Новости что такое сага в литературе

Название saga, вероятно, происходит от исландского глагола segja — говорить, и обозначает как устное повествование, так и оформленное в письменном виде. Кроме указанных в этой статье памятников, особое внимание привлекают саги, содержание которых так или иначе связано с Россией. У саги есть еще одна художественная особенность, которая для исландской поэтики саги является основной, а у современных авторов саг не встречается никогда. средневековый жанр древнескандинавской литературы; героический эпос, соединяющий стихотворные и прозаические описания деяний древних скандинавов со сказаниями о германских языческих богах и о мифологической картине мира. Сага – жанр скандинавской и исландской эпической литературы; героическая эпопея, соединяющая стихотворные и прозаические описания деяний.

Что такое сага? Известные литературные и кинематографические саги

Сага представляет собой одну из форм эпической литературы, которая имеет корни в древности. Широко известна «сумеречная сага», представляющая весьма вольную интерпретацию всех человеческих представлений о вампирах. Сага. В современном понимании под такой литературой зачастую подразумевают произведения, повествующие о жизни нескольких поколений одной семьи. На этой странице вы могли узнать, что такое «сага», его лексическое значение.

Определение понятия «сага»

• Что такое литературный жанр?
• Значение слова «сага»
• Определение понятия «сага»
• Значение слова «сага»

Что такое сага в литературе простыми словами

Са́га — понятие, обобщающее повествовательные литературные произведения, записанные в Исландии в XIII—XIV веках на древнескандинавском языке. Отношения полов в сагах никогда не описываются так, как это принято в литературе нового времени. Широко известна «сумеречная сага», представляющая весьма вольную интерпретацию всех человеческих представлений о вампирах. Примером саги в литературе является «Сага о Вольнаре» Шарлотты Бронте, роман, который охватывает несколько поколений семьи Вольнар и их судьбы. это форма повествования в литературе, кино и других искусствах, которая охватывает большой период времени и представляет эпическую историю или серию событий.

Семейная сага для неспешного чтения

Семейная сага жанр литературы, который ведет хронику жизни и деяниях семьи или ряд связанных или соединенных между собой семей в течение определенного периода времени. Статья расскажет о том, что такое семейная сага, какие особенности этого жанра и какие известные примеры семейных саг в литературе и кино. город в Японии, на о. Кюсю, административный центр префектуры Сага.

Сага это в литературе

Сага отличается исключительно спокойным и объективным стилем повествования, фактичностью изложения. В ней рассказывается только о событиях, о поступках, совершенных исландцами, и о речах, которыми они обменивались, но ничего не говорится об их внутренних переживаниях, — они раскрываются лишь в их деяниях. Ничего не говорится и об отношении повествователя к изображаемому персонажу или действию. Никакой морализации, столь характерной для средневековой литературы, мы в саге не найдем. Саги не знают вымышленных героев, все упоминаемые в них лица жили в Исландии и в других странах в «эпоху саг». Во всяком случае, исландцы, рассказывавшие, записывавшие и слушавшие или читавшие саги, были совершенно убеждены в подлинности этих персонажей, с которыми их нередко связывали узы родства, как и в истинности всех происшествий, упомянутых в сагах. Категория художественного вымысла или преувеличения абсолютно чужда сознанию создателей саг. Сага возникла в обществе, в котором историческое и художественное повествование не обособились одно от другого как различные жанры.

Сага и то и другое, и потому она и не история и не роман. Живость и драматизм повествования в саге не результат продуманной художественной воли и сознательного писательского мастерства, — это прямое выражение народного сознания и переживания жизни исландцами эпохи создания саг. Автор реалистического романа Нового времени достигает художественной правды путем глубокого осмысления многообразной действительности и вычленения из нее определенных явлений, которые романист обобщает и сознательно претворяет в художественные образы — типы. Автор или рассказчик саги ничего не обобщает, он повествует о подлинных событиях и людях, руководствуясь лишь интересом, присущим ему и его социальной среде, к явлениям, достойным запоминания и передачи из поколения в поколение, — к поступкам предков, родовой вражде, встречам людей на тингах — народных собраниях и т. Сага не эпос. Если в «Песни о Роланде» или в «Песни о Нибелунгах» фигурируют эпические персонажи, каждый из которых воплощает какое-либо одно качество, положительное или отрицательное, идеальные рыцари и правители, абсолютные олицетворения верности или коварства, то в сагах перед нами всегда и Неизменно вполне земные люди, со своими индивидуальными особенностями, совершающие самые различные поступки, в одних случаях добрые, в других — злые. Если в рыцарском романе герой действует в условной среде, в идеальном замке или в лишенной всякой географической определенности местности, вне времени и конкретных жизненных обстоятельств, то в саге персонажи населяют вполне реальные хутора, занимаются сугубо прозаическими делами и во всем совершенно подобны тем исландцам, которые слушали и читали саги.

Патетике рыцарской и церковной литературы, доминировавшей в феодальной Европе, исландская сага противопоставляет крайнюю сдержанность выражений. Несмотря на то, что многие саги чрезвычайно обширны, они никогда не бывают многословными: даже о важнейших событиях в них сообщается в высшей степени лаконично. В сагах видное место занимает диалог, но и речи героев отличаются исключительной точностью и сжатостью; слова не менее существенны, чем поступки, и диалоги нисколько не замедляют хода повествования. Крестьянский «практический реализм» саг совершенно чужд всякой вычурности и выспренности, далек от аристократического литературного этикета, лишен приверженности к литературным штампам и сравнениям и не склонен к свободному полету фантазии. Персонажи и события, упоминаемые в исландской саге, максимально близки той среде, в которой она возникла и бытовала, даже если они значительно удалены во времени: «эпоха саг», то есть время, в них изображаемое, — Х—XI вв. Но по существу они не дистанцированы. Эпическая приподнятость саге не свойственна.

Исландская жизнь во всей ее обыденности и напряженности раскрывается в саге прямо и непосредственно, а не сквозь призму художественных условностей и литературных традиций. Главная движущая сила в сагах — судьба. Только с учетом этого решающего фактора можно понять своеобразие саги как жанра. Ибо все упомянутые выше особенности ее — сдержанность тона, немногословность, объективность и бесхитростность повествования, «заземленность», обыденность описываемых событий — не должны скрывать от взора историка того, что в саге дается отнюдь не некая простая «бытовая хроника». Сага, как правило, рассказывает о тех моментах жизни исландцев, когда они вплотную сталкиваются с судьбой и когда пересекаются и вступают в конфликт судьбы разных индивидов. Это испытание судьбой нередко ставит героев перед лицом смерти, от них ожидается достойное поведение; именно в эти моменты полнее всего раскрывается сущность человека, как она понималась скандинавами той эпохи. Потому-то при всей своей «абсолютной прозаичности» саги отличаются напряженным драматизмом, отчасти напоминающим драматизм эддических песней о героях.

Такова вкратце характеристика саг об исландцах, или родовых саг. Королевская сага, будучи связана с родовой сагой происхождением и обладая многими конститутивными особенностями жанра, вместе с тем глубоко от нее отличается. У королевской саги иной сюжет. В ее основе лежат не перипетии жизни отдельных семей или родов и конфликты между ними, не эпизод из истории какого-то уголка Исландии, ограниченный во времени, но история страны, государства, нуждающаяся в последовательном прослеживании на всем ее протяжении. Такую задачу невозможно выполнить при помощи лишь тех средств, которыми располагали авторы саг об исландцах. Потребность рассказать о несравненно более сложном комплексе фактов и действующих лиц, выйти за относительно узкие хронологические рамки родовой саги и охватить обширнейшие территории, на которых развертываются события «большой» истории, неизбежно вела к трансформации жанра саги. Прежде всего, размываются ее внешние границы.

Сага королевская уже не замкнута в себе: она представляет часть более обширного целого. В «Круг Земной» «Хеймскринглу» 50 — крупнейший свод саг о конунгах, который принято приписывать исландцу Снорри Стурлусону, — включены шестнадцать саг. Эта сага была написана раньше «Круга Земного». Но характерно, что изложение в «Круге Земном» оборвано на том моменте истории Норвегии 1177 г. Таким образом, «Круг Земной» и «Сага о Сверрире» должны были вместе образовать некое историографическое целое. Размывание внешних границ королевских саг усиливало их единство и способствовало выявлению взаимосвязи исторического процесса. Вместе с тем происходит и существенная внутренняя трансформация жанра саги.

