В сатирическом романе "Золотой теленок" авторы обнажают беспощадную сущность капиталистического стяжательства, бюрократизма, мещанства и обывательской глупости». настоящие 'Двенадцать стульев' и 'Золотой теленок' Ильфа и Петрова. Обозревая литературное наследие Ильфа и Петрова, не только произведения, написанные ими вместе, но и каждым в отдельности, нельзя не подивиться широте творческих возможностей писателей, литературному блеску фельетонов, очерков, комедий.
Настройки:
Девять загадок книги Ильфа и Петрова «Золотой теленок»: что сегодняшние читатели могут понять с трудом. Издание продолжает серию книг, посвященных творчеству Ильи Ильфа и Евгения Петрова, подготовленных и откомментированных Александрой Ильиничной Ильф. полная версия: Вы читали «Золотой теленок» Ильфа и Петрова? Евгений Петров, Илья Ильф Золотой теленок (полная версия).
О книге "Золотой теленок"
- Книга-юбиляр. Илья Ильф, Евгений Петров «Золотой теленок»
- Книга-юбиляр. Илья Ильф, Евгений Петров «Золотой теленок»
- "Золотой теленок - 04"
- И. ИЛЬФ и Е. ПЕТРОВ «ЗОЛОТОЙ ТЕЛЕНОК». Аудиокнига. читает Александр Клюквин
- Политика публикации отзывов
- Золотой телёнок И. Ильф и Е. Петров
Настройки:
Замечательная идея! Весь день антилоповцы красили свою машину. К вечеру она стала неузнаваемой и блистала всеми оттенками яичного желтка. На рассвете следующего дня преображенная Антилопа покинула гостеприимный сарай и взяла курс на юг. Но он так сладко спал, что его не хотелось будить. Может, ему сейчас наконец снится сон, которого он так долго ожидал: митрополит Двулогий благословляет чинов министерства народного просвещения в день трехсотлетия дома Романовых. И в ту же минуту сзади, из бревенчатого домика, послышался знакомый уже Остапу плачевный рев. Однако черт с ним! Дела призывают нас в Черноморск! Глава девятая.
Снова кризис жанра Чем только не занимаются люди! Параллельно большому миру, в котором живут большие люди и большие вещи, существует маленький мир с маленькими людьми и маленькими вещами. В большом мире изобретен дизель-мотор, написаны «Мертвые души», построена Волховская гидростанция, совершен перелет вокруг света. В маленьком мире изобретен кричащий пузырь « Уйди-уйди », написана песенка «Кирпичики» и построены брюки фасона « Полпред ». В большом мире людьми двигает стремление облагодетельствовать человечество. Маленький мир далек от таких высоких материй. У его обитателей стремление одно — как-нибудь прожить, не испытывая чувства голода. Маленькие люди торопятся за большими. Они понимают, что должны быть созвучны эпохе и только тогда их товарец может найти сбыт.
В советское время, когда в большом мире созданы идеологические твердыни, в маленьком мире замечается оживление. Под все мелкие изобретения муравьиного мира подводится гранитная база коммунистической идеологии. На пузыре « Уйди-уйди » изображается Чемберлен, очень похожий на того, каким его рисуют в «Известиях». В популярной песенке умный слесарь, чтобы добиться любви комсомолки, в три рефрена выполняет и даже перевыполняет промфинплан. И пока в большом мире идет яростная дискуссия об оформлении нового быта, в маленьком мире уже все готово: есть галстук «Мечта ударника», толстовка «Гладковка», гипсовая статуэтка «Купающаяся колхозница» и дамские пробковые подмышники «Любовь пчел трудовых». В области ребусов, шарад, шарадоидов, логогрифов и загадочных картинок пошли новые веяния. Работа по старинке вышла из моды. Секретари газетных и журнальных отделов «В часы досуга» или «Шевели мозговой извилиной» решительно перестали брать товар без идеологии. И пока великая страна шумела, пока строились тракторные заводы и создавались грандиозные зерновые фабрики, старик Синицкий, ребусник по профессии, сидел в своей комнате и, устремив остекленевшие глаза в потолок, сочинял шараду на модное слово «индустриализация».
У Синицкого была наружность гнома. Таких гномов обычно изображали маляры на вывесках зонтичных магазинов. Вывесочные гномы стоят в красных колпаках и дружелюбно подмигивают прохожим, как бы приглашая их поскорее купить шелковый зонтик или трость с серебряным набалдашником в виде собачьей головы. Длинная желтоватая борода Синицкого опускалась прямо под стол, в корзину для бумаг. И он привычно разделял это слово на шарадные части. За … Все это было прекрасно. Синицкий уже представлял себе пышную шараду, значительную по содержанию, легкую в чтении и трудную для отгадки. Сомнения вызывала только последняя часть « ция». Тогда отлично вышло бы: индустриализакция.
Промучившись полчаса и не надумав, как поступить с капризным окончанием, Синицкий решил, что конец придет сам собой, и приступил к работе. Он начал писать свою поэму на листе, вырванном из бухгалтерской книги, с жирной надписью «дебет». Сквозь большую стеклянную дверь балкона видны были цветущие акации, латаные крыши домов и резкая синяя черта морского горизонта. Черноморский полдень заливал город кисельным зноем. Старик подумал и нанес на бумагу начальные строчки: Мой первый слог сидит в чалме, Он на востоке быть обязан. Ему понравилось то, что он сочинил, трудно было только найти рифмы к словам «обязан» и «чалме». Ребусник походил по комнате и потрогал руками бороду. Вдруг его осенило. Второй же слог известен мне, Он с цифрою как будто связан.
С «Али» и « за » тоже удалось легко справиться. В чалме сидит и третий слог, Живет он тоже на востоке. Четвертый слог поможет бог Узнать, что это есть предлог. Утомленный последним усилием, Синицкий отвалился на спинку стула и закрыл глаза. Ему было уже семьдесят лет. Пятьдесят из них он сочинял ребусы, шарады, загадочные картинки и шарадоиды. Но никогда еще почтенному ребуснику не было так трудно работать, как сейчас. Он отстал от жизни, был политически неграмотен, и молодые конкуренты легко его побивали. Они приносили в редакции задачи с такой прекрасной идеологической установкой, что старик, читая их, плакал от зависти.
Куда ему было угнаться за такой, например, задачей: Задача-арифмоид На трех станциях Воробьево, Грачево и Дроздово было по равному количеству служащих. На станции Дроздово было комсомольцев в шесть раз меньше, чем на двух других вместе взятых, а на станции Воробьево партийцев было на 12 человек больше, чем на станции Грачево. Но на этой последней беспартийных было на 6 человек больше, чем на первых двух. Сколько служащих было на каждой станции и какова была там партийная и комсомольская прослойка? Очнувшись от своих горестных мыслей, старик снова взялся за листок с надписью «дебет», но в это время в комнату вошла девушка с мокрыми стрижеными волосами и черным купальным костюмом на плече. Она молча прошла на балкон, развесила на облупленных перилах сырой костюм и глянула вниз. Девушка увидела бедный двор, который видела уже много лет, — нищенский двор, где валялись разбитые ящики из-под макарон, бродили перепачканные углем коты и жестянщик с громом чинил ведро. В нижнем этаже домашние хозяйки растабарывали о своей тяжелой жизни. И разговоры эти девушка слышала не первый раз, и котов она знала по именам, и жестянщик, как ей показалось, чинил это самое ведро уже много лет подряд.
