Бунин Иван Алексеевич. Биография. Жизнь и творчество. Повести и романы. Рассказы. Хронология. Галерея. Семья. Фильмы. Памятники. Афоризмы. Короткие стихи Бунина, читать полное собрание творчества автора.
Из рассказов бунина
Читать очень краткие пересказы и подробные содержания произведений И. А. Бунина. Краткая характеристика героев по каждому произведению и история создания. Подготавливая рассказ для Полного собрания сочинений, Бунин провел в нем стилистическую правку. Первый литературный успех Бунина – рассказ «Антоновские яблоки», демонстрирующий проблему обнищавших дворянских усадеб, подвергся критике за воспевание голубой дворянской крови. Читать онлайн бесплатно и без регистрации полностью (целиком) все книги автора Иван Бунин на сайте электронной библиотеки «LibKing».
10 лучших рассказов Ивана Бунина
Я немедля опустил оконную занавеску и, как только носильщик, обтирая мокрую руку о свой белый фартук, взял на чай и вышел, на замок запер дверь. Потом чуть приоткрыл занавеску и замер, не сводя глаз с разнообразной толпы, взад и вперед сновавшей с вещами вдоль вагона в темном свете вокзальных фонарей. Мы условились, что я приеду на вокзал как можно раньше, а она как можно позже, чтобы мне как-нибудь не столкнуться с ней и с ним на платформе. Теперь им уже пора было быть. Я смотрел все напряженнее — их все не было. Ударил второй звонок — я похолодел от страха: опоздала, или он в последнюю минуту вдруг не пустил ее! Но тотчас вслед за тем был поражен его высокой фигурой, офицерским картузом, узкой шинелью и рукой в замшевой перчатке, которой он, широко шагая, держал ее под руку. Я отшатнулся от окна, упал в угол дивана. Рядом был вагон второго класса — я мысленно видел, как он хозяйственно вошел в него вместе с нею, оглянулся, — хорошо ли устроил ее носильщик, — и снял перчатку, снял картуз, целуясь с ней, крестя ее… Третий звонок оглушил меня, тронувшийся поезд поверг в оцепенение… Поезд расходился, мотаясь, качаясь, потом стал нести ровно, на всех парах… Кондуктору, который проводил ее ко мне и перенес ее вещи, я ледяной рукой сунул десятирублевую бумажку… Войдя, она даже не поцеловала меня, только жалостно улыбнулась, садясь на диван и снимая, отцепляя от волос, шляпку. И ужасно хочу пить.
Дай мне нарзану, — сказала она, первый раз говоря мне «ты». Я дала ему два адреса, Геленджик и Гагры. Ну вот, он и будет дня через три-четыре в Геленджике… Но бог с ним, лучше смерть, чем эти муки… Утром, когда я вышел в коридор, в нем было солнечно, душно, из уборных пахло мылом, одеколоном и всем, чем пахнет людный вагон утром. За мутными от пыли и нагретыми окнами шла ровная выжженная степь, видны были пыльные широкие дороги, арбы, влекомые волами, мелькали железнодорожные будки с канареечными кругами подсолнечников и алыми мальвами в палисадниках… Дальше пошел безграничный простор нагих равнин с курганами и могильниками, нестерпимое сухое солнце, небо, подобное пыльной туче, потом призраки первых гор на горизонте… Из Геленджика и Гагр она послала ему по открытке, написала, что еще не знает, где останется. Потом мы спустились вдоль берега к югу. Мы нашли место первобытное, заросшее чинаровыми лесами, цветущими кустарниками, красным деревом, магнолиями, гранатами, среди которых поднимались веерные пальмы, чернели кипарисы… Я просыпался рано и, пока она спала, до чая, который мы пили в семь, шел по холмам в лесные чащи. Горячее солнце было уже сильно, чисто и радостно. В лесах лазурно светился, расходился и таял душистый туман, за дальними лесистыми вершинами сияла предвечная белизна снежных гор… Назад я проходил по знойному и пахнущему из труб горящим кизяком базару нашей деревни: там кипела торговля, было тесно от народа, от верховых лошадей и осликов, — по утрам съезжалось туда на базар множество разноплеменных горцев, — плавно ходили черкешенки в черных, длинных до земли одеждах, в красных чувяках, с закутанными во что-то черное головами, с быстрыми птичьими взглядами, мелькавшими порой из этой траурной закутанноcти. Потом мы уходили на берег, всегда совсем пустой, купались и лежали на солнце до самого завтрака.
После завтрака — все жаренная на шкаре рыба, белое вино, орехи и фрукты — в знойном сумраке нашей хижины под черепичной крышей тянулись через сквозные ставни горячие, веселые полосы света. Когда жар спадал и мы открывали окно, часть моря, видная из него между кипарисов, стоявших на скате под нами, имела цвет фиалки и лежала так ровно, мирно, что, казалось, никогда не будет конца этому покою, этой красоте. На закате часто громоздились за морем удивительные облака; они пылали так великолепно, что она порой ложилась на тахту, закрывала лицо газовым шарфом и плакала: еще две, три недели — и опять Москва! Ночи были теплы и непроглядны, в черной тьме плыли, мерцали, светили топазовым светом огненные мухи, стеклянными колокольчиками звенели древесные лягушки. Когда глаз привыкал к темноте, выступали вверху звезды и гребни гор, над деревней вырисовывались деревья, которых мы не замечали днем. И всю ночь слышался оттуда, из духана, глухой стук в барабан и горловой, заунывный, безнадежно-счастливый вопль как будто все одной и той же бесконечной песни. Недалеко от нас, в прибрежном овраге, спускавшемся из лесу к морю, быстро прыгала по каменистому ложу мелкая, прозрачная речка. Как чудесно дробился, кипел ее блеск в тот таинственный час, когда из-за гор и лесов, точно какое-то дивное существо, пристально смотрела поздняя луна! Иногда по ночам надвигались с гор страшные тучи, шла злобная буря, в шумной гробовой черноте лесов то и дело разверзались волшебные зеленые бездны и раскалывались в небесных высотах допотопные удары грома.
Тогда в лесах просыпались и мяукали орлята, ревел барс, тявкали чекалки… Раз к нашему освещенному окну сбежалась целая стая их, — они всегда сбегаются в такие ночи к жилью, — мы открыли окно и смотрели на них сверху, а они стояли под блестящим ливнем и тявкали, просились к нам… Она радостно плакала, глядя на них. Он искал ее в Геленджике, в Гаграх, в Сочи. На другой день по приезде в Сочи он купался утром в море, потом брился, надел чистое белье, белоснежный китель, позавтракал в своей гостинице на террасе ресторана, выпил бутылку шампанского, пил кофе с шартрезом, не спеша выкурил сигару. Возвратясь в свой номер, он лег на диван и выстрелил себе в виски из двух револьверов. Под эти праздники в доме всюду мыли гладкие дубовые полы, от топки скоро сохнувшие, а потом застилали их чистыми попонами, в наилучшем порядке расставляли по своим местам сдвинутые на время работы мебели, а в углах, перед золочеными и серебряными окладами икон, зажигали лампады и свечи, все же прочие огни тушили. К этому часу уже темно синела зимняя ночь за окнами и все расходились по своим спальным горницам. В доме водворялась тогда полная тишина, благоговейный и как бы ждущий чего-то покой, как нельзя более подобающий ночному священному виду икон, озаренных скорбно и умилительно. Зимой гостила иногда в усадьбе странница Машенька, седенькая, сухенькая и дробная, как девочка. И вот только она одна во всем доме не спала в такие ночи: придя после ужина из людской в прихожую и сняв с своих маленьких ног в шерстяных чулках валенки, она бесшумно обходила по мягким попонам все эти жаркие, таинственно освещенные комнаты, всюду становилась на колени, крестилась, кланялась перед иконами, а там опять шла в прихожую, садилась на черный ларь, спокон веку стоявший в ней, и вполголоса читала молитвы, псалмы или же просто говорила сама с собой.
Так и узнал я однажды про этого «Божьего зверя, Господня волка»: услыхал, как молилась ему Машенька. Мне не спалось, я вышел поздней ночью в зал, чтобы пройти в диванную и взять там что-нибудь почитать из книжных шкапов.
Написать ИИ Исследователи в ранних рассказах Бунина «Кастрюк» и «Танька» видели идиллическое благополучие отношений между крестьянином и барином.
В «Таньке» писатель раскрыл непреодолимое одиночество помещика. Жалость этого «жадного и угрюмого» человека к голодной девочке случайна, а радость — иллюзорна. Бунин тонко передает ущербность такого существования.
В рассказе «Кастрюк» писатель развивает мотив пустого «стариковского дня», «отжившего человека». Здесь выразительны все бытовые детали, все лица, так как они даются через восприятие тоскующей одинокой души. По похожей канве строятся рассказы «На чужой стороне», «На хуторе», «В поле», «На край света».
И во всех произведениях сквозит острое ощущение опустошенной, неуютной жизни. В ряде рассказов — «Учитель», «Вести с родины», «Без роду-племени», «На даче» - Бунин проникает в сознание «современных» людей, которые жаждут перемен, но не достигают их. Нигилизм, мещанство, сытое мудрствование писатель резко осуждает, не показывая ни капли снисхождения.
А заблудшим сиротам, людям «без роду-племени» писатель всегда уделяет теплое внимание.
А потом он проводил её на вокзал и сказал, что приедет, но не приехал. Речной трактир Рассказчик был в ресторане и увидел доктора, который рассказал ему, что только что поэт Брюсов учинил скандал. Поэт пришёл в ресторан с девушкой, заказал место, но его не оказалось. И доктор вспомнил свою историю. Когда-то он увидел очень красивую девушку и решил проследить за ней.
Девушка пришла в церковь, потом преклонила колени и начала горячо молиться. Затем они встретились в трактире, куда она пришла с известным развратником и пьяницей. Доктор не выдержал и всё рассказал девушке. Она горько плакала. Доктор довёз её до центра на извозчике. После этого они никогда не виделись.
Кума На одной из подмосковных дач ведут беседу кум и кума. Кум жалуется, что ему надо врача, потому что он заболел, так как его сразила страсть к ней. Ночь они провели вместе, а потом кум уехал. Женщина обещала к нему приехать, придумав что-нибудь для мужа. Кум думал, что тогда их любовь закончится. Начало Рассказчик вспоминал, как он потерял невинность.
Ему было всего 12 лет. Он ехал с матерью на поезде. На одной станции в купе сели женщина и её муж. И тут впервые мальчик увидел, как женщина раздевалась. В один момент одежда слетела, и он увидел часть её тела. Потом дама уснула, а мальчик наблюдал за ней, не отрывая глаз.
Дубки Герою было 23 года, когда отправился в отпуск домой, где встретил Анфису. Женщина была замужем, но его это не остановило. Молодой человек приезжал в гости просто так. Однажды Анфиса сама пригласила его в гости, сказав, что мужа не будет. Они сидели за столом и разговаривали, когда вдруг вернулся муж. Увидев, что пара сидит за столом, он приказал гостю уезжать.
А на следующий день стало известно, что муж просто повесил Анфису. Его потом избили и отправили в Сибирь. Барышня Клара Грузин по приезду в Петербург обедал в ресторане и обратил внимание на привлекательную брюнетку. Он подождал, пока она выйдет и предложил проводить или съездить куда-нибудь, чтобы выпить шампанского. Брюнетка сказала, что можно поехать к ней. Там они выпили, и грузин начал приставать к даме, но она хотела немного подождать.
С размаха мужчина ударил брюнетку бутылкой по голове. У женщины потекла изо рта кровь. Ираклий испугался, собрал вещи и уехал. В дороге через два дня его арестовали. Мадрид На Тверской к герою подошла девушка и сама предложила пойти с ним. Они пошли в гостиничный номер «Мадрид».