Возникает противоречие между традиционным для саги подходом к изображению человеческих судеб и конфликтов, с одной стороны, и новыми проблемами, разрешение которых возможно только при историческом рассмотрении более обширного и гетерогенного материала, — с другой. Это противоречие вызывается необходимостью с помощью изобразительных средств родовой саги передать уже не индивидуальные жизненные ситуации, а события, в которые втянуты большие массы, целые народы и государства. В аспекте социологическом это противоречие выступает как выражение реального исторического противоречия между уходящим в прошлое родовым строем и нарождающимся и торжествующим над ним строем классово-государственным. Идеологические и социально-психологические установки королевской саги вряд ли было бы правильно считать личным достоянием одного только ее автора, — они порождены эпохой, и «кризис жанра», который обнаруживает анализ королевской саги, может быть понят только в свете сдвигов в мировоззрении общества. Это мировоззрение во многом не сформулировано четко и сознательно. Как уже сказано, таково было непременное требование самого жанра саги, — активное вмешательство автора в рассказ запрещено! Но главное состоит в том, что это мировоззрение вряд ли и могло быть до конца продумано и полностью выражено так, как, скажем, постулировались основные положения провиденциалистски-теологической концепции западноевропейских католических историков той же эпохи.

В саге мы находим скорее переживание исторического процесса, нежели осознанное его понимание, и это делает королевскую сагу ценнейшим источником для изучения мировидения средневекового человека. Вдревнеисландском языке отсутствует понятие «история», и самый этот факт весьма многозначителен. Слово saga означало «то, о чем рассказывают», «сказание», а не история в собственном смысле. Нет в древнеисландском языке и слова «историк». Термин fro6r «ученый», «знающий», «мудрый» прилагался главным образом к писателям, которые оставили сочинения исторического содержания. Отсутствие терминов «история», «историк» — свидетельство того, что историческое знание не выделилось в особую отрасль. Те два значения слова «история», которые ясно различимы для нас, — действительно свершавшиеся некогда события и рассказ о них — едва ли вполне отчетливо расчленялись в сознании средневековых скандинавов: сага — это и случившееся и повествование о нем.

Рассказ о происшедшем не носит поэтому субъективного характера, и его нельзя строить так или иначе, в зависимости от прихоти, вкусов или взглядов автора, — существует только один способ изложения: «так, как все произошло». Потому-то личность автора в саге растворяется в повествовании и история говорит его устами. Автор королевской саги призван не переписывать заново и по-своему сагу уже существующую, если она кажется достаточно полной и достоверной, апродолжить ее. Как мы уже видели, Снорри Стурлусон доводит последнюю сагу «Круга Земного» «Сагу о Магнусе Эрлингссоне» до того момента, с какого начинается «Сага о Сверрире», продолжающая ее, но написанная ранее. Она выражается лишь косвенно, преимущественно через критерии, которыми автор саги руководствуется, строя свое повествование и характеризуя его участников. Следовательно, для раскрытия исторических представлений автора королевской саги необходимо выявить эти критерии втексте саги. Очевидно, с этой целью нужно вскрыть основные социальные и этические ценности, воодушевлявшие автора саг при изображении истории, посмотреть, какие движущие силы видел он в истории, чем руководствовался, отбирая в наличном материале достойное описания.

Следовательно, нам придется изучить такие вопросы, как представления о времени, нашедшие выражение в сагах о конунгах, трактовка в них прорицаний и вещих снов, в которых раскрывалось будущее, далее — концепция судьбы и связанные с нею понятия смерти и славы, мифа и истории. Иными словами, нужно ознакомиться с тем культурно-психологическим аппаратом, через который, своеобразно преломляясь, проходили образы исторической действительности. Королевские саги будут интересовать нас прежде всего в качестве специфического средства фиксации знания о прошлом, как определенный тип социальной памяти, обусловленный неповторимой социально-культурной средой. Королевские саги — это та форма, в которой средневековая скандинавская культура давала себе отчет о себе самой и о своем прошлом. Время — существеннейший фактор исторического повествования. Вне времени немыслимо никакое сообщение о событиях прошлого. Поэтому для уяснения взглядов на историю, лежащих в основе королевских car, в высшей степени важно установить, как воспринимали течение времени скандинавы и как оно изображается в «Круге Земном».

Если подходить к проблеме исчисления времени в королевских сагах, прилагая к ним современные представления о хронологии, без которой невозможно изложение хода истории, то мы столкнемся с парадоксальной ситуацией. С одной стороны, в сагах встречается множество различных указаний на время. С другой же стороны, все указания времени так или иначе неопределенны. Исследователи немало потрудились над тем, чтобы установить хронологию описываемых в них событий. Но, во-первых, хронология эта далеко не всегда точная в особенности до XI в. Самая большая трудность, с которой сталкивается историк, желающий датировать упомянутые в сагах события, заключается в том, что в них отсутствуют ссылки на христианское или какое-либо иное летосчисление. Последнее предполагает точку отсчета: у древних римлян это год основания Рима, в христианскую эпоху — либо сотворение мира, либо рождение Христа.

Между тем, несмотря на то, что «Круг Земной» был написан в христианскую эпоху христианство было принято в Исландии официально около 1000 г. Какова же временная ориентация в «Круге Земном» и чем она обусловлена? Королевская сага не хроника, и исторические сведения организуются в ней не на хронологической оси, хотя ученые-исландцы, как явствует из других сочинений, были знакомы с европейской хронографией и с принятым в ней летосчислением и могли при необходимости его применять. То, что в королевских сагах мы находим иной способ определения исторического времени, вызвано спецификой жанра саги и кроющегося за ним сознания. Стержень, вокруг которого строится повествование, — это жизнь конунга, его приход к власти и эпизоды, связанные с его правлением. Это повествование строится, как правило, во временной последовательности. Сага опирается на генеалогию.

Автор обычно рассказывает о предках героя. Для скандинавов той эпохи более существенно было знать родословную человека, чем его координаты на хронологической шкале. Например, в явно легендарный рассказ о неудачной попытке датского конунга наказать исландцев за то, что они сочинили о нем хулительную песнь такая песнь, по их убеждениям должна была причинить ущерб его благополучию , Снорри Стурлусон вводит вполне реальную подробность, сообщая имена знаменитых исландцев, живших в то время в разных местах острова. Тем самым событие фиксируется во времени. Поэтому, когда Снорри в «Саге об Инглингах», первой саге «Круга Земного», последовательно описывает легендарных конунгов — потомков языческих богов асов и предков исторических конунгов Швеции и Норвегии, — у его современников вряд ли возникал вопрос: когда это было, в какие годы жил тот или иной из представителей тех тридцати поколений конунгов, которые предшествовали конунгу Рогнвальду Славному? Понятие даты в современном смысле — как указания на год, месяц и число — чуждо их сознанию. Дата есть абстракция, время же для древних скандинавов не течет линейно и без перерывов, а представляет цепь человеческих поколений.

Дело в том, что время ощущается и переживается этими людьми приходится говорить скорее о непосредственном его восприятии, чем об осознании и осмыслении его еще в значительной мере циклично, как повторение. Человек в саге — звено в цепи поколений. Поколения сменяют одно другое, подобно тому как сменяются времена года, и в последующих поколениях возможно появление людей, во всем подобных своим предкам: передаются родовые традиции, семейные святыни и могилы предков, родовые имена, а вместе с ними и качества этих предков. Такое отношение к времени характерно для родового общества, воспроизводящего себя на традиционной основе. Термины, обозначающие время у скандинавов и восходящие, разумеется, к глубокой древности, почти все указывают на цикличность его восприятия либо на связь течения времени с человеческой жизнью: аr «год», «урожай», «плодородие» ;ti «время», «сезон» —ср. На него в королевских сагах наслаиваются другие представления. В сагах объектом описания служит не простая преемственность времен, а лишь те отрезки времени, которые наполнены значительным, с точки зрения автора, содержанием.

