Новости музыкальная грусть

We use vendors that may also process your information to help provide our services. Got a Hot News Tip? Лирика у «Аудиопреступления» интересная и, в отличие от музыки, самобытная — песни зачастую вызывают в душе этакую щемящую грусть. Мы можем распознать грустную музыку, не чувствуя грусти, а некоторые мелодии, например музыка Баха, могут вызывать сильные эмоции, даже если мы не можем выразить словами. В результате интенсивность переживания настолько снижена, «приглушена», что «музыкальная грусть» становится переживанием счастья, позитивным опытом. Музыкальные новости о современной рок-музыке и ее перспективных направлениях: брит-поп, инди, новый гитарный рок.

Самое популярное

  • Популярное
  • Грусть – слушать онлайн песни и альбомы исполнителя бесплатно на МТС Music
  • Грусть и мечты под музыку / Ребекка Попова
  • Similar releases
  • Главная - Критико-публицистический журнал «Музыкальная жизнь»
  • Статьи по теме

Ученый проверил, может ли грусть действительно доставить удовольствие

Немецкие и голландские исследователи в ходе проведенных экспериментов пришли к выводам, что музыкальное направление хеви-метал помогает бороться с депрессионным состоянием и. грусть клипы стоковые видео и кадры b-roll. Слушайте плейлист «все известные виды грусти» от этого куратора (OLGA RADCHENKO) в Apple Music. Песен: 40. Продолжительность: 2 ч. 35 мин. В этой статье мы попытаемся разобраться, почему после прослушивания музыки можно испытывать грусть и как это научно объясняется. рассказывает о премьерах недели на основе обзоров музыкальных новинок в социальной сети «ВКонтакте». Американские психологи провели даже специальное исследование на тему того, как различные музыкальные композиции оказывают влиян.

Музыкальная гостиная «Музыкальная грусть»

Добровольцев, выбравших музыкальную композицию, способную вызвать грусть, попросили попытаться отвлечься от эмоций в процессе прослушивания определенных треков, и. Эта гипотеза гласит, что когда слушают грустную музыку, сама грусть напрямую способствует получению удовольствия», — говорится в исследовании, опубликованном в журнале PLOS One. Главная» Публикации» “Грусть-тоска меня съедает”: 5 депрессивных музыкальных произведений. Сегодня у нас будет проходить второй концерт нашего цикла «Музыка в истории» и называется «Музыкальная грусть».

Почему мы слушаем грустную музыку?

Осенняя грусть в свежей песне Звонкого «Люди-птицы» • ТНТ MUSIC — Здесь твоя музыка Грустная музыка таит в себе интересный парадокс: обычно нам не нравится грустить в реальной жизни, но нам нравится искусство, которое вызывает грусть.
Telegram: Contact @grustnaya_muzyka Похоже, что этот вид музыки способен переносить грусть в эмоциональный рай, который, по-видимому, не испугаешь неиссякаемыми тщетностями жизни.
Грусть Стоковые футажи ~ Роялти-фри стоковые видеоклипы | Pond5 Эта гипотеза гласит, что когда слушают грустную музыку, сама грусть напрямую способствует получению удовольствия», — говорится в исследовании, опубликованном в журнале PLOS One.

Ученый проверил, может ли грусть действительно доставить удовольствие

Главная» Публикации» “Грусть-тоска меня съедает”: 5 депрессивных музыкальных произведений. Неторопливая музыка создаёт ощущение уюта, словно плед, а речитатив Никиты Дмитриева, полный красивых стихов о невыносимой лёгкости бытия, расслабляет. Мы все ещё испытываем невероятное возбуждение от музыки, мы очень рады продолжать выступления и записывать новые песни. «Грусть на ресницах, русская стать»: вечер памяти Ольги Воронец (12+). Новости звезд, Новости музыки, Новости о событиях шоу-бизнеса. Сэм Тейлор-Джонсон показала успех Эми Уайнхаус.

Почему музыка вызывает у нас эмоциональную реакцию

Единственное место на свете, где таится по настоящему грустная музыка. |. Все #ЕМ_Новинки Новости Музыки Свежие Клипы. Музыкальный критик Павел Рудченко в интервью изданию «Абзац» оценил перезапуск проекта Максима Фадеева – Глюк'оZa, который перестал сотрудничать с Натальей. Публика испытала на себе действие типичного эмоционального коктейля a la Pier (по Чайковскому): тихую просветленную грусть.

Депрессия в современной популярной музыке

Прогнозы о нашей окружающей среде то есть интерпретация того, что мы видим и слышим, сформированная на основе частичной информации когда-то могли иметь важное значение для выживания. Более того — они остаются таковыми и в некоторых ситуациях в современной жизни, например когда мы переходим дорогу и слышим шум едущей машины или звуковой сигнал светофора. Обходя логический мозг и сокращая путь к примитивным лимбическим цепям, контролирующим эмоции, мысленная обработка звука может вызвать выброс адреналина, внутреннюю реакцию, которая сигнализирует о потенциальной опасности еще до того, как мы ее реально осознаем Так что музыка, действительно, имеет прямую связь с эмоциями: слезы наворачиваются на глаза, когда в ключевой момент в сентиментальном фильме мы слышим пронзительные душевные звуки, даже если весь наш логический мозг выступает против, заявляя, что все это просто циничная манипуляция режиссера. Мы не можем отключить названный инстинкт ожидания или его связь с эмоциями, даже если уверены, что в сонате Моцарта нет ничего опасного для жизни. Идея о том, что музыкальные эмоции возникают из-за небольших нарушений и манипуляций с нашими ожиданиями, кажется наиболее многообещающей, но ее очень трудно проверить, поскольку не совсем понятно, что именно мы должны измерять и сравнивать. Мы ожидаем, что набирающая обороты мелодия будет продолжать усиливать свой накал, но вряд ли это будет происходить бесконечно. Мы ожидаем приятных гармоний, а не резкого диссонанса, но то, что звучит приятно сегодня, двести лет назад могло казаться какофонией. Мы ожидаем, что ритм мелодии будет регулярным, а затем вдруг слышим резкое переключение темпа. Музыкальное ожидание — это сложное, постоянно меняющееся взаимодействие произведения, которое мы слышим в данный момент, с нашим опытом слушания аналогичных произведений ранее и нашими знаниями о музыкальных стилях. Одно из следствий теории Мейера состоит в том, что восприятие и формирование эмоций от музыки в первую очередь зависят от культуры. Чтобы иметь какие-либо ожидания, нужно знать правила в целом и иметь представление о том, что нормально, а оно, в свою очередь, варьируется от культуры к культуре.

