Новости автор романа луна и грош 4 буквы

м, последняя - м).

Начало биографии художника Чарльза Стрикленда

  • Поль Гоген и Чарльз Стрикленд в романе Сомерсета Моэма «Луна и грош»
  • Сомерсет Моэм «Луна и грош»
  • Луна и грош (Моэм/Семёнов) —
  • Уэллс Герберт
  • Луна и грош автор 4

Моэм Сомерсет Уильям - Луна и грош

В романе «Луна и грош» Моэм рассуждает о трагедии художника, в «Узорном покрове» — об участи ученого, а в «Театре» — о буднях актрисы. ответ сканворд В контакте 1224 - Сканвордист Вконтакте. Ниже вы найдете правильный ответ на Автор романа "Луна и грош" 4 буквы, если вам нужна дополнительная помощь в завершении кроссворда, продолжайте навигацию и воспользуйтесь нашей функцией поиска. Ниже представлены все слова с определением «автор романа луна и грош 4 буквы», которые найдены в нашей базе. Уильям Сомерсет Моэм Собрание сочинений Том второй Луна и грош Роман Пироги и пиво, или Скелет в шкафу Роман Театр Роман.

Аудиокниги слушать онлайн

В 1893 году родилась американская сценаристка, драматург и писательница Анита Лус, автор романа «Джентльмены предпочитают блондинок». Ответ на вопрос "Английский писатель, автор романа "Луна и грош" ", 4 (четыре) буквы: моэм. В книгу известного английского писателя Уильяма Сомерсета Моэма (1874-1965) включены два его популярных произведения "Театр" (1937) и "Луна и грош" (1919), в которых даётся реалистическая панорама жиз. Знаменитый #писатель, автор романа «Луна и грош» был еще и неистовым коллекционером.

Характер Стрикленда

  • Луна и грош | это... Что такое Луна и грош?
  • Сомерсет Моэм «Луна и грош»
  • Герберт Уэллс - слушать аудиокниги автора онлайн
  • Уэллс Герберт - Дверь в стене

Сомерсет Моэм «Луна и грош»

«Луна и грош» — слушайте аудиокнигу автора Уильяма Сомерсета Моэма, в исполнении Максим Суслов на сайте электронной библиотеки MyBook. А его прошлое – лишь эскиз к самой величайшей его работе, в которой слилось возвышенное и земное, «луна» и «грош». В романе «Луна и грош», вышедшем в 1919 году, получил отражение путь гениального художника-постимпрессиониста Поля Гогена.

Автор романа луна и грош - 4 буквы. Ответы для кроссворда

Кроме романа «Луна и грош» Сомерсета Моэма существует роман выдающегося перуанского писателя, лауреата Нобелевской премии по литературе за 2010 год Марио Варгаса Льосы «Дорога в рай» (The Way to Paradise). «Луна и грош» – замечательное произведение, с которого началась моя любовь к творчеству Сомерсета Моэма. вымышленный герой романа Соммерсэта Моэма "Луна и грош". Ответ на кроссворд из 4 букв, на букву М. Российский писатель, автор знаменитого романа «Мастер и Маргарита».

Ответы на кроссворд АиФ номер 39

Он пишет картины, потому что «должен писать». Следующие пять лет Стрикленд писал картины, живя в нищете и перебиваясь случайными заработками. Посредственный художник Дирк Стрёв, единственный на тот момент, разглядел в нём гения и начал заботиться о Стрикленде, взамен получая только оскорбления. Когда Стрикленд серьёзно заболел, Дирк перенёс больного к себе домой невзирая на возражения своей жены Бланш, ненавидевшей Стрикленда и выходил. Стрикленд отплатил ему тем, что совратил Бланш Стрёв, после чего та заявила, что оставляет Дирка и пойдёт со Стриклендом куда угодно.

Написав портрет Бланш Стрёв в обнажённом виде, он бросил её, после чего та покончила с собой, выпив щавелевой кислоты. Стрикленд не выказал никакого раскаяния или сожаления. История переносится на 15 лет вперёд. Стрикленд давно умер, и находящийся на Таити рассказчик пытается из рассказов знавших его людей восстановить последние годы его жизни.

Выясняется, что он вёл жизнь бродяги, спал на улице или в ночлежках для бездомных, но продолжал писать картины. Последние годы жизни Стрикленд провёл на Таити, где женился на туземке и умер от проказы. Шедевр его жизни — роспись на стенах дома — был сожжён после смерти по его завещанию. О названии [ править править код ] Согласно некоторым источникам, название, значение которого в книге явно не раскрывается, было взято из рецензии в The Times Literary Supplement на роман Моэма « Бремя страстей человеческих », в котором главный герой романа, Филип Кэри, описан словами «так занят тоской по луне, что никогда не видел шестипенсовика у своих ног» [1].

Согласно письму Моэма 1956 года: «Если вы смотрите на землю в поисках шестипенсовика, вы не смотрите вверх и упускаете Луну».

Написав портрет Бланш Струве в обнажённом виде, он бросил её, после чего та покончила с собой, выпив щавелевой кислоты. Стрикленд не выказал никакого раскаяния или сожаления. История переносится на 15 лет вперёд. Стрикленд давно умер, и находящийся на Таити рассказчик пытается из рассказов знавших его людей восстановить последние годы его жизни.

Выясняется, что он вёл жизнь бродяги, спал на улице или в ночлежках для бездомных, но продолжал писать картины. Последние годы жизни Стрикленд провёл на Таити, где женился на туземке и умер от проказы. Шедевр его жизни — роспись на стенах дома — был сожжён после смерти по его завещанию. Могэм Сомерсет представляет ту группу мелкобуржуазной интеллигенции, которая неспособна к борьбе с капитализмом и так или иначе примиряется с ним» [1]. Этой же линии следовал затем критик Пётр Палиевский , написавший о романе Моэма: «Книга была принята совершенно всерьёз, хотя ничем, кроме невменяемости героя, не выделялась: ни он не понимает, что с ним такое, ни мы не вправе этого спросить, если не хотим попасть в разряд тупиц» [2].

Позднее, в более либеральной атмосфере 1960-х гг. Комментируя эту трактовку, критик Эдварда Кузьмина опирается на название книги: "В романе Моэма на все двести страниц лишь однажды упомянута луна. Художнику говорят, что закон заставит его содержать жену и детей, возьмет их под защиту.