Зося Синицкая вернулась в комнату. Ребусное дело... Зося заглянула в старческие каракули деда и сейчас же крикнула: — Что ты тут написал? Что это такое? Почему — бог? Ведь ты сам говорил, что в редакции не принимают теперь шарад с церковными выражениями. Синицкий ахнул. Крича: «Где бог, где? Там нет бога!
Опять маху дал! Ах, жалко! И рифма пропадает хорошая. Но испуганный Синицкий отказался от «рока». Я знаю! Ах, маху дал, маху дал! Что же это будет, Зосенька? Зося равнодушно посмотрела на деда и посоветовала сочинить новую шараду. Помнишь, как ты мучился со словом «теплофикация»?
Не взяли эту шараду. Сказали — слабо, не подходи т. Маху дал. И старик, усевшись за свой стол, начал разрабатывать большой, идеологически выдержанный ребус. Первым долгом он набросал карандашом гуся, держащего в клюве букву «Г», большую и тяжелую, как виселица. Работа ладилась. Зося принялась накрывать к обеду. Она переходила от буфета с зеркальными иллюминаторами к столу и выгружала посуду. Появилась фаянсовая суповая чашка с отбитыми ручками, тарелки с цветочками и без цветочков, пожелтевшие вилки и даже компотница, хотя к обеду никакого компота не предполагалось.
Вообще дела Синицких были плохи. Ребусы и шарады приносили в дом больше волнений, чем денег. С домашними обедами, которые старый ребусник давал знакомым гражданам и которые являлись главной статьей домашнего дохода, тоже было плохо. Подвысоцкий и Болце уехали в отпуск, Стульян женился на гречанке и стал обедать дома, а Побирухина вычистили из учреждения по второй категории, и он от волнения потерял аппетит и отказался от обедов. Теперь он ходил по городу, останавливал знакомых и произносил одну и ту же полную скрытого сарказма фразу: «Слышали новость? Меня вычистили по второй категории! А некоторые ничего не отвечали, косили на Побирухина огненным глазом и проносились мимо, труся портфелями. В конце концов из всех нахлебников остался один, да и тот не платил уже неделю, ссылаясь на задержку жалования. Недовольно задвигав плечами, Зося отправилась в кухню, а когда вернулась, за обеденным столом сидел последний столовник — Александр Иванович Корейко.
В обстановке внеслужебной Александр Иванович не казался человеком робким и приниженным. Но все же настороженное выражение ни на минуту не сходило с его лица. Сейчас он внимательно разглядывал новый ребус Синицкого. Среди прочих загадочных рисунков был там нарисован нуль, из которого сыпались буквы «Т», елка, из-за которой выходило солнце, и воробей, сидящий на нотной строке. Ребус заканчивался провернутой вверх запятой. К чему бы такой гусь? Способности большие! Сразу видно человека первого разряда. Для печати?
Было в этом борще что-то заслуженное, что-то унтер-офицерское. Для печати не годится. Слышишь, Зосенька? Маху дал! Что же теперь делать? Старика успокаивали, но он был безутешен. Кое-как пообедав, он немедленно поднялся, собрал изготовленные за неделю загадки, надел лошадиную соломенную шляпу и сказал: — Ну, Зосенька, пойду в «Молодежные ведомости». Немножко беспокоюсь за алгеброид, но, в общем, деньги я там достану. До свидания, Александр Иванович.
В комсомольском журнале «Молодежные ведомости» старика часто браковали, корили за отсталость, но все-таки не обижали, и журнал этот был единственным местом, откуда к старику бежал тоненький денежный ручеек. Синицкий захватил с собой шараду, начинающуюся словами: «Мой первый слог на дне морском», два колхозных логогрифа и один алгеброид, в котором, путем очень сложного умножения и деления, доказывалось преимущество советской власти перед всеми другими властями. Когда ребусник ушел, Александр Иванович мрачно принялся рассматривать Зосю. Александр Иванович столовался у Синицких сначала потому, что обеды были там дешевые и вкусные. К тому же основным правилом он поставил себе ни на минуту не забывать о том, что он мелкий служащий. Он тыкал всем в глаза своей мнимой бедностью и любил поговорить о трудности существования в большом городе на мизерное жалование. Но с некоторых пор цена и вкус обедов потеряли для него то отвлеченное и показательное значение, которое он им придавал. Если бы от него потребовали, и он мог сделать это не таясь, то платил бы за обед не шестьдесят пять копеек, как он это делал теперь, а три или даже пять тысяч рублей. Александр Иванович, подвижник, сознательно изнурявший себя финансовыми веригами, запретивший себе прикасаться ко всему, что стоит дороже полтинника, и в то же время раздраженный тем, что из боязни потерять миллионы он не может открыто истратить ста рублей, — влюбился со всей решительностью, на которую способен человек сильный, суровый и обозленный бесконечным ожиданием.
Сегодня наконец он решился объявить Зосе о своих чувствах и предложить свою руку, где бился пульс, маленький и злой, как хорек, и свое сердце, стянутое сказочными обручами. Сделав это сообщение, гражданин Корейко схватил со стола длинную пепельницу, на которой был написан дореволюционный лозунг: «Муж, не серди свою жену», и стал внимательно в нее вглядываться. Тут необходимо разъяснить, что нет на свете такой девушки, которая не знала бы по крайней мере за неделю о готовящемся изъявлении чувств. Поэтому Зося Викторовна озабоченно вздохнула и остановилась перед зеркалом. У нее был тот спортивный вид, который за последние годы приобрели все красивые девушки. Проверив это обстоятельство, она уселась против Александра Ивановича и приготовилась слушать. Но Александр Иванович ничего не сказал. Он знал только две роли: бедного служащего и подпольного миллионера. Третьей роли он не знал.
Например, Лапидус-младший. Да и Лапидус-старший тоже хорош... Здесь Корейко заметил, что идет по тропинке бедного служащего. Свинцовая задумчивость снова овладела им. Не видя никакой поддержки со стороны Зоси, он развил свою мысль. Он уже стар. То есть не то чтоб стар, но не молод. И даже не то чтоб не молод, а просто время идет, годы проходят. Идут года.
И вот это движение времени навевает на него разные мысли. О браке, например. Пусть не думают, что он какой-то такой. Он хороший, в общем. Совершенно безобидный человек. Его надо жалеть. И ему даже кажется, что его можно любить. Он не пижон, как другие, и не любит бросать слова на ветер. Честно и откровенно.
