46-летний Николай Цискаридзе долгое время отказывался появляться в соцсетях. Николай Цискаридзе прошел путь от артиста кордебалета до премьера Большого театра. Чем он занимается сегодня, что думает о самообразовании, таланте, успехе и известности, Николай Цискаридзе рассказал «Коммерсантъ.
николай цискаридзе
Николай Цискаридзе: Триста лет в нашей стране выделяются огромные средства на производство такого уникального организма, как артист балета. И триста лет это происходит на очень высоком, профессионально-художественном уровне. К сожалению, в Школе получают только образование. А все остальное - успехи или неуспехи - происходят уже на производстве, непосредственно в театрах. И те блистательные выпускные, которые были сделаны за 10 лет - они, слава Богу, все экранизированы, и можно проверить мои слова - это следствие работы огромного коллектива и большого профессионализма тех, кто это делал. К сожалению, сравнить нас больше в мире не с кем. За то время, что я руковожу Академией, мы выпустили очень много одаренных детей. Но итог всегда разный, и это зависит от тех, кто занимается их судьбами в театре. А с этим сегодня - одна из самых плачевных ситуаций в нашей стране. Остается надеяться, что она изменится, и наслаждаться тем образом уходящего театра конца ХХ века, который вы передали в автобиографии "Мой театр.
Книга 1". Почему вам захотелось ее написать? Николай Цискаридзе: Я знаю много исторических и театральных примеров, когда очень значимых людей пытаются "стереть ластиком" из истории. Сначала я на это смотрел с улыбкой, а потом стало неприятно. И хотя я уверен, что все проходит и справедливость восторжествует, но мне хотелось рассказать о каких-то событиях с моей точки зрения. Любая автобиография - это, прежде всего, взгляд с чьей-то стороны. С моей стороны взгляд - он вот такой. И мне абсолютно безразлично, что и кто будет говорить по этому поводу. К тому моменту, когда я решил заняться книгой, многие события, свидетелем или участником которых я стал, уже были описаны и перевраны некоторыми авторами.
А то, о чем пишу я, имеет свое документальное подтверждение. Есть видеозаписи или документы. Когда я столкнулся с тем, что на сайте Большого театра в программках 31 декабря стали удалять мою фамилию, чтобы никто не знал, что на протяжении 18 лет я танцевал Щелкунчика в новогодний вечер, я понял, что эта тенденция - неспроста. Но ваша книга больше, чем просто мемуары знаменитого танцовщика. Она еще и срез времени. Для ваших ровесников, для старшего поколения - в ней столько ностальгических нот. А вам наверняка хотелось бы, чтобы ее читали и ваши ученики? Николай Цискаридзе: Я знаю, что книгу читают. И мои ученики, и не мои ученики.
Знаю, потому что регулярно получаю письма, сообщения, ко мне подходят, делятся впечатлениями. И очень взрослые люди, и очень молодые. Прежде всего я рассказываю о том, что является настоящим искусством. К сожалению, самому великому и самому прекрасному сопутствуют бесконечные дрязги и окружение очень нехороших людей. Так было всегда. В биографиях Микеланджело, Леонардо да Винчи, Рафаэля тоже можно прочесть много смешного и забавного о том, как и кто им мешал.
Еще в детстве он увлекся искусством: няня познакомила мальчика с классической литературой, сам он любил стихи, мать часто водила сына в театр. В 1984 году юноша поступил в Тбилисское хореографическое училище, через три года перешел в Московское хореографическом училище. В 1992 году Николай Цискаридзе окончил училище и, благодаря председателю экзаменационной комиссии хореографу Юрию Григоровичу , выпускник был принят в труппу Большого театра. Вскоре артист стал исполнять сольные партии в балетах Григоровича: «Золотом веке», «Ромео и Джульетте» и «Щелкунчике». В 1995-м он уже танцевал главные партии, с 1997 года — главные партии в репертуарных спектаклях Большого. В 1996 году Цискаридзе получил диплом о высшем образовании, окончив Московский государственный хореографический институт.
