Языки в атласе делятся на пять категорий – находящихся в неустойчивости, опасности, серьезной опасности, критической ситуации и полностью исчезнувших. Некоторые примеры недавно вымерших языков: аса (Танзания) – в 1976 году; убыхский язык (Турция) исчез в 1992 году со смертью Тевфика Эсенча; бабинский саамский язык или аккала. "Атлас языков мира", выпускаемый ЮНЕСКО, выделяет 2473 языка, которые находятся под угрозой исчезновения. Однако, сегодня мы сталкиваемся с проблемой исчезновения языков, которые не только угрожают культурному наследию, но и приводят к потере многих ценностей. Меньше всего языков исчезнет в Европе – 148.
"Мослекторий": Мария Ровинская – об исчезающих языках мира
Стоит ли начинать бить тревогу? Российские лингвисты полагают, что в расчетах ЮНЕСКО есть некоторые «огрехи» — в список вошли почти все языки, на которых не говорит подавляющее большинство граждан нашей страны. Поэтому в зоне риска оказались государственные языки с количеством носителей в несколько десятков тысяч человек. То есть паниковать пока рано, однако задуматься о проблеме все же стоит, ведь согласно отечественным исследованиям, около 50 наречий на территории РФ находятся в опасности. Главным регионом лингвистического риска является Сибирь. Если раньше значительная часть местного населения говорила на коренных языках, то сейчас такого языкового разнообразия не найти — более 30 языков в той или иной степени находятся в опасной зоне, причем в большинстве случаев ситуация настолько критическая, что требует принятия мер по возрождению и развитию языка. Все попытки сохранить и возродить вымирающие языки останутся тщетны без желания на то самих носителей. Поэтому важно прививать любовь к родному наречию с детства. И тогда, возможно, через 100 лет те языки, на которых сейчас говорят всего несколько человек, останутся живы.
Пользователь, находясь в любой точке мира, может с легкостью узнать о народе, его истории, культуре, послушать песни и многое другое. В этом году Николай принимал участие в Санкт-Петербургском и Дальневосточном экономических форумах от Республики. Также, к примеру, в августе этого года в Дальневосточном федеральном округе на базе Амурского государственного университета г. Его провели ведущие преподаватели Амурского государственного университета в сотрудничестве с учителями эвенкийского языка Амурской области, Республики Саха Якутия и языковыми активистами в сфере КМНС. В ходе тренингов участники создали неповторимую атмосферу мультиязычной среды Приамурского региона.
Показать еще Все публикации написаны редакторами и переводчиками бюро переводов Фларус и сотрудничающими с нами внештатными корреспондентами. Статьи публикуются только на этом сайте с 2009 года.
Я не возьмусь однозначно определить. То же самое происходит, когда какой-то поселок решили закрыть, а людей из него перевезти в город. И сначала в этом поселке закрывают школу, потом — медицинский пункт, магазин, потом отключают электричество, и люди переезжают в город и оказываются в ситуации, когда их язык — это язык очень маленькой группы, а вокруг все говорят на доминирующем языке, и они переходят на него. Вот это выбор или принуждение? Довольно сложно провести границу. Приведу два примера ситуаций, которые я считаю прямым принуждением, без всяких попыток изобразить хоть какую-то свободу выбора. Один пример — это наш Крайний Север, что называли Советским Севером в 50-60-х годах. Наблюдалась одна и та же картина: местные власти в принудительном порядке забирали детей из семей в интернаты, часто вопреки воле родителей. В этих интернатах учились дети из самых разных этнических групп, поэтому единственным общим языком у них был русский. И язык преподавания у них тоже был русским. Кругом них были люди, тоже говорившие по-русски. Когда я изучал на Крайнем Севере эти языки, слушал страшные рассказы о том, как маленького мальчика прятали в стойбище под шкурами, а его все-таки находили и насильно тащили в вертолет, чтобы вести в школу. Или как родители прятали детей в отдаленных стойбищах, а власти вызывали — ни много, ни мало! Мне приходилось слушать печальные истории о том, как детей наказывали, если они говорили на родном языке в школе или где бы то ни было. Читал и слушал такие истории десятки раз. Очень многие дети уезжали из своего родного стойбища навсегда, во всех смыслах слова. Они уже не могли потом вернуться. Мало того, что они уже не владели языком, на котором говорили их родители, они не владели той культурой, которая нужна, чтобы выживать в этих условиях. Не просто выживать, а жить в свое удовольствие в кочевых условиях. Трудно сказать, что это — добровольный выбор. Это насилие чистой воды. Как любое насилие, оно объясняется наилучшими благими намерениями. Всегда хотели «как лучше». Чтобы вы не подумали, что эта ситуация чем-то специфична для СССР — ровно те же самые истории приходилось слышать, записывать и читать и на Аляске, и в Австралии, и так далее. Вот вам австралийский пример. Политика была та же самая в отношении аборигенного населения Австралии. Насильно увозили детей в грузовиках, я видел эти фотографии — страшное впечатление, потому что это такие большие открытые грузовики, у которых в кузове стоит сваренная из толстенных прутьев клетка. Сзади — дверца, она запирается на огромный амбарный замок. И в эти клетки набивали детей, запирали и везли их «к светлому будущему». В школе, естественно, их учили английскому языку, а аборигенные языки были категорически запрещены. Единственное отличие этой истории от нашей отечественной в том, что у нас забирали всех детей без разбору, а в Австралии пошли по совсем чудовищному пути, на мой взгляд: они забирали только полукровок. То есть, только детей, у которых один из родителей был белым, а второй — из австралийских аборигенов. Это поколение в австралийской научной публицистической литературе называется «украденным поколением» stolen generation. Так обозначают тех детей, которые были насильно увезены из своих родных поселков в интернаты. То же самое происходило на Аляске. И что интересно, все эти события происходили примерно в одно и то же время. Я не могу этого объяснить. Почему — не знаю. Вот такое странное время. Такие ситуации, конечно, редки, они происходят не везде. Обычно ситуации прямого насилия не длятся долго. Больше 10 лет не длятся, примеров таких нет, потом власти все же спохватываются, что они делают что-то не то, или начинаются протесты местного населения. Но языки умирают и без прямого насилия. В результате добровольного, так сказать, выбора их носителя. Такая небольшая схема: как происходит языковой сдвиг. Для того, чтобы произошел языковой сдвиг, должно произойти расслоение общности на поколения. Для каждого поколения имеется