Партию волн Мартено в концертах Уральского филармонического оркестра исполнит профессор Парижской консерватории Натали Форже. Как и в случае с волнами Мартено, траутониум снискал любовь композиторов своего времени. Электроакустический инструмент Волны Мартено был сконстрирован в 1928 году французским изобретателем Морисом Мартено. «Электронный музыкальный инструмент Волны Мартено».
Энергетика вокруг
| :: Волны Мартено | Как известно, характерной и самой, пожалуй, примечательной деталью Волн Мартено была нить, служившая «неразрывной» связью между музыкантом и инструментом. |
| Математика в музыке и волны Мартено | Волны Мартено – одноголосый электронный музыкальный инструмент. |
Гитарист-новатор из Radiohead и кинокомпозитор — 10 фактов о Джонни Гринвуде
В этом материале я хочу обратить внимание читателей на неизвестные, но крайне значимые изобретения и их создателей. На тех, чьи усилия повлияли на историю музыки, развитие музыкального оборудования, индустрию производства электронных инструментов, оставили значительный след в культуре, подарив музыкантам и композиторам новые возможности. Кроме того, будут рассмотрены и не совсем удачные попытки создания прообразов синтезатора, которые достойны внимая уже потому, что идеи, заложенные в этих обреченных на неудачу стартапах прошлого, дали мощный толчок к развитию. В этой статье описаны лишь некоторые разработки, появившиеся с 1850-го по 1964-й год. В связи объёмностью темы мы решили разделить материал на несколько частей. Опыты Гоменгольца — синтезатор Фурье Пожалуй, первой попыткой создать электрический синтезатор звука можно считать опыты немецкого физика Германа Гоменгольца, который в 80-е годы позапрошлого столетия соединил в одном устройстве электромагнитные возбудители, камертоны и клавиши. Аппарат, который назывался «Большой аппарат Гельмгольца для соединения тембров из 10 гармоник», нельзя назвать музыкальным инструментом, но основная идея великого физика дала толчок к развитию. Аппарат, в последствии названный синтезатором Фурье, был оснащён десятью электрически возбудимыми камертонами, расположенными рядом с отверстием резонатора.
Эти камертоны были настроены на частоту резонатора. При включении они звучали все сразу при этом издавая тихий звук. При нажатии на клавишу, заглушка соответствующего резонатора отклонялась от отверстия и громкость звука увеличивалась. Вибрация резонаторов гасилась при помощи специальной каучуковой прокладки. Составляющая каждой гармоники варьировались путём изменения силы нажатия на соответствующую клавишу. Элиша Грей — музыкальный телеграф В 1876-м году инженер Элиша Грей презентовал и получил патент на свой «музыкальный телеграф» — по сути это был обычный телеграф, клавиши которого были соединены с динамиками. При нажатии на клавиши воспроизводились звуки набора сообщения.
Передатчик, изначально способный создавать 2 тона, после модернизации превратился двух октавное устройство, которое было способно генерировать и передавать уже 24 звука разной высоты две октавы по телеграфной линии. Некоторые историки считают, что именно изобретение Грея является первым прообразом современного синтезатора , хотя устройство, скорее было побочным продуктом деятельности его создателя и не получило признание как музыкальный инструмент. Телармониум Тадеуша Кехилла — крах органных концертов по телефонным линиям Талантливый американский изобретатель Тадеуш Кэхилл в 1895-м году получил патент на изобретение с громким названием «Принцип и устройство для воспроизведения и распространения музыки с помощью электричества», в 1906-ом году появляется образец инструмента, который многие считают прообразом синтезатора. Для создания устройства Кэхилл и 50 его сотрудников затратили 4 года работы. Громоздкое устройство весило 200 тонн объединив в себе 145 генераторов, вырабатывающих переменный электрический ток различных частот, сложную систему индукторов, позволявших производить аддитивный синтез звука. Управление инструментов осуществлялось при помощи трёх семиоктавных клавиатур. Интересный факт — теллармониум был первым электромузыкальным инструментом с динамической клавиатурой, где амплитудная характеристика сигнала зависела от силы нажатия клавиш.
За воспроизведение звука в первых вариантах инструмента отвечали гигантские рупорные громкоговорители, в последствии звук инструмента стали передавать непосредственно по телефонным линиям.
