Новости спор начался около барнаула сочинение егэ

ЕГЭ ОГЭ ПДД Уроки Материалы Экзамены-2020.

Знаете ли вы что существует множество разновидностей манеры вести спор сочинение егэ

В попытках найти знакомые места, он всё больше погружался в детство, а радостное чувство охватывало его всего, и ему хотелось кричать. Ему показалось, что в дубравке стоит карусель или дети катаются не велосипедах. Когда рассказчик подошёл поближе, звуки стали удаляться, а в лесу никого не было. Он бежал всё дальше, но детей так нигде и не увидел. Порассуждав, что это могло быть, рассказчик понял, что никогда не догонит эту карусель и она всегда будет рядом с ним долгие годы.

ПОЗИЦИЯ АВТОРА: Позиция автора заключается в том, что по прибытии в родные места человек, прежде всего, испытывает восторг: « Чувство восторга, поначалу гнездившееся в груди, мирилось, нарастало, охватывало меня всего — и уже сами собой выговаривались какие-то сова, хотелось кричать, бегать». В такое состояние его приводят воспоминания о детстве и восхищение природой. Пребывание там всегда греет душу, а чувства переполняют человека. Недаром родину вспоминают в самые тяжёлые минуты жизни.

В поэме М. Лермонтова «Мцыри» главный герой попал в плен в монастырь, откуда пытался сбежать в родной Кавказ. И перед смертью, читая исповедь, тосковал по дому. Таким образом, возвращение на родину — настоящее счастье для человека, даже порой единственное, что может его спасти.

Детские воспоминания, природа — вот истинное счастье. Поэтому нельзя забывать о родине, ведь это самое главное место в жизни человека.

Тут Тумик вспомнил всю свою жизнь, самое главное, самое интересное в жизни. Отец — это был родной дом, детство и школа, девушка Шура — это была любовь, а Миша Рубин — друг, который всегда говорил, что, может быть, и есть на свете любовь, но верно то, что на свете есть настоящая дружба навеки. Они были с ним всю войну — отец, та девушка и Миша — и были теперь, когда он лежал на своей койке под иллюминатором и слышно было, как волна, плеща, набегает на борт. Это была его Отчизна! И вдруг всё стало так ясно для него, что он даже присел на койке, обхватив руками колени. Недаром же я жил на земле, — сказал он себе.

Он видел, как при свете огарка Корнев пишет письмо, и ему хотелось сказать Корневу, что нет для них смерти и что для них пришла эта торжественная, последняя ночь, когда замер весь свет и только под лёгким ветром волна, плеща, набегает на борт. Но он ничего не сказал. У Корнева были жена и маленький сын. Он писал им, и кто знает, о чём он думал сейчас, хмуря крупные чёрные брови... Утром они с первого взгляда поняли, что нельзя заложить тол и уйти: батарея работала, и кругом было слишком много народу. Можно было только сделать, как сказал комиссар: подорвать её и самим подорваться. И это было легко: неподалёку от батареи штабелями лежали снаряды. Они стали тянуть жребий, потому что достаточно было подорваться одному, а другой мог вернуться к своим.

Над ними развевался громадный красный флаг. Проблема, которую поднимает автор, заставила меня ещё раз задуматься о героизме и его истоках. Позиция автора мне понятна: героизм — это проявление высшей степени мужества, это способность расстаться с жизнью, выполняя боевое задание. На героический поступок способен человек по-настоящему любящий свою родину, готовый пожертвовать жизнью ради её спасения. Автор восхищён мужеством моряков. Я разделяю точку зрения автора.

Героизм — это отвага, благородство, умение жертвовать собой. На героические поступки способны люди, для которых такие понятия, как любовь к родине, долг, — не пустые слова. Мы, читатели, восхищаемся героизмом советских моряков. Как шли они на последнее боевое задание — на смерть. Как мужественно и храбро умирали. В художественной литературе о войне писатели часто описывают солдатский подвиг, как высшую степень мужества, попробую это доказать.

Васильева «В списках не значился» подвиг совершает молодой лейтенант Николай Плужников. Накануне войны он прибыл в Брестскую крепость, у него были большие планы на будущее. Но война перечеркнула всё. Почти девять месяцев лейтенант оборонял крепость, отдавая себе приказы и выполняя их. Его боевое задание — уничтожать врага. С этим заданием, пока были силы, он успешно справлялся.

Когда он вышел наверх, перед нами почти слепой седой человек с отмороженными пальцами. Немецкий генерал отдаёт честь русскому солдату, его мужеству и героизму. В рассказе М. Шолохова «Судьба человека» мы встречаем Андрея Соколова, водителя, отца и мужа.

Нагнешь лозу, найдешь то место, где самый изгиб, приставишь к этому месту ножичек — и вот уже облегченно раздалась древесина, а лоза висит почти что на кожице. Может быть, не все мне поверят, но палку толщиной с большой палец я перерезал своим ножичком с одного раза, если, конечно, взять поотложе, чтобы наискосок. Чтобы вырезать свисток, напротив, нужна тонкая работа.

И тут особенно важна острота. Тупым ножом изомнешь всю кожицу, измочалишь, дырочка получится некрасивая, мохнатая по краям. Какой уж тут свист, одно шипение! Из-под моего ножичка выходили чистенькие, аккуратные свистки. С 1 сентября открылось еще одно преимущество моего ножа. Даже сам учитель Федор Петрович брал у меня ножик, чтобы зачинить карандаш. Неприятность как раз и произошла на уроке, при Федоре Петровиче.

Мы с Юркой решили вырезать на парте что-нибудь вроде буквы «В» или буквы «Ю» теперь, во втором классе, мы уже знали все буквы , и я полез в сумку, чтобы достать ножичек. Рука, не встретив ножичка в привычном месте, судорожно мыкнулась по дну сумки, заметалась там среди книжек и тетрадей, а под ложечкой неприятно засосало, и ощущение непоправимости свершившегося холодком скользнуло вдоль спины. Забыв про урок и про учителя, я начал выворачивать карманы, шарить в глубине парты, полез в Юркино отделение, но тут Федор Петрович обратил внимание на мою возню и мгновенно навис надо мной во всем своем справедливом учительском гневе. Значит, уж сполз я под парту в рвении поисков. Встань как следует, я говорю! Наверно, я встал и растерялся, и, наверно, вид мой был достаточно жалок, потому что учитель смягчился. Почему я сразу решил, что ножичек украли, а не я сам его потерял, неизвестно.

Но для меня-то сомнений не было: конечно, кто-нибудь украл все ведь завидовали моему ножу. Вспомни, подумай хорошенько. На первом уроке он у меня был, мы с Юркой карандаши чинили. А теперь нету. Правда ли, чинили карандаши на первом уроке? Юрка покраснел, как вареный рак. Ему-то наверняка не нравилась эта история, потому что сразу все могли подумать на него, раз он сидит со мной рядом на одной парте.

