Самые низкие цены на Заказать размер больше. Женские кроссовки на платформе на танкетке. Сетчатые кроссовки с цветочной вышивкой для женщин. Повседневная удобная женская обувь без шнуровки на каблуке. Бесплатная доставка по всему миру. Большой выбор. Более 1716. Бренды — купить онлайн в интернет-магазине «Золотое яблоко». Широкий ассортимент косметики и парфюмерии от известных мировых брендов. Скидки и акции, подробное описание и фото. Доставка по Москве и всей России. Родителей эта новость очень обрадовала. Поэтому они сразу же стали готовится к приезду сына: отец поехал на лошади за продуктами, а мать начала думать, что такого вкусного приготовить, чтобы любимого сыночка порадовать. Публикации канала «Легкое чтение: рассказы» и другие книги. Последние публикации канала Тамара Мещерякова на Яндекс Дзене. О жизни, о людях, природе и моем месте среди этого.
Диетолог Мещерякова дала советы по приготовлению шашлыка
Мещеряков а. Мещеряков Грачев история древней Японии купить. Жизненные истории дзен рассказы. Наследство рассказ на дзен.
Лидия дзен рассказ. Хью Лофтинг доктор Дулиттл. Хью Лофтинг «история доктора Дулиттла».
История доктора Дулиттла книга. Доктор Дулиттл книга. Ученье вот чума ученость вот причина.
Мир изменился я чувствую это в воде чувствую в земле ощущаю в воздухе. Ученье вот чума цитата. Из боя выхожу пускай придет конец сложив оружие не попрошу о многом.
Притча о Будде. Афоризмы дзэн. Дзен высказывания.
Афоризмы дзен буддизма. Лофтинг история доктора Дулиттла. История доктора Дулиттла Хью Лофтинг книга.
Александра Ишимова Божья Верба. Пасхальная книга для детей. Пасха чудесные истории.
Книга Вербочка. История доктора Дулиттла Хью Лофтинг книга купить. Китайский мастер дзен.
Мастера дзен древности. Мастер дзен рисунок. Японская живопись мастер дзен.
Практика дзен. Практикуем дзен.
Ты - по Тверскому В ситцевом платье. А за корсетом Осени желтым Листик осины - Медью потертой. Домик в Трехпрудном, Светлая зала... Будет все трудно - Это ты знала. Знала, что больно Прощание - смерть, Звон колокольный - Только б успеть!...
Татьяна Мещерякова Яндекс дзен.
Тамара Мещерякова Яндекс. Течёт река Тамара Мещерякова. Течёт река Тамара Мещерякова последняя глава. Течёт река рассказ Тамары Мещерякова. Течёт река Тамара Мещерякова 100. Течёт река Тамара Мещерякова часть 25. Тамара Мещерякова не поле перейти часть 11. Не поле перейти Тамара Мещерякова глава 10.
Тамара Мещерякова не поле перейти часть 10. Тамара Мещерякова дзен. Мещерякова вальс под дождём продолжение.
Жарить шашлык лучше в фольге, а не на открытом огне. Медик посоветовала отказаться от употребления красного мяса с белым хлебом, газировками или соками — это усложнит процесс пищеварения.
Рассказ тамары мещеряковой на дзене
В мире Фото: shutterstock В предстоящие майские выходные многие россияне отправятся на природу, чтобы в компании близких поесть шашлыка. О том, какие продукты противопоказано с ним сочетать, рассказала диетолог Татьяна Мещерякова. Медик сообщила, что не стоит есть тяжелое мясо с мангала в сочетании с углеводами. К их числу относятся сдоба, белый хлеб, соки и всевозможные газированные напитки.
Женя остановилась, посмотрела на мать. Я скажу тебе.
Надежда выдела, что дочке это дается непросто, она не хотела настаивать на том, чтобы та рассказала о разговоре с отцов, поэтому, решив прекратить беседу, перевела на другую тему: — Какие занятия были у вас сегодня? Но настроение у девочки оставалось прежним. Она долго молчала, семеня рядом с матерью, потом дернула ее за руку и сказала: — Он сказал, что дядя Саша плохой, он нас с Юлей не любит. А когда народится у тебя ребеночек, вы нас прогоните. Надежда от негодования остановилась.
Несколько секунд молчала, пытаясь вдохнуть воздух. Так мучить собственного ребенка! Она присела перед дочкой, заглянула ей в глаза: — Доченька, он просто пошутил. Никто и никуда вас с Юлей не отправит. Я ведь люблю вас, очень люблю.
Ты мне веришь? Надежда смешалась. Как ей сказать, что, конечно, «народится». Она почувствовала досаду, что допустила это, поспешили они с Александром. Дочка ждала ответа.
Дома она решила поговорить с Юлей, чтобы предупредить такое с нею. Однако она выяснила, что опоздала: Андрей приходил и к Юле, вернее, он ждал ее у школы, а потом проводил до дома. Ситуация совершенно не нравилась ей. Зачем меня отправлять в интернат? А кто с вашим малышом будет сидеть?
С тем самым, что родится. Надежда не нашла, что сказать дочке. И снова подумалось, что если бы они были женаты с Александром, то все можно было бы объяснять просто. Тебе учиться нужно, а не быть нянькой, — ответила Надежда. Надежда обняла дочку.
Как трудно ей понять своим маленьким сердцем, где правда, а где ложь, кому верить — маме или папе, который хоть и не живет с ними, но все-таки он папа. Юля кивнула головой и прижалась к матери. Андрей злился не на шутку: Надежда не только не пропала без него, но, похоже, устраивает свою жизнь получше, чем он. Он жил с молодой женщиной, которая требовала внимания к себе и в последнее время все чаще заговаривала о женитьбе: — Вчера видела свадьбу — представляешь, никакой куклы, а на крыше машины с женихом — черный цилиндр, ну, шляпа такая, а на невестиной машине — огромная диадема с фатой. И, обнимая Андрея, вкрадчиво проговорила: — А у нас что будет на машине?
Это вызвало взрыв негодования: ей напоминают о возрасте, который еще не такой, чтобы о нем напоминать, для нее не готовы ни на что и, вообще, она может и уйти. После следовали слова утешения, поцелуи, заверения в любви, но предложения не было. Андрей не спешил снова обременять себя ответственностью перед кем бы то ни было. Он не мог сказать, нужна ли ему Надежда, да и о детях он вспоминал нечасто, но его очень задевало то, что у нее может быть кто-то другой. Источник 36.
Осенняя радуга Утром Александр ушел рано, дети еще спали. Надежда думала о том, как сказать им, что дядя Саша теперь будет жить с ними. Но утром было не до этого — нужно было быстро собираться в школу, в детский сад, и Надежда решила оставить этот разговор на вечер. Она уже не сомневалась, что Саша — тот человек, с которым она сможет создать семью. Конечно, такая уверенность была и тогда, когда она выходила замуж за Андрея, она даже думала тогда, что сумеет изменить в нем что-то.
Например, привычку думать только о себе. Но этого она не смогла сделать даже когда родились дети. Но Александр совсем другой. Для него важно, притом важнее всего, ее состояние. И девочки его приняли.
Во время завтрака Надежда хотела сказать о том, что Александр будет жить с ними, но не решилась. Помогла ей в этом Юля. Надежда от неожиданности сразу не могла ничего сказать. Она поперхнулась, потом спросила: — А почему у тебя возник этот вопрос? Мы могли бы жить все вместе.
Это очень серьезно, нужно подумать как следует, — начала Надежда, но, увидев взгляд дочери, замолчала. Она смотрела на мать слегка иронично и даже, как ей показалось, снисходительно. В первую минуту это даже возмутило Надежду: эта малявка может смотреть так! Но она быстро взяла себя в руки, ведь, впрочем, она права, да и решено уже все. Надежда улыбнулась.
Плакать все время? Мнк, надоело уже. Может, этот Владимир не такой и плохой, как мне показалось. В ту ночь, я не спала. Дождавшись, когда в доме стихнет, я собрала немного вещей и стала ждать Андрея. Настало утро, а он так и не пришел. Сев на кровать, я горько заплакала. Неожиданно, распахнулась дверь, на пороге стоял мой отец. Собирайся, ты сегодня, переезжаешь к своему будущему мужу! Через две недели, мы расписались с Владимиром.