Практически до конца существования оркестра я продолжала с ними выступать. Мы ездили на всякие гастроли, играли концерты и на атомной электростанции и в шахтах, на Байконуре — типично советских площадках. Но, конечно, у меня уже были и другие, свои концерты, в частности с новой терменвоксной музыкой юных композиторов.
Как публика воспринимала звук терменвокса на концертах? На концертах всегда с большим энтузиазмом и интересом воспринималась игра на терменвоксе, я чувствовала, что показываю людям что-то новое, чего они ещё не знали. У меня была потребность показать новый инструмент и какую интересную новую музыку он может играть. Все концерты были разные и когда происходили выступления оркестра Мещерина, шло общее ощущение от концерта, некое восхищение от красивой музыки.
Когда я делала концерты, посвященные именно терменвоксу, то Лев Сергеевич или я рассказывали об истории создания инструмента, это был просветительство. Вы сотрудничали с Брайном Ино и Ваша работа с Михаилом Малиным выходила в его компиляции-сборнике, можно несколько слов об этом? На этапе горбачевского времени стали открываться возможности нового общения, появились новые идеи и желание делать что-то новое. У меня появился круг друзей, которые изучали появляющиеся тогда новые электронные инструменты, первые цифровые синтезаторы.
К тому времени я уже поработала в музее музыкальной культуры им. Глинки, и там тоже были разные контакты с новыми для меня, неклассическими музыкантами, например, индийскими. В 88м году на меня вышел Миша Малин, который хотел сделать музыкальные работы для Ино именно с терменвоксом. С Львом Терменом и Михаилом Малиным.
Имя Ино для меня тогда ничего не говорило, я не было знакома с этим миром, не знала его работ, и я сотрудничала с Мишей Малиным, потому что мне было интересно с ним записывать материал. Всё было для меня ново, это были импровизации, которыми я особо не занималась, импровизированное сочинение при помощи наложения многих слоев и запись в студии. В те времена я слушала «Пинк Флойд», «Зодиак», «Спэйс», и работа с Мишей Малиным в большой степени была для меня образовательной. Она мне открыла новые сферы, что можно мыслить звуковыми пластами, что можно записывать музыку, импровизируя в реальном времени, как тебя поведут уши, и это было для меня действительно ново.
Помимо опыта общения с электронной музыкой, Малин открыл мне глаза на то, что можно сотрудничать с другими странами, что нужно научиться английскому языку, уметь общаться с людьми. Уже в 90м году окончил свое существование оркестр Мещерина, произошли выступления Ельцина, в 92м я закончила Консерваторию. Не могли бы Вы рассказать с каким произведением Вы заканчивали Консерваторию? Как дальше складывалась Ваша карьера?
Диплом у меня был — симфониетта для симфонического оркестра, также камерный концерт — струнный квартет, поэма для голоса и фортепиано и сюита для терменвокса и фортепиано, эту мою композиторскую работу мне и до сих пор интересно исполнять на своих концертах. В те времена студенческие дипломные работы исполнялись оркестром, и моя симфониетта прозвучала так, как я её задумывала. В период перестройки была трудная жизнь, не хватало денег на еду, приходилось одеваться в вещи, подобранные на помойке. В 1992м, учась на последнем курсе Консерватории, я снова стала работать в музее Глинки.
Там я работала в лекционном отделе, читала лекции, экскурсии, принимала участие в организации концертной работы. По окончании Консерватории я параллельно стала работать в издательстве «Музыка», где нас обучали набирать ноты на компьютере, и я быстро переключилась на преподавание нотного набора, то есть преподавала наборщикам эту компьютерную программу в «Нортон коммандере». Организовывала концерты, и когда состоялся первый фестиваль «Альтернативы» в музее Глинки, я там, конечно, тоже выступала с терменвоксом. Это было голодное время в бытовом плане, но при этом была такая восторженность, что открывается много новых путей для творчества, для нетрадиционной музыки.