свой языковой выбор. Для старшего поколения прежний, «рецессивный» язык — родной, они говорят на нем в основном, а новым — «доминантным» — языком владеют очень слабо. Для младшего поколения родным языком уже является «доминантный», а своим прежним «рецессивным» языком они уже почти не владеют. И для среднего поколения характерна ситуация «полуязычия», как она называется в лингвистике, когда свой язык они почти забыли, а новый толком еще не выучили. Как видите, в этой ситуации общение между бабушками и внуками практически исключено. У них нет общего языка. Соответственно, прерывается передача любой традиции, не только языковой. Это поколение мы когда-то назвали «переломным поколением», обычно это группа людей 30-50 лет, в зависимости от конкретного поселка. В пределах этой группы нормальная коммуникация между поколениями полностью разрушена. Среднее поколение может кое-как договориться со своими родителями и со своими детьми. Родители смеются над их искаженным родным языком, «рецессивным», а дети смеются над их «кривым» «доминантным» языком. Оказывается, что эта ситуация — издевательства друг над другом — начинает удваиваться. Вот такая картинка, которая показывает, каким именно образом происходит исчезновение языка. На этом первая половина моей лекции заканчивается. Вывод из нее прост, но не окончателен. Во второй половине я буду показывать, что на самом деле все совсем не так. Есть одна странность. Эти охватившие всю лингвистическую общественность пророчества, что все языки скоро погибнут — эти пророчества загадочным образом не новы. Для простоты я буду говорить сейчас о нашем отечестве, хотя мы знаем, что те же самые проблемы и процессы происходят во всем мире. Изучение языков, изучение этнографии Сибири и Крайнего Севера России началось во второй половине 19-го века. И уже в самых первых публикациях конца 19-го — начала 20-го века, которые посвящены «северным туземцам», мы находим одни и те же пророчества о скором исчезновении всех этих народов и всех этих языков. Это был финский швед или шведский финн, не знаю, как правильно сказать — он был шведом по происхождению, гражданином Финляндии. Как видите, прожил он всего 40 лет, и отчасти причиной его ранней смерти было то, что он больше 10 лет провел в Западной Сибири, в очень тяжелых условиях, изучая местные языки и народы, по поручению российской Академии наук. Так вот, инструкция: «Господину Кастрену поручается все народы в пространстве между Енисеем и Обью точно исследовать в этнографическом и лингвистическом отношении, первобытные жители Сибири находятся в таком состоянии, что не должно упускать время, чтобы ныне спасти об них сколько можно сведений». С оговоркой на некоторые стилистические особенности языка того времени, это примерно та же самая цитата, которую я приводил в самом начале — «языки гибнут, надо срочно их спасать и описывать». Приведу еще два примера «пророчеств». Одно — юкагиры. На карте показан примерный район их расселения. Он пишет: «теперь там живет всего несколько семей, которые, впрочем, теперь уже совершенно забыли свою речь и приняли как язык, так и образ жизни русских». Он опубликовал свои материалы через 30 лет после возвращения. В 1894 году человек пишет о 1860-м, что «они совершенно забыли свою речь». В 1900-м году Владимир Иохельсон пишет: «У тех же самых юкагиров через несколько десятков лет язык может исчезнуть, а само племя прекратит существование частично вымерев, а частично растворившись в окрестных племенах». Прошло 40 лет, а ничего не меняется, языкам начинают пророчить гибель через несколько десятков лет. Через пять лет после этого Елена Маслова, питерский лингвист: «Большинство юкагиров старшей возрастной группы владеет двумя или тремя языками, причем первым является юкагирский. Смотрим на даты. Прошло 135 лет с пророчества Майделя о том, что юкагирский язык уже практически исчез. И каждый следующий исследователь с удивительным упорством пророчит ту же самую гибель. Еще один пример — командорские алеуты. Проходит почти сто лет, мой покойный шеф Георгий Алексеевич Меновщиков, на тех же Алеутских островах в 1965 году записывает материалы этого языка и пишет: «Алеутский язык все еще используется, но только старшим поколением. Молодые алеуты и алеуты среднего возраста почти полностью перешли на русский язык». Прошло 20 лет, и мы с моим коллегой оказались на тех же Командорских островах, записывали тот же самый алеутский язык и застали ровно ту же самую картину: несколько пожилых женщин все еще каким-то чудом помнят свой родной язык. Молодежь уже на нем не говорит, среднее поколение ничего не понимает, и только знание всех этих предыдущих цитат удержало мою руку от того, чтобы написать ту же самую фразу: «Пройдет 20 лет, и алеутский язык исчезнет». Что происходит, собственно? Это нельзя объяснить просто ошибкой, что исследователи невнимательны, что-то не увидели. Откуда такая систематическая ошибка? Век за веком, десятилетие за десятилетием ситуация описывается одним и тем же способом — пожилые люди помнят, молодежь не говорит. Проходит 20, 40, 100 лет — ситуация не меняется. Что происходит? Любопытно, что те же самые люди, этнографы и лингвисты, которые эти самые пророческие цитаты публикуют, они же в тот же самый момент, находясь в тех же самых поселках и стойбищах, записывают замечательные языковые материалы, прекрасные этнографические материалы, публикуют подробные словари, подробные грамматики. Записывают сказки, мифы, легенды, рассказы, этнографические материалы… Как у них в голове это уживается? Вроде как материалы я собираю, но при этом я пророчу этому языку и этому народу гибель. Странным образом культуры и языки оказываются гораздо более живучими, чем ожидалось. Им пророчат гибель, а они все не помирают. И мы постоянно вынуждены подправлять пессимистические прогнозы своих предшественников. Мне кажется, что этот парадокс нельзя просто игнорировать, нельзя объяснить простой ошибкой, у него должно быть какое-то другое объяснение. Любопытный пример: Майкл Краусс опубликовал в 1982 году книгу фольклорных текстов на языке индейцев ияк, есть такой язык на Аляске. Он трогательно посвятил ее памяти последнего носителя этого языка, с портретом на обложке, с биографией, с описанием — что это последний человек, знавший язык, все, больше нет. Прошло несколько лет и выясняется, что еще остаются люди в других поселках, которые помнят язык. Те самые «несколько пожилых женщин». Эта фраза блуждает из одной книжки в другую. Первое объяснение, которое можно привлечь: данные о состоянии языков, которые получают исследователи, отражают не реальность, а некоторый стереотип. Когда я спрашиваю носителей языка в поселке «Кто у вас и как говорит на этом языке? Причем, у этого