Илья Ильф, Евгений Петров Золотой теленок. Закажите прямо сейчас антикварную книгу Золотой теленок Ильф И. А., Петров Е. П. 1934 в книжном интернет-магазине «Москва» по цене от 70 000 рублей. это не только история поисков сатирических образов, приемов и средств сатирической оценки людей и событий, это история выработки собственной оригинальной манеры, создания собственного неповторимого писательского почерка.
Золотой Теленок
Предлагаем вам впервые прочитать или заново перечитать замечательный роман Ильи Ильфа и Евгения Петрова «Золотой теленок»! Дмитрий Галковский считает, что романы «12 стульев» и «Золотой теленок» были написаны Михаилом Булгаковым, а не Ильфом и Петровым, и приводит в пользу этой теории ряд аргументов. Девять загадок книги Ильфа и Петрова «Золотой теленок»: что сегодняшние читатели могут понять с трудом. Илья Ильф и Евгений Петров «Золотой телёнок» — цитаты из книги. «Золотой телёнок» — роман Ильи Ильфа и Евгения Петрова, завершённый в 1931 году. Читать роман «Золотой телёнок» Ильфа и Петрова онлайн.
"Золотой телёнок" Илья Ильф, Евгений Петров
У Катаева был звериный нюх недаром в «Гудке» он подписывал свои фельетоны псевдонимом «Старик Саббакин». Единственное, что потребовал несостоявшийся «Дюма-отец» от несостоявшихся «негров» посвятить будущий роман ему и с гонорара подарить золотой портсигар. На что авторы с радостью согласились и с утроенной энергией принялись за работу. В январе 1928 года роман «Двенадцать стульев» был написан, принят журналом «30 дней» и опубликован.
Затем вышел в издательстве «Земля и фабрика», переиздавался миллионными тиражами в других советских издательствах и не раз экранизировался как в Советском Союзе, так и за рубежом. Роман вошел в золотой фонд не только русской литературы — мировой, был переведен на множество языков и пользовался успехом в Европе и Соединенных Штатах. Та же участь в положительном смысле слова постигла и роман «Золотой теленок» с тем же главным героем Остапом Бендером, который был опубликован в 1931 году в том же журнале «30 дней».
Роман пользовался у читателей не меньшим успехом, чем первый. Номера из киосков исчезали в мгновение ока, но с отдельным книжным изданием возникли сложности — цензура сочла сатиру поверхностной! Успей прочитать, пока не запретили!
Семен Никифоров. За чтением. Николаевский художественный музей им.
Верещагина, Украина Затем были и другие повести, рассказы, фельетоны и киносценарии. Не менее талантливые, чем романы. Но литература, как, впрочем, и жизнь — штука жестокая, и читателем Ильф и Петров будут восприниматься прежде всего как авторы первых двух произведений.
Илья Ильф уйдет из жизни вскоре после путешествия по «одноэтажной Америке». О последнем своем апреле в записной книжке напишет: «Люблю красноносую весну». Весна кончилась 13 апреля 1937 года.
С его смертью умер писатель «ИльфПетров». После прощания почерневший от горя — больше, чем друг, в близком кругу сказал: «Я присутствую на собственных похоронах». Он потерял не просто соавтора — он потерял часть себя… Евгений Петров погиб 2 июля 1942 года в авиационной катастрофе, пассажирский «Дуглас» шел на небольшой высоте, летчик не заметил холм… «Клевета на советское общество…» Романы «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок» впервые увидели свет соответственно в 1928 и 1931 годах.
Но то, о чем можно было говорить, писать и печатать в эти годы, и даже в расстрельном 1937-м «Одноэтажная Америка» , нельзя было в послевоенном заидеологизированном под самое не могу 1948-м. Ильф и Петров в конфликте с советской эпохой не были — соавторы двух талантливых сатирических романов высмеивали уродства и нелепицы советской жизни, только и всего. Но за пять лет до смерти вождя и постепенного демонтажа системы Хрущевым, в самом начале «борьбы с безродными космополитами», когда сталинский режим строили социализм — построили ГУЛАГ медленно, но верно изживал себя, превращаясь вместе с «хозяином» режима в «живой труп», разразился очередной идеологический скандал в связи с выходом в свет книги Ильфа и Петрова включавшей оба романа , в составе «Библиотеки избранных произведений советской литературы», посвященной 30-летию советской власти.
Секретариат Союза писателей счел это «грубой политической ошибкой» и принял на этот счет свое постановление.
Вместе с компаньонами он пытается разоблачить подпольного миллионера Александра Корейко, скрывающегося за личностью скромного госслужащего. Роман полон искромётный шуток и сатирической иронии. Многие фразы главного героя превратились в афоризмы.
В большом городе пешеходы ведут мученическую жизнь. Для них ввели некое транспортное гетто. Им разрешают переходить улицы только на перекрестках, то есть именно в тех местах, где движение сильнее всего и где волосок, на котором обычно висит жизнь пешехода, легче всего оборвать. В нашей обширной стране обыкновенный автомобиль, предназначенный, по мысли пешеходов, для мирной перевозки людей и грузов, принял грозные очертания братоубийственного снаряда. Он выводит из строя целые шеренги членов профсоюзов и их семей. Если пешеходу иной раз удается выпорхнуть из-под серебряного носа машины — его штрафует милиция за нарушение правил уличного катехизиса. И вообще авторитет пешеходов сильно пошатнулся. Они, давшие миру таких замечательных людей, как Гораций, Бойль, Мариотт, Лобачевский, Гутенберг и Анатоль Франс, принуждены теперь кривляться самым пошлым образом, чтобы только напомнить о своем существовании. Боже, Боже, которого в сущности нет, до чего ты, которого на самом деле-то и нет, довел пешехода! Вот идет он из Владивостока в Москву по сибирскому тракту, держа в одной руке знамя с надписью: «Перестроим быт текстильщиков» и перекинув через плечо палку, на конце которой болтаются резервные сандалии «Дядя Ваня» и жестяной чайник без крышки. Это советский пешеход-физкультурник, который вышел из Владивостока юношей и на склоне лет у самых ворот Москвы будет задавлен тяжелым автокаром, номер которого так и не успеют заметить. Или другой, европейский могикан пешеходного движения. Он идет пешком вокруг света, катя перед собой бочку.
На этом принципе, прекрасно применимом в алгебре, но буксующем в истории и литературе, построена, например, «Новая хронология» Фоменко и Носовского. Был один великий писатель — и были знакомые с ним два писателя вроде бы помельче, написавшие вдруг два великих произведения. Ну конечно же, на самом деле это написал тот писатель, который покрупнее. Зачем написал? Ну, он уже явно был в опале, его не печатали, а нужны были деньги. Почему об этом молчал в приватном кругу? Ну, наверное, стыдно было признаваться. Но мы-то знаем : смотрите, вход Остапа Бендера в город N. Чем не доказательство? Все это подается очень вдохновенно.
Книга "Золотой теленок" - И. Ильф, Е. Петров
Из Ильфа и Петрова нужнее всего «Одноэтажная Америка». Виталий Бабенко, составитель Роман «Золотой теленок» публикуется в том виде, в котором его создали соавторы Илья Ильф и Евгений Петров. Комментатор Ильфа и Петрова Александр Вентцель замечает, что советское общество, видевшее мало автомобилей, прекрасно знало их марки и разбиралось в устройстве механизмов 22 Вентцель А. Д. И. Ильф, Е. Петров «Двенадцать стульев», «Золотой телёнок». Аннотация: Вы читали «Золотой теленок» Ильфа и Петрова?
