Спектакль «Обыкновенная история» (театр им. Ленсовета). 3 сентября Театр Ленсовета открывает 89‑й сезон спектаклями «Двенадцатая ночь» (12+) и «Академия смеха» (16+). История взросления и становления человека по мотивам романа Ивана Гончарова. Роман Кочержевский представит версию романа Гончарова «Обыкновенная история» с Александром Новиковым и Фёдором Федотовым в главных ролях. Первую крупную прозу Ивана Гончарова «Обыкновенная история» инсценировал Роман Кочержевский.
Академический театр имени Ленсовета открывает 89-й сезон
Важен разговор о навязывании чужой воли при отсутствии собственной, будь то совет, наставление или такое с виду безобидное, но бездумное следование моде и общественным тенденциям. Мы наблюдаем процесс, как наши ошибки и заблуждения медленно зреют и дают плоды. В этой медлительности и течении жизни, так похожей на нашу сегодняшнюю, мы можем не уследить, как уже оказались в ловушке».
Поэтому, в том, что стало с дядюшкой и племянником в «Обыкновенной истории», огромную роль сыграл город, наше холодное солнце, пронизывающие ветры, зыбь на Неве. В конце романа, когда доктор ставит жене диагноз и говорит, что ее здоровье пошатнулось, он первым делом рекомендует им с Петром Ивановичем покинуть это загадочное место. И в финале спектакля мы сделали несколько сцен, в которых герои пытаются исчезнуть из Петербурга. Фото: Виктор Васильев — Был ли у Петра Ивановича момент, когда он мог избежать начала умирания чувств? Мне кажется вульгарным такое понимание проблемы, что Лиза лишилась рассудка в силу невнимания к ней мужа. Дело в другом.
Лиза — женщина, а, значит, она воспринимает происходящее в тысячу раз острее. Поэтому проблема утраты иллюзий в равной степени касается и ее. Неизбежность прихода к потере того, во что человек верит, и составляет сущность романа Гончарова. Возвращаясь к Вашему вопросу про переломный момент, я бы ответил, что его все-таки не было. Это, к сожалению, наш общий путь — мы перестаем верить в то, что светило нам на протяжении жизни. И это вызывает отчаяние. Как вы для себя объясняете, почему ему так нужно было создать пустого идола, принести в жертву себя и близких, а потом неизбежно жестоко разочароваться? В его семье, как мне кажется, уже была «подготовлена» благодатная почва для появления Тартюфа. В чем тайна?
Разница между ними заключается в том, что в хорошей пьесе, если в нее по-настоящему погрузиться, можно рассудочно ответить на все вопросы, которые в ней заложены. Надо просто внимательно прочитать пьесу, понять ее обстоятельства, может быть, посмотреть что-то вокруг нее, но, по большому счету, каждый вопрос, который рождает хорошая пьеса, имеет ответ. Но есть пьесы, которые ставят вопросы, ответов на которые нет в принципе. И попытка ответить, с одной стороны, заводит человека в тупик, с другой — открывает перед ним какую-то фантастическую бездну. Наличие этой бездны и делает пьесу великой. Мне кажется, что «Тартюф» — именно из этого разряда пьес. Любой, работающий над ней, будь то режиссер или артист, который играет, например, Оргона, всегда, когда выходит премьера, должен отвечать на витающий в воздухе вопрос — как же так получилось, что Оргон не видит, кто перед ним? Фото: Юлия Кудряшова — Интересно понять природу человека — почему жертва и палач притянулись друг к другу? Но любая попытка ответить на вопрос «почему?
Всякая версия будет упрощением. Вопрос является по сути космическим. Такие же иррациональные вопросы рождают гоголевские «Женитьба», «Ревизор», чеховская «Чайка». С Оргоном, думаю, дело обстоит приблизительно так же. Эта пьеса исследует проблему необъяснимого стремления человека жить в энергии собственных заблуждений. Неосознанно он себя загоняет в некий тупик своей жизни. Эта пьеса об очень сложной человеческой природе и упрямом желании быть обманутым, желании проиграть. В прошлом году все отмечали 400-летие со дня рождения Мольера, и раз пьеса не сходит со сцены в течение всего этого времени, значит, можно предположить, что она вправе иметь разное сценическое воплощение. И то, что вкладывалось Мольером в понятие «комедия», за 400 лет могло претерпеть некоторые изменения.
