Я считаю, что книгу "Алые паруса" Александра Грина стоит прочитать, особенно девочкам. Впечатления и отзывы о книге автора Александр Грин Алые паруса. "Алые паруса" отличное произведение Александра Грина. Александр Грин хочет, чтобы мы на время погрузились в иной мир, где сбываются все наши мечты. Если на душе очень плохо и уже совсем не вериться в счастье и исполнение мечты, то вряд ли можно найти лучшее лекарство, чем чтение наипрекраснейшей феерии Александра Грина «Алые паруса»!
Скачать книгу
- Грин А.С. "Алые паруса"
- Отзывы к книге «Алые паруса: повесть, рассказы» Грин Александр Степанович
- для детей и родителей
- Сочинение отзыв алые паруса 6 класс кратко - Помощь в подготовке к экзаменам и поступлению
- Ответы : Краткий отзыв о книге " Алые паруса" Грина
Отзыв на повесть Алые паруса Грина (6, 7 класс)
И добавил, что он увезет ее в далекую страну. Прибежав домой, девочка поведала своему отцу эту историю. Лонгрен не стал ее переубеждать, а лишь выслушал ее с серьезным видом. Пусть верит в хорошее.
С тех пор Ассоль каждый день всматривалась в горизонт моря и ждала парусник. Он поддержал дочь в ее вере в чудо, а не стал разрушать мечты. Грэй В богатом родовом имении единственный сын Артур Грэй ни в чем не нуждался.
Его воспитывали, как полагается в высшем сословии. Родители мальчика были самоуверенно-снисходительными. Но ребенок рос с живой душой, добрым и простосердечным.
Фамилия его не испортила, он взял всё только лучшее от предков. Артура редко наказывали и потакали ему во всем. В возрасте семи лет Грэй пошел на кухню, там он стал свидетелем того, как молодая девушка обожгла себе руку.
И решив узнать, больно ли это, ошпарил себе запястье. После чего Грэй повел Бэтси — так звали кухарку — к доктору. Когда она ушла, он показал и свой ожёг.
Этот случай сблизил их, и Бэтси стала угощать Грэя конфетами и яблоками. В фамильном замке находился винный погреб. Там среди множества дубовых бочек были две вкопанные в грунт.
Они были изготовлены из эбенового дерева с медными кольцами, а на них была надпись: «Меня выпьет Грэй, когда будет в раю». И никто не решался испить вино из них. Но юный Артур засмеялся и сказал: «Я выпью его!
Вот рай здесь», — и сжал кулачок, показывая, что он у него в руках. Когда Грэю исполнилось четырнадцать, он тайно сбежал из дома на корабль. На шхуну «Ансельм» его взяли юнгой.
Капитан Гоп был добродушным, но не дающим поблажек человеком. Он подумал: «Пусть мальчишка поиграет, а когда начнет жаловаться, я отправлю его назад к мамочке». Но Грэй, вопреки ожиданиям капитана, упорно переносил все трудности.
Несколько лет Грэй не приезжал домой, но когда появился, то узнал, что его отец умер, а мать сильно постарела. После этого стал два раза в год посещать маму, чтобы она не чувствовала себя одинокой. К двадцати годам Грэй стал капитаном, купив трехмачтовый галеон под названием «Секрет».
Команда Грэя не менялась, и капитан ко всем относился с почтением. Капитан с матросом отправились вечером на рыбалку.
Он смог написать чудесную историю. Это произведение так и светится искренностью.
Можно читать и перечитывать его много раз, абсолютно точно зная, что не потратишь время впустую. Очень рекомендую прочесть данное произведение.
Художник - Савва Бродский Романтизм Грина - это способность творить чудеса своими руками, это вера в мечту, умение любить, чего не могут при всей своей хозяйственности жители Каперны, которые не поют песен и не рассказывают сказок. Для Александра Степановича книга «Алые паруса» была очень личной - в первых её вариантах упоминался рассказчик Де-Ком, который имел автобиографическое происхождение. Соединение судеб капитана Грэя и Ассоль под алыми парусами сбывшихся надежд в окружении команды корабля «Секрет» - окончание книги и окончание пути гриновского романтического искателя. Художник - Савва Бродский «Алые паруса» были хорошо встречены литературной критикой. Но вскоре Грина перестали печатать, так как его произведения не соответствовали наступившему периоду времени. И только в годы Великой Отечественной войны стало понятно, что романтика, мечта о высшем счастье придаёт человеку силы, что вера в добро и чудо способны поддерживать в самых тяжёлых испытаниях. В предисловии к изданию книги 1944 года писатель Константин Паустовский писал: «Сказка нужна не только детям, но и взрослым.
Он был единственным потомком знатной и богатой семьи, рос в родовом замке, однако был мальчиком с очень живой и доброй душой.
Он был решительным и бесстрашным. В библиотеке замка его поразила картина знаменитого мариниста. Она помогла ему понять себя. Грей тайно покинул дом и поступил на шхуну "Ансельм". Судьба привела его в местечко, где жила Ассоль. Утром Грей пошел бродить по берегу и вдруг в зарослях увидел спящую девушку. Пораженный, он долго разглядывал ее, а уходя, снял со своего пальца старинное кольцо и надел на ее мизинец. Затем он оказался в трактире, где узнал, что Ассоль — местная слабоумная, мечтающая о принце и корабле с красными парусами. Через некоторое время Грей, будучи капитаном, купил шелк, пошил пурпурные паруса и отправился в деревню, где жила Ассоль. Девушка была поражена зрелищем белого корабля под пурпурными парусами, из палубы которого лилась музыка.
От корабля отделилась лодка, на которой стоял Грей, и направился к берегу. Через некоторое время Ассоль была в каюте. Все произошло так, как и предсказал старый собиратель сказок и легенд. Александр Грин. Фото grinlandia. Ханжество, грубость, фальшь жителей деревни — обличение реального общества, окружавшего Грина. Ассоль и Грей — единственные живые души в мертвой среде. Морская тема тоже взята автором не случайно. В юности Грин пытался стать моряком. Грею он подарил ту судьбу, которую примерял к своей жизни.
