это аллегория потенциально катастрофических последствий политического и морального нигилизма, которые стали преобладать в России в 1860-е годы.

Бесы Бесы Тион 21 ноября 1869 года под Москвой произошло убийство слушателя Петровской земледельческой академии Ивана Иванова. «Бесы» писались на злободневную тему — катализатором к написанию послужило убийство в парке Петровской (ныне Тимирязевской) академии студента Иванова членами подпольной организации «Народная расправа» по главе с Сергеем Нечаевым. Булгаков предлагает нам задуматься, а мог ли Ставрогин (или Петруша, или другие «бесы» этого романа) написать о самом себе так, как написал о нем Достоевский? Булгаков предлагает нам задуматься, а мог ли Ставрогин (или Петруша, или другие «бесы» этого романа) написать о самом себе так, как написал о нем Достоевский? А М.Н. Каткову, редактору журнала «Русский вестник», в котором печатались «Бесы», написал ещё более откровенно: «Одним из числа крупнейших происшествий моего рассказа будет известное в Москве убийство Нечаевым Иванова.

"Бесы" Ф.М. Достоевский

"Бесы" Ф.М. Достоевский	«Бесы» — роман о трагедии русского общества, в котором революционные настроения, по мнению Достоевского, являются следствием утраты веры.
Достоевский Бесы	О Бесах в двух словах: бесы-революционеры вселились в Россию, но, как и в евангельской притче, произойдет чудесное исцеление, главное верить в Христа и его дело.
Аудиокниги слушать онлайн	Культовый роман «Бесы» Федора Достоевского презирали его бывшие товарищи по кружку Петрашевского — он описал их как «скотское сладострастное общество».
Анализ романа «Бесы» (Ф. М. Достоевский) \| Литерагуру	В книжном интернет-магазине «Читай-город» вы можете заказать книгу Бесы от автора Федор Достоевский (ISBN: 978-5-04-117282-4) по низкой цене.

Ф. Достоевский, "Бесы": анализ и краткое содержание

Потери смысла? Потери цели? Есть Бог. Он свет и вечность. Есть бес. Он тьма и потеря. Бес предвещает конец, он внутри каждого из нас, он ждет своего часа. Все умирают.

Которого никто не читал. А вот став революционером, пропав в это социальное безумие…» Озабоченный Игорь Волгин задаёт уточняющий вопрос: «О ком вы говорите? А вот Верховенский, откуда он взялся, он же был сыном приличных родителей? Достоевского Чарльза Диккенса, однако он стал чуть ли не ключевым в беседе наших современников, «славных достоевистов», собранных И. Волгиным, и в его же постановке: «Почему поколение либералов, которое думает о высоком и прекрасном, порождает вот это? Это ведь повторяется в истории, даже нашу историю возьмём недавнюю. Повторяется, когда у благородных отцов появляются дети-убийцы». Ну, на такой вопрос, если иметь в виду бытовой криминал, то ответ уже давно есть: у «приличных отцов» были жёны». Но Владимир Кантор поставил вопрос в другой плоскости: «Кто такая Перовская? Кантор углубляться не стал. Придётся это сделать мне. Софья Львовна Перовская родилась в сентябре 1853 года в Петербурге, в дворянской семье. В 1869 поступила на Аларчинские женские курсы в Петербурге, в конце 1870, порвав с отцом, ушла из дома. В 1872—73 и 1874—77, готовясь к "хождению в народ", работала в Самарской, Тверской, Симбирской губернии, получила диплом народной учительницы, окончила фельдшерские курсы. Известно, что царские власти «хождение в народ» сыновей и дочерей жёстким образом, тюремными заключениями, пресекло, тем самым подтолкнув российскую молодёжь к поиску более решительных действий, к индивидуальному террору против сатрапов режима. Это сегодня мы знаем, чем все кончилось. А они не знали, а просто начали войну против «сатрапов режима». Софья Львовна участвовала в подготовке покушений на Александра II: под Москвой в ноябре 1879 года, в Одессе весной 1880, и в Петербурге 1 марта 1881, когда царь и был убит. Её арестовали 10 марта того же года, а по процессу первомартовцев приговорили к повешению и… повесили. Так она стала первой российской женщиной, казнённой по политическому делу. Эти данные есть в энциклопедиях, В. Кантор мог бы об этом и сам прочесть. Ну а если и он, и другие участники передачи, включая И. Волгина, на самом деле не понимают, что подвигло Софью Львовну покинуть отчий дом и броситься в борьбу, то им можно напомнить слова Александра Радищева из «Путешествия из Петербурга в Москву»: «Я взглянул окрест меня - душа моя страданиями человечества уязвлена стала». Вот вам и ответ на вопрос: «Кто такая Перовская? Это обстоятельство осталось незамеченным участниками «Игры в бисер», правда, в результате они всё же пришли к выводу о том, что роман очень актуален сегодня, поскольку, дескать, по мнению Л. Сараскиной, с которой все были согласны, «Россия обладает роковым свойством своего самосознания и в своей истории она не учится на своих уроках, на своих ошибках». Вывод архи пессимистический и безнадёжный, но несколько поверхностный. Волгин его углубил очень мудрым выводом: «Бесовство наступает там и тогда, где и когда человек слишком увлекается позитивной идеей, светлой идеей, а не злой. Например, всех сделать равными и счастливыми, в этом всё дело». Честно говоря, после таких выводов вопросов становится ещё больше, чем их было до чтения «Бесов» или просмотра «телепроекта В. Это просто тупик какой-то.

Задумав произведение на злобу дня, классик создал его «на злобу веков». Все началось с убийства студента Ивана Иванова, члена революционного общества «Народная расправа», своими же кружковцами за его нежелание участвовать в очередной акции. Событие вызвало большой резонанс в обществе, и Достоевский взялся за роман как за злой антинигилистический памфлет.

Отдельным изданием роман вышел в Петербурге в 1873 г. Роман «Бесы» имеет 9 главу II части под названием «У Тихона», которая не вошла в первые издания, поскольку была забракована редакцией «Руского вестника». Достоевским было сделано три правки главы до нас дошли две , ни одна из которых не была принята издательством.

Роман Достоевского «Бесы» в оценке литературной критики ХХ века

«Бесы» — один из самых важных романов Фёдора Михайловича Достоевского. Федор Михайлович Достоевский на librebook доступна к прочтению онлайн. «Бесы» — шестой роман Фёдора Михайловича Достоевского, изданный в 1871—1872 годах[1].