Западные европейцы думают, что простые ритмы, такие как у вальса, «естественны», но восточные европейцы с удовольствием танцуют под метры, которые кажутся необычайно сложными для других. У всех нас развивается сильное подсознательное чувство того, какие ноты звучат «правильно», но поскольку в разных культурах используются разные гаммы — например, гаммы Индии и Индонезии приведут в замешательство настройки вашего западного фортепиано, — в наших музыкальных ожиданиях нет ничего универсального.

Проблема отрицательных эмоций в искусстве имеет длинную предысторию. Еще Аристотель обратил внимание на то обстоятельство, что зрители трагедий подвергают себя отнюдь не приятным переживаниям, наблюдая за развертыванием на сцене потряса- ющих своей жестокостью историй, и даже испытывают при этом наслаждение. Непростая задача объяснения этого феномена существенно осложняется, когда речь заходит о музыкальных произведениях, ибо в этом случае мы не знаем, по поводу чего, собственно, печалимся, что или кто является объектом наших эмоций.

Именно поэтому аналогии с фильмами ужасов или литературными произведениями, с которыми, правда, тоже далеко не все ясно, здесь мало эффективны. Нынешний интерес к феномену отрицательных эмоций в музыке исследователей англоязычных стран связан с формированием там в девяностых годах прошлого столетия аналитической философии музыки как одного из направлений аналитической эстетики. Проблема эмоций с самого начала оказалась в центре внимания ее представителей, которые с различных позиций пытаются дать ответ на следующие и близкие им вопросы: учитывая, что музыка не является одушевленным существом, каковы рациональные основания присуждения музыкальным композициям эмоциональных предикатов и что вообще мы имеем в виду, характеризуя их как грустные, веселые и т. Состоятельность теорий, выдвинутых в ходе дискуссии, не в последнюю очередь определяется их способностью выдержать своеобразный «тест на отрицательные эмоции», то есть дать удовлетворительное объяснение тому факту, что мы часто испытываем как положительный опыт восприятия музыкальных произведений, выражающих негативные эмоции. Этому феномену, который уместно обозначить как «парадокс отрицательных эмоций», посвящена настоящая статья.

Особенности позиции отдельных авторов в отношении к проблеме отрицательных эмоций тесно связаны с их представлением о природе музыкальной выразительности. В русле аналитической эстетики сложилось два основных подхода к этой проблеме. Когнитивисты убеждены в том, что выразительность является свойством самой музыки. Музыкальные произведения, выражающие эмоции, в том числе негативные, не способны порождать соответствующую реакцию у слушателей, эмоциональный отклик которых определяется другими факторами см. Тем самым они отрицают само существование парадокса отрицательных эмоций.

Эмоти-висты же, считающие, что между выраженными в музыке эмоциями и опытом слушателей существует каузальная связь, обязывают себя к поиску вразумительного объяснения этой связи, а также причин нашего интереса к невеселой по характеру музыке. Продолжающаяся полемика между представителями двух направлений пока не принесла удовлетворительного решения проблемы, но, как будет показано ниже, прояснила целый ряд важных ее аспектов. Учитывая то обстоятельство, что рассматриваемые в статье концепции мало известны российским читателям, их критическому обсуждению и осмыслению предпослана подробная реконструкция. Почему мы слушаем грустную музыку? К проблеме отрицательных эмоций Отрицательныеэмоции—фантом?

Один из возможных подходов к решению парадокса отрицательных эмоций — его устранение, которое обычно достигается одним из следующих способов: отрицается способность музыки порождать эмоциональную реакцию вообще или только негативную или же тезис об их негативном воздействии. Рассмотрим на нескольких примерах аргументы, которыми оперируют авторы этих позиций1. Отказывая музыке в способности вызывать эмоциональную реакцию у слушателей, немецкий композитор Пауль Хиндемит обосновывал это тем, что частая смена настроений в музыкальных композициях не способна восприниматься слушателями в силу определенной инертности восприятия. Одновременно он допускал, что музыка может пробуждать воспоминания или образы пережитых в прошлом эмоций. Уязвимость аргументов Хиндемита состоит в том, что, во-первых, даже если согласиться с тем, что музыкальные произведения вызывают не сами эмоции, а лишь воспоминания о них, вопрос не снимается, ибо воспоминания о печальных событиях тоже печальны, и склонность к ним не менее загадочна.

Во-вторых, существует немало произведений, выдержанных целиком или частично в каком-то определенном настроении2. Согласно другой точке зрения, эстетическое восприятие музыкальных произведений является по своей природе чисто когнитивным процессом, который включает такие познавательные операции, как распознавание и восприятие выразительных свойств музыки. То, что некоторые слушатели принимают за эмоциональную реакцию, на самом деле является восприятием эмоций в самой музыке. Иными словами, в силу некоторых обстоятельств, которые не называются, создается иллюзия переживания воспринимаемого. Чрезвычайно проблематичным в данной теории является то, что интел-лектуализированное и свободное от всякого сопереживания музыкальное восприятие объявляется эталоном музыкально-эстетического восприятия.

Трудно также согласиться со стремлением провести четкую границу между восприятием и переживанием, которые неразрывно связаны друг с другом3. Essays in Philosophical Aesthetics. Ithaca; L. Впервые опубликована в журнале Pacific Philosophical Quaterly, 1982, 63. Следует заметить, что обзор Левинсона не исчерпывающ: расширению подлежит как список теорий, так и аргументов за и против.

Но это не упрек в адрес автора, ибо его цель заключалась единственно в том, чтобы уточнить свою собственную позицию. Эмоции, переживаемые слушателем, не связаны с выразительным содержанием музыкального произведения. Питер Киви, один из самых значительных представителей когнитивистского направления, считает важнейшим преимуществом собственной позиции устранение парадокса отрицательных эмоций, которое результирует из его понимания феномена выразительности музыки и механизма эмоциональной реакции слушателей. Киви признает, что музыка способна выражать такие базовые эмоции, как радость, печаль, страх и т. Но при этом он подчеркивает, что между выразительностью произведения и реакцией реципиентов нет каузальной зависимости, а, следовательно, в процессе восприятия грустной музыки эта эмоция не передается слушателям.