Пожалуй, самое значимое литературно-критическое высказывание об "Алых парусах" сделал писатель Андрей Платонов , написав знаменитую статью "Рассказы А.
Алые паруса отзыв для читательского дневника 6 класс
В этой статье читайте критику о повести-феерии "Алые паруса" Грина, отзывы современников о произведении. выдающийся русский писатель-поэт, написавший в 1922 году известное произведение-сказку алые паруса, которое. это книга, которую я прочитал с большим удовольствием. Книга “Алые Паруса” Александра Грина обладает небольшим объемом и необъятным смыслом.
Отзыв про Книга Алые паруса - Александр Грин
- Книга Алые паруса (Александр Грин) — отзывы
- Сочинение отзыв алые паруса 6 класс кратко
- ДРУГИЕ МАТЕРИАЛЫ РАЗДЕЛА "ЛИТЕРАТУРА"
- Отзывы про Грин А.С. "Алые паруса"
- Отзывы к книге «Алые паруса: повесть, рассказы» Грин Александр Степанович
Отзыв на книгу "Алые паруса"
Последние новости. Обзор газеты “Одинцовская неделя”. «Алые паруса» — повесть-феерия Александра Грина о непоколебимой вере и всепобеждающей, возвышенной мечте, о том, что каждый может сделать для близкого чудо. Оценки и отзывы покупателей, которые заказали Алые паруса | Грин Александр Степанович в интернет-магазине OZON, помогут сделать вам правильный выбор. произведение, к которому нужно вернуться в более осознанном возрасте, чтобы снова проникнуться надеждой, мечтой, счастьем, теплом. Вера в мечту Александра Грина - Существуют такие произведения литературы. Грин А.С. Алые паруса.
Отзыв к книге «Алые паруса: повесть, рассказы»
В книжном интернет-магазине «Читай-город» вы можете заказать книгу Алые паруса от автора Александр Грин (ISBN: 978-5-04-170737-8) по низкой цене. Александр Грин создал невероятно красивую романтичную повесть, которая всегда будет будоражить сердца читателей. Автор: Александр Степанович Грин.
Исследования ГКУК ЧОБМ
Но магия, или, как нынче принято говорить, химия, не отпускала. И вот после сорока лет пребывания на Земле, написав кучу, как я считаю, беспощадно-честных книг, нигде не отступив от правды жизни, мне захотелось создать нечто подобное «Алым парусам». И я понимаю, как это сложно, почти невозможно. Загадочный художник Андрей Платонов, писавший то ли утопии, то ли антиутопии даже его «Котлован» не так однозначен, как его трактовали в годы перестройки и по традиции трактуют и нынче , был строгим большевиком хотя с его партийностью до сих пор много неясного в критике и публицистике. В рецензии на одну из посмертных книг Грина он писал о развязке «Алых парусов», перед тем несколько раз напомнив, что Грэй богат и может позволить себе «бесцельно путешествовать по морям», так: «Уйдя на корабле в открытое море своего взаимного двойного одиночества, Грэй и Ассоль, в сущности, не открывают нам секрета человеческого счастья, — автор оставляет его за горизонтом океана, куда отбыли влюбленные, и на этом повесть заканчивается. Повторяем, что на самом деле, в истинном значении, свое счастье Грэй и Ассоль могли бы обрести лишь в каком-то конкретном отношении к людям из деревни Каперны, но они поступили иначе — они оставили народ одиноким на берегу.
Если Грэй и особенно Ассоль представляют собой, как хотел этого автор, ценные человеческие характеры, то их действия порочны. По замыслу Грина, Ассоль и Грэй — люди особого, лучшего качества; в них есть высшая, страстная поэтическая сила, почти неприсущая прочим людям. Но какое значение имеет эта их сила для действительности? И еще вопрос: покинув Каперну, некое все же реальное место мира, где родилась и выросла во всем своем своеобразии Ассоль, — спрашивается, не расточат ли влюбленные свое счастье в самое краткое время, поскольку у них для этого счастья теперь ничего не осталось, кроме собственного сердца и одиночества? А чем питаться Ассоль и Грэю в пустынном море и в своей любви, замкнутой лишь самой в себе?
Нет, тот народ, оставленный на берегу, единственно и мог быть помощником в счастье Ассоль и Грэя. Повесть написана как бы наоборот: против глубокой художественной и этической правды. Может быть, именно поэтому автору приходится пользоваться языком большой поэтической энергии, чтобы отстоять и защитить свой искусственный замысел, и эта поэтическая энергия сама по себе есть большая ценность... Кстати сказать, книга очень ярко написана, способна если и не влюбить человека в гриновскую прозу, то уж точно попытаться с ней познакомиться... Наверное, именно то, что заметил Платонов, раздражало меня в «Алых парусах».
Подростком я не мог сформулировать, но чувствовал, что развязка «порочна». Да, земляки травили Ассоль, да, она была в Каперне чужой, но... Именно — но: но что ждет Ассоль и Грэя дальше, без народа? Ассоль станет богачкой и забудет о прошлой своей жизни, как о страшном сне? У нее появятся слуги, она начнет отдавать приказы?..
Многие писатели любят ставить точку там, где вроде бы должно начаться самое важное... Особенно в Феодосии, которая словно иллюстрирует разом все созданные в воображении писателя города и поселки страны, получившей после его смерти название Гринландия. В Феодосии в царское время он сидел в тюрьме — сюда, спасая от пьянства, в 1924 году привезла его третья жена Нина Николаевна. Грин тогда был богат, книги выходили одна за другой в одном только 1925-м — семь, в 1927-м — восемь! Через семь лет нищим, полузапрещенным, он умирал километрах в двадцати от Феодосии и от моря в крошечном городке Старый Крым.
И в Феодосии, и в Старом Крыму есть дома-музеи Грина. Феодосийский — если не по экспозиции, то по местоположению — один из лучших, в каких я бывал. В Старом Крыму — наверное, один из самых печальных. Крошечный домик, почти никаких вещей. Последний приют перед кладбищем, прячущемся в лесу неподалеку.
