В интернете появился трейлер пилотного эпизода сериала «Roadside picnic» по мотивом повести братьев Стругацких «Пикник на обочине», пишет РИА-Новости.
«Пикник на обочине»: одна из самых известных книг Стругацких
Повесть «Пикник на обочине» братьев Аркадия и Бориса Стругацких без преувеличения можно считать одним из лучших произведений наследия научной фантастики. "Пикник на обочине" — экранизация по одноименной фантастической повести Аркадия и Бориса Стругацких (1971). Сюжет сериала разворачивается в недалеком будущем, когда Землю посетили пришельцы, оставив после себя различные артефакты. Вопрос: Почему-то среди огромного количества почитателей творчества Стругацких распространено мнение, что Тарковский в «Сталкере» «извратил «Пикник на обочине». «Сноб» публикует главу, посвященную братьям Стругацким и их фантастической повести «Пикник на обочине».
Содержание
- ДРУГИЕ МАТЕРИАЛЫ
- Американские телевизионщики экранизируют «Пикник на обочине» братьев Стругацких
- Борис Стругацкий о "Пикнике на обочине" и фильме "Сталкер"
- «Пикник на обочине»
- Лучшие цитаты братьев Стругацких, которые научат вас мыслить шире (24 фото)
«Пикник на обочине»: одна из самых известных книг Стругацких
Обдумал я все это и вроде бы даже облегчение почувствовал, что в Зону мне сегодня идти не надо. Только как это все поделикатнее сообщить Кириллу? Я ему сказал прямо: — В Зону не иду. Какие будут распоряжения? Сначала он, конечно, вылупил на меня глаза. Потом, видно, что-то сообразил: взял меня за локоть, отвел к себе в кабинетик, усадил за свой столик, а сам примостился рядом на подоконнике. Потом он осторожно так меня спрашивает: — Что-нибудь случилось, Рэд? Ну что я ему скажу? Вчера вот в покер двадцать монет продул — здорово этот Нунан играет, шельма… — Подожди, — говорит он. Тут я даже закряхтел от натуги. Меня сейчас Херцог к себе вызывал.
Он обмяк. Опять у него несчастный вид сделался, и опять у него глаза стали как у больного пуделя. Передохнул он этак судорожно, закурил новую сигарету от окурка старой и тихо говорит: — Можешь мне поверить, Рэд, я никому ни слова не сказал. Пропуск на него выписал, а самого даже не спросил, пойдет он или нет… Я молчу, курю. Смех и грех, ничего человек не понимает. Посмотрел он на меня как-то странно, соскочил с подоконника и стал ходить по своему кабинетику взад-вперед. Он по кабинетику бегает, а я сижу, дым пускаю и помалкиваю. Жалко мне его, конечно, и обидно, что так по-дурацки получилось: вылечил, называется, человека от меланхолии. А кто виноват? Сам я и виноват.
Поманил дитятю пряником, а пряник-то в заначке, а заначку сердитые дяди стерегут… Тут он перестает бегать, останавливается около меня и, глядя куда-то вбок, неловко спрашивает: — Слушай, Рэд, а сколько она может стоить — полная «пустышка»? Я сначала его не понял, подумал сначала, что он ее еще где-нибудь купить рассчитывает, да только где ее такую купишь, может быть, она всего одна такая на свете, да и денег у него на это не хватило бы: откуда у него деньги — у иностранного специалиста, да еще русского? А потом меня словно обожгло: что же это он, поганец, думает — я из-за зелененьких эту бодягу развел? Ах ты, думаю, стервец, да за кого же ты меня принимаешь?.. Я уже рот раскрыл, чтобы обложить его в бога, в сердце, в печень. И осекся. Потому что, действительно, а за кого ему меня еще принимать? Сталкер — он сталкер и есть, ему бы только зелененьких побольше, он за зелененькие жизнью торгует. Вот и получалось, что вчера я, значит, удочку забросил, а сегодня приманку вожу, цену набиваю. У меня даже язык отнялся от таких мыслей, а он на меня смотрит пристально, глаз не сводит, и в глазах его я вижу не презрение даже, а понимание, что ли.
И тогда я спокойно ему объяснил. Туда еще трасса не провешена, ты это знаешь. Теперь возвращаемся мы назад, и твой Тендер начинает хвастаться, как махнули мы прямо к гаражу, взяли что надо и сразу обратно. Словно бы на склад сходили. И каждому будет ясно, — говорю, — что заранее мы знали, за чем идем. А это значит, что кто-то нас навел. А уж кто из нас троих навел — здесь комментариев не нужно. Понимаешь, чем это для меня пахнет? Кончил я свою речь, смотрим мы друг другу в глаза и молчим. Потом он вдруг хлопнул ладонью о ладонь, руки потер и бодрячком этаким объявляет: — Ну что ж, нет так нет.