Про карандаши он честно сознался: — Ну хорошо, — угрожающе произнес Федор Петрович, возвращаясь к своему столу и оглядывая класс злыми глазами. Ни одна рука не поднялась. Покрасневшие лица моих товарищей по классу опускались ниже под взглядом учителя. Ты взяла нож? Воронин, встать! Ты взял нож? Один за другим вставали мои товарищи по классу, которых теперь учитель а значит, вроде б и я с ним заодно хотел уличить в воровстве.

Они вставали в простеньких деревенских платьишках и рубашонках, растерянные, пристыженные: их ручонки, не привыкшие к обращению с чернилами, были все в фиолетовых пятнах. Каждый из них краснел, когда вставал на окрик учителя, каждый из них отвечал одно и то же: «Я не брал. Выйти всем из-за парт, встать около доски! Всех ребятишек, кроме меня, учитель выстроил в линейку около классной доски, и в том, что я остался один сидеть за партой, почудилась мне некая отверженность, некая грань, отделившая меня ото всех, грань, которую перейти мне потом, может быть, будет не так просто. Первым делом Федор Петрович стал проверять сумки, портфелишки и парты учеников. Он копался в вещичках ребятишек с пристрастием; и мне уж в этот момент не предвидя еще всего, что случится потом было стыдно за то, что я невольно затеял всю эту заварушку. Прозвенел звонок на перемену, потом снова на урок, потом снова, но теперь не на перемену, а идти домой, — поиски ножа продолжались.

Мальчишки из других классов заглядывали в дверь, глазели в окна: почему мы не выходим после звонка и что у нас происходит? Нашему классу было не до мальчишек. Тщательно обыскав все сумки и парты, Федор Петрович принялся за учеников. Проверив карманы, обшарив пиджачки снизу не спрятал ли за подкладку? Постепенно ребят около доски становилось все меньше, в другом конце класса все больше, а ножичка нет как нет! И вот что произошло, когда учителю осталось обыскать трех человек. Я стал укладывать в сумку тетради и книжки, как вдруг мне на колени из тетрадки выскользнул злополучный ножичек.

Теперь я уж не могу восстановить всего разнообразия чувств, нахлынувших на меня в одно мгновение. Ручаться можно только за одно — это не была радость от того, что пропажа нашлась, что мой любимый ножичек с костяной ручкой и зеркальными лезвиями опять у меня в руках. Напротив, я скорее обрадовался бы, если бы он провалился сквозь землю, да, признаться, и самому мне в то мгновение хотелось провалиться сквозь землю. Между тем обыск продолжался, и мне, прожившему на земле восемь лет, предстояло решить одну из самых трудных человеческих психологических задач. Если я сейчас не признаюсь, что ножик нашелся, все для меня будет просто. Ну, не нашли — не нашли. Может, его кто-нибудь успел спрятать в щель, за обои, в какую-нибудь дырочку в полу.

Хватает щелей в нашей старой школе. Но значит, так и останется впечатление, что в нашем классе учится воришка. Может быть, каждый будет думать на своего товарища, на соседа по парте. Если же я сейчас признаюсь. О, подумать об этом было ужасно. Значит, из-за меня понапрасну затеялась вся эта история, из-за меня каждого из этих мальчишек и девчонок унизительно обыскивали, подозревали в воровстве. Из-за меня их оскорбили, обидели, ранили.

Из-за меня, в конце концов, сорвали уроки. Может быть, им все-таки легче думать, что их обыскивали не зря, что унизили не понапрасну? Наверно, не так я все это для себя сознавал в то время. Но помню, что провалиться сквозь землю казалось мне самым легким, самым желанным из того, что предстояло пережить в ближайшие минуты. Встать и произнести громко: «Ножичек нашелся» — я был не в силах. Язык отказался подчиниться моему сознанию, или, может, сознание недостаточно четко и ясно приказывало языку. Потом мне рассказали, что я, как лунатик, вышел из-за парты и побрел к учительскому столу, вытянув руку вперед: на ладони вытянутой руки лежал ножичек.

Вон из класса. Потом я стоял около дверей школы. Мимо меня по одному выходили ученики. Почти каждый из них, проходя, задерживался на секунду и протяжно бросал: Не знаю почему, я не бежал домой, в дальний угол сада, где можно было бы в высокой траве отлежаться, отплакаться вдалеке от людей, где утихла бы боль горького столкновения неопытного мальчишечьего сердца с жизнью, только еще начинающейся. Я упрямо стоял около дверей, пока мимо меня не прошел весь класс. Последним выходил Федор Петрович. Эх, ты.

Солоухин Сочинение 1 по тексту 3 Существует ли любовь в годы войны? Повествователь рассказывает, во-первых, как обыкновенный гранатометчик и девушка-пекарь, воюя в одной воинской части, виделись во время обеда и по-своему радовались этим встречам. Роман в последнее время осознал, что Оксана скрашивала его суровую жизнь, а у той самой простые карие глаза вдруг начинали сиять «янтарным огнем». И все это потому, что две одинокие души нашли друг друга. Во-вторых, повествователь приводит пример, как в самую трудную минуту для обоих, когда Роман увидел, что его возлюбленная лишилась обеих ног, он тут же сделал ей предложение. Сделал потому, что по-настояшему любил девушку, еще не знавшую о своей трагедии. Разве это не любовь?

Оба эти примера-иллюстрации, дополняя другу друга, доказывают, что и на войне любовь имеет место быть! Позицию автора определить не сложно: даже в такое тяжелое время любовь была и выполняла особую роль, соединяя одинокие сердца, позволяя им вместе переживать тяготы войны. Я согласен с мнением писателя. Любовь, существуя как в мирное, так и в военное время, решает одну важную роль: она позволяет одиноким людям обрести счастье, несмотря ни на боль, ни на трагедии. Таким образом, на войне любовь идет рядом с несчастьями и горем. Егор Сочинение 2 по тексту 3 Существует ли любовь с первого взгляда — вот проблема, которую ставит В. В тексте повествуется о гранатометчике Романе и хлебопеке полевой пекарни Оксане.

И все потому, что жизнь Романа в последнее время «стала скрашиваться присутствием Оксаны» в их полку, а у той при виде Романа глаза становились золотистыми, «с янтарным оттенком». Однажды в госпитале, увидев, что Оксана осталась без ног по самые колена, парень испытал потрясение: его тут же бросило в жар. Но он не испугался, а наоборот, предложил безногой девушке, еще не знающей о своем несчастье, выйти за него замуж. Что это? Любовь с первого взгляда или милосердие в душе солдата, сказать трудно. Оба примера-иллюстрации, дополняя друг друга, показывают, что любовь с первого взгляда существует. Именно она, по-настоящему искренняя и бескорыстная, рождает в душах любящих людей милосердие.

В этом, думаю, и заключается позиция автора. Настоящая любовь, действительно, существует. И она настолько крепка, что толкает людей порой на безрассудные, но сверхмилосердные поступки. Таким образом, любовь с первого взгляда бывает настолько непредсказуемой, что порождает самые гуманные действия у влюбленных. Сочинение 3 по тексту 3 От чего зависит выбор человека в тяжелой жизненной ситуации? Рассуждая над этим вопросом, автор использует прием сопоставления. Он повествует о двух героях, которые в сложной жизненной ситуации выбрали опасный военный путь.

