Особенность многочисленных бунинских рассказов о любви в том, что любовь двух героев по каким-то причинам не может больше продолжаться. Почему в рассказах Бунина любовь и брак практически несовместимы, объяснила заслуженная артистка КР Галина Кетова. Рассказы о любви«Как дико, страшно все будничное, обычное, когда сердце поражено этим страшным «солнечным» ударом, слишком большой. Почему в рассказах Бунина любовь и брак практически несовместимы, объяснила заслуженная артистка КР Галина Кетова. Содержание: Это сборник рассказов о любви.
Любви в цикле рассказов И.А. Бунина «Темные аллеи»)
| И.А. Бунин "Тёмные аллеи" - Listen online. Music | И его любовь к Галине, как и ее позднейшее «предательство» оставались за пределами подобных рассказов — это было табу, которое Бунин очень последовательно охранял: его жена в письме к Александру Бабореке подтверждает, что он никогда и ни с кем не говорил о Галине. |
| О случайных связях в искусстве: эротика в творчестве Бунина | Над знаменитым циклом рассказов о любви Бунин работал в основном в годы Второй мировой войны во Франции, оккупированной фашистскими войсками. |
| "Темные аллеи": грамматика любви в творчестве Бунина | Любовь в рассказах Бунина — это всегда единение духовного и телесного. |
| Любовь на страницах произведений И. А. Бунина | БУНИН О ЛЮБВИ: Любовь, как чувство вечное, всегда живое и юное, служило и будет служить неисчерпаемым материалом для поэзии; она вносит идеальное отношение и свет в будничную прозу жизни. |
Тема любви в рассказах Ивана Бунина
Однако, его страсть к литературе превозмогла желание получить юридическое образование. Романтическая любовь играла значительную роль в жизни молодого Ивана Бунина. Его первая любовь оказала сильное влияние на его эмоциональное состояние и творчество, отражаясь в его стихотворениях и прозе. Период творчества Период творчества Ивана Бунина отличается большим разнообразием и глубиной образов. Тема любви в творчестве Бунина стала основной, именно ее он чаще всего раскрывает в своих произведениях. В романе «Жизнь Арсеньева» Бунин описывает страстную и запретную любовь главного героя к женщине, приведшую к его падению. В сборнике стихотворений «Любить так…» Бунин выражает самые разные оттенки чувств — от нежности и радости до мучительной тоски и грусти.
Также в рассказе «Грамматика любви» Бунин передает сложность человеческих отношений, показывая как любовь может быть одновременно сильным даром и болезнью души. Признание и награды Творчество Ивана Бунина было признано не только читателями, но и литературной критикой. В 1933 году он стал первым русским писателем, получившим Нобелевскую премию по литературе. Бунин был удостоен многочисленных других наград и званий за свое влиятельное творчество.
Ах, он подо мной. Прикрой меня, я озябла, и садись. Вот так… Нет, погоди, вчера мы целовались как-то бестолково, теперь я сначала сама поцелую тебя, только тихо, тихо. А ты обними меня… везде… Под сарафаном у нее была только сорочка. Она нежно, едва касаясь, целовала его в края губ.
Он, с помутившейся головой, кинул ее на корму. Она исступленно обняла его… Полежав в изнеможении, она приподнялась и с улыбкой счастливой усталости и еще не утихшей боли сказала: — Теперь мы муж с женой. Мама говорит, что она не переживет моего замужества, но я сейчас не хочу об этом думать… Знаешь, я хочу искупаться, страшно люблю по ночам… Через голову она разделась, забелела в сумраке всем своим долгим телом и стала обвязывать голову косой, подняв руки, показывая темные мышки и поднявшиеся груди, не стыдясь своей наготы и темного мыска под животом. Обвязав, быстро поцеловала его, вскочила на ноги, плашмя упала в воду, закинув голову назад, и шумно заколотила ногами. Потом он, спеша, помог ей одеться и закутаться в плед. В сумраке сказочно были видны ее черные глаза и черные волосы, обвязанные косой. Он больше не смел касаться ее, только целовал ее руки и молчал от нестерпимого счастья. Все казалось, что кто-то есть в темноте прибрежного леса, молча тлеющего кое-где светляками, — стоит и слушает. Иногда там что-то осторожно шуршало.
Она поднимала голову: — Постой, что это? Или еж в лесу… — А если козерог? Но ты только подумай: выходит из лесу какой-то козерог, стоит и смотрит… Мне так хорошо, мне хочется болтать страшные глупости! И он опять прижимал к губам ее руки, иногда как что-то священное целовал холодную грудь. Каким совсем новым существом стала она для него! И стоял и не гас за чернотой низкого леса зеленоватый полусвет, слабо отражавшийся в плоско белеющей воде вдали, резко, сельдереем, пахли росистые прибрежные растения, таинственно, просительно ныли невидимые комары — и летали, летали с тихим треском над лодкой и дальше, над этой по-ночному светящейся водой, страшные, бессонные стрекозы. И все где-то что-то шуршало, ползло, пробиралось… Через неделю он был безобразно, с позором, ошеломленный ужасом совершенно внезапной разлуки, выгнан из дому. Как-то после обеда они сидели в гостиной и, касаясь головами, смотрели картинки в старых номерах «Нивы». Ужасно глупый!
Вдруг послышались мягко бегущие шаги — и на пороге встала в черном шелковом истрепанном халате и истертых сафьяновых туфлях ее полоумная мать. Черные глаза ее трагически сверкали. Она вбежала, как на сцену, и крикнула: — Я все поняла! Я чувствовала, я следила! Негодяй, ей не быть твоею! И, вскинув руку в длинном рукаве, оглушительно выстрелила из старинного пистолета, которым Петя пугал воробьев, заряжая его только порохом. Он, в дыму, бросился к ней, схватил ее цепкую руку. Она вырвалась, ударила его пистолетом в лоб, в кровь рассекла ему бровь, швырнула им в него и, слыша, что по дому бегут на крик и выстрел, стала кричать с пеной на сизых губах еще театральнее: — Только через мой труп перешагнет она к тебе! Если сбежит с тобой, в тот же день повешусь, брошусь с крыши!
Негодяй, вон из моего дома! Марья Викторовна, выбирайте: мать или он! Она прошептала: — Вы, вы, мама… Он очнулся, открыл глаза — все так же неуклонно, загадочно, могильно смотрел на него из черной темноты сине-лиловый глазок над дверью, и все с той же неуклонно рвущейся вперед быстротой несся, пружиня, качаясь, вагон. Уже далеко, далеко остался тот печальный полустанок. И уж целых двадцать лет тому назад было все это — перелески, сороки, болота, кувшинки, ужи, журавли… Да, ведь были, еще журавли — как же он забыл о них! Все было странно в то удивительное лето, странна и пара каких-то журавлей, откуда-то прилетавших от времени до времени на прибрежье болота, и то, что они только ее одну подпускали к себе и, выгибая тонкие, длинные шеи, с очень строгим, но благосклонным любопытством смотрели на нее сверху, когда она, мягко и легко разбежавшись к ним в своих разноцветных чуньках, вдруг садилась перед ними на корточки, распустивши на влажной и теплой зелени прибрежья свой желтый сарафан, и с детским задором заглядывала в их прекрасные и грозные черные зрачки, узко схваченные кольцом темно-серого райка. Он смотрел на нее и на них издали, в бинокль, и четко видел их маленькие блестящие головки, — даже их костяные ноздри, скважины крепких, больших клювов, которыми они с одного удара убивали ужей. Кургузые туловища их с пушистыми пучками хвостов были туго покрыты стальным опереньем, чешуйчатые трости ног не в меру длинны и тонки — у одного совсем черные, у другого зеленоватые. Иногда они оба целыми часами стояли на одной ноге в непонятной неподвижности, иногда ни с того ни с сего подпрыгивали, раскрывая огромные крылья; а не то важно прогуливались, выступали медленно, мерно поднимали лапы, в комок сжимая три их пальца, а ставили разлато, раздвигая пальцы, как хищные когти, и все время качали головками… Впрочем, когда она подбегала к ним, он уже ни о чем не думал и ничего не видел — видел только ее распустившийся сарафан, смертной истомой содрогаясь при мысли о ее смуглом теле под ним, о темных родинках на нем.
А в тот последний их день, в то последнее их свидание рядом в гостиной на диване, над томом старой «Нивы», она тоже держала в руках его картуз, прижимала его к груди, как тогда, в лодке, и говорила, блестя ему в глаза радостными черно-зеркальными глазами: — А я так люблю тебя теперь, что мне нет ничего милее даже вот этого запаха внутри картуза, запаха твоей головы и твоего гадкого одеколона! За Курском, в вагоне-ресторане, когда после завтрака он пил кофе с коньяком, жена сказала ему: — Что это ты столько пьешь? Это уже, кажется, пятая рюмка. Все еще грустишь, вспоминаешь свою дачную девицу с костлявыми ступнями? Что это значит? Он был молчалив и скромен, а она знала себе цену. Он был худой, высокий, чахоточного сложения, носил очки цвета йода, говорил несколько сипло и, если хотел сказать что-нибудь погромче, срывался в фистулу. А она была невелика, отлично и крепко сложена, всегда хорошо одета, очень внимательна и хозяйственна по дому, взгляд имела зоркий. Он казался столь же неинтересен во всех отношениях, как множество губернских чиновников, но и первым браком был женат на красавице — и все только руками разводили: за что и почему шли за него такие?
И вот вторая красавица спокойно возненавидела его семилетнего мальчика от первой, сделала вид, что совершенно не замечает его. Тогда и отец, от страха перед ней, тоже притворился, будто у него нет и никогда не было сына. И мальчик, от природы живой, ласковый, стал в их присутствии бояться слово сказать, а там и совсем затаился, сделался как бы несуществующим в доме. Тотчас после свадьбы его перевели спать из отцовской спальни на диванчик в гостиную, небольшую комнату возле столовой, убранную синей бархатной мебелью. Но сон у него был беспокойный, он каждую ночь сбивал простыню и одеяло на пол. И вскоре красавица сказала горничной: — Это безобразие, он весь бархат на диване изотрет. Стелите ему, Настя, на полу, на том тюфячке, который я велела вам спрятать в большой сундук покойной барыни в коридоре. И мальчик, в своем круглом одиночестве на всем свете, зажил совершенно самостоятельной, совершенно обособленной от всего дома жизнью, — неслышной, незаметной, одинаковой изо дня в день: смиренно сидит себе в уголке гостиной, рисует на грифельной доске домики или шепотом читает по складам все одну и ту же книжечку с картинками, купленную еще при покойной маме, смотрит в окна… Спит он на полу между диваном и кадкой с пальмой. Он сам себе стелет постельку вечером и сам прилежно убирает, свертывает ее утром и уносит в коридор в мамин сундук.