Я тебя понимаю, Рэд, и осуждать не могу. Пойду сам. Авось обойдется. Не в первый раз… Расстелил он на подоконнике карту, уперся руками, сгорбился над ней, и вся его бодрость прямо-таки на глазах испарилась. Слышу — бормочет: — Сто двадцать метров… даже сто двадцать два… И что там еще в самом гараже… Нет, не возьму я Тендера. Как ты думаешь, Рэд, может, не стоит Тендера брать? Все-таки у него двое детей… — Одного тебя не выпустят, — говорю я. Не нравятся мне эти грузовики! Тринадцать лет под открытым небом стоят, а все как новенькие… В двадцати шагах бензовоз — ржавый, как решето, а они будто только что с конвейера… Ох уж эта Зона! Поднял он голову от карты и уставился в окно.
И я тоже уставился в окно. Стекла в наших окнах толстые, свинцовые, а за стеклами — Зона-матушка, вот она, рукой подать, вся как на ладони с тринадцатого этажа… Так вот посмотришь на нее — земля как земля. Солнце на нее как на всю остальную землю светит, и ничего вроде бы на ней не изменилось, все вроде бы как тринадцать лет назад. Папаша, покойник, посмотрел бы и ничего бы особенного не заметил, разве что спросил бы: чего это завод не дымит, забастовка, что ли?.. Желтая порода конусами, кауперы на солнышке отсвечивают, рельсы, рельсы, рельсы, на рельсах паровозик с платформами… Индустриальный пейзаж, одним словом. Только людей нет. Ни живых, ни мертвых. Вон и гараж виден: длинная серая кишка, ворота нараспашку, а на асфальтовой площадке грузовики стоят. Тринадцать лет стоят, и ничего им не делается. Это он правильно насчет грузовиков отметил — соображает.
Упаси бог между двумя машинами сунуться, их надо стороной обходить… Там одна трещина есть в асфальте, если только с тех пор колючкой не заросла… Сто двадцать два метра — это откуда же он считает? Наверное, это он от крайней вешки считает. Правильно, оттуда больше и не будет. Все-таки продвигаются очкарики помаленьку… Смотри, до самого отвала дорогу провесили, да как ловко провесили! Вон она, та канавка, где Слизняк гробанулся, всего в двух метрах от ихней дороги… А ведь говорил Мослатый Слизняку: «Держись, дурак, от канав подальше, а то ведь и хоронить нечего будет…» Как в воду глядел — нечего хоронить… С Зоной ведь так: с хабаром вернулся — чудо, живой вернулся — удача, патрульная пуля — везенье, а все остальное — судьба… Тут я посмотрел на Кирилла и вижу: он за мной искоса наблюдает. И лицо у него такое, что я в этот момент снова все перерешил. Ну их, думаю, всех к черту, что они, в конце концов, жабы, сделать могут? Он бы мог и вообще ничего не говорить, но он сказал. Есть предложение осмотреть гараж. Премиальные гарантирую.
У меня мурашки по коже пошли. Так и так тебя! Кто же перед выходом говорит о таких вещах? Хоть кол им, очкарикам, на голове теши — ничего не соображают… Ткнул я окурок в пепельницу и говорю: — Ладно. Где твой Тендер? Долго мы его еще ждать будем? Словом, больше мы на эту тему не говорили. Кирилл позвонил в ППС, заказал «летучую галошу», а я взял карту и посмотрел, что у них там нарисовано. Ничего себе нарисовано, в норме. Фотографическим путем — сверху и с большим увеличением.
Даже рубчики видны на покрышке, которая валяется у ворот гаража. Нашему бы брату сталкеру такую карту… А впрочем, черта от нее толку ночью-то, когда задницу звездам показываешь и собственных рук не видно… А тут и Тендер заявился. Красный, запыхался. Дочка у него заболела, за доктором бегал. Извиняется за опоздание. Ну, мы ему и поднесли подарочек — в Зону идти. Сперва он даже запыхиваться забыл, сердяга. В общем, спустились мы в «будуар», Кирилл смотался за пропусками, предъявили мы их еще одному сержанту, и выдал нам этот сержант по спецкостюму. Вот это полезная вещь. Перекрасить бы его из красного в какой-нибудь подходящий цвет — любой сталкер за такой костюм пятьсот монет отвалит, глазом не моргнет.
Я уж давно поклялся, что изловчусь как-нибудь и сопру один обязательно. На первый взгляд — ничего особенного, костюм такой вроде водолазного и шлем как у водолаза, с большим окном впереди. Даже не вроде водолазного, а скорее как у летчика-реактивщика или, скажем, у космонавта. Легкий, удобный, нигде не жмет, и от жары в нем не потеешь. В таком костюмчике и в огонь можно, и газ через него никакой не проникает. Пуля, говорят, и то не берет. Конечно, и огонь, и иприт какой-нибудь, и пуля — это все земное, человеческое. В Зоне ничего этого нет, в Зоне не этого надо опасаться. В общем, что там говорить, и в спецкостюмах тоже мрут как миленькие. Другое дело, что без них мерли бы, может быть, еще больше.
