Сергея Станиловского.
Что еще почитать
- «В 13 лет он в первый раз нагнул меня, снял трусы и отлупил»
- Сысоевщина: Ай да поворот!
- Вот чего бабло животворящие делает! Замужество Юлии Сысоевой
- Православная деятельность
Сысоева, Юлия Михайловна
Говорила, что это у меня переходный возраст тогда мне было 14 лет , что это у меня недостатки. Какие недостатки?! В общем, я пришла к сестре, попросила, чтобы она забрала меня жить к себе. Но она не забрала! А что сказала? Сказала, что есть условие: я должна пойти к двум ее друзьям, оперативникам, и рассказать им, что Сергей меня бьет. Но она еще придумала мне историю с плеткой и трусами. Я им все рассказала, как она велела.
Через два дня ко мне в школу пришли эти два ее друга и еще какая-то женщина, меня завели в кабинет директора. И там я повторила ту же самую придуманную историю под видеозапись вот она сейчас в Интернете. И после этого сестра тебя забрала? Я жила дома. Через два дня я рассказала обо всем маме. Она выслушала молча и ушла. В тот же день она рассказала Сергею, но они решили, что ничего страшного не будет, что следствие во всем разберется.
Никто не думал, что Сергея посадят. А 11 февраля 2016 года его забрали и с тех пор не отпускают. Арестовывали отчима при тебе? Да, я помню, как вошли омоновцы, надели на него наручники. Он не сопротивлялся. Все-таки что из твоих первоначальных показаний было выдумкой? Про плетку и про трусы.
Никакой плетки у нас никогда дома в принципе не было. Я даже не представляю, как она могла бы выглядеть. И как выглядели бы «позорные трусы». Но само выражение «позорные трусы» у нас «гуляло», мама его употребляла в какие-то моменты типа: «Что ты расхаживаешь по квартире в позорных трусах? Почему все-таки ты решила пойти на поводу у сестры? Я просто хотела жить у нее и готова была на все. А она Сергея ненавидела до трясучки.
Но она имеет на это право. Она реально считает, что Сергей виноват в смерти папы. Ты в итоге живешь с мамой. Может, все, что ты сейчас говоришь, - это тоже под ее влиянием? На меня сестра всегда имела большее влияние, чем мама. Кстати, она мне однажды жизнь спасла: буквально из-под колес наехавшей на меня машины вытащила все равно меня задело - было сотрясение, ногу сломала. Я проходила судебную психологическую экспертизу, и та как раз показала, что у меня есть зависимость от нее, что я на подсознательном уровне считаю ее своей спасительницей и подражаю ей.
На самом деле мне всегда хотелось быть похожей на сестру - она очень смелая и сильная. Кстати, экспертизу в СК не хотели к делу подшивать, потому что она показала: сексуального насилия не было. Я сама пришла в полицию и сказала, что плетки и сексуальных игр не было, что это все выдумка. Я говорила это много раз на всех допросах. Но меня продолжают считать потерпевшей. Более того, получилось, что главное обвинение строится именно на моих показаниях, и поскольку я была несовершеннолетней, то Сергею грозит от 8 до 15 лет. Сергей писал тебе из СИЗО?
Да, мы ведем переписку. Он много раз извинялся за свое поведение, за то, что «прессовал» меня. Пишет, что никогда больше не будет меня обижать. Я его за все простила. Он в письмах учит меня играть на гитаре - какие аккорды брать. Пишет, что ему плохо в СИЗО. Мне его правда очень жалко, тем более я сама не считаю, что он заслуживает такого наказания за свой склочный характер.
Да, он был плохим родителем , но он не растлитель обвинение для него позорное. Меня спрашивали - могла бы я с ним жить одной семьей? Могла, однозначно. Уверена, что он все понял, да и я в обиду себя не дам. Мы с мамой недавно ездили к бабушке по линии отца. Привезли письма Сергея, где он просит у всех прощения. Но бабушка не стала читать.
Бабушка считает, что мама не имела права выходить замуж после смерти отца и она опорочила всю семью. А эти письма Сергея бабушка потом зачем-то отправила в СК, их приобщили к уголовному делу. Ее можно понять: все-таки странно, когда привозят письма от того, кто занял место горячо любимого умершего сына… Не знаю. Но Сергей просто хотел помириться. А что сейчас говорит твоя сестра? Мы мало общаемся. Она считает меня предательницей.
Маме говорит, что та тоже предала память отца. Она недавно вышла замуж, мы с мамой были на свадьбе. Но сестра хочет, чтобы Сергей сел на много лет, чтобы он навсегда исчез из нашей семьи. Читайте материал: «Сибирского священника обвинили в растлении несовершеннолетних прихожанок» Убийство отца Даниила Сысоева в храме Апостола Фомы два с лишним года назад потрясло не только Церковь, но, казалось, всю страну. Но, наверное, больше всего изменило жизнь его супруги, матушки Юлии. Сейчас она помогает вдовам священников, издает книги отца Даниила, продолжает его миссионерские труды. Она и трое дочерей празднуют день смерти отца Даниила как день его рождения, как его победу.
Окончила фармацевтический факультет Медицинского института. В 1991 году приняла крещение. В 1994-м вышла замуж за семинариста Даниила Сысоева. Автор книг «Записки попадьи», «Бог не проходит мимо». Воспитывает троих дочерей. Президент благотворительного фонда «Миссионерский центр имени иерея Даниила Сысоева». Не просто ООО - Насколько можно судить по вашим книгам, у вас и раньше была очень насыщенная жизнь.
Но особенно активная работа началась после смерти отца Даниила. Что изменилось? Появились время или силы? Времени больше не стало - его и раньше не хватало. Просто пришло понимание, что нужно начинать жить заново. Не просто оставаться мамой своим детям, заниматься своими проблемами, но выйти за эти рамки. Раньше я больше принадлежала мужу.
Я была с ним, была сопричастна ему, служила, что называется. А потом, получив так называемую «свободу», почувствовала потребность в еще большей реализации. Да, я и раньше писала книги, но понимала, что у меня есть отец Даниил, которого я должна встретить, приготовить ему ужин, постирать вещи - такие бытовые моменты, которыми каждая жена занимается. Это затягивает в определенный круговорот. Еще при жизни отца Даниила. Как-то мне пришла в голову идея, что необходимо создать фонд помощи священническим семьям, вдовствующим матушкам, тем семьям священнослужителей, которые попали в трудную ситуацию. Я поделилась с отцом Даниилом.
Он сказал: «Вот и займись этим». Я долго раздумывала и решила, что нет, не буду я этим заниматься, не знаю, с чего начинать и за что хвататься. После его смерти я вспомнила об этом, но все еще не понимала, что можно сделать. А когда возникла необходимость издавать его книги, мне посоветовали создать фонд. Открыть просто «ООО»? Что-то мне показалось в этом не то. И мы создали фонд помощи, начали издавать книги и сразу искать матушек.
Информация о нуждающейся семье у нас как правило из «первых рук» - это епархиальные сведения. Если информация приходит не из епархии, мы звоним в епархию, благочинным, на приход настоятелям и выясняем, есть ли такой батюшка, такая семья, действительно ли у них такая-то и такая-то ситуация. Матушкам мы жертвуем с книжного дохода и из пожертвований благотворителей. Разве Церковь не заботится о вдовствующих матушках? Об этом говорить не принято. К сожалению, многие считают, что, если что-то негативное происходит в Церкви, нужно отмолчаться благочестиво, все равно же у нас хорошо, «спаси Господи», а разве можно обсуждать священноначалие? Когда батюшка умирает и матушка остается с детьми, то, даже если ей продолжают выплачивать зарплату мужа, она все равно выбрасывается из жизни прихода.
Знаю много примеров, поскольку мы много общаемся с разными вдовами. Есть такие случаи, когда матушку, вдову, попросили освободить церковный дом. А идти ей некуда, потому что на свои деньги этот дом ремонтировали, латали, строили, не думали о том, что он церковный, не их. А тут другого священника прислали, а он тоже с семьей - где ему жить? Как решить такую проблему? Уезжают матушки, снимают квартиру, мыкаются по углам, с детьми причем. Одна пошла к владыке за помощью, он благословил найти средства, купить жилье.
А другой матушке владыка сказал, что это «ее проблемы, а не проблемы Церкви». Когда я столкнулась с этой проблемой, поняла, что должны быть такие организации, причем не одна, потому что наше дело - капля в море. Мне кажется, что вопросы о вдовах должны решаться на высшем церковном уровне. Наверное, если священник принадлежит Церкви, то и семья принадлежит ей. Сказать, что помощи совсем нет, нельзя, но ее не хватает. Я понимаю, что я должна делать для этого, вижу свои определенные задачи. Зачем думать о других людях и их возможностях?
Думаю, что везде есть человеческие слабости и немощи. И мы сталкивались с осуждением нашей деятельности, что наш фонд что-то не так делает, где-то ошибается. Я согласна, что-то не по силам взяли, где-то неправильно сделали, но нужно что-то хотя бы делать, а не осуждать только. Это заблуждение, что до революции у нас все было классно и здорово, в том числе и в Церкви. На самом деле именно она отсеяла овец от волков. Исходя из того, что я читала, та система была очень нездоровая, наверное, отчасти поэтому и революция произошла. Браки между духовным сословием, «приписные невесты», когда умирает священник или становится старым совсем, присылают к его дочери семинариста, устраиваются смотрины, потом свадьба, и семинарист получает «место» на его приходе.
Возрождать такую сословность нельзя, это разрушает Церковь. Да и особой заботы о семьях священников не было - главное, сына пристроить в духовное училище лет в девять, невеста в 17 лет могла быть уже «перезревшей». Православный инкубатор - Как вы воспитываете своих девочек? Что для вас самое важное в этом отношении? У нас люди не знают, как воспитывать детей. Есть определенные критерии, но слишком много лет безбожия было, народ был в египетском плену, и, наверное, должно пройти примерно столько же, лет сорок, чтобы изжить это. Наши бабушки и мамы, традиции советских времен не дают православной семье преодолеть старые стереотипы.
Я, как и все, нахожусь в той же ситуации и ломаю копья на том же. Мне кажется, что акцент не нужно делать на том, чтобы вырастить хорошую хозяйку и жену. Гораздо важнее дать возможность ребенку стать христианином. Не номинальное православие, а любовь в сердце, в душе ко Христу. Мне кажется, если у девочки будет на первом месте Бог, то ей не нужно специально вдалбливать, что «нужен православный муж , благочестивый» - она просто не сможет выбрать неверующего мужа. Может быть, я идеализирую, не знаю. Но о чем она будет с ним говорить, что у нее может быть общего с неверующим парнем?
Конечно, бывают чудеса, может быть, он обратится через нее. Но это скорее исключение из правил. Есть такой «синдром заботливой квочки», которая хочет оградить ребенка от всяких опасностей. И это происходит не только потому, что родители боятся за ребенка, что он не устоит перед «мирскими» соблазнами. Такое естественное желание - защитить от дурной школы или компании, и я этим занимаюсь. Конечно же, я не хочу, чтобы моя дочь общалась с девочками, у которых на уме только сигареты и тусовки. Хотя она видит, как девочки с мальчиками общаются, и знает, что достаточно близко.
Я ей говорю, что так только поломаешь себе жизнь, не сохранишь для любимого человека, даже если полюбопытствуешь, то получишь такое послевкусие… Ребенка невозможно вырастить в парнике, посадить в «православный» инкубатор, где и учителя, и врачи, и лагерь - все только православное. Я наблюдала за девочками, да и мальчиками, которые выросли в очень строгих и закрытых православных семьях, где никогда не смотрели телевизор, никогда не ходили в брюках, не было светского общения. Когда они дорвались до свободы, сразу сбросили длинные юбки и побежали на тусовки. У моей старшей дочери был период, когда она очень рвалась в разные неполезные ей компании, даже мечта у нее была - сходить в ночной клуб. Я дала ей эту возможность: «Пожалуйста, сходи, выпей коктейль». Нашла надежных друзей, с которыми она сходила. И говорит мне: «Слушай, мам, совершенно неинтересно.
Посмотрела я на это - ну и что? Если муж принадлежит семье, работает на семью, то священник уже не может так делать. Он занят на службе и не может служить для зарабатывания денег, для обеспечения своей семьи. Он не принадлежит детям, жене. Даже очень занятой бизнесмен может иногда отключить телефон и просто уехать с семьей куда-то. Священник этого сделать не может. В одной знакомой семье у мужа мало востребованная специальность, а у жены высокооплачиваемая работа , и она не может позволить себе отпуск до трех лет по уходу за ребенком.
Получается, что муж больше проводит времени с ребенком, таков их выбор. Но в семье священника это невозможно. Я не являюсь хорошим воспитателем : не умею устраивать кукольные театры , рисовать с ними и т. Поэтому для меня забота о детях происходит на уровне отвел-привел-постирал-накормил. А муж - это душевное общение, его ждешь вечером со службы, с работы. Получается, что в этом и реализация происходит - или не хочется выходить за рамки такой жизни, или же хочется, но просто нет возможности. А скорее, не хочется, потому что чувствуешь удовлетворенность, реализованность, крутишься в этом как белка в колесе.
Цена победы - Что сейчас для вас и ваших детей значит 20 ноября - день, когда убили отца Даниила? Это день рождения отца Даниила, именно так мы его отмечаем, а не как поминки, хотя, конечно, служим панихиду. Мы это воспринимаем не как трагический уход из жизни, кончину. Он при жизни всегда поправлял, когда кто-то говорил о смерти: «Не погиб, потому что погибают души, а этот человек перешел в жизнь вечную». Это его победа. Осознание этого события пришло ко мне на первую годовщину. Я преодолела это желание скорбеть и убиваться о человеке по-человечески, наверное, это трудно понять, глядя со стороны.