Там спрятано и все остальное добришко его. Жил он с ней с тех пор все лето и прижил мальчика, который и стал расти при матери в кухне. Дьякон, дьяконица, сам батюшка и весь его дом, вся семья лавочника и урядник с женой, все знали, от кого этот мальчик, и семинарист, приезжая на каникулы, видеть не мог его от злобного стыда за свое прошлое: жил с дурочкой! Когда он кончил курс, — «блестяще! Гости тоже говорили о его блестящей будущности, пили чай, ели разные варенья, и счастливый дьякон завел среди их оживленной беседы зашипевший и потом громко закричавший граммофон. Все смолкли и с улыбками удовольствия стали слушать подмывающие звуки «По улице мостовой», как вдруг в комнату влетел и неловко, не в лад заплясал, затопал кухаркин мальчик, которому мать, думая всех умилить им, сдуру шепнула: «Беги попляши, деточка». Все растерялись от неожиданности, а дьяконов сын, побагровев, кинулся на него подобно тигру и с такой силой швырнул вон из комнаты, что мальчик кубарем покатился в прихожую. На другой день дьякон и дьяконица, по его требованию, кухарку прогнали. Они были люди добрые и жалостливые, очень привыкли к ней, полюбили ее за ее безответность, послушание и всячески просили сына смилостивиться.
Но он остался непреклонен, и его не посмели ослушаться. К вечеру кухарка, тихо плача и держа в одной руке свой узелок, а в другой ручку мальчика, ушла со двора. Все лето после того она ходила с ним по деревням и селам, побираясь Христа ради. Она обносилась, обтрепалась, спеклась на ветру и на солнце, исхудала до костей и кожи, но была неутомима. Она шла босая, с дерюжной сумой через плечо, подпираясь высокой палкой, и в деревнях и селах молча кланялась перед каждой избой. Мальчик шел за ней сзади, тоже с мешком через плечико, в старых башмаках ее, разбитых и затвердевших, как те опорки, что валяются где-нибудь в овраге. Он был урод. У него было большое, плоское темя в кабаньей красной шерстке, носик расплющенный, с широкими ноздрями, глазки ореховые и очень блестящие. Но когда он улыбался, он был очень мил.
Студент отбывал эту повинность каждое лето и теперь ехал с покорным спокойствием, не спеша читал в вагоне второго класса, положив молодую круглую ляжку на отвал дивана, новую книжку Аверченки, рассеянно смотрел в окно, как опускались и подымались телеграфные столбы с белыми фарфоровыми чашечками в виде ландышей. Он похож был на молоденького офицера — только белый картуз с голубым околышем был у него студенческий, все прочее на военный образец: белый китель, зеленоватые рейтузы, сапоги с лакированными голенищами, портсигар с зажигательным оранжевым жгутом. Дядя и тетя были богаты. Когда он приезжал из Москвы домой, за ним высылали на станцию тяжелый тарантас, пару рабочих лошадей и не кучера, а работника. А на станции дяди он всегда вступал на некоторое время в жизнь совсем иную, в удовольствие большого достатка, начинал чувствовать себя красивым, бодрым, манерным. Так было и теперь. Он с невольным фатовством сел в легкую коляску на резиновом ходу, запряженную резвой караковой тройкой, которой правил молодой кучер в синей поддевке-безрукавке и шелковой желтой рубахе. Через четверть часа тройка влетела, мягко играя россыпью бубенчиков и шипя по песку вокруг цветника шинами, на круглый двор обширной усадьбы, к перрону просторного нового дома в два этажа. На перрон вышел взять вещи рослый слуга в полубачках, в красном с черными полосами жилете и штиблетах.
Студент сделал ловкий и невероятно широкий прыжок из коляски: улыбаясь и раскачиваясь на ходу, на пороге вестибюля показалась тетя — широкий чесучовый балахон на большом дряблом теле, крупное обвисшее лицо, нос якорем и под коричневыми глазами желтые подпалины. Она родственно расцеловала его в щеки, он с притворной радостью припал к ее мягкой темной руке, быстро подумав: целых три дня врать вот так, а в свободное время не знать, что с собой делать! Притворно и поспешно отвечая на ее притворно-заботливые расспросы о маме, он вошел за ней в большой вестибюль, с веселой ненавистью взглянул на несколько сгорбленное чучело бурого медведя с блестящими стеклянными глазами, косолапо стоявшего во весь рост у входа на широкую лестницу в верхний этаж и услужливо державшего в когтистых передних лапах бронзовое блюдо для визитных карточек, и вдруг даже приостановился от отрадного удивления: кресло с полным, бледным, голубоглазым генералом ровно катила навстречу к нему высокая, статная красавица в сером холстинковом платье, в белом переднике и белой косынке, с большими серыми глазами, вся сияющая молодостью, крепостью, чистотой, блеском холеных рук, матовой белизной лица. Целуя руку дяди, он успел взглянуть на необыкновенную стройность ее платья, ног. Генерал пошутил: — А вот это моя Антигона, моя добрая путеводительница, хотя я и не слеп, как Эдип, и особенно на хорошеньких женщин. Познакомьтесь, молодые люди. Она слегка улыбнулась, только поклоном ответила на поклон студента. Рослый слуга в полубачках и в красном жилете провел его мимо медведя наверх, по блестящей темно-желтым деревом лестнице с красным ковром посредине и по такому же коридору, ввел в большую спальню с мраморной туалетной комнатой рядом — на этот раз в какую-то другую, чем прежде, и окнами в парк, а не во двор. Но он шел, ничего не видя.
В голове все еще вертелась веселая чепуха, с которой он въехал в усадьбу, — «мой дядя самых честных правил», — но стояло уже и другое: вот так женщина! Напевая, он стал бриться, мыться и переодеваться, надел штаны со штрипками, думая: «Бывают же такие женщины! И что можно отдать за любовь такой женщины! И как же это при такой красоте катать стариков и старух в креслах на колесиках! Мама, тетя, дядя, их изумление, когда я заявлю им о нашей любви и нашем решении соединить наши жизни, их негодование, потом уговоры, крики, слезы, проклятия, лишение наследства — все для меня ничто ради вас… Сбегая с лестницы к тете и дяде, — их покои были внизу, — он думал: «Какой, однако, вздор лезет мне в голову! Остаться тут под каким-нибудь предлогом, разумеется, можно… можно начать незаметно ухаживать, прикинуться безумно влюбленным… Но добьешься ли чего-нибудь? А если и добьешься, что дальше? Как развязаться с этой историей? Правда, что ли, жениться?
Ужасно будет жаль уезжать. Живи себе, покуда не наскучит. Сидя и беседуя, он непрестанно ждал: вот-вот войдет она — объявит горничная, что готов чай в столовой, и она придет катить дядю. Но чай подали в кабинет — вкатили стол с серебряным чайником на спиртовке, и тетя разливала сама. Потом он все надеялся, что она принесет какое-нибудь лекарство дяде… Но она так и не пришла. В семь с половиной в вестибюле завыл гонг. Он первый вошел в празднично сверкающую люстрой столовую, где уже стояли возле столика у стены жирный бритый повар во всем белом и подкрахмаленном, худощекий лакей во фраке и белых вязаных перчатках и маленькая горничная, по-французски субтильная. Через минуту молочно-седой королевой, покачиваясь, вошла тетя в палевом шелковом платье с кремовыми кружевами, с наплывами на щиколках, над тесными шелковыми туфлями, и наконец-то она. Но, подкатив дядю к столу, она тотчас, не оборачиваясь, плавно вышла — студент успел только заметить странность ее глаз: они не моргали.
Дядя покрестил грудь светло-серой генеральской тужурки мелкими крестиками, тетя и студент истово перекрестились стоя, потом именинно сели, развернули блестящие салфетки. Размытый, бледный, с причесанными мокрыми жидкими волосами, дядя особенно явно показывал свою безнадежную болезнь, но говорил и ел много и со вкусом, пожимал плечами, говоря о войне, — это было время русско-японской войны: за коим чертом мы затеяли ее! Лакей служил оскорбительно-безучастно, горничная, помогая ему, семенила изящными ножками, повар отпускал блюда с важностью истукана. Ели горячую, как огонь, налимью уху, кровавый ростбиф, молодой картофель, посыпанный укропом. Пили белое и красное вино князя Голицына, старого друга дяди. Студент говорил, отвечал, поддакивал с веселыми улыбками, но, как попугай, с тем вздором в голове, с которым давеча переодевался, думал: а где же обедает она, неужели с прислугой? Но она пришла, укатила кресло и опять где-то скрылась. Ночью осторожно и старательно пели в парке соловьи, входила в открытые окна спальни свежесть воздуха, росы и политых на клумбах цветов, холодило постельное белье голландского полотна. Студент полежал в темноте и уже решил перевернуться к стене и заснуть, но вдруг поднял голову, привстал: раздеваясь, он увидал в стене у изголовья кровати небольшую дверь, из любопытства повернул в ней ключ и нашел за ней вторую, попробовал ее, но оказалось, что она заперта снаружи; теперь за этими дверями кто-то мягко ходил, что-то таинственно делал; и он затаил дыхание, соскользнул с кровати, отворил первую дверь, прислушался: что-то тихо зазвенело на полу за второй дверью… Он похолодел: неужели это ее комната!
Он приник к замочной скважине, — ключа в ней, к счастью, не было, — увидал свет, край туалетного женского стола, потом что-то белое, вдруг вставшее и все закрывшее… Было несомненно, что это ее комната, — чья же иначе? Не поместят же тут горничную, а Марья Ильинишна, старая горничная тети, спит внизу возле тетиной спальни. И он точно заболел сразу ее ночной близостью вот тут, за стеною, и ее недоступностью. Он долго не спал, проснулся поздно и тотчас опять почувствовал, мысленно увидел, представил себе ее ночную прозрачную сорочку, босые ноги в туфлях…. Утром пили кофе каждый у себя. Он пил, сидя в широкой ночной рубахе дяди, в его шелковом халате, и с грустью бесполезности рассматривал себя, распахнув халат. За завтраком в столовой было сумрачно и скучно. Он завтракал только с тетей, погода была плохая, — за окнами мотались от ветра деревья, над ними сгущались облака и тучи… — Ну, милый, я тебя покидаю, — сказала тетя, вставая и крестясь. Верно, дождь будет, а то бы ты мог прокатиться верхом… Он бодро ответил: — Не беспокойтесь, тетя, я займусь чтением… И пошел в диванную, где все стены были в полках с книгами.