Меня приводили в восторг всякие новые приемы, и то, что музыканты могут залезать внутрь рояля, извлекая звуки, что можно использовать новые электронные инструменты, это было очень интересное время. Для меня это время оказалось очень коротким, потому что уже в декабре 1992го года меня пригласили в Гамбург, и я туда переехала и несколько лет проработала в театре. Далее Ваша карьера не ограничивается рамками России и переходит на европейские, а потом на мировые рельсы, не могли бы Вы об этом рассказать? Очень все это хорошо помню, мне было тогда двадцать пять лет, произошло все очень стремительно.
Они решил, что обязательно в музыке должен использоваться терменвокс. Уэйтс вообще собрал в ансамбле много удивительных инструментов, притащил сделанный им самим ударный инструмент, который выглядел как большая доска с кучей разных предметов, проволоки, ярлычков по которым надо было ударять. Была скрипка с раструбом трубы, такая скрипка-труба, небольшая страна чудес в оркестровой яме, куда им понадобился и терменвокс. В то время найти терменвокс было практически невозможно, была информация, что Роберт Муг начинает снова производить терменвоксы, и они сначала ожидали, что смогут получить инструмент от Муга, но там процесс затянулся, и они стали искать где можно найти такой инструмент и человека, который мог бы научить кого-нибудь из их музыкантов.
У ассистента режиссера театра была жена русская, музыкант из Москвы, которая видела мои выступления в Москве в Консерватории. С другой стороны, Том Уэйтс спрашивал в своем кругу в Америке, и Стив Мартин, создатель документального фильма о Льве Термене, к тому времени слышал кассету с моими записями, которую записали и привезли ему друзья по его просьбе. Мне позвонили в два часа ночи из Америки и сказали, что ищут музыкантов для мюзикла в Гамбург. На следующий день разыскали меня в музее Глинки уже звонком из театра, и через несколько дней я уже была в Гамбурге.
Для немецких музыкантов это было такое явление, если бы приехал кто-нибудь с Чукотки. Я приехала из заснеженной Москвы в меховых сапогах, в штанах от лыжного костюма и совершенно не умела говорить по-английски, потому как в школе учила немецкий, поэтому с Томом Уэйтсом мы общались исключительно языком жестов. Он махал руками, рычал, размахивал сигаретами над моей головой, пытаясь объяснить, как и что мне надо играть. Я думала, что приехала на три дня, научить кого-нибудь играть на терменвоксе, но они очень скоро решили, что я должна остаться и сама играть, так и осталась на три года.
Какие у Вас остались впечатления от Тома Уэйтса как от человека и музыканта? У меня было столкновение с Томом Уэйтсом и его музыкой, будучи из советской консервативной среды, я ничего о Томе Уэйтсе не знала, и эта встреча для меня была достаточно шокирующая. С другой стороны, у меня не было никакого отторжения, и все это было очень интересно — и человек и его музыка, я была открыта для всего нового. Не совсем быстро и не совсем просто я входила в процесс и в понимание того, что от меня требуется.
Обучение новой музыке, новым требованиям, импровизации, работе в театре, было для меня продолжением той перестройки в России, когда стало понятно, что можно много чего узнать и много с чем экспериментировать. У Тома Уэйтса не было партитуры в чистом виде, и ноты состояли из мелодий и гармоний, все остальное творилось в процессе репетиции, — как мы это будем интерпретировать, кто и когда играет мелодию, какие линии ещё будут играться. Многие подголоски я сама придумывала, надо было создавать много изобразительного — щебет птиц, свист ветра, рычание басами терменвокса… С тех пор я обожаю театр и наслаждаюсь каждым мгновением нахождения в театре, благодаря этому замечательному опыту в мюзикле. Мы играли этот спектакль четыре сезона, гастролировали в Италии, в Португалии, в Америке, и это было очень успешное шоу с прекрасной музыкой и замечательной яркой красочной режиссурой Роберта Уилсона.
Я учила язык, ходила на курсы, очень мне помогла адаптироваться семья, у которой я снимала комнату. Очень интеллигентные люди, стали моими большими друзьями, он — журналист, а она — певица, прекрасная оперная певица американка. Я очень многому научилась, живя в этой семье, это было обучение европейскому образу жизни, их образу мышления, как поддерживать деловые контакты, каким образом вести деловую переписку… Я была диковатой советской девушкой и не понимала, как в одном доме может быть столько приборов: стиральная, посудомоечная машины, факсовая машина, а у нас в Москве даже стиральной машины не было. Участие в спектакле сразу в таком мощном театре с такими известными композитором и режиссером, — это была замечательная визитная карточка для дальнейшего развития моей карьеры.