У меня не было свадьбы и красивого наряда, о котором я так мечтала. Мой муж, посчитал это ненужной растратой денег. Долгие годы, я жила как рабыня. Сыновья моего мужа, открыто ненавидели меня, да и Владимир, относился ко мне как к прислуге. Я родила дочь, Олечку, и надеялась, что мой муж поменяет ко мне отношение, но чуда не произошло, он по прежнему обижал меня. Я работала с утра до поздней ночи. Всё держалось на мне: огород, большое хозяйство, дом и кухня. Мой муж, не жалел меня и никогда не помогал. Через 15 лет, я стала вдовой. Мои пасынки, продолжали эксплуатировать меня и издевались над Ольгой.
Через полгода, я заболела и слегла на долго. Моим пасынкам это не понравилось. Думаешь, если отца нет, то можно не работать теперь? Чего пристал к ней? Притворяется она! И вообще, проваливайте из нашего дома, достали вы нас уже! Вот поправится мама немного, и сразу уйдем от вас, — кричала Оля. Проваливайте прямо сейчас! Еле поднявшись с кровати, мы с дочкой собрали свои нехитрые пожитки и ушли. Я еле передвигалась, но всё равно была рада, что избавилась от этого ярма.
Отца моего уже не было, и дома нас встретила моя старенькая и больная мать. Давно нужно было это сделать. Нечего вам батрачить на этих лодырей, — сказала моя мать. У него наверное семья, дети? Слышала, что он уехал на заработки лет 10 назад. Виктор подслушал ваш разговор, и не дал Андрею забрать тебя. Отец твой раскаялся на старости, он понял, что сломал тебе жизнь, хотел даже прощение попросить, да не успел, — заплакала мать. Я сидела на крыльце родного дома и наслаждалась свободой. Я вздрогнула, услышав знакомый голос.
Книга Алана Уотса путь дзен. Дзен новости интересные факты. Читать дзен онлайн бесплатно. Легкое чтение дзен. Почитать дзен. Канал Яндекс дзен. Статьи для дзен. Статьи для Яндекс дзен. Дзен упражнение Найдите в сети человека. Дзен упражнения. Дзен упражнение Найдите человека который заблуждается. Дзен карикатура. Васиьькин д. Василькин д. Василькин д седьмой отряд читать. Аудиосказка Василькин д седьмой отряд. Смешные притчи про мудреца. Дзен анекдоты. Дзен приколы. Шуточные притчи о мудреце. Мистические рассказы. Короткие мистические истории. Мистический рассказ короткий. Короткие таинственные истории. Дзен рассказы о жизни. Интересные рассказы читать на дзен бесплатно. Дзен рассказ красота. Лёгкое чтение рассказы дзен. Буддийские мудрости приколы. Будда прикол. Некоторые думают что они активно живут. Высказывания про суету. Пчелко Герасим и Татьяна. Эпизод из Муму Герасим и Татьяна. Герасим и Татьяна Муму 5 класс. Татьяна и Герасим в рассказе Муму. Брелок-пейджер Mongoose LS 9000d. Микроволновка Панасоник nn-sd366w. Подогреватель maman LS-c003. Cambro m. Тележка bc340kd 480. Рассказы фильм 2012. Аудио рассказы. Рассказы фильм 2012 Постер. Коллекция эротических рассказов. Неутомимый Морошкин книга. Неутомимый Морошкин детская повесть. На книгу Кира Михайловская неутомимый Морошкин. Андреева неутомимый Следопыт. Андреева е.
Истории из жизни и Яндекс Дзен
Страница автора канала Тамара Мещерякова на Яндекс Дзен. О жизни, о людях, природе и моем месте среди этого. Последние публикации канала Тамара Мещерякова на Яндекс Дзене. О жизни, о людях, природе и моем месте среди этого. Татьяна Гаврилова Россия, Нижний Новгород 15.04. происшествия, ДТП, последние экономические, социальные и политические события за день и неделю. Автор Татьяна Мещерякова на сайте Литнет. Читать книги полностью по сериям бесплатно онлайн. Частные объявления о продаже БМВ б/у и новых в России. Узнать стоимость BMW и купить с пробегом на
Дмитрий Мещеряков: Если будет что-то серьёзное...
Профайлер вступает в дуэль с маньяком. По мотивам мирового бестселлера Майка Омера. Татьяна Мещерякова Яндекс Дзен. Смотрите 19 фото онлайн по теме тамара мещерякова дзен. Если же рассказ был дочитан и закрыт бесповоротно, а история не сохранилась, то все становится сложнее. Сегодня доступно 48 шт, фото и картинки бесплатно по теме тамара мещерякова яндекс дзен навигация по каналу. Ранее рассказ был размещен на моем канале «Что-то не то».
Диетолог Мещерякова перечислила вредные в сочетании с шашлыком продукты
Мещерякова также не рекомендует употреблять горячий шашлык с алкогольными напитками. При выборе соусов отдавайте предпочтение легким вариантам: на греческом йогурте, с добавлением специй, зелени, чеснока, либо на томатной основе», — приводит слова эксперта «Лента.
А он мне: «Какой народ? Я никого не вижу, кроме тебя!
Но у меня ещё есть родная сестра, которой нужно всё рассказать. Боялась, что Таня, как и многие другие, осудит, а мне нужнее всего была её поддержка. В итоге набралась смелости и позвонила.
Вот ты можешь назвать мне цифру? Сестра задумалась: — Ну, для приличия надо хотя бы лет пять подождать. Таня молчала.
А вот твоё мнение важно, и если настаиваешь, то я отменю эту затею со свадьбой. Но знай, что я тебя не понимаю и не поддерживаю. Ты всегда была себе на уме, но не думала, что к старости совсем из него выживешь.
Имей совесть, подожди хотя бы ещё год. Однако я не сдавалась. А если у нас с Толей всего год жизни остался, что тогда?
Сестра захлюпала носом. Я понимаю, всем хочется счастья, но ведь ты столько лет прожила счастливой жизнью… Я рассмеялась. Ты тоже все эти годы считала меня счастливой?
Хотя я и сама так думала. Я даже не знала, что можно жить по-другому, когда жизнь в радость! Витя был хорошим человеком.
Воспитали с ним двух дочерей, теперь у меня пять внуков.
Она обволакивала Алю, окутывала все ее существо, словно покрывалом, сотканным из тысячи… 23. Старушка продолжила:… 22. Давай-ка, я укрою тебя потеплее одеялом и… 21. Как исправить ту неловкость, что возникла между ним… 20. Путешествие должно было ознаменовать год их… 18. Похоже, вечером она забыла закрыть шторы, вот один коварный лучик солнца прокрался и стал щекотать… 15. Иногда она в своей прелести смело спорит с самою весною.
В течение одного-единственного дня осень спешит продемонстрировать… 07. Произнес ее популярный юморист. И вроде говорил он… 05. Постоянные встречи, прогулки, смех и ночные разговоры. Я не… Мудрецы-нумерологи с древних времен изучали даты рождения различных людей и пришли к выводу, что в определенные периоды рождаются дети, которым предстоит в дальнейшем помогать другим. Предлагаем вам рассмотреть эти временные промежутки и узнать, не входит ли ваша дата рождения в них. Кармическая группа «Люди высшей цели» Каждый человек рождается с определенной кармой — судьбой. У некоторых жизненные пути довольно схожи, поэтому нумерологами для классификации созданы кармические группы.
Одна из них — «Люди высшей цели». Лица, входящие в данную группу, должны выбирать самые значимые жизненные пути. Любой человек, отнесенный к «Людям высшей цели», может поспособствовать искуплению ошибки одного народа или целого государства. Периоды, когда рождались подобные личности: с 18. Кармическая группа «Хранители рода» «Хранители рода» — особые люди, в памяти которых скрыты родовые тайны. Этих лиц можно сравнить со святыми источниками, откуда другие черпают надежду и мудрость. Люди, которые относятся к этой кармической группе, на начальном этапе даже не догадываются о своем предназначении. Однако постепенно родовая память проясняется.
Благодаря ей посвященные справляются с различными препятствиями, достигают определенной высоты. Их предназначением становится не только хранение памяти о роде. Этим людям предстоит беречь своих отцов и матерей, дедушек и бабушек, познакомить детей с семейной историей. Периоды, когда рождались представители кармической группы «Хранители рода»: с 18. Кармическая группа «Люди высшей гармонии» Лица из этой группы любят все то, что их окружает. Они положительно относятся к человечеству, растениям, животным, готовы пожертвовать всем ради других. Им судьбой предписано оказание помощи людям, лечение, наставничество. Однако некоторые представители кармической группы могут сойти с предначертанного пути.