Позднее, в более либеральной атмосфере 1960-х гг. Комментируя эту трактовку, критик Эдварда Кузьмина опирается на название книги: "В романе Моэма на все двести страниц лишь однажды упомянута луна. Художнику говорят, что закон заставит его содержать жену и детей, возьмет их под защиту. Он отвечает: «А закон может снять луну с неба? Неотвратимо влекущее, притягивающее, как луна — лунатиков. Недаром почти три четверти книги никто не понимает, что случилось с прежним заурядным биржевым маклером. Всем кажется, что он одержим бесом" [4]. В Испании фильм вышел под названием «Soberbia» [5]. Бугаева, жена Андрея Белого , записала в своём дневнике 1929 года: «Прочла интересный роман В. По-видимому, импровизация на жизнь Гогена. Написано хорошо. Умно и сильно.

Моэм театр советское издание. Луна и грош Автор. Английский для чтения "Луна и грош" Уильям Сомерсе. Книги которые должен прочитать. Список книг которые должен прочитать каждый человек. Книги которые обязан прочитать каждый. Луна и грош картина. Картины Чарльза Стрикленда Луна и грош. Картина из Луна и грош. Луна и грош фоны. Моэм - Луна и грош обложка. Книга Моэм театр, рассказы 1994 года издания. Моэм Луна и грош аудиокнига. Сомерсет Моэм Луна и грош аудиокнига слушать онлайн читает. Луна и грош на английском языке читать. Луна и грош аудиокнига слушать. Моэм Луна и грош Постер. Луна и грош аватар. Луна и грош книга. The Moon and Sixpence книга. Чарльз Стрикленд Moon and Sixpence. Maugham the Moon and Sixpence. Создал Луна и грош,театр. Сомерсет Моэм Луна и грош театр 1993. Книга Харвест Луна и грош. Луна и грош Моэм краткое содержание. Луна и грош Роман. Луна и грош иллюстрации к книге.

Знаменитый #писатель, автор романа «Луна и грош» был еще и неистовым коллекционером.

Его достойная сдержанность заклеймлена как лицемерия, его многоречивость безапелляционно названа ложью, и его молчание поносится как вероломство. А из-за пустячных ошибок, извинительных для сына, хотя и предосудительных для писателя, англо-саксонская раса обвинена в чопорности, притворстве, претенциозности, лживости, коварстве и в плохой кухне. Я лично думаю, что со стороны м-ра Стрикленда было рискованным опровергать мнение, принявшее характер убеждения, о безусловном "неприятии" между его матерью и отцом и заявлять, что в письме, присланном из Парижа, Чарльз Стрикленд охарактеризовал её "превосходной женщиной", когда д-р Вейтбрехт-Ротольц мог воспроизвести факсимиле письма, и оказалось, что упомянутое место в действительности звучит так: "Господь осудил мою жену. Вот она превосходная женщина. Чёрт бы её побрал". Нет, не так церковь обращалась с доказательствами, которые были ей нежелательны, в свои лучшие дни. Д-р Вейтбрехт-Ротольц был страстным почитателем Чарльза Стрикленда, и опасности, чтоб он стал обелять его, не было.

У него был безошибочный глаз на презренные мотивы любой деятельности при всей видимости простодушия. Он был не более психиатр, чем студент-гуманитар; подсознание имело от него секреты. Мистику никогда не увидеть в обыденном более глубокий смысл. Мистик видит невыразимое, психиатр невысказанное. Своеобразная прелесть была в том, как учёный автор раскапывал любые обстоятельства, могущие бросить тень на его героя. Его сердце трепетало, когда он выуживал хоть какие-то примеры жестокости или низости, и он ликовал, как перед auto da fe еретика, когда какой-нибудь забытой историей мог поставить в тупик сыновнюю почтительность Преподобного Роберта Стрикленда.

Его усердие было поразительно. Не было такой малости, которая бы от него ускользнула, - если Чарльз Стрикленд оставил неоплаченный счёт от прачки, можно было быть уверенным, что привден он будет in extenso [2] , а если он потянул с возвращением занятой полукроны, детали этой сделки не остануться без внимания. II Если столько написано о Чарльзе Стрикленде, то, может показаться, что нет необходимости ещё и мне писать о нём. Для художника памятником является его творчество. Верно, что знал я его ближе других: я встретил его, когда он ещё не стал художником, и нередко видел его в те тяжёлые годы, которые он провёл в Париже; но, полагаю, что никогда бы я ни приступил к своим воспоминаниям, если бы превратности войны не закинула меня на Таити. Здесь, как известно, он провёл последние годы жизни; здесь я оказался среди тех, кто был с ним близок.

Я считаю себя обязанным пролить свет именно на этот отрезок его трагической судьбы, оказавшийся более всего в тени. Если те, кто полагают в Стрикленде величие, правы, то подробное изложеие фактов о нём, каким я его знал во плоти, едва ли покажется чрезмерным. Что бы мы только ни дали за воспоминания кого-нибудь, кто был также близко знаком с Эль Греко, как я со Стриклендом! Но я не ищу в качестве убежища подобного предлога. Не помню, кто рекомендовал, чтоб сделать добрее душу, ежедневно совершать пару вещей, которые бы были не по душе: то был умный человек, и я следую этому правилу неукоснительно - потому что каждый день я встаю и каждый день ложусь спать. Впрочем, в моей натуре есть струнка аскетизма, и раз в неделю я подвергал свою плоть умерщвлениям более суровым.

Я никогда не забываю прочесть литературное приложение к Таймсу. Какой похвальный обычай рассматривать безбрежное количество книг, которые пишутся, полных ликования надежд, с которыми авторы видят их опубликованными, и судеб, которые их ждут! Какова вероятность, что какая-то книга просочится сквозь это множество? И даже удачливые книги - только удачи сезона. Небесам лишь известно, какие усилия прилагает автор, какой горький опыт он выносит и какими страдает головными болями, чтобы развлечь какого-нибудь случайного читателя на пару часов или помочь скоротать время в дороге. Судя по рецензиям, многие из этих книг хороши и тщательно написаны; на их составление ушло много мысли, к некоторым даже приложим беспокойный труд целой жизни.