Правда, он спросил одного мудреца: — «Съем ли я тебя, как съедаю всех? Скажи правду, останешься жив», но и то, по зрелом размышлении… — Кажется, опять каплет из крана, — перебивал сам себя Польдишок, косвенными шагами устремляясь в угол, где, укрепив кран, возвращался с открытым, светлым лицом. Хорошо рассудив, а главное, не торопясь, мудрец мог бы сказать сфинксу: «Пойдем, братец, выпьем, и ты забудешь об этих глупостях». Выпьет, когда умрет, что ли? Следовательно, он святой, следовательно, он не пьет ни вина, ни простой водки. Допустим, что «рай» означает счастье. Но раз так поставлен вопрос, всякое счастье утратит половину своих блестящих перышек, когда счастливец искренно спросит себя: рай ли оно? Вот то-то и штука. Чтобы с легким сердцем напиться из такой бочки и смеяться, мой мальчик, хорошо смеяться, нужно одной ногой стоять на земле, другой — на небе.
Есть еще третье предположение: что когда-нибудь Грэй допьется до блаженно-райского состояния и дерзко опустошит бочечку. Но это, мальчик, было бы не исполнение предсказания, а трактирный дебош. Убедившись еще раз в исправном состоянии крана большой бочки, Польдишок сосредоточенно и мрачно заканчивал: — Эти бочки привез в 1793 году твой предок, Джон Грэй, из Лиссабона, на корабле «Бигль»; за вино было уплачено две тысячи золотых пиастров. Надпись на бочках сделана оружейным мастером Вениамином Эльяном из Пондишери. Бочки погружены в грунт на шесть футов и засыпаны золой из виноградных стеблей. Этого вина никто не пил, не пробовал и не будет пробовать. Вот рай!.. Он у меня, видишь? Нежная, но твердых очертаний ладонь озарилась солнцем, и мальчик сжал пальцы в кулак.
То тут, то опять нет… Говоря это, он то раскрывал, то сжимал руку и наконец, довольный своей шуткой, выбежал, опередив Польдишока, по мрачной лестнице в коридор нижнего этажа. Посещение кухни было строго воспрещено Грэю, но, раз открыв уже этот удивительный, полыхающий огнем очагов мир пара, копоти, шипения, клокотания кипящих жидкостей, стука ножей и вкусных запахов, мальчик усердно навещал огромное помещение. В суровом молчании, как жрецы, двигались повара; их белые колпаки на фоне почерневших стен придавали работе характер торжественного служения; веселые, толстые судомойки у бочек с водой мыли посуду, звеня фарфором и серебром; мальчики, сгибаясь под тяжестью, вносили корзины, полные рыб, устриц, раков и фруктов. Там на длинном столе лежали радужные фазаны, серые утки, пестрые куры: там свиная туша с коротеньким хвостом и младенчески закрытыми глазами; там — репа, капуста, орехи, синий изюм, загорелые персики. На кухне Грэй немного робел: ему казалось, что здесь всем двигают темные силы, власть которых есть главная пружина жизни замка; окрики звучали как команда и заклинание; движения работающих, благодаря долгому навыку, приобрели ту отчетливую, скупую точность, какая кажется вдохновением. Грэй не был еще так высок, чтобы взглянуть в самую большую кастрюлю, бурлившую подобно Везувию, но чувствовал к ней особенное почтение; он с трепетом смотрел, как ее ворочают две служанки; на плиту выплескивалась тогда дымная пена, и пар, поднимаясь с зашумевшей плиты, волнами наполнял кухню. Раз жидкости выплеснулось так много, что она обварила руку одной девушке. Кожа мгновенно покраснела, даже ногти стали красными от прилива крови, и Бетси так звали служанку , плача, натирала маслом пострадавшие места. Слезы неудержимо катились по ее круглому перепутанному лицу.
Грэй замер. В то время, как другие женщины хлопотали около Бетси, он пережил ощущение острого чужого страдания, которое не мог испытать сам. Нахмурив брови, мальчик вскарабкался на табурет, зачерпнул длинной ложкой горячей жижи сказать кстати, это был суп с бараниной и плеснул на сгиб кисти. Впечатление оказалось не слабым, но слабость от сильной боли заставила его пошатнуться. Бледный, как мука, Грэй подошел к Бетси, заложив горящую руку в карман штанишек. Пойдем же! Он усердно тянул ее за юбку, в то время как сторонники домашних средств наперерыв давали служанке спасительные рецепты. Но девушка, сильно мучаясь, пошла с Грэем. Врач смягчил боль, наложив перевязку.
Лишь после того, как Бетси ушла, мальчик показал свою руку. Этот незначительный эпизод сделал двадцатилетнюю Бетси и десятилетнего Грэя истинными друзьями. Она набивала его карманы пирожками и яблоками, а он рассказывал ей сказки и другие истории, вычитанные в своих книжках. Однажды он узнал, что Бетси не может выйти замуж за конюха Джима, ибо у них нет денег обзавестись хозяйством. Грэй разбил каминными щипцами свою фарфоровую копилку и вытряхнул оттуда все, что составляло около ста фунтов. Встав рано. Предводитель шайки разбойников Робин Гуд». Переполох, вызванный на кухне этой историей, принял такие размеры, что Грэй должен был сознаться в подлоге. Он не взял денег назад и не хотел более говорить об этом.