Как это ни парадоксально звучит, но я больше не принимаю соболезнования. Я не могу скорбеть о человеке, который променял эту узкую жизнь на несоразмерную ей реальность и полноту. Думаю, что затащить его обратно, в эту жизнь - это эгоизм. Он сам бежал всегда в небеса, стремился туда сам и призывал других. Вот сейчас работаю над книгой воспоминаний о нем. И открываю заново для себя этого человека, смотрю на него не как жена, а совершенно другими глазами. Много удивительных открытий делаю, получая свидетельства других людей о нем.
И опять же понимаю, что здесь, в этой жизни, ему просто было тесно. А мне до этого расти и расти, плыть большими гребками. Потому что мне здесь комфортно, хорошо, пожить хочется. А у него была сильнейшая любовь к Богу, поэтому хотелось бежать к Нему. Я этого совершенно не понимала. У многих, кто занимается помощью другим, тем более настоящим служением, рано или поздно наступает синдром выгорания или просто депрессия. Бывало ли что-то подобное у отца Даниила?
Я понимаю «синдром выгорания» немного иначе: «светя другим сгораю сам» - как свеча. Человек не думает о своем здоровье, о том, чтобы выспаться, но к нему приходят другие силы, духовные. Знаю одного священника, который умер в алтаре: он исповедовал, отошел в алтарь, почувствовав себя плохо, и там скончался. Это, конечно, блаженная кончина. Думаю, если бы отец Даниил не удостоился мученической кончины, он бы именно так «сгорел на работе». Я слышала от людей разговоры о том, что они порвали бы его собственными руками. У меня не было таких чувств.
Это может не заметить лишь сектант. Разговор Паши и Юлии на следующей день. Паша обеспокоен пропажей Усти. Мама хочет понять свою стратегию....
Дети, создавая свои собственные семьи, уже способны брать на себя ответственность за свою жизнь, а с ними продолжают сюсюкаться, как с маленькими. Это часто происходит из-за эгоизма родителей, я думаю… Убийство отца Даниила Сысоева в храме Апостола Фомы два с лишним года назад потрясло не только Церковь, но, казалось, всю страну.
Но, наверное, больше всего изменило жизнь его супруги, матушки Юлии. Сейчас она помогает вдовам священников, издает книги отца Даниила, продолжает его миссионерские труды. Она и трое дочерей празднуют день смерти отца Даниила как день его рождения, как его победу. Окончила фармацевтический факультет Медицинского института. В 1991 году приняла крещение. В 1994-м вышла замуж за семинариста Даниила Сысоева.
Автор книг «Записки попадьи», «Бог не проходит мимо». Воспитывает троих дочерей. Президент благотворительного фонда «Миссионерский центр имени иерея Даниила Сысоева». Не просто ООО - Насколько можно судить по вашим книгам, у вас и раньше была очень насыщенная жизнь. Но особенно активная работа началась после смерти отца Даниила. Что изменилось?
Появились время или силы? Времени больше не стало - его и раньше не хватало. Просто пришло понимание, что нужно начинать жить заново. Не просто оставаться мамой своим детям, заниматься своими проблемами, но выйти за эти рамки. Раньше я больше принадлежала мужу. Я была с ним, была сопричастна ему, служила, что называется.
А потом, получив так называемую «свободу», почувствовала потребность в еще большей реализации. Да, я и раньше писала книги, но понимала, что у меня есть отец Даниил, которого я должна встретить, приготовить ему ужин, постирать вещи - такие бытовые моменты, которыми каждая жена занимается. Это затягивает в определенный круговорот. Еще при жизни отца Даниила. Как-то мне пришла в голову идея, что необходимо создать фонд помощи священническим семьям, вдовствующим матушкам, тем семьям священнослужителей, которые попали в трудную ситуацию. Я поделилась с отцом Даниилом.
Он сказал: «Вот и займись этим». Я долго раздумывала и решила, что нет, не буду я этим заниматься, не знаю, с чего начинать и за что хвататься. После его смерти я вспомнила об этом, но все еще не понимала, что можно сделать. А когда возникла необходимость издавать его книги, мне посоветовали создать фонд. Открыть просто «ООО»? Что-то мне показалось в этом не то.
И мы создали фонд помощи, начали издавать книги и сразу искать матушек. Информация о нуждающейся семье у нас как правило из «первых рук» - это епархиальные сведения. Если информация приходит не из епархии, мы звоним в епархию, благочинным, на приход настоятелям и выясняем, есть ли такой батюшка, такая семья, действительно ли у них такая-то и такая-то ситуация. Матушкам мы жертвуем с книжного дохода и из пожертвований благотворителей. Разве Церковь не заботится о вдовствующих матушках? Об этом говорить не принято.
К сожалению, многие считают, что, если что-то негативное происходит в Церкви, нужно отмолчаться благочестиво, все равно же у нас хорошо, «спаси Господи», а разве можно обсуждать священноначалие? Когда батюшка умирает и матушка остается с детьми, то, даже если ей продолжают выплачивать зарплату мужа, она все равно выбрасывается из жизни прихода. Знаю много примеров, поскольку мы много общаемся с разными вдовами. Есть такие случаи, когда матушку, вдову, попросили освободить церковный дом. А идти ей некуда, потому что на свои деньги этот дом ремонтировали, латали, строили, не думали о том, что он церковный, не их. А тут другого священника прислали, а он тоже с семьей - где ему жить?
Как решить такую проблему? Уезжают матушки, снимают квартиру, мыкаются по углам, с детьми причем. Одна пошла к владыке за помощью, он благословил найти средства, купить жилье. А другой матушке владыка сказал, что это «ее проблемы, а не проблемы Церкви». Когда я столкнулась с этой проблемой, поняла, что должны быть такие организации, причем не одна, потому что наше дело - капля в море. Мне кажется, что вопросы о вдовах должны решаться на высшем церковном уровне.
Наверное, если священник принадлежит Церкви, то и семья принадлежит ей. Сказать, что помощи совсем нет, нельзя, но ее не хватает. Я понимаю, что я должна делать для этого, вижу свои определенные задачи. Зачем думать о других людях и их возможностях? Думаю, что везде есть человеческие слабости и немощи. И мы сталкивались с осуждением нашей деятельности, что наш фонд что-то не так делает, где-то ошибается.
Я согласна, что-то не по силам взяли, где-то неправильно сделали, но нужно что-то хотя бы делать, а не осуждать только. Это заблуждение, что до революции у нас все было классно и здорово, в том числе и в Церкви. На самом деле именно она отсеяла овец от волков. Исходя из того, что я читала, та система была очень нездоровая, наверное, отчасти поэтому и революция произошла. Браки между духовным сословием, «приписные невесты», когда умирает священник или становится старым совсем, присылают к его дочери семинариста, устраиваются смотрины, потом свадьба, и семинарист получает «место» на его приходе. Возрождать такую сословность нельзя, это разрушает Церковь.
Да и особой заботы о семьях священников не было - главное, сына пристроить в духовное училище лет в девять, невеста в 17 лет могла быть уже «перезревшей». Православный инкубатор - Как вы воспитываете своих девочек? Что для вас самое важное в этом отношении? У нас люди не знают, как воспитывать детей. Есть определенные критерии, но слишком много лет безбожия было, народ был в египетском плену, и, наверное, должно пройти примерно столько же, лет сорок, чтобы изжить это. Наши бабушки и мамы, традиции советских времен не дают православной семье преодолеть старые стереотипы.
Я, как и все, нахожусь в той же ситуации и ломаю копья на том же. Мне кажется, что акцент не нужно делать на том, чтобы вырастить хорошую хозяйку и жену. Гораздо важнее дать возможность ребенку стать христианином. Не номинальное православие, а любовь в сердце, в душе ко Христу. Мне кажется, если у девочки будет на первом месте Бог, то ей не нужно специально вдалбливать, что «нужен православный муж, благочестивый» - она просто не сможет выбрать неверующего мужа. Может быть, я идеализирую, не знаю.
Но о чем она будет с ним говорить, что у нее может быть общего с неверующим парнем? Конечно, бывают чудеса, может быть, он обратится через нее. Но это скорее исключение из правил. Есть такой «синдром заботливой квочки», которая хочет оградить ребенка от всяких опасностей. И это происходит не только потому, что родители боятся за ребенка, что он не устоит перед «мирскими» соблазнами. Такое естественное желание - защитить от дурной школы или компании, и я этим занимаюсь.
Конечно же, я не хочу, чтобы моя дочь общалась с девочками, у которых на уме только сигареты и тусовки. Хотя она видит, как девочки с мальчиками общаются, и знает, что достаточно близко. Я ей говорю, что так только поломаешь себе жизнь, не сохранишь для любимого человека, даже если полюбопытствуешь, то получишь такое послевкусие… Ребенка невозможно вырастить в парнике, посадить в «православный» инкубатор, где и учителя, и врачи, и лагерь - все только православное. Я наблюдала за девочками, да и мальчиками, которые выросли в очень строгих и закрытых православных семьях, где никогда не смотрели телевизор, никогда не ходили в брюках, не было светского общения. Когда они дорвались до свободы, сразу сбросили длинные юбки и побежали на тусовки. У моей старшей дочери был период, когда она очень рвалась в разные неполезные ей компании, даже мечта у нее была - сходить в ночной клуб.
Я дала ей эту возможность: «Пожалуйста, сходи, выпей коктейль». Нашла надежных друзей, с которыми она сходила. И говорит мне: «Слушай, мам, совершенно неинтересно. Посмотрела я на это - ну и что? Если муж принадлежит семье, работает на семью, то священник уже не может так делать. Он занят на службе и не может служить для зарабатывания денег, для обеспечения своей семьи.
Он не принадлежит детям, жене. Даже очень занятой бизнесмен может иногда отключить телефон и просто уехать с семьей куда-то. Священник этого сделать не может. В одной знакомой семье у мужа мало востребованная специальность, а у жены высокооплачиваемая работа, и она не может позволить себе отпуск до трех лет по уходу за ребенком. Получается, что муж больше проводит времени с ребенком, таков их выбор. Но в семье священника это невозможно.
Я не являюсь хорошим воспитателем: не умею устраивать кукольные театры , рисовать с ними и т. Поэтому для меня забота о детях происходит на уровне отвел-привел-постирал-накормил. А муж - это душевное общение, его ждешь вечером со службы, с работы. Получается, что в этом и реализация происходит - или не хочется выходить за рамки такой жизни, или же хочется, но просто нет возможности. А скорее, не хочется, потому что чувствуешь удовлетворенность, реализованность, крутишься в этом как белка в колесе. Цена победы - Что сейчас для вас и ваших детей значит 20 ноября - день, когда убили отца Даниила?
Это день рождения отца Даниила, именно так мы его отмечаем, а не как поминки, хотя, конечно, служим панихиду. Мы это воспринимаем не как трагический уход из жизни, кончину. Он при жизни всегда поправлял, когда кто-то говорил о смерти: «Не погиб, потому что погибают души, а этот человек перешел в жизнь вечную». Это его победа. Осознание этого события пришло ко мне на первую годовщину. Я преодолела это желание скорбеть и убиваться о человеке по-человечески, наверное, это трудно понять, глядя со стороны.
Как это ни парадоксально звучит, но я больше не принимаю соболезнования. Я не могу скорбеть о человеке, который променял эту узкую жизнь на несоразмерную ей реальность и полноту. Думаю, что затащить его обратно, в эту жизнь - это эгоизм. Он сам бежал всегда в небеса, стремился туда сам и призывал других. Вот сейчас работаю над книгой воспоминаний о нем. И открываю заново для себя этого человека, смотрю на него не как жена, а совершенно другими глазами.
Много удивительных открытий делаю, получая свидетельства других людей о нем. И опять же понимаю, что здесь, в этой жизни, ему просто было тесно. А мне до этого расти и расти, плыть большими гребками. Потому что мне здесь комфортно, хорошо, пожить хочется. А у него была сильнейшая любовь к Богу, поэтому хотелось бежать к Нему. Я этого совершенно не понимала.
У многих, кто занимается помощью другим, тем более настоящим служением, рано или поздно наступает синдром выгорания или просто депрессия. Бывало ли что-то подобное у отца Даниила? Я понимаю «синдром выгорания» немного иначе: «светя другим сгораю сам» - как свеча. Человек не думает о своем здоровье, о том, чтобы выспаться, но к нему приходят другие силы, духовные. Знаю одного священника, который умер в алтаре: он исповедовал, отошел в алтарь, почувствовав себя плохо, и там скончался. Это, конечно, блаженная кончина.
Думаю, если бы отец Даниил не удостоился мученической кончины, он бы именно так «сгорел на работе». Я слышала от людей разговоры о том, что они порвали бы его собственными руками. У меня не было таких чувств. Про него я забыла и не думаю, нет желания смотреть ему в глаза. Имя нераскаянного грешника не записано в книге жизни, нет и памяти о нем, словно не было его. Официальная версия - что он убит, а заказчики неизвестны.
Но в связи с тем переосмыслением, о котором я говорила, какое может быть желание справедливости или мести, если таким путем мой муж получил то мученичество, о котором мечтал?