Издание «Бесов», запрещённое в СССР, выставят на торги

Фёдор Достоевский «Бесы»	Роман «Бесы» имеет 9 главу II части под названием «У Тихона», которая не вошла в первые издания, поскольку была забракована редакцией «Руского вестника».
Фёдор Достоевский «Бесы»	В январе 1873 года вышло из печати первое и единственное при жизни вского отдельное издание романа «Бесы».
Сериальные «Бесы»: В зоне подмен	Другие факты Роман "Бесы" Достоевский закончил во время летних приездов в Старую Достоевских в Старой Руссе Дом в Старой Руссе.
Бесы Достоевский Ф.М.	Роман «Бесы» относится к направлению реализма, так как в нем автор изображает действительность в ее многообразии.

Аудиокниги слушать онлайн

Шестой по счету роман Фёдора Михайловича Достоевского «Бесы» был написан в 1872 году. Пушкин Стихотворение а «Бесы» написано 7 сентября 1830 года в Большом Болдино. Роман «Бесы» Достоевского написан в 1872 году. Учитывая новые знакомства Богомолова и любовь Суркова (знаменитого создателя движения «Наши») к роману «Бесы», такая коллаборация была ожидаема.

В воскресенье из телевизора полезут «Бесы»

»Бесы» написаны о грядущем, скорее о нашем времени, чем о том времени», — писал Н. Бердяев,[653] точно передавая особый характер восприятия романа Достоевского в современной культуре. Вы услышите социально-философский роман вского «Бесы», в котором со всей мощью и глубиной раскрылся гений писателя. Это роман о стране, оставленной Богом, где торжествуют бесы.

Ещё раз о бесах

Реклама Наступает долгожданный день праздника. Гвоздь первой части — чтение известным писателем Кармазиновым своего прощального сочинения «Merci», а затем обличительная речь Степана Трофимовича. Он страстно защищает от нигилистов Рафаэля и Шекспира. Его освистывают, и он, проклиная всех, гордо удаляется со сцены. Становится известно, что Лиза Тушина среди бела дня пересела внезапно из своей кареты, оставив там Маврикия Николаевича, в карету Ставрогина и укатила в его имение Скворешники. Гвоздь второй части праздника — «кадриль литературы», уродливо-карикатурное аллегорическое действо. Губернатор и его жена вне себя от возмущения. Тут-то и сообщают, что горит Заречье, якобы подожжённое шпигулинскими, чуть позже становится известно и об убийстве капитана Лебядкина, его сестры и служанки. Губернатор едет на пожар, где на него падает бревно. В Скворешниках меж тем Ставрогин и Лиза Тушина вместе встречают утро. Лиза намерена уйти и всячески старается уязвить Ставрогина, который, напротив, пребывает в нехарактерном для него сентиментальном настроении.

Он спрашивает, зачем Лиза к нему пришла и зачем было «столько счастья». Он предлагает ей вместе уехать, что она воспринимает с насмешкой, хотя в какое-то мгновение глаза её вдруг загораются. Косвенно в их разговоре всплывает и тема убийства — пока только намёком. В эту минуту и появляется вездесущий Петр Верховенский. Он сообщает Ставрогину подробности убийства и пожара в Заречье. Лизе Ставрогин говорит, что не он убил и был против, но знал о готовящемся убийстве и не остановил. В истерике она покидает ставрогинский дом, неподалёку её ждёт просидевший всю ночь под дождём преданный Маврикий Николаевич. Они направляются к месту убийства и встречают по дороге Степана Трофимовича, бегущего, по его словам, «из бреду, горячечного сна, искать Россию» В толпе возле пожарища Лизу узнают как «ставрогинскую», поскольку уже пронёсся слух, что дело затеяно Ставрогиным, чтобы избавиться от жены и взять другую. Кто-то из толпы бьёт её, она падает. Отставший Маврикий Николаевич успевает слишком поздно.

Лизу уносят ещё живую, но без сознания. Реклама А Петр Верховенский продолжает хлопотать. Он собирает пятёрку и объявляет, что готовится донос. Доносчик — Шатов, его нужно непременно убрать. После некоторых сомнений сходятся, что общее дело важнее всего. Верховенский в сопровождении Липутина идёт к Кириллову, чтобы напомнить о договорённости, по которой тот должен, прежде чем покончить с собой в соответствии со своей идеей, взять на себя и чужую кровь. У Кириллова на кухне сидит выпивающий и закусывающий Федька Каторжный. В гневе Верховенский выхватывает револьвер: как он мог ослушаться и появиться здесь? Федька неожиданно бьёт Верховенского, тот падает без сознания, Федька убегает. Свидетелю этой сцены Липутину Верховенский заявляет, что Федька в последний раз пил водку.

Утром действительно становится известно, что Федька найден с проломленной головой в семи верстах от города. Липутин, уже было собравшийся бежать, теперь не сомневается в тайном могуществе Петра Верховенского и остаётся. К Шатову тем же вечером приезжает жена Марья, бросившая его после двух недель брака. Она беременна и просит временного пристанища. Чуть позже к нему заходит молодой офицерик Эркель из «наших» и сообщает о завтрашней встрече. Ночью у жены Шатова начинаются роды. Он бежит за акушеркой Виргинской и потом помогает ей.

За то ли, что «бабочки» слетаются на него, как на огонь?

С таким же успехом можно было бы зацепиться за другое рассуждение Ставрогина: «Всякое существо должно себя считать выше всего, клоп, наверное, считает себя выше вас» 11; 183. Тогда бы, наверное, в визуальном ряде фильма появились бы не бабочки, а клопы… Опять — форма без содержания, пустой номер… Вообще Ставрогин в этом сериале разочаровывает. Герой, ради которого Достоевский отказался от замысла романа-памфлета и забраковал пятнадцать печатных листов готового текста, потому что в его воображении появился мрачный, страстный, демонический характер «безмерной высоты», с высшим вопросом «прожить или истребить себя», — здесь порядком потускнел. Конечно, М. Матвеев и молод, и красив, и обаятелен, но демонического в его Ставрогине — сколько в спичке яда. Ему, мне кажется, трудно играть «плохих», его «зловещий» хохот натужен, его лик, когда искажается, фальшив. Ему куда больше идет мягкая и ласковая доброта, приветливая улыбка. Даже крылья бабочки, которые вдруг вырастают у него за спиной, не делают его ни демоном, ни драконом, ни сверхчеловеком.