Согласно Киви, приписывая музыкальной композиции предикат «грустный», мы основываемся не на опыте переживания, а на восприятии выразительных свойств, присущих самой музыке4. Это, однако, не означает, что музыкальное восприятие является строго рациональной деятельностью, которая заключается в распознавании, идентификации выраженных в музыке эмоций. Совсем наоборот — музыка, в том числе инструментальная, может порождать сильную эмоциональную реакцию. Но ее объектом является не эмоциональное содержание произведения, а его эстетические достоинства, красота. Музыкальные произведения порождают в слушателях особый вид эмоций, коренным образом отличающихся от «садовых» эмоций5, которые мы переживаем в обычных жизненных ситуациях6.

Позиции Киви близки воззрения Аллена Бивера, который полагает, что произведения доромантической эпохи, обладая высокой степенью выразительности, не способны вызывать в слушателе отрицательные эмоции. По-иному обосновывает причины положительного воздействия негативных эмоций Джон Хоперс. Музыкальные произведения порождают эмоции, представляющие собой музыкальный аналог жизненных эмоций, от которых они отличаются отсутствием объекта, конкретного стимула. В результате интенсивность переживания настолько снижена, «приглушена», что «музыкальная грусть» становится переживанием счастья, позитивным опытом. Левинсон справедливо заметил, что неприятные переживания, даже в смягченной форме, остаются неприятными по сути — укол иглы хоть и причиняет меньшую боль, чем удар ножа, но не становится поэтому приятным.

С другой стороны, если музыкальные эмоции принципиально отличны от обычных эмоций, то правомерен вопрос о том, оправдано ли в данном случае их отнесение к категории эмоций. Introduction to a Philosophy of Music. Oxford, 2002, p. С аналогичными проблемами сталкивается и теория, согласной которой музыка не порождает эмоции в слушателях, но они лишь убеждают себя в этом. Действительно, если нам удалось с помощью воображения представить, что мы огорчены или испуганы, то, предположительно, наши переживания будут столь же неприятными, как если бы мы в действительности были охвачены этими чувствами8.

В защиту этого тезиса приводятся различные аргументы. Некоторые авторы считают, что в основе парадокса отрицательных эмоций лежит ошибочное убеждение в том, что оправдания требуют только те занятия и виды активности, которые связаны с неприятными переживаниями, в то время как те, что приносят удовольствие, естественны и не нуждаются в оправдании. Пытаясь опровергнуть это заблуждение, они указывают, что лишь духовно убогие люди не ощущают потребности в познании отрицательных эмоций, которые являются неотъемлемой частью человеческой жизни9. Само по себе это познание служит источником эстетического наслаждения, но не оно является причиной, побуждающей нас к общению с музыкальными произведениями, выражающими и порождающими отрицательные эмоции — последние привлекательны для нас не менее, чем жизнерадостные композиции, если обладают высокими художественными достоинствами10. Как подтверждение надуманности парадокса отрицательных эмоций в музыке рассматривается свойственное человеку тяготение к острым ощущениям, которое, в частности, проявляется в популярности фильмов ужасов.

Этому трудно найти рациональное обоснование — просто человек так устроен, и здесь нет никакого парадокса. К тому же следует принять во внимание, что музыка, на которой сосредоточено наше внимание, является причиной, но не объектом наших эмоций, заключает один из сторонников этой точки зрения11. С позиций когнитивистской эстетики в духе Нельсона Гудмена музыкальное восприятие рассматривается как эмоционально окрашенное, но при этом переживаемым эмоциям отводится вспомогательная функция оптимизации когнитивных усилий, направленных на познание выразительных свойств музыки. Следуя естественному желанию познать сущность отрицательных эмоций, мы готовы подвергнуть себя неприятным переживаниям. Если он таким образом проводит выходные вместо того, чтобы посвящать их философии, он может показаться слегка эксцентричным; если же он предается своему увлечению ежедневно, то уместен вывод о том, что этому профессору необходим отдых.

Derek Matravers, Art and Emotion. Oxford, 1998, p. Ithaca, London, 1994, p. Левинсон справедливо задается вопросом, на который у Гудмена нет ответа: насколько глубоким должно быть это переживание, чтобы обеспечить желаемый результат?

Последние хоть и являются неотъемлемой частью жизни и поэтому, безусловно, заслуживают изучения и внимания, но это не меняет нашего отношения к ним — большинство людей предпочло бы испытывать их как можно реже. Как нам представляется, ключевую роль в разгадке феномена отрицательных эмоций в музыке и вообще искусстве играет то обстоятельство, что они со всей очевидностью отличаются от обычных жизненных эмоций.

Об этом свидетельствует, например, характер нашей реакции, значительно более сдержанной, чем в жизни. Особенно показательно в этом плане восприятие инструментальной музыки. Действительно, если заключительная сцена «Травиаты» вполне может и часто вызывает у зрителей слезы, то подобная реакция во время исполнения «Патетической» Чайковского маловероятна. Сама обстановка концертного зала и принятые нормы поведения в какой-то степени могут определять особенности нашей эмоциональной реакции, побуждая к подавлению естественных импульсов. Вместе с тем уместно предположить существование более глубоких причин. Выявление специфики музыкальных эмоций является лишь одним аспектом проблемы.

Не менее важной и сложной задачей является обоснование их связи с эмоциями, которые человек переживает в жизненных ситуациях. В противном случае применение предикатов, обозначающих эмоциональные состояния, к музыке становится проблематичным: они либо обретают статус метафоры или же утрачивают определенность значения. Общая стратегия философов аналитического направления основана на убеждении в том, что эмоциональный отклик на музыку, выражающую отрицательные эмоции, сопровождается положительными эффектами, которые нейтрализуют их воздействие. Другими словами, негативные переживания являются лишь одним «ингредиентом» целостного опыта. Соответственно, задача фокусируется на выявлении позитивных моментов и демонстрации того, каким образом они придают положительный заряд опыту в целом. Как показало наше исследование, при объяснении позитивных моментов акцент делается на особенностях структуры эмоций соотношение когнитивного и аффективного компонента , порождаемых музыкой, или же решающее значение придается осознанию слушателями ирреальности этих эмоций.

