Рубинштейн был тем, кого на интеллигентском сленге называют «приличным человеком» — со всем богатством значений, стоящих за этим термином. С уходом Льва Семеновича сумма добра и порядочности в нашем обществе ощутимо уменьшилась. Лев Семенович родился в Москве в 1947 году, окончил МГГУ им. Шолохова и во время студенчества придумал новый жанр — стихи на карточках. Поэт, общественный деятель Лев Рубинштейн попал под машину в Москве, его состояние оценивается как тяжелое, об этом сообщила в соцсети Вероника Любарская, дочь астрофизика Кронида Любарского. Лев Рубинштейн попал под колеса автомобиля 8 января. ДТП произошло на улице Образцова, когда поэт переходил дорогу по нерегулируемому пешеходному переходу. Лев Рубинштейн участвовал во многих поэтических и музыкальных фестивалях, был одним из основоположников и лидеров московского концептуализма.
Родился благодаря Сталину и писал «стихи на карточках»: чем запомнился поэт Лев Рубинштейн
В течение 4 дней реаниматологи института Склифосовского сражались за его жизнь, однако утром в воскресенье 76-летний поэт скончался от полученных травм, не приходя в сознание. Новость о безвременной кончине Рубинштейна в своем блоге на интернет-платформе LiveJournal опубликовала его дочь, Мария. В творчестве Рубинштейна соединились три очень разные и в то же время чем-то похожие эпохи отечественной истории — позднесоветский застой, бурные 90-е и становление современной России. Выходец из московской еврейской интеллигенции, будущий поэт получил высшее филологическое образование в Московском государственном гуманитарном университет имени М. К студенческому времени относятся и первые его литературные эксперименты.
Вся их семья целую зиму питались макаронами и это их спасло. Эту историю мне мама рассказала в ответ на мой вопрос — почему когда она нам готовит макароны, то сама никогда их не ест… «Поколение родителей всю жизнь боялось, а мы — уже нет» Поэт Лев Рубинштейн. Тем более что это было время, когда каждая семья имела свои страшные и странные истории. Более того — почему так мало историй сохранилось от их поколения? Потому что это было время, когда все тщательно скрывалось и уничтожалась всякая память: люди сжигали письма, рвали фотографии, выбрасывали дневники бабушек, аттестаты зрелости дедушек, университетские дипломы теть. Все истреблялось, потому было опасно.
Не зря существует много семейных историй, которые начинаются со слов: «Перед смертью бабушка разговорилась и рассказала…» У меня, например, остались только 2-3 фотографии, где мои родители стоят мал мала меньше, и есть фотографии моих дедушек. Мои родители и все их поколение почти всю свою жизнь боялись, а мы — уже нет. Поэтому наше социальное межличностное поведение немножко другое. Но какие-то черты собственного отца, которые в юности меня страшно раздражали, я теперь в себе, конечно, замечаю. Например, моя склонность к порядку, чтобы все было на своих местах — это свойство моего отца, и оно меня чудовищно раздражало! Но сейчас это я! Есть ли теперь в вашей семье свои традиции? Потому что дочка и внучка на это смотрят совсем не так. Они любят есть на ходу, они все время торопятся. Когда моя внучка сидит с нами за столом, то она, конечно, вся в телефоне.
Ну и что? Злиться на это — глупо. Они живут так. Мне это не очень нравится, но это так. У них другое отношение вообще к свойствам памяти. На мой взгляд, в большинстве ваших произведений память является чуть ли не главным лирическим героем. Моя память о детстве — моя самая большая драгоценность. Драгоценность, которая лежит у меня в совершенно отдельном месте, куда я время от времени открываю заветную дверцу и немного туда заглядываю. Я надеюсь, что я немножко талантлив — говорят, что у талантливых людей мемуары получаются мало достоверными. Историки знают, что дневники и воспоминания надо читать не у талантливых людей, потому что они пишут все как было на самом деле.