Временные промежутки, когда появлялись на свет «Люди высшей гармонии»: с 16. Кармическая группа «Небесные воины» Людей из этой группы можно назвать воинами добра. Они сражаются за справедливость, проявляют храбрость, готовы на самопожертвование. Периоды, когда появлялись на свет «Небесные воины»: с 17. Матрица судеб Роберта Кэмпа Роберт Кэмп — эксперт в астрологии. Он считается открывателем интересного метода определения судеб. Специалист составил матрицу, в соответствии с которой можно предугадать свой жизненный путь. С помощью нее Роберт Кэмп определил, в какие дни рождаются люди с самой сложной задачей — помогать другим, служить их интересам и т.
Не далеко от нас стоял мой отец, и наблюдал за нами. Быстро домой, больше ты не выйдешь со двора! Ведь я ничего плохого не сделал вам! Мы любим друг друга и хотим быть вместе, — сказал Андрей. Дома у меня был скандал. Папа запретил мне выходить одной со двора, и сказал, что будет искать мне мужа. Мне не пришлось долго ждать его обещания, уже через неделю, он приказал мне готовится к встрече со сватами..
Хоть бы у тебя была судьба получше моей, — плакала моя мать. Ты видела моего жениха? Но отец сказал, что парень серьезный и богатый, живет в соседней деревне. Увидев своего жениха, я чуть не лишилась чувств. Он был старше меня лет на пятнадцать, лысый и с большим пузом. К тому же, как выяснилось позже, Владимир был вдовцом и воспитывал двоих сыновей. Ночью, я плакала и не могла уснуть.
Я была в отчаянии, и пожалела, что не сбежала с Андрюшей. На рассвете, я услышала, как кто-то тихонько постучал в моё окно. Я поняла, что это Андрей. Я видел, что к тебе сваты, приезжали. Катенька, я не смогу без тебя. Давай сбежим, я продал свой мотоцикл, деньги у нас будут на первое время, а потом я заработаю. Ты прав, мы молодые и здоровые люди, устроимся как нибудь.
Ты собери необходимые вещи и жди меня, — сказал парень, и поцеловал меня. Я очень обрадовалась и целый день находилась в, приподнятом настроении. Плакать все время? Мнк, надоело уже. Может, этот Владимир не такой и плохой, как мне показалось.
Яндекс Дзен Рассказы
Профайлер вступает в дуэль с маньяком. По мотивам мирового бестселлера Майка Омера. Профайлер вступает в дуэль с маньяком. По мотивам мирового бестселлера Майка Омера. Тамара мещерякова яндекс дзен колючка в букете. Дмитрий Мещеряков заявил, что защитит Александру Черно от Иосифа Оганесяна, если она попросит.
Секрет на миллион | Все выпуски
Проковыряв в гипсе дырочку, Иван веточкой вишни добирался до самых зудящих глубин под гипсом, слегка облегчая страдания. Однажды с товарищем по госпиталю они решили ускорить снятие гипса. На его поверхности химическим карандашом была написана дата наложения гипса. Снять его обещали через три месяца, но сил больше не было терпеть его. Алексей, который попал в госпиталь в мае, уже после победы, был веселым, заводным парнем и, как оказалось, земляком. Потом ты пойдешь к медсестричке и скажешь, что тебе уже пора. Они добыли химический карандаш, написали срок, на две недели более ранний, чем был, и Иван пошел в процедурный кабинет. Дежурный врач, молодой лейтенант, не заглянув в личную карточку, позвал медсестру, и они сняли гипс. Однако результат был не тот, которого ждал солдат.
Страшная боль пронзила все его тело, как только рука, освобожденная от гипса, опустилась вниз. В глазах потемнело, и Иван потерял сознание. Очнулся он, когда ему накладывали новый гипс. Обезболивающий укол еще действовал. Он увидел хирурга, который его оперировал. Скажи спасибо, что война кончилась, а то точно пошел бы под трибунал за членовредительство. Ты понимаешь, что теперь гипс будет дольше, чем оставалось тебе носить его. Ты потревожил почти заживший сустав, теперь моли бога, чтобы не было осложнений.
Ивану было больно, стыдно и досадно за свою глупость. Но остаться безруким инвалидом не хотелось. Он часто представлял себе день, когда он придет домой. Как войдет в маленькую хатку, как вскрикнет мать, подбегут сестры... Сколько будет радости, радостных слез. Иван знал, что отец уже дома, что старший брат Митя тоже вернулся домой, инвалидом, он потерял ногу ниже колена под Киевом в сорок третьем году. Вернулся Иван домой в сентябре. Подошел к своему двору на краю села вечером, с последней электричкой приехал из Ростова.
Сердце стучало у самого горла — дома солдат не был почти три года, с января сорок третьего. В маленьком окошке светилась керосиновая лампа. Иван подошел к двери, постучал. В горле пересохло, хотел бодро сказать, что это прибыл солдат, но только смог выговорить: - Это я, мама. Мать открыла дверь, бросилась к сыну. Отец, Клава, Тая! Ваня вернулся! Его окружили, зацеловали, втащили в дом.
Кружилась голова, в глазах щипало, наконец отец сказал: - Ну, хватит, бабы! Садись, Ванек, рассказывай. Что с рукой — работает или так, для красоты оставили? Правда, еще болит, когда пытаюсь поднять, но уже ничего. Надо перекрыть крышу до зимы, подправить сарай. Митя не помощник: на одной ноге далеко не уйдешь, да и занят он - партийный работник! А потом, в пятьдесят втором году, Митю убьют бандеровцы в Львовской области, куда его пошлют «на восстановление и укрепление советской власти и народного хозяйства». И опять жар, нечем дышать, и темнота.
Доктор услышала, как запищал аппарат. Она подошла. На мониторе шла прямая полоса. Сердце остановилось. Мария День был жаркий душный. Тучи клубились с самого утра, то закрывая небо, то снова выпуская солнце на свободу. К вечеру стали слышны сначала глухие, потом все более резкие удары грома. Все притихло, даже птицы замолчали.
Дождь пошел сразу сплошной стеной. Без подготовки, хотя все предыдущее — и жара, и духота, и замершее движение в природе — все предупреждало о ливне. И он полил. Запузырились лужи, часто по очереди вздрагивали листья, по металлопрофилю крыши забарабанили невидимые палочки летнего барабанщика. Вскоре в бочку, подставленную под сток, потекла вода, сначала мутная, с сухими листьями, травинками, потом чистая. Мария сидела у окна, сложив руки на коленях, сгорбившись. Жизнь прошла, словно пасмурный день: вроде бы и хотелось, чтобы быстрее кончился, а когда прошел, стало жаль, что так скоро настала ночь. С утра подскочило давление, наверное, перед дождем, подумала она.
Выпила таблетку, хотя на покойного мужа часто ворчала за то, что тот всегда пил лекарства и побуждал к этому ее. Конечно, от нее не уйдешь, но и приближать ее время не стоит, - отвечал, как правило, он. Перебирая прошедшее, она думала о том, о чем, конечно, вслух не могла произнести никогда: она хотела, чтобы он ушел первым, чтобы почувствовать себя свободной от его доброты, от его заботы, которая была ей не только не нужна, но и раздражала ее. Своим великодушием он заставлял ее чувствовать, насколько она ущербнее него. Она не могла быть великодушной, не умела быть благодарной. Она не любила мужа, вышла замуж потому, что было уже почти 25 лет, а женихов после войны не было. И хотя он оказался человеком, стремящимся сделать все, чтобы семья не нуждалась ни в чем, чтобы им гордились дети, достойной оценки от нее он не получил. Она родила пятерых детей, но первый сын умер младенцем, второй умер в 65 лет, остались три дочери, к которым она испытывала разные чувства — с одной стороны, это ее дети, с другой — они рождали в ней зависть, что жили, как ей казалось, лучше нее, что они живы, а любимый сын умер.
Она часто начинала упрекать их в невнимании, в корысти, дескать, приезжают только затем, чтобы что-то получить от отца и от нее. Он умер первым, совершенно неожиданно, если можно так сказать о смерти человека в девяносто три года, от обширного инсульта. Но до последнего дня он ни в чем не упрекал ее, хотя бывало в его словах столько горечи, когда он говорил о ее отношении к нему. Он все понимал, знал, что его только терпят из-за хорошей пенсии. Теперь его не было, можно было распоряжаться всем по-своему, но распоряжаться не получалось. Она перешла на его пенсию и стала получать в два раза больше по сравнению со своей пенсией, хотя признавать это не хотела, всем говорила, что это ее собственная, так как ее «уравняли с ветеранами войны». Ее раздражало, приводило в неистовство, когда старшие дочери говорили об этом. Ей хотелось, чтобы о нем не напоминало ничего или чтобы никто не напоминал о нем.