Появился интерес прессы, и постепенно стали поступать приглашения на разные концерты в разные другие страны. В 1994м, когда терменвокс был ещё очень редок, Тим Бертон яростно захотел терменвокс для озвучки нового фильма. Сама тематика «Эд Вуд» связана с использованием терменвокса в научно-фантастических фильмах, и меня они нашли в Гамбурге, видимо, через театр. Это был опять ночной звонок из Америки с предложением записать музыку, сама запись происходила в Лондоне, потому что Ховард Шор любит записывать свои саунд-треки именно в Лондоне.
Была остросюжетная история с моим перемещением в Лондон, оформление визы и разрешения на работу для российской гражданки с постоянным риском, что все сорвется в последний момент. Так как моё появление до последнего момента было под вопросом, они решили подстраховаться и записать всю партию на волнах Мартено. В последний день записи оркестра я все-таки успела приехать, и мы переписали вместе всю музыку с терменвоксом. В какой-то момент принесли костюмы и меня нарядили как ведьму и сделали фотографии ведьмы за терменвоксом.
Тим Бертон сделал этот «Эд Вуд» на свои деньги, его идея была создать эту картину полностью самостоятельно. Фильм получился замечательный и получил «Оскара» за роль Мартина Ландау. Любопытно, что в последнее время интерес к этой музыке сильно вырос, и довольно часто я играю её с разными оркестрами в концертах. Тим Бертон и композитор Дени Эльфман сделали концертные шоу, в которых идет музыка к их фильмам и все это сопровождается видеопроекциями рисунков Тима Бертона.
В этих шоу я тоже участвовала, так как оказывается, что в фильмах «Mars Attack», «Чарли и шоколадная фабрика», «Франкевикини» предполагался также терменвокс, и в партитуре есть партия терменвокса, но когда записывали музыку, Дени Эльфман не смог найти терменвоксиста, и в саудтреке этих фильмов использовался инструмент с волнами Мартыно. А в концертных шоу звучит терменвокс, как это оригинально и предполагалось. Не могли бы Вы несколько слов сказать о Тиме Бертоне как о человеке?
Она старше меня на восемь лет, соответственно с самого рождения я слышала её пиликанье на скрипке. К сожалению, в результате, я не очень люблю скрипку, но думаю, что этот постоянный музыкальный опыт развивал мне уши, слух. Кроме того, моя мама хорошо играла на пианино и замечательно пела, была человеком ярким, творческим, и это, несомненно, складывало первые кирпичики моего музыкального восприятия и познания. Тогда же в детское время появились грампластинки, у нас дома оказался диск «Бременские музыканты», я пела все эти песни.
Поэтому, когда в пять лет меня мама отвела поступать в музыкальную школу на прослушивание, я пела песню принцессы из «Бременских музыкантов». Стала заниматься на фортепиано и довольно рано начала сочинять, и помню, что в семь лет, после того, как у нас были гости, на эмоциональном подъеме я сочинила на фортепиано песню, и она называлась «Баба Яга». Спустя время для моих родителей стало понятно, что я развиваюсь в музыкально-композиторском плане. Вы ещё занимались спортивной гимнастикой? Вначале я занималась просто гимнастикой, потом с девяти лет пошла в студию спортивного танца. Студия имела звание «народного коллектива», там был очень хороший тренер Борис Собинов, и у нас были достаточно серьезные выступления на крупных площадках, таких как Колонный Зал, Дворец Съездов, выступали и в Цирке. Это была очень хорошая закалка сценой с самого детства.
Это были коллективные танцы, в том числе один из наших коронных номеров — танец под песню «Эх, хорошо в стране советской жить! С этим номером мы выступали когда было шестидесятилетие Октябрьской Революции в 1977м году во Дворце Съездов на огромной сцене. Обстоятельства могли сложиться так, что Вы имели возможность стать профессиональным танцором? Скорее нет, ведь в детстве многие девочки занимаются музыкой и танцами, это развивало моё ощущение тела и гибкость, и ощущение себя на сцене. Я не помню, чтобы когда-либо боялась сцены, я чувствую себя на сцене как в своей тарелке. Потом был период, когда я долго болела и много пропустила в занятиях танцами, подошел подростковый возраст, и надо было больше заниматься музыкой в подготовке к поступлению в музыкальное училище. Это был выбор моих родителей, и внутренне я чувствовала сопротивление тому, что за меня решили, что я должна заниматься музыкой.