стереотипа есть две стороны. Во-первых, это ожидание самого исследователя. Исследователь 20го столетия, который приезжал «в поле» изучать эти самые исчезающие языки, приезжал туда с определенными представлениями. Он приезжал изучать язык и культуру народов «пока не поздно». Это напутствие Шегрена Матиасу Кастрену «пока еще можно что-то записать, ты должен поехать туда и записать как можно больше». Вот это «пока еще можно записать» есть некая риторическая фигура всей европейской лингвистики, всей европейской диалектологии, этнографии и фольклористики на протяжении всего 20-го столетия. Европейские исследователи, работающие на этих территориях, все время старались найти самую удаленную деревню, самого замшелого дедушку — вот он-то, конечно, будет носителем настоящей традиции! А эти молодые — они были не нужны. Сам этот стереотип поиска самых старых, самых архаичных, подлинных культурных элементов заставляет людей в своем сознании психологически разделять на пожилых, которые все знают, и на всех остальных, которые не знают ничего. Если лучшие знатоки — это старики, значит, дети знают хуже, а значит, мы присутствуем при исчезновении изучаемого явления. Дальше все факты, которые подтверждают это ожидание, тщательно собираются, каталогизируются и документируются. А все факты, которые им противоречат, игнорируются или не замечаются. Вторая сторона этого вопроса — ожидание самих носителей. Самих людей, говорящих на этом языке. Очень часто бывает, что среднее поколение утверждает, что оно забыло язык, а через несколько лет, когда старшее поколение умирает, и они оказываются старшим поколением, оказывается, что они вполне способны объясняться на этом языке. Этот возврат людей, которые занимают слой старшего поколения, возврат их к традиционной культуре, описан в этнографии очень хорошо и давно. Куда мы идем, когда нам надо что-то узнать про нашу русскую традицию? К бабушкам. Они специалисты, они знают, какую травку надо пить «от живота», какую — «от головы». Они помнят, когда надо праздновать Пасху, знают, как яйца красить, потому что они — носители традиций. То, что они, ваши бабушки — это дети комсомолок 20-х годов, и никакого прямого преемствования этих традиций у них быть не могло, это мы как-то забываем, мы идем к старикам за традициями. Примерно то же самое происходит и с языками. Человек, достигший определенного возраста, занимает освободившуюся поколенческую нишу в данном сообществе. Функция, роль пожилых людей — это роль носителя традиций. Переходя в эту возрастную категорию, хотят они того или нет, они занимают некоторую социальную нишу. От них ждут знаний. Он вам ответит: «Конечно, старики». Почему старики? Потому что старикам положено знать традиции. Думаю, что сходный процесс происходит и с языками, хотя и не так очевидно. В какой-то момент отношение человека к своей собственной языковой способности, изменение собственной оценки со стороны окружающих, оказывается важным. Вот вам ситуация: когда один язык быстро, в катастрофических темпах сдвига, уступает место другому, естественно, что всякое следующее поколение говорит на родном языке несколько хуже предыдущего. Причем, этот факт осознается и старшими и младшими. Например, среднее поколение Б и старшее поколение А: поколение Б знает, что говорит хуже, чем это в принципе возможно, потому что у них перед глазами есть образец поколения А. Поэтому они стараются говорить поменьше, особенно при старших, используют максимально доминантный язык. Когда они сравнивают себя с поколением А, они утверждают, что говорят на языке плохо. И то же самое скажет про них любой житель этого поселка, потому что есть в поселке более правильный, более богатый язык поколения А. Если провести в этот момент опрос, то нам скажут, что среднее поколение знает язык «на троечку». Проходит 10-20 лет, поколение Б становится старше. Одновременно они становятся и лучшими знатоками данного языка, просто потому, что других нет, лучше них уже никто не говорит. Их языковая компетенция, вообще-то, всегда была достаточна для того, чтобы на этом языке общаться, но им мешал вот этот комплекс «лингвистической неполноценности»: есть старшие, которые будут над нами смеяться, если мы откроем рот и будем говорить как-то не так. Теперь этот психологический гнет исчезает. Они лучше всех. Они — лучшие носители, они — старики. Конечно, этот механизм не может действовать бесконечно, однако его наличие существенно замедляет процесс языковой «смерти». Это уже не простая арифметика. Как считали раньше? Когда нынешние 40-летние станут 60-летними, язык будет едва живой, а когда 60-летними станут нынешние 20-летние, через 40 лет язык умрет. Простая арифметика. Так вот, эта арифметика не работает, потому что там существуют гораздо более тонкие и сложные механизмы этой постепенной передачи языка из поколения в поколение. Этот язык может быть вытеснен в пассивную зону — на нем могут перестать говорить, но продолжают его понимать. И, если появляется кто-то, кто на этом языке говорить умеет, они будут его понимать. Лет 12 назад одна моя аспирантка занималась мариупольскими греками. Там, как нам казалось, происходил тот самый процесс. Молодое поколение мариупольских греков совершенно не говорит на греческом языке, все говорят только по-русски. Среднее поколение что-то понимает, но не очень, а пожилые люди, конечно, хорошо говорят по-гречески. И в какой-то момент, опрашивая пожилую женщину, носителя языка, задавая ей строго по нашей методике вопросы: «А как такой-то говорит по-гречески? А потом подпрыгнул я, когда она привезла мне эти материалы, и мы обсуждали ее будущую диссертацию. Бабушка сказала ей: «Молод он еще по-гречески говорить! И с этой бабушкой и со всеми остальными. И выяснилась совершенно фантастическая картина: молодое поколение, пока они «молодеци», находится в подчинении бабушек и слышит этот греческий язык так, как полагается его слышать «молодецам». Параллельно слышат русский. Маленькими детьми они все понимают по-гречески, потому что бабушки с ними постоянно разговаривают на нем. И они понимают и по-русски. Когда они становятся подростками, в подростковой культуре этих поселков существует большое количество греческих считалок, дразнилок всякого рода, неприличных стишков, которые эти подростки с наслаждением друг другу рассказывают. Думаю, что все присутствующие понимают, о чем я говорю, если вспомнят свои подростковые годы, какие именно малопристойные частушки и стишки, дразнилки, загадки и поговорки сообщали друг другу, будучи подростками. Оказывается, что этих выученных греческих текстов плюс выученного в детстве естественным путем, немного подзабытого, но тем не менее, греческого языка, вполне достаточно. Молодые пары образуют новые семьи.