Сначала Дегтев говорит о молодом гранатометчике, у которого в прошлом было много жизненных неприятностей и который сбежал на «непонятную необъявленную войну», став «настоящим псом войны». Став от «нужды, беспросветности и тоски» тихой мирной жизни. В подобной ситуации оказалась и девушка Оксана, которая тоже попадала на войну, поступив « в армию хлебопеком». И все оттого, что она нуждалась в деньгах: ведь у нее в Армавире осталась «старушка-мать, которую не на что было лечить». Именно выбор толкнет этих людей в объятия друг друга, потому что несчастная Оксана потеряет на войне обе ноги, а Роман взвалит ответственность за двоих на себя. Прием сопоставления, лежащий в основе примеров-иллюстраций, позволяет четко ответить на поставленный вопрос: выбор человека в тяжелой ситуации зависит от трудностей, которые возникают в его жизни. Определить позицию автора несложно: когда у людей появляются проблемы, которые заставляют их встать перед выбором, то решение зависит от твердости характера и от жизненных ценностей героев.

Я полностью согласна с точкой зрения В. Действительно, мы сами определяем свою судьбу, сами избираем жизненный путь, на который влияет беспросветность мирной жизни и тяжесть военного времени. Таким образом, выбор личности в тяжелой ситуации предопределяют как внешние обстоятельства жизни человека, так и его жизненные цели и военная судьба. Полина Он был с Дона, она — с Кубани. Он служил гранатометчиком, она — в полевой пекарне. У него в прошлом было много чего разного, в основном неприятного, что сейчас, на войне, казалось несущественным: работа, жена, семейные дрязги. У нее где-то в Армавире, говорили ребята, осталась старушка-мать, которую не на что было лечить, потому и поступила она в армию хлебопеком.

Восемьсот рублей в день «боевых» — где их, такие деньги, в России заработаешь? Они не обмолвились ни единым словом друг с другом — она нарезала хлеб, он подходил к раздаче в очереди таких же, как сам, грязных, пропотевших солдат, и молодых безусых «срочников», и угрюмых в основном «контрактников», у которых у каждого была в жизни какая-нибудь трагедия от хорошей жизни на войну не вербуются , подходил, молча брал свою пайку, любил он с поджаристой корочкой, даже чтобы чуть-чуть хлеб был подгорелый, и она в последнее время стала оставлять ему именно такой. Она молча клала в его огрубелую ладонь пышущий жаром пышный пахучий хлеб, пальцы их соприкасались, они вскидывали друг на друга глаза — у него они были серые, стального, немного зеленоватого цвета, у нее — карие, выпуклые, как у породистой преданной собаки; в последнее время глаза у нее сделались отчего-то золотистые и с янтарным оттенком. Вот и все было их общение. Он знал, что зовут ее Оксана, редкое по нынешним временам имя. Она, конечно же, имени его не знала. Да и зачем ей, молодой и красивой, имя какого-то гранатометчика в потертом бушлате и с проседью, «дикого гуся», «пса войны», сбежавшего на эту непонятную необъявленную войну от нужды, беспросветности и тоски.

Нет, кажется, раза два он сказал ей: «Спасибо! Да, несколько последних лет он не жил — существовал. В тоске и беспросветности. Он не верил больше женщинам. Казалось, все они сделались шлюхами, падкими на деньги, тряпки и удовольствия. Телевизор с рекламой прокладок, безопасного секса, Багам, Канар и французского парфюма сгубил русскую бабу. Вместо того чтобы мечтать о детях, они теперь мечтают о колготках от Версачи.

И с некоторого времени он стал рассуждать совсем как эти «звери», с которыми приходилось сейчас воевать: русские женщины продажные, живут даже с неграми «лишь бы человек был хороший» , и потому нет у нас будущего и весь народ обречен на вымирание. Он был согласен с этим, как это ни прискорбно. В прошлом служил он в милиции участковым и насмотрелся такого, что даже не рисковал никому рассказывать — не поверят. Он любил свою жену-пианистку, она же считала его неровней себе, не парой, а потому спуталась с каким-то плюгавым настройщиком роялей и постоянными вздорными заявлениями в УВД сначала вынудила начальство отобрать у него, заядлого с 16 лет охотника, ружье, которым он будто бы ей угрожал, затем лишить его табельного оружия, а потом и уволить из «органов». Квартиру, которую он заработал, разделила, но ключи не отдавала, жила в ней одна. Он помыкался, помыкался, то у родителей, то где придется, и пришлось соглашаться на то, что она ему предложила и то спасибо соседям, засовестили ее , и досталась ему после разъезда конура — в прямом смысле, без всяких кавычек. Ах, как тоскливо и горестно бывало ему в той конуре, особенно вечерами!

Одно оставалось — выйти, взять бутылку. Пока деньги были… А тут началась война. И ноги как-то сами собой принесли его к казачьему атаману, а потом в военкомат, и взяли его на войну, и направили в отдельный казачий полк по армейской специальности и с армейским званием — гранатометчиком и младшим сержантом. Так и служил он уже второй год, бывший старший лейтенант милиции, младшим сержантом. За это время он сделался настоящим «псом войны». Уже не являлись ему во сне убитые им «звери», уже не дрожали в бою руки. Недавно пришлось пристрелить своего — уж очень парень был труслив, чуть что — сразу же у него паника, в бою своим несдержанным поведением чуть всех не угробил, пришлось под шумок щелкнуть его в затылок.

А то еще на днях приезжал в полк известный своими мерзкими интервью с так называемыми «полевыми командирами» один московский журналюга — этого педика просто подставили под пули те, кого он воспевал, после чего некоторые сослуживцы, даже офицеры, подходили к нему и молча жали руку. Что ж, на то она и война. Вот такая теперь была у него жизнь. Но в последнее время суровая его жизнь стала скрашиваться присутствием Оксаны в их полевой походной пекарне. Оксана как-то выступала на День Победы перед солдатами. Среди прочей самодеятельности она плясала чечетку, или, как называют специалисты, степ. Когда-то в прошлом она занималась в танцевальном кружке при Доме пионеров и в тот день, в святой для всякого русского День Победы, решила, видать, тряхнуть стариной.

На ней были блестящие хромом сапожки, которые полковые умельцы подбили так, что они и звенели медными подковками, и скрипели вложенной между стелек берестой. Ее стройные, немного полноватые в икрах ножки так и мелькали, так и носились по дощатой сцене — стоял топот, стук, скрип, а солдаты сидели кто на чем, некоторые — раскрыв от восхищения рот, сидели и смотрели на это чудо, и не один, верно, плоховато спал в ту ночь. Да, она была настоящая королева их полка. Многие вздыхали, некоторые даже пытались чего-то там предпринимать, да только без толку. Как истинная казачка, она знала себе цену, строго держала себя. Поэтому он даже и не пытался… И вот сейчас ее внесли на носилках двое дюжих измазанных глиной десантников. Внесли в подвал-бомбоубежище, где когда-то выращивали шампиньоны ими до сих пор еще тут кисловато пахло , а теперь оборудован был полевой госпиталь и где он получал индивидуальные аптечки на весь взвод.