У меня были и всякие другие интересы, я глубоко увлекалась астрономией. Думаю, что это довольно часто происходит с музыкантами, когда решение происходит от родителей, потому что музыкой надо много заниматься с детства, а в детстве ребенок мало что решает сам, многое подчиняется решению взрослых. После восьмого класса я пошла в музыкальное училище имени Октябрьской Революции, которое сейчас называется «колледж имени Шнитке», его в свое время Шнитке тоже заканчивал. В этом училище было маленькое, но очень сильное теоретическое отделение, там были и учителя композиции. После училища — консерватория, куда я поступила как композитор. У меня всегда были любимыми композиторами Моцарт и Григ. Понятно, мы все играем Моцарта в процессе обучения, а вот с творчеством Грига я познакомилась благодаря своему дедушке Михаилу Федоровичу Неструху, который был двоюродным братом Льва Термена.
Он очень хорошо играл на фортепиано и даже иногда давал концерты, хотя был ученый. Он очень любил Грига, у нас был большой нотный том произведений Грига с пометками дедушки. Сама я писала довольно много песен на стихи и довольно хорошо пела, и первые мои выступления были именно такими — я пела свои песни в сопровождении фортепиано, иногда кто-то мне аккомпанировал, иногда я пела и играла сама. Когда мне было лет десять, я участвовала в конкурсе на лучшую песню о Москве, объявленный газетой «Вечерняя Москва» и получила там поощрительный приз. Это было первое публичное выступление, когда я заключительном концерте этого конкурса пела собственную песню о Москве. Другой, довольно крупной для меня работой было написание музыки для школьного спектакля «Снежная королева». Всю музыку я сочинила и записала, и она шла во время спектакля с магнитофонной пленки.
Там я в первый раз использовала терменвокс для олицетворения выхода Снежной королевы. В основном это были глиссандирующие переходы по всему регистру, потому что у терменвокса очень большой диапазон. Это привлекло большое внимание прессы, где стали писать, что в московской школе прошел спектакль, к которому девочка написала музыку. После этого меня пригласили участвовать на творческих фестивалях в Болгарии, они назывались Всемирная Ассамблея Знамя Мира, куда привозили творческих детей из ста двадцати стран. Там проходили выступления, творческие конкурсы, и нашей детской группе из СССР вручили золотую медаль, я думаю, это было политически продуманный ход. Как Вы познакомились с терменвоксом как инструментом, это была любовь с первого взгляда? Я очень хорошо помню момент первой встречи с терменвоксом, потому что Лев Термен принес маленький терменвокс с корпусом из бордового пластика.
Это был, наверное, единственный транзисторный терменвокс, который Лев Сергеевич построил, обычно он собирал терменвоксы на лампах. Это был переносной вариант, он работал на батарейках, и Термен стал обучать меня и мою сестру игре на этом терменвоксе. Насколько я знаю, это было его предложение, что он будет меня обучать, и тут было взаимопонимание моих родителей и Льва Сергеевича. Мои родители очень хорошо понимали значимость этого изобретения, а он, конечно, знал, что я занимаюсь музыкой и сочиняю. Терменвокс с самого начала был для меня интересен, он стал первым электронным инструментом, который я пощупала и услышала, я с удовольствием с ним занималась, включала его в свои пьесы, а было мне тогда лет девять, и было это в середине семидесятых. Я могла общаться непосредственно с электронным звуком, и это рождало новые композиторские идеи. Этот инструмент может дать то, что не могут дать фортепиано и голос.