Почему бы одной девушке не пойти за него замуж. Выразив свои чувства в такой несмелой форме, Александр Иванович сердито посмотрел на внучку ребусника. И, не дождавшись ответа, заговорила по существу дела. Она все отлично понимает. Время действительно идет ужасно быстро. Еще так недавно ей было девятнадцать лет, а сейчас уже двадцать. А еще через год будет двадцать один. Она никогда не думала, что Александр Иванович какой-то такой. Напротив, она всегда была уверена, что он хороший.
Лучше многих. И, конечно, достоин всего. Но у нее именно сейчас какие-то искания, какие? В общем, она в данный момент выйти замуж не может. Да и какая жизнь у них может выйти? У нее искания! А у него, если говорить честно и откровенно, всего лишь 46 рублей в месяц. Больше он ничего не сказал. Он испугался.
Начиналась роль миллионера, и это могло бы кончиться только гибелью. Страх его был так велик, что он даже начал бормотать что-то о том, что не в деньгах счастье. Но в это время за дверью послышалось чье-то сопение. Зося выбежала в коридор. Там стоял дед в своей большой шляпе, сверкающей соломенными кристаллами, он не решался войти. От горя борода его разошлась, как веник. Старик возвел на нее глаза, полные слез. Испуганная Зося схватила старика за колючие плечи и быстро потащила в квартиру. Полчаса лежал Синицкий на диване и дрожал.
Расскажи толком. После долгих уговоров дед приступил к рассказу. Все было прекрасно. Погода благоприятствовала путешествию Синицкого. До самой редакции «Молодежных ведомостей» он добрался без всяких приключений. Заведующий отделом «Умственных упражнений» встретил ребусника чрезвычайно вежливо. И тут-то он меня и огорошил. А ведь наш-то отдел, говорит, закрывают. Новый редактор прибыл, заявил, что наши читатели не нуждаются в умственных упражнениях, а нуждаются они, Зосенька, в специальном отделе шашечной игры.
Что ж будет? Да ничего, говорит заведующий, не пойдет ваш материал и только. А шараду мою очень хвалил. Прямо, говорит, пушкинские строки, в особенности это место: «Мой первый слог на дне морском, на дне морском второй мой слог». Старик ребусник долго еще содрогался на диване и жаловался на засилье советской идеологии. Она нацепила шляпку и направилась к выходу. Александр Иванович двинулся за ней, хотя понимал, что идти не следовало бы. Когда они проходили по длинному коридору коммунальной квартиры, густо начиненной людьми и вещами, вслед открывались двери, и горящие глаза соседей светились в полумраке. На улице Зося взяла Корейко под руку и сказала: — Мы все-таки будем дружить.
В раскрытых настежь буфетах искусственных минеральных вод толпились молодые люди без шляп, в белых рубашках с закатанными выше локтей рукавами. Синие сифоны с металлическими кранами стояли на полках. Длинные стеклянные цилиндры с сиропами на вертящейся подставке мерцали аптекарским светом. Персы с печальными лицами калили на жаровнях орехи, и угарный дым манил гуляющих. Для Зоси Корейко готов был на все. Он решился бы даже слегка нарушить свою конспирацию, потратив рублей пять на кутеж, но сейчас в кармане у него в плоской железной коробке от папирос «Кавказ» лежало десять тысяч рублей бумажками, достоинством по двадцать пять червонцев каждая. Но если бы даже он сошел с ума и решился бы обнаружить хотя бы одну бумажку, ее все равно ни в одном кинематографе нельзя было бы разменять. В эту минуту от толпы отделился молодой человек в прекрасных сандалиях на босу ногу. Он приветствовал Зосю поднятием руки под углом в 45 градусов.
Хотите, Зося? Только моментально. И молодой человек в замечательных сандалиях увлек Зосю под тусклую вывеску кино «Камо грядеши», быв. Эту ночь конторщик не спал дома.
И что это за профессия такая, прости господи! Сын лейтенанта Шмидта! Ну, год ещё, ну, два. А дальше что?
Дальше ваши рыжие кудри примелькаются, и вас просто начнут бить. Вы удовлетворены? Но шофёр-любитель удовлетворён не был. Я читал в газете, что идут два «Паккарда», два «Фиата» и один «Студебеккер». Это ваш родственник Студебеккер? Папа ваш Студебеккер? Чего вы прилипли к человеку?! Русским языком ему говорят, что «Студебеккер» в последний момент заменён «Лорен-Дитрихом», а он морочит голову!
Юношу уже давно оттеснили распорядители, а Остап долго ещё... Я — свободный художник и холодный философ. Я их заработал, а вы... Я даже пострадал. После разговоров с Берлагой, Скумбриевичем и Полыхаевым я потерял веру в человечество. Разве это не стоит миллиона рублей, вера в человечество? И по возможности сразу, а не частями. Остап внимательно посмотрел на собеседника и совершенно серьёзно ответил: — Я бы взял частями.
Ему вроде как и не место в сатирическом романе а ведь могло бы войти! Но кто сказал, что «Золотой теленок» — чисто сатирический роман? Эта книга гораздо глубже, чем кажется «с поверхности». Она именно о цивилизации. Или — пусть немного пафосно — о судьбе цивилизации. О власти денег. О власти государства.
Это такой же бред, как конспирологическая теория убийства солнца русской поэзии: международный аристократический союз русофобов «принял решение» об убийстве главного русского поэта Пушкина. Делать нечего было европейским королям и принцам, как убивать безобидного восточноевропейского литератора средней руки масштаб Пушкина в их восприятии.
Идея созрела среди писательского окружения Булгакова и, конечно, могла осуществиться только при его доброй воле. К 1927 году Булгаков догадался, что критике его подвергают не за какие-то конкретные произведения, а просто потому, что его имя подверстано в список врагов советской власти. Поэтому, что бы он ни писал, все будет плохо. Открыто советской вещи он категорически писать не хотел, это выглядело бы как двурушничество. Причем не только в глазах его сословия, но и в глазах советских чиновников, которые такую книгу тем более отказались бы печатать. Для того чтобы писать «Бронепоезд 14-69», «Танкер "Дербент" или "Цемент", нужно было иметь соответствующий послужной список. Писал он быстро и метко. Кроме всего прочего, Михаил Афанасьевич был прирожденным полемистом. Ему нравилось поучать, доказывать свою правоту — делал он это остроумно, точно и в режиме живого времени.
В конце 1926 года Маяковский распинался: «Товарищи, "Белая гвардия" — это не случайность в репертуаре Художественного театра. Я думаю, что это правильное логическое завершение: начали с тетей Маней и дядей Ваней и закончили "Белой гвардией"... На генеральной репетиции с публикой, когда на сцене появились белогвардейцы, два комсомольца стали свистеть, и их вывели из зала. Давайте я вам поставлю срыв этой пьесы — меня не выведут. Товарищ здесь возмущался: "Коммунистов выводят. Что это такое?! Мы случайно дали возможность под руку буржуазии Булгакову пискнуть — и пискнул. А дальше мы не дадим... Запрещать пьесу не надо.