А человек художественный непременно что-нибудь еще и придумает. Но это не его воля. Это — его талант! Некоторые из них я не сканировал, а просто сфотографировал на телефон и храню в компьютере. Еще есть отцовские письма с фронта, родительские метрики, есть отцовские медали и ордена. В том числе фотографии, свидетельства, литература и записи в соцсетях. Сейчас другая жизнь. Потому что советские годы — это время, когда несколько поколений людей сознательно и целенаправленно старались все забыть и не хотели помнить. Остались единицы семей, где хранились семейные истории. А Россия всегда была очень интересной на семейные истории страной.
Советская власть сознательно вела такую политику — придумала советский народ как новую общность людей, и этот советский народ был абсолютно унифицирован, этот советский народ никогда не знал ничего дальше дедушки.
Приговым был несомненно одним из главных летописцев эпохи, вернее, двух больших эпох: позднесоветской и постсоветской. Но это была не государственническая агиография «великих мужей» и их деяний, а уловленный и запечатленный голос частного человека, укорененного в повседневности и спасающегося в ней от беспощадного медного всадника истории. Внезапная и ошеломившая всех смерть Льва Семеновича породила в интернете лавину откликов, воспоминаний, искренних переживаний.
И все же меня не оставляет чувство, что мы все с нашими речевыми потоками остаемся персонажами его художественной вселенной, которую он выстроил в духе борхесовской библиотеки. Она, с бесконечными рядами каталожных карточек и аудиофайлов, заполнена фрагментами голосов. И эти голоса сливаются в драматическую симфонию человеческого существования.
Врачи считают, если журналист выживет, он останется инвалидом. Согласно источникам канала, в отношении 63-летнего водителя, сбившего поэта на улице Образцова, возбуждено уголовное дело по статье "Нарушение правил дорожного движения и эксплуатации транспортных средств". Ему грозит до двух лет лишения свободы.
Человек с бульвара диссидентов: кем на самом деле был поэт Рубинштейн
Не знаю, насколько сознательно отвергнув запрет постмодернизма. Еще недавно такое название было невозможно даже для тех, кто про Эко не слышал, а если слышал, то точно так же, как водитель из твоей книжки, спросивший у пассажира: художник ли он, «как Малевич»? Что он про Малевича, кроме фамилии, слыхал? Мне кажется, название «Я тебя люблю» связано не с «прямым высказыванием» или «новой искренностью», потому что это такие правильные пошлости, которые неохота повторять. Здесь попытка нащупать другое и трудное взаимодействие авторов и героев с реальностью, с собственной персонажностью, с самими собой, со своим радикализмом, с невозможностью радикализма, с чем-то еще, что сейчас, говоря обиходным языком, проблематизируется в промежуточном пространстве: внутри границ и за их пределами. Радикализм — вещь важная и необходимая в искусстве, но я ее понимаю и оправдываю, только если он является актом и жестом настоящего экзистенциального отчаяния. Радикализм вальяжный и гламурный радикализмом не являются. Опять же к вопросу о границах.
Я это делаю, зная, что нельзя. Я готов за это понести ответственность. Я готов к тому, что кто-то со мной за это перестанет общаться. Назовет идиотом. Или, если социальная атмосфера ужесточится, посадят в сумасшедший дом. Этот радикализм я изо всех сил приветствую. Поэтому я приветствую Андрея Ерофеева, делающего выставки, за которые его судят.
Дело не в работах, которые он выставляет, они могут быть плохими или хорошими, но это серьезный радикализм. Поэтому радикализм как прием, как эстетика, вообще-то, неинтересен. Потому что он не является никаким радикализмом. Абдуллаева: Его подобия правдоподобия мы наблюдаем как раз в мейнстриме. Сейчас радикализм — это показать в каком-нибудь гламурном клубе сиськи. За это тебе ничего не сделают, только будут аплодировать. Вот и весь радикализм.
Абдуллаева: В последние годы на фестивалях главные призы и «за инновацию» получают фильмы, в которых никакой языковой инновации нет. Радикализмом становятся не языковые, как мы всегда с тобой думали, находки, а содержательные интересы. Рубинштейн: Вот-вот. Мы с этого начали разговор, и я это считаю признаком одичания. Поэты после Некрасова, писавшие очень плохие стихи с очень благородным содержанием, которые стали общественно востребованными. Надсон, например. Абдуллаева: Но это кино не плохое, а хорошее, и содержание там редко тупо благородное.