Наши занятия происходили по пятницам, именно после его полной рабочей недели в Университете на физическом факультете, он ехал через всю Москву, потому что мы жили в начале Дмитровского шоссе, и приезжал всегда ровно в шесть часов вечера. Ему тогда уже было за восемьдесят лет, при этом он хорошо переносил такие поездки и был физически очень крепкий и активный. Как происходили сами занятия, как сам Термен объяснял принципы обращения с его инструментом? Он сам очень хорошо играл на терменвоксе, главным процессом урока было то, что я должна была стараться играть мелодии и играть их чисто, такой тренировочный процесс. Не помню, чтобы у Льва Сергеевича по-настоящему была какая-то методика. Я помню точно момент, когда он мне показал направление «вибрато», как правильно двигать руку, как и когда играть, и какое «вибрато», а когда — без него. В большей степени методикой Льва Сергеевича было огромное терпение.
Учителю игры на терменвоксе надо обладать огромным терпением, долго выслушивая плохую интонационную игру, потому что нахождение нот — это тренировка координации и удержания чистого звука. Это может занять годы и особенно у ребенка, у которого ещё мало опыта. Подсказывал где и когда я играю не чисто и корректировал меня свистом, он очень хорошо умел насвистывать мелодии и мог наиграть мелодию на фортепиано. Многие мелодии, многие музыки я узнала от Льва Термена, и мой слуховой опыт развивался за счет тех произведений, которые надо было играть на терменвоксе. Например, песню «Эй, ухнем! Учил меня играть побочную партию из шестой симфонии Чайковского, из первой её части, он считал, что это мелодия любви, которая проходит с человеком через всю его жизнь. Потом, уже позднее я стала искать пластинки с шестой симфонией Чайковского, стала её слушать и чрезвычайно полюбила это произведение.
Лев Сергеевич был доброжелательным преподавателем, обычно мы где-то час занимались, потом я говорила, что пора бы закончить, и мы просто пили чай и общались. По нашей традиции он всегда приносил что-то сладкое, торт или шоколадные конфеты. Он же был не только изобретателем терменвокса, а ещё и первым преподавателем, даже Ленину показывал, как звучит его инструмент. Наверное, у него был гигантский преподавательский опыт, а рассказывал ли он о своих учениках? Действительно, у него было много учеников за рубежом, в частности это было связано с наличием самих инструментов, в Америке было производство терменвоксов. В России инструментов было мало, и ученики были более случайные, но в принципе Термен всегда с удовольствием обучал всех, кто хотел обучаться. Он немного рассказывал о других людях и не был рассказчиком, скорее слушателем.
Когда он выступал или его интервьюировали, он охотно рассказывал, но в советское время рассказывал то, что можно было рассказать, про встречи с Лениным, например. У нас были такие выступления, когда он рассказывал, а я играла на терменвоксе, многое я узнавала о нем из этих рассказов, о его контактах со знаменитыми людьми, об учениках в Америке. Многое из его жизни я узнала из рассказов в семье, от моей мамы, с которой у Льва Сергеевича было очень хорошее взаимопонимание. Позднее, когда мне было лет 18-20, я его уже о чем-то расспрашивала. Он мне рассказывал какие-то анекдоты из своей жизни в заключении, и я до сих пор не понимаю, почему он мне как девушке это рассказывал. Был ли какой-то идеал в игре на терменвокса у его изобретателя, ведь это самый первый электронный инструмент, ему уже скоро исполниться сто лет? Лев Сергеевич сам очень хорошо играл, играл необычайно выразительно.
Для её исполнения нужно собрать огромный состав оркестра, двух солистов: фортепиано и волны Мартено. Это очень интересный электроакустический инструмент, сконструированный в первой половине XX века. Звучание отчасти напоминает терменвокс, но намного богаче. У него очень своеобразный, космический звук.
Топ-6 удивительных музыкальных инструментов, о которых вы могли и не знать
тот, о котором грезили Скрябин и Вагнер. Наиболее активно использовал волны Мартено в своих сочинениях Оливье Мессиан, среди которых «Празднество прекрасных вод» для секстета волн Мартено (1937). Волны Мартено — монофонический электронный инструмент, изобретенный в 1928 году французским виолончелистом Морисом Мартено. Волны Мартено и терменвокс исторически близки, бывали концерты, когда участвовали оба инструмента, мы играли вместе. Волны Мартено изобретены в 1928 году радистом и виолончелистом Морисом Мартено и представляют собой не что иное, как усложненную клавиатуру наподобие фортепианной.