Мораль, которую я извлёк, заключается в том, что награду автор должен искать в удовлетворении своим трудом и в освобождении от бремени мыслей; и безразличный ко всему прочему, ничуть не заботиться о хвале или порицании, неудаче или успехе. Итак, грянула война, а с нею - новое положение дел. Молодость обратилась к кумирам, которых минувший день не знал; уже возможно усмотреть направление, по которому пойдут те, кто придёт нам на смену. В двери стучалось молодое поколение, ощущающее свою буйную силу: они прорвались, заняв наши места... Воздух наполнился их гомоном. Из тех, кто постарше, некоторые, подделываясь под юношеские шалости, пытались убедить себя, что их время ещё не вышло, они горланили во всё горло, но воинственные вопли звучали у них фальшиво, они - как нищие проститутки, которые при помощи карандаша, румян и пудры, и назойливой весёлости пытаются возвратить иллюзию былой весны.

Умные шли своей приличествующей им дорогой. В их сдержанной улыбке таилась снисходительная насмешка. Они помнили, как также топтали исчерпавшее себя поколение, с тем же шумом и с тем же презрением, и предвидели, что эти бравые факельщики также уступят своё место. То не последнее слово. Когда Ниневия простёрла к небесам своё величие, Новое Евангелие стало не новым. Те смелые слова, которые кажутся такими новыми тем, кто их произносит, были произнесены тысячи раз до того и с тем же выражением.

Маятник раскачивается себе взад и вперёд. Цикл извечно возобновляется. Иногда человек значительно переживает эпоху, где он занимал своё место, попадая в ту, которой он чужд, и тогда тот, который лишь возбуждал любопытство, оказывается одним из самых своеобразных явлений человеческой комедии. Кто, например, сегодня помнит о Джордже Краббе? Он был известным поэтом своего времени, и мир признал его гений с единодушием, которое гораздо большая запутанность современной жизни проявляет редко. Он принадлежал к школе Александра Попа и писал дидактические истории рифмованным куплетом.

Потом последовали Французская революция и Наполеоновские войны, и поэты пели новые песни. М-р Крабб продолжал писать дидактические истории рифмованным куплетом. Думаю, он читал стихи тех молодых людей, что возбудили к себе всеобщий интерес во всём мире, и воображаю, что нашёл их ничего не стоящими. Конечно, большей частью так оно и было. Однако, оды Китса и Водсворта, одна или две поэмы Кольриджа, несколько больше у Шелли раскрывают безбрежные просторы духа, никем до них не исследованные. М-р Крабб признаков жизни не подавал, но м-р Крабб продолжал писать дидактические истории рифмованным куплетом.

Я нерегулярно читаю писания более молодого поколения. Может быть, более пылкий Китс и более эфирный Шелли среди них уже опубликовали стихи, которые мир с готовностью вспомнит. Сказать не могу. Я в восторге от их лоска - их юность уже так совершенна, что кажется абсурдным говорить о надеждах - я дивлюсь счастливости их стиля; но при всём их богатстве а их словарь подсказывает, что с самой колыбели они перебирали Сокровища Роже они ничего мне не говорят: на мой взгляд, они слишком много знают и слишком явно чувствуют; мне не снести сердечности, с которой они похлопывают меня по спине, или чувствительности, с которой кидаются мне на грудь; их страсть мне кажется слегка анемичной, а их мечтания несколько глуповатыми. Они мне не нравятся. Сам я на мели.

И буду продолжать писать дидактические истории рифмованным куплетом. Но я был бы трижды глуп, когда б делал это лишь для собственного удовольствия. III Но всё это - между прочим. Я был очень молод, когда написал свою первую книгу. По счастливой случайности она привлекла внимание, и познакомиться со мной стремились самые разные люди. Не без печали брожу я среди своих воспоминаний того времени - времени лондонских писем, когда, робкий и нетерпеливый, я был впервые ему представлен.

Изрядно минуло времени с тех пор, как я туда езжал, и если не обманывают путеводители, описывающие его сегодняшнее своеобразие, теперь он другой. Изменились и районы наших встреч. И ещё, если возраст под 40 считался оригинальным, то теперь быть старше 25 кажется абсурдным. Думаю, что в те дни мы как-то избегали выражать свои эмоции, и страх прослыть смешным умерял претенциозность я явных формах. Полагаю, что благородная Богема не отличалась чрезмерной воздержанностью, но я не упомню такой грубой неразборчивости, которая как будто прижилась в нынешнее время. Мы не видели лицемерия в том, чтобы облекать наши причуды завесой приличествующего молчания.

Лопата не называлась неизменно кровавым лемехом. Женщине ещё не воздавалось сполна. Я жил около вокзала Виктории, - теперь вспоминаю долгие поездки в автобусе в гостеприимные дома литераторов. Из-за своей робости я бродил по улицам вокруг да около, покуда ни набирался храбрости и ни нажимал на звонок, и тогда уж, ослабевший от волнений, оказывался в душной комнате, заполненной людьми. Меня представляли одной знаменитости за другой, и тёплые слова, которые они говорили о моей книге, меня совершенно смущали. Я чувствовал, что от меня ждут умных вещей, но ни о чём таком в течение вечера думать не мог.

Я пробовал маскировать своё замешательство, передавая по кругу чашки чая и довольно небрежно порезанные бутерброды. Мне не хотелось, чтобы кто-то меня замечал, чтоб тем легче я мог наблюдать за всеми этими знаменитостями, слушая те умные вещи, что высказывали они. Я вспоминаю крупную бесцеремонную женщину с огромным носом и хищными глазами и мелких, мышиноподобных старых дев с нежными голосами и жёстким взглядом. Я навсегда очарован их упорством в поедании гренок с маслом прямо в перчатках и с удивлением наблюдал, с каким независимым видом они вытирали пальца о кресла, когда никто не видел. Должно быть, это дурно для мебели, но полагаю, что хозяйка отмщает их мебели, когда она, в свою очередь, оказывается у них в гостях. Некоторые модно одеты и говорят, что за всю свою жизнь не могли бы понять, почему это вам необходимо быть одетым дурно, именно потому что вы написали роман; если у вас изящная фигура, вы тем более могли бы наилучшим образом использовать её, а модная обувь на небольшой ноге никогда не помешает издателю приобрести ваш "материал".

Но другие считают это легкомыслием и носят произведения фабричного искусства и драгоценности от парикмахера. Эти люди редко эксцентричны во внешности. Насколько удаётся, они стараются быть похожи на писателей. Они хотят, чтобы мир их принимал, и готовы отправиться куда угодно через управляющих от городских фирм. Они всегда кажутся слегка усталыми. До сих пор я никогда не знал писателей и нашёл их очень странными, но не думаю, чтобы они когда-нибудь казались мне вполне реальными.