Так бы и сидеть ему в своем кабинете с сачком и микроскопом, пинцетом, банками, булавками, бумажными пакетиками, разглядывать витрины с бабочкой-адмиралом, бабочкой-многоцветницей и другими крылатыми особями. Решение «истребить себя», по фильму, созревает у него, когда из окна светелки под крышей он видит, что дом окружен, что на крыльце — полиция, а под окнами мать с Дашей. В романе Ставрогин сам загоняет себя в петлю непреодолимым духовным кризисом, а в картине он загнан усердием славной полиции: подмена из подмен. Не перечесть всего, что в фильме или сильно не дотянуто, или грубо пережато. Так, в фильме Ставрогин идет к Тихону не тогда, когда ночь с Лизой еще впереди, а когда она уже позади, и Лиза погибла, и тайна его брака с Хромоножкой всем известна; а значит, визит к архиерею теряет смысл: то новое ужасное преступление, от которого пытался предостеречь Ставрогина Тихон, уже произошло. В фильме капитан из «наших» в приступе злокачественного атеизма рубит икону на глазах прохожих: дескать, пусть ваш Бог теперь наказывает меня, а я посмотрю. Православная книгоноша Софья Матвеевна целует обломки и приговаривает с укором: а куда тебя больше-то наказывать в этот момент кощунник Лямшин, тоже из «наших», подсовывает ей в сумку нехорошие картинки. Контраст идей и людей достигнут!

В романе тоже есть подпоручик, который выбросил из своей квартиры два хозяйских образа и один из них изрубил топором. Книгоноши при этом не оказалось, но не потому, что автор романа веровал слабее, чем автор картины, а потому, что был прежде всего художником и не терпел назиданий в лоб. Та же вездесущая книгоноша в конце сериала предлагает уезжающему Горемыкину купить Евангелие. Намек понятен, но Достоевский так грубо не работает. А Хотиненко — сторонник простых решений: раз у «наших» «Бога нет — все позволено», нужен наглядный идейный противовес. Создатели картины, однако, стараясь сделать вещь актуальную, как-то не заметили, что нынешнее время давно разрешило в России и Бога, и веру, и церковь. А люди — все равно всё себе позволяют, ни в чем не отказывают: лгут, воруют, грабят, убивают. Теперь — о финале картины.

Романный Петр Верховенский действительно избежал наказания и скрылся в Швейцарии. Как и его прототип Нечаев, он и там не будет сидеть тихо-мирно, а снова пустится в политические авантюры. Но почему в эпилоге картины сериальный Петя идет по заснеженному альпийскому лугу к дому, купленному Ставрогиным в кантоне Ури, где теперь, пять лет спустя, живет Дарья Шатова и, видя ее благосклонную улыбку, победно ухмыляется в ответ? То ли она его ждет? То ли у них давний уговор? То ли он имеет виды на ее сына, пятилетнего Колю, которого Даша у Достоевского могла родить, но не родила? Но коль скоро автора романа в наличии нет, режиссеру всё позволено, и Даша, волею Хотиненко, рожает-таки ставрогинского ребенка. Теперь они с Петей будут растить его вместе?

Бедная Даша, бедный Коля, достающий из снега отцовскую булавку для накалывания бабочек. Мальчик разглядывает ее и вкалывает себе в воротник пальтишка. Фото: mosfilm. Но как раз там ясно сказано о неудачной беременности Даши, и это не столько случай ее женского нездоровья, сколько метафизический феномен: сыновья Ставрогина не жильцы на этом свете как и киношные бабочки из его коллекции, которых в конце концов склевали куры.

Или нужно примириться? Как принять неизбежное? Опираясь на собственные чувства или доверяя ближнему?

Как сохранить достоинство, как не подчиниться страху? Как не жить в страхе? Возможно ли это? Как уберечь свою душу? И есть ли она, душа?

Молодежь всегда настроена бунтарски. У нее пока нет ответственности за семью, детей, нет жизненного опыта, поэтому ей легче принять идеи тотального разрушения.

Молодой человек еще ничего не создал, ему нечего терять. В романе все главные «бесы» — молодые люди. Революционные настроения в начале XX века также вызревали в молодой студенческой среде и проникали к рабочим на заводы и фабрики. Лозунг «Свобода, равенство, братство! Идеологи и организаторы революции 1917 года действовали похоже. Точно так же, как в романе, среди них были идейные вдохновители, руководители, исполнители. В начале ХХ века так инструктировали революционеров организаторов: «Идите к молодежи, основывайте тотчас боевые дружины везде и повсюду и у студентов, и у рабочих особенно.

Пусть тотчас же вооружаются они сами, кто как может, кто револьвером, кто ножом, кто тряпкой с керосином для поджога и т. Отряды должны тотчас же начать военное обучение. Одни сейчас же предпримут убийство шпика, взрыв полицейского участка, другие — нападение на банк для конфискации средств для восстания. Не бойтесь этих пробных нападений. Они могут, конечно, выродиться в крайность, но это беда завтрашнего дня. Пусть каждый отряд сам учится хотя бы на избиении городовых: десятки жертв окупятся с лихвой тем, что дадут сотни опытных борцов, которые завтра поведут за собой сотни тысяч». Печатали листовки, прокламации, агитировали и «разъясняли».

Провокациями подстрекали людей к забастовкам и бунту. Очень похоже на «программу» действий Верховенского.

Виртуальная выставка одной книги "Ф. М. Достоевский «Бесы»"

В провинции. Академические «Бесы» — одна из жемчужин коллекции орловского библиофила Владимира Матвеева. Все началось со шкафа на Фрунзенской Владимиру Матвееву за 60. Он много чего коллекционирует. Его коллекция серии «Жизнь замечательных людей» — одна из наиболее полных на постсоветском пространстве, абсолютно полное собрание литературных памятников, а его собрание Academia способно удивить любого библиофила. Поводом стал случайно найденный при очередном разборе книг роман «Путешествие Гулливера» этой удивительной серии, — рассказывает орловский коллекционер. Он собирал Academia после войны, а в начале 60-х был вынужден продать ее, когда тяжело заболел и семье не на что было жить.