Следовательно, сага объемлет серию эпизодов, следующих один за другим, но не всегда и не обязательно непосредственно связанных между собой во времени. Время — параметр человеческих деяний: где ничего не происходит, там как бы и нет времени, его невозможно заметить. Однако в королевской саге этот принцип уже не может быть проведен вполне последовательно. Ведь королевская сага охватывает весь период правления конунга. Здесь течения времени невозможно вовсе не замечать даже тогда, когда не происходит, казалось бы, ничего особенно значительного. Поэтому автору подчас приходится искать дополнительный материал, которым можно было бы заполнить такие временные «пустоты». К тому же автор сообщает, сколько лет жил или правил данный конунг, на каком году жизни случилось то-то и то-то.

Особенно много подобных вех в «Саге об Олаве Святом», центральной саге «Круга Земного», и не потому, что он правил дольше других напротив, его царствование длилось лишь пятнадцать лет , а потому, что его правление было наиболее значимым в истории Норвегии. Королевская сага не знает «абсолютной» хронологии, система отсчета в которой была бы независима от содержания саги, но она имеет свои собственные временные ориентиры, придающие изложению большую направленность во времени, чем это присуще саге родовой. Ритм отдельной человеческой жизни и даже народа и государства отчасти определялся природными циклами. Весной конунги собирали флот и отправлялись в поход, зимой они сидели в своих усадьбах или ездили по пирам и кормлениям в разных частях королевства, и очень часто в королевских сагах группировка разнородного материала происходит вокруг такого рода временных ориентиров. Время — это течение жизни людей, оно не существует вне и помимо людей и их деятельности. В Прологе к «Кругу Земному» Снорри выделяет две эпохи истории: «век кремаций» brunaold и «век курганов» haugsold. После того как одного датского конунга, Дана Гордого, погребли по его повелению в кургане в королевском облачении и вооружении, вместе с его конем и многочисленными сокровищами, начался век курганов.

Уже отмечено, что термин 51d значил и «век» и «род человеческий». Такое же понимание времени, как длительности жизни людей, обнаруживается и в обычае, согласно которому договоры и соглашения между людьми сохраняют силу, пока они живы. Мир между конунгами Ингьяльдом и Гранмаром должен был соблюдаться «до тех пор, пока живут три конунга» 62, гл. Но с особой ясностью связь времени с человеческими действиями проявляется в убеждении, что люди способны воздействовать на ход времени и определять его качества. Разные отрезки времени имеют, по их представлениям, разную наполненность и неодинаковую ценность. Термин «год» означал вместе с тем и «урожай». В языческую эпоху на Севере соблюдался обычай ежегодно устраивать пиры и жертвоприношения, для того чтобы год и урожай были хорошими и богатыми.

Полагали, следовательно, что от этих пиров и жертв зависели качества времени.

Создатели саг старались передать не только внешние события, но и внутренний мир персонажей, их мысли и чувства. Одной из самых известных саг является Эдда с историей о смерти Бальдра — бога красоты и света. Эта сага стала основой для создания множества других произведений, как в литературе, так и в кино и других искусствах.

Наверняка не все из тех, что бытовали устно, были записаны. Совершенно точно не все из тех, что были записаны, дошли до нас целиком. Но то, что есть — огромное богатство, и Исландия гордится им по праву. Национальная библиотека Исландии, где хранятся основные рукописи Саги никогда не были зафиксированы точно со слов рассказчика по крайней мере, тому нет текстологических подтверждений. Составитель писал их или по памяти, или сверяясь с другими сагами, или по материалам уже записанных — обычно всё вместе, но понемногу. Даже сам момент перехода сюжетов из устного бытования в письменное размыт и точно никем не определяется. Более того, определять его точно — бессмысленно. Зачастую случается так, что одна сага ссылается на другую, — а другая указывает её же в качестве уже своего источника. Так происходит, например, с "сагой об оркнейцах" и "Кругом Земным" — они ссылаются друг на друга. Нам, людям современным, трудно это понять и принять, но составителям саг ещё не был известен феномен авторства. Пересказывая предание живым разговорным языком, они не чувствовали себя авторами собственного литературного произведения. Даже слова "автор" не наблюдается в корпусе текстов на древнеисландском старше XVI века. Себя составители считали, скорее, небольшим звеном в нерушимой цепи передачи историй из древности — потомкам. Истории эти были очень важны. Сознательно исландцы сохраняли в них память о живших некогда людях, их прямых предках: для этого, по их мнению, достаточно было сохранить имена и родословные. Ещё сага подавала пример поведения и воспитывала — не зря в "сагах о недавних событиях" герои жалеют о порче нравов — но эта её функция составителями не осознавалась. А ещё эти истории были... Самой что ни на есть! Они рассказывали только о том, что и как было на самом деле. Даже если это было двести лет назад. Как же удавалось добиться такой точности в деталях? Почему же тогда историки ещё не расхватали их на цитаты, а кто-то и вовсе отказывается признавать источником? Секрет в умолчании.

Общий сборник его преданий получил название «Младшая Эдда». Самые первые саги, написанные его рукой, представляли собой литературное изложение устных преданий. А вот поздние записи, несомненно, несли уже отпечаток личности самого автора. Рукописи норвежского поэта были щедро иллюстрированны. К сожалению, до нас дошли лишь обрывки его произведений, но и эта скудная информация позволяет высоко оценить творчество С. Саги в современном творчестве Что значит сага для наших современников? Широко известна «сумеречная сага», представляющая весьма вольную интерпретацию всех человеческих представлений о вампирах. Хорошо образованные люди сразу вспомнят «Сагу о Форсайтах» — известное литературное произведение английского писателя Дж. Как можно видеть, от старинной исландской саги остался лишь неспешный ритм повествования и красочные жизнеописания главных героев.

Что такое литературный жанр?

• Содержание
• Сага в литературе: основные черты и значение
• Сага - Saga
• Саги родовые и саги королевские
• Как написать сагу
• Исландская сага и современная сага: ninaofterdingen — LiveJournal

Исландские саги: основные разновидности и художественная специфика

От более ранней эпохи сохранились только фрагменты «родовых саг». Они датируются примерно серединой XIII в. Кто писал эти саги, неизвестно. Нигде в древнеисландской литературе авторы не называются, и попытки установить их никогда не приводили к сколько-нибудь убедительным результатам. Считается установленным, однако, что большинство «родовых саг» было написано на протяжении XIII в. Впрочем, очень многое в датировке «родовых саг» остается спорным, и ни одна из них не может быть датирована сколько-нибудь точно.

Всего сохранилось около сорока «родовых саг», не считая так называемых «прядей об исландцах». Сохранившиеся «родовые саги» вместе с «прядями об исландцах» составляют в популярном исландском издании двенадцать томов, или около пяти с половиной тысяч страниц. Во многих «родовых сагах» цитируются скальдические отдельные строфы. Но в некоторых «родовых сагах» их нет совсем. В «родовых сагах» рассказывается о людях и событиях первого века после заселения Исландии, т.

Каким образом в XIII в. Этот вопрос уже давно волнует ученый мир. В сущности, это вопрос о том, что такое «родовые саги». В первой половине прошлого века установилось мнение, что «родовые саги» — это запись устной традиции. Но во второй половине прошлого века господствующей стала теория — она впоследствии получила название «теории книжной прозы», — согласно которой в XIII в.

Таким образом, согласно этой теории, «родовые саги» — это письменные произведения, созданные определенными авторами. В начале нашего века на смену «теории книжной прозы» пришла «теория свободной прозы», согласно которой не только содержание, но и форма «родовых саг» сложилась до записи, и, таким образом, саги эти с некоторыми оговорками в отношении саг наиболее длинных и сложных по композиции — запись устной традиции, о ряде случаев, возможно, даже дословная. С 30-х гг. Таким образом, за последние полтора века мнение ученых о происхождении «родовых саг» три раза качнулось, подобно маятнику, из одного крайнего положения в другое, и есть признаки того, что маятник продолжает свое колебание. Правда ли то, что рассказывается в «родовых сагах», или вымысел?