Это кино не изощренное, но не пошлое. Рубинштейн: Искусство воспринимается не в качестве искусства, а в качестве вот этого самого прямого социального высказывания. Абдуллаева: Но их высказывание не исчерпывается только социальностью. А что такое искусство? Рубинштейн: А хрен его знает. Абдуллаева: Разве это понятие не меняется? Рубинштейн: Меняются наши конвенции.
Наше зрение улавливает то, что оно улавливает. Вокруг нас много чего происходит, чего мы не видим. Искусство — это конвенция. То, о чем мы с тобой договоримся, — лучше, чтоб человек пять договорились, — и есть искусство. А дальше уже тонкости, дальше мы уже между собой спорим. Но сначала мы договорились, что это «хуже некуда», а посередине мы уже с этим работаем. Я думаю, в тех фильмах, о которых ты говоришь, срабатывает очень сильная западная левая составляющая — я против нее ничего не имею, но она приводит к решению эстетическое заменить социальным.
Может, оно и правильно, я не знаю. Абдуллаева: Раньше я тоже так думала. Но с какого-то момента, когда эстетическое стало оружием разнообразного, как «Букет Абхазии», мейнстрима… Л. Если сравнивать так называемую «высокохудожественность», а я таких режиссеров знаю, с честно рассказанной историей, я, конечно, второе выберу. Но если между этим и Висконти, то я выберу Висконти. Абдуллаева: Как будто он не рассказчик историй. В 1997 году мы говорили, что языковая в том числе реальность слишком нестабильна, а ты привык работать с устойчивыми пластами.
Можно сказать, что теперь что-то… Л. Абдуллаева: Чтоб нам легче было жить и работать. Более или менее. Тогда я говорил, что нет неофициальной культуры, потому что нет официальной. Неофициальной культуры по-прежнему нет, но официальная уже вырисовывается, как мне кажется. Это такой конгломерат именно в гламурном сиропе вонючего софт-патриотизма, такого бархатного сталинизма, не страшного, а попсового и клубно-попсового искусства, которое у нас сейчас главное. Что, как всегда в России, свидетельствует о персональных вкусах тех, кто страной управляет.
Если, скажем, официальная культура сталинского времени пёрла из Большого театра, то сейчас ту же роль играет Дима Билан. Ту же роль, которую когда-то играл Лемешев. Абдуллаева: Но есть и похуже случаи. Билан-то откровенная попса, а за высокое искусство отвечают действительно ретроградные авторы. Рубинштейн: Да, конечно. Но в эпоху моего детства эстрадные артисты так или иначе подражали и тянулись к оперным. Заметь, что сейчас все наоборот.
Спиваков, например. Попсовеют мгновенно. Потому что это престижнее и интереснее. Абдуллаева: И выгодней. Рубинштейн: Конечно. Раньше деньги были из одного кармана, теперь из многих. Патриотизм и Ксения Собчак — вот такая сейчас странная официальная культура.
И к ней тянется, как бы условно говоря, высокая культура в лице каких-нибудь Башметов. Им самим привлекательнее блеснуть в этом мире. Лев Рубинштейн З. Абдуллаева: В середине 90-х мы сомневались, что возможен андерграунд. А сейчас? Рубинштейн: Нет, невозможен. Нет, он возможен, но его пока просто нет.
Я думаю, он все-таки появится. Когда настоящее давление станет ощутимым, когда, как Маркс говорил, он будет дан в ощущении, художник сделает выбор туда или сюда. Сейчас, в отличие от советского, очень развратное время. Абдуллаева: Мы же не будем связывать эту растленку только с капитализмом. Рубинштейн: С нашим капитализмом, не забывай. Мы будем связывать с тем, что общество растленно издавна и только этого и ждет. Можно сказать, что российское общество — это такая девушка, которая долго ждала, когда ее соблазнят.
