Новости дело царевича алексея кратко

Царевич Алексей и его сёстры перед Россией ни в чём виноваты не были, но они стали заложниками своего происхождения.

дело Царевича Алексея, кратко

Причина его смерти до сих пор остается неразгаданной. Некоторые очевидцы тех трагических событий утверждают, что он был убит лично Петром I. О жизни царевича Алексея, тихого, спокойного и мечтательного, ходило множество слухов и легенд. Судьба старшего отпрыска Петра Великого действительно с детства была наполнена интригами и заговорами, любовью и предательством, ловушками и погонями. Втянут Алексей Петрович во все это был по вине мачехи и царедворцев, но в первую очередь по воле не любившего его, разочарованного отца. Однако та отказалась, ссылаясь на малолетство сына и его нужду в ней.

Тем не менее ее насильно отправили в Суздальско-Покровскую обитель, где она была пострижена в старицы под именем Елена. Правда, через полгода Евдокия фактически стала жить при монастыре как мирян-ка, причем в крайней бедности, без содержания, а в 1709 году даже вступила в любовную связь с майором Степаном Глебовым. Царевич Алексей, которому на момент ссылки матери не было и 9 лет, был передан под опеку своей тетки Натальи Алексеевны и перевезен к ней в Преображенский дворец. Его наставниками стали саксонец Нейгебауэр из Лейпцигского университета, а затем барон Гюйссен — немецкий юрист и дипломат, состоявший на службе Петра Великого. В 1708 году Н.

Вяземский доносил императору, что царевич занимается языками — немецким и французским, изучает «четыре части цифири», твердит склонения и падежи, пишет атлас и читает историю. Из-за слабого здоровья Алексей не принимал активного участия в жизни императорского двора, а по убеждениям был близок к патриархальному, боярскому укладу жизни своих предков, что страшно злило Петра, который желал видеть в наследнике достойного продолжателя своего дела. К тому же новая гражданская жена Петра Марта Скавронская — будущая Екатерина I — рожала ему детей одного за другим, и монарх решил сделать ставку на отпрысков от любимой женщины. Да и Екатерина активно продвигала к престолу своих сыновей, всячески интригуя против царевича.

Алексей планировал дождаться на территории Священной Римской империи смерти Петра, который в этот период тяжело болел, и стать русским царём, опираясь на помощь австрийцев. Согласно его показаниям на следствии, он был готов ради захвата власти опереться на австрийскую армию. В свою очередь австрийцы планировали использовать Алексея как свою марионетку в интервенции против России, но отказались от своего намерения, посчитав такое предприятие слишком опасным. Для нас не является невозможным добиться определённых успехов в землях самого царя, то есть поддерживать любые восстания, но нам в действительности известно, что этот царевич не имеет ни достаточной храбрости, ни достаточного ума, чтобы извлечь какую-либо реальную выгоду или пользу из этих [восстаний] — из меморандума вице-канцлера графа Шёнборна [de] императору Карлу Руины замка Эренберг , в котором Алексей прятался от царских агентов Поиски царевича долгое время не приносили успеха, возможно, по той причине, что заодно с Кикиным был А. Веселовский , русский посол при венском дворе, которому Пётр I поручал найти Алексея. Наконец русская разведка выследила местоположение Алексея в замке Эренберг в Тироле , и от императора потребовали выдачи царевича России. Император Священной Римской империи отказался выдать Алексея, но разрешил допустить к нему П. Последний предъявил Алексею письмо Петра, где царевичу гарантировалось прощение любой вины в случае немедленного возвращения в Россию. Буде же побоишься меня, то я тебя обнадёживаю и обещаюсь Богом и судом Его, что никакого наказания тебе не будет, но лучшую любовь покажу тебе, ежели воли моей послушаешь и возвратишься. Буде же сего не учинишь, то, … яко государь твой, за изменника объявляю и не оставлю всех способов тебе, яко изменнику и ругателю отцову, учинить, в чём бог мне поможет в моей истине. Тогда Толстой подкупил австрийского чиновника, чтобы тот «по секрету» сообщил царевичу, что его выдача в Россию — вопрос решённый. А потом увещал я секретаря вицероева, который во всех пересылках был употреблён и человек гораздо умён, чтоб он, будто за секрет, царевичу сказал все вышеписанные слова, которые я вицерою советовал царевичу объявить, и дал тому секретарю 160 золотых червонных, обещая ему наградить вперёд, что оный секретарь и учинил — из донесения Толстого Это убедило Алексея, что расчёты на помощь Австрии ненадёжны. Решив, что помощи от Карла VI он не получит, и страшась возвращения в Россию, Алексей через французского офицера Дюре тайно обратился с письмом к шведскому правительству с просьбой о помощи. Однако данный шведами ответ шведы обязались предоставить Алексею армию для возведения его на престол запоздал [8] , и П. Толстой сумел угрозами и посулами 14 октября добиться от Алексея согласия на возвращение в Россию до того, как он получил послание от шведов. Дело царевича Алексея[ править править код ] После возвращения за тайное бегство и деятельность во время пребывания за границей Алексей был лишён права на престолонаследие манифест 3 14 февраля 1718 года , причём он сам дал торжественную клятву об отказе от престола в пользу брата Петра Петровича в Успенском соборе Кремля в присутствии отца, высшего духовенства и высших сановников. При этом ему было объявлено прощение на условии признания всех совершённых проступков «Понеже вчерась прощение получил на том, дабы все обстоятельства донести своего побегу и прочего тому подобного; а ежели что утаено будет, то лишён будешь живота;… ежели что укроешь и потом явно будет, на меня не пеняй: понеже вчерась пред всем народом объявлено, что за сие пардон не в пардон».