От «жгучего пуха», например, эти костюмы на сто процентов спасают. Или от плевков «чертовой капусты»… Ладно. Натянули мы спецкостюмы, пересыпал я гайки из мешочка в набедренный карман, и побрели мы через весь институтский двор к выходу в Зону. Так здесь у них это заведено, чтобы все видели: вот, мол, идут герои науки живот свой класть на алтарь во имя человечества, знания и святого духа, аминь. И точно — во все окна аж до пятнадцатого этажа хайла сочувствующие повыставлялись, только что платочками не машут и оркестра нет. Благодарное человечество тебя не забудет! Посмотрел он на меня, и вижу я, что ему не до шуток. И правильно — какие уж тут шутки!.. Но когда в Зону выходишь, то уж одно из двух: либо плачь, либо шути, — а я сроду не плакал. Посмотрел я на Кирилла.
Ничего держится, только губами шевелит, вроде молится. Дальше в Зону — ближе к небу… — Что? А он вдруг улыбнулся и похлопал меня ладонью по спине: не бойся, мол, со мной не пропадешь, а если и пропадешь, то умираем, мол, один раз. Нет, смешной он парень, ей-богу. Сдали мы пропуска последнему сержанту — на этот раз, в порядке исключения, это лейтенант оказался, я его знаю, у него папаша кладбищенскими оградами в Рексополе торгует, — а «летучая галоша» уже тут как тут, подогнали ее ребята из ППС и поставили у самой проходной. Все уже тут как тут: и «скорая помощь», и пожарники, и наша доблестная гвардия, бесстрашные спасатели, — куча отъевшихся бездельников со своим вертолетом. Глаза б мои на них не глядели! Поднялись мы на «галошу», Кирилл встал за управление и говорит мне: — Ну, Рэд, командуй. Я без всякой торопливости приспустил «молнию» на груди, достал из-за пазухи флягу, хлебнул как следует, крышечку завинтил и сунул флягу обратно за пазуху. Не могу без этого.
Который раз в Зону иду, а без этого — нет, не могу. Они оба на меня смотрят и ждут. Порядок у нас будет такой. Все, что я сказал, выполнять мигом и беспрекословно. Если кто замешкается или там начнет вопросы задавать — буду бить по чему попало, извиняюсь заранее. Вот я, например, тебе, господин Тендер, прикажу: на руки встань и иди. И в тот же момент ты, господин Тендер, должен зад свой толстый задрать и выполнять, что тебе сказано. А не выполнишь — дочку свою больную, может, и не увидишь больше. Но уж я позабочусь, чтобы ты увидел. Не новичок.
Кстати, ты «галошу» водить умеешь? Опустить забрала! Малый вперед по вешкам, высота три метра! У двадцать седьмой вешки — остановка. Кирилл поднял «галошу» на три метра и дал малый вперед, а я незаметно повернул голову и тихонько дунул через левое плечо. Смотрю — гвардейцы-спасатели в свой вертолет полезли, пожарники встали от почтительности, лейтенант в дверях проходной честь нам, дурак, отдает, а над всеми над ними — здоровенный плакат, уже выцветший: «Добро пожаловать, господа пришельцы! Я тебе покажу — прощаться. Ты у меня попрощаешься, морда твоя толстозадая!.. Справа у нас был Институт, слева — Чумной квартал, а мы шли от вешки к вешке по самой середине улицы. Ох и давно же по этой улице никто не ходил и не ездил!
Асфальт весь потрескался, трещины проросли травой, но это еще была наша трава, человеческая. А вот на тротуаре по левую руку росла уже черная колючка, и по этой колючке было видно, как четко Зона себя обозначает: черные заросли у самой мостовой словно косой срезало. Нет, пришельцы эти все-таки приличные ребята были. Нагадили, конечно, много, но сами же своему дерьму обозначили ясную границу. Ведь даже «жгучий пух» на нашу сторону из Зоны — ни-ни, хотя, казалось бы, его ветром как попало мотает… Дома в Чумном квартале облупленные, мертвые, однако стекла в окнах почти везде целы, грязные только и потому как бы слепые. А вот ночью, когда проползаешь мимо, очень хорошо видно, как внутри там светится, словно спирт горит, язычками такими голубоватыми. Это «ведьмин студень» из подвалов дышит. А вообще так вот посмотришь — квартал как квартал, дома как дома, ремонта, конечно, требуют, но ничего особенного в них нет, людей только не видно. Вот в этом кирпичном доме, между прочим, жил наш учитель арифметики по прозвищу Запятая. Зануда он был и неудачник, вторая жена у него ушла перед самым Посещением, а у дочки бельмо на глазу было, так мы ее, помню, до слез задразнивали.
Когда паника началась, он со всеми прочими из этого квартала в одном белье до самого моста бежал — все шесть километров без передышки. Потом долго чумкой болел, кожа с него слезла, ногти. Почти все, кто в этом квартале жил, чумкой переболели, поэтому-то квартал и называется Чумным. Некоторые померли, но главным образом старики, да и то не все. Я, например, думаю, что они не от чумки померли, а от страху. Страшно было очень. А вот в тех трех кварталах люди слепли. Теперь эти кварталы так и называются: Первый Слепой, Второй Слепой… Не до конца слепли, а так, вроде куриной слепоты. Между прочим, рассказывают, что ослепли они будто бы не от вспышки какой-нибудь там, хотя вспышки, говорят, тоже были, а ослепли они от сильного грохота. Загремело, говорят, с такой силой, что сразу ослепли.