Девушку звали Поля. Ей было всего 17 лет. Поля рассказала о том, что она работала не одна, но двух её подруг забрали. А потом она уснула, а герой всё о ней думал. Он сказал, что она будет спать только с ним. Поля была согласна на всё.
Второй кофейник Катька живёт с художником. Он рисовал её час, а потом просил поставить второй кофейник. Она и позирует, и хозяйничает. Катя его любовница. Она вспоминает, как жила с другим художником. Она была невинна, а он сделал её женщиной насильно.
Ещё Катя не может забыть, как работала в трактире, пока её не позвали художники. Так она начала позировать то одному, то другому. Сначала её рисовали одетой, а потом она начала позировать и без одежды. Железная шерсть Герой рассказывает, что Железной шерстью звали медведя, который мог согрешить с женщинами. Рассказчик был женат, но его жена просила отпустить её, чтобы могла она в монастырь уйти. Однако страсть взяла верх, и герой не смог совладать с собой.
Он взял молодую жену силой, но понял, что она уже не была невинна. Когда он уснул, его жена убежала в лес и повесилась. Когда её нашли, рядом с ней ходил медведь. Холодная осень Повествователь — девушка. Она рассказывает, как друг отца гостил у них дома. В скором времени отец сказал, что он её жених.
А через месяц началась война, и он ушёл на фронт. Свадьбу отложили до весны. Перед отправкой на фронт он заскочил к рассказчице и спросил, забудет ли она его, если он погибнет. Девушка об этом даже и слышать не хотела. Он сказал ей, чтобы она порадовалась, пожила, а потом пришла к нему. Его убили ровно через месяц, а потом умерли родители героини.
Она сначала распродала свои вещи, а потом уехала с мужчиной в Турцию. С ним был племянник с ребёнком и женой. Ребёнка родители отдали рассказчице, а сами просто сбежали. Девочка выросла и уехала, а женщина осталась одна. Она живёт только одной мечтой — поскорее встретиться на том свете со своим женихом. Пароход Саратов Павел Сергеевич приехал к ней, чтобы услышать, что она больше не хочет его видеть.
Она приняла решение и хочет вернуться к своему бывшему, который её ждёт и прощает за всё. Павел Сергеевич грозно сказал, что не отдаст любимую. Потом он просто выстрелил ей в голову. На пароходе «Саратов» его везли вместе с другими арестантами. Ворон Сын смотрел на своего отца и всегда сравнивал его с вороном за привычку всегда носить чёрное. Сын получал образование в столице.
Поэтому дома был не так часто. Когда он приехал в очередной раз, то удивился. Вместо старой няньки отец взял в дом молоденькую девушку. Было видно, что отцу нравится девушка. Он был весел, но потом обратил внимание, что сын и нянька понравились друг другу. Когда отца не было дома, сын поцеловался с ней.
Потом они много раз целовались. В итоге отец начал обо всём догадываться и приказал сыну уехать в деревню. Пригрозил, что лишит наследства. Сын сам отказался от наследства и уехал. Через некоторое время сын увидел их с отцом в театре. Она уже стала его женой.
Камарг Очень красивая девушка села на одной остановке в поезд. Когда она вошла, все взгляды сразу же устремились на неё, настолько она была красива. А девушка не обращала на то, что на неё все смотрят. Она преспокойно ела фисташки. Когда красавица вышла на нужной остановке, один пассажир назвал её Камаргом. Сто рупий Рассказчик любил наблюдать за красавицей, с крепким загорелым телом.
Он наблюдал, как она лежала и наслаждалась солнцем. Ему казалось, что она просто с другой планеты. Его внимание было замечено. В гостинице к нему подошёл слуга «неземного существа» и назвал сумму — сто рупий. Месть Герой живёт в пансионе в Каннах и наблюдает за красивой женщиной. Часто он видел, как она просто исчезала.
Однажды решил проследить за ней. Увидел, что она пришла в безлюдное место, сбросила с себя одежду и купалась обнажённая, а потом просто легла на камни. Герой не выдержал и подошёл к ней. Они разговорились, и женщина рассказала. Её совсем недавно бросил мужчина. Он просто сбежал.
Оно служило своеобразным лифтом в другие миры. Поэт продолжает древнюю аналогию: его лукоморье способно повернуть время вспять и возвратить лирического героя в молодые годы. В финальных строках представлена философская формула молодости, которая состоит из двух составляющих - «даль» и «сказка». Герой осознанно поэтизирует былые годы, подчеркивая их отдаленность и недосягаемость. Возвышенно-радостное настроение, переданное пейзажем, подкрепляется лирическим «мы», которое встречается в начальной строке. Влюбленная пара, романтичная и юная, вписывается в общую картину, дополняя ее красотой и согласием своих отношений. В последней строфе эта фраза повторяется трижды, подчиняясь особой логике русской сказки и подчеркивая гармоничность лирической картины-воспоминания. В избе почти темно. Баба разводит огонь на загнетке: набила в чугун яиц, хочет делать яичницу.
В другом чугуне, щербатом, она принесла из лавки два фунта гречневой крупы. Она поставила его на нары, и ребятишки, один за другим, заголяясь, сошмыгнули с печки, сели вокруг чугуна, горстями, торопливо едят сырую крупу, закидывая назад головы, и от жадности дерутся. На лавке возле стола, облокотясь на подоконник, сидит мелкопоместный барин, в глубоких калошах, в теплой поддевке и каракулевой шапке. Ему двадцать лет, он очень велик, худ и узкогруд. Глаза у него чахоточные, темные; рот большой, белая тонкая шея, со впадинами за ушами, закутана розовым гарусным платком жены. Он недавно женился на дочери винокура, но уже соскучился с женой и ходит по вечерам к соседу, к Никифору: заставляет его рассказывать сказки и были, плохо слушает, но дарит за работу то гривенник, то двугривенный. Никифор - мужик еще молодой, но сумрачный. Как попал он в сказочники, ему самому непонятно. Началось с шутки: рассказал однажды какой-то пустяк, а барину понравилось, - смеясь, он дал на полбутылки и, зайдя на другой день, потребовал нового рассказа.
Пришлось вспоминать всякую чепуху, порою выдумывать что попало, порою брать на себя всякую небылицу. Притворяться балагуром, сказочником неловко, но неловко и сознаться, что нечего рассказывать. Да и как упустить заработок? Все-таки не всегда засыпают голодными ребятишки, закусишь и сам иной раз, купишь табаку, соли, мучицы, а не то, как вот нынче, крупы, яиц. Никифор сидит за столом, насупясь. Надо рассказывать, а ничего не придумаешь. Держа в зубах трубку, вытянув верхнюю губу, глядя в землю, он до зеленой пыли растирает на ладони над кисетом корешки, выгадывая время. Барин ждет спокойно, но ждет. Хворост под чугуном разгорается, но свет держится только возле печки; уже не видно визжащих ребятишек, смутно и лицо барина.
Однако Никифор не поднимает глаз, боясь выдать свое раздражение.
Иван Бунин «Тёмные аллеи». Обзор сборника рассказов
Бунину вторую Пушкинскую премию и избрала его почётным академиком, но подлинную и широкую известность принесла ему повесть «Деревня» , опубликованная в 1910 г. В начале 1910-х гг. В декабре 1911 г. Бунина , а в 1915 г. Маркса вышло его полное собрание сочинений в шести томах.
В 1912—1914 гг. Бунин принимал ближайшее участие в работе «Книгоиздательства писателей в Москве» , и сборники его произведений выходили в этом издательстве один за другим — «Иоанн Рыдалец: рассказы и стихи 1912—1913 гг. Октябрьскую революцию 1917 года И. Бунин не принял решительно и категорически, и в мае 1918 г.
Бунины навсегда покинули Советскую Россию, отплыв через Константинополь в Париж. Памятником настроений И. Бунина революционного времени остался дневник «Окаянные дни» , опубликованный в эмиграции. С Францией связана вся последующая жизнь писателя.
Большую часть года с 1922 г. Бунины проводили в г. Грас , неподалеку от Ниццы. В эмиграции вышел всего один собственно поэтический сборник Бунина — «Избранные стихи» Париж, 1929 г.
В 1927 — 1933 гг. Бунин работал над своим самым крупным произведением — романом «Жизнь Арсеньева» впервые опубликован в Париже в 1930 г. В 1933 г. Годы Второй мировой войны Бунины провели в Грасе, некоторое время находившемся под немецкой оккупацией.
Написанные в 1940-е гг. Уже в конце 1930-х гг. Бунина к Советской стране становится более терпимым, а после победы СССР над фашистской Германией — и безусловно доброжелательным, однако вернуться на родину писатель так никогда и не смог. В последние годы жизни И.
После смерти Оли начальница школы каждый праздник приходит на могилу девушки. Странная немолодая дама живет в своем воображаемом мире. Сидя у могилы, она вспоминает, как Оля хвасталась своим легким дыханием, которое якобы привлекает мужчин. А теперь ее дыхание рассеяно в ветре, небе — повсюду… 3. Окаянные дни «Окаянные дни» — книга тяжелая, настроение от нее становится мрачным, потому что она носит траурные цвета. Книга написана в форме записей дневника, автор делится своими впечатлениями и наблюдениями о событиях, произошедших в Москве во время гражданской войны — с 1 января 1918 по январь 1920 г. Автор не был в восторге от того, что творилось вокруг, и от будущего ожидал еще нечто более ужасное.
Бунин с иронией описывает, как ввели новый стиль исчисления времени. Заметки и наблюдения Ивана Бунина от событий в России можно прочитать в книге «окаянные дни». Жизнь Арсеньева Алексей Арсеньев был рожден в отцовской усадьбе в 70-х годах. Все свое детство он провел на лоне природы, летом перед его взором расстилались цветы и травы, зимой — снежное море без конца и края… Размеренная спокойная жизнь, русские пейзажи сформировали характер Алексея, который никогда не менялся. Его самое яркое детское воспоминание — это поездка в город с матерью и отцом. По дороге обратно домой Алеша увидел странного мужчину, так он впервые узнал о том, что существуют каторжники, убийцы, воры… Интересный факт: книга представляет из себя лирическое биографическое произведение в пяти частях. В 1933 году Бунин получил благодаря «Жизни Арсеньева» Нобелевскую премию.
Господин из Сан-Франциско Господин из Сан-Франциско, заметив, что у него накопилось много денег после работы, которой он отдал всю свою жизнь, решил отправиться в путешествие с женой и дочерью. Тогда люди путешествовали в Старый Свет или Европу. Был тогда конец ноября, плыли они на роскошном теплоходе, выпивая кофе и принимая ванны.
Автор по-доброму завидует размеренному порядку в быту у зажиточных мужиков и радуется, что не застал крепостного права. Склад их жизни мало чем отличается от склада жизни старых дворян. По праздникам обязательны обильные застолья, когда щедрые угощения готовятся из того, что родит сад. Глава III Родовых гнезд, хозяева которых жили на широкую ногу, осталось мало.
Единственное, что теперь поддерживает дух и традиции прошлого во многих усадьбах, — это псарни и сады. За счет псарен существует охота, некогда бывшая одной из главных забав русской аристократии. Впрочем, есть и другое хранилище старого дворянского духа — это библиотеки. Когда помещику случалось проспать охоту, он углублялся в старые книги и за чтением проводил весь день. Эти библиотеки полны портретов миловидных девушек и женщин, придающих особый колорит старым усадьбам.