Ее возмущало и то, что когда муж решил написать завещание, то в нем записал только старшую дочь. Это не значило, что все имущество предназначалось ей. Просто он решил, что гораздо проще получать одному, а потом разделить на всех. Такое условие и было поставлено перед дочерью. Но Марии хотелось, чтобы все было завещано сыну или ей, что, в общем, означало бы одно и то же, хотя она прекрасно понимала, что в таком случае он не даст никому ничего. Марии вспомнился ее юбилей, когда она стала невольным свидетелем разговора детей. Стол убрали, посуду вымыли, скатерть и салфетки замочили, чтобы завтра постирать. Пол подмели, подтёрли.
Обсудили, что всё прошло хорошо, «на должном уровне»: пришла заместитель начальника сельской администрации, делегация из соцобеспечения. Рассмотрели подарки, обсудили их стоимость. Муж, слепой уже 15 лет, перенесший два инфаркта, устал и лег отдыхать. Сама юбилярша, тоже уставшая, но довольная тем, что все дети собрались и что в этот раз обошлось без выяснения отношений, всё было — во всяком случае, внешне — вполне пристойно - лежала на диване и смотрела на своих детей, сидящих за круглым столом, негромко беседующих о чём-то. Прислушавшись, она заметила, что разговор постепенно перешёл на внуков: у средней дочки летом наконец родился внук — ещё один, седьмой правнук Марии. У Марии четверо детей: три дочери и один сын — старший, любимый, которому она прощала всё, чего не прощала никому из дочерей. Это выглядело несколько странно: она помнила все оплошности, допущенные дочерями, и постоянно напоминала им об этом, но при этом совершенно забывала то, что сын с детства обижал сестёр, кляузничал на них; став взрослым, не стеснялся оскорблять родителей и даже поднимал на них руку. Женат он был дважды, и ни одна невестка, по мнению матери, не была парой её сыну.
Она любила повторять, что все соседи и знакомые говорили, что сын красавец, а жена ему совсем не пара. В конце концов обе жены от него ушли, вернее, вторая выгнала его на старости лет, на шестидесятом году. Дети — а их у него было трое — с ним не знались, впрочем, он ни одного из них не вырастил, даже с сыновьями не было связи, никакой мужской солидарности. Теперь он жил с родителями, вёл себя как капризный ребёнок, требовал денег, демонстративно плакал, если ему отказывали, грозил уехать «куда глаза глядят», жаловался на то, что он никому не нужен. То ли сон, то ли воспоминания — она едет на телеге, в душистом сене, по деревенской улице. Отец управляет конём — вороным красавцем Мишкой. На всю деревню славился конь — на свадьбы приходили к отцу и просили: «Григорий Михайлович, уважь, сделай одолжение, дай коня — молодых везти в церковь на венчание». Конь слушался только хозяина, поэтому в назначенный день отец степенно, не спеша шёл в конюшню, выводил всегда ухоженного коня, любовно похлопывал по холке, приговаривая: - Ну что, Мишка, прокатим народ?
Конь, словно понимая слова хозяина, кивал головой. Вскоре под украшенной бумажными цветами дугой, с вплетёнными в гриву цветными лентами, Мишка, подняв голову, твёрдо ступая, высоко поднимая голени, гордо вёз по улице молодожёнов, дружек и близких гостей. А Манька, стоя в толпе детей, гордо говорит всем: - Это наш Мишка! И все ребятишки с завистью смотрели на неё. Манька смутно помнила, как бабушка рассказывала ей, что вроде бы отец был офицером, а после революции вернулся в деревню с этим конем. Конь долго не мог привыкнуть к хомуту и упряжи рабочего, крестьянского коня, а под седлом ему не было равных. Отец пропал в начале тридцатых — ушел в город на заработки и не вернулся. Говорили разное: умер от воспаления легких, арестовали за прошлую службу… Одним словом, дома он больше не появился.
Мать получила какую-то бумагу о его смерти, и в семье об этом не говорили. У крыльца — роскошная рябина с уже созревающими ягодами. На крыльцо вышла мать, в длинной юбке, кофточке, сшитой по фигуре, с баской, с рюшами на груди. Стройная, статная, несмотря на то, что уже родила пятерых детей. Отец начинает распрягать Мишку, Манька нехотя выползает из душистого тёплого сена. Родители не проявляют внешне своих чувств, но в глазах, в голосе, в словах — бесконечная нежность и уважение друг к другу. Мария помнит, что никогда не было между родителями ссор, никогда отец не повышал голос на жену, а она если и ворчала когда, то это скорее было для порядка, нежели от души. Время было послевоенное, женихи с войны вернулись далеко не все, а невесты подросли уже те, кому в сорок первом было по 12-13 лет.
Вот и выходило, что им, восемнадцатилетним в сорок первом, в сорок пятом было уже 22-23 — по деревенским меркам уже «перестарки». И когда в сорок шестом стали восстанавливать уничтоженные во время войны метрики, подруги решили записаться на год, а то и на два моложе. Мария не рискнула убавить два года, как другие, и «помолодела» только на один год. Поэтому, когда в деревне в сорок седьмом появился молодой зоотехник, бывший фронтовик, орденоносец, и обратил внимание на неё, подружки завидовали: ну и что ж, что не красавец, и ростом невелик, и правая рука не поднимается из-за ранения, а всё ж мужичок молодой и холостой. Однажды в клубе он подошел к ней, приглашая на краковяк. На нем была синяя шелковая рубашка с белыми пуговицами и галифе. Другие ребята были одеты уже в пиджаки, брюки, заправленные в сапоги. Она, втайне радуясь, что из всех девчат выбрали её, пошла танцевать с нарочито равнодушным лицом.
Танцор из зоотехника был, прямо сказать, никудышный — Мария, слывшая одной из лучших плясуний в деревне, поняла это с первых движений. Однако оттанцевала она с ним как положено и после танца снова встала в круг девчат, завидовавших ей, с делано безразличным выражением лица. Иван, так звали зоотехника, стоял в кругу парней, дымивших изо всех сил папиросами, поглядывая на свою недавнюю партнёршу по танцу. Он не курил, что было тут же замечено Марииными товарками: не курит, стало быть, или совсем положительный, или больной. Наконец он берёт ложку, все дружно за ним начинают есть щи, откусывая от выданного каждому ломтя хлеба. Как вкусно пахнет хлеб! Так часто вспоминался этот запах потом: в голодный тридцать третий, когда мать, уже овдовевшая, продав за бесценок дом, увезла свою семью на Кубань. В хлебный край.
И ещё в военные годы, уже на Кубани, когда каждый кусок был на счету, а есть хотелось всегда… За окном кричат гуси, блеют овцы, в доме тихо и уютно; брат Андрей сидит у окна, читает книжку, сестры Александра и Пелагея крючками вяжут кружева — их потом мать пришьёт к льняным простыням, чтобы из-под покрывала выглядывали, к рубашкам, воротничками на нарядные платья. На окнах белые занавесочки-форточки, сшитые из девчачьих изношенных рубах, выбеленных, вышитых по краю. На полу - тканые дорожки, в углу — кросна, печь выбелена, никогда не видна на ней сажа — мать на всю деревню славилась чистюлей… В доме Марии тоже всегда было чисто, независимо от достатка. Помнится, пришла она на квартиру к Ивановне, одинокой пожилой женщине, и она предложила ей вначале выбелить комнату, где ей предстояло жить, и с пристрастием наблюдала за тем, как Мария справлялась с этим. Клавдия Ивановна осталась довольна, и Мария с мужем и двухгодовалым сынишкой стали жить у неё. Мужчин не было в селе, разве что хромой дед Илья, который был и объездчиком, и заведующим током в страду, и сборщиком продналога в деревне, да малолетки, которым ещё не пришла пора идти в армию. После танцев Иван предложил проводить Марию домой. Она согласилась.
Так они стали вместе приходить на танцы и уходить с них. Однажды он пригласил ее посмотреть его холостяцкое жилище — комнату в общежитии при МТФ… Именно там она впервые увидела его страшный шрам на правом плече — лиловые рубцы, расходящиеся в разные стороны от выступавшей на месте бывшего плеча кости. Тогда ей подумалось, что ведь было ему тогда всего двадцать лет, совсем мальчишка, а какую боль он перенес! В конце февраля сорок восьмого председатель колхоза, придя в правление, громко сказал: - Ну что, Маруся, завтра приду сватом к тебе, готовься! Мария зарделась, она знала, что Иван засылает к ней сватов, правда, разобраться в своих чувствах не могла: с одной стороны, был у неё кавалер другой, в городе, куда она ездила к подруге и познакомилась там с ним, но он перестал писать ей, писем не было уже давно. И хоть не очень нравился ей молодой зоотехник, который был моложе нее на год по метрикам , но ведь годы шли, женихов не было, а «отношения» с Иваном уже были. Да и мать, которой она сказала, что не любит Ивана, сказала: - Меня выдали за вашего отца против моей воли — я и знать-то его не знала, когда меня просватали. А вот прожили мы с ним душа в душу столько годов, детей нажили и худого слова друг другу не сказали.