Доктора им: да не может этого быть, вспомните хорошенько! Нет, стоят на своем: сильнейший гром, от которого и ослепли. И при этом никто, кроме них, грома не слыхал… Да, будто здесь ничего не случилось. Вон киоск стоит стеклянный, целехонек. Детская коляска в воротах — даже бельишко в ней вроде бы чистое… Антенны вот только подвели — обросли какими-то волосами наподобие мочала. Очкарики наши на эти антенны давно уже зубы точат: интересно, видите ли, им посмотреть, что это за мочало — нигде такого больше нет, только в Чумном квартале и только на антеннах. А главное — тут же, рядом ведь, под самыми окнами. В прошлом году догадались: спустили с вертолета якорь на стальном тросе, зацепили одну мочалку. Только он потянул — вдруг «пш-ш-ш»! Смотрим — от антенны дым, от якоря дым, и сам трос уже дымится, да не просто дымится, а с ядовитым таким шипением, вроде как гремучая змея.
Ну, пилот, даром что лейтенант, быстро сообразил, что к чему, трос выбросил и сам деру дал… Вон он, этот трос, висит, до самой земли почти свисает и весь мочалом оброс… Так потихоньку-полегоньку доплыли мы до конца улицы, до поворота. Кирилл посмотрел на меня: сворачивать? Я ему махнул: самый малый! Повернула наша «галоша» и пошла самым малым над последними метрами человеческой земли. Тротуар ближе, ближе, вот уже и тень «галоши» на колючки упала… Все, Зона! И сразу такой озноб по коже. Каждый раз у меня этот озноб, и до сих пор я не знаю, то ли это так Зона меня встречает, то ли нервишки у сталкера шалят. Каждый раз думаю: вернусь и спрошу, у других бывает то же самое или нет, и каждый раз забываю. Ну ладно, ползем потихоньку над бывшими огородами, двигатель под ногами гудит ровно, спокойно — ему-то что, его не тронут. И тут мой Тендер не выдержал.
Не успели мы еще до первой вешки дойти, как принялся он болтать. Ну, как обычно новички болтают в Зоне: зубы у него стучат, сердце заходится, себя плохо помнит, и стыдно ему, и удержаться не может. По-моему, это у них вроде поноса, от человека не зависит, а льет себе и льет. И чего только они не болтают! То начнет пейзажем восхищаться, то примется высказывать свои соображения по поводу пришельцев, а то и вообще к делу не относящееся — вот как Тендер сейчас: завел про свой новый костюм и уже остановиться не может. Сколько он заплатил за него, да какая шерсть тонкая, да как ему портной пуговицы менял… — Замолчи, — говорю. Он грустно так на меня посмотрел, губами пошлепал — и опять: сколько шелку на подкладку пошло. А огороды уже кончаются, под нами уже глинистый пустырь, где раньше городская свалка была, и чувствую я — ветерком здесь тянет. Только что никакого ветра не было, а тут вдруг потянуло, пылевые чертики побежали, и вроде бы я что-то слышу. Нет, никак не может остановиться.
Теперь про конский волос завел. Ну, тогда извини. Он немедленно тормозит. Реакция хорошая, молодец. Беру я Тендера за плечо, поворачиваю его к себе и с размаху — ладонью ему по забралу. Треснулся он, бедняга, носом в стекло, глаза закрыл и замолчал. И как только он замолчал, я услышал: «Тр-р-р… Тр-р-р… Тр-р-р…». Кирилл на меня смотрит, зубы стиснуты, рот оскален. Я рукой ему показываю, — стой, мол, стой, ради бога, не шевелись. Но ведь он тоже этот треск слышит, и, как у всех новичков, у него сразу позыв — действовать, делать что-нибудь.
Я ему отчаянно головой мотаю, кулаком перед самым шлемом трясу — нишкни, мол. Эх, мать честная! С этими новичками не знаешь, куда смотреть — то ли в поле смотреть, то ли на них. И тут я про все забыл. По-над кучей старого мусора, над битым стеклом и тряпьем разным поползло этакое дрожание, трепет какой-то, ну как горячий воздух в полдень над железной крышей, перевалило через бугор и пошло, пошло, пошло нам наперерез, рядом с самой вешкой, над дорогой задержалось, постояло с полсекунды — или это мне показалось только? Мать их, очкариков, в чертову душу, надо же, сообразили, где дорогу провесить: по выемке! Ну, и я тоже хорош — куда это мои глаза дурацкие глядели, когда я ихней картой восхищался? Было — и нету, и слава богу. И заткнись, пожалуйста. Ты сейчас не человек, понял?