Прочитав огромное количество раз эту пьесу, а мы перелопатили все переводы, хочу вам сказать, что, кроме нескольких текстовых реприз, это совсем не смешная пьеса. Сегодня она звучит даже страшно. В сознании большинства Мольер — это такой Рэй Куни 400-летней давности, но, к счастью, это не так. И финал — рушится, горит дом, а дядя Ваня с Соней маршируют на месте. Завтрашнего дня, как и в «Тартюфе», не может быть. И, конечно, ни в каком страшном сне я и представить не мог, что мне дадут сыграть дядю Ваню! Это «безумство» Юрия Николаевича, что он так распорядился. Лишь за три дня до премьеры вдруг понял, что, скорее всего, буду играть. Поскольку Юрий Николаевич меняет исполнителей когда угодно, я репетировал, репетировал, но мне все время казалось, что это должно рано или поздно закончиться.
Юрий Николаевич оказался воистину отчаянным человеком и выпустил меня в этой роли. Когда спектакль вышел, он неоднократно говорил в интервью, и я понимаю, что он имел в виду, что главной его задачей было вывести меня из очень любимого мною неторопливого существования: я редко быстро передвигаюсь по сцене, хожу довольно спокойно с молодых лет смеется. И он, сочиняя безумие танца, включал разную музыку и заставлял меня по часу-полтора дергаться, прыгать, просто, чтобы привести меня в состояние, в котором сложно находиться, и тогда мы начинали репетировать. Этот странный, казалось бы, рисунок, который, по большому счету, возможно, не так много значит, вытаскивает меня из привычного психофизического состояния, и на этом строится роль. Потому что другие сцены достаточно статичны, кроме двух этих танцев-истерик. Он — режиссер, который очень тонко понимает и чувствует природу артиста. Несмотря на то, что это самая моя любимая пьеса, я все равно постоянно нахожусь в каком-то внутреннем ожидании. Мне кажется, что львиная доля ее смысла заключена в Серебрякове. Не в Астрове, с которым мне все понятно.
Космос этой пьесы связан именно с Серебряковым. Как правило, эта роль достается самым именитым, мощным, крупным, звездным артистам труппы. Но, играя эту роль, актеры почему-то пользуются сатирическими красками. А тут в него еще и стреляют. И сколько бы я не видел спектаклей, этот персонаж будто приходит из рассказов Зощенко. В то же время было бы невероятно, если бы появился такой Серебряков, рядом с которым можно было бы сказать, что дядя Ваня заблуждается в своей оценке профессора. Я думаю, именно в этом все дело. А если Аль Пачино? И тогда будет совершенно другая история.
Мне кажется, что дядя Ваня — это человек, который всю жизнь был не прав. Все, что он считал о жизни — все мимо. Юрий Николаевич поставил спектакль про пепелище как итог жизни. И не могу не сказать, что не было бы в моем исполнении никакого дяди Вани, если бы не было в спектакле Наташи Шаминой — Елены, такой, какая она, и Ольги Муравицкой — Сони. Две женские роли — абсолютно точные попадания Бутусова. Но об этом скажу позже. Вы как-то сказали, что режиссер — это способ репетировать. Как проходили репетиции и строилась работа над ролью в данном случае? И вдруг мне позвонил Виктор Михайлович Минков, художественный руководитель театра «Приют комедианта», и сообщил, что Богомолов запускается с «Преступлением и наказанием» и хочет, чтобы я играл Порфирия.
Я, конечно, в это дело вписался. И никогда Константину Юрьевичу вопрос не задавал, почему он позвал меня. Многие шутили, что это назначение связано с «Тайнами следствия». Больше скажу: о том, что Порфирий Петрович — полицейский, я узнал дней за пять до премьеры, когда была примерка. Художник вычисляет размер моей головы, чтобы заказать фуражку, и я понимаю, что решение будет таким. Я бесконечно люблю этот спектакль. В моей судьбе — это воздух, и я принимаю все, что в этом спектакле есть. Мы играем его четвертый сезон. Если сказать, что он репетировался иначе, чем репетирует Бутусов, это ничего не сказать.
У Бутусова мы ни на секунду не садились ни на какие стулья, у Богомолова, наоборот, мы ни разу не встали. Он репетировался очень коротко, в районе полутора месяцев. И когда через три недели я понял, что мы не встаем, а сидим за столом и читаем, у меня случился практически припадок — а когда же все будет? С этим вопросом я, конечно, обратился к мастеру — премьера через пару недель, мы будем вставать? Его ответ был таков — занимайся текстом. Это не преувеличение, мы вообще не встали из-за стола. За четыре дня до премьеры, как это и положено, мы встали уже на ноги на сцене и выпустили спектакль. Нужно сказать, что Богомолов обладает каким-то нечеловеческим даром работы с текстом произведения. У него тоже абсолютное чутье природы артиста, невероятное, интуитивно-опытное.