Он загорелся построить византийскую базилику. Вообще, отец Даниил был в жизни эстетом, он любил все красивое и такое пафосное. Он хотел сделать там какие-то особенные мозаики, какие-то витражи. Когда мы ездили с ним заграницу, то собирали некоторые идеи. Однажды побывали в коптской церкви и увидели там совершенно необыкновенный потолок — внутри были вставлены цветные круглые стекла, получалось что-то типа витража. Ему это очень понравилось, он мечтал что-то подобное сделать у себя в храме. Слово утешения от Святейшего Патриарха. Фото patriarchia. Он не ждал бумажки, он просто лез напролом.
Вначале нам сказали, что этот участок можно будет забрать под строительство храма, только нужно Постановление правительства Москвы еще куча согласований. Эти согласования идут до сих пор, и конца и края им не видно. Когда этот участок нам условно выделили, то отец Даниил сразу поставил там бытовку с крестом. Конечно, перед этим он получил благословение священноначалия. Без благословения владыки он ничего не делал, поэтому прежде пошел к владыке, и тот дал на это благословение. Хотели начать только с бытовки, но потом поставили избушку и постепенно начали ее обстраивать. В итоге властей просто пришлось поставить перед фактом, что временный храм уже стоит. Почему это произошло? Это была инициатива Департамента природопользования города Москвы. Причиной изъятия участка они называли то, что будто бы храм не соответствует нормам экологического законодательства.
Отец Даниил тогда бросил все силы. Эта история его сильно подкосила, начались проблемы со здоровьем. Но он приложил столько усилий, чтобы остановить эту волну. Это дело нужно было действительно отстоять, иначе могли рухнуть все его труды, а за этим решением стояли серьезные люди. И это было чудо Божие, что храм отстояли. Опять же его необъятной энергией и дерзновением. Он никогда не опускал руки. Если начинались трудности, он сразу шел в бой. Это нам предсказал еще старец Адриан. Он сказал, что храм будет построен, но отец Данил в нем служить не будет.
Конечно, отец Даниил надеялся, что успеет его построить, поэтому так торопился. Собственно он строил, заранее зная, что служить там не будет. У отца Даниила при жизни было льняное облачение, и он завещал похоронить в нем. Когда его сшили, он сразу сказал: «Вы меня в нем похороните». Тогда я это несерьезно восприняла, подумала, вот, хоронить себя собирается. Это облачение хранилось в храме, но от него примерно год назад потерялись пояс и поручи, и никто не мог их найти. Перед похоронами, когда облачение стали собирать, чтоб везти в морг, все помнили, что поручей и пояса нет. Поэтому было очень удивительно, когда отец Виталий зашел в алтарь и увидел поручи отца Даниила, лежащие на стуле. Про пояс тогда забыли, уже приехали в морг, и тут вспомнили, что пояса нет. Тогда позвонили в храм, попросили, чтоб нашли пояс от любого другого облачения.
Там побежали искать и вдруг видят, пояс лежит на том же стуле. Так вот облачение все нашлось. Это, конечно, явное чудо. Еще одно было, когда мы с отцом Даниилом только познакомились. В 1994 году, будучи еще незамужней девушкой, я впервые поехала на Святую Землю. Когда я собиралась в поездку, то духовник посоветовал мне не просить что-то конкретное, а помолиться о достойном женихе. Поэтому стоя у Гроба Господня, я испросила у Господа жениха, да не просто жениха, а такого, чтобы стремился к священству. Я знала, что в таком святом месте моя молитва обязательно будет услышана. Через месяц после этого мы с отцом Даниилом познакомились. Еще из той поездки я привезла себе золотое кольцо с маленьким бриллиантом.
Все эти годы я ни разу его не снимала, поэтому кольцо вросло в палец и не снималось. Теперь от него даже след остался. Когда мы шли к кладбищу на погребение, мне очень тяжело стало, такая тоска напала, как бы отчаяние… Тут под ноги мне неожиданно что-то упало, смотрю, а это букет фиолетовых ирисов, причем какой-то необычный, «немагазинный».
про Юлию Сысоеву
Читайте также: Собор Покрова Пресвятой Богородицы на Рву в Москве храм Василия Блаженного Супруг поддерживал и помогал Юлию во всех ее начинаниях В 1993 году Юлия поступила в Московскую медицинскую академию имени Сеченова на фармацевтический факультет. Затем 20 января 1995 года, она вышла замуж за семинариста Даниила Сысоева, который в том же году был рукоположен в сан диакона. В 2001 году Даниил Сысоев стал священником и настоятелем храма пророка Даниила. Супруг Юлии постоянно писал книги, он был публичным человеком, именно это и сподвигло Юлию тоже писать книги.
Сама Юлия Сысоева не раз говорила, что Даниил выступал за то, чтобы она всегда совершенствовалась, и хотел, чтобы в ее жизни были не только дети и кастрюли. Православная деятельность В период обучения в академии Даниил Сысоев работал клириком в храме в Гончарах. Деятельный священнослужитель одновременно преподавал слово Божие в старших классах гимназии.
В 1996 году началась трудовая деятельность в Крутицком Подворье. Отец Даниил оказывал поддержку людям, подпавшим под влияние сект и оккультных мошенников. Входил в состав психологической организации Душепопечительского центра.
Коллектив возглавлял иеромонах Анатолий Берестов. Активно дискутировал с преподавателями и студентами. Не признавал компромиссов и отступлений от канонов Православия.
В 26 лет окончил МДА со степенью кандидата богословия. Был посвящен в сан иерея в 2001 году. Церемония проведена лично патриархом Алексием II.
Двумя годами позже с благословения Московской патриархии он основал обитель для проповедников на юге Москвы. В течение последующих трех лет здесь была воздвигнута деревянная церковь — предшественница будущего святилища пророка Даниила. Временное прибежище нарекли Церковью апостола Фомы.
В ней проводились православные религиозные встречи, беседы. Даниил Сысоев готовил проповедников для выхода на улицы города с целью нести православную веру в массы. Когда Юлия написала свою первую книгу — отец Даниил очень радовался за нее Когда Юлия написала свою первую книгу, Даниил очень радовался за нее.
Книги Юлии Сысоевой в интернет-магазине Лабиринт Первая книга Юлии Сысоевой вышла в 2009 году, она автобиографична Некоторое время Юлия работала с начальником отдела рекламы в одном из строительных фирм. В это время супруг активно помогал ей придумывать рекламные слоганы, подкидывал какие-либо интересные идеи. Другие книги Юлии стали приносить еще большую популярность, и она начала давать интервью.
Читайте также: Панихида по протоиерею Иоанну Домовскому совершена на месте погребения донского подвижника благочестия Когда Юлия написала свою первую книгу, Даниил очень радовался за нее. Максимально старался ей помогать во всем Но 20 ноября 2009 года произошла трагическая кончина ее мужа — Даниила, именно это привлекло общественное внимание к этой женщине. По этому поводу она писала очень много статей, и давала много интервью.
В настоящее время Юлия имеет троих детей: Иустину, Дорофею и Ангелину. Муж Юлии Сысоевой — был застрелен в храме в 2009 году Многие знают, что муж Юлии Сысоевой был застрелен в храме в ночь с 19 на 20 ноября 2009 года. Долгое время Юлия не давала никаких комментариев по поводу мужа и семьи.
Но спустя долго время, она все же решилась ответить на многие вопросы. Например, о том, как они познакомились с отцом Даниилом. Юлия спокойно ответила, что на самом деле знакомство произошло довольно просто, она собрала у себя дома небольшую вечеринку.
Один из приятелей предложил взять с собой хорошего парня. Отец Даниил был человек с совершенно другим интеллектом и умом, тогда он учился в семинарии, а она оканчивала мединститут. Долгое время матушка Юлия не давала никаких комментариев по поводу мужа и семьи.
Но спустя долго время, она все же решилась ответить на многие вопросы Тогда приятель и привел Даниила на эту вечеринку. Все прекрасно понимают, что вечеринки и семинария — это понятия совершенно несовместимые, потому что люди, которые учатся в духовной семинарии, уже готовятся к жизни с Богом. И уж точно не посещают различного рода мероприятия.
Также Юля рассказывает, что в тот день, отец Даниил никакого впечатления не произвел на нее, но сама Юлия произвела на него впечатление. Он сразу предложил ей встретиться еще раз, так и начались отношения. На вопрос как ухаживал за ней семинарист Сысоев, она ответила, как все молодые люди — цветы, кино и кафе.
Активная православная позиция Еще каких-то двадцать лет тому назад трудно было представить, что в Москве, матери русского православия будут убивать священников за проповедь христианской веры. Миссионерская работа отца Даниила была направлена на проповедование и обращение в истинную веру выходцев из татарского, чеченского народа. Он вел постоянные полемики и дискуссии с мусульманскими проповедниками, говоря о патриотизме, креационизме.
Его резкие высказывания против ислама критиковали даже православные служители, на ярого защитника православия сыпались угрозы со сторон скинхедов, старообрядцев, оккультистов и сектантов. Казалось бы, нет такой стороны мирской жизни, о которой бы не писал священник. Йога, карате и танец живота находил безнравственными и запрещенными для христиан.
Его позиция в «уранополитизме» основывалась на том, что все мы родственники по крови Иисуса Христа, а национализм ведет к отходу от истинного христианства. Негативное отношение к коммунизму активировал в призывах снести мавзолей и этим совершить акт покаяния.
И в обсуждениях и комментариях есть претензии к РПЦ, в частности: - upd От 12. Но, как добавляет Иустина в своем телеграмм-канале "Дочь самурая", он же помог сбежать Дорофее; - РПЦ одобряет продажу в храмах книги Юлии Сысоевой «Записки попадьи» и другие книги издательства БФ «Миссионерский центр имени иерея Даниила Сысоева», доходы от продажи которые идут Сергею Станиловскому, то есть это спонсирование мучителя дочерей о. Даниила её мать Юлия и будущий отчим Сергей С вместе попехали в "романтическое путешествие" в Египет, что, конечно, выглядит подозрительно; -У Сергея С.
Сергей Станиловский Как рассказывает Дорофея, секса с проникновением у них с отчимом не было, но это не отменяет всех тех домогательств, которые ей пришлось испытать. Все закончилось резко, когда Дорофея встретила молодого человека, за которого вышла замуж. Тот забрал ее к себе и обещал во всем защищать. С тех пор Дорофея с мужем перебиваются случайными заработками и живут где придется, скрываясь от Сергея. Учебу девушка все же смогла закончить — с деньгами ей помогли неравнодушные люди. После побега старших сестер история повторилась с младшей В отличие от надломленной Дорофеи, Иустиния не так долго находилась в семье и в 2016 году не отказалась в суде от своих показаний. Дальше у нее не было связи с младшими сестрами. Только когда Дорофея вышла из-под контроля отчима, она нашла старшую сестру и стала поддерживать с ней связь. Тогда Иустиния и поняла, что с младшими сестрами происходит то же самое. Дорофея и Иустиния решили возобновить дело против Сергея, когда узнали от младшей сестры Ангелины, что история повторяется. Девочка связалась с сестрами и сообщила, что после побега Дорофеи отчим домогался ее и уговаривал пороть его плеткой. Тогда девушка убежала из дома и спряталась у соседей. Те вызвали полицию. Но девушке не повезло с полицейским. Выслушав Ангелину, он посчитал, что девочку наказали за дело, а остальное она додумала, и отвез ее обратно в семью. Старшая дочь Иустиния Источник: Фильм Елены Погребижской Но все-таки настойчивость трех сестер помогла сдвинуть дело с мертвой точки. Теперь Ангелина находится под опекой другой любящей семьи и проживает с ними. Но у матери есть на дочь все права, и она может всегда забрать ее. Дорофея и Иустиния отмечают, что у Сергея Станиловского сейчас в руках все духовное наследие отца, и он зарабатывает на этом деньги. В Сети даже есть теории о том, что Сергей причастен к смерти Даниила Сысоева и оказался не случайно в храме в тот день, когда священника застрелили. В тот роковой день 19 ноября 2009 года Сергей пришел к отцу Даниилу исповедаться и задержал его, хотя тот уже собирался домой. В этот момент в храм ворвался человек в медицинской маске, с пистолетом и четыре раза выстрелил, смертельно ранив отца Даниила. Сергей в это время успел спрятаться.