Чего вы добьетесь запрещением? Что эта "литература" будет разноситься по углам и читаться с таким удовольствием, как я 200 раз читал в переписанном виде порнографию Есенина. А вот если на всех составлять протоколы, на тех, кто свистит, то введите протоколы и на тех, кто аплодирует». Дополнительную пикантность словам Маяковского придает тот факт, что он не имел никакого отношения к коммунистической партии и его туда никто никогда не приглашал. Для властей Маяковский был дворянской проституткой, он сам это прекрасно знал и таковой на самом деле и являлся. К 1927 году у Булгакова накопилось тем на несколько толстых книг. Причем его тяготила не только советская цензура, но и имидж белогвардейца, которым он никогда не был. Он не участвовал в политических событиях 1917 года, его участие в гражданской войне было ситуационным и эпизодическим. В том числе слабостью господствующего класса России и политическими ошибками многочисленных либеральных кретинов вроде Родзянки, Керенского и Милюкова.
Которых было так много, что дело не в несчастном случае, а в причинах геологических. Проблема исторической России была не в том, что там появился Ленин, а в том, что там таких лениных была огромная толпа, и Владимир Ильич был среди них не самым худшим. Ленин был органичным членом многотысячной корпорации азиатских «недремлющих лоботрясов». Как я писал в прошлом посте, он вполне мог выступать в 1918 году на стороне белых.
Комментатор Ильфа и Петрова Александр Вентцель замечает, что советское общество, видевшее мало автомобилей, прекрасно знало их марки и разбиралось в устройстве механизмов 22 Вентцель А. Д. И. Ильф, Е. Петров «Двенадцать стульев», «Золотой телёнок». Книга "Золотой теленок" И. Ильф, Е. Петров Москва 1991 год Советская Россия Тираж 200 000. продолжение романа Двенадцать стульев. Роман, проза Ильф Илья Золотой теленок. Золотой теленок Первый роман Ильи Ильфа и Евгения Петрова `Двенадцать стульев` вышел в свет в 1927 году. Петров Евгений Петрович; Ильф Илья Арнольдович; Илья Ильф, Евгений Петров.
Аудиокниги слушать онлайн
Состояние: новое. В сборник входят русские советские повести трудной издательской, критической, читательской судьбы. Это произведения давно не переиздававшиеся, опубликованные в последнее время, вызывающие острый общественный резонанс, обнаруживающие сейчас новый художественный потенциал. Это тексты, ещё ждущие своего читателя, прежде всего молодого. Авторы: И.
Вольнов «Встреча», С. Сергей-Ценский «Жестокость», А. Тарасов-Радионов «Шоколад», Б.
Но Булгаков был киевлянином, и в Одессе, насколько известно, не был ни разу в жизни. Лишь однажды его фельетон, переданный с оказией через друзей, оказался опубликован в одной из одесских газет; на этом связь Михаила Афанасьевича с великим приморским городом исчерпывается. Он просто не смог бы ни написать роман, до такой степени «одесский», как «Золотой теленок», ни создать образ Остапа Бендера, до такой степени органичный именно для одесской атмосферы. Следующий аргумент отчасти подсказан вышеупомянутой статьей Р. Сенчина, который отмечал: «Оба романа — огромные, напичканные фактическим и энциклопедическим материалом. Их невозможно записывать из головы в тетрадку, для работы требуется настоящая лаборатория. В записных книжках Ильфа мы следы этой лаборатории замечаем, у Булгакова же — практически никаких намёков на нечто близкое к работе над романами».
Уточню: оба романа переполнены фактами и приметами грандиозной эпохи бурно вскипающей индустриализации в патриархальной России, это мощный гимн социалистическому строительству, новому миру. Звучащий на колоссальном пространстве от Черного моря до Туркестана. Кем бы ни были авторы предполагаю, всё же, что это Ильф и Петров , они выступают как хорошо информированные журналисты — хроникеры и апологеты Страны Советов. Но Булгаков не был ни тем, ни другим. Допустим, тайная полиция, она же главное идеологическое ведомство в СССР, могла быть заинтересована в том, чтобы талантливейший из советских писателей воспел расцветающий социализм и заклеймил всю галерею противников советской власти от недобитых дворян и нэпманов до интеллигентовидных «попутчиков» и подпольных капиталистов. Но я не нахожу убедительной мотивацию подобной сделки со стороны писателя. В тот момент 1926-1927 гг. Булгаков не особо нуждался, хорошо зарабатывая как драматург, чьи пьесы были в репертуаре множества театров. Уже приводилась кем-то из участников дискуссии цифра его гонораров за 1927 год: аж 28. А вот квартиру в оные годы он не смог бы купить ни за какие деньги, поскольку её можно было лишь получить по распоряжению начальства или по квоте организации, например писательской.
Возвращение изъятого при обыске архива дневник, пьеса «Собачье сердце» и др. Ради этого выворачиваться наизнанку Булгаков вряд ли стал бы, не тот человек. Страха ради иудейска? Против страха Булгаков применял проверенное средство: сам шел в атаку на противника, сиречь писал письма Сталину и другим руководителям Страны Советов. Словом, особых причин для заключения союза с чертом я не вижу. И кроме того, были ли романы об Остапе Бендере настолько безоговорочно лояльны по отношению к Советской власти, как того могло бы требовать ОГПУ? Это вопрос небесспорный. Как известно, в 1949 году оба романа были запрещены постановлением секретариата Союза советских писателей как «клевета на советское общество», и этот запрет продержался до 1956 года. В чем же тогда смысл якобы состоявшейся тайной договоренности? Наконец, главное.
Булгаков был сыном профессора Киевской духовной академии. Его мир, в котором он возрос, его среда, воздухом которой он дышал, это было русское дворянство, русское священство, русская интеллигенция. Эту среду он знал и любил, чтил и защищал, ей всю жизнь поклонялся и служил. Довольно злую карикатуру или даже шарж на сословия, вполне официально занесенные советской властью в категорию так называемых «бывших людей»: русских дворян Ипполит Матвеевич Воробьянинов и члены «Союза меча и орала» , русское духовенство отец Федор» , русскую интеллигенцию Васисуалий Лоханкин, «пикейные жилеты» и мн. Таков был, что называется, «социальный заказ» со стороны той банды русофобов, которую Ленин привел с собою в Кремль Свердлов, Троцкий, Зиновьев, Каменев, Дзержинский, Луначарский и мн. Выполнить подобный заказ не составляло особого труда и не требовало моральной перестройки от писателей-одесситов Ильи Ильфа и Евгений Петрова, они восприняли его органично и успешно справились с негласным заданием времени. Но для Булгакова принять этот заказ означало сжечь все, чему он поклонялся, предать свои идеалы, свою почву, питательную среду и самого себя. Уверен, что он не пошел бы на это ни ради денег, ни из-за страха. И попытка приписать ему эту модель поведения — есть попытка отказать писателю в чести и достоинстве, в нравственном самосознании. Опустить его в общественном мнении.