И он способен увидеть в тексте такие перепады и смыслы, поэтому работа над «Преступлением и наказанием» строилась вокруг работы над текстом. Сегодня это один из моих любимых спектаклей, и я очень благодарен судьбе за такую встречу. И сразу, не успел я выскочить из репетиций «Преступления и наказания», меня пригласила на разговор замечательная режиссер Женя Сафонова, которая ни много ни мало предложила мне сыграть Графиню в пушкинской «Пиковой даме». И эти две подряд работы меня начали вытаскивать из того состояния, не желаю никому его пережить, в котором я оказался после ухода Юрия Николаевича из театра. Судьба нашей «Пиковой дамы» драматическая, и это объяснимо, потому что у подобных остро-радикальных спектаклей судьба всегда сложная. Он прошел чуть больше двух сезонов и сейчас не идет. Фото: Дмитрий Дубинский — Вы неоднократно говорили в разных интервью, что самое главное в театре для вас — это хорошие партнеры, с которыми вам легко и комфортно. Их присутствие рядом важнее процесса? Я категорически не люблю, а главное — не могу находиться на сцене с человеком, который мне не дорог.
Тогда все превращается в ерунду, тогда артисты просто работают, идут на служебный вход, через вертушку, показывают пропуск, переодеваются, играют. Нет смысла находиться на сцене, если ты не испытываешь к партнерам самых нежных чувств. Во-первых, ничего не получается, ты не можешь открыться, если сидящий перед тобой человек не вызывает у тебя сильнейшую эмоцию любви. Просто читка текста. Кто они, любимые коллеги? С удовольствием начну с актрис. Их не может и не должно быть много. Мне думается, что артист должен уметь любить и ненавидеть. Если чувство ненависти к плохому у тебя отсутствует, то тогда и любовь меньше значит.
Вырабатывается некая всеядность — мне и с этим, и с этой хорошо, и этот спектакль хороший, и тот. Это ужасная позиция.
Сценография спектакля масштабная и богатая. На заднем плане сцены выстроено типичное петербургское двухэтажное здание, которое при помощи проекций превращается в дом, ресторан и даже оперный театр. В моменты наивысших терзаний героев на нём возникает светящаяся арка храма. Этот яркий белый свет прорезает темноту ночи, словно даёт надежду героям, которые то бьются о гранитные парапеты набережных, то мечутся в толпе прохожих. В этой толпе нет лиц, только силуэты и плоские персонажи, ничего людского не проявляется в них. Единственное, что будет источать тепло среди этих серых гранитных блоков и решёток ограды, это возникающие снопы пшеницы, которые в конце и заполонят всю сцену.
Герои романа одеты в костюмы псевдоисторические, отчасти по форме и крою напоминающие одежду того времени. Они, как и вся постановка, лишь внешне повторяют атрибуты времени романа, а на самом деле обстановка спектакля максимально близка к нашей современности. Акценты на героях тоже смещены, интерес режиссёра отдан Александру Адуеву. Пётр Иванович Адуев же оттеснён на второе место. Персонаж Александра Новикова полон человечности, вначале он строг и ироничен, но не циничен, а в конце стремится обрести покой в объятиях своей жены, полон нежности и ностальгии.