Девять лет назад мы пошили ему льняное облачение. Я не отреагировала. Когда его не стало, вспомнила его слова. Правда, то облачение давно пришло в негодность, но хранилось в храме. Только не хватало поручи и пояса. Эти детали были утеряны. В день, когда отца Даниила забирали из морга, поручи и пояс нашлись. Они лежали на самом видном месте — на алтаре. А уже на кладбище случилось еще одно чудо. Все 15 лет, которые мы прожили с Даниилом, я не снимала с пальца золотое кольцо с маленьким бриллиантом, которое привезла со Святой земли. Оно даже вросло в палец. И вот по дороге к кладбищу мне под ноги упал букет фиолетовых ирисов. Именно такие цветы принес Даниил мне на первое свидание. Дорога к кладбищу была усыпана цветами, но ирисов среди них больше не было. Я поняла, что этот букет от него. Тогда я решила тоже сделать ему подарок. То кольцо не снималось много лет, но в этот раз я легко его сняла и вложила ему в руку. Вот говорят, что снам верить нельзя. А мне 3 ноября приснилось, что муж умер. Я поведала Даниилу о сновидении. Я отлично знаю, что в приметы верить нельзя, но тогда зацепилась за мысль — если человек умирает во сне, значит, долго жить будет. Не сработало! Есть обиды или нет, неважно. Просто традиция такая. Мы не успели. В течение дня созванивались несколько раз. Но я себе места не находила, хотела вечером приехать за отцом Даниилом в храм. Накануне приезжала, забирала его. А в этот вечер меня как будто кто-то не пустил. А при этом то ужин готовила, то детей спать укладывала, и как-то не получилось. Последний раз позвонила ему за 15 минут до смерти. Он обещал приехать через 40 минут. Второй раз набрала ему ровно через минуту после выстрела. Я не понимала, почему он не снимает трубку. Опять заболтался с кем-то? Обещал же приехать… О смерти мужа я узнала час спустя после трагедии. Мне никто не позвонил, не сообщил о случившемся. Уже вся Москва знала, по телевизору шли новости, а про меня просто забыли. И, возможно, застала бы его живым. И вдруг нам бы удалось попрощаться? Ну, наверное, кому-то это было не угодно… — Он еще жил какое-то время? Это чудо! Вот только в сознание так и не пришел. В трубке раздался крик. А средней дочери я обо всем рассказала утром. Убийство Даниила — промысел Божий, что еще можно сказать… — Незадолго до смерти в адрес Даниила Сысоева поступали угрозы. С первого диспута с мусульманами. Хотя инициаторами диспута являлись сами мусульмане. Даниил никогда на рожон не лез, его вызвали на этот диспут.
«Это был наш последний закат». 10 лет со дня гибели отца Даниила Сысоева
В 2012 году она вышла замуж за Сергея Станиловского, руководителя благотворительного фонда «Миссионерский центр имени иерея Даниила Сысоева. Шантаж Юлии Сысоевой средней дочери Дорофеи. Истинное лицо «любящей мамы». Юлия вышла замуж второй раз — за Сергея Станиловского. Всем известны печальные события 2009 года, после убийства а в храме апостола Фомы на Кантемировской, его матушка, бывшая супруга Юлия вышла замуж за человека, который оказался растлителем и педофилом несовершеннолетних детей а.
Православный инкубатор
- Сысоевщина: Ай да поворот!
- Православная деятельность
- Сысоева, Юлия Михайловна — Википедия
- «Мне внушали вину, что я посадила невиновного человека»
Юлия сысоева и сергей станиловский последние новости
Главная» Новости» Юлия сысоева и сергей станиловский. Помогать им взялась матушка Даниила Юлия Сысоева убитого в ноябре 2009 года священника Даниила. Открываешь интернет, а там сухие некрологи среди епархиальных новостей: родился, закончил семинарию, рукоположился, имеет такие-то иерархические награды, умер. Матушка Юлия Сысоева — вдова священника-миссионера отца Даниила Сысоева. Сергея Станиловского. Матушка Юлия имела с отцом Даниилом не просто родство, они были «одной плотью».
Матушка Юлия Сысоева: «Об отце Данииле, счастье, чудесах и мученичестве»
Слово утешения от Святейшего Патриарха. Фото patriarchia. Он не ждал бумажки, он просто лез напролом. Вначале нам сказали, что этот участок можно будет забрать под строительство храма, только нужно Постановление правительства Москвы еще куча согласований. Эти согласования идут до сих пор, и конца и края им не видно. Когда этот участок нам условно выделили, то отец Даниил сразу поставил там бытовку с крестом. Конечно, перед этим он получил благословение священноначалия. Без благословения владыки он ничего не делал, поэтому прежде пошел к владыке, и тот дал на это благословение.
Хотели начать только с бытовки, но потом поставили избушку и постепенно начали ее обстраивать. В итоге властей просто пришлось поставить перед фактом, что временный храм уже стоит. Почему это произошло? Это была инициатива Департамента природопользования города Москвы. Причиной изъятия участка они называли то, что будто бы храм не соответствует нормам экологического законодательства. Отец Даниил тогда бросил все силы. Эта история его сильно подкосила, начались проблемы со здоровьем.
Но он приложил столько усилий, чтобы остановить эту волну. Это дело нужно было действительно отстоять, иначе могли рухнуть все его труды, а за этим решением стояли серьезные люди. И это было чудо Божие, что храм отстояли. Опять же его необъятной энергией и дерзновением. Он никогда не опускал руки. Если начинались трудности, он сразу шел в бой. Это нам предсказал еще старец Адриан.
Он сказал, что храм будет построен, но отец Данил в нем служить не будет. Конечно, отец Даниил надеялся, что успеет его построить, поэтому так торопился. Собственно он строил, заранее зная, что служить там не будет. У отца Даниила при жизни было льняное облачение, и он завещал похоронить в нем. Когда его сшили, он сразу сказал: «Вы меня в нем похороните». Тогда я это несерьезно восприняла, подумала, вот, хоронить себя собирается. Это облачение хранилось в храме, но от него примерно год назад потерялись пояс и поручи, и никто не мог их найти.
Перед похоронами, когда облачение стали собирать, чтоб везти в морг, все помнили, что поручей и пояса нет. Поэтому было очень удивительно, когда отец Виталий зашел в алтарь и увидел поручи отца Даниила, лежащие на стуле. Про пояс тогда забыли, уже приехали в морг, и тут вспомнили, что пояса нет. Тогда позвонили в храм, попросили, чтоб нашли пояс от любого другого облачения. Там побежали искать и вдруг видят, пояс лежит на том же стуле. Так вот облачение все нашлось. Это, конечно, явное чудо.
Еще одно было, когда мы с отцом Даниилом только познакомились. В 1994 году, будучи еще незамужней девушкой, я впервые поехала на Святую Землю. Когда я собиралась в поездку, то духовник посоветовал мне не просить что-то конкретное, а помолиться о достойном женихе. Поэтому стоя у Гроба Господня, я испросила у Господа жениха, да не просто жениха, а такого, чтобы стремился к священству. Я знала, что в таком святом месте моя молитва обязательно будет услышана. Через месяц после этого мы с отцом Даниилом познакомились. Еще из той поездки я привезла себе золотое кольцо с маленьким бриллиантом.
Все эти годы я ни разу его не снимала, поэтому кольцо вросло в палец и не снималось. Теперь от него даже след остался. Когда мы шли к кладбищу на погребение, мне очень тяжело стало, такая тоска напала, как бы отчаяние… Тут под ноги мне неожиданно что-то упало, смотрю, а это букет фиолетовых ирисов, причем какой-то необычный, «немагазинный». Удивительно то, что когда мы с отцом Даниилом познакомились, он как раз пришел на первое свидание с фиолетовыми ирисами. Я поняла, что это от него букет. Да, к кладбищу дорогу посыпали цветами, но ирисов нигде не было. Когда я этот букет получила, я поняла что надо отдать ему что-то дорогое.
А поскольку мое кольцо, привезенное со Святой Земли, связано с просьбой достойного жениха, то я это кольцо решила ему отдать. Иногда я очень в жизни роптала.
Я научилась попадать в них лучше даже опытных сестер. Очень часто медсестры из гинекологии и патологии, запутавшись в плохих венах, звали нас к себе наверх: помочь поставить капельницу или внутривенный катетер. К чему я это рассказываю — объясню позже. Именно фраза, брошенная одной абортницей, боявшейся, что я пропорю ей вену, впервые жестко резанула мне сознание. Но об этом будет ниже. Мы работали сутками через трое. Такой график. Было крайне тяжело.
Но самое страшное меня ждало впереди. И это страшное было не в грубости некоторых врачей по отношению к медсестрам, особенно таким неопытным и зеленым, как я. Ни в бессонных ночах, когда можно было в лучшем случае вздремнуть пару часов лежа на узкой и жесткой медицинской каталке, просыпаясь от криков и крупного озноба. Созерцая холодный и угрюмый рассвет поздней осени, идти работать, все еще плохо отличая сон от действительности. Ни в ужасном ночном треске флуоресцентных ламп в операционной, от которых взрывался мозг, как от китайской пытки, и ни в санитарской работе по мытью, отдраиванию всех мыслимых и немыслимых поверхностей. Ставок санитарок тогда, в 91-м, не было, их просто и незатейливо свалили на сестер. Их сократили, ведь тогда много чего сокращали в нашей стране. Самым страшным ночным кошмаром были «заливухи» и те несчастные убитые в жутких муках нерожденные младенцы, последним пристанищем, которых был большой холодильник в отделении гинекологии. Да, именно первая моя «заливуха» сказала мне про свои вены. Меня подняли среди ночи, сказали, что в гинекологии родила «заливуха» и надо идти делать наркоз.
Немного объясню, почему именно я. Днем всеми абортницами занимался персонал гинекологии. А вот ночью на весь роддом оставалась одна анестезистка, то есть в мое дежурство — это я, с единственной связкой ключей от сейфа с наркозными и наркотическими препаратами, и именно я должна была идти в абортарий ночью. А «заливухи» рожали в основном по ночам. Думаю, что уже не нужно объяснять, что это такое и каким способом убивается ребенок, и сколько часов он погибает в страшных муках, когда едкий гипертонический раствор хлористого натрия разъедает ему кожу, глаза, попадает в рот, в пищевод… Как он кричит и бьется в конвульсиях… Об этом на сегодняшний день пишут и рассказывают много. Раствор заливается утром или днем по расписанию, но ребенок, как правило, рождается уже ночью, а дальше следует процедура чистки и наркоз соответственно. Самого ребенка взвешивают, описывают, измеряют, маркируют, заворачивают в медицинскую клеенку и кладут в специальный холодильник для био-отходов. Тогда, в 91-м, одним из первых указов Ельцина было подписанное постановление о социальных абортах. Я не знаю, как этот закон называется на юридическом языке, впрочем, это неважно и сути не меняет, главное, что был подписан смертный приговор многим детям, разрешавший проведение абортов на поздних сроках, то есть до 28 недели, по социальным показаниям. Это значило, что любая женщина, вдруг передумавшая рожать, могла преспокойно придумать себе «социальное показание», пойти в медицинское учреждение и в стерильных условиях избавиться от своего ребенка.
Никакого криминала, все по закону, а следовательно, это не преступление, не убийство, а просто медицинская процедура. Мы живем в России, и поэтому там, где 28 неделя, — может быть и 30-я, и 32-я, даже так бывало. Вот и потянулись женщины, ничего не боясь, на так называемые социальные аборты. В ту темную осеннюю ночь, когда непроглядная тьма густо смешивалась с черным непрерывным дождем, барабанившим по металлическим подоконникам, я зашла в ярко-освещенную операционную абортария. На кресле лежала совсем молоденькая девушка 18 лет, только что родившая мертвого ребенка при помощи солевого аборта. Сонная врач в марлевой маске неторопливо раскладывала инструменты, в лотке в крови уже лежала средних размеров плацента. Девушка была абсолютно спокойна, ее спокойствие меня покоробило. Я начинала понимать, что вот сегодня она убила своего ребенка. На лице у нее был достаточно яркий макияж , как будто она лежит не в абортарии, а собирается на дискотеку или на свидание. Это еще больше меня покоробило.
И вот она поворачивается ко мне в тот момент, когда я собираюсь ввести ей внутривенный наркоз, и говорит, так холодно-цинично, брезгливо глядя на меня из-под накрашенных ресниц, как смотрят на низкосортную обслугу: «Вену мне только не пропорите, а то тут уже одна мне вену проколола». Меня это просто взбесило. Она, которая только что убила своего ребенка, беспокоится о своих венах! Да как бы я хотела пропороть ей эту вену! У меня тогда было совершенно острое желание хорошенько пропороть ей вену, да так, чтобы синяк на полруки. Но я не стала этого делать. Может, потому что я не имела права заниматься таким вот мелким самосудом. Такая скорбь объяла меня, что, когда я закончила с ними, я ушла в предоперационную — попрощаться с ее ребенком. Он лежал на кушетке, завернутый в оранжевую грубую клеенку. Это были его первые и последние пелены.
Никто никогда не станет о нем плакать, пожалуй, кроме меня в ту ночь. Я развернула клеенку. Там была маленькая девочка. Кожа на одной ноге у нее полностью слезла, и нога была красная и блестящая. Таких детей еще называют «лаковыми детками», так как от соли их нежная кожица слезает и они рождаются красными и блестящими, словно покрытые лаком. У нее были тонкие изящные пальчики, и на них аккуратные тонкие ноготки, и на ножках были крошечные ноготки. Приоткрытый ротик и немного выглядывающий маленький язык. Светлые волосики на голове были слипшиеся, а все тело было покрыто белым пушком, маленькие, мягкие как у мышки ушки, плотно прижатые к голове. Я понимала, что эти ножки никогда не побегут по земле, эти ручки никогда не прижмут игрушку, и она никогда не скажет: «Мама, я люблю тебя». Наверное, там, за гробом, она сказала бы одно: «Мама, за что?
Зачем так жестоко? Мама, ты знаешь, как мне было больно? Происходящее не укладывалось у меня в голове. Этого просто не могло быть. Этого не должно быть! Этот ребенок должен быть живым и любимым. Она должна была родиться где-нибудь к Новому году, когда вся страна будет наряжать елки, зажигать разноцветные гирлянды и лепить снежных баб. А сейчас, в 2015-м, ей было бы уже почти 25 лет. Может быть, она сама была бы сейчас уже мамой. А ее матери-убийце сейчас около 43.