В России за последние 150 лет исчезли 14 редких языков
Энецкий Энецкий язык — язык энцев, коренных жителей правого берега Енисея в нижем течении и полуострова Таймыр. Язык относят к самодийской ветви уральской семьи, он близок ненецкому и нганасанскому. На сегодняшний день осталось всего 43 носителя языка. Алюторский Алюторцы — коренные жители севера Камчатки, говорили на собственном языке чукотско-камчатской семьи. Сегодня алюторским языком владеют только 25 человек. В последние годы в школе посёлка Вывенка язык преподаётся школьникам, местная газета размещает материалы на нём. Южноюкагирский Верхнеколымский или южноюкагирский язык — как понятно из названия, народ, говорящий на нём — юкагиры, древнейшие аборигенные жители северо-восточной Сибири — жил в верхнем течении Колымы. Большинство носителей сегодня проживают в двух сёлах — в Якутии и в Магаданской области. Общая численность юкагиров растёт от переписи к переписи, согласно последней составляет почти 1600 человек, но число говорящих на языках юкагирской семьи падает.
Два языка из четырёх, входивших в эту семью, уже исчезли. Число говорящих на южноюкагирском сегодня — менее 10. Орочский Орочский язык — не путать с орокским! Только в начале 2000-х была создана письменность и выпущен учебник родного языка для народа орочей, живущего в Хабаровском крае. Язык из тунгусо-маньчжурской ветви алтайской языковой семьи, близкий нанайскому и удэгейскому, когда-то разделялся на три диалекта, но в 2010 насчитали всего 8 человек, знающих его.
Даже в Европе, например, исчезли такие языки, как норнский на нем когда-то говорили жители Шетлендских островов , мэнский остров Мэн. Их сменил английский. Во Франции вымирают бретонский и провансальский. Чтобы спасти культурное наследие, лингвисты поступают примерно так же, как зоологи, спасающие "краснокниж ные" виды. Исчезающий язык срочно изучается, составляются его словари, грамматики, учебники, делаются звукозаписи произношения, фольклора, диалектов - словом, делается все, чтобы в дальнейшем ученые или просто потомки людей, говоривших на исчезнувшем языке, смогли возродить его. Другой возможный подход - создание обстановки наибольшего благоприятствования данному языку в том районе, где он еще бытует. По одной оценке, сейчас в угрожаемом положении находятся около 3000 языков а всего их в мире около 6000.
И, если появляется кто-то, кто на этом языке говорить умеет, они будут его понимать. Лет 12 назад одна моя аспирантка занималась мариупольскими греками. Там, как нам казалось, происходил тот самый процесс. Молодое поколение мариупольских греков совершенно не говорит на греческом языке, все говорят только по-русски. Среднее поколение что-то понимает, но не очень, а пожилые люди, конечно, хорошо говорят по-гречески. И в какой-то момент, опрашивая пожилую женщину, носителя языка, задавая ей строго по нашей методике вопросы: «А как такой-то говорит по-гречески? А потом подпрыгнул я, когда она привезла мне эти материалы, и мы обсуждали ее будущую диссертацию. Бабушка сказала ей: «Молод он еще по-гречески говорить! И с этой бабушкой и со всеми остальными. И выяснилась совершенно фантастическая картина: молодое поколение, пока они «молодеци», находится в подчинении бабушек и слышит этот греческий язык так, как полагается его слышать «молодецам». Параллельно слышат русский. Маленькими детьми они все понимают по-гречески, потому что бабушки с ними постоянно разговаривают на нем. И они понимают и по-русски. Когда они становятся подростками, в подростковой культуре этих поселков существует большое количество греческих считалок, дразнилок всякого рода, неприличных стишков, которые эти подростки с наслаждением друг другу рассказывают. Думаю, что все присутствующие понимают, о чем я говорю, если вспомнят свои подростковые годы, какие именно малопристойные частушки и стишки, дразнилки, загадки и поговорки сообщали друг другу, будучи подростками. Оказывается, что этих выученных греческих текстов плюс выученного в детстве естественным путем, немного подзабытого, но тем не менее, греческого языка, вполне достаточно. Молодые пары образуют новые семьи. Обязательным является строительство дома. Они его строят, селятся там — и с этого момента они имеют право говорить по-гречески. А раньше — ни-ни, только по-русски. У них природное знание греческого языка существовало с рождения, оно в пассиве где-то было, в спящем состоянии. Но его достаточно, чтобы начать говорить. А начав говорить, они становятся тем самым старшим поколением, которое единственное помнит греческий язык. Понятная история, да? Второе обстоятельство, которое нужно учитывать кроме поколенческой психологии, это то, что язык — очень гибкая система, которая постоянно меняется и постоянно адаптируется. Процесс этого языкового сдвига, наверное, можно представить в виде двух параллельных тенденций. С одной стороны, языковое сообщество сдвигается в своей речи по некоторой шкале языковых вариантов: от более традиционного к слегка англизированному, если речь идет об английском языке, как доминантном, или русифицированном, если речь идет о русском языке. Дальше — к сильно русифицированному. Наконец, к почти стандартному русскому, который мало чем отличается от стандартного русского. Какие-то минимальные элементы традиционного языка он сохраняет. Эти языковые варианты представляют собой некий континуум, который распределяется по языковым поколенческим группам. Самая традиционная форма — это та форма, на которой говорит старшее поколение. Самая «англизированная» или «русифицированная» — это та, на которой говорит младшее поколение. Сами эти варианты тоже меняются. Вот тут это описано для языка тиви, Австралия. Автор работы выделяет несколько форм этого языка. Она называет их «традиционный тиви», «менее традиционный тиви», «современный тиви». Довольно красивые грамматические описания того, чем традиционный отличается от современного, не буду останавливаться. Но любопытно то, что каждый следующий вариант, каким бы англизированным он ни был, в сознании носителей будет оставаться языком тиви. Он может уже воспринять очень много из английского. Он может уже много потерять из традиционного тиви, но, тем не менее, он будет оставаться «нашим языком тиви». Он будет оставаться «языком предков», именно в кавычках. Нашим традиционным языком, не зависимо от того, как далеко он отошел от традиционной нормы. Вот другой язык из Австралии — язык дирбал. Ему повезло, в 1972 году грамматику этого языка опубликовал замечательный австралийский лингвист Роберт Диксон, а в 1985 году Аннет Шмидт поехала туда и описала дирбал молодых людей, дирбал молодого поколения. Оказалось, что это два очень непохожих друг на друга языка. Но для самой группы это был тот же самый язык. Как бы далеко ни зашли изменения, группа продолжала трактовать это как свой язык. Что за изменения были? В лингвистике это называется «структурная интерференция» или «выравнивание двух систем». Что имеется в виду? Например, в рецессивном языке есть три способа выражения одного