Поэтому меня это не расстраивает, и ничего страшного в этом нет. Главное, что тем, кому это интересно, есть где это послушать. И он оказывается совершенно иным, чем его интернет-образ. Случались у вас такие разочарования? Было несколько артистов, на которых я обратил внимание именно в сети как на очень красивых людей и был поражен тем, что, когда их встретил, они оказались еще интереснее. И такое бывает. Уже восемь лет как дипломированный юрист. Тема вашей диссертации - «Особенности трудовых договоров театральных работников». Значит ли это, что вы смогли грамотно и в свою пользу завершить все свои дела с Большим театром? К примеру, сейчас Анастасия Волочкова судится с Большим из-за того, что не может получить пенсию - ей неверно посчитали стаж. Они поднимали хайп, что якобы меня уволили, и если бы я хотел с ними судиться, то выиграл бы - это я говорю как юрист-трудовик. Что касается пенсии: я ее оформил в 33 года, когда стал пенсионером и ветераном труда, потому никаких сложностей с Большим театром у меня не было. Вы восхищаетесь профессионализмом Сергея Шнурова. Он на днях объявил о возвращении из затяжного отпуска группы «Ленинград». Пойдете на концерт в «Лужниках» в сентябре? Я действительно большой поклонник этой группы, с большим удовольствием много лет наблюдаю за творчеством Сергея и буду продолжать ходить на концерты. Все, что делает Сергей, мне очень нравится, это профессионально, талантливо и отличается от творчества многих «как бы групп». Я никого не агитирую, но и не являюсь ханжой. Ведь русский язык очень разнообразен, и есть выражения, которыми все пользуются, но некоторые делают вид, что они их не знают. Я так не делаю. Николай Максимович и его домашние питомцы - Габриэла и Габриэль. Фото: личный архив «Галкин прислал шутку, я пошутил в ответ» - Последний месяц только и пишут, что «несмотря на занятость, Николай Цискаридзе согласился стать ведущим программы «Сегодня вечером» на Первом канале. Почему вы приняли это предложение? И имею право в свое свободное время делать все, что хочу. Моя занятость на телевидении никак не пересекается с занятостью на рабочем месте. Я легко все это сочетаю. Во-вторых, мне интересно участие в программе «Сегодня вечером» - это возможность пообщаться с большим количеством талантливых, одаренных людей, и я с большим удовольствием это делаю. Это так совпало в первых выпусках или так будет всегда? И я не выбираю тематику, меня просто спрашивают, нравится она мне или нет. В основном это все очень интересно. И гостей приглашаю не всегда я, этим занимается большая команда людей.
Но мы тогда должны были что-то писать, и мама должна была заполнять эти бумаги. Познер: Вы уже рассказали о том, что ваша мама совершенно не желала, чтобы вы пошли в балет, и что вы грозно ей сказали «так-то и так-то», и вы до чего-то договорились. Где-то я читал, что она сыграла очень важную роль в том, что вы потом переехали в Москву. И даже сказано, что она сделала все для этого. Это что значит, что она сделала все? Цискаридзе: Я вам сейчас объясню, Владимир Владимирович. Вы как человек, живший в Советском Союзе, знаете, что было такое положение о национальных кадрах. Вот, я был не национальный кадр. И почему мама еще была против этой профессии? Мы были слишком далеки от элиты, театрально-балетной, где можно было это получить. На этих местах — там несколько мест было от Грузии — учились, естественно, блатные дети, как это всегда с Кавказа, вы знаете, зам товаровед позвонил этому, тому и так далее. Я шел в общем списке. Потому, когда встал вопрос о приеме… Несмотря на то, что я, действительно вот это я вам говорю уже как неплохой артист балета, проживший немаленькую жизнь в этом искусстве , я с точки зрения мальчика, который пришел в первый класс, был вундеркиндом. Потому что там не надо уметь танцевать — там надо было иметь какие-то