Наверное, она имеет других детей, помнит ли она о своей первой убитой дочери? Жалела ли она потом об этом? Помнит ли она, как в день смерти дочери красила свое лицо, листала модный журнал, нетерпеливо ждала схваток в палате, а потом родила ее как ненужный отход в принесенное эмалированное медицинское судно. То самое судно, в которое мочатся и испражняются больные. Помнит ли она об этом? А потом были другие. Конвейер смерти работал исправно. Это были социальные аборты. Вот женщина, 44 года. Узнает о беременности, уже когда ребенок зашевелился.
Нет, она думала, что у нее климакс. А тут беременность. Надо избавляться! Разве рожают в 44 года? Это же стыдно! Нормальная, здравомыслящая, а главное, приличная женщина не рожает в таком возрасте, это же позор! Что она скажет мужу и взрослым дочерям, как она появится с пузом на работе? И она спокойно идет на заливку. Там был мальчик. Да, ей немного жалко, всего чуточку.
Она всегда хотела мальчика, но у нее две дочери и пять абортов на «благочестивом» сроке до 12 недель, когда приличные и здравомыслящие женщины должны вовремя определиться со своей беременностью. Ну, а здесь неувязочка вышла, не поняла вовремя, что беременна, пропустила так называемые все сроки. Бывает, и это поправимо. И его больше нет. Его завернули в клеенку и отправили в тот же холодильник к другим таким же мученикам. Сейчас ей 68. И если она превратилась в больную и никому не нужную старуху, с давлением, с гнилым зловонным дыханием, вечно ругающую всех и вся, всегда недовольную жизнью, ненужную своим давно взрослым дочерям, у которых давным-давно свои жизни, и «чьхать» они хотели на свою мамашу, то мне ее — не жалко. Она сама сделала свой выбор, тогда, осенью 91-го, когда убивала своего единственного сына. Мне скажут, что вот, мол, расфантазировалась, может, она еще крепкая пожилая женщина, вполне здоровая, любимая дочерьми и престарелым мужем, мирно копающаяся в грядках на любимой даче, сажает цветочки, нянчит внуков и все у нее хорошо. Может быть, и так, но скорее всего в ее жизни развернулся первый вариант, и она его сама выбрала, это закон неотвратимости и свободного выбора.
Второй вариант у нее мог бы быть, откажись она от убийства своего ребенка. Но она прошла точку невозврата, когда села на гинекологическое кресло для проведения мирной медицинской процедуры. Может, кто-то скажет, что я осуждаю этих несчастных. Я лишь скорблю о том ужасе, который происходит в мире каждый день совсем рядом с нами. А кто-то осудит меня и скажет, почему же ты стояла и смотрела, почему не разнесла этот абортарий? Я не буду оправдываться. Да, я стояла и смотрела, как в ступоре. Мне самой было всего 18 лет, и это все происходило как в ужасном бессмысленном липком бреду, от которого хочется проснуться раз и навсегда. От женщин-абортниц я видела много подобного цинизма. Одна «блатная», которой были назначены наркотические обезболивающие а это очень большая честь, и далеко не всем их назначали , после очень блатного мини-кесарева сечения пожаловалась мне, что в ее отдельной палате, в которую ее поместили по очень большой договоренности, капает кран.
Требовала сантехника среди ночи. Да из нее просто вырезали ее ребенка, как вырезают ненужную мешающую жизни опухоль! Вырезали живого, и пока зашивали ее живот, — аккуратными косметическими швами, такими, что бы потом могла ходить на пляже в бикини, — ее ребенка положили на холодный подоконник умирать, а ей теперь нужен сантехник «кран чинить», потому что ей отдохнуть надо, заснуть, «был трудный день»! Знаете, мне тогда хотелось вылить наркотик этот, строго учетный промедол, в раковину и вколоть ей простую водичку, что бы она орала от боли, тогда ей будет точно не до капающего крана… Она хоть раз вспомнила о своем нерожденном ребенке, умершем на каменном подоконнике в операционной? Были и матери-циники, приводившие на аборт своих дочерей. Никогда не забуду одну мамашу, которая притащила свою шестнадцатилетнюю дочь на поздний аборт. Девочка в 16 лет не может решать сама рожать ей или нет, но решает мама. А мама сказала — аборт и точка. И вот эта дама, располневшая, как старый мопс, увешанная дорогими серьгами, своими толстыми пальцами, унизанными массивными перстнями, строчила бумагу с заявлением об аборте по социальным показаниям. Жрать им нечего, малыша растить не на что.
Дама по тем временам была директором ресторана. Не стоит объяснять, какая это хлебная должность была в те самые времена и как жили директора ресторанов, магазинов и продуктовых баз, в то время когда всей стране действительно жрать нечего было. И вот она этими своими бриллиантово-рубиновыми руками подписывала смертный приговор своему внуку и ломала жизнь своей дочери. Ее бедная дочь, бледная и заплаканная девочка с опухшими глазами, полными ужаса, сидела на деревянной кушетке, покрытой все той же оранжевой омерзительно-холодной клеенкой, и нервно теребила казенную застиранную сорочку с жирной черной печатью «16 родильный дом». Ее ребенку, которого она уже, по всей видимости, успела полюбить, не суждено было родиться в родильном доме, его там должны были убить всего через несколько часов, после подписания смертного приговора. Бедное забитое существо не могло промолвить ни слова, она не могла пойти против своей властной и грубой мамаши. Даже акушерки, повидавшие много на своем веку и успевшие зачерстветь и выгореть в душе, сами прошедшие не через один аборт, даже они плевались тогда от отвращения, глядя на эту лживую мамашу. А вот еще эпизод: в дверь приемного отделения просунулась мужская развеселая голова и бодро произнесла: «Здрасте, а мы на аборт. Она обняла своего мужа за шею, они мирно чмокнулись в щечку. Так обыденно, так мило и нежно выглядело бы это, если бы не фраза: «мы на аборт».
Только вдумайтесь в эти слова. Она прощались с мужем так, как будто ложилась полежать и полечить «небольшую проблемку со здоровьем», прыщик на заднем месте. Я не знаю, какова была причина их «трудного решения», почему у них возникло такое дружное и непринужденное желание избавиться от ребеночка, но эта легкость, с которой они оба шли на аборт, просто шокировала. Вообще я часто видела, как мужчины провожали своих женщин на аборт. Одни непринужденно и как-то очень обыденно прощались, как будто вообще ничего не происходит, другие заходили с каменными напряженными лицами, какие бывают у супружеских пар в ЗАГСе на процедуре развода. Они прячут взгляды, отворачивают лица, поджимают губы, говорят односложные фразы. Паспорт с тобой, ну все, пока», — и так далее, и тому подобное.
Всего за 15 лет брака Юлия родила трёх дочерей. Так как супруг — священник Даниил Сысоев — был достаточно публичным человеком и написал более десятка книг, то и Юлия, сподвигаемая своим супругом, стала писать книги. В 2008 году вышла первая её книга в стиле документальной прозы : «Записки попадьи» — в которой она рассказала о закулисной стороне существования православного духовенства [2]. Эта книга принесла Юлии некоторую популярность, и она уже тогда начала давать интервью и писать статьи для некоторых периодических изданий и сайтов. К 2011 году книга уже выдержала пять изданий, несмотря на то, что текст размещен на многих сайтах в сети Интернет.
Раньше мы мечтали о забитых полках в магазинах, это казалось для многих просто пределом мечтаний. Сейчас супермаркетами никого не удивишь. Хочется уже думать о чём-то более возвышенном. Поэтому люди сейчас и стали стремиться найти ближнего, которому можно помогать. А у нас на сайте дана информация о нуждающихся семьях, она проверена и достоверна. И человек может почитать о каждой семье. В этом и заключается смысл работы нашего фонда — дать возможность встретиться тем, кто нуждается в помощи, и тем, кто хочет сделать какую-то посильную жертву. На самом деле, в такой помощи люди находят огромное удовлетворение — когда делается доброе дело, когда они сами получают молитвенную помощь от тех, кому помогают материально. Жертвователи таким образом и себе помогают, ведь вера без дел мертва. Многие действительно хотят жить по заповедям Христовым. Очень страшно услышать будет на Страшном суде «истинно говорю вам: не знаю вас» Мф. Помогая другим, человек зарабатывает себе «капитал» в Царстве Божием, вкладывая земные деньги в нетленные банки, которые не зависят от политической ситуации и курса валют. А там-то богатство точно не исчезает! И матушки потом звонят, благодарят, рассказывают о том, как решились их проблемы. Вот у нас, например, была священническая семья, собирали им деньги на лечение ребёнка, больного лейкозом. Недавно они сообщили, что нужная сумма была найдена, ребёнок прошёл необходимый курс лечения и исцелился. У нас была такая радость! Человек всегда может найти то, что ему делать по силам. Да можно даже найти соседку одинокую в подъезде и элементарно ходить для неё в магазин за хлебом или разговаривать с ней. Я думаю, что если человек хочет делать добрые дела, то Господь всегда ему предоставит такую возможность. И такие дела, которые человек делает ради Бога, а не ради себя, никуда не теряются, навсегда остаются в вечности. О замужестве Стремление женщины, заложенное от природы — это семья, дети. Многим кажется, что их нереализованность в том, что не могут найти спутника жизни, но ведь Апостол Павел: «Всегда радуйтесь. За все благодарите: ибо такова о вас воля Божия во Христе Иисусе» 1Фес. При этом понятно, что в Евангелии говорится: «И Я скажу вам: просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам, ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят » Лк. Поэтому если девушка действительно очень хочет замуж, наверное, ей надо об этом молиться и попросить об этом Того, у Кого всё в руках. А молятся и не получают тогда, когда не для пользы просят. Если женщина молится усердно и прямо таки лоб расшибает, а нет жениха, то стоит задуматься, может это — не её путь. И тогда надо как-то смириться, подчиниться, понять, что, быть может, Господь отводит от худшего. Сколько было таких примеров, что вымаливали себе женихов, а потом жалели об этом. При этом, если женщина подходит к зеркалу с унылым видом, смотрит туда и говорит сама себе «Я — уродина, я никому не нужна, Господи, пошли мне жениха», то это чушь какая-то. Я тоже сталкивалась с такими женщинами, которые постоянно ноют: «Ну кому я уже нужна? Уже время моё прошло». Но если женщина себя воспринимает таким образом, то на неё все и будут смотреть как на никчёмного человека. У неё же эта установка на лице написана! У неё потухший взгляд, унылое выражение лица, она перестаёт за собой следить. И какому нормальному человеку захочется жить с такой…? Конечно, очень трудно бывает набраться сил и сказать себе: «Хватит уже, пора что-то менять». Это куда сложнее, чем вечно жаловаться на жизнь, ныть и искать виноватых. Женихи просто так с неба не сваливаются. Как ни парадоксально, часто счастливо выходят замуж именно те, кто этого вроде бы не ищет и не ждёт. Они могут при этом молиться, просить у Бога послать им хорошего жениха, если есть на то Его воля, но при этом на замужестве не зацикливаются. А мужчины очень хорошо чувствуют эту ситуацию, когда женщина мечтает броситься на шею и присосаться, как вампир, они от таких стараются убежать подальше. Важно вести себя грамотно и с умом, ведь есть же азы поведения для женщин. О воспитании Своим дочерям я говорю, что бегать за парнями не надо. У подростков главная задача — учиться, становиться человеком, нормальной христианкой, а всё остальное приложится. Будут и женихи обязательно. При этом с мальчиками, конечно можно и нужно дружить, но первостепенные дела всё же другие. Маме надо учить своих детей грамотно расставлять приоритеты, не лениться объяснять ребёнку о том, что такое хорошо и что такое плохо, доступными для ребёнка словами, чтобы ребёнок сам научился разбираться в своей жизни. Ну а процесс христианского воспитания в семье очень сложный, особенно когда кругом столько соблазнов, белое называют чёрным, а чёрное — белым, всё выворачивается наизнанку. Тому же подростку надо помочь разобраться, как делать выбор, чему верить. Молодёжи активно пропагандируется сексуальная раскрепощённость, обещается при этом безопасный секс. Мол, делайте что хотите, главное — предохраняйтесь. А дети не могут смотреть на эту тему объективно, не понимают последствий такой жизни. Понятно, что, прежде всего, должен быть пример в семье. А ведь бывает, что как раз в семьях дети видят обратное подтверждение тому, о чём их пытаются учить родители. Дети очень хорошо чувствуют это лицемерие, когда мама и папа живут какими-то двойными стандартами, двойной жизнью. Если родители тихо ненавидят друг друга, но при этом «долбят мозг» и «парят» детей этим христианством, то у детей совершенно закономерно возникает отторжение. И им кажется, что родители лгут, а вот в сериале показывают правду жизни. Поэтому, конечно, в первую очередь должен быть искренний пример родителей. О проблемах православных семей Я вижу, что в православных и священнических семьях очень много проблем. Православие само по себе не является гарантией семейного счастья, верности, любви. Я вижу, что многие матушки думают, что они застрахованы от измен и развода. Если обычные женщины ещё могут побаиваться измен, то уж в священнических семьях матушки бывают уверены, что уж их-то мужья от них точно никуда не денутся, всё вытерпят, ведь им второй раз жениться нельзя. Ничего подобного! Вообще, у нас это встречается. Девушка добилась своего, вышла замуж. Штамп в паспорте, венчание. И если при этом думать «Ну всё, теперь он от меня никуда не денется, теперь я могу не следить за собой, есть