По его приказанию в Воронеж съехались генерал-адмирал Апраксин, Меншиков, царевна Наталья Алексеевна и еще несколько знатных особ. Таким образом, весной 1709 года Петр явно выразил сыну свое благоволение и сделал это подчеркнуто публично. В апреле Алексей находится в Москве и снова занимается комплектованием войск, отправляя Петру подробные отчеты. Сразу после Полтавской битвы Петр пишет царевичу, сообщая о великой победе, и получает восторженное поздравление. Затем Алексей побывал в Киеве, откуда Петр отправил его в Польшу, в корпус Меншикова, который призван был восстановить на польском престоле Августа II, изгнав шведского ставленника Лещинского. Далее была поездка в Карлсбад для поправки здоровья. Это было весной 1710 года. Относительно путешествия имеется существенное свидетельство Генриха Гюйссена, которое приводит Погодин: «После лечения своего государь-царевич отправился оттуда, ехав через все горные города, сам сходил в ямы рудовые, осмотрел всякие приемы и работы, и как руду и металлы очищает, изволил потом возвратиться в Дрезден; а в Дрездене был государь-царевич во весь год для обучения в экзерцициях своих; в том же году ездил в Лейпциг для видения ярмарки архистратига Михаила». Биограф Меншикова в сочинении «Заслуги и подвиги его высококняжеской светлости, князя Александра Даниловича Меншикова, с основанным на подлинных документах описанием…» сообщает: «Царевичу, до-сих-пор находившемуся со своим придворным штатом в Кониполе и Кракове, князь Меншиков объявил повеление и инструкцию Его Величества, чтобы он выехал из Польши в Саксонию и, в дальнем путешествии по иностранным землям, старался образовать себя и приобресть необходимые Государю познания». К его сведениям следует отнестись серьезно. А он утверждает, что в 1710 году Алексей представлялся окружающим не иначе как будущий государь. Поездка в Дрезден решена была вскоре после Полтавского триумфа, когда казалось, что война идет к концу и нужно думать о будущем мироустройстве. В частности, о неизбежной когда-то смене персоны на российском престоле. Алексей отправлялся в Дрезден и как в столицу дружественного монарха, и как в один из главных культурных центров Европы. Смысл путешествия и цель пребывания в Дрездене наследника Петр четко сформулировал в двух документах. Через три с половиной месяца после Полтавы находившийся в Москве и изучавший фортификацию под руководством «новоприезжего инженера Галибармона» царевич получил письмо: Зоон! Между тем приказываем вам, чтоб вы, будучи там, честно жили и прилежали больше учению, а именно языкам, которые уже учишь, немецкий и французский, так геометрии и фортификации, также отчасти и политических дел. А когда геометрию и фортификацию окончишь, отпиши к нам. За сим управи Бог путь ваш. Из Мариенвердина. Петр В 23 д. Октября 1709. Через некоторое время Петр надиктовал любопытный текст, который, очевидно, привез с собой Меншиков, чтобы от себя передать соответствующим лицам. Промемория их милостям князю Трубецкому и господину Головкину, данная ноября в 19 день 1709 года. Понеже хотя уповаем, что их милости, яко честные господа и обученные господа будучи при его высочестве государе-царевиче, все то, что к славе государственной, яко и к особливому интересу его высочества надлежит, хранить и исполнять не оставят, однакож по вашей должности следующими короткими пунктами подтверждаю: 1. Дабы приехав в указанное место, инкогнито бытность свою там отправляли честно и обходились с тамошними людьми учтиво и содержали себя так, как от его царского величества наказано. Чтоб его высочество государь-царевич в наказанных ему науках всегда обретался, и между тем сверх того, что ему обучаться велено, на флоретах забавлялся и танцевать по-французски учиться изволил. Дабы как между собою, так и с господином Гизеном имели доброе согласие и любовь и друг к другу надлежащее почтение, дабы через то вящая честь и слава его царскому величеству происходить могла. Поскольку путь в Дрезден был опасен, Алексей со спутниками на несколько месяцев задержался в Кракове. И эта задержка дала объективным биографам царевича весьма ценный материал. В сборнике, изданном в 1966 году в честь 70-летия Романа Якобсона, известный историк-эмигрант Антоний Васильевич Фроловский опубликовал — впервые целиком — материал, драгоценный для понимания истинного облика Алексея Петровича. В предисловии к этой публикации и в отдельной работе «Петр Великий и его эпоха», построенной в значительной степени на материалах европейских архивов, Фроловский сообщает принципиально важные сведения о планах Петра относительно воспитания наследника в начале XVIII века. Царевичу Алексею было едва 12 лет, когда в Вене серьезно обсуждался вопрос — в основе по русской инициативе — о принятии царевича на воспитание в императорскую семью, причем намечался и брак с какой-либо австрийской эрцгерцогиней, принятие им католичества и т. Переговоры велись несколько лет, но в конце концов Петр предпочел иной вариант. Эти сведения следует иметь в виду, когда мы думаем о попытке Алексея получить в Вене политическое убежище. Интерес к Алексею у имперских властей сохранился. И когда появилась возможность, была сделана успешная попытка получить объективное представление о личности будущего русского царя. Фроловский пишет: «…царевич задержался на несколько месяцев на пути в Дрезден, куда его послал Петр Великий для воспитания и обучения. Ввиду неопределенности политического положения в Саксонии и ввиду небезопасности пути туда в обстановке войны Саксонии со шведами царевич был задержан в Кракове до новых указаний царя. И в это время здесь оказался и гр. Вильчек, остановившийся в Кракове на пути к царскому двору ввиду того, что царь в эти месяцы на переломе 1709—1710 гг. В Кракове Вильчек имел возможность войти в круг русских военных и политических отношений и так подготовиться к предстоящей ему деятельности при Петре Великом. Ему привелось лично и непосредственно встречаться с царевичем и потому его указания могут считаться свидетельством непосредственного вдумчивого и внимательного наблюдателя». Свое «Описание внешности и умственного склада царского сына и наследника престола»[15] граф Вильчек написал по-немецки. Здесь документ впервые публикуется в переводе на русский. Принц родился 19 февраля 1690 года; отец — ныне правящий великий царь Петр Алексеевич, мать царица по имени Лупохина так! Закончила свои дни в женском монастыре, куда ее отослал супруг, опасаясь, что в его отсутствие она вступит в преступный сговор с попами и боярами. Принц зовется Алексей Петрович, он единственный сын царя, и в обиходе его именуют по этой причине царевичем. Росту он скорее среднего, не слишком высокого; плечи и грудь широкие, в талии узок, размер ноги также небольшой. Лицо продолговатое, лоб высокий и довольно широкий, губы и нос пропорциональные. Глаза карие, брови темные, такого же цвета длинные волосы, которые он зачесывает назад; парика не носит. Цвет лица смуглый, походка тяжеловатая, но быстрая, так что, если он направляется в церковь или еще куда, никто из придворных за ним не поспевает. Тело гибкое, подвижное; когда он идет или просто стоит, чувствуются последствия полученных им уроков танцев и фехтования, держится свободно даже в присутствии незнакомых людей. При этом обычно наклоняет голову и слегка сутулится: как мне объясняли, во-первых, потому что почти все детство до 12 лет провел на попечении женщин и его чаще носили на руках, чем разрешали ходить, а во-вторых, из-за привычки — даже когда избавился от нянек и мамок — подолгу выслушивать поповские проповеди, сидя по московскому обычаю на стуле и держа священную книгу на коленях. После того как царь приставил к нему в качестве гофмейстера барона Генриха Гюйссена, царевич довольно прилично выучил немецкий язык, неплохо говорит на нем, все понимает, письма к своему царственному родителю пишет исключительно по-немецки. Также он владеет и польским языком, во всяком случае в состоянии на нем объясниться. Упомянутый выше гофмейстер порекомендовал ему для чтения книгу Сааведры «Idea Principis Christiani» «Idea principis christiano-politici». Их царевич читает, переводит и толкует трудные места; также самостоятельно читает по-польски и по-немецки и чтением настолько увлечен, что помимо рекомендаций со стороны гофмейстера и других приближенных к нему царедворцев прочел всю Библию — 4 раза по-русски и один раз по-немецки. Расположение духа у царевича скорее меланхолическое, нежели веселое, удовольствия от общения, видимо, не получает, часто сидит задумавшись, наклоняя голову то вправо, то влево. Эта манера держаться, как и часто бегающий взгляд, объясняется не столько природной склонностью, сколько дурным воспитанием, как мне кажется. Мне также говорили, что он боязлив и мнителен, любая мелочь вызывает у него подозрение, как если бы против него все время что-то замышлялось, и гофмейстеру постоянно приходится его успокаивать. Распорядок жизни у него следующий: встает в 4 часа утра, с 6 до 7 старательно читает долгую молитву, затем делает свои письменные заметки, которые, однако, никому не показывает. В 7 утра приходит его гофмейстер, барон Генрих Гюйссен, и в течение часа с ним беседует, после чего являются прочие придворные царевича. По пятницам и воскресениям в его покоях попы служат заутреню. В половине десятого он садится за стол и проводит за завтраком около часа или даже более; ест довольно много и с большим аппетитом, пьет, однако же, умеренно. После еды, если в католических церквах происходят какие-либо церемонии, он отправляется туда, ежели нет, обращается снова к чтению. Он весьма любознателен и потому посещает не только все краковские костелы и монастыри, не только присутствует на регулярных церковных службах, но и желает, чтобы ему показали, как происходит здесь посвящение в сан священника и как проводится обряд конфирмации, и обращается за этим к епископам-администраторам. Если же в Унии проводят какие-то диспуты, он дотошно ими интересуется, вникает в малейшие детали и, придя домой, подробнейше все записывает. После полудня приходит обер-инженер Кулон, которого специально прислал царь Петр для обучения царевича военным наукам, математике и географии. В этих занятиях проходит от двух до трех часов, причем главное внимание уделено фортификации и навигации, поскольку царевич, без сомнения, знает, что именно они более всего по нраву царю Петру. В 3 часа пополудни снова появляется гофмейстер Генрих Гюйссен, а за ним другие придворные, и все либо беседуют в покоях, либо идут на прогулку. После 6 часов царевич с вышеупомянутыми придворными садится за стол и около 8 часов идет спать. Ни в каком обществе не бывает — разве что время от времени кто-то приглашает его отобедать или отужинать. Как мне говорили, во время такого обеда он признавался кастеляну Морштейну и его супруге, что помнит свои юношеские страхи, свое унижение, рабское положение и теперь должен быть благодарен отцу, который вызволил его из этого рабства и дал возможность учиться и увидеть мир; теперь он может чувствовать себя равным среди других людей, хотя и не слишком охотно общается с посторонними. В его ближайшее окружение входит князь Юрий Юрьевич Трубецкой, представитель одного из самых знатных семейств этой страны; он проездом из Италии побывал в Вене, прилично знает немецкий язык и в целом достаточно образован, однако не настолько, чтобы ему можно было доверить образование царевича: он скорее его главный куратор, хотя сам человек бесхарактерный. Второй приближенный — это граф Головкин, один из сыновей канцлера, примерно ровесник царевича; он успел побывать за границей и свободно говорит по-французски и по-немецки, а также немного знает польский и вообще производит впечатление благородного человека — ничего московского в нем нет. Третий — барон Генрих Гюйссен, гофмейстер царевича, и хотя он должен всему царевича обучать, особого авторитета в его глазах не имеет. Доверием царевича и полной властью над ним обладает князь Трубецкой. Он не внушает ему одни только лучшие чувства, как полагалось бы воспитателю, но приучает его как единственного наследника к мысли о власти. Царевич всегда прислушивается к его мнению, следует всем его советам, находясь, как сейчас, в чужой стране, общается исключительно с ним и выполняет все, что тот скажет. Кроме упомянутых есть еще господин фон Зайфертиц, которого я не успел как следует узнать и не берусь описывать. Его прислал король Август, чтобы сопровождать царевича в Саксонию и в предстоящих ему дальнейших поездках. Наконец, состоит при царевиче еще один московский дворянин по прозвищу Шляхтич. Польшу он знает плохо, однако пользуется доверием царевича, имеется также русский поп, еще один управляющий, два немецких камердинера, русский мальчик-паж и несколько лакеев. Проживает царевич в краковской резиденции графа Любомирского, очень скудно обставленной — из мебели там лишь несколько деревянных столов и стульев, обслуживание за едой никуда не годное. Единственная приличная вещь в покоях царевича — его кровать с красным шелковым покрывалом, украшенным золотыми узорами. Описывая облик и образ жизни царевича, я надеюсь, что внешние проявления его натуры помогут составить о нем верное представление. Следует заметить особо, что он испытывает нескрываемое желание узнать побольше о чужих странах и вообще стремится как можно больше узнать и всему научиться. Те, кто обратится к нему с добрыми намерениями, кто готов будет признать его достойную сущность, могут не сомневаться в том, что царевичу присущи здравый смысл и государственный склад ума и тем самым он удовлетворяет всем требованиям, которые могут быть к нему предъявлены. Значение этого текста не переоценить. Генрих Вильгельм фон Вильчек, генерал и дипломат, к своим сорока пяти годам имевший обширный и разнообразный жизненный опыт, безусловно, заслуживает внимания как проницательный свидетель. Участник нескольких войн, отличившийся под командованием знаменитого Евгения Савойского, он как доверенное лицо венского двора выполнял и деликатные дипломатические поручения. Недаром в конце 1709 года он был назначен полномочным послом при Петре I. Добравшись до России, он сопровождал Петра и в поездках по стране, и в трагическом Прутском походе. А в чрезвычайно важном для нас 1714 году именно генерал фон Вильчек обеспечивал безопасность Карла XII в его движении от турецкой границы до немецких земель. То, что он, как и Алексей, надолго застрял в Кракове, — большая удача для тех, кто заинтересован в реконструкции реального облика царевича. Стремление понять, что же являет собой будущий властитель России, выдвинувшийся на первый план военно-политической жизни Европы, стало главной задачей Вильчека. И он отнесся к ней, как мы видим, со всей серьезностью. Он явно беседовал не только с самим Алексеем, но и с сопровождающими его лицами. Его наблюдения, как мы еще увидим, вполне соответствуют наблюдениям других европейских дипломатов, профессионально интересовавшихся личностью наследника российского престола. А для венского двора царевич, как мы знаем, представлял особый интерес. Наши представления об Алексее в значительной степени навязаны нам выразительной картиной Николая Ге «Петр I допрашивает царевича Алексея Петровича в Петергофе», на которой Алексей представлен унылым, узкоплечим и субтильным, что должно соответствовать его внутреннему миру как человека ничтожного. Описание внешности Алексея в записке Вильчека подтверждается описанием другого крупного имперского дипломата — Отто Антона Плейера, который в донесении императору описывает царевича как «красивого, высокого, широкоплечего молодого человека с тонкой талией, которого портит только сутулость». Уитворт 26 февраля 1705 года сообщает в Лондон: «…я имел честь приветствовать сына и наследника царского, Алексея Петровича, высокого красивого царевича лет шестнадцати, который отлично говорит на голландском языке и присутствовал на обеде вместе с Федором Алексеевичем Головиным и председателем военного совета Тихоном Никитичем Стрешневым. Как видим, описания Вильчека и других свидетелей расходятся только в определении роста Алексея. У Вильчека он среднего роста, а у Плейера и Уитворта — высокого. Но эти расхождения, возможно, зависят от роста самих свидетелей. Кстати, тот факт, что пятнадцатилетний Алексей принимал участие во встрече с такой значительной персоной, как английский посол, вместе с двумя ключевыми персонами в российской власти — вершителем внешней политики Головиным и фактическим военным министром Стрешневым, свидетельствует о его месте во властной иерархии. Вызывает некоторое недоумение свидетельство Уитворта о прекрасном знании Алексеем голландского языка. Нигде более это не подтверждается. Но вряд ли столь многоопытный дипломат мог перепутать голландский язык с немецким. Хотя и это возможно. Но главное — подтверждается владение Алексеем европейскими языками с ранней юности. Имеет смысл для полноты представления о личности Алексея дополнить характеристику Вильчека впечатлением от царевича-отрока в то время ему было тринадцать лет , сложившимся у барона Гюйссена, приглашенного Петром в качестве, помимо прочего, наставника наследника русского престола. Свое мнение он изложил в письме в Германию знаменитому философу Лейбницу, как известно, живо интересовавшемуся русскими делами. О Гюйссене, человеке далеко не заурядном, мы уже говорили и еще будем говорить. А сейчас важен его взгляд на будущего воспитанника. Причем Гюйссену не было надобности кривить душой. Он писал: «Кроме должности военного советника, его величество сделал мне честь, доверив мне воспитание его высочества царевича и заведование его двором. У царевича нет недостатка в способностях и живости; у него есть честолюбие, сдержанное благоразумие, здравый смысл, большое желание отличиться и приобрести все, что считается нужным для наследника большого государства; он уступчивого и тихого нрава и показывает желание пополнить большим прилежанием то, что было упущено в его воспитании. Я замечаю в нем большую наклонность к набожности, справедливости, прямоте и чистоте нравов, он любит математику и иностранные языки и очень желает посетить чужие края. Царевич хочет основательно изучить французский и немецкий языки; он начал учиться танцам, фехтованию и военным упражнениям, которые доставляют ему большое наслаждение. Его величество позволил ему не соблюдать строго постов, из страха, чтобы это не повредило здоровью и силам, но он не хочет воспользоваться этим разрешениям из набожности». Николай Иванович Костомаров, относившийся к Алексею сравнительно лояльно, представлял себе ситуацию таким образом: «В 1709 году, осенью, отец потребовал царевича к себе и отправил за границу вместе с сыном канцлера Головкина, Александром, и князем Юрием Трубецким. Для царевича с этих пор наступил другой период жизни. Неприветливо ему, как глубоко русскому человеку, показалось на чужой стороне, в особенности когда он увидел себя удаленным от привычных и любимых бесед с духовным чином, бесед о вере, о церковных делах, которые были так по сердцу русским людям, и, чувствуя в этом потребность, он просил духовника прислать к нему переодетого русского священника». Наивно благостная картина, созданная Костомаровым, никак не подтверждается как заявлениями самого Алексея, так и свидетельством Вильчека. И не только его. Для Алексея самостоятельное пребывание в Европе означало освобождение от постоянного и настороженного внимания отца и грубой опеки Меншикова. Но оно никак не подтверждает фантазии Костомарова. Повторим наблюдение того же Вильчека: «Следует заметить особо, что он испытывает нескрываемое желание узнать побольше о чужих странах и вообще стремится как можно больше узнать и всему научиться». Искренне верующий Алексей при этом отнюдь не напоминал святошу, единственной страстью которого были разговоры о вере и церковных делах. Наблюдательный, умудренный жизнью, несклонный к обольщению Вильчек рисует нам достаточно многомерный образ наследника российского престола. Перед нами любознательный, увлеченный чтением разнообразных и отнюдь не только религиозных текстов молодой человек, обладающий живым и тренированным умом, способный толковать при переводе с европейских языков «трудные места» сложных текстов. Он читает не только рекомендованные его менторами книги, но и те, которые выбирает сам. К сожалению, Вильчек эти книги не называет. Но и те, которые названы, говорят о многом. Энциклопедический труд Валерия Максима, римского писателя и мыслителя времен Августа и Тиберия, — «Достопамятные деяния и изречения»: девятьсот шестьдесят семь историй, исторических анекдотов в точном смысле этого термина — давал возможность ориентироваться в античной истории. Правда, отношение Алексея к этой стороне царской власти было, как мы увидим, отнюдь не простым. Из трех названных историко-политических сочинений, рекомендованных воспитателями наследнику, для нас интереснее всего знаменитый трактат испанского политика XVII века Диего Сааведры Фахардо «Изображение христиано-политического властелина», как переводили его название в России в XVIII веке. Гюйссен включил этот трактат, наряду с основополагающими политико-юридическими трактатами Гуго Гроция и Пуфендорфа, в программу образования Алексея, утвержденную Петром еще в 1703 году. Здесь, кстати, стоит исправить распространенное заблуждение, с которым приходится постоянно сталкиваться. Например, в серьезном и полезном исследовании, где, в частности, рассматривается деятельность Гюйссена в качестве наставника царевича-наследника, говорится: «Насколько был реализован план, можно лишь догадываться, ведь Г. Гюйссен находился при Алексее незначительное время, после чего исполнял другие поручения Петра I…»[19] Пребывание Алексея в Кракове в 1710 году, когда в течение нескольких месяцев Гюйссен ежедневно виделся и беседовал с царевичем, направляя его занятия, совершенно выпало из поля зрения историков. В эти месяцы наставник явно старался наверстать упущенное. Вполне вероятно, что среди рекомендованных Алексею книг снова возникли труды Гроция и Пуфендорфа, в 1703 году включенные в обширную программу. Но Алексей недаром «усердно штудировал» именно двадцать четыре главы сочинения Сааведры. Весьма существенно то, что рукопись трактата в двух переводах хранилась в библиотеке князя Дмитрия Михайловича Голицына, будущего автора первой русской конституции 1730 года, который Алексею сочувствовал и, будучи тогда киевским губернатором, снабжал царевича книгами и переводами, сделанными монахами Киево-Печерской лавры. На основании своих наблюдений над бытом испанского двора, в частности времен жестокого и коварного Филиппа IV, Сааведра объясняет властителю, какие опасности подстерегают его во взаимоотношениях с окружающим политическим миром. Но смысл трактата Сааведры был гораздо шире, а роль в самовоспитании Алексея значительнее, чем просто руководство по самосохранению и удержанию власти. Очевидно, что трактат Сааведры отвечал еще не до конца оформленным представлениям наследника российского престола о достойном стиле правления. Тогда понятно это «штудирование» текста, то есть стремление осознать его ведущую идею, фундаментальный смысл. Сааведра как политический мыслитель принадлежал к традиции «антимакиавеллистов», которые «опровергали Макиавелли, стремясь доказать, что государь может успешно следовать универсальной христианской добродетели. Антимакиавеллисты старались примирить моральные максимы с политической эффективностью. Волынского…» цитирует фрагменты из непубликовавшегося перевода трактата Сааведры, сделанного, скорее всего, уже после гибели Алексея Феофаном Прокоповичем. Перевод был посвящен Петру и поднесен ему с ясной назидательной целью. Будучи сам изощренным интриганом, Прокопович прекрасно понимал трезвый смысл поучений Сааведры: «Не всегда ведь стоит уповать князю на получаемое себе от других видимое чествование и поклонение: потому что притворство обыкновенно и внешний облик от внутренней сущности нередко отличается. Все хитро ищут погибели незлобивого властелина, считающего, что все вокруг к нему испытывают приязнь. Если же и нужно притворное незнание чужой враждебности, то это больше прилично слугам, нежели господам, потому что такое незнание происходит иногда от властолюбия, иногда же от страха, а ни то, ни другое не прилично владыке. Если же ты должен опасаться притворства, веди себя разумно, а не с бесчестным молчанием. Потому что все всегда ненавидят тайную хитрость. Напротив же, непосредственный и откровенный способ действия, соединенный с некоторым чистым добром, всеми любим и всем приятен». Мне также говорили, что он боязлив и мнителен, любая мелочь вызывает у него подозрение, как если бы против него все время что-то замышлялось…» Мы помним его письмо, где Алексей прямо говорит отцу, что его, Петра, неудовольствие есть следствие враждебной интриги. Нервная рефлексия свидетельствует о крайней неуверенности в своем положении и ощущении неминуемой опасности. Возможно, Алексей уже знал что-либо относительно попыток Екатерины и Меншикова восстановить против него мнительного Петра. И, скажем, следующий текст Сааведры выглядел для него как точное описание угрожающей ситуации: «Многие, желающие получить некую честь для подобных себе и своих сторонников, укоряют других, которые занимают это место, а своих сторонников тщательно хвалят, но как незнакомых себе, чтобы, так одних свергнув, этих вознести без подозрений. Другие же, желая скрыть свою вражду, эту самую вражду как сорняки сеют в сердца людей и даже самого князя побуждают на гнев к своим соперникам. Такою хитростью другие в первую очередь обольщают слуг — тех, кто пользуется наибольшим расположением князя, — чтобы так потом и самого князя можно было обольстить. Другие же внимательно наблюдают, кем владыка был укорен, и тогда поощряют его на месть: не имея возможности победить соперников своей силой, они используют княжеский гнев как оружие. Главное, мы получили выразительный и объективный портрет нашего героя, сделанный заинтересованным, но непредвзятым свидетелем. Некоторые замечания Вильчека достойны особого внимания. Например, сообщение о том, что по утрам Алексей ежедневно делает какие-то записи. К сожалению, содержание их нам неизвестно, но сам факт свидетельствует о сосредоточенной умственной работе и стремлении оформить свое миропредставление, которое возникало под влиянием углубленного чтения и бесед с людьми образованными и опытными. Чрезвычайно важно свидетельство Вильчека о том, что Трубецкой, доверенный человек Петра, приучает Алексея «как единственного наследника к мысли о власти». И наконец, финальный пассаж: «Те, кто обратится к нему с добрыми намерениями, кто готов будет признать его достойную сущность, могут не сомневаться в том, что царевичу присущи здравый смысл и государственный склад ума и тем самым он удовлетворяет всем требованиям, которые могут быть к нему предъявлены».

