Алексей Иванов – автор по-честному прекрасный, написавший блестящие романы «Сердце Пармы», «Географ Глобус пропил», «Золото бунта» и «Тобол», к теме ужасов подбирался давно. На прошлой неделе на экраны вышел фильм Александра Велединского «Географ глобус пропил», снятый по одноименной книге пермского писателя Алексея Иванова. Ещё новости о событии: Автор романа «Географ глобус пропил» Алексей Иванов презентует новую книгу в Национальной библиотеке РТ. Географ глобус пропил – книга С неким подозрением я отношусь к современным российским писателям.
Книжный марафон: "Географ глобус пропил" Алексей Иванов
| Самарские пионеры - вампиры стали героями новой книги автора бестселлера «Географ глобус пропил» | Алексей Иванов является автором романов "Географ глобус пропил", "Сердце Пармы", ряда сценариев для фильмов. |
| Ответы : Ваше мнение о книге пермского писателя Алексея Иванова "Географ глобус пропил"? | Основные мотивы романа Алексея Иванова «Географ глобус пропил». |
| «Страна потеряла надежду жить лучше»: писатель Алексей Иванов — о нынешней России | По мотивам его романа «Географ глобус пропил» был снят одноименный фильм. |
ЧАСТЬ III. ВЕЧНОЕ ВЛЕЧЕНИЕ ДОРОГ. УМЕНИЕ ТЕРЯТЬ
Мальцев МихаилГуру 4562 10 лет назад И не дойдут пока, он только осенью на экран выйдет Надежда Бонина Искусственный Интеллект 168809 И в интернете нету, думаете? Я не искала, но думала, что уже лежит где-ниб. Сделала "закладки" на другие книги. Мне понравилось. А чем?
Просыпается раньше их, разжигает костер, готовит кашу и т. Ни на каком плоту он по пьяни не уплывает! Единственный прокол — в электричке, по дороге в поход. Кстати, в фильме меня очень задела ситуация, когда Служкин с Будкиным бухали в школе, обсуждая отношения Будкина с Надей. По книге они делали это тихо и мирно, но в подвале дома. Согласитесь, это большая разница, которая не должным образом характеризует героя.
Вообще когда я начинала читать книгу, в голове прочно стояли актеры, сыгравшие в фильме. Конечно же, это не есть хорошо, потому что вместо того, чтобы сложить своё мнение о герое, о его поведении, внешнем виде, мне долго приходилось «пользоваться» тем, что нам навязал режиссер. Не знаю как другие, но лично я по фильму увидела, что Служкин уже далеко не молод, что ему под 40 уж точно. А по книге ему всего лишь 28! То есть достаточно молодой парень! Поэтому, на мой взгляд, вполне объяснима его дружба со школьниками и даже выпивка с ними! И разговоры по душам в классе. Вообще фильм очень поверхностно затрагивает отношения Служкина как учителя с учениками. Книга намного глубже показывает это! В книге Служкин привязан к детям, ему с ними интересно, хоть у него с ним и проблемы.
Географ достаточно уверенно держался в школе! Он много занимался с детьми! Учил их уму разуму! И учил он, конечно же, не один класс, а целых три по книге и в каждом были любимчики и проблемы. Как и я думала, Служкин достаточно глубокий человек с красочным внутренним мировоззрением! Не помню как в фильме, но по книге, Служкин такой весельчак, который постоянно шутит, говрит рифмами, даже ученикам в тетрадках оценки подписывал стишками в тему собственного сочинения.
Во-вторых, оно красивое.
В-третьих, оно даже к Тевтонскому ордену не имеет отношения, потому что названо в честь чешского короля Карла Второго. А фигура Михаила Калинина вызывает у меня некое историческое недоумение. Мне кажется, этот человек недостоин чести получать города, названные его именем", — заключил Иванов.
Иванова спрашивали о Перми и пермской «культурной революции». Алексей Иванов: — Я в пермском публичном пространстве два с половиной года не присутствую. Только в этот момент премьера фильма — ред. Там ни одного моего проекта не поддержали ни власть ни бизнес. А в Екатеринбурге поддержали. Поэтому я здесь. В этом проекте «Пермь — культурная столица» — ред. Нет, проект не провалился: коррупционная составляющая отлично отыгралась. Люди довольные разъехались. Отдельно Иванов рассказал о постановках и экранизациях других книг. Автор не участвует в создании сценария: «Я в принципе считаю, не стоит вникать. Если доверяешь автору — а я доверяю, не надо мешаться под ногами». Права на экранизацию нескольких романов уже куплены, но главный вопрос, по словам Иванова, в финансировании. Также к печати готовится книга писателя о «лихих 90-х» в Екатеринбурге, которую Иванов называет «сборником новелл» — их будет ровно 100. Книга будет дописана к концу года, в печать выйдет в феврале. Журналисты интересовались тем, как Иванов реагирует на отзывы на свои произведения, считает ли он сам свою книгу уникальной? Алексей Иванов: — Вы думаете, я скажу, что книгу читать не стоит? Некорректно мне судить об уникальности. Я, с одной стороны, должен скромничать, но это нелепо. С другой стороны, и нахваливать себя тоже нелепо. Эта книга написана в 1995 году, и восемь лет пролежала в столе, и за это время не сдохла. В 2003 году она напечатана, вышло больше 100 тыс. Да, педагоги не могут эту книгу одобрять по принципу. За антипедагогичность меня ругали на страницах «Литературной России», а «Учительская газета» написала хорошую рецензию на роман. Это не о педагогике.
Алексей Иванов, "Ненастье". Автор "Географ пропил глобус" издал роман об "афганцах"
Проблема героя времени в романе Алексея Иванова «Географ глобус пропил». "Географ глобус пропил" — книга известнейшего современного русского писателя Алексея Иванова ("Сердце Пармы", "Золото бунта","Тобол", "Ненастье" и пр.). Это один из первых романов писателя. Автор романов «Пищеблок» и «Географ глобус пропил» дал интервью
ЧАСТЬ III. ВЕЧНОЕ ВЛЕЧЕНИЕ ДОРОГ. УМЕНИЕ ТЕРЯТЬ
| Школьники против вампиров – в новой книге «Пищеблок» от автора «Географ глобус пропил» | Географ глобус пропил обложка книги. |
| Школьники против вампиров – в новой книге «Пищеблок» от автора «Географ глобус пропил» | Алексей Иванов. |
| Зачем географу пропивать глобус, | Алексей Иванов — известный писатель, сценарист и культуролог, автор бестселлеров «Ненастье», «Географ глобус пропил», «Сердце пармы», «Золото бунта». |
| Все аннотации к книге "Географ глобус пропил" | Эту книжку Алексея Иванова я впервые прочел лет десять назад, когда еще учился в университете. |
| Алексей Иванов, «Географ глобус пропил» и премьера: pamsik — LiveJournal | Основные мотивы романа Алексея Иванова «Географ глобус пропил». |
Автор книги «Географ глобус пропил» завершил работу над «калининградским» романом
Читайте интересные рецензии и отзывы читателей на книгу «Географ глобус пропил», Алексей Иванов. В книжном интернет-магазине «Читай-город» вы можете заказать книгу Географ глобус пропил от автора Алексей Иванов (ISBN: 978-5-00-139503-4) по низкой цене. Писатель Алексей Иванов планирует написать книгу о Калининградской области. Алексей Иванов известен благодаря книгам об Урале: «Сердце Пармы», «Золото бунта», «Географ глобус пропил». история, к которой необходимо поставить ключевой вопрос.