всё подряд, об мужа ноги вытирать, могу орать на него, он всё равно развестись не может». У православных это развито гораздо сильнее, чем в обычных семьях. Ну а как же! Венчаный брак, один раз на всю жизнь. И здесь важно понимать, что модель поведения жены не должна отличаться от модели поведения невесты. Они видят это лицемерие и ложь, они это чувствуют. Православные родители очень часто пытаются оградить, изолировать детей от общества вообще. Как будто можно засунуть ребёнка под колпак. Такие родители стремятся отдавать детей во всякие мыслимые и немыслимые православные гимназии, воскресные школы, подбирать православных друзей, чтобы ребёнок общался только с правильными мальчиками и девочками. Но это не сработает. Важно сделать ребёнку все необходимые духовные прививки, чтобы у него выработался иммунитет. А для этого с ребёнком надо общаться, разговаривать, объяснять, учить видеть причинно-следственные связи. А чтобы ребёнок поддерживал с родителями дружескую связь, доверял родителям, нельзя только давить и запрещать. Конечно, ребёнок часто всё равно закрывается, потому что мама есть мама. Здесь придётся проявлять мудрость и искать подход к конкретному своему ребёнку, чтобы он не боялся делиться с родителями своими важными и сокровенными проблемами. У нас же часто так бывает, что мама изо всех сил воспитывает дочь, не уважает её личное пространство, давит на неё, а потом такая дочь становится более свободной и вырывается на свободу подальше от такой матери. На таком этапе уже сложно налаживать дружеские отношения. Можно, наверное, но очень сложно. Лучше всё-таки с детства учиться дружить с ребёнком. Мы наблюдаем эти конфликты детей и взрослых сплошь и рядом. Все эти невестки со свекровями оттуда же произрастают, когда матери начинают ревновать своих сыновей к их жёнам, например. И возмущаются: «Как же так, он её больше любит, чем меня, но я же главнее, я же мама! Девочка выходит замуж, и мама вдруг становится тёщей. И если мамы конкурируют с супругами своих детей, то в семье начинаются серьёзные проблемы. Вмешательство родителей в дела взрослых детей недопустимы. Дети, создавая свои собственные семьи, уже способны брать на себя ответственность за свою жизнь, а с ними продолжают сюсюкаться, как с маленькими. Это часто происходит из-за эгоизма родителей, я думаю… Убийство отца Даниила Сысоева в храме Апостола Фомы два с лишним года назад потрясло не только Церковь, но, казалось, всю страну. Но, наверное, больше всего изменило жизнь его супруги, матушки Юлии. Сейчас она помогает вдовам священников, издает книги отца Даниила, продолжает его миссионерские труды. Она и трое дочерей празднуют день смерти отца Даниила как день его рождения, как его победу. Окончила фармацевтический факультет Медицинского института. В 1991 году приняла крещение. В 1994-м вышла замуж за семинариста Даниила Сысоева. Автор книг «Записки попадьи», «Бог не проходит мимо». Воспитывает троих дочерей. Президент благотворительного фонда «Миссионерский центр имени иерея Даниила Сысоева». Не просто ООО - Насколько можно судить по вашим книгам, у вас и раньше была очень насыщенная жизнь. Но особенно активная работа началась после смерти отца Даниила. Что изменилось? Появились время или силы? Времени больше не стало - его и раньше не хватало. Просто пришло понимание, что нужно начинать жить заново. Не просто оставаться мамой своим детям, заниматься своими проблемами, но выйти за эти рамки. Раньше я больше принадлежала мужу. Я была с ним, была сопричастна ему, служила, что называется. А потом, получив так называемую «свободу», почувствовала потребность в еще большей реализации. Да, я и раньше писала книги, но понимала, что у меня есть отец Даниил, которого я должна встретить, приготовить ему ужин, постирать вещи - такие бытовые моменты, которыми каждая жена занимается. Это затягивает в определенный круговорот. Еще при жизни отца Даниила. Как-то мне пришла в голову идея, что необходимо создать фонд помощи священническим семьям, вдовствующим матушкам, тем семьям священнослужителей, которые попали в трудную ситуацию. Я поделилась с отцом Даниилом. Он сказал: «Вот и займись этим». Я долго раздумывала и решила, что нет, не буду я этим заниматься, не знаю, с чего начинать и за что хвататься. После его смерти я вспомнила об этом, но все еще не понимала, что можно сделать. А когда возникла необходимость издавать его книги, мне посоветовали создать фонд. Открыть просто «ООО»? Что-то мне показалось в этом не то. И мы создали фонд помощи, начали издавать книги и сразу искать матушек. Информация о нуждающейся семье у нас как правило из «первых рук» - это епархиальные сведения. Если информация приходит не из епархии, мы звоним в епархию, благочинным, на приход настоятелям и выясняем, есть ли такой батюшка, такая семья, действительно ли у них такая-то и такая-то ситуация. Матушкам мы жертвуем с книжного дохода и из пожертвований благотворителей. Разве Церковь не заботится о вдовствующих матушках? Об этом говорить не принято. К сожалению, многие считают, что, если что-то негативное происходит в Церкви, нужно отмолчаться благочестиво, все равно же у нас хорошо, «спаси Господи», а разве можно обсуждать священноначалие? Когда батюшка умирает и матушка остается с детьми, то, даже если ей продолжают выплачивать зарплату мужа, она все равно выбрасывается из жизни прихода. Знаю много примеров, поскольку мы много общаемся с разными вдовами. Есть такие случаи, когда матушку, вдову, попросили освободить церковный дом.
Свидетельство дочерей Сысоевых
Сергея Станиловского. Юлия сысоева и сергей станиловский последние новости. Никола Чудотворецъ терпитъ, а мы немощни. Первая книга Юлии Сысоевой вышла в 2009 году, она автобиографична. В 1994 году вышла замуж за Даниила Сысоева, который тогда заканчивал семинарию.
Юлия сысоева вышла замуж второй за станиславского. Неравный брак даниила сысоева
Ах да, красный диплом! Конечно, я должна была бы этим летом поступить в институт... Это было бы совершенно естественно для девочки-отличницы. Но девочка-отличница, по всей видимости, засиделась в подростковом возрасте , и тот самый пресловутый подростковый кризис, который у других заканчивается к 16 или 17 годам, у нее только начался.
И девочка-отличница решила пока никуда не поступать, устроить бунт, разочаровать родителей и пойти работать. Стать взрослой, наконец. Но идти работать в больницу или тем более в поликлинику мне не хотелось.
Неинтересно и скучно. И я хотела делить эту радость и видеть ее и осязать. И вот я на крыльях молодой романтики буквально впорхнула в двери родильного заведения.
А там меня ждало совсем не то, что я так желала увидеть и ощутить. Там меня ждал ад. В одном здании рождались и одновременно убивались дети.
Убивались самыми зверскими, циничными и бесчеловечными способами. Убивались по закону, по желанию матерей и отцов, профессиональными руками тех, кто долго этому учился. Это были дети, которым никогда не суждено было родиться и увидеть свою маму.
Это я поняла не сразу, а как-то смутно-постепенно. Ощущение липкого болота и непроходимой тревоги не оставляли меня с первого дня работы. Нет, я не работала в абортарии.
Я не стояла у конвейера смерти. Ведь я пришла работать туда, где рождаются дети. Я работала в мирном родильном отделении медицинской сестрой-анестезисткой.
Кто не знает — это ассистент анестезиолога. Мое дело был наркоз и еще раз наркоз. Роды, кесаревы сечения и все, что с этим связано.
Вены, вены и еще раз вены. Я натренировалась так, что «видела» их пальцами и никогда не попадала мимо. Я научилась попадать в них лучше даже опытных сестер.
Очень часто медсестры из гинекологии и патологии, запутавшись в плохих венах, звали нас к себе наверх: помочь поставить капельницу или внутривенный катетер. К чему я это рассказываю — объясню позже. Именно фраза, брошенная одной абортницей, боявшейся, что я пропорю ей вену, впервые жестко резанула мне сознание.
Но об этом будет ниже. Мы работали сутками через трое. Такой график.
Было крайне тяжело. Но самое страшное меня ждало впереди. И это страшное было не в грубости некоторых врачей по отношению к медсестрам, особенно таким неопытным и зеленым, как я.
Ни в бессонных ночах , когда можно было в лучшем случае вздремнуть пару часов лежа на узкой и жесткой медицинской каталке, просыпаясь от криков и крупного озноба. Созерцая холодный и угрюмый рассвет поздней осени , идти работать, все еще плохо отличая сон от действительности. Ни в ужасном ночном треске флуоресцентных ламп в операционной, от которых взрывался мозг, как от китайской пытки, и ни в санитарской работе по мытью, отдраиванию всех мыслимых и немыслимых поверхностей.
Ставок санитарок тогда, в 91-м, не было, их просто и незатейливо свалили на сестер. Их сократили, ведь тогда много чего сокращали в нашей стране. Самым страшным ночным кошмаром были «заливухи» и те несчастные убитые в жутких муках нерожденные младенцы, последним пристанищем , которых был большой холодильник в отделении гинекологии.
Да, именно первая моя «заливуха» сказала мне про свои вены. Меня подняли среди ночи, сказали, что в гинекологии родила «заливуха» и надо идти делать наркоз. Немного объясню, почему именно я.
Днем всеми абортницами занимался персонал гинекологии. А вот ночью на весь роддом оставалась одна анестезистка, то есть в мое дежурство — это я, с единственной связкой ключей от сейфа с наркозными и наркотическими препаратами, и именно я должна была идти в абортарий ночью. А «заливухи» рожали в основном по ночам.
Думаю, что уже не нужно объяснять, что это такое и каким способом убивается ребенок, и сколько часов он погибает в страшных муках , когда едкий гипертонический раствор хлористого натрия разъедает ему кожу, глаза, попадает в рот, в пищевод… Как он кричит и бьется в конвульсиях... Об этом на сегодняшний день пишут и рассказывают много. Раствор заливается утром или днем по расписанию, но ребенок, как правило, рождается уже ночью, а дальше следует процедура чистки и наркоз соответственно.
Самого ребенка взвешивают, описывают, измеряют, маркируют, заворачивают в медицинскую клеенку и кладут в специальный холодильник для био-отходов. Тогда, в 91-м, одним из первых указов Ельцина было подписанное постановление о социальных абортах. Я не знаю, как этот закон называется на юридическом языке, впрочем, это неважно и сути не меняет, главное, что был подписан смертный приговор многим детям, разрешавший проведение абортов на поздних сроках, то есть до 28 недели, по социальным показаниям.
Это значило, что любая женщина, вдруг передумавшая рожать, могла преспокойно придумать себе «социальное показание», пойти в медицинское учреждение и в стерильных условиях избавиться от своего ребенка. Никакого криминала, все по закону, а следовательно, это не преступление, не убийство, а просто медицинская процедура. Мы живем в России, и поэтому там, где 28 неделя, — может быть и 30-я, и 32-я, даже так бывало.
Вот и потянулись женщины, ничего не боясь, на так называемые социальные аборты. В ту темную осеннюю ночь , когда непроглядная тьма густо смешивалась с черным непрерывным дождем, барабанившим по металлическим подоконникам, я зашла в ярко-освещенную операционную абортария. На кресле лежала совсем молоденькая девушка 18 лет, только что родившая мертвого ребенка при помощи солевого аборта.
Сонная врач в марлевой маске неторопливо раскладывала инструменты, в лотке в крови уже лежала средних размеров плацента. Девушка была абсолютно спокойна, ее спокойствие меня покоробило. Я начинала понимать, что вот сегодня она убила своего ребенка.
На лице у нее был достаточно яркий макияж, как будто она лежит не в абортарии, а собирается на дискотеку или на свидание. Это еще больше меня покоробило. И вот она поворачивается ко мне в тот момент, когда я собираюсь ввести ей внутривенный наркоз, и говорит, так холодно-цинично, брезгливо глядя на меня из-под накрашенных ресниц, как смотрят на низкосортную обслугу: «Вену мне только не пропорите, а то тут уже одна мне вену проколола».
Меня это просто взбесило. Она, которая только что убила своего ребенка, беспокоится о своих венах! Да как бы я хотела пропороть ей эту вену!
У меня тогда было совершенно острое желание хорошенько пропороть ей вену, да так, чтобы синяк на полруки. Но я не стала этого делать. Может, потому что я не имела права заниматься таким вот мелким самосудом.
Такая скорбь объяла меня, что, когда я закончила с ними, я ушла в предоперационную — попрощаться с ее ребенком. Он лежал на кушетке, завернутый в оранжевую грубую клеенку. Это были его первые и последние пелены.
Никто никогда не станет о нем плакать, пожалуй, кроме меня в ту ночь. Я развернула клеенку. Там была маленькая девочка.
Кожа на одной ноге у нее полностью слезла, и нога была красная и блестящая. Таких детей еще называют «лаковыми детками», так как от соли их нежная кожица слезает и они рождаются красными и блестящими, словно покрытые лаком. У нее были тонкие изящные пальчики, и на них аккуратные тонкие ноготки, и на ножках были крошечные ноготки.
Приоткрытый ротик и немного выглядывающий маленький язык. Светлые волосики на голове были слипшиеся, а все тело было покрыто белым пушком, маленькие, мягкие как у мышки ушки, плотно прижатые к голове. Я понимала, что эти ножки никогда не побегут по земле, эти ручки никогда не прижмут игрушку, и она никогда не скажет: «Мама, я люблю тебя».
Наверное, там, за гробом, она сказала бы одно: «Мама, за что? Зачем так жестоко? Мама, ты знаешь, как мне было больно?
Происходящее не укладывалось у меня в голове. Этого просто не могло быть. Этого не должно быть!