Видимо, за время пребывания семьи в Тобольске и Екатеринбурге Анастасия, которой в 1917 году было всего 16 лет, успела подрасти. И теперь есть материальное подтверждение этому. Развеять мифы Почему теперь возник вопрос о дополнительных экспертизах останков Марии и Алексея? И зачем понадобилась эксгумация их родителей? Владимир Соловьев: Останки, как я уже сказал, хранились в Госархиве. Так не могло продолжаться вечно, по всем канонам их надо предать земле. Но представители РПЦ не раз заявляли, что в подлинности останков существуют определенные сомнения, так как к экспертизам в свое время не были привлечены церковные ученые. Церковь хотела бы до захоронения определить свое участие в этой процедуре. Возникал и еще один вопрос: существуют давние легенды, что голову государя после казни привозили в Кремль, Ленину. Эта "байка" есть еще в книге видного монархиста генерал-лейтенанта Михаила Дитерихса, организатора раскопок на месте предполагаемого захоронения царской семьи в Ганиной яме, которые проводил следователь Николай Соколов. Дитерихс писал: "ходят анекдоты, что якобы привезли голову царя и будут выставлять ее в синематографах". Все это звучало, как черный юмор, но было подхвачено, пошли разговоры о ритуальном убийстве. Уже в наше время были публикации в СМИ, что якобы эту голову обнаружили. Мы проверяли эту информацию, но так и не смогли найти автора заметки. Информация совершенно "желтая" и неприличная, но, тем не менее, эти слухи ходили на протяжении многих лет, особенно в эмигрантской среде за рубежом. Высказывались и мнения, что когда-то захоронение вскрывали представители советских спецслужб и что-то туда привнесли. Поэтому патриарх и предложил еще раз провести исследования, чтобы подтвердить или развенчать эти легенды. Почему же вы не сделали этого раньше? Владимир Соловьев: Потому что до 1998 года методы генетики требовали достаточно большого количества материала. Извините, но истолочь череп государя в порошок, чтобы удовлетворить чье-то любопытство, я не мог решиться. Сейчас методы исследований более щадящие, они требуют гораздо меньшего количества костного материала. Хотя, конечно все зависит от квалификации экспертов - так может работать только специалист высочайшего класса, которых в мире немного. Лауреат Госпремии Евгений Рогаев, который сейчас официально проводит назначенную мной экспертизу, - специалист именно такого класса. Вы поручили новую экспертизу тому же Евгению Рогаеву. У РПЦ не будет повода и теперь сомневаться в ее результатах? Владимир Соловьев: Надеюсь, что нет, поскольку сейчас отбор образцов проводился с участием нескольких представителей РПЦ - митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского - управляющего делами Московской патриархии Варсонофия, протоиерея Всеволода Чаплина, настоятеля Петропавловского собора архимандрита Александра Федорова и других. В их присутствии образцы упаковали в специальные пронумерованные пакеты Следственного комитета РФ. Их подписали я, митрополит Варсонофий и протоиерей Всеволод Чаплин. Образцы костной ткани для исследований дублировались. Один я отдавал Евгению Рогаеву, второй - на ответственное хранение в Московскую патриархию. И есть договоренность, что представители РПЦ могут присутствовать на всех этапах исследований в лаборатории. Это гарантирует полную открытость экспертизы. Нам нечего скрывать ни прежде, ни теперь. Но если церковь не будет удовлетворена ходом экспертизы, у нее есть полная возможность провести контрольные экспертизы переданных ей образцов. А что мешало привлечь представителей РПЦ к предыдущим исследованиям? Владимир Соловьев: По-видимому, переговоры просто не дошли до этой стадии. Завершающий этап расследования был кратковременным: основные исследования по рубахе начались в сентябре 2008 года, а следствие завершено в начале января 2009 года. Я докладывал о результатах работ патриарху Алексию II. Он тогда послал своего представителя в Екатеринбург на конференцию 5 декабря 2008 года, на которой мы официально объявили о полученных результатах. За неделю до конференции патриарх нашел время для встречи со мной, хотя уже тогда болел. Он всегда интересовался вопросами, связанными с екатеринбургскими останками, но вскоре скоропостижно скончался, и диалог с церковью на время прервался. Пока был избран новый патриарх, пока он вник в эти дела, прошло время, а следствие к этому времени уже было завершено. Фальшивки или подлинники? Известно, что вы отвечали на 10 вопросов, поставленных патриархом Алексием, но не на все смогли тогда дать ответ. Владимир Соловьев: Эти вопросы были сформулированы еще в 1995 году. Я всегда видел их перед собой и организовывал экспертные исследования так, чтобы дать обоснованные ответы на них. Часто меня обвиняют в лапидарности ответов. Но людям такого уровня никто никогда не пишет длинных писем по 50 страниц. Другое дело, что к краткому письму по такой важной теме необходимы приложения. И мы передали патриарху такие приложения - два тома различных документов. Беседа с Алексием II продолжалась более трех часов.