Каково соотношение правды и вымысла в них? Несомненно только одно; не только те, кто писал «родовые саги», верили в то, что все в них — правда, но и слушатели или читатели этих саг, т. Наивная вера в абсолютную правдивость «родовых саг» долгое время господствовала и в науке. Эти саги назывались «историческими» в отличие от саг, в которых господствует сказочная фантастика и которые еще в древности были названы «лживыми». Финн Йоунссон 1858—1934 , исландский ученый, посвятивший всю свою жизнь изучению древнеисландской литературы и знавший ее как никто ни до ни после него, до самой смерти сохранил наивную веру в то, что все, рассказываемое в «родовых сагах», — это в основном правда.

Да и до сих пор «родовые саги» обычно издаются как исторические произведения; тексты их сопровождаются хронологическими таблицами, географическими картами и указателями имен, а в примечаниях к текстам указывается, верна ли генеалогия, приводимая в саге, нет ли ошибки в сведениях, сообщаемых о данном лице, не упоминается ли оно также в других сагах и т. Между тем вымысел в «родовых сагах», в сущности, очевиден. Для того чтобы его обнаружить, вовсе нет необходимости, как неоднократно делали исследователи, сопоставлять данную сагу с более достоверными историческими источниками, например с «Книгой о заселении страны», или проводить какие-либо другие научные разыскания. И дело совсем не в том, что в «родовых сагах» есть кое-что неправдоподобное. То, что кажется неправдоподобным с современной точки зрения, могло казаться вполне правдоподобным с точки зрения людей того времени.

Все тогда верили в колдовство, привидения, предсказания и т. Кроме того, неправдоподобного в «родовых сагах», в сущности, совсем немного, и его вкрапления есть только в некоторых из них. Даже в рассказах о колдовстве, обильно представленных в «родовых сагах», часто не происходит ничего такого, что не могло произойти в действительности. Так, например, хотя в «Саге о Греттире» рассказывается о том, как старуха Турид погубила Греттира с помощью колдовства, т. В «Саге о людях из Озерной Долины» рассказывается, что один пастух видел, как женщина, слывшая колдуньей, вышла из своего дома, обошла вокруг него против солнца, посмотрела на соседнюю гору, махнула каким-то узелком и что-то сказала, потом вошла в дом и заперла за собой дверь.

Обвал, который вскоре после этого засыпал дом вместе со всеми, кто был в нем, в том числе и с колдуньей, рассматривается в саге как вызванный ее действиями. Вполне реальные факты — непогода, болезнь, смерть, кораблекрушение, падеж скота, любовная неудача и т. Но обычно в результате действий колдунов и колдуний ничего фантастического не происходит. Вера в колдовство не мешала объективно правильному восприятию самих фактов и проявлялась только в фантастическом объяснении причинной связи между этими фактами. Вымысел очевиден в «родовых сагах» прежде всего из самой их манеры повествования, из того, что в этих сагах всегда подробно описываются действия их персонажей и приводится все сказанное ими в описываемой ситуации, нередко и то, что никто не мог видеть или слышать.

Если этот вымысел все же не замечали в Исландии в течение многих столетий, то это, конечно, потому, что там сохранилась способность поставить себя на место тех, кто писал эти саги, и наивно не замечать в них вымысла. Когда же исследователи потеряли наивную веру в абсолютную правдивость саг, вымысел в них стал им вдруг очевиден и они, естественно, пришли к убеждению, что он был очевиден и тем, кто писал саги, т. И вот «родовые саги» стали считать произведениями, совершенно тождественными реалистическим романам, а тех, кто писал эти саги, — такими же сознательными авторами как авторы романов. Но в наивном доверии к абсолютной правдивости «родовых саг» было, в сущности, больше их понимания, чем в недоверии к их правдивости. Современный человек осознает в рассказе о прошлом две формы правды: правду историческую и правду художественную.

Первая — это правда в собственном смысле слова, но она — не искусство. Вторая — искусство, но ведь она, в сущности, — неправда. Другими словами, для современного человека, с одной стороны, возможна правда, которая, как ему хорошо известно, — неправда, а с другой стороны, для него несовместимы искусство и в собственном смысле слова правда. Решая вопрос о том, что такое «родовые саги» — история или художественный вымысел, исследователи, как правило, исходят из представления, что историческая и художественная правда были различимы и для тех, кто создавал эти саги. Между тем, поскольку эти саги принимались за правду т.

Но тем самым это была не только правда в собственном смысле слова, но также и искусство, т. Синкретическая правда, т. Она отнюдь не нечто среднее между двумя другими правдами. Она в корне отлична от обеих современных правд. Она богаче и содержательнее их обоих.

Если тот, кто пишет, считает написанное своим домыслом, то тем самым он считает себя автором написанного. Но если он думает, что просто передает правду, то как он может принимать себя за автора? Таким образом, поскольку «родовые саги» принимались за правду, хотя на самом деле были художественным вымыслом, очевидно, что авторство было в «родовых сагах» неосознанным, т. Не случайно в древнеисландском языке не существовало никаких лексических средств для выражения понятий «автор» и «авторство» в отношении саг, между тем как в отношении стихов такие средства были например, слово «скальд». Те, кто писал «родовые саги», могли записывать устную традицию или списывать с того, что уже было написано другими!

Но они могли вносить и свое в записываемое или списываемое, и в этом они не отличались от тех, кто передавал устную традицию, потому что и устная традиция не передавалась, конечно, слово в слово. Таким образом, вымысел в «родовых сагах» — это, так сказать, «скрытый вымысел», т. Синкретическая правда, поскольку она была единственно возможной в рассказе о прошлом, должна была быть значительно шире, чем любая из двух правд современного человека. Ведь она включала в себя и то, что с современной точки зрения только правдоподобно, только художественная правда, а не правда в собственном смысле слова. Некоторое представление об отношении тех, кто создавал сагу, к рассказываемому, о мере их свободы по отношению к тому, что представлялось им правдой, дают рассказы об одном и том же событии в двух разных сагах такие рассказы нередко встречаются в «родовых сагах» , пересказы в прозе стихов, цитируемых в саге, разные «редакции» той же саги.

Как литературное явление «родовые саги» — нечто единственное в своем роде. То, что становится возможным на самой высокой ступени литературного развития, сочетается в них с тем, что перестает быть возможным, как только самая низкая ступень остается позади: с одной стороны, своей объективностью они превосходят самые объективные литературные произведения Нового времени; с другой стороны, подобно самым архаичным литературным жанрам, они в значительной степени — вымысел, наивно принимавшийся за правду; с одной стороны, они — продукт высокого мастерства, шедевры повествовательного искусства; с другой — результат слабого развития авторского самосознания. В «родовых сагах» часто находят сходство с реалистическими романами нового времени, и принято говорить о «реализме» саг и т. Но верно ли, что «реализм» саг — то же самое, что реализм в литературе Нового времени? Реализм в литературе Нового времени — это художественная правда, правдоподобный вымысел, осознаваемый как искусство, и не как правда в собственном смысле слова, между тем «родовые саги» — это синкретическая правде художественный вымысел, осознававшийся как правда в собственном смысле слова.

Реализм литературы нового времени относится к реализму саг, как правдоподобие — правде. Поэтому, если и употреблять слово «реализм» в применении к сагам, следовало бы оговаривать, что это, так сказать, «реализм правды» в отличие от «реализма правдоподобия». Когда считают реализм саг реализмом правдоподобия, то нередко принимают содержание за форму. Дело в том, что само соотношение формы и содержании в произведениях, представляющих собой синкретическую правду, не соответствует современным представлениям в этой области: то, что в реализме правдоподобия — форма, то в реализме правды может быть содержанием, и наоборот. Современному читателю всего больше бросается в глаза в «родовых сагах» то, что они содержат огромное множество сведений имен, генеалогий, географических названий и т.