Ты сейчас — машина, рычаг мой, шестерня… Тут я спохватился, что меня, похоже, самого словесный понос одолевать начинает. Хлебнуть бы сейчас! Достать из-за пазухи родимую, свинтить колпачок, не торопясь, горлышко на нижние зубы положить и голову задрать, чтобы само полилось, в самую глотку чтобы, продрало бы, слезу выточило… А потом флягу покачать и еще раз приложиться… Барахло эти скафандры, вот что я вам скажу. Без скафандра я, ей-богу, столько прожил и еще столько же проживу, а без хорошего глотка в такой вот момент… Ну да ладно! Ветерок вроде бы упал, и ничего дурного вокруг не слышно, только двигатель гудит спокойно так, сонно. А вокруг солнце, а вокруг жара… Над гаражом марево… Все вроде бы нормально, вешки одна за другой мимо проплывают. Тендер молчит, Кирилл молчит — шлифуются новички. Ничего, ребята, в Зоне тоже дышать можно, если умеючи… А вот и двадцать седьмая вешка — железный шест и красный круг на нем с номером 27. Кирилл на меня посмотрел, кивнул я ему, и наша «галоша» остановилась. Цветочки кончились, пошли ягодки.
Теперь самое главное для нас — полнейшее спокойствие. Торопиться некуда, ветра нет, видимость хорошая, все как на ладони. Вон канава проходит, где Слизняк гробанулся, — пестрое там что-то виднеется, может, тряпье его. Паршивый был парень, упокой господи его душу, жадный, глупый, грязный, только такие вот со Стервятником и связываются, таких Стервятник Барбридж за версту видит и под себя подгребает… А вообще-то Зона не спрашивает, плохой ты или хороший, и спасибо тебе, выходит, Слизняк: дурак ты был, даже имени настоящего твоего никто не помнит, а умным людям показал, куда ступать нельзя… Так. Конечно, лучше всего добраться бы нам теперь до асфальта. Асфальт ровный, на нем все виднее, и трещина там эта знакомая. Только вот не нравятся мне эти бугорочки! Если по прямой к асфальту идти, проходить придется как раз между ними. Ишь стоят, будто ухмыляются, ожидают. Нет, промежду вами я не пойду.
Вторая заповедь сталкера: либо справа, либо слева все должно быть чисто на сто шагов. А вот через левый бугорочек перевалить можно… Правда, не знаю я, что там за ним. На карте как будто ничего не было, но кто же картам верит?.. На двадцать метров вверх и сразу вниз — вот мы и у гаража, а? Вверх ему. А долбанет тебя там на двадцати метрах? Костей ведь не соберешь. Или «комариная плешь» где-нибудь здесь объявится — тут не то что костей, мокрого места не останется. Ох уж эти мне рисковые, не терпится ему, видишь ты: давай прыгнем… В общем, как до бугра идти — ясно, а там постоим посмотрим. Сунул я руку в карман, вытащил горсть гаек.
Показал их Кириллу на ладони и говорю: — Мальчика-с-пальчик помнишь? Проходили в школе? Так вот сейчас будет все наоборот. Недалеко бросил, как положено. Метров на десять. Гаечка прошла нормально. Гравиконцентраты ищешь? Подожди, я еще одну брошу. Следи, куда упадет, и глаз с нее больше не спускай. Бросил я еще одну гайку.
А уж для молодых писателей это одна из обязательных для прочтения книг. Стилистика, композиция повести, то, как постепенно выстраивается перед читателем мир, особенности последней главы, где вперехлёст идут две линии: похода к Шару и воспоминаний Шухарта... По существу, финальная часть — это типичный сказочный квест, вывернутый наизнанку. Но если Элли в Изумрудном городе получила желаемое, если Одиссей, оказавшись наконец дома, обрёл жену и сына, то Шухарт, уплативший такую цену, — что получает он? Меня всегда изумляло, что кому-то финал «Пикника» кажется оптимистичным.
На мой взгляд, он не более оптимистичен, чем ставшее притчей во языцех «небо в алмазах» из «Дяди Вани». Стругацкие довели до высшей точки обе линии развития: внешнюю, событийную, и внутреннюю — душевных изменений в герое. Это момент просветления, момент осознания, тот самый пресловутый катарсис. Истинное очищение души. Итог: книга на все времена.
Если кто-нибудь начнёт говорить вам, что фантастика — это «ерунда про роботов и Ктулху», дайте ему прочесть «Пикник».
Мы используем их, хотя почти наверняка не так, как их используют пришельцы. Я совершенно уверен, что в подавляющем большинстве случаев мы забиваем микроскопами гвозди. Если пустить луч света в такой шарик, то свет выйдет из него с задержкой, причём эта задержка зависит от веса шарика, от размера, ещё от некоторых параметров, и частота выходящего света всегда меньше частоты входящего… Что это такое? Это свалившиеся с неба ответы на вопросы, которые мы ещё не умеем задать. Я не буду вдаваться в подробности, но существование таких объектов, как магнитные ловушки, К-23, «белое кольцо», разом зачеркнуло целое поле недавно процветавших теорий и вызвало к жизни совершенно новые идеи. То, что уволокли у нас из-под носа сталкеры, — продали неизвестно кому, припрятали.
