Теракт на Дубровке («Норд-Ост») в Москве – 23-26 октября 2002 года. 23 октября 2002 года в Москве группа из 40 вооруженных боевиков захватила заложников в здании Театрального центра на Дубровке во время мюзикла «Норд-Ост». В заложниках оказались 912 человек – зрители. 23 октября 2002 года произошёл захват террористами в заложники зрителей в Театральном центре на Дубровке, где шел мюзикл "Норд-Ост". Как живут и что вспоминают бывшие заложники «Норд-Оста» через двадцать лет после теракта. Трунов заявил о возобновлении дела "Норд-Оста" Расследование теракта в концертном зале на Дубровке возобновлено, заявил адвокат Игорь Трунов, представляющий интересы пострадавших. По официальным данным, жертвами теракта на Дубровке стали 130 человек: пятерых застрелили боевики, а 125 заложников погибли во время проведения спецоперации и позже в больницах.
20 лет спустя. Бывшие заложники «Норд-Оста» о погибших близких и жизни после теракта
| "Они не собирались нас убивать": воспоминания заложницы "Норд-Оста" | Теракт на Дубровке («Норд-Ост») в Москве – 23-26 октября 2002 года. 23 октября 2002 года в Москве группа из 40 вооруженных боевиков захватила заложников в здании Театрального центра на Дубровке во время мюзикла «Норд-Ост». В заложниках оказались 912 человек – зрители. |
| «Норд-Ост»: как было на самом деле? | 26 октября — день памяти жертв теракта во время мюзикла «Норд-Ост» в Москве. |
| 58 часов кромешного ада под названием «Норд-Ост» | После "Норд-Оста" было необходимо сохранить все в тайне, но этого не сделали и получили такое количество жертв в Беслане. |
21 год назад террористы захватили «Норд-Ост». История трагедии — в 15 фото
По задумке было «бескровно» Тем временем руководство «Альфы» объявляет подразделению план штурма: «Пустим усыпляющий газ, который применяется при операциях во всех больницах. Подождём, все заснут, и вы войдёте. Разберётесь, где террористы, где кто. Люди поспят, через 40 минут проснутся, и всё будет нормально.
Операция должна была по задумке пройти бескровно», — вспоминает полковник «Альфы» Виталий Демидкин. Террористы нервничают. Они выходят на связь с оперативным штабом, требуют включить свет обратно, а не добившись этого, обстреливают стоящих в оцеплении бойцов внутренних войск.
В полумраке заложник Сергей Будницкий замечает, как с потолка опускается газ: «Дымок, такая завитучка». Двое террористов прижимают балаклавы к носу и стреляют из автоматов по вентиляции. Штурм начинается настолько неожиданно, что НТВ по инерции продолжает прямую трансляцию.
Министр печати Михаил Лесин звонит на телеканал, но ответственный за эфир Савик Шустер ныне сбежал на Украину и оттуда борется с «кровавым режимом» к телефону не подходит. Увидев, что некоторые из них падают без чувств, резервные группы спецназа в нарушение приказа врываются в здание. Просто не выдержали», — объясняет полковник «Альфы» Виталий Демидкин.
Как рассказал впоследствии полковник ФСБ Демидкин: «Там в здании было столько взрывчатки, что на месте театра остался бы только котлован, а соседние дома получили разрушения». Заложников без сознания бойцы спецназа выносят на крыльцо, чтобы они продышались на свежем воздухе. Но из-за секретности спасатели не подготовлены и к тому, что им придется проводить эвакуацию сотен людей, находящихся без сознания.
В отсутствие носилок им вместе с бойцами «Альфы» приходится выносить каждого человека вчетвером. На это уходят драгоценные минуты, каждая из которых стоит чьей-то жизни. В результате теракта погибли, по разным данным, от 130 до 174 человек, причем 119 из них — в больницах после освобождения.
Тут много тяжёлых пациентов, носилок не хватает» Я понимаю, что идти не могу, кто-то поддерживает за руку, но я практически на каждом шагу отворачиваюсь, и меня тошнит. Я босиком снял сценическую обувь ещё в зале, перед сном , ноги мокрые, кофта тоже вся пропитана водой и мокрым снегом… Никогда не увлекался алкоголем, не знаю, что такое похмелье, но говорят, наше состояние после штурма было похоже на самую тяжёлую абстиненцию. Когда я наконец попал в больничную палату, просто невероятно хотелось спать, как никогда. Но медсёстры кричали: «Не спите, не спите, сейчас спать нельзя! Дальше воспоминания снова обрывочные.