Она была по самый подбородок укрыта окровавленным то ли пледом, то ли ковром, то ли одеялом. Среди раненых и медобслуги пополз шумок: «звери» обстреляли хлебовозку, где, случалось, и сами получали дармовой хлеб. Ее положили возле печки-буржуйки, в которой гудело замурованное пламя и наносило тополевым горьковатым дымком, который будил в памяти осенние субботники и запах сжигавшейся листвы. Глаза ее горели каким-то странным, лихорадочным, янтарным огнем. В них прямо-таки плескался непонятный и потому страшный пожар. Он подошел к ней. Она угадала его и улыбнулась.

Он удивился: откуда знает его имя? Ведь они не знакомились. Они даже ни разу не поговорили. Она пекла хлеб для всего полка. Он был одним из трех тысяч солдат. Все солдаты на одно лицо. Но на душе сделалось так тепло и так легко, хоть пой, хоть скачи козленком.

И не надолго.

В спорах о современном стиле часто проскальзывает по Бондареву — сочинение ЕГЭ 2020 Русский язык

  • 📌 Рубрика "РЕАЛЬНОЕ СОЧИНЕНИЕ ЕГЭ на 24 БАЛЛА"
  • Готовые сочинения есть неоспоримые истины, но они часто по тексту К. Г. Паустовскому
  • Сочинение по тексту тендрякова
  • Помощь и советы

Проблема отношения человека к результатам своего труда...

Все варианты готовых сочинений по русскому языку ЕГЭ-2020 из сборника Цыбулько. Скидываем вам ПРИМЕРЫ написания сочинения по РУССКОМУ ЯЗЫКУ, оцененные экспертами ЕГЭ на 24 балла. Проблема проявления любви к родине в тексте К. Г. Паустовского «Спор начался около Барнаула, когда поезд медленно проходил, громыхая на стыках». Готовимся к егэ егэ 2019. русский язык сочинение 4 по тексту к. г. паустовского из сборника ко 2019 см. текст.

Примеры сочинений ЕГЭ 2024 по русскому языку

Задай вопрос онлайн и получи ответ на Не знаете что посмотреть? Большая коллекция фильмов, сериалов и мультфильмов на Кинопоиске. Списки в категории “Сериалы“, составленные нашей редакцией и алгоритмами нашего онлайн-кинотеатра помогут вам выбрать кино для просмотра в отличном качестве. Задай вопрос онлайн и получи ответ на

Сочинение по тексту тендрякова

Нельзя не согласиться с мыслями М. Агеева о том, что родители, пусть не до конца понимающие нас, — это самое святое в жизни. К ним мы приходим в трудную минуту за помощью, советом, добрым словом. Родители, как им кажется, стараются всё делать на благо детям. Но дети, к сожалению, не всегда это могут оценить и понять. Вспомним, например, героев из комедии Д. Фонвизина «Недоросль». Несмотря на то что госпожа Простакова - грубая, алчная помещица, она любит своего единственного сына Митрофана и готова ради него на всё. Но сын отворачивается от неё в самую трагическую минуту.

Отношения между детьми и родителями не могут быть безоблачными, идеальными. Но самое главное, что надо научиться признавать свои ошибки, не бояться просить прощения и стремиться к взаимопониманию. В повести А. Пушкина «Станционный смотритель» герой Самсон Вырин очень любит свою дочь, но проезжий гусар увозит с собою Дуню. Обезумевший от горя отец спивается и умирает, а Дуня появляется лишь только на его могиле. Вслед за известным поэтом Расулом Гамзатовым хочется сказать: «Дети мира, берегите мать». Берегите своих родителей, уважайте их и не причиняйте им зла! Сочинение—рассуждение по тексту Ю.

За три тысячи лет менялись очертания океанов, рождались и умирали пустыни, вымирали целые виды животных. Это возраст европейской цивилизации. Если соединить, составить жизни сегодняшних бестужевок, устремится сквозь столетия дорога, у начала которой вырисовывается в утреннем тумане лицо Нефертити. Мысль о том, что лишь тридцать или сорок человеческих жизней, умещающихся — подумать! Современный человек ощущает с особой остротой бег минут, часов, дней, быстролетность человеческой жизни, изменчивость мира. Даже начало нашего века с его синематографом, аэропланом, «незнакомками» кажется сквозь водопад лет размытым, странным, неправдоподобным. А это их, последних бестужевок, молодость. Мне нелегко вообразить, что это было в нашем веке. А это было в их жизни.

Что это — человеческая жизнь? Сегодняшний человек никогда не сопоставил бы — даже в песне — ритм жизни с волнами, ибо волны совсем не быстры: их бег замедленно величав. И мы сегодня с особым наслаждением отдыхаем у моря именно потому, что «дни нашей жизни» быстрее волн. Не потому ли море, которое некогда волновало, сейчас успокаивает? Мы возвращаемся к ритму космоса. Но дни и нашей жизни можно сопоставить с волнами, потому что на детский вопрос: «Куда уходят дни? Никогда еще чувство общности волны с морем — человеческой жизни с человеческой историей — не было полнее, чем сейчас. Несмотря на быстролетность минут и дней и ошеломляющую изменчивость мира. А может быть, именно из-за изменчивости и быстролетности.

Я вошел в зал с накрытыми для чаепития столами, когда оно уже началось. Я опоздал, не рассчитывал, что они начнут минута в минуту, полагая, что будет именно чаепитие: старые люди, сидя, пьют чай и негромко беседуют. А они начали, видимо, абсолютно точно, и чаепитие их, как я понял, было особым. В России траур. Студенты и курсистки отменили лекции…» Наступила тишина; я стоял растерянно на пороге. Я быстро и неловко занял место рядом с ней. Завтра на курсах сходка в десять часов утра…» Она опустила листки, посмотрела на собравшихся. Никто не ел, и никто не пил. Женщины сидели не шелохнувшись, с выражением величайшей серьезности, Особенно серьезна, даже торжественна была сама читавшая.

Сегодня в шесть утра умер Л. Все влюблялись. Но, собственно, о любви я не услышал. Женщина, сообщившая о кончине Толстого как о самом последнем, величайшей важности событии — теперь уже не торжественно и строго, а с какой-то веселой искрой в голосе, — читала о посещениях Мариинского театра, операх с участием Шаляпина, литературных вечерах, загородных экскурсиях и пикниках. Она называла имена Юрия, Аркадия, Петра рядом с женскими именами, и по какой-то еле уловимой печали, темнившей лица бестужевок, я догадывался, что и Юрий, и Аркадий, и Петр давно умерли. Они остались в той жизни, где пели Собинов и Шаляпин. А женщины, чьи имена назывались рядом с их именами, сейчас, через бездну лет, сидят за этим столом — это тоже было ясно по взглядам, которые устремлялись то туда, то сюда. И я вдруг ощутил, что самая реальная вещь в мире — чувства. И чувства — самая юная, единственно юная вещь в мире.