То, о чём они молчат. Легенды и полулегенды: «машина желаний», «бродяга Дик», «весёлые призраки»… 4. Рэдрик Шухарт, 31 год[ править ] Просто уму непостижимо: такая роскошная баба, век бы с ней любился, а на самом деле — пустышка, обман, кукла неживая, а не женщина. Как, помнится, пуговицы на кофте у матери — янтарные такие, полупрозрачные, золотистые, так и хочется сунуть в рот и сосать в ожидании какой-то необычайной сладости, и он брал их в рот и сосал, и каждый раз страшно разочаровывался, и каждый раз забывал об этом разочаровании — даже не то чтобы забывал, а просто отказывался верить собственной памяти, стоило ему их снова увидеть. Кто идёт следом за Стервятником, тот всегда глотает дерьмо. Их слишком много, Стервятников, почему и не осталось ни одного чистого места, всё загажено… И опять поползли по сознанию, как по экрану, рыла, рыла, рыла… Надо было менять всё. Не одну жизнь и не две жизни, не одну судьбу и не две судьбы — каждый винтик этого смрадного мира надо было менять… … среди камней и груд щебня там стоял, накренившись, экскаватор, ковш его был опущен и бессильно уткнулся в край дороги.
Вот и всё, что от них осталось, даже нельзя сказать, сколько их тут было. Может быть, каждая клякса — это один человек, одно желание Стервятника. Вон та — это Стервятник живым и невредимым вернулся из подвала седьмого корпуса. Вон та, побольше, — это Стервятник без помех вытащил из Зоны «шевелящийся магнит». Теперь он сидел, закрыв глаза руками, и пытался уже не понять, не придумать, а хотя бы увидеть что-нибудь, как оно должно быть, но он опять видел только рыла, рыла, рыла… зелёненькие , бутылки, кучи тряпья, которые когда-то были людьми, столбики цифр… Он знал, что всё это надо уничтожить, и он желал это уничтожить, но он догадывался, что если всё это будет уничтожено, то не останется ничего — только ровная голая земля. От бессилия и отчаяния ему снова захотелось прислониться спиной и откинуть голову — он поднялся, машинально отряхнул штаны от пыли и начал спускаться в карьер. Жарило солнце, перед глазами плавали красные пятна, дрожал воздух на дне карьера, и в этом дрожании казалось, будто шар приплясывает на месте, как буй на волнах.
Он прошёл мимо ковша, суеверно поднимая ноги повыше и следя, чтобы не наступить на чёрные кляксы, а потом, увязая в рыхлости, потащился наискосок через весь карьер к пляшущему и подмигивающему шару. Он был покрыт потом, задыхался от жары, и в то же время морозный озноб пробирал его, он трясся крупной дрожью, как с похмелья, а на зубах скрипела пресная меловая пыль. И он уже больше не пытался думать. Он только твердил про себя с отчаянием, как молитву: «Я животное, ты же видишь, я животное. У меня нет слов, меня не научили словам, я не умею думать, эти гады не дали мне научиться думать. Но если ты на самом деле такой… всемогущий, всесильный, всепонимающий… разберись! Загляни в мою душу, я знаю — там есть всё, что тебе надо.
Должно быть. Душу-то ведь я никогда и никому не продавал! Она моя, человеческая! Вытяни из меня сам, чего же я хочу, — ведь не может же быть, чтобы я хотел плохого!.. Это было страшно загаженное место… И мы подумали: каково же должно быть там бедным лесным жителям? Нам понравился этот образ, но мы не связывали его ни с какими ситуациями. Мы прошли мимо, поговорили, и — лужайка исчезла из памяти.
Мы занялись другими делами. А потом, когда возникла у нас идея о человечестве — такая идея: свинья грязь найдёт — мы вернулись к лужайке.
Перевод на итальянский язык осуществил славист Паоло Нори, обложку украсил рисунок мэтра итальянского комикса Роберто Реккьони, сообщает портал «Год литературы». В аннотации к изданию роман Стругацких называют «знаковой научно-фантастической книгой». Также кратко рассказывается сюжет произведения и сообщается, что оно нашло отражение в знаменитом фильме Андрея Тарковского и даже популярной серии компьютерных игр.
Роскошные концепт-арты «Пикника на обочине» Стругацких от швейцарского художника
романы, повести, рассказы. Романы > Пикник на обочине > страница 35. Фантастическая повесть братьев Стругацких «Пикник на обочине» впервые издана в 1972 году в ленинградском журнале «Аврора». Стругацкий Б. Н., Стругацкий А.Н. "Пикник на обочине" — купить сегодня c доставкой и гарантией по выгодной цене. Телеканал WGN America заказал пилотный эпизод сериала по мотивам романа Аркадия и Бориса Стругацких «Пикник на обочине». В результате «Пикник на обочине», который предполагалось включить в сборник «Неназначенные встречи», из всех сборников братьев Стругацких вылетал на протяжении восьми лет. Что если вопреки эгоистичной позиции, уверяющей нас в собственной значимости для вселенной, заметившие населенную планету пришельцы не заинтересуются нами? События повести братьев Стругацких "Пикник на обочине" происходят в мире, где люди столкнулись с.
Пикник на обочине. Аркадий и Борис Стругацкие
Аркадий и Борис Стругацкие - русские советские писатели, соавторы, сценаристы, классики современной научной и социальной фантастики. В рубрике «Книги-юбиляры года» библиограф Публичной библиотеки Наталья Савельева рассказывает о книге братьев Стругацких «Пикник на обочине».