Бунин видит идеал жизни в патриархальном прошлом с его старосветским благополучием. Чувство безысходной грусти и сожаления вызывает у автора запустение и вырождение дворянских гнезд, нравственное и духовное оскудение их хозяев. В эти годы писатель много путешествует по Европе и Востоку, что дает ему обильный материал для широких социально-философских обобщений. Главная тема этих сборников -вечный вопрос о смысле жизни и любви, о суетности поисков счастья, о несбывшихся надеждах. Писатель показывает как бесцельна и призрачна жизнь перед лицом смерти и как ничтожны власть и деньги, если смерть рядом. Перед лицом смерти все равны, перед ней стираются все социальные, классовые, имущественные грани, разделяющие людей. И ни при каком идеально устроенном обществе и самой счастливой личной судьбе человек не будет спокойно и безразлично к этому относиться. Но Бунин обращается и к вечным темам - любви, счастья.
Но любовь в бунинских рассказах чаще соприкасается со смертью и даже как бы одухотворена ее близостью.
Кавказ 13 ноября 1937 опубл. Бунин говорит в заметках «Происхождение моих рассказов»: «Написал этот рассказ, вспомнив, как однажды — лет сорок тому назад — уезжал из Москвы по Брянской дороге с женой одного офицера, с которой был в связи и которую он провожал на Брянском вокзале в Киев, к её родителям, не зная, что я уже сижу в поезде, еду с ней до Тихоновой пустыни. Баллада 3 февраля 1938 опубл. А меж тем написать его, как и многие другие рассказы… побудила меня нужда в деньгах… Бог дал быстро выдумать нечто совершенно прекрасное с вымышленной странницей Машенькой, главной прелестью рассказа, с её дивным ночным бдением, дивной речью » Бунин, т.
А рассказ чудесный» [1]. Степа 5 октября 1938 опубл.
Тема любви, красоты и памяти в рассказах И. А. Бунина
Всегда во всем старо ты или ново, Томленье духа ты иль благодать? Невозвратимая себе утрата, Или обогащение без конца? Горячий день, какому нет заката, Иль ночь, опустошившая сердца? А может быть, ты лишь напоминанье О том, что всех нас неизбежно ждет? С природою, с беспамятством слиянье И вечный мировой круговорот? Любовь, любовь, — гласит преданье, Союз души с душой родной Их единенье, сочетанье И роковое их слиянье. И поединок роковой. И чем одно из них нежнее В борьбе неравной двух сердец, Тем неизбежней и вернее, Любя, страдая, страстно млея, Оно изноет наконец.
Рождественский Слайд 4 Описание слайда: О счастье мы всегда лишь вспоминаем. О счастье мы всегда лишь вспоминаем.
Все рассказы сборника объединены образом открытого пространства — дороги — и закрытого — вокзала, железнодорожной станции или купе вагона. И в «Кавказе» также у Бунина дорога воспринимается как метафора жизненного пути, а вагон — как миг возможного счастья. Кинематографичность, наличие контекста и подводных сюжетных линий являются основными жанровыми чертами «миниатюр» из цикла «Темные аллеи». Все это проявилось в полной мере в «Кавказе», где «И. С ним связана отдельная сюжетная линия. Первоначально воспринимаемый как препятствие на пути героев к счастью, в конечном итоге он становится жертвой — своей любви к жене.
Трагическая развязка этой сюжетной линии, открытость финала линии герои-любовники в конечном итоге подготавливают развязку подводной сюжетной линии, раскрывают авторский взгляд: счастье двух любящих лишь вспышка, короткий миг, но это стоит того, чтобы его испытать». Возвратясь в свой номер, он лег на диван и выстрелил себе в виски из двух револьверов». Эта смерть в финале «предсказывается» в тексте. Ими оказываются обманутые мужья; брошенные любовники. Я думаю, что он на все способен при его жестоком, самолюбивом характере. Более того, его самоубийство освобождает любовников. Какие глубинные мотивы подтолкнули офицера к самоубийству? Вот как призывает толковать этот поступок на уроках русской литературы Кутейникова Н.
Однако часто другому-то эта «свобода» была не нужна. При этом данный персонаж явно болезненно относился и к понятию «честь», и к понятию «супружеская верность», поэтому не мог допустить, чтобы было опорочено имя его семьи. Он приверженец христианской морали, поэтому поступок жены его просто убил». Объективно ли такое освещение рассказа? Смерть в финале рассказа и вообще соседство смерти с любовью — черта, объединяющая весь сборник «Темные аллеи». Это может показаться чересчур патетичным. И знакомая Бунина, поэтесса и прозаик И. Одоевцева в статье «На берегах Сены» писала, например: «Мне нравятся «Темные аллеи».
Но меня удивляло количество самоубийств и убийств в них. Мне кажется, что это какое-то юношеское, чересчур романтическое понимание любви. Чуть что — ах! И она вешается, или он стреляется, или убивает её. Я говорю ему Бунину — прим. Он сердито пожимает плечами: — Вот как? По-вашему, незрело, романтично? Ну, значит, вы никогда не любили по-настоящему.
Понятия о любви у вас нет.
Но более пристальное рассмотрение показывает, что внутри сборника Бунин, подобно Чехову в его позднем творчестве или Бабелю в «Конармии», выстраивает, создает свою жанровую систему. Тридцать восемь текстов сборника я оставляю за пределами рассмотрения «Весной, в Иудее» и «Ночлег» составляют несколько групп со своими способами организации художественного мира и смысловыми установками. Объем такого текста — от неполной страницы до полутора страниц. Естественно, ни фабула, ни хронотоп, ни психологические характеристики в нем не развернуты. Задача состоит в первоначальной фиксации, в обозначении некого парадокса.
Объективное повествование строится в манере житейской истории анекдота , рассказываемой в дружеском кругу: а вот еще был случай… Написанные в один день 28 сентября 1940 «Красавица» и «Дурочка» экцентричны по отношению к целому книги тематически. Это истории не любви, а ненависти: красавицы-мачехи к пасынку и согрешившего с дурочкой семинариста к собственному сыну. Герои-дети весьма редкие в этой книге персонажи демонстрируют кротость, смирение, терпение столь же экзотические для «Темных аллей» мотивы. Действие здесь происходит во Франции и, вероятно, на Цейлоне. Но их общая смысловая доминанта органична для всей книги: речь идет о стихийной, первобытной, поразительной, не осознающей себя красоте. Глаза, долгие, золотисто-карие, полуприкрытые смугло-коричневыми веками, глядели как-то внутрь себя — с тусклой первобытной истомой… И неправдоподобно огромны и великолепны были черные ресницы — подобие тех райских бабочек, что так волшебно мерцают на райских индийских цветах… Красота, ум, глупость — все эти слова никак не шли к ней, как не шло все человеческое: поистине была она как бы с какой-то другой планеты».
Эта красота поражает мгновенно «мой сосед, измученный ее красотой, мощный как бык, провансалец» , но, оказывается, может быть запросто продана всего за сто рупий простейший случай конфликта небесного и земного, духа и тела. Комментарием к «Камаргу» может служить письмо Бунина Ф. Степуну, отметившему в рецензии «некоторый избыток рассматривания женских прельстительностей» в «Темных аллеях». Барышня и юноша-гимназист мчатся, целуясь, во тьме августовской ночи, лошади пугаются волков, она «успела вырвать вожжи из рук ошалевшего малого… коня на скаку остановит! В «Смарагде» опять ночь, луна, двое у открытого окна, его поцелуй, ее обида «Она прижимается затылком к косяку окна, и он видит, что она, прикусив губу, удерживает слезы» и финальная реплика «испорченного Толи»: «Глупа до святости! Больше нигде воспоминание о прошлом не будет столь радостным, как в «Волках».
Больше никогда конфликт не будет так мимолетен и прост, как в «Смарагде». Самый парадоксальный текст из этого ряда — «Гость» в рукописи — «Паша». Пришедший в отсутствие хозяев «страшный черный господин» Адам Адамыч прямо в прихожей берет, фактически насилует прислугу, «невысокую, плотную, как рыба, девку, всю пахнущую чадом кухни», увидев в ней «фламандскую Еву». Я на весь дом закричу! Ради Господа… Я невинная! Ну, поехали!
И через минуту исчез». Днем Саша упоенно рыдает, а ночью: «Забыв погасить лампочку, она крепко спала за своей перегородкой — как легла не раздеваясь, так и заснула, в сладкой надежде, что Адам Адамыч завтра опять придет, что она увидит его страшные глаза и что, Бог даст, господ опять не будет дома». Простой, по видимости, этюд ускользает от однозначной интерпретации. Страшный Адам Адамыч — обаятелен. В оскорбленной Саше вдруг пробуждается женщина, которая, кажется, влюбляется в своего насильника это еще один подступ к загадке женской «утробности». Социальные и этические аспекты, на которых обычно строится подобный сюжет, у Бунина приглушены.
Авторская позиция оказывается где-то посередине — между морализмом и ригоризмом позднего Толстого «Воскресение», «Крейцерова соната», «Дьявол» и эстетством, смакованием запретного у модернистов. Следующая жанровая форма в «Темных аллеях» может быть обозначена как сцена по аналогии с распространенной в конце XIX века повествовательной «сценкой». Их в сборнике четырнадцать, в том числе заглавные «Темные аллеи», «Степа», «Визитные карточки», «Барышня Клара», «Качели». Объем сцены — от двух до семи страниц самый частый — четыре-пять. Она, как правило, строится на одном эпизоде, описанном повествователем или разыгранном в диалоге. Выходы за пределы узкого, точечного, локального пространства-времени лаконичны — экспозиционны или итоговы.