Прочитав огромное количество раз эту пьесу, а мы перелопатили все переводы, хочу вам сказать, что, кроме нескольких текстовых реприз, это совсем не смешная пьеса. Сегодня она звучит даже страшно. В сознании большинства Мольер — это такой Рэй Куни 400-летней давности, но, к счастью, это не так. И финал — рушится, горит дом, а дядя Ваня с Соней маршируют на месте. Завтрашнего дня, как и в «Тартюфе», не может быть. И, конечно, ни в каком страшном сне я и представить не мог, что мне дадут сыграть дядю Ваню! Это «безумство» Юрия Николаевича, что он так распорядился. Лишь за три дня до премьеры вдруг понял, что, скорее всего, буду играть. Поскольку Юрий Николаевич меняет исполнителей когда угодно, я репетировал, репетировал, но мне все время казалось, что это должно рано или поздно закончиться. Юрий Николаевич оказался воистину отчаянным человеком и выпустил меня в этой роли. Когда спектакль вышел, он неоднократно говорил в интервью, и я понимаю, что он имел в виду, что главной его задачей было вывести меня из очень любимого мною неторопливого существования: я редко быстро передвигаюсь по сцене, хожу довольно спокойно с молодых лет смеется. И он, сочиняя безумие танца, включал разную музыку и заставлял меня по часу-полтора дергаться, прыгать, просто, чтобы привести меня в состояние, в котором сложно находиться, и тогда мы начинали репетировать. Этот странный, казалось бы, рисунок, который, по большому счету, возможно, не так много значит, вытаскивает меня из привычного психофизического состояния, и на этом строится роль. Потому что другие сцены достаточно статичны, кроме двух этих танцев-истерик. Он — режиссер, который очень тонко понимает и чувствует природу артиста. Несмотря на то, что это самая моя любимая пьеса, я все равно постоянно нахожусь в каком-то внутреннем ожидании. Мне кажется, что львиная доля ее смысла заключена в Серебрякове. Не в Астрове, с которым мне все понятно. Космос этой пьесы связан именно с Серебряковым. Как правило, эта роль достается самым именитым, мощным, крупным, звездным артистам труппы. Но, играя эту роль, актеры почему-то пользуются сатирическими красками. А тут в него еще и стреляют. И сколько бы я не видел спектаклей, этот персонаж будто приходит из рассказов Зощенко. В то же время было бы невероятно, если бы появился такой Серебряков, рядом с которым можно было бы сказать, что дядя Ваня заблуждается в своей оценке профессора. Я думаю, именно в этом все дело. А если Аль Пачино? И тогда будет совершенно другая история. Мне кажется, что дядя Ваня — это человек, который всю жизнь был не прав. Все, что он считал о жизни — все мимо. Юрий Николаевич поставил спектакль про пепелище как итог жизни. И не могу не сказать, что не было бы в моем исполнении никакого дяди Вани, если бы не было в спектакле Наташи Шаминой — Елены, такой, какая она, и Ольги Муравицкой — Сони. Две женские роли — абсолютно точные попадания Бутусова. Но об этом скажу позже. Вы как-то сказали, что режиссер — это способ репетировать. Как проходили репетиции и строилась работа над ролью в данном случае? И вдруг мне позвонил Виктор Михайлович Минков, художественный руководитель театра «Приют комедианта», и сообщил, что Богомолов запускается с «Преступлением и наказанием» и хочет, чтобы я играл Порфирия. Я, конечно, в это дело вписался. И никогда Константину Юрьевичу вопрос не задавал, почему он позвал меня. Многие шутили, что это назначение связано с «Тайнами следствия». Больше скажу: о том, что Порфирий Петрович — полицейский, я узнал дней за пять до премьеры, когда была примерка. Художник вычисляет размер моей головы, чтобы заказать фуражку, и я понимаю, что решение будет таким. Я бесконечно люблю этот спектакль. В моей судьбе — это воздух, и я принимаю все, что в этом спектакле есть. Мы играем его четвертый сезон. Если сказать, что он репетировался иначе, чем репетирует Бутусов, это ничего не сказать. У Бутусова мы ни на секунду не садились ни на какие стулья, у Богомолова, наоборот, мы ни разу не встали. Он репетировался очень коротко, в районе полутора месяцев. И когда через три недели я понял, что мы не встаем, а сидим за столом и читаем, у меня случился практически припадок — а когда же все будет? С этим вопросом я, конечно, обратился к мастеру — премьера через пару недель, мы будем вставать? Его ответ был таков — занимайся текстом. Это не преувеличение, мы вообще не встали из-за стола. За четыре дня до премьеры, как это и положено, мы встали уже на ноги на сцене и выпустили спектакль. Нужно сказать, что Богомолов обладает каким-то нечеловеческим даром работы с текстом произведения. У него тоже абсолютное чутье природы артиста, невероятное, интуитивно-опытное. И он способен увидеть в тексте такие перепады и смыслы, поэтому работа над «Преступлением и наказанием» строилась вокруг работы над текстом. Сегодня это один из моих любимых спектаклей, и я очень благодарен судьбе за такую встречу. И сразу, не успел я выскочить из репетиций «Преступления и наказания», меня пригласила на разговор замечательная режиссер Женя Сафонова, которая ни много ни мало предложила мне сыграть Графиню в пушкинской «Пиковой даме». И эти две подряд работы меня начали вытаскивать из того состояния, не желаю никому его пережить, в котором я оказался после ухода Юрия Николаевича из театра. Судьба нашей «Пиковой дамы» драматическая, и это объяснимо, потому что у подобных остро-радикальных спектаклей судьба всегда сложная. Он прошел чуть больше двух сезонов и сейчас не идет. Фото: Дмитрий Дубинский — Вы неоднократно говорили в разных интервью, что самое главное в театре для вас — это хорошие партнеры, с которыми вам легко и комфортно. Их присутствие рядом важнее процесса? Я категорически не люблю, а главное — не могу находиться на сцене с человеком, который мне не дорог. Тогда все превращается в ерунду, тогда артисты просто работают, идут на служебный вход, через вертушку, показывают пропуск, переодеваются, играют. Нет смысла находиться на сцене, если ты не испытываешь к партнерам самых нежных чувств. Во-первых, ничего не получается, ты не можешь открыться, если сидящий перед тобой человек не вызывает у тебя сильнейшую эмоцию любви. Просто читка текста. Кто они, любимые коллеги? С удовольствием начну с актрис. Их не может и не должно быть много. Мне думается, что артист должен уметь любить и ненавидеть. Если чувство ненависти к плохому у тебя отсутствует, то тогда и любовь меньше значит. Вырабатывается некая всеядность — мне и с этим, и с этой хорошо, и этот спектакль хороший, и тот. Это ужасная позиция. Еще я очень не люблю, когда артисты говорят — любая роль как ребенок. А разве не надо не любить плохие спектакли? Любой артист, состоящий в труппе большого театра-дома, играет в определенном количестве спектаклей далеко не совершенных. И не понимать, что это так — глупо. Иначе возникает вопрос — зачем ты в этом спектакле? Иногда это искреннее заблуждение. Раз я играю, то это априори хороший спектакль. Итак, начну с Анны Ковальчук — для всех она звезда «Тайн следствия», 23 сезона мы с ней там существуем, и она, конечно, для многих, в первую очередь, Мария Швецова. Но Аня — тончайший и нежнейший партнер. К сожалению, мы с ней сегодня почти не играем вместе в театре. В спектакле «Город. А был такой спектакль под названием «Кровать для троих» по пьесе Милорада Павича. Помню, что весь второй акт мы играли с Аней вдвоем. Там была огромная часовая сцена. После нее я пребывал в ощущении какого-то невероятного счастья. Когда ты выходишь на сцену, это все куда-то удаляется. Ты же не думаешь в моменте — сейчас я играю в серьезной пьесе большого режиссера. На сцене перед тобой стоит конкретный человек, и ты смотришь на него. Он смотрит на тебя. Вы встречаетесь глазами, касаетесь друг друга. И в этом человеке заключается весь смысл того, что мы делаем. Это очень важно, с кем ты. Я никогда не забуду эти два спектакля с Аней — «Кровать для троих» и «Night and day» по пьесе Биляны Срблянович. Я был на седьмом небе от счастья. Она служила в нашем Театре всего несколько сезонов. Мы с ней сыграли в двух спектаклях — она была моей женой в комедии «Смешные деньги» по пьесе Рэя Куни и в трагедии «Мавр» — играла Эмилию, а я, страшно сказать, Яго. Она, мне кажется, играет значительно меньше того, что она заслуживает. Актриса, рожденная для Чехова, Ибсена, Уайльда, умная, тонкая, прекрасная. Я играл только один спектакль с актрисой Ульяной Фомичевой. Невероятная несправедливость актерских судеб, что Ульяна давно не выходит на сцену. Сложная судьба актрисы космического масштаба. Я очень благодарен Андрею Прикотенко за то, что он нас свел в спектакле «Чеховъ. Я про Ульяну могу тоже рассказывать часами.
Спектакль «Обыкновенная история»
Билеты в Театр имени Ленсовета на Комедия "Обыкновенная история". «Обыкновенная история» стала первым романом русского писателя Ивана Гончарова. Роман ова «Обыкновенная история» рассказывает нам о становлении молодого человека, делающего первые неуверенные шаги в большом мире. спектакль в Санкт-Петербурге 30 ноября 2023 в Театр им. Ленсовета, купить билеты от 750 руб онлайн.
потому что театр не мешал почтальону
Как они ломают личность и плотно держат в зависимости. Важен разговор о навязывании чужой воли при отсутствии собственной, будь то совет, наставление или такое с виду безобидное, но бездумное следование моде и общественным тенденциям. Мы наблюдаем процесс, как наши ошибки и заблуждения медленно зреют и дают плоды. Успейте купить лучшие места!
Театр имени Ленсовета открыл сезон, в котором отпразднует свое 90-летие Театр имени Ленсовета открыл сезон, в котором отпразднует свое 90-летие 5 сентября 2023, 23:26 Фото: телеканал «Санкт-Петербург» Санкт-Петербургский государственный академический театр имени Ленсовета открыл 90-й сезон, предварительно пригласив зрителей на кинопремьеру. Перед началом спектакля «Обыкновенная история», поставленного по роману Ивана Гончарова, была показана документальная картина об истории театра, который, как отмечает ТАСС, во все времена пользовался большой любовью зрителей. Памятуя о нашей истории, мы решили обратиться к пьесе Александра Островского «Бешеные деньги», — рассказала художественный руководитель труппы, народная артистка России Лариса Луппиан.