Помню, их разговор я счёл искромётным, и с удивлением прислушивался, как своим жалящим юмором они в пух и прах разбивали собрата-автора в те моменты, когда тот обращал к ним спину. Художник имеет то преимущество перед всем миром, что его собратья являют его насмешке не только свои внешности и характеры, но и свою работу. Я так отчаялся выразить когда-нибудь себя в такой склонности и с такой лёгкостью. В те дни разговор культивировался как искусство; изящная находчивость ценилась гораздо больше "треска тернового хвороста под котлом" [3] ; и эпиграмма, ещё не ставшая механическим средством, при помощи которого тупость достигала видимости ума, сообщала лёгкость ничтожному разговору из вежливости. Скажу, что я ничего не могу вспомнить из всего этого фейерверка. Но думаю, что разговор никогда не завязывался с такой основательностью, как в тех случаях, когда он касался деталей торговых сделок, которые суть оборотная сторона искусства, которым мы занимались.

Когда мы обсуждали достоинства последней книги, было естественным интересоваться, сколько продано экземпляров, какой аванс получен автором, и на сколько ему, вероятно, этого хватит. Говорили о том или об этом издателе, сопоставляли великодушие одного с низостью другого; спорили, лучше ли пойти к тому, кто даёт щедрые проценты, или к другому, который "толкает" книгу целиком за то, что она стоит. Кто-то рекламировал плохо, а кто-то хорошо. Кто-то был современен, а кто-то старомоден. Ещё говорили об агентах, и о предложениях, которые те нам устраивали, о редакторах и статьях, которые те охотно принимали; сколько они платили за тысячу и платили они сразу или как-то иначе. Для меня это всё было романтикой.

Это давало мне внутреннее сознание причастности к некоему мистическому братству. IV В это время никто не был ко мне добрее, чем Роза Ватерфорд. В ней мужской интеллект соединялся с женским своенравием; а рассказы, что она писала, были оригинальны и приводили в замешательство. Однажды у неё в доме я встретил жену Чарльза Стрикленда. Мисс Ватерфорд давала чай, и её маленькая комнатка была заполнена более обычного. Все, казалось, разговаривали, и я, сидящий молча, чувствовал себя неловко; но вместе с тем я не решался внедряться в одну из этих групп, которые казались поглощёнными собственными заботами.

Мисс Ватерфорд была хорошей хозяйкой, и, видя моё замешательство, направилась ко мне. Я сознавал своё невежество, но если мистрис Стрикленд всемирно известная писательница, думалось мне, недурно об этом узнать до того, как я с ней заговорю. Роза Ватерфорд скромно опустила глаза, сообщая своему ответу исключительный эффект. Вы заслужили некоторого шума, и она будет задавать вопросы". Роза Ватерфорд была цинична. Она глядела на жизнь как на возможности для написания романов, а на людей как на собственный сырой материал.

Ныне и тогда она принимала тех из них, кто выказывал понимание её таланта, и угощала с должной щедростью. Она добродушно презирала их слабость ко львам и львицам, но с должным этикетом играла перед ними роль знаменитости в литературе. Я был препровождён к мистрис Стрикленд, и в течение десяти минут мы с нею разговаривали. О ней ничего не могу сказать кроме того, что у неё приятный голос. У неё была квартира в Вестминстере, обращённая в сторону незавершённого собора, и поскольку мы жили по соседству, то почувствовали приятельское расположение друг к другу. Мистрис Стрикленд спросила мой адрес, и несколько дней спустя я получил приглашение на завтрак.

Приглашали меня мало, и я с удовольствием согласился. Когда я вошёл, несколько поздновато, потому что, боясь явиться слишком рано, трижды обошёл вокруг собора, - всё общество уже было в сборе. Все мы были писатели. Стоял прекрасный день ранней весны, и мы были в хорошем настроении. Мы говорили о сотне всяких вещей. Мисс Ватерфорд, разрываемая между эстетизмом времени своей юности, когда она отправлялась на приёмы в неизменном зелёном, цвета шалфея с бледно-жёлтым, и легкомыслием, свойственном её зрелым годам, воспарившим к вершинам и парижским мушкам, одела новую шляпку.

Это привело её в приподнятое настроение. Я никогда не знал её более злоречивой насчёт наших общих друзей. Мистрис Грей, помятуя, что душа истинного ума - нарушение приличий, громким шёпотом заметила, как хорошо было бы окрасить белоснежную скатерть в розовый оттенок. Ричард Твайнинг был неистощим на всякие причудливые проделки, а Джордж Роуд, сознающий, что ему нет нужды выставлять своё великолепие, почти вошедшее в поговорку, открывал рот только затем, чтоб отправить туда пищу. Мистрис Стрикленд говорила не много, но у неё был приятный дар поддерживать общий разговор; и когда случалась пауза, она бросала нужное замечание и разговор завязывался снова. То была тридцатисемилетняя женщина, довольно высокая и прямая, не склонная к полноте; прелестной её назвать нельзя было, но её лицо было приятным, главным образом, видимо, из-за добрых карих глаз.

Кожа у неё была желтоватой. Тёмные волосы были тщательно уложены. У неё единственной из трёх женщин не было косметики на лице, и по контрасту с остальными она казалась простой и непосредственной. Гостиная была во вкусе времени. Очень строгая. Высокие панели светлого дерева и зелёные обои, по которым были развешены гравюры Вистлера в тонких тёмных рамках.

Зелёные занавески с изображёнными на них павлинами ниспадали прямыми складками; зелёный ковёр, по полю которого резвились тусклые зайцы среди кудрявых деревьев, говорил о влиянии Виллиама Морриса. Дельфтский фаянс на каминной полке. В то время в Лондоне, должно быть, насчитывалось сотен пять гостиных, декорированных совершенно в такой же манере. Просто, артистично и уныло. Когда мы закончили, я вышел с мисс Ватерфорд, и прекрасный день и её новая шляпка вдохновили нас на прогулку по парку. Я говорила, что если она рассчитывает на литераторов, то должна побеспокоиться об угощении".

Она не хочет отставать от времени. Я полагаю, она простовата, бедняжка, и думает, что все мы замечательны. В конце концов, её радует приглашать нас к ланчу, а нам это ущерба не доставляет. Я её люблю за это". Обращая взгляд в прошлое, я думаю, что мистрис Стрикленд была наиболее безобидной из всех охотников за знаменитостями, которые преследуют свою жертву от редких высот Хамстеда до студий в низинах Чин Вок. Она провела очень спокойную юность в деревне, и книги, которые поступали из библиотеки Мьюди, приносили с собой не только собственную романтику, но и романтику Лондона.