И. ИЛЬФ и Е. ПЕТРОВ «ЗОЛОТОЙ ТЕЛЕНОК». Аудиокнига. читает Александр Клюквин
полная версия: Вы читали «Золотой теленок» Ильфа и Петрова? Романы Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок» свидетельствуют о том, что авторы преувеличили место и значение нэпманских элементов и что авторам в тот период их литературной деятельности присущи были буржуазно-интеллигентский скептицизм и нигилизм. Обложка сбоку Золотой теленок Илья Ильф, Евгений Петров. Золотой теленок Первый роман Ильи Ильфа и Евгения Петрова `Двенадцать стульев` вышел в свет в 1927 году. Первые несколько лет положение ведущих журналистов «Правды» и «Литературной газеты» выводило Ильфа с Петровым из сферы партийной критики, роман «Золотой телёнок» исправно издавался почти ежегодно и считался классикой советской сатиры. Золотой Теленок (полная версия), Евгений Петров.
Роман "Золотой теленок": краткое содержание, главные герои, цитаты и отзывы
Он работает сейчас над картинами, которые намеревается отправить текущей зимой на Парижскую выставку». Через два года полотно Барухова «Взятие Зимнего дворца» было отправлено на выставку в Америку. Монархист Хворобьев, который мечтает увидеть во сне государя императора, а вместо этого видит торжественное открытие первой фабрики-кухни, уходит на пенсию после того, как «методологическо-педагогический сектор», где он работает, переходит на непрерывную неделю. И «вместо чистого воскресенья» его днями отдыха становятся «какие-то фиолетовые пятые числа». Вот эти фразы современный читатель совершенно не понимает. А между тем в 1929 году в СССР был проведен великий социальный эксперимент: обычную неделю заменили «пятидневкой». Это должно было обеспечить непрерывную работу всех учреждений, в том числе и в дни, раньше считавшиеся выходными.
Все граждане ходили на службу четыре дня подряд, а пятый объявлялся свободным — причем у каждого работника график был индивидуальным. Дням были присвоены цветовые коды — жёлтый, розовый, красный, фиолетовый, зелёный. И каждый трудящийся знал, день какого цвета является для него нерабочим. В советской печати по этому поводу ликовали: произошла «революция календаря», «буржуазно-поповские» воскресенья и праздники наконец-то ликвидированы! Восторгался писатель Лев Кассиль: «С уничтожением сонного провала, которым был седьмой, воскресный день, страна пребывает в постоянном бодрствовании». Владимир Маяковский написал стихотворение «Голосуем за непрерывку», где издевался над тоскливыми воскресеньями, навсегда ушедшими в прошлое.
Он описывал их так: «Колокола. Ни гудка, ни стука. Бронзовая скука. Патлы маслом прилампадя, сапоги навакся, в храм живот приносит дядя…». После посещения церкви граждане начинают выпивать: «Семья садится радостно вокруг сорокаградусной. Перейдут на мордобой, кончив водку эту.
Дальше всё само собой, как по трафарету. Воскресный город избит и испит, спит под листком красненьким. И это у нас называлось «быт» и называлось — праздником». Потом придумали «шестидневку» она упоминается, например, в фильме «Волга-Волга» , и только в 1940 году вернули все, как было раньше. Советский плакат, 1920-е. Фото: Globallookpress 7.
Хворобьеву снится «председатель общества друзей кремации». И вообще в Черноморске популярны шутки на эту тему: «Ну что, старик, в крематорий пора? В 1920-е годы идея кремации была новой, революционной, и вызывала у населения большой интерес. Первый крематорий был построен в 1927 году и тут же стал достопримечательностью Москвы: гости столицы посещали его наряду с планетарием. Крематорий прекрасно вписывался в новый мир, где все старались сделать рациональным и удобным: еду можно было получить на фабрике-кухне, детей сдавать в ясли, жить в перспективе в «домах-коммунах»… К тому же кремация в эпоху борьбы с религией выглядела удачной советской альтернативой традиционным «церковным» похоронам. Газетчики и писатели всячески ее воспевали: «Бегут трамваи.
Идут экскурсии в музей Донского монастыря. Ревут фабричные трубы… Жить, полной грудью жить! А когда умрем — пусть отвезут нас в крематорий, чтобы, вместо зараженной кладбищами земли, всюду разлилась трепещущая радостью и молодой свежестью жизнь! А кто-то даже выдвинул предложение отмечать каждое сжигание трупа иллюминацией: «Во время ритуала внутри и над крематорием будут производиться световые эффекты, видные на расстоянии нескольких километров». Конечно, у психически здоровых людей все это вызывало желание мрачно пошутить: в журнале «Крокодил», например, предлагали совместить крематории со столовыми, чтобы каждый, отравившийся плохим обедом, сразу доставлялся в печь, «каковая, в свою очередь, дает тепло для нарпитовской кухни». Закончив расследование деятельности Корейко, Остап танцует танго.
Текст песенки не придуман Ильфом и Петровым, а взят из репертуара певицы Изы Кремер. Она сама его написала на мотив популярного в Париже шансона и, начиная с 1914 года, с грандиозным успехом исполняла на эстраде. В 1918 году на сюжет этой песни был снят фильм «Последнее танго» — жгучая мелодрама с Верой Холодной в главной роли. Чем-то этот текст отчетливо напоминает «Птичку на ветвях его души», сочиненную Леонидом Дербеневым для фильма Гайдая «Двенадцать стульев». В далекой знойной Аргентине, Где небо южное так сине, Где женщины, как на картине, Там Джо влюбился в Кло… Лишь зажигался свет вечерний, Она плясала с ним в таверне Для пьяной и разгульной черни Дразнящее танго.
Фразы о человечестве и цивилизации взяты из дополнительных материалов к роману «Золотой теленок», хранящихся в архиве. Удивительное наблюдение и даже отчасти предсказание. Ему вроде как и не место в сатирическом романе а ведь могло бы войти! Но кто сказал, что «Золотой теленок» — чисто сатирический роман? Эта книга гораздо глубже, чем кажется «с поверхности».
Она именно о цивилизации.
Поддерживается четыре метода: поиск с учетом морфологии, без морфологии, поиск префикса, поиск фразы. По-умолчанию, поиск производится с учетом морфологии. В применении к одному слову для него будет найдено до трёх синонимов. В применении к выражению в скобках к каждому слову будет добавлен синоним, если он был найден.
Не сочетается с поиском без морфологии, поиском по префиксу или поиском по фразе.
История похождений и погони Остапа Ибрагимовича и компании за миллионом на блюдечке в голубой каёмочке. Произведение, разошедшееся на цитаты, с известным каждому сюжетом. Если сказать, что мне понравилось, значит, не сказать ничего - читал и плакал, в смысле смеялся до слёз.
Долой клеветнические книги!
Предлагаем вам впервые прочитать или заново перечитать замечательный роман Ильи Ильфа и Евгения Петрова «Золотой теленок»! Ждем вас в «Горьковке». Вера Волкова, главный библиотекарь универсального читального зала 29.
Чем выше уровень, тем более релевантно данное выражение. Допустимые значения - положительное вещественное число. Поиск в интервале Для указания интервала, в котором должно находиться значение какого-то поля, следует указать в скобках граничные значения, разделенные оператором TO. Будет произведена лексикографическая сортировка. Для того, чтобы включить значение в интервал, используйте квадратные скобки.