В отличие от этюдов, в сценах дается не просто контур отношений персонажей, но и некая диалектика. Здесь более развернуты и объемны предметный фон, ландшафт, бытовая фактура. Самым длинным и сложным жанром в книге оказывается повествовательный рассказ, собственно рассказ. Их в «Темных аллеях» двенадцать, почти столько же, сколько сцен. Начинаясь с четырех страниц «Кавказ» , он обычно занимает восемь-десять «Руся», «Зойка и Валерия», «В Париже», «Генрих» , а в максимуме вырастает до двадцати пяти «Натали». В повествовательном рассказе круг героев, как правило, не расширяется, но у них появляется история, фабула строится на чередовании эпизодов.
Иногда, как в «Натали», рассказ превращается в почти романное изображение всей человеческой жизни с неизменным финалом такие рассказы-романы любил Чехов. Их фабульным ядром, «сюжетным геном» оказывается мотив встречи. Встреча его и ее — часто даже не «поединок роковой», а мгновенное притяжение полюсов, вспышка страсти, солнечный удар. Иногда ток идет лишь с одной — мужской — стороны. Причем во многих случаях красота как таковая, возраст, психологическая близость или социальные различия никакой роли не играют, «запах женщины» оказывается важнее таких малозначащих деталей. Проезжий купец, едва ступив на порог, овладевает симпатизирующей ему пятнадцатилетней девчонкой «Степа».
Эта сцена — вариант «Гостя», перенесенный из городской квартиры в хронотоп «темных аллей»: постоялый двор, гроза, ночь, вместо упоминаемого в «Госте» портрета Бетховена, «непреклонно-грозный взгляд» угодника со стены. И сам персонаж не обаятелен, как Адам Адамыч, а мелок, самодоволен, труслив, лжив. Обещая на днях явиться к отцу Степы с предложением о женитьбе, он в тот же день бежит в Кисловодск. Рассказ «Таня» — еще одна история с тем же «сюжетным геном». Она — шестнадцатилетняя горничная у родственницы в усадьбе. Он — студент, который «тратил себя особенно безрассудно, жизнь вел скитальческую, имел много случайных любовных встреч и связей — и как к случайной отнесся и к связи с ней…».
Но то, что начинается как банальная интрижка барчука с горничной, превращается в полноценный роман, еще один солнечный удар — со слезами, ревностью, надеждами, обещаниями. Он нашел ее мокрые от радостных слез губы и, остановив лошадь, долго не мог оторваться от них. Потом, как слепой, не видя ни зги в тумане и мраке, вышел из шарабана, бросил чуйку на землю и потянул ее к себе за рукав. Все сразу поняв, она тотчас соскочила к нему и, с быстрой заботливостью подняв весь свой заветный наряд, новое платье и юбку, ощупью легла на чуйку, навеки отдавая ему не только все свое тело, теперь уже полную собственность его, но и всю свою душу». В «Натали» другой студент а в сущности тот же самый — мужской персонаж-протагонист бунинской книги удивляется и ужасается: «за что так наказал меня Бог, за что дал сразу две любви, такие разные и такие страстные, такую мучительную красоту обожания Натали и такое телесное упоение Соней». Красота обожания и телесное упоение можно было бы сказать и наоборот: упоение красотой и телесное обожание оказываются разными словами бунинской грамматики любви, то соединенными в одном сюжете, то существующими изолированно, автономно.
Парадоксальность их сочетания на стилистическом уровне подчеркивает оксюморон — сквозной троп книги: заунывный, безнадежно-счастливый вопль; она радостно плакала «Кавказ» , ужас, восторг и внезапность того, что случилось; благословляющая рука и непреклонно-грозный взгляд «Степа» , недоумение счастья «Поздний час» , нестерпимое счастье «Руся» , веселая ненависть «Антигона» , восторг ее развратности «Визитные карточки» , самая тайная и блаженно-смертная близость «Таня» , самое прекрасное мое воспоминание и мой самый тяжкий грех «Галя Ганская» , сладкая привычка изнурительно-страстных свиданий; разорвали мне сердце скорбью, счастьем и потребностью любви; ужас восторга; восторг своей любви и погибели «Натали , порочный праздник «Месть» , все та же мука и все то же счастье «Чистый понедельник». В «Барышне Кларе» эта сцена — драматическое развитие этюда «Сто рупий» горячий грузин, покупая дорогую проститутку «Ну что ж, поскучаем вместе. Если хотите, поедем ко мне, шампанское и у меня найдется. А потом поужинаем где-нибудь на Островах. Только берегитесь, все это будет стоить вам не дешево» , даже не может дождаться естественного развития событий: любовная игра превращается в страшную драку и кончается убийством. В «Зойке и Валерии» ситуация перевернута.
Хитроумная и опытная женщина с «окровавленными пальцами» будто бы от вишен заманивает простодушного студента Жоржа еще одного студента «в темноту аллеи, будто что-то таившей в своей мрачной неподвижности» символика заглавия тут выходит на поверхность.
Это истории не любви, а ненависти: красавицы-мачехи к пасынку и согрешившего с дурочкой семинариста к собственному сыну. Герои-дети весьма редкие в этой книге персонажи демонстрируют кротость, смирение, терпение столь же экзотические для «Темных аллей» мотивы. Действие здесь происходит во Франции и, вероятно, на Цейлоне. Но их общая смысловая доминанта органична для всей книги: речь идет о стихийной, первобытной, поразительной, не осознающей себя красоте. Глаза, долгие, золотисто-карие, полуприкрытые смугло-коричневыми веками, глядели как-то внутрь себя — с тусклой первобытной истомой… И неправдоподобно огромны и великолепны были черные ресницы — подобие тех райских бабочек, что так волшебно мерцают на райских индийских цветах… Красота, ум, глупость — все эти слова никак не шли к ней, как не шло все человеческое: поистине была она как бы с какой-то другой планеты». Эта красота поражает мгновенно «мой сосед, измученный ее красотой, мощный как бык, провансалец» , но, оказывается, может быть запросто продана всего за сто рупий простейший случай конфликта небесного и земного, духа и тела. Комментарием к «Камаргу» может служить письмо Бунина Ф. Степуну, отметившему в рецензии «некоторый избыток рассматривания женских прельстительностей» в «Темных аллеях».
Барышня и юноша-гимназист мчатся, целуясь, во тьме августовской ночи, лошади пугаются волков, она «успела вырвать вожжи из рук ошалевшего малого… коня на скаку остановит! В «Смарагде» опять ночь, луна, двое у открытого окна, его поцелуй, ее обида «Она прижимается затылком к косяку окна, и он видит, что она, прикусив губу, удерживает слезы» и финальная реплика «испорченного Толи»: «Глупа до святости! Больше нигде воспоминание о прошлом не будет столь радостным, как в «Волках». Больше никогда конфликт не будет так мимолетен и прост, как в «Смарагде». Самый парадоксальный текст из этого ряда — «Гость» в рукописи — «Паша». Пришедший в отсутствие хозяев «страшный черный господин» Адам Адамыч прямо в прихожей берет, фактически насилует прислугу, «невысокую, плотную, как рыба, девку, всю пахнущую чадом кухни», увидев в ней «фламандскую Еву». Я на весь дом закричу! Ради Господа… Я невинная! Ну, поехали!
И через минуту исчез». Днем Саша упоенно рыдает, а ночью: «Забыв погасить лампочку, она крепко спала за своей перегородкой — как легла не раздеваясь, так и заснула, в сладкой надежде, что Адам Адамыч завтра опять придет, что она увидит его страшные глаза и что, Бог даст, господ опять не будет дома». Простой, по видимости, этюд ускользает от однозначной интерпретации. Страшный Адам Адамыч — обаятелен. В оскорбленной Саше вдруг пробуждается женщина, которая, кажется, влюбляется в своего насильника это еще один подступ к загадке женской «утробности». Социальные и этические аспекты, на которых обычно строится подобный сюжет, у Бунина приглушены. Авторская позиция оказывается где-то посередине — между морализмом и ригоризмом позднего Толстого «Воскресение», «Крейцерова соната», «Дьявол» и эстетством, смакованием запретного у модернистов. Следующая жанровая форма в «Темных аллеях» может быть обозначена как сцена по аналогии с распространенной в конце XIX века повествовательной «сценкой». Их в сборнике четырнадцать, в том числе заглавные «Темные аллеи», «Степа», «Визитные карточки», «Барышня Клара», «Качели».
Объем сцены — от двух до семи страниц самый частый — четыре-пять. Она, как правило, строится на одном эпизоде, описанном повествователем или разыгранном в диалоге. Выходы за пределы узкого, точечного, локального пространства-времени лаконичны — экспозиционны или итоговы. В отличие от этюдов, в сценах дается не просто контур отношений персонажей, но и некая диалектика. Здесь более развернуты и объемны предметный фон, ландшафт, бытовая фактура. Самым длинным и сложным жанром в книге оказывается повествовательный рассказ, собственно рассказ. Их в «Темных аллеях» двенадцать, почти столько же, сколько сцен. Начинаясь с четырех страниц «Кавказ» , он обычно занимает восемь-десять «Руся», «Зойка и Валерия», «В Париже», «Генрих» , а в максимуме вырастает до двадцати пяти «Натали». В повествовательном рассказе круг героев, как правило, не расширяется, но у них появляется история, фабула строится на чередовании эпизодов.
Иногда, как в «Натали», рассказ превращается в почти романное изображение всей человеческой жизни с неизменным финалом такие рассказы-романы любил Чехов. Их фабульным ядром, «сюжетным геном» оказывается мотив встречи. Встреча его и ее — часто даже не «поединок роковой», а мгновенное притяжение полюсов, вспышка страсти, солнечный удар. Иногда ток идет лишь с одной — мужской — стороны. Причем во многих случаях красота как таковая, возраст, психологическая близость или социальные различия никакой роли не играют, «запах женщины» оказывается важнее таких малозначащих деталей. Проезжий купец, едва ступив на порог, овладевает симпатизирующей ему пятнадцатилетней девчонкой «Степа». Эта сцена — вариант «Гостя», перенесенный из городской квартиры в хронотоп «темных аллей»: постоялый двор, гроза, ночь, вместо упоминаемого в «Госте» портрета Бетховена, «непреклонно-грозный взгляд» угодника со стены. И сам персонаж не обаятелен, как Адам Адамыч, а мелок, самодоволен, труслив, лжив. Обещая на днях явиться к отцу Степы с предложением о женитьбе, он в тот же день бежит в Кисловодск.