и того же смысла. Можно сказать «У меня — много детей», можно сказать «Я имею много детей» и можно сказать «Я — многодетный». А в доминантном языке есть только одно выражение этого смысла — второе: «Я имею много детей». Что будет происходить, когда эти два языка столкнутся в одном сознании, человек станет двуязычным и будет постоянно говорить то на одном, то на другом языке? Постепенно те формы выражения, которые не подкреплены аналогичными формами в доминантном языке, будут уходить у него в пассив. Он будет забывать, что можно сказать «У меня — много детей» и можно сказать «Я — многодетный». Он будет говорить в полном соответствии с грамматикой своего языка и с правилами своей грамматики «Я имею много детей». Что изменится? Изменится разнообразие. Раньше он мог сказать это тремя способами, а теперь говорит только одним. Так формируется этот «современный тиви», современный язык молодого поколения. Не то чтобы они совершали какие-то ошибки, но в их языке остаются только те элементы, аналогии которым есть в доминантном языке. Это касается не только грамматики, это касается и фонетики. Очень часто получается так, что молодое поколение забывает какие-то особо трудные редкие звуки, которых нет в доминирующем языке, и начинает заменять их другими. Интонации становятся другими. Очень много слов заимствуются из доминантного языка в рецессивный. И постепенно грамматика рецессивного языка становится не отличимой от грамматики доминантного языка, фонетика у него точно такая же, интонация у него точно такая же. Слова почти все русские, некоторые элементы остаются, но в сознании носителя он по-прежнему остается «нашим традиционным языком». Это интересная лингвистическая проблема, но перед социолингвистикой она ставит очень сложную задачу. Она ставит задачу ответить на вопрос: тождественен ли язык самому себе в процессе изменений, и если он тождественен, то до какого предела? В какой момент мы уже не можем сказать, что это — язык тиви? Или язык чукчей, чукотский? Это же уже совсем русский язык с какими-то элементами вставки из чукотского. Сколько может пройти? Ведь языки и в обычной жизни меняются. Без всякого языкового сдвига. Старофранцузский не похож на современный французский, древний английский не похож на современный английский, язык «Повести временных лет» или язык «Слова о полку Игореве» без перевода нам сегодня непонятен, однако мы же знаем, что это русский язык. Где ставить границу, в какой момент говорить, что тождество языка уже нарушено? Под воздействием языкового сдвига изменение языка происходят гораздо быстрее — это не сотни и не тысячи лет, это десятки лет, а то и просто одно поколение. Но дает ли это нам право считать «современный язык тиви» языком тиви или это какой-то другой язык? Я покажу вам пример из собственного опыта. Я занимался эскимосскими языками на Чукотке много лет, и вот вам история моя, собственная. Сначала — некоторая преамбула. Я работал на этой территории в 70-80-е годы, дети уже по-эскимосски практически не говорили, пользовались, в основном, русским. В разговорах со своими родственниками, плохо говорящими по-русски, были вынуждены волей-неволей понимать отдельные простейшие высказывания на русском языке. Это иногда приводило и к попыткам этих детей говорить на «бабушкином языке». Как правило, это были очень короткие фразы, обычно просто набор этих высказываний. И вот некоторые из них приведены на слайде. В ряде случаев попытки детей говорить с бабушками на их языке приводили к несколько другому результату. Вот на календаре 1988 год, я сижу в поселке на Чукотке, разговариваю, собираю вполне лингвистические материалы. Сижу с замечательной женщиной лет 50, хотя тогда она мне казалась старше. Вбегает ее внучка в комнату, где мы сидим, с какой-то миской. И произносит замечательную фразу: «Мама, я это куваю? И ее мама обращается ко мне и с гордостью говорит: «Вот видите, моя дочка говорит по-эскимосски». Вот до каких пор может дойти это языковое изменение. Это некоторая обратная сторона той истории, которую я вам только что рассказывал. Языки сохраняются, удерживаются с помощью самых разных механизмов передачи между поколениями. И даже когда языки реально вот так вот исчезают, сообщество твердо уверено, что они сохраняются. Это, конечно, такой австралийский «тивизированный английский», достигший предельной стадии. С точки зрения внешнего наблюдателя девочка явно говорила по-русски, просто заменив два корня. Как мы говорили друг другу в школе «пошли пошпрехать», когда изучали немецкий язык. Или любой школьный язык изучая, почему-то особенно немецкий, видимо, фонетика у него нам близка, мы склонны вставлять какие-то немецкие слова в нашу русскую речь. Но тогда мы на каком языке говорим? Вот здесь происходит то же самое — мать девочки уверена, что она говорит по-эскимосски. На самом деле, в этом месте мы должны были бы констатировать окончательный языковой сдвиг, окончательное исчезновение эскимосского языка. Но что-то мешает мне это сделать. Мнение общины в данном случае прямо противоположно моему, с точки зрения ее матери, девочка говорит по-эскимосски. Итак, ситуация с малочисленными языками оказывается гораздо сложнее, чем простое «язык либо жив, либо мертв», чем простая арифметика, что «пройдет 20 лет, исчезнет поколение носителей, и язык умрет». Язык — очень гибкая, очень устойчивая система, у которой есть какие-то не понятные нам до конца механизмы самосохранения. По правилам, так сказать, многим языкам уже давно пора умереть. Однако этого почему-то не происходит. Процесс языковой смерти, конечно, не линеен. Там происходят какие-то очень интересные, очень ветвящиеся, очень сложные истории. Это не значит, что я очень оптимистичен, но на самом деле, некоторые основания для оптимизма в этой области, как мне кажется, все-таки есть. Во всяком случае, языковая смерть не идет так быстро и так просто, как об этом писали в 90-е годы. Сейчас мы понимаем, что все достаточно сложно и совсем не всегда понятно. Спасибо большое. Долгин: Спасибо большое, Николай Борисович. Есть ли у кого-то вопросы или могу начать я, чтобы придать смелости? Вахтин: Вон поднялась рука. Вопрос: Добрый вечер. Вопрос по поводу малых народов: фиксируется ли у малых народов с вымирающими, казалось бы, языками, как у тех же эскимосов, где уже практически русский язык используется, отнесение себя к «большому народу»? Что они сами говорят, что «мы уже часть большого народа, просто немного особенная»? Вахтин: Здесь у вас два вопроса: зафиксирована ли реальная языковая смерть? И если люди потеряли свой язык, то меняется ли их этническая самоидентификация? Продолжение вопроса: Не то, чтобы меняется, а были ли случаи, когда она поменялась? Вахтин: Да, были случаи, когда она поменялась. Но это совсем не обязательно так, потому что язык — это далеко не единственная опора и далеко не единственный маркер этой самой самоидентификации. Там может быть много другого: особенности культуры, религии, материальных объектов, которые человека окружают. Место