Петрова: Очерки вербализованной повседневности». Значение этих артефактов невозможно переоценить. Между прочим, как мы знаем, совсем недавно был положен конец длившейся десятилетиями ещё более скандальной полемике вокруг авторства «Тихого Дона» Михаила Шолохова. Ведь всплыл из частного архива, наконец, протограф этого гениального романа — и все сплетни и досужие рассуждения сразу принуждены были прекратиться, и авторство Шолохова оказалось подтверждено отныне навсегда. Казалось бы, подвергая пристальному рассмотрению вопрос об авторстве знаменитых романов о «великом комбинаторе», следовало бы в первую очередь обратиться к названным источникам, чтобы развеять любые сомнения и понять, стоит ли огрод городить. Но ни Амлински, ни Козаровецкий почему-то этого не сделали, и в данной связи принимать всерьёз их гипотезы невозможно. Ильф и Петров были одесситами и принадлежали к той творчески мощной и влиятельной столичной литературной вообще, культурной генерации, которая была так или иначе связана с Одессой. Одесский и — шире — еврейский контекст и колорит бессменно присутствует на страницах обоих романов, особенно в «Золотом теленке», поскольку основное место действия — город Черноморск — однозначно трактуется как Одесса со многими ее достопримечательностями и приметами вплоть до «пикейных жилетов», рассуждающих на бульваре о мировой политике. Да и такие персонажи, как Паниковский, Фунт и другие, думается, были подсмотрены на одесских улицах. Но Булгаков был киевлянином, и в Одессе, насколько известно, не был ни разу в жизни. Лишь однажды его фельетон, переданный с оказией через друзей, оказался опубликован в одной из одесских газет; на этом связь Михаила Афанасьевича с великим приморским городом исчерпывается. Он просто не смог бы ни написать роман, до такой степени «одесский», как «Золотой теленок», ни создать образ Остапа Бендера, до такой степени органичный именно для одесской атмосферы. Следующий аргумент отчасти подсказан вышеупомянутой статьей Р. Сенчина, который отмечал: «Оба романа — огромные, напичканные фактическим и энциклопедическим материалом. Их невозможно записывать из головы в тетрадку, для работы требуется настоящая лаборатория. В записных книжках Ильфа мы следы этой лаборатории замечаем, у Булгакова же — практически никаких намёков на нечто близкое к работе над романами». Уточню: оба романа переполнены фактами и приметами грандиозной эпохи бурно вскипающей индустриализации в патриархальной России, это мощный гимн социалистическому строительству, новому миру. Звучащий на колоссальном пространстве от Черного моря до Туркестана. Кем бы ни были авторы предполагаю, всё же, что это Ильф и Петров , они выступают как хорошо информированные журналисты — хроникеры и апологеты Страны Советов. Но Булгаков не был ни тем, ни другим. Допустим, тайная полиция, она же главное идеологическое ведомство в СССР, могла быть заинтересована в том, чтобы талантливейший из советских писателей воспел расцветающий социализм и заклеймил всю галерею противников советской власти от недобитых дворян и нэпманов до интеллигентовидных «попутчиков» и подпольных капиталистов. Но я не нахожу убедительной мотивацию подобной сделки со стороны писателя. В тот момент 1926-1927 гг. Булгаков не особо нуждался, хорошо зарабатывая как драматург, чьи пьесы были в репертуаре множества театров. Уже приводилась кем-то из участников дискуссии цифра его гонораров за 1927 год: аж 28. А вот квартиру в оные годы он не смог бы купить ни за какие деньги, поскольку её можно было лишь получить по распоряжению начальства или по квоте организации, например писательской. Возвращение изъятого при обыске архива дневник, пьеса «Собачье сердце» и др. Ради этого выворачиваться наизнанку Булгаков вряд ли стал бы, не тот человек. Страха ради иудейска? Против страха Булгаков применял проверенное средство: сам шел в атаку на противника, сиречь писал письма Сталину и другим руководителям Страны Советов. Словом, особых причин для заключения союза с чертом я не вижу. И кроме того, были ли романы об Остапе Бендере настолько безоговорочно лояльны по отношению к Советской власти, как того могло бы требовать ОГПУ? Это вопрос небесспорный. Как известно, в 1949 году оба романа были запрещены постановлением секретариата Союза советских писателей как «клевета на советское общество», и этот запрет продержался до 1956 года. В чем же тогда смысл якобы состоявшейся тайной договоренности? Наконец, главное. Булгаков был сыном профессора Киевской духовной академии. Его мир, в котором он возрос, его среда, воздухом которой он дышал, это было русское дворянство, русское священство, русская интеллигенция. Эту среду он знал и любил, чтил и защищал, ей всю жизнь поклонялся и служил.
Всю ночь снился. И, помнится, рядом с ним еще полицмейстер стоял, в узорных шальварах. Было такое сновиденье. Позвольте, когда же это, ну да, 3 февраля сего года. Государь-император, а рядом с ним, помнится, еще граф Фредерикс стоял, такой, знаете, министр двора? Милости просим ко мне. Простите, вы не социалист? Не партиец? Я беспартийный монархист. Слуга царю, отец солдатам. В общем, взвейтесь, соколы, орлами, полно горе горевать!.. В домике оказалась одна комната с сенями. На бревенчатых стенах висели портреты господ в форменных сюртуках. Судя по петлицам, господа эти служили в свое время по министерству народного просвещения. Постель имела беспорядочный вид и свидетельствовала о том, что хозяин проводил на ней самые беспокойные часы своей жизни. Здесь, думал я, начнется новая жизнь. А ведь что вышло? Вы только поймите!.. Федор Никитич Хворобьев был монархистом и ненавидел советскую власть. Эта власть была ему противна. Он, когда-то попечитель учебного округа, принужден был служить заведующим методологическо-педагогическим сектором местного Пролеткульта. Это вызывало в нем отвращение. До самого конца своей службы он не знал, как расшифровать слово Пролеткульт и от этого презирал его еще больше. Дрожь омерзения вызывали в нем одним своим видом члены месткома, сослуживцы и посетители методологическо-педагогического сектора. Он возненавидел слово сектор. О, этот сектор! Никогда Федор Никитич, ценивший все изящное, а в том числе и геометрию, не предполагал, что это прекрасное математическое понятие, обозначающее часть площади криволинейной фигуры, будет так опошлено. На службе Хворобьева бесило многое: заседания, стенгазеты, займы. Но и дома он не находил успокоения своей гордой душе. Дома тоже были стенгазеты, займы, заседания. Знакомые говорили исключительно о хамских, по мнению Хворобьева, вещах: о жаловании, которое они называли зарплатой, о месячнике помощи детям и о социальной значимости пьесы «Бронепоезд». Никуда нельзя было уйти от советского строя. Когда огорченный Хворобьев одиноко прогуливался по улицам города, то и здесь из толпы гуляющих вылетали постылые фразы: «... Тогда мы постановили вывести его из состава правления... А я так и сказал: на ваше РКК примкамера есть, примкамера …» И, тоскливо поглядывая на плакаты, призывающие граждан выполнить пятилетку в четыре года, Хворобьев с раздражением повторял: — Вывести! Из состава! В четыре года! Хамская власть! Когда методологическо-педагогический сектор перешел на непрерывную неделю и, вместо чистого воскресения, днями отдыха Хворобьева стали какие-то фиолетовые пятые числа, он с отвращением исхлопотал себе пенсию и поселился далеко за городом. Он поступил так для того, чтобы уйти от новой власти, которая завладела его жизнью и лишила покоя. По целым дням просиживал монархист-одиночка над обрывом и, глядя на город, старался думать о