После развода Елена познакомилась с французом Андре Маньенаном, ставшим в 1986 году её вторым мужем. Елена Маньенан — ресторатор и кулинар[20], автор кулинарных книг «Триумф пирогов» (2017) и «Живите вкусно» (2018), выпущенных издательством «Эксмо»[21]. елена маньенан биография 60 фото. Елена Маньенан — все последние новости на сегодня, фото и видео на Рамблер/новости. обучение, нетворкинг, командообразование: Поговорили с Еленой Маньенан, создател. Андре Маньенан, который собирал материал для книги о России, удивлялся, а Елена в этом путешествии еще лучше узнала и поняла свою страну.
Сообщить об опечатке
- Гость Елена Маньенан. Наедине со всеми. Выпуск от 01.03.2016
- Неординарные люди: Елена Маньенан.
- Улыбка, любовь и прощение — Северный рабочий
- Уютный дом в Плёсе - Аргументы Недели
- Хозяйка гостиницы — публикации и статьи журнала STORY
- Русская мама из Франции: много детей не бывает
Француз и его русские дети
Елена вдохновляет многих людей на создание своего дела, делится своим богатым опытом. Сегодня она расскажет, как начать бизнес с нуля, чем привлекать гостей и как жить полноценной жизнью даже в глубинке. О саде. К нам приходят героини, которые многого достигли и готовы делиться опытом: как быть в согласии с собой; как раскрывать свои таланты; как найти то, что в тебя заложено Богом, и умножить этот дар.
Подхватила свою поклажу, догнала, объяснила, что это никакие не грибы, а традиционное русское печенье. Они взяли сразу две корзинки, третью разобрали за десять минут. Так я заработала 200 долларов. Само собой, на следующий день вновь отправилась за прилавок. Вскоре хобби превратилось в каторгу.
Пока не стемнеет, стояла на рынке, а вечером возвращалась полуживой в наш красивый дом и снова шла на засыпанную мукой кухню. И так почти три года. Постепенно дела наладились. Мы стали известными кулинарами, в числе постоянных клиентов — богема, потомки русских эмигрантов — внуки Римского-Корсакова, Федора Сологуба. Посыпались заказы на кулебяки, расстегаи, борщи, куличи. Теперь я точно знаю: главное, ничего не бояться. Смелость города берет. Маньенан: Вот и французские друзья говорят: «Элена, почему не живешь во Франции?
Тебя там любят, знают». Но, думаю, здесь я нужнее. Наш гостевой дом в Плёсе четвертый год подряд занимает первое место, по европейским оценкам, с точки зрения гостеприимства и правильной, аутентичной подачи России. Все туристы хотят отведать национальной кухни, а у нас в стране она, как ни странно, довольно слабо представлена. Куда ни приедешь, одно и то же: пельмени, шашлык, узбекский плов, борщ. Не знаю, почему наши предприниматели боятся предлагать современные гастрономические карты во всем их разнообразии? За последние тридцать лет наша кухня очень обогатилась специями, продуктами, появились новые технологии. Надо брать все это на вооружение и делать.
Птицы занесены в Красную книгу, печи есть не у всех. Маньенан: Вот-вот, мы сами загоняем себя в рамки, а когда приезжаем в Европу, радуемся новым вкусам, решениям и не думаем: а так ли это готовили сто лет назад? Позавчера у меня гостила потрясающая компания французов, отмечали юбилей. Думала, чем их накормить, и вспомнила, что в Париже продается мясное желе, вроде нашего студня, но с большим количеством мяса и зелени.
Так что на следующий день мы заработали приличную сумму денег. А затем это превратилось в рутину. Печь пирожки раз в неделю — удовольствие, но, когда ты печёшь каждую ночь по восемнадцать наименований на обыкновенных домашних плитах, пьёшь кофе и кока-колу, чтобы не уснуть, — это не-мыс-ли-мо. А утром у тебя всего лишь час для сна, затем ты, полуживая, садишься в машину, чтобы через семьдесят километров, сначала на одном рынке, потом на другом, оформить витрину и улыбаться покупателям. После чего вернуться на полную грязной посуды кухню, засыпанную мукой.