Открыли продажи на первые показы «Обыкновенной истории»! Премьера спектакля по одноимённому роману Ивана Гончарова пройдёт 1 и 2 мая. В спектакле заложен неназидательный разговор со зрителем о том, как важно смещать центр своего внимания с себя самого, ставить в приоритет не только свои интересы и желания, но и близких тебе людей.
Обзор Санкт-Петербургский театр имени Ленсовета О становлении молодого человека, делающего первые неуверенные шаги в большом мире. Первые трудности взрослой жизни, первая работа, первые отношения, первые соблазны. Режиссер Роман Кочержевский: "В спектакле заложен неназидательный разговор о том, как важно смещать центр своего внимания с себя самого.
«Старший сын» в ДК им. Ленсовета 1 апреля
спектакль в Санкт-Петербурге 30 ноября 2023 в Театр им. Ленсовета, купить билеты от 750 руб онлайн. первый роман русского писателя Ивана Александровича Гончарова, опубликованный в 1847 году в журнале "Современник". «Обыкновенная история» и «Про Федота-стрельца» в материале об итогах сезона, которые подводят авторы Петербургского театрального журнала. В Петербурге Государственный академический театр имени Ленсовета открыл 90-й театральный сезон. Герои этой вполне реалистичной истории — интеллигентная. Роман ова «Обыкновенная история» рассказывает нам о становлении молодого человека, делающего первые неуверенные шаги в большом мире.
Спектакль «Обыкновенная история» (16+).
| Обыкновенная история Премьера! в Санкт-Петербурге 14.02.2024 – билеты 800 руб, Театр им. Ленсовета | Режиссер Роман Кочержевский не так давно представил на сцене театра им. Ленсовета собственную авторскую интерпретацию весьма хрестоматийного произведения – романа И.А. Гончарова «Обыкновенная история». |
| Театр имени Ленсовета показал новый спектакль "Обыкновенная история" по роману Гончарова | Купить билеты на спектакль «Обыкновенная история» в театре Ленсовета. |
| Выберите город | Обыкновенная история (2023): редкий телеспектакль театра Театр им. Ленсовета (СПб) с хорошими актерами и захватывающим сюжетом. |
Свобода быть одному на свете
19 мая 2024, Театр им. Ленсовета, Санкт-Петербург) - онлайн продажа билетов по цене от 600 рублей, отзывы посетивших мероприятие. Фото предоставлено пресс-службой Театра имени Ленсовета Академический театр имени Ленсовета представит 1 (18:00) и 2 мая (19:00) на Камерной сцене премьерный спектакль «Обыкновенная история». Актер и режиссер театра Роман Кочержевский презентует прочтение «Обыкновенной истории» Ивана Гончарова. Театр имени Маяковского представил в Петербурге спектакль-альманах "Истории". По словам художественного руководителч труппы Егора Перегудова, для него это первая постановка в театре Маяковского ». Режиссер Роман Кочержевский не так давно представил на сцене театра им. Ленсовета собственную авторскую интерпретацию весьма хрестоматийного произведения – романа И.А. Гончарова «Обыкновенная история».
Театр имени Ленсовета открыл 90-й сезон в Петербурге
В премьере сохранено романное место действия — Петербург. Более того, по мнению Александра Новикова, в новой «Обыкновенной истории» город становится «главным героем». Впрочем, как утверждает Роман Кочержевский, визуально речь идёт скорее о стилизации: хотя костюмы будут напоминать исторически достоверные, а в сценографии возникнут напоминания о реальных локациях северной столицы, то и другое будет далеко от «документальности». По словам режиссёра, если антураж 19 века и был важен для создателей спектакля, то лишь как отражённый сегодняшним восприятием образ. Над визуальным решением постановки как художник работает сам Кочержевский, также в постановочной команде — художник по костюмам Сергей Илларионов, художник по свету Константин Бинкин, видеохудожник Игорь Домашкевич и композитор Екатерина Кочержевская.
Поймите меня правильно, я не настаиваю, что все должно играться в джинсах и кроссовках, конечно, нет. Но театр обязан быть адекватен сегодняшней жизни. В любом спектакле, который мы играем, должен быть сегодняшний день. Есть пьесы, произведения, которые были замечательны в свое время.