приятном: о молебнах по случаю тезоименитства какой-нибудь высочайшей особы, о гимназических экзаменах и о родственниках, служивших по министерству народного просвещения. Но, к удивлению, мысли его сейчас же перескакивали на советское, неприятное. После Пролеткульта вспоминались ему совершенно уже возмутительные эпизоды: демонстрации первомайские и октябрьские, клубные семейные вечера с лекциями и пивом, полугодовая смета методологического сектора. Она подменила даже мои мысли! Но есть такая сфера, куда большевикам не проникнуть. Это сны, ниспосланные человеку богом. Ночь принесет мне успокоение. В своих снах я увижу то, что мне будет приятно увидеть! В первую же после этого ночь бог прислал Федору Никитичу ужасный сон. Снилось ему, что он сидит в учрежденческом коридоре, освещенном керосиновой лампочкой. Сидит и знает, что его с минуты на минуту должны вывести из состава правления. Внезапно открывается железная дверь, и оттуда выбегают служащие с криком: «Хворобьева нужно нагрузить! Федор Никитич проснулся среди ночи. Он помолился богу, указав ему, что, как видно, произошла досадная неувязка, и сон, предназначенный для ответственного, быть может, даже партийного, товарища, попал не по адресу. Ему, Хворобьеву, хотелось бы увидеть для начала царский выход из Успенского собора. Успокоенный, он снова заснул, но вместо лица обожаемого монарха тотчас же увидел лицо председателя месткома товарища Суржикова. И уже каждую ночь Федора Никитича с непостижимой методичностью посещали одни и те же выдержанные советские сны. Представлялись ему: членские взносы, стенгазеты, МОПРЫ, совхоз «Гигант», торжественное открытие первой фабрики-кухни, председатель общества друзей кремации и большие советские перелеты. Монархист ревел во сне. Ему не хотелось видеть друзей кремации. Ему хотелось увидеть крайнего правого депутата Государственной Думы Пуришкевича, патриарха Тихона, ялтинского градоначальника Думбадзе или хотя бы какого-нибудь простенького инспектора народных училищ. Но ничего этого не было. Советский строй ворвался даже в сны монархиста. Раз вы живете в советской стране, то и сны у вас должны быть советские. Я уже на все согласен. Пусть не Пуришкевич! Пусть хоть Милюков. Все-таки человек с высшим образованием и монархист в душе. Так нет же! Все эти советские антихристы! Сон — это пустяки. Главное — это устранить причину сна. Основной причиной является самое существование советской власти. Но в данный момент я устранить ее не могу. У меня просто нет времени. Я, видите ли, турист-спортсмен, сейчас мне надо произвести небольшую починку своего автомобиля, так что разрешите закатить его к вам в сарай. А насчет причины вы не беспокойтесь. Я ее устраню на обратном пути. Дайте только пробег окончить. Одуревший от тяжелых снов монархист охотно разрешил милому и отзывчивому молодому человеку воспользоваться сараем. Он набросил поверх сорочки пальто, надел на босу ногу калоши и вышел вслед за Бендером во двор. Вот увидите!.. Через полчаса Антилопа была спрятана у Хворобьева и оставлена под надзором Козлевича и Паниковского. Бендер в сопровождении Балаганова отправился в город за красками. Молочные братья шли навстречу солнцу, пробираясь к центру города. На карнизах домов прогуливались серые голуби. Спрыснутые водой деревянные тротуары были чисты и прохладны. Человеку с неотягченной совестью приятно в такое утро выйти из дому, помедлить минуту у ворот, вынуть из кармана коробочку спичек, на которой изображен самолет с кукишем вместо пропеллера и надписью «Ответ Керзону», полюбоваться на свежую пачку папирос и закурить, спугнув кадильным дымом пчелу с золотыми позументами на брюшке. Бендер и Балаганов подпали под влияние утра, опрятных улиц и бессребреников-голубей. На время им показалось, что совесть их ничем не отягчена, что все их любят, что они женихи, идущие на свидание с невестами в маркизетовых платьях. Внезапно дорогу братьям преградил человек со складным мольбертом и полированным ящиком для красок в руках. Он имел несколько взбудораженный вид, словно бы только что выскочил из горящего здания, успев спасти от огня лишь мольберт и ящик. Вы его не встретили? Он здесь не проходил? Художник толкнул Бендера в грудь, сказал «пардон» и устремился дальше. Она, дескать, здесь прогуливалась». Не успел Бендер закончить своей тирады, как прямо на него выскочили два человека с черными мольбертами и полированными этюдниками. Это были совершенно различные люди. Один из них, как видно, держался того взгляда, что художник обязательно должен быть волосатым, и по количеству растительности на лице был прямым заместителем Генриха Наваррского в СССР. Усы, кудри и бородка очень оживляли его плоское лицо. Другой был просто лыс, и голова у него была скользкая и гладкая, как стеклянный абажур. Бендер отстранил Балаганова, который раскрыл было зев для произнесения ругательства, и с оскорбительной вежливостью сказал: — Товарища Плотского, урожденного Поцелуева, мы не видели, но если указанный товарищ вас действительно интересует, то поспешите. Его уже ищет какой-то трудящийся, по виду художник-пушкарь. Сцепляясь мольбертами и пихая друг друга, художники побежали дальше. А в это время из-за угла вынесся извозчичий экипаж. В нем сидел толстяк, у которого под складками синей толстовки угадывалось потное брюхо. Общий вид пассажира вызывал в памяти старинную рекламу патентованной мази, начинавшуюся словами: «Вид голого тела, покрытого волосами, производит отталкивающее впечатление ». Разобраться в профессии толстяка было нетрудно. Он придерживал рукою большой стационарный мольберт. В ногах у извозчика лежал полированный ящик, в котором, несомненно, помещались краски. В чем тут дело? Что случилось? Но лошадь, гремя подковами по диким булыжникам, уже унесла четвертого представителя изобразительных искусств. Когда молочные братья остановились перед москательной лавкой, Балаганов шепнул Остапу: — Вам не стыдно? Глупое положение, конечно. Но что ж делать. Не бежать же в исполком и просить там красок на проведение Дня Жаворонка! Они-то дадут, но ведь мы потеряем целый день! Сухие краски в банках, стеклянных цилиндрах, мешках, бочонках и прорванных бумажных пакетах имели заманчивые цирковые цвета и придавали москательной лавке праздничный вид. Командор и бортмеханик придирчиво стали выбирать краски. Э то цвет рухнувшей надежды. Лиловый — нет! Пусть в лиловой машине разъезжает начальник угрозыска. Розовый — пошло, голубой — банально, красный — слишком верноподданно. Придется выкрасить Антилопу в желтый цвет. Будет немножко ярковато, но красиво. Приказчик подвел друзей к двери и показал рукой на вывеску через дорогу. Там была изображена коричневая лошадиная голова, и черными буквами по голубому фону выведено: «Овес и сено». Но при чем же тут наш брат — художник? Не вижу никакой связи. Однако связь оказалась, и очень существенная. Остап ее обнаружил уже в самом начале объяснения приказчика. Город всегда любил живопись, и четыре художника, издавна здесь обитавшие, основали группу «Диалектический станковист». Они писали портреты ответственных работников и сбывали их в местный музей живописи. С течением времени число незарисованных ответработников сильно уменьшилось, что заметно снизило заработки диалектических станковистов. Но это было еще терпимо. Годы страданий начались с тех пор, когда в город приехал новый художник Феофан Копытто. Первая его работа вызвала в городе большой шум. Это был портрет заведующего гостиничным трестом. Феофан Копытто оставил станковистов далеко позади. Заведующий гостиничным трестом был изображен не масляными красками, не