Зачем географу пропивать глобус,
история, к которой необходимо поставить ключевой вопрос. полная версия в форматах fb2, txt, epub, pdf или читать онлайн! Скачать книгу Географ глобус пропил, автор Алексей Иванов бесплатно в fb2 формате. Алексей Иванов — известный писатель, сценарист и культуролог, автор бестселлеров «Ненастье», «Географ глобус пропил», «Сердце пармы», «Золото бунта». Книги Алексея Иванова входят в программу высшей школы по литературе, также по его произведениям выпускаются научные работы и диссертации. Алексей Иванов провёл в Екатеринбурге пресс-конференцию, посвящённую премьере фильма «Географ глобус пропил».
Автор романа "Географ глобус пропил" Алексей Иванов закончил новую книгу
А дерзкая бунтарка вдруг становится обычной. И тут героям, а вместе с ними и нам, открывается страшная действительность: оказывается, что в лагере уже много лет имеют место быть незарегистрированные милицией случаи вампиризма. Советские граждане сосут кровь у советских граждан, лагерь превратился в один огромный пищеблок, куда смотрит хваленое КГБ? Первый о вампирском заговоре узнает Валерка. Вожатый Игорь ему сперва не верит, но потом они вместе становятся нашим красным Ван Хелсингом. Вот ведь какая незадача: даже трамваи научились делать низкопольные, как на Западе, а отечественного производителя ужасов все нет и нет, одно сплошное импортозамещение. Алексей Иванов — автор по-честному прекрасный, написавший блестящие романы «Сердце Пармы», «Географ Глобус пропил», «Золото бунта» и «Тобол», к теме ужасов подбирался давно. Лет восемь назад он, прикрывшись псевдонимом Маврин, уже штурмовал бастион жанра в не самой своей удачной книге «Псоглавцы».
И вот новый заход, не через взрослые ужасы, а через детские. Пионеры-вампиры вышли на охоту, закрывайте этажи, скоро будут грабежи.
А так?.. Лишь бы нажраться. Ладно Будкин, он всё равно припрётся. А зачем с ним Рунёва? Невежливо тащить с собой подругу, пока она не стала женой.
И Колесниковых тоже зачем позвал? Они разве звали тебя на свои дни рождения? Ветке главное напиться, а муж её вообще дурак, куда он нужен? Тем более они с сыном придут… — Ну не ругайся хоть сегодня, — примирительно попросил Служкин. К трём часам они поссорились ещё раз, но праздничный стол был готов. Надя и Тата поздравили именинника: Надя осторожно поцеловала и вручила набор из одеколона, дезодоранта и крема для бритья, а Тата подарила папе аппликацию — домик с трубой в окружении ёлочек. Служкин поднял Тату на руки и поцеловал в обе щеки.
В половине четвёртого звонок затрещал и явился Будкин. Теперь на год скорее сдохнешь… Это тебе, — и он вручил Служкину цветастый двухтомник. Затем в дверь стеснительно звякнула Саша Рунёва. Она подарила Служкину рубашку в целлофановой упаковке и извинилась: — Мне показалось, что тебе подойдёт… Она робко поцеловала его и вытерла помаду платочком. Последними прибыли Колесниковы. Ветка, визжа, повисла на Служкине, а потом перецеловала всех: и Сашеньку, с которой была едва знакома, и Надю, про которую знала, что та её недолюбливает, и Будкина, который для такого дела охотно выбежал из сортира. Колесников потряс всем руки и протянул Наде толстую бутылку — свой подарок.
Надя несколько театрально улыбалась гостям. Шуруп вышел из-за родительских ног и солидно пробасил: — Дядя Витя, я тебя тоже проздравляю. Вовка, это Саша Рунёва. Сашенька, это Вовка, муж Ветки. Сашенька и Колесников странно переглянулись. Празднество началось. Пока звучали традиционные тосты — за именинника, за родителей, за жену и дочку, за гостей, — Служкин ещё сдерживался в речах и поступках, но затем развернулся во всю прыть.
Он исхитрялся быть сразу во всех местах, подливал в каждую рюмку, разговаривал со всеми одновременно и в то же время вроде бы сидел на своём месте, не отлучаясь ни на миг, принимал положенные чествования, однако на нём уже похрустывала подаренная рубашка, рядом с локтем скромно притулилась уже на треть початая бутылка Колесниковых, которую Надя спрятала в холодильник, а в двухтомнике, лежащем на телевизоре, очутилась закладка из конфетного фантика на середине второго тома. Первым захмелел Колесников. Он рассказывал Сашеньке людоедские истории о своей службе в милиции. Покраснев и расстегнув воротник, он раздвинул посуду в разные стороны и на свободном пространстве стола ладонями изображал различные положения. Они приезжают, все на джипах, все шкафы, в коже, со стволами под мышками. Сходятся на разборку. А мы внезапно по мегафону: «Не двигаться!
Бросить оружие! Ну, тут мы… Сашенька слушала невнимательно, крутила в пальцах рюмку, куда со словами «Где Петрушка, там пирушка! Сашенька механически пила и глядела на Будкина, который учил Тату есть колбасу с помощью ножа и вилки. Тата, пыхтя и высоко задирая локотки, неумело мочалила колбасный кружок, а Будкин брал отрезанные кусочки пальцами и клал себе в рот, всякий раз ехидно подмигивая Наде. Надя, смеясь, возмущалась этим хамством и путано поясняла Ветке рецепт нового торта. Ветка карандашом для глаз поспешно записывала рецепт на салфетке и рвала грифелем бумагу. Пользуясь свободой, Шуруп покинул компанию и возле кровати безуспешно усаживал Таточкину куклу на спину Пуджика, что лежал в позе сфинкса и невозмутимо дремал.
Я пистолет достал и на колени положил — от таких всего ждать можно… — Кто за ляжки, а мы за фляжки, — сказал Служкин, выпивая. Через некоторое время он выбежал из-за стола, включил магнитофон и начал отплясывать, как павиан в брачный период. Но его пример никого не воспламенил. Тогда Служкин задёрнул шторы, погасил люстру и переменил кассету. Медляки сыграли свою роль, и теперь никто не остался сидеть. Я сейчас такая пьяная, мне крутой порнухи хочется… Давай его накачаем, чтобы он у вас заночевал, а потом ты пойдёшь меня домой проводить, там и оторвёмся… — Женщина — лучший подарок, — ответил Служкин. В дальнем углу, в темноте, Колесников умело и жадно мял Сашеньку, не переставая бубнить: — На операцию втроём поехали: я и ещё двое, омоновцы… Когда Служкин повёл Надю, Надя сказала, что ему хватит пить.
Колесников пошёл в туалет, и Саша наконец перепала Служкину. Ты не думай ничего такого… Ну, цветы дарит, гулять зовёт, с работы встречает, и всё. С ним легко, ни о чём думать не надо, — он дурак. Знаешь, кто это? Это Колесников. Значит, тут все мужики — твои поклонники? Она уже напросилась ко мне сегодня на ночь.