И так — два года! Старший сын, который помогал мне раз в неделю, приезжая на выходные из колледжа, недавно признался: «До сих пор ненавижу пирожки». Как же надо было уставать, чтобы до сих пор испытывать отвращение! Финансовое спасение обернулось кошмаром — бесконечной работой и вечным недосыпом. Если называть вещи своими именами, это был рабский труд, причём добровольный. Всю отчаянность своего положения я поняла, когда однажды муж сказал: «А что тебе не нравится, мы же вышли из положения? Бегут две дворняжки по Парижу. Одна другую спрашивает: «Ты кем была в прошлой жизни? А ты кем?
Вот и всё. Дело в том, что, когда мы ждём там признания — того же уровня, что и на родине, — нужно приезжать туда мегазвездой. И даже эта мегазвёздность не гарантия, что к тебе будут относиться как к равному. Помню, как страдал Эдуард Хиль. Он же эмигрировал во Францию, а его голос никому не понадобился, французского языка он не знал, закончилось это тем, что стал петь в ресторане. А через некоторое время и вовсе вернулся на родину. Там ты либо дворняжка, либо человек. Надо признать, что внешне в нашей жизни всё наладилось. Мы ездили по рынкам: два дня здесь, два там, к нам же ехали отовсюду, и кто только не приезжал!
Потомки Римского-Корсакова, Фёдора Сологуба, которые ездили за сто пятьдесят километров от дома, чтобы заказать куличи или пирожки. И французы, гораздо более сдержанные, бывало, выстраивались в очередь! Я-то как думала: вот здание рушится, так я плечо подставлю — чтобы продержалось. До капитального ремонта. А получилось, что я держу-держу, держу-держу. И никто не торопится мне на помощь… Можно воевать год, два, три. Но когда работаешь по восемнадцать часов в день, я не преувеличиваю, мир становится чёрно-белым, без полутонов. Я уже не понимала — ради чего? Я уже не говорю о том, что за десять лет я так и не выучила французский.
Но не потому, что не хотела. Потому что так мужу было спокойнее. Чтобы я полностью от него зависела. Миллион раз я просила его: «Мне нужно пойти на курсы и выучить язык», — он отмалчивался. Или предлагала: «Говори со мной только по-французски». На что он мне по-русски отвечал: «Мне удобнее говорить с тобой на твоём языке». Потом, когда прошло много лет, признался: «Я боялся тебя потерять. Я, уже когда женился на тебе, знал, что ты птичка, которая в любой момент может вспорхнуть и улететь». Он это даже лучше почувствовал, чем я сама.
И получилось, что та жизнь, которую он мне устроил, напоминала жизнь под паранджой. Без него я никуда не могла двинуться. А что я? Ради детей. Когда намекала им: «А если мы вернёмся в Россию? Они не замечали, как мне плохо. Я была буфером между ними и мужем. Помню, мы решили устроить выходной и поехали на рыбалку. Нашли какой-то заброшенный замок с прудом, такого клёва, как там, я не видела никогда.
Вдруг начался дождь. Земля превратилась в каток. Я поскользнулась, упала и сломала ногу. Вот был ужас! Но не потому, что больно. А потому, что на следующий день я должна была работать. Были заказы, которые нельзя отменить. В больнице мне с трудом разрезали кроссовку, так распухла нога, наложили гипс и велели оставаться в больнице — для дополнительных обследований. Я отказалась — просто не могла себе этого позволить.
Мы вернулись домой, всю ночь я работала, дети, конечно, помогли, утром муж повёз заказы на рынок. И так продолжалось две недели, я ни на один день не оставила работу. А через какое-то время я и вовсе попала в реанимацию. И вот тут был уже край. Я поняла, что всё — больше не могу. Реакция мужа? Потому что в массе своей мы все такие — жертвенницы. Француженка никогда такого не позволит. Моя история ненова, миллион женщин по всему свету проходят через то же, живут и продолжают жить в такой атмосфере каждый день.
А я взяла младшего сына под мышку — благо, что старшие уже вылетели из гнезда — и сбежала в Москву. Мы сняли квартиру, друзья помогли найти работу, я стала водить ребёнка в кружки и секции. Я наслаждалась жизнью! И так прошло примерно полгода: я занималась ребёнком в России, муж упорно сидел во Франции. А потом я встретила нашего общего знакомого, и он стал рассказывать, как Андре без меня плохо, как он исхудал. И что я сделала? Тут же рванула к нему. Господи, мы же все такие идиотки. Я даже не злилась на него.