Он ежегодно проходит в Лукке с 28 октября по 1 ноября, но при этом выставки в луккских дворцах открылись уже 15 октября.
Повесть также публиковалась в газете «Молодёжь Эстонии» Таллин с декабря 1977 по февраль 1978 годов. Значительная часть связанных с историей этой публикации документальных материалов в том числе переписка авторов с редакцией с обсуждением претензий и предлагаемой правки опубликована в рамках проекта «Неизвестные Стругацкие». Затем повесть была опубликована в 1984 году в сборнике «За миллиард лет до конца света» М. В 1989 году в издательстве «Юридическая литература» вышел двумя изданиями под разными обложками авторский сборник с «Пикником на обочине», текст которого значительно отличался от всех ранее и впоследствии опубликованных вариантов — это было обусловлено тем, что Аркадий Стругацкий вероятно, по ошибке передал в издательство один из черновых вариантов. Впоследствии произведение регулярно переиздавалось. Полностью восстановленный и наиболее близкий к авторскому замыслу текст вышел в полном собрании сочинений, выпущенном московским издательством «Текст» в 1991 — так называемое «белое» издание — том 7, в книжной серии «Миры братьев Стругацких» 1997 , а также включён с некоторыми исправлениями в так называемое «чёрное» собрание сочинений Стругацких, выпускавшееся в 2000—2003 годах. Этот текст используется во всех последующих изданиях последних лет. Сюжет Действие повести происходит на Земле предположительно в 1970-е годы в городке Хармонт, в выдуманной англоязычной стране.
Примерно за 13 лет до начала описываемых в книге событий в нескольких местах на земном шаре возникает шесть «зон» — областей, в которых начинают происходить странные явления, нарушающие известные законы физики. Зоны расположены вдоль плавной линии на поверхности Земли, проекции так называемого радианта Пильмана — точки, лежащей на прямой, соединяющей Землю и Денеб. Быстро выяснилось, что люди и животные проживать в Зонах не могут, и всё население было из них срочно эвакуировано. Территории Зон были обнесены ограждением, взяты под строгую охрану и официально стали предметом осторожного научного изучения. Также очень быстро обнаруживается, что в Зонах много артефактов непонятного предназначения. Некоторые из них весьма полезны — например, могут лечить болезни, некоторые просто странные игрушки, а некоторые — крайне опасны. Предполагается, что Зоны созданы представителями внеземной цивилизации, и строится множество гипотез, по-разному объясняющих, что они из себя представляют и каким образом нужны инопланетянам для контакта с жителями Земли. Один из героев книги, лауреат Нобелевской премии доктор Валентин Пильман, образно предполагает, что все артефакты — «пустышки», «этаки», «браслеты» — это всего лишь космический мусор, оставленный инопланетянами на планете Земля во время случайного посещения, сродни пустым банкам и бутылкам, забытым после человеческого пикника на обочине дороги.
Одна из основных тем — нравственный выбор тех, в чьи руки попадают артефакты Зоны, то, как ими воспользуется человечество, которое, строго говоря, плохо понимает, в чём предназначение этих опасных вещей, неизвестно зачем оставленных пришельцами. Одна из Зон находится в черте города Хармонт. Главный герой книги Рэдрик Шухарт, житель Хармонта, становится сталкером, то есть зарабатывает на жизнь, вынося из Зоны артефакты, обладающие необычными свойствами и продающиеся за большие деньги. Сюжет произведения построен как описание эпизодов жизни Шухарта от 23 лет до 31 года. Большую часть жизни он был нелегальным сталкером, преступником, сидел в тюрьме, в молодости был официальным сотрудником Института внеземных культур. У сталкеров, как правило, рождаются дети с многочисленными физическими и биологическими отклонениями от нормы, причём причины этого медицина найти не может в частности, радиации и химических примесей в атмосфере Зоны нет. Та же участь постигла и единственную дочь Шухарта — Марию Мартышку. Рэдрик любит жену и дочь, но периодически теряет контакт с семьёй из-за тюремных сроков.
Тем не менее он не может отказаться от походов в Зону, разрушившую его жизнь — отчасти из-за желания получать большие деньги и не считать их, но главным образом — из-за магнетического притяжения Зоны, понятного только настоящему сталкеру. В Зоне он чувствует себя на своём месте и без неё уже не может. В конце книги Шухарт планирует и осуществляет свою заключительную миссию в Зоне: он решает найти «Золотой Шар» — артефакт, который согласно легенде может выполнить самое сокровенное желание того, кто его обнаружит. Шухарт идёт к Шару, будучи совершенно разочарованным в своей жизни и в людях, как к последней надежде. Сложность миссии состоит не только в том, что дорога к Шару смертельно опасна, но и в том, что последняя ловушка на пути к нему требует жертвы — одной человеческой жизни. И Шухарт приносит эту жертву в виде своего спутника, юноши, который напросился к нему в ученики — Артура Барбриджа. Отец Артура — старейший сталкер по прозвищу Стервятник, известный тем, что ходившие с ним в Зону часто не возвращались. У Барбриджа двое нормальных здоровых детей — исключение среди сталкеров.