В реалистическом произведении Нового времени назначение такого рода сведений заключалось бы в том, чтобы придать правдоподобие рассказываемому, сделав его подобным но отнюдь не тождественным! Другими словами, в случае реализма правдоподобия такие сведения были бы художественным приемом, элементом художественной формы. Между тем очевидно, что в «родовых сагах» такие сведения некоторые исследователи называют их «художественно мертвыми элементами» сообщаются просто потому, что они действительно осознавались как правда и поэтому входили в сагу как неотделимая часть ее содержания. Не случайно в сагах сохранилось такое множество «художественно мертвых элементов»! Когда в современных работах о «родовых сагах» излагается содержание той или иной саги в виде конспекта, то все «художественно мертвые элементы», конечно, опускаются и, следовательно, принимаются за нечто, не входящее в содержание саги, т.

Но именно поэтому такой конспект дает, в сущности, совершенно ложное представление о том, что представляет собой данная сага. Человеку той эпохи, наверное, показалось бы, что такого рода конспект выхолащивает сагу, лишает ее содержания. Стиль «родовых саг» определялся как «чистая», «безусловная» или «абсолютная» проза. Для него характерно прежде всего отсутствие каких бы то ни было украшений или фигур, даже эпитетов, не говоря уже о метафорах. Таким образом, для стиля «родовых саг» характерно минимальное отклонение от языка живой речи.

В этом прозаизме, несомненно, есть известное сходство с тем отказом от риторики и фигуральности, который с возникновением реалистического романа стал характерной чертой реалистической литературы вообще. Однако сходство это чисто внешнее. Прозаизм реалистической литературы Нового времени — одно из проявлений характерного для этой литературы стремления к жизненной правде, а вместе с тем и реакция против стилистической условности и приподнятости барочной литературы предшествующей эпохи. Между тем прозаизм стиля «родовых саг» — это, конечно, прежде всего следствие того, что, хотя эти саги не просто запись устной традиции, они несомненно в какой-то мере восходят к этой традиции. Не случайно все синтаксические и лексические особенности этих саг — преобладание синтаксических структур, максимально простых по построению и элементарно между собой связанных, невыдержанность синтаксической связи, беспорядочное чередование прошедшего времени с настоящим и прямой речи с косвенной, преобладание самых простых, элементарных слов и в то же время большая идиоматичность выражения, обилие стереотипных выражений, указательных и личных местоимений и наречий места и времени, повторения одного и того же слова в том же предложении и т.

Но прозаизм стиля «родовых саг» — это, конечно, следствие и того, что они продукт неосознанного авторства. В произведении, представляющем собой синкретическую правду, авторская активность направлялась, естественно, не столько на содержание или передаваемые факты сами по себе, сколько на форму, т. Но поскольку эта авторская активность была неосознанной, то форма оставалась неосознанной, а следовательно, и не отграниченной от содержания. Прозаизм «родовых саг» и есть эта неотграниченность формы от содержания, минимальная самостоятельность формы, минимальная стилизация. Отсюда, однако, отнюдь не следует, что в стиле «родовых саг» нет искусства.

Напротив, в нем есть то высокое искусство, которое возможно только при неосознанном авторстве и суть которого в том и заключается, что оно незаметно. Таким образом, если прозаизм стиля реалистической литературы нового времени — это форма, осознанная на фоне противоположной ей формы, то прозаизм «родовых саг» — это форма, не осознававшаяся как таковая и не отграниченная от содержания. Скальдические стихи тоже подразумевают направленность авторской активности на форму, а не на содержание. Но в то время как для «родовых саг» характерны минимальная самостоятельность формы и минимальная стилизация, для скальдической поэзии, наоборот, характерны максимальная самостоятельность формы и максимальная стилизация. Причем большего стилистического различия в пределах одной литературы, чем стилистическое различие между «родовыми сагами» и скальдической поэзией, вероятно, не существует в мире.

Дело, очевидно, в том, что, хотя и «родовые саги», и скальдическая поэзия подразумевают направленность авторской активности на форму, а не на содержание, в скальдической поэзии эта активность осознана, а поэтому форма в ней резко отграничена от содержания, тогда как в «родовых сагах» эта активность не осознана, и поэтому форма в них не отграничена от содержания. Но неограниченность формы от содержания влечет за собой возможность распространения авторской активности и на содержание. Поэтому в «родовых сагах» много скрытого вымысла. Между тем, несмотря на всю вычурность скальдических стихов, скрытого вымысла в них, в сущности, нет. Этим, конечно, объясняется, в частности, то, что скальдические стихи, исконные в саге, уже давно были признаны более надежным историческим источником, чем саги.

Однако и здесь сходство между «родовыми сагами» и реалистическими романами чисто внешнее. В реалистических романах незамкнутость композиции — это, с одной стороны, сознательно стремление к правдоподобному изображению многогранности и бессюжетности жизни, широты и открытости мира, т. Между тем в «родовых сагах» незамкнутость композиции целиком объясняется неосознанностью авторства и тем, что они — синкретическая правда. Материал, композиционно не оправданный, включался в сагу либо потому, что он уже был в источниках саги, либо просто потому, что он принимался за правду. Таким образом, композиция саги навязывалась ей действительностью в гораздо большей мере, чем это возможно в литературе Нового времени.

Но действительность интересовала людей того времени в одном определенном аспекте: интересовали события. А событием в исландском обществе было прежде всего нарушение мира, распря. Поэтому распри — основное содержание «родовых саг», и распри определяют их внутреннюю логику, их композицию. То, что отдельные саги нередко довольно отчетливо распадаются на ввод участников распри, развитие распри, ее кульминацию, осуществление мести, примирение и последствия распри, — не композиционный прием, конечно, а естественное отражение того, как протекала всякая распря в действительности. Композиция саги оказывается стройной, только поскольку содержание саги исчерпывается одной распрей с небольшим количеством участников, т.

Но содержанием саги может быть распря, в которой много участников, или несколько последовательных распрь, как, например, в «Саге о людях с Песчаного Берега». В таком случае композиция саги оказывается гораздо сложней: в ней может быть несколько вводов участников, несколько кульминации и т. Многие «родовые саги» распадаются на более или менее самостоятельные части или эпизоды, как, например, «Сага о людях со Светлого Озера», и это, конечно, тоже не композиционный прием, а навязано саге ее материалом, т. В реалистической литературе Нового времени чужеродные элементы в произведении, например документы, письма, дневники и т. Но в «родовых сагах» они, конечно, просто следствие того, что эти саги — синкретическая правда.

В сагу включалось все, что содержало сведения о данной распре или ее участниках, как бы произведение, послужившее источником, ни отличалось по форме или содержанию от «родовых саг». Таким образом, наличие вставок, по стилю и содержанию далеких от того, что считается типичным для «родовых саг», на самом деле типично для этих саг. В сагу оказываются включенными и генеалогические перечни, и юридические формулы, и фантастические рассказы о приключениях исландцев вне Исландии в духе «саг о древних временах», и выдержки из «королевских саг», и выписки из разных других произведений, как, например, рассказ о битве при Клонтарве в «Саге о Ньяле», и целые новеллы с мотивами из фабльо или рыцарского романа, как новелла о Спес в «Саге о Греттире». Такого же происхождения, конечно, и стихи в «родовых сагах». Но это, впрочем, не исключает того, что со временем скальдические строфы стали более или менее обязательным композиционным элементом и сочинялись специально для данной саги.

Характерно, однако, что обычно, чем эти строфы меньше вяжутся с прозой, тем они более исконный элемент в саге. В сущности, единство отдельной «родовой саги» часто не многим больше, чем единство всех этих саг вместе. Ведь их объединяет не только композиционная незамкнутость отдельных саг, но и общее содержание всех их вместе: то, что описывается в них, — это не какие-то кусочки прошлого, не отдельные картинки частной жизни людей, как могло бы быть, если бы эти произведения были историческими романами, а все события, которые произошли в частной жизни всех исландцев в определенную эпоху. Такая широта охвата оказалась возможной благодаря тому, что существовало очень ограниченное представление о том, что такое событие. Как уже было сказано выше, событием считалось нарушение мира, т.