Писателя особенно сильно волновали вопросы развития мира. И моменты такого поиска открываются в рассказах «Эпитафия», «Антоновские яблоки», «На Донце», «Новая дорога». Писатель стремится уяснить образ будущего и создается вопросом: «Чем освятят новые люди новую жизнь? Раздумьями о судьбе нравственных ценностей в изменяющейся реальности вызван рассказ «Антоновские яблоки». Произведению предписывали практически поэтизацию крепостнического прошлого. Писатель выражает теплые чувства к прошлому, мечту о возвращении атмосферы старинного дворянского гнезда. Но Бунин в своем рассказе выражает и другое желание — «быть мужиком». Но, конечно, речь шла о богатом мужике. При этом в рассказе есть еще одно признание о том, как хороша «нищенская мелкопоместная жизнь». Разумные устои совместного труда, естественный быт, близость к природе писатель изобразил в сельской жизни, богатой или нищенской. В своих ранних рассказах писатель ищет и не находит в современности начала, которое могло бы обогатить жизнь.
Поиск в Замке
- Популярные пересказы
- Творчество Ивана Алексеевича Бунина
- Рассказы Ивана Бунина
- Последние поступления
1. О литературной моде
- Ранние рассказы Ивана Бунина
- Иван Бунин читать все книги автора онлайн бесплатно без регистрации
- Иван Бунин — биография
- Videos Иван Бунин - Рассказы 1932-1952 годов (Аудиокнига) |
- Темные аллеи (сборник)
Из рассказов бунина
Мотив любви в рассказах Бунина нередко связан с предательством, которое приводит человека к трагическому финалу. Короткий обзор рассказов в сборнике «Тёмные аллеи». Иван Алексеевич Бунин 10 (22) октября 1870 – 8 ноября 1953 «В мире должны существовать области полнейшей независимости.
Рассказы Ивана Бунина слушать онлайн
Автор: Иван Бунин Стихотворение об олене в зимнем лесу. Автор: Иван Бунин Воспоминания поэта о скромных цветах его Родины. Автор: Иван Бунин Стихотворение о детских воспоминаниях поэта. Автор: Иван Бунин Воспоминания поэта о вечерней буре, которая не давала уснуть. Автор: Иван Бунин Рассказ для старшеклассников про мужа, жена которого уехала на море с любовником.
Первые повествования, первые песни, тронувшие нас, — тоже суходольские, Натальины, отцовы. Да и мог ли кто-нибудь петь так, как отец, ученик дворовых, — с такой беззаботной печалью, с таким ласковым укором, с такой слабовольной задушевностью про «верную-манерную сударушку свою»? Мог ли кто-нибудь рассказывать так, как Наталья? И кто был роднее нам суходольских мужиков?
Распри, ссоры — вот чем спокон веку славились Хрущевы, как и всякая долго и тесно живущая в единении семья. А во времена нашего детства случилась такая ссора между Суходолом и Луневом, что чуть не десять лет не переступала нога отца родного порога. Так путем и не видали мы в детстве Суходола: были там только раз, да и то проездом в Задонск. Но ведь сны порой сильнее всякой яви.
И, слушая повествования об этом убийстве, без конца грезили мы этими желтыми, куда-то уходящими оврагами: все казалось, что по ним-то и бежал Герваська, сделав свое страшное дело и «канув как ключ на дно моря». Мужики суходольские навещали Лунево не с теми целями, что дворовые, а насчет земельки больше; но и они как в родной входили в наш дом. Они кланялись отцу в пояс, целовали ему руку, затем, тряхнув волосами, троекратно целовались и с ним, и с Натальей, и с нами в губы. Они привозили в подарок мед, яйца, полотенца.
И мы, выросшие в поле, чуткие к запахам, жадные до них не менее, чем до песен, преданий, навсегда запомнили тот особый, приятный, конопляный какой-то запах, что ощущали, целуясь с суходольцами; запомнили и то, что старой степной деревней пахли их подарки: мед — цветущей гречей и дубовыми гнилыми ульями, полотенца — пуньками, курными избами времен дедушки… Мужики суходольские ничего не рассказывали. Да что им и рассказывать-то было! У них даже и преданий не существовало. Их могилы безымянны.
А жизни так похожи друг на друга, так скудны и бесследны! Ибо плодами трудов и забот их был лишь хлеб, самый настоящий хлеб, что съедается. Копали они пруды в каменистом ложе давно иссякнувшей речки Каменки. Но пруды ведь ненадежны — высыхают.
Строили они жилища. Но жилища их недолговечны: при малейшей искре дотла сгорают они… Так что же тянуло нас всех даже к голому выгону, к избам и оврагам, к разоренной усадьбе Суходола? II В усадьбу, породившую душу Натальи, владевшую всей ее жизнью, в усадьбу, о которой так много слышали мы, довелось нам попасть уже в позднем отрочестве. Помню так, точно вчера это было.
Разразился ливень с оглушительными громовыми ударами и ослепительно-быстрыми, огненными змеями молний, когда мы под вечер подъезжали к Суходолу. Черно-лиловая туча тяжко свалилась к северо-западу, величаво заступила полнеба напротив. Плоско, четко и мертвенно-бледно зеленела равнина хлебов под ее огромным фоном, ярка и необыкновенно свежа была мелкая мокрая трава на большой дороге. Мокрые, точно сразу похудевшие лошади шлепали, блестя подковами, по синей грязи, тарантас влажно шуршал… И вдруг, у самого поворота в Суходол, увидали мы в высоких мокрых ржах высокую и престранную фигуру в халате и шлыке [13] , фигуру не то старика, не то старухи, бьющую хворостиной пегую комолую корову [14].
При нашем приближении хворостина заработала сильнее, и корова неуклюже, крутя хвостом, выбежала на дорогу. А старуха, что-то крича, направилась к тарантасу и, подойдя, потянулась к нам бледным лицом. Со страхом глядя в черные безумные глаза, чувствуя прикосновение острого холодного носа и крепкий запах избы, поцеловались мы с подошедшей. Не сама ли это Баба-яга?
Но высокий шлык из какой-то грязной тряпки торчал на голове Бабы-яги, на голое тело ее был надет рваный и по пояс мокрый халат, не закрывавший тощих грудей. И кричала она так, точно мы были глухие, точно с целью затеять яростную брань. И по крику мы поняли: это тетя Тоня. Закричала, но весело, институтски-восторженно и Клавдия Марковна, толстая, маленькая, с седенькой бородкой, с необыкновенно живыми глазками, сидевшая у открытого окна в доме с двумя большими крыльцами, вязавшая нитяный носок и, подняв очки на лоб, глядевшая на выгон, слившийся с двором.
Низко, с тихой улыбкой поклонилась стоявшая на правом крыльце Наталья — дробненькая, загорелая, в лаптях, в шерстяной красной юбке и в серой рубахе с широким вырезом вокруг темной, сморщенной шеи. Взглянув на эту шею, на худые ключицы, на устало-грустные глаза, помню, подумал я: это она росла с нашим отцом — давным-давно, но вот именно здесь, где от дедовского дубового дома, много раз горевшего, остался вот этот, невзрачный, от сада — кустарники да несколько старых берез и тополей, от служб и людских — изба, амбар, глиняный сарай да ледник, заросший полынью и подсвекольником… Запахло самоваром, посыпались расспросы; стали появляться из столетней горки хрустальные вазочки для варенья, золотые ложечки, истончившиеся до кленового листа, сахарные сушки, сбереженные на случай гостей. И пока разгорался разговор, усиленно дружелюбный после долгой ссоры, пошли мы бродить по темнеющим горницам, ища балкона, выхода в сад. Все было черно от времени, просто, грубо в этих пустых, низких горницах, сохранивших то же расположение, что и при дедушке, срубленных из остатков тех самых, в которых обитал он.
В углу лакейской чернел большой образ святого Меркурия Смоленского [15] , того, чьи железные сандалии и шлем хранятся на солее в древнем соборе Смоленска. Мы слышали: был Меркурий муж знатный, призванный к спасению от татар Смоленского края гласом иконы Божьей Матери Одигитрии Путеводительницы. Разбив татар, святой уснул и был обезглавлен врагами. Тогда, взяв свою главу в руки, пришел он к городским воротам, дабы поведать бывшее… И жутко было глядеть на суздальское изображение безглавого человека, держащего в одной руке мертвенно-синеватую голову в шлеме, а в другой икону Путеводительницы, — на этот, как говорили, заветный образ дедушки, переживший несколько страшных пожаров, расколовшийся в огне, толсто окованный серебром и хранивший на оборотной стороне своей родословную Хрущевых, писанную под титлами.
Точно в лад с ним, тяжелые железные задвижки и вверху и внизу висели на тяжелых половинках дверей. Доски пола в зале были непомерно широки, темны и скользки, окна малы, с подъемными рамами. По залу, уменьшенному двойнику того самого, где Хрущевы садились за стол с татарками, мы прошли в гостиную. Тут, против дверей на балкон, стояло когда-то фортепиано, на котором играла тетя Тоня, влюбленная в офицера Войткевича, товарища Петра Петровича.
А дальше зияли раскрытые двери в диванную, в угольную, — туда, где были когда-то дедушкины покои… Вечер же был сумрачный. В тучах, за окраинами вырубленного сада, за полуголой ригой и серебристыми тополями, вспыхивали зарницы, раскрывавшие на мгновение облачные розово-золотистые горы… Ливень, верно, не захватил Трошина леса, что темнел далеко за садом, на косогорах за оврагами. Оттуда доходил сухой, теплый запах дуба, мешавшийся с запахом зелени, с влажным мягким ветром, пробегавшим по верхушкам берез, уцелевших от аллеи, по высокой крапиве, бурьянам и кустарникам вокруг балкона. И глубокая тишина вечера, степи, глухой Руси царила надо всем… — Чай кушать пожалуйте-с, — окликнул нас негромкий голос.
Это была она, участница и свидетельница всей этой жизни, главная сказительница ее, Наталья. А за ней, внимательно глядя сумасшедшими глазами, немного согнувшись, церемонно скользя по темному гладкому полу, подвигалась госпожа ее. Шлыка она не сняла, но вместо халата на ней было теперь старомодное барежевое платье, на плечи накинута блекло-золотистая шелковая шаль. Пахло жасмином в старой гостиной с покосившимися полами.
Сгнивший, серо-голубой от времени балкон, с которого, за отсутствием ступенек, надо было спрыгивать, тонул в крапиве, бузине, бересклете. В жаркие дни, когда его пекло солнце, когда были отворены осевшие стеклянные двери и веселый отблеск стекла передавался в тусклое овальное зеркало, висевшее на стене против двери, все вспоминалось нам фортепиано тети Тони, когда-то стоявшее под этим зеркалом. Когда-то играла она на нем, глядя на пожелтевшие ноты с заглавиями в завитушках, а он стоял сзади, крепко подпирая талию левой рукой, крепко сжимая челюсти и хмурясь. Чудесные бабочки — и в ситцевых пестреньких платьицах, и в японских нарядах, и в черно-лиловых бархатных шалях — залетали в гостиную.
И перед отъездом он с сердцем хлопнул однажды ладонью по одной из них, трепетно замиравшей на крышке фортепиано. Осталась только серебристая пыль. Но когда девки, по глупости, через несколько дней стерли ее, с тетей Тоней сделалась истерика. Мы выходили из гостиной на балкон, садились на теплые доски — и думали, думали.
Ветер, пробегая по саду, доносил до нас шелковистый шелест берез с атласно-белыми, испещренными чернью стволами и широко раскинутыми зелеными ветвями, ветер, шумя и шелестя, бежал с полей — и зелено-золотая иволга вскрикивала резко и радостно, колом проносясь над белыми цветами за болтливыми галками, обитавшими с многочисленным родством в развалившихся трубах и в темных чердаках, где пахнет старыми кирпичами и через слуховые окна полосами падает на бугры серо-фиолетовой золы золотой свет; ветер замирал, сонно ползали пчелы по цветам у балкона, совершая свою неспешную работу, — и в тишине слышался только ровный, струящийся, как непрерывный мелкий дождик, лепет серебристой листвы тополей… Мы бродили по саду, забирались в глушь окраин. Как они мягко выпрыгивали на порог, как странно, шевеля усами и раздвоенными губами, косили свои далеко расставленные, выпученные глаза на высокие татарки, кусты белены и заросли крапивы, глушившей терн и вишенник! А в полураскрытой риге жил филин. Он сидел на перемете, выбрав место посумрачнее, торчком подняв уши, выкатив желтые слепые зрачки — и вид у него был дикий, чертовский.