Барбридж по секрету сообщил Шухарту, что вымолил себе детей у Золотого Шара. Сам он больше не может дойти до места, где находится артефакт, потеряв в Зоне обе ноги — тогда его вытащил на себе Рэдрик. Стервятник раскрыл Шухарту местонахождение Шара и расставленные на пути к нему ловушки, одна из которых требует «жертвоприношения» «мясорубка» , не только из благодарности — он надеется, что Шухарт сможет вернуть ему ноги.
Может быть, какое-то созвучие с геополитическим термином Хартленд? Но едва ли они знали геополитику.
Может быть, какой-то намёк на Дортмунд, где находился знаменитый университет, недалеко от которого жил Солженицын? Но это уж совсем конспирология. Совсем невозможно понять, что отталкивало цензоров в этой книге. Вероятно, и сами братья Стругацкие до какого-то момента совершенно не понимали, что написали. Главный парадокс «Пикника на обочине» , который не сознавался, вероятно, самими авторами, — братья неосознанно написали в этой книге историю Советского Союза, хронику советской жизни.
Это не было так уж глубоко законспирировано, Борис Натанович на эту версию отреагировал: «Можно прочесть и так. Но сводить к этой трактовке было бы, наверное, не верно». Однако самое главное в повести «Пикник на обочине» сказано в роковых словах Рэдрика Шухарта, которые он произносит надравшись в «Боржче». Ему предлагают эмигрировать, а он как многие тогда, отвечает: «Городишко наш дыра.
Акции сегодня
- Чем закончился "Пикник на обочине"
- Аркадий Стругацкий: другие книги автора
- «Пикник на обочине»: одна из самых известных книг Стругацких | Строки
- «Пикник на обочине»: одна из самых известных книг Стругацких
- «Пикник на обочине»
- Американские телевизионщики экранизируют «Пикник на обочине» братьев Стругацких
Пикник на обочине / Братья Стругацкие
| По «Пикнику на обочине» братьев Стругацких снимут сериал | Сериал «Пикник на обочине», который планировали снимать Джек Паглен и Алан Тейлор, был отменён ещё в 2017 году, но теперь есть надежды на новую экранизацию. |
| "Пикник на обочине": анализ и краткое содержание. "Пикник на обочине": авторы | Аркадий Стругацкий, Борис Стругацкий ПИКНИК НА ОБОЧИНЕ. Ты должен сделать добро из зла, потому что его больше не из чего сделать. |
| Пикник на обочине / Братья Стругацкие | после выпуска «Пикника на обочине» в США братья Стругацкие стали почетными членами «Общества Марка Твена» за «выдающийся вклад в жанр фантастики». |
| Аркадий Стругацкий: Пикник на обочине | Очень долго я тоже понимала все именно так: концовка у «Пикника на обочине» открытая, но открытая на оптимистичной ноте. |
Будущее человечества в повести братьев Стругацких "Пикник на обочине"
Бум увлечения Стругацкими пришёлся на второй-третий курс университета, и тогда самой любимой повестью из всего прочитанного для меня стал «Пикник на обочине». Пикник на обочине Стругацкий Аркадий Натанович,Стругацкий Борис Натанович Пожалуй, в истории современной мировой фантастики найдется не так много произведений, которые оставались бы популярными столь долгое время. одна из работ, которые переворачивают представление о литературном наполнении книг. В некотором смысле «Пикник на обочине» – это попытка Стругацких переосмыслить собственный рассказ «Забытый эксперимент» (1959 г.), который повествует о строительстве двигателей времени.
Пикник на обочине. Аркадий и Борис Стругацкие
Книгу "Пикник на обочине" случайно увидел у друзей, она явно была новой, заинтересовался, к тому же Стругацкие новые для меня авторы, но достаточно известные. Пикник на обочине, Трудно быть богом (комплект 2 книги) | Стругацкий Борис, Стругацкий Аркадий. «Пикник на обочине» – фантастическая повесть Аркадия и Бориса Стругацких, впервые изданная в 1972 году. Фантастическая повесть братьев Стругацких «Пикник на обочине» впервые издана в 1972 году в ленинградском журнале «Аврора». Что если вопреки эгоистичной позиции, уверяющей нас в собственной значимости для вселенной, заметившие населенную планету пришельцы не заинтересуются нами? События повести братьев Стругацких "Пикник на обочине" происходят в мире, где люди столкнулись с. Тегиглавные герои пикник на обочине стругацкий, пикник брат 2, лучшие книги братьев стругацких аст серия, стругацкие книги аст.
Пикник на обочине. Аркадий и Борис Стругацкие
| Пикник на обочине | Пикник на обочине, Трудно быть богом (комплект 2 книги) | Стругацкий Борис, Стругацкий Аркадий. |
| «Пикник на обочине». Что лучше: книга или фильм? | «Пикник на обочине» братьев Стругацких, как и другие великие произведения научной фантастики, такие, например, как «Солярис» Лема, рассказывают на самом деле не о далеких вымышленных мирах, а о нашем мире, о человеке и о Боге. |