Абдуллаева: И дождалась. Потому что не было никогда ориентиров, не было толком религии настоящей. Абдуллаева: Сейчас, по-моему, не так важно рассуждать о «хорошем» или «плохом» кино, «хорошей» или «плохой» прозе, но о правильном движении, о том, что интересно, а что нет. Рубинштейн: Да, ты права. Сейчас может быть интереснее следить за векторами, чем за результатом. За направлениями ветров, да. Абдуллаева: Именно.
Рубинштейн: Абсолютно согласен, направления ветров интереснее, чем сами ветра. Абдуллаева: За последнее время только «Предел контроля» Джармуша и «Белая лента» Ханеке были настоящими ветрами. Рубинштейн: Может быть, потому, что у них традиция не прерывалась. Это очень важно. С традицией хорошо работать — отрицать, отвергать, менять, деформировать, когда ты внутри этой традиции находишься. Потому что сказать, что нынешняя русская литература наследует той русской литературе, которую мы знаем и любим, нельзя. Это не так.
И к той литературе эта не имеет отношения. Та литература была-была и была великая. И она закончилась. Может быть, на Чехове, может быть, позже, на Зощенко.
А «дети свободной Российской Федерации» перманентно пребывали в депрессиях, из которых меня всегда вытаскивала встреча со Львом Семеновичем. Каждый, кому посчастливилось общаться с ним, понимал, что, несмотря ни на что, стоит жить, хотя бы для поддержки окружающих. Без него гораздо трудней. Есть впечатление, что Господь целенаправленно эвакуирует праведников с нашей территории. Боже, как грустна наша Россия. И сегодня стала заметно грустней. Ирина Кравцова Лев Семенович — солнце. Не жаркое, южное, обжигающее, а наше северное, льющее ровное тепло, делающее счастливым. Его стихи — любого времени — волшебны своей магической, претворяющей способностью. Они порождают и усиливают единственно нужное для жизни качество — человечность. Он сам это качество производил в избытке: улыбкой, взглядом, рукопожатием, интонацией. Так говорил Рубинштейн. Давайте прислушаемся. Борис Куприянов Среди тысяч слов, сказанных о Льве Семеновиче, будут слова о его поэзии, о его позиции, но мне хочется сказать о его необыкновенной деликатности. Это крайне редкое качество в наше грубое и резкое время. Лев Семенович умел слушать и поддерживал разговор с не неприятным ему собеседником неприятных он избегал , даже если тема ему не была близка. Он всегда пытался разобраться, понять или просто поддержать. Эта забота — почти небывалая — окружала беседующих особой атмосферой чуткости и любви, которой Рубинштейн щедро делился. Про его юмор тоже напишут, нельзя не написать, это чудо, которым Лев Семенович одаривал окружающих. Вряд ли найдется кто-нибудь, кому довелось хоть однажды говорить с ним, кто не вспомнит рассказанные им анекдот или необыкновенную историю. Как и любой человек, поэт любил не всех вокруг, точно кого-то очень даже не любил, но нельзя было услышать от него резкости. При всем своем искрометном юморе он не использовал его как прямое оружие, обезоруживающее, оскорбляющее оппонента. Юмор его был добрым и не жестоким. Лев Семенович не мог и не желал унижать человеческое достоинство даже тех, кого считал почти что врагами. Не помню, чтобы он проявлял раздражение или агрессию. Уважение к себе невозможно без признания других и уважения к ним. Наверное, можно не любить поэзию, можно не соглашаться с его мнением, но «оружие», которым он владел как поэт, было уникальным — он не давал возможности ненавидеть. Его можно было только любить. Майя Кучерская Это было в конце мая 2022 года. Всеобщая потерянность и растерянность. Студенты-писатели шлют отчаянные письма о том, что продолжать начатое до 24 февраля больше не могут. Не пишется, не живется. Мир сломался. И мы с коллегами решаем провести круглый стол о том, как выжить, если ты писатель. Приглашаем несколько прекрасных людей, разных поколений. Среди них и Лев Семенович Рубинштейн. Соответствующие каналы гудят и угрожают. Прийти и показать. У меня за спиной сорванная только что презентация. Мне очень страшно. Но мы все-таки решаемся. И вот день Х. Я не знаю, придут нас громить или нет. Встречаю участников стола, тех, кто смог очно. Наталья Иванова, Юрий Сапрыкин. Лев Семенович. Смотрит на меня и как-то все понимает. Мой страх. И ничего особенного не говорит, так, два-три слова, скорее междометия, скорее пожатие плеч. И выражение глаз. Смысл: я здесь. Все будет в порядке. Смысл: не бойтесь. Смысл: видали и не такое. Не дадимся. Мягкая улыбка. Он совсем маленький, птичка. Но я перестаю бояться. Потому что Лев Семенович. Он садится рядом. И поглядывает на меня всю ту нашу встречу. И на его взгляд, тихий, спокойный, ласковый, бесконечно мужественный, бесконечно поддерживающий, опираюсь все долгие два часа.