Этот ребенок должен быть живым и любимым. Она должна была родиться где-нибудь к Новому году, когда вся страна будет наряжать елки, зажигать разноцветные гирлянды и лепить снежных баб. А сейчас, в 2015-м, ей было бы уже почти 25 лет.
Может быть, она сама была бы сейчас уже мамой. А ее матери-убийце сейчас около 43. Наверное, она имеет других детей, помнит ли она о своей первой убитой дочери?
Жалела ли она потом об этом? Помнит ли она, как в день смерти дочери красила свое лицо, листала модный журнал, нетерпеливо ждала схваток в палате, а потом родила ее как ненужный отход в принесенное эмалированное медицинское судно. То самое судно, в которое мочатся и испражняются больные.
Помнит ли она об этом? А потом были другие. Конвейер смерти работал исправно.
Это были социальные аборты. Вот женщина, 44 года. Узнает о беременности, уже когда ребенок зашевелился.
Нет, она думала, что у нее климакс. А тут беременность. Надо избавляться!
Разве рожают в 44 года? Это же стыдно! Нормальная, здравомыслящая, а главное, приличная женщина не рожает в таком возрасте, это же позор!
Что она скажет мужу и взрослым дочерям, как она появится с пузом на работе? И она спокойно идет на заливку. Там был мальчик.
Да, ей немного жалко, всего чуточку. Она всегда хотела мальчика, но у нее две дочери и пять абортов на «благочестивом» сроке до 12 недель, когда приличные и здравомыслящие женщины должны вовремя определиться со своей беременностью. Ну, а здесь неувязочка вышла, не поняла вовремя, что беременна, пропустила так называемые все сроки.
Бывает, и это поправимо. И его больше нет. Его завернули в клеенку и отправили в тот же холодильник к другим таким же мученикам.
Сейчас ей 68. И если она превратилась в больную и никому не нужную старуху, с давлением, с гнилым зловонным дыханием, вечно ругающую всех и вся, всегда недовольную жизнью, ненужную своим давно взрослым дочерям, у которых давным-давно свои жизни, и «чьхать» они хотели на свою мамашу, то мне ее — не жалко. Она сама сделала свой выбор, тогда, осенью 91-го, когда убивала своего единственного сына.
Мне скажут, что вот, мол, расфантазировалась, может, она еще крепкая пожилая женщина , вполне здоровая, любимая дочерьми и престарелым мужем, мирно копающаяся в грядках на любимой даче, сажает цветочки, нянчит внуков и все у нее хорошо. Может быть, и так, но скорее всего в ее жизни развернулся первый вариант, и она его сама выбрала, это закон неотвратимости и свободного выбора. Второй вариант у нее мог бы быть, откажись она от убийства своего ребенка.
Но она прошла точку невозврата, когда села на гинекологическое кресло для проведения мирной медицинской процедуры. Может, кто-то скажет, что я осуждаю этих несчастных. Я лишь скорблю о том ужасе, который происходит в мире каждый день совсем рядом с нами.
А кто-то осудит меня и скажет, почему же ты стояла и смотрела, почему не разнесла этот абортарий? Я не буду оправдываться. Да, я стояла и смотрела, как в ступоре.
Мне самой было всего 18 лет, и это все происходило как в ужасном бессмысленном липком бреду, от которого хочется проснуться раз и навсегда. От женщин-абортниц я видела много подобного цинизма. Одна «блатная», которой были назначены наркотические обезболивающие а это очень большая честь, и далеко не всем их назначали , после очень блатного мини-кесарева сечения пожаловалась мне, что в ее отдельной палате, в которую ее поместили по очень большой договоренности, капает кран.
Требовала сантехника среди ночи. Да из нее просто вырезали ее ребенка, как вырезают ненужную мешающую жизни опухоль! Вырезали живого, и пока зашивали ее живот, — аккуратными косметическими швами, такими, что бы потом могла ходить на пляже в бикини, — ее ребенка положили на холодный подоконник умирать, а ей теперь нужен сантехник «кран чинить», потому что ей отдохнуть надо, заснуть, «был трудный день»!
Знаете, мне тогда хотелось вылить наркотик этот, строго учетный промедол, в раковину и вколоть ей простую водичку, что бы она орала от боли, тогда ей будет точно не до капающего крана... Она хоть раз вспомнила о своем нерожденном ребенке , умершем на каменном подоконнике в операционной? Были и матери-циники, приводившие на аборт своих дочерей.
Никогда не забуду одну мамашу, которая притащила свою шестнадцатилетнюю дочь на поздний аборт. Девочка в 16 лет не может решать сама рожать ей или нет, но решает мама. А мама сказала — аборт и точка.
И вот эта дама, располневшая, как старый мопс, увешанная дорогими серьгами, своими толстыми пальцами, унизанными массивными перстнями, строчила бумагу с заявлением об аборте по социальным показаниям. Жрать им нечего, малыша растить не на что. Дама по тем временам была директором ресторана.
Не стоит объяснять, какая это хлебная должность была в те самые времена и как жили директора ресторанов, магазинов и продуктовых баз, в то время когда всей стране действительно жрать нечего было. И вот она этими своими бриллиантово-рубиновыми руками подписывала смертный приговор своему внуку и ломала жизнь своей дочери. Ее бедная дочь, бледная и заплаканная девочка с опухшими глазами, полными ужаса, сидела на деревянной кушетке, покрытой все той же оранжевой омерзительно-холодной клеенкой, и нервно теребила казенную застиранную сорочку с жирной черной печатью «16 родильный дом».
Ее ребенку, которого она уже, по всей видимости, успела полюбить, не суждено было родиться в родильном доме, его там должны были убить всего через несколько часов, после подписания смертного приговора. Бедное забитое существо не могло промолвить ни слова, она не могла пойти против своей властной и грубой мамаши. Даже акушерки, повидавшие много на своем веку и успевшие зачерстветь и выгореть в душе, сами прошедшие не через один аборт, даже они плевались тогда от отвращения, глядя на эту лживую мамашу.
А вот еще эпизод: в дверь приемного отделения просунулась мужская развеселая голова и бодро произнесла: «Здрасте, а мы на аборт. Она обняла своего мужа за шею, они мирно чмокнулись в щечку. Так обыденно, так мило и нежно выглядело бы это, если бы не фраза: «мы на аборт».
Только вдумайтесь в эти слова. Она прощались с мужем так, как будто ложилась полежать и полечить «небольшую проблемку со здоровьем», прыщик на заднем месте. Я не знаю, какова была причина их «трудного решения», почему у них возникло такое дружное и непринужденное желание избавиться от ребеночка, но эта легкость, с которой они оба шли на аборт, просто шокировала.
Вообще я часто видела, как мужчины провожали своих женщин на аборт. Одни непринужденно и как-то очень обыденно прощались, как будто вообще ничего не происходит, другие заходили с каменными напряженными лицами, какие бывают у супружеских пар в ЗАГСе на процедуре развода. Они прячут взгляды, отворачивают лица, поджимают губы, говорят односложные фразы.
Паспорт с тобой, ну все, пока», — и так далее, и тому подобное. Может, они испытывают смущение, или страх, или угрызения совести, поэтому приходят с каменными напряженными лицами, нервно ищут куда-то завалившийся паспорт, перебирают вещи. Они говорят все это, а их ребенок начинает уже сжиматься от ужаса в предчувствии смерти.
Если кто-то из защитников абортов скажет, что он ничего там не чувствует, то такой защитник глубоко ошибается. Уже давно всем известно, что ребенок чувствует смерть. Представьте себя в камере смертников.
Какой ужас вы будете испытывать? Была еще женщина. Тоже поздний срок.
Муж недавно погиб. Пришла делать аборт. Это тоже как-то всех покоробило.
Она твердила: «Куда я теперь одна с ребенком? Надо убить, и проблема решена. Будешь совсем одна.
Так хоть с ребенком, а так — и без мужа, и без ребенка. Все равно, мужа уже нет. Молодая, найдет нового мужа, а с ребенком кто возьмет?
Может, она была в шоке и не понимала, что творит, скажут другие, но почему тогда другие женщины в аналогичной ситуации не делают этого, более того, пытаются всеми силами сохранить живую частичку любимого человека? Скорее всего — это неподвластный разуму какой-то особо запредельный вид эгоизма. Каждый переживает горе по-своему, кто-то творит глупости, — опять скажут защитники.
Нет, это не глупости и не горе. Это то же самое, когда убивают «лишнего» ребенка, «лишний рот», не хотят «нищету плодить». Кстати, кто придумал эту крылатую фразу?
Плодить нищету! Аборт — это лекарство от нищеты?! То есть, убив беззащитное дитя, наше общество станет и богаче и счастливее?
Решатся всякие социальные проблемы , начнется процветание? Получается, за десятилетия, что в нашей стране делаются аборты, мы должны были стать богатой и процветающей державой? Мне сразу скажут защитники абортов, что не надо утрировать и передергивать.
А потом про право женщины на выбор и про право, — вдумайтесь только в это слово! Я большего цинизма и лжи не видела! Даже тетка в дорогих перстнях и кольцах менее цинична, чем сама эта мысль — «право на рождение желанным».
Интересно, когда его убивают, он знает об этом своем праве? И опять перед глазами встают лица, картины. Вот мне рассказывают про одну акушерку из патологии, которая делала аборт на 20 неделе.
Нет, не солевой. Заливку как-то не любят, поэтому «своих» обычно не заливают. Делают либо мини-кесарево, так это называется «про женщину с краном», либо традиционный аборт.
Мини-кесарево она не захотела делать, живот швом портить, пусть даже и косметическим, да и матку портить рубцом, она же еще родить хочет. Так вот мне рассказывали, как расчленяли этого ребенка в матке, вытаскивали по частям. И как громко трещали кости, когда их ломали, так что всех тошнило от этих звуков.
Мне ответили, что рассталась со своим парнем, вроде как замуж за него не собиралась, вроде изменил он ей. В общем, разбежались, вот и передумала. А оставаться матерью-одиночкой — нет, ни за что.
Проще убить. У «своих», прямо на работе, сделают все как надо. Хоть «свои» и не любят делать у «своих», но почти все сотрудницы периодически пользовались услугами родного абортария.
Потом рассказывали и пересказывали это все за чаем в сестринских, поедая очередной торт, принесенный от благодарных пациенток. Обсуждали своих мужчин, секс и, конечно, свои аборты. Она из медсестер даже рекордсменкой по ним была.
По несколько штук в год, прямо на работе. Дома муж и один сын.
Даниил, и тот из бизнеса перешел служить Богу в церкви. Еще в 2002 году о. Даниил обратился в районную управу и попросил выделить земельный участок для строительства храма в микрорайоне. Место выбрали по согласованию с властями.
Вместе с Сергеем Кольцовым купили готовый сруб, который приспособили под храм. Куда его поставить, указал сам о. Потом к нему пристраивали и расширяли. Сергей пригласил меня еще раз в храм, чтобы внимательнее посмотреть его. В этот момент приехала матушка Юлия. Я ей передал небольшую сумму, которую собрали наши прихожане.
Мы вспомнили прошедший в Питере Таисиинский вечер в БДТ, где она выступила со словом о своем батюшке. Она подарила мне новое издание своей книжки «Записки попадьи», надписав «на молитвенную память» по моей просьбе. При этом она рассказала, что сейчас собирают и готовят к изданию книгу воспоминаний друзей и духовных чад о. Мы договорились, что они привезут в Питер книги и диски с проповедями о. Потом Сергей подробно и неторопливо показал весь храм. Первым делом он спросил: «А вам показали след от пули на Царских вратах?
Ожна из четырех пуль пробила царские врата, и ее нашли в алтаре у престола Божия. Это духовно важная деталь, которая показывает, что Царские врата стали видимой линией того невидимого фронта, на котором погиб о. Чтобы разглядеть и сфотографировать след пули, нужно было стать на колени перед Царскими вратами. Теперь в этом храме есть боевые и триумфальные Царские врата. Эту икону почитал о. Даниил и благословил поместить в иконостасе.
Дело в том, что ее иконография восходит к пророческому видению пророка Даниила, в котором он видел гору, от которой был отсечен камень. Видение символически изображало рождение от Девы Богомладенца Христа. Интересно отметить, что эта редкая икона может также считаться и покровительницей Кавказа, ибо на этой иконе Господь благословляет горы. Чтобы сказал убийца, узнав этот факт. Кстати, пуля в Царских вратах прошла в нескольких сантиметрах от образа Тучная Гора. Получается, что выходец с Кавказа стрелял в духовный покров Кавказа.
С другой стороны от Царских врат помещена икона, изображающая Христа и названная - Апокалипсис. Его иконографию разработал сам о. В этом же ряду находится и храмовый образ апостола Фомы, также написанный по указаниям о. Особенность образа в том, что на нем изображен прекрасный небесный храм, который был воздвиг апостолом Фомой. Особо почитается в храме икона небесного покровителя о. Даниила - пророка Даниила, в честь которого и зарегистрирована община и предполагается строить величественный храм в древневизантийском стиле.
Это образ был написан матерью о. Даниила, этим образом она благословила сына. Мне подарили в храме репродукции обеих этих икон. Я обратил внимание, что в храме много небольших бумажных икон, причем разного размера. Больших всего лищь две-три иконы. Одна из самых больших - блаженная Матрона Московская.
Оказалось, что о. Даниил, когда храм только еще благоустраивался и не было никаких икон благословил всех прихожан приносить в храм свои собственные иконы, иконы своих небесных покровителей. И таким образом храм быстро наполнился иконами и иконками самых разных святых. Теперь каждый знает свою икону и, естественно, не проходит мимо нее. Хочу рассказать еще об одной уникальной иконе в храме о. Такой наверняка больше нет ни в одном храме в России.