Рассказ «Таня» — еще одна история с тем же «сюжетным геном». Она — шестнадцатилетняя горничная у родственницы в усадьбе. Он — студент, который «тратил себя особенно безрассудно, жизнь вел скитальческую, имел много случайных любовных встреч и связей — и как к случайной отнесся и к связи с ней…». Но то, что начинается как банальная интрижка барчука с горничной, превращается в полноценный роман, еще один солнечный удар — со слезами, ревностью, надеждами, обещаниями. Он нашел ее мокрые от радостных слез губы и, остановив лошадь, долго не мог оторваться от них. Потом, как слепой, не видя ни зги в тумане и мраке, вышел из шарабана, бросил чуйку на землю и потянул ее к себе за рукав. Все сразу поняв, она тотчас соскочила к нему и, с быстрой заботливостью подняв весь свой заветный наряд, новое платье и юбку, ощупью легла на чуйку, навеки отдавая ему не только все свое тело, теперь уже полную собственность его, но и всю свою душу». В «Натали» другой студент а в сущности тот же самый — мужской персонаж-протагонист бунинской книги удивляется и ужасается: «за что так наказал меня Бог, за что дал сразу две любви, такие разные и такие страстные, такую мучительную красоту обожания Натали и такое телесное упоение Соней». Красота обожания и телесное упоение можно было бы сказать и наоборот: упоение красотой и телесное обожание оказываются разными словами бунинской грамматики любви, то соединенными в одном сюжете, то существующими изолированно, автономно.
Парадоксальность их сочетания на стилистическом уровне подчеркивает оксюморон — сквозной троп книги: заунывный, безнадежно-счастливый вопль; она радостно плакала «Кавказ» , ужас, восторг и внезапность того, что случилось; благословляющая рука и непреклонно-грозный взгляд «Степа» , недоумение счастья «Поздний час» , нестерпимое счастье «Руся» , веселая ненависть «Антигона» , восторг ее развратности «Визитные карточки» , самая тайная и блаженно-смертная близость «Таня» , самое прекрасное мое воспоминание и мой самый тяжкий грех «Галя Ганская» , сладкая привычка изнурительно-страстных свиданий; разорвали мне сердце скорбью, счастьем и потребностью любви; ужас восторга; восторг своей любви и погибели «Натали , порочный праздник «Месть» , все та же мука и все то же счастье «Чистый понедельник». В «Барышне Кларе» эта сцена — драматическое развитие этюда «Сто рупий» горячий грузин, покупая дорогую проститутку «Ну что ж, поскучаем вместе. Если хотите, поедем ко мне, шампанское и у меня найдется. А потом поужинаем где-нибудь на Островах. Только берегитесь, все это будет стоить вам не дешево» , даже не может дождаться естественного развития событий: любовная игра превращается в страшную драку и кончается убийством. В «Зойке и Валерии» ситуация перевернута. Хитроумная и опытная женщина с «окровавленными пальцами» будто бы от вишен заманивает простодушного студента Жоржа еще одного студента «в темноту аллеи, будто что-то таившей в своей мрачной неподвижности» символика заглавия тут выходит на поверхность. Он оглушен своим «падением», ее последующим поведением «Тотчас вслед за последней минутой она резко и гадливо оттолкнула его и осталась лежать, как была, только опустила поднятые и раскинутые колени и уронила руки вдоль тела» и мчится на велосипеде навстречу «грохочущему и слепящему огнями паровозу». Кстати, другая героиня этого рассказа, четырнадцатилетняя Зойка, кажется наброском набоковской нимфетки.
В сцене «Качели» — никакой темноты, телесности, исступления и упоения. Она закрыла глаза, клонясь к нему опущенной головой. Он обнял ее плечи с мягкими косами, поднял ее лицо. У Бунина бытовые подробности, в отличие, например, от Чехова с его «осетриной с душком», не противопоставлены отношениям персонажей, а аккомпанируют им.
Тема любви в рассказе Бунина «Темные аллеи» - примеры сочинений
Цикл рассказов о любви в разных её проявлениях: мгновенной любви, как болезни, в "Солнечном ударе" или любви-страдании в "Лёгком дыхании" и так далее. Совершенная потеря любви и интереса к мужу, душевная увлечённость знаменитостью, личными качествами Бунина, желание служить ему. Над знаменитым циклом рассказов о любви Бунин работал в основном в годы Второй мировой войны во Франции, оккупированной фашистскими войсками. Все рассказы этой книги только о любви. Бунин сходил с ума, потому что ему был нанесен удар, по силе сопоставимый с новостью о Нобелевской премии, но только с обратным знаком: сразу после большой удачи пришло такое же большое несчастье, и он не мог не думать об этом как о мести судьбы.
От первой любви до «брака втроём». Четыре женщины в жизни Ивана Бунина
В «Натали» другой студент а в сущности тот же самый — мужской персонаж-протагонист бунинской книги удивляется и ужасается: «за что так наказал меня Бог, за что дал сразу две любви, такие разные и такие страстные, такую мучительную красоту обожания Натали и такое телесное упоение Соней». Красота обожания и телесное упоение можно было бы сказать и наоборот: упоение красотой и телесное обожание оказываются разными словами бунинской грамматики любви, то соединенными в одном сюжете, то существующими изолированно, автономно. Парадоксальность их сочетания на стилистическом уровне подчеркивает оксюморон — сквозной троп книги: заунывный, безнадежно-счастливый вопль; она радостно плакала «Кавказ» , ужас, восторг и внезапность того, что случилось; благословляющая рука и непреклонно-грозный взгляд «Степа» , недоумение счастья «Поздний час» , нестерпимое счастье «Руся» , веселая ненависть «Антигона» , восторг ее развратности «Визитные карточки» , самая тайная и блаженно-смертная близость «Таня» , самое прекрасное мое воспоминание и мой самый тяжкий грех «Галя Ганская» , сладкая привычка изнурительно-страстных свиданий; разорвали мне сердце скорбью, счастьем и потребностью любви; ужас восторга; восторг своей любви и погибели «Натали , порочный праздник «Месть» , все та же мука и все то же счастье «Чистый понедельник». В «Барышне Кларе» эта сцена — драматическое развитие этюда «Сто рупий» горячий грузин, покупая дорогую проститутку «Ну что ж, поскучаем вместе. Если хотите, поедем ко мне, шампанское и у меня найдется. А потом поужинаем где-нибудь на Островах. Только берегитесь, все это будет стоить вам не дешево» , даже не может дождаться естественного развития событий: любовная игра превращается в страшную драку и кончается убийством. В «Зойке и Валерии» ситуация перевернута. Хитроумная и опытная женщина с «окровавленными пальцами» будто бы от вишен заманивает простодушного студента Жоржа еще одного студента «в темноту аллеи, будто что-то таившей в своей мрачной неподвижности» символика заглавия тут выходит на поверхность. Он оглушен своим «падением», ее последующим поведением «Тотчас вслед за последней минутой она резко и гадливо оттолкнула его и осталась лежать, как была, только опустила поднятые и раскинутые колени и уронила руки вдоль тела» и мчится на велосипеде навстречу «грохочущему и слепящему огнями паровозу». Кстати, другая героиня этого рассказа, четырнадцатилетняя Зойка, кажется наброском набоковской нимфетки.
В сцене «Качели» — никакой темноты, телесности, исступления и упоения. Она закрыла глаза, клонясь к нему опущенной головой. Он обнял ее плечи с мягкими косами, поднял ее лицо. У Бунина бытовые подробности, в отличие, например, от Чехова с его «осетриной с душком», не противопоставлены отношениям персонажей, а аккомпанируют им. Первая звезда, молодой месяц, зеленое небо, запах росы, запах из кухни, — верно, опять мои любимые битки в сметане! Вопреки распространенным упрекам в «натуралистической пряности», объясняемой «эротическими мечтаниями старости» А. Твардовский , никакого избытка эротизма в «Темных аллеях» нет. Все прямое и пряное описание женских прельстительностей ограничивается приведенными в начале фрагментами да еще двумя-тремя. В большинстве случаев Бунин либо не находит удовлетворяющих его «других слов» некоторые написанные в эпоху «Темных аллей» тексты так и остались в архиве , либо сознательно отказывается от них, ограничиваясь вполне привычным, знакомым по литературе XIX века пропуском кульминации эротической сцены. Она нежно, едва касаясь, целовала его в края губ.
Он, с помутившейся головой, кинул ее на корму. Магнетически-эротичными бунинские тексты делает не обилие «пряных» описаний, а сосредоточенность на теме и ее рассредоточенность по всей книге. Воспринимая «Темные аллеи» как единственное свидетельство об исчезнувшем мире, можно было бы сказать либо: ничего другого для героев в этом мире нет, либо: все остальное здесь совершенно не важно. Кажется, все эти трактиры, усадьбы, постоялые дворы, гостиничные номера, купе поездов и каюты пароходов существуют лишь для того, чтобы с помутившейся головой пережить солнечный удар и потом всю жизнь об этом вспоминать. В событие встречи втягиваются, приобретая поэтический смысл бытовые детали те же битки и запах кухни. В «Чистом понедельнике» религия, искусство, весь с необычайной щедростью изображенный московский культурный быт лекция Андрея Белого, концерт Шаляпина, капустник Художественного театра, поездка в Новодевичий монастырь и прогулка по Кремлю оказываются лишь фоном для эксцентрического поступка героини — внезапного разрыва неопределенно-любовных отношений и ухода в монастырь «И вот только в каких-нибудь северных монастырях осталась теперь эта Русь». То же в «Генрихе» «Генрих» — журналистский псевдоним героини рассказа , где декорацией очередной любовной истории становится вся Европа. Москва, Варшава, Вена, Монте-Карло, Венеция цветными картинками мелькают за окном вагона, тогда как герой живет совсем другим. На ходу объясняя, почему она не телеграфировала, почему не приехала вчера, я бы, кажется, умер от счастья! Я сказал бы ей, что никогда в жизни, никого на свете так не любил, как ее, что Бог многое мне простит за такую любовь, простит даже Надю, — возьми меня всего, всего, Генрих!