Сквозь какую-то пелену помню, что вокруг все плачут и говорят: «Уже сорок, уже сорок! Потом: «Уже семьдесят! И эта цифра постоянно растёт. Мама очнулась в реанимации другой больницы, с дыхательной трубкой во рту. У неё первый вопрос: «Где Рома, где сын?
С вами никакого сына не было». Можно представить её панику — как взрослый человек она ведь уже видела, что есть погибшие. Но потом с помощью горячей линии для заложников мы как-то друг друга нашли, созвонились. В итоге меня выписали довольно быстро, кажется, прямо на следующий день после штурма. Мама ещё какое-то время оставалась в больнице, но тоже недолго — её отпустили домой даже раньше, чем обещали.
А потом я узнал, что погибли двое наших ребят из труппы. Кристина Курбатова и Арсений Куриленко. С Кристиной мы до этого отдыхали вместе в летнем лагере, я был в неё влюблён, но не взаимно. Это была замечательная девочка, просто ангел во плоти, очень тёплая, заботливая. Она хотела дружить со всеми, и мне тоже предложила дружбу.
Когда я узнал, что её больше нет, я, наверное, впервые искренне, прям безудержно, расплакался после «Норд-Оста». Было очень больно, я просто упал на кровать и рыдал. А потом ещё одна новость — погиб Арсений, с которым мы тоже отлично общались. Смерть ребят — это был шок и самая большая боль для меня, связанная с этой трагедией Многие говорили: «Как ты всё это пережил? Ты герой!
Я же ничего не сделал. Но, конечно, этот опыт меня изменил — позволил по-другому посмотреть на жизнь. Я стал намного сильнее её ценить, заботиться о близких, отношения с мамой стали теплее. Из-за того, что мы вместе пережили это, были в одной обойме, у нас какая-то взаимная чуткость повысилась, что ли, связь стала намного крепче. Единственное — первое время после теракта у меня было предвзятое отношение к людям, исповедующим ислам.
В моём подростковом сознании они слились в какую-то общую агрессивную массу, казалось, что все они представляют опасность. Благодаря ей я изучил эту религию глубже и не нашёл в ней никаких призывов к убийству, к ненависти. Потом наткнулся на фильм «Меня зовут Кхан» про конфликт между индусами-индуистами и индусами-мусульманами — всем хочу его посоветовать.
Бараев подошел, я показала ему права, попыталась объяснить, что мы иностранцы, он долго рассматривал. Видимо, первый раз видел такой документ.
Но в конце концов сказал, чтобы нас пропустили. И мы, таким образом, из конца партера оказались в первых рядах рядом с боковой дверью. Я уже рассказывала, как Бараева спрашивали, почему нас захватили, а он ответил: «Вы же не ходите с митингами на Красную площадь», и одна из женщин, она сидела на 9-10 ряду где-то, значительно ниже нас, говорит: «Наше правительство не будет нас спасать, давайте звонить нашим друзьям, родственникам, пусть они выходят на Красную площадь». Бараев сказал: «Ну звоните, ну говорите». Он дал возможность использовать мобильный телефон.
Потому что мобильных не было ни у кого, ни у Сэнди, ни у меня. А те, у кого рядом был мобильный, мне не давали, типа «ой, тут зарядка маленькая, ой, денег нет». В общем, не было возможности. Только спустя какое-то время одна из женщин дала мне свой телефон, чтобы я позвонила, сообщила. Вечером 25 октября Бараев объявил о том, что утром будут выпускать американцев, спросил, кто из нас американцы.
Сказали, звоните в американское посольство. Дали нам мобильник. Сначала Сэнди разговаривал, потом его попросили дать трубку мне. Я уже по-русски разговаривала с представителем посольства, объясняла, что на утро назначили, что нас будут выпускать. Представитель посольства спросил, во сколько, я дала трубку Бараеву, договорились на 8 утра.