Какбыэмоции Стратегия обоснования положительных эффектов музыки, выражающей отрицательные эмоции, в некоторых моментах пересекается с рассмотренными выше воззрениями, отрицающими само существование парадокса отрицательных эмоций. Но в отличие от них сторонники этой стратегии признают, что опыт переживания музыкальных произведений, выражающих негативные эмоции, всегда окрашен этими эмоциями и что побочные положительные эффекты играют решающую роль в обосновании интереса к этим произведениям. К их числу принадлежит Джеррольд Левинсон, убежденный в том, что в силу специфических особенностей механизма эмоционального отклика на музыку восприятие произведений, выражающих негативные эмоции, сопровождается рядом положительных моментов или, как он их называет, «вознаграждений», которые компенсируют отрицательную заряженность опыта. Предложенное Левинсоном обоснование этой идеи является наиболее основательным и глубоким и потому заслуживает особого внимания. Левинсон основывался на так называемом «когнитивистском анализе эмоций», который выделяет в них три компоненты: когнитивную, аффективную и поведенческую. Когнитивная компонента предполагает наличие убеждения, желания, оценки, направленных на интенциональный объект.

Испытывая страх, мы, как правило, оцениваем конкретную ситуацию или объект как угрожающие нашей безопасности. Аффективная компонента — это то, как эмоция «чувствуется». Она имеет феноменологический аспект, то есть своеобразную окрашенность сознания, и чувственный, под которым подразумевается комплекс внутренних ощущений гусиная кожа, ком в горле и т. Наконец, эмоции могут проявляться в поведении озноб, попытка бежать от опасности. Левинсон убежден, что эмоциональная реакция на музыку не является полноценной эмоцией, ибо здесь когнитивная предпосылка значительно ослаблена или же вообще отсутствует. Но физиологическая и аффективная компоненты присутствуют чаще всего в нередуцированном виде.

Левинсон выделил ряд необходимых условий для наступления сильной эмоциональной реакции во время слушания музыки. Во-первых, ре- ципиенту должен быть знаком стиль воспринимаемого произведения, а лучше — и само произведение, но при этом не настолько, чтобы породить скуку. Это достигается в том случае, если в процессе слушания реципиент способен предвосхищать музыкальное развитие, но пребывает в неизвестности по поводу окончательной развязки. Второе требование заключается в полной концентрации внимания на структуре и развертывании музыкального материала при одновременном суспендировании интереса к вне-музыкальному контексту, включая ситуацию самого реципиента в нем. Третья предпосылка — открытость по отношению к содержанию произведения: слушатель должен стремиться не к дистанцированному созерцанию эмоций, выраженных в музыке, но быть расположенным к тому, чтобы самому пережить их. Эмоциональный отклик возникает в ответ на восприятие и распознавание выраженных в музыке эмоций и является по своей природе эмпатийным или зеркальным: мы отождествляем себя с воображаемым образом таким образом может быть и сама музыка , которому приписываем услышанные в музыке эмоции, и в результате представляем, что сами испытываем их13.

Как видно, в возникновении эмоциональной реакции активная роль отводится воображению, которое является когнитивной функцией. Когнитивная составляющая, таким образом, присутствует, хотя и в несколько ослабленной, усеченной форме в сравнении с когнитивной компонентой жизненных эмоций. Ее воздействие проявляется, во-первых, в том, что наряду с физиологической и аффективной компонентами, которые, как отмечалось выше, действуют в полном объеме, эмпатическая реакция на, скажем, грустную музыку включает присутствие в сознании идеи или понятия грусти. Во-вторых, в нашем воображении мы приписываем эту эмоцию либо самой музыке, либо она представляется как аудиальное выражение чьих-то чувств. В-третьих, мы идентифицируем себя с воображаемым носителем эмоции, представляя, что музыка выражает нашу грусть14. При этом решающее отличие от эмоций, испытываемых в обычных жизненных ситуациях, заключается в неопределенности объекта нашей грусти.

Левинсон подчеркивает, что наша грусть не направлена на музыку или на событие реальной жизни, но на некий созданный воображением и лишенный всяких конкретных характеристик образ. Когнитивная «неполноценность» музыкальных эмоций влечет за собой, по Левинсону, отсутствие неприятных последствий, которыми сопровождается их переживание в жизненных ситуациях. В частности, оно не связано с реальным жизненным опытом реципиента, не чревато для него длительным погружением в тяжелые переживания, не требует действий по устранению причин переживаемых эмоций и, наконец, не предвещает ничего плохого в будущем. Отсюда Левинсон выводит три положительных момента, сопутствующих переживанию отрицательных эмоций, порожденных музыкой, — наслаждение, понимание и уверенность в себе. Наслаждение, или «смакование чувства» savoring feeling , сопровождает любой аффект, если он лишен связи с жизненным контекстом и не является чрезмерно интенсивным. Чувственная компонента негативных эмоций, безусловно, имеет соответствующую окраску, но в музыке ощущение негативного сведено к минимуму.

Это происходит потому, что отрицательный заряд создается главным образом осознанием экзистенциальной значимости отрицательных эмоций, которая в музыкальном опыте отсутствует. Благодаря этому переживание отрицательных эмоций, которые мы «смакуем», будучи свободными от всех практических последствий, может доставлять удовольствие15. Эмоциональная реакция на музыкальное произведение включает, далее, «понимание чувства» understanding feeling. В процессе эмоционального переживания музыкальных произведений или по его завершении существует возможность интроспективного исследования аффективного аспекта эмоций. Человек, охваченный страданием, вряд ли способен к подобного рода рефлексии, в то время как в музыкальном опыте переживание сопровождается присутствием в сознании идеи страдания, фокусирование на которой хотя и не дает представления о том, что собой представляет страдание, но позволяет воспринять его более ясно. Это совершенствует способность распознавать и созерцать это чувство в будущем опыте.