способности, поднять ногу, вытянуть, строение ноги, пропорции, да? У меня был на тот момент полный пакет. Но меня не брали в Москву. Все время что-то мешало. То то, что я из Грузии, то то, что я с грузинской фамилией и так далее. И был смешной момент, когда сказали, что надо фамилию поменять. Мамина родная сестра замужем за Романовым. Она — Зинаида Романова. И надо было, чтобы мама отказалась от меня, родная ее сестра меня усыновила и сделала меня… И я помню, мне было тогда 11 лет, и мы сидим на кухне все, обсуждаем. Я маме говорю: «Николай Романов уже, по-моему, был в истории и, по-моему, это не очень хорошо закончилось». Все рассмеялись и на этом поставили крест. Познер: Но, все-таки, каким образом вы попали? Цискаридзе: Очень был интересный момент. Московским хореографическим училищем руководил, одним из замдиректоров Головкиной был такой дяденька по имени Дмитрий Яхнин. Он был, так скажем, человек с погонами. Замдиректора по воспитательной работе, что-то такое. И нам очень повезло, потому что мама работала в школе очень много лет, у нее было много родителей, с кем она дружила после даже того, как дети выпустились. Он после войны очень долго работал в Тбилисском артиллерийском училище. И, вот, кто-то нашелся, кто с ним дружил много лет, и он просто позвонил. Он одну вещь сказал, что «если у него есть данные, я вам обещаю, что он попадет». И, действительно, он пришел на просмотр и меня взяли в московское училище. Но после этого начинался новый этап. Значит, теперь надо где-то жить, и мама была против интерната. Надо было менять квартиру. Просто совпало: мне было 13 лет, маме исполнилось 55, она оформила пенсию и со мной сюда переехала. Но это было счастливое советское время: там она сдавала квартиру, здесь мы снимали комнату, у нее была пенсия достаточно большая… В. Познер: А в счастливое советское время можно было сдавать квартиру? Цискаридзе: Да, можно было, и нам хватало денег. Но в один прекрасный день, Владимир Владимирович, рухнул Советский Союз, рухнули все деньги, пенсии обесценились, и жить стало не на что. И вот это, конечно, маму привело совершенно в страшную вещь. Я считаю, что я танцую на ее костях всю свою жизнь, потому что она делала все, чтобы нам было, на что жить, что есть. А еще что было смешно? Несмотря на то, что она была педагогом с 35-летним стажем, когда рухнул Советский Союз, очень много педагогов ушло из школ. Школа, находящаяся рядом с нашим домом, там не было физики в течение полугода. И директор мечтала ее взять на работу, потому что она была — очень крупный специалист. Но не имела права — у нее не было московской прописки. А это был бы хотя бы заработок хоть какой-то. И так далее, и так далее. Тогда я ничего этого не понимал. Но когда я стал взрослым, когда я стал понимать, что сколько стоит, что такое прописка, что такое квартира… Я тут недавно документы какие-то оформлял и я увидел, в какой момент я прописан в Москву. В марте эта страна рухнула. В марте бы меня уже не прописали, понимаете? А она положила жизнь на то, чтобы меня прописать, потому что без прописки меня бы в Большой театр не взяли. Познер: Насчет того, как вас взяли в Большой театр. Я не знаю, помните ли вы это или нет вы не могли этого видеть , но когда был первый конкурс имени Чайковского и победил Ван Клайберн, то Рихтер, который был среди членов жюри, поставил Ван Клайберну 20 баллов, а всем остальным поставил 0. И Клайберн победил. И я иногда думаю: «А если бы не было Рихтера, если бы Клайберн не победил? Все равно это был настолько яркий, талантливый человек, что он пробился бы». Теперь ваш случай. Вас в списках, чтобы попасть в Большой театр, нет. Смотрят списки, видит вас Григорович и говорит: «Грузину — пять и взять в театр». Говорят: «Как это? Он пишет вас под первым номером, несмотря на алфавитный список, и таким образом, в какой-то степени решает вашу