У неё была действительно страсть к чтению редкая в её среде, где основная часть интересовалась писателем больше, чем книгой, и художником больше, чем картиной , и она изобрела себе фантастический мир, в котором жила куда свободнее, чем в ежедневном мире. Когда ей пришлось узнать писателей, это было как переживание на сцене, которую до сих пор она знала с другой стороны рампы. Она воспринимала их драматически, и ей по-настоящему казалось, что она живёт более значительной жизнью, поскольку принимала их и ходила сама в их твердыни. Она признавала правила, по которым они играли жизненную партию, как существенные для них, но никогда ни на мгновенье не подумала бы, чтоб регулировать своё собственное поведение в соответствие с ними. Присущая ей эксцентричность - чудаковатость в одежде, дикие теории и парадоксы - были лишь представлением, которое её забавляло, но не оказывало ни малейшего влияния на её невозмутимость. Полагаю, что - биржевой маклер.

Он очень глуп". Вы встретите его, если будете обедать у них. Но они не часто приглашают к обеду. Он очень тихий. Он ничуть не интересуется литературой или искусством". Я не смог подыскать ничего остроумного в ответ и спросил лишь, есть ли дети у мистрис Стрикленд.

Оба ходят в школу". Предмет был исчерпан, и мы стали говорить о другом. V В течение лета я не раз встречал мистрис Стрикленд. Тогда и после я ходил на прелестные маленькие ланчи у неё на квартире, и на несколько более внушительные чаепития. Мы пришлись по душе друг другу. Я был очень молод, и, возможно, её соблазняла мысль направлять мои стопы по трудной стезе писательства; что касается меня, то было приятно иметь кого-то, к кому бы я мог пойти со своими невзгодами, уверенный, что буду внимательно выслушан и получу разумный совет.

У мистрис Стрикленд был дар сострадания. Это прелестный дар, однако, он часто оскорбляем теми, которые думают, что им владеют; есть нечто отвратительное в той алчности, с которой они набрасываются на несчастья друзей, стремясь проявить свою сноровку. Она хлещет как нефтяной фонтан; сострадательные изливают сострадание с непринуждённостью, подчас оскорбляющей их жертвы. Их грудь слишком омыта слезами, чтоб я ещё стал окроплять её своими. Мистрис Стрикленд использовала своё преимущество с тактом. Вы чувствовали, что принимая её сочувствие, тем самым её обязывали.

Когда с энтузиазмом своего юного возраста, я обратил на это внимание Розы Ватерфорд, она сказала: "Молоко очень приятно, особенно если туда добавить капельку бренди, но домашняя корова только тогда и будет довольна, когда её от него освободят. Раздувшееся вымя очень мешает". У Розы Ватерфорд был ядовитый язычок. Едва ли кто сказал бы так едко, но с другой стороны - никто бы не сказал очаровательнее. Была одна черта у мистрис Стрикленд, которая мне нравилась. Она элегантно руководила своим кружком.

Её квартирка была всегда опрятной и весёлой, пестрела цветами, а вощёный ситец в гостиной, несмотря на строгий рисунок, был ярким и прелестным. Кушанья, подаваемые в маленькой артистической столовой, были чудесны: изящно выглядел стол, две девушки были обходительны и миловидны, блюда прекрасно подготовлены. Невозможно было ни заметить, что мистрис Стрикленд - отличная хозяйка. Вы также были уверены, что она замечательная мать. В гостиной висели фотографии её сына и дочери. Сын - его звали Роберт - шестнадцатилетний подросток в колледже Регби - вы его видели во фланелевом костюме и в крикетной шапочке, а потом во фраке и со стоячим воротничком.

У него были прямые брови, как у матери, и её же чудесные, задумчивые глаза. Он выглядел чистым, здоровым и обычным. У него очаровательный характер". Дочери было четырнадцать лет. Волосы у неё, тёмные и густые как у матери, в изумительном изобилии ниспадали на плечи; на лице застыло то же доброе выражение; глаза были спокойными, чуждыми волнению. Может быть, в её наивности и заключалось её наибольшее очарование.

Она сказала это без пренебрежения, скорее с нежностью, как будто, допуская худшее о нём, она хотела уберечь его от клеветы своих друзей. Думаю, что он надоел бы вам до смерти". Я его люблю". Она улыбнулась, чтобы скрыть смущение, и мне показалось, что она боится, как бы я не выказал одну из тех насмешек, какие таковое признание едва ли ни повлекло за собой, будь оно произнесено при Розе Ватерфорд. Она слегка запнулась. Её глаза затуманились.

Он даже не слишком зарабатывает на Фондовой Бирже. Но он ужасно милый и добрый". VI Но когда, наконец, я встретил Чарльза Стрикленда, произошло это при таких обстоятельствах, что мне ничего не оставалось, как познакомиться с ним. Однажды утром мистрис Стрикленд прислала мне записку, извещая, что сегодня вечером даёт обед, и один из гостей её оставил. Просила меня заполнить пробел. Она писала: "Справедливости ради должна предупредить вас, что вы у нас вдоволь поскучаете.

Будет сплошная скукотища с самого начала. Но если придёте, я буду вам не на шутку благодарна. Мы сможем с вами между собой поболтать". Было бы не по-приятельски не придти. Когда мистрис Стрикленд представила меня мужу, тот довольно равнодушно протянул мне руку. Весело обернувшись к нему, она попыталась чуть-чуть сострить.

Мне казалось, что он уж начал сомневаться". Стрикленд издал лёгкий вежливый смешок, с которым принимается шутка, в которой не видят ничего занимательного, и ничего не сказал. Вновь прибывшие требовали внимания хозяина, и я был предоставлен самому себе. Когда, наконец, мы все собрались, в ожидании приглашения к столу я, болтая с дамой, которую меня попросили "занять", раздумывал, с каким необыкновенным искусством человек в цивилизованном мире привык расточать на унылые формальности короткий отрезок отпущенной ему жизни. То был один из тех обедов, когда удивляешься, зачем это хозяйке было беспокоится приглашать гостей, и зачем гостям было беспокоится приходить. Присутствовало десять человек.

Они равнодушно сошлись и с облегчением расстанутся. Конечно, приём был безупречный. Стрикленды давали обеды определённому количеству лиц, к которым интереса не испытывали, и так приглашали их, что эти лица изъявляли согласие. Чтобы уклониться от скучного обеда t;te-;-t;te, дать отдых прислуге, или потому что не видели причины отказываться, поскольку им давали обед. Столовая была заполнена до отказа. Были К.