Стареют пирамиды, горы, земля и небо; чувства не стареют. И я вдруг почувствовал, что в этом зале со столом, уставленным скромным угощением, нет старости. Играли в шарады, — расхохоталась Амалия. И та вдруг, застеснявшись, — не меня ли? Та посерьезнела, видимо забыв ключ в шараде — забавный ответ. И Амалия думала, сощурившись лукаво, думала, молчала. Три тысячи лет веселились, печалились, думали, три тысячи лет пили чай, уминали бутерброды; время сгустилось и улыбалось, время шутило и не старело. Время отступило, отхлынуло, как океанская волна, оставив на песке нечто совершенно бесценное, чему названия нет в человеческом языке, а если бы нашлось, то вопрос о смысле жизни был бы, вероятно, решен. О чем я думал, возвращаясь с традиционного вечера бестужевок?

Нет, нет, о чем я думаю сейчас, через десять лет, при воспоминании об этом вечере? Потому что тогда я, в сущности, не думал ни о чем и думал обо всем в мире: о мимолетности и фантастической емкости человеческой жизни, о том, что и человеку, и человечеству часто кажется: что-то кончилось, ушел первоначальный восторг перед жизнью, или умерли великие страсти, или померкла духовность, а на самом деле это не кончается никогда, это уходит и возвращается, как уходит и возвращается солнце. Я уходил с вечера бестужевок с переполненным сердцем: мои чувства можно было бы назвать мыслями, мои мысли можно было бы назвать чувствами. Я и не хотел разбираться в них тщательно, я радовался им. А сегодня думаю об историческом времени. Историческое время? Останавливаясь на минуту перед особняком, где жил некогда Пушкин, или идя мимо дома, в котором умер Гоголь, мы переносимся в эпоху, когда они писали, любили, шутили, путешествовали, и старые стены вызывают в нашем сердце чувство не менее сложное и волнующее, чем в детстве, — занавес в театре при медленно потухающей люстре… Мы, сами не осознавая того, переживаем большие, важные минуты, наша душа наслаждается особым богатством; она живет одновременно в двух веках — сегодняшнем и минувшем. Она вошла в историческое время — совершенно особое, потому что в нем мы становимся вездесущими и бессмертными, как античные боги. Мы можем услышать живой голос Пушкина и увидеть живую улыбку Гоголя и можем пережить ни с чем не сравнимое чувство освобождения от остросегодняшнего, сиюминутного, чтобы потом, вернувшись к нему, по-новому его увидеть, понять и новым смыслом наполнить.

Историческое время — это сегодня плюс века, плюс тысячелетия; это я плюс миллионы людей, которые до меня жили. Было бы наивно утверждать, что этих чувств люди не испытывали раньше, что историческое время стало доступным лишь человеку второй половины XX столетия. Конечно, во все века сердце человека хотело вобрать в себя больше, чем отпущено на одну человеческую жизнь. Но, кажется мне, именно сегодня, когда рождается переживание истории человечества как чего-то личного и сама история делается живой человеческой общностью, развивается в человеке совершенно новое чувство, которое можно назвать историческим, — именно сегодня мы входим в историческое время, как входят в море… Я пишу эти строки на берегу Балтийского моря, недавно было оно покрыто льдом, и не верилось, что это море, думалось: белое холмистое поле. Но вот утром к вышел на балкон, и меня ослепило резко-синее, живое. За одну ночь южный ветер съел лед — море раскрылось. А через несколько дней в старых соснах, на берегу, пели соловьи. На вечере бестужевок, когда уже все собрались расходиться и говорили стоя самое последнее, кто-то из женщин рассказал, что ее родственница училась в гимназии с дочерью Анны Керн и она видела ее — дочь возлюбленной Пушкина — летом на даче сидели за одним столом на веранде, пили из самовара чай… Это мимолетное и, в сущности, малозначительное воспоминание поразило меня не меньше, чем если бы я увидел человека, стоящего рядом с Лаурой, воспетой Петраркой, в Авиньонской церкви. Меня оно поразило потому, что я подумал, ощутил: если дотронусь сейчас до руки старой бестужевки, то почувствую тепло руки Пушкина.

Я с каким-то суеверным чувством дотронулся, коснулся. И почувствовал в самом деле тепло пушкинской ладони. Мне хотелось бы рассказать в этом эссе о стихах Баратынского и Третьяковской галерее, о переулках старого Арбата и о том, как шумит дождь летом в яснополянском лесу, потому что все это имеет, по-моему, самое непосредственное отношение к историческому времени. С особой силой наслаждаешься им на родной, национальной почве. Тот, кто не испытал особого чувства при виде старинной тургеневской усадьбы на Орловщине, ничего особенного не ощутит и в готическом соборе. Когда я ощутил нежное, сухое тепло руки Пушкина, коснувшись старой-старой руки руки у них, у бестужевок, одряхлели больше лиц , я подумал, что бессмертие не выдумано философами и поэтами. Иногда достаточно легко, почти неслышно дотронуться до чьей-то ладони, чтобы утвердиться в его реальности. Текст 11 Сочинение 1 Как и когда родилась моя страсть к путешествиям, любовь к природе, к своей земле? Описанные в книге, волновали меня необычайно.

Через поле битвы я гордо возвращался в заветный свой уголок. Иван Сергеевич Соколов-Микитов. Текст 12 В это время я стал писать из тщеславия, корыстолюбия и гордости. В писаниях своих я делал то же самое, что и в жизни. Для того чтобы иметь славу и деньги, для которых я писал, надо было скрывать хорошее и выказывать дурное. Я так и делал. Сколько раз я ухитрялся скрывать в писаниях своих, под видом равнодушия и даже легкой насмешливости, те мои стремления к добру, которые составляли смысл моей жизни. И я достигал этого: меня хвалили. Двадцати шести лет я приехал после войны в Петербург и сошелся с писателями.

Меня приняли как своего, льстили мне. И не успел я оглянуться, как сословные писательские взгляды на жизнь тех людей, с которыми я сошелся, усвоились мною и уже совершенно изгладили во мне все мои прежние попытки сделаться лучше. Взгляды эти под распущенность моей жизни подставили теорию, которая ее оправдывала. Взгляд на жизнь этих людей, моих сотоварищей по писанию, состоял в том, что жизнь вообще идет развиваясь и что в этом развитии главное участие принимаем мы, люди мысли, а из людей мысли главное влияние имеем мы — художники, поэты. Наше призвание — учить людей. Для того же, чтобы не представился тот естественный вопрос самому себе: что я знаю и чему мне учить, — в теории этой было выяснено, что этого и не нужно знать, а что художник и поэт бессознательно учит. Я считался чудесным художником и поэтом, и потому мне очень естественно было усвоить эту теорию. Я — художник, поэт — писал, учил, сам не зная чему. Мне за это платили деньги, у меня было прекрасное кушанье, помещение, женщины, общество, у меня была слава.