Позже я узнала, что со стороны казахстанского посольства тоже были предприняты шаги. Тоже договорились на 8 часов, но, к сожалению, штурм начался раньше. Но у меня уже было такое состояние, что вот немножечко, 8 часов — и нас отпустят. Саша и Сэнди спали, взявшись за руки. Я подумала, надо скорее заснуть, чтобы скорее пришло утро.
Но в себя я пришла уже в больнице. То есть ни штурма, ни газа я не видела, потому что мой сон плавно перешел в кому. Пришла в сознание в реанимации. Нас было двое, женщина молодая, которая лежала со мной в реанимации, она с мужем была в партере. К одной руке был привязан монитор, который следил за работой сердца, к другой капельница.
Знаю, что была остановка сердца, очень сильно болела грудная клетка, делали непрямой массаж сердца, как я понимаю. Всего погибло около 130 заложников, большинство — уже после операции по освобождению. Поэтому то, что касается самой спасательной операции... Правомерность применения газа вызывает у меня большое сомнение. И мне кажется, что это было испытание газа но это мои домыслы, я четко отделяю факты от домыслов.
Были идеальные условия. Большое помещение, люди разных возрастов. Дети, мальчики, девочки, мужчины, старики, женщины. То есть идеально для проведения испытаний. Сразу такой большой группы.
Однако 15 лет прошло, а мы до сих пор не знаем состава газа, врачи не могут лечить меня, они не знают, какие последствия, чем травили и какие последствия. Просто не знают. У меня проблемы с костями, суставами. Такое ощущение, что организм разваливается, а что происходит, я не понимаю. Позже, поскольку было плохое самочувствие, делала томограмму.
Оказалось, что у меня был инсульт. Этот газ воздействует на определенные участки головного мозга, и у меня это вызвало инсульт. Что касается моих близких, то 27-го я узнала по радио, что Саша погибла. Хотя о том, что она погибла, было известно уже сразу, 26-го. Практически в 10 утра было известно, что она погибла.
Но, тем не менее, только 27-го, до этого всё время говорили, что погибших детей нет. Только 27-го сказали о том, что погибла Саша. О том, что погиб Сэнди, я узнала от представителей американского посольства 28-го. Практически сразу Сашу опознали. Еще сидя в зале, она написала на руке фамилию и имя и номер телефона моей знакомой.
И что касается Саши, то меня очень долго мучило, мне нужно было узнать, как она погибла. Еще первое расследование, которое организовал Немцов, там один из членов комиссии, женщина-врач, сказал, что был случай, что в полных автобусах возили людей и раздавили девочку. И меня почему-то это зацепило. А позже я наткнулась на статью в газете о том, как в Первую градскую больницу приехал Пазик, рассчитанный на 12 мест, который был набит заложниками. Было запрессовано 32 человека, и на дне этой кучи лежала моя дочь.
Что касается Сэнди, то он попал в число тех людей, которым вообще никакая медицинская помощь не оказывалась. Сашу врачи пытались спасти. Пытались ее реанимировать. Но несколько раз сердце останавливалось. В конце концов, они, в общем-то, не смогли ее спасти.
А к Сэнди рука врача не прикасалась. И после этого мне говорят, что они сделали всё, чтобы спасти заложников? Книгу, в которой была бы информация о каждом. Друзья мои встретили это с большим скептицизмом. Однако нашлись те, которые поддержали.
Был создан сайт, на котором собиралась информация, сначала только о самом событии и о погибших, а потом стали добавлять информацию о том, что происходит сейчас, в настоящее время. И в 2011 году эта книга была издана. Она называется «Мы не умрем». Мы очень долго мучились с названием. Среди погибших есть Даша Фролова, 13-летняя девочка, которая на руке своей написала: «Мы не умрем, только пусть больше никогда не будет войны».
Эта фраза стала названием книги. На сайте nord-ost. Три года назад Роман рассказал о тех страшных днях в интервью изданию «Мел». Роман Шмаков kino-teatr. Кто-то из детей участвовал в спектакле в тот день, а кто-то, в том числе и я, репетировал номер для большого концерта "Мировые мюзиклы в гостях у "Норд-Оста"".