Потому что Член Парламента обнаружил, что не сможет выехать из Дому, я и был приглашён. Респектабельность на обеде была необыкновенная. Женщины были слишком элегантны, чтобы быть просто прекрасно одетыми, и слишком уверены в себе, чтобы быть занимательными. Мужчины выглядели солидными. Их окружала атмосфера успеха. Каждый говорил несколько громче из-за инстинктивного желания поддержать вечер, и в комнате стоял изрядный гомон.

Но общего разговора не было. Каждый разговаривал со своим соседом; с соседом справа за супом, рыбой и салатом; с соседом слева за мясом, десертом и закуской. Говорили о политике и о гольфе, о своих детях и последнем матче, о картинах с Королевской Академии, о погоде и планах на выходные. Говорили, не умолкая ни на минуту, и шум всё рос и рос. Мистрис Стрикленд могла поздравить себя, её вечер удался. Муж её играл свою роль, соблюдая декорум.

Возможно, он говорил и не много, но к концу вечера на лицах женщин по обеим сторонам от него мне почудилась усталость. Они нашли его тяжеловесным. Один-два раза глаза мистрис Стрикленд останавливались на нём с какой-то тревогой. Наконец, она встала и проследовала с обеими дамами из комнаты. Стрикленд затворил за ней дверь и, направившись к другому концу стола, занял место между К. Он пустил портвейн по кругу и передал сигары.

Мы стали болтать о винах и табаке. Мне нечего было сказать, и я молча сидел, стараясь вежливо выказывать интерес к разговору, и потому, думаю, никому до меня не было ни малейшего дела, - все, на моё счастье, были заняты Стриклендом. Он был крупнее, чем я ожидал: не знаю, почему я воображал его мелким с незначительной внешностью; в действительности он был широкоплеч и объёмист, с крупными руками и крупными ступнями ног, и вечернее платье сидело на нём неуклюже. Он наводил вас на мысль о кучере, одевшемся по случаю. Это был мужчина сорока лет, некрасивый, но и не уродливый; черты лица его были скорее правильны, но несколько крупнее обыкновенных, и общее впечатление было не из грациозных. Он был чисто выбрит, и его большое лицо выглядело чересчур голым.

Волосы были рыжеватыми и подстрижены очень коротко, а глаза небольшие, серые или голубые. Он выглядел заурядным. Я недолго удивлялся тому, что мистрис Стрикленд чувствует определённую неловкость за него: он едва ли прибавлял к репутации женщины, желающей создать себе положение в мире искусства и литературы. Было очевидно, что у него нет дара общения, но без него человек может обойтись; в нём не было даже оригинальности, и уж это выбрасывало его из общей колеи; он был просто добр, скучен, честен и понятен.

The Moon and Sixpenc. Юпитер Интер книги. Луна и грош о поле Гогене. Луна и грош о каком художнике. Романа Сомерсета Моэма Луна и грош. Книга театр Моэм Сомерсет. Обложка Сомерсет Моэм Луна и грош. Луна и грош АСТ Москва. Луна и грош Моэм экранизация. Луна и грош Уильям Сомерсет обложка. Сомерсета Моэма Луна и грош обложка книги. Сомерсет Моэм, "Луна и грош" - картинки. Луна и грош Уильям Сомерсет Моэм книга отзывы. Сомерсет Моэм «Луна и шесть пенсов» эксклюзивная кл. Книга театр Луна и грош фото. Луна и грош Моэм картинки. Моэм театр советское издание. Луна и грош Автор. Английский для чтения "Луна и грош" Уильям Сомерсе. Книги которые должен прочитать. Список книг которые должен прочитать каждый человек. Книги которые обязан прочитать каждый. Луна и грош картина. Картины Чарльза Стрикленда Луна и грош. Картина из Луна и грош. Луна и грош фоны. Моэм - Луна и грош обложка. Книга Моэм театр, рассказы 1994 года издания. Моэм Луна и грош аудиокнига.

Посещения Китая и Малайзии принесло вдохновение на написание двух сборников рассказов. Это был один из великолепнейших на то время литературных и светских салонов, где были такие знаменитости как Уинстон Черчилль и Герберт Уэллс. Заезжали иногда туда и советские писатели. Большую часть времени писатель занят исключительно творчеством, что приносит ему всемирную славу и деньги. Им была утверждена «Премия Сомерсета Моэма». Ее давали молодым английским писателям. Второй интересный факт: Моэм ставил свой рабочий стол напротив глухой стены. Он считал, что так его ничто не отвлекает от работы.

Ну, знаете, часто бывает, когда автор вынужден совмещать деятельность с работой менеджера и в итоге что-то свое теряет, приобретает нервозность, растрачивает себя попусту. Все это никогда не касалось Моэма. Да, у него там были агенты, ха-ха, но им далеко до босса. Среди переливчатого многообразия миллиардов людей на планете и десятков тысяч писателей, редко можно встретить автора, с которым ты согласен абсолютно. Дело совсем не в сюжетах, не в принадлежности писателя к какой-то стране или определенному временному промежутку. Ощущение родства приводит к тому, что в какой-то момент ты начинаешь думать, что все, что ты читаешь, написано самим тобой. Оценка произведения в итоге зависит от степени твоего самолюбия, ибо некоторые обожают заниматься самобичеванием и могут в праведном гневе низко оценить свой смысловой аналог. Так, например, Лев Толстой не любил Шекспира. Когда произведение тебе кажется идеальным, то ты начинаешь задумываться - почему это так, ведь ты ничего для этого сам не делал. Не сравнивал, не пытался ощутить автора с его биографией в пространстве, не вспоминал о традициях того временного периода, не думал о глубинном смысле.

Зарубежные писатели XX века: кого читали в России

Юпитер Интер книги. Луна и грош о поле Гогене. Луна и грош о каком художнике. Романа Сомерсета Моэма Луна и грош. Книга театр Моэм Сомерсет. Обложка Сомерсет Моэм Луна и грош. Луна и грош АСТ Москва. Луна и грош Моэм экранизация. Луна и грош Уильям Сомерсет обложка. Сомерсета Моэма Луна и грош обложка книги.