Если никакой распри не было, то и описывать было нечего. Никогда разные «родовые саги» не представляют собой попыток по-разному трактовать тот же сюжет, как это могло бы быть, если бы события эпохи саг были каким-то традиционным литературным материалом, а не образовывали бы единого содержания всех «родовых саг» в совокупности. Но если рассматривать эти саги как образующие в совокупности единое литературное произведение, то тогда по широте охвата действительности все события частной жизни всех членов данного общества! Не меньше, чем в стиле и композиции, отличие «родовых саг» от реалистических романов нового времени в трактовке пространства и времени. В «родовых сагах» совершенно нет пейзажа, описаний природы.

Если в них иногда и сообщаются сведения о ландшафте, на фоне которого что-то происходит, или о каких-то природных явлениях, то это только для объяснения описываемых событий. Так, например, если в саге говорится, что выпал снег, то это только для того, чтобы объяснить, почему человека можно было найти по его следам. Отсутствие пейзажа в «родовых сагах» тоже может быть осознано как реализм, аналогичный реализму Нового времени. Дело в том, что в литературе Нового времени пейзаж — это литературный прием, подразумевающий эстетическое восприятие природы или имеющий целью конкретизировать местность, где происходит действие, т. Поэтому отсутствие пейзажа в литературном произведении может восприниматься как преодоление литературной условности и приближение к жизненной правде.

В «родовых сагах» причины отсутствия пейзажа совсем другие, конечно. Отсутствие пейзажа в «родовых сагах» объясняется прежде всего тем, что описания природы как литературный прием были невозможны, пока природа была средой, из которой человек не выделял себя, пока он не противопоставлял ее себе как объект эстетического любования. Но отсутствие пейзажа объясняется еще и тем, что местности, упоминаемые в сагах, не нуждались ни в какой конкретизации: ведь все они всегда — совершенно конкретные местности. Не случайно в «родовых сагах» упоминается множество географических названий — названия хуторов, долин, рек, ручьев, озер, фьордов, островов, мысов, заливов, холмов, гор, вершин и т. В одной «Саге о Греттире» а она не самая длинная из «родовых саг» встречается около трехсот географических названий!

Поэтическое сказание, легенда поэт. Студеный ключ играет по оврагу и, погружая мысль в какой-то смутный сон, лепечет мне таинственную сагу про мирный край, откуда мчится он. Источник: «Толковый словарь русского языка» под редакцией Д. Ушакова 1935-1940 ; электронная версия : Фундаментальная электронная библиотека Сага 1. Сомов, «Русалка», 1829 г. Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать Карту слов.