Оставив меня там, мама отправилась по своим делам, вернуться собиралась к окончанию репетиции. Но потом у неё случилось что-то вроде предчувствия. Как мама потом рассказывала, она была дома, мыла посуду и вдруг чётко осознала — надо поехать за мной пораньше, подождать в фойе. Сорвалась, приехала на Дубровку и почти сразу случился захват — её террористы тоже завели в зал, к остальным заложникам.
Через несколько часов томительного ожидания террористы огласили список лиц, с которыми они готовы были вести переговоры.
Кобзон, Хакамада, Рошаль и другие В качестве переговорщика от властей в здание захваченного театра зашел депутат Госдумы Иосиф Кобзон. Вместе с ним для оказания медицинской помощи к пострадавшим пропустили еще двух представителей Красного Креста, а от СМИ — британского журналиста Марка Франкетти. Вместе с собой женщина помимо двух собственных детей забрала и чужую девочку, выдав ее за свою дочь. Позже Иосиф Давыдович снова придет к террористам на переговоры. Но уже вместе с Ириной Хакамадой.
Увы, в этот визит им не удастся забрать с собой хоть кого-то из заложников. Первые жертвы Именно Рошаль и его коллега вынесли тело убитой Ольги Романовой — 26-летней продавщицы «Лэтуаль», жительницы соседнего дома, узнавшей о захвате из новостей и пришедшей на Дубровку требовать освобождения заложников. Архивное фото Ольга Романова стала первой жертвой террористов на Дубровке Несколько заложниц, отпросившись в туалет, выпрыгивают из его окна. Одна, будучи на каблуках, прыгает босиком и повреждает связки. Вытаскивая ее из-под огня автоматов и гранатометов, открытого террористами по убегающим, ранен майор «Альфы» Константин Журавлев.
После побега заложников в туалет их больше не отпускают. Ради этой цели используют оркестровую яму. Тем временем отряд «Альфа» начинает отрабатывать штурм на здании-близнеце театра на Дубровке — доме культуры «Меридиан» на Профсоюзной улице. Удается договориться, что, если Путин позвонит Масхадову и начнет вывод войск хотя бы из одного района Чечни, террористы отпустят половину заложников. С этим предложением Явлинский выезжает в Кремль.
После отъезда Явлинского боевики раздают заложникам мобильные телефоны. Задание: звонить родным и просить их выйти на митинг против войны в Чечне на Красной площади, а после отпускают из здания сразу 6 заложников. По требованию террористов родственники заложников собираются на митинг против войны в Чечне.
Есть ли жизнь после теракта? «Прошло 22 года после «Норд-Оста», а я до сих пор сижу в том зале»
| 58 часов кромешного ада под названием «Норд-Ост» | Теракт в театральном центре на Дубровке произошел 23 октября 2002 года во время мюзикла "Норд-Ост". |
| "Они не собирались нас убивать": воспоминания заложницы "Норд-Оста": grzegorz — LiveJournal | Бывшие заложники «Норд-Оста» о погибших близких и жизни после теракта. |
| Сколько жизней на самом деле унес \"Норд-Ост\"? — Hercules — NewsLand | В результате теракта погибли 130 заложников. По утверждению общественной организации «Норд-Ост», погибли 174 человека. |
| Теракт на Дубровке 26 октября 2002 года: хроника трагедии, фото, видео | По официальным данным, в общей сложности погибло 130 человек, общественная организация «Норд-Ост» называет 174 погибших. |
«Нам отсюда уже не выйти». Истории выживших и погибших в «Норд-Осте»
Сколько человек погибло в теракте в Крокусе, пока точно неизвестно. Сколько погибло в Норд-Осте, 11 сентября, в московском метро, аэропорте Домодедово, взрывах жилых домов в сентябре 1999 года? В результате теракта погибли 130 заложников. Через полгода после теракта Аркадий настоял на том, что нужно снова сходить на «Норд-Ост» и обязательно в тот же центр на Дубровке. Из команды «Норд-Оста» погибли 17 человек, в том числе двое юных актёров группы, игравших главных героев в детстве[59] — Арсений Куриленко и Кристина Курбатова, 9 человек из оркестра, 4 человека из службы зала, 1 человек из технической службы, 1 продавец сувенирной продукции. По официальным данным, жертвами теракта на Дубровке стали 130 человек: пятерых застрелили боевики, а 125 заложников погибли во время проведения спецоперации и позже в больницах.