Например, восприятие poco allegretto из Третьей симфонии Брамса углубляет понимание того, как «чувствуется» меланхолия, а Этюда Скрябина до-диез минор — безнадежная страсть16. Наконец, переживание отрицательных эмоций, высвобожденное из жизненного контекста, укрепляет уверенность в себе. Каким образом? Несомненным достоинством личности, рассуждает Левинсон, является способность испытывать глубокие чувства, проявлять адекватную эмоциональную реакцию в самых различных обстоятельствах. Музыка играет особую роль в формировании этой способности, особенно в отношении отрицательных эмоций, предоставляя возможность узнать их различные разновидности и оттенки, избежав при этом все тяжелые моменты, с которыми сопряжено их переживание в жизни. Тем самым обогащается палитра, расширяется диапазон эмоциональных реакций личности и одновременно она проходит своеобразную подготовку к их переживанию в будущих жизненных ситуациях, обретая «эмоциональную уверенность» emotional assurance 17.

Более радикальную позицию занимает Питер Мью, представитель эвокационизма — разновидности эмотивизма, в которой эмоциональная реакция реципиента рассматривается как необходимое условие выразительности музыки, основа суждений о выразительности музыки. В концепции Мью когнитивная компонента не просто ослаблена, но лишена конститутивной роли. Опыт восприятия грустного по характеру произве- 15 Ibid. Однако это возможно лишь в репрезентативных видах искусства, располагающих средствами отображения объектов и событий внешнего мира20. Выражаемые же в музыке эмоции не имеют объекта. Необходимым и достаточным условием присуждения эмоциональных предикатов в музыке является возбуждение эмоции у слушателя, полностью сосредоточившего свое внимание на произведении, посредством или в процессе выражения этой эмоции.

По выражению Мью, музыка является «непосредственным формирующим голосом» эмоции, в едином движении конституируя и порождая ее в слушателе. Это, однако, не означает, что восприятие музыкальных произведений, отличающихся грустным характером, повергает слушателей в грустное настроение. Оно часто имеет положительную окраску благодаря тому, что сильные эмоции могут, что называется, post factum стимулировать реципиента к поиску объекта: «[Порождение и выражение эмоций в музыке предшествует размышлениям об их объекте или объектах»21. Если подходящий объект найден, то слушатель испытает удовлетворение, даже если его опыт одновременно будет включать в качестве одной из составляющих отрицательную эмоцию22. Мью не развил эту идею, и поэтому трудно судить о том, как «работает» предложенная им модель.

Что интересно, Комарова выявила, что «танцевальность» песен, посчитанная по их ритму, выросла вместе с негативными эмоциями. Особенно наглядно танцевальность грустной музыки иллюстрирует творчество Alan Walker.

Со своей композицией Faded что с английского переводится как «угасший» он занял одну из первых строчек в десятках чартов. Почти во всех его песнях, даже в названиях, встречаются слова alone, lonely, to fall down и т. При этом музыка хоть и иногда грустная, но очень часто имеет танцевальный характер. Причины изменений В чём могут быть причины таких сильных изменений в настроении музыки? Исследовательница Наталья Комарова предполагает, что такие тренды связаны с изменениями в обществе. Шамир соглашается с ней: в 50-х самая популярная музыка воплощала форму эскапизма, но, начиная с 60-х, она стала более социально вовлечённой. Музыка сменила свою роль с выражения веселья на выражение политических взглядов.

Это может частично объяснить рассматриваемый сдвиг, но, нужно сказать, большинство композиций сегодня — не протестные песни. Источник: unsplash. Даже если реакции на политические ситуации не явно выражены в виде протестных песен, они могут всё равно влиять на общее настроение. Агрессия, выражаемая в политике и в религиозных и расовых конфликтах, не сильнее сегодня, чем она всегда была, но направлена более часто и прямо в лицо человека. Это должно быть отражено в наших песнях», — говорит Майк. Он подчеркивает, что распознавать свою собственную грусть может быть полезно для здоровья. По его мнению, «меланхолия движет миром».

Депрессия в разных жанрах Депрессивные тексты и музыка сейчас встречаются в практически любом направлении: кроме мейнстримной поп-музыки, про которую мы уже сказали, и электронной музыки, такой как музыка Alan Walker.

Светлая грусть

Среди хитов последних лет Bad Blood Taylor Swift набрал высокое значение переменной страха, с маленьким значением радости, а Wrecking Ball Miley Cyrus и Sorry Justin Bieber получили высокие оценки грусти. Все эти песни стали одними из самых популярных за последние шесть лет. Автор использовала базу данных AcousticBrainz, где можно посмотреть акустические свойства песен — мажор и минор, темп, ритм, — затем она анализировала эмоции. Исследовались полмиллиона песен, выпущенных в Великобритании между 1985 и 2015 годами. Результаты снова показали, что тон музыки стал менее радостным.

Что интересно, Комарова выявила, что «танцевальность» песен, посчитанная по их ритму, выросла вместе с негативными эмоциями. Особенно наглядно танцевальность грустной музыки иллюстрирует творчество Alan Walker. Со своей композицией Faded что с английского переводится как «угасший» он занял одну из первых строчек в десятках чартов. Почти во всех его песнях, даже в названиях, встречаются слова alone, lonely, to fall down и т.

При этом музыка хоть и иногда грустная, но очень часто имеет танцевальный характер. Причины изменений В чём могут быть причины таких сильных изменений в настроении музыки? Исследовательница Наталья Комарова предполагает, что такие тренды связаны с изменениями в обществе. Шамир соглашается с ней: в 50-х самая популярная музыка воплощала форму эскапизма, но, начиная с 60-х, она стала более социально вовлечённой.

Музыка сменила свою роль с выражения веселья на выражение политических взглядов. Это может частично объяснить рассматриваемый сдвиг, но, нужно сказать, большинство композиций сегодня — не протестные песни. Источник: unsplash. Даже если реакции на политические ситуации не явно выражены в виде протестных песен, они могут всё равно влиять на общее настроение.

Согласно социальной психологии, вы всегда чувствуете себя лучше, если сосредотачиваетесь на ком-то, у кого все намного хуже чем у вас. Этот процесс называется нисходящим социальным сравнением. Это отражение ваших собственных чувств. Еще один момент из социальной психологии состоит в том, что людям нравится слушать музыку, которая отражает тон ситуации, в которой они находятся.