В память об отце и о детстве я поехал в Москву поискать что-нибудь из этой же серии. Судьба привела меня в книжный магазин на Фрунзенской. Я показал «Путешествие…» и попросил что-нибудь из этой же серии. На меня посмотрели как на умалишенного и спросили, знаю ли я, что это за книга и насколько дороги другие из этой серии. В конце концов меня подвели к шкафу… Денег у меня хватило только на половину того, что имелось в нем. Потом была другая половина… Потом — многочисленные аукционы, европейские распродажи… Остановиться невозможно, поскольку это действительно удивительная серия, каждая книга которой имеет свою предысторию, историю, а то и легенду.

Издательство Academia, появившееся в 1922 году и закрытое в 1947-м, считается лучшим среди советских во всех смыслах — здесь все были замечательны: художники, полиграфисты, дизайнеры, знатоки литературы, которые создавали совершенную книжную эстетику. Только представьте: нищая полуграмотная страна, которой нужна дешевая массовая книга, а тут — дорогая бумага, приобретенная за границей на валюту. Кстати, до сих пор покупаем — суперобложки, шелковые ляссе, цветные обрезы, специальные коробочки, иллюстрации лучших художников страны, нередко вручную обработанные, именные и номерные экземпляры. Время подтвердило: они были правы, что делали именно так! И тогда, и сейчас эти книги доставляют абсолютное удовольствие даже от прикосновения к ним, хотя сегодня, казалось бы, уже мало чем можно удивить. К великому сожалению, многое было уничтожено: то автор оказывался не тот, то художник-иллюстратор не с теми взглядами, то составитель признан врагом народа, то автора предисловия признавали оппортунистом.

Из-за этих потерь и трудно собрать всю серию. Ходит легенда, что на заре капитализма 90-х один русский миллионер объявил, что готов заплатить за полную версию Academia миллион долларов. И сейчас это немалые деньги, а тогда вовсе казались астрономическими.

Его подослал Петр Верховенский, пообещавший беглому каторжнику выправить паспорт, если тот послужит барину. Ставрогин прогнал навязчивого бродягу. К удивлению Николая, Лебядкин встретил его трезвым. Капитан неустанно заискивал и лебезил перед важным гостем. Он планировал выманить у Николая, как делал все эти годы, определенную сумму за молчание о браке с сестрой. Ставрогин, действительно, женился на Марье Лебядкиной «после пьяного обеда, из-за пари на вино». Чтобы прекратить вымогательства, он решил в ближайшие дни обнародовать это событие. Николай вошел в комнату к Марье и предложил ей уехать с ним в Швейцарию, чтобы вести тихую, уединенную жизнь. Однако несчастная сумасшедшая не признала его, принялась кричать и хохотать. На обратном пути Николая вновь встретил Федька, предложивший устранить проблему с Лебядкиными. Ставрогин рассмеялся и бросил прямо в грязь все деньги, какие у него были. Глава 3. Поединок На следующий день «предположенная дуэль состоялась» , на которой особенно настаивал Гаганов. Он даже поставил обязательное условие — стреляться по три раза. Однако все три раза Гаганов промазывал, в то время как Ставрогин намеренно стрелял в воздух. Тем самым он еще больше оскорбил своего противника. Вернувшись домой, Николай объяснился с Дарьей Павловной и предложил на время прервать их связь, о которой стала догадываться Варвара Петровна. Даша заявила, что ее место рядом с ним и рано или поздно они будут вместе. Все в ожидании История с дуэлью благотворно сказалась на репутации Ставрогина. В один момент он стал самой обсуждаемой личностью в обществе. Варвара Петровна была довольна тем, как сложились обстоятельства, и лишь мысль о Хромоножке не давала ей покоя. Тем временем Петр Верховенский пожаловал к отцу и передал слова его покровительницы. Варвара Петровна была оскорблена тем, что Степан Трофимович не хотел жениться «на чужих грехах». Она объявила об окончательном с ним разрыве, назначив приличный пансион. Пред праздником Петр Степанович впал «в милость в губернаторском доме за игру на фортепиано» и принялся всячески укреплять свои позиции в отношении губернатора Андрея Антоновича фон Лембке и его супруги Юлии Михайловны. В городе и губернии стали происходить невиданные доселе бесчинства: была осквернена икона, началась эпидемия холеры, участились проявления недовольства рабочих, повсюду полыхали пожары, появились прокламации, призывающие народ к бунту. Варвара Петровна лично навестила Верховенского, чтоб объясниться с ним. Она упрекнула его в неблагодарности и в том, что он самым подлым образом оклеветал ее. Глава 6. Петр Степанович в хлопотах Андрей Антонович «с каждым днем становился молчаливее» , что очень угнетало его супругу, по приказу которой были предприняты меры для «усиления губернаторской власти». Юлия Михайловна разуверилась в силе мужа и планировала при помощи Петра Верховенского раскрыть государственный заговор. Последний встретился с губернатором, чтобы выдать ему Кириллова и Шатова, причастных к революционным прокламациям в городе. Затем он отправился к приятелям и попросил их непременно явиться на собрание. Он переживал, что девушка испытывала к Ставрогину сильные, противоречивые чувства, и предложил сопернику жениться на ней. Николай решительно отказал, сообщив о своем браке. После этого разговора он с Петром Верховенским отправился на тайное собрание. Глава 7. У наших Собрание было организовано у Виргинских: под предлогом празднования именин хозяина «собралось гостей человек до пятнадцати». Эти люди представляли собой «цвет самого ярко-красного либерализма» в городе. К тому времени Петр Верховенский уже успел слепить основной костяк — «пятерку», в которую вошли Виргинский, Липутин, Шигалев, Лямшин и Толкаченко. На собрании Шигалев предложил программу «конечного разрешения вопроса» «разделение человечества на две неравные части». При этом одна десятая, привилегированная, часть общества будет управлять остальными людьми, постепенно превращенными в стадо. Петр Верховенский поинтересовался у присутствующих, смогли бы они донести в полицию, если бы узнали о запланированном убийстве. Шатов при всех назвал Верховенского подлецом и покинул помещение. Вслед за ним ушли Ставрогин и Кириллов. Глава 8. Иван-царевич Николай понял, что Верховенскому «Шатова кровь нужна» : именно его он наметил в свои жертвы, чтобы скрепить созданную им «пятерку» революционеров. Также он догадался об истинном намерении Петра Степановича, когда тот через Федьку предлагал расправиться с Лебядкиным и сумасшедшей женой. Это нужно было Верховенскому, чтобы иметь безграничную власть над Николаем. Проглотив оскорбление, Петр Степанович стал посвящать собеседника в детали своего грандиозного плана. Он собирался организовать смуту, проникнуть «в самый народ». Когда же начнется «раскачка» , люди вспомнят своих «богов», и уж тогда придет черед Ставрогина выступить в роли «Ивана-царевича» — очередного, чудом уцелевшего самозванца. Петр Степанович не скрывал от Николая, что он «мошенник, а не социалист».