судьбу. Цискаридзе: Все, моя судьба решена Григоровичем. Познер: Если бы не было Григоровича я продолжаю параллель с Ван Клайберном , как вам кажется, вы бы выбились в первачи? Я маме сказал такую вещь: «Если меня не возьмут в Большой, я никуда не пойду». Вообще не пойду. Для меня балет был, с какого-то момента, когда я… Сначала я хотел попасть в сказку, потом понял, что моя сказка — это восемь колонн, квадрига и потому что самое лучшее в этой стране. Просто мы тогда не знали, что есть что-то другое, немножко страна была закрытая. И моя мечта была только о Большом театре. Я много раз говорил… В. Познер: А что было бы? Вот, вы бы не пошли в Большой, и что? Цискаридзе: Наверное, пришлось бы идти учиться на кого-нибудь. Но я, наверное бы, пошел поступать в театральные вузы. Потому что я очень… Я знаю одно, Владимир Владимирович. Не знаю как, но в театр бы я попал по любому поводу, не артистом, может быть, художником, может быть, оформителем, может быть, рабочим, со светом работал и так далее, и так далее, и так далее. Но театр был для меня… Мне понравилось это производство, мне нравилось там все. Да, я понимаю, что это сложная профессия, она имеет лимит, она имеет определенные условия — тут есть интриги, там есть клановость и так далее. Но это все прекрасно. Познер: Прекрасно-прекрасно. Вот вы говорите о Большом — я много читал и мало комплиментарного. Вы говорите о невероятной зависти, о том, что… Н. Цискаридзе: Я говорю о людях, а не о Большом. Познер: А что такое здание без людей? Это же люди. Когда вы попали туда, вы постепенно должны, тем более с вашим талантом… Вы сразу стали выделяться. Вы говорили о том, что они думают, как друг друга сожрать вообще, что все время надо вертеть головой, да? Это как? Как с этим жить? И вообще, что это? Характерно в особенности для балета? Цискаридзе: Для балета это очень сильно характерно по одной причине. Срок сжат. У вас очень мало времени. Если в драматическом театре это счастливое время… Правда, не сыграл ты Чацкого, не смог ты стать Молчалиным, но зато ты сыграешь Фамусова и ты прозвучишь. Есть много артистов, вот, знаменитая актриса я не помню ее фамилию , которая мисс Марпл играет в английском сериале. Она во сколько лет стала суперзвездой? И так далее, и тому подобное. В балете — нет, только до 23 лет. Ты в 23 года уже должен быть мировой звездой, для большой карьеры. И все. Ничего у тебя не получится. Потому здесь сконцентрировано. Что касательно всяких сложностей, понимаете, я знаю одно. Что любой театральный коллектив или, коллектив на заводе, или где угодно — это модель нашего мира. В принципе, это Дарвин, это естественный отбор. Не съешь ты — тебя съедят. Если ты не умеешь защищаться… Возвращаясь к первому вопросу, за что мне не стыдно… Я вел только оборонительные войны в своей жизни. Я не позволил себе вести наступательные. Оборонялся я, действительно, очень жестко и очень серьезно. Познер: Как, например? Цискаридзе: По-всякому. Доказывал, ругался и так далее. Мне повезло. Первое время мне повезло — у меня был иммунитет фантастический: с одной стороны стояла Уланова, с другой — Семенова. Крепче брони не существовало. Но они воспитали мой характер так… Пример вам приведу — будете очень смеяться. Тот же Нарцисс, Галина Сергеевна решила, что не надо танцевать под фонограмму, не надо танцевать под оркестр — под рояль, так, как это решил Голейзовский. Она заходит в кабинет со мной вместе к тогдашнему художественному руководителю и говорит: «Так-то, так-то и так-то, я решила, что на сцене должен стоять рояль, и Коля будет танцевать под рояль». Так как это Уланова, ей надо было подробно объяснить, почему рояль невозможно вынести на сцену. Она его выслушала, потом встала и сказала: «Я поняла: рояль будет стоять на сцене» и вышла. И такой жесткости они меня научили очень сильно. Есть вещи, которые я не позволю