Они не перешагнули дальше. Это не делает их лучше или хуже, но они, грубо говоря, остались в прошлом. Но если сейчас заниматься Шекспиром, Мольером, то в них должна биться сегодняшняя жизнь, тревога. Театр не имеет права не реагировать. И речь, разумеется, не идет о злободневности. Я не ратую, чтобы ставились пьесы о том, что мы видим в новостях. Не об этом речь. И даже более того — все как раз наоборот. Их время придет когда-то не очень скоро.
Злободневность в театре опасна, я считаю. Это никакая не доблесть. Но в том, что переживает герой Пушкина, Гоголя, Чехова или Толстого — должно быть что-то близкое нам. И если в зрительном зале не происходит самоидентификации, вспомним цитату Флобера: «Госпожа Бовари — это я», то все тщетно. Зритель должен сказать — это я. Это не про каких-то веселых или грустных людей, это все про меня. Ощущение «про меня» является в театре самым главным. И отсюда вытекает множество других требований — я люблю, когда артист умеет разговаривать от себя. А самая нелюбимая мною порода артистов — те, кто начинают с характерного образа.
Они сразу цепляются: а какой я, я здесь какой? А, вот такой. У меня будут очочки, я буду их поправлять и вот так разговаривать. Это чудовищно. Много таких актеров и актрис. В этом проявляется неспособность идти от себя. А от себя можно говорить в любой драматургии — и в Шекспире, и в Гоголе, и в Чехове. И второе, что я бы сказал, театр должен быть живым. Существует колоссальная проблема — срок жизни спектакля.
Тут я, честно, нахожусь в оппозиции большинству своих партнеров и коллег, хотя знаю, что у меня есть много сторонников. По моему опыту, со спектаклем, перевалившим пяти-шестилетний срок, происходят очень странные вещи. Человек меняется, особенно сегодня, с невероятной скоростью. И вот как играть спектакль, который создавался десять лет назад? Его сочинял другой человек. Ну да, у него был мой нос, мои уши, но дальше что? Я был совершенно другой. Если бы «Дядя Ваня» рождался сегодня, он бы вообще ничем не напоминал тот спектакль, который у нас в репертуаре. Если человек живой, он чувствует свое изменение.
Правда, в законе спектакля «Город. Но это, в общем-то, исключение из правил. Не может спектакль играться тридцать лет, да и еще в одном составе. Никакой доблести в этом я не вижу. Но понятно и то, что часто интересы актеров и режиссера входят в противоречие с интересами руководства театра. Если спектакль продается, пользуется успехом, то очень трудно его снять. Но надо признать одно, внутри такого спектакля накапливаются очень страшные для актеров яды, которыми актерский организм отравляет себя. Это как бы и не видно. Скажу жестче — часто выставляется на всеобщее обозрение напомаженный труп, он даже еще двигается.
А зритель не всегда это идентифицирует. И даже радуется на абсолютно мертвых спектаклях. Это страшно. Мне кажется, театр должен легче расставаться со спектаклями. Важно, что сейчас есть возможность технически записать любую постановку. Понятно, что видео даже не приближает к настоящему театру, но все же. Вы пришли туда в 1990 году выпускником курса Игоря Владимирова. Расскажите о разных ваших периодах в театре, что осталось в памяти? Но мы застали уже хвост хвоста хвоста кометы.
Первые два курса мы очень много времени провели вместе, однако с каждым годом ему становилось все тяжелее и тяжелее, и театр переживал очень непростые времена. Не думаю, что на меня кто-то обидится, поэтому скажу: театр начал разрушаться. В репертуаре стали появляться постановки, которым, на мой взгляд, не стоило появляться. На этом фоне прекрасный спектакль «Западня» польского режиссера Кшиштофа Бабицкого о Кафке шел у нас в пустых залах, именно потому, что театр вокруг был другой. Ставились низкосортные комедии, а серьезный репертуар приходился не ко двору и исчезал. Именно в таком состоянии театр достался Владиславу Борисовичу Пази, который начал деликатно возвращать в театр хорошую литературу. Владислав Борисович руководил театром 10 лет, потом его не стало, дальше наступил период безвременья. А потом случился момент, на котором мне бы хотелось остановиться поподробнее. Считается, что дальше пришел Бутусов.