Похожие статьи
- Курсы валюты:
- Герои «Норд-Оста». Как переговорщики выводили людей из захваченного террористами театра на Дубровке
- Богачева Людмила, 55 лет
- Жертвы "Норд-Оста": Власть врет нам все 17 лет
«Жертв больше, чем в „Норд-Ост“»: что известно о теракте в «Крокус Сити Холле»
Всего по официальным данным погибло 130 человек из числа заложников (по предположению общественной организации «Норд-Ост», 174 человека). "Я сразу вспомнила "Норд-Ост", как они неделю мучились", – признается Екатерина Дегтярева. Сколько человек погибло в теракте в Крокусе, пока точно неизвестно. Сколько погибло в Норд-Осте, 11 сентября, в московском метро, аэропорте Домодедово, взрывах жилых домов в сентябре 1999 года? Трагедия «Норд-Оста» транслировалась в прямом эфире. 23 октября 2002 года произошёл захват террористами в заложники зрителей в Театральном центре на Дубровке, где шел мюзикл "Норд-Ост". В результате теракта погибли 130 заложников.
«В автобусах живые находились вперемешку с трупами». 17 лет теракту в «Норд-Осте»
| 20 лет теракту на Дубровке. Как убивали мюзикл «Норд- Ост» — Петропавловск News | Во время захвата «Норд-Оста» руководила группой женщин-террористок. |
| Освобождение «Норд-Оста» и ликвидация Мовсара Бараева | Есть основания рассчитывать, что уроки «Норд-Оста» и других терактов выучены, но применять новые знания не придется. |
С захвата «Норд-Оста» террористами прошло 17 лет. Но жертвы теракта до сих пор нуждаются в помощи
Сколько человек погибло в терактах в России: Норд-Ост, Беслан, Крокус-сити. Террористический акт на Дубро́вке — захват заложников на Дубровке в Москве, начавшийся 23 октября и продолжавшийся до 26 октября 2002 года. Из команды «Норд-Оста» погибли 17 человек, в том числе двое юных актёров группы, игравших главных героев в детстве[59] — Арсений Куриленко и Кристина Курбатова, 9 человек из оркестра, 4 человека из службы зала, 1 человек из технической службы, 1 продавец сувенирной продукции. Количество жертв при теракте в концертном зале «Крокус Сити Холл» составило 133 человека, сообщили в пресс-службе Следственного комитета (СК) России. Трагедия по общему числу погибших обошла «Норд-Ост» – тогда, по официальным данным, погибли 130 человек. Теракт норд-ост. Экстренное сообщение о теракте передали по телевидению ночью, и Кобзон пришел в ужас: в центре Москвы вооруженные боевики удерживали в Театральном центре женщин и детей, зрителей спектакля «Норд-Ост».
«Норд-Ост»: как 12-летний актёр провел три дня в заложниках и потерял при штурме первую любовь
Я даже не сильно испугался, не плакал — просто смотрел на всё будто бы со стороны, не осознавал до конца, что это происходит со мной Телефоны у нас почти сразу отобрали — их нужно было складывать в коробки и отдавать террористам. Связи с близкими не было. Вдруг кто-то сказал: «Ром, твоя мама здесь! Ей тоже потом показали, где я. Первые двое суток мы сидели раздельно, но переглядывались и были как бы на связи. Чувство времени быстро пропало. До сих пор помню жуткие звуки, которые доносились из помещений за кулисами — разлетался потолок от выстрелов, стекло падало, а в самом зале стоял непрерывный тихий гул голосов.
На фоне всего этого ты иногда как-то отключаешься, проваливаешься в сон. Потом с огромным трудом просыпаешься, выбираешься обратно, как из глубокой-глубокой ямы. Свет начинает входить в поле твоего восприятия он был такой специфический в том зале , опять эти звуки, гул, и ты понимаешь: «Это не сон. Я здесь, ничего не поменялось». По периметру зала стояли террористки, от них исходила очень тяжёлая энергетика. Чувствовалось, что эти женщины в исступлении, в отчаянии и из-за этого как-то по особенному агрессивны.
Они будто бы сотрясали пространство своим присутствием. Мужики были более расслабленными, такими шакалистыми, что ли. Чувствовали себя хозяевами положения. С ними было несколько запоминающихся контактов. Один раз я отсел на свободное место, хотел подремать, но чувствую — как-то мне некомфортно. Поворачиваю голову и вижу: прямо надо мной сидит один из террористов, у него автомат свисает вниз, и получается, что дуло смотрит практически мне в голову.
Я себя преодолеваю, поворачиваюсь и говорю: «Простите, вы можете, пожалуйста, дуло как-то подвинуть или убрать, а то оно направлено прямо на меня» И он на удивление спокойно отреагировал: «Да-да, конечно, не вопрос». Он был, как сейчас помню, в чём-то красном — то ли кофта, то ли маска, то ли ещё какой-то элемент одежды. Уже потом, когда по телевизору показывали тела убитых боевиков, я узнал его — как раз по этой красной вещи. За мной пришёл один из боевиков, его звали Идрис: кто здесь Рома, мол, выходи, тебя мама зовёт. Мы спускаемся с ним в партер, я иду молча, а он начинает со мной болтать: рассказывает, что видел спектакль несколько дней назад и что даже меня на сцене запомнил, понравилось, мол, как я играю. Спрашивал, буду ли сниматься в боевиках про террористов, когда вырасту.
Я старался отвечать аккуратно, типа: «Посмотрим. Всё может быть». Когда меня привели к маме, нам дали немного времени, чтобы пообщаться. Помню, что признался ей: «Мама, прости, но у меня, скорее всего, будет тройка по биологии в четверти». Она заплакала, обняла меня: «Господи, да хоть двойка. Главное, чтоб мы живы остались» Сказала, что никогда не будет больше напрягать меня из-за оценок, что это всё совсем не важно.
Так мы с ней коротко повстречались, потом этот Идрис повёл меня обратно и по пути спросил, сколько нас там ребят сидит. Я сказал, что около пятнадцати, и он вдруг дал мне сок и шоколадки — «Марсы» там всякие, «Сникерсы».
Там уже вся родня собралась: обнимали, целовали, праздновали. Второй день рождения, не иначе. Ничего не может печальней быть, чем смерти стольких людей: друзей, приятелей, коллег. После случившегося я многое в своей жизни переосмыслил, такое ведь не может пройти бесследно, многое во мне тогда перевернулось. Из года в год мы в этот день встречаемся, вспоминаем всех погибших: артистов, членов оркестра — всех. Пусть в эти печальные дни, когда мы о них вспоминаем, на сердце тяжело, но всё же сама память про них — светлая. Это главное. Мы всем актерским составом хотим, чтобы проект возродился.
Спектакль ведь сам по себе светлый, чистый — настоящее произведение искусства. Поэтому хотелось бы его снова видеть на сцене. Попытки поставить его уже были, но он всё же прочно ассоциируется у людей с трагедией. Мы пытались доказать, что постановка несет в себе другое чувство, но пока ничего не вышло. Поклоны на первом спектакле передвижной версии 24 сентября 2004 года одна из попыток возродить мюзикл Источник: «Норд-Ост. Мы любим, мы надеемся! Она мечтала увидеть другую постановку — «Нотр-Дам», но билетов на нее не оказалось, и в кассе предложили «Норд-Ост». О жизни своего мужа и последних днях в зрительном зале Татьяна Николаевна написала книгу «Комета моей судьбы». С разрешения автора публикуем отрывок из нее. Началось второе действие.
На сцене лихо отплясывали летчики, и вдруг как гром среди ясного неба раздались автоматные очереди. На сцену и одновременно во все двери зала ворвались вооруженные автоматами люди в камуфляжной форме, на головах — черные маски с прорезями для глаз и рта. Среди них несколько женщин, одетых во всё черное с ног до головы. Лица тоже до самых глаз закрыты черными повязками. В руках — пистолеты. Соседка слева, еще не понимая, что происходит, наклоняясь ко мне, прошептала: — У Каверина я такого не помню. Это что-то новое? Понимая, что произошло самое худшее, и сжав твою руку, я почти выдохнула: — Нас захватили! Юрий и Татьяна Жаботинские на отдыхе, 5 октября 2002 года. Снимок подписан: «Последний отдых вместе» Источник: книга «Комета моей судьбы» Под дулами автоматов террористы согнали со сцены в зал всех артистов.