сделать. Познер: Драться приходилось? Но, вы понимаете, это все такие мелочи по сравнению с той радостью, которая у тебя иногда бывает творческая. Я часто думал: «А стоила игра свеч? А стоило туда идти? И они вместе, когда встал вопрос, чтобы мне дать ставку солиста, они вместе — эти женщины очень мало в жизни общались, это было два противоположных лагеря — они вместе пошли к Васильеву, он тогда был худруком и гендиректором Большого театра, и мне выбили премьерскую ставку. И меня с самой низшей ступеньки перевели на самую высшую, где были народные артисты. Значит, за что-то я должен благодарить судьбу, что это произошло? Я, к сожалению, не имею права… В. Познер: После этого вас, наверное, так полюбили. Это отдельно, ну что вы. Слушайте, вы по ходу пьесы вспомнили Молчалина и Чацкого, а я из-за этого вспомнил ваши слова. Вы как-то сказали, что «время у нас сейчас Молчалиных, а я — Чацкий. К сожалению». Во-первых, я хочу спросить вас, почему вы жалеете о том, что вы Чацкий? Чацкий, все-таки, на мой взгляд, замечательный человек. А время Молчалиных было всегда. Когда-нибудь было время Чацких? Цискаридзе: Я не жалею. Я, к сожалению, говорю с грустью, что это сложное амплуа. Познер: Да, а время Чацких? Цискаридзе: Да, было. Познер: Два годика — время Чацких. А потом — все, опять Молчалиных. Наверное, 1917 год, 1918 — тоже Чацкие. Когда нужны люди, которые, действительно, что-то хотят сделать. Я, знаете, я у Бисмарка прочитал гениальную фразу, что революцию задумывают романтики, осуществляют фанатики, а пользуются плодами подлецы. Ведь, действительно, если задуматься, все революции, которые мы с вами видели, к сожалению, история свидетельствует только об этом. Познер: Вы помните, была песенка довольно ироничная «Зато мы делаем ракеты и перекрыли Енисей, и также в области балета мы впереди планеты всей». Это правда? Во-первых, были ли впереди планеты всей? Цискаридзе: Мы должны делать всегда сноску, когда вспоминаем эти строки. Мы впереди планеты всей в классическом балете. Нам нет равных, и равных быть не может. Познер: По сей день? Цискаридзе: По сей день. Познер: Даже французы, создавшие балет? Они это потеряли. Мы это им вернули, благодаря антрепризе Дягилева, благодаря революции, когда отсюда сбежало, действительно, огромное количество талантов не только в области балета, вообще. Мы вернули туда все.
Донос на школьника в КГБ
- Правила комментирования
- Николай Цискаридзе готов вернуться в Большой, но на своих условиях
- Николай Цискаридзе о Циничных Сволочах и Поколении «Спс» — B.U.K.
- Николай Цискаридзе: "Закулисье Большого театра - это ад" - МК
- Николай Цискаридзе: «Я могу позволить себе меняться» | PSYCHOLOGIES
Николай Цискаридзе расскзаал, что закулисье Большого театра – это ад
В антракте Николай Цискаридзе дал интервью для Инфопортала Зеленограда, в котором он рассуждает о балете, русской культуре, системе образования, преемственности, своих учителях, впечатлениях от открытия Олимпиады в Сочи, поддержке Евгения Плющенко, совести. Николай Цискаридзе о "Щелкунчике", Николай Цискаридзе руководитель, Николай Цискаридзе Большой театр, Академия русского балета имени Вагановой, Кремлевский дворец, Ректор Академии балета, Цискаридзе директор Большого театра, балет Щелкунчик, Как. РИА Новости, 1920, 06.12.2021.
"Интервью": Николай Цискаридзе – о балете и русской культуре
Один из главных артистов российского балета Николай Цискаридзе подробно рассказал о «кухне» главного театра страны и рассказал, с чем пришлось столкнуться и ему. Знаменитый артист балета Николай Цискаридзе впервые рассказал о травле, которая развернулась против него в соцсетях. авторы, интервью, николай цискаридзе. Николай Цискаридзе – последние новости. Николай Цискаридзе рассказал, останутся ли зарубежные театры без отечественной классики. «Ведомости» – эксклюзивы, истории успеха, интервью.
