесь, мазилы. Однако вскоре Вадик заметил, что я слишком быстро выхожу из игры, и однажды остановил меня: — Ты что это — загреб кассу и драть? Ишь шустрый какой! А Птаха подпел: — Кто тебе сказал, что так играют на деньги? За это, хочешь знать, бьют маленько. Больше Вадик не давал мне шайбу раньше себя и подпускал к камню только последним. Он хорошо бросал, и нередко я лез в карман за новой монетой, не прикоснувшись к шайбе. Но я бросал лучше, и если уж мне доставалась возможность бросать, шайба, как намагниченная, летела точно на деньги. Я и сам удивлялся своей меткости, мне надо бы догадаться придержать ее, играть незаметней, а я бесхитростно и безжалостно продолжал бомбить кассу.
Откуда мне было знать, что никогда и никому еще не прощалось, если в своем деле он вырывается вперед? Не жди тогда пощады, не ищи заступничества, для других он выскочка, и больше всех ненавидит его тот, кто идет за ним следом. Эту науку мне пришлось в ту осень постигнуть на собственной шкуре. Я только что опять угодил в деньги и шел собирать их, когда заметил, что Вадик наступил ногой на одну из рассыпавшихся по сторонам монет. Все остальные лежали вверх решками. В таких случаях при броске обычно кричат «в склад! Я подошел к нему и попытался сдвинуть его ногу с монеты, но он оттолкнул меня, быстро схватил ее с земли и показал мне решку. Я успел заметить, что монета была на орле, — иначе он не стал бы ее закрывать. Он сунул мне под нос кулак. Понюхай, чем пахнет.
Мне пришлось смириться. Настаивать на своем было бессмысленно; если начнется драка, никто, ни одна душа за меня не заступится, даже Тишкин, который вертелся тут же. Злые, прищуренные глаза Вадика смотрели на меня в упор. Я нагнулся, тихонько ударил по ближней монете, перевернул ее и подвинул вторую. Снова наставил шайбу для удара, но опустить уже не успел: кто-то вдруг сильно поддал мне сзади коленом, и я неловко, склоненной вниз головой, ткнулся в землю. Вокруг засмеялись. За мной, ожидающе улыбаясь, стоял Птаха. Я oпeшил: — Чего-о ты?! Обида перехлестнула во мне страх ничего на свете я больше не боялся. За что?
За что они так со мной? Что я им сделал? Первым, опять сзади, меня ударил Птаха. Я полетел на Вадика, он быстро и ловко, не примериваясь, поддел меня головой в лицо, и я упал, из носу у меня брызнула кровь. Едва я вскочил, на меня снова набросился Птаха. Можно было еще вырваться и убежать, но я почему-то не подумал об этом. Я вертелся меж Вадиком и Птахой, почти не защищаясь, зажимая ладонью нос, из которого хлестала кровь, и в отчаянии, добавляя им ярости, упрямо выкрикивая одно и то же: — Перевернул! Они били меня по очереди, один и второй, один и второй. Кто-то третий, маленький и злобный, пинал меня по ногам, потом они почти сплошь покрылись синяками. Я старался только не упасть, ни за что больше не упасть, даже в те минуты мне казалось это позором.
Но в конце концов они повалили меня на землю и остановились. Я поднялся и, всхлипывая, швыркая омертвевшим носом, поплелся в гору. Я не ответил. Все во мне как-то затвердело и сомкнулось в обиде, у меня не было сил достать из себя слово. И, только поднявшись на гору, я не утерпел и, словно сдурев, закричал что было мочи — так что слышал, наверное, весь поселок: — Переверну-у-ул! За мной кинулся было Птаха, но сразу вернулся — видно, Вадик рассудил, что с меня хватит, и остановил его. Минут пять я стоял и, всхлипывая, смотрел на полянку, где снова началась игра, затем спустился по другой стороне холма к ложбинке, затянутой вокруг черной крапивой, упал на жесткую сухую траву и, не сдерживаясь больше, горько, навзрыд заплакал. Не было в тот день и не могло быть во всем белом свете человека несчастнее меня. Утром я со страхом смотрел на себя в зеркало: нос вспух и раздулся, под левым глазом синяк, а ниже его, на щеке, изгибается жирная кровавая ссадина. Как идти в школу в таком виде, я не представлял, но как-то идти надо было, пропускать по какой бы то ни было причине уроки я не решался.