Государственный преступник или жертва интриг: почему Пётр I осудил сына на смерть

Бунт царевича Допрос царевича Алексея Прямым следствием "дела царевича Алексея" стал указ 1722 г. о престолонаследии, согласно которому император имел право передавать престол по своему усмотрению, а не только старшему сыну, исходя из интересов государства.
ДЕЛО ЦАРЕВИЧА АЛЕКСЕЯ (1718 г.): первый шаг к трагедии цареубийства Генетическая экспертиза в США подтвердила, что останки, найденные у старой Коптяковской дороги в Свердловской области летом 2007 года, принадлежат членам семьи последнего российского императора Николая Второго - царевича Алексея и княжны Марии.
Государственный преступник или жертва интриг: почему Пётр I осудил сына на смерть — РТ на русском Бо-чезненный царевич Алексей уклонялся от активного участия в делах отца, часто пил в компании людей, разделявших его неприязнь к Петру. Царе-вич был женат на немецкой принцессе и имел сына Петра.
Царевич Алексей Петрович. Почему Петр I осудил сына на смерть? | Биографии | ШколаЖизни.ру В 1712 году мыза Редкино была пожалована братьям Петру и Ивану Кикиным, братьям главы Адмиралтейства Александра Васильевича Кикина. Правда, они владели этим поместьем недолго, в 1718 году все разделили участь заговорщиков по делу царевича Алексея.

Государственный преступник или жертва интриг: почему Пётр I осудил сына на смерть

Царевич Алексей (см. Царевич Алексей Петрович) рос испуганным мальчиком, так как детский ум его был подавлен обилием совсем не детских впечатлений. Дело царевича Алексея" 1. причины 2. события 3. Последний предъявил Алексею письмо Петра, где царевичу гарантировалось прощение любой вины в случае немедленного возвращения в Россию. – Как он трактовал дело царевича Алексея и роль Петра в этом деле? О воздействии Игнатьева на царевича свидетельствует одно из писем Алексея к духовнику: "В сем житии иного такого друга не имею, подобно вашей святыне, в чем свидетель бог. Дело царевича Алексея Во время правления Петра I не вся русская общественность одобряла его реформы.

Бунт царевича

#ИсторияРоссии #ПетрI #ЦаревичАлексей #ДелоЦаревичаАлексеяПерезалив Сегодня разбираемся в деле царевича Алексея, которое весьма скудно представлено в школьно. Дело царевича Алексея сына Петра 1. Петр 1 дело царевича Алексея. Краткая биография царевича Алексея сына Петра I и Евдокии Лопухиной. Итоги Выступления Против Реформ Дело Царевича Алексея При Петре 1. Оппозиция реформам. Важнейшие даты: 1705–1706 гг. — восстание в Астрахани 1707–1708 гг. — восстание Кондратия Булавина 1718 г. — отречение царевича Алексея от престола и его смерть.

Процесс. Суд над царевичем Алексеем Петровичем

Необходимость определить причины смерти и найти виновных стала актуальной задачей для правительства и общества. Параллельно с медицинским расследованием, было проведено и уголовное расследование. Следователи допрашивали множество свидетелей, анализировали показания очевидцев и изучали все возможные версии смерти царевича. Была даже образована специальная Комиссия, в состав которой входили представители различных ведомств и эксперты. Однако, все эти усилия не привели к конкретным результатам. Судебное разбирательство проведено не было, так как не удалось найти убийц и установить точную причину смерти царевича Алексея. Было выдвинуто множество версий, однако ни одна из них не была подтверждена достаточными доказательствами. Таким образом, деятельность царя Петра I и его противников в отношении царевича Алексея осталась безнаказанной. Смерть царевича Алексея имела серьезные последствия для российской политики и истории. Она создала основу для различных конспирологических теорий и споров, которые до сих пор не утихают. Историки и ученые продолжают исследовать этот инцидент и пытаются найти новые аргументы, которые могут раскрыть истину.

Царевич был лишен общения с внешним миром, но он по-прежнему имел возможность получать информацию извне. Ему разрешалось принимать иностранные послов и получать письма родственников. Однако, это были все лишь капли в океане суровой реальности его заключения. Тяготы заключения становились особенно ощутимыми в одиночестве. Он был вынужден проводить большую часть времени в уединении, размышлять о своей судьбе и философски осознавать свое положение. Он зачастую испытывал чувство бессмысленности своего существования и тяжело переносил отсутствие обычных жизненных радостей и свободы. Тяготы заключения имели не только психологическую природу, но и физическую.

Он жил в каменной келье, где не было никаких удобств. Он спал на соломе, одевался в лохмотья, а питался осколками хлеба и некачественной пищей. Он также не имел возможности заниматься спортом или другими физическими упражнениями, что негативно сказывалось на его здоровье и физической форме. Таким образом, тяготы заключения царевича Алексея тесно связаны с его страданиями как физическими, так и психологическими.