Уральский оркестр исполнил в "Зарядье" программу французской музыки
Третий концерт, запланированный на 21 декабря День зимнего солнцестояния под названием «Бессонница» пройдёт в полной темноте, все произведения в нем будут исполняться attaca Без перерывов на аплодисменты и объявлений , а имена исполнителей и названия произведений останутся неизвестными для слушателей до конца концерта. Специально к этому концерту, будет произведён композиторский конкурс «Бессонница», произведение победителя которого будет исполнено на концерте. Репина, РАМ им. Федорова и др.
Уральцы исполнили полную 10-частную версию "Турангалила-симфонии", держа зал час двадцать пять минут в непрерывном внимании. Мессиан оставил в своем наследии единственную симфонию, но какую!
Романтизм и символизм названия, использование загадочного инструмента Мориса Мартено, исполнительские сложности, рождающие ослепительной красоты звучания, наконец, философско-гуманистический подтекст сочинения сделали опус Мессиана ярчайшим и неповторимым образцом жанра в истории музыки XX века, причиной национальной гордости французов. Фото: Елена Алексеева Что касается замысловатого и очень поэтичного названия, к слову, давшего позже имя персонажу в американском мультсериале, то Мессиан придумал его после написания симфонии в 1946-1948 годах. Для нас, думается, это также имеет место быть. Если не послушать музыку Турангалилы, а сразу попробовать перевести с санскрита, то запутаешься. Музыка же не позволит ошибиться в поисках подходящего не столько значения, сколько ощущения.
Судите сами: "Туранга" — лошадь, движение, скорость, а если совсем музыкально, то и ритм. Через музыку Мессиан тоньше, полнее и точнее передает свой посыл.
Его Морис Мартено придумал во Франции почти сто лет назад. Отсюда и название — Волны Мартено. Это очень редкий музыкальный инструмент.
Более того, скажу, что исполнители, в частности наш исполнитель, который будет 19 числа, Тома Блок, он приезжает со своим собственным инструментом.
Но сначала небольшое введение. Почему вообще нужен такой материал?
Скажем, вы знаете песню «Creep». Возможно, вы слышали про альбом «OK Computer». Конечно, это не так.
Иконы британского да и мирового арт-рока получили свой статус не случайно.
Космическое звучание. "Волны Мартено" накроют "Площадь искусств"
И неразрезан счастья том Того гляди махнёт хвостом Спадёт как волны Мартено Где в подоплёке водяной. тот, о котором грезили Скрябин и Вагнер. Специфический «отстранённый» тембр волн Мартено похож на тембр отечественных одноголосных предшественников синтезатора – терменвокса и экводина.
Другие статьи
- Фестиваль “Притяжение” пройдет в Московской консерватории
- 10 самых редких музыкальных инструментов в мире
- Джонни Гринвуд: все, что вы хотели спросить
- Математика в музыке и волны Мартено
Путь Ивана Вышнеградского: шаг в бездну
Волны Мартено и терменвокс исторически близки, бывали концерты, когда участвовали оба инструмента, мы играли вместе. Партию волн Мартено в концертах Уральского филармонического оркестра исполнит профессор Парижской консерватории Натали Форже. интеллектуальный журнал. тот, о котором грезили Скрябин и Вагнер. На начальном этапе терменвокс и волны Мартено были очень схожи, поскольку основаны на одних и тех же принципах: бесконтактная игра, использование лампового электричества. Возможно один из самых таинственных музыкальных инструментов всех времен, Волны Мартено (Ondes Martenot или Martenot Waves).
Мариинский театр затопит Волнами Мартено
Или положив на колени, как все те же гусли, или поставив вертикально, как контрабас. А чтобы овладеть техникой игры, надо будет набраться терпения и усидчивости. Нет, никто не отменял игру медиатором или пальцами. Просто этот инструмент не для этого предназначен.
Вернее, не только для этого. Второе название уорровского чуда — тэп-гитара, то есть играть на ней нужно пальцами обоих рук сразу. На грифе.
Делается это так — пальцем правой руки надо нажать на струну, а пальцем левой - нажать эту же струну, только на другом ладу. В идеале надо довести до того, чтобы четыре пальца обеих кистей поочередно нажимали на струны. Звучание гитары Уорра тоже отличается от обычных 6-ти струнных: в ней больше мягкости и плавности.