Я и тогда его любила. Надо сказать, увидев собственными глазами исхудавшего и отчаявшегося Андре, я ужаснулась. И начала уговаривать мужа поехать со мной в Россию, хотя бы на год. Но он поставил условие… Андре категорически отверг Москву и Питер, и мы стали искать себе дом в трёхстах семидесяти километрах от Москвы: во Франции мы жили именно на таком расстоянии от Парижа. Расстелив на полу карту, мы очертили радиус, но выяснилось, что ни один из нас этой глубинки не знает. Поэтому каждые три-четыре дня мы отправлялись в поездку по Тверской, Костромской, Вологодской областям. Никто не предполагал, что для нас обоих это будет открытием России. Я сравнивала ту Лену, которая приехала во Францию впервые, и ту Лену, которая оказалась в российской провинции, вдали от Москвы, и как я не меньше, если не больше, всему удивлялась! Как открывала для себя свою же страну.
А теперь вспомните, что это было за время: 90-е годы, когда всё вокруг разрушалось. Однако нас с мужем абсолютно ничего не удручало, ничего не казалось диким, странным. Помню, заблудились на машине, остановились — навстречу местный житель, беззубый, в поношенной, вонючей телогрейке, а у меня всё заклокотало от восторга в этот момент, я его ощущала как самого родного и близкого человека. Да и Андре, который приехал в Россию впервые в 1964 году, но, как выяснилось, бывал лишь в Ленинграде и Москве, тоже открывал для себя Россию — неприлизанную, непричёсанную, но мудрую. Голодные, нищие люди от чистого сердца давали нам приют. И когда наутро я хотела дать им денег, они отказывались. Это тоже удивляло Андре. У них ничего нет, и при этом они приглашали в гости и по нашей традиции — раз пошла такая пьянка, режь последний огурец — делились последним. Даже если мы видели глупость — не было осуждения, только мысли — как помочь, что сделать?
В 1997 году Елена, ее муж Андре, а также их младший наследник приехали в Россию к родственникам девушки. Уже будучи в России, Андре решает написать книгу, в которой бы рассказывалось о жизни в русской деревне. Благодаря этой идее семья множество раз переезжала из одной деревни в другую, пока не обосновалась в Ивановской области в селении под названием Меленки. Только спустя пять лет семья переехала в относительно небольшой город, который носил название Плёс, и именно здесь чета Маньенан приобрела собственный дом, история которого насчитывает более ста сорока лет.
До момента покупки дом уже был переоборудован и обеспечивал новых хозяев всеми благами человечества. Со временем новые владельцы перестроили здание под гостевой дом. Частный бизнес оказался успешным, чему способствовали информационные технологии и постояльцы, которые активно рассказывали о впечатлениях в социальной сети. Широкой общественности о гостевом доме под названием «Частный визит» стало известным в 2011 году, после того как на одном из телеканалов была показана программа Михаила Ширвиндта известная как «Хочу все знать».
Спустя год в ресторане, который есть при мини-отеле, ужинали Дмитрий Медведев и его супруга. Здесь нужно помнить, что резиденция политика находится недалеко от Плеса.
Улыбка, любовь и прощение
Елена Маньенан – редкий бриллиант российской провинции. обучение, нетворкинг, командообразование: Поговорили с Еленой Маньенан, создател. История Елены Маньенан действительно вдохновляет. В Плёсе семейство Маньенан разрослось: Елена и Андре усыновили трёх подростков. Елена Маньенан – эксперт с 15-летним опытом работы в гостиничном и ресторанном бизнесе, популярный ведущий гастрономических программ на ТВ, создатель эко-деревни «Знатная сторонка», а также основатель и генеральный директор «Частного визита».
Самое популярное
- Гостиничный бренд "Частный визит" уходит в прошлое
- Елена Маньенан биография Муж Дети
- Маньенан Елена Вячеславовна
- Хозяйка гостиницы
- История выживания: от личного кризиса спасли борщ и пирожки | Аргументы и Факты
- Хозяйка гостиницы
Гостиничный бренд "Частный визит" уходит в прошлое
Метки: удивительные женщины женская судьба Елена Маньенан Хочешь переделать мир – начни с себя. Маньенан Елена Маньенан Елена Елену Маньенан называют королевой русского гостеприимства, а ее утиные расстегаи — кулинарным брендом России. уникальный человек, о мыслях, чувствах и делах которого посчастливится узнать широкому кругу людей благодаря тому, что судьба свела Елену и Светлану друг с другом и появилось это произведение.