проживания, физический и антропологический тип — да мало ли. Масса вариантов, масса опор, на которых может стоять этническая самоидентификация группы. При этом они могут говорить на одном языке с соседней группой, но различаться этнически. А что касается окончательного исчезновения языка — один хороший пример. Язык флорида в США. Нетрудно понять, в каком штате он был распространен. Последний носитель этого языка умер в 30-е годы 20-го века. Но, слава богу, лингвисты успели что-то записать. Какие-то тексты, какие-то словари, какие-то минимальные грамматические описания. Уже в 60-е годы на основании этих письменных данных один американский лингвист написал подробную грамматику этого языка, она была опубликована. В 90-е годы один из представителей этой группы флорида, получив лингвистическое образование, поднял все эти материалы, в том числе и грамматику своего предшественника, выучил язык по этим учебникам, женился. Начал с женой разговаривать на этом языке, вокруг них образовалось некоторое количество семейных пар, 5-6 семей, и они восстановили язык настолько, что их дети выучили язык флорида так, как его положено учить во младенчестве. Вот вам ответ на вопрос «Исчезают ли языки? Долгин: Я задам вопрос. Мы вполне помним разные истории с попытками записи языков, в том числе и в логике фольклорных материалов, почему в истории лингвистики как знак именно статья Сводеша? Почему именно в лингвистике эта статья стала толчком? Вахтин: Во-первых, языками бесписьменными лингвисты стали заниматься довольно поздно. Работы по этому поводу были в России в 1910-е — 1920-е годы, работы по этому поводу примерно в это время были в США, но, пожалуй, и все. Да, африканисты работали в Африке, но это были экзотические исследования. Лингвистический мейнстрим был совсем другой. Тогда это грамматика, позже стала формальная грамматика, не важно. Почему Сводеш? Статью Сводеша никто не заметил. Потом, когда уже в 70-е — 90-е годы об этом стали писать широко, ее выкопали. Сказали: а, вон Сводеш еще в 1948 году про это написал! Это сплошь и рядом бывает в науке — кто-то обращает внимание на какое-то явление, его полностью игнорируют, а оказывается, что он просто опережает свое время. Я бы так ответил. Долгин: То есть, иными словами, исследования были, но они были несколько «не в мейнстриме», но при этом какая-то комплексная «инфекция» началась Сводешем, когда ее заметили, а всерьез стали изучать когда? В 60-е годы? В 70-е? Вахтин: В 10-е, 20-е, 40-е, 60-е 20-го века. Никому не приходило в голову, что эти языки могут исчезнуть. Какой-нибудь Эдвард Сепир или Владимир Богораз, или кто-то еще ездили к этим племенам и описывали их культуры. Богораз писал прямым текстом, что культура исчезнет, но им не приходило в голову, что исчезнет язык. Сводеш, пожалуй, первый собрал эти восемь кейсов, как бы мы сейчас сказали, и опубликовал их. Дело не в том, что это стало мейнстримом, дело в том, что эти языки, действительно, стали исчезать. И вот тогда эту проблему заметили, и тогда это стало главным направлением современной лингвистики. Долгин: Понятно. Осенью прошлого года у нас был небольшой цикл по современной исторической лингвистике, была лекция Павла Кошевого по изучению американских языков, он вдохновенно рассказывал о деятельности по их записи. Теперь и русский опыт понятен. Еще вопросы: место контакта — в голове человека, эта логика понятна. Но в то же время существуют и территориально-функциональные места контактов языковых, где возникает проблема понимания, и возникает необходимость даже смутного понимания другого языка — торговые точки, административные учреждения. То есть мы понимаем, где в 18-19-20 веке происходил этот контакт, происходила необходимость понимания, нахождения какого-то языка общения. То есть, контакт не только в головах? Вахтин: Если говорить о коммуникации, то, конечно, для того, чтобы началась коммуникация между двумя людьми, не имеющими одного общего языка, нужно, чтобы они встретились, это понятно. Но я говорю о контакте языковых систем.
Однако, новые варианты языкового диалекта вымершей словесности не являются точными эквивалентами или копией древности, и зачастую несут в себе подобие вымышленных говоров прошлого, основываясь на заимствовании, додуманных значениях и обрывочных фрагментах старых текстов. Казалось бы, зачем вообще нужны мертвые языки? Ими ведь никто в настоящее время не пользуется для живого общения, их можно заменить другим, распространенным на планете языком… Но это не так. Само понятие «мёртвый» язык совсем не означает, что на данном наречии никто не общается, и его не используют. Несмотря на редкое употребление, мертвые языки имеют колоссальное значение. В некоторых случаях мёртвые языки, перестав служить средством живого общения, сохраняются в письменной форме и используются для нужд науки, культуры, религии. Примерами такого развития являются: — латинский язык с VI в. Этот язык не используется ни одним народом для общения в настоящее время, однако латыни необходимо отдать должное в другом. На сегодняшний день, вся романо-германская ветвь и группа языков происходит от древнего языка латынь. Безусловно, первоначальное происхождение не означает, что все языки похожи друг на друга, однако у языков одной языковой группы много общего. В современном английском языке насчитывается около 20 000 активно используемых слов, немного больше половины пришли в английский язык из латыни. Латинский язык продолжает оставаться основным языком европейской науки, дипломатии, церкви. Латынь сегодня широко используется как язык международной медицинской номенклатуры и имеет большое общеобразовательное значение для современной высшей школы. Латинизмы вошли не только в терминологический, но и в активный бытовой Словарь многих языков. Уровень жизнеспособности языка — оценка, присваиваемая ЮНЕСКО включённым в «Атлас языков мира, находящихся под угрозой исчезновения» языкам в соответствии с 9 критериями, из которых наиболее важным считается передача языка между поколениями. Теперь в статус мёртвых языков могут перейти более трети живых языков планеты. К примеру, эякский язык стал мёртвым со смертью последнего его носителя — Мэри Смит Джонс Аляска. Ещё на 1492 языках планеты говорят менее двух тысяч человек. Причем, абсолютное число носителей не играет существенной роли: на малинальтепекском, тлапанекском говорят 29 человек, но он попадет в категорию уязвимых, а язык дурува с 51 216 носителями отнесён к находящимся на грани исчезновения. Гораздо важнее, насколько хорошо язык передается следующим поколениям, что наиболее очевидно из количества детей, на нём говорящих, а также из среднего и минимального возраста говорящих.
Мертвые языки мира: 12 навсегда исчезнувших языков
Остров Беринга относится к Командорскому архипелагу и является единственным местом в России, где живут алеуты. Согласно переписи населения, в 2010 году их было около пятисот. Алеуты проживают также и на Алеутских островах США, но диалекты российских и американских алеутских языков отличаются.