Его мать была одною из тех натур, которые жизнь отливает в готовой форме. Она жила в полусне обеспеченности, предусматривающей всякое желание заурядной души, поэтому ей не оставалось ничего делать, как советоваться с портнихами, доктором и дворецким. Но страстная, почти религиозная привязанность к своему странному ребенку была, надо полагать, единственным клапаном тех ее склонностей, захлороформированных воспитанием и судьбой, которые уже не живут, но смутно бродят, оставляя волю бездейственной. Знатная дама напоминала паву, высидевшую яйцо лебедя. Она болезненно чувствовала прекрасную обособленность сына; грусть, любовь и стеснение наполняли ее, когда она прижимала мальчика к груди, где сердце говорило другое, чем язык, привычно отражающий условные формы отношений и помышлений. Так облачный эффект, причудливо построенный солнечными лучами, проникает в симметрическую обстановку казенного здания, лишая ее банальных достоинств; глаз видит и не узнает помещения: таинственные оттенки света среди убожества творят ослепительную гармонию. Знатная дама, чье лицо и фигура, казалось, могли отвечать лишь ледяным молчанием огненным голосам жизни, чья тонкая красота скорее отталкивала, чем привлекала, так как в ней чувствовалось надменное усилие воли, лишенное женственного притяжения, — эта Лилиан Грэй, оставаясь наедине с мальчиком, делалась простой мамой, говорившей любящим, кротким тоном те самые сердечные пустяки, какие не передашь на бумаге — их сила в чувстве, не в самих них. Она решительно не могла в чем бы то ни было отказать сыну. Она прощала ему все: пребывание в кухне, отвращение к урокам, непослушание и многочисленные причуды.
Если он не хотел, чтобы подстригали деревья, деревья оставались нетронутыми, если он просил простить или наградить кого-либо, заинтересованное лицо знало, что так и будет; он мог ездить на любой лошади, брать в замок любую собаку; рыться в библиотеке, бегать босиком и есть, что ему вздумается. Его отец некоторое время боролся с этим, но уступил — не принципу, а желанию жены. Он ограничился удалением из замка всех детей служащих, опасаясь, что благодаря низкому обществу прихоти мальчика превратятся в склонности, трудно-искоренимые. В общем, он был всепоглощенно занят бесчисленными фамильными процессами, начало которых терялось в эпохе возникновения бумажных фабрик, а конец — в смерти всех кляузников. Кроме того, государственные дела, дела поместий, диктант мемуаров, выезды парадных охот, чтение газет и сложная переписка держали его в некотором внутреннем отдалении от семьи; сына он видел так редко, что иногда забывал, сколько ему лет. Таким образом, Грэй жил в своем мире. Он играл один — обыкновенно на задних дворах замка, имевших в старину боевое значение. Эти обширные пустыри, с остатками высоких рвов, с заросшими мхом каменными погребами, были полны бурьяна, крапивы, репейника, терна и скромнопестрых диких цветов. Грэй часами оставался здесь, исследуя норы кротов, сражаясь с бурьяном, подстерегая бабочек и строя из кирпичного лома крепости, которые бомбардировал палками и булыжником.
Ему шел уже двенадцатый год, когда все намеки его души, все разрозненные черты духа и оттенки тайных порывов соединились в одном сильном моменте и тем получив стройное выражение стали неукротимым желанием. До этого он как бы находил лишь отдельные части своего сада — просвет, тень, цветок, дремучий и пышный ствол — во множестве садов иных, и вдруг увидел их ясно, все — в прекрасном, поражающем соответствии. Это случилось в библиотеке. Ее высокая дверь с мутным стеклом вверху была обыкновенно заперта, но защелка замка слабо держалась в гнезде створок; надавленная рукой, дверь отходила, натуживалась и раскрывалась. Когда дух исследования заставил Грэя проникнуть в библиотеку, его поразил пыльный свет, вся сила и особенность которого заключалась в цветном узоре верхней части оконных стекол. Тишина покинутости стояла здесь, как прудовая вода. Темные ряды книжных шкапов местами примыкали к окнам, заслонив их наполовину, между шкапов были проходы, заваленные грудами книг. Там — раскрытый альбом с выскользнувшими внутренними листами, там — свитки, перевязанные золотым шнуром; стопы книг угрюмого вида; толстые пласты рукописей, насыпь миниатюрных томиков, трещавших, как кора, если их раскрывали; здесь — чертежи и таблицы, ряды новых изданий, карты; разнообразие переплетов, грубых, нежных, черных, пестрых, синих, серых, толстых, тонких, шершавых и гладких. Шкапы были плотно набиты книгами.
Они казались стенами, заключившими жизнь в самой толще своей. В отражениях шкапных стекол виднелись другие шкапы, покрытые бесцветно блестящими пятнами. Огромный глобус, заключенный в медный сферический крест экватора и меридиана, стоял на круглом столе. Обернувшись к выходу, Грэй увидел над дверью огромную картину, сразу содержанием своим наполнившую душное оцепенение библиотеки. Картина изображала корабль, вздымающийся на гребень морского вала. Струи пены стекали по его склону. Он был изображен в последнем моменте взлета. Корабль шел прямо на зрителя. Высоко поднявшийся бугшприт заслонял основание мачт.
Гребень вала, распластанный корабельным килем, напоминал крылья гигантской птицы. Пена неслась в воздух. Паруса, туманно видимые из-за бакборта и выше бугшприта, полные неистовой силы шторма, валились всей громадой назад, чтобы, перейдя вал, выпрямиться, а затем, склоняясь над бездной, мчать судно к новым лавинам. Разорванные облака низко трепетали над океаном. Тусклый свет обреченно боролся с надвигающейся тьмой ночи. Но всего замечательнее была в этой картине фигура человека, стоящего на баке спиной к зрителю. Она выражала все положение, даже характер момента. Поза человека он расставил ноги, взмахнув руками ничего собственно не говорила о том, чем он занят, но заставляла предполагать крайнюю напряженность внимания, обращенного к чему-то на палубе, невидимой зрителю. Завернутые полы его кафтана трепались ветром; белая коса и черная шпага вытянуто рвались в воздух; богатство костюма выказывало в нем капитана, танцующее положение тела — взмах вала; без шляпы, он был, видимо, поглощен опасным моментом и кричал — но что?
Видел ли он, как валится за борт человек, приказывал ли повернуть на другой галс или, заглушая ветер, звал боцмана? Не мысли, но тени этих мыслей выросли в душе Грэя, пока он смотрел картину. Вдруг показалось ему, что слева подошел, став рядом, неизвестный невидимый; стоило повернуть голову, как причудливое ощущение исчезло бы без следа. Грэй знал это. Но он не погасил воображения, а прислушался. Беззвучный голос выкрикнул несколько отрывистых фраз, непонятных, как малайский язык; раздался шум как бы долгих обвалов; эхо и мрачный ветер наполнили библиотеку. Все это Грэй слышал внутри себя. Он осмотрелся: мгновенно вставшая тишина рассеяла звучную паутину фантазии; связь с бурей исчезла. Грэй несколько раз приходил смотреть эту картину.