Стало быть, то, чему я учил, было очень хорошо. Быть жрецом ее было очень выгодно и приятно. И я довольно долго жил в этой вере, не сомневаясь в ее истинности. Но на второй и в особенности на третий год такой жизни я стал сомневаться в непогрешимости этой веры и стал ее исследовать. Первым поводом к сомнению было то, что я стал замечать, что жрецы этой веры не все были согласны между собою. Одни говорили: мы — самые хорошие и полезные учители, мы учим тому, что нужно, а другие учат неправильно. А другие говорили: нет, мы — настоящие, а вы учите неправильно. И они спорили, ссорились, бранились, обманывали, плутовали друг против друга. Кроме того, было много между нами людей и не заботящихся о том, кто прав, кто не прав, а просто достигающих своих корыстных целей с помощью этой нашей деятельности.

Всё это заставило меня усомниться в истинности нашей веры. Кроме того, усомнившись в истинности самой веры писательской, я стал внимательнее наблюдать жрецов ее и убедился, что почти все жрецы этой веры, писатели, были люди безнравственные и, в большинстве, люди плохие, ничтожные по характерам — много ниже тех людей, которых я встречал в моей прежней разгульной и военной жизни — но самоуверенные и довольные собой, как только могут быть довольны люди совсем святые или такие, которые и не знают, что такое святость. Люди мне опротивели, и сам себе я опротивел, и я понял, что вера эта — обман. Но странно то, что хотя всю эту ложь веры я понял скоро и отрекся от нее, но от чина, данного мне этими людьми, — от чина художника, поэта, учителя, — я не отрекся. Я наивно воображал, что я — поэт, художник, и могу учить всех, сам не зная, чему я учу. Из сближения с этими людьми я вынес новый порок — до болезненности развившуюся гордость и сумасшедшую уверенность в том, что я призван учить людей, сам не зная чему. Теперь, вспоминая об этом времени, о своем настроении тогда и настроении тех людей таких, впрочем, и теперь тысячи , мне и жалко, и страшно, и смешно, — возникает именно то самое чувство, которое испытываешь в доме сумасшедших. И тысячи нас, отрицая, ругая один другого, все печатали, писали, поучая других. И, не замечая того, что мы ничего не знаем, что на самый простой вопрос жизни: что хорошо, что дурно, — мы не знаем, что ответить, мы все, не слушая друг друга, все враз говорили, иногда потакая друг другу и восхваляя друг друга с тем, чтоб и мне потакали и меня похвалили, иногда же раздражаясь и перекрикивая друг друга, точно так, как в сумасшедшем доме.

Тысячи работников дни и ночи из последних сил работали, набирали, печатали миллионы слов, и почта развозила их по всей России, а мы всё еще больше и больше учили, учили и учили и никак не успевали всему научить, и всё сердились, что нас мало слушают. Ужасно странно, но теперь мне понятно. Настоящим, задушевным рассуждением нашим было то, что мы хотим как можно больше получать денег и похвал. Для достижения этой цели мы ничего другого не умели делать, как только писать книжки и газеты. Мы это и делали. Но для того, чтобы нам делать столь бесполезное дело и иметь уверенность, что мы — очень важные люди, нам надо было еще рассуждение, которое бы оправдывало нашу деятельность. И вот у нас было придумано следующее: всё, что существует, то разумно. Всё же, что существует, всё развивается. Развивается же всё посредством просвещения.

Просвещение же измеряется распространением книг, газет. А нам платят деньги и нас уважают за то, что мы пишем книги и газеты, и потому мы — самые полезные и хорошие люди. Рассуждение это было бы очень хорошо, если бы мы все были согласны; но так как на каждую мысль, высказываемую одним, являлась всегда мысль, диаметрально противоположная, высказываемая другим, то это должно бы было заставить нас одуматься. Но мы этого не замечали. Нам платили деньги, и люди нашей партии нас хвалили, — стало быть, мы, каждый из нас, считали себя правыми. Теперь мне ясно, что разницы с сумасшедшим домом никакой не было; тогда же я только смутно подозревал это, и то только, как и все сумасшедшие, — называл всех сумасшедшими, кроме себя. Текст 13 Сочинение Андрей родился и рос в Калуге. На окраине стоял бревенчатый просторный дом. Запах смолы не выветривался, не уходил из него, хотя бревна, из которых он был сложен, были очень старые.

Когда приходила весна, весь дом наполнялся запахами земли, листвы, сада. Комнаты были прохладные, полы крашеные, чисто вымытые, а в раскрытые окна бежал ветер. И теперь, когда Андрей стал взрослым, каждая новая весна несла ему эти незабываемые запахи его детства — земли, травы, ветра. Окна в их доме распахивались рано, гораздо раньше, чем у других. В кабинете отца стоял массивный письменный стол, резной, огромный, и глубокое кожаное кресло. По стенам стояли шкафы — очень старые, полные старинных медицинских книг. Их читал еще прадед Андрея, он и положил начало этой библиотеке. Отец — Николай Петрович — редко снимал их с полки, но дорожил ими. И все вместе — стол, кресло, книжные шкафы — уважительно называлось «папина библиотека».

В папиной библиотеке всегда было чисто, прохладно и чуть сумрачно: окна выходили на север, да еще у самых окон росли кусты бузины. У мамы тоже была своя комната и свои книги. Но у мамы все было другое. Ее комнату заливал яркий свет, и в окна заглядывала сирень. Солнце кочевало от одного окна к другому. Тут не было штор, только легкие светлые занавески. И казалось, что комната вплывает прямо в сад. На мамином кресле всегда лежала какая-нибудь книга, а любила она книги, которые в детстве казались Андрею скучными: Чехов, Гончаров, Ибсен и Гамсун. Все в мире открывала Андрею мать.

И он понял, что тишину можно слушать. Однажды поздней осенью они шли по лесу, по желтым лесным дорожкам. Только выпал первый снег — тонкий, редкий, словно не снег, а изморось. И вдруг мама сказала: — Посмотри, березовые листья как золотые пятаки на снегу. А кленовые — как будто след птичьей лапки. А вот дубовый, распластанный — погляди. Мать ответила радостным смехом: — Да, да! Как будто медведь прошел! Да, видеть это, радоваться этому тоже научила его она.

Он не мог бы рассказать, как она воспитывала его, он и не знал, что его «воспитывают». Однажды, вернувшись из школы, он сказал: — Мама, Елена Федоровна говорит: «Москвин, ты ведешь себя примерно, я поручаю тебе после уроков приносить мне фамилии ребят, которые плохо ведут себя на перемене». Что же мне делать? Не стану я записывать Мать ответила: — Отчего же? Да только всегда одну фамилию — спою собственную. Андрею стало весело — в самом деле, как хорошо и просто она придумала. А в другой раз было так. Мать работала в саду — она сама выращивала цветы: ранней весной — незабудки, анютины глазки, летом — розы и флоксы, осенью — астры и георгины. Вернувшись из городского сада, где он играл с ребятами в казаки-разбойники, Андрей стоял и задумчиво глядел, как, сидя на корточках, она копается в земле.

Оба молчали И вдруг, вскинув на него глаза, она спросила с мягкой насмешкой: — А ты не устал стоять? Ему было тогда лет семь. Пожалуй, никакой самый беспощадный укор не запечатлелся бы в его памяти так глубоко, как эти насмешливые слова. Всю домашнюю работу они делали вдвоем: мыли полы, летом белили стены мать не признавала маляров. Когда она стирала, Андрей приносил из колодца воду. А полоскать ходили на речку. Они вместе несли корзину с бельем, и по дороге он мог спрашивать обо всем на свете. Она никогда не отвечала: «Тебе это рано знать» или: «Ты этого не поймешь». Однажды она рассказала Андрею историю английского капитана Скотта, который открыл Южный полюс на пятнадцать дней позже норвежца Амундсена.