Допустим, носы у людей и от природы случаются почище моего, и если бы не привычное место, ни за что не догадаешься, что это нос, но ссадину и синяк ничем оправдать нельзя: сразу видно, что они красуются тут не по моей доброй воле. Прикрывая глаз рукой, я юркнул в класс, сел за свою парту и опустил голову. Первым уроком, как назло, был французский. Лидия Михайловна, по праву классного руководителя, интересовалась нами больше других учителей, и скрыть от нее что-либо было трудно. Она входила, здоровалась, но до того, как посадить класс, имела привычку внимательным образом осматривать почти каждого из нас, делая будто бы и шутливые, но обязательные для исполнения замечания. И знаки на моем лице она, конечно, увидела сразу, хоть я, как мог, и прятал их; я понял это потому, что на меня стали оборачиваться ребята. Класс засмеялся, а Лидия Михайловна снова подняла на меня глаза. Они у нее косили и смотрели словно бы мимо, но мы к тому времени уже научились распознавать, куда они смотрят. Вчера упал или сегодня? Нет, вчера вечером, когда темно было.
Они на деньги играли, а он стал спорить и заработал, Я же видел. А говорит, упал. Я остолбенел от такого предательства. Он что — совсем ничего не понимает или это он нарочно? За игру на деньги нас в два счета могли выгнать из школы. В голове у меня от страха все всполошилось и з гудело: пропал, теперь пропал. Ну, Тишкин. Вот Тишкин так Тишкин. Внес ясность — нечего сказать. Она подождала, пока растерявшийся, ставший сразу несчастным Тишкин выйдет к доске, и коротко сказала мне: — После уроков останешься.
Больше всего я боялся, что Лидия Михайловна потащит меня к директору. Это значит, что, кроме сегодняшней беседы, завтра меня выведут перед школьной линейкой и заставят рассказывать, что меня побудило заниматься этим грязным делом. Директор, Василий Андреевич, так и спрашивал провинившегося, что бы он ни творил, — разбил окно, подрался или курил в уборной: «Что тебя побудило заниматься этим грязным делом? Мы ждем. Ученик начинал в свое оправдание что-нибудь бормотать, но директор обрывал его: «Ты мне на вопрос отвечай, на вопрос. Как был задан вопрос? Слушаем тебя». Дело обычно заканчивалось слезами, лишь после этого директор успокаивался, и мы расходились на занятия. Труднее было со старшеклассниками, которые не хотели плакать, но и не могли ответить на вопрос Василия Андреевича. Однажды первый урок у нас начался с опозданием на десять минут, и все это время директор допрашивал одного девятиклассника, но, так и не добившись от него ничего вразумительного, увел к себе в кабинет.
А что, интересно, скажу я? Лучше бы сразу выгоняли. Я мельком, чуть коснувшись этой мысли, подумал, что тогда я смогу вернуться домой, и тут же, словно обжегшись, испугался: нет, с таким позором и домой нельзя. Другое дело — если бы я сам бросил школу… Но и тогда про меня можно сказать, что я человек ненадежный, раз не выдержал того, что хотел, а тут и вовсе меня станет чураться каждый. Нет, только не так. Я бы еще потерпел здесь, я бы привык, но так домой ехать нельзя. После уроков, замирая от страха, я ждал Лидию Михайловну в коридоре. Она вышла из учительской и, кивнув, завела меня в класс. Как всегда, она села за стол, я хотел устроиться за третьей партой, подальше от нее, но Лидия Михайловна показала мне на первую, прямо перед собой. Она спросила слишком громко, мне казалось, что в школе об этом нужно говорить только шепотом, и я испугался еще больше.
Но запираться никакого смысла не было, Тишкин успел продать меня с потрохами. Я промямлил: — Правда. Я замялся, не зная, что лучше. Проигрываешь, наверное? Выигрываешь, значит. И что ты делаешь с деньгами? В первое время в школе я долго не мог привыкнуть к голосу Лидии Михайловны, он сбивал меня с толку. У нас в деревне говорили, запахивая голос глубоко в нутро, и потому звучал он вволюшку, a у Лидии Михайловны он был каким-то мелким и легким, так что в него приходилось вслушиваться, и не от бессилия вовсе — она иногда могла сказать и всласть, а словно бы от притаенности и ненужной экономии. Я готов был свалить все на французский язык: конечно, пока училась, пока приноравливалась к чужой речи, голос без свободы сел, ослаб, как у птички в клетке, жди теперь, когда он опять разойдется и окрепнет. Вот и сейчас Лидия Михайловна спрашивала так, будто была в это время занята чем-то другим, более важным, но от вопросов ее все равно было не уйти.