акварелью, не углем, не темперой, не пастелью, не гуашью и не свинцовым карандашом. Он был сработан из овса. И когда художник Копытто перевозил на извозчике картину в музей, лошадь беспокойно оглядывалась и ржала. С течением времени Копытто стал употреблять также и другие злаки. Имели громкий успех портреты из проса, пшеницы и мака, смелые наброски кукурузой и ядрицей, пейзажи из риса и натюрморты из пшена. Сейчас он работал над групповым портретом. Большое полотно изображало заседание окрплана. Эту картину Феофан готовил из фасоли и гороха. Но в глубине души он остался верен овсу, который сделал ему карьеру и сбил с позиций диалектических станковистов. Мы тоже дураки, вроде Леонардо да Винчи. Дайте нам желтой эмалевой краски. Расплачиваясь с разговорчивым продавцом, Остап спросил: — Да. Кто такой Плотский-Поцелуев? А то мы, знаете, не здешние, не в курсе дел. Теперь из Москвы в отпуск приехал. До свидания! На улице молочные братья завидели диалектических станковистов. Все четверо, с лицами грустными и томными, как у цыган, стояли на перекрестке. Рядом с ними торчали мольберты, составленные в ружейную пирамиду. К старой манере, говорит, перехожу. Жалуется, лабазник, на кризис жанра. Художники, у которых было много свободного времени, охотно повели Остапа и Балаганова к Феофану Копытто. Феофан работал у себя в садике, на открытом воздухе. Перед ним на табуретке сидел товарищ Плотский—Поцелуев, человек, видимо, робкий. Он, не дыша, смотрел на художника, который, как сеятель на трехчервонной бумажке, захватывал горстями овес из лукошка и бросал его на холст. Копытто хмурился. Ему мешали воробьи. Они дерзко подлетали к картине и выклевывали из нее отдельные детали. Феофан приостановил сев, критически посмотрел на свое произведение и задумчиво ответил: — Что ж. Рублей двести пятьдесят музей за нее даст. Он дорог, овес-то! На сто процентов? Но все это чепуха по сравнению с тем, что я видел в Москве. Там один художник сделал картину из волос. Большую картину со многими фигурами и, заметьте, идеологически выдержанную, хотя художник и пользовался волосами беспартийных, — был такой грех. Но идеологически, повторяю, картина была замечательно выдержана. Называлась она «Дед Пахом и трактор в ночном». Это была такая строптивая картина, что с ней уже и не знали, что делать. Иногда волосы на ней вставали дыбом. А в один прекрасный день она совершенно поседела, и от деда Пахома с его трактором не осталось и следа. Но художник успел отхватить за выдумку тысячи полторы. Так что вы не очень обольщайтесь, товарищ Копытто. Овес вдруг прорастет, ваши картины заколосятся, и вам уже больше никогда не придется снимать урожай. Диалектические станковисты сочувственно захохотали. Но Феофан не смутился. Прощайте и вы, служивые! Бросьте свои масляные краски. Переходите на мозаику из гаек, костылей и винтиков. Портрет из гаек! В наш век пара и электричества! Замечательная идея! Весь день антилоповцы красили свою машину. К вечеру она стала неузнаваемой и блистала всеми оттенками яичного желтка. На рассвете следующего дня преображенная Антилопа покинула гостеприимный сарай и взяла курс на юг. Но он так сладко спал, что его не хотелось будить. Может, ему сейчас наконец снится сон, которого он так долго ожидал: митрополит Двулогий благословляет чинов министерства народного просвещения в день трехсотлетия дома Романовых. И в ту же минуту сзади, из бревенчатого домика, послышался знакомый уже Остапу плачевный рев. Однако черт с ним! Дела призывают нас в Черноморск! Глава девятая. Снова кризис жанра Чем только не занимаются люди! Параллельно большому миру, в котором живут большие люди и большие вещи, существует маленький мир с маленькими людьми и маленькими вещами. В большом мире изобретен дизель-мотор, написаны «Мертвые души», построена Волховская гидростанция, совершен перелет вокруг света. В маленьком мире изобретен кричащий пузырь « Уйди-уйди », написана песенка «Кирпичики» и построены брюки фасона « Полпред ». В большом мире людьми двигает стремление облагодетельствовать человечество. Маленький мир далек от таких высоких материй. У его обитателей стремление одно — как-нибудь прожить, не испытывая чувства голода. Маленькие люди торопятся за большими. Они понимают, что должны быть созвучны эпохе и только тогда их товарец может найти сбыт. В советское время, когда в большом мире созданы идеологические твердыни, в маленьком мире замечается оживление. Под все мелкие изобретения муравьиного мира подводится гранитная база коммунистической идеологии. На пузыре « Уйди-уйди » изображается Чемберлен, очень похожий на того, каким его рисуют в «Известиях».
Почему книги Ильфа и Петрова вошли в золотой запас скреп советского общества
Ленин был органичным членом многотысячной корпорации азиатских «недремлющих лоботрясов». Как я писал в прошлом посте, он вполне мог выступать в 1918 году на стороне белых. Судите сами. Две крупнейшие революционные партии России — социал-демократы и социал-революционеры.
Обе партии входили во Второй интернационал. В октябре 1917-го к власти пришли две партии — часть старых социал-демократов коммунисты и часть старых социалистов-революционеров левые эсеры. Коллективизация сельского хозяйства — это программа эсеров, а не эсдеков, которых эсеры все время критиковали за кулацкий уклон в деревне.
Весьма вероятно, что если бы ставка была сделана на Чернова, Ленин бы в начале 1918-го бежал в родную Самару где социалисты образовали параллельное правительство и стал критиковать террористический режим Чернова. Чернов в условиях начинающейся Гражданской войны убил бы Николая II и его семью, далее со всеми остановками. То, что убил бы, в этом можно не сомневаться — убили же эсеры в 1905-м великого князя Сергия.
А потом Ленин в Берлине или Стокгольме сидел бы со своим другом Мартовым и критиковал эсеровские зверства. И Преображенский, и Персиков типичные русские интеллигенты, то есть умные и легкомысленные живодеры. У Катаева было понимание этого настроя Булгакова, но, конечно, помогать из идейных или дружеских соображений он бы не стал.
Им двигала жажда наживы. Он прекрасно понимал, что Булгакову ничего не стоит написать бестселлер. Понимал это и Булгаков, и это его угнетало еще больше.
Деньги ему были нужны не меньше, чем Катаеву, в отличие от Катаева, он мог их легко заработать, но заработать не давали. Возьмем историю с пьесой «Кабала святош». Пьесу ему заказал МХАТ в 1929 году.
Булгаков прекрасно справился с заданием за два месяца. Получилась блестящая, остроумная и одновременно глубокая пьеса о Мольере. Естественно, никакой политики там не было, сам сюжет был вполне в русле советской идеологии церковники и бюрократы мешают творчеству прогрессивного драматурга.
Пьеса понравилась Станиславскому, ее подготовили к постановке весной 1930 года и... Даже после знаменитого звонка Сталина потребовалось полтора года, чтобы снова начать работать над пьесой. В результате она вышла на сцену в 1936 году и после семи представлений была запрещена.
При этом на пьесе оттоптались все кому не лень. Оказывается, это Булгаков вывел себя в роли Мольера, святоши — это партийные критики и функционеры. Потом Мольер у Булгакова вышел пошляком, пьеса мелкобуржуазная и т.
Ничего криминального там не было. Что было бы, если бы Булгаков выпустил пьесу анонимно? Ее бы благополучно поставили в десятке театров с гарантированным кассовым успехом.
Безо всякой нервотрепки Михаил Афанасьевич получил бы стабильный доход, ибо успешная пьеса — это Клондайк для автора. Булгаков пытался привлекать к работе над пьесами соавторов например, Вересаева , но шло очень туго.