Папа Иоанн Десятый и прочие пред ним и по нем худы были, что не иное есть, только что за отлучение от православныя церкви благодать Божия отъяся от римлян». Приходило время возвращаться в Россию; царевич пишет к Кикину — как быть? Делать ли так, как говорено было с ним или нет? Кикин отвечает: «Тебе сие делать, не доложа отцу, не безопасно от гнева его; пиши к нему и проси позволения; а ты своего дела не забывай». Царевич решился ехать в Россию, но возвращался туда с мрачными мыслями; однажды, подпив, говорил он окружающим: «Быть мне пострижену, и буде я волею не постригусь, то неволею постригут же; и не то чтобы ныне от отца, и после его мне на себя того ж ждать, что Василья Шуйского, постригши, отдадут куда в полон. Мое житье худое! Царевич спросил его, что значат в письме его слова: «А ты своего дела не забывай». Отправляясь в Карлсбад, Алексей оставил жену свою беременною по осьмому месяцу. Царь, находившийся в отсутствии, хотел, чтобы в это важное время рождения первого ребенка у наследника при кронпринцессе были знатные особы из русских; но по собственному опыту знал, что иногда выдумывается неприязненными людьми насчет рождения царских детей, как его провозглашали подмененным сыном Лефорта; а теперь еще хуже: родит немка иноверная, окруженная только своими немцами; отсутствие его самого, царицы и царевича заставляло еще более брать предосторожности, и Петр написал невестке: «Я бы не хотел вас трудить; но отлучение супруга вашего, моего сына, принуждает меня к тому, дабы предварить лаятельство необузданных языков, которые обыкли истину превращать в ложь. И понеже уже везде прошел слух о чреватстве вашем вящше года, того ради, когда благоволит Бог вам приспеть к рождению, дабы о том заранее некоторый анштальт учинить, о чем вам донесет г. Анштальт состоял в том, чтобы жена канцлера графиня Головкина, генеральша Брюс и Ржевская, носившая титул князь-игуменьи, находились безотлучно при кронпринцессе. Последняя не дала себе труда вникнуть в смысл распоряжения, хотя это было и не очень трудно, потому что и у них, на образованном Западе, рождение царских детей было окружаемо большими, неприятными для родильницы предосторожностями. Кронпринцесса обиделась и написала царю письмо с упреками, в раздраженном и раздражающем тоне; в этом письме кронпринцесса показала себя одним из тех существ, с которыми приятно иметь как можно меньше дела, которые, встретив что-нибудь не по себе, безо всякого обсуждения дела, сейчас же начинают вопить о притеснениях, о страданиях: назначение трех русских женщин явилось в глазах Шарлотты незаслуженным и необычным поступком, который для нее чрезвычайно был sensible; в этом распоряжении она видела торжество malice, вследствие чего она должна страдать и наказываться за лжи безбожных людей, тогда как ее conduite и совесть будут ее свидетелями и судьями на страшном суде. Для чего эти предосторожности против злых языков? Царь столько раз обещал ей свою милость, отеческую любовь и заботливость; так, если кто осмелится оскорбить ее лжою и клеветою, тот должен быть наказан как великий преступник. Известно, что никакая ложь и клевета не могут запятнать ее, кронпринцессу; однако скорбит душа, что завистники и преследователи ее имеют такую силу, что могли подвести под нее такую интригу. Бог, ее единственное утешение и прибежище на чужбине!! Головкин и генеральша Брюс предложили кронпринцессе повивальную бабку; это в глазах кронпринцессы было великою немилостию со стороны царя, нарушением брачного договора, в котором было предоставлено ей свободное избрание служителей; если будет чужая бабка, то глаза кронпринцессы наполнятся слезами и сердце обольется кровью. Шарлотта просила, чтоб назначению трех русских дам был дан такой вид, как будто бы она сама требовала этого вследствие отсутствия царя и царевича. Просьба была исполнена. Уведомляя Петра о разрешении кронпринцессы дочерью Натальею 12 июля , Головкин писал: «О письме, государь, вашем никто у меня не ведает, и разглашено здесь, что то учинено по их прошению». Три дамы присутствовали при рождении царевны, и одна из них, Ржевская, так описывала Петру свое житье у кронпринцессы: «По указу вашему у ее высочества кронпринцессы я и Брюсова жена живем и ни на час не отступаем, и она к нам милостива. И я обещаюсь самим Богом, ни на великие миллионы не прельщусь и рада вам служить от сердца моего, как умею. Только от великих куплиментов, и от приседания хвоста, и от немецких яств глаза смутились». Узнав в Ревеле о разрешении кронпринцессы, и Петр, и Екатерина спешили поздравить ее. Екатерина писала: «Светлейшая кронпринцесса, дружебнолюбезная государыня невестка! Вашему высочеству и любви я зело обязана за дружебное ваше объявление о счастливом разрешении вашем и рождении принцессы-дочери. Я ваше высочество и любовь всеусердно о том поздравляю и желаю вам скорого возвращения совершенного вашего здравия и дабы новорожденная принцесса благополучно и счастливо взрость могла. Я ваше высочество и любовь обнадежить могу, что я зело радовалась, получа ведомость о вышепомянутом вашем счастливом разрешении; но зело сожалею, что я счастья не имела в том времени в Петербурге присутствовать. Однакож мы здесь не оставили публичного благодарения Богу за счастливое ваше разрешение отдать. Я же не оставлю вашему высочеству и любви все желаемые опыты нашей склонности и к вашей особе имеющей любви при всяком случае оказать, в чем, ваше высочество и любовь, прошу благоволите обнадежены быть, такожде, что я всегда пребуду вашего высочества и любви дружебноохотная мать Екатерина». О тоне письма, присланного Петром, можно судить по ответу кронпринцессы, которая называет это письмо очень облигантным, наполненным такими милостивыми заявлениями, которые укрепили ее доверенность; принцесса пишет, что так как она на этот раз манкировала родить принца, то надеется в следующий раз быть счастливее. В следующем, 1715 году кронпринцесса действительно произвела на свет сына, названного Петром; сначала все, казалось, было благополучно, но потом вследствие поспешности встать с постели на четвертый день и принимать поздравления она почувствовала себя нехорошо, и скоро оказались такие признаки, что врачи объявили ее безнадежною. Больная сама сознавала свое положение и потому, призвав барона Левенвольда, объявила ему свои желания. Они состояли в том, чтоб при детях ее вместо матери оставалась принцесса остфрисландская; если же государь на это не согласится, то пусть Левенвольд отвезет принцессу сам в Германию; просила написать к ее родным, что она была всегда довольна расположением к ней царя и царицы, все обещанное в контракте было исполнено и сверх того оказано много благодеяний. И теперь, несмотря на собственную болезнь, государь прислал к ней князя Меншикова и всех своих медиков. Левенвольд должен был просить мать умирающей и сестру-императрицу, чтоб она постаралась восстановить дружбу между царем и цесарем, потому что от этого союза будет много пользы ее детям. Петр был действительно болен; несмотря на то, он посетил умирающую. Отсутствие царицы объяснялось тем, что она была на последних днях беременности. Царевич был при ней до последней минуты, три раза падал в обморок от горя и был безутешен. В такие минуты сознание проясняется: кронпринцесса была «добрый человек»; если «сердитовала», отталкивала от себя, то не без причины: грехи были на душе у царевича, а он был также «добрый человек». Кронпринцесса скончалась; медики объяснили ход болезни. Но должны были явиться люди, которые не хотели ограничиться медицинскими объяснениями. Печаль свела кронпринцессу в могилу, говорили они. Так доносил своему двору австрийский резидент Плейер. Причины этой печали, по словам Плейера, заключались в том, что деньги, назначенные кронпринцессе на содержание, выплачивались неаккуратно, с большим трудом, никогда не выдавали ей более 500 или 600 рублей разом, так что она постоянно нуждалась и не могла платить своей прислуге; она и ее придворные задолжали у всех купцов. Кронпринцесса замечала также зависть при царском дворе по поводу рождения принца; она знала, что царица тайно старалась ее преследовать, и по всем этим причинам она была в постоянной печали. Что касается тайных преследований царицы, то они остались тайною для Плейера и для нас; как в 10 дней во время болезни кронпринцесса могла заметить зависть по поводу рождения принца — это также тайна, которую резидент нам не постарался вскрыть; единственною причиною смертельного горя, которую Плейер постарался особенно уяснить, остается неаккуратная доставка денег, доставка малыми суммами. Мы не можем приписать этой одной объясненной для нас причине печаль кронпринцессы, сведшую ее в могилу, хотя никак не станем утверждать, что кронпринцесса была очень довольна и весела в России, что она находилась в наилучших отношениях к мужу, свекру и к мачехе мужа; но мы не можем быть удовлетворены причинами, приводимыми господином резидентом. Царевич был очень печален, и не одна была у него печаль о потере жены. Он потом сам рассказывал, что его положение ухудшилось, когда пошли у него дети; мы видели, что на дороге из Карлсбада он уже говорил, что его постригут и не вследствие настоящего гнева отцовского: теперь родился и сын, значит, неспособного отца можно было отстранить от престола. В самом деле, в шестой день по смерти жены, в день ее похорон, царевич получил от отца следующее письмо, подписанное еще 11 октября. Понеже всем известно есть, что пред начинанием сея войны, как наш народ утеснен был от шведов, которые не только ограбили толь нужными отеческими пристаньми, но и разумным очам к нашему нелюбозрению добрый задернули завес и со всем светом коммуникацию пресекли. И тако сподобилися видеть, что оный неприятель, от которого трепетали, едва не вящщее от нас ныне трепещет. Что все, помогающу вышнему, моими бедными и прочих истинных сынов российских равноревностных трудами достижено. Егда же сию Богом данную нашему отечеству радость рассмотряя, обозрюся на линию наследства, едва не равная радости горесть меня снедает, видя тебя, наследника, весьма на правление дел государственных непотребного ибо Бог не есть виновен, ибо разума тебя не лишил, ниже крепость телесную весьма отнял: ибо хотя не весьма крепкой природы, обаче и не весьма слабой ; паче же всего о воинском деле ниже слышать хощешь, чем мы от тьмы к свету вышли, и которых не знали в свете, ныне почитают. Я не научаю, чтоб охочь был воевать без законные причины, но любить сие дело и всею возможностию снабдевать и учить, ибо сия есть едина из двух необходимых дел к правлению, еже распорядок и оборона. Не хочу многих примеров писать, но точию равноверных нам греков: не от сего ли пропали, что оружие оставили и единым миролюбием побеждены и, желая жить в покое, всегда уступали неприятелю, который их покой в нескончаемую работу тиранам отдал? Аще кладешь в уме своем, что могут то генералы по повелению управлять; то сие воистину не есть резон, ибо всяк смотрит начальника, дабы его охоте последовать, что очевидно есть, ибо во дни владения брата моего, не все ли паче прочего любили платье и лошадей, а ныне оружие? Хотя кому до обоих дела нет; и до чего охотник начальствуяй, до того и все, а от чего отвращается, от того все. И аще сии легкие забавы, которые только веселят человека, так скоро покидают, колми же паче сию зело тяжкую забаву сиречь оружие оставят! К тому же, не имея охоты, ни в чем обучаешься и так не знаешь дел воинских. Аще же не знаешь, то како повелевать оными можеши и как доброму доброе воздать и нерадивого наказать, не зная силы в их деле? Но принужден будешь, как птица молодая, в рот смотреть. Слабостию ли здоровья отговариваешься, что воинских трудов понести не можешь? Но и сие не резон: ибо не трудов, но охоты желаю, которую никакая болезнь отлучить не может. Спроси всех, которые помнят вышепомянутого брата моего, который тебя несравненно болезненнее был и не мог ездить на досужих лошадях, но, имея великую к ним охоту, непрестанно смотрел и перед очми имел, чего для никогда бывало, ниже ныне есть такая здесь конюшня. Видишь, не все трудами великими, но охотою. Думаешь ли, что многие не ходят сами на войну, а дела правятся! Правда, хотя не ходят, но охоту имеют, как и умерший король французский, который не много на войне сам бывал, но какую охоту великую имел к тому и какие славные дела показал в войне, что его войну театром и школою света называли, и не точию к одной войне, но и к прочим делам и мануфактурам, чем свое государство паче всех прославил. Сие все представя, обращуся паки на первое, о тебе рассуждая: ибо я есмь человек и смерти подлежу, то кому вышеписанное с помощию вышнего насаждение и уже некоторое и возвращенное оставлю? Тому, иже уподобился ленивому рабу евангельскому, вкопавшему талант свой в землю сиречь все, что Бог дал, бросил! Еще ж и сие воспомяну, какова злого нрава и упрямого ты исполнен! Ибо, сколь много за сие тебя бранивал, и не точию бранил, но и бивал, к тому ж сколько лет, почитай, не говорю с тобою; но ничто сие успело, ничто пользует, но все даром, все на сторону, и ничего делать не хочешь, только б дома жить и им веселиться, хотя от другой половины и все противно идет. Однакож всего лучше, всего дороже! Безумный радуется своею бедою, не ведая, что может от того следовать истину Павел-святой пишет: како той может церковь божию управить, иже о доме своем не радит не точию тебе, но и всему государству. Что все я, с горестию размышляя и видя, что ничем тебя склонить не могу к добру, за благо изобрел сей последний тестамент тебе написать и еще мало пождать, аще нелицемерно обратишься. Ежели же ни, то известен будь, что я весьма тебя наследства лишу, яко уд гангренный, и не мни себе, что один ты у меня сын и что я сие только в устрастку пишу: воистину богу извольшу исполню, ибо за мое отечество и люди живота своего не жалел и не жалею, то како могу тебя, непотребного, пожалеть? Лучше будь чужой добрый, неже свой непотребный». Письмо было написано до рождения внука, а теперь, на другой день после отдачи письма, царица родила и сына — царевича Петра. Алексей должен был помнить слова Куракина: «Покамест у мачехи сына нет, то к тебе добра; и, как у ней сын будет, не такова будет». Близкие люди рассказывали, что когда царевич Петр родился, то Алексей много дней был печален; но они позабыли или не знали о полученном письме от отца, что совпало с рождением брата; причина печали могла быть двойная. Что отвечать отцу? Просить прощения в том, что заслужил гнев, обещать исправление — потребует не слов, а дела, опять начнет мучить, посылать к войску и Бог знает куда, и как ему угодить, и для чего угождать! У мачехи сын, теперь будет недобра; лучше отказаться от наследства и жить в покое, а там что Бог даст. Но царевич решился на это не без совета с близкими людьми. Такими были старый учитель Никифор Вяземский, Александр Кикин. И Вяземский, и Кикин советовали отказаться от наследства; Кикин говорил: «Тебе покой будет, как ты от всего отстанешь, лишь бы так сделали; я ведаю, что тебе не снести за слабостию своею; а напрасно ты не отъехал, да уж того взять негде». Вяземский говорил: «Волен Бог да корона, лишь бы покой был». Решившись отвечать отцу в этом смысле, царевич поехал к графу Федору Матвеевичу Апраксину и к князю Василию Владимировичу Долгорукому с просьбою, чтоб в разговоре с Петром уговаривали его лишить старшего сына наследства и отпустить на житье в деревню, где бы мог жизнь кончить. Эта поездка и просьба показывают, что Алексей боялся чего-нибудь худшего; и Кикин опасался того же, говоря: «Лишь бы так сделали». Апраксин отвечал: «Если отец станет со мною говорить, я приговаривать готов». Князь Василий говорил то же, но прибавил: «Давай писем хоть тысячу, еще когда-то что будет! Старая пословица «улита едет, коли то будет» — это не запись с неустойкою, как мы преж сего меж себя давывали». Царевич через три дня подал отцу письмо: «Милостивейший государь батюшка! Сего октября, в 27 день 1715 года, по погребении жены моей, отданное мне от тебя, государя, вычел, на что иного донести не имею, только, буде изволишь, за мою непотребность меня наследия лишить короны российской, буди по воле вашей. О чем и я вас, государя, всенижайше прошу: понеже вижу себя к сему делу неудобна и непотребна, также памяти весьма лишен без чего ничего возможно делать , и всеми силами, умными и телесными от различных болезней , ослабел и непотребен стал к толикого народа правлению, где требует человека не такого гнилого, как я. Того ради наследия дай Боже вам многолетное здравие! Детей моих вручаю в волю вашу; себе же прошу до смерти пропитания. Сие все предав в ваше рассуждение и волю милостивую, всенижайший раб и сын Алексей». После отдачи письма приехал к царевичу князь Василий Владимирович Долгорукий и царским именем потребовал, чтоб Алексей показал ему отцовское письмо; по прочтении письма князь Василий сказал: «Я с отцом твоим говорил о тебе; чаю, тебя лишит наследства и письмом твоим, кажется, доволен. Я тебя у отца с плахи снял. Теперь ты радуйся, дела тебе ни до чего не будет». Петр, по словам Долгорукого, был доволен письмом сына, и в то же время князь Василий хвалился, что снял Алексея с плахи. В действительности Петр был очень недоволен письмом сына. Царь своим письмом хотел решительно объясниться с сыном, высказать ему ясно, чего он от него хочет, показать, что его требования не заключают в себе ничего трудного, невозможного, хотел пригрозить отлучением от наследства, ждал раскаяния, объяснений со стороны сына, которые бы могли вести к новым объяснениям с его стороны, вести к улажению дела, и вместо того получает в коротких словах отказ от наследства. Надобно исполнить угрозу, лишить наследства — дело в высшей степени неприятное и трудное. Петр был очень раздражен и, как видно из слов Долгорукого, в сердцах делал сильные выходки против сына. Месяц не отвечал ничего Петр сыну, а через месяц опасно заболел. Как обыкновенно бывало, горе, раздражение приготавливали Петру болезненный припадок, а какая-нибудь неосторожность была поводом; так и настоящий болезненный припадок, вероятно, был приготовлен неудавшимся объяснением с сыном, а именинный пир у адмирала Апраксина — последнею каплею, переполнившею сосуд. Болезнь была так опасна, что министры и сенаторы ночевали в царских покоях. Во время этой болезни Кикин говорил царевичу: «Отец твой не болен тяжко, и он исповедывается и причащается нарочно, являя людям, что он гораздо болен, а все притвор; а что причащается, у него закон на свою стать». Какой смысл этих странных слов? Зачем было Петру, по мнению Кикина, притворяться тяжело больным? Не думал ли Кикин, что Петр притворился тяжело больным с целью выведать расположение царевича, как он будет вести себя в такую важную минуту и выкажутся ли люди, расположенные к царевичу, как выскажется народ относительно престолонаследия? В Рождество Христово Петр вышел в первый раз из дому в церковь ; его нашли лучше, чем ожидали, но все же бледным, упалым. Понеже за своею болезнию доселе не мог резолюции дать, ныне же на оное ответствую: письмо твое на первое письмо мое я вычел, в котором только о наследстве вспоминаешь и кладешь на волю мою то, что всегда и без того у меня. А для чего того не изъявил ответу, как в моем письме? Также, что я за то несколько лет недоволен тобою, то все тут пренебрежено и не упомянуто, хотя и жестоко написано. Того ради рассуждаю, что не зело смотришь на отцово прощение, что подвигло меня сие остатнее писать; ибо когда ныне не боишься, то как по мне станешь завет хранить? Что же приносишь клятву, тому верить невозможно для вышеписанного жестокосердия. К тому ж и Давидово слово: всяк человек ложь. Також хотя б и истинно хотел хранить, то возмогут тебя склонить и принудить большие бороды, которые ради тунеядства своего ныне не в авантаже обретаются, к которым ты и ныне склонен зело. К тому же чем воздаешь рождение отцу своему? Помогаешь ли в таких моих несносных печалях и трудах, достигши такого совершенного возраста? Ей, николи! Что всем известно есть, но паче ненавидишь дел моих, которые я для людей народа своего, не жалея здоровья своего, делаю, и, конечно, по мне разорителем оных будешь. Того ради так остаться, как желаешь быть, ни рыбою, ни мясом, невозможно; но или отмени свой нрав и нелицемерно удостой себя наследником, или будь монах: ибо без сего дух мой спокоен быть не может, а особливо что ныне мало здоров стал. На что по получении сего дай немедленно ответ или на письме, или самому мне на словах резолюцию. А буде того не учинишь, то я с тобой, как с злодеем, поступлю. Царевич опять советуется с Кикиным и Вяземским. Кикин, придумывая разные средства, как бы скрыть Алексея от гнева отцовского, уже и прежде останавливался на монастыре как на безопасном убежище до поры до времени, а когда придет это время, можно и расстричься. Это Кикин выражал так: «Ведь клобук не прибит к голове гвоздем, можно его и снять». И теперь он советует, что надобно исполнить отцовское требование. Совет Вяземского был исполнен относительно духовника, петербургского протопопа Георгия; но Стефану Яворскому сообщено не было. На другой же день, 20 января, Петр получил ответ от сына: «Милостивейший государь батюшка! Письмо ваше я получил, на которое больше писать за болезнию своею не могу. Желаю монашеского чина и прошу о сем милостивого позволения. Раб ваш и непотребный сын Алексей». И последнее средство не подействовало!

При этом целый ряд официальных пропагандистов, а также «патриотических» добровольцев от прославления Петра незаметным и «естественным» для них образом перекидывает смысловой мостик в псевдодержавному сталинизму, в том числе в его «православном» изводе. О принципиальной порочности такого взгляда мы уже писали ранее. Во всех эти построениях сказывается трагическое непонимание христианского учения о власти как служении, хождении перед Лицом Божиим, а не просто владении «мечом» государственной власти, то есть, попросту говоря, аппаратом принуждения. Вместо стремления поверять действия любого носителя реальной власти соответствием Божественной санкции пытаются саму Божественную санкцию «подогнать» под существующий политический режим; налицо порочное стремление придать сакральность всему, что связано с «государством», что приводит к тотальному смешению и фактическому отождествлению совершенно несовместимых между собой религиозно-политических принципов. Государь в этом понимании не потому свят, что он достойно служит Богу в силу чего народ обязан служить ему , а именно потому, что он государь, любое его действие подлежит сакрализации. Это ложное понимание, в корне противоречащее пониманию святоотеческому [1] , свойственно, к сожалению, и целому ряду, казалось бы, вполне уважаемых и авторитетных исследователей из православно-патриотической среды. Это вымывание даже из христианской, на первый взгляд, историософии, публицистики и идеологии ее главного духовного стержня — отнюдь не отвлеченный вопрос. Ибо такая деградация нашего политического правосознания навсегда закрывает для нас путь к возрождению через возобновление связи с нашими духовными основами. Предлагаемая сегодня вниманию читателя работа современного историка касается одной из самых трагических и самых спорных страниц петровского царствования — пресловутого дела Царевича Алексея, которое, как показывает серьезное изучение источников, было сфабриковано окружением Царя, прежде всего П. Толстым и А. Меньшиковым, заинтересованными, как показывает исследователь, в низвержении законного престолонаследника. Это первое в истории романовской династии посягновение на Царскую кровь было, по мнению ряда русских мыслителей, первым же предвозвестием Екатеринбургской трагедии, когда наша святая Царская Семья была злодейски истреблена уже не придворными интриганами, а прямыми сатанистами, бывшими уже прямыми, сознательными врагами подлинной, богоустановленной Царской Власти. Редакция «Аминь. SU» В российской дореволюционной и в советской историографии было принято рассматривать конфликт между Петром I и его старшим сыном царевичем Алексеем как столкновение прогрессивных сил во главе с царем-реформатором и реакционной «старомосковской партией», знаменем которой стал наследник престола. Начало такой трактовки событий было положено профессором Санкт-Петербургского университета Н. Устряловым, который в середине XIX в. Поскольку это в какой-то степени оправдывало действия Петра I, включая предание сына суду Сената, вынесшего ему смертный приговор, официальная историческая наука, за редким исключением М. Погодин , не подвергала сомнению такую трактовку событий. Между тем, внимательное изучение документов следствия по делу царевича Алексея Петровича показывает, что наиболее тяжкие обвинения его в заговоре с целью захвата власти с привлечением иностранной военной силы основаны всего на двух документах: показаниях его любовницы Евфросиньи Федоровой и его собственных показаниях, данных после применения пыток. Источниковедческий анализ обоих «доказательств» позволяет усомниться в их достоверности. Царевич пал жертвой интриг в ближайшем окружении Петра I Не выдерживает критики также тезис о принадлежности Алексея к «старомосковской реакционной партии»: образование, круг чтения, знакомство с «западным» образом жизни выдают в нем скорее человека позднего европейского барокко, чем ревнителя «боярской старины». Очевидно, что царевич пал жертвой интриг в ближайшем окружении Петра I, связанных с борьбой за престолонаследие. Не находит убедительного подтверждения и версия иностранного заговора против России с царевичем Алексеем во главе. Среди записей за 26 июня 1718 г. Так лаконично, без каких-либо пояснений сообщалось о смерти старшего сына Петра I от первого брака с Евдокией Лопухиной, которая к этому времени уже почти двадцать лет была заточена в монастырь под именем «старицы Елены». То, что, вопреки обычаю, за смертью члена царской семьи, а тем более недавнего наследника престола, не последовало объявление траура, не могло не породить в обществе самых различных слухов и толкований. По официальной версии, которая, впрочем, так и не была обнародована публично, смерть царевича не была насильственной, он умер от апоплексического удара, не вынеся сильного душевного потрясения. По другим, более вероятным версиям, царевич умер от последствий пыток или был тайно казнен [2]. Как бы то ни стало, царевичу Алексею было от чего испытать душевное потрясение: 24 июня созданный царским указом суд вынес ему смертный приговор. Главным пунктом обвинения в приговоре значилось: «Особливо умысл свой бунтовный против отца и государя своего, и намеренный из давних лет подыск и произыскивание к престолу отеческому и при животе его, чрез разные коварные вымыслы и притворы, и надежду на чернь, и желание отца и государя своего скорой кончины … но чиня все ему противности, намерен был против воли его величества, по надежде своей, не токмо чрез бунтовщиков, но и чрез чужестранную цесарскую помощь и войска, которые он уповал себе получить, и с разорением всего государства и отлучением от оного того, чего б от него за то ни пожелали, и при животе государя, отца своего, достигнуть». Судьи никогда бы не решились посягнуть на жизнь царевича без ясно выраженной воли самодержца О том, насколько обоснованными были эти тягчайшие обвинения, следует сказать отдельно. Отметим лишь то, что после вынесения такого приговора у Алексея могла оставаться еще последняя надежда. Судьи заканчивали сентенцию обращением к царю: «подвергая, впрочем, сей наш приговор и осуждение в самодержавную власть, волю и милосердное рассмотрение его царского величества, всемилостивейшего нашего монарха». Однако, было очевидно, что судьи никогда бы не решились посягнуть на жизнь царевича без ясно выраженной воли самодержца. Главное же обстоятельство состояло в том, что Петр I лично принимал участие в розыске следствии по делу сына, в том числе с применением пыток. Обычно розыск начинался с «роспроса у дыбы», то есть допроса в камере пыток, но пока без применения истязаний. Далее следовали подвешивание на дыбу «виска» , «встряска» - висение с тяжестью в ногах, битье кнутом в подвешенном виде, жжение огнем и другие тяжкие пытки. При этом, перед началом пытки испытуемого в застенке раздевали для осмотра тела. Во-первых, публичное обнажение тела считалось постыдным, раздетый палачом человек терял свою честь. Во-вторых, это делалось для определения физических возможностей допрашиваемого, он не должен был умереть под пыткой без всякой пользы для расследования. В обычных уголовных делах от пытки освобождались дворяне, «служители высоких рангов», люди старше семидесяти лет, недоросли и беременные женщины. Но в политических делах эта правовая норма не соблюдалась, на дыбе оказывались простолюдины и дворяне, рядовые и генералы, старики и юноши, женщины и больные. В политических процессах на дыбе оказывались все подряд «Розыск» по делу царевича Алексея был начат еще 3 февраля 1718 г. Толстого, и состоялось его первое свидание с отцом. Речь изначально шла об обстоятельствах его побега в октябре 1716 г. Царь потребовал у сына назвать всех лиц, кто в какой-либо степени содействовал побегу делом или советом. При этом Петр I не отказывался от своего обещания сыну безусловного прощения в случае его добровольного возвращения, но теперь, когда тот был снова в его власти, прощение оговаривалось условием дачи полных, без малейшей утайки показаний. Указанные царевичем лица немедленно брались под стражу, отправлялись в Москву и подвергались «роспросу с пристрастием», то есть допрашивались с применением пыток. Так начался так называемый «Московский розыск», главным фигурантом которого был А. Кикин, бывший царский денщик, адмиралтейский советник, близко сошедшийся в Петербурге с Алексеем Петровичем и содействовавший его побегу за границу. Параллельно был начат «Суздальский розыск», главным объектом которого была мать Алексея, бывшая царица Евдокия старица Елена и ее монастырское окружение. Хотя обвинения сводились к нарушению монашеского обета, и имя царевича не упоминалось в деле, ни у кого не было сомнений в связи двух розысков. Воспоследовавшее жестокое наказание виновных — казни и ссылки — только подтверждало это. Еще в середине XIX в. Погодин писал: «Между тем во всем этом деле, заметим мимоходом, во всем розыске, нет ни слова о царевиче Алексее Петровиче и об отношениях к нему казненных преступников. Выбраны для осуждения их совсем другие вины — оставление монашеского платья, поминание на ектениях, связь с Глебовым. Все эти вины такого рода, что не могли влечь за собою подобного уголовного наказания. Все эти вины, вероятно, известны были прежде и оставлялись без внимания, тем более, что противная сторона не отличалась же слишком строгою непорочностью. Предать их теперь суду, счесть их достойными такого страшного наказания, было действием другого расчета и вместе совершенного произвола, новое разительное доказательство искусственности, недобросовестности процесса». В Москве 15-17 марта 1718 г. Тогда же был казнен колесован и Александр Кикин, главный обвиняемый и, одновременно, главный свидетель по делу о побеге за границу царевича Алексея. Сам царевич и некоторые другие лица, проходившие по его делу, были вскоре доставлены в Петербург для продолжения розыска. Казнь Кикина показывает, что Тайную канцелярию больше не интересовали обстоятельства побега, иначе такого важного свидетеля оставили бы до времени в живых. Теперь расследователей больше стало интересовать время, проведенное Алексеем за границей, а тут главным свидетелем должна была стать Ефросиния Федорова, возлюбленная царевича, проделавшая вместе с ним все путешествие и разлученная только на обратном пути в Россию по причине беременности.

Процесс. Суд над царевичем Алексеем Петровичем

– Как он трактовал дело царевича Алексея и роль Петра в этом деле? Дело царевича Алексея Петровича как пример борьбы Петра I с представителями старомосковской аристократии. Бо-чезненный царевич Алексей уклонялся от активного участия в делах отца, часто пил в компании людей, разделявших его неприязнь к Петру. Царе-вич был женат на немецкой принцессе и имел сына Петра. До казни царевич Алексей не дожил.

«Для следствия больше нет тайн»

В дополнение к перечням показания он указал на ряд лиц, в том числе на Стефана Яворского, как на своих единомышленников. Ему было дано 15 ударов кнутом. Царевич Алексей Петрович скончался в 7-м часу пополудни 26 июня 1718 г. Существуют разные версии смерти царевича. Наиболее вероятным представляется мнение о его смерти от болезни, вызванной пытками, так как его пытали еще 26 июня утром. Хотя сей приговор мы, яко раби и поддании, с сокрушением сердца и слез излиянием изрекаем в рассуждении, что нам, как выше объявлено, яко самодержавной власти подлинным, в такой высокий суд входить, а особливо на сына самодержавного всемилостивейшаго царя и государя своего оный изрекать не доистоило было; но, однако ж, по воле его то сим свое истинное мнение и осуждение объявляем с такою чистою и зристианскою совестию, как уповаем непостыдни в том предстать пред страшным, праведным и нелицемерным судом всемогущаго Бога, подвергая впрочем сей наш приговор и осуждение в самодержавную власть, волю и милосердое рассмотрение его царского величества вмемилостивейшаго нашего монарха».

Хотя в то время в Екатеринбурге функционировали различные органы, обладающие этими функциями, - Ревтрибунал, Реввоенсовет, Народный суд, наконец, УралЧК.

Но потребовалось мнение высшего судебного органа России, чтобы установить, что в момент вынесения решения о расстреле Николая II в июле 1918 года президиум Уральского облсовета также обладал этими функциями. В своем постановлении от 1 октября 2008 года президиум Верховного суда РФ указал: "Романовы были лишены жизни не в результате совершения кем-либо уголовного преступления. Романов Н. И: А в чем же тогда состояли ваши разногласия с судом? Соловьев: Дело в том, что в отношении Николая II это положение суда прослеживалось достаточно просто. Уральский облсовет сообщил в Кремль о казни бывшего императора. С семьей и слугами произошло несколько иначе.

Не существует ни одного документа, где бы говорилось о том, что им вынесен официальный приговор о казни. Если это принять во внимание, то, согласно законодательству, члены президиума облсовета Белобородов, Голощекин и Сафаров приняли решение о расстреле детей и свиты негласно, взяв на себя ответственность за это деяние. И тем самым превысили свои полномочия и совершили уголовно наказуемое деяние - убийство. А жертвы уголовных преступлений по закону не подлежат реабилитации. Так это представлялось мне. И: Но суды - теперь это уже ясно окончательно - с вами не согласились. Что же теперь?

Соловьев: Решения президиума Верховного суда и Басманного районного суда выполнены в полном объеме - уголовное дело было возобновлено, с тем чтобы изменить формулировки оснований для его прекращения, после чего оно вновь прекращено. Законодательство предусматривает именно такой порядок прекращения производства по уголовному делу, и нарушать его никто не вправе. И: Значит ли это, что многократные требования рассмотреть дело о расстреле в суде так и не будут удовлетворены? Соловьев: Пять лет дела, связанные с этой страницей истории, рассматривались во всех судебных инстанциях, начиная с районных судов и заканчивая президиумом Верховного суда, - в открытых заседаниях, с участием граждан и прессы. На них подробно изучался и вопрос о том, как принималось решение о расстреле. И: Но вы сняли ответственность за расстрел с Ленина и Свердлова, хотя многие авторитетные ученые говорят о том, что их инициатива в этом деле - доказанный факт. Соловьев: Прислушиваясь к мнениям авторитетных ученых, изучая мемуары, следствие тем не менее может строить свои выводы только на основе документов.

Согласно презумпции невиновности, никого нельзя привлечь к уголовной ответственности, не доказав вину. По уголовному делу изучены все доступные материалы, проведены беспрецедентные поиски архивных источников и историческая экспертиза, которую возглавил авторитетнейший специалист, директор самого крупного в стране Государственного архива Российской Федерации Сергей Мироненко. В исследованиях приняли участие главные специалисты по этой теме - историки и архивисты. И я могу с полной уверенностью заявить, что на сегодня нет ни одного достоверного документа, который бы доказывал инициативу Ленина и Свердлова. И: Тем не менее многие считают, что без их разрешения уральцы и пальцем не могли пошевелить, - на этот счет есть высказывания Троцкого и Молотова. Соловьев: Мы детально изучали политическую обстановку, которая сложилась в то время на Урале. Я могу твердо сказать: в июле 1918 года неподчинение центру для Урала - обычная практика.

Приведу несколько примеров. В марте 1918 года был заключен Брестский мирный договор с Германией. В январе 1918 года двоюродный брат Ленина Владимир Ардашев попытался организовать в Верхотурье мирную демонстрацию против разгона Учредительного собрания. Его доставили в Екатеринбург, где после допроса у будущего цареубийцы Юровского его застрелили из винтовки прямо в центре города, якобы во время побега. Но данные медицинского осмотра показали, что стреляли Ардашеву в грудь, а не в спину, как потом написали в газетах.

При этом целый ряд официальных пропагандистов, а также «патриотических» добровольцев от прославления Петра незаметным и «естественным» для них образом перекидывает смысловой мостик в псевдодержавному сталинизму, в том числе в его «православном» изводе. О принципиальной порочности такого взгляда мы уже писали ранее.