В этом случае грустные песни действуют как своего рода камертон для вашего собственного настроения — они резонируют с вами, помогая вам почувствовать, что вы не одиноки, испытывая боль и печаль в этом мире.

Далее с помощью онлайн-платформы студентам было предложено ответить на ряд вопросов. Эта гипотеза гласит, что когда слушают грустную музыку, сама грусть напрямую способствует получению удовольствия», — говорится в исследовании, опубликованном в журнале PLOS One.

Левинсон справедливо заметил, что неприятные переживания, даже в смягченной форме, остаются неприятными по сути — укол иглы хоть и причиняет меньшую боль, чем удар ножа, но не становится поэтому приятным. С другой стороны, если музыкальные эмоции принципиально отличны от обычных эмоций, то правомерен вопрос о том, оправдано ли в данном случае их отнесение к категории эмоций. С аналогичными проблемами сталкивается и теория, согласной которой музыка не порождает эмоции в слушателях, но они лишь убеждают себя в этом.

Действительно, если нам удалось с помощью воображения представить, что мы огорчены или испуганы, то, предположительно, наши переживания будут столь же неприятными, как если бы мы в действительности были охвачены этими чувствами [8]. Интерес к музыке, порождающей негативные эмоции, естествен. В защиту этого тезиса приводятся различные аргументы. Некоторые авторы считают, что в основе парадокса отрицательных эмоций лежит ошибочное убеждение в том, что оправдания требуют только те занятия и виды активности, которые связаны с неприятными переживаниями, в то время как те, что приносят удовольствие, естественны и не нуждаются в оправдании.

Пытаясь опровергнуть это заблуждение, они указывают, что лишь духовно убогие люди не ощущают потребности в познании отрицательных эмоций, которые являются неотъемлемой частью человеческой жизни [9]. Само по себе это познание служит источником эстетического наслаждения, но не оно является причиной, побуждающей нас к общению с музыкальными произведениями, выражающими и порождающими отрицательные эмоции — последние привлекательны для нас не менее, чем жизнерадостные композиции, если обладают высокими художественными достоинствами [10]. Как подтверждение надуманности парадокса отрицательных эмоций в музыке рассматривается свойственное человеку тяготение к острым ощущениям, которое, в частности, проявляется в популярности фильмов ужасов. Этому трудно найти рациональное обоснование — просто человек так устроен, и здесь нет никакого парадокса.

К тому же следует принять во внимание, что музыка, на которой сосредоточено наше внимание, является причиной, но не объектом наших эмоций, заключает один из сторонников этой точки зрения [11]. С позиций когнитивистской эстетики в духе Нельсона Гудмена музыкальное восприятие рассматривается как эмоционально окрашенное, но при этом переживаемым эмоциям отводится вспомогательная функция оптимизации когнитивных усилий, направленных на познание выразительных свойств музыки. Следуя естественному желанию познать сущность отрицательных эмоций, мы готовы подвергнуть себя неприятным переживаниям. Левинсон справедливо задается вопросом, на который у Гудмена нет ответа: насколько глубоким должно быть это переживание, чтобы обеспечить желаемый результат?

Вполне уместно и указание на то, что в данном случае отрицательные эмоции в известном смысле инструментализируются, что противоречит нашему опыту qua слушатели и исполнители. Как правило, общение с музыкальными произведениями, выражающими негативные эмоции, не бывает мотивировано желанием познать эти эмоции, более того, мы получаем удовольствие от общения с этими произведениями [12]. Примечательно, что объявляя интерес к музыке, выражающей негативные эмоции, естественным и не требующим оправдания, авторы этих теорий вместе с тем в той или иной форме признают наличие положительных аспектов в опыте их восприятия. Несмотря на заверения о том, что последние не играют роли в формировании мотивационного интереса к подобным произведениям, это обстоятельство тем не менее релятивирует «аргумент о естественности».

Вопрос о том, почему мы ищем общения с грустными, трагическими и близкими им по характеру произведениями — если исключить подозрение в мазохистских наклонностях слушателей, — является отнюдь не тривиальным. Стремление к счастью и позитивным переживаниям и одновременно желание избегать, насколько это возможно, отрицательно заряженного опыта значительно естественнее интереса и стремления к переживанию отрицательных эмоций. Последние хоть и являются неотъемлемой частью жизни и поэтому, безусловно, заслуживают изучения и внимания, но это не меняет нашего отношения к ним — большинство людей предпочло бы испытывать их как можно реже. Как нам представляется, ключевую роль в разгадке феномена отрицательных эмоций в музыке и вообще искусстве играет то обстоятельство, что они со всей очевидностью отличаются от обычных жизненных эмоций.

Об этом свидетельствует, например, характер нашей реакции, значительно более сдержанной, чем в жизни. Особенно показательно в этом плане восприятие инструментальной музыки. Действительно, если заключительная сцена «Травиаты» вполне может и часто вызывает у зрителей слезы, то подобная реакция во время исполнения «Патетической» Чайковского маловероятна. Сама обстановка концертного зала и принятые нормы поведения в какой—то степени могут определять особенности нашей эмоциональной реакции, побуждая к подавлению естественных импульсов.

Вместе с тем уместно предположить существование более глубоких причин. Выявление специфики музыкальных эмоций является лишь одним аспектом проблемы. Не менее важной и сложной задачей является обоснование их связи с эмоциями, которые человек переживает в жизненных ситуациях. В противном случае применение предикатов, обозначающих эмоциональные состояния, к музыке становится проблематичным: они либо обретают статус метафоры или же утрачивают определенность значения.

Общая стратегия философов аналитического направления основана на убеждении в том, что эмоциональный отклик на музыку, выражающую отрицательные эмоции, сопровождается положительными эффектами, которые нейтрализуют их воздействие. Другими словами, негативные переживания являются лишь одним «ингредиентом» целостного опыта. Соответственно, задача фокусируется на выявлении позитивных моментов и демонстрации того, каким образом они придают положительный заряд опыту в целом. Как показало наше исследование, при объяснении позитивных моментов акцент делается на особенностях структуры эмоций соотношение когнитивного и аффективного компонента , порождаемых музыкой, или же решающее значение придается осознанию слушателями ирреальности этих эмоций.