О власти идеологии. О соблазне наживы — того самого золотого тельца. О страхе перед завтрашним днем… О всем том, что действительно угрожает цивилизации. Да, «человечество чего-то боится».
Оно боится будущего. Как боятся его — каждый по-своему — чуть ли не все герои романа… Виталий Бабенко, составитель Роман «Золотой теленок» публикуется в том виде, в котором его создали соавторы Илья Ильф и Евгений Петров. Издание дополнено рисунками Ильфа и Петрова.
В приложении к издании будет помещена иная версия заключительной части. А из предисловия, написанного Д. Фельдманом и М.
Реклама Итак, Корейко исчез в неизвестном направлении. В «Рога и копыта» приезжает ревизия и отвозит Фукса в тюрьму. Ночью сгорает «Воронья слободка», где живут компаньоны: жильцы, кроме Лоханкина и старухи, не верящей ни в электричество, ни в страховку, застраховали своё имущество и сами подожгли жилище. От десяти тысяч, украденных у Корейко, практически ничего не остаётся. На последние деньги Бендер покупает большой букет роз и посылает его Зосе. Получив триста рублей за только что написанный и уже потерянный на кинофабрике сценарий «Шея», Бендер покупает подарки своим товарищам и с шиком ухаживает за Зосей. Неожиданно она говорит Остапу, что получила письмо от Корейко со строительства Восточной Магистрали, где он работает в Северном укладочном городке. На просёлочной дороге машина разваливается. Они идут пешком. В ближайшей деревне Бендер берет пятнадцать рублей под вечерний спектакль, который они дадут своими силами, но Паниковский похищает здесь гуся, и приходится всем спасаться бегством. Паниковский не выдерживает тягот пути и умирает. На маленькой железнодорожной станции Балаганов и Козлевич отказываются следовать за своим командором. Реклама На Восточную Магистраль к месту смычки двух рельсовых путей идёт специальный литерный поезд для членов правительства, ударников, советских и зарубежных журналистов. В нем оказывается и Остап Бендер. Спутники принимают его за провинциального корреспондента, догнавшего поезд на аэроплане, подкармливают домашней провизией. Бендер рассказывает притчу о Вечном Жиде, гулявшем по Рио-де-Жанейро в белых штанах, а после перехода с контрабандой румынской границы порубленном петлюровцами. В безденежье он также продаёт одному из журналистов пособие для сочинения статей, фельетонов и стихов к знаменательным случаям. Наконец на праздновании смычки железной дороги в Гремящем Ключе Бендер находит подпольного миллионера. Корейко вынужден отдать ему миллион и в обмен сжигает в печке досье на себя. Возвращение в Москву затруднено отсутствием билета на литерный поезд и спецрейс самолёта. Приходится, купив верблюдов, добираться на них через пустыню. Ближайший среднеазиатский город в оазисе, куда попадают Бендер с Корейко, уже перестроен на социалистических началах. За месяц дороги Бендеру не удалось попасть ни в одну гостиницу, ни в театр, ни купить одежду, кроме как в комиссионном магазине. В Советской стране все решают не деньги, а броня и распределение. Бендеру, имея миллион, приходится выдавать себя за инженера, дирижёра и даже опять за сына лейтенанта Шмидта.
Рецензии на книгу «Золотой Теленок» Илья Ильф, Евгений Петров
Первые несколько лет положение ведущих журналистов «Правды» и «Литературной газеты» выводило Ильфа с Петровым из сферы партийной критики, роман «Золотой телёнок» исправно издавался почти ежегодно и считался классикой советской сатиры. Ильф и Петров, "Золотой теленок"» в контексте. Петров Евгений Петрович; Ильф Илья Арнольдович; Илья Ильф, Евгений Петров. На сегодняшний день литературное наследие Ильфа и Петрова составляет пять томов, а если спросить у среднестатистического человека, читающего книги, что ему знакомо из их прозы, — 99 процентов назовут “12 стульев” и “Золотого телёнка”. Илья Ильф, Евгений Петров Золотой теленок. Петров Евгений Петрович; Ильф Илья Арнольдович; Илья Ильф, Евгений Петров.
Ильф Илья, Петров Евгений - Золотой теленок
Наверное, учитывая то, когда был написан роман, «Золотой телёнок» и не мог закончится так, как закончился. Иронизируя над советской системой почти все сколько там страниц, Ильф и Петров не могли сделать финал, который бы не устраивал нашу тогдашнюю власть. Золотой телёнок — увлекательный сатирический роман, созданный в соавторстве Ильёй Ильфом и Евгением Петровым. Ильф и Петров, "Золотой теленок"» в контексте. Илья Ильф, Евгений Петров Золотой теленок.
Илья Ильф и Евгений Петров «Золотой телёнок» — цитаты из книги
А тут — «штанов нет». В магазине автомобилисты задержались недолго. Для Балаганова нашлась ковбойская рубашка в просторную канареечную клетку и стетсоновская шляпа с дырочками. Козлевичу пришлось удовольствоваться обещанным хромовым картузом и такой же тужуркой, сверкающей, как прессованная икра. Долго возились с Паниковским.
Пасторский долгополый сюртук и мягкая шляпа, которые, по замыслу Бендера, должны были облагородить внешность нарушителя конвенции, отпали в первую же минуту. Магазин мог предложить только костюм пожарного: куртку с золотыми насосами в петлицах и волосатые полушерстяные брюки и фуражку с синим кантом. Паниковский долго ломался и прыгал перед волнистым зеркалом. Он все-таки лучше, чем костюм короля в изгнании, который вы теперь носите.
А ну, поворотитесь-ка, сынку! Скажу вам прямо. Это подходит вам больше, чем запроектированный мною сюртук и шляпа. На улицу вышли в новых нарядах.
Себе Остап ничего не купил. Подождем до лучших времен. Не так ли, друг брандмейстер? Остап открыл митинг в приподнятом настроении, не подозревая о том, какая гроза надвигается на пассажиров Антилопы.
Он острил, рассказывал смешные дорожные приключения и еврейские анекдоты, чем чрезвычайно расположил к себе публику. Конец речи он посвятил разбору давно назревшей автопроблемы. В эту минуту он увидел, что председатель комиссии по встрече принял из рук подбежавшего мальчика телеграмму. Произнося слова: «не роскошь, а средство передвижения», Остап склонился влево и через плечо председателя заглянул в телеграфный бланк.
То, что он прочел, поразило его. Он думал, что впереди еще целый день. Его сознание мгновенно зарегистрировало ряд деревень и городов, где Антилопа воспользовалась чужими матерьялами и средствами. Председатель еще шевелил усами, силясь вникнуть в содержание депеши, а Остап, на полуслове спрыгнувший с трибуны, уже продирался сквозь толпу.
Антилопа зеленела на перекрестке. К счастью, пассажиры сидели на местах и, скучая, дожидались того момента, когда Остап велит перетаскивать в машину дары города. Это обычно бывало после митинга. Наконец до председателя дошел смысл телеграммы.
Он поднял глаза и увидел убегающего командора. Он всю ночь трудился над составлением приветственной речи, и теперь его авторское самолюбие было уязвлено. Крик председателя достиг ушей антилоповцев. Они нервно засуетились.
Козлевич пустил мотор и одним махом взлетел на свое сиденье. Машина прыгнула вперед, не дожидаясь Остапа. Впопыхах антилоповцы даже не сообразили, что оставляют своего командора в опасности. Адам Казимирович нажал педали.
Антилопа заскрежетала и остановилась. Командор кувыркнулся в машину с отчаянным криком: «Полный ход! Обезумевший Козлевич перескочил на третью скорость, машина рванулась, и в открывшуюся дверцу выпал Балаганов. Все это произошло в одно мгновенье.