Андрея долго не оставляла мысль о том, как они шли обратно — пятеро друзей по снежной пустыне на отяжелевших лыжах, обманутые в своей надежде, в своей мечте. Подумать только — опоздать на пятнадцать дней! Он видел капитана, который, лежа в палатке, окоченевшей рукой выводил на бумаге последние слова друзьям и родным. Их нашли мертвыми. Кажется, через год. Они лежали так, как их застала смерть, — обманутые, обессиленные, но не сдавшиеся. Тогда не было самолетов, — думал Андрей. Я бы сел на самолет и полетел бы к ним. Я приземлился бы и — вот она, палатка, я бегу, бегу туда, ноги вязнут в снегу… — Капитан Скотт, — говорил он дрогнувшим голосом, — вы спасены!

Я советский летчик! Я прилетел за вами! Этот ответ казался Андрею легкомысленным, он ожидал Слов более высоких, красивых, торжественных, а все же он радовался, что она так быстро, так легко вошла в игру, не придирается, не говорит: «Тогда еще не было советских летчиков», — нет, ей ничего не надо объяснять. Да, да! Именно так должен был отвечать капитан! Пер Вое его слово не о себе — о друзьях! И Андрей поил отважных исследователей вином, давал им лекарства, сажал их в самолет, и они летели высоко над бескрайней снежной равниной. Проснувшись утром, Андрей слышал: — Здравствуй, милый! Так говорила она и проводила рукой по его щеке.

И звук этого голоса он вызывал в своей памяти всякий раз, когда ему бывало трудно, уже много времени спустя после ее смерти. И сейчас, уже взрослым, увидев чашку с молоком, он вспоминал ту, белую в красных горошинах чашку, которая ждала его когда-то на кухонном столе. Придя из школы, он останавливался у порога и переобувался, чтобы не наследить в комнатах. И горячая плита, и потрескиванье дров, и чашка с молоком, и простое слово «Здравствуй! Главным человеком в доме была она. Андрей вырос с этим чувством и не понимал, как может быть иначе. В их доме все комнаты постоянно — даже поздней осенью — были полны цветов. Цветы стояли в банках, кувшинах, ведрах. Они стояли повсюду и часто мешали отцу, но он никогда не забывал сказать, разводя большими руками: — Какая прелесть твои цветы, Анюта!

Когда мать играла на старом пианино, где «до-диез» не откликалось вообще, а «фа» простужено дребезжало, отец слушал задумчиво и благоговейно. Он был старше матери, и Андрей с детства помнил его сутулым, с седыми висками, в очках. Даже на детской фотографии Николай Петрович походил на себя взрослого — сутулый подросток в очках. И так было странно, что его когда-то называли Колей. Мама хоть и говорила ему «ты», но называла Николай Петрович. А отец говорил ей Анюта или «дитя мое». И Андрею это нисколько не казалось смешным. Появились у матери седые волосы и морщины прорезали высокий, чистый лоб, а отец все говорил «дитя мое». Фрида Вигдорова.

Это естественное и — в сущности — очень скромное желание, незаметно выросло у меня в неодолимую потребность и, со всей энергией юности, я стал настойчиво обременять знакомых «детскими» вопросами. Одни искренно не понимали меня, предлагая книги Ляйэля и Леббока; другие, тяжело высмеивая, находили, что я занимаюсь «ерундой»; кто-то дал «Историю философии» Льюиса; эта книга показалась мне скучной, — я не стал читать ее. Среди знакомых моих появился странного вида студент в изношенной шинели, в короткой синей рубахе, которую ему приходилось часто одергивать сзади, дабы скрыть некоторый пробел в нижней части костюма. Близорукий, в очках, с маленькой, раздвоенной бородкой, он носил длинные волосы «нигилиста»; удивительно густые, рыжеватого цвета, они опускались до плеч его прямыми, жесткими прядями. В лице этого человека было что-то общее с иконой «Нерукотворенного Спаса». Двигался он медленно, неохотно, как бы против воли; на вопросы, обращенные к нему, отвечал кратко и не то угрюмо, не то — насмешливо. Я заметил, что он, как Сократ, говорит вопросами. К нему относились неприязненно. Я познакомился с ним, и, хотя он был старше меня года на четыре, мы быстро, дружески сошлись.

Звали его Николай Захарович Васильев, по специальности он был химик. Помни то, что уж чувствуешь: свобода мысли — единственная и самая ценная свобода, доступная человеку. Ею обладает только тот, кто, ничего не принимая на веру, все исследует, кто хорошо понял непрерывность развития жизни, ее неустанное движение, бесконечную смену явлений действительности. Он встал, обошел вокруг стола и сел рядом со мною. Я не хочу вбивать мои мнения в твой мозг; я вообще никого и ничему не могу учить, кроме математики, впрочем. Я особенно не хочу именно тебя учить, понимаешь. Я — рассказываю. А делать кого-то другого похожим на меня, это, брат, по-моему, свинство. Я особенно не хочу, чтобы ты думал похоже на меня, это совершенно не годится тебе, потому что, брат, я думаю плохо.

Он бросил папиросу на землю, растоптав ее двумя слишком сильными ударами ноги. Но тотчас закурил другую папиросу и, нагревая на огне спички ноготь большого пальца, продолжал, усмехаясь невесело: — Вот, например, я думаю, что человечество до конца дней своих будет описывать факты и создавать из этих описаний более или менее неудачные догадки о существе истины или же, не считаясь с фактами — творить фантазии. В стороне от этого — под, над этим — Бог. Но — Бог — это для меня неприемлемо. Может быть, он и существует, но — я его не хочу. Видишь — как нехорошо я думаю. Да, брат… Есть люди, которые считают идеализм и материализм совершенно равноценными заблуждениями разума. Они — в положении чертей, которым надоел грязный ад, но не хочется и скучной гармонии рая. Он вздохнул, прислушался к пению виолончели.

Ищи сам… Я был глубоко взволнован его речью, — я понял в ней столько, сколько надо было понять для того, чтоб почувствовать боль души Николая. Взяв друг друга за руки, мы с минуту стояли молча. Хорошая минута! Вероятно — одна из лучших минут счастья, испытанного мною в жизни. Текст 2 Сочинение 1 На полярных зимовках в Арктике, как и во всех многолюдных экспедициях, бывают дельные люди и бездельники, скучные и весёлые, бодрые и унылые, здоровые и больные. Соколов-Микитов Иван Сергеевич. Величайшую, казалось, самую несбыточную мечту о справедливом переустройстве жизни мы первыми осуществили в нашей стране: на полях списка исторических мечтаний у раздела «Социализм» мы уже поставили отметку о выполнении. И ничто на свете не сможет покол: нашу уверенность в том, что недалека пора, когда сбудутся один за другим все самые смелые помыслы человечества. Завоевать межпланетные пространства, проникнуть в иные миры — одно из давнишних мечтаний обитателей земного шара.