На сцену вышел их главарь, назвавшийся Бараевым. Oбращаясь в зал, он сказал: «Вы тут жируете, а наш народ много лет борется за независимость, вы должны заставить ваше правительство вывести свои войска из Чечни». Тем временем двое боевиков прикрепили на сцене лозунг на арабском языке. Несколько захватчиков принялись прикручивать взрывчатку скотчем к стульям. Пусть выдвигают правительству требование освободить Чечню от своих войск. На поясах шахидок тоже была прикреплена взрывчатка, провода от которой скрывались в их нагрудных карманах. Недалеко от сцены, примерно в пятом ряду, установили большущую бомбу. Рядом с ней уселась шахидка. Чтобы пройти в туалеты, надо было выйти в фойе, где до входной двери рукой подать. Очевидно, это не устраивало террористов.
Они никого не хотели выпускать из поля зрения. Поэтому нужду справляли сразу по несколько человек под дулом автомата чеченца сначала на лестнице, ведущей в подвал, а затем в маленьком помещении, напоминающем радиорубку. Было заминировано всё, что можно» Татьяна Жаботинская, была в зале во время теракта Помещение, в которое водили в туалет, оказалось слишком мало и быстро пришло в негодность. Поэтому бандиты решили превратить в туалет оркестровую яму. Туда разрешалось ходить в определенное время при наличии поднятой руки и по очереди. Причем передвигаться можно было только со стула на стул. Ходить нельзя, за этим следили шахидки. Командуя очередью, они проявляли свои симпатии и антипатии. Если время истекало, доступ в яму прекращался. И это была пытка.
В пытку превращалось и само посещение этой ямы. Чтобы туда попасть, надо было вскарабкаться на стул, а затем на высокий барьер. С барьера надо было слезать задом, сначала нащупав ногами шаткий высокий табурет, а с него умудриться спуститься на какую-то подставку, на которой этот табурет стоял, и не сломать при этом ноги. Мне это удавалось проделывать с большим трудом.
Приговор, вынесенный Алямкину, непропорционально суров, и наказание рядового сотрудника правоохранительных органов не может исчерпать ответственности властей за трагедию на Дубровке». А вот справка из материалов следствия том 1, лист 93 : «В подвальном помещении ДК находился гейклуб. Там в то время шел ремонт. Среди рабочих персонал ДК отмечал наличие кавказцев и, по свидетельству одного из сторожей, кавказцы жили в помещении этого клуба на весь период ремонта.
Сторож был захвачен в заложники и среди террористов узнал одного из рабочих гейклуба. Возможно, в гейклубе велась база данных клиентов с целью сбора компринформации для шантажа интересующих лиц. В связи с изложенным, гейклуб был наиболее идеальной базой для подготовки и осуществления террористического акта». Однако стал ли гей-клуб, где тусовались «влиятельные представители коммерческих и властных структур», базой для тех, кто готовил один из самых страшных терактов современности, так и осталось неизвестным. Видимо, «лишние подробности» оказались кому-то очень не нужны. В результате, в истории «Норд-Оста» так и осталось множество белых пятен. Следствие закрыто так, что невозможно даже установить, каким образом, по сговору с какими структурами боевикам с большим количеством вооружения и взрывчатых веществ удалось пробраться в центр Москвы и беспрепятственно захватить заложников. Неоднократные обращения пострадавших к тогдашнему президенту страны Владимиру Путину с требованием проведения объективного расследования обстоятельств трагедии и ее последствий оказались безрезультатными.
Прямая речь Игорь Трунов, адвокат потерпевших во время теракта на Дубровке: — Всего по «Норд Осту» подавалось 82 иска, из них удовлетворили 42. В их числе 19 — в интересах сирот, остальные — в интересах стариков, нетрудоспособных родственников погибших. Выплаты начались в мае 2004 года. Сумма ежемесячных выплат колеблется от 246 рублей до 8360 рублей. Кроме того, пострадавшим выплатили единовременные выплаты на погребальные услуги, компенсацию за утрату вещей, — словом, компенсацию материального вреда. Моральный вред отказались вообще компенсировать. Общая сумма единовременных выплат — 2,366 млн. Замечу, пострадавшим в Беслане выплатили намного больше: средний размер выплат составил порядка 1,5 млн.