Пока Козлевич снова тормозил, на Балаганова уже пала тень набегающей толпы. Уже протягивались к нему здоровеннейшие ручищи, когда задним ходом подобралась к нему Антилопа, и железная рука командора ухватила его за ковбойскую рубаху. И тут жители Лучанска впервые поняли преимущество механического транспорта перед гужевым. Машина забренчала всеми своими частями и быстро унеслась, увозя от справедливого наказания четырех правонарушителей.
Первый километр жулики тяжело дышали. Дороживший своей красотой Балаганов рассматривал в карманном зеркальце малиновые царапины на лице, полученные при падении. Паниковский дрожал в своем костюме пожарного. Он боялся мести командора.
И она пришла немедленно. Это ваши штуки. Значит, вы еще и трус к тому же? Я попал в одну компанию с вором и трусом?
Я вас разжалую. До сих пор вы в моих глазах были брандмейстером. Отныне вы — простой топорник. И Остап торжественно содрал с красных петличек Паниковского золотые насосы.
После этой процедуры Остап познакомил своих спутников с содержанием телеграммы. В телеграмме предлагается задержать зеленую машину, идущую впереди автопробега. Надо сейчас же свернуть куда-нибудь в сторону. Хватит с нас триумфов, пальмовых ветвей и бесплатных обедов на постном масле.
Идея себя изжила. Свернуть мы можем только на Гряжское шоссе. Но до него еще часа три пути. Я уверен, что горячая встреча готовится во всех ближайших населенных пунктах.
Проклятый телеграф всюду понатыкал свои столбы с проволоками. Берегите свою черепную лоханку! Командор не ошибся. В первой же деревне им предложили остановиться.
Козлевич усилил ход. Несколько сажен за ними на неоседланной кобыле вяло скакал рослый веселый парень, по-видимому, деревенский милиционер, и что-то кричал. Дальше на пути лежал городок, названия которого антилоповцы так никогда и не узнали, но хотели бы узнать, чтобы помянуть его при случае недобрым словом. У самого же входа в город дорога была преграждена тяжелым бревном.
Антилопа повернула и, как слепой щенок, стала тыкаться в стороны в поисках обходной дороги. Но ее не было. И тут же жулики услышали очень далекое комариное пение моторов. Как видно, шли машины настоящего автопробега.
Назад двигаться было нельзя, и антилоповцы снова кинулись вперед. Козлевич нахмурился и быстрым ходом подвел машину к самому бревну. Граждане, стоявшие вокруг, испуганно отхлынули в разные стороны, ожидая катастрофы. Но Козлевич неожиданно уменьшил ход и медленно перевалился через препятствие.
Когда Антилопа пересекала город, прохожие сварливо ругали седоков, но Остап, обычно восприимчивый ко всякого рода оскорблениям, даже не отвечал. К Гряжскому шоссе Антилопа подошла под все усиливающийся рокот невидимых покуда автомобилей. Едва только успели свернуть с проклятой магистрали и в наступившей темноте убрать машину за пригорок, как раздались взрывы и пальба моторов и в столбах света показалась головная машина. Жулики притаились в траве у самой дороги и, внезапно потеряв обычную наглость, молча смотрели на проходящую колонну.
Полотнища ослепляющего света полоскались на дороге. Машины мягко скрипели, пробегая мимо поверженных антилоповцев. Прах летел из-под колес. Протяжно завывали клаксоны.
Ветер метался во все стороны. В минуту все исчезло, и только долго колебался и прыгал в темноте рубиновый фонарик последней машины. Настоящая жизнь пролетела мимо, радостно трубя и сверкая лаковыми крыльями. Искателям приключений остался только бензиновый хвост.
И долго еще сидели они в траве, чихая и отряхиваясь. Вам не завидно, Балаганов? Мне завидно! Глава восьмая.
Кризис жанра В четвертом часу ночи затравленная Антилопа остановилась над обрывом. Внизу на тарелочке лежал незнакомый город. Он был нарезан аккуратно, как торт. Разноцветные утренние пары носились над ним.
Еле уловимый треск и легчайшее посвистывание почудились спешившимся антилоповцам. Очевидно, это храпели граждане. Зубчатый лес подходил к городу. Дорога петлями падала с обрыва.
Меньше устаешь. Шуток не понимает! Придется стать на путь наиболее передовых стран. В Рио-де-Жанейро, например, краденые автомобили перекрашивают в другой цвет.
Делается это из чисто гуманных побуждений — дабы прежний хозяин не огорчался, видя, что на его машине разъезжает посторонний человек. Антилопа снискала себе кислую славу, ее нужно перекрасить. Решено было войти в город пешим порядком и достать красок, а для машины подыскать надежное убежище за городской чертой. Остап быстро пошел по дороге вдоль обрыва и вскоре увидел косой бревенчатый домик, маленькие окошечки которого поблескивали речною синевой.
Позади домика стоял сарай, показавшийся Остапу подходящим для сокрытия Антилопы. Пока великий комбинатор размышлял о том, под каким предлогом удобнее всего проникнуть в домик и сдружиться с его обитателями, дверь отворилась и на крыльцо выбежал почтенный господин в солдатских подштанниках с черными жестяными пуговицами. На бледных парафиновых щеках его помещались приличные седые бакенбарды. Подобная физиономия в конце прошлого века была бы заурядной.
В то время большинство мужчин выращивали на лице такие вот казенные, верноподданные волосяные приборы. Но сейчас, когда под бакенбардами не было ни синего вицмундира, ни штатского ордена с муаровой ленточкой, ни петлиц с золотыми звездами тайного советника, — это лицо казалось ненатуральным. Все те же сны! Те же самые сны!
Произнеся эту жалобу, старик заплакал и, шаркая ногами, побежал по тропинке вокруг дома. Обыкновенный петух, собиравшийся в эту минуту пропеть в третий раз, вышедший для этой цели на середину двора и уже раскрывший рот, в испуге кинулся прочь; сгоряча он сделал несколько поспешных шагов и даже уронил перо, но вскоре опомнился, вылез на плетень и уже с этой безопасной позиции сообщил миру о наступлении утра. Однако в голосе его чувствовалось волнение, вызванное недостойным поведением хозяина домика. Бендер удивленно разглядывал странного человека с бакенбардами, которые можно найти теперь разве только на министерском лице швейцара консерватории.
Между тем необыкновенный господин завершил свой круг и снова появился у крыльца. Здесь он помедлил и со словами — «Пойду попробую еще раз» — скрылся за дверью. Придется подождать результатов таинственной пробы. Ждать Остапу пришлось недолго.
Вскоре из домика послышался плачевный вой, и, пятясь задом, как Борис Годунов в последнем акте оперы Мусоргского, на крыльцо вывалился старик. Он повернулся и, спотыкаясь о собственные ноги, пошел прямо на Остапа. Решив, что пришло время действовать, великий комбинатор выступил из-за дерева и подхватил бакенбардиста в свои могучие объятия. Что такое?
Остап осторожно разжал объятия, схватил старика за руку и сердечно ее потряс. То, что в газете называют «Отовсюду обо всем» или «Мировой экран». Позавчера мне, например, снились похороны микадо, а вчера — юбилей Сущевской пожарной части. Какой вы счастливый человек!
Какой счастливый! Скажите, а вам никогда не снился какой-нибудь генерал-губернатор или... Бендер не стал упрямиться. В прошлую пятницу.
Всю ночь снился. И, помнится, рядом с ним еще полицмейстер стоял, в узорных шальварах. Было такое сновиденье. Позвольте, когда же это, ну да, 3 февраля сего года.