Нередко в них находит отражение, хотя и преломленное сквозь призму волшебной сказки, скандинавская действительность эпохи, непосредственно предшествовавшей заселению Исландии, — походы и быт викингов, скандинавское язычество, родовые и племенные распри. Действие в этих сагах обычно локализовано в реальном мире — Норвегии, Швеции, Дании, Англии или на каком-то неопределенном «востоке». Обычно в них упоминается значительно больше имен и названий, чем это необходимо в волшебной сказке, и многие из героев — реальные исторические лица. Вообще в «викингских сагах» есть кое-что общее с «родовыми сагами». В них немало генеалогий фантастических, правда, и распри играют в них немалую роль. Саги эти, как правило, и по рыхлости своей композиции ближе к «родовым сагам», чем к волшебной сказке с ее композиционной стройностью: они обычно состоят из механически нанизанных трафаретных эпизодов, таких как битва с великаном, встреча с мужелюбивой великаншей, сражение с викингами, поединок с берсерком и т. Характерно также, что когда в «родовой саге» действие переносится в эпоху, предшествующую заселению Исландии, то она тем самым превращается в «сагу о древних временах»: появляются сказочные мотивы, правдоподобие исчезает, масштабы делаются фантастическими, и даже стиль меняется — предложения становятся более округленными, но менее содержательными. Таким образом, «родовая сага» и «сага о древних временах» — это как бы результат наложения одной и той же сетки на две различные действительности — прошлое в Исландии и далекое прошлое вне Исландии. К «сагам о древних временах», в которых не прощупывается никакой исторической основы, относятся «Сага о Хрольве Пешеходе» ее герой носит имя знаменитого викингского вождя, завоевавшего Нормандию, т. Самые знаменитые из «саг о древних временах», не имеющих исторической основы, это «Сага об Одде Стреле» и «Сага о Фритьофе». Сюжет первой очень похож на сказание о вещем Олеге. Вёльва предсказала Одду, что он погибнет от своего коня, и, хотя Одд сразу же убивает его и глубоко зарывает в землю, когда через триста лет Одд возвращается на родину, он умирает от укуса змеи, выползшей из черепа его коня. Этот странствующий сюжет представлен и в других литературах в частности, в английской. Сюжет этой саги — сентиментальная история любви доблестного Фритьофа к добродетельной Ингибьёрг, с которой Фритьоф после преодоления всех препятствий в конце концов благополучно соединяется. Уже в самом сюжете «Саги о Фритьофе» очевидно влияние рыцарских романов с характерной для многих из них сентиментальной трактовкой романических отношений. Влияние куртуазной идеологии заметно и во многих других «сагах о древних временах», даже в тех, которые основаны на древних героических песнях. Герои в таких сагах нередко являют пример рыцарского служения даме и куртуазного обхождения. Но влияние куртуазной идеологии всего сильнее в тех «лживых сагах», в которых персонажи носят не скандинавские, а различные иноземные имена, и в которых скандинавская действительность не находит никакого отражения. Эти саги называются также «рыцарскими». В сущности, эти саги и есть своего рода рыцарские романы. Многие из них еще не изданы, и даже самые подробные истории исландской литературы не перечисляют их всех. Общее в них, по-видимому, только то, что в противоположность «родовым сагам» они осознавались как вымысел, а не как правда. Это не значит, однако, что в них был оригинальный вымысел. Напротив, все они, как правило, целиком состоят из заимствованных мотивов и заимствованных сюжетных схем, источники которых — самые разнообразные, и как иноземные, так и исландские более старые саги , но всего чаще — иноземные рыцарские романы. В этих сагах изобилуют сказочные существа — великаны, карлики, драконы и т. Но вся эта сказочная фантастика обильно представлена и в рыцарских романах, так что в «лживых сагах» она, очевидно, появилась не непосредственно из волшебных сказок. Нередко эти саги следуют сюжетной схеме античного романа: разлученные подвергаются во время их странствий всевозможным испытаниям и в конце концов встречаются, рассказывают о своей жизни, узнают друг друга, и все кончается их счастливым воссоединением. Но эта сюжетная схема представлена и в рыцарских романах. Так что в «рыцарские саги» она едва ли непосредственно пришла из античного романа. Самое большое влияние на «рыцарские саги» оказали французские рыцарские романы, многие из которых были тогда известны в исландском переводе. Исландские тексты таких переводов в ряде случаев например, в случае «Саги о Тристраме и Исёнд» — списки с переводов, сделанных в Норвегии, где иноземные рыцарские романы стали переводить раньше, чем в Исландии см. Впрочем, нет четкой границы между переводами рыцарских романов и «рыцарскими сагами», так как, с одной стороны, переводчики очень свободно обходились с оригиналами всего чаще расширяя описания битв и подвигов и сокращая монологи, в которых анализируются психологические переживания , а с другой стороны, авторы «рыцарских саг» многое заимствовали из французских рыцарских романов. Так что оригинальные «рыцарские саги» были, в сущности, не более оригинальны, чем переводы. Между тем все классические «родовые саги» были написаны в течение XIII в. Таким образом, получается, что «саги о древних временах», или «лживые саги», как бы пришли на смену «родовым сагам» с их реализмом правды, и это обычно толкуется как результат потери чувства реальности и исторического чутья или во всяком случае как упадок, обусловленный то ли политическими, экономическими или климатическими причинами, то ли этими причинами в сочетании с влияниями иноземной литературы, которая стала доступна исландцам в результате христианизации, введения латинской письменности и появления переводов на исландский язык а уже в XIII в. Дело, однако, обстоит, по-видимому, более сложно. Есть свидетельства о том, что «саги о древних временах» существовали в устной традиции еще в XII в. Как явствует из «Саги о Стурлунгах» точнее, из «Саги о Торгильсе и Хавлиди», первой части «Саги о Стурлунгах» , на свадебном торжестве в Рейкьяхоларе, которое происходило в 1119 г. В «Саге о Стурлунгах» добавляется: «Эту сагу рассказывали королю Сверриру, и он говорил, что такие лживые саги всего забавнее. Однако есть люди, которые могут возвести свой род к Хромунду сыну Грипа». Это и есть то единственное место в древнеисландской литературе, в котором говорится о «лживых сагах». Нет основания сомневаться в том, что суждение норвежского короля Сверрира 1177—1202 приведено точно. Таким образом, отношение к «сагам о древних временах» было в ту эпоху двойственным: с одной стороны, их «лживость» т. Впрочем, едва ли «лживость» этих саг была для всех очевидна. Ведь вера в сверхъестественное в то время общераспространенна. По-видимому, устные саги, которые Саксон Грамматик слышал от исландцев см. Позднее появление «саг о древних временах» в письменности свидетельствует поэтому скорее всего не о том, что они — более поздняя ступень развития по сравнению с другими сагами, но только об их меньшей важности в глазах современников в силу «лживости», т. Естественно, что в эпоху, когда господствовала синкретическая правда, сказочная фантастика считалась пустой выдумкой, вздорной небылицей, чем-то не заслуживающим серьезного внимания, как это выражено в известных словах «Саги об Олаве Трюггвасоне» монаха Одда: «Лучше слушать себе на забаву это [т. Сказочная фантастика была характерна для «саг о древних временах» искони. Но не в результате потери чувства реальности или исторического чутья, а в силу того, что, как было сказано выше, время представлялось неоднородным и далекое прошлое — сказочным временем. Но сказочное время — это примитивная форма фиктивного, литературного времени, так же как волшебная сказка — это зачаточная форма художественной правды, т. Поэтому вытеснение «родовых саг» с их синкретической правдой «лживыми сагами» с их зачаточной художественной правдой — а такое вытеснение действительно имело место к концу XIII в. В этом смысле «лживые саги» ближе к роману нового времени, чем «родовые саги». Ведь с точки зрения исландца той эпохи, когда в литературе еще господствовала синкретическая правда, любой роман нового времени, в той мере, в какой он не претендует на то, что он правда в собственном смысле слова, показался бы «лживой сагой». Однако, поскольку и в «лживых сагах» авторство было, по-видимому, неосознанным нигде в древнеисландской литературе не говорится, что они сочинялись кем-то , завоевание новых возможностей для литературы происходило не в силу оригинального творчества, а в силу использования уже наличных схем, т. Правда, персонажи «лживых саг», как правило, совершенно бесцветны, абсолютно не индивидуализированы и всегда четко делятся на «злых» и «добрых», причем последние всегда торжествуют. Однако четкое деление персонажей на «злых» и «добрых», как и торжество последних, было, хотя и примитивным, но все-таки идейным содержанием, т. Ведь объективность «родовых саг» была, в сущности, неумением сочетать правдоподобие с идейным содержанием! Есть сведения, что еще Сэмунд Мудрый 1056—1133 , ученый, прослывший впоследствии чернокнижником и колдуном, перехитрившим самого черта, написал краткую историю норвежских королей, включавшую и факты по истории Исландии. Это произведение, которое, вероятно, было написано на латинском языке, не сохранилось. В ряде саг есть ссылки на него как на источник исторических и генеалогических сведений. Вопрос о том, что он написал, очень много дискутировался. По-видимому, он был автором какого-то произведения о норвежских королях. Из его произведений сохранилась только совсем коротенькая «Книга об исландцах», написанная по-исландски и содержащая, краткие сведения о заселении Исландии, учреждении альтинга, упорядочении летосчисления, разделении страны на четверти, заселении Гренландии выходцами из Исландии, введении христианства и первых исландских епископах. Древнейшая «королевская сага», о которой есть точные сведения, — это жизнеописание королей Сигурда 1136—1155 и Инги 1136—1161 , сыновей Харальда Гилли, написанное в 1150—1170 гг. Это произведение не сохранилось. Древнейшая «королевская сага», которая дошла до наших дней в семи отрывках , — жизнеописание норвежского национального патрона, короля Олава Святого 1013—1028 , написанное в конце XII в. Это произведение принято называть «Древнейшей сагой об Олаве Святом». В начале XIII в. В ней были использованы более ранние письменные источники. Она сохранилась только в норвежской рукописи. А в 1210—1225 гг. Стюрмир Карасон, приор одного исландского монастыря, написал еще одну сагу об Олаве Святом. Эта сага не сохранилась, но части ее вошли в позднейшие саги. В царствование короля Сверрира 1184—1202 была написана «Сага о Сверрире», причем, как говорится в этой саге, ее писал Карл Йонссон в Исландии он был аббатом монастыря в Тингейрар , а сам Сверрир говорил ему, что писать. Около 1190 г. Одд Сноррасон, монах Тингейрарского монастыря, написал жизнеописание Олава Трюггвасона 994—1000 , норвежского короля, при котором в Исландии было введено христианство. Это произведение — оно было написано на латинском языке, его принято называть «Сагой об Олаве Трюггвасоне» монаха Одда — сохранилось только в переводе на исландский язык, сделанном в начале XIII в. Около 1200 г. Гуннлауг Лейвссон, другой монах того же монастыря, написал, тоже на латинском языке, другое жизнеописание Олава Трюггвасона. Оно не сохранилось как целое произведение. Но значительные куски из него вошли в позднейшие произведения. Около 1300 г. В ней были использованы многие более ранние произведения. Наконец, в 1220—1230 гг. Считается, что эту сагу написал Снорри Стурлусон о нем см. Однако единственное основание этой атрибуции — то, что Снорри назван автором саги в предисловии к ее переводу XVI в. Нигде в сохранившихся древнеисландских памятниках не говорится, что он ее автор. Последние «королевские саги» были написаны в конце XIII в. В 1264—1265 гг. Хаконе Старом 1217—1263 , а в 1280 г. Магнусе Исправителе Законов 1263—1280. От нее сохранились только два отрывка. К «королевским сагам» относится также «Сага о Йомсвикингах» центральный момент в ней — битва в Хьёрунгаваге между йомсвикингами и норвежским ярлом Хаконом, которая произошла в 986 т. Все эти произведения были написаны не раньше XIII в. В «королевских сагах» обнаруживается та же закономерность в распределении вымысла, что и в «сагах о древних временах», «родовых сагах» и «Саге о Стурлунгах», т. К «королевским сагам» о недавнем прошлом относятся «Сага о Сверрире» и саги Стурлы Тордарсона, т. Во всех этих сагах ведется повествование так же подробно, обстоятельно и, так сказать, протокольно, как и в «Саге о Стурлунгах» кстати сказать, одна из саг, входящих в состав «Саги о Стурлунгах», а именно «Сага об исландцах», была написана тоже Стурлой Тордарсоном. К «королевским сагам» о далеком прошлом относится прежде всего «Сага об Инглингах», образующая начало «Круга Земного». В ней шведский королевский род Инглингов, от которого произошли норвежские короли, возводится к его мифическим предкам — языческим богам. Правда, боги в этой саге трактуются как колдуны, т. Но такая эвгемеристическая трактовка языческих богов не устраняет фантастику в повествовании. Сказочные мотивы есть и в том, что рассказывается в этой саге о младших поколениях Инглингов. Сказочные мотивы встречаются и в «королевских сагах» о менее далеком прошлом. Так, много их в «Саге о Йомсвикингах». По-видимому, исторические события, лежащие в основе этой саги, обросли сказаниями еще в устной традиции, и эти сказания были широко использованы в саге. Сагу эту называли героической песнью в прозе. Повествование в «королевских сагах» особенно часто теряет историческую почву, когда действие переносится в какую-нибудь далекую страну, например в Гардарики т. Так, в «Саге об Эймунде», в которой действие происходит в Гардарики при сыновьях князя Владимира, нет, по-видимому, ничего исторического, кроме некоторых имен. Этой сагой уже давно заинтересовались в России, и ее русский перевод, сделанный О. Сенковским, был опубликован еще в 1834 г. Еще меньше исторического в «Саге об Ингваре Путешественнике». Герой этой саги встречает великанов-людоедов, циклопов, людей с птичьими головами и т. Исторично в ней, по-видимому, только имя героя: шведский викинг с таким именем и его поход на восток упоминаются на многих рунических камнях XI в. Большинство «королевских саг» в отношении временного расположения событий, о которых в них рассказывается, аналогичны «родовым сагам», поэтому по характеру представленной в них правды и по манере повествования они всего ближе к «родовым сагам». А в тех частях, где рассказывается об исландцах «века саг», королевские саги вообще ничем не отличаются от «саг об исландцах», т. Одно из отличий «королевских саг» от «родовых» заключается в том, что в то время как «родовые саги», как правило, не повторяют друг друга, есть целый ряд параллельных «королевских саг», т. Сравнение таких параллельных саг позволяет вскрыть в них «скрытый вымысел», который вносился автором саги. Так, в результате сравнения «Саги об Олаве Святом» из «Круга Земного» с более ранними сагами о том же короле установлено, что, хотя ее автор несомненно считал свой рассказ правдой, а не свободным вымыслом, он придумывал диалоги, монологи длинные монологи — черта, вообще характерная для «Круга Земного» , бытовые детали, фон событий, психологические мотивировки, вводил персонажей или литературные мотивы, которые казались ему правдоподобными и, следовательно, допустимыми в пределах правды. Но наиболее существенное отличие «королевских саг» от «родовых» заключается в том, что в «королевских сагах» рассказывается о событиях в стране, где, в противоположность Исландии, было государство, была государственная власть, сосредоточенная в руках одного человека. О главе государства, короле, и его правлении и повествует сага. В «родовых сагах» та или иная распря между членами исландского общества описывается полностью, упоминаются все ее участники и все события, имеющие к ней отношение. Между тем в «королевских сагах» охват описываемого менее полон: все, имеющее отношение к правлению данного короля, все, что происходит в государстве во время его правления, не может, естественно, быть охвачено, и поэтому неизбежен отбор фактов. Но тем самым «королевские саги» ближе к исторической правде нашего времени, к истории как науке, чем «родовые саги»: ведь история как наука тоже подразумевает выборочное описание действительности прошлого в силу невозможности ее охвата во всей живой полноте. Вместе с тем правление короля, т. Поэтому в «королевских сагах» время больше абстрагировано от происходящих в нем событий, чем в «родовых сагах», в какой-то мере отрывается от них, объективируется, становится существующим само по себе. Отсюда — появление в «королевских сагах» хронологической сетки, которая накладывается на события, возникновение погодного рассказа о событиях, привязывание событий к году правления короля. Внутренняя связь событий, характерная для «родовых саг», начинает уступать место связи одновременности. И, по-видимому, то, что саги жизнеописания одного короля как «Древнейшая сага об Олаве Святом», «Сага о Сверрире» и т. Однако «королевские саги» все же не история в современном смысле этого слова. В основном они такая же синкретическая правда, как «родовые саги». Конкретность, живость и драматизм, характерные для повествования в «родовых сагах», обычны и в «королевских сагах», но проявляются они неизбежно в том, что в фокусе все время оказываются слова или действия отдельного человека. Тем самым детали заслоняют общую картину, частные события — исторические. Вместе с тем в «королевских сагах» игнорируются изменения, которые происходят постепенно и незаметно, т. Они оказываются в изображении «королевских саг» неизменными, и тем самым отношения, характерные для эпохи написания саги, переносятся в более давнюю эпоху. Все это делает «королевские саги», и в частности лучшую из них — «Круг Земной» в котором тоже много подобных анахронизмов , ненадежными как исторические источники. Однако сознательное и последовательное проведение политической тенденции было для авторов саг невозможно. Даже при наличии какой-то политической концепции а в ряде случаев такая концепция прослеживается, хотя всегда остается неясным, в какой мере она была осознанной авторы саг не умели замалчивать факты, противоречащие этой концепции. Так, например, саги, написанные для прославления норвежских королей-миссионеров — Олава Святого и Олава Трюггвасона, кишат фактами, выставляющими миссионерскую деятельность этих королей в самом неприглядном свете описываются жестокие пытки, которым подвергались те, кто не хотел принять христианство, и т. Подобная объективность «королевских саг» связана, возможно, и с тем, что эти саги, т. И то, и другое связано, по-видимому, с тем, что «королевские саги» представлялись более важными, чем «родовые»: на них и на тех, кто их писал, падал отблеск от ореола, окружавшего королей и церковь в глазах людей той эпохи. Ведь древнейшие «королевские саги», т. Однако даже если о той или иной «королевской саге» известно, кто ее написал, или «составил», то это едва ли значит, что данная сага была плодом осознанного авторства. Ведь значения древнеисландских слов «написать» или «составить» не тождественны значению современных слов «сочинить» или «быть автором». Кроме того, сообщение о том, что такой-то «написал» или «составил» данный памятник, делалось, по-видимому, вовсе не с целью атрибуции данного памятника определенному автору, но из совсем других побуждений, например, чтобы объяснить что-то, написанное кем-то другим, тем самым называя его имя. Вместе с тем, однако, не исключено и то, что авторская активность становилась более осознанной, по мере того как синкретическая правда уступала место исторической правде, и в «королевских сагах» этот процесс несомненно начинался.