Сюжет Авария Одного из самых известных литераторов России последних десятилетий 76-летнего Льва Семеновича Рубинштейна в 12 часов дня 8 января в Москве сбил автомобиль на совершенно пустой улице прямо на пешеходном переходе. На кадрах, опубликованных столичным транспортным департаментом очень хорошо видно, как Рубинштейн переходит улицу Образцова по «зебре», и примерно на полпути в него врезается автомобиль Volkswagen, водителю которого абсолютно ничего не мешало видеть пешехода и сбавить скорость, или остановиться. Следы на лобовом стекле свидетельствуют об очень сильном ударе. Более того, как сообщил тот же Дептранс, автолюбитель только за последний год нарушал ПДД 19 раз! Канал «ВЧК-ОГПУ» сообщает, что виновник происшествия оказался мужчиной рабочей специальности, он был в спецодежде и, судя по всему, очень спешил, а когда сбил поэта, начал отменял по телефону «заявки» и «заказы».
Но мы все-таки решаемся. И вот день Х. Я не знаю, придут нас громить или нет. Встречаю участников стола, тех, кто смог очно. Наталья Иванова, Юрий Сапрыкин. Лев Семенович. Смотрит на меня и как-то все понимает. Мой страх. И ничего особенного не говорит, так, два-три слова, скорее междометия, скорее пожатие плеч. И выражение глаз. Смысл: я здесь. Все будет в порядке. Смысл: не бойтесь. Смысл: видали и не такое. Не дадимся. Мягкая улыбка. Он совсем маленький, птичка. Но я перестаю бояться. Потому что Лев Семенович. Он садится рядом. И поглядывает на меня всю ту нашу встречу. И на его взгляд, тихий, спокойный, ласковый, бесконечно мужественный, бесконечно поддерживающий, опираюсь все долгие два часа. Он говорил о том, что в их время сказать о написанном тексте, что такое и напечатать можно, значило обругать его. Что была создана вторая культура, в которой все они и существовали. И нет, не пытались выстраивать диалог. Но это все даже не так важно. Теплый, человеческий, сочувствующий. Лев Семенович, спасибо, что светили столько лет. Ваш уход пока невозможно ни осознать, ни принять. Евгений Асс Мне еще трудно принять утрату Левы. Еще не получается складно выразить свое понимание этого грандиозного явления: Лев Рубинштейн. Уже ясно, что без него мир не полон и будет нелегко возвращаться в Москву и жить там, где его нет. Мы были знакомы с середины 1980-х, сблизились в 2000-е, но в последние годы, начиная с ковида, продолженные смертью моей жены, а потом и войной, Лева стал самым дорогим и самым нужным мне человеком. Я как сейчас слышу в ответ на мои жалобы, сомнения и тревоги его резкое утвердительное «понимаю», и сам факт его понимания становился для меня утешением и решением. Он вообще все понимал. Может быть, благодаря этому всеобъемлющему пониманию, маленький и хрупкий, он оказался самой надежной опорой в нашем шатающемся мире. И не только для меня, но еще для многих людей. Не помню, чтобы чья-то смерть вызывала такое всеобщее слитное горе и признание в любви. Борис Гройс Хорошо помню, как был впечатлен первым услышанным мною чтением Льва Рубинштейна. Мне, разумеется, и до того доводилось достаточно часто слушать поэтов, читающих свои стихи. Лева выбрал противоположный путь. Он читал с карточек и каждый раз, прочтя карточку, клал ее на стол. Удар карточек о стол отбивал монотонный ритм. Это был нейтральный, деловой, холодный ритм, напоминающий ритм метронома, отмеривающий ход времени. Текст на каждой карточке был романтичен, поэтичен, но краток. Чтение казалось испытанием поэзии на прочность — выдержит ли она конфронтацию с реальностью времени и пространства, в которое событие поэзии оказалось помещено, или исчезнет в них. Соответственными были поза поэта и выражение его лица. Лева был абсолютно сосредоточен, стопроцентно сконцентрирован на процессе чтения — было