Она стала для него тем нужным словом в беседе души с жизнью, без которого трудно понять себя. В маленьком мальчике постепенно укладывалось огромное море. Он сжился с ним, роясь в библиотеке, выискивая и жадно читая те книги, за золотой дверью которых открывалось синее сияние океана. Там, сея за кормой пену, двигались корабли. Часть их теряла паруса, мачты и, захлебываясь волной, опускалась в тьму пучин, где мелькают фосфорические глаза рыб. Другие, схваченные бурунами, бились о рифы; утихающее волнение грозно шатало корпус; обезлюдевший корабль с порванными снастями переживал долгую агонию, пока новый шторм не разносил его в щепки. Третьи благополучно грузились в одном порту и выгружались в другом; экипаж, сидя за трактирным столом, воспевал плавание и любовно пил водку. Были там еще корабли-пираты, с черным флагом и страшной, размахивающей ножами командой; корабли-призраки, сияющие мертвенным светом синего озарения; военные корабли с солдатами, пушками и музыкой; корабли научных экспедиций, высматривающие вулканы, растения и животных; корабли с мрачной тайной и бунтами; корабли открытий и корабли приключений. В этом мире, естественно, возвышалась над всем фигура капитана.
Он был судьбой, душой и разумом корабля. Его характер определял досуга и работу команды. Сама команда подбиралась им лично и во многом отвечала его наклонностям. Он знал привычки и семейные дела каждого человека. Он обладал в глазах подчиненных магическим знанием, благодаря которому уверенно шел, скажем, из Лиссабона в Шанхай, по необозримым пространствам. Он отражал бурю противодействием системы сложных усилий, убивая панику короткими приказаниями; плавал и останавливался, где хотел; распоряжался отплытием и нагрузкой, ремонтом и отдыхом; большую и разумнейшую власть в живом деле, полном непрерывного движения, трудно было представить. Эта власть замкнутостью и полнотой равнялась власти Орфея. Такое представление о капитане, такой образ и такая истинная действительность его положения заняли, по праву душевных событий, главное место в блистающем сознании Грэя. Никакая профессия, кроме этой, не могла бы так удачно сплавить в одно целое все сокровища жизни, сохранив неприкосновенным тончайший узор каждого отдельного счастья.
Опасность, риск, власть природы, свет далекой страны, чудесная неизвестность, мелькающая любовь, цветущая свиданием и разлукой; увлекательное кипение встреч, лиц, событий; безмерное разнообразие жизни, между тем как высоко в небе то Южный Крест, то Медведица, и все материки — в зорких глазах, хотя твоя каюта полна непокидающей родины с ее книгами, картинами, письмами и сухими цветами, обвитыми шелковистым локоном в замшевой ладанке на твердой груди. Осенью, на пятнадцатом году жизни, Артур Грэй тайно покинул дом и проник за золотые ворота моря. Вскорости из порта Дубельт вышла в Марсель шхуна «Ансельм», увозя юнгу с маленькими руками и внешностью переодетой девочки. Этот юнга был Грэй, обладатель изящного саквояжа, тонких, как перчатка, лакированных сапожков и батистового белья с вытканными коронами. В течение года, пока «Ансельм» посещал Францию, Америку и Испанию, Грэй промотал часть своего имущества на пирожном, отдавая этим дань прошлому, а остальную часть — для настоящего и будущего — проиграл в карты. Он хотел быть «дьявольским» моряком. Он, задыхаясь, пил водку, а на купаньи, с замирающим сердцем, прыгал в воду головой вниз с двухсаженной высоты. По-немногу он потерял все, кроме главного — своей странной летящей души; он потерял слабость, став широк костью и крепок мускулами, бледность заменил темным загаром, изысканную беспечность движений отдал за уверенную меткость работающей руки, а в его думающих глазах отразился блеск, как у человека, смотрящего на огонь. И его речь, утратив неравномерную, надменно застенчивую текучесть, стала краткой и точной, как удар чайки в струю за трепетным серебром рыб.
Капитан «Ансельма» был добрый человек, но суровый моряк, взявший мальчика из некоего злорадства. В отчаянном желании Грэя он видел лишь эксцентрическую прихоть и заранее торжествовал, представляя, как месяца через два Грэй скажет ему, избегая смотреть в глаза: — «Капитан Гоп, я ободрал локти, ползая по снастям; у меня болят бока и спина, пальцы не разгибаются, голова трещит, а ноги трясутся. Все эти мокрые канаты в два пуда на весу рук; все эти леера, ванты, брашпили, тросы, стеньги и саллинги созданы на мучение моему нежному телу. Я хочу к маме». Выслушав мысленно такое заявление, капитан Гоп держал, мысленно же, следующую речь: — «Отправляйтесь куда хотите, мой птенчик. Если к вашим чувствительным крылышкам пристала смола, вы можете отмыть ее дома одеколоном «Роза-Мимоза». Этот выдуманный Гопом одеколон более всего радовал капитана и, закончив воображенную отповедь, он вслух повторял: — Да. Ступайте к «Розе-Мимозе». Между тем внушительный диалог приходил на ум капитану все реже и реже, так как Грэй шел к цели с стиснутыми зубами и побледневшим лицом.