Их воспитывают дедушка с бабушкой. У него на иждивении были родственники, и главное — у него была большая белая зарплата. У нас же зарплаты, в основном, в конвертах, и реальную сумму не докажешь в суде. Но и то: крупный предприниматель погиб, и пенсия по утрате его как кормильца — всего 8360 рублей. Ну, что это такое?! Между тем, деньги пострадавшим нужны. Газ, которым людей отравили, до сих пор сказывается на их здоровье. Нужны препараты, дорогое лечение.
У нас на 27 октября назначено рассмотрение иска по мародерству сотрудников прокуратуры на месте трагедии. Мы выиграли это дело в кассационной инстанции, но нас не устроила сумма компенсации. Дело в том, что пострадавшим возместили только стоимость похищенных ценностей. А мы говорим о том, что были похищены деньги. Плюс требуем возместить и моральный вред. Наконец, мы ждем решение Европейского суда по правам человека. Вся переписка прошла, осталась последняя стадия — собственно, рассмотрение 64 дел в Страсбурге. Естественно, при вынесении решения в пользу пострадавших там будут фигурировать достаточно серьезные суммы.
По аналогии с чеченскими делами, связанными с терроризмом, суммы колеблются от 50 тысяч евро до 100 тысяч. Борис Надеждин, экс-депутат Государственно Думы: — Дума отказалась от проведения парламентского расследования «Норд-Оста», но мы создали общественную комиссию и провели собственное расследование по горячим следам. Результаты были направлены и в Генеральную прокуратуру, и президенту страны. Однако никаких ответов мы не получили. За то, что случилось, насколько мне известно, никто не наказан. Александр Шабалов, руководитель «Службы спасения»: — В нашей стране, по-моему, выводов никто не делает. Первое — надо рассказать правду о трагедии. Но до сих пор неизвестно, на чьей совести погибшие люди.
Андрей Солдатов, журналист: — Сразу после штурма начались абсурдные вещи. Кремль праздновал победу, потому что «Россию не поставили на колени».
Но я не имела права жить в трауре, потому что рядом со мной были дети. У старшего сына в декабре был день рождения. И я понимала, что должна организовать праздник, должна улыбаться его гостям, потому что если у пережившего страшную беду ребенка еще и это отобрать, получается, второй раз накажу его. Кормить, водить в детсад и школу, на мультфильмы в кинотеатр, гулять в парке, кататься на каруселях — это было важно.
Часто лежала в больнице с младшим ребенком, он очень много болел. Ты ему меряешь температуру, сажаешь его на горшок, другому помогаешь делать уроки. Не можешь спрятаться от всего под одеялом. Тем более что навалилась куча разных проблем, с которыми раньше справлялся муж. А теперь все было на мне. А потом случился Беслан.
И справляться со всем, что навалилось, самостоятельно уже не могла, обратилась к психотерапевту. Он сказал: «Если вам легче, когда разговариваете об этом с людьми, говорите». То есть знала, как меня зовут и как зовут мужа, что у нас двое детей, что живу в Калининграде, но у меня была очень короткая память. Врач ко мне заходила, задавала вопросы, я отвечала, она выходила. Через 5 минут она снова заходила — и я снова здоровалась и заново знакомилась. Ничего, что происходило в течение 58 часов до больницы, я не помнила.
Была прям вот беда. Когда вернулась домой, телевизор смотрела до рекламной паузы, а после уже не могла вспомнить, о чем шла речь. Книгу читала до того момента, пока ребенок не отвлекал, а когда возвращалась к ней, не могла не то что сюжет вспомнить, а сказать даже, что это было: детектив или фантастика. А потом разные люди задавали вопросы, я начинала по совету психолога на автомате отвечать, рассказывала то, что прежде никому не говорила. Ответы, над которыми я даже не пыталась задумываться, помогали мне восстановить личные воспоминания. А они для меня были очень важны.
С памятью проблемы сохранились, но они уже не такие острые, какими были первые годы после «Норд-Оста». Приспособилась к ним так, что они не влияют на мою жизнь. Многие выжившие рассказывают о проблемах со здоровьем, вызванных им. Плюс пережитый стресс. Все это, конечно, на здоровье сказалось сосудистые проблемы появились почти сразу, проблемы с почками.