такое впечатление, что он проводит операцию, от которой зависит жизнь пациента. Недавно я видел видео, на котором видно, как Лева читает свои карточки. Но поскольку дело происходило на экране компьютера, а не в одном помещении со зрителями, впечатление сосредоточенности и напряжения терялось. Конечно, потерялась и новизна приема. И все же… Сейчас, после смерти Левы, много пишут о том, каким он был очаровательным человеком и обаятельным другом. Это, конечно, так. Все, кто знал Леву, могут это засвидетельствовать. Но все же, когда я думаю о Леве, мне прежде всего вспоминается то выражение внутренней сосредоточенности, которое так поразило меня в тот первый раз — и которое я позже время от времени видел на его лице. Сосредоточенности на чем? Этого, как кажется, нельзя узнать со стороны. И все же, когда я вспоминаю его чтение, я думаю: наверное, сосредоточенности на ходе времени. У Левы есть замечательный текст с рефреном: время идет. На поверхности жизни происходит и то и это — а время идет. Жаль, конечно, но время идет. Даниил Да Представляю, что сказал бы Лев Семенович, читая собственные некрологи: посмеялся бы над банальностями, тут же выхватил бы парочку заезженных фраз и, обкатывая, несколько раз произнес бы их вслух, голосом кого-то из политбюро: «После тяжелой продолжительной болезни...
Лев Рубинштейн и его «карточки»
Поэт и журналист Лев Рубинштейн скончался в больнице от травм, полученных в ДТП на улице Образцова в возрасте 76 лет. Он был один из самых известных и талантливых поэтов современной России. Лев Рубинштейн всегда будет в нашей душе», — говорится в публикации. 8 января Рубинштейна сбили на нерегулируемом пешеходном переходе через улицу Образцова. Лев Семёнович Рубинштейн прожил благополучную жизнь, а умер неправильно, не по-людски. Лев Семенович Рубинштейн (19.02.1947-14.01.2024). [моё] Черно-белое фото Поэт Лев Рубинштейн Смерть. Почему Лев Рубинштейн в больнице.
Интонация Льва Рубинштейна
В ДК «Рассвет», где Лев Семенович читал свои стихи, на прощании собралось более тысячи человек. Это было для Льва Рубинштейна удивительно, потому что бабушка по материнской линии, жившая вместе с ними, была носителем той самой еврейской традиции, которыми славился древний народ. Журналист, поэт, обозреватель и общественный деятель Лев Рубинштейн, погибший в результате ДТП.
СМИ: поэта Льва Рубинштейна сбила машина в Москве
Но иногда какие-нибудь еврейские праздники бывали, правда, я их так не фиксировал для себя. Я считал, что это обычные семейные праздники: у нас вдруг собирались гости из друзей и родственников. У меня было огромное количество дядей и тетей. Они все были сильно старше моих и без того немолодых родителей. Мой отец был шестым в семье, а мама пятой, и я очень поздно родился. Но в моем детстве все родственники еще были живы и часто собирались у нас на праздники. Огромная семья! Квартира-то была очень маленькой, но все входили. Для ребенка пространство тем больше, чем больше в нем помещается людей и предметов.
То есть чем теснее, тем просторнее. Потому что ребенок, во-первых, не занят хозяйством, во-вторых, он маленький, ему хорошо даже под столом. И когда за стол садились, тесня друг друга, 20 человек, в моем представлении стены комнаты сами раздвигались. Старшие родственники Льва Рубинштейна. Потом постепенно все стали уходить, как в «Прощальной симфонии» Гайдна, гася свечку. Все стали умирать, и праздники ушли с ними. Бабушка, с которой мы жили — мамина мама, — была очень верующей: перед сном читала молитвенник, в субботу зажигала на подоконнике менору-семисвечник, у нее была отдельная посуда. Этого я в детстве тоже не мог понять и считал, что это свойства бабушек в принципе: она бабушка, поэтому у нее отдельная посуда.