В самом деле, неужели человек обречен довольствоваться лишь одной крупинкой мироздания — маленькой Землей? Фантасты бередили самолюбие обитателей нашей планеты. Ученые искали способов достичь звездных миров или по крайней мере Луны. В отважных умах рождались различные догадки, то научные, то фантастические. Он, например, предлагал, как пишет Эдмонд Ростан, «сесть на железный круг и, взяв большой магнит, забросить вверх его высоко, пока не будет видеть око: он за собой железо приманит. Вот средство верное. А лишь он вас притянет, схватить его быстрей и вверх опять… Так поднимать он бесконечно станет». Или, заметив, что от Луны зависят приливы и отливы, рекомендовал: «В тот час, когда волна морская всей силой тянется к Луне», выкупаться, лечь на берегу и ждать, пока сама Луна не притянет вас к себе.

Проблема исторической памяти по тексту Б. Васильева Исходный текст Сочинение — рассуждение 1 В те времена домик — старенький, чёрный, скособоченный, под ржавой крышей — торчал среди новеньких пятиэтажек.

Проблема влияния искусства на формирование любви к родной земле, к Отечеству по тексту В. Солоухина Исходный текст Сочинение — рассуждение 1 Известно, что молодёжь овладевает теперь скоростным методом чтения. Исходный текст Сочинение — рассуждение 1 В суровые военные годы во время бомбёжки моя бабушка всегда стояла на посту с винтовкой за плечами и со свистком в руке. Ликвидация безграмотности плюс… Литература — это новости, которые не устаревают Эзра Паунд Анализ исходного текста ЕГЭ по русскому языку часть С и создание сочинения. Практика 2 Практика 2. Работа над содержанием сочинения. Вступление к сочинению. Безусловно, вводная и заключительная части сочинения зависят от того, в каком стиле написан исходный текст, какого он типа, какова его проблематика и т. Текст 1. Читайте также: Многообразие выбора ограничивает свободу в деятельности человека З Можно, конечно, с тщательностью выписать, как одни капли мерцают глубокой зеленью, другие — чисто кровавого цвета, третьи — матово светятся; изнутри, четвёртые — молочно-голубые, пятые — белые, как молоко, но просвеченные огненной искоркой.

Солоухин Текст В. Солоухина художественный, поэтому проблема не обозначена открыто. Она обозначена через отношение автора к природе, его желание рассказать людям, как прекрасен мир и как человек много теряет, если не находит возможности для общения с природой. Проблема — человек и природа проблема отношения человека к природе. Позиция автора также неявная, она выводится из конкретной ситуации пр. Как же можно сформулировать вступление к сочинению по подобному тексту? Вариант 1. Во вступительной части сочинения можно определить тему о чём текст? Например: Утро — это время, когда пробуждается от сна всё живое. Свежесть и яркость утренних красок, утренняя прохлада, сверкание росы создают в природе особое настроение, которое передаётся людям, поднимающимся с первыми лучами солнца, как бесценный дар, как высшая награда за открытость этому миру.

Об этом текст замечательного русского писателя В. Вариант 2. Во вступительной части сочинения можно рассказать об авторе текста, если он вам знаком, и о связи проблемы, поднятой в тексте, с общей направленностью его творчества. Завораживают описания природы, созданные им, удивительно точны, эмоциональны, выразительны его высказывания о человеке. В своём творчестве Солоухин не раз поднимал тему взаимоотношений человека и природы. К этой теме писатель обращается и в тексте о прекрасном росном утре. Сведения о писателе — авторе текста следует давать в предельно сжатом объёме не более трёх предложений. Если в качестве материала для анализа предлагается текст неизвестного вам публициста, не стоит делать широкие обобщения на основании текста, прочитанного на экзамене, и следует отказаться от данного типа вступления. Вариант 3. В качестве вступления можно написать лирическое размышление.

Оно предполагает предельную искренность и в то же время требует умения подчинить поток нахлынувших чувств поставленной цели. Вступление не должно быть больше пятой части сочинения. Например: Наверное, каждый человек встречал хоть один раз зарю. Как удивительна трава, сверкающая росой в лучах восходящего солнца! А цветы? А птицы? Как выразить то общее настроение пробуждающейся природы, которое передаётся и нам, проснувшимся на заре? Именно об этом говорится в тексте В. Текст 2. З Может быть, потому, что дедушкиного дома уже нет — старые умерли, а молодые переехали в город или поближе к нему.

Искандеру В тексте Ф. Искандера ставится проблема отношения к предкам, родному дому. Идея позиция писателя выражена открыто пр. Вариант 4. Эта тема в силу своей значимости постоянно затрагивается в литературе, поэтому вступлением к сочинению по данному тексту может быть цитата. Например: Два чувства дивно близки нам, В них обретает сердце пищу: Любовь к родному пепелищу, Любовь к отеческим гробам — Эти бессмертные строки А. Пушкина вспоминались мне, когда я читал текст Ф. Конечно, к цитатам нужно относиться осторожно. Они должны содержать одну из основных мыслей текста и в то же время давать возможность выхода на его проблему и позицию автора идею. Выбранное высказывание должно быть кратким, выразительным и желательно содержащим обобщающее умозаключение.

Текст 3.

Анализ текста Вертеля Л. Обо всём этом мы говорим на нашем вебинарном курсе "Золотая формула сочинения ЕГЭ". Присоединяйтесь к нам, если хотите получить высокие баллы? Вы также можете приобрести видеокурс "Золотая формула сочинения ЕГЭ", куда входят 21 видеоурок и вебинар полностью, а не фрагментарно, как здесь , теоретический материал по подготовке к написанию сочинения ЕГЭ.

📌 Рубрика "РЕАЛЬНОЕ СОЧИНЕНИЕ ЕГЭ на 24 БАЛЛА"

Экзаменационные сочинения по ЕГЭ. После этого они постояли около него несколько минут и ушли, не дожидаясь скорой. Сочинения в Интернете разные. Готовые сочинения (25 вариантов) по пособию Н.А. Сениной для подготовки к ЕГЭ 2023 года по русскому языку.

Сочинение на тему спор егэ

Главная» Новости» Началось это под вечер после обеда сочинение егэ вересаев. Сочинение по тексту тендрякова | Образовательные документы для учителей, воспитателей, учеников и родителей. (17)Спор разгорался. (18) Раненые бойцы, ехавшие в недол гий отпуск, и пассажиры начали наперебой хвалить родные места. Текст ЕГЭ Г.И. Успенский 1)Я исходил по Парижу десятки вёрст, нося в своей душе груз горького, подлого и страшного, и совершенно неожиданно доплёлся до. Сочинение ЕГЭ 2015 на тему искусства ведения спора Решение многих проблем современности возможно только на путях открытого и гласного обмена мнениями, широкого общественного диалога. Сочинение по тексту тендрякова | Образовательные документы для учителей, воспитателей, учеников и родителей.

Похожие новости:

Оцените статью
Добавить комментарий