Самое популярное
- Елена Маньенан и её дети | Интервью | Телеграф новостей
- История файла
- Елена Маньенан
- Елена Маньенан: «Пирог — царь русского застолья» - Дарья ЕФРЕМОВА
Глава Плеса Тимербулат Каримов против кулинарно-гостеприимного символа Плеса Елены Маньенан
Елена Маньенан Поначалу чета Маньенан слабо верила в успех предприятия, считая, что первые гости остановились у них случайно. В Плесе продают ресторан, в котором обедает экс-премьер Дмитрий Медведев – узнал Хозяйка необычного заведения – Елена Маньенан – сама сообщила новость на встрече с костромскими предпринимательницами. Биография Маньенан Елены Вячеславовны. "Благодаря и вопреки" - в изложении Светланы Юмашкиной.
«Живите вкусно!» Елены Маньенан
Как писал в октябре 2019 г. Тогда Елена Маньенан хотела продать комплекс "Частный визит" за 130 млн руб. Комплекс включает три гостевых дома общей площадью 1000 кв. Общая площадь участка — 8200 кв. Как пишет портал "Чекко" , в 2020 г. ООО "Частный визит" получило 42,72 млн руб.
Летом 2020 г.
Я побежала готовить тесто. За ночь сделала три корзины.
Уже утром, подъезжая к рынку, мы зашли в булочную с французской выпечкой, где я спросила у хозяина, во сколько он оценивает наш десерт. Булочник немедленно предложил купить у нас всё — по 500 франков за каждую корзинку. Каково это было?
Жуткое чувство страха и стыда советской женщины, оказавшейся на рынке не в качестве покупателя, а по другую сторону прилавка. Я каждой клеточкой чувствовала, как все родственники и знакомые говорят: «Наша Лена докатилась до рынка! Всё это временно, нужно просто быстро заработать денег, выпутаться из трудной ситуации, а потом мы найдём приличную работу.
Пока я себя успокаивала, чуть не пропустила пару, которая прошла мимо, бросив на ходу: «Ой, уже грибы пошли. Мы схватили корзинку, догнали эту пару, объяснили, что это не грибы, а «традиционное русское печенье», дали попробовать. В итоге они купили у нас три корзинки.
Представьте, за десять минут мы заработали 600 долларов. Позор обернулся триумфом, я расправила плечи. Остальное мы продали за полчаса.
Я купила продукты и опять всю ночь пекла. Так что на следующий день мы заработали приличную сумму денег. А затем это превратилось в рутину.
Печь пирожки раз в неделю — удовольствие, но, когда ты печёшь каждую ночь по восемнадцать наименований на обыкновенных домашних плитах, пьёшь кофе и кока-колу, чтобы не уснуть, — это не-мыс-ли-мо. А утром у тебя всего лишь час для сна, затем ты, полуживая, садишься в машину, чтобы через семьдесят километров, сначала на одном рынке, потом на другом, оформить витрину и улыбаться покупателям. После чего вернуться на полную грязной посуды кухню, засыпанную мукой.
И так — два года! Старший сын, который помогал мне раз в неделю, приезжая на выходные из колледжа, недавно признался: «До сих пор ненавижу пирожки». Как же надо было уставать, чтобы до сих пор испытывать отвращение!
Финансовое спасение обернулось кошмаром — бесконечной работой и вечным недосыпом. Если называть вещи своими именами, это был рабский труд, причём добровольный. Всю отчаянность своего положения я поняла, когда однажды муж сказал: «А что тебе не нравится, мы же вышли из положения?
Бегут две дворняжки по Парижу. Одна другую спрашивает: «Ты кем была в прошлой жизни? А ты кем?
Вот и всё. Дело в том, что, когда мы ждём там признания — того же уровня, что и на родине, — нужно приезжать туда мегазвездой. И даже эта мегазвёздность не гарантия, что к тебе будут относиться как к равному.
Помню, как страдал Эдуард Хиль. Он же эмигрировал во Францию, а его голос никому не понадобился, французского языка он не знал, закончилось это тем, что стал петь в ресторане. А через некоторое время и вовсе вернулся на родину.
Там ты либо дворняжка, либо человек. Надо признать, что внешне в нашей жизни всё наладилось. Мы ездили по рынкам: два дня здесь, два там, к нам же ехали отовсюду, и кто только не приезжал!