А помер — мне опосля него другого не надо было никого. Так и вышла Мария замуж — скорее потому, что надо было выходить, а оттого и не было у неё к мужу ни любви, ни нежности, а потом даже уважения. И вскоре это стало проявляться в её отношении к нему, хотя он любил её, старался угодить, чем мог. Но ничего не смогло смягчить её отношения, а к старости вылилось в привычку сетовать на то, что жизнь сложилась не так, как хотела, что могло быть всё по-другому: вот ведь девчата-подружки уехали в город, устроились там, а она всю жизнь в деревне работала не покладая рук. Да и у мужа всё время выискивала недостатки: и пил, дескать, он, и переезжал из села в село, не давая ей работать, и, когда был председателем сельсовета, не мог устроить её на приличную работу, и каждое лето бросал её с детьми и хозяйством, уезжая на сессии он заочно учился в пединституте. Здесь она, конечно, слегка лукавила. Когда после окончания пединститута его назначили сначала завучем, а затем директором школы, он устроил её заведующей сельской библиотекой — работавший много лет пожилой библиотекарь ушёл на пенсию — место по деревенским меркам престижное. Но и это время Мария вспоминала как очень трудное, хотя работала с обеда, не выходила в зной и дождь в поле, как в основном все деревенские женщины; идя на работу, одевалась в платья, которые остальные надевали лишь в праздник.
Зарплату получала небольшую, но постоянную, была на окладе - не то, что другие — как наработаешь а зимой и вовсе зарплаты не было — не сезон для сельского хозяйства. Она ездила на семинары, конференции в район, оставляя детей и мужа на хозяйстве, выезжала на повышение квалификации в краевой центр на несколько недель, зная, что всё в доме будет в порядке. Через несколько лет она ушла с этой работы, скорее, потому, что здесь не было причины жаловаться на судьбу, ведь многие завидовали ей и прямо говорили об этом в разговорах с нею: - Конечно, Маруся, мы тебе не ровня — ты всегда в чистеньком да в сухом, не то что мы — куда пошлют, а в поле или в свинарнике чистой не будешь. Ты же жена директора школы, видишь, как он расстарался — нашел для тебя место. Ответить было нечего, и Мария чувствовала себя даже в чём-то ущемлённой — ей и пожаловаться было не на что. Она родила пятерых детей, что по тогдашним меркам было в порядке вещей — в редкой деревенской семье было меньше 3-5 детишек. Первенец её умер в младенчестве, о причинах его смерти она не любила говорить. Затем двое её детей - сын и дочь — были желанными, а две дочери, рождённые после них, появились, по её словам, случайно — не смогла вовремя съездить в район — не было транспорта, да и дороги были размыты.
Дети росли смышлёными, в школе их хвалили, дома они помогали, особенно две средние дочери, на которых было домашнее хозяйство и самая младшая. Правда, их труды не шли в расчёт, замечались лишь заслуги старшего сына, который умел рассказать о них так, что выходило - трудился он не покладая рук. Выросли дети, после восьмилетки старшие ушли в техникумы, но после техникума лишь старшая дочь продолжила учёбу в институте — сын ушёл в армию. Потом женился, работать стал на заводе, но это показалось ему трудным, и он устроился в милицию. Служба поначалу складывалась удачно, он снискал покровительство начальника это он умел , продвигался в звании, но, почувствовав власть, стал всё чаще «зарываться», обижал жену, менял любовниц, потом стал пить и в конце концов был изгнан из «рядов доблестной советской милиции», как говорится, без выходного пособия. Мария не видела его пороков, как, впрочем, многие матери не видят недостатков любимых детей, винила во всю невестку, которая в конце концов ушла от него, забрав двоих детей, к матери. Так и пошло дальше по жизни — он пил, гулял в своё удовольствие, но критиковать его никто не имел права — виноваты были все, кроме него, это для матери было непреложно! Он не нажил ничего: первый домик, который для семьи купили родители вскоре после его свадьбы, он легко оставил жене; ко второй прибился в «примаки», и она внушила ему, что здесь ему не принадлежит ничего.
Так и ушёл он от неё через 30 лет ни с чем — вернулся к родителям, как говорят, в чём стоял. Со временем всё устоялось именно так: сын и младшая дочь, которая выросла в любви и холе родителей, особенно отца, желавшего видеть её окончившей университет, работавшей переводчиком в престижном месте, были любимыми, не подверженными критике. Мне, например, всё равно, что будет с моей могилой — я этого, слава Богу, не увижу, - зло проговорил сын. Но ведь живым должно быть не всё равно, - проговорила средняя дочь. А помню, бабушка говорила, что продавать землю - грех большой. Она кормит только того, кто её любит,- проговорила старшая. Сказки всё это! Помнишь, какие поля были вокруг нашей деревни раньше, когда мы ещё в школу ходили?
На обочинах даже травы не было! А теперь, куда ни посмотришь, один бурьян везде. И всё жалуются на плохие урожаи. А огороды! Сейчас только у стариков и чистые — земля для них не только средство существования. Посмотри на наших стариков — огород их, в общем-то, уже не кормит, хватает пенсии, но ведь в каком он порядке! А глянь у соседей — молодые, сильные, здоровые, а амброзия заглушила всё. Не думают даже о том, что их дети дышат этой заразой!
Вот если мне этот дом отпишут, я его, конечно, подремонтирую и продам. Деньги всегда нужны будут! Вот у меня трое детей — что я с них имею? Они хоть по рублю мне прислали когда-нибудь? А что родители от тебя имеют? Наоборот, тебе деньги дают на всё: на ремонт машины, на санаторий, на костюм… Да и просто так… за то, что приехал к ним… - Ну и что? Они много получают, зачем им деньги? Значит, если у неё не станет денег, он не приедет, а когда она уйдёт насовсем, сын, любимый сын, на могилку к ней не придёт, ведь дом завещан всем поровну… Но ведь завещание можно и переделать… Значит, обидеть дочерей… Но у них есть квартиры, а у него нет… Конечно, он сам ничего не добился, а ведь мог… Как быть?
Марии трудно было уже притворяться спящей. Она пошевелилась, и разговор прекратился. Дед, вставай, - обратилась она к задремавшему мужу, - а то совсем разоспался! Дочери быстро стали накрывать стол к чаю, сын вышел во двор курить. Как теперь быть? А сердце все-таки сжималось от жалости к нему, такому непутевому, такому любимому… Правда, есть у него женщина, моложе его на двенадцать лет, вдова. И дом у неё хороший — Мария видела: не дом, а хоромы. И сад хороший, огород есть.
Но ведь опять это все не его, не им нажитое… И опять она его жалела, считала, что эта женщина «держит» его только как работника: огород вскопать, посадить, на работу ее отвезти, хотя и огородом-то нельзя было назвать небольшой участок в четыре сотки, да и на работу она могла ездить автобусом от предприятия, собиравшим работников утром и развозившим их в конце рабочего дня. Но ничего не могла сделать Мария со своим сердцем — самым несчастным казался ей сын, который был достоин, по ее мнению, лучшей доли. Пусть он ощутит себя не бедным примаком, а принесет в дом деньги и немалые — за этот дом можно будет тысяч семьсот взять… А зачем ему такие деньги? Детей у его новой жены нет, своим детям, а их у него трое, он ничего никогда не даст… Ну, положит на книжку. А зачем? И все-таки так хочется обласкать его, показать, что он самый любимый! Как быть? Не сбылось ничего из того, чего хотелось Марии.
И она переключилась на внуков от сына. Ей хотелось хоть как-то почувствовать, что она с ним, что делает для него все, что может. Она перешла на пенсию мужа, но говорить об этом не хотела, даже впадала в ярость, когда речь заходила об этом: ничто не должно напоминать о нем! А внуки, которые так много стали значить в ее жизни, не стремились к ней, наоборот, всячески избегали, не отвечали на звонки, а если появлялись, то только при условии, что бабка пообещает дать денег. Впрочем, стоит ли их осуждать? Они выросли без отца и без бабушки с его стороны. Более того, когда в детстве они приезжали к ней, она обязательно говорила об их матери что-нибудь плохое.