И, к тому же, её саунд хорошо ложится под многие эффекты вроде фуза и wah-wah. Среди знаменитых исполнителей этот инструмент не очень популярен. Во-первых, чтобы научиться на ней играть, нужно не раз стереть в кровь пальцы, во-вторых эта гитара очень объемна, и постоянно таскать её с собой тяжело.
А в-третьих, к гитаре Уорра придется покупать ещё и специальный усилитель — ведь гитарные комбики плохо воспроизводят низкие частоты, а басовые — высокие. Поэтому играют на этом инструменте в основном экспериментаторы и музыканты-новаторы. Но это все не помешало нескольким музыкантам заиметь в арсенале детище Уорра.
Звуков , который и внедрил этот инструмент в музыкальную среду. И как ни странно, некоторые авангардные металл-команды, у которых есть гитарист-умелец, растягивающий пальцы на тэп-гитаре. Яркий пример - басист ChaotH из Unexpect.
Изобрел такую гитару инженер и немного музыкант Марк Уорр в начале 90-х. Прототипом его инструмента стал стик Чепмена — своеобразный гитарный гриф без корпуса. На нем играют только тэппингом по-другому то и не получится , и на нем сразу можно играть партию баса и гитары — на широком грифе также натянуты и басовые и обычные гитарные струны.
Обычной акустики ему показалось мало, и он разработал инструмент, который предназначен исключительно для тэппинга. И, наверное, чтобы уделать всех гитаристов и басистов разом. Стик до сих пор остается популярным разве что в прог-металле и роке: из именитых музыкантов свободно на нем играют все тот же Трей Ганн, Тони Левин Tony Levin - бас-гитарист King Crimson, прим.
Гитара Пикассо Гитарами с двумя грифами или 24-мя струнами сейчас мало кого удивишь. Да, они достаточно громоздки, а чтобы издавать из них красивые мелодии, нужно как следует набить руку и пальцы. Но потраченные на это часы стоят того.
Один из самых необычных инструментов — Гитара Пикассо — состоит из четырех грифов разных форм и аж сорока двух струн. И выглядит она очень странно, даже немного нездорово. Как и картины Пикассо.
В исполнении опуса, написанного для смешанного хора, будет задействован необычный для академической музыки состав: электроника, перкуссия, волны Мартено и четыре контрабаса», — рассказал вице-губернатор. Кроме премьеры, в этот вечер представят ещё одно сочинение Андреса Мустукиса — «Литургия святого Леонтия», фрагменты которой не раз звучали в концертах хора musicAeterna.
Их лучшие песни вообще не попадают в ротацию. Команда работает с тишиной и негативным пространством не меньше, чем с лирикой, погружая в это пространство самого слушателя, оставляя его наедине с мыслями. Члены группы виртуозы в своем искусстве, они заставляют вслушиваться. В этом контексте популярные RADIOHEAD — скорее носители платонического идеала, который водружает их на вершину фестивальной цепи и подпитывает людские массы в хоровом пении. Мы говорим про гимны, канонические работы с большими гитарами и поп-мелодиями, которые часто скрываются за их электронными экспериментами.
Более тонкие элементы мейнстрима есть на « A Moon Shaped Pool ».
Французские исполнители Натали Форже инструмент "волны Мартено" и Роже Мюраро фортепиано солировали в необычном опусе французского композитора. В концерте прозвучала Вторая сюита из музыки к балету "Дафнис и Хлоя" также французского автора Мориса Равеля. Французскую музыку и французских солистов выбрал главный дирижер Уральского академического филармонического оркестра Дмитрий Лисс для гастролей своего коллектива в обе российские столицы. Накануне Санкт-Петербург принимал артистов с Урала.
Теперь московский зал "Зарядье" предоставил им свою большую сцену. Программу концерта открывала сюита "Дафнис и Хлоя". Равель подавался в качестве блюда-аперитива к французскому вечеру, а Мессиан стал серьезнейшей заявкой, челенджем и московским слушателям, и московским симфоническим коллективам. Уральцы исполнили полную 10-частную версию "Турангалила-симфонии", держа зал час двадцать пять минут в непрерывном внимании. Мессиан оставил в своем наследии единственную симфонию, но какую!