Так веровали все с начала веков, все великие народы по крайней мере, все сколько-нибудь отмеченные, все стоявшие во главе человечества… Если великий народ не верует, что в нем одном истина, если не верует, что он один способен и призван всех воскресить и спасти своею истиной, то он тотчас же перестает быть великим народом и тотчас же обращается в этнографический материал, а не в великий народ. Истинный великий народ никогда не может примириться со второстепенною ролью в человечестве или даже с первостепенною, а непременно и исключительно с первою. Кто теряет эту веру, тот уже не народ. Но истина одна, а стало быть, только единый из народов и может иметь Бога истинного, хотя бы остальные народы и имели своих особых и великих Богов. Единый народ-«богоносец» — это русский народ, и... Какое мне дело до того, что вы не понимаете меня совершенно, совершенно, ни слова, ни звука!.. О, как я презираю ваш гордый смех и взгляд в эту минуту! В ваших словах я признаю мое собственное настроение два года назад и теперь уже я не скажу вам, как давеча, что вы мои тогдашние мысли преувеличили. Мне кажется даже, что они были еще исключительнее, еще самовластнее, и уверяю вас в третий раз, что я очень желал бы подтвердить всё, что вы теперь говорили, даже до последнего слова, но... Кстати, позвольте, однако же, и вас обеспокоить вопросом, тем более что я, мне кажется, имею на него теперь полное право. Скажите мне: ваш-то заяц пойман ли аль еще бегает? Я верую в тело Христово... Я верую, что новое пришествие совершится в России... Я верую... В Бога? Ни один мускул не двинулся в лице Ставрогина. Шатов пламенно, с вызовом смотрел на него, точно сжечь хотел его своим взглядом … — Чего, однако же, вы хотите? В вашей обязанности по крайней мере было объявить мне наконец вашу цель. Я всё ждал, что вы это сделаете, но нашел одну только исступленную злость. Прошу вас, отворите мне ворота. Он встал со стула. Шатов неистово бросился вслед за ним. Ставрогин молчал. Вы потеряли различие зла и добра, потому что перестали свой народ узнавать... Слушайте, сходите к Тихону. Тихон, бывший архиерей, по болезни живет на покое, здесь в городе, в черте города, в нашем Ефимьевском Богородском монастыре. К нему ездят и ходят.

А между тем это был ведь человек умнейший и даровитейший, человек, так сказать, даже науки, хотя, впрочем, в науке... Но ведь с людьми науки у нас на Руси это сплошь да рядом случается. Он воротился из-за границы и блеснул в виде лектора на кафедре университета уже в самом конце сороковых годов. Успел же прочесть всего только несколько лекций, и, кажется, об аравитянах; успел тоже защитить блестящую диссертацию о возникавшем было гражданском и ганзеатическом значении немецкого городка Ганау, в эпоху между 1413 и 1428 годами, а вместе с тем и о тех особенных и неясных причинах, почему значение это вовсе не состоялось. Диссертация эта ловко и больно уколола тогдашних славянофилов и разом доставила ему между ними многочисленных и разъяренных врагов. Потом — впрочем, уже после потери кафедры — он успел напечатать так сказать, в виде отместки и чтоб указать, кого они потеряли в ежемесячном и прогрессивном журнале, переводившем из Диккенса и проповедовавшем Жорж Занда, начало одного глубочайшего исследования — кажется, о причинах необычайного нравственного благородства каких-то рыцарей в какую-то эпоху или что-то в этом роде. По крайней мере проводилась какая-то высшая и необыкновенно благородная мысль. Говорили потом, что продолжение исследования было поспешно запрещено и что даже прогрессивный журнал пострадал за напечатанную первую половину. Очень могло это быть, потому что чего тогда не было? Но в данном случае вероятнее, что ничего не было и что автор сам поленился докончить исследование. Прекратил же он свои лекции об аравитянах потому, что перехвачено было как-то и кем-то очевидно, из ретроградных врагов его письмо к кому-то с изложением каких-то «обстоятельств», вследствие чего кто-то потребовал от него каких-то объяснений. Не знаю, верно ли, но утверждали еще, что в Петербурге было отыскано в то же самое время какое-то громадное, противоестественное и противогосударственное общество, человек в тринадцать, и чуть не потрясшее здание. Говорили, что будто бы они собирались переводить самого Фурье. Как нарочно, в то же самое время в Москве схвачена была и поэма Степана Трофимовича, написанная им еще лет шесть до сего, в Берлине, в самой первой его молодости, и ходившая по рукам, в списках, между двумя любителями и у одного студента. Эта поэма лежит теперь и у меня в столе; я получил ее, не далее как прошлого года, в собственноручном, весьма недавнем списке, от самого Степана Трофимовича, с его надписью и в великолепном красном сафьянном переплете.

«Бесы» — роман-пророчество

Ну-с, и начнется смута! Раскачка такая пойдет, какой еще мир не видал… Затуманится Русь, заплачет земля по старым богам…». Российская интеллигенция в штыки встретила роман «Бесы». Достоевского обличали в искажении правды, преувеличениях и даже клевете. При жизни писателя роман не получил должного признания в среде образованной части населения, которая увлекалась новомодными теориями, особенно марксизмом.

О пророческих точнее провидческих словах писателя из романа «Бесы» вспомнили лишь в бурные годы первых двух десятилетий ХХ века, когда Россию накрыли массовые беснования в виде трех «русских» революций и гражданской войны. И тогда некоторые интеллигенты пришли в себя и бросились перечитывать роман Достоевского. Так, в разгар революций известный русский философ Николай Бердяев, не избежавший в начале своей творческой карьеры некоторых искушений либерализмом, издал сборник своих статей о революции под названием «Из глубины» 1918 год. Одна из наиболее интересных статей сборника имеет название «Духи русской революции».