Летом, когда хочется легкого чтения, выбирайте славные рассказы на Дзене. У нас вы найдете новые, короткие рассказы о любви, реальные деревенские истории, юмор, смешные случаи и странички из жизни! Мир рассказов открывает перед вами свои двери — здесь вы найдете чтение для мужчин и женщин. Читайте онлайн бесплатно в хорошем качестве.
Ты, сынок, больше к нам не приезжай… Цените родителей! Пожилые супруги всю жизнь прожили в маленьком домике, который стал таким же старым, как и они. Но переезжать не хотят. Частенько вечерами вспоминают о своей жизни, о всех счастливых моментах, которых немало. Дети давно выросли и обзавелись своими семьями. Дочь живет в соседней деревне, поэтому часто проведывает родителей, внуки тоже не дают скучать. А вот сын уехал жить далеко, пять лет не приезжал, весь в работе, заботах и делах, часто отдыхает с женой за границей. Но недавно позвонил Сашка, сказал, что скоро приедет. Родителей эта новость очень обрадовала. Поэтому они сразу же стали готовится к приезду сына: отец поехал на лошади за продуктами, а мать начала думать, что такого вкусного приготовить, чтобы любимого сыночка порадовать. До приезда Саши старики считали дни. Он недавно женился во второй раз, а первая жена любила гулять, поэтому он подал на развод, детей у них не было, просто разошлись, а теперь он заново строит свою личную жизнь. Приехал Саша на своем автомобиле вечером, поужинал и сразу же лег спать.
Мария День был жаркий душный. Тучи клубились с самого утра, то закрывая небо, то снова выпуская солнце на свободу. К вечеру стали слышны сначала глухие, потом все более резкие удары грома. Все притихло, даже птицы замолчали. Дождь пошел сразу сплошной стеной. Без подготовки, хотя все предыдущее — и жара, и духота, и замершее движение в природе — все предупреждало о ливне. И он полил. Запузырились лужи, часто по очереди вздрагивали листья, по металлопрофилю крыши забарабанили невидимые палочки летнего барабанщика. Вскоре в бочку, подставленную под сток, потекла вода, сначала мутная, с сухими листьями, травинками, потом чистая. Мария сидела у окна, сложив руки на коленях, сгорбившись. Жизнь прошла, словно пасмурный день: вроде бы и хотелось, чтобы быстрее кончился, а когда прошел, стало жаль, что так скоро настала ночь. С утра подскочило давление, наверное, перед дождем, подумала она. Выпила таблетку, хотя на покойного мужа часто ворчала за то, что тот всегда пил лекарства и побуждал к этому ее. Конечно, от нее не уйдешь, но и приближать ее время не стоит, - отвечал, как правило, он. Перебирая прошедшее, она думала о том, о чем, конечно, вслух не могла произнести никогда: она хотела, чтобы он ушел первым, чтобы почувствовать себя свободной от его доброты, от его заботы, которая была ей не только не нужна, но и раздражала ее. Своим великодушием он заставлял ее чувствовать, насколько она ущербнее него. Она не могла быть великодушной, не умела быть благодарной. Она не любила мужа, вышла замуж потому, что было уже почти 25 лет, а женихов после войны не было. И хотя он оказался человеком, стремящимся сделать все, чтобы семья не нуждалась ни в чем, чтобы им гордились дети, достойной оценки от нее он не получил. Она родила пятерых детей, но первый сын умер младенцем, второй умер в 65 лет, остались три дочери, к которым она испытывала разные чувства — с одной стороны, это ее дети, с другой — они рождали в ней зависть, что жили, как ей казалось, лучше нее, что они живы, а любимый сын умер. Она часто начинала упрекать их в невнимании, в корысти, дескать, приезжают только затем, чтобы что-то получить от отца и от нее. Он умер первым, совершенно неожиданно, если можно так сказать о смерти человека в девяносто три года, от обширного инсульта. Но до последнего дня он ни в чем не упрекал ее, хотя бывало в его словах столько горечи, когда он говорил о ее отношении к нему. Он все понимал, знал, что его только терпят из-за хорошей пенсии. Теперь его не было, можно было распоряжаться всем по-своему, но распоряжаться не получалось. Она перешла на его пенсию и стала получать в два раза больше по сравнению со своей пенсией, хотя признавать это не хотела, всем говорила, что это ее собственная, так как ее «уравняли с ветеранами войны». Ее раздражало, приводило в неистовство, когда старшие дочери говорили об этом. Ей хотелось, чтобы о нем не напоминало ничего или чтобы никто не напоминал о нем. Ее возмущало и то, что когда муж решил написать завещание, то в нем записал только старшую дочь. Это не значило, что все имущество предназначалось ей. Просто он решил, что гораздо проще получать одному, а потом разделить на всех. Такое условие и было поставлено перед дочерью. Но Марии хотелось, чтобы все было завещано сыну или ей, что, в общем, означало бы одно и то же, хотя она прекрасно понимала, что в таком случае он не даст никому ничего. Марии вспомнился ее юбилей, когда она стала невольным свидетелем разговора детей. Стол убрали, посуду вымыли, скатерть и салфетки замочили, чтобы завтра постирать. Пол подмели, подтёрли. Обсудили, что всё прошло хорошо, «на должном уровне»: пришла заместитель начальника сельской администрации, делегация из соцобеспечения. Рассмотрели подарки, обсудили их стоимость. Муж, слепой уже 15 лет, перенесший два инфаркта, устал и лег отдыхать. Сама юбилярша, тоже уставшая, но довольная тем, что все дети собрались и что в этот раз обошлось без выяснения отношений, всё было — во всяком случае, внешне — вполне пристойно - лежала на диване и смотрела на своих детей, сидящих за круглым столом, негромко беседующих о чём-то. Прислушавшись, она заметила, что разговор постепенно перешёл на внуков: у средней дочки летом наконец родился внук — ещё один, седьмой правнук Марии. У Марии четверо детей: три дочери и один сын — старший, любимый, которому она прощала всё, чего не прощала никому из дочерей. Это выглядело несколько странно: она помнила все оплошности, допущенные дочерями, и постоянно напоминала им об этом, но при этом совершенно забывала то, что сын с детства обижал сестёр, кляузничал на них; став взрослым, не стеснялся оскорблять родителей и даже поднимал на них руку. Женат он был дважды, и ни одна невестка, по мнению матери, не была парой её сыну. Она любила повторять, что все соседи и знакомые говорили, что сын красавец, а жена ему совсем не пара. В конце концов обе жены от него ушли, вернее, вторая выгнала его на старости лет, на шестидесятом году. Дети — а их у него было трое — с ним не знались, впрочем, он ни одного из них не вырастил, даже с сыновьями не было связи, никакой мужской солидарности. Теперь он жил с родителями, вёл себя как капризный ребёнок, требовал денег, демонстративно плакал, если ему отказывали, грозил уехать «куда глаза глядят», жаловался на то, что он никому не нужен. То ли сон, то ли воспоминания — она едет на телеге, в душистом сене, по деревенской улице. Отец управляет конём — вороным красавцем Мишкой. На всю деревню славился конь — на свадьбы приходили к отцу и просили: «Григорий Михайлович, уважь, сделай одолжение, дай коня — молодых везти в церковь на венчание». Конь слушался только хозяина, поэтому в назначенный день отец степенно, не спеша шёл в конюшню, выводил всегда ухоженного коня, любовно похлопывал по холке, приговаривая: - Ну что, Мишка, прокатим народ? Конь, словно понимая слова хозяина, кивал головой. Вскоре под украшенной бумажными цветами дугой, с вплетёнными в гриву цветными лентами, Мишка, подняв голову, твёрдо ступая, высоко поднимая голени, гордо вёз по улице молодожёнов, дружек и близких гостей. А Манька, стоя в толпе детей, гордо говорит всем: - Это наш Мишка! И все ребятишки с завистью смотрели на неё. Манька смутно помнила, как бабушка рассказывала ей, что вроде бы отец был офицером, а после революции вернулся в деревню с этим конем. Конь долго не мог привыкнуть к хомуту и упряжи рабочего, крестьянского коня, а под седлом ему не было равных. Отец пропал в начале тридцатых — ушел в город на заработки и не вернулся. Говорили разное: умер от воспаления легких, арестовали за прошлую службу… Одним словом, дома он больше не появился. Мать получила какую-то бумагу о его смерти, и в семье об этом не говорили. У крыльца — роскошная рябина с уже созревающими ягодами. На крыльцо вышла мать, в длинной юбке, кофточке, сшитой по фигуре, с баской, с рюшами на груди. Стройная, статная, несмотря