Опускалось солнце далеко за садом, в море хлебов, наступал вечер, мирный и ясный, куковала кукушка в Трошином лесу, жалобно звенели где-то над лугами жалейки старика пастуха Степы. Филин сидел и ждал ночи. Ночью все спало — и поля, и деревня, и усадьба. А филин только и делал, что ухал и плакал.
Он неслышно носился вкруг риги, по саду, прилетал к избе тети Тони, легко опускался на крышу — и болезненно вскрикивал… Тетя просыпалась на лавке у печки. Мухи сонно и недовольно гудели по потолку жаркой, темной избы. Каждую ночь что-нибудь будило их. То корова чесалась боком о стену избы; то крыса пробегала по отрывисто звенящим клавишам фортепиано и, сорвавшись, с треском падала в черепки, заботливо складываемые тетей в угол; то старый черный кот с зелеными глазами поздно возвращался откуда-то домой и лениво просился в избу; или же прилетал вот этот филин, криками своими пророчивший беду.
И тетя, пересиливая дремоту, отмахиваясь от мух, в темноте лезших в глаза, вставала, шарила по лавкам, хлопала дверью — и, выйдя на порог, наугад запускала вверх, в звездное небо, скалку. Филин, с шорохом, задевая крыльями солому, срывался с крыши — и низко падал куда-то в темноту. Он почти касался земли, плавно доносился до риги и, взмыв, садился на ее хребет. И в усадьбу опять доносился его плач.
Он сидел, как будто что-то вспоминая, — и вдруг испускал вопль изумления; смолкал — и внезапно принимался истерически ухать, хохотать и взвизгивать; опять смолкал — и разражался стонами, всхлипываниями, рыданиями… А ночи, темные, теплые, с лиловыми тучками, были спокойны, спокойны. Сонно бежал и струился лепет сонных тополей. Зарница осторожно мелькала над темным Трошиным лесом — и тепло, сухо пахло дубом. Возле леса, над равнинами овсов, на прогалине неба среди туч, горел серебряным треугольником, могильным голубцом Скорпион… Поздно возвращались мы в усадьбу.
Надышавшись росой, свежестью степи, полевых цветов и трав, осторожно поднимались мы на крыльцо, входили в темную прихожую. И часто заставали Наталью на молитве перед образом Меркурия. Босая, маленькая, поджав руки, стояла она перед ним, шептала что-то, крестилась, низко кланялась ему, не видному в темноте, — и все это так просто, точно беседовала она с кем-то близким, тоже простым, добрым, милостивым. Таинственно мелькали зарницы, озаряя темные горницы; перепел бил где-то далеко в росистой степи.
Предостерегающе-тревожно крякала проснувшаяся на пруде утка… — Гуляли-с? Мы, бывалыча, так-то все ночи напролет прогуливали… Одна заря выгонит, другая загонит… — Хорошо жилось прежде? И наступало долгое молчание. Хоть бы из ружья постращать.
А то прямо жуть, все думается: либо к беде какой? И все барышню пугает. А она ведь до смерти пуглива! А уж особливо после того, как заболели-то оне, как дедушка померли, как вошли в силу молодые господа и женился покойник Петр Петрович.
Горячие все были — чистый порох! Я как провинилась-то! А и было-то всего-навсего, что приказали Петр Петрович голову мне овечьими ножницами оболванить, затрапезную рубаху надеть да на хутор отправить… — А чем же ты провинилась? Но ответ не всегда следовал прямой и скорый.
Рассказывала Наталья порою с удивительной прямотой и тщательностью; но порою запиналась, что-то думала; потом легонько вздыхала, и по голосу, не видя лица в сумраке, мы понимали, что она грустно усмехается: — Да тем и провинилась… Я ведь уже сказывала… Молода-глупа была-с. И Наталья смущалась. И Наталья тупо и кратко шептала: — Очень-с. Мы, дворовые, страшные нежные были… жидки на расправу… не сравнять же с серым однодворцем!
Как повез меня Евсей Бодуля, отупела я от горя и страху… В городе чуть не задвохнулась с непривычки. А как выехали в степь, таково мне нежно да жалостно стало! Метнулся офицер навстречу, похожий на них, — крикнула я, да и замертво! Докладываю же вам: их даже к угоднику возили.
Натерпелись мы страсти с ними! Им бы жить да поживать теперь как надобно, а оне погордилися, да и тронулись… Как любил их Войткевич-то! Ну да вот поди ж ты! Те слабы умом были.
А, конечно, и с ними случалось. Все в ту пору были пылкие… Да зато прежние-то господа наглим братом не брезговали. Наталья задумалась. А сурьезный, настойчивый.
Все стихи ей читал, все напугивал: мол, помру и приду за тобой… — Ведь и дед от любви с ума сошел? Это дело иное, сударыня. Да и дом у нас был сумрачен, — невеселый, Бог с ним. Вот извольте послушать мои глупые слова… И неторопливым шепотом начинала Наталья долгое, долгое повествование… IV Если верить преданиям, прадед наш, человек богатый, только под старость переселился из-под Курска в Суходол: не любил наших мест, их глуши, лесов.
Да, ведь это вошло в пословицу: «В старину везде леса были…» Люди, пробиравшиеся лет двести тому назад по нашим дорогам, пробирались сквозь густые леса. В лесу терялись и речка Каменка, и те верхи, где протекала она, и деревня, и усадьба, и холмистые поля вокруг. Однако уже не то было при дедушке. При дедушке картина была иная: полустепной простор, голые косогоры, на полях — рожь, овес, греча, на большой дороге — редкие дуплистые ветлы, а по суходольскому верху — только белый голыш.
От лесов остался один Трошин лесок. Только сад был, конечно, чудесный: широкая аллея в семьдесят раскидистых берез, вишенники, тонувшие в крапиве, дремучие заросли малины, акации, сирени и чуть не целая роща серебристых тополей на окраинах, сливавшихся с хлебами. Дом был под соломенной крышей, толстой, темной и плотной. И глядел он на двор, по сторонам которого шли длиннейшие службы и людские в несколько связей, а за двором расстилался бесконечный зеленый выгон и широко раскидывалась барская деревня, большая, бедная и — беззаботная.
Семен Кириллыч, братец дедушки, разделились с нами: себе взяли что побольше да полутче, престольную вотчину, нам только Сошки, Суходол да четыреста душ прикинули. А из четырех-то сот чуть не половина разбежалася… Дедушка Петр Кириллыч умер лет сорока пяти. Отец часто говорил, что помешался он после того, как на него, заснувшего на ковре в саду, под яблоней, внезапно сорвавшийся ураган обрушил целый ливень яблок. А на дворне, по словам Натальи, объясняли слабоумие деда иначе: тем, что тронулся Петр Кириллыч от любовной тоски после смерти красавицы бабушки, что великая гроза прошла над Суходолом перед вечером того дня.
И доживал Петр Кириллыч, — сутулый брюнет, с черными, внимательно-ласковыми глазами, немного похожий на тетю Тоню, — в тихом помешательстве. Денег, по словам Натальи, прежде не знали куда девать, и вот он, в сафьяновых сапожках и пестром архалуке, заботливо и неслышно бродил по дому и, оглядываясь, совал в трещины дубовых бревен золотые. А не то переставлял тяжелую мебель в зале, в гостиной, все ждал чьего-то приезда, хотя соседи почти никогда не бывали в Суходоле; или жаловался на голод и сам мастерил себе тюрю — неумело толок и растирал в деревянной чашке зеленый лук, крошил туда хлеб, лил густой пенящийся суровец и сыпал столько крупной серой соли, что тюря оказывалась горькой и есть ее было не под силу. Когда же, после обеда, жизнь в усадьбе замирала, все разбредались по излюбленным углам и надолго засыпали, не знал, куда деваться, одинокий, даже и по ночам мало спавший Петр Кириллыч.
И, не выдержав одиночества, начинал заглядывать в спальни, прихожие, девичьи и осторожно окликать спящих: — Ты спишь, Аркаша? Ты спишь, Тонюша? И, получив сердитый окрик: «Да отвяжитесь вы, ради Бога, папенька! Я тебя будить не буду… И уходил дальше, — минуя только лакейскую, ибо лакеи были народ очень грубый, — а через десять минут снова появлялся на пороге и снова еще осторожнее окликал, выдумывая, что по деревне кто-то проехал с ямщицкими колокольчиками, — «уж не Петенька ли из полка в побывку», — или что заходит страшная градовая туча.
Дом у нас какой-то черный был… невеселый, Господь с ним. А день летом — год. Дворни девать было некуда… одних лакеев пять человек… Да, известно, започивают после обеда молодые господа, а за ними и мы, холопы верные, слуги примерные. И тут уж Петр Кириллыч не приступайся к нам, — особливо к Герваське.
Вы спите? Да и грозы-то великие. Как, бывалыча, дело после обеда, так и почнет орать иволга, и пойдут из-за саду тучки… потемнеет в доме, зашуршит бурьян да глухая крапива, попрячутся индюшки с индюшатами под балкон… прямо жуть, скука-с! А они, батюшка, вздыхают, крестятся, лезут свечку восковую у образов зажигать, полотенце заветное с покойника прадедушки вешать, — боялась я того полотенца до смерти!
Это уж первое дело-с, ножницы-то: очень хорошо против грозы… …Было веселее в суходольском доме, когда жили в нем французы, — сперва какой-то Луи Иванович, мужчина в широчайших, книзу узких панталонах, с длинными усами и мечтательными голубыми глазами, накладывавший на лысину волосы от уха к уху, а потом пожилая, вечно зябнувшая мадмазель Сизи, — когда по всем комнатам гремел голос Луи Ивановича, оравшего на Аркашу: «Идьите и больше не вернитесь! Восемь лет жили французы в Суходоле, оставались в нем, чтобы не скучно было Петру Кириллычу, и после того, как увезли детей в губернский город, покинули же его перед самым возвращением их домой на третьи каникулы. Когда прошли эти каникулы, Петр Кириллыч уже никуда не отправил ни Аркашу, ни Тонечку: достаточно было, по его мнению, отправить одного Петеньку. И дети навсегда остались и без ученья, и без призора… Наталья говаривала: — Я-то была моложе их всех.
Ну а Герваська с папашей вашим почти однолетки были и, значит, первые друзья-приятели-с. Только, правда говорится, — волк коню не свойственник. Подружились они это, поклялись в дружбе на вечные времена, поменялись даже крестами, а Герваська вскорости же и начереди: чуть было вашего папашу в пруде не утопил! Коростовый был, а уж на каторжные затеи мастер.
Только пыль столбом завихрилась!.. Уж спасибо вблизи пастухи оказалися… Пока жили французы в суходольском доме, дом сохранял еще жилой вид. При бабушке еще были в нем и господа, и хозяева, и власть, и подчинение, и парадные покои, и семейные, и будни, и праздники. Видимость всего этого держалась и при французах.
Но французы уехали, и дом остался совсем без хозяев. Пока дети были малы, на первом месте был как будто Петр Кириллыч. Но что он мог? Кто кем владел: он дворовыми или дворовые им?
Фортепиано закрыли, скатерть с дубового стола исчезла, — обедали без скатерти и когда попало, в сенцах проходу не было от борзых собак. Заботиться о чистоте стало некому, — и темные бревенчатые стены, темные полы и потолки, темные тяжелые двери и притолки, старые образа, закрывавшие своими суздальскими ликами весь угол в зале, скоро и совсем почернели. По ночам, особенно в грозу, когда бушевал под дождем сад, поминутно озарялись в зале лики образов, раскрывалось, распахивалось над садом дрожащее розово-золотое небо, а потом, в темноте, с треском раскалывались громовые удары, — по ночам в доме было страшно. А днем — сонно, пусто и скучно.
С годами Петр Кириллыч все слабел, становился все незаметнее, хозяйкой же дома являлась дряхлая Дарья Устиновна, кормилица дедушки. Но власть ее почти равнялась его власти, а староста Демьян не вмешивался в управление домом: он знал только полевое хозяйство, с ленивой усмешкой говоря иногда: «Что ж, я своих господ не обижаю…» Отцу, юноше, не до Суходола было: его с ума сводила охота, балалайка, любовь к Герваське, который числился в лакеях, но по целым дням пропадал с ним на каких-то Мещерских болотцах или в каретном сарае за изучением балалаечных и жалеечных хитростей. А не почивают, — значит, либо на деревне, либо в каретном, либо на охоте: зимою — зайцы, осенью — лисицы, летом — перепела, утки либо дряхвы; сядут на дрожки беговые, перекинут ружьецо за плечи, кликнут Дианку, да и с Господом: нынче на Среднюю мельницу, завтра на Мещерские, послезавтра на степя. И всё с Герваськой.
Тот первый коновод всему был, а прикидывался, что это барчук его таскает. Любил его, врага своего, Аркадь Петрович истинно как брата, а он, чем дальше, тем все злей измывался над ним. Бывалыча, скажут: «Ну, давай, Гервасий, на балалайках! Выучи ты меня, заради Бога, «Закатилось солнце красное за лес…».
А Герваська посмотрит на них, пустит в ноздри дым и этак с усмешечкой: «Поцелуйте перва ручку у меня». Побелеют весь Аркадь Петрович, вскочут с места, бац его что есть силы по щеке, а он только головой мотнет и еще черней сделается, насупится, как разбойник какой. А барчук задвохнутся — и уж не знают, что дальше сказать. Ты нарочно меня озлобляешь?
Барчук, — а по правде-то сказать, и сами дедушка, — в Герваське души не чаяли, а я — в ней… как из Сошек-то вернулась я да маленько образумилась посля своей провинности… V С арапниками садились за стол уже после смерти дедушки, после бегства Герваськи и женитьбы Петра Петровича, после того как тетя Тоня, тронувшись, обрекла себя в невесты Иисусу сладчайшему, а Наталья возвратилась из этих самых Сошек. Тронулась же тетя Тоня и в ссылке побывала Наталья — из-за любви. Скучные, глухие времена дедушки сменились временем молодых господ. Возвратился в Суходол Петр Петрович, неожиданно для всех вышедший в отставку.
И приезд его оказался гибельным и для Натальи, и для тети Тони. Они обе влюбились. Не заметили, как влюбились. Им казалось сперва, что «просто стало веселее жить».
Петр Петрович повернул на первых порах жизнь в Суходоле на новый лад — на праздничный и барский. Он приехал с товарищем, Войткевичем, привез с собой повара, бритого алкоголика, с пренебрежением косившегося на позеленевшие рубчатые формы для желе, на грубые ножи, вилки. Петр Петрович желал показать себя перед товарищем радушным, щедрым, богатым — и делал это неумело, по-мальчишески. Да он и был почти мальчиком, очень нежным и красивым с виду, но по натуре резким и жестоким, мальчиком как будто самоуверенным, но легко и чуть не до слёз смущающимся, а потом надолго затаивающим злобу на того, кто смутил его.
Дедушка покраснел, хотел что-то сказать, но не насмелился и только затеребил на груди архалук. Аркадий Петрович изумился: — Какая мадера? А Герваська нагло поглядел на Петра Петровича и ухмыльнулся. Да все мы, холопы, потаскали.
Вино барское, а мы ее дуром, заместо квасу. Дедушка восторженно подхватил. Я уж не однажды думал: подкрадусь и проломлю ему голову толкачом медным… Ей-богу, думал! Я ему кинжал в бок по эфес всажу!
А Герваська и тут нашелся. Говорил Петр Петрович, что после такого неожиданно-дерзкого ответа сдержался он только ради чужого человека. Он сказал Герваське только одно: «Сию минуту выйди вон! Слишком долго не могла забыть этих глаз и Наталья.
Счастье ее было необыкновенно кратко — и кто бы мог думать, что разрешится оно путешествием в Сошки, самым замечательным событием всей ее жизни? Хутор Сошки цел и доныне, хотя уже давно перешел к тамбовскому купцу. Это — длинная изба среди пустой равнины, амбар, журавль колодца и гумно, вокруг которого бахчи.
Будучи студентом духовной семинарии, он проявляет в учебе блестящие успехи. При этом его душевный и нравственный мир исключительно беден.
Воспользовавшись безответностью дурочки-кухарки, он овладел ею: «Она от страха даже крикнуть не смогла». Безнаказанность этих действий привела к тому, что молодой человек повторял их не раз. В конце концов кухарка родила мальчика. Но вид ребенка, как и облик самой «дурочки», удручал хозяйского сына, и он приказал прогнать ее со двора. С тех пор она скиталась по улицам с сыном, прося милостыню «Христа ради».
Лицемерие и жестокость главного персонажа приобретают особенно сильный эффект оттого, что он обладает духовным саном, является служителем церкви. История незамысловата, но благодаря неповторимому стилю Ивана Бунина вызывает у читателя сильные чувства. Скитания молодой матери не дополнены слезливыми эмоциями, а описаны очень кратко и лаконично. О ребенке автор говорит лишь несколько слов: «Он был урод, но когда улыбался, был очень мил». Молодой студент гостит у своих близких родственников.
Дядя - генерал, прикованный к В его доме молодому человеку скучно и тоскливо. От скуки он предается фантазиям, сравнивает себя с пушкинским Онегиным. Но подушки он генералу не поправляет и лекарства не подносит. Эти обязанности лежат на сиделке - прекрасной молодой особе. С первого взгляда рождается страсть.
Но студент не может встретиться с девушкой. Она где-то близко, ее комната за стеной, но все же девушка пока недоступна. В один прекрасный день она появляется в его комнате, и следующее утро генеральский племянник встречает уже в ее постели. Связь мгновенно обнаруживается, и молодой женщине ничего не остается, как покинуть имение. Чем стали для нее эти мимолетные отношения?
Особенности рассказов Бунина о любви - это, прежде всего, недосказанность и загадка. На некоторые вопросы читателю приходится самому находить ответы. Список любовных историй включают повествования и о судьбоносном чувстве, и об эгоистичной страсти, и о быстротечном влечении. Об отношениях со случайными спутницами идет речь в рассказе «Визитные карточки». Он - известный писатель.
Она - бедная простосердечная девушка. Ее муж, по ее же словам, человек добрый и совсем неинтересный. Ощущение того, что жизнь проходит впустую, подталкивает молодую женщину на любовные приключения. Ее наивность и неопытность трогают и влекут писателя. Жизнь этой женщины настолько однообразна и сера, что после знакомства и недолгого общения с красивым и знаменитым человеком она готова предаться простому, неромантичному разврату, дабы придать своему существованию хотя бы какие-то яркие краски.
Что и происходит в ее каюте. В конце истории она предстает перед читателем в ином виде: "тихая, с опущенными ресницами". Список персонажей «Темных аллей» непросто составить, так как многие из них безлики. На первом плане в рассказах этого цикла - не человек с характерной внешностью и привычками, а чувство, которое правит его действиями. Жорж Левицкий - один из немногих персонажей, который не лишен имени и внешнего облика.
Он задумчив, меланхоличен, неряшлив. Любовь приходит к нему не с появлением избранницы, а значительно раньше. Он ждет этого чувства, но к кому оно будет обращено, в начале истории он еще не знает. То ли это будет дочь коллеги Жоржа, то ли дальняя родственница, неважно. Важно то, что однажды появляется Валерия, и именно на нее этот нервный и чувственный персонаж направляет всю свою силу переживаний.
Валерия, как и многие другие бунинские героини, беспристрастна и холодна. Ее равнодушие и побуждает главного героя рассказа «Зойка и Валерия» к самоубийству. Список историй, посвященных о счастье, дополняет рассказ «Таня». Здесь речь идет о любви между горничной мелкой помещицы и неким молодым человеком. О нем известно лишь то, что Таня называла его ласково Петрушей и жизнь он вел беспорядочную и скитальческую.
Однажды, осенней ночью, он завладел ею. Сперва это девушку испугало, но позже страх отошел на задний план, а на его месте стала расти и развиваться привязанность. Но быть вместе им не суждено. Их последняя встреча состоялась в феврале страшного семнадцатого года. Именно в такой атмосфере были созданы рассказы Бунина о любви.
Список произведений тех лет включает новеллу «В Париже». Главный герой - бывший офицер русской армии, вынужденный покинуть свою родину. В небольшой русском ресторане он знакомится с официанткой - женщиной русского происхождения. Судьбы этих двух людей искалечены революцией. Их объединяет одиночество, желание любить и быть любимыми.
Жизнь этих персонажей, таких чужих на фоне парижского городского пейзажа, снова обретает смысл. Но любовь у Бунина долго продолжаться не может. Она, подобно вспышке, загорается и вновь гаснет. Главный герой рассказа «В Париже» внезапно умирает в вагоне метро. В центре повествования - писатель Глебов.
Его жизнь полна лжи. Он окружен женщинами, но не испытывает к ним привязанности. За исключением одной - переводчицы и журналистки, пишущей под псевдонимом Генрих. Но даже с этой дамой он неискренен, когда говорит ей, что она для него лишь верный друг и понимающий собеседник. В действительности Глебов охвачен ревностью.
Ведь и у Генрих есть человек, которому она врет и которого она использует в своих целых. В качестве кульминации выступает небольшая газетная заметка, из которой главный герой узнает о гибели своей возлюбленной. Анализ рассказов Бунина о любви демонстрирует особенный бунинский почерк. Поэтичный художественный стиль, с помощью которого автор передает эмоции влюбленных, контрастирует с сухим газетным слогом, которым сообщается о смерти героини этого рассказа. Подобный прием встречается и в прочих произведениях Бунина.
Мотивы разлуки и смерти «Темные и мрачные аллеи» хранит в себе любовь в рассказах Бунина. Кратко об этих произведениях в этом духе выразился сам автор. Отсюда и название знаменитого цикла. Жизнь героев Ивана Бунина обретает значение лишь с приходом глубокого чувства. Но любовь в его произведениях имеет быстротечный и трагический характер.
Как правило, отношения между мужчиной и женщиной заканчиваются смертью или разлукой. Такой пессимистический взгляд обусловлен личной трагедией автора, вынужденного многие годы пребывать в одиночестве, за рубежом. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав. От издателя Как часто мы слышим и произносим слово «любовь»… На протяжении многих веков поэты, писатели, философы и самые обычные люди пытались найти определение этому чувству, описать его. Но до сих пор так никто и не смог ответить на вопрос: что такое любовь?
Наверное потому, что это чувство многогранно и противоречиво: оно может возвысить, но может и низвергнуть на самое дно, может подарить крылья, а может лишить желания жить, может заставить совершить прекрасные безрассудные поступки и толкнуть человека на подлость и предательство. В Библии говорится: «Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится». Не каждый может разглядеть ее в каждодневной суете и далеко не каждый найдет в себе силы на такую любовь, которая дарит не только радость, но и причиняет боль, а иногда и убивает, ведь многие великие истории любви в литературе трагичны. В нашу книгу включены прозаические произведения ярчайших представителей Серебряного века отечественной литературы — И.
Бунина, А. Куприна и А. Чехова, посвятивших свои лучшие творения этому чувству — мучительной первой любви; любви внезапной, поражающей, как молния; любви, что становится смыслом всей жизни и дарует величайшее счастье, а иногда делается настоящим наваждением и мукой. Наш выбор не случайно пал на этих трех великих писателей. Тема взаимоотношений между мужчиной и женщиной занимает в их творчестве едва ли не самое главное место.
Перед вами пронзительные истории любви, написанные непревзойденным языком классики и нашедшие свое выражение в короткой литературной форме — форме рассказа. В произведениях Ивана Бунина любовь всегда трагична, она одухотворяется в своей краткости и обреченности и, достигнув пика, заканчивается разлукой, а зачастую и смертью одного из главных героев, как в «Митиной любви» и «Солнечном ударе». Любовь рассматривалась писателем как возносящая «в бесконечную высь ценность человеческой личности», дарующая равно «нежное целомудренное благоухание» и «трепет опьянения» чистой страстью. Сюжет рассказа «Леночка», напротив, узнаваем и поэтому так близок многим. Герои, влюбленные друг в друга в юности, случайно встречаются много лет спустя и понимают, что их чистая и искренняя юношеская любовь, возможно, была самым главным, самым настоящим и прекрасным, что случилось в их жизни.
Истории, рассказанные Антоном Чеховым, так же окрашены тоской по настоящему и несбывшемуся чувству. Писатель считал, что «любовь — это или остаток чего-то вырождающегося, бывшего когда-то громадным, или же это часть того, что в будущем разовьется в нечто громадное, в настоящем же оно не удовлетворяет, дает гораздо меньше, чем ждешь». Любовь в его знаменитом рассказе «Дама с собачкой» имеет привкус горечи от невозможности двух любящих людей обрести счастье. Герои, встретив настоящую любовь уже в зрелом возрасте, понимают, как пуста и бессмысленна их жизнь, и досадуют на жестокость судьбы, которая сыграла с ними злую шутку: подарила любовь слишком поздно, когда у каждого есть уже семья, груз безрадостной личной жизни, тщетности надежд на лучшее. А в рассказе «Ариадна» любовь — это способ манипулирования одного человека другим.
Героиня, красивая, но такая холодная, ведет с влюбленным в нее мужчиной жестокую игру, то отталкивая, то даря ему надежду, превращая его в несчастную марионетку. Насладитесь лучшими историями любви, вышедшими из-под пера русских классиков, они посвящены прекрасному и неоднозначному чувству, без которого наша жизнь лишена всякого смысла! Москворецкий мост фрагмент. Так, по крайней мере, казалось ему. Они с Катей шли в двенадцатом часу утра вверх по Тверскому бульвару.
Зима внезапно уступила весне, на солнце было почти жарко. Как будто правда прилетели жаворонки и принесли с собой тепло, радость. Все было мокро, все таяло, с домов капали капели, дворники скалывали лед с тротуаров, сбрасывали липкий снег с крыш, всюду было многолюдно, оживленно. Высокие облака расходились тонким белым дымом, сливаясь с влажно-синеющим небом. Вдали с благостной задумчивостью высился Пушкин, сиял Страстной монастырь.
Но лучше всего было то, что Катя, в этот день особенно хорошенькая, вся дышала простосердечием и близостью, часто с детской доверчивостью брала Митю под руку и снизу заглядывала в лицо ему, счастливому даже как будто чуть-чуть высокомерно, шагавшему так широко, что она едва поспевала за ним. Возле Пушкина она неожиданно сказала: — Как ты смешно, с какой-то милой мальчишеской неловкостью растягиваешь свой большой рот, когда смеешься. Не обижайся, за эту-то улыбку я и люблю тебя.
По всей видимости, он читал Бодлера в переводe Эллиса Льва Львовича Кобылинского и слегка переиначил. Там эта цитата звучит следующим образом: «Чем больше хочешь, тем лучше хочешь.
Чем больше работаешь, тем лучше работаешь и тем более хочешь работать. Чем больше производишь, тем становишься плодовитее» Бодлер Ш. В деревне он преображался… Разложив вещи по своим местам… он несколько дней, самое большое неделю предавался чтению — журналов, книг, Библии, Корана. А затем, незаметно для себя, начинал писать». Сезон 3» Как и что пить: советы Бунина От шампанского до крестьянской водки, пахнущей сапогами 5.
О революции «В тысячный раз пришло в голову: да, да, все это только комедия — большевицкие деяния. Ни разу за все четыре года не потрудились даже видимости сделать серьезности — все с такой цинической топорностью, которая совершенно неправдоподобна». Из дневника. Одной из главных черт русской революции он считал «маскарадность», намеренную установку на «карнавал» — изнаночное действие по отношению к истинной реальности, которая ввергла страну в «гигантский кровавый балаган». Бунин не последовал примеру своих близких друзей, писателей Алексея Николаевича Толстого и Александра Куприна, в разные годы вернувшихся в СССР, и отклонил предложения советской стороны вернуться на родину после войны.
О дне рождения «День моего рождения.
Топ-10 стихов
- Что ещё посмотреть:
- Иван Бунин - Рассказы 1932-1952 годов (Аудиокнига)
- Иван Бунин - Рассказы 1932-1952 годов (Аудиокнига)
- Иван Бунин "Повести и рассказы"
- Иван Бунин - список книг по порядку, биография
- Иван Бунин - Подснежник- читает - Miliza
Веселые истории из жизни великого писателя Ивана Бунина
Как я понимаю, это послужило отправной точкой для вашего исследования? МДШ Я, к своему стыду, в свое время несколько раз откладывал поездку в Филадельфию на встречу с Ниной Николаевной Берберовой, о чем до сих пор жалею. Дело было так. В начале 1993 года я начинал собирать архивные материалы для диссертации о поэтике рассказов Набокова. В диссертации была глава о Набокове и Бунине. Незадолго до этого в Библиотеку редких книг Йельского университета поступил архив Берберовой, и для доступа к материалам архива требовалось разрешение самой Берберовой. Куратор, Винсент Жиру, который очень много сделал для приобретения бумаг писателей русской эмиграции, посоветовал мне обратиться к Нине Николаевне через моего научного руководителя, Владимира Евгеньевича Александрова, который в бытность свою в Принстоне был с ней дружен. Александров передал мне телефон Берберовой и приглашение ей позвонить. К тому времени Берберова уже переехала из Принстона в Филадельфию. Я позвонил. Берберова, видно, ожидала советского волапюка.
Мы разговорились. Я объяснил, что интересуюсь историей отношений Бунина и Набокова. Вы приезжайте ко мне в Филадельфию, я вам все расскажу», — предложила Берберова. У нее был голос человека, который все повидал, но при этом не потерял интерес к другим людям и их треволнениям. Тут есть один приятный ресторан, там для меня всегда держат столик. Мы с вами посидим, я вам все подробно расскажу». Потом был еще один довольно длинный и содержательный телефонный разговор, и я снова расспрашивал Берберову о Бунине и Набокове. Мы договорились, что я выберу день и неделю, позвоню, и мы условимся о встрече. Но знаете, как в молодости бывает, — кажется, что жизнь бесконечна. Прошел еще месяц.
Наконец, я позвонил Берберовой, мы выбрали неделю и день кажется, среду, надо проверить записи. Когда я позвонил, включился автоответчик с записью голоса Мёрла Баркера, душеприказчика Берберовой. У Нины Николаевны случился удар, от которого она уже не оправилась. Нины Берберовой не стало в сентябре 1993 года. Вот такая история. АМ Не знаю, знакомы ли вы с таким произведением, как «Бунин и евреи» Марка Уральского, но, согласитесь, тема интересная. Одни считают Бунина антисемитом, другие, напротив, хотят записать его чуть ли не в праведники мира. В этой связи вопрос: как Бунин относился к Ходасевичу? Известно ведь, что они с Берберовой часто гостили на вилле Буниных «Бельведер» в Грассе, о чем свидетельствует и « Грасский дневник » Галины Кузнецовой. Его единственный ребенок, Николай, умерший в детстве, был полуевреем — евреем по матери.
В эмиграции Бунина окружали еврейские знакомые и друзья, поддерживали еврейские благотворители. Антисемиты от русской эмиграции называла Бунина «еврейский батько». Это был гражданский подвиг. Бунин всегда занимал принципиальную общественную позицию по еврейскому вопросу, осуждал погромы, антисемитизм. Эти браки теперь все учащаются, еврейки становятся графинями, княгинями — добивают, докупают нас» 7 апреля 1922 года. Что с этим делать? Сбросить с весов как пароксизм минутной слабости, как раздраженность, в которой отголоски неудачного первого брака? С Ходасевичем случай любопытный. Есть свидетельства о том, как Бунин трунил и издевался над Ходасевичем. Набоков в письмах жене описывает сцену весны 1937 года, когда Бунин публично дразнил Ходасевича: «Эй, поляк».
Я думаю, что Бунина бесило «мучительное право» полуполяка-полуеврея Ходасевича говорить о России. Бунин был раздражителен, мнителен; он был способен на несправедливость — а кто на нее не способен, кроме святых и праведников? Праведником — литературных отношений и «народов мира» — Бунин не был. АМ В одном из интервью на вопрос: что Набоков перенял у Бунина, вы отвечаете, что ритмику прозы, что она у Бунина с заметным библейским ритмом. Откуда у него такой интерес к иудейской истории? Что заставило его отправиться на Святую землю, а затем отразить это и в прозе, и в поэзии? МДШ Да , это так, и о «библейском ритме» прозы Бунина говорили такие прекрасные советские литературоведы, как Эмма Полоцкая, а в эмиграции — Елизавета Малоземова. Набоков это письмо перенял. Бунин был страстный путешественник, и его особенно влекло на Восток — ближний и дальний. Об этом уже немало написано.
Мысли о еврейской идентичности и истории занимали Бунина в 1910-е годы — особенно на фоне брака и смерти сына и на фоне подъема сионистского движения в Российской империи. У Бунина было не только понимание судьбы еврейского народа. Было сострадание, был художнический интерес к остранению еврейской жизни в черте оседлости. В «Окаянных днях», кстати, есть запись о походе в синагогу в Одессе. А в «Жизни Арсеньева» есть изумительный витебский эпизод с описанием еврейского гуляния. Будто Иегуда Пэн подсказывал Бунину черты еврейской поэтики. АМ Бунин ведь писал и литературные портреты, писал блестяще, хлестко — чего стоит, к примеру, его безжалостный «Третий Толстой». Набоков тоже писал о своих встречах с писателями в 30-е годы в эмиграции, написал он и о Бунине, да так, что последний обвинил Набокова во лжи. Чем же учитель, Нобелевский лауреат, так обидел ученика? МДШ Сначала обидел Бунина Набоков, и подвел итог этим обидам в рассказе «Обида», опубликованном в июле 1931 года в парижских «Последних новостях» с посвящением Бунину.
Язык: Русский И. Бунин - первый русский Нобелевский лауреат, создатель эталонной, если можно так выразиться, прозы - "парчовой прозы", по точному определению В.
Иван Бунин - Рассказы 1932-1952 годов Аудиокнига 2,600 views Иван Бунин - Рассказы 1932-1952 годов Аудиокнига Читает Илья Прудовский 00:00:00 - Жилет пана Михольского 00:08:57 - Молодость и старость 00:18:22 - Возвращаясь в Рим 00:25:29 - Апрель 00:53:58 - Мистраль 01:01:20 - Порок Осия 01:03:46 - Господин Пирогов 01:06:11 - Три рубля 01:19:09 - Крем Леодор 01:23:54 - Памятный бал 01:33:37 - Ловчий 01:51:56 - Полуденный жар 02:01:40 - В такую ночь 02:05:32 - Алупка 02:11:26 - В Альпах 02:13:26 - Легенда 02:16:11 - Маленькое происшествие 02:18:33 - Бернар 02:25:30 - Лита 02:28:32 - Ривьера 02:35:51 - Аля 02:37:54 - Когда я впервые 02:40:34 - Далекий пожар 02:42:04 - Модест 02:44:09 - Ахмат 02:46:14 - Новая шубка.
Петлистые уши Петлистые уши. Висячие уши и другие рассказы 1954. Земляк Соотечественник, Соотечественник. Первоначально назывался «Феликс Чуев».
Отто Штейн Отто Штейн. Старуха Старуха, Старуха. Пост Пост, Пост. Третий петушок Третьи петухи, Третьи петухи. Последняя весна Последняя весна. Послание новостей, Париж, 1931, N 3672. Последняя осень Последняя осень.
Полное собрание сочинений И. Бунин, Петрополис, Берлин, 1934—1936. Том 10. До этого не публиковалось. Точная дата неизвестна. Заглавный рассказ первой книги Бунина, изданной в эмиграции, тогда формально был предисловием. Ссора Бран, Брань.
В 1929 г. Также в журнале «Родная Земля», Киев, сентябрь 1918 г. Окончательная версия написана в 1918 г. Зимний сон Зимний сон. Последний рассказ Бунина, опубликованный в Москве перед эмиграцией. Написано в Одессе. Датировано «27 декабря 1920 года, Париж».
Датировано «20 марта». Ночь отречения Notch otrecheniya, Ночь отречения. Безумный художник Безумный. Альманах Окно Окно , Париж, 1923, книга I. Первоначально называлось "Рождение нового человека" Рождение нового человека. Дата автографа: «18 октября 1921 года». О дураке Емеле, который вышел умнее всех О герцог Емеле, какой вышел всех неглазых, О Дураке Емеле, какой вышел всех умнее.
Альманах Окно, Париж, 1923 г. Роза Джерико. Конец Конец, Конец. Косцы Кости, Косцы. Альманах «Медный всадник», Берлин, 1923, кн. Полуночная зарница Полуночная зарница. Журнал «Современные записки» , Париж, 1924 г.
Преображение Преображение, Преображение. Современные записки, 1924, кн XХ. Первоначально как «Однажды весной». Альманах «Златоцвет», Берлин, 1924. В ночном море В ночном море. Альманах Окно, Париж, 1924 г. Датировано «18 31 июля 1923 года».
В одном царстве В некотором царстве, В некотором царстве. Журнал «Иллюстрированная Россия», Париж, 1924 г. Первоначально как «Пещь огненная». Запоздалая весна Несрочная весна. Современные записки. В повести описывается один эпизод, произошедший во время визита Бунина на Цейлон в 1911 году. Святой Святитель, Святитель.
Иудея весной.. Идея рассказа упоминается в записи дневника Бунина от 6 мая 1919 года, где он пересказывает легенду о двух русских православных святых Дмитрии Ростовском и Иоанне Тамбовском. День святых Именины, Именины. Skarabei Скарабеи. Музыка Музыка. Слепой Слепой, Слепой. Мухи Мухи, Мухи.
Сосед Сосед, Сосед. Современные записки, 1924 г. Лапочки Лапти, Лапти. Слава Слава, Слава. Надписи Надписи, Надписи. Русак Русак. Книга Книга.
Современные записки, 1925, Тт. Короткий роман, получивший название книги 1925 года. Написано в Грассе летом 1924 года. Окончательный вариант рукописи датирован 27 сентября 1924 года. Современные записки, 1926, кн. Ида Ида. Датируется «23 октября - 19 декабря 1925 г.
Мордовский сарафан. Датируется «11 сентября 1925 года. Приморские Альпы». Ночь Notch, Ночь. Бремя Obuza, Обуза. Возрождение, 1925 г. Waters Aplenty «Воды множества», Воды многие.
Состоит из трех частей. II: Благонамеренный альманах, Брюссель , 1926, Vol. Этот фрагмент так и не вошел в финальную версию. The Horror Story Страшный рассказ, Страшный рассказ. Оскверненный Спас Поруганный Спас. В саду V sadu, В саду. Датировано «2 15 июля 1926 года».
Древо Божье Божье древо. Современные записки, д. Дата утверждения: «4 сентября по старому стилю 1926 года». Алексей Алексеевич Алексей Алексеевич. Петлевые уши, божье дерево. В сборнике «Древо божье» было восстановлено оригинальное название: Подснежник Подснежник. В основе повести - воспоминания Бунина о гимназических годах в Ельце.
В 1927 году, работая над «Житием Арсеньева», Бунин включил в роман часть этой повести и полностью переработал ее, изменив обстановку с рождественской «зимней» на Масленицу 1927 К истокам ваших отцов К роду отцов своих, К роду отцов своих. Петлицы, Древо божье. Старый порт Старый порт, Старый порт. Под новым названием вошла в книгу «Древо Бога». Just a Fuss Suyeta Suyet, Суета сует. Возрождение, 1927, 24 февраля. Один из нескольких очерков о Вольтере , основанный на книге о Французской революции Lepotre, Viellies maisons, vieux paniers Бунин прочитал в 1919 году в Одессе.
Собрание «Древо божье». Измененная версия присутствует в книге «Иудея в весне», где датирована 1950 годом. Пингвины Пингвины. Благосклонное участие Благосклонное участие. Цикл "Краткие рассказы". Один из самых коротких этюдов, которые Бунин написал во время работы над «Житием Арсеньева», в промежутке между четвертой и пятой частями ». Иван Алексеевич сказал сегодня, что, по его мнению, нужно писать очень маленькие, сжатые пьесы, по несколько строк, и что даже у великих авторов есть несколько блестящих фрагментов, которые просто плывут в воде », - писала в дневнике 1 октября 1930 года секретарь Бунина и некогда красавица Галина Кузнецова.
Убийца Убийца, Убийца. Обреченный Дом Обреченный Дом, Обреченный дом. Висячие уши. Идол Идол. Слон Slon, Слон. Дата утверждения: «29 сентября 1930 года». Голова быка Телячья голова, Телячья голова.
Романс Горбуна Роман горбуна, Роман горбуна. Молодость Молодость. Красные фонари Красные фонари, Красные фонари. Грибки Грибок, Грибок. Дата утверждения: «4 октября 1930 года». Каньон Ущелье, Ущелье.
И. А. Бунин. Рассказы
В этот же период произведения Бунина стали печататься в столичных изданиях, творчество молодого писателя вызвало внимание литературных знаменитостей. Произведения Бунина. Рубрикатор произведений Бунина. Рассказы. И. А. Бунин. Иван Алексеевич Бунин I Вспоминается мне ранняя погожая осень Август был с теплыми дождиками, как будто нарочно выпадавшими для сева, с дождиками в самую пору, в середине м. Мы собрали список лучших произведений выдающегося русского писателя Ивана Алексеевича Бунина.
Иван Бунин - бесплатно читать книги онлайн
Затем, не обращая внимания на своего спутника, она поясняет: «Так испытывал ее Бог», а после следует вторая цитата: «Когда же пришло время ее благостной кончины, умолили Бога сей князь и сия княгиня преставиться им в един день. И сговорились быть погребенными в одном гробу. И велели вытесать в едином камне два гробных ложа. И облеклись, такожде единовременно, в монашеское одеяние…». Эти две цитаты отсылают к разным сюжетам «Повести о Петре и Февронии»: первый — о князе Павле и его жене, соблазняемой змеем-искусителем, второй — о женитьбе брата Павла Петра на мудрой девице Февронии и об их верной супружеской жизни.
В представлении героини эти два сюжета объединены в один. Первый сюжет связан с мотивами искушения и испытания в рассказе. Второй — с темами любви и супружества. Героиня проецирует оба сюжета на свою жизнь, пытаясь разобраться в себе и в своих отношениях с возлюбленным.
Героиня понимает, что такую жизнь, которую прожили Петр и Феврония, она со своим спутником прожить не сможет. С одной стороны, она стремится к чистоте и целомудрию, а с другой — испытывает любовь-страсть к возлюбленному и радость от светских удовольствий. Ее уход в монастырь обусловлен тем, что героиня не может обрести в мирской жизни то, что привнесет в ее душу спокойствие и духовную радость. По мысли героини, любовь к мужчине и любовь к Богу не должны вступать в противоречие.
Почувствовав в себе это противоречие, героиня, в отличие от Февронии, сразу увидевшей в Петре супруга, не видит себя в роли жены «Нет, в жены я не гожусь. Не гожусь, не гожусь…». Она понимает, что для ее возлюбленного брак в первую очередь — продолжение чувственных отношений. Расставание с героиней также повлияло и на героя.
Страдание изменило его характер: на смену легкости, представлению о жизни как о череде удовольствий, постепенно приходит серьезное понимание жизни и смирение. Интересные факты Жена Бунина, Вера Муромцева, говорила, что сам Бунин, которому на момент написания рассказа «Чистый понедельник» было уже 73 года, называл его своим лучшим произведением. Основных действующих лиц в рассказе всего двое: героиня и сам рассказчик. Их имена читатель так и не узнает.
Рассказ «Чистый понедельник» входит в знаменитый бунинский цикл из 38 небольших рассказов «Темные аллеи», повествующих о любви, встречах и расставаниях. Цикл Бунин писал в течение 10 лет — с середины 1930-х до середины 1940-х годов.
Птичья тень, Париж, 1931.
Бунин фигурирует в 6 главе «Иудеи». Дьявольская пустыня Пустыня диавола, Пустыня дьявола. Земля Содомская Страна содомская.
Крик Крик, Крик. Согласно рукописи, рассказ, написанный 26—28 июня 1911 г. Он основан на реальном эпизоде, свидетелем которого был автор, когда моряки русского корабля напоили греческого пассажира просто ради забавы.
Смерть пророка Смерть пророка, Смерть пророка. Снежный Бык Снежный бык, Снежный бык. Из коллекции «Иоанн Скорбящий» 1913.
Древний человек. Написано 3—8 июля 1911 г. Strength Сила, Сила.
Хорошая жизнь. Сидим там, разглагольствуем против современной литературы и писателей. Пишем весь день напролет.
Сверчок Сверчок, Сверчок. Всеобщий Ежемесячник, Санкт-Петербург. Написано во время пребывания на Капри.
The Night Time Talk Ночной разговор. Сборник Первый Том первый. Издательство "Товарищество писателей".
Санкт-Петербург, 1912. Написано на Капри, 19—23 декабря 1911 г. Автор дважды сообщал своим корреспондентам Николай Клестов и Юлий Бунин, 24 и 28 декабря соответственно о успех этой истории среди гостей Горького.
Консервативная пресса критиковала "The Night Time Talk" за то, что они считали чрезмерным натурализмом. Негативно оценили газеты «Столичная мольва», «Запросы жизни» и Русские ведомости. Счастливый дом Весёлый двор.
Завершенный в декабре 1911 года, на Капри, он первоначально назывался «Мать и сын» Mat i syn, Мать и сын. Максим Горький сообщил Екатерине Пешковой письмом: В восемь [вечера] Бунин начал читать свой прекрасно написанный рассказ о матери и сыне. Мать умирает от голода, а ее сын, бездельник и бездельник, просто пьет, потом пьяный танцует на ее могиле, а после идет и ложится на рельсы, и поезд отрубает ему обе ноги.
Все это, написанное с исключительным мастерством, до сих пор вызывает уныние. Слушали: Коцюбинский, у которого больное сердце, Черемнов, больной туберкулезом , Золотарев, человек, который не может найти себя, и я, у которого болит мозг, не говоря уже о голове и костях. Потом мы много спорили о русском народе и его судьбе...
Геннисарет Геннисарет. Написано на Капри 9 декабря 1911 года. В издании 1927 года Возрождение, Париж, текст изменен датировано «1907-1927».
Знаное собрание, 1912, т. Игнат Игнат. Коллекция Loopy Ears and Other Stories.