Правила комментирования
- Николай Цискаридзе: «Балет — это каторга в цветах» - 7Дней.ру
- Самое популярное
- Николай Цискаридзе: «Скромность украшает того человека, у которого нет других украшений»
- Николай Цискаридзе. Самое время. Фрагмент информационного канала от 01.12.2023
«Меня не существовало»: Цискаридзе рассказал об «установке» Большого театра
Как Николай Цискаридзе проводит время в самоизоляции. Напротив, вопреки позиции многих артистов и художников, Цискаридзе решительно выступает за единство Русского Мира и постсоветских стран. Критический для деторождения возраст матери Николай Цискаридзе назвал главной причиной своего появления на свет вне брака[10]. свежие новости дня в Москве, России и мире. Напротив, вопреки позиции многих артистов и художников, Цискаридзе решительно выступает за единство Русского Мира и постсоветских стран.
Николай Цискаридзе: «Нет ничего важнее понимания, поддержки»
Там как бы подразумевается, что одна игрушка — мальчик, другая — девочка. И Кубарю нравился Мячик, но тот не отвечал взаимностью. В общем, в какой-то момент обе игрушки оказались на помойке… Мячик сдулся, Кубарь его даже не узнал сначала… В итоге заканчивается сказка тем, что Кубаря достали, потому что его можно было подремонтировать. А Мячик так и остался на мусорной куче. Это очень поучительная история. Я всем все время говорю: мы никогда не знаем кто, когда, как, куда. У меня была одноклассница, она была влюблена в одного артиста. Мы были маленькие, нам было лет по 13, и мы все над ней издевались. Потому что мы знали к тому же, что этот артист не очень предпочитает женщин. Дети же злые, мы над ней потешались все время. Этот человек тогда работал в театре Станиславского.
Прошло много лет, этот человек оказался в Большом театре, выбился в руководство. И вот я однажды бегу по коридору и вижу: сидит в коридоре Васильев. Я подхожу, мы обнялись, побеседовали. Я говорю: «Почему вы здесь? Бегу дальше, там комната была, где у нас канцелярия балета, захожу, а там сидит Григорович. И мы опять обнялись. Я открываю кабинет, а я типа звездень-звездень, а тот сидит с каким-то, так скажем, мелким чином в балете, анекдоты травят. Не то что они обсуждают важное, они анекдоты травят! Я говорю: «Слушай, ты знаешь, там, в коридоре тебя ждут Васильев и Григорович? Я закрыл дверь… И знаете, когда шок, просто по стене съехал, сижу и вспоминаю тот кадр, когда мы маленькими издевались над одноклассницей, что она в него влюблена.
Если бы мне тогда кто-то сказал, что к этому ничтожному персонажу Васильев и Григорович будут сидеть в очереди в кабинет, я бы хохотал. Для этого человека потом все закончилось очень плохо. Я думаю, что его беды не до конца все произошли. Такой энергетический поворот… Противостояние большому искусству не должно существовать… Почему я вам сказал про уважение к Васильеву и Григоровичу, здесь не может быть такого «ничего подождут» — этого не может быть! Т ы показываешь только свою ничтожность, ты сел в это кресло и тешишь свои комплексы тем, что ты так к ним относишься?! Понимаете, после того мне жизнь очень сильно показала, что мы не знаем, что будет завтра. Почему говорят «от сумы и от тюрьмы не зарекайся». Вот эта сказка, мне кажется, очень точная: встретившись на мусорной куче, не всегда можно узнать бывший объект преклонения… «Большой театр, как крупный океанский лайнер. Он не останавливается в одну секунду» — Вы часто говорите о том, что ваши выпускники, поступая в театры, попадают в руки непрофессиональных безответственных педагогов и репетиторов. Есть ли выход из данной ситуации?
Понимаете, в чем проблема… Сейчас балетными труппами зачастую руководят люди, ничтожные с точки зрения искусства. Может быть, они прекрасные в жизни, я не хочу этого знать. Но с точки зрения искусства они ничтожные. Они никем не были. Если они получили какие-то звания, регалии, они получили их, потому что сели в кресло. И они уничтожили педагогический состав театров. Потому что они хотят, чтобы все, кто работает под их началом, были точно ниже и в званиях, и в регалиях, а главное — в профессионализме. На днях вышел документальный фильм о Большом театре. И там есть кадры, как балет «Дочь фараона» готовят два человека, которые никогда этот балет не танцевали. И мало того, балетмейстер целенаправленно их не ставил.
Потому что они ему просто не подходили. Этот балет поставлен на меня и на балерину Надежду Грачеву. И Надя работает в театре, но ее не привлекают для репетиций. И когда этот балетмейстер, Пьер Лакотт, уезжал, я был назначен им главным репетитором по этому спектаклю в Большом театре. У меня даже есть фотография этого приказа. И когда я увидел, как молодых, способных артистов готовили вот эти педагоги, это преступление. Это все равно, что вы пойдете учиться быть пилотом к дантисту. Этого не может быть. Тот человек, который понимает, что такое полет, должен и учить этому. К сожалению, пока будет происходить обратное, прогресс в русском балете не будет присутствовать.
Да, у нас есть очень хороший материал и очень хороша возможность делать больших артистов. Но у нас нет больше специалистов. В театрах специалисты уничтожены. Понимаете, когда народная артистка Семеняка репетирует какую-то маленькую вариацию, а человек без году неделя репетирует главные роли... Это преступление. Какие будут ваши первые действия, когда вы возглавите Большой театр? Именно когда, а не если… — Я терпеть не могу сослагательное наклонение, это раз. Во-вторых, мне жизнь показала, и мы начали с того, что говорили про руководство. Вот я шел быть руководителем. Я думал, что сейчас я сделаю то-то и то-то, а пришел на производство — и там оказалось такое количество проблем и такое количество ужасов...
Мне пришлось, для того чтобы сделать то, что я хотел, пропахать большое количество ситуаций… Большой театр, если проводить аналогию, это как крупный океанский лайнер. Он не останавливается в одну секунду. Даже если вы нажали на тормоз. Как «Титаник» они остановили, но он еще очень долго плыл по инерции и потерпел крушение. Очевидно то, что надо будет элементарно делать ревизию всего: и хозяйства, и работников, которые не соответствуют своим занимаемым должностям. Главное — администрация. Я как юрист вам скажу, иногда просто смотрю, что происходит в родном коллективе, и вижу, что такого понятия «профсоюз» просто уже не существует. Уважение к труду, безопасности… эти вещи забыты. Она была права. Когда я подошел к пенсии, у меня было два высших образования.
Я уже много лет работал педагогом, и я очень плавно пошел дальше. Конечно, я обо всем этом думаю. Почему я сказал: когда я пойму, что не хочу больше вернее, что мое внимание не может больше принести пользы работать педагогом, я первый встану и уйду. Мне никто не верил, что я так просто прекращу балетную карьеру. А я единственный, кто день в день сказал «до свидания». Потому что я, прежде всего, себя уважаю. Потому у меня все продумано. Время непредсказуемо, сейчас я не могу вам сказать, когда почувствую старость. Потому что мои педагоги даже в девяносто с лишним чувствовали себя молодыми. Как-то я сказал Марине Тимофеевне Семеновой, которой уже было хорошо за девяносто лет: «Ой, я до такого не доживу».
Она говорит: «Доживешь, я тебя заразила». Это какое-то новое явление в балете? Это фатально, прежде всего, для мужского коллектива, потому что переносить артисток такого роста, такого объема — просто сознательно толкать здоровье танцовщиков, чтобы у них были большие проблемы со спиной, потом и с сердцем и т. Мы много раз говорили, что это, как правило, чья-то дочь, чья-то жена или возлюбленная. Да, раньше, когда была коммунистическая власть, были очень жесткие правила, все очень четко отслеживалось. Смогла бы продолжить обучение девочка, если бы она выросла хотя бы на один сантиметр выше нормы? Их отчисляли еще в школе. Но потом все изменилось. Что для вас эти слова? Меня так учили с детства, я по-другому не знаю существования.
Ты себя должен уважать. Если ты не уважаешь себя, тебя никто не будет уважать. Очень хорошую фразу я прочитал на днях — клоун, который переехал жить во дворец, не стал королем, он превратил дворец в цирк. И много наших театров этому олицетворение.
Если у меня возникнут вопросы, я их задам и объясню, что мне не нравится». Первая солистка Мариинки Хорева получила травму на спектакле «Лебединое озеро» — Потрясло количество больных детей. В училище принимаются дети исключительно здоровые, потому что балет — это тяжелый физический труд. Количество детей, которые срезаются на втором, медицинском, туре из-за таких диагнозов, как порок сердца, нераскрытые легкие, грыжи, вывихи, смещения, меня поразил.
С такими диагнозами нельзя заниматься балетом. Я не последний профессионал в балете. Неплохо разбираюсь в хозяйственных вопросах. Конечно, большим подспорьем стало юридическое образование. У меня хорошие примеры и ориентиры. Всегда вспоминаю свое детство, Московское хореографическое училище, ее школу. Каждый день Софья Николаевна выходила из своего кабинета и шла в столовую — проверяла, что готовили. Она ела с нами из общего, как говорится, котла.
И теперь мои дети видят меня. Один мальчик мне однажды смешно сказал: «Все знают, что вы рыбу не любите — вот ее плохо и готовят». А я действительно рыбу не понимаю, потому что она для меня уже невкусная. Потому теперь прошу пробовать тех, кто в ней разбирается. Одно из правил воспитанников Императорского театрального училища 1887 года гласит: «Ешь, но не объедайся, играй, но не заигрывайся, делай все в меру». А чтобы создать нечто стоящее, нужно много работать. И не только ногами, но прежде всего головой.
Я не раз поднимал этот вопрос на различных советах федерального уровня, в том числе на Совете по реализации государственной политики в сфере защиты семьи и детей, который создан указом президента РФ и который возглавляет Валентина Ивановна Матвиенко. Современные дети категорически не знают русские сказки, вообще русскую литературу. Они великолепно разбираются во «Властелине колец», потрясающе знают «Гарри Поттера». Но если мы спросим детей на улице, то ни один ребенок не скажет, что «Красавица и Чудовище» — это «Аленький цветочек», и для меня это очень неприятный симптом. Я не отрицаю, что «Красавица и Чудовище» — это очень талантливо сделанный фильм. Но хотелось бы, чтобы российские граждане знали не только «Белоснежку и семь гномов», но и «Сказку о мертвой царевне и семи богатырях», и понимали, как они связаны. Я говорил об этом и когда был артистом, а теперь, когда я уже семь лет возглавляю одно из старейших учебных заведений в нашей стране, могу приводить примеры без конца. А как вы относитесь к упоминанию Бога в Конституции? Николай Цискаридзе: Уже будучи педагогом, однажды в Москве я повел учеников в Третьяковскую галерею. Там есть целый этаж, посвященный русской иконе, я показывал им экспозицию, рассказывал об Андрее Рублеве… А потом мы пошли в действующую церковь посмотреть на Казанскую икону Божьей Матери. И одна девочка отказалась входить в православный храм, потому что она мусульманка. Я тогда первый раз задумался о том, что нас окружают люди других конфессий, что между нами есть разница, которую надо учитывать. Конституция — это юридический документ, в котором сказано, что у нас многоконфессиональная страна, при этом Российская Федерация — светское государство. В моей семье все были христиане, хотя мама — грузинка, отчим — армянин, а няня была украинкой. Крестили меня в храме Святой Варвары, который относился к Русской православной церкви. И когда я в детстве услышал от маминых родственников: «Ты же его в русской церкви крестила», то сначала не понял, какая разница. Но зато я выучил армянский и грузинский язык, чтобы общаться с родственниками и тем самым выказывать им уважение. Вы ощущаете, что культуре в широком смысле нужно дополнительное законодательное регулирование? Николай Цискаридзе: Абсолютно. И в первую очередь это касается опять-таки образования. Еще будучи артистом балета, я писал президенту письмо от себя лично, потом такое же — уже на посту ректора.
Его уход из Большого театра стал большой потерей для искусства. В ток-шоу «Просто о сложном» в Яндекс. Эфире он рассказал Софико Шеварднадзе , на каких условиях готов вернуться обратно. По словам артиста, он даже готов возглавить труппу и стать ее художественным руководителем. Для него самое главное — это не прибыль, а возможность полноценно работать, которая напрямую зависит от политики генерального директора культурного заведения. Я спокойно пойду работать в больницу, с меня корона не упадет вообще».