на то, что уже родила пятерых детей. Отец начинает распрягать Мишку, Манька нехотя выползает из душистого тёплого сена. Родители не проявляют внешне своих чувств, но в глазах, в голосе, в словах — бесконечная нежность и уважение друг к другу. Мария помнит, что никогда не было между родителями ссор, никогда отец не повышал голос на жену, а она если и ворчала когда, то это скорее было для порядка, нежели от души. Время было послевоенное, женихи с войны вернулись далеко не все, а невесты подросли уже те, кому в сорок первом было по 12-13 лет. Вот и выходило, что им, восемнадцатилетним в сорок первом, в сорок пятом было уже 22-23 — по деревенским меркам уже «перестарки». И когда в сорок шестом стали восстанавливать уничтоженные во время войны метрики, подруги решили записаться на год, а то и на два моложе. Мария не рискнула убавить два года, как другие, и «помолодела» только на один год. Поэтому, когда в деревне в сорок седьмом появился молодой зоотехник, бывший фронтовик, орденоносец, и обратил внимание на неё, подружки завидовали: ну и что ж, что не красавец, и ростом невелик, и правая рука не поднимается из-за ранения, а всё ж мужичок молодой и холостой. Однажды в клубе он подошел к ней, приглашая на краковяк. На нем была синяя шелковая рубашка с белыми пуговицами и галифе. Другие ребята были одеты уже в пиджаки, брюки, заправленные в сапоги. Она, втайне радуясь, что из всех девчат выбрали её, пошла танцевать с нарочито равнодушным лицом. Танцор из зоотехника был, прямо сказать, никудышный — Мария, слывшая одной из лучших плясуний в деревне, поняла это с первых движений. Однако оттанцевала она с ним как положено и после танца снова встала в круг девчат, завидовавших ей, с делано безразличным выражением лица. Иван, так звали зоотехника, стоял в кругу парней, дымивших изо всех сил папиросами, поглядывая на свою недавнюю партнёршу по танцу. Он не курил, что было тут же замечено Марииными товарками: не курит, стало быть, или совсем положительный, или больной. Наконец он берёт ложку, все дружно за ним начинают есть щи, откусывая от выданного каждому ломтя хлеба. Как вкусно пахнет хлеб! Так часто вспоминался этот запах потом: в голодный тридцать третий, когда мать, уже овдовевшая, продав за бесценок дом, увезла свою семью на Кубань. В хлебный край. И ещё в военные годы, уже на Кубани, когда каждый кусок был на счету, а есть хотелось всегда… За окном кричат гуси, блеют овцы, в доме тихо и уютно; брат Андрей сидит у окна, читает книжку, сестры Александра и Пелагея крючками вяжут кружева — их потом мать пришьёт к льняным простыням, чтобы из-под покрывала выглядывали, к рубашкам, воротничками на нарядные платья. На окнах белые занавесочки-форточки, сшитые из девчачьих изношенных рубах, выбеленных, вышитых по краю. На полу - тканые дорожки, в углу — кросна, печь выбелена, никогда не видна на ней сажа — мать на всю деревню славилась чистюлей… В доме Марии тоже всегда было чисто, независимо от достатка. Помнится, пришла она на квартиру к Ивановне, одинокой пожилой женщине, и она предложила ей вначале выбелить комнату, где ей предстояло жить, и с пристрастием наблюдала за тем, как Мария справлялась с этим. Клавдия Ивановна осталась довольна, и Мария с мужем и двухгодовалым сынишкой стали жить у неё. Мужчин не было в селе, разве что хромой дед Илья, который был и объездчиком, и заведующим током в страду, и сборщиком продналога в деревне, да малолетки, которым ещё не пришла пора идти в армию. После танцев Иван предложил проводить Марию домой. Она согласилась. Так они стали вместе приходить на танцы и уходить с них. Однажды он пригласил ее посмотреть его холостяцкое жилище — комнату в общежитии при МТФ… Именно там она впервые увидела его страшный шрам на правом плече — лиловые рубцы, расходящиеся в разные стороны от выступавшей на месте бывшего плеча кости. Тогда ей подумалось, что ведь было ему тогда всего двадцать лет, совсем мальчишка, а какую боль он перенес! В конце февраля сорок восьмого председатель колхоза, придя в правление, громко сказал: - Ну что, Маруся, завтра приду сватом к тебе, готовься! Мария зарделась, она знала, что Иван засылает к ней сватов, правда, разобраться в своих чувствах не могла: с одной стороны, был у неё кавалер другой, в городе, куда она ездила к подруге и познакомилась там с ним, но он перестал писать ей, писем не было уже давно. И хоть не очень нравился ей молодой зоотехник, который был моложе нее на год по метрикам , но ведь годы шли, женихов не было, а «отношения» с Иваном уже были. Да и мать, которой она сказала, что не любит Ивана, сказала: - Меня выдали за вашего отца против моей воли — я и знать-то его не знала, когда меня просватали. А вот прожили мы с ним душа в душу столько годов, детей нажили и худого слова друг другу не сказали. А помер — мне опосля него другого не надо было никого. Так и вышла Мария замуж — скорее потому, что надо было выходить, а оттого и не было у неё к мужу ни любви, ни нежности, а потом даже уважения. И вскоре это стало проявляться в её отношении к нему, хотя он любил её, старался угодить, чем мог. Но ничего не смогло смягчить её отношения, а к старости вылилось в привычку сетовать на то, что жизнь сложилась не так, как хотела, что могло быть всё по-другому: вот ведь девчата-подружки уехали в город, устроились там, а она всю жизнь в деревне работала не покладая рук. Да и у мужа всё время выискивала недостатки: и пил, дескать, он, и переезжал из села в село, не давая ей работать, и, когда был председателем сельсовета, не мог устроить её на приличную работу, и каждое лето бросал её с детьми и хозяйством, уезжая на сессии он заочно учился в пединституте. Здесь она, конечно, слегка лукавила. Когда после окончания пединститута его назначили сначала завучем, а затем директором школы, он устроил её заведующей сельской библиотекой — работавший много лет пожилой библиотекарь ушёл на пенсию — место по деревенским меркам престижное. Но и это время Мария вспоминала как очень трудное, хотя работала с обеда, не выходила в зной и дождь в поле, как в основном все деревенские женщины; идя на работу, одевалась в платья, которые остальные надевали лишь в праздник. Зарплату получала небольшую, но постоянную, была на окладе - не то, что другие — как наработаешь а зимой и вовсе зарплаты не было — не сезон для сельского хозяйства. Она ездила на семинары, конференции в район, оставляя детей и мужа на хозяйстве, выезжала на повышение квалификации в краевой центр на несколько недель, зная, что всё в доме будет в порядке. Через несколько лет она ушла с этой работы, скорее, потому, что здесь не было причины жаловаться на судьбу, ведь многие завидовали ей и прямо говорили об этом в разговорах с нею: - Конечно, Маруся, мы тебе не ровня — ты всегда в чистеньком да в сухом, не то что мы — куда пошлют, а в поле или в свинарнике чистой не будешь. Ты же жена директора школы, видишь, как он расстарался — нашел для тебя место. Ответить было нечего, и Мария чувствовала себя даже в чём-то ущемлённой — ей и пожаловаться было не на что. Она родила пятерых детей, что по тогдашним меркам было в порядке вещей — в редкой деревенской семье было меньше 3-5 детишек. Первенец её умер в младенчестве, о причинах его смерти она не любила говорить. Затем двое её детей - сын и дочь — были желанными, а две дочери, рождённые после них, появились, по её словам, случайно — не смогла вовремя съездить в район — не было транспорта, да и дороги были размыты. Дети росли смышлёными, в школе их хвалили, дома они помогали, особенно две средние дочери, на которых было домашнее хозяйство и самая младшая. Правда, их труды не шли в расчёт, замечались лишь заслуги старшего сына, который умел рассказать о них так, что выходило - трудился он не покладая рук. Выросли дети, после восьмилетки старшие ушли в техникумы, но после техникума лишь старшая дочь продолжила учёбу в институте — сын ушёл в армию. Потом женился, работать стал на заводе, но это показалось ему трудным, и он устроился в милицию. Служба поначалу складывалась удачно, он снискал покровительство начальника это он умел , продвигался в звании, но, почувствовав власть, стал всё чаще «зарываться», обижал жену, менял любовниц, потом стал пить и в конце концов был изгнан из «рядов доблестной советской милиции», как говорится, без выходного пособия. Мария не видела его