Чикасо Chickasaw Относится к маскогской языковой семье, является языком индейского племени чикасо из юго-восточных штатов Миссисипи, Теннесси, Алабама. Они переселились на индейские территории в 1832 году, а сейчас являются 13-м по величине племенем, признанным на федеральном уровне. Носители языка живут в Оклахоме, США. Есть версия, что название языка происходит от имени одного из вождей племени. На языке говорит только старшее поколение, а молодежь использует английский. Общее число говорящих около 1000 человек. Сложный язык агглютинативного типа: в нем используются словоизменения в виде добавления суффиксов и префиксов, причем каждый несет одно значение. Структура предложения: подлежащее-дополнение-сказуемое.
Существует словарь и письменность. Рапануйский язык Rapa Nui Восточно-полинезийский, пасхальский, рапа-нуи - язык, на котором общаются 25000 из 40000 жителей острова Пасхи считается территорией Чили. В словаре рапануйского языка есть слова из гавайского и тонганского, поэтому полинезийцы легко могут общаться с таитянцами, гавайцами, маори из Новой Зеландии. Также носители языка говорят на испанском, но многие дети позже продолжают изучение рапануйского. По всему миру исчезают сотни редких языков, я перечислила всего 8 из них на свой выбор. Цель проекта - привлечь внимание широкой общественности к важности сохранения языкового наследия по всей планете.
Даже в Европе, например, исчезли такие языки, как норнский на нем когда-то говорили жители Шетлендских островов , мэнский остров Мэн. Их сменил английский. Во Франции вымирают бретонский и провансальский.
Чтобы спасти культурное наследие, лингвисты поступают примерно так же, как зоологи, спасающие "краснокниж ные" виды. Исчезающий язык срочно изучается, составляются его словари, грамматики, учебники, делаются звукозаписи произношения, фольклора, диалектов - словом, делается все, чтобы в дальнейшем ученые или просто потомки людей, говоривших на исчезнувшем языке, смогли возродить его. Другой возможный подход - создание обстановки наибольшего благоприятствования данному языку в том районе, где он еще бытует. По одной оценке, сейчас в угрожаемом положении находятся около 3000 языков а всего их в мире около 6000.
Мы воспринимаем мир сквозь призму языка. Каждый новый язык открывает нам новые грани мира и даёт новые понимания устройства мира. Утрата каждого языка — это утрата особого видения мира, свойственного этому языку, утрата пониманий, заключённых в этом языке и культуре, выраженной на нём. Известно, что великие цивилизации вырастали из многокультурности и многоязычия — будь то Римская империя, Византия или Китай. Многоязычие — это наше национальное достояние. Задача государства и всех его граждан — сохранять, а не разбазаривать это достояние. Мы до сих пор мало знаем о происхождении человеческого языка. Исследование устройства и функционирования языков мира — один из путей к пониманию того, как зародился язык.
Как исчезают языки?
Русский язык быстрее остальных исчезает с лица Земли за последнее столетие. В России насчитали пять исчезнувших языков и один заснувший. По словам Баринова, которые цитирует РИА «Новости», «языковое разнообразие России продолжает сохраняться в практически неизменном виде, а исчезновение языков или. Однако, сегодня мы сталкиваемся с проблемой исчезновения языков, которые не только угрожают культурному наследию, но и приводят к потере многих ценностей.
В России обнаружили пять языков, которые считали исчезнувшими
Лингвисты относят к исчезнувшим алеутский, айнский, керекский, сиреникский и югский. Орочский язык классифицируют как заснувший. Этими языками никто не владеет полноценно. Носители заснувших языков, например орочского, помнят только отдельные слова или песни.
В самом племени около 50 человек, среди которых 2 носителя языка. Оро-вин один из 5 необычных языков в мире, где присутствует звонкий губно-губной дрожащий согласный, то есть звуки воспроизводятся без голоса, губами. Думи Dumi На этом языке говорят в Непале, в Гималаях.
Относится к сино-тибетской семье и имеет несколько диалектов. Постепенно вытесняется непальским. Информация по думи собиралась долгое время. Существует словарь, много книг по грамматике и синтаксису. В 1993 год выпуска грамматики свободно говорили на думи только 60-70-летние его носители, молодежь уже не пользовалась им для общения. Терско-саамский язык Ter Sami Относится к группе саамских языков и является самым восточным из них.
На нем говорили в южной части Кольского полуострова Россия. Он похож на венгерский и связан с финско-уральскими языками. На 2010-й год оставалось 2 носителя языка, поэтому он скорее всего уже исчез. Камикуро Chamicuro Язык небольшой группы людей в Перу, находящийся в огромной опасности, так как практически не осталось носителей. Дети и молодежь уже не общаются на нем, предпочитая испанский.
Она стала последней представительницей, которая говорила на языке дура. Ее называли кладезем песен и сказок на родном языке. Лингвист Кедар Нагила работал с женщиной и смог составить небольшой словарь.
Собственно говоря, даже при жизни Сома Дави разговаривала со своими родственниками на других языках, поэтому Дура был утрачен навсегда. Сейчас на этом языке записано около 1 500 слов и 250 предложений. Жаль, что из-за девиза «одна нация — один язык, одна династия — один язык» большинство языков в Непале ожидает та же судьба. Язык ямана ягана Последний представитель: Кристина Кальдерон 1928-2022, Чили. Яганский язык считается изолированным языком, который не принадлежит ни к одной из языковых семей. В общем-то на нем разговаривали только яганы, которые жили в селении Укика, в городе Пуэрто-Уильямс на острове Наварино в Чили, а также на юге острова Огненная Земля в Аргентине. По данным исследователей, последним представителем языка стала Кристина Кальдерон, которая умерла в 2022 году из-за осложнений Covid-19. Она была писателем и этнографом, а под конец жизни продавала туристам сувениры ручной работы.
При ее сотрудничестве с лингвистами получилось составить несколько словарей и грамматик языка ямана. А одно из яганских слов даже попало в Книгу рекорда Гиннесса, как самое емкое в мире. Между прочим, это слово — Mamihlapinatapai, которое означает «взгляд между двумя людьми, в котором выражается желание каждого, что другой станет инициатором того, чего хотят оба, но ни один не хочет быть первым». Ливский язык Последний представитель: Гризельда Кристинь 1910-2013, Канада. Мертвые языки мира широко распространены в Европе. Ливский язык существовал на территории нынешних Латвии и Эстонии с XI века н. Как известно, носителями были ливы, которые с XII века стали ассимилироваться с другими балтийскими народами, в результате чего в дальнейшем сформировался латышский народ. Ввиду этого их родной язык начал исчезать.