В книге есть текст с жанровым заглавием — «Баллада». Еще одна баллада, пожалуй, — «Железная шерсть». В этих очередных жанровых вариациях рассказа Бунин обращается к стилизации, к сказу, от лица старичков-странников — персонажей-дублей. Фольклоризм этих текстов принципиален: речь идет о национальных корнях образа мира, явленного в «Темных аллеях». Раб Божий Гриша, на шестом десятке лет скитающийся по «России глухой, древней», рассказывает легенду о медведе Железной Шерсти, прельщающем женские души страшным соитием, соблазнившем и его молодую жену, покончившую с собой после первой брачной ночи. Охваченный «любовным блудом» старый князь «впал… в самый страшный грех: польстился даже на новобрачную сына своего родного». Странница воспринимает это вожделение как инцест: «И какой же может быть грех, если хоть и старый человек мышлит о любимой, вздыхает о ней? Да ведь тут-то дело совсем иное было, тут вроде как родная дочь была, а он на блуд простирал алчные свои намерения». Во время погони за беглецами князю перегрызает горло «Божий зверь, Господень волк». И тот, умирая, кается и приказывает написать образ волка в церкви над своей могилой в назидание потомству.
Таким образом, вряд ли прав был И. Ильин, увидевший в творчестве Бунина лишь «Темные аллеи греха». Жажда страсти имеет свои границы. Миру «Темных аллей» знакомо понятие справедливости. Господню волку приходится восстанавливать тот любовный миропорядок, который нарушает похотливая Железная Шерсть. Россия во всю ее историческую глубину оказывается в «Темных аллеях» огромной заколдованной территорией любви. Неправда, что в книге нет любви счастливой. Но не случайно все это этюды и сцены, которые теряются среди других, более пространных сюжетов. В «Темных аллеях» нет любви долгой и счастливой, нет своих Филемона и Бавкиды или старосветских помещиков. Бунинскому миру неизвестна формула: «Они жили долго и умерли в один день».
Перипетии отношений Бунина с Галиной Кузнецовой многократно но, конечно, не прямо отразились в книге. Истории его сорокалетней жизни с В. Муромцевой-Буниной там нет. Похоть так устроен человек удовлетворяется быстро. Любовь тоже долгой не бывает. Солнечный удар в «Темных аллеях» имеет, как правило, две развязки: расставание надолго или навсегда или смерть расставанье навеки. Лет тридцать пять? Мне сейчас сорок восемь, а вам под шестьдесят, думаю? И уж целых двадцать лет тому назад было все это — перелески, сороки, болота, кувшинки, ужи, журавли…» «Руся». Еще чаще умирают — гибнут во время родов, на войне, просто закрывают глаза в вагоне метро, кончают с собой, убивают жен, любовниц, проституток.
Сама ложилась мята нам под ноги, И птицам с нами было по дороге, И рыбы поднимались по реке, И небо развернулось перед нами… Когда судьба по следу шла за нами, Как сумасшедший с бритвою в руке. Тарковский Разлука, как часовой механизм, встроена в самую счастливую встречу. Сумасшедшая судьба караулит за каждым углом. Мрак сгущается в темных аллеях. Любовь и голод правят миром?
Что в рассказах? Ровно 40 новелл цикла объединены темой любовных отношений. Действия происходят в дореволюционной России. Герои и сюжеты в них разные. Каждая новелла раскрывает грань чувства, возникающего между двумя.
Встреча бывших возлюбленных спустя много лет, ревность преданного супруга, соблазнение юной девушки и даже изнасилование — такие сюжеты описываются в рассказах. Но, несмотря на эти, казалось бы, обнадеживающие слова, большинство финалов новелл трагичны. Коллеги-эмигранты «первой волны» обвинили произведение в излишнем эротизме. Писательница Зинаида Шаховская прокомментировала, что в рассказах присутствует возмутительный «привкус натурализма».
А счастье всюду. Может быть, оно Вот этот сад осенний за сараем И чистый воздух, льющийся в окно. В бездомном небе легким краем Встает, сияет облако. Давно Слежу за ним... Окно открыто. Пискнула и села На подоконник птичка и от книг Усталый взгляд я отвожу на миг День вечереет, небо опустело, Гул молотилки слышен на гумне...
Я вижу, слышу, счастье. Все во мне. Бунин «Вечер» Слайд 5 «Грамматика любви» 1915 «Мой племянник Коля Пушешников, большой любитель книг, редких особенно, приятель многих московских букинистов, добыл где-то и подарил мне маленькую старинную книжечку под заглавием «Грамматика любви».
Убедиться в твоей верности мне теперь особенно приятно — ты стала совершенной красавицей, и я имею на тебя самые серьезные виды. Какая рука, шея и как соблазнителен этот мягкий халатик, под которым, верно, ничего нет! Она засмеялась: — Почти ничего.
Но и ты стал хоть куда и очень возмужал. Живой взгляд и пошлые черные усики... Только что это с тобой? Ты за эти два года, что я не видала тебя, превратился из вспыхивающего от застенчивости мальчишки в очень интересного нахала. И это сулило бы нам много любовных утех, как говорили наши бабушки... Если в тексте угадывается поза, то обязательно миссионерская.
Бунин и тут стал исключением: в сборнике «Темные аллеи» есть два намека на иное положение любовников. Герои бунинской «Антигоны» во время их первой близости явно находились в вертикальном положении: Читать отрывок «И он с веселой дерзостью схватил левой рукой ее правую руку. Она, стоя спиной к полкам, взглянула через его плечо в гостиную и не отняла руки, глядя на него со странной усмешкой, точно ожидая: ну, а дальше что? Он, не выпуская ее руки, крепко сжал ее, оттягивая книзу, правой рукой охватил ее поясницу. Она опять взглянула через его плечо и слегка откинула голову, как бы защищая лицо от поцелуя, но прижалась к нему выгнутым станом. Он, с трудом переводя дыхание, потянулся к ее полураскрытым губам и двинул ее к дивану.
Книги из этой статьи
- «Есть нечто большее даже России. Это — мой Бог и моя душа» /
- Рассказы И.А. Бунина о любви
- Краткое изложение событий рассказа
- "Темные аллеи": грамматика любви в творчестве Бунина
О случайных связях в искусстве: эротика в творчестве Бунина
МДШ Сначала обидел Бунина Набоков, и подвел итог этим обидам в рассказе «Обида», опубликованном в июле 1931 года в парижских «Последних новостях» с посвящением Бунину. В центре внимания И. А. Бунина во всех рассказах цикла «Темные аллеи» — любовь мужчины и женщины. Материал на тему: О случайных связях в искусстве: эротика в творчестве Бунина. Любовь в бунинских рассказах может вести к разрушению и горю, потому что она возникает не только тогда, когда человек “имеет право” полюбить (“Руся”, “Кавказ”). Очевидно, Бунин стремился создать нечто большее, чем рассказ о несчастной любви. БУНИН О ЛЮБВИ: Любовь, как чувство вечное, всегда живое и юное, служило и будет служить неисчерпаемым материалом для поэзии; она вносит идеальное отношение и свет в будничную прозу жизни.
Темные аллеи Бунина: как личная жизнь автора нашла отражение в его рассказах
Соседи считали, что он помешался. Умер он в той же комнате. Ивлев испытывает неодолимый интерес к жизни этого человека и, посетив усадьбу, покупает у наследника Хвощинского «Грамматику любви». В этом рассказе ясно видна идолопоклонническая любовь к умершему человеку. Испытывая чувство глубокого одиночества, не имея сил реально посмотреть на мир, он бежит от жизни, создавая свой иллюзорный мирок. Окружённая такими бытовыми деталями, трагедия любви вырождается в фарс. И всё же рассказ трагичен. Мы чувствуем боль одинокого человека, который в попытке преодолеть одиночество выстроил высокую стену, отделившую его не только от мира, но и от самого себя. Жизнь Хвощинского мы видим в перекрестье четырёх мнений. Третий взгляд — насмешливо-скептический и смущённый своей близостью к трагедии — взгляд сына Хвощинского и Лушки, которому осталось разорённое и заброшенное имение. За дорогую цену сын продаёт случайному гостю любимую книгу отца с пометками, сделанными его рукой, — «Грамматику любви».
Четвёртое мнение — реалистичное — выражается в подробном и беспристрастном описании быта Хвощинского. Это взгляд самого автора, который безжалостно показывает нам застенчивость и жадность молодого Хвощинского, его сожительницу — женщину в летнем мужском пальто, с обвисшими карманами, которая гонит индюшек по лопухам. Комната Лушки стала склепом, в которой похоронил себя заживо молодой и сильный мужчина. Вспомним отца Гагина, который тоже на много лет удалился от мира после смерти молодой жены. А ведь он мог бы, не забывая о своей любимой, посвятить себя жизни, воспитать её сына, передать ему в наследство неразорённое имение. Но для этого нужно осознание своей ответственности перед сыном и огромный труд души. Бегство оказывается для Хвощинского более лёгким путём. Молодая замужняя женщина, имеющая трёхлетнюю дочку, возвращается после месяца одинокого отдыха в Анапе. На пароходе, плывущем по Волге, она встречается с молодым поручиком. Они вместе обедают, выпивают и через три часа знакомства сходят в уездном приволжском городке, где проводят ночь вместе в гостинице.
Утром она, так и не сказав своего имени, уезжает, а поручик чувствует безмерную радость, и в то же время сердце его разрывается на части. Никогда ничего похожего на то, что случилось, со мной не было, да и не будет больше. После прекрасного отдыха не море у женщины повышается её энергетичность и в то же время растёт потребность в мужской энергии. Ей встречается мужчина с тем уровнем энергии, который соответствует её потребностям. Говоря терминами точных наук, мы назовём это явлением биорезонанса или совпадением потенциалов. Оно оформляется в страстное физическое влечение. Речь не идёт ни о родстве душ, ни о желании узнать друг друга. Перед нами только чувственный порыв. Утолив сексуальный голод, герои других рассказов Бунина часто чувствуют большое опустошение и желание бежать от того, с кем только что были близки рассказы «Мордовский сарафан», «Стёпа», «Зойка и Валерия», «Кума». Что именно будет испорчено?
Нарушится иллюзия преодолённого одиночества, иллюзия близости. Зачем убедить? То, что пережили эти двое людей накануне, можно назвать, по Фромму, оргиастическим единством. Оно ощущается ярко, сильно, но оно преходяще. И вот поручик, пережив острейшее ощущение единения с женщиной, а через неё — чувство единения со всем миром, вновь смутно, но сильно ощущает своё одиночество. Радость — после страстного физического соединения с женщиной, несчастье — оттого, что эта растаявшая близость обострила переживание одиночества и отчуждения от мира. Поручик ощущал себя постаревшим на десять лет. Но не любовь, а осознание нашей отчуждённости от мира старит нас. Сам автор не характеризует этим словом переживания своего героя. Рассказу этому посвящено большое количество исследований.