пороков, как, впрочем, многие матери не видят недостатков любимых детей, винила во всю невестку, которая в конце концов ушла от него, забрав двоих детей, к матери. Так и пошло дальше по жизни — он пил, гулял в своё удовольствие, но критиковать его никто не имел права — виноваты были все, кроме него, это для матери было непреложно! Он не нажил ничего: первый домик, который для семьи купили родители вскоре после его свадьбы, он легко оставил жене; ко второй прибился в «примаки», и она внушила ему, что здесь ему не принадлежит ничего. Так и ушёл он от неё через 30 лет ни с чем — вернулся к родителям, как говорят, в чём стоял. Со временем всё устоялось именно так: сын и младшая дочь, которая выросла в любви и холе родителей, особенно отца, желавшего видеть её окончившей университет, работавшей переводчиком в престижном месте, были любимыми, не подверженными критике. Мне, например, всё равно, что будет с моей могилой — я этого, слава Богу, не увижу, - зло проговорил сын. Но ведь живым должно быть не всё равно, - проговорила средняя дочь. А помню, бабушка говорила, что продавать землю - грех большой. Она кормит только того, кто её любит,- проговорила старшая. Сказки всё это! Помнишь, какие поля были вокруг нашей деревни раньше, когда мы ещё в школу ходили? На обочинах даже травы не было! А теперь, куда ни посмотришь, один бурьян везде. И всё жалуются на плохие урожаи. А огороды! Сейчас только у стариков и чистые — земля для них не только средство существования. Посмотри на наших стариков — огород их, в общем-то, уже не кормит, хватает пенсии, но ведь в каком он порядке! А глянь у соседей — молодые, сильные, здоровые, а амброзия заглушила всё. Не думают даже о том, что их дети дышат этой заразой! Вот если мне этот дом отпишут, я его, конечно, подремонтирую и продам. Деньги всегда нужны будут! Вот у меня трое детей — что я с них имею? Они хоть по рублю мне прислали когда-нибудь? А что родители от тебя имеют? Наоборот, тебе деньги дают на всё: на ремонт машины, на санаторий, на костюм… Да и просто так… за то, что приехал к ним… - Ну и что? Они много получают, зачем им деньги? Значит, если у неё не станет денег, он не приедет, а когда она уйдёт насовсем, сын, любимый сын, на могилку к ней не придёт, ведь дом завещан всем поровну… Но ведь завещание можно и переделать… Значит, обидеть дочерей… Но у них есть квартиры, а у него нет… Конечно, он сам ничего не добился, а ведь мог… Как быть? Марии трудно было уже притворяться спящей. Она пошевелилась, и разговор прекратился. Дед, вставай, - обратилась она к задремавшему мужу, - а то совсем разоспался! Дочери быстро стали накрывать стол к чаю, сын вышел во двор курить. Как теперь быть? А сердце все-таки сжималось от жалости к нему, такому непутевому, такому любимому… Правда, есть у него женщина, моложе его на двенадцать лет, вдова. И дом у неё хороший — Мария видела: не дом, а хоромы. И сад хороший, огород есть. Но ведь опять это все не его, не им нажитое… И опять она его жалела, считала, что эта женщина «держит» его только как работника: огород вскопать, посадить, на работу ее отвезти, хотя и огородом-то нельзя было назвать небольшой участок в четыре сотки, да и на работу она могла ездить автобусом от предприятия, собиравшим работников утром и развозившим их в конце рабочего дня. Но ничего не могла сделать Мария со своим сердцем — самым несчастным казался ей сын, который был достоин, по ее мнению, лучшей доли. Пусть он ощутит себя не бедным примаком, а принесет в дом деньги и немалые — за этот дом можно будет тысяч семьсот взять… А зачем ему такие деньги? Детей у его новой жены нет, своим детям, а их у него трое, он ничего никогда не даст… Ну, положит на книжку. А зачем? И все-таки так хочется обласкать его, показать, что он самый любимый! Как быть? Не сбылось ничего из того, чего хотелось Марии. И она переключилась на внуков от сына. Ей хотелось хоть как-то почувствовать, что она с ним, что делает для него все, что может. Она перешла на пенсию мужа, но говорить об этом не хотела, даже впадала в ярость, когда речь заходила об этом: ничто не должно напоминать о нем! А внуки, которые так много стали значить в ее жизни, не стремились к ней, наоборот, всячески избегали, не отвечали на звонки, а если появлялись, то только при условии, что бабка пообещает дать денег. Впрочем, стоит ли их осуждать? Они выросли без отца и без бабушки с его стороны. Более того, когда в детстве они приезжали к ней, она обязательно говорила об их матери что-нибудь плохое. Да и когда выросли, тоже не упускала случая сказать что-то в защиту сына и против бывших невесток. И вот теперь она практически осталась одна. Дочери приезжали, но близости с ней уже не было, она обязательно находила повод для ссоры, словно стремилась отодвинуть от себя всех, чтобы в сердце был только он, любимый сын, с которым она разговаривала и днем, и ночью, глядя на фотографию, стоящую на комоде. Мария часто плакала, считала, что судьба обошлась с нею слишком жестоко, но никогда не признавала хоть какой-то вины за собой — даже в конце жизни, когда, как говорится, уже следует думать о душе. Завтра суббота, до понедельника не придет никто. У работницы выходной, а младшая дочь... Но она не спросила, боялась, что та совсем перестанет ходить. После дождя ненадолго выглянуло солнце. Последние его лучи прошлись по верхушкам деревьев в саду, упали в темную тучу, поднимавшуюся над огородом. Мария приготовила воду на ночь — она просыпалась и пила — измерила давление — к этому приучил ее муж. Нижний показатель был низким, Мария выпила таблетку, легла на диван. Внезапно сильно закружилась голова, перехватило дыхание, она хотела крикнуть, но крика не получилось, да и кому кричать — младшая дочь не ночевала у нее никогда. Мелькнула мысль: «Не так, неправильно я прожила! Прости, Ваня! Она вспомнила, как он говорил, что Иван да Марья — это не случайно, это судьба. Она вдруг увидела его, идущего по деревне, в сапогах, в его солдатских галифе, в синей шелковой рубахе с белыми пуговицами. Он улыбался ей навстречу. Последний ее вздох не услышал никто. Ее нашли в понедельник утром. Социальная помощница пришла, как обычно, к десяти часам. Дверь в дом была закрыта. Громко постучав в дверь, а потом в окно, она обошла дом с другой стороны и, постучав в окно, у которого стоял диван, где спала Мария, поняла, что надо звать людей. Она позвонила дочери Марии. Та прибежала растерянная, бормотала, что совсем недавно звонила, что, может, мать крепко уснула... Мария лежала посреди комнаты лицом вниз. Сколько она так лежала, никто сказать не мог. Когда ее перевернули, увидели, что на полу остался портрет Ивана, парадный, с орденами и медалями, который всегда висел на стене. Стекло на портрете треснуло, и когда портрет подняли, высыпалось. Участковый, пришедший по звонку и вскрывший квартиру, вызвал из района милицию, катафалк. Марию увезли. Дочь осталась в доме, опустевшем совершенно. Ей стало жутко. Где-то шевельнулось запоздалое чувство вины: она не была у матери уже неделю, даже не звонила. Но тут же она оправдала себя: мать сама виновата, всегда напоминала о том, что дочь не очень внимательна к ней, что редко ходит. Поэтому приходила она к матери раза два-три в неделю, хотя жила почти рядом. Еду готовила социальная работница, по субботам мать мылась сама, как получалось... Пришли соседи, стали спрашивать, как умерла Мария, кто был рядом с нею в ту минуту. Весть о том, что с нею не было никого и что пришлось ломать дверь, быстро разнеслась по селу. Люди громко говорили о том, что дочь только брала у родителей, не давая им ничего взамен. Вспоминали о том, что, когда приезжали старшие дочери, Мария чувствовала себя как у Христа за пазухой — накормленная, вымытая, ухоженная. Она сама говорила об этом всем, кто приходил к ней. О младшей старалась не говорить, оправдывая ее тем, что та часто болеет, устает. Она не говорила о том, как младшая требовала от отца буквально до конца его жизни переписать завещание в ее пользу, потому что она младшая, потому что старшие живут в городе, а ей пришлось всю жизнь жить в деревне... Она слышала эти разговоры, да говорившие и не скрывались, говорили вслух, и ей стало страшно: мать была последним человеком, кто беспокоился о ней, ведь даже дочь не звонила ей и не приходила. С дочерью отношения не ладились с того времени, как та перешла в десятый класс.