В связи со сказанным версия о том, что настоящим автором романов «12 стульев» и «Золотой теленок» были не Ильф и Петров, а Михаил Булгаков, представляется мне не просто версией, а ди версией, направленной против высокого смысла русской классической литературы вообще. Не секрет, что в наше время развелось немало охотников «игры на понижение» от Владимира Сорокина и Владимира Козаровецкого до Анатолия Чубайса, которым хотелось бы развенчать русскую классику, свести её с пьедестала.
Попробуем их перечислить. Плутовская литература — в том числе такой высокий её образец, как «Мёртвые души» Гоголя. Подобно Чичикову, Александр Иванович Корейко умеет приспособиться к любым обстоятельствам, мимикрирует под них, сливается с фоном. О нём нельзя сказать ничего определённого — при этом, что замечательно, у него есть та же особенность, что у Чичикова: «Он мгновенно умножал и делил в уме большие трёхзначные и четырёхзначные числа» 9 Щеглов Ю.
Романы Ильфа и Петрова. Спутник читателя. Сам образ Бендера связан с «благородным жуликом» из рассказов О. Генри — Энди Такером. Советская сатира и бытовой роман 1920-х: коллеги по «Гудку» Газета железнодорожников, издающаяся в Москве с 1917 года. К началу 1970-х годов тираж издания составлял 700 тысяч экземпляров.
Сейчас газета принадлежит «РЖД». Огнёв Михаил Григорьевич Розанов 1888—1938; псевдоним — Н. Огнёв — детский писатель. Работал педагогом в Обществе попечения об учащихся детях Бутырского района Москвы, после революции основал первый в Москве детский театр, работал в детских колониях. В 20-х годах входил в группу конструктивистов, затем — в литературную группу «Перевал». Писал рассказы, наиболее известное его произведение — повесть «Дневник Кости Рябцева» 1927.
С 1937 года преподавал в Литинституте. Автор повести о дворянской жизни «Детство», незаконченной эпопеи «Русь». Во второй половине 1920-х и начале 1930-х годов Романов написал несколько резонансных, политически острых рассказов «Без черёмухи», «Суд над пионером», «Право на жизнь, или Проблема беспартийности» , а также сатирических романов «Новая скрижаль», «Товарищ Кисляков», «Собственность». Подвергался травле со стороны власти. Умер от лейкемии. Одновременно — скорее как антивлияние — журналистская и литературная рутина, которая в романе злостно пародируется: от знаменитого отступления про писателя-середнячка, сочиняющего деревенскую сагу про старика Ромуальдыча, до замечания Остапа про «многочисленные литературные и музыкальные бригады», которые собирают «материалы для агропоэм и огородных кантат».
Бендер презирает таких авторов не как плохих писателей, а как конкурентов: вспомним, что он сам не прочь заработать, продав киностудии сляпанный за ночь сценарий «Шея» или журналисту Ухудшанскому — «торжественный комплект» универсальных фраз, годящихся в любую передовицу. Однако отношение бывалых фельетонистов Ильфа и Петрова к подобным практикам — однозначно ехидное. Главным редактором был Аркадий Аверченко. В 1913 году из-за конфликта с владельцем Аверченко вместе со всей редакцией покинули журнал и начали издавать «Новый Сатирикон». В 1918 году журнал был закрыт, а большинство его авторов оказалось в эмиграции. В 30-х и 50-х годах было несколько попыток возродить журнал за границей.
Рядом находится и влияние еврейской юмористики — в первую очередь Шолом-Алейхема. Детективная классика: помимо подмечаемых комментаторами перекличек в деталях, вся погоня Бендера за Корейко, со множеством промежуточных звеньев — более мелких негодяев, напоминает охоту Шерлока Холмса за профессором Мориарти. Русская классика in general: «Золотой телёнок» пересыпан пародийными фрагментами, цитатами, аллюзиями — от А. Толстого до Л. Толстого; в одном из самых грустных мест романа это влияние иронически обыграно: «Какой удар со стороны классика! И, пожалуй, главное влияние на «Телёнка» — бурлящий советский язык, штампы газетных передовиц и профсоюзных собраний, противодействие бойких лозунгов и бюрократической волокиты.
И то и другое сохраняется в современном русском языке — и поэтому до сих пор многое в тексте Ильфа и Петрова кажется нам знакомым. У читателей «Телёнок», как и «12 стульев», шёл на ура. Правоверная же партийная критика не выказывала особого восторга. Анатолий Луначарский, в целом высоко оценивший роман, переживал, что главный герой получился слишком симпатичным: Этот необыкновенно ловкий и смелый, находчивый, по-своему великодушный, обливающий насмешками, парадоксами всё вокруг себя плут Бендер кажется единственным подлинным человеком среди этих микроскопических гадов. Потому, что Ильф и Петров перенесли его в атмосферу советского «подола», в атмосферу обывательского советского дна. Там он фигурирует как величина, а если он соприкоснётся с настоящей жизнью, настоящая жизнь должна будет его раздавить, как личность, тем более вредную, чем он способнее и чем более он «свободен от принципов».
При этих условиях Остап Бендер, который всё разлагает своей философией беспринципности, своим организмом очень умного комбинатора, начинает нас тревожить, как бы не вообразил кто-нибудь, что это — герой нашего времени, как бы Остап Бендер не оказался образчиком для юнцов, не перепрыгнувших ещё своего болота. Зорич — писатель, драматург. Выпускал сборники рассказов «О зонтиках, о рапирах и прочем», «О цветной капусте» и очерковые книги «В стране гор», «Машина идет в Севастополь», «Советская Канада». В 1937 году был арестован по обвинению в участии в контрреволюционной террористической организации и расстрелян.
И когда все было готово, когда родная планета приняла сравнительно благоустроенный вид, появились автомобилисты. Надо заметить, что автомобиль тоже был изобретен пешеходами. Но автомобилисты об этом как-то сразу забыли. Кротких и умных пешеходов стали давить. Улицы, созданные пешеходами, перешли во власть автомобилистов. Мостовые стали вдвое шире, тротуары сузились до размера табачной бандероли. И пешеходы стали испуганно жаться к стенам домов. Для них ввели некое транспортное гетто. Им разрешают переходить улицы только на перекрестках, то есть именно в тех местах, где движение сильнее всего и где волосок, на котором обычно висит жизнь пешехода, легче всего оборвать. В нашей обширной стране обыкновенный автомобиль, предназначенный, по мысли пешеходов, для мирной перевозки людей и грузов, принял грозные очертания братоубийственного снаряда. Он выводит из строя целые шеренги членов профсоюзов и их семей.