Он выносил беспокойный труд с решительным напряжением воли, чувствуя, что ему становится все легче и легче по мере того, как суровый корабль вламывался в его организм, а неумение заменялось привычкой. Случалось, что петлей якорной цепи его сшибало с ног, ударяя о палубу, что непридержанный у кнека канат вырывался из рук, сдирая с ладоней кожу, что ветер бил его по лицу мокрым углом паруса с вшитым в него железным кольцом, и, короче сказать, вся работа являлась пыткой, требующей пристального внимания, но, как ни тяжело он дышал, с трудом разгибая спину, улыбка презрения не оставляла его лица. Он молча сносил насмешки, издевательства и неизбежную брань, до тех пор пока не стал в новой сфере «своим», но с этого времени неизменно отвечал боксом на всякое оскорбление. Однажды капитан Гоп, увидев, как он мастерски вяжет на рею парус, сказал себе: «Победа на твоей стороне, плут». Когда Грэй спустился на палубу, Гоп вызвал его в каюту и, раскрыв истрепанную книгу, сказал: — Слушай внимательно! Брось курить! Начинается отделка щенка под капитана. И он стал читать — вернее, говорить и кричать — по книге древние слова моря. Это был первый урок Грэя.
В течение года он познакомился с навигацией, практикой, кораблестроением, морским правом, лоцией и бухгалтерией. Капитан Гоп подавал ему руку и говорил: «Мы». В Ванкувере Грэя поймало письмо матери, полное слез и страха. Он ответил: «Я знаю. Но если бы ты видела, как я; посмотри моими глазами. Если бы ты слышала, как я: приложи к уху раковину: в ней шум вечной волны; если бы ты любила, как я — в твоем письме я нашел бы, кроме любви и чека, — улыбку…» И он продолжал плавать, пока «Ансельм» не прибыл с грузом в Дубельт, откуда, пользуясь остановкой, двадцатилетний Грэй отправился навестить замок. Все было то же кругом; так же нерушимо в подробностях и в общем впечатлении, как пять лет назад, лишь гуще стала листва молодых вязов; ее узор на фасаде здания сдвинулся и разросся. Слуги, сбежавшиеся к нему, обрадовались, встрепенулись и замерли в той же почтительности, с какой, как бы не далее как вчера, встречали этого Грэя. Ему сказали, где мать; он прошел в высокое помещение и, тихо прикрыв дверь, неслышно остановился, смотря на поседевшую женщину в черном платье.
Она стояла перед распятием: ее страстный шепот был звучен, как полное биение сердца. Затем было сказано: — «и мальчику моему…» Тогда он сказал: — «Я …» Но больше не мог ничего выговорить. Мать обернулась. Она похудела: в надменности ее тонкого лица светилось новое выражение, подобное возвращенной юности. Она стремительно подошла к сыну; короткий грудной смех, сдержанное восклицание и слезы в глазах — вот все. Но в эту минуту она жила сильнее и лучше, чем за всю жизнь. Он выслушал о смерти отца, затем рассказал о себе. Она внимала без упреков и возражений, но про себя — во всем, что он утверждал, как истину своей жизни, — видела лишь игрушки, которыми забавляется ее мальчик. Такими игрушками были материки, океаны и корабли.
Грэй пробыл в замке семь дней; на восьмой день, взяв крупную сумму денег, он вернулся в Дубельт и сказал капитану Гопу: «Благодарю. Вы были добрым товарищем. Прощай же, старший товарищ, — здесь он закрепил истинное значение этого слова жутким, как тиски, рукопожатием, — теперь я буду плавать отдельно, на собственном корабле». Гоп вспыхнул, плюнул, вырвал руку и пошел прочь, но Грэй, догнав, обнял его. И они уселись в гостинице, все вместе, двадцать четыре человека с командой, и пили, и кричали, и пели, и выпили и съели все, что было на буфете и в кухне. Прошло еще мало времени, и в порте Дубельт вечерняя звезда сверкнула над черной линией новой мачты. То был «Секрет», купленный Грэем; трехмачтовый галиот в двести шестьдесят тонн. Так, капитаном и собственником корабля Артур Грэй плавал еще четыре года, пока судьба не привела его в Лисс. Но он уже навсегда запомнил тот короткий грудной смех, полный сердечной музыки, каким встретили его дома, и раза два в год посещал замок, оставляя женщине с серебряными волосами нетвердую уверенность в том, что такой большой мальчик, пожалуй, справится с своими игрушками.
Рассвет Струя пены, отбрасываемая кормой корабля Грэя «Секрет», прошла через океан белой чертой и погасла в блеске вечерних огней Лисса. Корабль встал на рейде недалеко от маяка. Десять дней «Секрет» выгружал чесучу, кофе и чай, одиннадцатый день команда провела на берегу, в отдыхе и винных парах; на двенадцатый день Грэй глухо затосковал, без всякой причины, не понимая тоски. Еще утром, едва проснувшись, он уже почувствовал, что этот день начался в черных лучах. Он мрачно оделся, неохотно позавтракал, забыл прочитать газету и долго курил, погруженный в невыразимый мир бесцельного напряжения; среди смутно возникающих слов бродили непризнанные желания, взаимно уничтожая себя равным усилием. Тогда он занялся делом. В сопровождении боцмана Грэй осмотрел корабль, велел подтянуть ванты, ослабить штуртрос, почистить клюзы, переменить кливер, просмолить палубу, вычистить компас, открыть, проветрить и вымести трюм. Но дело не развлекало Грэя. Полный тревожного внимания к тоскливости дня, он прожил его раздражительно и печально: его как бы позвал кто-то, но он забыл, кто и куда.
Под вечер он уселся в каюте, взял книгу и долго возражал автору, делая на полях заметки парадоксального свойства. Некоторое время его забавляла эта игра, эта беседа с властвующим из гроба мертвым. Затем, взяв трубку, он утонул в синем дыме, живя среди призрачных арабесок, возникающих в его зыбких слоях. Табак страшно могуч; как масло, вылитое в скачущий разрыв волн, смиряет их бешенство, так и табак: смягчая раздражение чувств, он сводит их несколькими тонами ниже; они звучат плавнее и музыкальнее. Поэтому тоска Грэя, утратив наконец после трех трубок наступательное значение, перешла в задумчивую рассеянность. Такое состояние длилось еще около часа; когда исчез душевный туман, Грэй очнулся, захотел движения и вышел на палубу. Была полная ночь; за бортом в сне черной воды дремали звезды и огни мачтовых фонарей. Теплый, как щека, воздух пахнул морем. Грэй, поднял голову, прищурился на золотой уголь звезды; мгновенно через умопомрачительность миль проникла в его зрачки огненная игла далекой планеты.