Вот там и замечу её присутствие. Просто ей пожаловаться охота больше, чем потрахаться. Давай задушевничай с ней — тебе же нравится. Это тебе награда за облом с той немочкой. Я тоже уже большой, в трусах. А что она меня в гости позвала — так ты знаешь, я не пойду, чужой земли мы не хотим ни пяди! И чего ты киснешь — у тебя ведь Надя есть.
В дверь неожиданно позвонили, и открыл Колесников. Кого надо? По какому делу? Колесников подумал и крикнул: — Виктор, тут к тебе какие-то малолетние преступники пришли. Со школьниками он поднялся по лестнице вверх на два марша, и там все расселись на ступеньках. Служкин разлил. Все, кроме Овечкина, выпили.
Он на одной площадке с Розой Борисовной живёт, и мамаша его с ней дружит… — Чего там сегодня новенького в школе? Она деньги считала, а мы украли с её стола стольник. Она целый урок выясняла, кто украл. Так и не нашла. Чего на сто рублей купишь? Ещё сегодня мы химичке в ящик стола дохлую мышь бросили. Только она ящик на уроке не открывала, а то бы мы поржали, как она визжит.
Наша классная по кличке Чекушка записку отняла, прочитала и сама глазами вверх зырк. Тут мы все и рухнули. Служкин захохотал над собственным воспоминанием. Через месяц его сняли, а там один-единственный листочек: «А когда в нашей школе откроется мужской туалет на втором этаже? Сказал «идём» — значит, идём. Не агитируйте зря. Только из вашего класса.
Остальные пусть вон физрука просят. Вас и доводить-то неохота… — Ну да. Вон Градусов как через силу старается — пот градом. Зато к вам на урок, наоборот, двоечники идут, а отличники не хотят. Это потому что вы какой-то особенный учитель, не брынза, как Сушка или там немка… — Вы Киру Валерьевну не трогайте, — обиделся Служкин. Лучше вон про Градусова говорите… Отцы понимающе заржали. Пусть учит географию, дурак.
Я, конечно, понимаю, что никому из вас эта география никуда не упирается, да и устаревает моментально… Однако надо. А Градусова я и сам повешу за… Ну, узнает, когда повешу. Чебыкин перетащил гитару со спины на живот, заиграл и запел на мотив старого шлягера «Миллион роз»: Жил-был Географ один, Но он детей не любил, Тех, что не метили в вуз. Он их чуханил всегда, Ставил им двойки за всё, Был потому что глиста, Служкин хохотал так, что чуть не упал с лестницы. Он взял у Чебыкина гитару, забренчал без складу и ладу и надрывно завопил на весь подъезд: Когда к нам в Россию поляки пришли, Крестьяне, конечно, спужались. Нашёлся предатель всей русской земли, Ивашкой Сусаниным звали. За литр самогону продался врагу И тут же нажрался халявы.
Решил провести иноземцев в Москву И лесом повёл глухоманным. Идут супостаты, не видно ни зги, И жрать захотелось до боли, И видят: Сусанин им пудрит мозги, Дорогу забыл, алкоголик. От литра Сусанин совсем окосел. Поляки совсем осерчали, Схватились за сабли и с криком «Пся крев! Но выйти из леса уже не могли, Обратно дорога забыта, И, прокляв предателя русской земли, Откинули дружно копыта. От служкинских воплей в подъезд вышла Надя. Ладно — он, он ни трезвый, ни пьяный не соображает, чего можно, а чего нельзя учителю.
Но вы-то должны понимать, чего можно, а чего нельзя ученикам!.. А сейчас мне задницу на британский флаг порвут. Глава 23 Тёмная ночь — Вовка, я с Шурупом домой пошла! Надя, отпустишь его?.. Надя фыркнула. Шуруп был усталый и сонный, молчал, тяжело вздыхал. На улице Служкин взял его за руку.
Тьма была прозрачной от свечения снега. Давай как-нибудь съездим снова на ту пристань? Они по заснеженным тротуарам тихонько дошли до клуба, и тут Служкин обнаружил, что забыл дома сигареты. Я жду тебя дома. Служкин побежал по улице, оставив Ветку с Шурупом, обогнул здание клуба и углубился в парк, который все называли Грачевником. Фонари здесь не светили, и Служкин сбавил ход до шага. В Грачевнике стояла морозная чёрная тишина, чуть приподнятая над землёй белизною снега.
Тучи над соснами размело ветром, и кроны казались голубыми, стеклянными. Дьявольское, инфернальное небо было как вспоротое брюхо, и зелёной электрической болью в нём горели звёзды, как оборванные нервы. Служкин свернул с тропы и побрёл по мелкой целине, задрав голову. Ноги вынесли его к старым качелям. В ночной ноябрьской жути качели выглядели как пыточный инструмент. Смахнув перчаткой снег с сиденья, Служкин взобрался на него и ухватился руками за длинные штанги, будто за верёвки колоколов. Качели заскрипели, поехав над землёй.
Служкин приседал, раскачиваясь всем телом и двигая качели. Полы его плаща зашелестели, разворачиваясь. Снег вокруг взвихрился, белым пуделем заметался вслед размахам. Служкин раскачивался всё сильнее и сильнее, то взлетая лицом к небу, то всей грудью возносясь над землёй, точно твердь его не притягивала, а отталкивала. Небосвод, как гигантский искрящийся диск, тоже зашатался на оси. Звёзды пересыпались из стороны в сторону, оставляя светящиеся царапины. Со свистом и визгом ржавых шарниров Служкин носился в орбите качелей — искра жизни в маятнике вечного мирового времени.
Разжав пальцы в верхней точке виража, он спрыгнул с качелей, пронёсся над кустами, словно чёрная страшная птица, и грянулся в снег. Кряхтя и охая, он поднялся и поковылял дальше. Опустевшие качели, качаясь по инерции, стонали посреди пустого ночного парка. Служкин выбрался к автобусной остановке и прилип к киоску. Он сунул в окошко деньги и вытащил бутылку. Возле подъезда Ветки он долго щурил глаза и считал пальцем окна. Свет у Ветки не горел.
Ветка не дождалась его и легла спать. В Веткином подъезде Служкин сел на лестницу и начал пить водку. Постепенно он опростал почти полбутылки. Сидеть ему надоело, он встал и пошёл на улицу. Потом началось что-то странное. Бутылка утерялась, зато откуда-то появились так и не купленные сигареты. Какая-то мелкая шпана за сигарету платы пыталась перетащить Служкина через какой-то бетонный забор, но так и не смогла.
Потом Служкин умывался ледяной водой на ключике, чтобы привести себя в чувство. Потом у бани пил какой-то портвейн с каким-то подозрительным типом. Потом спал на скамейке. Потом на какой-то стройке свалился в котлован и долго блуждал впотьмах в недрах возведённого фундамента, пытаясь найти выход. Выбрался оттуда он грязный, как свинья, и почти сразу же рядом с ним остановился милицейский «уазик». Служкин пришёл в себя только в ярко освещённом помещении отделения милиции. В вытрезвителе, что ли?..
Служкин присмирел, озираясь, и потрогал физиономию — цела ли? Из коридора напротив донёсся рёв и пьяный мат. Одна из дверей распахнулась, и наружу вывалился мужик в расстёгнутой рубахе и трусах. Ему выкручивал руку второй милиционер. Едва оба милиционера заволокли мужика в комнату, Служкин метнулся к телефону на стойке и набрал номер Будкина. Вернулся сержант Хазин, сел, подозрительно ощупал Служкина взглядом и начал скучно допрашивать, записывая ответы. Изображая предупредительность, Служкин отвечал охотно и многословно, но всё врал.