Она представляет собой размышления философа по поводу романа «Бесы»: «Достоевский открыл одержимость, бесноватость в русских революционерах. Он почуял, что в революционной стихии активен не сам человек, что им владеют не человеческие духи. Когда в дни осуществляющейся революции перечитываешь «Бесы», то охватывает жуткое чувство. Почти невероятно, как можно было все так предвидеть и предсказать».

В конце прошлого, начале нынешнего века Россию накрыла новая волна массовых беснований, которая началась с «реформ» Горбачева, а затем продолжилась и усилилась при Ельцине. Я рассчитываю, что читателю не надо разжевывать, что слова писателя о «раскачке», о «беспорядке», о «понижении уровня образования, наук и талантов», о «равенстве в рабстве», о «разврате неслыханном и подленьком», о «реформах нынешнего царства», о «пьянстве, сплетнях и доносах» и т. Если проводить параллели, то мы и сегодня видим Верховенских, причем они уже не тайные руководители каких-то подпольных «кучек», они сегодня во власти. Они ненавидят русский народ, они не скрывают и своей ненависти к Достоевскому, который вскрыл планы революционеров, показал их бесовскую природу.

Наверное, почти ни у кого не возникает сомнений по поводу того, что господин Чубайс — из разряда тех «бесов», о которых писал Достоевский. А вот отношение самого Чубайса к Достоевскому: «Вы знаете, я перечитывал Достоевского в последние три месяца. И я испытываю почти физическую ненависть к этому человеку. Он, безусловно, гений, но его представление о русских как об избранном, святом народе, его культ страдания и тот ложный выбор, который он предлагает, вызывают у меня желание разорвать его на куски».

Но есть бесноватые, в которых бес вселяется по попущению Бога и которые потом могут от этого беса избавиться исцелиться. В христианской литературе описаны тысячи и тысячи случаев подобного рода. Но вот есть другая категория людей. Святитель Николай Сербский не раз говорил, что всех людей можно разделить на три категории: богоподобные, звероподобные и бесоподобные.

Последних не стоит путать с обычными бесноватыми. Последние — бесы в человеческом обличье. Святой праведный Иоанн Кронштадский по своем объяснял этот феномен бесоподобия. Он говорил, что с последние десятилетия XIX века в России появляется все больше бесноватых среди интеллигенции.

Это новый вид бесноватых. Если у «классических» бесноватых бес вселяется в тело, то у российской безбожной и богоборческой интеллигенции бес вселяется в ум. А это намного страшнее. И верховенские, и чубайсы — именно такой новый тип бесноватых, это уже бесоподобные.

Достоевский дает понять читателю, что нигилисты и революционеры типа Верховенского — «бесы» не в переносном смысле, а в буквальном. Ибо высшими «идеями» настоящих бесов являются ложь, убийства и разрушения. Об этом прямо написано в Евангелии от Иоанна слова Иисуса Христа : «Ваш отец — диавол, и вы хотите исполнять похоти отца вашего. Он был человекоубийца от начала и не устоял в истине, ибо нет в нем истины.

Когда говорит он ложь, говорит свое, ибо он лжец и отец лжи» Ин. Верховенский и Ко. Бес главной целью имеет довести человека до убийства и самоубийства — чтобы он повесился, утопился, застрелился, отравился. Но перед этом как можно больше других отправить на тот свет.

Говорят, что философия суицида появилась во Франции в ХХ веке, и авторами соответствующей теории, подталкивающей человека к суициду, являются Жан-Поль Сартр и Альберт Камю. На самом деле вся эта дьявольская «философия» еще за несколько десятков лет до французов была озвучена героем романа Достоевского Алексеем Кирилловым. Федор Михайлович совершенно не случайно ставит в качестве эпиграфа к своему роману выдержку из Евангелия, посвященную истории исцеления гадаринского бесноватого: «Тут на горе паслось большое стадо свиней, и они просили Его, чтобы позволил им войти в них.

Все началось с убийства студента Ивана Иванова, члена революционного общества «Народная расправа», своими же кружковцами за его нежелание участвовать в очередной акции.

Событие вызвало большой резонанс в обществе, и Достоевский взялся за роман как за злой антинигилистический памфлет. Но под пером мастера произведение превратилось в психологический триллер и социальную драму мира.

Во-вторых, чтение «Бесов» само по себе литературный мазохизм. Текст не предназначен для того, чтобы им наслаждались, сквозь громоздкие, вязкие конструкции приходиться продираться.

Монологи некоторых персонажей порой настолько путанные и лихорадочно-обрывочные, что я выпадала из них прямо во время чтения, приходя в себя под конец речи персонажа и понимая, что текст совершенно не воспринимается. В-третьих, специфичность персонажей. Набоков в своих «Лекциях о русской литературе» приводит весьма занимательную классификацию героев Достоевского, пытаясь разделить их по психическим заболеваниям, от которых те страдают. Не хочу заходить настолько далеко, однако сложно не заметить, что поведение и речь персонажей далеки от естественности.

Не понимаю также, почему такой огромный акцент сделан на Степане Трофимовиче и почему так поверхностно раскрыты главные герои, те самые бесы — и я говорю именно о персонажах как о личностях, потому что на их идеях Достоевский напротив останавливается с дотошным вниманием. До мельчайших подробностей раскрывается биография Верховенского-старшего, а этапы формирования персонажей, о которых больше всего и хотелось бы узнать, подаются как можно более размыто, по кусочкам. Это можно сказать и о сюжете. На первом плане долгое время находится губернская жизнь, с её доходящими до нелепости героями, отчего роман порой напоминает водевильную комедию, а «бесовская» — происходит где-то на фоне, на втором плане, и только после кульминации события начинают разворачиваться во все более трагическом ключе.