И таким образом, к 2012 году насчитывалось около 200 ливов, только 10 из которых могли разговаривать на ливском языке. Вне всякого сомнения, Гризельда Кристинь стала последним человеком, для которой ливский был родным языком. Там она занималась литературной деятельностью и работала с лингвистами с целью сохранить ливский язык. Убыхский язык Последний представитель: Тевфик Эсенч 1904-1992, Хаджи-Осман, Турция Как известно, изначальной зоной распространения убыхского языка считается Черноморское побережье Кавказа, а именно регион Лазаревского, Центрального и Хостинского районов Сочи. Но в результате Кавказской войны в 1860-е годы убыхам был предоставлен ультиматум: либо они принимают российское подданство и переселяются в кубанские степи, либо перебираются в Османскую империю. В основном убыхи предпочли выселение в Турцию и из-за этого очень сильно пострадал их родной язык. Из-за смены территории в убыхском языке стали появляться турецкие слова и выражения. Тевфик Эсенч принадлежал к роду Зэйшъуэ, чьи представители в современной Кабардино-Балкарии именуются как Заифовы.
Последний представитель убыхского языка вырос в селе Хаджи-Осман в Турции со своим дедушкой Ибрагимом, который был переселенцем в Османскую империю. Он научил своего внука родному языку, а тот, обладая хорошей памятью и ясностью мышления, в будущем поведал лингвистам не только информацию о языке, но и о культуре и обычаях своего народа. Как выясняется, за всю историю человечества были потеряно более 9 000 языков.
В лекции рассматривается эта проблематика, известная в науке под именем «языкового сдвига», и показывается, что процессы «исчезновения» языков значительно сложнее и интереснее , чем простое арифметическое вычитание.
Расписание публичных лекций Полит.
В России насчитали пять исчезнувших языков и один заснувший
Языки, которые вымерли в течение нескольких последних десятилетий, удалось возродить к жизни почти полностью, например иврит или корнский язык. С его помощью любой сможет научиться совершенному произношению на разных, в том числе вымирающих языках. В предыдущем издании атласа, вышедшем в 2001 году, были перечислены 900 исчезающих языков.
Топ 10 языков, находящихся под угрозой исчезновения
Геннадий Михайлович владел одним из российских диалектов алеутского языка — медновским, получившим название от острова Медный, где Яковлев провел детство. Остров Беринга относится к Командорскому архипелагу и является единственным местом в России, где живут алеуты. Согласно переписи населения, в 2010 году их было около пятисот.
Его и еще несколько вопросов мы задали специалистам.
Нашими собеседницами стали Татьяна Агранат, доктор филологических наук, профессор кафедры общего и сравнительного языкознания Московского государственного лингвистического университета, и Ольга Казакевич, кандидат филологических наук, ведущий научный сотрудник, заведующая лабораторией исследования и сохранения малых языков Института языкознания РАН. Естественный ли это процесс? Это естественный, неконтролируемый процесс.
Но возникали другие языки: носители какого-то языка расселялись на большой территории, язык разделялся на диалекты, которые с течением времени переставали быть взаимопонимаемы, вступали в контакты с другими, соседними языками и т. Все изменилось в эпоху глобализации, когда в геометрической прогрессии увеличивается скорость поглощения малых языков большими. Языки исчезают, но новые не появляются.
Разница только в том, что сегодня процесс исчезновения языков ускорился и приобрел массовый характер. Язык может исчезнуть вместе с народом, говорившим на нем, если народ физически перестанет существовать, например, вследствие эпидемии. Но все же чаще исчезновение языков связано с контактами носителей этих языков с народами, говорящими на других языках.
К исчезновению языков ведут не только прямые запреты их использования. В ситуации языковых контактов социально-экономическое неравенство носителей языков часто ведет и к языковому неравенству. И тогда у носителей менее престижного языка может возникнуть ощущение, что он их детям не нужен, что их дети должны с рождения усвоить престижный язык, и этого им будет достаточно для счастливой жизни.
Лингвисты РАН считают, что айнский язык исчез в начале XX века, а некоторые потомки айнов, переселившихся на Камчатку, указывают его как родной, хотя не говорят на нем уже несколько поколений. Фигурирует во всероссийской переписи и один язык, классифицируемый как заснувший, — орочский. О владении им рассказали 43 респондента.
Относится к сино-тибетской семье и имеет несколько диалектов. Постепенно вытесняется непальским. Информация по думи собиралась долгое время. Существует словарь, много книг по грамматике и синтаксису.
В 1993 год выпуска грамматики свободно говорили на думи только 60-70-летние его носители, молодежь уже не пользовалась им для общения. Терско-саамский язык Ter Sami Относится к группе саамских языков и является самым восточным из них. На нем говорили в южной части Кольского полуострова Россия. Он похож на венгерский и связан с финско-уральскими языками. На 2010-й год оставалось 2 носителя языка, поэтому он скорее всего уже исчез. Камикуро Chamicuro Язык небольшой группы людей в Перу, находящийся в огромной опасности, так как практически не осталось носителей. Дети и молодежь уже не общаются на нем, предпочитая испанский.
Тем не менее люди, говорящие на камикуро, смогли составить словарь. Несколько слов: кавали лошадь , пато утка , катуйкана обезьяна , манали собака , миши кошка. Чикасо Chickasaw Относится к маскогской языковой семье, является языком индейского племени чикасо из юго-восточных штатов Миссисипи, Теннесси, Алабама.
Северо-Осетинский информационный портал «REGION15.RU».
Как и все другие языки в этом списке, чулымский занесен в Красную книгу исчезающих языков ЮНЕСКО. Керекский язык раньше был распространён на Чукотке, но исчез между 1991 и 2005 годом. "Российскую Федерацию не обходит стороной тенденция глобализации, которая существенно повышает риски постепенного исчезновения небольших языков. Результаты нового исследования показали, что к концу 21-го века около 30 процентов всех языков на Земле исчезнут, что может привести к довольно неожиданным последствиям.
9 вымерших языков мира и их носители
Исправить ситуацию и спасти исчезающий язык стремятся два носителя — Джеймс Вукелич (James Vukelich) и Рой Том (Roy Tom). Из оставшихся живых языков в России 10% — на грани исчезновения, более 60% близки к этому, и лишь 7% языков вполне благополучны. Но бывают времена, когда языки исчезают активно, быстро, а бывают эпохи умеренного исчезновения языков. заявил эксперт, подчеркнув, что языки исчезают со скоростью раз в две недели. В настоящее время на территории РФ насчитываются 155 живых языков, два заснувших и 13 исчезнувших. На керекском языке, исчезнувшем в период 1991-2005, когда-то общались на Чукотке, сообщает РБК.