Минуть через пятнадцать в отделение решительно вступил Будкин. Он уверенно пошагал сразу к стойке. Его расстегнутый плащ летел ему вслед страшно и грозно, как чапаевская бурка. Служкин дёрнулся навстречу Будкину, и Будкин одновременно с сержантом свирепо рявкнул: — Сидеть! Не меньше получаса прошло, пока Будкин заполнял какие-то бланки и расплачивался. Наконец он грубо подхватил Служкина под мышку и потащил на выход, прошипев краем рта: — Ногами скорее шевели, идиот!.. От милицейского подъезда они дунули к ближайшей подворотне.
Почему грязный такой? Надька мне уже сто раз звонила. Чего ты бесишься-то, Витус? Там сейчас Рунёва с Колесниковым. Торпеду полировал. Вот и они тоже. Пусть трахаются, палас не протрут.
Пойдём лучше пиво пить. Только на рассвете Служкин позвонил в свою дверь. Ему открыла осунувшаяся Надя и посторонилась, пропуская в прихожую. Глава 24 В тени великой смерти День первый К школьному крыльцу Витька выскакивает из тесного куста сирени, бренчащие костяные ветки которого покрыты ноябрьским инеем. Конечно, никто не рассчитывает, что Витька прорвётся сквозь палисад, и в запасе у него остаётся ещё секунда. Короткой очередью он срубает американского наёмника у входа и через две ступеньки взлетает на крыльцо. Двери — огромные и тугие, их всегда приходится вытягивать, как корни сорняков.
За дверями, естественно, тоже притаились десантники, но Витька не даёт им и шевельнуться. Свалив с плеча гранатомёт, он шарахает прямо в жёлтые деревянные квадраты. Воющее облако огня уносится вглубь здания, открывая дорогу. Одним махом Витька оказывается внутри школы. Два выстрела по раздевалкам, и за решётками полчищами ворон взлетают пальто и куртки. Потом еще три выстрела: по директорскому кабинету, по группе продлённого дня и по врачихе. Затем Витька очередью подметает коридор и мимо сорванных с петель дверей бежит к лестнице.
Американца на площадке Витька ударяет ногой в живот. Тот кричит и катится вниз по ступенькам. Ещё один лестничный марш, и по проходу ему навстречу несутся солдаты. Витька долго строчит из своего верного АКМ, пока последний из наёмников, хрипя, не сползает по стене, цепляясь за стенд «Комсомольская жизнь». Из коридора с воплями «ура! Двоих Витька отключает прикладом автомата, третьего ногой, четвёртого башкой в живот, пятому ребром ладони ломает шею, шестому мечет в грудь сапёрную лопатку, которая вонзается по самый черенок. Вылетая за угол, Витька открывает ураганный огонь и бежит вперёд.
Классы, классы, комсомольский уголок, учительская, лестница… Витька стал замедляться. Дверь кабинета номер девятнадцать, номер двадцать, двадцать один, двадцать два… Витька затормозил. Двадцать три. Кабинет русского языка и литературы. Хорошо, что родители уехали в командировку. До школы можно идти без куртки. Так, галстук заправить, вечно он вылезает на пиджак.
Волосы пригладить. Дыхание успокоить. Ботинки грязные — вытереть их мешком со сменной обувью. Сам мешок повесить на портфель чистой стороной наружу так, чтобы закрыть надпись «Адидас», сделанную шариковой ручкой на клапане портфеля. Ну, вроде всё. Витька помедлил. Очень он не любил этого — быть виноватым перед Чекушкой.
Ну и наплевать. Он осторожно постучал, открыл дверь кабинета, вошёл, цепляясь мешком за косяк, и, ни на чём не останавливая взгляда, уныло сказал: — Ирида Антоновна, извините за опоздание… Чекушка стояла у доски, держа в руках портрет Гоголя. Она была похожа на башню: огромная, высоченная женщина с розовым лицом, ярко накрашенными губами и крутыми бровями. С плеч у неё свисала жёлтая сетчатая шаль. На голове лежала тугая коса, свёрнутая в корону. Когда Чекушка говорила о писателях, голос её, словно от восхищения, был всегда тих и медлен, и смотрела Чекушка вверх. Фамилия у неё была Чекасина.
При появлении Витьки лицо у Чекушки стало таким, будто Витька в сотый раз допустил ошибку в одном и том же слове. Витька, вздохнув, уставился в окно. Я как педагог, прежде чем начать объяснение нового материала, по пять-десять минут трачу на то, чтобы сконцентрировать ваше внимание, а потом являешься ты, и все мы вынуждены начинать сначала. Ты не мне, не себе — своим товарищам вредишь, я вам уже тысячу раз это говорила. Но ведь есть и умненькие ребята. И они вам не скажут, но подумают: вот благодаря кому я чувствую, что подготовлен к поступлению в вуз слабее, хуже, чем мои друзья. Короче, Служкин, садись на место, а дневник мне на стол.
И запомните все: если опоздал больше чем на пять минут — в кабинет даже не стучитесь. Витька задом пододвинул по скамейке как всегда рассевшегося Пашку Сусекина по кличке Фундамент, поставил на колени портфель и, затаив дыхание, с превеликой осторожностью открыл замок. Чекушка не любила, когда на уроке щёлкают замками и шлёпают учебниками об стол. Ещё она не любила, когда портфели кладут на столешницы, окрашенные родительским комитетом, на которых от этого остаются чёрные следы. Достав книги и тетради, Витька сунул портфель под ноги. Чекушка не разрешала ставить портфели в проход снаружи у парт. Объясняя, она всегда прогуливалась между рядов и могла споткнуться.
Хмыкнув, Витька открыл учебник и нашёл нужную страницу. Там была фотография «В. Здоровенный Маяковский, улыбаясь и скрестив руки на стыдном месте, разговаривал с пионерами на фоне плакатов, где были изображены разные уродливые человечки. Взяв ручку, Витька принялся разрисовывать фотографию: одел Маяковского в камзол и треуголку, а пионеров — в папахи, ватники и пулемётные ленты. Внизу Витька подписал: «Встреча Наполеона с красными партизанами». Такими переработками сюжетов Витька испакостил весь учебник. Даже на чистой белой обложке, где строго синел овал с портретом Горького, Витька приделал к голове недостающее тело, поставил по бокам бурлаков в лямках, а на дальнем плане изобразил барку.
Рисуя, Витька внимательно слушал Чекушку. Ему было интересно. Когда Фундамент отвлекал его, Витька не отвечал и лишь пинал Фундамента ногой под партой. Очень не любя классную руководительницу, Витька тем не менее в душе её уважал. Почему так получалось, он понимал с трудом. Корни ненависти отыскать было проще. Видно, Витька, как и все, уважал Чекушку за то, что она была центром мира.
Если он был свободен, то свободен от Чекушки. Если тяготился — то благодаря ей.
А сейчас отношусь к ним совершенно иначе и воспринимаю их в контексте эпохи — как явление, обусловленное горбачёвской Перестройкой.
Мы уже отделены от неё большим расстоянием, и Перестройка стала более понятной и определённой. Я вижу, что эти повести полны ощущением молодости, свободы, обновления — как и вся жизнь в конце 80-х. Перестройка — торжество агрессивных идеалов, и повести мои такие же.
По сути, это единственное время свободы, которое выпало на долю Советского Союза. Период, когда диктат партии уже ушёл, а диктат денег ещё не пришёл. Свободу ничто не сдерживало.
Именно в эту эпоху я сформировался как личность. Причём советские идеалы тогда ещё не выцвели и не умерли, во всяком случае для молодых и пылких, каким был я. Мне казалось, что эти идеалы имеют потенциал.
Их можно немного переделать, развить, и они будут продолжать работать так же, как работали в те времена, когда были созданы. Три фантастические повести, вошедшие в сборник, устроены именно по такому принципу. Они гуманистичны, как и положено советской литературе; они строго следуют жанровым канонам — боевику, шпионскому роману и «космической опере», потому что каноны ещё нерушимы — ещё не пришёл постмодерн; и, наконец, эти повести выявляют такие возможности жанра, какие в СССР не использовались никогда — то есть расширяют оперативное пространство свободы.
Боевик выворачивается наизнанку и оказывается драмой; шпионский роман о пришельцах погружается в самую глубину советского быта; «космическая опера» наполняется фантазией, степень которой была неприемлема для торжествующего соцреализма. Это влияние современной пропаганды или глубинные убеждения людей? Все были рады, что появились новые возможности для расширения кругозора или для заработка.
Никто ещё не проклинал Советский Союз, а в будущее смотрели оптимистично. Однако уже через пять-десять лет отношение к Перестройке в корне поменялось. Стали считать, что Перестройка была национальным предательством и привела к национальной катастрофе.
Думаю, что перемена отношения обусловлена травмой, которую нация получила в 1990-е. Люди решили, что вся беда заключалась в отказе от Советского Союза и норм советской жизни, и виноваты в этом реформаторы. На самом же деле причина наших несчастий не в том, что мы начали реформы, а в том, что не довершили их до конца.
Однако обществу показалось, что идти назад — лучше, чем идти вперёд. Общество начало идеализировать Советский Союз. Вернее, СССР образца брежневского «застоя».
Да, времена «застоя» были единственным спокойным и более-менее благополучным периодом российской истории ХХ века, но это не значит, что покой и благополучие возможны только в формате «застоя». В «застой» было много всякой мерзости, о которой мы уже забыли, и формат СССР уже не годится для нового времени с частной собственностью, путешествиями за рубеж, интернетом и всем прочим. У СССР надо брать лучшее — его социальность 70-80-х годов, а мы хватаемся за его недостатки — за тот комплекс явлений, который называется «совок».
Эта подмена выгодна власти, а не обществу. Так какие цели у элиты и у нации, и насколько их несовпадение применимо к современной России? Однако не сверхобогащения.
Такие духовные искания Служкина не соответствуют задачам повседневной жизни простых людей, а сам герой напоминает «идиота» в его первоначальном значении: человека, живущего в отрыве от общественной жизни. Одним из аспектов исканий Человека для Служкина оказывается поиск настоящей любви. Герой любит жену и дочь, но его связывают романтические отношения с Сашей, и плотские с Веткой, к тому же Служкин влюбляется в Киру, учительницу немецкого языка. Но самое недопустимое — это роман Служкина с ученицей Машей. Из-за своей непосредственности мировосприятия Служкин не может разобраться в своих отношениях с женщинами. Он сам говорит, что мечется в заколдованном круге, который нечем порвать. Можно предположить, что Виктор Сергеевич не только ищет взаимность в женщинах, сколько ищет взаимность вообще, пытаясь ощутить и свою собственную любовь. Физическая жажда свободы обусловливает неформальность Слжукин. Но он неформал по существу, а не по внешним атрибутам.
Писатель Алексей Иванов: «Россия страшно несвободна»
| Автор романа "Географ глобус пропил" Алексей Иванов закончил новую книгу | Алексей Иванов представил на Московской международной книжной ярмарке новую книгу «Быть Ивановым» (издана в Альпине нон-фикшн), в которую вошли ответы писателя на вопросы посетителей его сайта. |
| Читать онлайн Географ глобус пропил бесплатно | Предлагаем вашему вниманию книгу «Географ глобус пропил». Автор Алексей Иванов. Год издания 2023. Рецензии, цитаты. Возможность купить. |
| ЧАСТЬ III. ВЕЧНОЕ ВЛЕЧЕНИЕ ДОРОГ. УМЕНИЕ ТЕРЯТЬ - Географ глобус пропил - Иванов Алексей | ДИКИЕ СКИДКИ. Предыдущий слайд. Географ глобус пропил Альпина. Книги. |
| Книга "Географ глобус пропил" - Алексей Иванов — рекомендуем! 20 отзывов и фото | Рубрикатор | В данной статье вы проведете краткий анализ нравственно-ценностной составляющей романа Алексея Иванова «Географ глобус пропил». |
Автор романа «Географ глобус пропил» планирует написать книгу о Калининградской области
На основе будущей книги выйдет аудиосериал. К писателю и его продюсеру уже обратились кинокомпании для того, чтобы снять кино по будущей книге. Это, по мнению Алексея Иванова, позволит подстегнуть туристический интерес к области.
Служкин снова закурил и открыл окно.
Веткин дом стоял недалеко от берега Камы, от чёрного, мрачного котла затона. Служкин курил и смотрел, как мимо дебаркадера, мимо разведённого наплавного моста, словно бы брезгливо оскалившись, проплывает высокий и длинный речной лайнер, возвращающийся на стоянку после навигации. Лайнер медленно плыл под яростным золотом зарослей на дамбе, от которого вода отмелей казалась древесного цвета, будто коньяк. Плыл мимо рыжих склонов, где валялся ржавый хлам: тросы, мятые бакены, какие-то гнутые и рваные конструкции, содранные с кораблей.
Плыл мимо врытых в землю и обросших кустами цистерн, мимо старых брандвахт с яркими колечками спасательных кругов, мимо решётчатых портовых кранов и заводских корпусов с длинными закопчёнными трубами. Вернулась Ветка, и Служкин выбросил окурок. Ей неохота… да и мне неохота. Взяли и завязали.
Нет, и всё. Зашибись было! Ты не загружайся насчёт этого. Я-то тебя люблю, Витька, честно.
С седьмого… нет, с девятого класса. Я тебе позвоню, как только Колесников свалит куда-нибудь на подольше. Приходи — оторвёмся, как раньше! Заедет и на мой двор «КамАЗ».
Глава 11 Серым утром Служкин вышел из подъезда, ведя за ручку Тату. Ты будешь ходить за меня на работу? Щипает, толкает… — Дай ему в рог, — посоветовал папа. Ладно, я поговорю с его мамой.
Ты мне покажи её, хорошо? Они остановились у перекрёстка, на котором лежало звездообразное озеро грязи. Посреди него в буром тесте сладострастно буксовала иномарка, выбрасывая из-под колёс фонтаны. Служкин взял Тату под мышки и перенёс на другой тротуар, высоко задирая колени.
Они вымерли давным-давно. Некоторые даже слишком. Но добрых съели первыми. Служкин и Тата завернули в ворота садика, и Тата, вырвав ручку, побежала к дверям.
В длинном голубом плащике и синей шапочке она была похожа на колокольчик. Служкин вслед за Татой вошёл в раздевалку. Здесь была только одна мама, которая возилась с сынишкой. Служкин посадил Тату на стульчик, опустился на корточки и стал расшнуровывать ей ботинки.
Сзади подошёл мальчик с игрушечным пистолетом. Тата испуганно глядела на Служкина. Тата слезла со стула, Служкин поцеловал её в щёку, и Тата побежала в группу. Оттуда донёсся её звонкий крик: — Марина Петровна, здравствуйте!..
Служкин подошёл к маме Андрюши Снегирёва и дружелюбно сказал: — Бойкий у вас мальчик. Она тотчас опустила голову, застёгивая сыну рубашку, но Служкин видел, как порозовели мочки её ушей. Поражённый, Служкин молчал. Андрюша побежал в группу, по дуге обогнув дядю.
Лена и Служкин переглянулись и молча вышли на крыльцо. Сколько лет мы с тобой не виделись? У меня ещё дочка есть. Годик с небольшим.
Голос у неё был нежный и слабый. Ну… до свидания. Она ещё раз улыбнулась Служкину и пошла к воротам садика: светловолосая, ещё — ещё — симпатичная молодая женщина в дешёвом, мутно-бордового цвета плаще. Женщина, а не девушка и тем более не девочка, какой её знал, а потом помнил Служкин.
Какая-то мама, входившая в ворота садика, неприязненно посмотрела на Служкина. Лена молча наклонила голову и пошла дальше. Глава 12 Отклонение от темы Служкин проводил самостоятельную работу в девятом «бэ». Заложив руки за спину, он вкрадчивой походкой перемещался вдоль рядов.
Петляева, вынь учебник из парты. Тютин, не с той страницы списываешь. Поспелова, я у тебя уже две тетрадки отнял и третью отниму! Чебыкин, я тебе честно говорю, что у Смирновой сущая ерунда написана, так что не вертись.
Деменев, ты и фамилию у Шахова тоже спиши — для честности. На учительском столе высилась стопа конфискованных учебников и тетрадей. Быстро развернувшись, Служкин рявкнул: — Рукавишников, если ещё раз попытаешься украсть тетрадь с моего стола, сразу поставлю единицу, ясно? Класс шумел, шептался, ёрзал.
На доске белели два столбика вопросов для самостоятельной: вариант «а» и вариант «бэ». Собрав работы, Служкин раскрыл журнал и сказал: — Ну а теперь выясним, как надо было отвечать на вопросы. Первый вариант, первый вопрос — Поспелова. Наугад вызывая девятиклассников, Служкин с трудом добился всех ответов, выставил десять оценок и спросил: — И кто же на все вопросы ответил правильно?
Над макушками девятого «бэ» косо поднялась единственная рука. Вы же понимаете, что я ещё всех вас не запомнил. Ну так за одной партой и писали бы вдвоём один вариант. Уж на тройку-то натянули бы.
Изнывая и сетуя, девятый «бэ» склонился над тетрадями. Девятиклассники начали выкрикивать названия черноморских городов, в которые затесались Юрмала и почему-то Красноярск. Ну пожалуйста! Пока тепло, на речку!..
Только рады будут избавиться!.. Вы точно обещайте! Мы вам всю географию выучим! Мы весь поход писать будем молча, как у Розы Борисовны!
Только обещайте! Не хотим географию! Возмущённый рёв прокатился по классу. Вопросы будут сложные, на понимание.
Кто напишет на пять — тех беру в поход. Он вздохнул, сел на свой стол и начал рассказывать, как переворачиваются в стремнине байдарки и пороги валами смывают экипаж с катамарана, как по весне вздувшиеся реки прут через лес, как зарастают лопухами летние перекаты, как скрипят над головами старые деревянные мосты, как парусят на ветру палатки, как ночами горят красные костры на чёрных крутых берегах, как в полдень воздух дрожит над раскалёнными скалами, как в напряжённых руках сгибается в гребке весло и какая великая даль видна с вершины любого прибрежного утёса. Это была самая интересная география и для Служкина, и для всех прочих. Прозвенел звонок, и девятиклассники тучей облепили служкинский стол, забрасывая Служкина вопросами о походе.
Глава 13 Отлучение от мечты В понедельник после первой смены в кабинете физики проходил педсовет. Служкин явился в числе первых и занял заднюю парту. Кабинет постепенно заполнялся учителями. В основном это были пожилые тётеньки с добрыми лицами и женщины средних лет с размашистыми движениями и сорванными голосами.
Пришли физрук и две физручки — все трое похожие на лошадей, одетые в спортивные костюмы, со свистками на груди. Молоденьких учительниц тоже было порядком, но в их облике не хватало какой-то мелочи, отчего даже самые симпатичные из них вызывали желание лишь крепко пожать им руку. Вошёл директор, блестя очками. Затем, беседуя одновременно с двумя или тремя училками, вплыла Роза Борисовна.
Все расселись, шум голосов затих, и только педсовет начался, как в дверь постучали. Угроза тихо закипела. Служкин с интересом уставился на Киру Валерьевну, которую до сих пор ещё не встречал в учительской. Строгий чёрный костюм и отточенная, презрительная красота Киры Валерьевны не оставляли сомнения в её праве опоздать на минуту, на час, на год на все педсоветы мира.
Кира Валерьевна села за соседнюю со служкинской парту и невозмутимо раскрыла перед собой яркий журнал мод. Служкин не слушал, что говорили Угроза и директор. Он смиренно сложил руки и глядел в окно. За окном стоял холодный осенний день и была видна лишь бесконечная линия верхних этажей длинного высотного дома.
Его крыша, как ватерлиния, отсекала нижнюю часть сизого облака, которое медленно ехало вдоль небосклона. Облако напоминало авианосец, и на фоне этого дрейфа профиль Киры Валерьевны выглядел особенно выразительно. От созерцания профиля Служкина оторвало собственное имя, произнесённое Розой Борисовной. Служкин перевёл взгляд.
Но ведь уже прошёл определённый срок, что позволяет спросить о результатах. Учителя в соседних кабинетах жалуются на постоянный шум в кабинете географии. Кабинет географии находился в тупике коридора, а рядом с ним был только кабинет истории. Историчка сидела со страдальческим выражением лица и не глядела на Служкина.
Служкин окаменел скулами, глядя в никуда, но краем глаза увидел, что профиль на фоне авианосца на некоторое время превратился в анфас. Следствие того — катастрофическое падение дисциплины и очень слабая успеваемость. А в пятницу мне сообщили, что в ближайшем будущем Виктор Сергеевич планирует ещё и туристический поход с девятым «бэ». Причём посоветоваться с администрацией он не счёл нужным.
Но как можно допустить этот поход? Я не ставлю под сомнение туристический опыт Виктора Сергеевича, но если у него в путешествии будет такая же дисциплина, как в школе, то это может закончиться катастрофой. Я не дам добро на подобное мероприятие. Разделав Служкина, Угроза переключилась на другую тему.
Озлобленный багровый Служкин еле дождался конца педсовета и сразу ринулся к Угрозе. Роза Борисовна осмотрела Служкина с головы до ног. Завышать оценку я не собираюсь, но занизить можно всегда. Боюсь только, что он идёт вразрез с традиционным.
Но, видимо, вы его активно применяете, если судить по количеству двоек по вашему предмету. Успеваемость по предмету всегда зависит от учителя. Не бывает хороших учителей, у которых все ученики двоечники, поверьте моему опыту. Следовательно, низкий уровень успеваемости говорит о том, что вы — плохой педагог.
И этим походом я не хочу создавать плохому учителю ложную популярность. Благо, вы в этом преуспели и без турпоходов. Глава 14 Мясная порода мамонтов Будкин сидел за рулём и довольно хехекал, когда «Запор» особенно сильно подкидывало на ухабах. Тарахтя задом, «Запор» бежал по раздолбанной бетонной дороге.
Параллельно бетонке тянулись рельсы, и некоторое время слева мелькали заброшенные теплушки. За ними влажной сизой полосой лежала Кама. Небо было белое и неразличимое, словно его украли, только полупрозрачные столбы света, как руины, стояли над просторной излучиной плеса. В текучем и водянистом воздухе почти растворился дальний берег с бурыми кручами песка и косой фермой отшвартованной землечерпалки.
На реке бледно розовел одинокий бакен. Бетонка и рельсовый путь вели на завод. Уже началась дамба, и справа от дороги в голых низинах блестели плоские озёра на заливных лугах. В этих озёрах заканчивался рукав затона.
Заросли кустов и редкие деревья вдоль обочины стояли голые, прохудившиеся, мокрые от холодной испарины утреннего тумана. Служкин и Надя сидели на заднем сиденье «Запора». Надя держала Тату, одетую в красный комбинезон, а Служкин читал газету, которой была закрыта сверху сумка, что стояла у него на коленях. Пойду с Татой пешком.
К тому же чего мне будет с двух бутылок красного вина на троих? Это Витус сразу под стол валится, когда я только-только за гармонь хватаюсь. Будкин лихо свернул на грунтовый съезд, уводящий в кусты. Площадку живописно огораживала реденькая роща высоких тополей.
Площадка была голая и синяя от шлака. Посреди неё над углями стоял ржавый мангал, валялись ящики. Вдали в затоне виднелся теплоход — белый-белый, вплавленный в чёрную и неподвижную воду, просто ослепительный на фоне окружающей хмари, походивший на спящего единорога. Все вылезли из машины: Будкин ловко вынул Тату, а Служкин долго корячился со своей сумкой.
Мы без трусов купаемся — никого нет. Тата присела и начала ковырять лопаткой плотно сбитый шлак. Он метнул в тополь маленький туристский топорик. Топорик отчётливо тюкнул, впиваясь в ствол.
Будкин нырнул в машину, включил на полную мощь встроенный магнитофон, а затем развинченной боксёрской трусцой, не оглядываясь, побежал за топориком и в рощу. С Татой на плечах Служкин перебрался по дну промоины у берега, вышел на тракторную колею и двинулся к кораблям. Он его на шашлык порубит, мама пожарит, и мы съедим. Мамонт — это слон такой дикий, волосатый.
Когда его на шашлык рубят, он только смеётся. Они все мелкие, шашлычные-то мамонты, — размером с нашего Пуджика. Служкин дошёл до ближайшего катера. Катер лежал на боку, уткнувшись скулой в шлаковый отвал — словно спал, положив под щёку вместо руки всю землю.
Красная краска на днище облупилась, обнажив ржавчину, открытые иллюминаторы глядели поверх головы Служкина, мачты казались копьями, косо вонзёнными в тело сражённого мамонта. Они как медведи: на зиму засыпают, выбираются на берег и спят. А весной проснутся и поплывут — в Африку, на реку Амазонку, на Южный полюс. А может, и в Океан Бурь.
С Татой на плечах он поднялся повыше по осыпи. За катером на мелководье лежала брошенная баржа, зачерпнувшая воду бортом, как ковшом. За баржей тянулись стапеля и груды металлолома. Темнели неподвижные краны.
Заводские корпуса были по случаю воскресенья тихие и скучные. Вдали у пирса стояла обойма «Ракет», издалека похожих на свирели. В чёрной неподвижной воде затона среди жёлтых листьев отражалась круча берега с фигурной шкатулкой заводоуправления наверху. Служкин посмотрел в другую сторону и увидел, что мангал уже дымится, а Будкин и Надя рядышком сидят на ящике.
По жестикуляции Будкина было понятно, что он рассказывает Наде о чём-то весёлом. По воде до Служкина донёсся Надин смех. Непривычный для него смех — смех смущения и удовольствия. Глава 15 Кира Валерьевна Служкин сидел в учительской и заполнял журнал.
Кроме него в учительской проверяли тетради ещё четыре училки. Точнее, проверяла только одна красивая Кира Валерьевна — водила ручкой по кривым строчкам, что-то черкала, брезгливо морщилась, а три другие училки — старая, пожилая и молоденькая — болтали. Урсула узнала, что дочь беременна? Аркадио в больницу попал, и пока он был на операции, она его одежду обшарила и нашла ключ.
Он же подслушал её разговор с Ремедиос… — Он только про Аркадио успел услышать, а потом ему сеньор Монкада позвонил и отвлёк его. Там так не принято. На улице уже темнело, накрапывал дождь, палая листва плыла по канаве, как порванное в клочки письмо, в котором лето объясняло, почему оно убежало к другому полушарию. Служкин закурил под крышей крылечка, глядя на светящуюся мозаику окон за серой акварелью сумерек.
Сзади хлопнула дверь, и на крыльцо вышла Кира Валерьевна. В одной руке у неё была сумка, раздутая от тетрадей, в другой руке — сложенный зонтик. Кира Валерьевна, поджав губки, отдала зонтик и легко взяла Служкина под локоть. Они сошли с крыльца.
Что это? Сын, дочка, внук, внучка?.. Кира Валерьевна снисходительно улыбнулась. А какой предмет вы ведёте?
Не подскажете, как с немецкого переводится сонет «Айне кляйне поросёнок вдоль по штрасе шуровал»? Кира Валерьевна засмеялась. Они остановились у подъезда девятиэтажного дома. До свидания, Витя.
Она развернулась и вошла в подъезд. Глава 16 Пробелы в памяти Служкин в длинном чёрном плаще и кожаной кепке, с чёрным зонтом над головой шагал в садик за Татой. Небо завалили неряшливо слепленные тучи, в мембрану зонта стучался дождь, как вечный непокой мирового эфира. Служкин не полез через дыру в заборе вокруг садика, как он обычно делал, а чинно обошёл забор и вступил на территорию с главного входа.
Под козырьком крылечка он увидел Лену Анфимову с Андрюшей. Нам на остановку надо… Служкин посмотрел на часы. Он подставил локоть. Лена, улыбнувшись, взяла его под руку.
Они неторопливо двинулись к воротам. Лена вела Андрюшу. Как замуж вышла, так из декрета в декрет и с утра до вечера готовлю, стираю, глажу, прибираю, за Олей и Андрюшей смотрю… Я уж и сама стала забывать, что я человек, а не машина хозяйственная… В кино уже три года не бывала… Лена не жаловалась, просто рассказывала так, как есть. Какие у вас отношения?
Служкин отдал Лене зонтик, подхватил Андрюшу, перенёс его через канаву по мосткам и подал Лене руку. Лена оперлась о неё тяжело, неумело, как о перила. Дома мало бывает — всё возится с автобусом. А отношения?..
Какие они могут быть? Пока Андрюша не родился, так что-то ещё имелось. А сейчас оба тянем лямку. Тут уж не до отношений.
Живём спокойно, ну и ладно. Поздно уже что-то выгадывать, да и разучилась я… — Денег-то он много зарабатывает? Лена, вопреки обычному, не смутилась. Видимо, для неё это было так же далеко, как двойки по рисованию.
Только какая разница теперь? Дружили после школы полгода, потом он в армию ушёл. Я сначала писала ему, ждала. Потом забывать начала.
Потом с Сашей познакомилась — с будущим мужем. Вот так. А Колесников тоже не особенно переживал. На моей свадьбе напился, всем надоел своими армейскими историями, к каждой девчонке приставал… — А ведь мы всем классом с таким благоговением относились к твоему роману с Колесниковым!
Как же, десятиклассник, на машине ездит — и нашу Ленку Анфимову любит!.. И остаётся только грустно шутить. Ты же самая красивая девочка в классе была… Все думали, что ананасы в Париже кушать будешь… Лена чуть покраснела. Не ценили, когда любят.
Маленькие были. Они шли вдоль рощицы старых высоких сосен, вклинившейся в новую застройку. Подлесок здесь был вытоптан детьми и собаками. Андрюша, пользуясь тем, что внимание мамы отвлекает дядя с зонтиком, брёл по лужам, поднимая сапогами чёрные буруны.
Показалась автобусная остановка — голая площадка на обочине шоссе. Они молчали, вглядываясь в призрачную, дождливую перспективу дороги, откуда в брызгах, шипя, вылетали легковушки и проносились мимо, кубарем закручивая морось. Служкин переложил зонт в другую руку и чуть приобнял Лену, словно хотел её немного согреть. Лена медленно менялась: усталость и покорность уходили с её лица, и в глазах что-то затеплилось, как солнце за глухими тучами.
К Лене даже вернулось почти забытое школьное кокетство — она искоса лукаво глянула на Служкина, как некогда глядела, проходя мимо него в школьном коридоре. Служкин и сам оживился, стал смеяться, жестикулировать и даже не заметил автобуса. Они одновременно замолчали, с какой-то обидой глядя на открывающиеся двери.
В сложную цепочку личных взаимоотношений включены также: Саша Рунёва, которая любит Будкина со школьных лет; Колесников —нынешний возлюбленный Саши, ныне женатый на Ветке; Кира Валерьевна, учительница немецкого языка, с которой у Будкина был кратковременный роман. Немного особняком стоит здесь Лена Анфимова — первая любовь Служкина, вышедшая замуж за шофёра-дальнобойщика и полностью посвятившая себя семье. Ещё осенью Служкин начал рассказывать на одном из уроков про свои водные походы, и, увлекшись собственным рассказом, пообещал «отцам», что поведёт их в такой поход. Весной он выполянет своё обещание, причём в последний момент в группу попали Маша с подругой Люсей и Градусов.
Участникам сплава приходится преодолеть много трудностей: они проехали свою станцию и приехали не на ту речку, весь первый день провели без еды, катамаран сломался при прохождении порожистого участка, ночью палатка оказалась затопленной поднявшимися водами реки, заболела Маша. В самых сложных ситуациях двоечник Градусов ведёт себя мужественно и во всём поддерживает учителя. Глава, рассказывающая о походе, написана, в отличие от остальных частей романа, от первого лица.
Но главное в другом. В двух моментах. В Маше и работе учителем. Герою фильма сорок. Маше, пусть и после изменения класса на десятый и, соответственно, возраста с четырнадцати на семнадцать, все же именно семнадцать. И разница в двадцать три года есть несколько иное, чем около пятнадцати. Не говоря о том, что за десять лет разницы Служкина книги и фильма, наш герой явно превратится в алкоголика со всеми вытекающими.
Может ли девчушка семнадцати лет полюбить именно алкаша с остатками романтики, а не пока еще молодого, пусть и пьющего, романтика? Думаю, что вряд ли. И работа Служкина учителем, в реалиях тринадцатого года воспринимается совершенно иначе. На дворе не девяностые и человек, должный хотя бы кормить семью, не желающий заработать, воспринимается инфантильным идиотом, не иначе. И любовь к нему сразу нескольких женщин объясняется лишь репликами Ветки после секса вместо пельменей.
Алексей Иванов, "Ненастье". Автор "Географ пропил глобус" издал роман об "афганцах"
Как пришла идея написать книгу? Я некоторое время сам проработал в школе. Я был учителем и географии, и мировой и художественной культуры. Когда я начал работать в школе, я удивился, что о работе учителя нет вообще никаких произведений. То, что я читал до этого, это были либо какие-то глупости, либо откровенная ложь. Мне захотелось написать правду, как это все выглядит с точки зрения учителя. Игра с псевдонимами Мне надоело, что разные московские критики называют меня краеведом, "певцом Урала", как будто я ни о чем другом, как про Урал не пишу. Я решил, что книгу "Географ глобус пропил" я издам под псевдонимом, чтобы избежать этих клише.
Но, оказалось, я поменял шило на мыло, ушли одни клише, пришли другие — "начинающий автор". Я понял, что овчинка выделки не стоит и следующую книгу из этой серии уже публиковал под своим именем. О фильме "Географ глобус пропил" В последние 15 лет наш кинематограф снимал морализаторское кино о том, как надо или не надо жить. А Велединский снял фильм нравственный, о взаимоотношениях человека с самим с собой, с миром, с правдой, о каком-то постоянном внутреннем диалоге человека. Такого мало, вот поэтому яркое произведение на эту тему, вызвало такой общественный интерес.
Главным героем является школьный учитель географии — Виктор Служкин. В романе переплетаются три сюжетных линии: воспоминания о школьных годах главного героя, настоящая жизнь Виктора, его профессия учителя и поход с учениками. Личная жизнь Виктора складывается не очень удачно. Он женат и имеет дочь, но брак разваливается.
Отношения со школьными друзьями выясняются до сих пор, они никак не могут решить старые проблемы: кто кого любил, кто кого предал, кто с кем должен быть. Однажды жена сообщает, что уходит от Виктора к его школьному другу. Он готов это принять, разделив с бывшей женой лишь заботы о дочери.
И посетил, в частности, Балтийск. Город, по словам писателя, произвёл на него очень большое впечатление. Алексей Иванов подчеркнул, что он, как человек педантичный, редко меняет свои планы. Но на этот раз сделал исключение и, отложив другие замыслы, начал работу над книгой об этой земле.
Релиз в «Букмейте» состоится одновременно с выходом бумажной книги в издательстве «Рипол-классик». Роман перенесет читателя в начало XX века, где Россия — мощно развивающаяся страна с огромным и передовым речным флотом, почти полностью частным, и вся его сложная хозяйственная громада оказалась взорвана трагедией 1917 года. Книга «Бронепароходы» выйдет как в аудио-, так и в электронном формате.
Алексей Иванов «Географ глобус пропил»
Алексей Викторович Иванов на сайте доступна к чтению онлайн. Алексей Иванов "Географ глобус пропил". В книжном интернет-магазине «Читай-город» вы можете заказать книгу Географ глобус пропил от автора Алексей Иванов (ISBN: 978-5-00-139503-4) по низкой цене.