Я знал, что не дай Бог в какой-то кастрюльке, где бабушка кипятит молоко, сварить яйцо, потому что она соблюдала все эти кошерные законы. Но, конечно, настолько, насколько это было возможно в советское время в начале 50-х годов. В своей семье я от этого был защищен и огражден. О том, что я еврей, узнал не дома, а во дворе. Иногда это произносили прямо с ненавистью. Тогда даже в еврейской среде слово «еврей» произносили, понизив голос. В СССР это было повсеместно. Никакой особой национальной гордости у нас не было.
Но была гордость фамильная, семейная. Они каждый были верны своему роду, своей семье, в которой родились. Ни одного своего деда в живых я не застал, а двух своих бабушек я знал. Одна — мамина мама — жила с нами, другую мы звали «московской» бабушкой, потому что вся отцовская семья жила в самом центре в огромнейшей коммуналке в доме, стоящем рядом с Никитскими воротами. Семью отца я знал — это были в основном тетки, которые меня обожали, потому что я был самый младшенький. Все мои двоюродные братья и сестры были довоенные, а я был послевоенный и самый маленький. Я только потом понял, почему они меня звали «мизынок». Это значит, что я был для них мизинчик — младшенький, маленький.
Они все жутко меня баловали, возились со мной. Но мне тогда, как всякому ребенку, не сильно была интересна семейная история. Лев Рубинштейн в детстве. Я только знал, что они родом из Кременчуга Полтавской губернии.
Частичное цитирование возможно только при условии гиперссылки на iz.
Сайт функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации. Ответственность за содержание любых рекламных материалов, размещенных на портале, несет рекламодатель.
Охрана труда Авторское право на систему визуализации содержимого портала iz.
Указанная информация охраняется в соответствии с законодательством РФ и международными соглашениями. Частичное цитирование возможно только при условии гиперссылки на iz.
Сайт «Парламентской газеты» - это оперативные новости и достоверная информация о принимаемых в стране законах и деятельности депутатов и сенаторов. При использовании материалов сайта «Парламентской газеты» активная ссылка на pnp. В рубрике «Деловая экспертиза» публикуются материалы на правах рекламы.
Сегодня в Москве попрощаются со Львом Рубинштейном
Дочь поэта Льва Семеновича Рубинштейна на своей странице в “Живом Журнале” сообщила о его смерти. Сегодня утром из московской больницы имени Склифосовского пришла горестная новость: после пяти дней, в течение которых врачи бились за его жизнь, на 77-м году жизни умер поэт и писатель Лев Рубинштейн. Российский поэт и публицист Лев Рубинштейн находится в реанимации в крайне тяжелом состоянии после того, как его сбила машина в Москве. Сегодня утром из московской больницы имени Склифосовского пришла горестная новость: после пяти дней, в течение которых врачи бились за его жизнь, на 77-м году жизни умер поэт и писатель Лев Рубинштейн. «Лев Семенович Рубинштейн в Склифосовского. Сегодня утром стало известно о ДТП, в которое попал поэт Лев Рубинштейн.
Скончался поэт Лев Рубинштейн
Своими картотеками, как бульдозерами, Лев Рубинштейн сдвинул замшелый к середине 70-х мирок отечественной подпольной поэзии, безнадежно опирающийся на кости замордованного большевиками Серебряного века. Журналист, поэт, обозреватель и общественный деятель Лев Рубинштейн, погибший в результате ДТП. Водителя, сбившего поэта Льва Рубинштейна, приговорили к году и восьми месяцам лишения свободы условно. Льву Семеновичу было 76 лет. новости города Иваново и Ивановской области. Сегодня в Москве попрощаются со Львом Рубинштейном. приводит МИА «Россия сегодня» сообщение, опубликованное в блоге дочери поэта.