Возможно, вы поможете мне вспомнить произведения этого жанра, которые можно назвать сагами? Нет «Песнь льда и пламени» Дж. Мартина, несмотря на «многофигурность» и объем, к сагам отнести нельзя. Чтобы было понятно почему, остановлюсь на основных признаках семейных хроник такого типа. Кадр из фильма по роману Томаса Манна. Что надо знать, чтобы написать сагу Есть ряд особенностей, которые выделяют сагу из других реалистических или условно реалистических произведений. Это повествование о судьбах людей нескольких поколений одной семьи. В саге большое количество действующих лиц, связанных родственными узами. Каждому из них уделяется внимание, поэтому главного героя выделить сложно. Точнее, в разных частях саги на первый план выходят разные персонажи. Повествование не слишком динамичное. Важное место занимают обыденные события, бытописание и отношения между членами семьи. Сюжет многоплановый, сюжетные линии завязаны на семейных отношениях, конфликтах, коллизиях. Это могут быть и финансовые проблемы, и идеологические разногласия, и социальная дифференциация. Но всё это происходит внутри семьи. Реальность, в которой происходят события, — это просто фон. Он описывается в общих чертах, даётся через призму восприятия разных членов семьи. Допускаются и приключения, и элементы детектива, и интриги, но всё это не выходит за рамки семьи и семейных интересов. Например, если один из героев влюбляется в девушку, то она сразу же становится частью семейной жизни, обсуждается разными представителями семьи и т.

Что такое сага

Сага как Жанр литературы. Сага литературное произведение. «Сага о Форсайтах» являет собой образец классической саги. Саги являются настоящим сокровищем литературы, пронизанной духом героизма, любви, предательства и силой духа. «Сага о Форсайтах» являет собой образец классической саги. «Саги об исландцах» или «Родовые саги» — саги, в которых рассказывается о жизни исландцев, их истории, взаимоотношениях их родов в так называемый «век саг» — в период с X по XI века (930—1030 гг.). К этому разряду относятся самые знаменитые саги, такие как «Сага.

Понятие сага и ее влияние на развитие сюжетов.

Сага. В современном понимании под такой литературой зачастую подразумевают произведения, повествующие о жизни нескольких поколений одной семьи. Сага – это особый жанр в литературе, который отличается своими уникальными особенностями и жанровыми чертами. У саги есть еще одна художественная особенность, которая для исландской поэтики саги является основной, а у современных авторов саг не встречается никогда.

«Сага о Форсайтах»

• Что такое сага
• Что такое сага в литературе: определение, кратко и понятно
• Особенности саги
• Что такое Сага? Это... Значение на СловоПоиск.ру
• Сага это в литературе

Похожие новости: