Новости братья стругацкие пикник на обочине

Миры братьев Стругацких Пикник на обочине Отель «У погибшего альпиниста» Улитка на склоне. В результате «Пикник на обочине», который предполагалось включить в сборник «Неназначенные встречи», из всех сборников братьев Стругацких вылетал на протяжении восьми лет. В романе "Пикник на обочине" братья Стругацкие исключительно эффективно использовали стратегию сохранения таинственности; они превзошли канон, заданный Уэллсом, а равно и научно-фантастическую традицию. Просто пересказ сюжета «официального» продолжения бессмертной повести «Пикник на обочине». В некотором смысле «Пикник на обочине» – это попытка Стругацких переосмыслить собственный рассказ «Забытый эксперимент» (1959 г.), который повествует о строительстве двигателей времени.

«Пикник на обочине»

  • Пикник на обочине - Стругацкие Аркадий и Борис :: Читать онлайн в
  • Оглавление:
  • Навигация по записям
  • Чем закончился "Пикник на обочине"
  • Повесть Стругацких «Пикник на обочине»: краткое содержание и сталкеры, смысл произведения

Виртуальная выставка одной книги "А. и Б. Стругацкие «Пикник на обочине»"

Пикник на обочине — повесть братьев Стругацких, написанная в 1971 году. Книгу "Пикник на обочине" случайно увидел у друзей, она явно была новой, заинтересовался, к тому же Стругацкие новые для меня авторы, но достаточно известные. Идея фильма по повести братьев Стругацких «Пикник на обочине» возникла у Тарковского в конце января 1973 года. Сценарий написали братья Стругацкие, однако «Сталкер» напоминает «Пикник на обочине» лишь в общих чертах. OFF-LINE интервью с Борисом Стругацким "Пикник на обочине", "Сталкер", "Машина желаний". Не пикник на обочине, не призыв к контакту – вторжение.

Новое издание романа братьев Стругацких "Пикник на обочине" выходит в итальянском издательстве

Каждый день он начинает в 5. Он эффективно управляет как объектами недвижимости делюкс-уровня, так и своей жизнью. А в самых популярных гостиницах мест уже не осталось.

Золотой шар и исполнение желаний По сюжету повести Золотой шар — самая главная «обманка» Зоны.

Мало того, что пути к нему надо преодолеть невидимую ловушку — «мясорубку», способную выкрутить человека как бельё, оставив от него лишь чёрные капли. Это своеобразная «точка жертвоприношения»: исполнение одного-единственного желания взамен чьей-то жизни. Рэдрик настолько жаждет победы в личной борьбе за спасение и счастье, что идёт на всё: в качестве живой отмычки он использует ни в чём не повинного сына Бабриджа — Артура.

Пробившийся «всеми правдами и неправдами» к всемогущему и всесильному шару сталкер растерян. Он не находит у себя желания, конкретной мысли, которая сделала бы его счастливым. Спасать семью?

Но искалеченный Стервятник тоже хочет просить для себя. Вот Кирилл бы сказал, но вместе с другом в Зоне погибли все его хорошие и правильные мысли. А о чём мечтал подло преданный и угробленный им Артур?

О всеобщем счастье… И Шухарт произносит не своё личное, а его альтруистическое желание: никого не оставить обиженным, дать счастья всем и даром. Потрясают слова главного героя из финальной реплики. Сталкер проклинает всё и признаёт, что он «мешок с костями», «неспособное думать животное».

Вытяни из меня сам, чего же я хочу, — ведь не может же быть, чтобы я хотел плохого!.. Научная фантастика Да-да, именно. Мне понравилось, что писатели создали на Земле такой участок, в котором законы физики не работают. Эти «комариная плешь», «ведьмин студень», «серебряная паутина» и т. В процессе чтения задумываешься об этих явлениях, появляется желание изучить те или иные законы, явления, исключения. Кроме физики, авторы затрагивают генетику, биологию и даже немного медицины.

Повесть "Пикник на обочине" - прародительница настоящего современного сталкерства. Повесть входит в серию произведений писателей и "Мире Полудня". В эту серию также входят "Обитаемый остров" 1969 , "Малыш" 1971 , "Парень из преисподней" 1974 и др. По мотивам повести и по сценарию братьев Стругацких режиссером Андреем Тарковским в 1979 году был снят фильм "Сталкер". После Чернобыльской катастрофы по мотивам повести была создана компьютерная игра "S.

Фильм Тарковского отличается от других экранизаций тем, что текст оригинала адаптировали сами авторы повести. О том, чтобы максимально достоверно перенести книгу на экран, не могло быть и речи: Андрею Тарковскому было бы попросту неинтересно этим заниматься.

По большому счёту, в экранизации почти ничего не осталось от оригинальной повести. После трёх долгих лет работы над сценарием, неудачи с черновым вариантом картины и других изматывающих трудностей получился фильм «Сталкер» — одно из лучших произведений Тарковского, с которого начинается поздний этап его творчества. Из книги «Пикник на обочине» были взяты лишь две основные идеи: загадочная аномальная Зона и образ проводника, который живёт походами в это странное место. В повести «Пикник на обочине» действие происходит на вымышленных англоязычных землях. Появление шести Зон, где перестают действовать законы физики, объясняется вмешательством инопланетных цивилизаций. Сталкерами в книге называют людей, которые делают вылазки в Зону и добывают там дорогостоящие артефакты. Эти удивительные предметы могут быть полезными, любопытными или даже опасными, но все без исключения стоят больших денег.

Главный герой повести Рэдрик Шухарт — один из таких сталкеров.

Стругацкий Аркадий, Стругацкий Борис - Пикник на обочине

Повесть братьев Стругацких «Пикник на обочине» вышла в 1972 году в журнале «Аврора». Концовка "Пикника на обочине" как самого популярного произведения Стругацких [1] вызывает споры среди знатоков творчества знаменитых фантастов. говорят издатели. OFF-LINE интервью с Борисом Стругацким "Пикник на обочине", "Сталкер", "Машина желаний".

Авторизация

  • В США снимут сериал по «Пикнику на обочине» братьев Стругацких: Кино: Культура:
  • В сеть выложили трейлер фильма "Пикник на обочине" по повести братьев Стругацких
  • В сеть выложили трейлер фильма "Пикник на обочине" по повести братьев Стругацких
  • Американские телевизионщики экранизируют «Пикник на обочине» братьев Стругацких
  • Брюсов. «Творчество»
  • Понятие «сталкер»

Роскошные концепт-арты «Пикника на обочине» Стругацких от швейцарского художника

«Пикник на обочине» – фантастическая повесть Аркадия и Бориса Стругацких, впервые изданная в 1972 году. Книга "Пикник на обочине" и фильм "Сталкер" не имеют друг к другу никакого отношения. Вопрос: Почему-то среди огромного количества почитателей творчества Стругацких распространено мнение, что Тарковский в «Сталкере» «извратил «Пикник на обочине». Фантастическая повесть «Пикник на обочине» стала самым переводимым произведением Стругацких на иностранные языки и была удостоена многих международных наград. Очень долго я тоже понимала все именно так: концовка у «Пикника на обочине» открытая, но открытая на оптимистичной ноте.

«Пикник на обочине»

Я ему сказал прямо: — В Зону не иду. Какие будут распоряжения? Сначала он, конечно, вылупил на меня глаза. Потом, видно, что-то сообразил: взял меня за локоть, отвел к себе в кабинетик, усадил за свой столик, а сам примостился рядом на подоконнике. Потом он осторожно так меня спрашивает: — Что-нибудь случилось, Рэд? Ну что я ему скажу? Вчера вот в покер двадцать монет продул — здорово этот Нунан играет, шельма… — Подожди, — говорит он. Тут я даже закряхтел от натуги. Меня сейчас Херцог к себе вызывал. Он обмяк. Опять у него несчастный вид сделался, и опять у него глаза стали как у больного пуделя.

Передохнул он этак судорожно, закурил новую сигарету от окурка старой и тихо говорит: — Можешь мне поверить, Рэд, я никому ни слова не сказал. Пропуск на него выписал, а самого даже не спросил, пойдет он или нет… Я молчу, курю. Смех и грех, ничего человек не понимает. Посмотрел он на меня как-то странно, соскочил с подоконника и стал ходить по своему кабинетику взад-вперед. Он по кабинетику бегает, а я сижу, дым пускаю и помалкиваю. Жалко мне его, конечно, и обидно, что так по-дурацки получилось: вылечил, называется, человека от меланхолии. А кто виноват? Сам я и виноват. Поманил дитятю пряником, а пряник-то в заначке, а заначку сердитые дяди стерегут… Тут он перестает бегать, останавливается около меня и, глядя куда-то вбок, неловко спрашивает: — Слушай, Рэд, а сколько она может стоить — полная «пустышка»? Я сначала его не понял, подумал сначала, что он ее еще где-нибудь купить рассчитывает, да только где ее такую купишь, может быть, она всего одна такая на свете, да и денег у него на это не хватило бы: откуда у него деньги — у иностранного специалиста, да еще русского?

А потом меня словно обожгло: что же это он, поганец, думает — я из-за зелененьких эту бодягу развел? Ах ты, думаю, стервец, да за кого же ты меня принимаешь?.. Я уже рот раскрыл, чтобы обложить его в бога, в сердце, в печень. И осекся. Потому что, действительно, а за кого ему меня еще принимать? Сталкер — он сталкер и есть, ему бы только зелененьких побольше, он за зелененькие жизнью торгует. Вот и получалось, что вчера я, значит, удочку забросил, а сегодня приманку вожу, цену набиваю. У меня даже язык отнялся от таких мыслей, а он на меня смотрит пристально, глаз не сводит, и в глазах его я вижу не презрение даже, а понимание, что ли. И тогда я спокойно ему объяснил. Туда еще трасса не провешена, ты это знаешь.

Теперь возвращаемся мы назад, и твой Тендер начинает хвастаться, как махнули мы прямо к гаражу, взяли что надо и сразу обратно. Словно бы на склад сходили. И каждому будет ясно, — говорю, — что заранее мы знали, за чем идем. А это значит, что кто-то нас навел. А уж кто из нас троих навел — здесь комментариев не нужно. Понимаешь, чем это для меня пахнет? Кончил я свою речь, смотрим мы друг другу в глаза и молчим. Потом он вдруг хлопнул ладонью о ладонь, руки потер и бодрячком этаким объявляет: — Ну что ж, нет так нет. Я тебя понимаю, Рэд, и осуждать не могу. Пойду сам.

Авось обойдется. Не в первый раз… Расстелил он на подоконнике карту, уперся руками, сгорбился над ней, и вся его бодрость прямо-таки на глазах испарилась. Слышу — бормочет: — Сто двадцать метров… даже сто двадцать два… И что там еще в самом гараже… Нет, не возьму я Тендера. Как ты думаешь, Рэд, может, не стоит Тендера брать? Все-таки у него двое детей… — Одного тебя не выпустят, — говорю я. Не нравятся мне эти грузовики! Тринадцать лет под открытым небом стоят, а все как новенькие… В двадцати шагах бензовоз — ржавый, как решето, а они будто только что с конвейера… Ох уж эта Зона! Поднял он голову от карты и уставился в окно. И я тоже уставился в окно. Стекла в наших окнах толстые, свинцовые, а за стеклами — Зона-матушка, вот она, рукой подать, вся как на ладони с тринадцатого этажа… Так вот посмотришь на нее — земля как земля.

Солнце на нее как на всю остальную землю светит, и ничего вроде бы на ней не изменилось, все вроде бы как тринадцать лет назад. Папаша, покойник, посмотрел бы и ничего бы особенного не заметил, разве что спросил бы: чего это завод не дымит, забастовка, что ли?.. Желтая порода конусами, кауперы на солнышке отсвечивают, рельсы, рельсы, рельсы, на рельсах паровозик с платформами… Индустриальный пейзаж, одним словом. Только людей нет. Ни живых, ни мертвых. Вон и гараж виден: длинная серая кишка, ворота нараспашку, а на асфальтовой площадке грузовики стоят. Тринадцать лет стоят, и ничего им не делается. Это он правильно насчет грузовиков отметил — соображает. Упаси бог между двумя машинами сунуться, их надо стороной обходить… Там одна трещина есть в асфальте, если только с тех пор колючкой не заросла… Сто двадцать два метра — это откуда же он считает? Наверное, это он от крайней вешки считает.

Правильно, оттуда больше и не будет. Все-таки продвигаются очкарики помаленьку… Смотри, до самого отвала дорогу провесили, да как ловко провесили! Вон она, та канавка, где Слизняк гробанулся, всего в двух метрах от ихней дороги… А ведь говорил Мослатый Слизняку: «Держись, дурак, от канав подальше, а то ведь и хоронить нечего будет…» Как в воду глядел — нечего хоронить… С Зоной ведь так: с хабаром вернулся — чудо, живой вернулся — удача, патрульная пуля — везенье, а все остальное — судьба… Тут я посмотрел на Кирилла и вижу: он за мной искоса наблюдает. И лицо у него такое, что я в этот момент снова все перерешил. Ну их, думаю, всех к черту, что они, в конце концов, жабы, сделать могут? Он бы мог и вообще ничего не говорить, но он сказал. Есть предложение осмотреть гараж. Премиальные гарантирую. У меня мурашки по коже пошли. Так и так тебя!

Кто же перед выходом говорит о таких вещах? Хоть кол им, очкарикам, на голове теши — ничего не соображают… Ткнул я окурок в пепельницу и говорю: — Ладно. Где твой Тендер? Долго мы его еще ждать будем? Словом, больше мы на эту тему не говорили. Кирилл позвонил в ППС, заказал «летучую галошу», а я взял карту и посмотрел, что у них там нарисовано. Ничего себе нарисовано, в норме. Фотографическим путем — сверху и с большим увеличением. Даже рубчики видны на покрышке, которая валяется у ворот гаража. Нашему бы брату сталкеру такую карту… А впрочем, черта от нее толку ночью-то, когда задницу звездам показываешь и собственных рук не видно… А тут и Тендер заявился.

Красный, запыхался. Дочка у него заболела, за доктором бегал. Извиняется за опоздание. Ну, мы ему и поднесли подарочек — в Зону идти. Сперва он даже запыхиваться забыл, сердяга. В общем, спустились мы в «будуар», Кирилл смотался за пропусками, предъявили мы их еще одному сержанту, и выдал нам этот сержант по спецкостюму. Вот это полезная вещь. Перекрасить бы его из красного в какой-нибудь подходящий цвет — любой сталкер за такой костюм пятьсот монет отвалит, глазом не моргнет. Я уж давно поклялся, что изловчусь как-нибудь и сопру один обязательно. На первый взгляд — ничего особенного, костюм такой вроде водолазного и шлем как у водолаза, с большим окном впереди.

Даже не вроде водолазного, а скорее как у летчика-реактивщика или, скажем, у космонавта. Легкий, удобный, нигде не жмет, и от жары в нем не потеешь. В таком костюмчике и в огонь можно, и газ через него никакой не проникает. Пуля, говорят, и то не берет. Конечно, и огонь, и иприт какой-нибудь, и пуля — это все земное, человеческое. В Зоне ничего этого нет, в Зоне не этого надо опасаться. В общем, что там говорить, и в спецкостюмах тоже мрут как миленькие. Другое дело, что без них мерли бы, может быть, еще больше. От «жгучего пуха», например, эти костюмы на сто процентов спасают. Или от плевков «чертовой капусты»… Ладно.

Натянули мы спецкостюмы, пересыпал я гайки из мешочка в набедренный карман, и побрели мы через весь институтский двор к выходу в Зону. Так здесь у них это заведено, чтобы все видели: вот, мол, идут герои науки живот свой класть на алтарь во имя человечества, знания и святого духа, аминь. И точно — во все окна аж до пятнадцатого этажа хайла сочувствующие повыставлялись, только что платочками не машут и оркестра нет. Благодарное человечество тебя не забудет! Посмотрел он на меня, и вижу я, что ему не до шуток. И правильно — какие уж тут шутки!.. Но когда в Зону выходишь, то уж одно из двух: либо плачь, либо шути, — а я сроду не плакал. Посмотрел я на Кирилла. Ничего держится, только губами шевелит, вроде молится. Дальше в Зону — ближе к небу… — Что?

А он вдруг улыбнулся и похлопал меня ладонью по спине: не бойся, мол, со мной не пропадешь, а если и пропадешь, то умираем, мол, один раз. Нет, смешной он парень, ей-богу. Сдали мы пропуска последнему сержанту — на этот раз, в порядке исключения, это лейтенант оказался, я его знаю, у него папаша кладбищенскими оградами в Рексополе торгует, — а «летучая галоша» уже тут как тут, подогнали ее ребята из ППС и поставили у самой проходной. Все уже тут как тут: и «скорая помощь», и пожарники, и наша доблестная гвардия, бесстрашные спасатели, — куча отъевшихся бездельников со своим вертолетом. Глаза б мои на них не глядели! Поднялись мы на «галошу», Кирилл встал за управление и говорит мне: — Ну, Рэд, командуй. Я без всякой торопливости приспустил «молнию» на груди, достал из-за пазухи флягу, хлебнул как следует, крышечку завинтил и сунул флягу обратно за пазуху. Не могу без этого. Который раз в Зону иду, а без этого — нет, не могу. Они оба на меня смотрят и ждут.

Порядок у нас будет такой. Все, что я сказал, выполнять мигом и беспрекословно. Если кто замешкается или там начнет вопросы задавать — буду бить по чему попало, извиняюсь заранее. Вот я, например, тебе, господин Тендер, прикажу: на руки встань и иди. И в тот же момент ты, господин Тендер, должен зад свой толстый задрать и выполнять, что тебе сказано. А не выполнишь — дочку свою больную, может, и не увидишь больше. Но уж я позабочусь, чтобы ты увидел. Не новичок. Кстати, ты «галошу» водить умеешь? Опустить забрала!

Малый вперед по вешкам, высота три метра! У двадцать седьмой вешки — остановка. Кирилл поднял «галошу» на три метра и дал малый вперед, а я незаметно повернул голову и тихонько дунул через левое плечо. Смотрю — гвардейцы-спасатели в свой вертолет полезли, пожарники встали от почтительности, лейтенант в дверях проходной честь нам, дурак, отдает, а над всеми над ними — здоровенный плакат, уже выцветший: «Добро пожаловать, господа пришельцы! Я тебе покажу — прощаться. Ты у меня попрощаешься, морда твоя толстозадая!.. Справа у нас был Институт, слева — Чумной квартал, а мы шли от вешки к вешке по самой середине улицы. Ох и давно же по этой улице никто не ходил и не ездил! Асфальт весь потрескался, трещины проросли травой, но это еще была наша трава, человеческая. А вот на тротуаре по левую руку росла уже черная колючка, и по этой колючке было видно, как четко Зона себя обозначает: черные заросли у самой мостовой словно косой срезало.

Нет, пришельцы эти все-таки приличные ребята были. Нагадили, конечно, много, но сами же своему дерьму обозначили ясную границу. Ведь даже «жгучий пух» на нашу сторону из Зоны — ни-ни, хотя, казалось бы, его ветром как попало мотает… Дома в Чумном квартале облупленные, мертвые, однако стекла в окнах почти везде целы, грязные только и потому как бы слепые. А вот ночью, когда проползаешь мимо, очень хорошо видно, как внутри там светится, словно спирт горит, язычками такими голубоватыми. Это «ведьмин студень» из подвалов дышит. А вообще так вот посмотришь — квартал как квартал, дома как дома, ремонта, конечно, требуют, но ничего особенного в них нет, людей только не видно. Вот в этом кирпичном доме, между прочим, жил наш учитель арифметики по прозвищу Запятая. Зануда он был и неудачник, вторая жена у него ушла перед самым Посещением, а у дочки бельмо на глазу было, так мы ее, помню, до слез задразнивали. Когда паника началась, он со всеми прочими из этого квартала в одном белье до самого моста бежал — все шесть километров без передышки. Потом долго чумкой болел, кожа с него слезла, ногти.

Почти все, кто в этом квартале жил, чумкой переболели, поэтому-то квартал и называется Чумным. Некоторые померли, но главным образом старики, да и то не все. Я, например, думаю, что они не от чумки померли, а от страху. Страшно было очень. А вот в тех трех кварталах люди слепли. Теперь эти кварталы так и называются: Первый Слепой, Второй Слепой… Не до конца слепли, а так, вроде куриной слепоты. Между прочим, рассказывают, что ослепли они будто бы не от вспышки какой-нибудь там, хотя вспышки, говорят, тоже были, а ослепли они от сильного грохота. Загремело, говорят, с такой силой, что сразу ослепли. Доктора им: да не может этого быть, вспомните хорошенько! Нет, стоят на своем: сильнейший гром, от которого и ослепли.

И при этом никто, кроме них, грома не слыхал… Да, будто здесь ничего не случилось. Вон киоск стоит стеклянный, целехонек. Детская коляска в воротах — даже бельишко в ней вроде бы чистое… Антенны вот только подвели — обросли какими-то волосами наподобие мочала. Очкарики наши на эти антенны давно уже зубы точат: интересно, видите ли, им посмотреть, что это за мочало — нигде такого больше нет, только в Чумном квартале и только на антеннах. А главное — тут же, рядом ведь, под самыми окнами. В прошлом году догадались: спустили с вертолета якорь на стальном тросе, зацепили одну мочалку. Только он потянул — вдруг «пш-ш-ш»! Смотрим — от антенны дым, от якоря дым, и сам трос уже дымится, да не просто дымится, а с ядовитым таким шипением, вроде как гремучая змея. Ну, пилот, даром что лейтенант, быстро сообразил, что к чему, трос выбросил и сам деру дал… Вон он, этот трос, висит, до самой земли почти свисает и весь мочалом оброс… Так потихоньку-полегоньку доплыли мы до конца улицы, до поворота. Кирилл посмотрел на меня: сворачивать?

Я ему махнул: самый малый! Повернула наша «галоша» и пошла самым малым над последними метрами человеческой земли. Тротуар ближе, ближе, вот уже и тень «галоши» на колючки упала… Все, Зона! И сразу такой озноб по коже. Каждый раз у меня этот озноб, и до сих пор я не знаю, то ли это так Зона меня встречает, то ли нервишки у сталкера шалят. Каждый раз думаю: вернусь и спрошу, у других бывает то же самое или нет, и каждый раз забываю. Ну ладно, ползем потихоньку над бывшими огородами, двигатель под ногами гудит ровно, спокойно — ему-то что, его не тронут. И тут мой Тендер не выдержал. Не успели мы еще до первой вешки дойти, как принялся он болтать. Ну, как обычно новички болтают в Зоне: зубы у него стучат, сердце заходится, себя плохо помнит, и стыдно ему, и удержаться не может.

По-моему, это у них вроде поноса, от человека не зависит, а льет себе и льет. И чего только они не болтают! То начнет пейзажем восхищаться, то примется высказывать свои соображения по поводу пришельцев, а то и вообще к делу не относящееся — вот как Тендер сейчас: завел про свой новый костюм и уже остановиться не может. Сколько он заплатил за него, да какая шерсть тонкая, да как ему портной пуговицы менял… — Замолчи, — говорю. Он грустно так на меня посмотрел, губами пошлепал — и опять: сколько шелку на подкладку пошло. А огороды уже кончаются, под нами уже глинистый пустырь, где раньше городская свалка была, и чувствую я — ветерком здесь тянет. Только что никакого ветра не было, а тут вдруг потянуло, пылевые чертики побежали, и вроде бы я что-то слышу. Нет, никак не может остановиться. Теперь про конский волос завел. Ну, тогда извини.

Он немедленно тормозит. Реакция хорошая, молодец. Беру я Тендера за плечо, поворачиваю его к себе и с размаху — ладонью ему по забралу. Треснулся он, бедняга, носом в стекло, глаза закрыл и замолчал. И как только он замолчал, я услышал: «Тр-р-р… Тр-р-р… Тр-р-р…». Кирилл на меня смотрит, зубы стиснуты, рот оскален. Я рукой ему показываю, — стой, мол, стой, ради бога, не шевелись. Но ведь он тоже этот треск слышит, и, как у всех новичков, у него сразу позыв — действовать, делать что-нибудь. Я ему отчаянно головой мотаю, кулаком перед самым шлемом трясу — нишкни, мол. Эх, мать честная!

С этими новичками не знаешь, куда смотреть — то ли в поле смотреть, то ли на них. И тут я про все забыл. По-над кучей старого мусора, над битым стеклом и тряпьем разным поползло этакое дрожание, трепет какой-то, ну как горячий воздух в полдень над железной крышей, перевалило через бугор и пошло, пошло, пошло нам наперерез, рядом с самой вешкой, над дорогой задержалось, постояло с полсекунды — или это мне показалось только? Мать их, очкариков, в чертову душу, надо же, сообразили, где дорогу провесить: по выемке! Ну, и я тоже хорош — куда это мои глаза дурацкие глядели, когда я ихней картой восхищался? Было — и нету, и слава богу. И заткнись, пожалуйста. Ты сейчас не человек, понял? Ты сейчас — машина, рычаг мой, шестерня… Тут я спохватился, что меня, похоже, самого словесный понос одолевать начинает. Хлебнуть бы сейчас!

Достать из-за пазухи родимую, свинтить колпачок, не торопясь, горлышко на нижние зубы положить и голову задрать, чтобы само полилось, в самую глотку чтобы, продрало бы, слезу выточило… А потом флягу покачать и еще раз приложиться… Барахло эти скафандры, вот что я вам скажу. Без скафандра я, ей-богу, столько прожил и еще столько же проживу, а без хорошего глотка в такой вот момент… Ну да ладно! Ветерок вроде бы упал, и ничего дурного вокруг не слышно, только двигатель гудит спокойно так, сонно. А вокруг солнце, а вокруг жара… Над гаражом марево… Все вроде бы нормально, вешки одна за другой мимо проплывают. Тендер молчит, Кирилл молчит — шлифуются новички. Ничего, ребята, в Зоне тоже дышать можно, если умеючи… А вот и двадцать седьмая вешка — железный шест и красный круг на нем с номером 27. Кирилл на меня посмотрел, кивнул я ему, и наша «галоша» остановилась. Цветочки кончились, пошли ягодки. Теперь самое главное для нас — полнейшее спокойствие. Торопиться некуда, ветра нет, видимость хорошая, все как на ладони.

Вон канава проходит, где Слизняк гробанулся, — пестрое там что-то виднеется, может, тряпье его. Паршивый был парень, упокой господи его душу, жадный, глупый, грязный, только такие вот со Стервятником и связываются, таких Стервятник Барбридж за версту видит и под себя подгребает… А вообще-то Зона не спрашивает, плохой ты или хороший, и спасибо тебе, выходит, Слизняк: дурак ты был, даже имени настоящего твоего никто не помнит, а умным людям показал, куда ступать нельзя… Так. Конечно, лучше всего добраться бы нам теперь до асфальта. Асфальт ровный, на нем все виднее, и трещина там эта знакомая. Только вот не нравятся мне эти бугорочки! Если по прямой к асфальту идти, проходить придется как раз между ними. Ишь стоят, будто ухмыляются, ожидают. Нет, промежду вами я не пойду. Вторая заповедь сталкера: либо справа, либо слева все должно быть чисто на сто шагов. А вот через левый бугорочек перевалить можно… Правда, не знаю я, что там за ним.

На карте как будто ничего не было, но кто же картам верит?.. На двадцать метров вверх и сразу вниз — вот мы и у гаража, а? Вверх ему. А долбанет тебя там на двадцати метрах? Костей ведь не соберешь. Или «комариная плешь» где-нибудь здесь объявится — тут не то что костей, мокрого места не останется. Ох уж эти мне рисковые, не терпится ему, видишь ты: давай прыгнем… В общем, как до бугра идти — ясно, а там постоим посмотрим. Сунул я руку в карман, вытащил горсть гаек. Показал их Кириллу на ладони и говорю: — Мальчика-с-пальчик помнишь? Проходили в школе?

Так вот сейчас будет все наоборот. Недалеко бросил, как положено. Метров на десять. Гаечка прошла нормально. Гравиконцентраты ищешь? Подожди, я еще одну брошу. Следи, куда упадет, и глаз с нее больше не спускай. Бросил я еще одну гайку. Само собой, тоже прошла нормально и легла рядом с первой. Тронул он «галошу».

Он был очень опытным и очень модным хирургом, светилом медицины не только города, но и штата, и со сталкерами он связался, конечно, не из-за денег. Он тоже брал свою долю с Зоны: брал натурой, разным хабаром, который применял в своей медицине; брал знаниями, изучая на покалеченных сталкерах неизвестные ранее болезни, уродства и повреждения человеческого организма; брал славой, славой первого на планете врача специалиста по нечеловеческим заболеваниям человека. Деньгами он впрочем тоже брал с охотой. Рэдрика затиснули в угол. Он закрыл глаза, чтобы не видеть мальчика, у которого по подбородку текли шоколадные слюни, но личико было свежее, чистое, без единого волоска… не видеть его мамашу, скудный бюст которой украшало ожерелье из крупных «чёрных брызг», оправленных в серебро… и не видеть выкаченных склеротических белков толстяка и устрашающих бородавок на вздутом рыле старухи. Толстяк попытался закурить, но старуха его осадила и продолжала осаживать до пятого этажа, где она выкатилась, а как только она выкатилась, толстяк всё-таки закурил с таким видом, словно отстоял свои гражданские свободы, и тут же принялся кашлять и задыхаться, сипя и хрипя, по-верблюжьи вытягивая губы и толкая Рэдрика в бок мучительно оттопыренным локтем… На восьмом этаже Рэдрик вышел и, чтобы хоть немного разрядиться, громко, старательно произнёс: — В душу твою небритую, карга, старая ты лягва, кашлюном вонючим, полудохлым в бога трахнутая, пополам с сопляком слюнявым, шоколадным… 3. Ричард Г. Нунан, 51 год[ править ] Между прочим, десять лет назад я совершенно точно знал, чем все это должно кончиться.

Непреодолимые кордоны. Пояс пустоты шириной в пятьдесят километров. Учёные и солдаты, больше никого. Страшная язва на теле моей планеты заблокирована намертво… И ведь надо же, вроде бы и все так считали, не только я. Какие произносились речи, какие вносились законопроекты!.. А теперь вот уже даже и не вспомнишь, каким образом эта всеобщая стальная решимость расплылась вдруг киселем. А началось это, кажется, когда сталкеры вынесли из Зоны первые «этаки». Батарейки… Да, кажется, с этого и началось.

Особенно когда открылось, что «этаки» размножаются. Язва оказалась не такой уж и язвой, и даже не язвой вовсе, а, напротив, сокровищницей… А теперь уже никто и не знает, что она такое — язва ли, сокровищница, адский соблазн, шкатулка Пандоры, черт, дьявол… Пользуются помаленьку. Двадцать лет корячатся, миллиарды ухлопали, а организованного грабежа наладить так и не смогли. Каждый делает свой маленький бизнес, а учёные лбы с важным видом вещают: с одной стороны — нельзя не признать, а с другой стороны — нельзя не согласиться, поскольку объект такой-то, будучи облучен рентгеном под углом восемнадцать градусов, испускает квазитепловые электроны под углом двадцать два градуса… К дьяволу! Всё равно до самого конца мне не дожить… Мы теперь знаем, что для человечества в целом Посещение прошло, в общем, бесследно. Для человечества все проходит бесследно. Конечно, не исключено, что, таская наугад каштаны из этого огня, мы в конце концов вытащим что-нибудь такое, из-за чего жизнь на планете станет просто невозможной. Это будет невезенье.

Однако согласитесь, что такое всегда грозило человечеству. Человечество в целом — слишком стационарная система, её ничем не проймёшь. Что привёл в движение силы почти космические? Что в ничтожные сроки завладел планетой и прорубил окно во Вселенную? Тем, что, несмотря на всё это, уцелел и намерен уцелеть и далее. Этакая, знаете ли, попытка отграничить хозяина от пса, который якобы всё понимает, только сказать не может. Например: разум есть способность живого существа совершать нецелесообразные или неестественные поступки. Разум есть способность использовать силы окружающего мира без разрушения этого мира.

Я где-то об этом читал. По-моему, у него такой потребности и вовсе нет. Есть потребность понять, а для этого знаний не надо. Гипотеза о Боге , например, даёт ни с чем не сравнимую возможность абсолютно всё понять, абсолютно ничего не узнавая… Дайте человеку крайне упрощённую систему мира и толкуйте всякое событие на базе этой упрощённой модели.

Немало препятствий было у произведения, прежде чем оно наконец-то обрело обложку и стало называться полноправной книгой.

Неоднократно текст пытались изменить, в каких-то изданиях менялись названия, смысл, но в конце концов все вернулось на круги своя, как говорится. Пикник - одна из самых любимых книг.

Ученые предложили несколько гипотез происхождения Зон: внеземной разум поместил на Землю образцы свой культуры; пришельцы поселились на территории Зон, откуда изучают людей; а может быть пришельцы просто остановились передохнуть по дороге к другой цели, как люди останавливаются на пикник, а то, что от них осталось эквивалентно человеческим оберткам от конфет, следов от кострища, консервным банкам, бензиновым пятнам и т. Главный герой Попробуем вместить объемное произведение в краткое содержание. Он занимает должность лаборанта, помогая русскому ученому Кириллу Панову, который исследует один из видов артефактов Зоны — так называемые пустышки. Сжать их или развести на большее расстояние невозможно. Зона У Рэда с Кириллом хорошие отношения, и он предлагает ученому сходить вместе в Зону, чтобы добыть «пустышку», у которой внутри нечто синее. Рэд видел ее во время предыдущих вылазок. Облачившись в спец костюмы, исследователи отправляются в Зону.

Во время исследования Кирилл случайно задевает какую-то серебряную паутинку. Сам ученый этого не замечает, зато Рэд начинает беспокоиться. Однако экспедиция успешно завершилась, и ученые вернулись из Зоны целыми. Правда, через несколько часов ученый умирает из-за сердечного приступа. Рэд винит себя в смерти коллеги. Он, опытный сталкер, не досмотрел! Он же знал, что в Зоне не может быть мелочей - каждый пустяк может иметь серьезные последствия. Снова в сталкеры Мир Зоны — самый популярный из всех, что создали браться Стругацкие. И жизнь главного героя не отличается радостью и беззаботностью.

Черз несколько лет после смерти Кирилла Рэдрик уходит из Института, возвращаясь к профессии сталкера. У Рэда есть жена Гута, у них дочь — Мария, которую они называют Мартышка.

Пикник на обочине

В результате «Пикник на обочине», который предполагалось включить в сборник «Неназначенные встречи», из всех сборников братьев Стругацких вылетал на протяжении восьми лет. Аркадий Стругацкий, Борис Стругацкий Пикник на обочине. Повесть «Пикник на обочине» братьев Аркадия и Бориса Стругацких без преувеличения можно считать одним из лучших произведений наследия научной фантастики. Видеопрезентация Октябрьской библиотеки № 2 им. Н. К. Жернакова о философской фантастической повести братьев Стругацких, впервые изданной в 1972 году.

Братья Стругацкие "Пикник на обочине", повесть

50 лет назад, в ноябре 1971 года, писатели Аркадий и Борис Стругацкие завершили работу над своей лучшей книгой — «Пикником на обочине», из которой потом получился один из самых выдающихся отечественных фильмов — «Сталкер». после выпуска «Пикника на обочине» в США братья Стругацкие стали почетными членами «Общества Марка Твена» за «выдающийся вклад в жанр фантастики». Идея фильма по повести братьев Стругацких «Пикник на обочине» возникла у Тарковского в конце января 1973 года.

Похожие новости:

Оцените статью
Добавить комментарий