Как бы эмоции Стратегия обоснования положительных эффектов музыки, выражающей отрицательные эмоции, в некоторых моментах пересекается с рассмотренными выше воззрениями, отрицающими само существование парадокса отрицательных эмоций. Но в отличие от них сторонники этой стратегии признают, что опыт переживания музыкальных произведений, выражающих негативные эмоции, всегда окрашен этими эмоциями и что побочные положительные эффекты играют решающую роль в обосновании интереса к этим произведениям. К их числу принадлежит Джеррольд Левинсон, убежденный в том, что в силу специфических особенностей механизма эмоционального отклика на музыку восприятие произведений, выражающих негативные эмоции, сопровождается рядом положительных моментов или, как он их называет, «вознаграждений», которые компенсируют отрицательную заряженность опыта. Предложенное Левинсоном обоснование этой идеи является наиболее основательным и глубоким и потому заслуживает особого внимания.

Левинсон основывался на так называемом «когнитивистском анализе эмоций», который выделяет в них три компоненты: когнитивную, аффективную и поведенческую. Когнитивная компонента предполагает наличие убеждения, желания, оценки, направленных на интенциональный объект. Испытывая страх, мы, как правило, оцениваем конкретную ситуацию или объект как угрожающие нашей безопасности. Аффективная компонента — это то, как эмоция «чувствуется».

Она имеет феноменологический аспект, то есть своеобразную окрашенность сознания, и чувственный, под которым подразумевается комплекс внутренних ощущений гусиная кожа, ком в горле и т. Наконец, эмоции могут проявляться в поведении озноб, попытка бежать от опасности. Левинсон убежден, что эмоциональная реакция на музыку не является полноценной эмоцией, ибо здесь когнитивная предпосылка значительно ослаблена или же вообще отсутствует. Но физиологическая и аффективная компоненты присутствуют чаще всего в нередуцированном виде.

Левинсон выделил ряд необходимых условий для наступления сильной эмоциональной реакции во время слушания музыки. Во—первых, реципиенту должен быть знаком стиль воспринимаемого произведения, а лучше — и само произведение, но при этом не настолько, чтобы породить скуку. Это достигается в том случае, если в процессе слушания реципиент способен предвосхищать музыкальное развитие, но пребывает в неизвестности по поводу окончательной развязки. Второе требование заключается в полной концентрации внимания на структуре и развертывании музыкального материала при одновременном суспендировании интереса к внемузыкальному контексту, включая ситуацию самого реципиента в нем.

Третья предпосылка — открытость по отношению к содержанию произведения: слушатель должен стремиться не к дистанцированному созерцанию эмоций, выраженных в музыке, но быть расположенным к тому, чтобы самому пережить их. Эмоциональный отклик возникает в ответ на восприятие и распознавание выраженных в музыке эмоций и является по своей природе эмпатийным или зеркальным: мы отождествляем себя с воображаемым образом таким образом может быть и сама музыка , которому приписываем услышанные в музыке эмоции, и в результате представляем, что сами испытываем их [13]. Как видно, в возникновении эмоциональной реакции активная роль отводится воображению, которое является когнитивной функцией. Когнитивная составляющая, таким образом, присутствует, хотя и в несколько ослабленной, усеченной форме в сравнении с когнитивной компонентой жизненных эмоций.

Ее воздействие проявляется, во—первых, в том, что наряду с физиологической и аффективной компонентами, которые, как отмечалось выше, действуют в полном объеме, эмпатическая реакция на, скажем, грустную музыку включает присутствие в сознании идеи или понятия грусти. Во—вторых, в нашем воображении мы приписываем эту эмоцию либо самой музыке, либо она представляется как аудиальное выражение чьих—то чувств. В—третьих, мы идентифицируем себя с воображаемым носителем эмоции, представляя, что музыка выражает нашу грусть [14]. При этом решающее отличие от эмоций, испытываемых в обычных жизненных ситуациях, заключается в неопределенности объекта нашей грусти.

Левинсон подчеркивает, что наша грусть не направлена на музыку или на событие реальной жизни, но на некий созданный воображением и лишенный всяких конкретных характеристик образ. Когнитивная «неполноценность» музыкальных эмоций влечет за собой, по Левинсону, отсутствие неприятных последствий, которыми сопровождается их переживание в жизненных ситуациях. В частности, оно не связано с реальным жизненным опытом реципиента, не чревато для него длительным погружением в тяжелые переживания, не требует действий по устранению причин переживаемых эмоций и, наконец, не предвещает ничего плохого в будущем. Отсюда Левинсон выводит три положительных момента, сопутствующих переживанию отрицательных эмоций, порожденных музыкой, — наслаждение, понимание и уверенность в себе.

Наслаждение, или «смакование чувства» savoring feeling , сопровождает любой аффект, если он лишен связи с жизненным контекстом и не является чрезмерно интенсивным. Чувственная компонента негативных эмоций, безусловно, имеет соответствующую окраску, но в музыке ощущение негативного сведено к минимуму. Это происходит потому, что отрицательный заряд создается главным образом осознанием экзистенциальной значимости отрицательных эмоций, которая в музыкальном опыте отсутствует. Благодаря этому переживание отрицательных эмоций, которые мы «смакуем», будучи свободными от всех практических последствий, может доставлять удовольствие [15].

Поп-музыка

Председатель Жюри.

Он включает в себя скольжение по синусоиде и прохождение спусков, чтобы испытать последующее за ними улучшение настроения. В сущности, эмоциональное восстановление станет гораздо менее вероятным, если ему не предшествует падение в грусть и меланхолию.

Другими словами, нам нужно позволить себе погрузиться в грусть, чтобы сохранить способность достигать счастья, которого мы так желаем. Как бы это ни казалось парадоксальным, когда мы утрачиваем наши эмоциональные искры, именно в меланхолии заключается ответ к поднятию духа. Проблема с грустью в том, что она может скрываться в далёких потаённых уголках нашего сердца, а мы даже не будем о ней подозревать.

Если грусть не выражается нами своевременно, мы склонны утрачивать воспоминания и слова, способные дать нам доступ к эмоциям. Таким образом, грусть становится всё менее доступной для нас в подходящем виде. Иначе говоря, грусть нельзя долго хранить на полке.