Вот почему подавляющему простору средней полосы Бунин предпочел крестьянско-дворянский быт, который он наблюдал в Белоруссии и Украине, где местность была более разнообразной, приятно холмистой и местами лесной. В большей степени подходящей человеку. Может быть, именно поэтому грасские крутые склоны не внушали ему страха?
Разве он не предпочел бы любую, даже экстремальную вертикальность той горизонтальной бесконечности, которая когда-то ввергала его в космическое отчаяние? Так могло быть, поскольку мне так и не удалось нигде у него найти негативных впечатлений по поводу местоположения Грасса. Напротив, кажется, на местных скалах, как и в горах Крыма , он себя чувствовал не хуже альпийских серн.
В июле 1940 года с ним и с Верой под одной крышей — на самом верхнем этаже «Жаннет», прозванном башней, — останавливались всего двое таких людей: Галина Кузнецова и Маргарита Степун. Бунины были знакомы с братом Марги, Федором Степуном , давно, но с ней познакомились только в декабре 1933 года на обратном пути из Швеции, где Бунин в сопровождении своей супруги, Гали и Андрея Седых Цвибака получил Нобелевскую премию по литературе. В Германии Галя простудилась, поэтому решили остаться в Дрездене на несколько дней, тем более что приближалось католическое и протестантское Рождество, а в Дрездене проживал Степун, которого они давно не видели.
У Степуна как раз в то время оказалась сестра, и Вера Николаевна записала только одну фразу о недавно встреченной Марге: «Странная большая девица — певица. Хорошо хохочет». Пройдет много времени, прежде чем жена Бунина заметит в Марге то, что Ирина Одоевцева выразит брутальным термином «отчаянная лесбиянка».
Хотя достоверность высказываний Одоевцевой иногда подвергается сомнению — кажется, что она слишком открыто говорит о вещах, которые, по мнению многих, никогда не должны увидеть свет, — тем не менее, или именно поэтому, иногда стоит воспользоваться ее знаниями, особенно когда по какому-то вопросу иных свидетельств нет. Именно таким единственным свидетельством является ее рассказ о первой встрече Галины с Маргой, и хотя Одоевцева не присутствовала при ней, она дружила с Кузнецовой и, вероятно, услышала об этой встрече от нее. Она получила хорошее образование и унаследовала любовь к музыке от матери, которая происходила из шведско-финского рода Аргеландеров.
Находясь в эмиграции, она принимала участие в заседаниях Московского землячества и выступала на вечерах с «московскими воспоминаниями», а также давала сольные концерты — сначала в провинциальных оперных театрах Германии, а затем и в Париже. Ее сильное контральто иногда описывалось как «божественное», а в ее репертуар входили, в частности, произведения Шумана, Шуберта, Брамса, Сен-Санса, Чайковского и Рахманинова. Возможно, именно эти песни, арии и романсы и глубокий голос Марги очаровали Галину, очень чувствительную в музыкальном плане.
Ее неожиданная любовь к этой женщине, кажется, беспокоит многих исследователей, выдвигающих в связи с этим различные гипотезы, которые должны помочь окончательно разрешить мучающую их загадку. Подобные теории лучше сразу оставить в стороне, прежде всего потому, что они говорят об их авторе гораздо больше, чем о чем-либо еще. И вместо того чтобы путаться в объяснениях, которые ничего не объясняют, стоит обратиться, например, к автобиографическому роману Кузнецовой, опубликованному в Париже в 1933 году под названием «Пролог», который был написан в Грассе под опекой Бунина как ответ на его «Жизнь Арсеньева», где автор совершенно осознанно изображает неосознанную юношескую любовь героини к прекрасной Зине.
Можно также заглянуть в «Грасский дневник», в котором 6 июля 1929 года Галина написала: «Несколько раз пыталась начинать повесть о двух девушках, но всякий раз все теряется в какой-то расплывчатости. Вижу множество мест сразу и ни одного такого, от которого можно начинать. Это, очевидно, значит, что повесть еще не готова во мне и надо еще ждать…» И она ждала, а в декабре 1933 года в Дрездене эта история, по-видимому, уже созрела в ней.
Характерно, что Бунин читал и комментировал «Пролог» еще до его издания, чуть ли даже ни пару раз, но не обратил внимания на то, что вот-вот должно было с ног на голову перевернуть его жизнь.
О Титове в автографе сказано: «…так был он самоуверен, самодоволен, высок, красив, элегантно наряден, блестящ бельем и золотым пенсне». Таня 22 октября 1940 опубл. В Париже 26 октября 1940 опубл. Галя Ганская 28 октября 1940 опубл.
Нилуса 1869—1943 ; история Гали Ганской вымышленная. По поводу ханжеских придирок к рассказу Бунин писал 10 мая 1946 года М. Генрих 10 ноября 1940 опубл. В героине рассказа изображена, по словам В. Муромцевой-Буниной, журналистка и писательница Макс Ли; она писала «вместе с мужем романы, если не ошибаюсь, фамилия их Ковальские.
Кажется, так удалось, что побегал в волнении по площадке перед домом, когда кончил». Натали 4 апреля 1941 опубл. И сперва я думал, что это будет ряд довольно забавных историй. А вышло совсем, совсем другое…». В дневнике Бунин писал о «Натали»: «Никто не хочет верить, что в ней все от слова до слова выдумано, как и во всех почти моих рассказах, и прежних и теперешних.
И кажется, что уж больше не смогу так выдумывать и писать» запись в дневнике 20 сентября 1942 г. Часть III В одной знакомой улице 25 мая 1944 опубл. В этой газете целая полоса была полностью посвящена 75-летию Ивана Бунина. В рассказе Бунин цитирует неточно отрывки из стихотворения Я. Полонского «Затворница».
Речной трактир 27 октября 1943 опубл. Добужинского 1875—1957 , в количестве одной тысячи нумерованных экземпляров. Бунин писал М. Оценка критики была иной. Алданов писал Бунину 26 декабря 1945 года о рассказах «Таня», «Натали», «Генрих» и др.
Кума 25 сентября 1943 опубл. Начало 23 октября 1943 опубл. Барышня Клара 17 апреля 1944 опубл.
Будучи студентом духовной семинарии, он проявляет в учебе блестящие успехи. При этом его душевный и нравственный мир исключительно беден. Воспользовавшись безответностью дурочки-кухарки, он овладел ею: «Она от страха даже крикнуть не смогла». Безнаказанность этих действий привела к тому, что молодой человек повторял их не раз. В конце концов кухарка родила мальчика. Но вид ребенка, как и облик самой «дурочки», удручал хозяйского сына, и он приказал прогнать ее со двора.
С тех пор она скиталась по улицам с сыном, прося милостыню «Христа ради». Лицемерие и жестокость главного персонажа приобретают особенно сильный эффект оттого, что он обладает духовным саном, является служителем церкви. История незамысловата, но благодаря неповторимому стилю Ивана Бунина вызывает у читателя сильные чувства. Скитания молодой матери не дополнены слезливыми эмоциями, а описаны очень кратко и лаконично. О ребенке автор говорит лишь несколько слов: «Он был урод, но когда улыбался, был очень мил». Молодой студент гостит у своих близких родственников. Дядя — генерал, прикованный к инвалидной коляске. В его доме молодому человеку скучно и тоскливо. От скуки он предается фантазиям, сравнивает себя с пушкинским Онегиным.
Но подушки он генералу не поправляет и лекарства не подносит. Эти обязанности лежат на сиделке — прекрасной молодой особе. С первого взгляда рождается страсть. Но студент не может встретиться с девушкой. Она где-то близко, ее комната за стеной, но все же девушка пока недоступна. В один прекрасный день она появляется в его комнате, и следующее утро генеральский племянник встречает уже в ее постели. Связь мгновенно обнаруживается, и молодой женщине ничего не остается, как покинуть имение. Чем стали для нее эти мимолетные отношения? Особенности рассказов Бунина о любви — это, прежде всего, недосказанность и загадка.
На некоторые вопросы читателю приходится самому находить ответы. Список любовных историй включают повествования и о судьбоносном чувстве, и об эгоистичной страсти, и о быстротечном влечении. Об отношениях со случайными спутницами идет речь в рассказе «Визитные карточки». Он - известный писатель. Она — бедная простосердечная девушка. Ее муж, по ее же словам, человек добрый и совсем неинтересный. Ощущение того, что жизнь проходит впустую, подталкивает молодую женщину на любовные приключения. Ее наивность и неопытность трогают и влекут писателя. Жизнь этой женщины настолько однообразна и сера, что после знакомства и недолгого общения с красивым и знаменитым человеком она готова предаться простому, неромантичному разврату, дабы придать своему существованию хотя бы какие-то яркие краски.
Что и происходит в ее каюте. В конце истории она предстает перед читателем в ином виде: "тихая, с опущенными ресницами". Список персонажей «Темных аллей» непросто составить, так как многие из них безлики.
Анализ «Тёмные аллеи» Бунин
| Тема любви в творчестве Бунина - сочинение | Поэтому, рассматривая рассказы Бунина весьма разных лет, мы не выйдем за тематические рамки дореволюционного периода, но прежде, чем приступить к такому анализу, дадим возможность читателю ознакомиться с биографией И.А. Бунина. |
| Рецензия на рассказ «Грамматика любви» Ивана Бунина — Евгений Берг на | Несхожесть «любовных сюжетов» рассказов Бунина помогает нам понять разнообразие, индивидуальность, неповторимость каждой истории любви: счастливая или несчастная, взаимная или безответная, возвышающая или уничтожающая. |
| Как читать «Тёмные аллеи» Бунина? | Тема любви в цикле рассказов И.А. Бунина «Тёмные аллеи». |
Неутоленная любовь Ивана Бунина
В каждом из рассказов показан момент высочайшего торжества любви. Любовь — существует рядом с бытом и повседневностью; основная форма проявления космической жизни; даёт короткое счастье гармонического бытия; несёт трагедию!