Во всех эти построениях сказывается трагическое непонимание христианского учения о власти как служении, хождении перед Лицом Божиим, а не просто владении «мечом» государственной власти, то есть, попросту говоря, аппаратом принуждения. Вместо стремления поверять действия любого носителя реальной власти соответствием Божественной санкции пытаются саму Божественную санкцию «подогнать» под существующий политический режим; налицо порочное стремление придать сакральность всему, что связано с «государством», что приводит к тотальному смешению и фактическому отождествлению совершенно несовместимых между собой религиозно-политических принципов. Государь в этом понимании не потому свят, что он достойно служит Богу в силу чего народ обязан служить ему , а именно потому, что он государь, любое его действие подлежит сакрализации. Это ложное понимание, в корне противоречащее пониманию святоотеческому [1] , свойственно, к сожалению, и целому ряду, казалось бы, вполне уважаемых и авторитетных исследователей из православно-патриотической среды. Это вымывание даже из христианской, на первый взгляд, историософии, публицистики и идеологии ее главного духовного стержня — отнюдь не отвлеченный вопрос. Ибо такая деградация нашего политического правосознания навсегда закрывает для нас путь к возрождению через возобновление связи с нашими духовными основами. Предлагаемая сегодня вниманию читателя работа современного историка касается одной из самых трагических и самых спорных страниц петровского царствования — пресловутого дела Царевича Алексея, которое, как показывает серьезное изучение источников, было сфабриковано окружением Царя, прежде всего П.

Толстым и А. Меньшиковым, заинтересованными, как показывает исследователь, в низвержении законного престолонаследника. Это первое в истории романовской династии посягновение на Царскую кровь было, по мнению ряда русских мыслителей, первым же предвозвестием Екатеринбургской трагедии, когда наша святая Царская Семья была злодейски истреблена уже не придворными интриганами, а прямыми сатанистами, бывшими уже прямыми, сознательными врагами подлинной, богоустановленной Царской Власти. Редакция «Аминь. SU» В российской дореволюционной и в советской историографии было принято рассматривать конфликт между Петром I и его старшим сыном царевичем Алексеем как столкновение прогрессивных сил во главе с царем-реформатором и реакционной «старомосковской партией», знаменем которой стал наследник престола. Начало такой трактовки событий было положено профессором Санкт-Петербургского университета Н. Устряловым, который в середине XIX в.

Поскольку это в какой-то степени оправдывало действия Петра I, включая предание сына суду Сената, вынесшего ему смертный приговор, официальная историческая наука, за редким исключением М. Погодин , не подвергала сомнению такую трактовку событий. Между тем, внимательное изучение документов следствия по делу царевича Алексея Петровича показывает, что наиболее тяжкие обвинения его в заговоре с целью захвата власти с привлечением иностранной военной силы основаны всего на двух документах: показаниях его любовницы Евфросиньи Федоровой и его собственных показаниях, данных после применения пыток. Источниковедческий анализ обоих «доказательств» позволяет усомниться в их достоверности. Царевич пал жертвой интриг в ближайшем окружении Петра I Не выдерживает критики также тезис о принадлежности Алексея к «старомосковской реакционной партии»: образование, круг чтения, знакомство с «западным» образом жизни выдают в нем скорее человека позднего европейского барокко, чем ревнителя «боярской старины». Очевидно, что царевич пал жертвой интриг в ближайшем окружении Петра I, связанных с борьбой за престолонаследие. Не находит убедительного подтверждения и версия иностранного заговора против России с царевичем Алексеем во главе.

Среди записей за 26 июня 1718 г. Так лаконично, без каких-либо пояснений сообщалось о смерти старшего сына Петра I от первого брака с Евдокией Лопухиной, которая к этому времени уже почти двадцать лет была заточена в монастырь под именем «старицы Елены». То, что, вопреки обычаю, за смертью члена царской семьи, а тем более недавнего наследника престола, не последовало объявление траура, не могло не породить в обществе самых различных слухов и толкований. По официальной версии, которая, впрочем, так и не была обнародована публично, смерть царевича не была насильственной, он умер от апоплексического удара, не вынеся сильного душевного потрясения. По другим, более вероятным версиям, царевич умер от последствий пыток или был тайно казнен [2]. Как бы то ни стало, царевичу Алексею было от чего испытать душевное потрясение: 24 июня созданный царским указом суд вынес ему смертный приговор. Главным пунктом обвинения в приговоре значилось: «Особливо умысл свой бунтовный против отца и государя своего, и намеренный из давних лет подыск и произыскивание к престолу отеческому и при животе его, чрез разные коварные вымыслы и притворы, и надежду на чернь, и желание отца и государя своего скорой кончины … но чиня все ему противности, намерен был против воли его величества, по надежде своей, не токмо чрез бунтовщиков, но и чрез чужестранную цесарскую помощь и войска, которые он уповал себе получить, и с разорением всего государства и отлучением от оного того, чего б от него за то ни пожелали, и при животе государя, отца своего, достигнуть».

Судьи никогда бы не решились посягнуть на жизнь царевича без ясно выраженной воли самодержца О том, насколько обоснованными были эти тягчайшие обвинения, следует сказать отдельно. Отметим лишь то, что после вынесения такого приговора у Алексея могла оставаться еще последняя надежда. Судьи заканчивали сентенцию обращением к царю: «подвергая, впрочем, сей наш приговор и осуждение в самодержавную власть, волю и милосердное рассмотрение его царского величества, всемилостивейшего нашего монарха». Однако, было очевидно, что судьи никогда бы не решились посягнуть на жизнь царевича без ясно выраженной воли самодержца. Главное же обстоятельство состояло в том, что Петр I лично принимал участие в розыске следствии по делу сына, в том числе с применением пыток. Обычно розыск начинался с «роспроса у дыбы», то есть допроса в камере пыток, но пока без применения истязаний. Далее следовали подвешивание на дыбу «виска» , «встряска» - висение с тяжестью в ногах, битье кнутом в подвешенном виде, жжение огнем и другие тяжкие пытки.

При этом, перед началом пытки испытуемого в застенке раздевали для осмотра тела. Во-первых, публичное обнажение тела считалось постыдным, раздетый палачом человек терял свою честь. Во-вторых, это делалось для определения физических возможностей допрашиваемого, он не должен был умереть под пыткой без всякой пользы для расследования. В обычных уголовных делах от пытки освобождались дворяне, «служители высоких рангов», люди старше семидесяти лет, недоросли и беременные женщины. Но в политических делах эта правовая норма не соблюдалась, на дыбе оказывались простолюдины и дворяне, рядовые и генералы, старики и юноши, женщины и больные. В политических процессах на дыбе оказывались все подряд «Розыск» по делу царевича Алексея был начат еще 3 февраля 1718 г. Толстого, и состоялось его первое свидание с отцом.

Речь изначально шла об обстоятельствах его побега в октябре 1716 г. Царь потребовал у сына назвать всех лиц, кто в какой-либо степени содействовал побегу делом или советом. При этом Петр I не отказывался от своего обещания сыну безусловного прощения в случае его добровольного возвращения, но теперь, когда тот был снова в его власти, прощение оговаривалось условием дачи полных, без малейшей утайки показаний. Указанные царевичем лица немедленно брались под стражу, отправлялись в Москву и подвергались «роспросу с пристрастием», то есть допрашивались с применением пыток. Так начался так называемый «Московский розыск», главным фигурантом которого был А. Кикин, бывший царский денщик, адмиралтейский советник, близко сошедшийся в Петербурге с Алексеем Петровичем и содействовавший его побегу за границу. Параллельно был начат «Суздальский розыск», главным объектом которого была мать Алексея, бывшая царица Евдокия старица Елена и ее монастырское окружение.

Хотя обвинения сводились к нарушению монашеского обета, и имя царевича не упоминалось в деле, ни у кого не было сомнений в связи двух розысков. Воспоследовавшее жестокое наказание виновных — казни и ссылки — только подтверждало это. Еще в середине XIX в. Погодин писал: «Между тем во всем этом деле, заметим мимоходом, во всем розыске, нет ни слова о царевиче Алексее Петровиче и об отношениях к нему казненных преступников. Выбраны для осуждения их совсем другие вины — оставление монашеского платья, поминание на ектениях, связь с Глебовым. Все эти вины такого рода, что не могли влечь за собою подобного уголовного наказания. Все эти вины, вероятно, известны были прежде и оставлялись без внимания, тем более, что противная сторона не отличалась же слишком строгою непорочностью.

Предать их теперь суду, счесть их достойными такого страшного наказания, было действием другого расчета и вместе совершенного произвола, новое разительное доказательство искусственности, недобросовестности процесса». В Москве 15-17 марта 1718 г. Тогда же был казнен колесован и Александр Кикин, главный обвиняемый и, одновременно, главный свидетель по делу о побеге за границу царевича Алексея. Сам царевич и некоторые другие лица, проходившие по его делу, были вскоре доставлены в Петербург для продолжения розыска. Казнь Кикина показывает, что Тайную канцелярию больше не интересовали обстоятельства побега, иначе такого важного свидетеля оставили бы до времени в живых. Теперь расследователей больше стало интересовать время, проведенное Алексеем за границей, а тут главным свидетелем должна была стать Ефросиния Федорова, возлюбленная царевича, проделавшая вместе с ним все путешествие и разлученная только на обратном пути в Россию по причине беременности.

Это было не предательство Алексея, как пытался потом представить дело Петр I и русская пропаганда, а акт отчаяния, попытка царевича спастись от неминуемой гибели. Но бегство это породило в душе Алексея страшные душевные муки. Он потерял покой и не мог найти себе место, чувствуя свою вину перед отцом и Россией. Угрызениями совести, охватившими царевича, ловко воспользовался П. Толстой, посланный со строжайшим указом Петра I во что бы то ни стало найти и привезти Алексея в Россию. Он в компании с А. Румянцевым долго прочесывал владения австрийского императора, пока, наконец, не обнаружил беглеца в Италии, под Неаполем. Умело разжигая чувство вины царевича, обещая ему — от имени Петра I — безусловное прощение в случае явки с повинной, Толстой сумел выманить царевича в Россию. Вот уж кто оказался предателем, так это любовница царевича — Ефросинья, простая крепостная девушка, которую Алексей полюбил и увез с собой в эмиграцию. Она помогала Толстому сломить волю царевича, погасить его страх и заманить в западню. В материалах Тайной канцелярии сохранилась краткая запись, сделанная уже потом, несколько лет спустя после гибели царевича. Ефросинья получила на свадьбу с неизвестным нам человеком две тысячи рублей… из денег покойного царевича. По тем временам это была огромная сумма денег, и это были иудины сребреники. Легенды и слухи Как погиб царевич Алексей Обстоятельства смерти царевича навсегда останутся тайной. Сохранилось письмо, приписываемое одному из ближайших сподвижников Петра I генералу А. Румянцеву, который описывает казнь царевича, совершенную по прямому приказу Петра в Трубецком бастионе.

Похожие новости:

Оцените статью
Добавить комментарий