Потомки Римского-Корсакова, Фёдора Сологуба, которые ездили за сто пятьдесят километров от дома, чтобы заказать куличи или пирожки. И французы, гораздо более сдержанные, бывало, выстраивались в очередь! Я-то как думала: вот здание рушится, так я плечо подставлю — чтобы продержалось.
До капитального ремонта. А получилось, что я держу-держу, держу-держу. И никто не торопится мне на помощь… Можно воевать год, два, три.
Но когда работаешь по восемнадцать часов в день, я не преувеличиваю, мир становится чёрно-белым, без полутонов. Я уже не понимала — ради чего? Я уже не говорю о том, что за десять лет я так и не выучила французский.
Но не потому, что не хотела. Потому что так мужу было спокойнее. Чтобы я полностью от него зависела.
Миллион раз я просила его: «Мне нужно пойти на курсы и выучить язык», — он отмалчивался. Или предлагала: «Говори со мной только по-французски». На что он мне по-русски отвечал: «Мне удобнее говорить с тобой на твоём языке».
Потом, когда прошло много лет, признался: «Я боялся тебя потерять. Я, уже когда женился на тебе, знал, что ты птичка, которая в любой момент может вспорхнуть и улететь». Он это даже лучше почувствовал, чем я сама.
И получилось, что та жизнь, которую он мне устроил, напоминала жизнь под паранджой. Без него я никуда не могла двинуться. А что я?
Ради детей. Когда намекала им: «А если мы вернёмся в Россию? Они не замечали, как мне плохо.
Я была буфером между ними и мужем. Помню, мы решили устроить выходной и поехали на рыбалку. Нашли какой-то заброшенный замок с прудом, такого клёва, как там, я не видела никогда.
Вдруг начался дождь. Земля превратилась в каток. Я поскользнулась, упала и сломала ногу.
Вот был ужас! Но не потому, что больно. А потому, что на следующий день я должна была работать.
Были заказы, которые нельзя отменить. В больнице мне с трудом разрезали кроссовку, так распухла нога, наложили гипс и велели оставаться в больнице — для дополнительных обследований. Я отказалась — просто не могла себе этого позволить.
Мы вернулись домой, всю ночь я работала, дети, конечно, помогли, утром муж повёз заказы на рынок. И так продолжалось две недели, я ни на один день не оставила работу. А через какое-то время я и вовсе попала в реанимацию.
И вот тут был уже край. Я поняла, что всё — больше не могу. Реакция мужа?
Потому что в массе своей мы все такие — жертвенницы. Француженка никогда такого не позволит. Моя история ненова, миллион женщин по всему свету проходят через то же, живут и продолжают жить в такой атмосфере каждый день.
А я взяла младшего сына под мышку — благо, что старшие уже вылетели из гнезда — и сбежала в Москву. Мы сняли квартиру, друзья помогли найти работу, я стала водить ребёнка в кружки и секции. Я наслаждалась жизнью!
И так прошло примерно полгода: я занималась ребёнком в России, муж упорно сидел во Франции. А потом я встретила нашего общего знакомого, и он стал рассказывать, как Андре без меня плохо, как он исхудал. И что я сделала?
Тут же рванула к нему. Господи, мы же все такие идиотки. Я даже не злилась на него.
Я и тогда его любила. Надо сказать, увидев собственными глазами исхудавшего и отчаявшегося Андре, я ужаснулась. И начала уговаривать мужа поехать со мной в Россию, хотя бы на год.
А когда-то все было иначе. Десять лет она прожила во Франции, прекрасно справлялась с ролью верной жены и образцовой домохозяйки, стоически перенесла внезапный крах бизнеса мужа, который кормил всю семью, и выплатила все его долги с помощью русских пирожков, которые она пекла по ночам, а утром продавала на местном рынке. Спустя два года тяжелейшей работы она собрала чемодан, забрала детей и вернулась в Россию. Муж последовал за ней только через год.
Десять лет она прожила во Франции, прекрасно справлялась с ролью верной жены и образцовой домохозяйки, стоически перенесла внезапный крах бизнеса мужа, который кормил всю семью, и выплатила все его долги с помощью русских пирожков, которые она пекла по ночам, а утром продавала на местном рынке. Спустя два года тяжелейшей работы она собрала чемодан, забрала детей и вернулась в Россию.
Муж последовал за ней только через год. Она оказалась в глухой провинции с детьми на руках и без денег.