А вот Горький прочитал «Деревню» с волнением и радостью за ее автора. Как показало будущее, Бунин в своих неутешительных прогнозах грядущего был абсолютно прав. Иван Алексеевич справедливо полагал, что его популярность в России как писателя началась именно с «Деревни». В ней Бунин продолжает рисовать незавидную картину обнищания и вырождения русского народа. И теперь он пристально исследует столбовых дворян. Повесть полна драматизма и боли, ведь в судьбах ее героев — потомственных аристократов Хрущевых угадываются факты подлинной семейной истории рода Буниных. Писатель стремиться понять, почему после отмены крепостного права так быстро разорилось и исчезло целое сословие?
Ведь происходящее в Суходоле было характерно для всей России того периода. И опять предчувствия его тревожны, полны горьких ожиданий и фатальной обреченности. Как писал сам Бунин, «Суходол» относится к произведениям, «резко рисовавшим русскую душу, ее светлые и темные, но почти всегда трагические основы». А что касается «буревестника революции», то он вообще охарактеризовал «Суходол» как одну из самых «жутких русских книг». Записи, содержащие сугубо документальную основу, Бунин делал в Москве и Одессе в период с 1918 по 1920 годы. В эмиграции, немного обработав дневники, он частично опубликовал их в парижской газете «Возрождение» в 1925 году. Полностью, отдельным изданием «Окаянные дни» вышли в 1936 году. В СССР они были безоговорочно запрещены, потому их время от времени зачитывали на радиостанции «Свобода». В России книга впервые вышла ещё в советские времена — в 1990 году, тиражом 400 тысяч экземпляров в издательстве «Советский писатель».
Потом она неоднократно переиздавалась. Несмотря на то, что в выражениях по отношению представителей новой власти Бунин не стеснялся, это ценный исторический источник, документ эпохи, созданный рукой мастера.
Почему же Бунин никогда не рассказывает о счастливой любви, соединяющей влюбленных? Наверное, потому, что соединение любящих — это уже совсем иные чувства и отношения. Поэтому в тот момент, когда история любви идет к счастливому завершению, непременно появляются непредвиденные обстоятельства или разражается катастрофа, вплоть до смерти героев.
С присущим ему высоким мастерством писатель стремится остановить мгновение на высшем взлете чувств. Еще одной интересной особенностью любви героев является то, что они словно избегают даже мысли о браке. А между тем только ее он любит по-настоящему. Как-то раз Бунин процитировал чьи-то слова о том, что часто легче умереть за женщину, чем жить с ней. Видимо, эта точка зрения и нашла отражение в его рассказах о любви.
Можно соглашаться с этим, можно не соглашаться. Это не умаляет красоты и прелести бунинских новелл. И неважно, поженились герои или нет. Другие эссе на произведения этого автора Бунин И.
Бунин о себе: «Я все физически чувствую. Я настоящего художественного естества. Я всегда мир воспринимал через запахи, краски, свет, ветер, вино, еду — и как остро. Боже мой, до чего остро, даже больно!.. Как только я его нашел — все остальное дается само собой» [14]. Поместили его многочисленные портреты — какие нашлись в редакциях.
Ибо самый лучший, самый талантливый не кто-нибудь, а свой брат, соотечественник! Русские испытали сладчайшее из чувств — благородное чувство национальной гордости. Они ходили с высоко поднятой головой, и их переполняла радость» [15]. Во-первых, тем, что папка была не синяя, а светло-коричневая, а во-вторых, что в ней в красках написаны в русском билибинском стиле две картины — особое внимание со стороны Нобелевского комитета. Никогда, никому этого еще не делалось» [16]. В дневнике Бунин пишет: «Наряду со всем тем обычным, что ежегодно происходит вокруг каждого нобелевского лауреата, со мной, в силу необычности моего положения, то есть моей принадлежности к той странной России, которая сейчас рассеяна по всему свету, происходило нечто такое, чего никогда не испытывал ни один лауреат в мире: решение Стокгольма стало для всей этой России, столь униженной и оскорбленной во всех своих чувствах, событием истинно национальным…» [17]. Бунин восхищался П. Чайковским, общался с братьями Васнецовыми, М. Нестеровым, И. Репиным с уважением относился к творчеству И.
Тургенева, Н. Гоголя не без иронии , Ф. Достоевского не любил его стиль, но уважал проницательность , К. Симонова, дружил с А. Чеховым, Ф. Шаляпиным, А. Толстым, А. Куприным, М. Алдановым… Иван Бунин и Сергей Рахманинов были родственными душами и походили друг на друга внешне. Когда-то Иван Алексеевич дружил и восхищался М.
Горьким, признавал его талант и влияние на российскую интеллигенцию начала века. Встречался с Л. Толстым, увлекался толстовством, но впоследствии критиковал это направление. Долго собирал материал и написал «Освобождение Толстого», по мнению специалистов, одну из лучших книг во всей литературе о Л. К Лескову Н. Страшно длинно, многословно, но главное место рассказа — очень хорошо! Своеобразный, сильный человек! Мориак, французский писатель, поэт и критик Р. Гиль, Д. Джером, Р.
Роллан выдвинувший кандидатуру Бунина на Нобелевскую премию , Т. Манн, А. Жид, Э. Ремарк и др. Бунин, Пушкин, Лермонтов Бунин постоянно читал Пушкина и учился на его произведениях Бунин много читал, что способствовало развитию его творческого потенциала. Пушкин [19] , как и для Достоевского, был для Бунина «наше все»; он воплощал в себе, по его определению, «высшие совершенства» России. Творчество Пушкина, как и Лермонтова, всю жизнь было для Бунина высочайшим образцом настоящего искусства. Он не раз повторял, что «проза Лермонтова и Пушкина остались не превзойдены». Бунин постоянно читал Пушкина и учился на его произведениях. Ревниво оберегал память великого поэта: «Как дик культ Пушкина у поэтов новых и новейших, у этих плебеев, дураков, бестактных, лживых — в каждой черте своей диаметрально противоположных Пушкину.
Просто представить себе нельзя, до какой высоты этот человек поднялся бы, если бы не погиб 27 лет» [21]. Начинающий художник слова многим обязан Чехову. Чехов — наставник, а затем и близкий друг Бунина, — относился к нему с большой симпатией и высоко ценил его творчество. Иван Алексеевич летом подолгу жил на чеховской даче в Ялте. Друзья много общались. Только Бунин мог так прочитать рассказы Чехова, чтоб тот, насмеявшись от души, спросил: «А кто это написал? Горького, он не рассматривал Чехова как соперника. Бунин не любил чеховских пьес, считал, что Чехов не знает жизни дворян [24] , но это нисколько не мешало ему с глубоким уважением относиться к творчеству Антона Павловича. По просьбе сестры Чехова Марии Павловны, написать биографию Чехова для его собрания сочинений должен был именно Бунин [25]. Иван Алексеевич в своих воспоминаниях о Чехове последняя книга, над которой работал Бунин, о Чехове называет его одним из наиболее замечательных русских писателей, человеком, жившим «небывало напряженной внутренней жизнью».
Дружба Бунина и Куприна О Куприне Бунин пишет в своих дневниках: «Сколько раз, сколько лет и какой бешеной скороговоркой кричал он мне во хмелю впоследствии: — Никогда не прощу тебе, как ты смел мне благодетельствовать, обувать меня, нищего, босого! Бунина и Куприна объединяла дружба и разъединяло пьянство Куприна.
Темные аллеи Бунина: как личная жизнь автора нашла отражение в его рассказах
| Любовь в рассказах Бунина, цикл «Темные аллеи» - презентация онлайн | В рассказе «Темные аллеи» И. Бунин художественно исследует феномен любви как любви-воспоминания, любви-надежды. В основе сюжета произведения лежит история взаимоотношений мужчины и женщины, людей, когда-то близких друг другу. |
| ВЕЛИКИЕ ИСТОРИИ ЛЮБВИ. БУНИН И ЕГО ЖЕНЩИНЫ - Статья из Альманаха "Бунинские Озерки" 2019 | Значимость рассказов о любви в том, что автор утверждает: любовь – чувство высокое и прекрасное, и человек, способный любить, высоконравственен. |
| Как читать «Тёмные аллеи» Бунина? | Журнал Интроверта | Тёмные аллеи — рассказ Ивана Бунина, посвящённый темам чувств и социального неравенства. |
| От первой любви до «брака втроём». Четыре женщины в жизни Ивана Бунина | АиФ Воронеж | Наверное, не случайно появляется рассказ «Легкое дыхание», где Бунин создает необыкновенно очаровательный, воздушный и легкомысленный образ Оли Мещерской. |
Рассказы Бунина.
«Тёмные аллеи» — сборник рассказов о любви Ивана Алексеевича Бунина (1870—1953). Позже, в 1953 году, добавив к своему сборнику два рассказа, автор стал считать «Тёмные аллеи» своим лучшим произведением. Очевидно, Бунин стремился создать нечто большее, чем рассказ о несчастной любви. Любовь в произведениях Бунина, в том числе и в рассказе «Солнечный удар», чаще всего трагичная и мучительная, трактуется писателем как великое счастье даже в том случае, если у нее нет будущего, даже если люди обречены страдать. Бунин переживал предательство отчаянно, к этому времени относят его цикл рассказов о любви «Темные аллеи». «Тёмные аллеи» — цикл рассказов Ивана Бунина, писавшийся им в эмиграции с 1937 по 1944 годы. В этом рассказе о любви отчетливо прослеживается и его второй план – трагедия человека, потерявшего родину.
THE THEME OF LOVE IN THE WORKS OF IVAN BUNIN
- Раскрываем все тайны знаменитого рассказа Ивана Бунина «Темные аллеи»
- К 150–летию Ивана Алексеевича Бунина
- Рассказы Бунина о любви: список, анализ, краткое содержание и особенности" - портал о литературе
- Читайте также
Сборник рассказов «Темные аллеи».
Какое произведение Толстого БОЛЬШЕ всего похоже на рассказ Чехова "Казак"? Все рассказы этой книги только о любви. Иван Бунин — Мечты любви моей весенней.
THE THEME OF LOVE IN THE WORKS OF IVAN BUNIN
- Оглавление
- Как читать «Тёмные аллеи» Бунина? | Журнал Интроверта
- Любовь как идеал в творчестве И.А. Бунина | Статья в журнале «Молодой ученый»
- Краткое изложение событий рассказа
- Ерёмина Ольга | | Журнал «Литература» № 41/2003
- Библиотека