Золотой Теленок (полная версия): краткое содержание, описание и аннотация
- У нас вышло новое, полное (без изъятий и купюр!
- Пять причин прочитать полную версию романа «Золотой теленок» | Издательство АСТ
- Золотой Теленок
- Золотой телёнок · Краткое содержание романа Ильфа и Петрова
- Золотой телёнок — Википедия
Книга "Золотой теленок" - И. Ильф, Е. Петров
И в этом ужас моего положения. Иной набросился бы, конечно, на какое-нибудь беззащитное госучреждение, но это не в моих правилах. Вам известно мое уважение к Уголовному кодексу. Нет расчета грабить коллектив. Дайте мне индивида побогаче. Но его нет, этого индивидуума». Цитата из романа Ильфа и Петрова «Золотой теленок» «Настоящая жизнь пролетела мимо, радостно трубя и сверкая лаковыми крыльями», — с традиционной иронией заметили авторы. Перечитываем величайших острословов Ильфа и Петрова! Ольга Бежина.
Кроме того, первенец лейтенанта вспомнил о нарушении сухаревской конвенции, что обошлось Паниковскому в несколько лишних тумаков. Теперь таких манишек нет в продаже! В заключение Балаганов отобрал у противника ветхий кошелечек с тридцатью восемью рублями. В город возвращались без радости. Впереди шел рассерженный Шура, а за ним, припадая на одну ножку и громко плача, тащился Паниковский. Отдайте мне мои деньги.
Сидя за круглым столом, она обводила взором свое хозяйство. В комнате Птибурдуковых стояло много мебели, так что свободного места почти не было. Но и той площади, которая оставалась, было достаточно для счастья. Лампа посылала свет за окно, где, как дамская брошь, дрожала маленькая зеленая ветка. На столе лежали печенье, конфеты и маринованный судак в круглой железной коробочке. Штепсельный чайник собрал на своей кривой поверхности весь уют птибурдуковского гнезда. В нем отражались и кровать, и белые занавески, и ночная тумбочка.
Отражался и сам Птибурдуков, сидевший напротив жены в синей пижаме со шнурками. Он тоже был счастлив. Пропуская сквозь усы папиросный дым, он выпиливал лобзиком из фанеры игрушечный дачный нужник. Работа была кропотливая. Необходимо было выпилить стенки, наложить косую крышку, устроить внутреннее оборудование, застеклить окошечко и приделать к дверям микроскопический крючок. Птибурдуков работал со страстью; он считал выпиливание по дереву лучшим отдыхом. Окончив работу, инженер радостно засмеялся, похлопал жену по толстой теплой спине и придвинул к себе коробочку с судаком.
Но в эту минуту послышался сильный стук в дверь, мигнула лампа, и чайник сдвинулся с проволочной подставки. На лестнице стоял Васисуалий Лоханкин - Он по самую бороду был завернут в белое марсельское одеяло, из-под которого виднелись волосатые ноги. К груди он прижимал книгу "Мужчина и женщина", толстую и раззолоченную, как икона. Глаза Васисуалия блуждали. На площадку выбежала Варвара, - Сашук! Посмотри, он голый! Да войди же, войдите.
Лоханкин переступил порог босыми ногами и, бормоча: "Несчастье, несчастье", начал метаться по комнате. Концом одеяла он сразу смахнул на пол тонкую столярную работу Птибурдукова. Инженер отошел в угол, чувствуя, что ничего хорошего уже не предвидится. Его желтая барабанная пятка выбивала по чистому восковому полу тревожную дробь. Уходи отсюда! Иди, иди домой! Пожар, пожар погнал меня сюда.
Спасти успел я только одеяло и книгу спас любимую притом. Но раз вы так со мной жестокосердны, уйду я прочь и прокляну притом. Васисуалий, горестно шатаясь, пошел к выходу. Но Варвара с мужем удержали его. Они просили прощенья, говорили, что не разобрали сразу, в чем дело, и вообще захлопотали. На свет были извлечены новый пиджачный костюм Птибурдукова, белье и ботинки. Пока Лоханкин одевался, супруги совещались в коридоре.
Когда супруги вернулись в комнату, погорелец сидел за столом и прямо из железной коробочки ел маринованную рыбу. Кроме того, с полочки были сброшены два тома "Сопротивления материалов", и их место заняла раззолоченная "Мужчина и женщина". Но он не преобразился. Когда обо всем было переговорено, Птибурдуковы стали устраиваться на ночь. Васисуалию постлали матрасик на том самом остатке площади, которого еще час назад было достаточно для счастья. Окно закрыли, потушили свет, и в комнату вошла ночь. Минут двадцать все лежали молча, время от времени ворочаясь и тяжело вздыхая.
Потом с полу донесся тягучий шепот Лоханкина: - Варвара! Слушай, Варвара? Не дождавшись ответа на этот принципиальный вопрос, Васисуалий заныл: - Ты самка, Варвара! Ты волчица! Волчица ты, тебя я презираю... Инженер недвижимо лежал в постели, задыхаясь от злости и сжимая кулаки. В длинной цепи приключений, которые предшествовали пожару в квартире номер три, начальным звеном была ничья бабушка.
Она, как известно, жгла на своей антресоли керосин, так как не доверяла электричеству. После порки Васисуалия Андреевича в квартире давно уже не происходило никаких интересных событий, и беспокойный ум камергера Митрича томился от вынужденного безделья. Поразмыслив хорошенько о бабушкиных привычках, он встревожился. А у меня одна рояль, может быть, две тысячи стоит. Придя к такому заключению, Митрич застраховал от огня все свое движимое имущество. Теперь он мог быть спокоен и равнодушно глядел, как бабушка тащила к себе наверх большую мутную бутыль с керосином, держа ее на руках, как ребенка. Первым об осторожном поступке Митрича узнал гражданин Гигиенишвили и сейчас же истолковал его по-своему.
Он подступил к Митричу в коридоре и, схватив его за грудь, угрожающе сказал: - Поджечь всю квартиру хочешь? Страховку получить хочешь? Ты думаешь, Гигиенишвили дурак? Гигиенишвили все понимает. И страстный квартирант в тот же день сам застраховался на большую сумму. При этом известии ужас охватил всю "Воронью слободку". Люция Францевна Пферд прибежала на кухню с вытаращенными глазами.
Вы как хотите, граждане, а я сейчас же иду страховаться. Гореть все равно будем, хоть страховку получу. Я из-за них по миру идти не желаю. На другой день застраховалась вся квартира, за исключением Лоханкина и ничьей бабушки. Лоханкин читал "Родину" и ничего не замечал, а бабушка не верила в страховку, как не верила в электричество. Никита Пряхин принес домой страховой полис с сиреневой каемкой и долго рассматривал на свет водяные знаки. Ну, спасибо!