Сомерсет Моэм, "Луна и грош" - картинки. Луна и грош Уильям Сомерсет Моэм книга отзывы. Сомерсет Моэм «Луна и шесть пенсов» эксклюзивная кл. Книга театр Луна и грош фото. Луна и грош Моэм картинки. Моэм театр советское издание. Луна и грош Автор. Английский для чтения "Луна и грош" Уильям Сомерсе. Книги которые должен прочитать.

Список книг которые должен прочитать каждый человек. Книги которые обязан прочитать каждый. Луна и грош картина. Картины Чарльза Стрикленда Луна и грош. Картина из Луна и грош. Луна и грош фоны. Моэм - Луна и грош обложка. Книга Моэм театр, рассказы 1994 года издания. Моэм Луна и грош аудиокнига.

Сомерсет Моэм Луна и грош аудиокнига слушать онлайн читает.

Их отношения становятся лишь немного более колючими, что удивительно, когда Стрикленд соблазняет Бланш уйти от Дирка, а затем бросает и её, что приводит к её самоубийству. Доктор Кутрас Кутрас — врач, которому поручено неприятное задание: обнаружить, что Стрикленд заразился проказой, находясь на Таити. Именно Кутрас предоставляет необходимую информацию об ужасных последних днях Стрикленда, что почти удаётся поднять его историю до уровня трагедии. Однако, в конечном счёте, это возвышение не удаётся по причине, которую даже рассказчик готов открыто признать: «Стрикленд был одиозным человеком». Темы Чистота замысла художника Главная тема романа заключается в том, что стремление к художественной страсти стоит того, чтобы пожертвовать всем остальным. Вымышленный двойник реального художника Поля Гогена, представленный здесь в образе Чарльза Стрикленда, отказывается от всех удобств, комфорта и ожиданий обычного существования среднего класса, чтобы с головой погрузиться в художественное видение. Дело не в том, является ли он действительно творческим гением — кто может сказать, кто является, а кто нет, — а в том, что он искренне предан своему видению. Он действительно занимается искусством с целью коммерции; это не средство для достижения богатства. Оно само по себе является целью, и это стоит жертв для него.

Эгоизм художника Проблема, конечно, заключается в том, что художник, готовый пожертвовать всем ради реализации своего видения, не живёт в вакууме и не является единственным человеком, на чьё существование влияет это стремление. Художественное видение Стрикленда не приносит пользы никому, кроме него самого, пока он не станет успешным, а раньше парадоксальным фактом было то, что большинство художников добиваются впечатляющего успеха только после смерти. В наше время, когда все становится товаром, это уже не является неоспоримым фактом. Поэтому на самом деле стремление к художественному видению не приносит никаких внешних выгод, но зато превращает в настоящее кровавое поле боя с сопутствующим ущербом. Почти каждый, с кем Стрикленд вступает в контакт, становится тем шестипенсовиком, который он упустил из виду в своей эгоцентричной сосредоточенности на достижении Луны в оригинале роман называется «Луна и 6 пенсов». Отказ от западной цивилизации Чарльз Стрикленд — лишь один из целого ряда персонажей в художественной литературе Моэма, которых объединяет одно и то же основное философское свойство: найти что-то недостающее в западной цивилизации и искать недостающую часть в других экзотических уголках мира. Главный герой романа «Остриё бритвы» Ларри Даррелл — это персонаж, в котором все эти повторяющиеся тропы, наконец, собираются воедино, но Даррелл — это лишь кульминация одержимости, начавшейся десятилетиями ранее. Далеко не случайно, что французский художник-неоимпрессионист, захвативший воображение автора, не был ни физически уродливым Дега, ни психологически измученным Ван Гогом. Оба они нашли чистое выражение в репрезентации европейской культуры, которая ускользнула от художественного императива другой крупной фигуры. Нет, это должен был быть Поль Гоген, который смог найти истинное эстетическое влияние и стимуляцию, только повернувшись спиной к западу и отправившись в мистическое язычество тихоокеанских островов.

Современному читателю романа Сомерсета Моэма «Луна и грош» 1919 года, обладающему преимуществом предвидения и ретроспективного анализа, теперь ясно, что на самом деле это был невероятно сложный и прочный пробный вариант или первый набросок его эпохального романа 1944 года «Остриё бритвы». Эти две истории вряд ли можно назвать взаимозаменяемыми с точки зрения повествования, но они так прекрасно сочетаются друг с другом тематически, что практически являются продолжением и приквелом друг друга. То, к чему Моэм стремился в 1919 году, было заторможено из-за того, что его история была так тесно связана с реальной параллелью жизни Поля Гогена, но в итоге она полностью осуществилась четверть века спустя. В романе «Остриё бритвы» рассказывается история разочарованного изгоя общества, бездельника-философа Ларри Даррелла, который буквально пускается на поиски смысла жизни. Нужна ли Моэму была дополнительная приправа из двадцатипятилетнего опыта, или ему потребовалось собственное чувство разочарования в силе искусства, чтобы наполнить жизнь смыслом, мы никогда не узнаем до конца, но при чтении этих двух романов один за другим становится все легче понять, что то, на что Моэм оптимистично претендовал сразу после Первой мировой войны, практически полностью исчезло к разгару Второй мировой войны.

Книга описывает человека, одержимого потребностью творить, чего бы это ни стоило его семье, ему самому или другим. Она переносит его из Парижа в Марсель и, наконец, на Таити, где он по-настоящему находит своё место и начинает создавать свои самые заметные работы.

Магия Моэма, на мой взгляд, заключается в его силе повествования, которая проистекает из глубокого понимания человеческих эмоций.

Дальше начинаются собственно воспоминания. Первое знакомство рассказчика со Стриклендом произошло на светском приёме; тот производил впечатление доброго и честного, но скучного человека. Через несколько месяцев рассказчик узнал, что Стрикленд бросил жену и детей, сбежав с какой-то женщиной, и живёт с ней в роскошном дорогом отеле. Жена попросила рассказчика встретиться со Стриклендом, чтобы убедить его вернуться в семью.

Выяснилось, что отель — грязный и дешёвый, никакой женщины нет, а Стрикленд бросил семью ради живописи. Судьба жены и детей ему безразлична, и к ним он не вернётся. Также ему безразлично материальное положение или слава. Он пишет картины, потому что «должен писать». Следующие пять лет Стрикленд писал картины, живя в нищете и перебиваясь случайными заработками.