Глухой шум вечернего города достигал слуха из глубины залива; иногда с ветром по чуткой воде влетала береговая фраза, сказанная как бы на палубе; ясно прозвучав, она гасла в скрипе снастей; на баке вспыхнула спичка, осветив пальцы, круглые глаза и усы. Грэй свистнул; огонь трубки двинулся и поплыл к нему; скоро капитан увидел во тьме руки и лицо вахтенного. Пусть возьмет удочки. Он спустился в шлюп, где ждал минут десять. Летика, проворный, жуликоватый парень, загремев о борт веслами, подал их Грэю; затем спустился сам, наладил уключины и сунул мешок с провизией в корму шлюпа. Грэй сел к рулю. Капитан молчал. Матрос знал, что в это молчание нельзя вставлять слова, и поэтому, замолчав сам, стал сильно грести. Грэй взял направление к открытому морю, затем стал держаться левого берега.
Ему было все равно, куда плыть. Руль глухо журчал; звякали и плескали весла, все остальное было морем и тишиной. В течение дня человек внимает такому множеству мыслей, впечатлений, речей и слов, что все это составило бы не одну толстую книгу. Лицо дня приобретает определенное выражение, но Грэй сегодня тщетно вглядывался в это лицо. В его смутных чертах светилось одно из тех чувств, каких много, но которым не дано имени. Как их ни называть, они останутся навсегда вне слов и даже понятий, подобные внушению аромата. Во власти такого чувства был теперь Грэй; он мог бы, правда, сказать: — «Я жду, я вижу, я скоро узнаю …», — но даже эти слова равнялись не большему, чем отдельные чертежи в отношении архитектурного замысла. В этих веяниях была еще сила светлого возбуждения. Там, где они плыли, слева волнистым сгущением тьмы проступал берег.
Над красным стеклом окон носились искры дымовых труб; это была Каперна. Грэй слышал перебранку и лай. Огни деревни напоминали печную дверцу, прогоревшую дырочками, сквозь которые виден пылающий уголь. Направо был океан, явственный, как присутствие спящего человека. Миновав Каперну, Грэй повернул к берегу. Здесь тихо прибивало водой; засветив фонарь, он увидел ямы обрыва и его верхние, нависшие выступы; это место ему понравилось. Матрос неопределенно хмыкнул. Загвоздистый капитан. Впрочем, люблю его.
Забив весло в ил, он привязал к нему лодку, и оба поднялись вверх, карабкаясь по выскакивающим из-под колен и локтей камням. От обрыва тянулась чаща. Раздался стук топора, ссекающего сухой ствол; повалив дерево, Летика развел костер на обрыве. Двинулись тени и отраженное водой пламя; в отступившем мраке высветились трава и ветви; над костром, перевитый дымом, сверкая, дрожал воздух. Грэй сел у костра. Кстати, ты взял не хинную, а имбирную. Только было темно, а я торопился. Имбирь, понимаете, ожесточает человека. Когда мне нужно подраться, я пью имбирную.
Пока капитан ел и пил, матрос искоса посматривал на него, затем, не удержавшись, сказал: — Правда ли, капитан, что говорят, будто бы родом вы из знатного семейства? Бери удочку и лови, если хочешь. Не знаю. Может быть. Но… потом. Летика размотал удочку, приговаривая стихами, на что был мастер, к великому восхищению команды: — Из шнурка и деревяшки я изладил длинный хлыст и, крючок к нему приделав, испустил протяжный свист. Наконец, он ушел с пением: — Ночь тиха, прекрасна водка, трепещите, осетры, хлопнись в обморок, селедка, — удит Летика с горы! Грэй лег у костра, смотря на отражавшую огонь воду. Он думал, но без участия воли; в этом состоянии мысль, рассеянно удерживая окружающее, смутно видит его; она мчится, подобно коню в тесной толпе, давя, расталкивая и останавливая; пустота, смятение и задержка попеременно сопутствуют ей.
Она бродит в душе вещей; от яркого волнения спешит к тайным намекам; кружится по земле и небу, жизненно беседует с воображенными лицами, гасит и украшает воспоминания. В облачном движении этом все живо и выпукло и все бессвязно, как бред. И часто улыбается отдыхающее сознание, видя, например, как в размышление о судьбе вдруг жалует гостем образ совершенно неподходящий: какой-нибудь прутик, сломанный два года назад. Так думал у костра Грэй, но был «где-то» — не здесь. Локоть, которым он опирался, поддерживая рукой голову, просырел и затек. Бледно светились звезды, мрак усилился напряжением, предшествующим рассвету. Капитан стал засыпать, но не замечал этого. Ему захотелось выпить, и он потянулся к мешку, развязывая его уже во сне. Затем ему перестало сниться; следующие два часа были для Грэя не долее тех секунд, в течение которых он склонился головой на руки.
За это время Летика появлялся у костра дважды, курил и засматривал из любопытства в рот пойманным рыбам — что там? Но там, само собой, ничего не было.
В произведениях он создал свой собственный мир, романтически названные города, где происходит действие, события с героями, их мечты и переживания. Каждое произведение Александра Грина раскрывает для человека свои мечты и свое "несбывшееся", к которому герои произведения сами выбирают путь: идти к нему или забыть навсегда. Остальные ответы.
Сказка Эгля не может оставит равнодушной читателя. Благодаря обилию художественно-изобразительных средств сказка становится воздушной, волшебной, она возвращает нас к нашим детским мечтам. Автор использует олицетворение «расцветет сказка» , метонимию «сияющая громада алых парусов двинется, рассекая волны, прямо к тебе…» , эпитеты «розовая глубина долины». Читатель понимает, что Ассоль встретила не волшебника, а сказочника и слагателя легенд, но наивная девочка верит ему, и, так же как она, верим мы, читатели. Здесь начинается развитие действия и появляется новый герой-Грей. Параллельная композиция произведения позволяет нам взрослеть вместе с героями, наблюдать за их детскими фантазиями, видеть, как формируется характер главных героев. Грей вырастает авантюристом, он жаждет приключений, мечтает быть капитаном корабля.