Теперь, значит, как пожелаем, так и сделаем. И, спрятав полис под рубаху, Пряхин удалился в свою комнату. Его слова вселили такой страх, что в эту ночь в "Вороньей слободке" никто не спал. Дуня связывала вещи в узлы, а остальные коечники разбрелись кочевать по знакомим. Днем все следили друг за другом и по частям выносили имущество из дома. Все было ясно. Дом был обречен.
Он не мог не сгореть. И действительно, в двенадцать часов ночи он запылал, подожженный сразу с шести концов. Последним из дома, который уже наполнился самоварным дымом с прожилками огня, выскочил Лоханкин, прикрываясь белым одеялом. Он изо всех сил кричал: "Пожар! Все жильцы "Вороньей слободки" были в сборе. Пьяный Пряхин сидел на своем сундуке с коваными углами. Он бессмысленно глядел на мерцающие окна, приговаривая: "Как пожелаем, так и сделаем".
Гигиенишвили брезгливо нюхал свои руки, которые отдавали керосином, и каждый раз после этого вытирал их о штаны. Огненная пружина вырвалась из форточки и, роняя искры, развернулась под деревянным карнизом. Лопнуло и со звоном вывалилось первое стекло. Ничья бабушка страшно завыла. А при советской сгорел. Такой печальный факт, граждане. Женская часть "Вороньей слободки" сплотилась в одну кучу и не сводила глаз с огня.
Орудийное пламя вырывалось уже из всех окон. Иногда огонь исчезал, и тогда потемневший дом, казалось, отскакивал назад, как пушечное тело после выстрела. И снова красно-желтое облако выносилось наружу, парадно освещая Лимонный переулок. Стало горячо. Возле дома уже невозможно было стоять, и общество перекочевало на противоположный тротуар. Один лишь Никита Пряхин дремал на сундучке посреди мостовой. Вдруг он вскочил, босой и страшный.
Он боком побежал прочь от огня, врезался в толпу и, выкликая непонятные слова, стал показывать рукой на горящий дом. В толпе возник переполох. Никиту окружили. Он отпихивался руками и рвался к дому. По его лицу катились огненные слезы. Он ударил по голове Гигиенишвили, который преграждал ему дорогу, и бросился во двор. Через минуту он выбежал оттуда, неся лестницу.
Душа горит. Он лягался ногами и лез вверх, к дымящемуся окну второго этажа. Что ж, пропадать ей, православные граждане? С неожиданным проворством Пряхин ухватился за оконный слив и мигом исчез, втянутый внутрь воздушным насосом. Последние слова его были: "Как пожелаем, так и сделаем". В переулке наступила тишина, прерванная колоколом и трубными сигналами пожарного обоза. Во двор вбежали топорники в негнущихся брезентовых костюмах с широкими синими поясами.
Через минуту после того как Никита Пряхин совершил единственный за всю жизнь героический поступок, от дома отделилось и грохнуло оземь горящее бревно. Крыша, треща, разошлась и упала внутрь дома. К небу поднялся сияющий столб, словно бы из дома выпустили ядро на луну. Так погибла квартира номер три, известная больше под названием "Вороньей слободки". Внезапно в переулке послышался звон копыт. В блеске пожара промчался на извозчике инженер Талмудовский. На коленях у него лежал заклеенный ярлыками чемодан.
Подскакивая на сиденье, инженер наклонялся к извозчику и кричал: - Ноги моей здесь не будет при таком окладе жалованья! Пошел скорей! И тотчас же его жирная, освещенная огнями и пожарными факелами спина скрылась за поворотом. Глава XXII Командовать парадом буду я - Я умираю от скуки, - сказал Остап, - мы с вами беседуем только два часа, а вы уже надоели мне так, будто я знал вас всю жизнь. С таким строптивым характером хорошо быть миллионером в Америке. У нас миллионер должен быть более покладистым. Я вас не пощажу, если вы будете меня обижать.
Янычары не знают жалости ни к женщинам, ни к детям, ни к подпольным советским миллионерам. Могут уволить без выходного пособия. Все-таки двухнедельный оклад - двадцать три рубля! При вашей экономии можно прожить полгода. Оставьте меня в покое. Вам, конечно, небезопасно показать свои миллионы. Однако вы чересчур стараетесь.
Вы подумали над тем, что с вами произойдет, если вы, наконец, сможете тратить деньги? Воздержание - вещь опасная! Знакомая мне учительница французского языка Эрнестина Иосифовна Пуанкаре никогда в жизни не пила вина. И что же! На одной вечеринке ее угостили рюмкой коньяку. Это ей так понравилось, что она выпила целую бутылку и тут же, за ужином, сошла с ума. И на свете стало меньше одной учительницей французского языка.
То же может произойти и с вами. Он добился любви. И я добиваюсь любви. Я хочу, чтобы вы, гражданин Корейко, меня полюбили и в знак своего расположения выдали мне один миллион рублей. С этими словами Остап поднялся с места. Теперь собеседники стояли друг против друга. У Корейко было штурмовое лицо, в глазах мелькали белые барашки.
Великий комбинатор сердечно улыбался, показывая белые кукурузные зубы. Враги подошли близко к настольной лампочке, и на стену легли их исполинские тени. Ну, и убирайтесь! Я на вас буду жаловаться. Так надо, как любил выражаться мой друг Васисуалий Лоханкин, именно в этом сермяжная правда. Вот она! Великий комбинатор положил на стол папку и, медленно развязывая ее ботиночные тесемки, продолжал: - Только давайте условимся.
Никаких эксцессов! Вы не должны меня душить, не должны выбрасываться из окна и, самое главное, не умирайте от удара. Если вы вздумаете тут же скоропостижно скончаться, то поставите меня этим в глупое положение. Погибнет плод длительного добросовестного труда. В общем, давайте потолкуем. Уже не секрет, что вы меня не любите. Поэтому я не стану вздыхать напрасно, не стану хватать вас за талию.
Считайте серенаду законченной. Утихли балалайки, гусли и позолоченные арфы. Я "пришел к вам как юридическое лицо к юридическому лицу. Вот пачка весом в три-четыре кило. Она продается и стоят миллион рублей, тот самый миллион, который вы из жадности не хотите мне подарить. Корейко склонился над столом и прочел на папке: "Дело Александра Ивановича Корейко. Начато 25 июня 1930 г.
Окончено 10 августа 1930 г. То вы приходили ко мне с какими-то деньгами, теперь дело выдумали. Просто смешно. За кило замечательнейших сведений из области подземной коммерции беру всего по триста тысяч. Первая ваша жизнь всем известна. От десяти до четырех вы за советскую власть. Но вот о вашей второй жизни, от четырех до десяти, знаю я один.
Вы учли ситуацию? Корейко не ответил. Тень лежала в ефрейторских складках его лица. Вы соображаете очень туго, совсем как парнокопытное млекопитающее. Это я говорю вам как специалист по рогам и копытам. Итак, еще раз. У вас, по моим сведениям, миллионов семь-восемь.