Покупаешь конфеты? Или книги? Или копишь на что-нибудь? Ведь у тебя их, наверное, теперь много? Я только рубль выигрываю. Почему рубль? Что ты с ним делаешь? Она сидела передо мной аккуратная, вся умная и красивая, красивая и в одежде, и в своей женской молодой поре, которую я смутно чувствовал, до меня доходил запах духов от нее, который я принимал за самое дыхание; к тому же она была учительницей не арифметики какой-нибудь, не истории, а загадочного французского языка, от которого тоже исходило что-то особое, сказочное, неподвластное любому-каждому, как, например, мне. Не смея поднять глаза на нее, я не посмел и обмануть ее. Да и зачем, в конце концов, мне было обманывать?
Она помолчала, рассматривая меня, и я кожей почувствовал, как при взгляде ее косящих внимательных глаз все мои беды и несуразности прямо-таки взбухают и наливаются своей дурной силой. Посмотреть, конечно, было на что: перед ней крючился на парте тощий диковатый мальчишка с разбитым лицом, неопрятный без матери и одинокий, в старом, застиранном пиджачишке на обвислых плечах, который впору был на груди, но из которого далеко вылезали руки; в перешитых из отцовских галифе и заправленных в чирки марких светло-зеленых штанах со следами вчерашней драки. Я еще раньше заметил, с каким любопытством поглядывает Лидия Михайловна на мою обувку. Из всего класса в чирках ходил только я. Лишь на следующую осень, когда я наотрез отказался ехать в них в школу, мать продала швейную машину, единственную нашу ценность, и купила мне кирзовые сапоги. Можно обойтись? Не смея поверить в свое спасение, я легко пообещал: — Можно. Я говорил искренне, но что поделаешь, если искренность нашу нельзя привязать веревками. Справедливости ради надо сказать, что в те дни мне пришлось совсем плохо. Колхоз наш по сухой осени рано рассчитался с хлебосдачей, и дядя Ваня больше не приезжал.
Я знал, что дома мать места себе не находит, переживая за меня, но мне от этого было не легче. Мешок картошки, привезенный в последний раз дядей Ваней, испарился так быстро, будто ею кормили, по крайней мере, скот. Хорошо еще, что, спохватившись, я догадался немножко припрятать в стоящей во дворе заброшенной сараюшке, и вот теперь только этой притайкой и жил. После школы, крадучись, как вор, я шмыгал в сараюшку, совал несколько картофелин в карман и убегал за улицу, в холмы, чтобы где-нибудь в удобной и скрытой низинке развести огонь. Мне все время хотелось есть, даже во сне я чувствовал, как по моему желудку прокатываются судорожные волны.
Озаглавьте их. Рассказ «Уроки французского» иллюстрировали разные художники. Если вы найдёте различные издания книги В. Распутина, то сможете рассмотреть, каким каждый из художников изобразил главного героя. Кто, по-вашему, точнее и глубже раскрывает его характер? По рассказу «Уроки французского» режиссёром Евгением Ташковым в 1978 году был поставлен одноимённый телевизионный фильм. Посмотрите этот фильм. Понравился ли вам главный герой? Таким ли вы его себе представляли? Напишите отзыв на этот фильм. Какое впечатление произвёл главный герой? Таким ли вы себе представляете? Страница 129. Фонохрестоматия «Уроки французского» 1. Помогло ли вам чтение актёра более зримо представить героев рассказа? Какие черты характера Лидии Михайловны и директора стали для вас понятнее после прослушивания фонозаписи? Подготовьте пересказ событий, описанных в рассказе, от лица Лидии Михайловны, передав её переживания, сомнения, объяснения поступков, которыми она пыталась помочь ученику.
Она, возможно, пыталась помочь ученику решить задачи, давала ему подсказки или объяснения. Ее интерес к игре мог также показать ученику, что она заинтересована в его успехе и готова работать с ним на равных. Рассказчик, следящий за игрой, мог бояться неудачи своего героя. Он мог переживать, что ученик не справится с заданиями или что его недостаточно мотивировали для игры. Возможно, рассказчик беспокоился о последствиях неудачи в игре для ученика, таких как ухудшение его самооценки или утрата интереса к учебе.
Почему Лидия Михайловна решилась на игру замеряшки со своим учеником причины и выгоды
Почему Лидия Михайловна решилась на игру в «замеряшки» со своим учеником? В рассказе "Уроки французского" Лидия Михайловна попробовала разные варианты помочь герою и накормить его − отправляла посылку, якобы от мамы, после занятий предлагала накормить ужином, но все тщетно. Почему так пристально следил за игрой рассказчик? Чего он боялся? Как это его характеризовало? Лидия Михайловна решилась играть с учеником в "замеряшки", чтобы доказать, что учитель прежде всего человек, такой же человек, как и все. 8. Почему Лидия Михайловна решилась на игру в замеряшки со своим учеником?