Эта вера, эта удивительная сила привела «Секрет» к берегу, где его ждали. Грей встречает Ассоль в тот момент, когда она восхищается природой. Девушка привлекает его своей естественной красотой и простой, милой улыбкой.
Отзыв на книгу "Алые паруса"
Алые паруса найти, Александр Грин отзывы читать на ReadRate | тэги: александр грин, алые паруса, книги, литература, отзывы, роман. |
«Алые паруса»: краткое содержание и анализ | Александр Грин в своей известной сказочной повести «Алые паруса» говорит о мечте, о большой и прекрасной мечте маленькой девочки Ассоль. |
Рецензия на книгу «Алые паруса» (Александр Грин): liveknigaru — LiveJournal | В 1922 году Александр Грин завершил написание повести-феерии "Алые паруса". |
Алые паруса — Википедия | Оценки и отзывы покупателей, которые заказали Алые паруса | Грин Александр Степанович в интернет-магазине OZON, помогут сделать вам правильный выбор. |
«Алые паруса» Александр Грин: вера в чудо
А роман «Бегущая по волнам» еще раз подтверждает важность того, что просто необходимо следовать своей мечте, иначе мечта превратится в жестокое, беспощадное несбывшееся. Действие многих романтических повестей и рассказов писателя происходит именно в этой стране. Писатель с редким даром романтической фантазии, мастер сюжета, великолепный стилист, он создал феерический, загадочный и заманчивый мир, подарил надежду встретить однажды свои Алые паруса, ставшие символом мечты о счастье.
У ТриМага - это интегральный переплет в принципе, книга у них получилась раза в два тоньше, чем у Эксмо, может, он здесь и оправдан и мелкий шрифт. А у Эксмо... Интересная у них ситуация если не ошибаюсь, то чаще делают матовую обложку и выделяют на ней глянцем отдельные предметы и персонажи. У Эксмо наоборот - обложка вся глянцевая, а Ассоль и Грей полностью покрыты матовой пленкой, причем по контуру, видно где она начинается. Для чего это сделано не понятно, она здорово приглушает цвета. Но еще она сдирается потихоньку, ага, как вторая кожа и обложка становится неряшливой. Но я этот момент исправила - просто аккуратненько убрала эту матовую пленку без всякого ущерба для обложки, благо ей покрыты только герои. Теперь у меня идеальная книга, без всяких смущающих меня недостатков.
Вот, без матового слоя, крупнее 8.
Есть еще одна версия появления образа. Он мог быть замечен Грином у поэта Александра Ширяевца. Старший научный сотрудник Самарского литературного музея Зинаида Стрелкова считает , что Грин, бывший другом Ширяевеца, не мог не прочесть его балладу "Корсар", где есть следующие строки: Не в силах забыть я фрегата" — Так матери шепчет краса, Краснели его паруса… Александр Ширяевец. Фото prosodia. Самое интересное в истории создания "Алых парусов" — историческое время. Значительная часть работы над текстом пришлась на суровые и кровавые революционные годы.
При этом в повести Грин сознательно исключает политический подтекст, и даже алый цвет не имеет у него ни одной точки соприкосновения с известной идеологией. Вспомним сюжет "Алых парусов". Феерия начинается историей о девочке Ассоль, которая потеряла мать, будучи младенцем. Ассоль жила в деревне со своим отцом — моряком Лонгреном. Отец, замкнутый и уединенный человек, после отставки стал делать и продавать игрушки — маленькие модели кораблей. Селяне не уважали бывшего моряка, особенно после того, как во время жестокого шторма местного лавочника и трактирщика Меннерса унесло в лодке далеко в море. Единственным свидетелем этого оказался Лонгрен. Он спокойно курил трубку, наблюдая, как Меннерс просит о спасении.
Когда стало ясно, что Меннерсу не спастись, моряк прокричал ему, что вот так же и его Мэри просила о помощи, но не получила ее. Истощенного лавочника подобрал пароход. И Меннерс рассказал перед смертью о том, что его погубил моряк. Однако он не стал упоминать о том, как пять лет назад жена Лонгрена обратилась к нему с просьбой дать немного денег взаймы, когда её муж долго не возвращался с плавания. Меннерс отказал, и это привело к гибели женщины. Известие о демонстративном бездействии Лонгрена поразило жителей села. Недоброжелательность перешла в ненависть к моряку и его ни в чем не повинной дочери. Однажды отец отправил Ассоль в город с новыми игрушками, среди которых была миниатюрная яхта с красными шелковыми парусами.
Встретятся ли Ассоль и Грей? И каково это — жить, ожидая чуда, жить и искать себя? Книга публикуется в авторской орфографии и пунктуации Автор.
Рецензии на книгу «Алые паруса» Александр Грин
Отзыв к книге «Алые паруса: повесть, рассказы» | Знаменитая повесть-феерия Александра Грина "Алые паруса", которая рассказывает историю о девочке Ассоль, которая потеряла свою мать, когда ей было всего восемь месяцев. |
алые паруса личное мнение о произведении отношение к прочитанному | в рейтинге книг на |
Грин А.С. "Алые паруса" | Интересные рецензии пользователей на книгу Алые паруса Александр Грин: Произведение "Алые паруса" я читала ещё в возрасте 9-10 лет. |
Сочинение отзыв алые паруса 6 класс кратко - Помощь в подготовке к экзаменам и поступлению | Произведение «Алые Паруса» написанное Александром Грином по сей день поражает своей необыкновенностью. |
Алые паруса. Александр Грин. ТриМаг и Эксмо
Александр Грин создал невероятно красивую романтичную повесть, которая всегда будет будоражить сердца читателей. Главная» Книги» Художественная литература» Отзывы Алые паруса, Александр Грин. «Алые паруса» – трогательное, романтическое произведение о возвышенной, всепобеждающей мечте, дающей силы жить и верить в лучшее. это книга, которую я прочитал с большим удовольствием. Алые паруса Александр Грин Твердый переплет. В 1922 году Александр Грин завершил написание повести-феерии "Алые паруса".