Посредственный художник Дирк Стрёв, единственный на тот момент, разглядел в нём гения и начал заботиться о Стрикленде, взамен получая только оскорбления. Когда Стрикленд серьёзно заболел, Дирк перенёс больного к себе домой невзирая на возражения своей жены Бланш, ненавидевшей Стрикленда и выходил. Стрикленд отплатил ему тем, что совратил Бланш Стрёв, после чего та заявила, что оставляет Дирка и пойдёт со Стриклендом куда угодно. Написав портрет Бланш Стрёв в обнажённом виде, он бросил её, после чего та покончила с собой, выпив щавелевой кислоты. Стрикленд не выказал никакого раскаяния или сожаления.

Луна и грош, Театр (автор) - слово из 4 букв

Дело совсем не в сюжетах, не в принадлежности писателя к какой-то стране или определенному временному промежутку. Ощущение родства приводит к тому, что в какой-то момент ты начинаешь думать, что все, что ты читаешь, написано самим тобой. Оценка произведения в итоге зависит от степени твоего самолюбия, ибо некоторые обожают заниматься самобичеванием и могут в праведном гневе низко оценить свой смысловой аналог. Так, например, Лев Толстой не любил Шекспира. Когда произведение тебе кажется идеальным, то ты начинаешь задумываться - почему это так, ведь ты ничего для этого сам не делал. Не сравнивал, не пытался ощутить автора с его биографией в пространстве, не вспоминал о традициях того временного периода, не думал о глубинном смысле. Все слишком органично и непроизвольно пришло само. В этом и есть недостаток подобного субъективного идеального восприятия. Перед тобой автор, в котором ты растворился, тебе нечего с ним обсуждать и делить. Хорошо, если ты с ним еще мало знаком и есть чему поучиться.

Несмотря на нехватку средств, он счастлив и удовлетворён своей новой жизнью художника. Жизнь в богатом городе, где так много богатства, совсем не привлекает его. Его не интересуют материальные блага, и единственное, что его увлекает, — это его искусство.

К счастью, у него есть богатый друг, который заботится о нем. Дирк Строув тоже художник и высоко ценит мастерство Стрикленда как живописца. Стрикленд тяжело заболевает и Строув приходит ему на помощь.

Он выхаживает его до полного восстановления сил. Бланш, жена Строува, которая сначала ненавидела Стрикленда, испытывает к нему романтические чувства и требует, чтобы он жил с ней в доме. Взбешённый и не верящий в это, Строув оставляет свой дом ради них.

Через некоторое время Стрикленд также бросает Бланш, поскольку утверждает, что она была нужна ему лишь как муза для его картин. Она полностью опустошена и, к сожалению, кончает жизнь самоубийством. Строув и Стрикленд ненадолго воссоединяются, после чего расходятся по своим дорогам.

Позже выясняется, что Стрикленд умер от проказы. Выяснилось, что он переехал на Таити, где встретил другую женщину и завёл от неё детей. Он продолжал писать картины в своём доме, где создал несколько своих лучших работ.

После его смерти жена сжигает дом вместе с картинами, как он и просил. Список персонажей Чарльз Стрикленд Стрикленд — это главный герой романа, чей образ основан на реальной жизни французского художника-неоимпрессиониста XIX века Поля Гогена. Следуя грубому наброску жизни Гогена, Стрикленд проводит большую часть своего существования в рамках британских условностей и ожиданий среднего класса, прежде чем внезапно жертвует всем, что у него есть, включая семью, ради художественного видения, которое заканчивается проказой, слепотой и смертью на Таити.

А также вечной славой уважаемого художника примитивистского искусства. Эми Стрикленд Жена Чарльза, которой приходится идти на жертвы во имя его творческого гения. Нормальное сочувствие, которого можно было бы ожидать от неё просто как само собой разумеющегося, смягчается тем, что она изображена неспособной понять ценность искусства и гения своего мужа.

Сочувствие ещё больше подрывается намёком на то, что она не может примириться с тем, что её бросили ради идеи, а не ради более красивой и более интересной женщины. Рассказчик Рассказчик романа остаётся безымянным, но общее мнение таково, что он является примером того, что Моэм обычно использовал в качестве рассказчика: слабо беллетризованная версия Сомерсета Моэма, иногда называемая с кавычками «Сомерсет Моэм». Дирк и Бланш Строув Дирк — вроде бы простак, но очень приятный.

Если вы все еще не можете понять это, оставьте комментарий ниже, и мы постараемся вам помочь. Sponsored Links Писатель, автор романов "Театр" и "Луна и грош" моэм Еще вопросы из этой головоломки:.

Судьба жены и детей ему безразлична, и к ним он не вернётся. Также ему безразлично материальное положение или слава. Он пишет картины, потому что «должен писать». Следующие пять лет Стрикленд писал картины, живя в нищете и перебиваясь случайными заработками. Посредственный художник Дирк Стрёв, единственный на тот момент, разглядел в нём гения и начал заботиться о Стрикленде, взамен получая только оскорбления. Когда Стрикленд серьёзно заболел, Дирк перенёс больного к себе домой невзирая на возражения своей жены Бланш, ненавидевшей Стрикленда и выходил.

Стрикленд отплатил ему тем, что совратил Бланш Стрёв, после чего та заявила, что оставляет Дирка и пойдёт со Стриклендом куда угодно. Написав портрет Бланш Стрёв в обнажённом виде, он бросил её, после чего та покончила с собой, выпив щавелевой кислоты. Стрикленд не выказал никакого раскаяния или сожаления. История переносится на 15 лет вперёд. Стрикленд давно умер, и находящийся на Таити рассказчик пытается из рассказов знавших его людей восстановить последние годы его жизни. Выясняется, что он вёл жизнь бродяги, спал на улице или в ночлежках для бездомных, но продолжал писать картины. Последние годы жизни Стрикленд провёл на Таити, где женился на туземке и умер от проказы. Шедевр его жизни — роспись на стенах дома — был сожжён после смерти по его завещанию.

Луна и грош

Английский писатель ХХ века, автор романов: 'Бремя страстей человеческих', 'Театр', 'Луна и грош', 'Разрисованная вуаль' (моэм). является ответом на вопрос: "Автор романа Луна и грош" и состоит из 4 букв. В романе «Луна и грош», вышедшем в 1919 году, получил отражение путь гениального художника-постимпрессиониста Поля Гогена. автор романа луна и грош — ответ на кроссворд / сканворд, слово из 4 (четырёх) букв. "Луна и грош", со своим ненавязчивым ответом на вопрос о смысле жизни, в моем представлении лучшее произведение автора, пусть он и использовал здесь реальный прототип.

Похожие новости:

Оцените статью
Добавить комментарий