Может это и отвечает задумке автора, однако у меня складывается впечатление, что я читаю два разных романа. Центральная идея романа, характеры персонажей, затронутые темы тем не менее требуют более глубокого, тщательного разбора, нежели тот, который я могу себе здесь позволить. Со своей стороны могу заметить, что мне уловить настроение, суть книги в большей степени помогли именно личные письма Достоевского, вероятно, во многом потому что они раскрывают убеждения и взгляды писателя; только после них мне стала ясна очевидность многих деталей, в которых я почему-то пыталась увидеть какую-то иносказательность и метафору. И это при том что в названии и эпиграфе к роману Достоевский чуть ли не прямым текстом раскрывает замысел романа: о том, что «все эти гнусные новые идеи нечто заразное, вредное, бесовское — всё это временное, нечто, должное вымереть со временем само собой, а стремиться нужно к почвенничеству, народности и православию» и всё в таком духе.

Или словами самого Достоевского: «Точь-в-точь случилось так и у нас. Бесы вышли из русского человека и вошли в стадо свиней, то есть в Нечаевых, в Серно-Соловьевичей и проч. Те потонули или потонут наверно, а исцелившийся человек, из которого вышли бесы, сидит у ног Иисусовых. Так и должно было быть.

Россия выблевала вон эту пакость, которою ее окормили, и, уж конечно, в этих выблеванных мерзавцах не осталось ничего русского. И заметьте себе, дорогой друг: кто теряет свой народ и народность, тот теряет и веру отеческую и Бога. Ну, если хотите знать, — вот эта-то и есть тема моего романа» из письма A. Майкову, 1870 г.

Именно поэтому мне кажется, что роману очень не хватает вырезанной главы «у Тихона», в которой Достоевский сводит героя, которого считал центральным, с «величавой, положительной, святой фигурой» по его собственным словам в лице архиерея, прототипом которого был реальным человек, пользовавшийся большим уважением Фёдора Михайловича — Тихон Задонский. И даже если опустить то, что в этой главе, по сути, сталкивают персонажи, воплощающие идеи, противопоставление которые происходит в романе, глава просто-напросто помогает читателю лучше понять Ставрогина и лишает его мистического флера недосказанности. Но пару слов о персонажах заметить всё же хочу. Чисто субъективно, главным героем Ставрогина не вижу.

В моих глазах он упорно рисуется мающимся от безделья барчонком, не знающим куда направить свою энергию, поэтому ввязывающимся в авантюры, испытывающий грани дозволенного, от скуки играющего людьми. Понятия «духовного растления», к которому якобы причастен Николай Всеволодович остается для меня чем-то туманным, в отличии от вполне себе самого что ни на есть натурального совращения несовершеннолетнего ребенка если принять во внимания главу «У Тихона» и поверить в то, что Николай не врал в своей исповеди. В заключении только хочу добавить, что было бы крайне глупо с моей стороны отрицать талант Достоевского, сложность его персонажей, значимость романа в целом, да мне этого и не хочется. Но я не могу наслаждаться им с литературной точки зрения, сюжет и его подача вызывают у меня неприятие, а поднятые темы слишком сильно связаны с временными рамками, в которых роман был написан, и личностью писателя, поэтому книгу сложно воспринимать без глубокого погружения в исторический контекст.

Я верю, что если однажды вернусь к этому роману спустя некоторое время, то благодаря расширившемуся смею надеяться багажу знаний, смогу прочитать его по-новому и вычерпну для себя еще больше интересных деталей. Вот только опыт первого прочтения внушает мне такое стойкое отвращение, что боюсь что мне еще долго не захочется возвращаться к Ф. Достоевскому в целом, не говоря уже о его «Бесах». Один из главных романов Достоевского, во времена СССР практически не издававшийся как «реакционный», в связи с чем окутанный неким флёром полузапретности.

Как и все произведения автора, «Бесы» требуют внимательного усидчивого чтения и, самое главное, некоторого багажа жизненного опыта. Понимание нравственных посылов книги усложняется из-за того, что одна из глав — «У Тихона», изъятая цензурой при первой публикации, в большинстве изданий приводится лишь как приложение, несмотря на то, что автор считал её важной для восприятия, так что весьма рекомендуется читать её после 8-й главы, а не после прочтения книги, тогда не будет ощущения недосказанности и дыры в повествовании, которое сложилось у меня. Говорить что-либо о произведении такого уровня и такой важности для русской и мировой культуры очень сложно, тем более что сказано уже немало, разного рода исследования и трактовки романа есть в большом количестве и продолжают появляться всё новые. Однако не могу не вставить свои пять копеек.

Достоевский перенёс действие в неназванный губернский город, сонную жизнь которого встряхнули возвратившиеся из столицы два молодых человека — революционер Пётр Верховенский и роковой красавец и смутьян Николай Ставрогин. Как говорится, и тут такое началось... Книга выходила в течение двух лет в журнале «Русский вестник», являясь для тогдашних читателей аналогом сериала на злобу дня, произвела изрядный резонанс в обществе и собрала великое множество отзывов, от восторженных до разгромных. Достоевский, сам прошедший через революционный кружок, приговор к смертной казни, каторгу, разочаровавшийся в социалистической деятельности и западничестве, написал злой антиреволюционный и антинигилистический памфлет, вышедший, однако далеко за рамки политического триллера.

Достаточно большое количество действующих лиц, наделённых индивидуальностями, различным видением мира и жизненной философией, сталкиваются друг с другом, взаимодействуют и противостоят, показывая духовные искания и брожения в русском обществе второй половины 19 века. Что бросается в глаза при чтении — в книге нет однозначно положительных, светлых персонажей, всё герои — люди с больной душой, с тараканами в голове и скелетами в шкафу. Город, в которым происходит действие, представляется болотом, но не стоячим, а бурлящим и извергающим ядовитые испарения. И без того не самое простое повествование — тягучее и многословное, усложняется депрессивностью происходящего, больными героями, мучающими себя и окружающих, аурой безысходности.

Душная атмосфера провинции служит предвестником грозы, внезапной, короткой и бессмысленной. Бесы — вчерашние и нынешние, разной внешности и окраски устраивают свой шабаш. Старые духовные ценности практически утрачены, новые так и не сформированы, в прошлом и нынешнем тлен, в будущем тьма. Тяжёлая болезненная книга, наполненная достоевщиной извините уж за каламбур до краёв, оказавшая огромное влияние на русскую и европейскую литературу и философию.

Оценка: 8 [ 7 ] Siberia , 7 декабря 2023 г. Хлифкие шорьки... Странные мечты, бредовые идеи, коротание жизни между «холериной» и скукой, глумление и расползающаяся гниль. К «Бесам» надо быть готовым, чтобы насладиться этим в полной мере.