Папка продается за миллион. Если вы ее не купите, я сейчас же отнесу ее в другое место. Там мне за нее ничего не дадут, ни копейки. Но вы погибнете. Это я говорю вам как юридическое лицо юридическому лицу. Я останусь таким же бедным поэтом и многоженцем, каким был, но до самой смерти меня будет тешить мысль, что я избавил общественность от великого сквалыжника. В свое время вы были извещены об этом по телеграфу.
Так вот, парад наступил, и я, как вы можете заметить, им командую. Александр Иванович взглянул на первую страницу дела и, увидев наклеенную на ней собственную фотографию, неприятно улыбнулся и сказал: - Что-то не пойму, чего вы от меня хотите? Посмотреть разве из любопытства. Господа присяжные заседатели, Александр Иванович Корейко родился... Впрочем, счастливое детство можно опустить. В то голубенькое время Саша еще не занимался коммерческим грабежом. Дальше идет розоватое отрочество.
Пропустим еще страницу. А вот и юность, начало жизни. Здесь уже можно остановиться. Из любопытства. Страница шестая дела... Остап перевернул страницу шестую и огласил содержание страниц седьмой, восьмой и далее, по двенадцатую включительно. Все эти факты, господа присяжные заседатели, интересуют нас с точки зрения чистого любопытства.
Остап говорил в скверной манере дореволюционного присяжного поверенного, который, ухватившись за какое-нибудь словечко, уже не выпускает его из зубов и тащит за собой в течение всех десяти дней большого процесса. Лицо Александра Ивановича сохраняло нейтральность, но его руки бесцельно шарили по столу, как у слепого. Конечно, из любопытства. Какой доход могут принести человеку две обыкновенные бочки, наполненные водопроводной водой? Двадцать рублей? Три рубля? Восемь копеек?
Нет, господа присяжные заседатели! Александру Ивановичу они принесли четыреста тысяч золотых рублей ноль ноль копеек. Правда, бочки эти носили выразительное название: "Промысловая артель химических продуктов "Реванш". Однако пойдем дальше. Страницы сорок вторая - пятьдесят третья. Место действия - маленькая доверчивая республика. Синее небо, верблюды, оазисы и пижоны в золотых тюбетейках.
Мой подзащитный помогает строить электростанцию. Подчеркиваю - помогает. Посмотрите на его лицо, господа присяжные заседатели!.. Увлекшийся Остап повернулся к Александру Ивановичу и указал на него пальцем. Но эффектно описать рукой плавную дугу, как это делывали присяжные поверенные, ему не удалось. Подзащитный неожиданно захватил его руку на лету и молча стал ее выкручивать. В то же время г.
С полминуты противники ломали друг друга, дрожа от напряжения. На Остапе расстегнулась рубашка, и в просвете мелькнула татуировка. Наполеон по-прежнему держал пивную кружку, но был так красен, словно бы успел основательно нализаться. Он сел на пол, кривясь от боли, причиненной ему потомком янычаров. Подзащитный пытался меня убить. Конечно, из детского любопытства. Он просто хотел узнать, что находится у меня внутри.
Спешу это любопытство удовлетворить. Там внутри - благородное и очень здоровое сердце, отличные легкие и печень без признака камней. Прошу занести этот факт в протокол. А теперь - продолжим наши игры, как говорил редактор юмористического журнала, открывая очередное заседание и строго глядя на своих сотрудников. Игры чрезвычайно не понравились Александру Ивановичу. Командировка, из которой Остап вернулся, дыша вином и барашком, оставила в деле обширные следы. Тут была копия заочного приговора, снятые на кальку планы благотворительного комбината, выписки из "Счета прибылей и убытков", а также фотографии электрического ущелья и кинокоролей.
Просто из любопытства отметим спекуляции валютой, мехами, камушками и прочими компактными предметами первой необходимости. И, наконец, остановимся на серии самовзрывающихся акционерных обществ под цветистыми нахально-кооперативными названиями: "Интенсивник", "Трудовой кедр", "Пилопомощь" и "Южный лесорубник". И всем этим вертел не господин Фунт, узник частного капитала, а мой друг подзащитный. При этом великий комбинатор снова указал рукой на Корейко и описал ею давно задуманную эффектную дугу. Затем Остап в напыщенных выражениях попросил у воображаемого суда разрешения задать подсудимому несколько вопросов и, подождав из приличия одну минуту, начал: - Не имел ли подсудимый каких-либо внеслужебных дел с геркулесовцем Берлагой? Не имел. А с геркулесовцем Скумбриевичем?
Фрэнсис Бэкон Без чтения нет настоящего образования, нет и не может быть ни вкуса, ни слова, ни многосторонней шири понимания; Гёте и Шекспир равняются целому университету. Чтением человек переживает века. Александр Герцен.
Мы отдавали друг другу весь свой жизненный опыт, свой литературный вкус, весь запас мыслей и наблюдений. Но отдавали с борьбой. В этой борьбе жизненный опыт подвергался сомнению. Литературный вкус иногда осмеивался...
Ильф Илья, Петров Евгений - Золотой теленок
Первая часть книги Ильфа и Петрова «Золотой теленок» называется «Экипаж «Антилопы». Работая над «Золотым теленком», Ильф и Петров составляли обширные списки «аттракционов» и «отыгрышей». Девять загадок книги Ильфа и Петрова «Золотой теленок»: что сегодняшние читатели могут понять с трудом. Виталий Бабенко, составитель Роман «Золотой теленок» публикуется в том виде, в котором его создали соавторы Илья Ильф и Евгений Петров. Закажите прямо сейчас антикварную книгу Золотой теленок Ильф И. А., Петров Е. П. 1934 в книжном интернет-магазине «Москва» по цене от 70 000 рублей. – в «12 стульев» и «Золотом теленке» есть множество заимствований из Булгакова; – мелодика фраз Булгакова совпадает с книгами Ильфа и Петрова.
Золотой Теленок
сатирический роман советских писателей Ильфа и Петрова, опубликованный в 1931 году. Ильф И.А., Петров Е.П. Двенадцать стульев; Золотой теленок. ‘Золотой телёнок’ Петров и Ильф Меня терзают смутные сомнения, что фильм намного интереснее и эффектнее Книги. полная версия: Вы читали «Золотой теленок» Ильфа и Петрова? Золотой теленок Первый роман Ильи Ильфа и Евгения Петрова `Двенадцать стульев` вышел в свет в 1927 году. Обложка сбоку Золотой теленок Илья Ильф, Евгений Петров.
Произведение Золотой теленок полностью
- Кто написал «12 стульев»? Дмитрий Галковский считает, что Михаил Булгаков, и вот почему
- Книга "Золотой теленок" - И. Ильф, Е. Петров
- Ильф и Петров «Золотой телёнок» | Книги вики | Fandom
- Пять причин прочитать полную версию романа «Золотой теленок»