Эмоции служат нам наилучшим образом, когда они свежи, прочувствованы, смешаны и подвергнуты рассмотрению. Грусть может прокиснуть, если её срок годности закончился. Застоявшаяся грусть может вытянуть саму жизнь из нашей души, иссушить нашу щедрость, превратить нас в зацикленных на себе нарциссов, разрушить нас морально и даже, по иронии, подпитывать нашу отчаянную гонку за счастьем.

За всё это грусть заслужила свою плохую репутацию. Однако же проблема не в самой грусти, а в её застревании, когда она застаивается и прокисает. Как только мы утрачиваем доступ к своей грусти, нам становится гораздо сложнее предоставить пространство для этих ощущений.

Мы редко находим оправдание для грусти, особенно сравнивая свои страдания со страданиями других людей. Как только же грусть оказалась оторвана от тех испытанных нами тщетностей, которые к ней привели, становится всё сложнее принять её, по крайней мере, тем из нас, которым для чувств нужны причины. Как же нам обнаружить эту застоявшуюся грусть, дать ей то выражение, к которому она стремится, помочь сердцу очиститься от препятствий на пути к здоровой эмоциональной циркуляции?

И вот здесь в игру вступает музыка. Подходящая музыка обладает невероятным талантом по вызыванию любой грусти , пренебрегаемой или оторванной от воспоминаний и слов, связанных с ней. Всё указывает на то, что из всех видов искусства именно музыка способна лучше всего обнаруживать осиротевшую грусть, которой нужно найти выход.

Она может предоставить ей безопасное выражение и, в конечном счёте, придать импульс для поднятия нашего настроения. Пусть же звучат минорные зимние песни, трагичные истории, заколдованные в музыкальной партитуре, звучные виолончели, затрагивающие струны сердца, незавершённые тональные рисунки, сопротивляющиеся развязке, до тех пор, пока мы едва можем это выносить.

Человек может этот отрицать, однако против человеческой природы сложно пойти, ведь человек - существо социальное, поэтому ему нужна поддержка. Это подсознательное стремление, однако именно от него человек чувствует гармонию. Специалисты говорят, что когда у человек хорошее настроение, когда произошло что-то хорошее, человек счастлив, то он и от всего мира ждет того же. Он чувствует диссонанс, если при хорошем настроении он выглядывает в окно, а там плохая погода, серое небо, дождь. Человек ждет яркое небо, солнце, улыбки вокруг.

Обычный вечер, вы немного устали, сделали себе теплого чаю и поставили какую-нибудь меланхоличную песню — она обязательно зайдет на ура. Но почему так происходит? Почему грустные песни так радуют наши души? Все дело в химии мозга, человеческой психологии или древних традициях? Все три варианта в равной степени верны — и о них стоит рассказать подробнее. Идея кажется крайне противоречивой: мы изо всех сил избегаем поводов для грусти в обычной жизни, но в эстетическом контексте она кажется нам приятной. Но вообще в этом ничего противоречивого нет, если вспомнить Древнюю Грецию в которой, как иногда кажется, уже давно все придумали и объяснили. Афинские философы дохристианской эпохи были первыми, кто поднял этот вопрос всерьез.

Они считали, что искусство, эксплуатирующее негативные эмоции, дает своему зрителю такую награду, которую он не сможет получить с помощью «обычного» искусства. Аристотель, к примеру, считал, что античный театр трагедии позволяет ощутить на себе весь негатив, а затем в самом конце избавить от него же, таким образом подарив «катарсис», очищающий эффект. Одним словом, наше стремление ко всему «печальному» в искусстве во многом еще и связано с определенным набором психологических выгод, которые мы получаем, сталкиваясь с ним. А древнегреческая трагедия в дальнейшем наложила отпечаток на всю последующую культуру. Классическая музыка демонстрирует явление «грусти» в изобилии: виолончельные сюиты Баха, оперы Моцарта, поздние струнные квартеты Бетховена — это только вершина айсберга, знакомая каждому человеку на планете.

Светлая грусть

Этот процесс называется нисходящим социальным сравнением. Это отражение ваших собственных чувств. Еще один момент из социальной психологии состоит в том, что людям нравится слушать музыку, которая отражает тон ситуации, в которой они находятся. В этом случае грустные песни действуют как своего рода камертон для вашего собственного настроения — они резонируют с вами, помогая вам почувствовать, что вы не одиноки, испытывая боль и печаль в этом мире. Это меняет ваш гормональный баланс.

Она поддерживает родного человека, тяжело расстающегося с другом, и напоминает, что впереди еще много «удивительных историй». Аранжировку можно назвать немного печальной, но оно и понятно, ведь от тоски так быстро не избавишься.

Немного завидуем отходчивости 12-летней певицы и ждем уже целый альбом-истину, ведь она глаголет устами ребенка, как известно.

Какая грусть? В пресс-службе артистки называют сингл легким и позитивным, но мы бы так не сказали, хоть посыл у композиции, безусловно, позитивный.

В песне Таня выступает в роли успокаивающей подруги — той, которая должна быть у каждого.

Прочее события Немецкие и голландские исследователи в ходе проведенных экспериментов пришли к выводам, что музыкальное направление хеви-метал помогает бороться с депрессионным состоянием и преодолевать страх неминуемой смерти. Чтобы убедиться в том, что тяжелый металл способен помогать человеку адекватно воспринимать перспективу смерти и бороться с депрессией, было проведено исследование, в котором приняли участие 30 респондентов.

смешная грусть listen online

Сегодня мы выбрали пятерку новых музыкальных альбомов, которые помогут спастись от грустных осенних мыслей. Последние новости поп-музыки. Российская и зарубежная поп-музыка сегодня. MOXIE-Меланхолия Музыка, Женский вокал, Песня, Авторская песня, Альтернатива, Яндекс Музыка, Звукозапись, Грусть, Меланхолия. Грусть это идеальная музыкальная композиция, не требующая лицензионных отчислений, подходящая для любого проекта со следующими характеристиками: озабоченный, плач и смерть. Ученый из Австралии провел эксперимент и разобрался, может ли грусть нравиться людям.

Похожие новости:

Оцените статью
Добавить комментарий