Благов, получив рукопись, посчитал рассказ слишком натуралистичным, и Бунин потратил месяц на редактирование текста. Ермил Ермил. Написано 26—27 декабря 1912 г.
Название было изменено для включения в сборник «Последнее свидание». Князь во князьях Князь во князьях , первоначально называвшийся «Лукьян Степанов». Последнее свидание.
Датировано «31 декабря 1912 г. Название было изменено, так как Бунин готовил новую книгу рассказов, которая также называлась «Последние встречи». Коллекция Last Rendes-Vous.
Повседневная жизнь Будни, Будни. Датировано «25—26 января, 7—8 февраля 1913 г. Личарда Личарда.
Русское Слово, Москва, 1913, No 61. Последний день Последний день. Газета «Речь», Санкт-Петербург, 1913.
По машинописной записи, написанной 1—15 февраля. Несколько рецензентов критиковали автора за гротескные изображения и якобы отсутствие сочувствия к своим героям. Fresh Shoots Всходы Новые, Всходы новые.
Святое Копье Копьё господне. Постная трава Худая трава, Худая трава. Датировано «22 февраля, Капри».
Пыль Пыль, Пыль. Чаша жизни Чаша жизни. Рассказы 1913—1914 гг.
Москва, 1915. По сюжету из реальной жизни, беседы Бунина с путешествующим музыкантом Родионом Кучеренко, в селе Ромашев под Киевом. Сказка Сказка, Сказка.
Русское Слово, 1913. Благородной Крови Хороших кровей, Хороших кровей. У дороги При дороге.
Сборник «Слово», Москва, 1913 г. Чаша жизни, Чаша жизни. Входит в коллекцию «Любовь Мити».
Я все молчу Я все молчу. Собрание «Висячие уши и другие рассказы». Вестник Европы.
Особенности коллекции «Любовь Мити». Датируется автором как «23 января - 6 февраля 1914 г. Первоначально назывался «Блудница Алина».
Весенний вечер Весенний вечер. Слово сборник, М. Датируется автором «31 января - 12 февраля 1914 г.
Братья Братья, Братья. Любовь Мити. Клаша Клаша.
Архивное дело Архивное дело. Клич Вызов, Клич , благотворительный альманах жертв Первой мировой войны, составленный и составленным Буниным Викентием Вересаевым и Николаем Телешовым. Датируется "Москва, 18.
Висячие уши и другие истории. Дала название книге 1916 г. Казимир Станиславович Казимир Станиславович.
Несколько первоначальных названий были отброшены в том числе «Лев Казимирович» и «Темный человек». Датировано: «16 марта 1916 г. Песня о готсе, Песня о гоце.
Петельные уши. Легкое дыхание Лёгкое дыхание. Сборник «Иудея весной».
Аглая Аглая. Loopy Ears. Альманах «Объединение», Одесса, 1919.
Иудея весной. Петлистые уши Петлистые уши. Висячие уши и другие рассказы 1954.
Земляк Соотечественник, Соотечественник. Первоначально назывался «Феликс Чуев». Отто Штейн Отто Штейн.
Старуха Старуха, Старуха. Пост Пост, Пост. Третий петушок Третьи петухи, Третьи петухи.
Последняя весна Последняя весна. Послание новостей, Париж, 1931, N 3672. Последняя осень Последняя осень.
Полное собрание сочинений И. Бунин, Петрополис, Берлин, 1934—1936. Том 10.
До этого не публиковалось. Точная дата неизвестна. Заглавный рассказ первой книги Бунина, изданной в эмиграции, тогда формально был предисловием.
Ссора Бран, Брань. В 1929 г. Также в журнале «Родная Земля», Киев, сентябрь 1918 г.
Окончательная версия написана в 1918 г.
Поезд идёт быстро и полон как будто неживыми. И в тех необыкновенно ровных степях,где идёт он,тоже так безжизненно,скучно,словно не осталось ни малейшего смысла их существования. Это и наяву бывает: страшно безжизненно,ничтожно кажется иногда всё на свете... Нужно бросить поезд... Я вдруг вспомнил,что очень люблю Бахчисарай,-ведь Пушкин жил и в нём когда-то,был в нём даже ханом в пятнадцатом веке,-и решил выйти в Бахчисарае. Однако Бахчисарая я как-то не заметил,а в горах было жутко. Глушь,пустыня,а уже вечереет. Всё какие-то каменистые теснины и провалы,и всё лес,лес,корявый,низкорослый и уже почти совсем голый,засыпанный мелкой жёлтой листвой:всё карагач,подумал я,вкладывая в это слово какое-то таинственное и зловещее значение. И лошади бегут как-то не в меру ровно,и ямщик на облучке так неподвижен и безличен,что его даже плохо вижу,-только чувствую и опасаюсь,потому что бог его знает,что у него на уме...
Бунин всегда занимал принципиальную общественную позицию по еврейскому вопросу, осуждал погромы, антисемитизм. Эти браки теперь все учащаются, еврейки становятся графинями, княгинями — добивают, докупают нас» 7 апреля 1922 года. Что с этим делать? Сбросить с весов как пароксизм минутной слабости, как раздраженность, в которой отголоски неудачного первого брака? С Ходасевичем случай любопытный. Есть свидетельства о том, как Бунин трунил и издевался над Ходасевичем. Набоков в письмах жене описывает сцену весны 1937 года, когда Бунин публично дразнил Ходасевича: «Эй, поляк».
Я думаю, что Бунина бесило «мучительное право» полуполяка-полуеврея Ходасевича говорить о России. Бунин был раздражителен, мнителен; он был способен на несправедливость — а кто на нее не способен, кроме святых и праведников? Праведником — литературных отношений и «народов мира» — Бунин не был. АМ В одном из интервью на вопрос: что Набоков перенял у Бунина, вы отвечаете, что ритмику прозы, что она у Бунина с заметным библейским ритмом. Откуда у него такой интерес к иудейской истории? Что заставило его отправиться на Святую землю, а затем отразить это и в прозе, и в поэзии? МДШ Да , это так, и о «библейском ритме» прозы Бунина говорили такие прекрасные советские литературоведы, как Эмма Полоцкая, а в эмиграции — Елизавета Малоземова.
Набоков это письмо перенял. Бунин был страстный путешественник, и его особенно влекло на Восток — ближний и дальний. Об этом уже немало написано. Мысли о еврейской идентичности и истории занимали Бунина в 1910-е годы — особенно на фоне брака и смерти сына и на фоне подъема сионистского движения в Российской империи. У Бунина было не только понимание судьбы еврейского народа. Было сострадание, был художнический интерес к остранению еврейской жизни в черте оседлости. В «Окаянных днях», кстати, есть запись о походе в синагогу в Одессе.
А в «Жизни Арсеньева» есть изумительный витебский эпизод с описанием еврейского гуляния. Будто Иегуда Пэн подсказывал Бунину черты еврейской поэтики. АМ Бунин ведь писал и литературные портреты, писал блестяще, хлестко — чего стоит, к примеру, его безжалостный «Третий Толстой». Набоков тоже писал о своих встречах с писателями в 30-е годы в эмиграции, написал он и о Бунине, да так, что последний обвинил Набокова во лжи. Чем же учитель, Нобелевский лауреат, так обидел ученика? МДШ Сначала обидел Бунина Набоков, и подвел итог этим обидам в рассказе «Обида», опубликованном в июле 1931 года в парижских «Последних новостях» с посвящением Бунину. Обо всех обидах не скажешь — об этом много в моей книге.
Давайте кратко обратимся к отзыву Бунина на воспоминания Набокова, написанные уже в Америке и переписанные несколько раз на двух языках. Известная сцена ужина с Буниным — это многослойный палимпсест встреч, а не свидетельство об одной единственной парижской встрече конца января 1937 года: «Бунин был озадачен моим равнодушием к рябчику и раздражен моим отказом распахнуть душу. К концу обеда нам уже было невыносимо скучно друг с другом. Набоковская аллегория «разматывания мумии» извлечение шарфа Набокова из пальто Бунина и кружением писателей друг вокруг друга в ритуальном танце посреди парижской улицы на глазах изумленных ночных фей означает не только отдаление Набокова от Бунина, но и освобождение от пут русской культуры, с которой Бунин никогда бы даже не помыслил расстаться. Очень на меня похоже! И никогда я не был с ним ни в одном ресторане». И как отнеслись в эмиграции к награждению Бунина?
МДШ среди эмигрантов претендовал Мережковский, и даже в какой-то момент предлагал Бунину джентльменское соглашение о разделе суммы премии — независимо от того, кому из них ее присудят. К моменту получения Буниным премии его шансы как, собственно, и шансы Мережковского не считались очень высокими. История получения Буниными Нобелевской премии подробно исследована Татьяной Марченко. Награда Бунина оказала электризующее воздействие на культурный климат русского зарубежья. Непримиримо-антибольшевистски настроенный Бунин стал первым русскоязычным писателем, удостоившимся высшего знака мирового признания. Премия Бунина воспринималась эмигрантами именно как оправдание изгнания. АМ Какие произведения Ивана Бунина вы особенно цените, какие посоветовали бы прочесть читателям «Лабиринта»?
МДШ Я любил и продолжаю любить у Бунина многое, хотя в молодости и в России проза Бунина читается иначе, нежели в годы зрелости и в эмиграции. Считаю непревзойденной раннюю черноземную готику Бунина « Деревня », некоторые новеллы 1910-х и ранних 1920-х годов « Сны Чанга »; « Митина любовь » , а также среднюю часть « Темных аллей » с такими гениальными рассказами, как «Натали» и «Генрих». И еще я очень советую перечитать все стихи Бунина подряд — не пожалеете. И, наконец, единственный роман Бунина « Жизнь Арсеньева » — шедевр автобиографической прустианской художественной прозы, чистый бриллиант искусства памяти. Кто, кроме Бунина, умел так извлекать бессмертие искусства из умирания вымышленных воспоминаний? Вот концовка романа: «Недавно я видел ее во сне — единственный раз за всю свою долгую жизнь без нее. Ей было столько же лет, как тогда, в пору нашей общей жизни и общей молодости, но в лице ее уже была прелесть увядшей красоты.
Она была худа, на ней было что-то похожее на траур. Я видел ее смутно, но с такой силой любви, радости, с такой телесной и душевной близостью, которой не испытывал ни к кому никогда» Comments by Maxim D. Мария Михайлова Да, конечно, как и с очень хорошей поэтессой Анной Буниной. Он об этом неоднократно писал, как и о том, что имя Буниных вписано в шестую книгу дворянских родов. Но стоит сказать, что есть изыскания, доказывающие, что Л. Толстой в родстве с Пушкиным и пр. А если учесть разросшиеся дворянские семьи, бесконечное количество детей, то можно сказать, что все дворяне России приходились друг другу «десятой водой на киселе».
АМ Отношения Бунина и графа, а так же гражданина и товарища Алексея Толстого в эмиграции ровными не назовешь. Разное бывало меж ними. Если верить Алексею Толстому, Бунин даже пытался препятствовать изданию его романа « Хождение по мукам » во Франции… ММ Я, признаться, не очень в курсе этой истории. Знаю, что Бунин ценил « Петра I », но самого «Алешку» не уважал. Бунину можно предъявить много претензий — и заносчив, и презрителен, и неуважителен к окружающим, и эгоист страшный.
Рассказы Ивана Бунина
Своё произведение Бунин определил как былину, скорее всего, потому что хотел акцентировать большее внимание на мысли о том, что нужно задумываться о поступках, которые совершаешь (ведь былины отражают нравственные идеалы народа). Бунин в своих дневниках. Биография и список книг и произведений (в том числе доступны и электронные книги для онлайн чтения) Иван Алексеевич Бунин на читать детские народные сказки на сайте РуСтих. Большая база сказок. Произведение, названное критиками «самым знаменитым» и «самым чувственным» рассказом Бунина, не может оставить никого равнодушным!