Государь-император, а рядом с ним, помнится, еще граф Фредерикс стоял, такой, знаете, министр двора? Милости просим ко мне. Простите, вы не социалист? Не партиец?
Я беспартийный монархист. Слуга царю, отец солдатам. В общем, взвейтесь, соколы, орлами, полно горе горевать!.. В домике оказалась одна комната с сенями.
На бревенчатых стенах висели портреты господ в форменных сюртуках. Судя по петлицам, господа эти служили в свое время по министерству народного просвещения. Постель имела беспорядочный вид и свидетельствовала о том, что хозяин проводил на ней самые беспокойные часы своей жизни. Здесь, думал я, начнется новая жизнь.
А ведь что вышло? Вы только поймите!.. Федор Никитич Хворобьев был монархистом и ненавидел советскую власть. Эта власть была ему противна.
Он, когда-то попечитель учебного округа, принужден был служить заведующим методологическо-педагогическим сектором местного Пролеткульта. Это вызывало в нем отвращение. До самого конца своей службы он не знал, как расшифровать слово Пролеткульт и от этого презирал его еще больше. Дрожь омерзения вызывали в нем одним своим видом члены месткома, сослуживцы и посетители методологическо-педагогического сектора.
Он возненавидел слово сектор. О, этот сектор! Никогда Федор Никитич, ценивший все изящное, а в том числе и геометрию, не предполагал, что это прекрасное математическое понятие, обозначающее часть площади криволинейной фигуры, будет так опошлено. На службе Хворобьева бесило многое: заседания, стенгазеты, займы.
Но и дома он не находил успокоения своей гордой душе. Дома тоже были стенгазеты, займы, заседания. Знакомые говорили исключительно о хамских, по мнению Хворобьева, вещах: о жаловании, которое они называли зарплатой, о месячнике помощи детям и о социальной значимости пьесы «Бронепоезд». Никуда нельзя было уйти от советского строя.
Когда огорченный Хворобьев одиноко прогуливался по улицам города, то и здесь из толпы гуляющих вылетали постылые фразы: «... Тогда мы постановили вывести его из состава правления... А я так и сказал: на ваше РКК примкамера есть, примкамера …» И, тоскливо поглядывая на плакаты, призывающие граждан выполнить пятилетку в четыре года, Хворобьев с раздражением повторял: — Вывести! Из состава!
В четыре года! Хамская власть! Когда методологическо-педагогический сектор перешел на непрерывную неделю и, вместо чистого воскресения, днями отдыха Хворобьева стали какие-то фиолетовые пятые числа, он с отвращением исхлопотал себе пенсию и поселился далеко за городом. Он поступил так для того, чтобы уйти от новой власти, которая завладела его жизнью и лишила покоя.
По целым дням просиживал монархист-одиночка над обрывом и, глядя на город, старался думать о приятном: о молебнах по случаю тезоименитства какой-нибудь высочайшей особы, о гимназических экзаменах и о родственниках, служивших по министерству народного просвещения. Но, к удивлению, мысли его сейчас же перескакивали на советское, неприятное. После Пролеткульта вспоминались ему совершенно уже возмутительные эпизоды: демонстрации первомайские и октябрьские, клубные семейные вечера с лекциями и пивом, полугодовая смета методологического сектора. Она подменила даже мои мысли!
Но есть такая сфера, куда большевикам не проникнуть. Это сны, ниспосланные человеку богом. Ночь принесет мне успокоение. В своих снах я увижу то, что мне будет приятно увидеть!
В первую же после этого ночь бог прислал Федору Никитичу ужасный сон. Снилось ему, что он сидит в учрежденческом коридоре, освещенном керосиновой лампочкой. Сидит и знает, что его с минуты на минуту должны вывести из состава правления. Внезапно открывается железная дверь, и оттуда выбегают служащие с криком: «Хворобьева нужно нагрузить!
Федор Никитич проснулся среди ночи. Он помолился богу, указав ему, что, как видно, произошла досадная неувязка, и сон, предназначенный для ответственного, быть может, даже партийного, товарища, попал не по адресу. Ему, Хворобьеву, хотелось бы увидеть для начала царский выход из Успенского собора. Успокоенный, он снова заснул, но вместо лица обожаемого монарха тотчас же увидел лицо председателя месткома товарища Суржикова.
И уже каждую ночь Федора Никитича с непостижимой методичностью посещали одни и те же выдержанные советские сны. Представлялись ему: членские взносы, стенгазеты, МОПРЫ, совхоз «Гигант», торжественное открытие первой фабрики-кухни, председатель общества друзей кремации и большие советские перелеты. Монархист ревел во сне. Ему не хотелось видеть друзей кремации.
Ему хотелось увидеть крайнего правого депутата Государственной Думы Пуришкевича, патриарха Тихона, ялтинского градоначальника Думбадзе или хотя бы какого-нибудь простенького инспектора народных училищ. Но ничего этого не было. Советский строй ворвался даже в сны монархиста. Раз вы живете в советской стране, то и сны у вас должны быть советские.
Я уже на все согласен. Пусть не Пуришкевич! Пусть хоть Милюков. Все-таки человек с высшим образованием и монархист в душе.
Так нет же! Все эти советские антихристы! Сон — это пустяки.
Аннотация В погоне за баснословными деньжищами Остап Бендер, возмужавший после опасных приключений "Двенадцати стульев" и не растерявший своего таланта великого комбинатора, расставляет хитроумные сети подпольному миллионеру Корейко вместе со своими компаньонами Паниковским и Шурой Балагановым, вновь оказываясь в вихре приключений, происходящих на фоне картин советской жизни начала 1930-х годов.
Тем не менее выход нашелся. В качестве причин публикации были названы «недопустимая беспечность и безответственность» Секретариата ССП. Потому Секретариат ССП и объявил выговор главному виновнику — «редактору книги», а также его начальнику — «редактору отдела советской литературы издательства А. Тарасенкову, допустившему выход в свет книги Ильфа и Петрова без ее предварительного прочтения».
Разумеется, в Отделе агитации и пропаганды Агитпропе, как его тогда называли с этим постановлением тоже ознакомились, хотя и не так быстро, как в Секретариате ЦК ВКП б. Маленкову докладную записку, где, не подвергая сомнению версию секретариата ССП, настаивал, что «меры, принятые Союзом писателей», недостаточны. В книге, утверждали агитпроповские специалисты, «приводятся ругательства врагов советского строя по адресу великих учителей рабочего класса», она изобилует «пошлыми, антисоветского характера остротами», мало того, «общественная жизнь страны в романах описывается в нарочито комическом тоне, окарикатуривается» и т. Все перипетии «разоблачения» Ильфа и Петрова в ту пору огласки не получили: цитируемые выше документы осели в архиве под грифом «секретно» [См. Писательское руководство ответственности избежало, директора же издательства действительно заменили, как того и требовал Агитпроп. Обещание поместить в «Литературной газете» статью, «вскрывающую клеветнический характер» дилогии, секретариат ССП не выполнил. О «клевете и пасквилях» Ильфа и Петрова речь уже не шла, выпуск дилогии признавался одной из многих ошибок, далеко не самой главной, даже извинительной. Никогда бы не позволили они издать сегодня без коренной переработки два своих ранних произведения». Примерно в том же духе рассуждали авторы других статей в тогдашней периодике, чем все и кончилось.
Любой образованный человек скажет: «Конечно, читал! Два года назад впервые в истории увидело свет полное издание «Двенадцати стульев». Теперь — тоже впервые в истории — выходит полная версия «Золотого теленка», восстановленная известными филологами Давидом Фельдманом и Михаилом Одесским.