Памфлет-высказывание смачно замазывает все и вся. Сложно взвесить, чего в романе больше, гениальности автора или разочарования жизнью. Достоевский, руками маниакального Петруши Верховенского и присутствием Николая Ставрогина «дергает за веревочки» свой персональный цирк уродцев, как опытный кукловод.

Но под пером мастера произведение превратилось в психологический триллер и социальную драму мира. Мира, в котором люди потеряли гармонию и смысл, ощутив на себе роковое влияние новых идей и будучи, по словам писателя Василия Авсеенко, «внутренне несостоятельными натурами, пораженными бессилием и бесплодием полуобразованности». История на все времена.

Анализ романа «Бесы» (Ф. М. Достоевский)

Об иссякании надежды, смысла и самой энергии жизни. О воцарении смерти».

Сердцевину его романов, "Бесы", общество приняло с прохладой. В советское время этот «антинигилистический роман» и вовсе считался враждебным. Отношение к «Бесам» изменилось лишь недавно - наши современники, наконец, поняли пророчество идей автора и его желание показать миру всю опасность радикальных идей. О том, как в действительности устроены «Бесы».

Я никого, кроме вас, не знаю. Вы предводитель, вы солнце, а я ваш червяк…» И далее Верховенский раскрывает Ставрогину тайные цели и планы революционеров: «Ставрогин, мы сделаем смуту — всё поедет с основ. Раскачка пойдёт такая, какой ещё мир не видал.

Все рабы в рабстве равны… Первым делом, понижается уровень образования, наук и талантов. Не нужно высших способностей — их изгонят или казнят… Чуть-чуть семейство или любовь, вот уже и желание собственности. Мы уморим желание; мы пустим пьянство, сплетни, доносы; мы пустим неслыханный разврат; мы всякого гения потушим в младенчестве. Все к одному знаменателю, полное равенство… Все эти реформы нынешнего царства произвели то, что им нужно было произвести — волнения, а главное — беспорядок. Беспорядок — чем хуже, тем лучше. Кажется, это вы сказали, что если в России бунт начинать, то непременно чтоб с атеизма… Русский бог уже спасовал перед «дешёвкой». Народ пьян, матери пьяны, дети пьяны, церкви пусты… Как только в наши руки попадёт — мы, пожалуй, вылечим — и, если потребуется, мы на 40 лет в пустыню выгоним. Но одно или два поколения разврата теперь необходимо, разврата неслыханного, подленького, когда человек обращается в гадкую трусливую, жестокую, себялюбивую мразь — вот чего надо! А тут ещё свеженькой кровушки подпустить, чтобы попривык…».

Самое удивительное, что главный «бес» Верховенский на самом деле никаких «высших целей» перед собой не ставит. В порыве откровения он признается, что ему даже и на социализм наплевать, он просто мошенник: «Я мошенник, а не социалист. Мошенник, мошенник. Вас заботит, кто я такой? Я вам скажу сейчас, кто я такой, к тому и веду. Недаром же я у вас руку поцеловал. Но надо, чтоб и народ уверовал, что мы знаем, чего хотим…». Оказывается, у главного «беса» высшей идеей оказывается не социализм или какая-то иная форма организации «рая не земле», а разрушения и убийства: «Мы провозгласим разрушение… почему, почему, опять-таки, эта идейка так обаятельна! Но надо, надо косточки поразмять.

Мы пустим пожары… Мы пустим легенды… Тут каждая шелудивая «кучка» имеется в виду подпольная ячейка типа той, которая называлась в романе «наши» — В. Я вам в этих же самых кучках таких охотников отыщу, что на всякий выстрел пойдут, да еще за честь благодарны останутся. Ну-с, и начнется смута! Раскачка такая пойдет, какой еще мир не видал… Затуманится Русь, заплачет земля по старым богам…». Российская интеллигенция в штыки встретила роман «Бесы». Достоевского обличали в искажении правды, преувеличениях и даже клевете. При жизни писателя роман не получил должного признания в среде образованной части населения, которая увлекалась новомодными теориями, особенно марксизмом. О пророческих точнее провидческих словах писателя из романа «Бесы» вспомнили лишь в бурные годы первых двух десятилетий ХХ века, когда Россию накрыли массовые беснования в виде трех «русских» революций и гражданской войны. И тогда некоторые интеллигенты пришли в себя и бросились перечитывать роман Достоевского.

Так, в разгар революций известный русский философ Николай Бердяев, не избежавший в начале своей творческой карьеры некоторых искушений либерализмом, издал сборник своих статей о революции под названием «Из глубины» 1918 год. Одна из наиболее интересных статей сборника имеет название «Духи русской революции». Она представляет собой размышления философа по поводу романа «Бесы»: «Достоевский открыл одержимость, бесноватость в русских революционерах. Он почуял, что в революционной стихии активен не сам человек, что им владеют не человеческие духи. Когда в дни осуществляющейся революции перечитываешь «Бесы», то охватывает жуткое чувство. Почти невероятно, как можно было все так предвидеть и предсказать». В конце прошлого, начале нынешнего века Россию накрыла новая волна массовых беснований, которая началась с «реформ» Горбачева, а затем продолжилась и усилилась при Ельцине. Я рассчитываю, что читателю не надо разжевывать, что слова писателя о «раскачке», о «беспорядке», о «понижении уровня образования, наук и талантов», о «равенстве в рабстве», о «разврате неслыханном и подленьком», о «реформах нынешнего царства», о «пьянстве, сплетнях и доносах» и т. Если проводить параллели, то мы и сегодня видим Верховенских, причем они уже не тайные руководители каких-то подпольных «кучек», они сегодня во власти.

Они ненавидят русский народ, они не скрывают и своей ненависти к Достоевскому, который вскрыл планы революционеров, показал их бесовскую природу. Наверное, почти ни у кого не возникает сомнений по поводу того, что господин Чубайс — из разряда тех «бесов», о которых писал Достоевский. А вот отношение самого Чубайса к Достоевскому: «Вы знаете, я перечитывал Достоевского в последние три месяца. И я испытываю почти физическую ненависть к этому человеку. Он, безусловно, гений, но его представление о русских как об избранном, святом народе, его культ страдания и тот ложный выбор, который он предлагает, вызывают у меня желание разорвать его на куски».