Это икона, на которой изображены святые, перешедшие в православие из мусульманства. На ней так и написано: «Собор святых из ислама в Православие обратившихся». На иконе изображены 16 святых, таких как Або Тбилисский, мученик Ахмед, Омир. Практически все они - мученики. Переход из ислама карается смертью. Даниил сделал эту выборку из житий святых, из книги Балканские мученики.
Это, конечно, новое глубокое богословское осмысление наших отношений с исламом. Подумалось, что может быть когда-нибудь и он сам будет написан рядом с этими мучениками. Хотя он не переходил из ислама, а был убит исламистом. Это, наверное, уже другая икона. Прихожане в храме еще долго рассказывали мне о своем батюшке. Эти рассказы я дополню чуть позже.
Напоследок я еще раз положил земной поклон на месте мученичества о. Даниила, приложился к иконе Новомучеников, молитвенно помянул его. Когда я шел от храма, оглянулся назад, перекрестился, и увидел небольшой храм на фоне многоэтажных массивов. Был солнечный весенний день, все дышало предчувствием весны. Было какое-то предпасхальное настроение, хотя впереди еще целая Страстная седмица. Главное, что у меня было какое-то непонятное чувство, что я побывал в гостях у о.
Даниила, познакомился с ним лично. Откуда возникло это чувство, спрашивал я сам себя. И мне показалось, что это произошло потому, что убиенный батюшка и сейчас живет в своих прихожанах, и познакомившись с ними, я познакомился с ним. Без прихода о.
В 1991 году в 18-летнем возрасте приняла крещение в Православной Церкви. Вскоре совершила паломничество на Святую землю и в город Иерусалим. В 1994 году вышла замуж за Даниила Сысоева , который тогда заканчивал семинарию. Вскоре родилась первая дочь, которую назвали Иустина. Всего за 15 лет брака Юлия родила трёх дочерей.
Бывает, и это поправимо. И его больше нет. Его завернули в клеенку и отправили в тот же холодильник к другим таким же мученикам. Сейчас ей 68. И если она превратилась в больную и никому не нужную старуху, с давлением, с гнилым зловонным дыханием, вечно ругающую всех и вся, всегда недовольную жизнью, ненужную своим давно взрослым дочерям, у которых давным-давно свои жизни, и «чьхать» они хотели на свою мамашу, то мне ее — не жалко.
Она сама сделала свой выбор, тогда, осенью 91-го, когда убивала своего единственного сына. Мне скажут, что вот, мол, расфантазировалась, может, она еще крепкая пожилая женщина, вполне здоровая, любимая дочерьми и престарелым мужем, мирно копающаяся в грядках на любимой даче, сажает цветочки, нянчит внуков и все у нее хорошо. Может быть, и так, но скорее всего в ее жизни развернулся первый вариант, и она его сама выбрала, это закон неотвратимости и свободного выбора. Второй вариант у нее мог бы быть, откажись она от убийства своего ребенка. Но она прошла точку невозврата, когда села на гинекологическое кресло для проведения мирной медицинской процедуры.
Может, кто-то скажет, что я осуждаю этих несчастных. Я лишь скорблю о том ужасе, который происходит в мире каждый день совсем рядом с нами. А кто-то осудит меня и скажет, почему же ты стояла и смотрела, почему не разнесла этот абортарий? Я не буду оправдываться. Да, я стояла и смотрела, как в ступоре.
Мне самой было всего 18 лет, и это все происходило как в ужасном бессмысленном липком бреду, от которого хочется проснуться раз и навсегда. От женщин-абортниц я видела много подобного цинизма. Одна «блатная», которой были назначены наркотические обезболивающие а это очень большая честь, и далеко не всем их назначали , после очень блатного мини-кесарева сечения пожаловалась мне, что в ее отдельной палате, в которую ее поместили по очень большой договоренности, капает кран. Требовала сантехника среди ночи. Да из нее просто вырезали ее ребенка, как вырезают ненужную мешающую жизни опухоль!
Вырезали живого, и пока зашивали ее живот, — аккуратными косметическими швами, такими, что бы потом могла ходить на пляже в бикини, — ее ребенка положили на холодный подоконник умирать, а ей теперь нужен сантехник «кран чинить», потому что ей отдохнуть надо, заснуть, «был трудный день»! Знаете, мне тогда хотелось вылить наркотик этот, строго учетный промедол, в раковину и вколоть ей простую водичку, что бы она орала от боли, тогда ей будет точно не до капающего крана… Она хоть раз вспомнила о своем нерожденном ребенке, умершем на каменном подоконнике в операционной? Были и матери-циники, приводившие на аборт своих дочерей. Никогда не забуду одну мамашу, которая притащила свою шестнадцатилетнюю дочь на поздний аборт. Девочка в 16 лет не может решать сама рожать ей или нет, но решает мама.
А мама сказала — аборт и точка. И вот эта дама, располневшая, как старый мопс, увешанная дорогими серьгами, своими толстыми пальцами, унизанными массивными перстнями, строчила бумагу с заявлением об аборте по социальным показаниям. Жрать им нечего, малыша растить не на что. Дама по тем временам была директором ресторана. Не стоит объяснять, какая это хлебная должность была в те самые времена и как жили директора ресторанов, магазинов и продуктовых баз, в то время когда всей стране действительно жрать нечего было.
И вот она этими своими бриллиантово-рубиновыми руками подписывала смертный приговор своему внуку и ломала жизнь своей дочери. Ее бедная дочь, бледная и заплаканная девочка с опухшими глазами, полными ужаса, сидела на деревянной кушетке, покрытой все той же оранжевой омерзительно-холодной клеенкой, и нервно теребила казенную застиранную сорочку с жирной черной печатью «16 родильный дом». Ее ребенку, которого она уже, по всей видимости, успела полюбить, не суждено было родиться в родильном доме, его там должны были убить всего через несколько часов, после подписания смертного приговора. Бедное забитое существо не могло промолвить ни слова, она не могла пойти против своей властной и грубой мамаши. Даже акушерки, повидавшие много на своем веку и успевшие зачерстветь и выгореть в душе, сами прошедшие не через один аборт, даже они плевались тогда от отвращения, глядя на эту лживую мамашу.
А вот еще эпизод: в дверь приемного отделения просунулась мужская развеселая голова и бодро произнесла: «Здрасте, а мы на аборт. Она обняла своего мужа за шею, они мирно чмокнулись в щечку. Так обыденно, так мило и нежно выглядело бы это, если бы не фраза: «мы на аборт». Только вдумайтесь в эти слова. Она прощались с мужем так, как будто ложилась полежать и полечить «небольшую проблемку со здоровьем», прыщик на заднем месте.
Я не знаю, какова была причина их «трудного решения», почему у них возникло такое дружное и непринужденное желание избавиться от ребеночка, но эта легкость, с которой они оба шли на аборт, просто шокировала. Вообще я часто видела, как мужчины провожали своих женщин на аборт. Одни непринужденно и как-то очень обыденно прощались, как будто вообще ничего не происходит, другие заходили с каменными напряженными лицами, какие бывают у супружеских пар в ЗАГСе на процедуре развода. Они прячут взгляды, отворачивают лица, поджимают губы, говорят односложные фразы. Паспорт с тобой, ну все, пока», — и так далее, и тому подобное.
Может, они испытывают смущение, или страх, или угрызения совести, поэтому приходят с каменными напряженными лицами, нервно ищут куда-то завалившийся паспорт, перебирают вещи. Они говорят все это, а их ребенок начинает уже сжиматься от ужаса в предчувствии смерти. Если кто-то из защитников абортов скажет, что он ничего там не чувствует, то такой защитник глубоко ошибается. Уже давно всем известно, что ребенок чувствует смерть. Представьте себя в камере смертников.
Какой ужас вы будете испытывать? Была еще женщина. Тоже поздний срок. Муж недавно погиб. Пришла делать аборт.
Это тоже как-то всех покоробило. Она твердила: «Куда я теперь одна с ребенком? Надо убить, и проблема решена. Будешь совсем одна. Так хоть с ребенком, а так — и без мужа, и без ребенка.
Все равно, мужа уже нет. Молодая, найдет нового мужа, а с ребенком кто возьмет? Может, она была в шоке и не понимала, что творит, скажут другие, но почему тогда другие женщины в аналогичной ситуации не делают этого, более того, пытаются всеми силами сохранить живую частичку любимого человека? Скорее всего — это неподвластный разуму какой-то особо запредельный вид эгоизма. Каждый переживает горе по-своему, кто-то творит глупости, — опять скажут защитники.
Нет, это не глупости и не горе. Это то же самое, когда убивают «лишнего» ребенка, «лишний рот», не хотят «нищету плодить». Кстати, кто придумал эту крылатую фразу? Плодить нищету! Аборт — это лекарство от нищеты?!
То есть, убив беззащитное дитя, наше общество станет и богаче и счастливее? Решатся всякие социальные проблемы, начнется процветание? Получается, за десятилетия, что в нашей стране делаются аборты, мы должны были стать богатой и процветающей державой? Мне сразу скажут защитники абортов, что не надо утрировать и передергивать. А потом про право женщины на выбор и про право, — вдумайтесь только в это слово!
Я большего цинизма и лжи не видела! Даже тетка в дорогих перстнях и кольцах менее цинична, чем сама эта мысль — «право на рождение желанным». Интересно, когда его убивают, он знает об этом своем праве? И опять перед глазами встают лица, картины. Вот мне рассказывают про одну акушерку из патологии, которая делала аборт на 20 неделе.
Нет, не солевой. Заливку как-то не любят, поэтому «своих» обычно не заливают. Делают либо мини-кесарево, так это называется «про женщину с краном», либо традиционный аборт. Мини-кесарево она не захотела делать, живот швом портить, пусть даже и косметическим, да и матку портить рубцом, она же еще родить хочет. Так вот мне рассказывали, как расчленяли этого ребенка в матке, вытаскивали по частям.
И как громко трещали кости, когда их ломали, так что всех тошнило от этих звуков. Мне ответили, что рассталась со своим парнем, вроде как замуж за него не собиралась, вроде изменил он ей. В общем, разбежались, вот и передумала. А оставаться матерью-одиночкой — нет, ни за что. Проще убить.
У «своих», прямо на работе, сделают все как надо. Хоть «свои» и не любят делать у «своих», но почти все сотрудницы периодически пользовались услугами родного абортария. Потом рассказывали и пересказывали это все за чаем в сестринских, поедая очередной торт, принесенный от благодарных пациенток. Обсуждали своих мужчин, секс и, конечно, свои аборты. Она из медсестер даже рекордсменкой по ним была.
По несколько штук в год, прямо на работе. Дома муж и один сын. Да, я не преувеличиваю, так и было. Я не понимала, как после этого, — вернее, «с этим», потому что в случае аборта «после» не бывает, он остается с женщиной на всю жизнь, — как можно «с этим» жить, трескать торты, обсуждать в курилке под лестницей? И ведь знала же эта акушерка, на что шла и как трещали кости, хоть сама была под наркозом, качественным, «для своих».
Нет, я не могла там больше находиться, видеть все это, слушать эти разговоры и главное — участвовать в этом. Не могла. Я поняла, что я не могу жить с этим, я не понимала, как мне дальше с этим жить. Однажды, это было днем, мне нужно было подняться в гинекологию за чем-то. Захожу в операционную.
Лежит женщина, как всегда. Собираются заливать. Врачиха была в хорошем настроении , шутила о чем-то с женщиной. Женщина тоже была преспокойная, и даже, казалось, в хорошем настроении. У нее были так называемые «медицинские показания», резус-конфликт.
Медсестра куда-то удалилась, околоплодные воды стекали медленно, а врачиха хотела ускорить процесс. И тут я вхожу, вроде с флаконами калипсола, да, он у них кончился, и меня попросили отнести. В этот момент врачиха говорит мне: «Надави ей на живот, а то течет медленно». Типа, попалась я ей под руку. И вот ужас.
Я как под гипнозом в оцепенении от происходящего надавливаю ей на живот и чувствую, как ребенок начинает биться у меня под рукой. Я отдергиваю руку, как от электрического тока, отскакиваю в сторону. А врачиха говорит: «Ишь, чувствует, что его убивают, ну ничего, недолго прыгать осталось». Говорит это с каким-то особым садизмом и жестокостью! Я понимаю, что в этом момент у меня уходит пол из-под ног.
Я попадаю в ад. Я бегу оттуда. Коридоры, лестницы. Я иду и пишу заявление об уходе. Я так и сказала, что больше не желаю участвовать в абортах.
На что мне сказали, что я должна отработать два месяца по закону. Тогда так было. Нельзя было взять и уволиться. Но раз я больше не желаю, то меня на эти два месяца переведут в тихий «стационар на дому», — так назывался кабинет приема беременных, типа консультации, буду сидеть с докторшей на приеме и принимать беременных. И вот сижу я с докторшей в стационаре на дому.
Приходит к нам девушка. Вышла замуж в Москве за профессорского сына. Сама простая, из простой семьи, откуда-то с периферии. Свекровь ее не любит, издевается, держит в своей огромной профессорской квартире за служанку, а тут и муж, как выясняется, изменяет ей и не любит ее. Тут еще и анализы пришли очень плохие, почки у нее стали отказывать, и неизвестно, выживет ли она или нет.