Однако это не совсем так. Чуть меньше трех сезонов нашим театром руководил Гарольд Стрелков. Он стал главным режиссером. И мне кажется, что, да, безусловно, его имя не будет вписано золотыми буквами в историю Театра имени Ленсовета, ибо какого-то громкого успеха и серьезного поворота не получилось, и на то были некоторые причины. Гарольд человек настолько безупречный, нежный, что руководить такой махиной ему было сложно. Он слишком хороший человек для этого. Он невероятно доброжелательный и никогда не проявлял той жесткости, которая, наверное, требовалась на таком посту. Но, несмотря на это, при Гарольде произошли некоторые изменения, чуть-чуть развернувшие театр и подготовившие его к приходу Бутусова. Я это понимаю отчетливо.
Стрелков выпустил всего два спектакля. Я играл в обоих: в «Испанской балладе» и в «Мавре». Я по-разному относился к ним, дело не в том, насколько они были совершенны, но там начали происходить важные для всех нас изменения. В «Мавре» играла та же самая компания, которая чуть позже, по сути, стала компанией Юрия Николаевича. Там впервые, наконец, очень серьезную драматическую роль Дездемоны сыграла Лаура Пицхелаури. Отелло играл Олег Андреев. Большой смелостью со стороны Гарольда было назначить меня на роль Яго, но он рискнул, и мы играли это в очередь с Олегом Фёдоровым. Не могу быть в претензии к критикам, которые разнесли этот спектакль. Он был действительно далек от идеала, но все равно, при Стрелкове происходили какие-то незаметные постороннему взгляду, но очень важные микроизменения.
Уже потом его подхватил Бутусов и поставил с ними «Кабаре Брехт». Стрелков сыграл в судьбе нашего театра роль не очень заметную лишь на первый взгляд. Эти годы не войдут в учебники по истории театра, но важно помнить, что они были. Пришел Юрий Николаевич, и это были мои самые счастливые восемь лет. Период подлинного счастья, я и не заметил, как эти годы пролетели. Возникла компания. Каждый из нас играет почти что во всех его спектаклях. Но мы же достаточно взрослые, чтобы понять, жестокость театра заключается в том, что определенный период для кого-то является периодом подъема и расцвета, а для других — бездной, падением и исчезновением со сцены. Конечно, если я скажу, что не понимаю этого, то солгу.
Но и он закончился. Театр оказался без лидера. Она актриса первого курса выпуска Игоря Петровича Владимирова. Если говорить о сегодняшней позиции, как я ее понимаю, то театр, насколько это возможно, пытается стать театром равно интересным и открытым разным категориям зрителей. Я говорю это без иронии. Эту попытку я вижу. И появляются режиссеры современные, молодые. Недавно мы начали репетировать с Айдаром Заббаровым «Воскресение». Четыре спектакля поставил Рома Кочержевский.
Совсем молодой артист Федя Пшеничный тоже уже поставил два спектакля. И это направление мне очень близко. Но театр обращается и к другому репертуару, интересному иным зрителям и актерам. Что касается атмосферы, то, когда говорят, что все едины, в этом есть доля неправды.
Важен разговор о навязывании чужой воли при отсутствии собственной, будь то совет, наставление или такое с виду безобидное, но бездумное следование моде и общественным тенденциям. Мы наблюдаем процесс, как наши ошибки и заблуждения медленно зреют и дают плоды. В этой медлительности и течении жизни, так похожей на нашу сегодняшнюю, мы можем не уследить, как уже оказались в ловушке», — режиссёр Роман Кочержевский. В спектакле заложен неназидательный разговор со зрителем о том, как важно смещать центр своего внимания с себя самого,...
Это попытка проследить, как работают установки, данные нам в детстве, заложенные даже не родителями, а целыми поколениями. Как они ломают личность и плотно держат в зависимости. Важен разговор о навязывании чужой воли при отсутствии собственной, будь то совет, наставление или такое с виду безобидное, но бездумное следование моде и общественным тенденциям.
Свобода быть одному на свете
Читая книгу А. Гончарова Обыкновенная история, неожиданно наткнулась на афишу и захотелось увидеть постановку на сцене театра, сравнив с сюжетом книги. Именно с премьеры его комедии «Бешеные деньги» в 1933 году началась история Нового театра – Театра имени Ленсовета. Билеты в Театр имени Ленсовета на Комедия "Обыкновенная история". Театр имени Ленсовета открыл 90-й сезон в Санкт-Петербурге. Александр Новиков об «Обыкновенной истории»Подробнее.
Спектакль Обыкновенная история
первый роман русского писателя Ивана Александровича Гончарова, опубликованный в 1847 году в журнале "Современник". Главная» Новости» Афиша театра ленсовета на январь 2024. В начале пресс-конференции состоится премьера видеофильма об истории Театра имени Ленсовета и его сегодняшнем дне.